Лермонтов М. Ю. Картины. Акварели. Рисунки // Лермонтов: Картины. Акварели. Рисунки: Альбом репрод. / Сост. Е. А. Ковалевская; Вступ. ст. И. Л. Андроникова; Пояснения И. А. Желваковой. — М.: Изобраз. искусство, 1980. — С. 15—229.

http://feb-web.ru/feb/lermont/texts/selected/k80/k80-015-.htm

- 15 -

КАРТИНЫ·АКВАРЕЛИ
РИСУНКИ

- 16 -

Рисунки и акварели, отмеченные знаком *,
воспроизводятся в натуральную величину

- 17 -

1
«На Горячих водах» *

1825

Кавказ вошел в сознание Лермонтова задолго до того, как он достиг поэтической зрелости и оказался в ссылке в этой «далекой стране». Бурный Кавказ, край свободы и чести, впервые открылся поэту в пору, когда ему было всего десять лет. Образы Кавказа, которые мы встречаем в первых его поэтических сочинениях и рисунках, — это впечатления ребенка.

Он увидел черкесов в мохнатых шапках и бурках, скачки джигитов, огненные пляски, хороводы, услышал горские песни, легенды, предания. В 1825 году бабка Лермонтова, Е. А. Арсеньева, возила внука лечить на кавказские воды, в Горячеводск (Пятигорск). Ездили на своих лошадях, через всю Россию. Путешествие продолжалось надели три. Наконец, на краю государства вставали Кавказские горы, парили в небе орлы и открывался суровый край войны.

Именно Горячеводск, первое пристанище юного Лермонтова, изображен на самой ранней из дошедших до нас лермонтовских акварелей. Неумелый «пейзаж с озером и горами» — то ли попытка мальчика сделать зарисовку с натуры, то ли игра детского воображения, уже впитавшего кавказские впечатления... Но в своем пояснении к рисунку Лермонтов очень точен. Подпись под акварелью его рукой: «M. L. l’an 1825 le 13 juin aux Eaux chaudes», свидетельствующая, что рисунок сделан им 13 июня 1825 года в Горячеводске. Акварель находится в альбоме, принадлежавшем любимой тетке Лермонтова — Марии Акимовне Хастатовой-Шан-Гирей. Альбом хранился в ее пензенском имении — Апалихе, куда семья Шан-Гиреев переехала с Кавказа в 1825 году.

 

- 18 -

2
Пейзаж с березами *

1828—1832

Самые первые, а потому и самые прочные впечатления Лермонтова — это скромный, прелестный пейзаж села Тарханы Пензенской губернии, где прошли первые тринадцать лет его жизни. Дубовые рощи, обрывистые берега степных рек, непыльные проселочные дороги, кое-где березы, белеющие среди желтых полей, и далеко-далеко, как волны, синеют холмы. Образ Родины, с такой очевидностью возникший в раннем рисунке поэта, вновь рождается в позднем его стихотворении:

Люблю дымок спаленной жнивы,
В степи ночующий обоз
И на холме средь желтой нивы
Чету белеющих берез.

Родина. 1841

 

- 19 -

3
Парус *

1828—1832

В том же альбоме М. А. Шан-Гирей находится акварель Лермонтова, на которой мы видим морской пейзаж с белеющим парусом. Очевидно, она относится к 1832 году, когда Лермонтов переехал из Москвы в Петербург и впервые увидел море. 28 августа 1832 года он писал из Петербурга своей приятельнице М. А. Лопухиной и в письме привел стихи:

Для чего я не родился
Этой синею волной?
Как бы шумно я катился
Под серебряной луной...

Тема морской стихии, вольного паруса возникает затем во многих лермонтовских стихотворениях и прежде всего в «Парусе». Рисунок — не иллюстрация и все же — своеобразный графический комментарий к литературным замыслам поэта. Он отражает внутреннее родство и неразрывность связей Лермонтова — художника и поэта, слившихся в едином, тревожно-романтическом восприятии мира.

Белеет парус одинокой
В тумане моря голубом!..
Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном?..

Играют волны — ветер свищет,
И мачта гнется и скрыпит...
Увы, — он счастия не ищет
И не от счастия бежит!

Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой...
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!

Парус. 1832

 

- 20 -

4
Древняя рать *

1828

В музее, где хранится эта акварель, за ней утвердилось название «Отряд древних воинов». На обороте акварели надпись неизвестной рукой: «Вид лесистой и гористой местности с ратью древних воинов. Рисовал М. Ю. Лермонтов». Действительно, в долине, ограниченной остроконечными горами, движется рать пеших и конных воинов, вооруженных копьями. На переднем плане — воин в кольчуге, с мечом на поясе. Рядом с ним — другой, со щитом, луком и стрелами. Интересно, что рать русская, а горы — Кавказские, напоминающие по форме Бештау. На склоне дальней горы — чета деревьев. Несомненно, рисунок принадлежит Лермонтову, относится к числу самых ранних и возник в связи с интересом Лермонтова к русской истории. С детства внимание Лермонтова привлекали татарское нашествие и «колыбель воинственных славян» — древний Новгород. В стихах и поэмах, подобно поэтам-декабристам, он призывал подражать древним славянским героям, отдавшим жизнь за честь и свободу родной земли. К 1829 году относится начало неосуществленной поэмы «Олег».

Ах, было время, время боев,
На милой нашей стороне.
Где ж те года? прошли оне
С мгновенной славою героев.
Но тени сильных я видал
И громкий голос их слыхал:
В часы суровой непогоды,
Когда, бушуя, плещут воды,
И вихрь, клубя седую пыль,
Волнует по полям ковыль,
Они на темно-сизых тучах
Разнообразною толпой
Летят. Щиты в руках могучих,
Их тешит бурь знакомый вой.
Сплетаясь цепию воздушной,
Они вступают в грозный бой.

Олег, 1829

- 21 -

 

- 22 -

5
Заглавный лист поэмы «Черкесы» *

1828

В альбоме, в который Лермонтов вписал «Кавказского пленника», сохранилась картинка — заглавный лист поэмы «Черкесы» с эпиграфом из «Кавказского пленника» Пушкина.

«Черкесы» — первая поэма Лермонтова, написанная им в Чембаре, уездном городке Пензенской губернии, близ которого находилось имение Тарханы.

В основу поэмы легли детские впечатления Лермонтова, рассказы родственников, главным образом Шан-Гиреев, живших по соседству с Тарханами. Кроме того, тринадцатилетний поэт широко использовал литературные источники, позаимствовав из них десятки строк. В копии поэмы Лермонтов приписал: «В Чембар за дубом». Сохранилась запись Лермонтова, что он начал «марать стихи в 1828 году». Из этого можно сделать вывод, что «Черкесы» были написаны летом 1828 года, еще до поступления в московский Университетский пансион.

 

- 23 -

6
«Кавказский пленник». Фронтиспис. *
Автоиллюстрация к поэме

1828

В юношеском стихотворении Лермонтов с любовью вспоминает поездку на Кавказ:

Хотя я судьбой на заре моих дней,
О южные горы, отторгнут от вас,
Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз:

Как сладкую песню отчизны моей,
Люблю я Кавказ.

Кавказ. 1830

Эта любовь получила выражение уже в первых поэмах Лермонтова «Черкесы» и «Кавказский пленник», которые начинают тему Кавказа, проходящую через все его творчество.

 

Рисунок Лермонтова украшает рукопись его собственной поэмы «Кавказский пленник», написанной тринадцатилетним поэтом в подражание одноименной пушкинской поэме. На рисунке — скачущий на коне черкес влачит на аркане русского пленника.

Вдруг пыль взвилася над горами,
И слышен стук издалека;
Черкесы смотрят: меж кустами
Гирея видно, ездока!
.............

Он понуждал рукой могучей
Коня, приталкивал ногой,
И влек за ним аркан летучий
Младого пленника <с> собой.

Кавказский пленник. 1828

- 24 -

7
Нападение *

1829

В 1825 году десятилетний Лермонтов вместе с бабкой ездил из Горячеводска на Терек, в имение Шелковое, принадлежавшее сестре Е. А. Арсеньевой — Е. А. Хастатовой. Имение находилось на границе Чечни.

Все в этом крае было необыкновенно и ново — нравы, характеры и горцев и русских, казаков, солдат, офицеров; на них наложили свой отпечаток кавказская жизнь и законы долголетней войны. Путешествие было небезопасно — на дорогах везде стояли казачьи пикеты, переезды совершались не иначе, как под охраной вооруженного отряда с пушкой.

Воображение юного Лермонтова поражали рассказы о кровопролитных сражениях и схватках с горцами, о засадах и нападениях, подстерегавших казаков на каждом шагу.

Повсюду смерть и ужас мещет
В горах, и в долах, и в лесах;
Во граде жители трепещут;
И гул несется в небесах.
Иный черкеса поражает;
Бесплодно меч его сверкает.
Махнул еще; его рука,
Подъята вверх, окостенела.
Бежать хотел. Его нога
Дрожит недвижима, замлела;
Встает и пал...

Черкесы. 1828

- 25 -

 

- 26 -

8
Юноша в бурнусе

1831

Еще в пансионе Лермонтов интересовался Востоком и обнаруживал познания в археологии и истории искусства. В Московском университете преподавали крупные востоковеды, читались лекции по арабской и персидской словесности, а на практических занятиях разбирались труды историков и поэтов древности.

Эти занятия не прошли даром. Интерес к Востоку Лермонтов сохранял всю жизнь. Отразился он и в некоторых его живописных работах.

Акварель изображает смуглого юношу восточного типа в бурнусе и тюрбане; подписана и датирована самим Лермонтовым.

 

9
Сражение *

1830

- 27 -

 

- 28 -

 

Сюжет будущей драмы «Испанцы» Лермонтов впервые набросал в своей тетради весной 1830 года. Обращение к теме средневековой Испании давало возможность Лермонтову-поэту обличать католическую церковь и гнет в разных его проявлениях. «Испания, — пишет известный исследователь творчества Лермонтова Б. М. Эйхенбаум, — понадобилась Лермонтову только как исторический символ и политический шифр, при помощи которого можно было высказать свои мысли о положении на родине»1. Герои первой трагедии Лермонтова, создававшейся в мрачной обстановке последекабристского гнета, — кастильские дворяне, иезуиты, служители инквизиции. Не случайно, что образы средневековой Испании привлекли внимание и Лермонтова-живописца.

- 29 -

10
Испанец с фонарем и католический монах *

1831

<Иллюстрацию см. выше>

11
Испанец с кинжалом *

1830—1831

 

- 30 -

12
Испанец

1832

 

- 31 -

13
Герцог Лерма

1833

В юности некоторые свои письма Лермонтов подписывал именем «Lerma», полагая, что происходит от легендарного предка — «родоначальника» фамилии Лермантовых (так она писалась) — испанского владетельного герцога Лерма. (Позже он узнал, что фамилия Лермонтовы происходит от шотландского барда XII столетия — Томаса Лермонта и стал писать свою фамилию через «о» — Лермонтов.)

К началу 1830-х годов относится первая попытка создания портрета этого легендарного «предка». Об истории портрета со слов друзей поэта Лопухиных рассказал П. А. Висковатов, один из первых его биографов: «В 1830 или 1831 году Лермонтов в доме Лопухиных, на углу Поварской и Молчановки, начертил на стене углем голову (поясной портрет), вероятно, воображаемого предка. Он был изображен в средневековом испанском костюме, с испанской бородкой, широким кружевным воротником и с цепью ордена Золотого Руна вокруг шеи. В глазах и, пожалуй, во всей верхней части лица нетрудно заметить фамильное сходство с самим нашим поэтом. Голова эта, нарисованная al fresco, была затерта при поправке штукатурки, и приятель поэта, Алексей Александрович Лопухин, был этим очень опечален, потому что с рисунком связывалось много воспоминаний о дружеских беседах и мечтаниях. Тогда Лермонтов нарисовал такую же голову на холсте и выслал ее Лопухину из Петербурга»2. 25 февраля 1833 года А. А. Лопухин отвечал Лермонтову: «Очень и очень тебе благодарен за твою голову: она меня восхищает и между тем иногда грусть наводит, когда я в ипохондрии...»3

 

- 32 -

14
Эмилия — героиня драмы Лермонтова «Испанцы» *

1830—1831

Хотя эта акварель обнаружилась сравнительно недавно и впервые опубликована Н. П. Пахомовым в 1961 году4, утвердилось мнение, что это портрет В. А. Лопухиной в образе испанской монахини. Девушка под черным покрывалом действительно похожа на другие изображения Лопухиной. Но поэт изобразил не просто монахиню. На акварели — Лопухина в образе героини «Испанцев» Эмилии, о которой в ремарке третьего действия пьесы сказано: «Эмилия входит бледная, в черном платье, в черном покрывале и с крестиком на груди своей».

С Варварой Александровной Лопухиной (1814—1851) Лермонтова всю жизнь связывала глубокая и несчастная любовь. К ней обращено множество лермонтовских стихотворений. Закончив в 1838 году поэму «Демон», работа над которой продолжалась более десяти лет, Лермонтов на последней странице написал «Посвящение» Лопухиной. Акварель до недавнего времени находилась в семейном архиве Александры Михайловны Верещагиной, друга и родственницы поэта, принадлежавшей к тем, кто рано разгадал гениальное дарование Лермонтова.

В 1837 году Верещагина навсегда покинула Россию, став баронессой фон Хюгель. Несколько раньше, в 1835 году, изменилась и судьба В. А. Лопухиной. Она вышла замуж за Н. Ф. Бахметева, человека старше ее почти на двадцать лет. Опасаясь, что муж из ревности к Лермонтову уничтожит вслед за его письмами остальные реликвии, В. А. Лопухина передала Верещагиной все, что имела. Так портрет Лопухиной оказался в фамильном замке Хюгелей — «Хохберг». П. А. Висковатову, предпринявшему в 1870-х годах поиски лермонтовских материалов, получить акварель в Россию не удалось. Дочь А. М. Верещагиной, графиня Берольдинген, не сумела ее отыскать. 120 лет спустя акварель нашлась в собрании профессора М. Винклера (ФРГ) и была возвращена на Родину.

- 33 -

Я кончил — и в груди невольное сомненье!
Займет ли вновь тебя давно знакомый звук,
Стихов неведомых задумчивое пенье,
Тебя, забывчивый, но незабвенный друг?

Пробудится ль в тебе о прошлом сожаленье?
Иль, быстро пробежав докучную тетрадь,
Ты только мертвого, пустого одобренья
Наложишь на нее холодную печать;

И не узнаешь здесь простого выраженья
Тоски, мой бедный ум томившей столько лет;

И примешь за игру иль сон воображенья
Больной души тяжелый бред...

Посвящение к поэме «Демон». 1838

 

- 34 -

 

- 35 -

15
Испанец *

1831

<Иллюстрацию см. выше>

 

16
Рыцарь

1832

 

- 36 -

АЛЬБОМ А. М. ВЕРЕЩАГИНОЙ (I)

Первая половина 1830-х годов.

Прошло немало времени, прежде чем мы смогли увидеть репродукции лермонтовских рисунков из альбомов А. М. Верещагиной, хранящихся ныне в Колумбийском университете в Нью-Йорке.

Они заполнялись в Москве в первой половине 1830-х годов и отражают дружеские отношения Лермонтова с владелицей этих альбомов Сашенькой Верещагиной.

В 1829 году Лермонтов первый раз проводил свое лето в подмосковном имении родственников Столыпиных (Е. А. Арсеньева была урожденной Столыпиной) — Середникове. По соседству находилась деревня, принадлежавшая Верещагиной. Так что виделись они с утра и до вечера. И в Москве встречались зимою едва ли не каждый день.

Верещагина была старше Лермонтова четырьмя годами. И он относился к ней с шутливым почтением и доверчивой дружбой. Верещагина, по свидетельству родственника Лермонтова А. Шан-Гирея, принимала в нем большое участие, отлично умела пользоваться немного саркастическим направлением ума своего и иронией, чтобы овладеть этой беспокойной натурой и направлять ее, шутя и смеясь, к прекрасному и благородному. Она поощряла его занятия поэзией, берегла его стихи, написанные на лоскутках бумаги. И он охотно вписывал в ее альбомы лучшие свои строфы и украшал страницы рисунками и карикатурами, дарил акварельные работы.

Выйдя замуж за дипломата Вюртембергского королевства борона Карла фон Хюгеля, А. М. Верещагина в Россию больше не вернулась, но все, что напоминало ей о Родине, о прошлом, о друзьях и прежде всего о Лермонтове, увезла с собой и бережно сохранила.

После смерти А. М. Верещагиной (1873 г.). а затем ее матери, Елизаветы Аркадьевны (1876 г.), принадлежавшие им рукописи и рисунки Лермонтова, обширная семейная переписка, альбомы со стихами и зарисовками поэта перешли к наследникам, уже не знавшим русского языка.

В руках дочери А. М. Верещагиной — графини Берольдинген оказался и альбом для стихов в коричневом сафьяновом переплете, с золотым тиснением «Souvenir», заключавший 176 пронумерованных страниц.

На первой странице альбома, уже потерянной ко времени его поступления в Колумбийский университет, значилось:

«Livre de Poésies
appartenant à

Alexandrine de Wereschaguine
Moscou, 1833

Les dessins par Michel Lermentoff.
Avec 176 pages».

В «Альбоме для стихов» было девять лермонтовских рисунков, шесть из которых сопровождались собственноручными надписями поэта по-русски и по-французски (реплики, которые изрекали лермонтовские персонажи — девушки и военные, сановники и старухи).

Это шаржи, полные жизни и юмора зарисовки, выполненные пером или карандашом, изображения бытовых сцен, в которых фигурировали, надо думать, лица из ближайшего окружения Лермонтова и Верещагиной.

В 1882 году два верещагинских альбома вкупе с другими лермонтовскими материалами, присланными графиней Берольдинген по просьбе профессора П. А. Висковатова, находились несколько лет в России и были частично скопированы и скалькированы. Но сюжеты рисунков и карикатур остались нерасшифрованными. Тончайший намек, легкая ирония шаржей, понятных всем причастным к событию, ситуации, сцене, напоминавших, очевидно, о каких-то забавных случаях, вызывавших в кругу Лермонтова веселый смех, полтора века спустя оказались для разгадки неимоверно трудными.

В наше время предпринимались попытки вернуть на Родину утраченные лермонтовские реликвии. Многое удалось. «Сокровища замка «Хохберг» стали собственностью московских музеев и библиотек5. Однако оба верещагинских альбома, купленные в 1934 году, после смерти их последнего владельца, профессором М. Винклером на аукционе в замке «Хохберг», ушли за океан.

В 1973 году в Ленинград по приглашению Пушкинского дома Академии наук СССР приехала из США г-жа Антони Глассе и показала лермонтоведам слайды — листы верещагинских альбомов. Пошли переговоры о совместном их изучении и публикации. В 1977 году рисунки из американских альбомов увидели советские читатели, через два года вышел совместный советско-американский сборник, расширивший наши представления о лермонтовской графике6.

- 37 -

17
Офицер *

Серию лермонтовских карикатур в альбоме открывает фигура военного, показанного со спины, — в эполетах, в большой шляпе с плюмажем, с саблей. А ноги — тонкие и кривые. Очевидно, знакомые Верещагиной, глядя на спину, узнавали этого человека.

 

- 38 -

18
Штатские на прогулке *

Высокий франт в очках, с модной в ту пору бородкой, окаймляющей лицо, гуляет (очевидно, по бульвару), горделиво закинув голову и выпятив грудь.

На заднем плане — второй господин с цилиндром в одной руке и хлыстом в другой. Фигуры разномасштабны, и неизвестно, связаны ли они сюжетно между собой.

С давних пор, рассматривая рисунки Лермонтова, мы постоянно видим на них одни и те же лица. Изображение мужчины в очках повторено в другом рисунке альбома. Можно узнать его и на обложке рукописи романа «Вадим».

 

- 39 -

19
Двое штатских *

На рисунке двое мужчин, один из которых, в очках, уже знаком нам по предыдущему рисунку. Теперь он стоит за стулом старого модника с цилиндром в руке, устремившего куда-то нетерпеливый взгляд, с его губ срывается: «S’pas vrai!» («Это невероятно!»), причем фраза передана во французском разговорном произношении: «Ce n’est pas vrai».

 

- 40 -

20
«Адоратор» *

В центре группы — уже знакомый нам по предшествующему рисунку господин с орлиным носом. Здесь он в цилиндре, с лорнетом, в накидке с меховым воротником. Он говорит по-французски стоящему перед ним толстопузому человечку в очках: «Je n’ai pas jamais vu comça» («Такого я еще никогда не видел»). А сверху — надпись тою же — лермонтовскою — рукой, по-русски: «адоратор», что значит «обожатель», «поклонник». В данном случае это не реплика, а название всей сцены. Возникают вопросы: кто из двух находящихся на первом плане мужчин — «адоратор», и чей? Очевидно, хозяйки альбома.

Шаржированные рисунки вызывают в памяти лермонтовское сатирическое стихотворение 1830 года «Булевар», в котором представлена целая галерея завсегдатаев Тверского бульвара в Москве:

Подалее на креслах там другой;
Едва сидит согбенный сын земли;
Он как знаток глядит в лорнет двойной;
Власы его в серебряной пыли...

 

- 41 -

21
Штатские и военный *

Справа, прислонившись к балюстраде, стоит затянутый в вицмундир офицер, судя по сабле — кавалерист. Он произносит: «Давай кутить, а потом в Школу». В центре — господин во фраке, бросающий реплику: «Vous rrradotez!» («Вы зззаговариваетесь!») молодому человеку очень маленького роста, в модном фраке с бутоньеркой в петлице и со взбитым пышным коком. Последний, кажется, возражает собеседнику, но весьма невнятно, восклицая: «Zu, zu, zu!»

 

- 42 -

22
Офицер и дама *

Седовласый военный в вицмундире со штабс-офицерскими эполетами сидит на низком диванчике в подобострастной позе перед молодой женщиной и говорит комплименты, а может быть, объясняется в любви. Не Верещагина ли это? Есть и другое предположение, что на картинке изображена гувернантка в доме Е. А. Столыпиной, владелицы имения Середниково, — француженка Каролина Мишель. «Судя по тому, что офицер позволяет себе сидеть перед дамой, — пишет исследовательница лермонтовского изобразительного наследия Е. А. Ковалевская, — она, видимо, занимает... подчиненное положение в обществе»7.

 

- 43 -

23
Девушка и офицер в парадном мундире *

Сюжет сценки пока не поддается расшифровке. Ничего не объясняет и французская реплика, помещенная возле лица офицера: «C’est edifiand et surprenant» («Это назидательно и изумительно»). Высказывается предположение, что девушка, некрасивая, небольшого роста и очень сутулая, — сестра Екатерины Александровны Сушковой — Елизавета, в замужестве Ладыженская8.

 

- 44 -

24
Молодая женщина и мужчина во фраке *

Последний из шаржей — весьма экспрессивная сцена — молодая женщина, видимо, изнемогая от усталости (после очередного танца?), только что опустилась на стул... Вздох облегчения: «уф!». Крошечный господин, уже знакомый по предыдущему рисунку («Штатские и военный»), подбегает к ней, протягивает руки и произносит с явным огорчением: «C’est terrible» («Это ужасно»). Е. А. Ковалевская высказала предположение, что изображенный человек — будущий знаменитый композитор А. С. Даргомыжский. Справедливо считать героиней сценки Екатерину Александровну Сушкову. Достаточно сравнить ее изображение с рисунком Лермонтова на полях автографа стихотворения «Стансы» («Взгляни, как мой спокоен взор...»). Специалисты усматривают сходство альбомного рисунка и с миниатюрой работы неизвестного художника, где Сушкова в бальном платье, с той же высокой прической с пышными буклями9.

 

- 45 -

25
Автограф стихотворения «Стансы»
(«Взгляни, как мой спокоен взор...»)

1830—1831

История отношений Лермонтова и Е. А. Сушковой, близкой приятельницы Сашеньки Верещагиной, — весьма драматический «сюжет» в личной и творческой биографии поэта. Они познакомились ранней весной 1830 года. У Сашеньки Верещагиной Катя Сушкова встретила «неуклюжего, косолапого мальчика лет шестнадцати или семнадцати, с красными, но умными, выразительными глазами, со вздернутым носом и язвительно-насмешливой улыбкой»10.

Тогда Сушкова отвергла любовь подростка и посмеялась над ней («Смеялась надо мною ты...»). В 1835 году они поменялись ролями.

Судьба свела их вновь в Петербурге. И Лермонтов отомстил ей за слезы, которые его «заставило проливать кокетство m-lle С. пять лет тому назад».

Этот второй круг отношений получил отражение в романе «Княгиня Лиговская». В непривлекательном образе Негуровой нетрудно было узнать Сушкову.

 

- 46 -

ЮНКЕРСКАЯ ТЕТРАДЬ ЛЕРМОНТОВА. 1832—1834

Когда в 1880-е годы в Петербурге создавался Лермонтовский музей, среди прочих пожертвований поступила туда тетрадь, содержащая 245 рисунков (из них большинство — лермонтовские) на 68 листах. Дарителем был князь Н. Н. Манвелов, бывший воспитанник школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, приятель и соученик Лермонтова. Он-то и рассказал историю получения этой тетради и раскрыл оригиналы многих изображенных в ней персонажей. «Когда произведены были в офицеры юнкера выпуска 1834 года и в числе их и Лермонтов и приятель его Леонид Николаевич Хомутов, [...] выпущенный в конногренадеры, то я, будучи назначен на место сего последнего старшим отделенным унтер-офицером 4-го уланского взвода, должен был занять и его койку в дортуаре и находившийся при ней шкапик, приводя в порядок который я нашел завалившуюся между стенками выдвижного ящика и стенками самого шкапика тетрадку, виденную мною прежде у Лермонтова и признанную товарищами как принадлежавшую Лермонтову, и так как никто из товарищей моих в школе, ни кто-либо иной не заявлял прав на эту находку, то она так и осталась у меня...»11.

Содержание тетради многообразно — сцены из юнкерской жизни, карикатуры, портретные зарисовки юнкеров и их воспитателей; картины военного быта, преимущественно на Кавказе с его живописной романтической природой и героикой долголетней войны; иллюстрации, вдохновленные чтением «Аммалат-Бека» А. Бестужева-Марлинского.

26
Лист набросков *

Глубокий и напряженный интерес Лермонтова к жизни России, к состоянию современного ему общества выразился в пристальном внимании поэта к самым обыденным сценам, действующими лицами которых являются простые люди. На страницах альбома появляются крестьяне. Многие рисунки, по свидетельству Манвелова, передают настроение поэта, «его личные планы и надежды в будущем, или мечты его художественного воображения». Например, он «любил представлять себя едущим в отпуск после производства в офицеры и часто изображал себя в дороге, на лихой ли тройке, на перекладной, в коляске ли, или на санях, причем [...] ямщика своего он всегда изображал с засученными рукавами рубахи и в арзамасской шапке, а себя самого в форменной шинели и если не в фуражке, то непременно в папахе»12.

Лермонтовский рисунок уверен, динамичен, полон энергии и полета — мчатся тройки, погоняемые удалыми возницами, скачут всадники, сдерживая нетерпеливых коней, бешено сшибаются в бою неприятели...

- 47 -

 

- 48 -

27
В дортуаре

На рисунке изображены — справа юнкер Леонид Николаевич Хомутов, слева — юнкер князь Иосиф Шаховской, имевший огромный нос и получивший прозвание «курок» оттого, что один из общих товарищей по школе юнкер Сивере, «в виде шутки подкладывал свою согнутую у локтя руку под громадный нос Шаховского и командовал прием «под курок». Внизу, на рисунке «В дортуаре», тот же Шаховской изображается лежащим в постели с резко выдающимся на подушке носом. А неподалеку от него группа товарищей-юнкеров у стола читает «историю носа Шаховского, иллюстрированную картами и политипажами, сочиненную товарищами и в числе их и самим Лермонтовым» (Н. Н. Манвелов)13.

Князь Шаховской описан в юнкерской поэме Лермонтова «Уланша»:

Князь Нос, сопя, к седлу прилег,
Никто рукою онемелой
Его не ловит за курок...

 

 

28
Лист набросков *

- 49 -

 

- 50 -

29
Лист набросков

 

 

30
Офицер в эполетах *

- 51 -

 

- 52 -

 

- 53 -

31
Лист набросков *

<Иллюстрацию см. выше>

 

32
Лист набросков

 

 

33
Лист набросков *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

34
Всадники с ружьями *

<Иллюстрацию см. ниже>

- 54 -

 

- 55 -

 

- 56 -

35
Конный улан и наброски мужских лиц

 

36
Лист набросков *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

37
Конные уланы с пиками *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

38
Сцена из военной жизни *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

- 57 -

 

- 58 -

 

- 59 -

 

- 60 -

 

- 61 -

39
Беседующие *

<Иллюстрацию см. выше>

 

40
Офицер, курящий трубку

 

- 62 -

41
Лист набросков

 

 

42
В манеже *

 

Н. Н. Манвелов свидетельствует, что на рисунке изображен полковник Алексей Степанович Стунеев, командир эскадрона кавалерийских юнкеров, преподаватель Лермонтова, о котором поэт шутливо упомянул в стихотворении «Юнкерская молитва»:

Пускай в манеже
Алехин глас
Как можно реже
Тревожит нас.

<Иллюстрацию см. ниже>

 

43
Казак с пикой, берущий препятствие *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

44
Всадники в восточных костюмах *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

- 63 -

 

- 64 -

 

- 65 -

 

- 66 -

45
Тройка, выезжающая из деревни *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

46
Кибитка, запряженная тройкой *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

47
Зимний возок *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

- 67 -

 

- 68 -

 

- 69 -

 

- 70 -

48
Крестьяне

 

 

49
Тройка у постоялого двора *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

50
Тройка на деревенской улице *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

51
Сани, запряженные тройкой *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

- 71 -

 

- 72 -

 

- 73 -

 

- 74 -

52
Крестьянин

 

 

53
На постоялом дворе *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

54
Беседующие казаки *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

55
Крестьянин под деревом *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

- 75 -

 

- 76 -

 

- 77 -

 

- 78 -

56
Всадник в лесу *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

57
Всадник с охотничьей собакой *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

58
Прогулка *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

- 79 -

 

- 80 -

 

- 81 -

 

- 82 -

59
Штаб-ротмистр В. И. Кноринг *

Н. Н. Манвелов свидетельствует, что «рисунок был посвящен характеристике [...] дежурного офицера и преподавателя кавалерийского устава штаб-ротмистра Кирасирского его величества полка (в черных латах) Владимира Ивановича Кноринга, известного [...] своим романтическим характером»14.

<Иллюстрацию см. ниже>

 

60
Лист набросков *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

61
Всадник *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

62
Коляска, запряженная тройкой *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

63
Коляска, запряженная четверкой *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

- 83 -

 

- 84 -

 

- 85 -

 

- 86 -

 

- 87 -

 

- 88 -

64
Набросок мужского лица

 

 

65
Гулянье в саду *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

66
Портрет неизвестного *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

67
Карикатуры на офицеров *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

- 89 -

 

- 90 -

 

- 91 -

 

- 92 -

68
Лист набросков *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

69
Лист набросков *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

70
Лист набросков. В центре — сцена убийства *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

- 93 -

 

- 94 -

 

- 95 -

 

- 96 -

71
Лист набросков *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

72
Всадники *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

73
Горцы у реки *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

74
Стреляющий на скаку черкес *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

75
Кавалерийская схватка казаков с горцами *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

- 97 -

 

- 98 -

 

- 99 -

 

- 100 -

 

- 101 -

 

- 102 -

76
Уланы

 

 

77
Схватка конных егерей с французскими кирасирами *

- 103 -

 

- 104 -

78, 79, 80
Иллюстрации к повести А. А. Бестужева-Марлинского «Аммалат-Бек»

Лермонтов сделал несколько иллюстраций к модной в то время кавказской повести А. Бестужева-Марлинского.

Первая сцена изображает Аммалат-Бека, стреляющего в полковника Верховского.

«...Конь его [Верховского], почуяв брошенные повода, ускорил ход и, таким образом, вдвоем с Аммалатом они далеко опередили отряд...

...Он [Аммалат-Бек] пустил вскачь коня своего, чтобы иметь время справиться с оружием, и вдруг обратился навстречу полковнику, пронесся мимо и стал давать быстрые круги около. С каждым скоком сильней разгоралось в нем пламя бешенства.

Ему казалось, что свистящий мимо ушей воздух жужжал ему: убей! убей! Это враг твой! вспомни Селтанету... Он схватил из-за плеча меткое ружье свое, взвел курок и, ободряя себя криком, поскакал с кровожадною решительностью к обреченной жертве.

Между тем Верховский, не питая ни малейшего подозрения, спокойно смотрел на скачку Аммалата, воображая, что он, по памятному обычаю азиатцев, хочет поджигитовать.
— Стреляй в цель, Аммалат-Бек! — закричал он несущемуся на него убийце.
— Какая цель лучше груди врага! — отвечал Аммалат-Бек, наскакивая, и в десяти шагах спустил курок... выстрел грянул... и молча, медленно свалился полковник с седла»15.

В центре второго рисунка — Аммалат-Бек, бросивший к постели умирающего хана Султан-Ахмета отрезанную голову полковника Верховского. Вокруг постели — семья хана и его приближенные. Рисунок иллюстрирует следующий эпизод повести:

«Посреди комнаты на тюфяке лежал хан, обезображенный быстрой болезнию. [...] Жена и дочь рыдали на коленях у его ложа... старший его сын Нуцал в безмолвном отчаянии стоял в ногах, склонив чело на сжатую руку. Несколько женщин и нукеров плакали тихо поодаль.

Все это, однако ж, не поразило, не образумило Аммалата, преисполненного одною мыслию. Он твердою поступью приблизился к хану и громко сказал ему: — Здравствуй, хан, я привез тебе подарок, от которого бы оживился мертвец. Готовь свадьбу — вот мой выкуп за Селтанету! Вот голова Верховского! — С этим словом он бросил ее к ногам хана»16.

Рисунок, изображающий на переднем плане Аммалат-Бека, иллюстрирует следующий эпизод повести: «Но с самого начала дела до тех пор, покуда ни одного неприятеля не осталось вблизи, русские с изумлением видели перед собою статного черкеса на белом коне, который тихим шагом проезжался взад и вперед мимо наших редантов. Все узнали в нем того самого всадника, что перескочил через траншеи в полдень, вероятно, для подговора черкесов напасть на русских сзади, в то время, как они хотели выпустить из ворот неудавшуюся теперь вылазку. Брызжа и урча, прыгали около него картечи. Конь его рвался на поводах, но сам он, хладнокровно поглядывая на батареи, ехал вдоль их, будто с них осыпали его цветами»17.

- 105 -

 

- 106 -

 

- 107 -

 

- 108 -

81
Иллюстрация к повести А. А. Бестужева-Марлинского «Аммалат-Бек» *

Рисунок иллюстрирует эпизод смерти Аммалат-Бека: «Ночью, когда уже все утихло, артиллерист сидел над полумертвым своим пленником, с участием рассматривая его при тусклом свете фонаря [...] Пленник вздохнул тяжело и, с усилием подняв руку до лба, открыл ею свои отяжелевшие веки, произнося про себя неясные звуки, несвязные слова...

[...] Судорожное движение прервало бред его; невыразимо страшный стон вырвался из груди страдальца и он впал в томительное забытье, в котором одна душа живет еще, чтобы страдать.

Артиллерист, тронутый до глубины сердца, приподнял голову несчастного, спрыснул ему лицо холодною водою и тер спиртом виски, чтобы привести его в чувство. Медленно открыл он очи, несколько раз потряс головою, будто желая отряхнуть с ресниц туман, и пристально устремил зрачки на лицо артиллериста, бедно озаренного мерцанием свечи. И вдруг с пронзительным криком, будто магическою силою приподнялся он с ложа... волосы его стали дыбом, все тело дрожало лихорадочной дрожью, руки искали что-то оттолкнуть от себя... неописанный ужас изобразился на его лице...
— Твое имя? — вскричал он наконец, обращаясь к артиллеристу. — Кто ты, пришлец из гроба?

— Я Верховский, — отвечал молодой артиллерист.

Это был выстрел прямо в сердце пленнику: лигатура на главной артерии лопнула от прилива, и кровь хлынула сквозь перевязки [...]

— Он, верно, был большой грешник! — тихо сказал Верховский стоявшему подле него генеральскому переводчику, содрогаясь невольно.

— Большой злодей! — промолвил переводчик. — Мне кажется, он был русский беглец. Мне не случалось слышать, чтобы какой-нибудь горец говорил так чисто по-русски, как этот пленник. Дайте-ка мне посмотреть его оружие: не найдем ли на нем каких примет?

Говоря так, он с любопытством обнажил кинжал, снятый с убитого, и, приблизив его к фонарю, разобрал и перевел следующую надпись: «Будь медлен на обиду — к отмщенью скор!»

— Самое разбойничье правило! — сказал Верховский. — Бедный брат мой Евстафий... ты пал жертвою подобного изуверства! — Глаза доброго юноши наполнились слезами... — Нет ли чего еще? — спросил он.

— Вот, кажется, имя убитого, — отвечал переводчик, — оно: Аммалат-Бек!»18.

- 109 -

 

- 110 -

82
Черновой автограф поэмы «Ангел смерти»

1831

 

- 111 -

83
Автограф стихотворения «Желание» («Зачем я не птица...»)

1831

 

- 112 -

84
Лист набросков

1834

Наброски сделаны на листе с надписью «Краткое изображение», вырванном из книги, очевидно, учебного характера, полное название которой до сих пор не установлено. Почти все, изображенное на этом листе, встречается и на других лермонтовских рисунках. Так, фигуры мужчины в очках и дамы полностью повторяют наброски на обложке неоконченного романа «Вадим». Там же обнаруживаем и голову мужчины с длинными усами, и фигуру всадника. Портрет женщины с высокой прической встречается на страницах второго верещагинского альбома.

- 113 -

 

- 114 -

85
Обложка рукописи романа «Вадим»

1832—1834

Рассматривая причудливую сеть набросков пером на обложке неоконченного исторического романа, узнаешь постоянно встречающиеся, словно преследующие Лермонтова лица. Молодая печальная женщина, знакомый по первому верещагинскому альбому господин с бородкой и в очках, длинноволосый человек с усами... Выделяются четыре группы зарисовок, не поддающиеся четкому разграничению. В первой — наброски военных сцен и сражений, атак конных уланов и гусаров, всадников и упавших лошадей. Вторая группа — это портреты, наброски голов и физиономий. Обособленно смотрится сцена между женщиной и уже упомянутым господином в очках, повторяющаяся в разных местах листа. Наконец, четко вычленяются наброски, изображающие кулачные бои, вызывающие в памяти «Песню про купца Калашникова...». Все эти безотчетные очерки, движения беглого пера возникли в процессе работы над романом, но никак не связаны с его содержанием.

Может быть, только одну сцену «Вадима» стоит сопоставить с этим необычным листом: «Перед Вадимом было волнующееся море голов, и он с возвышения свободно мог рассматривать каждую; тут мелькали уродливые лица, как странные китайские тени, которые поражали слиянием скотского с человеческим, уродливые черты, которых отвратительность определить невозможно было, но при взгляде на них рождались горькие мысли; тут являлись старые головы, исчерченные морщинами, красные, хранящие столько смешанных следов страстей унизительных и благородных, что сообразить их было бы трудней, чем исчислить; и между ними кое-где сиял молодой взор, и показывались щеки, полные, раскрашенные здоровьем, как цветы между серыми камнями. Имея эту картину перед глазами, вы без труда могли бы разобрать каждую часть ее; но целое произвело бы на вас впечатление смутное, неизъяснимое; и после, вспоминая, вы не сумели бы ясно представить себе ни одного из тех образов, которые поразили ваше воображение, подали вам какую-нибудь новую мысль и, оставив ее, сами потонули в тумане».

<Иллюстрацию см. ниже>

 

86
Обложка рукописи романа «Вадим». Фрагмент *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

87
Обложка рукописи романа «Вадим». Фрагмент *

<Иллюстрацию см. ниже>

 

- 115 -

 

- 116 -

 

- 117 -

 

- 118 -

88
Маневры в Красном Селе *

1835

Рисунок сделан Лермонтовым в пору пребывания в юнкерской кавалерийской школе, перенесшей его в обстановку грубого и разнузданного быта, маршировок и бесконечных парадов.

Романтически приподнятые сюжеты первых его живописных и графических работ уступают место свежим впечатлениям от окружающей жизни, зачастую весьма обыденным, иногда сознательно приниженным. Достаточно рассмотреть фигуру крайнего справа солдата...

- 119 -

 

- 120 -

89
Бивуак лейб-гвардии гусарского полка под Красным Селом *

1835

На переднем плане акварели — живописно расположенная группа из одиннадцати человек, поименно перечисленных на медной дощечке, прикрепленной к старинной раме: «1. Корнет князь Николай Сергеевич Вяземский лежит. 2. Ротмистр Григор. Витт с вахмистром Докучаевым вдали. 3. Штаб-ротмистр Алекс. Григорьевич Ломоносов сидит на ковре. 4. Ротмистр Ив. Ив. Ершов стоит слева руки позади. 5. Посланник в Бразилии Сергей Григорьевич Ломоносов. 6. Поручик Яковлев сложа руки на груди. 7. Флигель-адъютант ротмистр Ираклий Абрамович Баратынский. 8. Корнет князь Витгенштейн, с трубкой в руке. 9. Корнет князь Александр Егорович Вяземский, рассказывающий полковнику князю Дмитрию Алексеевичу Щербатову, который сидит на складном стуле, о похищении из Императорского Театрального училища воспитанницы, танцовщицы, девицы Кох».

Похищение, о котором беседуют персонажи акварели, в свое время занимало весь Петербург, вызвав смятение в дирекции училища и в среде театральных чиновников, потому что всем было известно, «что Кох обратила на себя внимание очень высокой особы»19.

В николаевские времена подобный случай был весьма нередок. Но возможность «шутить» с коронованной особой не допускалась. По приказу Николая I похититель (им оказался князь А. Е. Вяземский) и беглянка были найдены и строго наказаны. Написав картину с «легендой», Лермонтов косвенным образом рассказал о взволновавшей его истории, хорошо понятной современникам по простому намеку.

- 121 -

 

- 122 -

90
Пейзаж с мельницей и скачущей тройкой

1835

- 123 -

 

- 124 -

91
Автограф стихотворения «Пора уснуть последним сном...»

1831

 

- 125 -

92
Автограф поэмы «Сашка»

1835—1836

 

- 126 -

93
В. А. Лопухина *

1835

К Варваре Александровне Лопухиной Лермонтов постоянно обращал свою память и поэтическое вдохновение. Образ любимой преследовал Лермонтова всю его жизнь. Он возникал в случайных набросках и в законченных портретах, в драматических сюжетах и в поэтических посвящениях.

Она не гордой красотою
Прельщает юношей живых.
Она не водит за собою
Толпу вздыхателей немых.
И стан ее не стан богини,
И грудь волною не встает,
И в ней никто своей святыни,
Припав к земле, не признает.
Однако все ее движенья,
Улыбки, речи и черты
Так полны жизни, вдохновенья,
Так полны чудной простоты.
Но голос душу проникает,
Как вспоминанье лучших дней,
И сердце любит и страдает,
Почти стыдясь любви своей.

   1832

- 127 -

Безумно ждать любви заочной?
В наш век все чувства лишь на срок;
Но я вас помню — да и точно,
Я вас никак забыть не мог!

Во-первых, потому, что много
И долго, долго вас любил,
Потом страданьем и тревогой
За дни блаженства заплатил;
Потом в раскаянье бесплодном
Влачил я цепь тяжелых лет;
И размышлением холодным
Убил последний жизни цвет.
С людьми сближаясь осторожно,
Забыл я шум младых проказ,
Любовь, поэзию, — но вас
Забыть мне было невозможно.

  Валерик. 1840

 

- 128 -

АЛЬБОМ А. М. ВЕРЕЩАГИНОЙ (II).
1830—1836

Судьба второго альбома А. М. Верещагиной неразрывно связана с историей первого. Он, как и первый альбом, был увезен из России, хранился в фамильном замке Хюгелей «Хохберг», а после смерти последнего его владельца — продан с аукциона. Отделившись от коллекции профессора М. Винклера (ФРГ), альбом оказался за океаном, в Нью-Йорке. Через много лет представилась возможность его подробного изучения20.

Альбом в переплете из темно-красной кожи с орнаментом золотого тиснения, с золоченой пластиной на крышке и фигурной застежкой имеет на внутренней стороне обложки французскую запись: «Avec 32 pages ет 17 pages illustrées par M. Lermentoff» (На 32 листах с 17 рисунками М. Лермонтова). Рисунки почти все вклеены. Собственно лермонтовских — четырнадцать. Но характер их иной, нежели в первом верещагинском альбоме. Карикатур, вернее, бытовых сценок здесь только две. Основное место занимают акварели. В альбоме их девять. Лишь немногие рисунки альбома поддаются расшифровке и толкованию.

 

94
Вера — героиня романа «Княгиня Лиговская» *

1835—1836

Биограф Лермонтова П. А. Висковатов, сто лет назад державший этот альбом в руках и заказавший копию акварели, определил ее как портрет Варвары Лопухиной. Портретное сходство подчеркивает родинка над бровью печальной молодой женщины. В ранней молодости, когда Лермонтов и Лопухина жили в Москве, приятели дразнили ее: «У Вареньки родинка, Варенька уродинка».

В основу романа «Княгиня Лиговская» Лермонтов положил историю своих отношений с В. А. Лопухиной. Он полюбил ее в Москве, в последний год своего пребывания в университете. С тех пор они не виделись. Прошло более трех лет; неожиданно Лермонтов узнал, что она вышла замуж. Черты В. А. Лопухиной Лермонтов сообщил в романе образу Веры Дмитриевны. Герой, войдя в дом княгини, видит Веру впервые после долгой разлуки, уже замужней дамой: «Через несколько минут он должен был увидеться с женщиною, которая была постоянною его мечтою в продолжение нескольких лет [...]

Медленными шагами Печорин прошел через зал, взор его затуманился, кровь прилила к сердцу. Он чувствовал, что побледнел, когда перешел через порог гостиной. Молодая женщина в утреннем атласном капоте и блондовом чепце сидела небрежно на диване...».

Следующие строки романа, описывающие внешность Веры, — тоже о Вареньке:

«Княгиня Вера Дмитриевна была женщина двадцати двух лет, среднего женского роста, блондинка с черными глазами, что придавало

- 129 -

лицу ее какую-то оригинальную прелесть и таким образом резко отличая ее от других женщин [...] Она была не красавица, хотя черты ее были довольно правильны. Овал лица совершенно аттический и прозрачность кожи необыкновенна. Беспрерывная изменчивость ее физиономии, по-видимому несообразная с чертами несколько резкими, мешала ей нравиться всем и нравиться во всякое время, на зато человек, привыкший следить эти мгновенные перемены, мог бы открыть в них редкую пылкость души...»

 

- 130 -

95
Благословение молодых

1835

Молодая женщина и седой господин с черными усами преклонили колена перед толстым попом в очках, читающим текст из евангелия. За ними — самодовольный пожилой барин со взбитым коком, в высоких воротничках и старуха в чепце. Рядом со священником — дьячок и дьякон с кадилом. Это — шарж, в котором, кроме острой характеристики всех действующих лиц, есть нечто печальное. Особенно в фигуре и выражении лица молодой женщины, в облике которой есть несомненное, легко уловимое сходство с В. А. Лопухиной.

Эта сюжетная сценка известна под разными названиями: «Свадьба», «Русская свадьба», «Венчание», «Чтение евангелия перед коленопреклоненной парой», но содержание ее до конца не раскрыто.

Замечено, и весьма справедливо, что обряд венчания по канонам православной церкви таким образом происходить не мог (венчающиеся не стоят на коленях перед священником и отсутствует аналой, вокруг которого их обводят).

Священник с большими грубыми руками (должно быть, сельский) и все три представителя церкви имеют весьма затрапезный и неряшливый вид, как будто бы их неожиданно призвали для выполнения обряда, возможно, благословения отъезжающих.

Несколько лет назад было высказано предположение, что Варвара Александровна Лопухина-Бахметева и муж ее Николай Федорович Бахметев изображены рядом с князем Н. Ф. Голицыным и теткой Бахметева — А. И. Нарышкиной, в имение которой, Лопатино, молодые приехали по ее желанию для благословения после свадьбы (свадьба была сыграна в Москве 25 мая 1835 года)21. Н. Ф. Голицын, здесь присутствующий, — родственник и наследник Нарышкиной, который, рано овдовев, часто и подолгу жил в нарышкинском Лопатине.

Изложенная версия недостаточно подтверждена, но общая композиция рисунка, на котором молодые в строгих дорожных платьях, дает возможность предположить, что после венца они отправились в свадебное путешествие и по дороге заехали «под благословение»22.

- 131 -

 

- 132 -

96
Под окном

Действие сцены происходит, очевидно, на улице какого-то провинциального города (как предполагают, Тамбова, куда заезжал Лермонтов, возвращаясь из Тархан ранней весной 1936 года).

Кавалерийский офицер, опираясь на палку и опустив лицо в меховой воротник шинели, проходит перед окном. Другой прохожий — штатский. Он чем-то возмущен, грозит пальцем сидящим в окне — пожилому господину и молодой женщине, изображения которых уже встречались в рисунках на рукописи «Вадима». Мужчина в окне всем своим видом показывает полное безразличие к происходящему.

Содержание сценки расшифровке не поддается.

- 133 -

 

- 134 -

97
Сцена из романа В. Гюго «Собор Парижской Богоматери» (?)

1831—1832

На акварели изображены два старика перед развернутой книгой. Один — в черной сутане, другой — в красной. Они похожи на служителей инквизиции. Возможно, рисунок связан с работой Лермонтова над «Испанцами» — его первой трагедией. Возможно, что на рисунке изображены кардинал и монах. Есть и другие версии.

 

Акварель опубликована Е. А. Ковалевской как сцена из романа В. Гюго «Собор Парижской Богоматери». В человеке в черной сутане исследовательница видит Клода Фролло с его «суровым, замкнутым, мрачным» лицом. Клод Фролло, погруженный в глубокое раздумье перед раскрытой книгой, — лейтмотив многих страниц и даже целых глав романа23.

На следующих листах альбома помещены четыре мужских портрета, выполненные акварелью. Ни в одном из них конкретные лица из ближайшего окружения Лермонтова не угадываются. Возможно, что это какие-то литературные персонажи.

- 135 -

98
Портрет неизвестного *

1830—1832

 

- 136 -

 

- 137 -

99
Портрет неизвестного в красном жилете

1830—1832

<Иллюстрацию см. выше>

 

100
Портрет неизвестного

1830—1832

 

- 138 -

101
Портрет неизвестного в бурнусе

1830—1832

 

- 139 -

102
Ахилл (Ашиль)

1831—1832

Ахилл (Ашиль) — негр, точнее гвинеец, слуга в московском доме Лопухиных.

Летом 1832 года, вскоре по приезде в Петербург, Лермонтов писал своей московской приятельнице С. А. Бахметевой: «...прошу Вас от меня отнести поклон всем моим друзьям... во втором разряде коих Achille арап...»

Особенно поразила Лермонтова реакция Ахилла на известие о гибели Пушкина. В недавно обнаруженном в ФРГ альбоме А. М. Верещагиной открылся какой-то непонятный, на первый взгляд, текст, написанный лермонтовской рукой:

На смерть Пушкина

Стояля в шистом поле
Как ударил из пистолетрум
Не слишал как гром загремил.
всю маладсов офисерум
упаля на колен, палакал словом,
Не боле по нем, кроме по нея.

Ашиль

Это «стихи» Ахилла, в которых он выразил по-русски, как умел, свои чувства, а Лермонтов увековечил этот своеобразный отклик на смерть поэта.

С огромной симпатией изображен Ахилл в поэме Лермонтова «Сашка». В ней передан и внешний облик Ашиля — Зафира (так назван Ашиль в поэме).

В чалме пунцовой, щегольски одет,
Стоял арап, его служитель верный.
Покрыт, как лаком, был чугунный цвет
Его лица, и ряд зубов перловых,
И блеск очей открытых, но суровых,

Когда смеялся он иль говорил,
Невольный страх на душу наводил;
И в голосе его, иным казалось,
Надменностью безумной отзывалось.

1835—1836

Однако акварель и стихотворный текст не создают сходного зрительного впечатления. В поэме — герой романтизирован, портрет его экзотичен, да к тому же между прототипом и персонажем литературного произведения не может быть тождества.

Этот портрет в числе других материалов был передан В. А. Лопухиной в руки А. М. Верещагиной на сохранение. Тогда же, очевидно, он был вклеен Верещагиной в альбом.

 

- 140 -

103
Горец *

В этом изображении воплотились, очевидно, воспоминания Лермонтова о горцах, которых, будучи еще ребенком, он видел на Тереке и на кавказских водах. Потом, в годы ссылки, Лермонтов вновь соприкоснулся с вольнолюбивыми народами Кавказа.

Иногда этот рисунок связывают с работой Лермонтова над поэмой «Измаил-Бей». Действительно, есть нечто общее в словесном портрете героя поэмы и в рассматриваемом рисунке:

Густые брови, взгляд орлиный,
Ресницы длинны и черны...
............
Отвергнул он обряд чужбины,
Не сбрил бородки и усов...

Есть сходные детали и в описании одежды:

На нем чекмень, простой бешмет,
Чело под шапкою косматой;
Ножны кинжала, пистолет
Блестят насечкой небогатой;
И перетянут он ремнем,
И шашка чуть звенит на нем;
Ружье, мотаясь за плечами,
Белеет в шерстяном чехле...

   1832

- 141 -

 

- 142 -

104
Жанровая сцена

1835—1836

Все действующие лица сцены снабжены своеобразными опознавательными надписями. В центре рисунка, за клавикордами, в темных очках, халате и феске сидит мрачный старик. Судя по костюму, он дома. В его руках — раскрытая книга с надписью «tic douloureux» (то есть болезненное, нервное подергивание лица). Стоящий возле клавикорд красивый офицер, уже знакомый по рисунку первого верещагинского альбома, держит в руках большую, возможно, нотную тетрадь с надписью на обороте «imperturbabilité» («невозмутимость»). Справа, с почтительным поклоном, подходит к старику изящный господин, знакомый нам по двум лермонтовским шаржам из того же альбома. Афишка в его руке с надписью «Concert de Gracy» («Концерт Грасси») побуждает Е. А. Ковалевскую высказать предположение, что на рисунке — сам Иосиф Грасси, итальянец по происхождению, скрипач, первый солист императорских московских театров, которого Лермонтов «должен был» слышать24.

- 143 -

 

- 144 -

105
Черкес с лошадью *

1835—1837

 

 

106
Молодая женщина и старуха *

1835—1836

- 145 -

 

- 146 -

107
Стрелок

1835—1838

Третий альбом А. М. Верещагиной, доставшийся по наследству семейству фон Кениг, хранится ныне в Западной Германии в фамильном замке Кенигов «Вартхаузен», расположенном в отрогах Шварцвальда.

Альбом переплетен в коричневую кожу, с золотым орнаментом на углах и тисненой надписью «Souvenir». Датируется 1830-ми годами. Здесь, среди записей популярных в то время русских и французских стихотворных и прозаических текстов, были обнаружены лермонтовские автографы и два его рисунка25.

На этом рисунке — стрелок. Выражение его лица мрачно, костюм, вернее, широкополая шляпа с обвязанной лентой тульей, наводит на мысль, что он житель какой-то горной местности. Е. А. Ковалевской высказано предположение, что рисунок связан с литературными или театральными впечатлениями Лермонтова (возможно, от популярной оперы К. М. Вебера «Волшебный стрелок»)26. Авторство Лермонтова несомненно. Рисунок схож с изображением горца из второго альбома А. М. Верещагиной.

- 147 -

 

- 148 -

АЛЬБОМ М. А. ШАН-ГИРЕЙ

В декабре 1828 года Лермонтов сообщал М. А. Хастатовой-Шан-Гирей о своих успехах в учении и о первых своих поэтических опытах. Он послал ей стихотворение «Поэт», которое просил «тетиньку» «поместить к себе в альбом», обещая на вакации нарисовать для этого же альбома «картинку».

О каком альбоме идет речь?

Недавно был подробно изучен альбом, владелицей которого до сих пор считалась М. М. Лермонтова, мать поэта. Выяснилось, что альбом принадлежал М. А. Хастатовой-Шан-Гирей и что в цитированном выше письме речь идет именно об этом альбоме, включающем среди прочих материалов тринадцать лермонтовских акварелей и два рисунка, сделанные им на протяжении более чем десятилетнего периода27.» Среди рисунков обращает на себя внимание вклеенная в альбом «картинка» («Нападение») с датой «1829 года», по-видимому, присланная Лермонтовым во исполнение своего обещания.

- 149 -

108
Портрет неизвестного в плаще («Фаталист») *

1836

Мужской портрет из альбома М. А. Шан-Гирей принято считать изображением лермонтовского «Фаталиста». Для этого нет никаких оснований, несмотря на то, что на рисунке имеется подпись рукою коллекционера Н. И. Рыбкина: «Шан-Гирей говорит, это Фаталист».

До нас дошел живописный портрет Ивана Васильевича Вуича, которого Лермонтов описал в повести «Фаталист» под фамилией Вулич. Между этим рисунком и подлинным портретом И. В. Вуича нет никакого сходства. Н. П. Пахомов, составитель первого, наиболее полного описания живописного наследия Лермонтова, тоже отвергает свидетельство Рыбкина28. П. П. Шан-Гирей, не знавший Вуича лично, ошибся. Лицо, изображенное на рисунке, остается неузнанным.

 

- 150 -

109
Портрет неизвестного *

1830—1832

 

- 151 -

110
Портрет двух неизвестных *

1830—1832

 

- 152 -

111
Восточный человек в чалме *

 

- 153 -

112
Конный горец со знаменем *

 

- 154 -

113
Горец *

1830—1832

 

- 155 -

114
Сражение *

1830—1832

 

- 156 -

115
Конь на свободе *

1830-е

 

 

116
Конь *

Начало 1830-х

На обороте рисунка — надпись рукой П. А. Висковатова: «Этот набросок Лермонтова изъят из тетрадей его конца 30-х годов (прин[адлежавших] С. [А. М.] Верещагиной). Лер[монтов] охотно рисовал несущегося коня. В нем воплощал он «мысль». В «Узнике» — черногривый конь. Конь в «Гер[ое] нашего времени» играет важную роль во все мучительные минуты жизни Печорина...»29.

Неясно, почему рисунок был «изъят» из тетради.

- 157 -

 

- 158 -

117
А. А. Кикин *

1837

Портрет пензенского помещика Алексея Андреевича Кикина, знакомого Е. А. Арсеньевой, резко отрицательно относившегося к Лермонтову. При каких обстоятельствах сделан этот портрет, в точности неизвестно. Произведение примыкает к серии акварелей, старательно выполненных в 1837 году в Кисловодске.

 

- 159 -

118
А. Н. Муравьев

1839 (?)

С А. Н. Муравьевым Лермонтов часто встречался в 1830-е годы в Царском Селе. В ту пору Муравьев выступал как драматург и поэт. О его сочинении «Путешествие ко святым местам в 1830 году» благожелательно отозвался Пушкин. Оно помогло ему занять место за прокурорским столом Синода и открыло путь в Российскую академию.

В отношении к Муравьеву — человеку крайне фальшивому, пронырливому и неразборчивому в средствах, прикрывающемуся нетерпимым и воинственным религиозным благочестием, современники были единодушны. Свидетельство тому — меткое наблюдение Н. Лескова в его очерке «Синодальные персоны»: «Так, кажется, и видишь эту дылдистую фигуру с умными, но неприятными глазами и типическим русским коком. В великосветские гостиные Андрей Николаевич вступал обыкновенно со свойственной ему исключительною, неуклюжею грацией, всегда в высоком черном жилете «под душу» и с миниатюрными беленькими четками, обвитыми вокруг запястья левой руки; здесь он иногда вещал, но более всего собирал вести, куда колеблются весы. Способность к интриге в Андрее Николаевиче, по мнению совоспитанных ему, была не великой и не высокой пробы. Самое тонкое и внушительное в его политике, по замечанию современников, было умение «стоять как высокий дуб развесистый, один у всех в глазах»30.

Вопреки рассказам Муравьева, оставившего воспоминания о Лермонтове, особенной близости между ними не было, хотя поэт и обращался за помощью к Муравьеву накануне своего ареста.

 

- 160 -

119
Портрет неизвестного *

1837

Высказывались разного рода предположения о лице, изображенном на портрете. Один из первых исследователей лермонтовской иконографии H. Н. Врангель принял его за портрет Лермонтова. После он воспроизводился как лермонтовский автопортрет.

Н. П. Пахомов в обзоре «Живописное наследство Лермонтова» доказывал, что на портрете — поэт-декабрист А. И. Одоевский31. Однако недостаточность аргументации исследователя, а также сравнение портрета с известными изображениями А. И. Одоевского, не заключающими желаемого сходства, не дают возможности принять и эту версию.

 

- 161 -

120
Портрет неизвестного *

1830-е

Портрет молодого человека в синем сюртуке считался до сих пор, без достаточного основания, портретом друга Лермонтова — Святослава Афанасьевича Раевского. Ссылались на свидетельство внучки С. А. Раевского — Л. В. Раевской, на семейные предания, из которых следовало, что портрет Раевского работы Лермонтова существовал, но в начале XX века был продан московскому собирателю Брокару32. С тех пор следы портрета не обнаружены.

Отсутствие изображений С. А. Раевского не позволяет произвести необходимую идентификацию портрета.

 

- 162 -

121
А. А. Столыпин (?)

1839—1840

Под именем Монго в гусарской среде, а затем и в петербургских гостиных был известен друг и родственник Лермонтова — Алексей Аркадьевич Столыпин (1816—1858). По окончании школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров он, как и Лермонтов, был выпущен в лейб-гвардии гусарский полк; так же как и Лермонтов, принадлежал к оппозиционному кружку «шестнадцати»33, а когда в 1840 году Лермонтов отправился в новую кавказскую ссылку, то Столыпин, тоже находившийся в опале, последовал за ним.

 

Современник вспоминал о А. А. Столыпине: «Это был совершеннейший красавец [...]. Он был одинаково хорош и в лихом гусарском ментике, и под барашковым кивером нижегородского драгуна, и, наконец, в одеянии современного льва, которым был вполне, но в самом лучшем значении этого слова...»34. Столыпин отлично ездил верхом, стрелял из пистолета и был офицер отличной храбрости.

- 163 -

122
А. А. Столыпин в костюме курда *

1841

Портрет А. А. Столыпина оставил и Лермонтов, описав его в шутливой поэме «Монго»:

Монго — повеса и корнет,
Актрис коварных обожатель,
Был молод сердцем и душой...
...........
Породы английской он был —
Флегматик с бурыми усами,
Собак и портер он любил,
Не занимался он чинами,
Ходил немытый целый день,
Носил фуражку набекрень;
Имел он гадкую посадку:
Неловко гнулся наперед
И не тянул ноги он в пятку,
Как должен каждый патриот.

1836

Через пять лет, на Кавказе, появился портрет Монго, исполненный акварелью. Под рисунком — Столыпин в костюме курда — стоит французская подпись — «Kurde».

 

- 164 -

123
Черновой автограф стихотворения «Смерть Поэта» 1837

Погиб Поэт! — невольник чести —
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой!..
Не вынесла душа Поэта
Позора мелочных обид,
Восстал он против мнений света
Один, как прежде... и убит!
Убит!.. к чему теперь рыданья,
Пустых похвал ненужный хор
И жалкий лепет оправданья?
Судьбы свершился приговор!
Не вы ль сперва так злобно гнали
Его свободный, смелый дар
И для потехи раздували
Чуть затаившийся пожар?
Что ж? веселитесь... он мучений
Последних вынести не мог:
Угас, как светоч, дивный гений,
Увял торжественный венок.

Его убийца хладнокровно
Навел удар... спасенья нет:
Пустое сердце бьется ровно,
В руке не дрогнул пистолет.
И что за диво?.. издалека,
Подобный сотням беглецов,
На ловлю счастья и чинов
Заброшен к нам по воле рока;
Смеясь, он дерзко презирал
Земли чужой язык и нравы;
Не мог щадить он нашей славы;
Не мог понять в сей миг кровавый,
На что́ он руку поднимал!..

И он убит — и взят могилой,
Как тот певец, неведомый, но милый,
Добыча ревности глухой,
Воспетый им с такою чудной силой,
Сраженный, как и он, безжалостной рукой.

Зачем от мирных нег и дружбы простодушной
Вступил он в этот свет завистливый и душный
Для сердца вольного и пламенных страстей?
Зачем он руку дал клеветникам ничтожным,

Зачем поверил он словам и ласкам ложным,
Он, с юных лет постигнувший людей?..

И прежний сняв венок — они венец терновый,

Увитый лаврами, надели на него:
Но иглы тайные сурово
Язвили славное чело;

Отравлены его последние мгновенья

Коварным шепотом насмешливых невежд,
И умер он — с напрасной жаждой мщенья,

С досадой тайною обманутых надежд.
Замолкли звуки чудных песен,
Не раздаваться им опять;
Приют певца угрюм и тесен,
И на устах его печать.

А вы, надменные потомки

Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,

Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда — всё молчи!..

Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он не доступен звону злата,

И мысли и дела он знает наперед.

Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
Оно вам не поможет вновь,

И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!

Гибель Пушкина, вызвавшая негодование против убийц поэта среди широчайших кругов петербургского населения, потрясла Лермонтова, заставила его излить «горечь сердечную на бумагу».

А. И. Герцен написал о небывалом взлете поэтического гения нового поэта России: «Пистолетный выстрел, убивший Пушкина, пробудил душу Лермонтова»35. Чувство глубокого горя, сознание национальной утраты выражены во многих стихотворениях, посвященных в те трагические дни памяти Пушкина. Но голос протеста, обвинения в адрес убийц поэта громко звучат только у Лермонтова.

Размышляя над черновиком стихотворения о трагедии последних дней, Лермонтов, вероятно, подумал, что каждый шаг Пушкина был известен жандармам, и безотчетно нарисовал в рукописи человека с «исхудалым лицом», оттененным длинными усами.

В 1938 году личность «анонима» была раскрыта. Это — Л. В. Дубельт, начальник штаба жандармского корпуса, принимавший деятельное участие в дуэли Пушкина, а затем и в лермонтовской судьбе. Лермонтов понимал, что распространение стихотворения, разошедшегося по Петербургу в многочисленных копиях, — вещь небезопасная. Он предвидел последствия, которыми будет заплачено за дерзкий вызов. И не ошибся. Стихотворение стало известно жандармам и самому Николаю I. Император получил его экземпляр по почте с надписью: «Воззвание к революции». Участь Лермонтова была предрешена. Первую кавказскую ссылку поэта отделяли от его гибели четыре года.

- 165 -

 

- 166 -

124
Автопортрет Лермонтова *

1837—1838

Лермонтовская акварель — одно из лучших и достовернейших изображений поэта и одновременно одна из самых удачных его вещей. Лермонтов изобразил себя на фоне Кавказских гор в форме Нижегородского драгунского полка, где ему пришлось отбывать ссылку. Лермонтов — в бурке, накинутой на куртку с красным воротником, с кавказскими газырями на груди; на кабардинском ремне с серебряным набором — черкесская шашка.

Глаза его взволнованно-печальны. Портрет передает глубокий, напряженный мир поэта, его страдания, его «душу». Автопортрет отвечает творческой личности Лермонтова-поэта, рано осознавшего свое предназначение. Он знал, что рожден для великих дел, свою миссию видел в роли поэта-пророка.

На обороте паспарту портрета — немецкая надпись почерком г-жи Берольдинген, дочери А. М. Верещагиной: «Michel Lermentoff russischer Offizier u/nd/ Dichter, von ihm selbst gemahlt» («Михаил Лерментов, русский офицер и поэт, им самим рисованный»).

Лермонтов послал свой портрет в подарок В. А. Лопухиной, вот почему он и оказался у наследников А. М. Верещагиной среди «сокровищ замка Хохберг».

Поскольку мундир — кавказский, а фон — Кавказские горы, портрет принято датировать 1837 годом. Однако вовсе не исключается, что он написан в Москве, когда Лермонтов в этом самом мундире возвращался в столицу, в начале 1838 года. В 1882 году профессор П. А. Висковатов, получив из Штутгарта лермонтовские реликвии, заказал копию автопортрета. Она и воспроизводилась вплоть до 1961 года, когда мы получили возможность увидеть автопортрет в подлиннике, возвращенном на Родину.

Я жить хочу! хочу печали
Любви и счастию назло;
Они мой ум избаловали
И слишком сгладили чело.
Пора, пора насмешкам света
Прогнать спокойствия туман;
Что без страданий жизнь поэта?
И что без бури океан?
Он хочет жить ценою муки,
Ценой томительных забот.
Он покупает неба звуки,
Он даром славы не берет.

     1832

- 167 -

 

- 168 -

 

- 169 -

125
«Волобуева мельница»

1837

<Иллюстрацию см. выше>

 

126
«Волобуева мельница»

1837

Путь опального Лермонтова на Кавказ лежал через Ставрополь. Сюда он приехал в начале мая 1837 года. Ставропольские впечатления, природа Предкавказья нашли отражение в ряде зарисовок поэта, среди которых — мастерски набросанные «Сцены ставропольской жизни».

21 мая 1837 года Лермонтов нарисовал находившуюся недалеко от Ставрополя мельницу, принадлежавшую почетному гражданину города, богатому купцу Волобуеву. На рисунке надпись рукою Лермонтова: «21 мая после прогулки на мельницу Волобуева».

Несколько лет назад Государственный Литературный музей приобрел еще один лермонтовский рисунок с надписью: «1837 года 13 мая. Волобуева мельница»36.

 

 

127
«Воспоминания о путешествии»

1837

<Иллюстрацию см. ниже>

 

128
«Сцены из ставропольской жизни»

1837

<Иллюстрацию см. ниже>

 

- 170 -

 

- 171 -

 

- 172 -

129
Тамань. Домик над обрывом

1837

«...Мы подъехали к небольшой хате на самом берегу моря.

Полный месяц светил на камышовую крышу и белые стены моего нового жилища; на дворе, обведенном оградой из булыжника, стояла избочась другая лачужка, менее и древнее первой. Берег обрывом спускался к морю почти у самых стен ее, и внизу с беспрерывным ропотом плескались темно-синие волны. Луна тихо смотрела на беспокойную, но покорную ей стихию, и я мог различить при свете ее, далеко от берега, два корабля, которых черные снасти, подобно паутине, неподвижно рисовались на бледной черте небосклона».

На рисунке Лермонтова тот же пейзаж, что и в повести «Тамань», только увиденный в дневном освещении.

В описании места действия, словесном и живописном, Лермонтов необычайно конкретен.

Офицер М. И. Цейдлер, побывавший в Тамани в следующем году, вспоминает о соседях своих, живших в маленьком домике на обрывистом морском берегу, о молодой соседке, красота которой не могла оставить его равнодушным: «Когда я... рассказывал в кругу товарищей о моем увлечении... то Лермонтов пером начертил на клочке бумаги скалистый берег и домик, о котором я вел речь»37.

В 1919 году, в Уфе, среди остатков разгромленного и брошенного белогвардейцами имущества, был подобран рисунок, правда, карандашный, изображающий и белую мазанку, и море, и «два корабля». На рисунке стояла подпись: «Рисовал М. Лермонтов».

- 173 -

 

- 174 -

130
Бештау близ Железноводска

1837

 

- 175 -

 

- 176 -

131
Пятигорск

1837—1838

Классический панорамный пейзаж с прохладными голубыми далями, аккуратными домиками в долине и золотистой зеленью первого плана...

Справа вверх по склону Машука, поросшему кудрявым кустарником, к гроту в скале (прозванному позднее Лермонтовским) ведет петлистая тропинка, по которой спиной к зрителю, с тросточкой, в синем сюртуке и в цилиндре, поднимается кто-то из «водяного общества», описанного в «Княжне Мери». Слева — кусты, почти совершенно скрывающие небольшой домик. Между правой и левой «кулисами» — терраса, с которой открывается вид на Пятигорск. Еще дальше — долина Подкумка, вершины Юцы и Джуцы, а за ними — белый двуглавый Эльбрус.

Живописный пейзаж Лермонтова связан с его литературным замыслом и, не являясь прямой иллюстрацией к тексту, соседствует со страницами «Героя нашего времени».

«Вчера я приехал в Пятигорск, — записал Печорин в журнале, — нанял квартиру на краю города, на самом высоком месте, у подошвы Машука [...] Вид с трех сторон у меня чудесный. На запад пятиглавый Бешту синеет, как «последняя туча рассеянной бури»; на север подымается Машук, как мохнатая персидская шапка, и закрывает всю эту часть небосклона; на восток смотреть веселее: внизу передо мною пестреет чистенький, новенький городок, шумят целебные ключи, шумит разноязычная толпа, — а там, дальше, амфитеатром громоздятся горы все синее и туманнее, а на краю горизонта тянется серебряная цепь снеговых вершин, начинаясь Казбеком и оканчиваясь двуглавым Эльбрусом...».

«У меня здесь славная квартира, — написал Лермонтов 31 мая 1837 года из Пятигорска М. А. Лопухиной, — каждое утро из окна я смотрю на цепь снежных гор и Эльбрус; вот и теперь, сидя за письмом к вам, я то и дело останавливаюсь, чтобы взглянуть на этих великанов, так они прекрасны и величественны».

- 177 -

 

- 178 -

132
Дарьяльское ущелье

1837

На рисунке — арба, запряженная парой волов, и одна из маленьких осетинских мельниц, которые Пушкин упоминает в «Путешествии в Арзрум». Но главное в этом пейзаже — могучая белокаменная скала, нависшая над самой дорогой. Теперь отыскалось место, откуда Лермонтов рисовал этот вид. Он нарисовал и Военно-Грузинскую дорогу, и Терек, и белокаменную скалу, встречающую путешественников у ворот Большого Кавказа, стоя на середине каменистого ложа реки, течение которой в ту пору отклонялось к правому берегу.

Декабрист А. Е. Розен, путешествовавший через Дарьяльское ущелье, вспоминал в своих «Записках»: «Досадно, что не умею описать картину этого единственного в своем роде пути... Напрасно останавливаю перо, чтобы придумать верное изображение; это не удалось вольному путешественнику поэту Пушкину, ни Грибоедову, ни невольным странникам А. А. Бестужеву (Марлинскому), ни Одоевскому. Всего лучше отрывками нарисован Кавказ поэтом Лермонтовым, который волею и неволею несколько раз скитался по различным направлениям чудной страны и чудесной природы»38.

И Терек, прыгая, как львица
С косматой гривой на хребте,
Ревел, — и горный зверь и птица,
Кружась в лазурной высоте,
Глаголу вод его внимали;
И золотые облака
Из южных стран, издалека
Его на север провожали;
И скалы тесною толпой,
Таинственной дремоты полны,
Над ним склонялись головой,
Следя мелькающие волны...

Демон. 1838

Терек воет, дик и злобен,
Меж утесистых громад,
Буре плач его подобен,
Слезы брызгами летят.

     Дары Терека. 1839

- 179 -

 

- 180 -

133
Дарьяльское ущелье и «Замок Тамары»

1837

До сих пор все, проезжающие по Военно-Грузинской дороге через Дарьяльское ущелье, обращают внимание на развалины старинной башни, построенной на самой вершине неприступного утеса. Внизу яростно клубится, кипит и хлещет свирепый Терек, сотрясая перекинутый через него мост. И рев Терека, и холодный полумрак ущелья, откуда даже в летний день небо кажется голубой лентой, и причудливые повороты дороги, вьющейся по карнизу отвесных скал, и ниспадающие с них прозрачные нити водопадов, и этот разрушенный замок — все в совокупности придает картине какой-то сугубо романтический вид.

В глубокой теснине Дарьяла,
Где роется Терек во мгле,
Старинная башня стояла,
Чернея на черной скале.

В той башне высокой и тесной
Царица Тамара жила:
Прекрасна, как ангел небесный,
Как демон, коварна и зла.

Тамара. 1841

- 181 -

 

- 182 -

134
«Вид Крестовой горы из ущелья близ Коби»

1837—1838

До нашего времени дошли четыре одинаковых оттиска этой автолитографии, которую Лермонтов отпечатал, вернувшись из ссылки в Петербург: два из них раскрашены акварелью.

Виды Кавказа в ту пору не продавались, художники из России дальше Пятигорска обычно не ездили. Изображение Военно-Грузинской дороги считалось в то время редкостью. На одном из оттисков — собственноручная надпись Лермонтова: «Вид Крестовой горы из ущелья близ Коби», которая, однако, не совсем точна. Гора, которую Лермонтов назвал Крестовой, на самом деле называется Кабарджина; она примыкает к Крестовой с севера. Селение, изображенное на картине, расположено между Казбеги и Коби. Указанное Лермонтовым место обнаружить было нелегко. Дело в том, что, переводя на литографский камень изображение, Лермонтов не перевернул его. Поэтому перевернутым получилось изображение на оттиске. В действительности, место, с которого Лермонтов рисовал, обрывистый утес, на котором высятся храм Сиони и старинная башня, находятся слева, а Терек справа.

- 183 -

 

- 184 -

135
Башня в Сиони

1837—1838

Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана;
Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя;

Но остался влажный след в морщине
Старого утеса. Одиноко
Он стоит, задумался глубоко,
И тихонько плачет он в пустыне.

Утес. 1841

Тот же самый вид, что и на автолитографии «Вид Крестовой горы из ущелья близ Коби», Лермонтов воспроизвел на картине маслом. Но, в отличие от литографии, на картине нет храма: одна только башня на высоком утесе и тучи, лежащие «на груди утеса-великана».

На большинстве грузинских картин и рисунков Лермонтова видны подобные караульные башни или старинные крепости. Он верно почувствовал характерную особенность грузинского пейзажа, от которого неотъемлемы эти безмолвные свидетели былых сражений грузинского народа против иноземных захватчиков, напоминающие о тех временах, когда ночью загорался в ущелье костер на сторожевой башне, потом вдали на другой, на третьей, и огненной эстафетой шла по стране весть о новой грозной беде — новом вторжении.

- 185 -

 

- 186 -

136
«Развалины на берегу Арагвы в Грузии»

1837

Побывав в 1837 году в верховьях Арагви, в Койшаурской долине, Лермонтов был восхищен видом этих мест и зарисовал их.

В XIX веке крепость-монастырь, возвышающаяся на скале, только начала разрушаться. Монастырская церковь пустовала уже в XVIII веке. К нашему времени все монастырские строения осыпались почти до основания, и старинный памятник грузинского зодчества остался лишь на лермонтовском рисунке...

Силой творческого воображения Лермонтов в поэме «Демон» населил это пустынное место и превратил его в замок Гудала. Рисунок стал и иллюстрацией к поэме.

На склоне каменной горы
Над Койшаурскою долиной
Еще стоят до сей поры
Зубцы развалины старинной.
Рассказов, страшных для детей,
О них еще преданья полны...
Как призрак, памятник безмолвный,
Свидетель тех волшебных дней,
Между деревьями чернеет.
Внизу рассыпался аул,
Земля цветет и зеленеет;
И голосов нестройный гул
Теряется, и караваны
Идут, звеня, издалека,
И, низвергаясь сквозь туманы,
Блестит и пенится река.
.............

Но грустен замок, отслуживший
Когда во очередь свою,
Как бедный старец, переживший
Друзей и милую семью.
.............
Все дико; нет нигде следов
Минувших лет: рука веков
Прилежно, долго их сметала,
И не напомнит ничего
О славном имени Гудала,
О милой дочери его!

 Демон. 1838

- 187 -

 

- 188 -

137
Военно-Грузинская дорога близ Мцхеты

1837—1838

Не доезжая до Тифлиса, Лермонтов остановился во Мцхете — древней столице Грузии, основанной за тысячелетие до нашей эры. С этими местами связывается замысел «Мцыри».

Немного лет тому назад,
Там, где, сливаяся, шумят,
Обнявшись, будто две сестры,
Струи Арагвы и Куры,
Был монастырь. Из-за горы
И нынче видит пешеход
Столбы обрушенных ворот,
И башни, и церковный свод;
Но не курится уж под ним
Кадильниц благовонный дым,
Не слышно пенье в поздний час
Молящих иноков за нас.

    1839

Народная молва давно уже назвала обителью Мцыри мцхетский храм Джвари-сакдари, воздвигнутый в VII веке. Видный отовсюду, с далекого расстояния, он высится на скалистой вершине над тем самым местом, где Арагви сливается с Курой. Внизу возвышается другой мцхетский собор — храм XI века Свэтицховели.

В своем поэтическом описании поэт соединил два мцхетских храма. В Свэтицховели внимание Лермонтова привлекли гробницы грузинских царей, напоминавшие об истории Грузии, что давало возможность поэту связать свой замысел с историей страны и ее народа. Джвари поразил его удивительным, подлинно романтическим местоположением.

Лермонтов изобразил ущелье, поросшее синим лесом, осененное зелеными обрывистыми горами, а вдали — горы...

Вершины цепи снеговой
Светло-лиловою стеной
На чистом небе рисовались
И в час заката одевались
Они румяной пеленой;
И между них, прорезав тучи,
Стоял, всех выше головой,
Казбек, Кавказа царь могучий,
В чалме и ризе парчевой.

Демон. 1838

- 189 -

 

- 190 -

138
Тифлис

1837

Картина Лермонтова, написанная маслом, представляет собой общий вид Тифлиса из Авлабара — городского предместья, расположенного на левом, высоком берегу Куры. Лермонтов «снимал» этот пейзаж, выбрав место на самом краю обрывистого берега, где река делает поворот... Недалеко от этого места находились офицерские казармы. Многие офицеры жили около казарм на частных квартирах. Вероятно, Лермонтов побывал у кого-то из живших на Авлабаре военных, его поразила открывшаяся оттуда панорама Тифлиса, и в результате возникла одна из его лучших живописных работ.

Справа, на отвесной скале, высятся Метехский замок и церковь св. Шушаны. На противоположном берегу, на переднем плане, — Орточальские сады. Голубовато-зеленая, как стекло, вода бурно огибает пологий берег. В центре — «твердыня старая на сумрачной горе», как назовет Лермонтов в стихотворении «Свиданье» спускающуюся уступами древнюю стену Нарикала. За нею кровли и островерхие церкви Тифлиса и, наконец, на заднем плане — господствующая над городом гора — Мтацминда, на склоне которой, у подножия монастыря св. Давида, находится могила Грибоедова.

И через четыре года, когда было написано стихотворение «Свиданье», в памяти Лермонтова все еще были свежи впечатления тех дней, когда, стоя над Курой, он наблюдал, как утекает вода, как засыпает город...

Картина была подарена Лермонтовым его родственнику П. И. Петрову в Ставрополе в 1837 году. Вскоре Петров, бывший в ту пору начальником штаба войск по Кавказской линии, был уволен в годовой отпуск и на Кавказ больше не вернулся. Картину он увез в свое имение в Костромской губернии, где она и хранилась в семье Петровых до 1923 года, откуда поступила в Ивановскую картинную галерею, а затем в Государственный Литературный музей.

- 191 -

 

- 192 -

139
Тифлис. Майдан. Замок Метехи *

1837

Рисунок изображает старинный Метехский замок на отвесной скале и церковь св. Шушаны, домики над обрывом и узкий Авлабарский мост, в то время единственный, за ним строения старого города, взбегающие на правый берег. На переднем плане верблюды, погонщики. Человек ведет коня в поводу, собачонка бросается под ноги верблюдов; навстречу этой процессии едет всадник на горячем коне; за невысокой оградой — дома с плоскими крышами, с галереями, висящими на косых упорах, утопающие в зелени садов. Караван движется по направлению к Майдану (рынку) от знаменитых «Сумбатовских бань» — отмеченной Лермонтовым в письме достопримечательности Тифлиса.

Рисунок Лермонтова — из той кавказской «порядочной коллекции», которую поэт увез с Кавказа, запечатлев «на скорую руку виды всех примечательных мест, которые посещал».

- 193 -

 

- 194 -

140
Лезгинка

1837

С наступлением темноты лавочки и растворы ремесленников в караван-сараях запирались, и жизнь на торговой площади и в кривых переулках замирала. Зато оживали плоские кровли тифлисских домов. Под стук бубна и живые напевы мелькали в полусвете силуэты пляшущих девушек.

На рисунке, сделанном Лермонтовым в Грузии, — характерная сцена: девушки, танцующие лезгинку на плоской кровле тифлисского дома.

В ладони мерно ударяя,
Они поют — и бубен свой
Берет невеста молодая.
И вот она, одной рукой
Кружа его над головой,
То вдруг помчится легче птицы,
То остановится, глядит —
И влажный взор ее блестит
Из-под завистливой ресницы...

Демон. 1838

- 195 -

 

- 196 -

141
Нападение (Сцена из кавказской жизни)

1838

К переправе через шумную горную речку съезжает арба. С трудом удерживая ее напор, пригибаясь под нарастающей тяжестью ярма, с крутого берега сбегают волы. Ухватившись за ярмо, помогая волам, бородатый мужчина в заломленной назад барашковой шапке обернулся, чтобы успокоить сидящую в арбе молодую женщину, окутанную с головы до ног белым покрывалом. Скрытые от их глаз растущими возле поворота дороги деревьями и кустами, у реки притаились два всадника и договариваются, как лучше напасть на ничего не подозревающих путников. События еще нет — оно вот-вот совершится!..

Полотно не подписано. Однако принадлежность его кисти Лермонтова не вызывает сомнений. И сюжет, и живописная манера, начиная от изображения лошадей и кончая кустами в правом углу картины, горы, вода, всадники отчетливо обнаруживают руку Лермонтова. Рассматривая картину: бегущих волов, один из которых выгнул от напряжения голову, откинутый корпус погонщика, напряженную позу женщины, горца, склонившегося к своему собеседнику, вспоминаешь другие его полотна и рисунки, в которых прежде всего чувствуются динамика, умение передать движение.

Когда и где написана картина, положительно утверждать невозможно. Похоже на долину Алазани в Кахетии, где квартировал Нижегородский драгунский полк. В арбе — женщина без чадры, очевидно, грузинка. Мусульманки носили чадру.

Надо думать, что кроки местности Лермонтов сделал с натуры, карандашом. А «действие» — фигуры, кони, волы вписаны в пейзаж потом, в процессе создания картины, скорее всего в Петербурге, в 1838 году, по возвращении из ссылки. До недавнего времени о существовании картины ничего известно не было. Она обнаружилась в 1962 году среди «сокровищ замка Хохберг». Возможно, картина была прислана Лермонтовым Верещагиной в подарок уже после отъезда ее из России. В письме 1838 года мать А. М. Верещагиной сообщает ей в Штутгарт, что Лермонтов для нее приготовил подарок — написал картину, на которой изображен Терек. Очевидно, Верещагина ошиблась. На Терек мелководная речка совсем не похожа.

- 197 -

 

- 198 -

142
Развалины близ селения Караагач в Кахетии

1837—1838

Незадолго до Великой Отечественной войны в Киеве отыскалась не известная ранее картина Лермонтова, писанная масляными красками: кавказский пейзаж с караваном верблюдов; слева возвышаются скалы, вершина одной увенчана башней. Удалось определить, что это так называемый «замок царицы Тамары», воспетый Лермонтовым в балладе «Тамара», но не в Дарьяльском ущелье, а в Кахетии — между селением Караагач и Царскими Колодцами.

Лермонтов изобразил окрестности Караагача, где стоял Нижегородский драгунский полк, в котором он служил. В лермонтовские времена близ скалы, возвышающейся над Караагачем и видной за много десятков километров из левобережной части Алазанской долины, пролегал торговый путь. Караваны верблюдов из Шемахи, Нухи, Закатал шли на Царские Колодцы и на Тифлис.

На картине — дорога, вьющаяся у подножия скал. Идут навьюченные верблюды. Сдерживая коня, едет всадник в высокой бараньей шапке, ветер развевает рукава его чохи. Рядом со всадником — человек в бурке. Сцена типична для Кахетии тех лет. Она вызывает в памяти строфу «Демона» — описание пышного каравана, который ведет «нетерпеливый жених».

- 199 -

 

- 200 -

143
Перестрелка в горах Дагестана

1840—1841

Картина была подарена Лермонтовым приятелю и родственнику Акиму Акимовичу Хастатову и хранилась в его семье, с которой связывались у поэта первые воспоминания о суровом и бурном кавказском крае.

Рассказы о кровопролитных сражениях и схватках с горцами, о засадах и нападениях, подстерегавших казаков на каждом шагу, — все, о чем не раз он слышал в детстве, живя в имении Хастатовых на границе Чечни, стало суровой реальностью походной жизни ссыльного Лермонтова.

Из второй своей ссылки он писал другу А. А. Лопухину (крепость Грозная, октябрь 1840 года): «Мне тебе нечего много писать: жизнь наша здесь вне войны однообразна; а описывать экспедиции не велят. Ты видишь, как я покорен законам. Может быть, когда-нибудь я засяду у твоего камина и расскажу тебе долгие труды, ночные схватки, утомительные перестрелки, все картины военной жизни, которых я был свидетелем».

Об одной из таких картин — утомительном бое русских с черкесами Лермонтов и «рассказал» средствами живописи.

- 201 -

 

- 202 -

144
Крестовая гора

1837—1838

13 апреля 1841 года Лермонтов заехал к В. Ф. Одоевскому, чтобы проститься с ним и подарил ему на прощанье картину «Вид Крестовой горы». Название написано на обороте рукою Одоевского. Это одна из лучших живописных работ Лермонтова. Особенно интересна она потому, что изображает подъем на Крестовую гору, описанный на первых страницах «Бэлы»:

«...Переезд через Крестовую гору (или, как называет ее ученый Гамба, le Mont St.-Christophe) достоин вашего любопытства. Итак, мы спускались с Гуд-горы в Чертову долину... Вот романтическое название! Вы уже видите гнездо злого духа между неприступными утесами, — не тут-то было: название Чертовой долины происходит от слова «черта», а не «чёрт», ибо здесь когда-то была граница Грузии. Эта долина была завалена снеговыми сугробами, напоминавшими довольно живо Саратов, Тамбов и прочие милые места нашего отечества.

— Вот и Крестовая! — сказал мне штабс-капитан, когда мы съехали в Чертову долину, указывая на холм, покрытый пеленою снега; на его вершине чернелся каменный крест, и мимо его вела едва-едва заметная дорога, по которой проезжают только тогда, когда боковая завалена снегом: наши извозчики объявили, что обвалов еще не было, и, сберегая лошадей, повезли нас кругом. При повороте встретили мы человек пять осетин; они предложили нам свои услуги и, уцепясь за колеса, с криком принялись тащить и поддерживать наши тележки. И точно, дорога опасная: направо висели над нашими головами груды снега, готовые, кажется, при первом порыве ветра оборваться в ущелье; узкая дорога частию была покрыта снегом, который в иных местах проваливался под ногами, в других превращался в лед от действия солнечных лучей и ночных морозов, так что с трудом мы сами пробирались; лошади падали; налево зияла глубокая расселина, где катился поток, то скрываясь под ледяной корою, то с пеною прыгая по черным камням. В два часа едва могли мы обогнуть Крестовую гору — две версты в два часа!»

«Я снял на скорую руку виды всех примечательных мест, которые посещал, и везу с собою порядочную коллекцию; одним словом, я вояжировал. Как перевалился через хребет в Грузию, так бросил тележку и стал ездить верхом; лазил на снеговую гору (Крестовая) на самый верх, что не совсем легко; оттуда видна половина Грузии как на блюдечке, и, право, я не берусь объяснить или описать этого удивительного чувства: для меня горный воздух — бальзам; хандра к черту, сердце бьется, грудь высоко дышит — ничего не надо в эту минуту: так сидел бы да смотрел целую жизнь». (Лермонтов — С. А. Раевскому. 1837)

- 203 -

 

- 204 -

145
Черкес

1838

С юных лет Лермонтов горячо сочувствовал борьбе горцев против власти российского самодержавия, а в своих стихотворениях и поэмах писал об их свободолюбии и стойкости.

Однако судьба малых кавказских народностей была уже предрешена.

Кавказ! далекая страна!
Жилище вольности простой!
И ты несчастьями полна
И окровавлена войной!..
Уже ль пещеры и скалы
Под дикой пеленою мглы
Услышат также крик страстей,
Звон славы, злата и цепей?..
Нет! прошлых лет не ожидай,
Черкес, в отечество свое:
Свободе прежде милый край
Приметно гибнет для нее.

Кавказу. 1830

В условиях того времени борьба не могла завершиться успехом для горцев, не могла обеспечить и их независимости. Ход исторического развития развеивал миф о «неприступном Казбеке».

Образ горца часто возникает в лермонтовской графике. Но, пожалуй, самым обобщающим стал портрет черкеса, исполненный маслом, по памяти, в Новгородской губернии, в 1838 году, в пору пребывания поэта в Гродненском гусарском полку. Работа «сделана при мне в час времени в Селищенских казармах», — свидетельствовал сослуживец Лермонтова А. И. Арнольди39, бывший долгое время владельцем этой картины.

- 205 -

 

- 206 -

146
Воспоминание о Кавказе

1838

Прекрасен ты, суровый край свободы,
И вы, престолы вечные природы,
Когда, как дым синея, облака
Под вечер к вам летят издалека...
...............

Как я любил, Кавказ мой величавый,
Твоих сынов воинственные нравы,
Твоих небес прозрачную лазурь
И чудный вой мгновенных, громких бурь...
...............

И дики тех ущелий племена,
Им бог — свобода, их закон — война,
Они растут среди разбоев тайных,
Жестоких дел и дел необычайных...
...............
Там поразить врага — не преступленье;
Верна там дружба, но вернее мщенье;
Там за добро — добро, и кровь — за кровь,
И ненависть безмерна, как любовь.

Измаил-Бей. 1832

- 207 -

 

- 208 -

147
Горское селение

1840—1841

Горой от солнца заслоненный,
Приют изгнанников смиренный,
Между кизиловых дерев
Аул рассыпан над рекою;
Стоит отдельно каждый кров,
В тени над дымной пеленою.
Здесь в летний день, в полдневный жар,
Когда с камней восходит пар,
Толпа детей в траве играет...

Измаил-Бей. 1832

- 209 -

 

- 210 -

148
«Дипломатия гражданская и военная»

1841

Смысл рисунка пока не раскрыт. Правда, давно уже обращено внимание на интересное совпадение этого рисунка с ремаркой Лермонтова к стихотворению «Журналист, читатель и писатель»: «Комната писателя; опущенные шторы. Он сидит в больших креслах перед камином. Читатель, с сигарой, стоит спиной к камину. Журналист входит». На рисунке журналист отсутствует.

В военном, стоящем перед камином, усматривают портретное сходство с Лермонтовым, в сидящем молодом человеке узнают славянофила поэта А. С. Хомякова. Сравнение наброска с известным портретом Хомякова работы Э. А. Дмитриева-Мамонова дает основание для такого предположения. Оно подтверждается и полемикой, которую в 1840—1841 годах ведут Лермонтов и Хомяков.

Идейные столкновения с Хомяковым, отзвук которых находим в ряде лермонтовских стихов («Родина», «Спор» и др.), могут объяснить интерес Лермонтова-графика к его образу.

- 211 -

 

- 212 -

149
«Магнетизм взгляда, или Действие кошелька»

1841

<Иллюстрацию см. ниже>

 

150
Светская сцена

1840—1841

<Иллюстрацию см. ниже>

 

151
Автограф шуточного стихотворения, обращенного к А. А. Углицкой

1841

<Иллюстрацию см. ниже>

 

- 213 -

 

- 214 -

 

- 215 -

 

- 216 -

 

- 217 -

152
Офицер верхом и амазонка

1840—1841

<Иллюстрацию см. выше>

Рисунок неоднократно воспроизводился как иллюстрация к «Княжне Мери». Однако для такого прямого сопоставления нет достаточных оснований, хотя хронологически роман (законченный в 1840 году) и рисунок вполне совместимы.

Можно было бы рассматривать рисунок как некую параллель к тому месту романа, где Печорин помогает Мери переехать вброд речку Подкумок: «Я взял под уздцы лошадь княжны и свел ее в воду, которая не была выше колен; мы тихонько стали подвигаться наискось против течения [...].

Мы были уже на средине, в самой быстрине, когда она вдруг на седле покачнулась. «Мне дурно!» — проговорила она слабым голосом... Я быстро наклонился к ней, обвил рукою ее гибкую талию. «Смотрите наверх! — шепнул я ей, — это ничего, только не бойтесь; я с вами».

На рисунке — военный, поддерживающий за талию женщину в вуали. Однако едут они не через реку, как в романе, а по дороге вдоль обрыва.

 

153
Всадник и всадница

1841

 

- 218 -

АЛЬБОМ А. Д. БЛУДОВОЙ. 1841

В альбоме графини А. Д. Блудовой — пять набросков Лермонтова. Три из них — карикатуры («Поспешает на тревогу» и др.), показывающие Лермонтова как блестящего мастера этого жанра. К сожалению, немногие графические произведения такого типа дошли до нас. Из свидетельств современников хорошо известно, что поэт рисовал множество шаржей и карикатур, вызывая недовольство даже среди своих приятелей и знакомых и часто наживая себе врагов.

Антонина Дмитриевна Блудова (1812—1891), в альбоме которой были сделаны зарисовки, не принадлежала к числу доброжелателей поэта. Дочь известного государственного деятеля николаевской эпохи — Д. Н. Блудова и не менее известная хозяйка петербургского литературного салона, она была выразительницей высокомерно-враждебного отношения к поэту великосветского Петербурга. Лермонтов улавливал это отношение и отвечал на него.

В последние годы к десятку известных нам карикатур прибавились новые — стали доступны шаржи двух верещагинских альбомов.

154
Перед орлом

1841

 

 

155
«Поспешает на тревогу»

1841

- 219 -

 

- 220 -

156
Портретные наброски

1839

 

 

157
Набросок женской фигуры из альбома Солнцевых

Середина 1830-х

Кому принадлежал альбом раньше — неизвестно. Но, думается, ответ на это дает странная запись на одном из его листов:

Я буду любить вечно,
Буду помнить сердечно.

...(подпись неясна)

А строчкой ниже:

Очень нужно. Мария Ловейко
Да мне все равно, будете ли вы меня любить или нет.

Очевидно, что подобное объяснение могло возникнуть на странице альбома только самой Марии Ловейко.

В окружении Лермонтова действительно была Машенька Ловейко, которая, судя по всему, жила в Петербурге, в доме Столыпиных. Это подтверждается и родословной недавней владелицы альбома И. Н. Солнцевой. М. Ловейко была женой владимирского помещика Солнцева — деда И. Н. Солнцевой. Солнцевы же — одного круга с Лермонтовым и с Верещагиной (сестра Валериана Гагарина, однокашника Лермонтова по Московскому университету, вышла замуж за Д. П. Солнцева, впоследствии знаменитого нумизмата).

- 221 -

 

- 222 -

158
Лист набросков из альбома кн. П. А. Урусова

1840

Блажен, кто посреди нагих степей
Меж дикими воспитан табунами;
Кто приучен был на хребте коней,
Косматых, легких, вольных, как над нами
Златые облака, от ранних дней
Носиться; кто, главой припав на гриву,
Летал, подобно сумрачному диву,
Через пустыню, чувствовал, считал,
Как мерно конь о землю ударял
Копытом звучным, и вперед землею
Упругой был кидаем с быстротою.

Сашка. 1835—1836

Легкие, летящие, вольные, скачущие на свободе кони; кони оседланные, ведомые и остановленные умелой рукой, — постоянная тема лермонтовской графики. Мало кому даже из художников-профессионалов первой половины XIX века так удавалось передать движение, скачку, преследование.

- 223 -

 

- 224 -

159
Эпизод из сражения при Валерике. Набросок

1840

 

 

160
Эпизод из сражения при Валерике 11 июля 1840 года

1840

Год, проведенный Лермонтовым в кавказских походах, во время второй ссылки, принес русской поэзии несколько гениальных поэтических изображений повседневной солдатской жизни («Валерик», «Завещание»). Лермонтовская графика пополнилась рядом интересных рисунков.

11 июля 1840 года поручик Тенгинского пехотного полка М. Лермонтов участвовал с действующим отрядом генерала Галафеева в кровопролитнейшем сражении на левом фланге кавказской линии, в Чечне, у речки Валерик («речка Смерти»), где проявил поразительное хладнокровие и отменное мужество. Тогда, после битвы, появились первые карандашные наброски, рассказавшие об этом событии.

Известно, что некоторые рисунки Лермонтова завершал и раскрашивал художник Григорий Гагарин (как в случае с «Эпизодом из сражения при Валерике»). Были даже такие рисунки, на которых рукою Гагарина сделаны подписи: «D’après Lermontoff», то есть «По Лермонтову». Другими словами, Гагарин перерисовывал для себя некоторые лермонтовские наброски. И привлекали Гагарина в них прежде всего динамика, умение передать движение.

- 225 -

 

- 226 -

161
«При Валерике. 12 июля»

1840

Рассыпались в широком поле,
Как пчелы, с гиком казаки;
Уж показалися значки
Там на опушке — два, и боле.
А вот в чалме один мюрид
В черкеске красной ездит важно,
Конь светло-серый весь кипит,
Он машет, кличет — где отважный?
Кто выйдет с ним на смертный бой!..
Сейчас, смотрите: в шапке черной
Казак пустился гребенской;
Винтовку выхватил проворно,
Уж близко... выстрел... легкий дым...
Эй вы, станичники, за ним...
Что? ранен!.. — Ничего, безделка... —
И завязалась перестрелка...

  Валерик. 1840

То было грозное молчанье,
Недолго длилося оно,
Но в этом странном ожиданье
Забилось сердце не одно.
Вдруг залп... глядим: лежат рядами,
Что нужды? здешние полки
Народ испытанный... «В штыки,
Дружнее!» — раздалось за нами.
Кровь загорелася в груди!
Все офицеры впереди...
Верхом помчался на завалы
Кто не успел спрыгнуть с коня...
«Ура!» — и смолкло: «Вон кинжалы,
В приклады!» — и пошла резня.
И два часа в струях потока
Бой длился. Резались жестоко,
Как звери, молча, с грудью грудь,
Ручей телами запрудили.
.............
Окрестный лес, как бы в тумане,
Синел в дыму пороховом.
А там, вдали, грядой нестройной,
Но вечно гордой и спокойной,
Тянулись горы — и Казбек
Сверкал главой остроконечной.
И с грустью тайной и сердечной
Я думал: «Жалкий человек.
Чего он хочет!.. небо ясно,
Под небом места много всем.
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он — зачем?»

Валерик. 1840

- 227 -

 

- 228 -

162
Эльбрус на восходе солнца

1837—1838

Тебе, Кавказ, суровый царь земли, —
Я посвящаю снова стих небрежный,
Как сына ты его благослови
И осени вершиной белоснежной.
От юных лет к тебе мечты мои
Прикованы судьбою неизбежной,
На севере, в стране тебе чужой, —
Я сердцем твой, всегда и всюду твой.

Еще ребенком робкими шагами
Взбирался я на гордые скалы,
Увитые туманными чалмами,
Как головы поклонников аллы.
Там ветер машет вольными крылами,
Там ночевать слетаются орлы;
Я в гости к ним летал мечтой послушной
И сердцем был товарищ их воздушный.

С тех пор прошло тяжелых много лет,
И вновь меня меж скал своих ты встретил.
Как некогда ребенку, твой привет
Изгнаннику был радостен и светел,
Он пролил в грудь мою забвенье бед
И дружески на дружный зов ответил.
И ныне здесь, в полуночном краю
Все о тебе мечтаю и пою.

 Посвящение к поэме «Демон». 1838

- 229 -