555

<Б. М. Эйхенбаум>

КОММЕНТАРИИ И ВАРИАНТЫ

556

557

В этом томе собраны все поэмы и повести в стихах Лермонтова. Порядок расположения — хронологический, хотя датировка некоторых произведений остается сомнительной или основана на догадках. В Приложениях выделены ранние редакции «Демона», так называемые «юнкерские поэмы» и примыкающая к ним поэма «Монго» — последние на том основании, что они не предназначались для печати и изобилуют обсценными словами, которые приходится заменять точками.

При жизни Лермонтова из поэм были напечатаны только «Хаджи Абрек», «Песнь про царя Ивана Васильевича», «Тамбовская казначейша» (под заглавием «Казначейша») и «Мцыри». Из них в рукописи сохранилось только «Мцыри». Все остальные поэмы печатались уже после смерти Лермонтова — по тем же рукописным источникам, по которым они печатаются в настоящем издании, за исключением «Демона», рукописи которого были утеряны при печатании поэмы в Карлсруэ в 1856 — 1857 гг. В настоящем издании сохранены особенности графического стиля и пунктуации рукописей Лермонтова.

Варианты (т. е. слова и строки, вычеркнутые и замененные другими) даются по следующей системе: указывается цифра стиха и дается варьирующее слово, причем, если это слово не первое в стихе, то ставится столько тире, сколько в стихе слов до варьирующего. Таким образом читатель, сличая с основным текстом, ясно видит, какое именно слово имело вариант. Если вариантов несколько, они помещаются один под другим с обозначениями а), б) и т. д. Стихи просто вычеркнутые даются отдельно, после варьирующих слов. В ломаные скобки заключены вычеркнутые внутри стихов слова и строки. Кроме вариантов, даются разночтения между основным текстом и другими редакциями (см., например, «Ангел смерти», «Демон»).

В составлении комментариев к этому тому ближайшим сотрудником был В. А. Мануйлов. Комментарий к «Сашке» составлен при участии В. Н. Орлова, комментарий к «Сказке для детей» и «Демону» — при участии Т. Ю. Хмельницкой. Переводы иностранных текстов проредактированы В. А. Чудовским.

558

В комментариях приняты следующие библиографические сокращения:

Акад. изд. — Полное собрание сочинений М. Ю. Лермонтова, под ред. и с примечаниями проф. Д. И. Абрамовича, изд. Разряда изящной словесности Академии Наук, СПБ., 1910 — 1913 гг. (5 томов — 1-е издание) и 1916 г. (2-е изд. томов I, II и III).

Висковатов — П. А. Висковатов, Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество, Москва, 1891 (VI т. Сочинений М. Ю. Лермонтова, под ред. П. А. Висковатова).

Висковатов, т. II — Сочинения М. Ю. Лермонтова, первое полное издание В. Ф. Рихтера, под ред. П. А. Висковатова, II, Поэмы, Москва, 1889 г.

Венок Л-ву — «Венок М. Ю. Лермонтову», юбилейный сборник, 1914 г.

Владимиров — П. В. Владимиров, Исторические и народно-бытовые сюжеты в поэзии М. Ю. Лермонтова, Киев, 1892 г.

Дудышкин — Сочинения Лермонтова, приведенные в порядок и дополненные С. С. Дудышкиным, тт. I и II, СПБ., 1860 г. (Издание второе — 1863 г.).

Дюшен — Э. Дюшен, Поэзия М. Ю. Лермонтова в ее отношении к русской и западноевропейским литературам, Казань, 1914 г.

Duchesne — E. Duchesne, Lermontov. Sa vie et ses oeuvres, Paris, 1910.

Котляревский — Нестор Котляревский, Михаил Юрьевич Лермонтов. Личность поэта и его произведения, изд. 5, Петроград, 1915 г.

Нейман — Б. В. Нейман, Влияние Пушкина в творчестве Лермонтова, Киев, 1914 г.

Эйхенбаум — Б. М. Эйхенбаум, Лермонтов. Опыт историко-литературной оценки, Гиз. Лнгр., 1924 г.

Черкесы (стр. 11).

Печатается по копии Гос. публ. библиотеки. Отрывок впервые напечатан в изд. Дудышкина (II, 3 — 4), а вся поэма — у Висковатова (III, 164 — 172) и Введенского (II, 312 — 317).

В копии имеется надпись рукой Лермонтова: «В Чембар за дубом». Висковатов предполагает, что поэма писалась в уездном городке Пензенской губ. Чембары (12 верст от села Тархан) в 1828 г. Основанием для ее написания послужили, по словам Висковатова, рассказы родственницы Лермонтова (сестры бабушки) Екатерины Алексеевны Хастатовой, постоянной жительницы окрестностей Пятигорья, «храбростью своей снискавшей

559

известность даже на Кавказе» (т. II, стр. 3). Но кроме этих рассказов Лермонтов использовал для поэмы разные литературные источники, взяв из них целиком ряд строк, а именно: стихи 16 — 23 — из «Причудницы» И. И. Дмитриева, ст. 28 — из «Абидосской невесты» Байрона в переводе И. И. Козлова (ч. 2, гл. IV), ст. 36 — 37 и 39 — 40 — из «Кавказского пленника» Пушкина (чеченская песня), ст. 103 — 112 и 132 — 138 — из «Натальи Долгорукой» Козлова, строфа IX — из «Освобожденной Москвы» Дмитриева, строфа X — частью из Батюшкова («Сон воинов»), частью из Дмитриева («Ермак»), ст. 240 — из «Абидосской невесты».

«Черкесы» — ученическое упражнение Лермонтова. На полях рукописи против стихов 106 — 132 рукой бабушки Лермонтова написано: «Зиновьев нашел, что эти стихи хороши». Алексей Зиновьев был надзирателем и учителем русского и латинского языков в Благородном университетском пансионе (см. в «Истор. вестнике» 1884 г., № 6, стр. 605).

Кавказский пленник (стр. 20).

Печатается по беловому автографу ИРЛИ, тетр. 1 (альбом); ст. 442 — 478 написаны чужой рукой. Отрывки были впервые напечатаны в «Отеч. записках» 1859 г. (т. VII, стр. 5 — 10); целиком — у Висковатова (III, 135 — 151) и Введенского (II, 317 — 329).

Эпиграф взят из стихотворения немецкого поэта Карла-Филиппа Конц (Conz, 1762 — 1827):

Наслаждайся и страдай!
Терпи и смиряйся!
Люби, надейся и верь!

Рукописные варианты.

282.	—  — горец
349.	—  — ее изо [бразил]
450.	Тут

В альбоме, где написана поэма, имеется пометка: «Москва. 1828 год». Тут же нарисованы Лермонтовым виньетка и картинка, изображающая черкеса на коне.

Как и «Черкесы», поэма «Кавказский пленник» собрана из чужих стихов и представляет собой упражнение в поэзии. Строфа I — подражание «Кавказскому пленнику» Пушкина, как и ст. 184, 226 — 228, 286 — 300, строфа XIX, ст. 438 — 444, 455, 463, 492 — 496; строфа XXXIV — подражание Козлову («Абидосская невеста»).

Корсар (стр. 39).

Печатается по беловому автографу ИРЛИ, тетр. 1 (альбом); ст. 285 — 316 написаны чужой рукой. Отрывки печатались в «Отеч.

560

записках» 1859 г. (т. VII, стр. 11 — 14); целиком — впервые у Висковатова (III, 152 — 163) и Введенского (II, 329 — 336).

В ст. 238 слово «бег» вставлено предположительно — в автографе его нет; квадратные скобки, заключающие ст. 384 — 395, поставлены в автографе.

Эпиграф взят из романса французского поэта Лагарпа (Jean François Laharpe, 1739 — 1803) «Hero et Léandre» («Oeuvres», 1778, II, 176):

Долго ему благоприятствовало счастье
В этом столь опасном ремесле.
Увы! он становится слишком дерзок,
Потому что был слишком счастлив.

Рукописные варианты.

353.	Вдруг
383.	а) В уме моем как сон далекой
	б)    »      врезалась

В «Корсаре», как и в предыдущих поэмах, много заимствований из Пушкина, Козлова, Марлинского и Ломоносова (ст. 330 — 339). Подробно см. у Неймана, Дюшена, Эйхенбаума.

Преступник (стр. 53).

Печатается по копии ИРЛИ (II, № 19). Впервые в «Отеч. записках» 1859 г. (т. VII, стр. 22 — 26), с цензурным пропуском ст. 77 — 78.

В 1857 г. не было допущено к напечатанию в «Отеч. записках» (цензором А. И. Мехелином).

Ст. 143: в копии было написано «В зареве», чужой рукой поправлено на «Среди»; возможно, что в оригинале было «В заре».

П. Висковатов находит в этой поэме влияние Шиллера («Дон Карлос»). Б. Нейман видит здесь влияние «Братьев-разбойников» Пушкина (рассказ разбойника своим товарищам), указывая на сходство некоторых стихов (93 — 103, 135 — 137, 175 — 177), и «Русской разбойничьей песни» С. Шевырева.

Олег (стр. 59).

Печатается по автографу ИРЛИ, тетр. 3. Впервые у Висковатова (I, стр. 17 — 20).

Рукописные варианты.

I

9.	—  — кругом
22.	—  — издали

II

2.	—  лесистые

После ст. 4:

561

	Его струи позеленели,
	Кругом леса...
21.	—  —  —  Ниспадая
	На плечи
22.	Спокойных
24.	Вились
После ст.	24:
	И уж во взорах муки нет,
	На них уже не блещет младость,
	Погас ланит румяный цвет,
	В его летах проходит младость,
	А хладного рассудка нет.
31.	«Стрибог, дух озера!»
34.	Я
36.	а) И в честь тебе лилась их кровь
	б)  »  »    »      он лил
40.	Предстань
42.	Встают
После ст.	46:
	Он человека принял вид
48.	Старик
49.	И вещие глаза
После ст.	49:
	а) Струи бежали из ноздрей
	б) Вода лилася
	III
После ст.	16:
	Шумят раздранные знамена,
	Спадают искры от щитов
25.	а) Был родом Финн
	б) В крови варяг

Эти три отрывка (два озаглавленные «Олег», третий без заглавия, начинающийся строкой «Ах, было время, время боев») представляют собой, повидимому, три разные начала задуманной исторической поэмы из древне-русской жизни. Возможно, что этот замысел осуществлен потом в поэме «Последний сын вольности». В первом отрывке после второй строфы в автографе стоит цифра 3, но текста нет, а вместо него следует новое начало. П. В. Владимиров видит в «Олеге» влияние «Дум» Рылеева («Олег вещий» — см. «Исторические и народно-бытовые сюжеты в поэзии М. Ю. Лермонтова», стр. 5 — 6).

Два брата (стр. 63).

Печатается по автографу ИРЛИ, тетр. 3. Впервые в «Русской мысли» 1881 г. (кн. 12, стр. 30).

562

Ст. 19 — 24 подчеркнуты, и против них чужой рукою написано: «Contre la morale» (т. е. «против нравственности»).

Рукописные варианты.

28.	—  — панцыри
41.	Давно ль? давно ли друг для друга Они могли дышать?
56.	—  пустынные
57.	—  — одетый дымной мглой
62.	Чернеют в тишине.

В этом наброске видят влияние Шиллера, Батюшкова, Баратынского и Пушкина (С. Дудышкин в «Отеч. записках» 1859 г., № 7, стр. 35; П. Висковатов в «Русской мысли» 1881 г., кн. 12, стр. 30 — 32).

Две невольницы (стр. 69).

Печатается по автографу Музея имени А. А. Бахрушина. Впервые в газете «Русское слово» 1910 г. (21 марта, № 66) и в Акад. изд., т. I, стр. 186 — 188.

Эпиграф взят из «Отелло» Шекспира: «Остерегайтесь, милорд, ревности».

В этом наброске видят влияние «Бахчисарайского фонтана» Пушкина (Нейман, стр. 68).

Джюлио (стр. 72).

Печатается по черновому автографу ИРЛИ, тетр. 5. Отрывки появились в изд. Дудышкина 1860 г. (II, 91); целиком — впервые у Висковатова (III, 184 — 199) и Введенского (II, 336 — 346).

В автографе на первой странице рукой Лермонтова написано: «Вступление (1830 года). Рядом приписка: «(великим постом и после.) (Я слышал этот рассказ от одного путешественника)».

Рукописные варианты.

1.	Не жаркой
32.	—  а) примечал
	б) обозрел
	в) видел
43.	Хотел
47.	И он сказал
48.	Напрасно бы желал скрываться я
51.	а) В ладье стрелой пред вами
	б)     »          »           веселый
61.	—  — бедный
66.	—  удержать тяжелых слез
78.	—  —  —  —  —  Венеции

563

80.	—  — и
81.	Я променял на этот
113.	Быть может
118.	Одной луны не умирает свет
131.	—  — покойников
151.	Послушай, я в тебе
167.	—  сердца больше
246.	Вот я пришел
250.	Смеясь, вблизи его прошелся с ней
253.	—  —  —  — лукавый
255.	—  безумно
273.	—  — скромные
291.	—  — как яд
312.	—  — людей и мир
316.	—  —  —  — судьбе
321.	—  —  —  любезен мне
340.	—  —  —  — возмог
344.	—  —  —  — скорей
357.	Все, все вокруг мне веселило взгляд
365.	—  — мстительный
369.	—  оцепеневший
370.	Сей образ
378.	а) По голым стенам тень — другой рукой
	б) По стенам тень — надежною рукой
404 — 405.	—  —  —  но — кто спас меня,
	Не мог узнать я вечно.
412.	—  — пробегая
438.	—  — одолеть
444.	—  —  —  — среди
451.	—  —  —  ты некогда
459.	—  — чувств
503.	Разнообразный
513.	И вечером
514.	Задумчив над

Вычеркнутые стихи.

После ст. 227:

Чтобы вспыхнуть страсти ждали лишь предлог.
Молиться не умел я и не мог...

_____

Ст. 292 — 293 перенесены в стихотворение «1831-го июня 11 дня» (см. в строфе 25).

Ст. 489 — 492 использованы в «Литвинке» (см. ст. 345 — 348) и в стихотворении «1831-го июня 11 дня» (см. в строфе 24).

О влиянии Байрона («Беппо» и «Мазепа») в вообще английского пятистопного ямба см. у Дюшена (стр. 107) и Эйхенбаума (стр. 39 — 40). Ср. Акад. изд. (т. I, стр. 393).

564

Литвинка (стр. 88).

Печатается по списку, хранящемуся в Гос. публ. библиотеке. На тетради пометка П. А. Висковатова: «Список с Хохряковской рукописи». Под заглавием — дата: «1832 г.». Однако Висковатов пишет тут же: «Год выставлен не рукою Лермонтова. Я считаю это произведение 1830 или даже 29 года. Пав. Висковатов». В рукописном отделении ИРЛИ есть список «Литвинки» на обложке которого имеется полустертая карандашная пометка: «Принадлежит директору Пензенской учительской семинарии Владимиру Харлампиевичу Хохрякову». В тексте (совпадающем с текстом списка Публ. библиотеки) есть поправки рукой В. Хохрякова. Возможно, что это и есть та «Хохряковская рукопись», с которой сделан список Публ. библиотеки. Отрывки появились в издании Дудышкина 1860 г. (II, 287); целиком — впервые в «Русской старине» 1882 г. (№ 12, стр. 685 — 696) и в «Русской мысли» 1882 г. (кн. 12, стр. 1 — 18).

Польский историк литературы Ст. Здзярский отмечает в этой поэме сильное влияние «Гражины» Мицкевича («Szkice literackie», Warszava, 1903; ср. «Лит. вестник» 1903 г., кн. 3, стр. 364).

Заключительное сравнение с березой — один из «бродячих» мотивов Лермонтова (ср. в посвящении к «Испанцам», в стихотворении «1831 июня 11-го дня» и в «Боярине Орше»).

Исповедь (стр. 104).

Стихи 1 — 60 печатаются по черновому автографу ИРЛИ, тетр. 21; остальные — по авторизованной копии из архива семьи Якушкиных, принадлежащего Обществу политкаторжан. Эта копия была в руках П. Висковатова (от Хохрякова, получившего ее в подарок от друга Лермонтова С. А. Раевского); он опубликовал ее в «Русской мысли» 1887 г. (кн. 10, стр. 107 — 126). Но до сих пор местонахождение этой копии было неизвестно. Теперь она найдена в архиве семьи Якушкиных. Начала нет (отсутствует первый лист) — до ст. 61. На последнем листе, в ст. 209 — 211, поправки рукой Лермонтова, меняющие первоначальный текст:

Как ангел изгнанный, была
Она пленительно мила,
Хотя в лице никто б не мог

Отличия чернового автографа от копии.

Автограф гораздо короче — в нем всего 124 стиха, целиком вошедшие (с некоторыми изменениями) в текст копии. Текст автографа разделен на 3 главы: первая кончается ст. 66, вторая — ст. 110, третья состоит из ст. 180 — 193. Между этим автографом и копией была, очевидно, сделана большая переработка.

565

69.	—  постигаю
84.	—  как могила
88.	—  — ваших
89.	—  — светлые
91.	—  —  —  счастия
94.	—  —  —  а
96.	—  — слушаешь.
182.	Клянусь тебе

Варианты автографа.

2.	Шумел
12.	Один, в темнице
15.	—  закон
20.	—  сожаления не ждал
21 — 22.	Но кто идет к нему теперь,
	Гремит запор,
24.	—  тяжелою стопой
27.	Не говори
35.	Безумца
58.	Пришлец из дальней стороны
69.	Не понимаю
80.	Поверь
89.	—  — лучшие
97 — 98.	—  — из числа живых
	Я выкинут: судей моих
100.	Мой не притворчивый язык
103.	—  —  —  — крыше той
186.	Что с грустной тайною
188.	—  <кто я> зачем и как любил

Вычеркнутые стихи.

После ст.	76:
	Что заслужил я мой позор  —
После ст.	92:
	—  А все поверишь ли, и жаль И безотчетная печаль

_____

Поэма «Исповедь» представляет собой ранний очерк, впоследствии использованный Лермонтовым в «Боярине Орше» и в «Мцыри». Висковатов находит в «Исповеди» автобиографические следы. «Первая и главная мысль, интересовавшая поэта, была — выставить человека благородной и сильной натуры, обиженного судьбою и преследуемого людьми. Он презираем как бедняк и личность незнатного происхождения... Уже в первой написанной Лермонтовым драме «Испанцы» мы встречаемся с героем ее Фернандо, человеком, судьбою приниженным. Он найденыш, выросший на чужом хлебе из милости... Выяснить героизм

566

положения такой скованной души — вот что занимало ум юного поэта. Вынес же он и сам на себе, и в лице любимого, может быть идеализируемого им, отца подобную пытку. Был же он свидетелем преследования, угнетения, презрения к отцу за незнатность рода его, несмотря на которую он дерзнул полюбить девушку аристократку и породниться с родами, бывшими в богатстве и чести». Кроме того, Висковатов видит в этой поэме отражение «сердечного горя» — неудачной любви поэта к кузине В. А. Лопухиной: «В его тогдашних произведениях Варвара Александровна не раз является монахиней. Так, в первом очерке «Демона» она монахиня-испанка. Поэт даже нарисовал акварелью ее портрет в костюме католической монахини, в окне испанского монастыря на берегу моря. В «Исповеди» девушка, любимая героем, тоже в монастыре... Работая вновь и вновь над излюбленною темою, желая выставить рокового человека в борьбе с предвзятыми людскими предрассудками, Лермонтов видоизменил фабулу своего сюжета согласно с теми интересами, которые в данный момент занимали его. Когда фантазия поэта была занята Испаниею, он рисовал ее с ее бурными страстями, убийствами, казнями, пытками и ужасами таинственной инквизиции... Когда Лермонтов стал заниматься и интересоваться русскою историею и брать сюжеты из нее, он перенес, что желал высказать в «Исповеди», из Испании в обстановку русскую и таким образом создал «Боярина Оршу» («Русская старина» 1887 г., № 10, стр. 119 — 122).

Последний сын вольности (стр. 111).

Печатается по беловому автографу ИРЛИ (из архива Н. С. Шеншина). Впервые — в газете «Русское слово» 1910 г. (№ 65, 20 марта), потом — в Акад. изд. (т. I, стр. 225 — 253).

Эпиграф взят из поэмы Байрона «Гяур»: «Когда такой герой родится снова?» Последние два стиха — перевод на английский язык пушкинского двустишья из «Руслана и Людмилы»:

Дела давно минувших дней,
Преданья старины глубокой.

Поэма датируется 1830 г. на том основании, что вслед за поэмой в той же тетради написано стихотворение «Романс к И...», которое в другом автографе помечено этим годом.

Ст. 252 — 265   являются перефразировкой  стихотворения 1830 г. «Ночь»; ст. 449 — отголосок из «Евгения Онегина» (гл. VI). О влиянии Пушкина см. подробно у Б. Неймана (стр. 66 — 68).

Николай Семенович Шеншин (1813 — 1835), которому посвящена эта поэма, — товарищ Лермонтова по университету и по школе гвардейских прапорщиков. Служил сначала в лейб-гвардии Преображенском

567

полку, потом поступил в Военную академию, но умер, не окончив курса.

Рукописные варианты.

13.	—  поздних
123.	—  тени синие
199.	Уж
207.	—  —  —  стоит
221.	а) —  —  влажном
	б) — одном прощальном взоре том
300.	—  —  —  Звонкой
432.	—  —  —  как нет
581.	—  —  —  — следы
582.	—  —  —  бразды
686.	—  бы в душе
740.	Блестит
795.	—  —  —  летит
843.	—  мшистые

_____

Исторические сведения о герое поэмы, новгородском витязе Вадиме храбром, крайне скупы; тем не менее это — излюбленный образ нашей художественной литературы XVIII и XIX вв.

Никоновская летопись называет Вадима вожаком неудачного восстания, поднятого новгородцами против власти одного из первых варяго-русских князей, Рюрика. «Того же лета (863) оскорбишася Новгородци глаголюще: «яко быти нам рабом, и много зла всячески пострадати от Рюрика и от рода его». Того же лета уби Рюрик Вадима храброго и иных многих изби Новгородцев, советников его». (Полное собрание российских летописей, СПБ. 1862 г., т. IX, стр. 9).

Татищев, повторяя «известие Нестора» о том, что после упомянутого восстания «славяне бежали от Рюрика из Новгорода в Киев, зане убил Вадима храброго, князя Славенского, иже не хотеша яко рабы быти Варягом», сообщает, что «сей Вадим, видимо, по сказанию Иоакимову, был сын большой дочери Гостомысловы Князь Изборский и по старшинству матери его наследник престола, и по той же вражде убит» (В. Н. Татищев. История российская, 1773 г., кн. II, стр. 13 и 365). Но так как Татищев считает Рюрика, Синеуса и Трувора внуками славянского рода Гостомысла, то Вадим приходится двоюродным братом своему сопернику Рюрику, и вся его борьба, в этом толковании, приобретает смысл обычного спора о власти и значительно расходится с концепцией никоновской летописи.

Отсюда разделенность образа Вадима в последующей русской литературе: одни видят в его лице защитника новгородцев, политического борца, другие — властолюбивого соперника Рюрика.

568

В художественной литературе образ Вадима впервые появляется в «Историческом представлении из жизни Рюрика» — драматическом произведении Екатерины II, написанном в 1786 г. под впечатлением чтения Шекспира и занятий по древней русской истории. (См. Собр. соч. императрицы Екатерины II, изд. Акад. Наук, т. II, стр. 219 — 252. Ср. т. VIII, стр. 27, где в «Записках касательно русской истории» Екатерина дает «историческую» характеристику Вадима). В «представлении» Екатерины Вадим попадает в плен, но Рюрик под влиянием супруги своей Едвоиды примиряется с ним, и Вадим становится его верноподданным. Таким образом центральной фигурой этого произведения является не столько Вадим, сколько Рюрик, в лице которого Екатерина пыталась создать образ гуманного правителя в духе просвещенного абсолютизма и идей своего Наказа.

Принципиальным противником Рюрика выведен Вадим в трагедии Я. Б. Княжнина «Вадим Новгородский», которая вышла в свет в 1793 г. (перепечатано П. А. Ефремовым в «Русской старине» 1871 г., т. III, № 6, стр. 723 — 781). По Княжнину, в то время как Вадим воюет в далеких странах, в Новгороде разыгрывается кровопролитная междоусобица, и самодержавная власть переходит в руки Рюрика. Возвратившемуся Вадиму тяжело видеть Новгород в оковах чуждой власти. Он поднимает против Рюрика новгородцев, но восстание не имеет успеха. Победители приводят Вадима на суд к Рюрику. В последнем акте трагедии Рюрик делает неудачную попытку поколебать свободолюбивые убеждения Вадима: он призывает народ в судьи между собой и Вадимом. Здесь Рюрик произносит в свою защиту длинную речь и отказывается от власти в пользу Вадима. Вадим заявляет, что, ненавидя рабство, он не может стать князем. Народ на коленях просит Рюрика править попрежнему. Свободолюбивый Вадим закалывается.

Таким образом Екатерина II и Княжнин, рисуя борьбу новгородцев с князем Рюриком, создали два противоположных образа Вадима.

В повести Муравьева «Оскольд» Вадим — «крепость воинства» — не может забыть своего отчуждения от новгородского престола. Он надеется «бессмертными деяниями заменить венец княжеский» (Муравьев, Соч., СПБ. 1856 г., т. I, стр. 214). Вадим здесь является в освещении сентиментализма и оссианизма на классической канве: на сцене — «девы-мстительницы», чертоги Одина, восторженный скальд и Вальмир, «питающий на берегах Чудского озера глубокую свою задумчивость» (ср. А. Н. Веселовский, В. А. Жуковский, СПБ. 1904 г., стр. 515).

В 1803 г. в «Вестнике Европы» (ч. 23 и 24) появилось начало исторической повести молодого Жуковского «Вадим Новгородский». У Жуковского образ Вадима навеян «Вильгельмом Теллем» Флориана. (Ср. П. Загарин, В. А. Жуковский и его произведения,

569

М. 1883 г., стр. 48; Н. С. Тихонравов, Соч., т. III, стр. 1 и 435 — 438). Созданный Жуковским сентиментальный образ Вадима значительно разнится от предшествовавших ему изображений этого противника Рюрика, но все же сквозь дымку поэтического вымысла, окутывающего сына Радегаста, чувствуется его родственная связь с Вадимом Княжнина. Гостомысл Жуковского повлиял на создание Лермонтовым образа Ингелота; а пессимистическое отношение к толпе (ст. 635 — 639) видим еще у Княжнина.

В 20-х гг. XIX века вопрос о первоначальном строе русского государства живо интересовал передовую часть общества. Либерально настроенная молодежь, из которой впоследствии вышли декабристы, идеализируя Новгородскую Русь, пользовалась новгородским материалом для высказывания своих свободолюбивых идей. К. Ф. Рылеев является ярким выразителем этого литературно-исторического течения. В его «Думах» Вадим — борец за свободу. Появившаяся в печати лишь в 1871 г. «Дума» о Вадиме была написана, повидимому, в 1823 — 1824 гг., а к началу 1825 г. относится письмо Рылеева к Пушкину, жившему тогда в селе Михайловском: «Ты около Пскова: там задушены последние вспышки русской свободы; настоящий край вдохновения — и неужели Пушкин оставит эту землю без поэмы» (Переписка, под ред. В. И. Саитова, т. I, № 119, стр. 166).

Повидимому, Рылеев не знал о существовании у Пушкина — правда, незаконченного — отрывка «Вадим», написанного еще в 1822 г. и о замысле написать политическую драму из жизни древнего Новгорода (План трагедии о Вадиме см. в Полном собр. соч. А. С. Пушкина, Гиз, 1931 г., т. III, стр. 556).

Лермонтов следует по стопам Княжнина и Рылеева, воспевая Вадима как последнего представителя новгородской вольницы. (Ср. его стихотворение «Новгород», 1830 г.). О революционном духе этой поэмы говорит А. В. Луначарский в статье «Лермонтов как революционер» («Комсомольская правда» 1926 г., № 140).

Образ Вадима в русской литературе детально проследил Г. Карасик, Соч. Пушкина, под ред. С. А. Венгерова, изд. Брокгауз-Ефрон, СПБ. 1908 г., т. II, стр. 594 — 598; И. Замотин, Предание о Вадиме Новгородском в русской литературе, Воронеж 1901 г. и Маслов, К литературной обработке предания о Вадиме Новгородском, Казань 1911 г. (или «Чтения в истор. обществе Нестора-летописца», 1911 г., XXII, вып. 1 — 2).

[Азраил] (стр. 139).

Печатается по копии ИРЛИ, тетр. 20. Впервые напечатано в «Саратовском листке» 1876 г. (№ 43). В копии названия нет.

В поэме видят самый ранний первообраз «Демона» («Новое время» 1884 г., № 3172, 25 декабря; ср. Висковатов, III, 176).

570

Ангел смерти (стр. 147).

Печатается по черновому автографу ИРЛИ, тетр. 11. Впервые — отдельным изданием (Ангел смерти. Восточная повесть. Соч. М. Ю. Лермонтова. Карлсруэ. В придворной типографии В. Гаспера, 1857 г.) по другой — не сохранившейся рукописи. На титульном листе — справка: «Печатано с тетради, писанной собственною рукою автора и хранящейся у одной из его родственниц, имени которой посвящена эта повесть». Под справкой — дата, извлеченная, очевидно, из рукописи: «1831 года Сентября 4-го дня». Посвящение озаглавлено: А. М. В.....й (т. е. Александре Михайловне Верещагиной, кузине Лермонтова).

Текст карлсруйского издания отличается от автографа небольшим количеством разночтений (см. ниже), не свидетельствующих о переработке; поэтому мы даем основной текст по автографу. В автографе «Посвященье» написано после поэмы. После ст. 311 сделана запись: «Memor. Написать длинную сатирическую поэму: приключения демона». В той же тетради — заметки, относящиеся к замыслу «Ангела смерти»: «Написать поэму — Ангел Смерти. — Ангел Смерти при смерти девы влетает в ее тело из сожаления к любезному и раскаивается, ибо это был человек мрачный и кровожадный, начальник греков. — Он ранен в сражении и должен умереть; ангел уже не ангел, а только дева и его поцелуй не облегчает смерти юноши, как бывало прежде. <демон> Ангел покидает тело девы, но с тех пор его поцелуи мучительны умирающим [л. 9]. — Ангел говорит: море колеблется, и цветок, отраженный его волнами, должен колебаться; скажи, отчего ты так беспокоен [л. 11]. — Повесть кончается вот чем: ...С тех пор Хладнее льда его объятье, И поцелуй его — проклятье!» (л. 10 об.). Висковатов находит в этой поэме автобиографические черты: Ада — В. А. Лопухина (впоследствии Бахметева), предмет его страстной юношеской любви. «Писал он эту поэму, когда удалился от предмета своих мечтаний и, заподозрев, что она полюбила другого, считал ее для себя умершей» (стр. 152). В предварительном плане поэмы видно влияние поэмы Байрона «Корсар».

Рукописные варианты.

Посвященье.

1.	а) Не отвергай
	б) Вот для
	в) Прими, прими
2.	—  — а) и ранний
	б) печальный
5.	В толпе

Ангел смерти.

2.	—  —  —  а) преступлений
	б) наслаждений

571

3.	—  дышит
5.	—  чужды небу
14.	Свой край родной, но не забудет
28.	—  — смертным
29.	Казались радостны, и
32.	Он усыплял
34.	Хотя обманом
44.	—  — деву
51.	—  — шумящих
54.	—  — а) одет кустами
	б) покрыт кустами
55.	Украшен серыми скалами
60.	Тернами дикими одета
61.	а) На той скале печера есть
	б) Печера есть на той скале
62.	—  — сыра
101.	Пусть
134.	а) Рукой волшебной
	б) Волшебной силой
139.	—  черный
143.	Нескоро дева
144.	а) Где утра уж не нужно нам
	б) Где солнца уж не нужно нам
145.	—  — как сраженный
146.	Нежданым громом
147.	Один
149.	—  — заботливой
150.	Ее холодная
151.	Но как ни греет — не согреет
159.	—  —  —  лишь
160.	Не улетает от него
165.	а) К пещере Ангел подлетает
	б) Он внемлет — полный состраданья
	в) Он внемлет — полный сожаленья
169.	а) И на ланитах бледной Ады
	б) И на ланитах бедной Ады
173.	Тогда
175.	Взглянув на мутный, мрачный взор
189 — 190.	И ангел тотчас мог понять,
	Что стоны не страшней молчанья
198.	а) Ему жалеть, любить людей?
	б) Жалеть об участи людей?
222.	Внимаючи волнам седым
229.	Слезами полные
231.	Но в нем казалось
237 — 238.	Послушай! дольше не могу я
	В пустыне мирно

572

243.	Я не замедлю, <нет> да! — я рад
276.	Я презираю все угрозы
281 — 282.	Взглянувши на него с тоской: Поверхность моря отражает <Цветок на берегу крутом;> Над ней склонившийся цветок
284.	—  спокойно
285 — 286.	Но <только> если свежим ветерком Встревожена волна морская
297.	Разносит ветер
298.	Цари жестокие
303.	—  небо
304.	а) И брани крик, <и стрелы>
	б) И дикой крик, и стон сраженных
	в) Крик торжества и стон сраженных
306.	—  далекие пределы
320.	—  — враги
324 — 326.	Но удивления сильней
	Бывает месть в душах людей
	И начались в долине
329.	И долго, долго
331.	—  кругом
333.	—  — грозною
353.	—  умирая
359.	—  — высокой
362.	—  — младую
370.	—  он
383.	—  — кончилась борьба
384.	Между <враждебными> отважными войсками, Давно решилась их судьба...
385 — 386.	Одними мертвыми телами Иль раздробленными щитами Долина смерти устлана...
387 — 388.	Их смерть ужасна быть должна: Им нет последнего лобзанья... Нет... ангел смерти молодой
389.	Сам
390.	—  —  —  — призванья
394.	—  неповинного
395.	Желаньем, смешанным
405.	Остановилась
410.	—  — девицы
412.	—  —  —  толпою
413.	Но и его уж близок час
414.	—  —  —  ужели Зораим?
418 — 421.	Творцом небес не созданы Стыдливой девы ум и очи;

573

	Тебя ко мне под кровом ночи Вела излишняя любовь
426.	Свершилось
434.	Мы оба суждены страдать, Ты здесь... я там
445.	—  — я провел бы
446.	С тобой, в пещере одинокой
453.	—  чудный
457.	—  — неслышны
460.	—  дева
463.	Счастливой
466.	—  — мрак
482 — 484.	Из раны кровь уж не струею, А только каплями течет На руку девы молодой; Он зрит: над ним, как дух ночной
494.	—  — а) венцом из звезд
	б) в туманный блеск
499.	—  светлым
508.	—  —  —  — и та же власть
509.	Забыта им земная страсть
510.	а) Любви <земной> былой прошло волненье
	б) Прошло в нем горести волненье
524.	Узнав людей; его лобзанья
530 — 531.	И род их должен быть казнен
	Моей рукой! — так думал он.
534 — 535.	а) Как обвиненье, как укор,     Его печальны стали речи
	б) И неприятны, как укор,     Его приветственные речи
	в) Тревожат <сердце> дух
536.	—  страшен

Вычеркнутые стихи.

После ст.	12:
а)	И силу пламенного ока
	Надменных жителей твоих;
	Все в них огонь, все крайность в них;
б)	Кто <видел> знал тебя, тот забывал
	Свою отчизну; <тот менял>                        <кто дышал Прохладою <восточной> волшебной ночи>.                    кто видал Твоих красавиц томны очи <И гордый> Надменный лик твоих сынов,
После ст.	16:

574

	Тот <знал> силу чувствовал страстей
После ст.	49:
	Кто знает пламенный восток, Отчизну соловья и розы, Где все, все нежно как цветок
После ст.	64:
	<И — если б шум в ней был — как свет!> Как очи впалые с летами Которым в тягость белый свет
После ст.	85:
	Но избегал их с <давних> детских дней; Его пронзительные взоры Из-за бровей, как из-за туч Свинцовый изливали луч Когда нечаянно встречали Глаза <веселой> беспечной красоты, Глаза, где весело пылали Надежды, чувства и мечты! —  — Одно сокровище, святыню <Имел> <Хранил> <Ценил всего дороже он> Теперь имел под <солнцем> небом он; С ним раем <сделал бы> почитал пустыню.  — Но что ж! любви не <крепок> долог сон!  — И часто, <слезы> часто над несчастным Он с сожаленьем ненапрасным <С молитвой к> Кляня судьбину слезы лил, В те дни ... когда ребенком был.  —
После ст.	107:
	а) Ее изменчивый румянец     Опишет кто-нибудь едва ль,     И на устах ее печаль     Лишь проходящий чужестранец. б) Как луч заката в облаках     Игрив и свеж ее румянец     И горесть на ее устах     Лишь проходящий чужестранец.
После ст.	132:
	<Так томно-сладостен, так мил...> Теперь все тихо!  —
После ст.	140:
	Он утра не увидит снова <По крайней мере лишь — земнова> И коль узрит — то не земнова. <В дни счастья>

575

	Близь друга тяжко умирать, Но тяжелее — это знать.
После ст.	193:
	Но как помочь?.. душа ее <Земное бросив> Приняв иное бытие Теперь вольна, как мысль, как пери,  — Пред ней отверсты рая двери, <И блещет вод его струя;> Блистая чудной красотой; И как <хотеть> ей можно возвратиться, Чтоб в этом теле поселиться? И кто оставит край святой, Где не живет никто тоскуя, Для гордых ласк — и поцелуя Обманчивой любви земной?  —
После ст.	230:
	Увы! — не первая слеза
После ст.	244:
	Взгляни на север; там <видна> цветет
После ст.	260:
	Я победитель — иль в груди Моей железо... но не жди, Чтоб я с позором возвратился;
После ст.	333:
	И с криком смерти роковой
После ст.	378:
	Через тебя узнал мученья Невинный ангел красоты, Меж тем как ты в пыли сраженья
После ст.	475:
	а) <И Зораим стонал всечасно     Тревожим ласкою напрасной,  — >     Вдруг на светило он взглянул, б) <И Зораим ответил страстно>     И отвечал изгнанник страстно     Как только мог, в последний раз,     Любви молящих томных глаз     И ласке нежной, но напрасной
После ст.	481:
	И слов прощанья он не слышит!... Но, Ада — все еще не дышит
После ст.	503:
	Все ту же власть имеет он, Какой был прежде одарен, И так же может в бесконечность Полет отважный устремить

576

	И взором ток времен следить, Непроницаемую вечность; Но к людям чувствовать любовь Не может гордый ангел вновь, К слезам и просьбам стал он камень, И если б ненависти пламень Знаком был ангелам святым, Он ненависть питал бы к ним.
После ст.	527:
	Так думал он. В оковах плена В нем совершилась перемена,

        Разночтения карлсруйского издания.

Посвящение.
5 — 6.	Я дни мои влачу тоскуя И в сердце образ твой храня
7.	Но

       Ангел смерти.

5 — 6.	Где чище катится река, Вольнее мчатся облака
32.	И бурные смирял он
60.	Прикрыта
75.	—  мог
78.	—  —  —  не был
107.	—  — цвет душистый рая
112.	—  бледный
139.	—  —  —  полуоткрытый
144.	—  солнца уж не нужно нам
158.	—  утешенья
186.	—  — бледному
245.	—  все должен
246.	Оставить
251.	—  — покойну
269.	—  одну оставлю
284.	Он неподвижно
312.	Чу!.. топот...
322.	—  треску
329.	—  — равным
348.	—  гордой
355.	—  — крик
356.	—  — смелый
362.	Высоко перси
413.	—  —  —  и
425.	Никто — я сам тому виной..
442.	—  — в
476.	И Зораим хотел

577

478.	Все, все
482.	Уж тихо каплет
491.	—  —  —  глазами
492.	—  — нежный
517.	—  — к нему
534.	Как меч — его пронзает взор
536.	Тревожат нас, как злой укор

Каллы (стр. 163)

Печатается по авторизованной копии ИРЛИ, тетр. 21; ст. 147 — 152, недостающие в копии, — по копии Хохрякова в Гос. публ. библиотеке. Впервые напечатано в «Русской мысли» 1882 г. (кн. 12) и в «Русской старине» 1882 г. (№ 12).

В рукописном отделении ИРЛИ есть список «Каллы», на обложке которого написано: «от Хохрякова». Текст этого списка совершенно совпадает с авторизованной копией, но, в отличие от копии Гос. публичной библиотеки, в нем, кроме стихов 147 — 152, есть первые слова 11 стихов, стоявших между ст. 146 и 147 (глава VI). Так как в авторизованной копии отсутствует именно лист с этими стихами (оторван), то является мысль, что лист этот был дефектный, с оборванным правым краем — и список ИРЛИ воспроизводит его. После ст. 146 в списке следует:

Быть может
В его чертах
Следы страда[нья]
Но укрывал
Под башлы[ком]
И больше
Он не госп
И верно б
На том
Встречал ли
Ему открыт был

Висковатов нанес на этот список (карандашом) варианты, найденные им, как он тут же помечает, в рукописи Верещагиной. Пострадавшая глава VI заполнена им по этой рукописи (если верить Висковатову), но в несколько другой редакции, а именно:

И след Аджи простыл. Катился
За годом год, и вот в горах
Абрек чужой всем появился,
Вселяя суеверный страх.
Как зверь, он от толпы таился,
Встречаться с женщиной не мог!  —
Быть может совести упрек

578

В ее чертах найти страшился ...
Следы страданья и тревог
Не укрывались от вниманья;
Под башлыком упорный взор
Внушал лишь страх... Ни состраданья
Ни сожаленья — лишь укор
Судьбе читался в нем ... Никто
Не признавал в абреке друга.
Он поражал как бич недуга...
Встречал ли ночью он кого,
Встречал ли днем — всегда его
Все сторонились, избегали,
Как дней проклятья иль печали.

Варианты, отмеченные Висковатовым.

8.	—  —  —  пораженных
9.	Нет,
10.	—  — от дня рожденья
18.	Так будь же ты
38.	Погаснул день
39.	—  —  —  уж
41.	—  —  —  яркое
Вместо ст.	43:
	То в ней померкнет, то блеснет
44.	—  —  —  ползет
45.	Беззвучно к вражьему
47.	Освобождает
48.	—  вот
51.	—  убийственный
56.	—  спешит он
61.	Как на молитву
63.	—  не совести ли муки
64.	—  — вновь взмахнул рукой
67.	Стал неподвижен
Вместо ст.	69 — 70:
	Но мщенья не свершон завет,        Еще последней жертвы нет.
75.	А где ж она? ужели нет?
76.	Жила же дочка с Акбулатом
78.	Одна судьба с отцом и братом
79.	—  —  —  скользящий
83.	—  лезгинка
90.	И вот исполнены томленья
94.	—  не стряхнувши грезы ночи
95.	—  — сомкнулись очи
96.	—  ни радость ни любовь

579

98.	Аджи глядит
99.	—  — Урочный час!
100.	Раздался стон.
101.	Тот простонал в последний раз
102.	Кому ж пришлось
103.	Услышать их, не позабыть
104.	И никогда не заглушить
105.	Воспоминанья тяжкой муки.
108.	И в дымке легких
110.	—  слышит
112.	—  явился
114 — 121.	Окаймлена волос волнами
	Лезгинки юной голова.
	Свершилось! «Вот тебе, мулла,
	Подарок — как верны удары
	Мои», Аджи ему сказал.
	«Ну что ж! узнал, узнал ли, старый?»
	И взмах руки, и уж торчал
	В груди дымящейся кинжал.
126.	Из камня
147.	—  — всюду путь молчанья
150.	Но знал один он, почему

В копии ИРЛИ подзаголовок, сноска и эпиграф — рукой Лермонтова. Эпиграф взят из поэмы Байрона «Абидосская невеста».

Перевод:

           Это природа Востока; это страна Солнца  —
    Может ли оно приветствовать такие деяния, какие
                                                            совершили его дети?
    О! неистовы, как голоса прощающихся любовников,
Сердца в их груди и рассказы, которые они передают.

Изображение убийцы близко к описанию монаха в поэме Байрона «Гяур».

Аул Бастунджи (стр. 168)

Печатается по автографу ИРЛИ, тетр. 21. Впервые целиком — в «Русской мысли» 1883 г., кн. 2 (Висковатовым). Датировка (1831 г.) определяется тем, что некоторые мотивы и места перенесены в поэму «Измаил-Бей» (рождение Измаила, соперничество двух братьев, имя героини, ст. 41 — 44).

Рукописные варианты.

54 — 56.	И небеса с лазурью и звездами
	В нем отразились... но душа его
	Была грустна, бог знает от чего!..
54.	И часто вдруг окованный мечтами
83.	—  висели
84.	—  — с насечкою черкесской

580

116.	За то
220.	—  —  —  — клад
239.	—  — хладно
273.	—  —  —  свинцовый
410.	—  — с дрожащими устами
411.	—  —  —  с тайною тоской
465.	—  довольно
479.	—  — а) старой
	б)ветхой
485.	Со славою ты дожил до седин
516.	—  — вьется
565.	—  — брошен средь

Э. Дюшен видит в этой поэме влияние «Восточных стихотворений» В. Гюго (проклятие Селиму, описание коня). Отдельные места этой поэмы использованы потом в «Хаджи Абреке» (убийство героини) и в «Мцыри» (картина выползающей змеи). Б. Нейман видит в этой поэме заимствование из «Бахчисарайского фонтана» Пушкина (объяснение Заремы с Марией и просьба Заремы вернуть ей Гирея) (стр. 191).

Измаил-Бей (стр. 191).

Печатается по авторизованной копии ИРЛИ (II, № 9). На обложке чужой рукой написано: «Измаил-Бей. Восточная повесть (Копия с рукописи М. Ю. Лермонтова). От А. А. Краевского». С этой копии поэма набиралась в «Отеч. записках» 1843 г., где появилась впервые (т. XXVII, стр. 1 — 25). Рукопись самого Лермонтова, с которой делалась эта копия, неизвестна, но в рукописном отделении Гос. публ. библиотеки имеется тетрадь, заключающая в себе: 1) посвящение к «Измаилу-Бею», написанное чужой рукой, но с воспроизведением лермонтовского почерка (очевидно — по автографу), 2) карандашный рисунок (тоже, повидимому, копия) и 3) отдельные строки из «Измаила-Бея» — рукой В. Хохрякова. На обложке сделана надпись, тоже воспроизводящая руку Лермонтова: «Измаил-Бей. Восточная повесть 1832 год: 10 Мая». Внизу воспроизведена надпись Лермонтова с росчерком. Выписки, сделанные Хохряковым, восполняют цензурные пропуски текста «Отеч. записок», но их источником был, очевидно, автограф, а не сохранившаяся копия: Хохряков выписывает эпиграфы, отсутствующие в копии, ст. 21 — 24, тоже отсутствующие, и ряд отдельных строк и слов, вычеркнутых Лермонтовым в автографе — в том числе целую строфу, стоявшую после строфы XXV (мы печатаем ее здесь впервые). Пользуясь выписками Хохрякова, мы вводим в основной текст эпиграфы (переписчик, повидимому, не мог разобрать английского языка) и ст. 21 — 24, вместо которых в копии стоят точки.

В «Отеч. записках» поэма была напечатана со следующим примечанием редактора: «В то время, как второе (полное) издание

581

стихотворений Лермонтова вышло в свет, я случайно и неожиданно получил целую поэму Лермонтова, еще неизвестную публике. Это одно из первых, одно из самых ранних, можно сказать детских произведений покойного поэта, и, конечно, он никогда не напечатал бы его при своей жизни. В «Измаиле-Бее» все не зрело — и план целого и отделка подробностей; многие места слабы и растянуты, многие стихи даже поражают неточностью и прозаичностью выражения; но, несмотря на то, концепция поэмы, тон ее выражения, многие отдельные места, многие отдельно взятые стихи носят на себе отпечаток мощного и глубокого духа поэта, и вообще все это произведение может служить фактом поэзии, духа и характера Лермонтова. Тут читатели встретят, в герое поэмы, тот же колоссальный, типический образ, который, с ранних лет, был избранным, любимым идеалом и являлся потом во всех произведениях поэта, в котором Россия безвременно утратила, может быть, своего Байрона. Каждая строка, каждое слово такого поэта должно быть сохранено, как общее достояние современного общества и потомства, — и мы уверены, что, помещая «Измаила-Бея» в нашем журнале, делаем истинный подарок образованной части русской публики, хотя по причинам, от нас не зависящим, мы и не могли напечатать вполне всю поэму».

Ясное сочувствие, высказываемое Лермонтовым по адресу горцев, вызвало запрещение цензурой целого ряда стихов, а также искажение некоторых мест. По требованию цензуры исключены ст. 20 — 22, 42, 137 — 157, 159, 170 — 177, 223 — 240, 259 — 317, 322 — 336, 791 — 826, 829 — 833, 953 — 956, 1011, 1070, 1181, 1219 — 1225, 1311, 1491 — 1500, 1526 — 1531, 1697; в ст. 1948 «русский» заменено «витязь»; исключены ст. 1972 — 1975, 2127 — 2130; 2202 — 2203, 2260 — 2277.

Эпиграф к 1-й части взят из поэмы Байрона «Гяур»: «Так жила на земле дочь Черкесии, прелестнейшая птица Франкистана».

Эпиграф ко 2-й части взят из поэмы Вальтер-Скотта «Мармион»:

Высокие души, от рождения гордые и сильные,
Глубже всех чувствуют твои муки, Угрызение!
Страх — бич низкой черни,
Ты же — истязатель храбрых!

Эпиграф к 3-й части взят из поэмы Байрона «Лара»:

Она не говорила, почему бросает позади
Все для того, кто, казалось, был так мало добр.
Почему она любила его? Пытливый глупец! Умолкни:
Разве человеческая любовь — порождение человеческой воли?

В текст «Измаила-Бея» перенесены некоторые стихи из «Аула Бастунджи» (ст. 662 — 663, 845 — 847). С другой стороны, ст.

582

190 — 195, 705, 2090 — 2095 повторены с некоторыми вариациями в «Хаджи Абреке», ст. 1655 — 1657 повторены в «Боярине Орше»; песня «Месяц плывет» перенесена в поэму «Беглец».

В Соч. Лермонтова, под ред. П. А. Ефремова (1873 г.) текст посвящения содержит вместо 12 строк 20, с указанием в примечаниях: «Окончание «Посвящения» добавлено по рукописи Публичной библиотеки» (стр. 508). Все редакторы позднейших изданий повторяли текст Ефремова, причем Висковатов отмечает что слова, напечатанные курсивом, подчеркнуты в рукописи самим автором. Однако в Гос. публ. библиотеке нет такого автографа «Измаила-Бея», а в описанном выше «факсимиле» посвящения текст состоит из тех же 12 строк, как и в копии ИРЛИ. Таким образом источник дополнительных 8 строк остается неизвестным. Во всяком случае Лермонтов не предназначал их для печати — очевидно вследствие их интимно-биографического смысла. Приводим текст этих строк:

И ты, звезда любви моей,
Товарищ бурь моих суровых,
Послушай песни прежних дней:
Давно уж нет у сердца новых.
Ни мрачных дум, ни дум святых
Не изменила власть разлуки;
Тобою полны счастья звуки,
Меня узнаешь ты в других!..

Эти строки обращены, конечно, все к той же В. А. Лопухиной.

Рукописные варианты (из тетради В. Хохрякова).

834.	—  — персидской тканью иль
1253.	—  равномерно
1322.	Забыв
1507 — 1509.	Он видит кучу маленьких детей —
	И колет их; и юных матерей
	Ласкает той же самою рукой
1538 — 1539.	—  —  —  от мук усталый
	Не хочет в жизни душу воскресить
2150 — 2152.	Страдалец новый ряд мучений
	Повсюду видит. Легкой тени
	Подобно, облак пролетел,
	Хотя не понял он молений
	Или понять их не хотел.
2152.	Студеный
2264 — 2265.	И наконец, с поникшей головой
	Пошли и тихо скрылись за горой?
	Давно ли мстить они клялись до гроба?
	Ужель с любовью в них погасла злоба?..
	Два талисмана стороны чужой,

583

	Какой-то локон мягкий, золотой
2276.	Сражен рукой изменника бесславной

Вычеркнутые стихи.

После строфы XXV (1-й части):

26

Я сам знавал когда-то в старину
Подобную волшебницу одну.
И от нее оторван был я роком.
И за нее творца благословил;
В объятиях, напитанных пороком,
Я б ангела, быть можеть, осквернил!
Но в час ночной, когда воспоминанье
Приводит к нам минувшего скелет,
И оживляет прежние страданья,
И топит в них все счастье прежних лет,
Тогда, тогда порою нахожу я
В душе, как бога в храмине пустой,
Тот милый взор с улыбкою святой;
И, мнится, я храним ее рукой,
И жду, безумец! ласки, поцелуя...
Бледнеют грезы мрачные мои,
Все исчезает кроме дум любви;
Но с ней, хоть образ узнаю прекрасной,
Сравнить мечту стараюсь я напрасно;
Засну ли? — предо мной во время сна
Опять, опять она — и все она!

После ст. 1133:

Народ его сначала полюбил;

Но льстить ему не станет Измаил!..

«Измаил-Бей» отличается от других кавказских поэм Лермонтова некоторой политической окраской: в поэме явно выражено сочувствие вольнолюбивым горцам, погибающим в борьбе с русскими хищниками. В литературном отношении поэма восходит прежде всего к Байрону и Мицкевичу. Э. Дюшен (стр. 86 — 89) находит в ней заимствования из «Гяура», «Манфреда», «Паризины». Ст. Здзярский («Szkice literackie», Warszawa, 1903) указывает на зависимость «Измаила-Бея» от «Повести Вайделота» (ср. «Лит. вестник» 1903 г., кн. 3, стр. 362 — 364). «Черкесским Валленродом» называет «Измаила-Бея» и В. Спасович, дающий развернутое сопоставление поэм Мицкевича и Лермонтова («Вестник Европы» 1891 г., 12, стр. 722 — 724). Кроме того, Спасович и Дюшен отмечают в поэме Лермонтова один эпизод, заимствованный из поэмы Вальтер-Скотта «Дама озера» («Lady of the Lake»): кавказский офицер, смертельный враг Измаила, находит себе у него пристанище (ср. у Вальтер-Скотта  —

584

шотландский король Яков V в гостях у Родриго Черного). По мнению Д. П. Якубовича, образ оленя в ст. 1098 — 1116 навеян первыми строфами той же «Дамы озера» («Пушкин и его современники», 1930 г., вып. 38 — 39, стр. 125).

Влияние Пушкина отмечено в работах С. Южакова («Любовь и счастье в произведениях русской поэзии» в «Северном вестнике» 1887 г., № 2, стр. 159 — 161), Н. Котляревского («Лермонтов») и Б. Неймана (стр. 88 — 90). Указывается связь с «Цыганами», «Полтавой» и «Кавказским пленником».

Совершенно не освещен в литературе вопрос о прототипе «Измаила», а между тем, несмотря на литературные заимствования, в поэме чувствуется материал собственных наблюдений. Вполне возможно, что Лермонтов лично встречался с горцами, получившими образование в России и потом действовавшими на родине. Именно в 20 — 30-х гг. такие случаи были нередки. Об одном из них рассказывает, например, В. П. Бурнашев. Н. И. Греч познакомил Бурнашева с Хан-Гиреем — горцем, который, подобно Измаилу, был послан отцом на воспитание в Россию к Ермолову и сделал карьеру на русской военной службе: был назначен флигель-адъютантом и произведен в полковники гвардии. В 40-х гг. Хан-Гирей был произведен в генерал-майоры и откомандирован на Кавказ, где «оставлял за собою следы любви, приязни, человечности и стремления к правильно-гражданскому усовершенствованному устройству диких племен... но мюридисты отравили его кумысом» («Из воспоминаний Петербургского старожила» — «Заря» 1871 г., № 4, стр. 36 — 42).

Л. Толстой читал «Измаила-Бея» 9 июля 1854 г. и записал в дневнике: «Я нашел начало Измаил-Бея весьма хорошим. Может быть, это показалось мне более потому, что я начинаю любить Кавказ хотя посмертной, но сильной любовью. Действительно, хорош этот край дикий, в котором так странно соединяются две самые противоположные вещи: война и свобода» (Полное собр. соч. под ред. В. Черткова, т. VI, 1929 г., стр. 279).

Моряк (стр. 258).

Печатается по авторизованной копии, воспроизведенной в «Русском библиофиле» 1913 г. (№ 1); название, эпиграф, поправка в ст. 25, дата и «SIc transIt glorIa mundI» в конце — рукой Лермонтова.

Впервые «Моряк» появился в литературном сборнике «Раут», 1855 г. (в сокращенной редакции), куда рукопись была передана К. К. и Н. Ф. Павловыми. В том же виде во II томе Акад. изд. (стр. 1 — 3), а затем полностью в Акад. изд. (т. V, стр. 236 — 238).

Перевод эпиграфа (из «Корсара» Байрона):

По радостным водам темного, синего моря
Наши мысли так же беспредельны, а наши души так же вольны;                                                                                   

585

Пенятся валы так далеко, как достигает ветер;
Обозри нашу империю, взгляни на наше обиталище!

Хаджи Абрек (стр. 265).

Печатается по «Библиотеке для чтения» 1835 г. (т. XI, стр. 81 — 94), где появилось впервые (с подписью: «Лермантов»).

Это — первое произведение Лермонтова, появившееся в печати. А. Меринский сообщил, но не совсем точно, историю появления в печати «Хаджи Абрека»: «Юрьев, тайком от Лермонтова, отнес эту повесть к Смирдину» («Атеней» 1858 г., ч. VI, стр. 301). А. Ф. Смирдин был издателем «Библиотеки для чтения», редактировал же ее Сенковский. Более точно рассказывает об этом В. П. Бурнашев со слов А. И. Синицына: «Раз как-то в последние месяцы своего пребывания в школе Лермонтов, под влиянием воспоминаний о Кавказе, где он был еще двенадцатилетним мальчиком, написал целую маленькую поэмку из восточного быта, свободную от проявлений грязного вкуса... И вот эту-то поэмку у Лермонтова как-то хитростью удалось утащить его кузену Юрьеву. Завладев этою драгоценностью, Юрьев полетел с нею к Сенковскому и прочел ее ему вслух с тем мастерством, о котором я уже говорил... Сенковский был в восторге, просил Юрьева сказать автору, что его стихотворения все, сколько бы он ни давал, будут напечатаны, лишь бы только цензура разрешила» («Русский архив» 1872 г., № 9, стр. 1776 — 1777).

Эта версия подтверждается рассказом А. П. Шан-Гирея: «С нами жил в то время дальний родственник и товарищ Мишеля по школе Николай Дмитриевич Юрьев, который, после тщетных стараний уговорить Мишеля печатать свои стихи, передал, тихонько от него, поэму «Хаджи Абрек» Сенковскому, и она, к нашему немалому удивлению, в одно прекрасное утро появилась напечатанною в «Библиотеке для чтения». Лермонтов был взбешен; по счастью, поэму никто на разбранил, напротив, она имела некоторый успех, и он стал продолжать писать, но все еще не печатать» («Русское обозрение» 1890 г., кн. 8, стр. 737).

Совершенно иначе, но мало достоверно, передавалось о появлении в свет «Хаджи Абрека» в литературной летописи «Библиотеки для чтения» за октябрь 1842 г. (стр. 31 — 32), в разборе поэмы «Последний Хеак» Вл. Зотова: «Кто нынче не помнит, что Лермонтов тоже начал свое поэтическое поприще большою поэмою, под названием «Абрек», да такою большою, что она могла быть напечатана в «Библиотеке для чтения» только в сокращении, с пропуском главнейших длиннот и страшнейших картин! Сам Лермонтов впоследствии не помнил этого, и в собрании его поэтических трудов она не явилась. Тщетно уговаривали мы тогда даровитого Лермонтова не печатать своей первой поэмы, уверяя юного поэта, что, если предчувствие и некоторые

586

места «Абрека» не обманывают нас, то, сжегши эту поэму и погодя немножко, он напишет что-нибудь истинно достойное внимания публики, прекрасное, славное. Юный поэт не отставал: он был уверен, что этот «Абрек» доставит ему бессмертие, и, чтобы удовлетворить эту невинную мечту неопытности, лучшие места «Абрека» были напечатаны. Вскоре сам он убедился в основательности советов, полученных при этом случае, и более не вспоминал об «Абреке», так же как никто из ценителей удивительного таланта, который развился в нем впоследствии с таким блеском, через постепенное усовершенствование». Возможно, что эта статья принадлежит самому О. И. Сенковскому.

Любопытно, что эта поэма очень понравилась бабушке поэта Е. А. Арсеньевой: «Стихи твои, мой друг, я читала бесподобные, а всего лучше меня утешило, что тут нет нонешней модной неистовой любви. И невестка сказывала, что Афанасью [брату Елизаветы Алексеевны] очень понравились стихи твои и очень их хвалил... Стихи твои я больше десяти раз читала», — писала она внуку 18 октября 1835 г. Письмо впервые и не совсем точно напечатано в «Биографии Лермонтова» Висковатовым (Приложение, стр. 6), а точное воспроизведение копии, находящейся в собраниях ИРЛИ, дано в «Книге о Лермонтове» П. Е. Щеголева (вып. I, стр. 223 — 225).

Висковатов указал, что Лермонтов внес в поэму «Хаджи Абрек» мотивы и строфы из «Каллы», «Аула Бастунджи» и «Измаил-Бея». По его мнению, «Хаджи Абрек» написан не в конце 1834, как утверждает Бурнашев, а еще в 1833 г. или даже в начале этого года, «когда Лермонтов еще ближе стоял к интересам, занимавшим его в университетские годы (не в то ли время, когда он лежит больной у бабушки?). Позднее его творческая деятельность в школе получает совершенно иное направление» («Русская мысль» 1884 г., кн. 7, стр. 67 — 68).

Э. Дюшен указал на зависимость поэмы от «Гяура» Байрона: «Строфы из «Гяура» преследовали Лермонтова, когда он писал эту поэму. Самое имя Леилы взято оттуда. Поспешное возвращение Хаджи напоминает такое же бегство Гяура» (Э. Дюшен, стр. 88 — 86. Ср. E. Duchesne, pp. 268 — 269).

Боярин Орша (стр. 281).

Печатается по авторизованной копии ИРЛИ, тетр. 12, с исправлениями ошибок переписчика по автографу (Рукописное отделение Гос. публ. библиотеки). Впервые напечатано в «Отеч. записках» 1842 г. (т. XXIII, стр. 1 — 24) по копии, с цензурными купюрами: ст. 17 — 18, 145 — 151, 213 — 218, 332 — 335, 444 — 449, 484, 510 — 519, 530 — 534, 572 — 573, 579, 613 — 618, 1045 — 1058.

Ст. 444 — 449 в копии отсутствуют; в автографе они перечеркнуты одной чертой, а на полях рукой Лермонтова написано:

587

«вымарать». Думаем, что этот вычерк подсказан не художественными, а цензурными соображениями (судя по копии Лермонтов собирался печатать поэму), и потому сохраняем эти строки в основном тексте.

Эпиграфы к главам взяты тоже из автографа; в копии есть автограф к 1-й главе, но написан совершенно безграмотно; эпиграфы к остальным главам не переписаны (очевидно, переписчик не мог разобрать). Эпиграф к 1-й главе взят из поэмы Байрона «Паризина», ко 2-й и 3-й — из поэмы Байрона «Гяур». Перевод:

1.	Тогда сердце ее разорвалось в одном протяжном крике, И на землю она упала как камень, Как статуя, сброшенная с своего подножия.
2.	Остальное тебе уж известно, И все мои грехи, и половина моей скорби, Но не говори больше о покаянии...
3.	Это он, это он! Я теперь узнаю его; Я узнаю его по бледному лбу...

В «Отеч. записках» поэма была напечатана со следующим примечанием А. А. Краевского: «Эта поэма принадлежит к числу первых опытов Лермонтова. Она написана была еще в 1835-м году, когда Лермонтов только что начинал выступать на литературное поприще. Впоследствии, строгий судья собственных произведений, он оставил намерение печатать ее и даже, взяв из нее целые тирады, преимущественно из II главы, включил их в новую свою поэму «Мцыри», помещенную, как известно, в собрании его стихотворений в 1840-м году. Рукопись поэмы, данная мне автором еще в 1837-м году и едва ли не единственная, хранилась у меня до сих пор с другими, оставленными им пьесами. Считая всякое произведение Лермонтова драгоценною собственностью русской литературы и не опасаясь упрека в нескромности, передаю здесь публике поэму его, отчасти нечуждую недостатков, свойственных таланту начинающему, но вместе с тем и блещущую красотами первоклассными».

Рукописные варианты.

1. АВТОГРАФ ГОС. ПУБЛ. БИБЛИОТЕКИ

63.	—  — ключник
127.	Жизнь старца длилась весела
206.	Давно ль? вчера ты был другой?
234.	—  —  —  — ногой
237.	И Орша
238.	—  —  —  — страшный взгляд С печатью злобы на челе...
239.	—  —  —  во мгле
241.	—  —  —  вмиг

588

242.	Утих... и тот, кто б услыхал
261.	—  —  —  умолк
279.	Перстом на волны указал
288.	—  —  —  блестят
300.	Измучен
354.	—  —  —  бы ничего
374.	Жива, беспечна как весна
380.	—  — солнечных
397.	—  —  —  знает
421.	Упрек
483.	—  —  —  душных
485.	—  —  —  — тут
512.	—  — синие
527.	Я с ней бороться
577.	Ведь это все лишь божья казнь!
594.	—  — невинного
628.	Не так ли
629.	а) Разбитый бурею челнок
	б) Разбитый вязнет челночёк
641.	—  куча
694.	—  собирался толпой
780.	—  самовластно
795.	—  коня остановил
822.	—  — гордое
836.	Не стану прикрывать очей
849.	—  скорей
983.	—  — быстрою
1006.	О нет!
1020.	Огромный
1030.	—  недолгой
1056.	Пустые

Вычеркнутые стихи.

После ст.	44:
	Одну ее старик любил
После ст.	236:
	Свечи дрожащий красный луч,
	Как будто молния из туч,
	Прервав любви последний пыл,
	Все чувства их оледенил.
	Они при нем, без дум, без сил,
	Едва успели отомкнуть
	Уста от уст, от груди грудь.
После ст.	319:
	Входящему являлись вдруг
После ст.	627:
	Как мертвый образ божества

589

	Внимает кликам торжества! В толпе шумящей тих, один Он все — и раб, и властелин, Без чувства сам, предмет страстей,  — И выше всех — и всех слабей!
После ст.	631:
	И жертва ненасытных вод Он разрушается, гниет
После ст.	667:
	Досада, любопытство, страх Виднелись в постных их чертах; Прошла обедня в суетах, —
После ст.	695:
	Когда ж боярин все узнал, Он побледнел, затрепетал, Глаза его покрылись мглой, Не зря смотрел он пред собой; Рука на небо поднялась... От синих губ оторвалась Не речь — но звук — ужасный звук, Отзыв еще сильнейших мук, Невнятный как далекий гром ... Три дня, три ночи целый дом Дрожал встречая мрачный взор,  — —  Они прошли — но с этих пор Как будто от рожденья нем Он слова не сказал ни с кем!..
После ст.	805:
	Я видел кудри старика
После ст.	1008:
	Исчезнуть рад бы он с земли, Но муки жизнь его спасли!.. Одежды длинный лоскуток, Который сгнил, увял, поблек,
После ст.	1037:
	Жить и страдать теперь на что? Она ничто — и все ничто!.. Перед людьми преступник я: «Меня казнит судьба моя Но о спасеньи не молюсь, Небес и ада не боюсь! Пусть вечно мучусь: не беда, Ведь с ней не встречусь никогда!

2. ВАРИАНТЫ ИЗ НАБРОСКА В ТЕТРАДИ ЧЕРТКОВСКОЙ БИБЛИОТЕКИ (ИСТОРИЧЕСКИЙ МУЗЕЙ)

421.	Упрек
423.	И так он пленнику

590

426.	—  тернистою
428.	Ты все
430 — 433.	И казнь назначил суд <земной> людской, Но в небесах судья другой. Пред ним с раскаяньем теперь Ты мне дела свои поверь. —

3. ВАРИАНТЫ ИЗ НАБРОСКА В КОПИИ «ДЕМОНА» (ОЧЕРК IV).

763.	—  — сменялись каждый час
795.	—  коня остановил
802 — 819.	С пятью рабами бился он Противу наших удальцов; И дорого тебе, Литва, Досталась эта голова. Напрасно он взывал к своим, Его все войско было с ним. Здесь сквозь толпу издалека Я видел кудри старика. <Играли с ветром, и рука> <Я трижды видел, как рука> Я видел, как его рука С мечом три раза поднялась И опустилась ... каждый раз, Когда она являлась вновь, По ней струей бежала кровь. Четвертый взмах я тщетно ждал, Но с поля он не побежал, Не мог бежать, хотя б желал ... Умолк, и слышит слабый стон, Взглянул и вздрогнул: это он!.. Так точно! перед ним лежит, Меж трупами полузакрыт, В снегу, с изрубленным челом, С руками сжатыми крестом, Боярин Орша... кровь ручьем Бежала по его лицу ... Он, приближаяся, к концу, Читал молитву про себя, Устами тихо шевеля. И взор пронзительный тогда, Глубокий взор, где месть, вражда И все, чем ядовит упрек, Все то, что в людях проклял бог, <Какой-то чудный демон слил В единый луч> Сливалось хладною струей В какой-то луч полуземной;

591

Взор невстречающий преград, Для жизни гибельный, как яд, Безвестный всадник устремил На жертву тленья и могил!.. И этот взор в него проник, <И будто пробудясь старик Вздрогнув открыл глаза свои> Очнулся вздрогнувши старик, Главу с усильем приподнял И слабым голосом сказал: «Да, я узнал тебя, узнал» ... ...........................

_____

«Боярин Орша» является как бы промежуточной редакцией между «Исповедью» и «Мцыри». Поэтому сюда из «Исповеди» перенесен целый ряд стихов, и в свою очередь стихи «Боярина Орши» впоследствии были включены в текст «Мцыри» (см. в комментарии к «Мцыри»). Ст. 882 — 886 и 1055 — 1057 повторяются в «Демоне» (редакции 1831 и 1838 гг.):

Что без тебя мне эта вечность?
Моих владений бесконечность?
Пустые звонкие слова,
Обширный храм без божества.

Историю этого образа в польской и русской литературе см. В. Спасович, Байронизм у Пушкина и Лермонтова, «Вестник Европы» 1888 г., кн. 4, стр. 513 — 514.

По поводу датировки «Боярина Орши» Висковатов пишет: «Боярин Орша» отнесен мною к годам 35 — 37 потому, что есть намеки, что поэт работал над поэмою еще на Кавказе в 1837 г.» (т. II, стр. 254). «Рукопись этой поэмы была с поэтом на Кавказе в 1837 г. и привезена им в окончательной обработке в Петербург из Новгорода, где Лермонтов служил временно по возвращении из ссылки» (т. I, стр 372). Наконец в биографии Лермонтова Висковатов утверждает: «Поэма эта написана около 1835 года. Набело для печати она переписана позднее, и на этой рукописи выставлен 1836 год. Она... испытала несколько изменений. Конец ее Лермонтов переделывал несколько раз» (II, стр. 224).

В поэме «Боярин Орша» заметно влияние «Паризины» и «Абидосской невесты» Байрона. Указывают также на зависимость от «Конрада Валленрода» Мицкевича (Спасович — «Вестник Европы» 1888 г., кн. 4, стр. 512), от «Эрнани» В. Гюго (E. Duchesne, p. 309, С. В. Шувалов — «Венок М. Ю. Л-ву», стр. 330) и от «Марьиной рощи» Жуковского.

Ст. 242 — 245 Лермонтов заимствовал из финала «Конрада Валленрода» Мицкевича, в свою очередь взявшего их из «Паризины»

592

Байрона. Сравнение с березой (ст. 49 — 52) встречается еще раньше — в посвящении к драме «Испанцы» и в стихотворении «1831-го июня 11 дня» (строфы XIII — XIV). Историю этого образа проследил В. Спасович («Вестник Европы» 1888 г., кн. 4, стр. 514).

Поэма произвела сильное впечатление на Белинского: «Сейчас упился «Оршею». Есть места убийственно хорошие, а тон целого — страшное, дикое наслаждение. Мочи нет, я пьян и неистов. Такие стихи охмеляют лучше всех вин» (письмо к В. П. Боткину летом 1842 г. — «Письма», т. II, стр. 312). 7 ноября 1842 г. Белинский писал Н. А. Бакунину: «Читали ли вы «Боярина Оршу» Лермонтова? Какое страшно могучее произведение! Привезу его к вам вполне, без выпусков» (там же, стр. 318).

Песня про царя Ивана Васильевича... (стр. 315).

Печатается по «Лит. прибавлениям к Русскому инвалиду» 1838 г. (№ 18, стр. 344 — 347), где появилось впервые (с подписью « — въ»). Повторено в «Стихотворениях» 1840 г. с пропуском ст. 41 — 44. Рукописей нет.

Отличия текста 1840 г. от текста 1838 г.: ст. 14 — «три дня» вместо «три дни»; ст. 70 — «Да об чем тебе» вместо «Да об чем бы тебе»; ст. 159 — «Ходят» вместо «Ходют»; ст. 188 — «Вот уж поп прошел с молодой попадьей» вместо «Вот уж поп прошел домой с молодой попадьей»; ст. 208 — «Смотрят» вместо «Смотрют»; ст. 213 — «Что одёжа вся твоя изорвана» вместо «Что одёжа твоя вся изорвана»; ст. 217 — «Мы с тобой» вместо «Мы с тобою»; ст. 221 — «Чтобы свету божьего» вместо «Чтоб свету божьего»; ст. 305 — «выйду» вместо «выду»; ст. 367 — «небойсь» вместо «небось»; ст. 371 — «Вдруг толпа раздалась на обе стороны» вместо «в обе стороны»; ст. 396 — «от света» вместо «от свету»; ст. 398 — «По одном из нас» вместо «Об одном»; ст. 500 — «безыменной» вместо «безымянной». Характер перечисленных отличий вызывает сомнение в принадлежности их Лермонтову и заставляет отдать предпочтение тексту 1838 г. Только одно изменение (ст. 188) имеет характер авторской, а не корректорской поправки, но объективных данных для этого нет; поэтому сохраняем и этот стих в том виде, как он был напечатан в «Лит. прибавлениях».

Отсутствие ст. 41 — 44 в «Стихотворениях» 1840 г. редактор Акад. изд. (Д. И. Абрамович) объясняет «цензурными причинами». Мы полагаем, что это — результат типографского недосмотра: перескок от одного «Вот» (ст. 36) к другому (ст. 45)  — явление очень частое при повторении одного и того же слова (во время печатания сборника Лермонтов был на Кавказе и потому не мог читать корректуры).

История первого появления «Песни» в печати передает (со слов А. А. Краевского) Висковатов: «Среди походной жизни

593

Лермонтов окончательно обработал «Песню о Калашникове» и выслал ее А. А. Краевскому, издававшему «Литературные прибавления к Русскому инвалиду». Когда стихотворение обыкновеннейшим порядком было отправлено в цензуру, то цензор издания нашел совершенно невозможным делом напечатать стихотворение человека, только что сосланного на Кавказ за свой либерализм. Г. Краевский обратился к Жуковскому, который был в великом восторге от стихотворения и, находя, что его непременно надо напечатать, дал г. Краевскому письмо к министру народного просвещения, в ведении коего находилась тогда цензура. Гр. Уваров, гонитель Пушкина, оказался на этот раз добрее к преемнику его таланта и славы. Найдя, что цензор был прав в своих опасениях, он все-таки разрешил печатание. Имени поэта он однако выставить не позволил, и «Песня» вышла с подписью: « — въ» (Висковатов, стр. 259 — 260; ср. Пыпин — биография в I томе соч. Лермонтова, изд. 1873 г., стр. 61; см. соч., т. II, стр. 301).

В лермонтовской литературе есть много разных указаний и соображений относительно происхождения и источников этого произведения. А. А. Краевский передавал И. М. Болдакову, что в ответ на его письмо о блестящем успехе «Песни» Лермонтов отвечал с Кавказа (откуда была прислана рукопись «Песни»), что хотя ею и восторгаются, а не знают, что он набросал се от скуки, чтобы развлечься во время болезни, не позволявшей ему выходить из комнаты (Соч. М. Ю. Лермонтова, под ред. И. М. Болдакова, 1889 — 1891 гг., т. II, стр. 408). Что касается самого сюжета, то П. К. Мартьянов (источник не очень авторитетный) рассказывает со слов одного из товарищей Лермонтова, И. И. Парамонова, следующую историю, случившуюся в Москве в годы студенчества Лермонтова.

«На одной из окраин Москвы, заселенной купечеством, жил один богатый коммерсант, человек молодой, солидный и дельный, недавно женившийся на 18-летней, чрезвычайно красивой девушке. Он жил по-старинному. Утром уезжал на откормленном рысаке в гостиный двор, где у него находились товарные склады, занимался весь день делами и только вечером возвращался домой. Дом его, как большинство старинных купеческих домов того времени, содержался постоянно под замком. Если кому нужно было войти в него, то он должен был несколько раз позвонить. К воротам выходили молодец пли кухарка и, не отпирая калитки, спрашивали: «кто? кого надо? зачем?» Получив ответ, шли с докладом и после некоторого времени возвращались и впускали или же отказывали, говоря: «дома нет», или же «велено притти тогда-то». Жена его из дому никуда не выезжала, кроме церкви или родных, и то не иначе как с мужем, или со старухой свекровью, или же с обоими вместе.

Об этой-то запертой красавице и шепнули гусару. Он приехал

594

как-то в церковь, посмотрел и заинтересовался. Начал он изыскивать меры, чтобы познакомиться с купцом, но купец от всякого знакомства отказался. Хотел обратить на себя внимание купчихи, пробраться как-нибудь в дом, но не удалось: строгости в доме увеличили, старуха свекровь не отходила от невестки ни на шаг и берегла ее как зеницу ока. Но встречаемые гусаром препятствия только сильнее подстрекали его самолюбие, и он поставил себе целью во что бы то ни стало завладеть купчихой. Долго ему ничего не удавалось, но вдруг выпал счастливый случай. Накануне какого-то большого праздника купчиха, в сопровождении свекрови и старухи няньки, отправилась пешком в приходскую церковь ко всенощной. Гусара давно уже не было видно в их мирной окраине, он перестал туда ездить. По окончании службы, когда купчиха с своими провожатыми возвращалась домой, вдруг из-за угла соседнего переулка выскочило несколько молодцов; они растолкали старух, схватили купчиху под руки, посадили ее в подлетевшие из-за угла запряженные лихою тройкой сани и увезли. Улица огласилась криком о помощи, сбежался народ, но тройки давно уже и след простыл. Купец бросился к властям, поднял на ноги полицию, начались розыски, но купчихи не отыскали.

Через три дня та же лихая тройка доставила купчиху домой. Стали расспрашивать: «Где была?» Купчиха отвечала: «За городом, но где именно — не знаю». — «С кем?» — «С гусаром». Собрали всех гусаров. Виновный заявил, что это сделал он, и что же? Князь Д. В. Голицын, бывший в то время московским генерал-губернатором, сам в молодости не мало нашаливший, хотел потушить дело и стал склонять купца на мировую. Трудно было тогда итти противу властей, в особенности противу власти московского главнокомандующего. Купец думал, думал и подчинился. В одном из известных московских ресторанов устроилась мировая. К роскошному обеду явился купец в сопровождении своих сродников и свойственников; гусар с товарищами. Соперников свели, заставили подать друг другу руки. За обедом пошли тосты «за примирение», пили много, и еще более шутили и смеялись. После обеда купец предложил гусару «сыграться в карты» и мрачно прибавил: «авось я буду счастливее». Кто из офицеров отказывался от игры? гусары тем более! Поставили стол. Началась игра. Гусар метал, купец понтировал. Счастье улыбалось по очереди то тому, то другому. Вдруг купец, проиграв одну довольно крупную ставку, хватает гусара за руку и с криком: «шуллер, передернул!» дает ему пощечину. Гусар выхватил саблю и хотел рубануть, но его удержали. Явилась полиция, купца отправили на съезжую, откуда он написал генерал-губернатору письмо, в котором объяснил, что гусара обесчестил за то, что тот обесчестил его жену, а на утро повесился.

Вот это-то печальное событие, как рассказывал мне один

595

из товарищей М. Ю. Лермонтова, некто Д. И. Парамонов, и натолкнуло поэта на мысль написать сказку о купце Калашникове, которой конечно дана более блестящая по содержанию форма» (П. К. Мартьянов, Выдержки из записной книжки, «Истор. вестник» 1884 г., № 6, стр. 594 и 595).

Кулачные бои Лермонтов видел еще в детстве. А. П. Шан-Гирей вспоминает, как, живя в Тарханах (1825 г.), они с Мишелем «на плотине с сердечным замиранием смотрели, как православный люд, стена на стену (тогда еще не было запрету), сходился на кулачки, и я помню, как раз расплакался Мишель, когда Василий садовник выбрался из свалки с губой, рассеченной до крови» («Русское обозрение» 1890 г., кн. 8, стр. 726).

Кроме того, Висковатов (стр. 228 — 229) сообщает: «Интересной иллюстрацией к настроению поэта в те годы, когда он писал свою песню про Иоанна Грозного, может служить рассказ о том, как, побывав зимою 1838 г. в Тарханах, Лермонтов устраивает между крестьянами кулачный бой... Довольный виденным боем, Лермонтов подарил крестьянам несколько участков лесу и особенно одарил победителя, молодого парня из Тархан. Видно, поэта занимала картина кулачного боя, так сильно распространенная в прошлом русская национальная потеха. Впрочем, забава эта была известна поэту еще с детских дней. В то время кулачные бои происходили зимой на замерзшем пруду помещичьего сада в Тарханах». Висковатов сообщает это со слов 80-летней крестьянки Аграфены Петровны Ускоковой в Тарханах, где он в 1881 г. собирал биографические сведения о Лермонтове. Старушка эта уверяла, что «молодым барином... было тогда роздано 25 десятин лесу. Все тогда и избы и изгороди справили... А билися на первом снеге. Место то оцепили веревкой — и много нашло народу; а супротивник сына моего прямо по груди-то и треснул, так, значит, кровь пошла. Мой-от осердчал, да и его как хватит — с ног даже сшиб. Михаил Юрьевич кричит: Будет! Будет, еще убьет!» В «Русских ведомостях» это рассказывалось иначе: будто крестьяне, желая потешить барина за подарок в 25 десятин лесу устроили кулачный бой, да так подрались, что Лермонтов не мог их унять («Новое время» 1881 г., № 1991 — «Среди газет и журналов»).

По вопросу о литературных источниках «Песни» имеется ряд работ, в которых сделаны сопоставления сюжета этой вещи с историческими песнями, былинами и пр. (П. В. Владимиров, стр. 16 — 26; Н. М. Мендельсон, Народные мотивы в поэзии Лермонтова, «Венок М. Ю. Л-ву», стр. 177 — 193; П. Давидовский. Генезис «Песни о купце Калашникове», «Филологические записки» 1913 г., вып. IV и V). Материалами, послужившими Лермонтову для написания «Песни», указываются: «Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым» (былины: Ставр боярин, Мастрюк Темрюкович, Иван Годинович,

596

О госте Терентьище и др.), «История Государства Российского» Н. М. Карамзина (упоминание из эпохи Иоанна Грозного о чиновнике Мясоеде-Вислом, жену которого обесчестили и повесили перед его глазами, а ему отрубили голову — см. в изд. 1831 г., т. IX, стр. 186), сказки Афанасьева (имя Кирибеевич сопоставляют с именем сказочного царя Кирбита или Кирибита) и др. П. Давидовский формулирует генезис «Песни» таким образом: «На первой части «Песни» сказалось влияние песен о Мастрюке, разбойничьей лирики и в слабой степени песен бытовых. Вторая часть всецело вытекает из рассказа о похищении в Москве купчихи, составляя его художественную переделку... В третьей части влияние народной поэзии сильнее, чем в первой. Прежде всего бой, очевидно, взят из песни о Мастрюке». Это поддерживается указанием В. Ф. Миллера на то, что в некоторых вариантах песни о Мастрюке борьба его с русскими удальцами заменена кулачным боем, откуда и прозвище противников Мастрюка — братья «Кулашниковы» или братья «Калашниковы» («Этнографическое обозрение», кн. LXII). П. Висковатов считает, что Алёна Дмитриевна напоминает Настасью Дмитриевну из былины «Иван Годинович». Наконец П. Давидовский указывает еще на сходство картины казни (палач в ожидании Калашникова) с соответствующим местом в «Полтаве» Пушкина, а Н. О. Лернер сближает «Песню» со стихотворением Пушкина «Какая ночь! Мороз трескучий» (Соч. Пушкина в изд. Брокгауз-Ефрон, т. II, стр. 461, и т. IV, стр. LIV).

Следует еще указать на полемику между В. Балталоном (статья в «Русской школе» 1892 г., № 5 — 6, стр. 196 — 212) и С. Брайловским («Русская школа» 1893 г., № 7 — 8, стр. 148 — 164) по вопросу о художественных достоинствах «Песни». Балталон ставит некоторые народные песни об Иоанне Грозном выше лермонтовской, а Брайловский защищает «Песню». В ответе Балталона («Русская школа» 1893 г., № 9 — 10, стр. 219 — 245), между прочим, имеются возражения против указаний на влияние песен о Мастрюке.

С. Шевырев («Москвитянин» 1841 г.. № 4, стр. 527 — 528) и В. Белинский («Отеч. записки» 1841 г., т. XIV, отд. V, стр. 53 — 62) приветствовали «Песню» как «мастерское подражание эпическому стилю русской песни» (Шевырев) и как образец проникновения в русское прошлое, с его «грубой и дикой общественностью» (Белинский). А. С. Хомяков писал в 1839 г. Н. М. Языкову: «Помнишь ли сказку об Опричнике в Прибавлениях? Она вышла Лермонтова. На него есть надежды» («Русский архив» 1884 г., № 3, стр. 203).

Н. Котляревский, Н. Бродский и др. усматривали в некоторых стихах Лермонтова приближение к позициям славянофильства и примирение с русской действительностью. В таком истолковании Лермонтова названные исследователи прежде всего ссылались

597

на «Песню про купца Калашникова»: «Поэт смирился перед жизнью, — не желающей отвечать на запросы его нравственного чувства, — и ни единым словом личного осуждения, ни единым возгласом возмущения или протеста не нарушил эпического спокойствия грустной «Песни». «Да будет воля твоя» — как будто шептал он» (Котляревский, стр. 217). Не устоял против этой традиции и Н. Рожков, который относит «Песню» к числу произведений, выражающих грусть и примирение Лермонтова с людьми и богом (Н. Рожков, Тридцатые годы, «Соврем. мир» 1916 г., кн. 12, стр. 56).

Уже Н. И. Коробка решительно выступил против этой легенды о смирении Лермонтова: «Калашников, мститель за свою личную честь, но вместе с тем выразитель протеста против произвола опричнины, и этот удалой опричник Кирибеевич и грозный царь с его саркастическим великодушием — этого материала с избытком хватило бы на истинную драму... И в Калашникове и в Кирибеевиче мы видим ту же сильную могучую личность, развитие которой составляет ядро повести Лермонтова, и личность эта является в двух своих видоизменениях: насильника и протестанта, образ которого нарисован не только более привлекательным, но и более величественным» (Н. И. Коробка, Личность в русском обществе и литературе в начале XIX века. Пушкин — Лермонтов, СПБ. 1903 г., стр. 79 — 80).

Еще более резко развенчивает теорию о смирении Лермонтова А. В. Луначарский: «Как смешно, что в лермонтовской «Песне про купца Калашникова» хотели видеть какую-то гармонию, какое-то примирение, как будто сводившее 27-летнего поэта к тому же аккорду, который звучал в предсмертные годы Пушкина. Да, конечно, форма «Купца Калашникова» поражает своею зрелостью. В смысле классической законченности это произведение стоит на равной высоте с лучшими произведениями Пушкина. Но разве не чувствуется, что в нем есть заряд гигантского мятежа? Разве не изумительно, что в «Песне о купце Калашникове» выступает в качестве носителя бунта представитель третьего сословия? Если этот представитель третьего сословия еще не осмеливается поднять руку на царя, а только на его любимца, то тем не менее все там сводится к противопоставлению проснувшейся чести горожанина — царским капризам, царской силе самовластия. С другой стороны, Калашников взят Лермонтовым не как горожанин-буржуа, а в совершенном согласии с первоначальным духом буржуазных революций, как представитель народа в смысле знаменитого выражения Сьеса: «Третье сословие — ничто, оно должно быть всем» (А. Луначарский, Лермонтов как революционер, «Комсомольская правда» 1926 г., № 140 (323). Ср. Г. Лелевич, Лермонтов, Литературная энциклопедия, т, VI, 1932 г., стр. 293 — 294).

598

Тамбовская казначейша (стр. 333).

Печатается по «Современнику» 1838 г. (т. XI, № 3, стр. 149 — 178), где появилось впервые под заглавием «Казначейша» и без всякой подписи. Рукописи поэмы не найдены — есть только черновой набросок посвящения (тетрадь Чертковской библиотеки, л. 42 об.) и автограф строф LI и LII (там же, л. 62 об.), по которому исправляем журнальный текст.

Рукописные разночтения.   

714 — 715.	И в обморок. Схватив в охапку, Ее штабс-ротмистр вынес вон...
717.	Успехом дивным упоён.
726.	—  —  —  да

Текст поэмы сильно пострадал от цензуры — не только официальной, но и редакционной. Отсутствие подписи указывает на то, что поэма, даже в исправленном виде, могла доставить только что «прощенному» поэту новые неприятности. Пострадало прежде всего заглавие. В письме к М. А. Лопухиной (от 15 февраля 1838 г., т. е. перед самым появлением поэмы в печати) Лермонтов писал (по-французски): «Я был у Жуковского и отнес ему, по его просьбе, «Тамбовскую Казначейшу»; он понес ее к Вяземскому, чтобы прочесть вместе; им очень понравилось, напечатано будет в ближайшем номере «Современника». Слово «Тамбовская» исчезло в печатном заглавии, очевидно, по цензурным причинам — как и в самом тексте название города было заменено буквой Т с точками. Восстанавливая в тексте название города, мы считаем правильным восстановить и первоначальное заглавие, зафиксированное в письме самого Лермонтова.

Цензурой выброшено несколько строк, которые в печати заменены черточками; за отсутствием рукописей восстановить эти строки невозможно. В издании Висковатова (т. II, стр. 230 и сл.) сделаны вставки, будто бы продиктованные ему А. П. Шан-Гиреем по памяти; но так как Висковатов не раз прибегал к фальсификациям и к мистификациям, мы не считаем возможным сохранять эти вставки в тексте, а приводим их здесь:

13.	Там зданье лучшее острог...
213 — 214.	И не смущен бы был и раем, Когда б попался и туда.
453.	Увы! молясь иной святыне,
609 — 610.	За злато совесть и закон Готов продать охотно он.

Кроме того, вместо ст. 222 Висковатов (ссылаясь на того же Шан-Гирея) предлагает другой:

Чтоб от кнута избавить вора.

Купюры и изменения, сделанные В. А. Жуковским без соглашения

599

с Лермонтовым, вызвали его негодование. И. И. Панаев описывает сцену у А. А. Краевского: «Он [Лермонтов] держал тоненькую розовую книжечку «Современника» в руке и покушался было разодрать ее, но г. Краевский не допустил его до этого. « —  Это чорт знает что такое! позволительно ли делать такие вещи! — говорил Лермонтов, размахивая книжечкою... — Это ни на что не похоже!» Он подсел к столу, взял толстый красный карандаш и на обертке «Современника», где была напечатана его «Казначейша», набросал какую-то карикатуру». («Литературные воспоминания», «AcademIa», Лнгр. 1928 г., стр. 219).

Поэма естественно датируется 1838 г., но возможно, что первоначальный ее замысел относится к 1836 г., когда Лермонтов, следуя в Тарханы, проезжал через Тамбов. А. П. Шан-Гирей относит ее ко времени «до 1837 года». (Е. Сушкова, Записки, Лнгр. 1928 г., стр. 374). Черновые наброски (посвящение и ст. 706 — 727) сделаны на листах, на которых написаны стихотворения «Гляжу на будущность», «Она поет», «Кинжал» и «Как небеса, твой взор блистает», относящиеся к 1837 г. Итак, поэму следует датировать 1836 — 1838 гг.

«Тамбовская казначейша» противостоит кавказским «романтическим» поэмам Лермонтова как реалистическая (провинциальная) повесть в стихах, продолжающая жанровую традицию «Графа Нулина» и «Домика в Коломне». Сам Лермонтов указывает в посвящении на формальную связь поэмы с «Евгением Онегиным» (та же 14-строчная строфа). Ст. 568 — 587 являются своего рода цитатой из «Узника» Пушкина.

Кроме этих источников указывались и другие. П. В. Владимиров («Исторические и народно-бытовые сюжеты в поэзии Лермонтова», Киев 1892 г., стр. 9) указал на повесть А. Шидловского «Пригожая казначейша (Сцены уездного города)», напечатанную в «Библиотеке для чтения» 1835 г. (т. IX, стр. 127 — 147): «Герой романа — армии отставной поручик, прибытие которого в уездный город сделало эпоху, долго ухаживает за скромной на вид казначейшей, пока наконец похищает ее от «неудалого и скупого» мужа». Владимиров, настаивая на сходстве деталей, считает, что сюжет «Тамбовской казначейши» заимствован из этой повести Шидловского. Вернее однако, что это — простое совпадение, объясняющееся распространением в беллетристике и поэзии 30-х гг. провинциально-бытовых сюжетов. Л. Семенов («Лермонтов и Лев Толстой», М. 1914 г., стр. 391) указал на сходство между «Казначейшей» и заключительным эпизодом в рассказе Гофмана «Счастье игрока» («Spieler-glück» в третьей части цикла «Die Serapions-Brüder»): игрок проигрывает жену полковнику, который любит ее и которого она любила до замужества. Развязка трагическая: полковник приходит за выигрышем и застает жену игрока мертвой. Финал «Казначейши» выглядит сознательной пародией на такого рода романтические новеллы:

600

Вы ждали действия? страстей?
Повсюду нынче ищут драмы,
Все просят крови — даже дамы.

Надо полагать поэтому, что сходство с рассказом Гофмана — только частный случай: «Казначейша» является перелицовкой традиционной «истории игрока» (ср. «Пиковую даму»).

О Тамбове и о правах тамбовского чиновничества есть любопытная работа И. Дубасова — «Тамбовский край в конце XVIII и начале XIX столетия» («Истор. вестник» 1884 г., №№ 9 и 10; ср. его же книгу «Очерки по истории Тамбовского края», 5 выпусков, Москва — Тамбов 1883 — 1889 гг.). Дубасов пишет: «Все местные старожилы помнят, что Тамбов в прежние времена был ссылочным местом, своего рода Сибирью. Эта мысль выражена также и в известном стихотворении Лермонтова «Казначейша». Между тем, на основании документов тамбовских архивов, можно сказать с достоверностью, что местное предание неверно... Правда, ссыльные бывали в Тамбовской губернии, и некоторые из них были очень важные преступники, но только их ссылали не в город Тамбов, а в разные монастыри». Здесь же рассказывается, как в начале XIX в. «тамбовский казначей Муратов присвоил себе около 39 тысяч рублей казенных денег, а лебедянский казначей Ендоуров принимал от крестьян казенные подати у себя дома и не выдавал квитанций».

В строфе IV (ст. 55) упоминается «марш из Двух слепых», под музыку которого уланы вступают в город. Это — марш из оперы французского композитора Этьена Мегюль (1763 — 1817) «Два слепых из Толедо» (1806 г.), тогда очень популярной в России. М. И. Глинка вспоминает о себе: «из оркестровых пьес, после русских песен, предпочитал увертюры «Ma tante Aurore» Буальдие, «Lodoïska» Крейцера, «Deux aveugles» Мегюля. Эти две последние охотно я играл на фортепьяно» («Записки», Лнгр. 1930, стр. 37). В одной из черновых редакций «Детства» Л. Толстого говорится об отце, что он «напевал, аккомпанируя себе, некоторые мотивы из опер: «Роберта», «Цампы» и «Двух слепцов» (Полное собр. соч., т. I, М. — Л. 1928 г., стр. 320).

Беглец (стр. 359).

Печатается по автографу Московского исторического музея (Чертковской библиотеки). Впервые напечатано в литературном сборнике «Вчера и сегодня» (1846 г., кн. 2, стр. 154 — 158), с некоторыми цензурными искажениями.

Рукописные варианты.

2.	—  — серна
6.	От смерти груди не спасли
13.	—  —  —  виясь

601

21.	—  вдали
23.	Подходит
51.	Все наши пали
52.	—  —  —  верный
53 — 54.	Клянусь звездами — я услуг Твоих до гроба не забуду
56 — 57.	—  ни крова, ни привета
59.	И вот тоски и муки
60.	Ужасный
После ст.	73:
	а) И не прогонит как Селим
	б) И уж не встретит как Селим
Вместо ст.
92 — 97:	В горах никого нет, Кто б вынес позор,  — И труса прогонит Красавица гор!
98.	И вздрогнув быстрою стопою
103.	—  — а) его родимый дом
	б) белел     »         »
104.	И вновь надеждой
119.	Ногам поверил жизнь мою
121.	—  — тоску
125 — 126.	На старость лет, стыдом с тобою Мои седины не покрою
129.	Все в сакле вновь
132.	И с жизнью, острием
140.	И дети
148.	—  —  —  в часы тумана
149.	—  —  —  — стучит
150.	—  слыша

Сашка (стр. 364).

Печатается по рукописному экземпляру с поправками, сделанными Н. Н. Буковским по списку И. А. Панафутина (экземпляр находится в частных руках). Отрывки из поэмы «Сашка» появились в печати впервые в «Библиографических записках» 1861 г. (№ 18). Вся поэма целиком (с многочисленными, впрочем, цензурными купюрами) была напечатана в «Русской мысли» 1882 г. (кн. 1). Ни автографа ни авторизованного списка не сохранилось, кроме черновых отрывков (строфы LXXV — LXXXVII, XC — XCV) в так называемой «юнкерской» тетради автографов Лермонтова (Гос. публ. библиотека), лл. 60 — 64; там же на л. 57 об. набросок, относящийся также к «Сашке» (см. ниже). Ни характер автографа (карандашная запись, впоследствии обведенная чернилами за исключением нескольких строф), ни нахождение его в «юнкерской»

602

тетради не вызывают никаких соображений относительно датировки поэмы. Первые листы этой учебной тетради заполнены не Лермонтовым; вероятнее всего, что он записывал свои стихотворения на оставшихся чистыми листах — спустя много лет после выхода из Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров (1834 г.).

Поэма обычно датируется 1836 г., но есть основания думать, что она относится к 1839 г. В строфе XXXI имеются строки:

Как сбросил бы я платье, если б вдруг
Из севера всевышний сделал юг:
Но ныне нас противное пугает:
Неаполь мерзнет, а Нева не тает.

Последний стих указывает на позднее наступление весны в Петербурге. По справке, данной Д. О. Святским, выясняется, что отмеченное в поэме позднее наступление весны имело место в 1839 г. «В таблице вскрытия Невы в труде Рыкачева «Вскрытие и замерзание вод Европейской России» находим, что при среднем вскрытии Невы 21 апреля нов. ст., в 1836 г. Нева вскрылась 3 апреля нов. ст., а в 1839 г. 2 мая нов. ст. Таким образом в 1836 г. было очень раннее вскрытие Невы, характеризующее раннюю и теплую весну, а в 1839 г. — очень позднее вскрытие, майское, каковых за всю 200-летнюю историю Петербурга насчитывается только 23. Майское вскрытие Невы характеризует собою позднюю и холодную весну. Это же подтверждается для 1839 г. и данными температуры, которая была на 2° Цельсия ниже нормы, тогда как в 1836 г. весна была на 2° теплее нормальной. Все это говорит, несомненно, в пользу 1839 г.». (Лермонтов, Полн. собр. соч., изд. 5, Гиз, 1931 г., стр. 775).

Отнесение поэмы к 1839 г. тем более законно, что строфы III — IV и CXXXVI — CXXXVII были перенесены Лермонтовым почти без изменений в стихотворение «Памяти А. И. Одоевского», написанное в конце 1839 г. (Одоевский умер на Кавказе 10 октября 1839 г.). Однако нельзя согласиться с распространенным мнением, что прототипом героя «Сашки» был А. И. Одоевский: realia поэмы вовсе не сходятся с его биографией. Традиционное отнесение указанных строф к поэту А. П. Полежаеву (умер в Москве в 1838 г.) не выдерживает никакой критики. Вероятнее всего герой «Сашки» — чисто литературный персонаж, может быть и наделенный некоторыми чертами определенных лиц из дружеского окружения Лермонтова, но не совпадающий целиком ни с одним из них. Некоторые строфы поэмы имеют автобиографическое значение (см. ниже).

«Сашка» принадлежит к числу не до конца осуществленных творческих замыслов Лермонтова. Написаны были только первая глава поэмы (сто сорок девять строф) и начало второй главы

603

(восемь с четвертью строф). Вторая глава только вводит в сюжет произведения:

Я не хочу, как многие из нас,
Испытывать читателей терпенье,
И потому примусь за свой рассказ
Без предисловий...

Вся же первая глава, по замыслу автора, должна была служить только вступлением к поэме. Перед нами фрагменты большого повествовательного полотна, «романа в стихах».

Отметим, что к 1839 г. относится также неоконченная поэма Лермонтова «Сказка для детей», во многих отношениях близкая «Сашке». Обе поэмы, написанные в одном ритмико-интонационном плане и одним размером, имеют одинаковую одиннадцатистрочную строфу с однообразной рифмовкой (ababa/ccddee). Строфа эта была изобретена Лермонтовым, и нигде, кроме «Сашки» и «Сказки для детей», он ею не пользуется. В третьей строфе «Сказки для детей» читаем:

Герой известен и не нов предмет...

Стих этот дает некоторое право предположить, что в данном случае имеется в виду герой «Сашки», подробная биография и характеристика которого даны в первой главе поэмы. «Сашка» обрывается на описании старинного графского дома, пришедшего в упадок. В «Сказке для детей» (строфы 13 — 15) также имеется пространное описание «старинного дома», «украшенного княжеским гербом». Совпадают даже отдельные детали описания — в «Сашке» читаем:

Висят портреты дедовских веков
В померкших рамах...

В «Сказке для детей»:

                    ... в готической пыли
Портреты старых бар, краса гостиной,
Забытые тускнели...

Единственное (существенное, впрочем) несовпадение заключается в том, что в «Сашке» описан московский дом («За Москвой-рекой, на Пятницкой...» — ст. 1653 — 1654), а в «Сказке для детей» — петербургский («Близ Невы один старинный дом» — ст. 133).

Наконец из «Сашки» перешли в «Сказку для детей» отдельные стихи, например:

Следы давно погибших чувств и мнений,
Эпиграфы неведомых творений

(«Сашка», гл. II, строфа V.)

604

Отрывки безымянных чувств и мнений  —
Эпиграфы неведомых творений!

(«Сказка для детей», строфа 27.)

Все это, как нам кажется, позволяет высказать следующее предположение: не являются ли «Сашка» и «Сказка для детей» фрагментами одного неосуществленного до конца творческого замысла, осколками недописанного большого «романа в стихах» — с развитым сюжетом (Сашка и Нина — героиня «Сказки для детей») и широким бытовым фоном.

Кроме отмеченных выше переносов четырех строф «Сашки» в стихотворение «Памяти А. И. Одоевского» и отдельных стихов в «Сказку для детей», — подобные связи обнаруживаются между «Сашкой» и «Мцыри», между «Сашкой» и стихотворением «Как часто пестрою толпою окружен» (1840 г.). В «Сашке» читаем (строфа XXII):

                     ... но без власти
Венец казался бременем, и страсти,
Впервые пробудясь, живым огнем
Прожгли алтарь свой...
                                         и т. д.

В «Мцыри» находим:

Я знал одной лишь думы власть,  —
Одну, но пламенную страсть:
Она как червь во мне жила,
Изгрызла душу и сожгла.
...............................
Знай, этот пламень с юных дней
Таяся жил в груди моей;
Но ныне пищи нет ему,
И он прожег свою тюрьму...    и т. д.

В «Сашке» (строфа LXXI):

Он начал думать, строить мир воздушный,
И в нем терялся мыслию послушной.
Таков средь океана островок:
Пусть хоть прекрасен, свеж, но одинок...

В «Как часто» (1840 г.):

И память их жива поныне
Под бурей тягостных сомнений и страстей,
Как свежий островок безвредно средь морей
Цветет на влажной их пустыне.

Установлены некоторые связи между «Сашкою» и поэмами Байрона «Беппо» (Эйхенбаум, стр. 123) и «Дон Жуан» (Висковатов, «Русская мысль» 1882 г., кн. 1, стр. 67; Котляревский, стр. 128 — 130). О связи с «Евгением Онегиным» см. у Неймана (стр. 97 — 100).

605

В строфе XXIV стихи:

Она звалась Варюшею. Но я
Желал бы ей другое дать названье:
Скажу ль, при этом имени, друзья,
В груди моей шипит воспоминанье,
Как под ногой прижатая змея  —

имеют в виду Варвару Александровну Лопухину (1814 — 1851) — кузину Лермонтова и предмет его юношеской неудачной любви (В. А. Лопухина в 1835 г. вышла замуж за Н. Ф. Бахметева).

В строфе XXXIII стихи:

    ... «Сашка» — старое названье!
Но «Сашка» тот печати не видал
И недозревший он угас в изгнанье  —

имеют в виду известную поэму А. И. Полежаева «Сашка» (1825 — 1826), имевшую широкое распространение в списках и в устной передаче. За сочинение этой поэмы А. И. Полежаев (в ту пору студент московского университета) был отдан Николаем I в солдаты.

В строфах LXXV — LXXVI, по мнению биографов Лермонтова, изображен его гувернер — французский эмигрант Жандро, «пленявший безукоризненностью манер и любезностью обращения, отзывавшихся старой школой галантного французского двора». (Висковатов, стр. 36. Ср. у А. П. Шан-Гирея — «Русское обозрение» 1890 г., кн. 8, стр. 727).

В строфах LXXVII — LXXX дан сжатый очерк событий Великой французской революции 1789 г.: казней короля Людовика XVI («венчанный страдалец»), королевы Марии-Антуанетты (строфа LXXVIII) и поэта Андре Шенье (строфа LXXIX), примыкавшего к лагерю умеренных республиканцев (Жиронда) и выступавшего в защиту Людовика XVI. Заподозренный в участии в монархическом заговоре, Шенье в 1794 г. был арестован якобинским правительством и гильотинирован накануне падения диктатуры Робеспьера. Трагическая судьба Шенье создала ему репутацию невинной жертвы якобинского террора; самое имя его стало своего рода символом благородства и неподкупности и долгое время служило средством агитации идеологов дворянской реакции. Ср. у Лермонтова стихотворение «Из А. Шенье» (1831 г.), не являющееся, однако, точным переводом какой-либо пьесы французского поэта. Имя Шенье в России стало особенно популярным после появления большого стихотворения, посвященного его памяти Пушкиным (в 1825 г.).

Строфы CXVI — CXIX, посвященные «модному пансиону» и «светлому храму науки», имеют, несомненно, автобиографическое значение: в 1828 г. Лермонтов был отдан в Московский университетский благородный пансион, а в 1830 г. вступил в число слушателей Московского университета. Ст. 1306 — 1309 имеют в виду, может

606

быть, знаменитую «Маловскую историю» 1831 г., участником которой был Лермонтов. (См. «Русский архив» 1887 г., № 2, стр. 336 — 344, «Былое и думы» Герцена и «Русскую старину» 1875 г., № 4, стр. 812 — 814).

Отрывки из «юнкерской» тетради автографов (Гос. публ. библиотека), лл. 60 — 64:

И каламбуров полный лексикон
Как талисман носил с собою он;  —
И быв уверен в дамской благодати
Не размышлял — что кстати? что не кстати? —

1

5 Его отец богатый был маркиз,
Но жертвой стал народного волненья;
На фонаре однажды он повис,
—  Как было в моде; вместо украшенья;
Приятель наш — парижской Адонис,
10 Оставив прах родителя судьбине,
Не поклонился гордой гильотине;
Он молча проклял вольность и народ,
И Мирабо, и весь его причет.
Потом взяв трость и сумочку — от скуки
15 Пришел в Россию, поощрять науки.

2

И Саша мой любил его рассказ
Про сборища мятежные, про шумный
Напор страстей и про последний час
Венчанного страдальца; над безумной
20 Парижскою толпою много раз
Носилося его воображенье;
Там слышал он святых голов паденье,
Меж тем как нищих буйный миллион
Кричал смеясь: да здравствует закон;
25 И в недостатке хлеба или злата
Просил одной лишь крови у Марата.

3

Там видел он высокий Эшафот.
—  Прелестная на звучные ступени
Всходила женщина... следы забот,
30 Следы живых, но тайных угрызений
Виднелись на лице ее. — Народ
Рукоплескал. — Вот кудри золотые
Посыпались на плечи молодые,
И голова, носившая венец,
35 Склонилася на плаху... о творец!..

607

Одумайтесь... хоть раз еще, злодеи,
Взгляните вы на нежность этой шеи!  —

4

И кровь с тех пор рекою потекла,
И загремела жадная секира;
40 И ты, поэт! высокого чела
Не уберег — твоя живая лира
Напрасно по вселенной разнесла
Все, все, что ты считал своей душою  —
Слова, мечты с надеждой и тоскою......
45 Напрасно — ты прошел кровавый путь
Не отомстив, и творческую грудь
Ни стих язвительный, ни смех холодный
Не посетил — и ты погиб бесплодно!  —

5

И Франция упала за тобой
50 К ногам убийц, воздушных и ничтожных;
Никто не смел возвысить голос свой;
Из мрака мыслей гибельных и ложных
Никто не вышел с твердою душой  —
Меж тем как в тайне взор Наполеона
55 В них зрел ступени будущего трона;
Я в этом тоне мог бы продолжать,
Не истощив предмета — но писать
Об том, что было двести раз в газетах,
Смешно, — тем больше об таких предметах!

6

60 К тому же я совсем не моралист.
Ни блага в зле, ни зла в добре не вижу;  —
Я палачу не дам похвальный лист,
Но клеветой героя не унижу!
Ни плеск восторга, ни насмешки свист
65 Не созданы для мертвых; царь иль воин,
Хоть он отличья иногда достоин,
Но верно нам за тяжкой мовзолей
Не благодарен в комнатке своей;
И длинным одам внемля поневоле
70 Зевая вспоминает о престоле.

7

Я прикажу кончая дни мои
Отнесть свой труп в пустыню, и высоко
Курган над ним насыпать, и любви
Символ не нарушимой, одинокой
75 Поставить крест; быть может издали
Когда туман протянется в долине

608

Иль свод небес взбунтуется, к вершине
Гостеприимной, нищий пешеход,
Его заметив, медленно придет
80 И отряхнувши посох, безнадежней
Вздохнет о жизни будущей и прежней!  —

8

И проклянет, склонясь на крест святой,
Людей и небо, время и природу;
И проклянёт грозы бессильный вой,
85 И пылких мыслей тщетную свободу;
Но нет! к чему мне слушать плач людской?
На что мне черный крест, курган, гробница!  —
Пусть отдадут меня стихиям! птица
И зверь, огонь и ветер и земля
90 Разделют прах мой; и душа моя
С душой вселенной, как эфир с эфиром,
Сольется — и развеется над миром!

9

Пускай от сердца полного тоской
И желчью тайных тщетных сожалений,
95 Подобно чаше ядом налитой,
Следов не остается; без волнений
Я выпил яд — по капле — ни одной
Не уронил; — но люди не видали
В лице моем ни страха ни печали,
100 И говорили хладно: он привык!
И с той поры я облил свой язык
Тем самым ядом, и по праву мести
Стал унижать толпу, под видом лести!..

10

Но кончим этот скучный эпизод!  —
105 И обратимся к нашему герою;
Он не имел ни горя, ни забот
Житейских — и невинною душою
Искал страстей как пищи. — Длинный год
Провел он среди книг, историй,
110 Грамматик, географий, и теорий
Всех филозофий мира — пять систем  —
Имел маркиз, а на вопрос зачем
Он отвечал вам гордо и свободно
Monsieur! c’est mon affaire — (так мне угодно).

11

115 Но Саша не внимал его словам,
Рассеянно в тетрадке над строками
Его рука чертила здесь и там

609

Какой-то женской профиль — и очами,
Горящими, подобно двум звездам,
120 Он долго на него взирал — и нежно
Вздыхал — и хоронил его прилежно
Между листов — как тайный милый клад,
Залог надежд и будущих наград,
Как прячут иногда сухую травку,
125 Перо, записку, ленту иль булавку.  —

12

Но кто ж она? — что пользы ей вскружить
Неопытную голову, впервые
Сердечный мир дыханьем возмутить
И взволновать надежды огневые?  —
130 К чему? — он слишком молод, чтоб любить
Со всем искусством древнего Фоблаза;
Его любовь как снег вершин Кавказа
Чиста, тепла, как небо южных стран....
—  Ему ль платить обманом за обман?  —
135 Но кто ж она? — не модная вертушка,
А просто дочь буфетчика, Маврушка!

13

И мудрено ль? — четырнадцати лет
Я сам страдал от каждой женской рожи....
И простодушно уверял весь свет,
140 Что друг на дружку все они похожи;
Волнующихся персей нежный цвет
И алых уст горячее дыханье
Родили в Саше новое желанье:
Он трепетал, когда его рука
145 Её одежд касалася слегка,
Но лишь в мечтах видал он без покрова
Все, что для нас конечно уж не ново.  —

14

Он потерял и сон и аппетит,
Молчал весь день; и бредил в ночь; бывало
150 По коридору бродит и грустит
И ждет, чтоб платье мимо прошуршало,
Чтоб ясный взор мелькнул!.. суровый вид
Приняв, он иногда улыбкой хладной
Ответствовал на взор ее отрадной;
155 Но с сердцем страх невыгодна борьба,
Оно капризно, глупо, — как судьба....
Итак мой Саша кончил с ним возиться
И положил с Маврушей объясниться.

610

15

Случилось это летом в знойный день;
160 По мостовой широкими клубами
Вилася пыль; от труб высоких тень
Ложилася на крышах полосами,
И пар с камней струился — сон и лень
Вполне Симбирском овладели. — Даже
165 Катилась Волга медленней и глаже;
—  В саду, в беседке темной и сырой
Лежал полураздетый наш герой
И размышлял о тайне съединенья
Двух душ — предмет достойный размышленья.

16

170 Вдруг, слышит он: направо за кустом
Сирени шорох платья и дыханье
Волнующейся груди — и потом
Чуть внятный звук похожий на лобзанье.  —
Как Саше быть — забилось сердце в нем
175 Как маятник — без дальних опасений
Он сквозь кусты пустился легче тени,
Трещат и гнутся ветви под рукой
И вдруг пред ним с Маврушей молодой
Обнявшися в тени цветущей вишни
180 Иван Ильич — (прости ему всевышний!)

17

—  Увы! покоясь на траве густой,
Проказник старый обнимал бесстыдно
Упругий стан под юбкою простой
И не жалел ни ручки миловидной,
185 Ни круглых персей дышущих весной...
И долго, долго бился — но напрасно!..
Огня и сил лишен уж был несчастной;
Он встал, вздохнул (нельзя же не вздохнуть),
Поправил брюки и пустился в путь,
190 Оставив тут обманутую деву
Как Ариадну преданную гневу.

18

И есть за что; не спорю, между тем
Что делал Саша? — с неподвижным взглядом
Как белый мрамор холоден и нем...

В той же тетради (л. 57 об.) — набросок, относящийся, очевидно, тоже к «Сашке»:

Какая сладость в мысли: я отец!
Так говорят (иль думают) иные,
Когда с невестой идут под венец,

611

Когда на ложе с трепетом впервые
Они кладут невинности конец!
Но горе им! в любви беда излишек;
Толпа слюнявых, скверных ребятишек
Их окружит, как шумных пчел семья
И свяжет их — не женимтесь — друзья;
Но без женитьбы как людское семя
Нам продолжать — о том в другое время.

Таинственная цель есть у людей.
Различными неверными путями
К ней идут все под ношею страстей,
К ней идут все со смехом и слезами,
Но отстают отцы от сыновей;
Любовь отца не встретит той же в сыне,
Живые мысли юноши в чужбине,
На поле битвы или под окном,
Где видел он головку вечерком,
И шаль, и локоть ручки белоснежной,
На край окна склонившейся небрежно.

Варианты рукописных отрывков.

Сверху вычеркнута строка:

	Мой дом везде, где есть небесный свод
8.	Согласно с модой
9.	а) Но сын его — придворный Адонис
	б) Приятель наш — губернский Адонис
12.	—  —  —  добрый свой народ
13.	а) И натощак отправился в поход
	б) Марата, Робеспьера, весь причёт в) Потом конвента бешеный причёт
	Он назвал дураками и от скуки
	г) Его вождей и глупый их причет
	д) И молвил: бес меня не проведет
17.	—  — мятежного Парижа
19.	—  — и безумный
20.	Народ Парижа
21.	Носился он тревожною мечтою
22.	И головы тяжелое паденье
23.	По ступеням кровавым слышал он
После ст.	24:
	И мнилось зрел он сквозь туман кровавый
28.	Народ жужжал... на звучные ступени
35.	Безмолвно наклонилась
36.	а) Она невинна
	б) Ее душа чиста
После ст.	37:

612

	Напрасно! — <все глаза устремлены> миллионы глаз Устремлены с судейским хладнокровьем На королеву...
47 — 48.	Ни резкой стих, ни хладный смех презренья
	Не посетил в последнее мгновенье.
49.	—  — погибла!
50.	—  — а) тиранов
	б) зло[деев]
50.	—  —  —  — беспощадных
После ст.	53:
	а) И что ж? толпа крестьян безвестных, мирных
	б) И что ж? толпа крестьян в негодованье      Вооружилась
	в) И что ж? трехцветные знамена <горделиво>                                                                 величаво     Из стана в стан неслись на пир кровавый     <Но по конец, Вандея, бедная страна     Упавшим ты осталася верна>     Но по конец, Вандея, ты одна     Изгнанникам осталася верна,     Твой первый крик с твоим последним стоном     <Был верность в клятве>     Всегда был: верность и любовь к бурбонам! —
После ст.	60:
	Благодеяний в зле мирском не вижу; И попросту люблю кто сердцем чист И хитрости и злобу ненавижу!
102.	Смертельным
После ст.	103:
	Но это мне наскучило! — я снял, Я разорвал обманчивую маску;
После ст.	107:
	Он уносился за небесный свод
109.	а) Прошел среди уроков, книг французских
	б) С учителем провел он средь историй
	в) Провел он средь уроков, книг, историй
	г) Провел он средь тетрадей, книг, историй
131.	—  —  — модного
132.	— душа
141.	—  —  алый
142.	а) И свежих
	б) Пурпурных
146.	И даже часто (мысленно) в пустыне
147.	а) Наедине бродил с своей богиней!  —
	б) Бродил наедине      »        »
	в) Лежал склонясь на грудь своей богини
После ст.	147:

613

	И в чудных снах он видел нежный взор И чувствовал
152.	—  нежный
153.	—  —  —  мечтал героем
154.	Отделаться от сердца...
160.	—  — вилася пыль столпами
171.	Знакомый
После ст.	178.
	Иван Ильич, старик седой и грубый, Маврушу вдруг целует прямо в губы <И протянувшись на траве сырой> И сладострастно лежа на траве, Заворотивши платье по колени —  У Саши закружилось в голове Как будто рой ужасных привидений Промчался мимо
183.	—  круглый
188.	Склони главу <с досадою> задумчиво на грудь
189.	Он встал, покашлял
194.	—  мертвый

Сказка для детей (стр. 419).

Печатается по авторизованной копии ИРЛИ, тетр. 14, с исправлениями по черновому автографу (там же). Впервые напечатано в «Отеч. записках» 1842 г. (т. XX, стр. 116 — 123).

Рукописные варианты.

4.	—  —  —  нынче стих не гладок
5 — 6.	Но публика все просит новых тем, Кто ж виноват? — сложить бы на покойных, Да совестно — меж ними есть достойных Немало
16.	—  сладких
17.	И вот зачем
24.	Но нынче
34.	—  —  —  я вас
38 — 39.	Спит Петербург: на башне било час. Дыханием невинным напоённый
47.	—  — нам всегда нужна
48.	Во всех делах
53.	—  чувство, сила, воля, зренье, слух
54.	—  —  —  вида; или
55.	Чертей
58.	—  грустный —  —  а) возмущал
	б) посещал

614

60.	—  —  —  — а) мрачный
	б) грозный
60.	—  —  —  —  —  — вставал
61.	—  волшебной, странной
64.	Мое воображенье много лет
	Преследовал...
83 — 84.	Ласкает всё привычные желанья;
	Но если б я сказал мое названье?
85.	Ты нежность бы отвергнула мою
86.	Любовь нездешнюю
94.	И пью твое дыханье: — и тогда
103.	Померкший
106.	Все было тихо; иногда лишь звуки
108.	По улицам носились
111.	И сумрачно
115.	И прежних
116.	—  смывала знаки
118.	—  — небес
125.	Безумный
126.	—  —  —  кругом
128.	То буйный смех — то крик
129.	Торжествовал
131.	—  —  —  коварное
141.	—  —  —  дивною
143.	—  невольно
144.	Была пора
145.	а) Толпилась знать на зеркальном паркете б) Теснилась знать в высокие покои
154.	—  важно
156.	Хоромы опустели; род могучий
158.	а) Затейные портреты гнили в зале
	б) Портреты дедов гнили в зале длинной
	в) Портреты гордых прадедов в гостиной
159.	—  чернели
162.	—  — мрачный
163.	—  —  —  — однако
171 — 172.	Прочитывал иль с карлою горбатым
	Шутил и спорил...
177 — 178.	—  — без ласк и без подруг, Запугана взыскательностью мелкой
184.	Расставшись с [нрзб.] куклою, она
186.	Теряяся мечтой в туманной дали
188.	—  —  —  — темный
189.	—  —  —  — сперва ей
200.	—  —  —  — темный
201.	—  —  —  холодная
202.	—  —  —  тенью новой

615

203.	Летучий
204.	—  стал с ней неразлучен
205.	Подслушивал
206.	а) Следил, дыханьем свежим и живым
	б)       »      ее дыханием порой
208.	—  — упивался
214.	—  — страстию
222.	—  —  —  вреден воздух света
224.	В них пища есть всему — но невозможно
228.	Не повторяются в них страсти; свет
230.	—  — миру
240.	—  — бурный
245.	Заманчивый, но
248.	И даже слишком иногда
252.	—  —  —  шибко
255.	—  —  —  — завялый
257.	—  —  —  усталый
269.	—  собрались
291.	а) Друзей старинных много б я узнал;
	б)       »             »         я едва б       »
	в)       »             »         я бы не        »
292.	Среди толпы избранников, улыбки И лица лгали дерзко; голос скрыпки
294.	а) Все суетились, говорили вдруг
	Отрывки фраз,
	б) И в воздухе носилися <вокруг> кругом
	Слова — отрывки мыслей, чувств и мнений

Вычеркнутые стихи.

После ст.

11:

Мы женщин презираем, потому <Что как-то стыдно> Что некогда нам волноваться страстью. Науки были б нашему уму Доступны... но они вредили б счастью; Служить, конечно, должно б — да к чему? <Чины всё идут тише — служба строже; К тому же в нас известные недуги> Без нас найдутся ревностные слуги, К тому же рано тайные недуги Тревожут нас, и мы таки должны Себя беречь для будущей жены.... <Оброк не худо также нам собрать бы, Чтоб на воды уехать после свадьбы.> Которая воспитана хоть просто, Приданого получит тысяч до ста.

616

	Меж тем о благе мира, чуждых стран Заботимся, хлопочем мы не в меру, С Египтом новый сладил ли султан? Что Тьер сказал — и что сказали Тьеру? На всех набрел политики туман, Зевают все — а можно б нас исправить Лишь только бы стихи читать заставить: И потому решился я писать (Хоть для всего, что надо мне сказать, Размер немного будет тесен) Короткую поэмку в сорок песен.
После ст.	140:
	Висели между них; и темный строй Высоких окон,
После ст.	165:
	<Волтера он любил> Гордился он заслугами отцов
После ст.	192:
	Порой вились неведомые тени
После ст.	200:
	И сумрак их [нрзб.] свою печать Оставил на душе ее туманной;
После ст.	203:
	Познаний жажда, червь души незрелой Закралась в грудь ее, и закипело <Мучительно желание в крови> Желание в играющей крови; <С горящих уст рвались слова любви, В глазах сиял какой-то пламень темный; А ночью сон ее будил нескромный. Я видел все, и ждал> С дрожащих уст порой слова любви Лились и замирали, пламень темный В глазах сиял. — А я — свидетель скромный, Я ждал — но всюду следовал за ней! Влюбился я в ее воображенье, И в эту душу, полную страстей, <Хоть дремлющих, но грозных;> Готовых пробудиться. Сожаленье Меня впервые тронуло; людей <И мир забыл я> И вечность позабыл я.
После ст.	231:
	Ты помнишь это время
После ст.	242:
	И начинался острый разговор:

617

Дата написания этой поэмы долгое время была спорной. Ее датировали различно в различных изданиях. Ефремов относит ее к 1841 г., Введенский — к 1839 — 1841 гг., Висковатов — к 1840 г.

К 1839 г. первый отнес ее Болдаков, подкрепив эту датировку убедительными соображениями.

Дело в том, что в черновых вариантах поэмы имеются строки:

Меж тем о благе мира чуждых стран
Заботимся, хлопочем мы не в меру,
С Египтом новый сладил ли султан?
Что Тьер сказал — и что сказали Тьеру?

Как раз в 1839 г. в Турции вступил на престол новый султан Абдул-Меджид. В это время происходила война Турции с Египтом. Во главе Египта стоял паша Мехмед-Али, которого поддерживала Франция. Тьер был французским министром и делал во Франции политическую погоду. Россия также была заинтересована в Турции и добивалась решающего влияния на эту страну для овладения проливами. Франция и Англия противодействовали России. Вот тот сложный политический узел, о котором вскользь и иносказательно упоминает Лермонтов в злободневных строках своей сатирической поэмы. Что соль этих строк именно в злободневности, в шутливых, мимоходом брошенных намеках на актуальные, всех занимающие события — не подлежит сомнению. Это подсказано самым жанром сатирической поэмы с ее непринужденными автобиографическими и злободневно-фельетонными отступлениями. И прав Болдаков, когда он утверждает, что не мог Лермонтов через два года после вступления на престол султана называть его новым и вообще упоминать о турецко-египетских делах, окончательно ликвидированных к 1841 г.

«Сказка для детей» осталась неоконченной. Она прерывается на XXVII строфе в начале описания первого бала Нины.

Через 20 лет, в 1859 г., в Петербурге появилась маленькая книжечка — «Продолжение Сказки для детей М. Ю. Лермонтова», соч. Неизвестного. Продолжатель Лермонтова начинает с того, на чем остановился Лермонтов — с описания первого бала Нины. Затем идут история ее любви к герою, не похожему на обыкновенных светских людей, письмо Нины к герою в стиле письма Татьяны, и ответ героя, тоже отклоняющий, но далеко не онегинский. Герой оказывается «плебеем», «пролетарием», считающим для себя недопустимым любить княжну. Этой примитивной социально-заостренной проблематикой и заканчивается вещь. В ней рядом с неумелыми реминисценциями из Лермонтова попадаются уже намеки на гражданские мотивы в стиле Некрасова. На фоне хотя и беспомощно использованных лермонтовских традиций этот «гражданский» элемент 60-х гг. производит комическое впечатление:

618

И все вокруг — глаза, очки, лорнет
На новую гражданку направляет.

Или:

А я плебей, я пролетарий, мне
Любить нельзя, мне думать о княжне
Есть преступленье, каждая улыбка
Моя для вас есть наглость иль ошибка.

Продолжение «Сказки для детей» вызвало резко отрицательный отзыв в прессе. В фельетоне «С.-Петербургских ведомостей» 1859 г. (от 4 октября, № 214) вещь эта названа грубой литературной спекуляцией и аферой. В № 280 той же газеты за 1859 г. (от 25 октября) автор этой вещи, оказавшийся провинциальным сотрудником газеты Волковым из Иркутска, отвечает письмом оскорбившему его фельетонисту. Оказывается, вещь была напечатана помимо ведома и желания автора; это был лишь опыт ранней молодости, сделанный им исключительно для себя.

Интересны мотивы, толкнувшие Волкова на создание продолжения «Сказки для детей». «Русская литература (пишет он) очень бедна типом женщины; в то время, как явилась лермонтовская «Сказка для детей», она была еще беднее; не было еще ни Ольги Гончарова, ни Натальи и Лизы Тургенева, не было даже немножко экзальтированных, но милых женщин Дружинина».

«Сказка для детей» была для Лермонтова двойственной и переходной вещью. Она возникла как стадия работы над проходящим через все творчество Лермонтова образом демона. В 1838 г. была написана кавказская редакция «Демона», которую Лермонтов в то время считал окончательной. Накопившееся, но неосуществленное пародийное отношение к этому образу (см. заметку Лермонтова: «Memor. Написать длинную сатирическую поэму: приключения Демона») искало выхода. Лермонтов избрал для этого октавный жанр свободной сатирической поэмы, с непринужденными автобиографическими отступлениями типа «Домика в Коломне» Пушкина — жанр, в котором принципиально важен не столько самый материал, сколько декларативный, хотя и шутливый отход от прежнего материала.

Вот по линии отказа от прежнего высокого поэмного творчества, по линии иронического и сниженного отношения к своим героям и сюжету, по линии автобиографически обнаженных, шутливых деклараций и близка «Сказка для детей» Лермонтова к «Домику в Коломне» Пушкина. Особенно близки первые строфы: «Четырехстопный ямб мне надоел» у Пушкина и «Умчался век эпических поэм» у Лермонтова. Имеются даже дословные совпадения:

у Пушкина:

А в самом деле я бы совладал
С тройным созвучьем.

619

у Лермонтова:

Я без ума от тройственных созвучий.

Но на этом кончается сходство обеих вещей.

В начале поэмы Лермонтов планомерно проводит пародийную атаку на собственного «Демона» (см. строфы III, V, VI, VII); VIII и IX строфы пародируют обращение Демона к Тамаре.

Если западно-европейскими прототипами Демона были Сатана Мильтона, Люцифер Байрона, Сатана из «Элоа» Альфреда де Виньи, то прообразом проказливого и насмешливого беса «Сказки для детей» мог быть для Лермонтова «Хромой бес» Лесажа. (См. об этом у Дюшена, Поэзия М. Ю. Лермонтова в ее отношении к русской и западно-европейской литературам, Казань, 1914 г., стр. 126).

Но уже начиная с X строфы и до конца поэмы «Сказка для детей» перерастает пародию на «Демона» и превращается в непринужденную психологизированную петербургскую повесть в стихах. Пушкинские традиции свободного стихового романа довлеют над ней.

В творчестве Лермонтова «Сказка для детей» во многом аналогична «Сашке». В «Сашке» дается стиховой роман о герое. В «Сказке для детей» развернут стиховой роман о героине в соответственно более лирических тонах. Возможно, что замыслы этих вещей находятся в непосредственной связи между собой.

«Сказка для детей» ведет непосредственно к стиховым повестям Тургенева («Параша», «Андрей»).

Для Лермонтова сложный жанр «Сказки для детей», представляющий собою смесь пародии на «Демона», сатирической поэмы «Домика в Коломне» и стиховой повести с психологизированной героиней — симптоматичен как переход к прозе.

Мцыри (стр. 431).

Печатается по рукописи ИРЛИ, тетр. 13, где часть — авторизованная копия, часть — автограф (заглавный лист, эпиграф и ст. 13 — 41, 78 — 81, 90 — 105, 338 — до конца). На обложке рукой Лермонтова написано: «Бэри _* поэма». Внизу: «1839 года. Августа 5». Примечание: «^* Бэри, по-грузински: монах». Вычеркнут эпиграф: «On n’a qu’une seule patrie» [Родина бывает только одна].

Впервые напечатано в «Стихотворениях» 1840 г. (стр. 121 — 159), где, кроме нового названия («Мцыри» вместо рукописного «Бэри»), имеются следующие отличия от рукописного текста: ст. 167 — «утренней зари» (в копии — «утренний»); ст. 225 — «дальние поля» (в копии — «дальные»); ст. 439 — «горячею» (в автографе — «горючею»); ст. 446 — 447 — «Ты помнишь детские года: Слезы не знал я никогда» (в автографе — «Ты помнишь, в детские года Слезы не знал я никогда»); ст. 520 — «лицом к лицу» (в автографе — «лицо к лицу»); ст. 543 — «Тот край, казалось, мне знаком» (в

620

автографе — «Тот край казался мне знаком»); ст. 585 — «бессильный» (в автографе — «напрасный»); ст. 716 — 722 отсутствуют (цензурный вычерк). Ст. 167 и 585 мы даем по печатному тексту, считая, что в первом случае мы имеем описку в копии, а во втором — авторскую поправку; все же остальные отличия считаем не принадлежащими Лермонтову и берем по рукописи.

Рукописные варианты.

13.	Один старик из братьи той
18.	О славных би[твах]
22 — 23.	Тогда уж Грузия была Под властью русских, но цвела
30 — 32.	а) Тот занемог. Без слов, без слез     Он умирал. Один монах
	б) Тот занемог, но перенес     Болезнь без жалобы и слез,     Он умирал. Один монах
	в) Болезнь без жалобы и слез;     Он только пищу отвергал     И молча, гордо умирал,
32.	—  — не старе
37.	—  — С тех [пор] как он
38.	Без слез томился, слабый стон
39.	—  —  —  лишь
45.	а) Усердьем иноков
	б) Стараньем дружеским
47.	—  он дичился
82.	Тебе не много пользы знать
91.	И душу грызла мне и жгла
118 — 120.	О сколько горьких, горьких слез Я пролил. Сколько произнес Ужасных клятв когда-нибудь
124.	—  старик,
367.	—  мысли
446.	—  знаешь
474 — 475.	Что мог бы слыть в краю родном Я не последним удальцом.
476 — 480.	Я ждал не долго. Он душой Узнал врага во тьме ночной; Он лапой начал рыть песок
505.	Казалось
513.	Но стал уж барс
528.	Но я тогда о них забыл
544.	—  — стало
549.	Так много думал и страдал
560.	—  отдаленный, мерный
564 — 565.	В туманный <ранний> сладкий утра час

621

	<Меня будил он столько раз> Меня тревожил он не раз И уносил живые сны Про горы милой стороны
567.	Вольность
579.	—  — среди степей
581.	К себе домой
585.	—  — а) безумный
	б) бессильный
	в) напрасный
591.	—  — он листов младых
593.	—  Так
633 — 634.	Обитель наша на одной Сверкала белою стеной
680.	—  ум
685.	—  — друг
696.	Тут я без чувства был найден...
700 — 701.	Но признаюсь: меня одно Печалит: труп холодный мой
702.	—  — спать
707.	стар[ик]
733.	—  золотого

  Вычеркнутые стихи.

После ст.	12:
	Кто умер, кто к земным страстям Вернулся вновь. — И ныне там
После ст.	69:
	И вот предсмертною тоской Уже томиться стал больной; Тогда решился он сорвать Молчанья гордого печать,
После ст.	70:
	а) Тогда один святой чернец     Услышал исповедь его:     Желанья сердца своего,     Мечты погибшие с тоской,     Все рассказал ему больной.
	б) Тогда один святой чернец     <Его признанья услыхал,     Как он томился и страдал>     Уговорил его сорвать     Молчанья гордую печать  —     И сердце, <сжатое> полное тоской,     Пред смертью высказал больной.     Старик качая головой     Ему внимал: понять не мог

622

	Он этих жалоб и тревог,     И речью хладною не раз     Он прерывал его рассказ.
После ст.	77:
	Не понимаю, что была У вас за мысль? Мои дела
После ст.	83:
	а) И если б мог я эту грудь     Перед тобою распахнуть,     Ты верно не нашел бы в ней     Следов порока и страстей:     Как быть? Я мало знал людей;
	б) И если б мог я эту грудь     Перед тобою распахнуть,     Ты не нашел бы в ней следов     Пороков низких и грехов.     Одна лишь страсть владела мной
После ст.	87:
1.	Когда б я был хоть вольный зверь, Я не томился б как теперь Души болезнию немой, Я б отыскал врага и бой, Я б разом умер, не грустя, Судьбе покорный как дитя.
2.	а) <Но в жизни страсть я знал одну;>     Я в жизни знал лишь страсть одну;     И с ней в могиле я засну,     Не разлучили люди нас,     Не разлучит и смертный час.     Она терзала грудь мою,     Но я безумный все люблю     Подругу дикую мою.
	б) <Одна лишь страсть во мне жила     И душу грызла мне и жгла>     Я знал одну лишь только страсть,     Ее мучительная власть     Мой ум тревожила и жгла,     Мои мечты она звала     От мрака келий и молитв     В тот чудный мир <тревог> страстей и битв,     Под тень родной моей скалы,     Где люди вольны, как орлы.     И эту страсть в груди моей     Вскормил я в тишине ночей.
После ст.	101:
	Не знаю, где я был рожден. Порой лишь помню я, как сон,

623

	Громады гор, крутых, седых, И тучи, спящие на них. Я слышал: люди говорят, Что я тобой ребенком взят;
После ст.	107:
	Без игр и ласки, одинок  — Грозой оторванный листок!
После ст.	224:
	Бежать, и ждал в груди тая Свою надежду. В страшный час
После ст.	542:
	Тот край казался мне знаком ... И страшно, страшно стало мне!.. Вот снова, мерный, в тишине Раздался звук: и в этот раз Я понял смысл его тотчас: То был предвестник похорон, Большого колокола звон. И слушал я, без дум, без сил, Казалось звон тот выходил Из сердца, будто кто-нибудь Железом ударял мне в грудь. О боже, думал я, зачем Ты дал мне то, что дал ты всем, И крепость сил, и мысли власть, <Надежды, молодость и страсть> Желанья, молодость и страсть? <Зачем вложил ты в душу мне Любовь> Зачем ты ум наполнил мой Неутолимою тоской По дикой воле?.. почему Ты на земле мне одному Дал вместо родины тюрьму. Ты не хотел меня спасти! Ты мне желанного пути Не указал во тьме ночной И ныне я как волк ручной. Так я роптал. То был, старик, Отчаянья безумный крик, Страданьем вынужденный стон. —  Скажи? ведь буду я прощен? Я был обманут в первый раз! До сей минуты каждый час Надежду темную дарил, Молился я, и ждал, и жил. И вдруг унылой чередой

624

Дни детства встали предо мной. И вспомнил я ваш темный храм И вдоль по треснувшим стенам Изображения святых Твоей земли. Как взоры их Следили медленно за мной С угрозой мрачной и немой! А на решетчатом окне Играло солнце в вышине... О, как туда хотелось мне, От мрака кельи и молитв, В тот чудный мир страстей и битв.... Я слезы горькие глотал, И детский голос мой дрожал, Когда я пел хвалу тому, Кто на земле мне одному Дал вместо родины — тюрьму...

21

	О! я узнал тот вещий звон. К нему был с детства приучен Мой слух — и понял я тогда, Что мне на родину следа Не проложить уж никогда. <И мысленно простился я С тобой, <далекая> заветная земля, Земной эдем души моей.> И быстро духом я упал. Мне стало холодно. — Кинжал, Вонзаясь в сердце, говорят, Так в жилы разливает хлад. <Я презирал себя. Я был Для слез и бешенства без сил. И светлой мыслию в тот миг> Я с темным ужасом в тот миг Свое ничтожество постиг И задушил в груди моей Следы <желаний> надежды и страстей Как душит оскорбленный змей Своих трепещущих детей... —  Скажи, я слабою душой Не заслужил ли жребий свой?
После ст.	658:
	—  Я в чудный мир был унесен. О, если б смерть — такой же сон!..
После ст.	688:
	Но скоро вихорь новых грез

625

Далече мысль мою унес; И пред собой увидел я Большую степь. Ее края Тонули в пасмурной дали, И облака по небу шли Косматой бурною толпой С невыразимой быстротой: В пустыне мчится не быстрей Табун испуганных коней. И вот я слышу: степь гудит, Как будто тысячи копыт О землю ударялись вдруг. Гляжу с боязнию вокруг, И вижу: кто-то на коне Взвивая прах летит ко мне, За ним другой, и целый ряд.... Их бранный чуден был наряд! На каждом был стальной шелом Обернут белым башлыком, И под кольчугою надет На каждом красный был бешмет. Сверкали гордо их глаза; И с диким свистом, как гроза, Они промчались близь меня. И каждый, наклонясь с коня, Кидал презренья полный взгляд На мой монашеский наряд И с громким смехом исчезал... Томим стыдом, я чуть дышал, На сердце был тоски свинец.... Последний ехал мой отец. И вот кипучего коня Он осадил против меня И, тихо приподняв башлык, Открыл знакомый бледный лик; Осенней ночи был грустней Недвижный взор его очей, Он улыбался, но жесток В его улыбке был упрек! И стал он звать меня с собой, Маня могучею рукой; Но я как будто бы прирос К сырой земле: без дум, без слез, Без чувств, без воли я стоял И ничего не отвечал.

На обороте последнего листа:

<Ты много жил и должен знать,

626

Как трудно, больно оторвать> Ты много жил и в столько лет Успел узнать людей и свет, И много горестей и бед <Ты верно в жизни перенес....> Перенесла душа твоя; <Но, боже, так страдать, как я, Ты верно никогда не мог.> Но, боже, верно так, как я, Ты не страдал.

«Мцыри» представляет собой лирический монолог, сделанный по образцу «Шильонского узника» Байрона — Жуковского, «Чернеца» Козлова и «Нищего» Подолинского. Этот замысел последовательно разрабатывался Лермонтовым сначала в «Исповеди» (1829 — 1830), затем в «Боярине Орше» (1835 — 1836) и наконец в «Мцыри» — поэме, которая должна рассматриваться в связи с перечисленными произведениями. Этим объясняется совпадение ряда стихов, целиком перенесенных из «Исповеди» в «Боярина Оршу» и в «Мцыри».

Почти буквально совпадают ст. 67 — 82 «Исповеди» и 434 — 449 «Боярина Орши»; 125 — 139 «Исповеди» и 450 — 466 «Боярина Орши»; 483 — 494 «Боярина Орши» и 106 — 117 «Мцыри»; 512 — 533 «Боярина Орши» и 225 — 240 «Мцыри»: 84 — 85 «Исповеди» и 548 — 549 «Боярина Орши»; 552 — 554 «Боярина Орши» и 443 — 445 «Мцыри»; 26 — 45 «Исповеди» и 579 — 597 «Боярина Орши»; 45 — 66 «Исповеди», 597 — 618 «Боярина Орши» и 128 — 149 «Мцыри»; 145 — 151, 156 — 160, 153 — 155 «Исповеди» и 1043 — 1050, 1051 — 1055, 1056 — 1058 «Боярина Орши».

О переносе стихов см. у Висковатова («Русская старина» 1887 г., № 10, стр. 107 — 126), Спасовича («Вестник Европы» 1888 г., кн. 4, стр. 538 — 539), В. Плаксина («Северное обозрение» 1848 г., № 3), Дюшена (стр. 89 — 94) и E. Duchesne (pp. 272 — 275).

Историю возникновения замысла «Мцыри», со слов А. П. Шан-Гирея и Хастатова, рассказывает Висковатов в статье «Исповедь».

«Когда Лермонтов, странствуя по старой военно-грузинской дороге [это могло быть в 1837 г.], изучал местные сказания, видоизменившие поэму «Демон», он наткнулся в Мцхете... на одинокого монаха, старого монастырского служку, «Бэри» по-грузински. Сторож был последний из братии упраздненного близлежащего монастыря. Лермонтов с ним разговорился и узнал от него, что родом он горец, плененный ребенком генералом Ермоловым во время экспедиции. Генерал его вез с собой и оставил заболевшего мальчика монастырской братии. Тут он и вырос; долго не мог свыкнуться с монастырем, тосковал и делал попытки к бегству в горы. Последствием одной такой попытки

627

была долгая болезнь, приведшая его на край могилы. Излечившись, дикарь угомонился и остался в монастыре, где особенно привязался к старику монаху. Любопытный и живой рассказ «Бэри» произвел на Лермонтова впечатление. К тому же он затрагивал уже знакомый поэту мотив, и вот он решился воспользоваться тем, что было подходящего в «Исповеди» и «Боярине Орши», и перенес все действие из Испании и потом Литовской границы — в Грузию» («Русская старина» 1887 г., № 10, стр. 124 — 125).

Если верить воспоминаниям А. Н. Муравьева — вообще довольно точного, — поэма «Мцыри» была закончена в Царском Селе чуть ли не в его присутствии.

«... Песни и поэмы Лермонтова гремели повсюду. Он поступил опять в лейб-гусары. Мне случилось однажды, в Царском Селе, уловить лучшую минуту его вдохновения. В летний вечер я к нему зашел и застал его за письменным столом, с пылающим лицом и с огненными глазами, которые были у него особенно выразительны. «Что с тобою?» спросил я. «Сядьте и слушайте», сказал он, и в ту же минуту, в порыве восторга, прочел мне, от начала до конца, всю свою великолепную поэму «Мцыри» (послушник по-грузински), которая только что вылилась из-под его вдохновенного пера. Внимая ему, и сам я пришел в невольный восторг: так живо выхватил он, из ребр Кавказа, одну из его разительных сцен, и облек ее в живые образы перед очарованным взором. Никогда никакая повесть не производила на меня столь сильного впечатления. Много раз впоследствии перечитывал я его «Мцыри», но уже не та была свежесть красок, как при первом одушевленном чтении самого поэта» (А. Н. Муравьев, Знакомство с русскими поэтами, Киев 1871, стр. 26 — 27. Ср. П. Е. Щеголев, Книга о Лермонтове, вып. 2, «Прибой», 1929 г., стр. 20).

Весной 1840 г., еще до появления в печати, Лермонтов читал свою поэму у Гоголя.

«Приблизился день именин Гоголя, 9 мая (1840), и он захотел угостить обедом своих приятелей и знакомых в саду у Погодина. На этом обеде, кроме круга близких приятелей и знакомых, были: И. С. Тургенев, князь П. А. Вяземский, Лермонтов, М. Ф. Орлов, М. А. Дмитриев, Загоскин, профессора Армфельд и Редкин и многие другие. Обед был веселый и шумный, но Гоголь, хотя был также весел, но как-то озабочен, что, впрочем, всегда с ним бывало в подобных случаях. После обеда все разбрелись по саду маленькими кружками. Лермонтов читал наизусть Гоголю и другим, кто тут случились, отрывок из новой своей поэмы «Мцыри», и читал, говорят, прекрасно» (С. Т. Аксаков, История моего знакомства с Гоголем, М. 1890 г., стр. 35 — 36. Ср. П. И. Щеголев, Книга о Лермонтове, вып. 2, «Прибой» 1929 г., стр. 77).

628

Белинский писал по поводу «Мцыри»: «Этот четырехстопный ямб с одними мужскими окончаниями, как в «Шильонском узнике», звучит отрывисто, как удар меча, поражающего свою жертву. Упругость, энергия и звучное, однообразное падение его удивительно гармонирует с сосредоточенным чувством, несокрушимою силою могучей натуры и трагическим положением героя поэмы. А между тем, какое разнообразие картин, образов и чувств!» (Стихотворения М. Лермонтова, «Отеч. записки» 1841 г., т. XIV, отд. V, стр. 77).

Тогда же об этой поэме писал Шевырев: «Мцыри (1840), по содержанию своему, есть воспоминание о героях Байрона. Этот чеченец, запертый в келью монаха; эта бурная воля дикого человека, скованная клеткою; ненасытимая жажда жизни, ищущей сильных потрясений в природе, борьбы со стихиями и зверями, и притом непреклонная гордость духа, бегущая людей и стыдящаяся обнаружить какую-нибудь свойственную человеку слабость: все это заимствовано из созданий Байрона, заимствовано с уменьем и талантом неотъемлемым. Что касается до формы этой маленькой лирической поэмы, она так верно снята с «Шильонского узника» Жуковского, за исключением третьей рифмы, по временам прибавляемой, что иногда, читая вслух, забываешься и как будто переносишься в прекрасное преложение нашего творца-переводчика. Есть даже обороты, выражения, места, до излишества напоминающие сходство» (С. Шевырев, «Москвитянин» 1841 г., кн. 4, стр. 528 — 529).

О связи «Мцыри» с поэмами Жуковского, Козлова и Подолинского см. у Эйхенбаума (стр. 87 — 92).

Демон (стр. 455).

Печатается по изданию: «Демон. Восточная повесть, сочиненная М. Ю. Лермонтовым. Карлсруэ. В придворной типографии В. Гаспера. 1856». Ст. 742 — 749 (диалог Тамары с Демоном), отсутствующие в изд. 1886 г. по цензурным причинам, печатаются по карлсруйскому изданию 1857 г.

Вопрос о каноническом тексте «Демона» послужил темой обширной текстологической литературы и до сих пор остается спорным. Причина этого в том, что при жизни Лермонтова поэма осталась ненапечатанной, а затем оказалось, что все авторитетные рукописи последней редакции (1841 г.) утеряны, и сохранились только расходящиеся между собой списки, наполненные всякого рода ошибками. П. А. Висковатов попробовал было доказать, что приобретенный им случайно список представляет собой авторизованную копию последней редакции («Демон, поэма М. Ю. Лермонтова, и ее окончательная, вновь найденная обработка», в «Истор. вестнике» 1889 г., № 3), но, несмотря на поддержку Академии Наук, признавшей доводы Висковатова правильными,

629

список этот не разрешил проблемы, потому что оказался несомненной фальсификацией. Другого рода попытка была сделана Е. В. Аничковым («Методологические замечания о тексте Демона» в «Известиях Отделения русск. яз. и слов.» 1913 г., т. XVIII, кн. 3): исходя из того положения, что поэма существует в виде расходящихся между собой списков, Аничков решил применить к ней метод реконструкции средневековых памятников — путем сопоставления списков и построения наиболее вероятной, приближающейся к авторскому тексту редакции. Этот путь был бы рациональным и даже неизбежным, если бы положение было действительно аналогично с тем, в каком находятся средневековые тексты. На самом деле текст «Демона» находится в другом положении, не столь безнадежном, и потому методы реконструкции средневековых памятников к нему не подходят.

Дело в том, что в 1856 и 1857 гг. «Демон» вышел двумя отдельными изданиями в Карлсруэ. История этих изданий раскрывается довольно точно благодаря свидетельствам близких родственников Лермонтова — А. П. Шан-Гирея и Д. А. Столыпина.1 Эти свидетельства совершенно неопровержимо доказывают, что карлсруйские издания, и только они, печатались по авторитетным рукописям, которые и затерялись в процессе печатания. Иначе говоря, карлсруйские издания представляют собой, при создавшемся положении, единственный первоисточник текста, заменяющий рукопись. Перейдем к изложению фактов, связанных с этими изданиями.

В феврале 1841 г. Лермонтов приехал с Кавказа в Петербург и привез им самим начисто переписанную рукопись «Демона». Д. А. Столыпин в 1892 г. рассказывал об этом Мартьянову: «Это была тетрадь большого листового формата, сшитая из дести обыковенной белой писчей бумаги и перегнутая сверху донизу на-двое. Текст поэмы написан четко и разборчиво, без малейших поправок и перемарок на правой стороне листа, а левая осталась чистою. Автограф этот поэт приготовил и привез с собою в Петербург, в начале 1841 г., для доставления удовольствия бабушке Елисавете Алексеевне Арсеньевой прочитать «Демона» лично, за что она и сделала предупредительному внуку хороший денежный подарок» («Дела и люди века», III, 86. Ср. о том же в т. II, стр. 5).

О следующем моменте тот же Д. А. Столыпин рассказывает так: «Демон читался неоднократно в гостиной бабушки, в интимном кружке ее друзей, и в нем тут же, когда поэт собирался

630

отвезти рукопись к А. А. Краевскому, для снятия копии и набора в типографии, по настоянию А. Н. Муравьева, отмечен был чертою сбоку, как неотвечающий цензурным условиям тогдашнего времени, диалог Тамары с Демоном: «Зачем мне знать твои печали?» Рукопись «Демона» поэт еще раз просмотрел и исправил, когда ее потребовали для прочтения ко двору. Сделанные поэтом исправления были написаны на левой чистой стороне тетради, а замененные места в тексте зачеркнуты. Диалог Тамары с Демоном, и после последнего исправления, поэтом замаран не был, и хотя из копии, представленной для прочтения высоким особам, исключен, но в рукописи остался незамаранным» (там же, стр. 86). Это подтверждается и воспоминаниями А. П. Шан-Гирея: «Один из членов царской фамилии пожелал прочесть «Демона», ходившего в то время по рукам, в списках более или менее искаженных. Лермонтов принялся за эту поэму в четвертый раз, отделал ее окончательно, отдал переписать каллиграфически и, по одобрении к печати цензурой, препроводил по назначению. Через несколько дней он получил ее обратно, и это единственный экземпляр полный и после которого «Демон» не переделывался. Экземпляр этот должен находиться у г. Алопеуса, к которому перешел от меня через Обухова, товарища моего по артиллерийскому училищу. Есть еще один экземпляр «Демона», писанный весь рукой Лермонтова и переданный мною Дмитрию Аркадьевичу Столыпину». Добавим, что, по словам Столыпина, посредником между Лермонтовым и «высокими особами» был флигель-адъютант А. И. Философов.

Итак, окончательная редакция «Демона» была в двух рукописях: автограф, с нанесенными на нем последними поправками и с отмеченным к пропуску диалогом, и придворная копия. Кроме этих двух рукописей, остались, по словам Мартьянова, еще следующие: «а) копия со списка, представленного высоким особам, поднесенная Лермонтовым бабушке Е. А. Арсеньевой и увезенная ею в с. Тарханы; б) копия с того же списка, посланная поэтом В. А. Бахметевой, которая подарила эту копию, вместе с прочими лермонтовскими бумагами, приятельнице А. М. Верещагиной (Гюгель), а сия последняя передала ее в 1856 году генералу А. И. Философову, отпечатавшему «Демона» в Карлсруэ» (там же, III, 61).

Указанный здесь важный факт — что карлсруйское издание «Демона» (1856 г.) печаталось по бахметевской копии, непосредственно восходящей к придворному списку, — подтверждается как дальнейшим изложением событий у Мартьянова (со слов Д. А. Столыпина), так и другими сообщениями. Мартьянов пишет: «Имея в виду, что поэма в полном объеме, по цензурным условиям, в русской печати появиться не может, генерал-адъютант Алексей Илларионович Философов, бывший воспитателем великого князя Михаила Николаевича и находившийся с ним за

631

границей, возымел намерение издать «Демона» полностью в Карлсруэ. Баронесса А. М. Гюгель (урожденная Верещагина) — этот старый испытанный друг поэта, в гостиной которой возникла первая мысль об издании «Демона» за границею, предложила г. Философову находившийся у нее бахметевский список поэмы, и издание ее, при содействии протоиерея И. И. Базарова, было начато с этого списка у придворного типографа Баденского двора Гаспера» (там же, III, 62). Все это документируется письмом И. Базарова к П. А. Висковатову из Штутгарта, от 2/14 июня 1889 г. (хранится в Рукописном отделении Гос. публ. библиотеки). Базаров пишет, что А. И. Философов, по его предложению, обратился к Гасперу с предложением напечатать «Демона» в ограниченном количестве экземпляров, что и было сделано: «Рукопись же, с которой была издана эта поэма Философовым, была доставлена ему, как вы уже знаете, Алекс. Михайловной Гюгель, с которой Алексей Илларионович был в родстве по жене своей, рожд. Столыпиной, а мать г-жи Гюгель Верещагина была тоже рожд. Столыпина. Куда девалась самая рукопись, до сих пор трудно сказать. Если она не осталась забытою в типографии Гаспера, то еще можно поискать ее у наследников А. И. Философова. На-днях я говорил об этом здесь с графиней Берольдинген, дочерью г-жи Гюгель, и она приглашала меня когда-нибудь летом приехать к ней в ее замок Hochberg, чтобы вместе поискать в ее библиотеке, не найдется ли там этой рукописи».

Изложенные факты проясняют историю карлсруйского издания 1856 г., но еще не до конца. Издание это, во-первых, содержит в себе варианты, приведенные в сносках, тогда как в бахметевской копии, сделанной с придворного списка, никаких вариантов и поправок не могло быть. Во-вторых, на титульном листе издания имеется специальная справка, смысл которой сначала кажется совершенно загадочным: «Переписана с первой своеручной его рукописи, с означением сделанных им на оной перемарок, исправлений и изменений. Оригинальная рукопись так чиста, что, перелистывая оную, подумаешь, что она писана под диктовку или списана с другой. Сентября 13-го 1841 года».

Первое недоумение разъясняется тем, что́ Д. А. Столыпин сообщил Мартьянову. Издание 1856 г. было начато с бахметевского списка: «За сим Алексей Илларионович [Философов] обратился к Д. А. Столыпину с просьбою о высылке к нему, в Карлсруэ, находившейся у него подлинной рукописи «Демона», что им и было исполнено. Таким образом, великое произведение русского поэта в первый раз узрело свет в Карлсруэ, в 1856 году. Оно набиралось с бахметевского списка и потом дополнено выносками и прокорректировано с высланной Д. А. Столыпиным рукописи. Это издание, называвшееся впоследствии первым карлсруйским изданием, вышло в небольшом количестве экземпляров «для избранных» и было преподнесено высоким

632

особам, под покровительством которых оно могло быть допущено в Россию» (III, 62 — 63). Это сообщение объясняет появление вариантов; оно делает понятным, почему, несмотря на сверку с автографом, диалог Тамары с Демоном отсутствует в этом издании — как он отсутствовал в придворном списке: поскольку издание 1856 г. предназначалось для «высоких особ», диалог этот остался исключенным.

Но как же понять смысл приведенной справки? Прежде всего следует обратить внимание на то, что слова «оригинальная рукопись так чиста» совпадают с описанием автографа у Мартьянова: «Текст поэмы написан четко и разборчиво, без малейших поправок и перемарок». Является мысль, что под «оригинальной рукописью» автор разумел первоначальный слой, т. е. написанный на правой половине листов и еще не подвергнутый последним исправлениям текст поэмы. В таком случае ясно, что автор справки называет эту рукопись первой именно в отличие от придворного списка, которую, очевидно, считает второй. Так это понимает и Мартьянов: «Первою рукописью поэма названа издателем потому, что после смерти Лермонтова осталось две рукописи за его подписью, переданные им при отъезде на Кавказ г. Шан-Гирею: одна — собственноручная, которой дано название: первая, а другая — каллиграфически переписанная для прочтения высоких особ и называвшаяся: второю» (III, 66).

Но что же значит стоящая под этой справкой дата? Мартьянов полагает, что эта помета означает время, когда поэма была передана А. П. Шан-Гиреем «законному наследнику поэта, Д. А. Столыпину» (III, 66). Но из текста справки ясно, что она была сделана при снятии с автографа точной копии-дубликата — «с означением сделанных перемарок, исправлений и изменений». Надо, значит, думать, что в 1841 г., после смерти Лермонтова, был сделан этот дубликат — вероятно, для сдачи в набор. Карлсруйские издатели, получив повидимому от Д. А. Столыпина и подлинник и дубликат, воспользовались этой справкой, чтобы придать своему изданию бо́льшую авторитетность.

Что касается второго карлсруйского издания (1857 г.), то история его совершенно ясна. «Второе издание «Демона», по одобрении первого, состоялось тоже в Карлсруэ, в следующем 1857 г. В нем, как не имевшем уже специального назначения, издатель воспроизвел присланную Д. А. Столыпиным собственноручную рукопись поэта во всей ее неприкосновенности. Вследствие сего между сими двумя основными изданиями поэмы произошла некоторая разница в тексте, и кроме того в первом издании, корректированном немцами-корректорами, не вполне владевшими русским языком, оказались опечатки и неточная передача некоторых слов» (Мартьянов, III, 63). Далее Мартьянов еще сообщает: «На одном из экземпляров карлсруйского издания, именно второго издания 1857 года, Дмитрием Аркадьевичем Столыпиным

633

сделана такая надпись: «Рукопись эта, переданная мне А. П. Шан-Гиреем, написана рукой Лермонтова, в чем можно удостовериться по статье Акима Павловича, помещенной в журнале «Русское обозрение» за август месяц 1890 года. Рукопись эту попросил у меня генерал-адъютант Алексей Илларионович Философов, по жене Анне Григорьевне, рожденной Столыпиной, приходившийся родственником Лермонтову, и напечатал ее в Карлсруэ» (III, 64).

Итак, совершенно ясно, что пока рукописи Лермонтова, по которым печатались карлсруйские издания, не найдены, «Демон» должен печататься по этим изданиям, и никакие другие списки или корректуры не могут быть поставлены в один с ними ряд. Вопрос только в том, как пользоваться этими изданиями.

Редактор Акад. изд. (Д. И. Абрамович) решил, однако, всю эту проблему иначе и еще больше запутал вопрос, который сам по себе, при учете свидетельств А. П. Шан-Гирея и Д. А. Столыпина, довольно ясен. Он напечатал «Демона» по сохранившимся корректурным листам январской книжки «Отеч. записок» за 1842 г., а в очень скудном комментарии заявил, что «история карлсруйских изданий «Демона» очень неясна и загадочна» и что «если бы не простая случайность в виде цензурного запрещения», то «краеугольным камнем» всех дальнейших изданий «Демона» послужили бы «Отеч. записки» за январь 1842 г. с их «первопечатным текстом». Не говоря о том, что текстологические проблемы нельзя разрешать при помощи одного «если бы», надо прежде всего точно установить самое происхождение того текста, который А. А. Краевский собирался напечатать в своем журнале. В каком отношении стоит этот текст к автографу, привезенному Лермонтовым с Кавказа, и к придворному списку? Откуда добыл Краевский свой текст?

История корректурного текста «Отеч. записок» гораздо более неясна и загадочна, чем сложная, но вполне понятная и достаточно документированная история карлсруйских изданий. Есть указания на то, что в 1841 г. Лермонтов думал напечатать «Демона» в «Отеч. записках», но взял рукопись обратно и сказал Шан-Гирею: «Демона» мы печатать погодим, оставь его пока у себя». Краевский заявил в январской книжке «Отеч. записок» 1842 г., что поэма Лермонтова не появилась «по не зависящим от редакции обстоятельствам». Мартьянов, со слов Д. А. Столыпина, сообщает, что это выражение надо понимать не в том смысле, как его обыкновенно понимают: «Лермонтов взял рукопись обратно вследствие настояний (чрез бабушку поэта Е. А. Арсеньеву) известного святоши Андрея Николаевича Муравьева, который убедил поэта, что напечатание поэмы, при неблагоприятно сложившихся для него тогда, то-есть в начале 1841 года, обстоятельствах, может принести ему большие неприятности» (II, 124).

634

Но в данном случае нам даже не важно, почему «Демон» не появился в печати при жизни Лермонтова, — важно другое: каково происхождение корректуры, исправленной Краевским 9 декабря 1841 г.? Д. И. Абрамович не сомневается, что источником этой корректуры, ее наборным оригиналом, был автограф «Демона». Мартьянов тоже думает, что это — корректурные листы того набора, который был сделан при жизни Лермонтова, когда он собирался печатать поэму. Между тем дело обстояло, повидимому, не так. 8 февраля 1842 г. Белинский писал И. И. Ханенко: «Демон» Лермонтова запрещен в «Отечественных записках», где был напечатан [т. е. набран?] целиком» («Письма», т. II, СПБ. 1914 г., стр. 278). Ясно, что речь здесь идет о цензурном запрещении, не имеющем, очевидно, ничего общего с тем моментом, когда Лермонтов сам взял рукопись обратно. Надо полагать, что тогда никакого набора сделано не было, а набор, о котором пишет Белинский, был новый, посмертный — но не по автографу, а по какому-нибудь списку. Это подтверждается письмом Белинского к В. П. Боткину от 17 марта того же года: «Знаешь ли, с чего мне вздумалось разглагольствовать о Лермонтове? Я только вчера кончил переписывать его «Демона», с двух списков, с большими разницами». Если бы Краевский владел текстом, непосредственно восходящим к оригиналу, зачем было бы Белинскому, ближайшему сотруднику «Отеч. записок», трудиться над списками и делать сводный текст? Очевидно Краевский, в погоне за сенсацией, хотел напечатать в журнале текст какого-то совершенно неавторитетного списка. Корректурный текст поддерживает это предположение: он пестрит грубейшими ошибками (несмотря на исправления Краевского), доказывающими недоброкачественность списка. Вот некоторые из них: «горний» вместо «гордый» (ст. 55); «призрак» вместо «признак» (ст. 178); «легкий» вместо «ловкий» (ст. 195): «Храпя, несется с крутизны» вместо «косится» (ст. 208); «конь примчался запыленный» вместо «запалённый» (ст. 290); «в утешенье» вместо «в умиленье» (ст. 604); «затеплила земля» вместо «затеплился живей» (ст. 624); «блещет» вместо «плещет» (ст. 738); «Но если ты — обман, то я» вместо «Но если ты, обман тая» (ст. 755); «жалкие» вместо «женские» (ст. 765); «дальних» вместо «давних» (ст. 1098); «пластами» вместо «плащами» (ст. 1107). И вот этот-то насквозь дефектный текст редактор Акад. изд. канонизирует и объявляет «краеугольным камнем»! Правда, ему не удалось выдержать этот принцип: ст. 657 — 716 взяты им, как он сам признается, из карлсруйского издания 1857 г. Но, с другой стороны, диалог Тамары с Демоном, отсутствовавший в списке для «высоких особ» и в корректуре Краевского, блестяще отсутствует и в Акад изд.

Д. И. Абрамович приводит выдержки из двух частных писем (где их подлинники — не указано), из которых во втором опровергается то, что сказано в первом. В первом (Д. А. Столыпина

635

к Фету от 5 декабря 1890 г. — по поводу статьи А. П. Шан-Гирея о Лермонтове) Столыпин пишет: «При теперешних обстоятельствах я один могу засвидетельствовать, что издание «Демона», появившееся в Карлсруэ, есть именно перепечаток с рукописи, данной мне Шангиреем, и которая представляет, по словам его, последнюю исправленную редакцию «Демона», а авторитет А. П. Шангирея во всем, касающемся Лермонтова, должно считать неоспоримым по их близким отношениям». Эти слова совпадают с тем, что приводит, со слов Д. А. Столыпина, Мартьянов, и подтверждают авторитетность карлсруйских изданий. Второе письмо — П. П. Кончаловского к П. А. Ефремову от 24 февраля 1891 г.; в нем Кончаловский сообщает, что Д. А. Столыпин заявил ему, что он «по ошибке сообщил неправильные сведения Фету о рукописи «Демона» и что самый верный его текст именно тот, который сохранился в корректурных листах «Отеч. записок». Вот это-то новое заявление Столыпина, переданное в частном письме Кончаловского к Ефремову, и послужило редактору Акад. изд. мотивировкой и оправданием для признания корректурного текста «краеугольным камнем». При этом редактор в качестве последнего довода прибавляет: «Наконец, следует принять во внимание и то, что в Карлсруэ «Демон» издавался два раза (в 1856 и в 1857 гг.), и разница между этими изданиями довольно-таки существенная».

Разница между карлсруйскими изданиями совсем не удивительна и не загадочна — ее причины объяснены выше. Что же касается неожиданного заявления, сделанного Д. А. Столыпиным Кончаловскому, то, помимо всего прочего (заявление идет через вторые руки, настоящий его смысл мог быть неверно понят или искажен), оно, в сущности говоря, не имеет никакого отношения к вопросу о карлсруйских изданиях. Кончаловский сообщил Ефремову, что Столыпин заявил ему, Кончаловскому, что он, Столыпин, ошибся... В чем? Вовсе не в том, что карлсруйские издания печатались по автографу, переданному Шан-Гиреем Столыпину, а последним — Философову: об этом в письме нет ни слова. Введенный кем-то в заблуждение или ложно информированный и недостаточно осведомленный в этом вопросе, Столыпин решил выступить в несвойственной ему роли текстолога и заявить, что «самый верный» (т. е. самый последний?) текст «Демона» — корректурный. Почему в этом чисто текстологическом вопросе Столыпин должен быть для нас авторитетом и судьей? От него как от свидетеля, нам достаточно одного факта, нигде им не опровергнутого: автограф Лермонтова, исправленный автором в 1841 г., он передал Философову для напечатания в Карлсруэ.

Остается последний вопрос: как пользоваться двумя карлсруйскими изданиями при установлении канонического текста «Демона»? Изложенное выше положение вещей само диктует вывод: второе карлсруйское издание (1857 г.), сделанное по автографу

636

при участии И. Базарова, содержит в себе (как видно из ниже помещаемых сопоставлений) ряд явных ошибок и неверно понятых мест. Базаров, очевидно, плохо разбирался в автографе и не знал, как ему быть с вычеркнутыми и измененными стихами. Издание 1856 г. в этом смысле сделано аккуратнее: оно набиралось по чистому списку с придворной копии, не ставившему никаких текстологических затруднений; но поскольку его оригинал восходил к придворной копии, в нем, естественно, отсутствует диалог Тамары с Демоном. Значит, в основу канонического текста «Демона» надо положить карлсруйское издание 1856 г., как сохранившее в большей точности окончательную редакцию поэмы, а отсутствующий в нем по цензурном причинам диалог вставить из карлсруйского издания 1857 г.1

Отличия текста изд. 1857 г. от изд. 1856 г.

1856 г.

1857 г.

65.	—  раины	руины.
77.	—  дыханья	дыханье
149.	—  резвую дитя	резвое дитя
155.	—  и были	но были
260.	—  над скалою	под скалою
281.	—  задвинул	задвинув
388.	—  ни радость, ни печаль.	не радость, не печаль

637

Вместо ст. 396 — 405 в изд. 1857 г. даны другие 16 (первоначальные):

Не буду я ничьей женою  —
Скажи моим ты женихам;
Супруг мой взят сырой землею  —
Другому сердца не отдам.
С тех пор, как труп его кровавый
Мы схоронили под горой,
Меня тревожит дух лукавый
Неотразимою мечтой;
В тиши ночной меня смущает
Толпа печальных, странных снов;
Молиться днем душа не может:1
Мысль далеко от звука слов;
Огонь по жилам пробегает...
Я сохну, вяну день от дня.
Отец! душа моя страдает...
Отец мой, пощади меня!

Окончательный текст, имеющийся в изд. 1856 г., напечатан в изд. 1857 г. в сноске с примечанием: «После первых четырех стихов написаны были следующие» («Напрасно женихи толпою» и т. д.).

438. — грешницы	схимницы (с примечанием: «Прежде: грешницы»).
464. — и в час заката	а в час заката

После ст. 598 в изд. 1857 г. один стих, которого в изд. 1856 г. нет:

Едва надежда расцветет

После ст. 599 в изд. 1857 г. два стиха, которых в изд. 1856 г. нет:

И все живущее клянет,
Ничто пространство мне и годы

604.	—  в умиленье	в умиленьи
647.	—  всем упоеньем, всею	всем упоением, всей властью
	властью
699.	—  и я людьми	но я людьми
738.	—  плещет	блещет
762.	—  смертною рукой	смертного рукой
793 — 794.	—  я отрекся	отрекся я
946.	—  чуждый выраженья	чуждой выраженья
974.	—  поражая в грудь	поражая грудь
1079.	—  беззаботная дитя	беззаботное дитя
1107.	—  плащами	пластами
1127.	—  но над семьей	и над семьей

638

Варианты, указанные в карлсруйском издании «Демона» 1856 г.

К ст. 89: «Здесь четыре стиха замараны; вместо широкий прежде написано было крепкий. — Изречение подчеркнутое [т. е. «Седый Гудал себе» в ст. 90] заменяет другое, которое разобрать нельзя».

К ст. 111: «На сем стихе кончалась строфа и начинались следующие, вымаранные:

И вот невеста молодая
Берет свой бубен расписной
В ладони мерно ударяя
Запели все — одной рукой
Кружа его над головой,
Увлечена летучей пляской  —
Она забыла мир земной.
Ее узорною повязкой
Играет ветер — как волна
Нескромной думою полна,
Грудь подымается высоко,
Уста бледнеют и дрожат,
И жадной страсти полон взгляд
Как страсть палящей и глубокой»

К ст. 132: («Лучом»): «Это слово было вычеркнуто, потом восстановлено точками».

К ст. 146: «Первые девять стихов сей строфы заменили сначала написанные следующие семь стихов:

  VIII

На ней был светлый отпечаток
Небесной родины людей,
Величья прежнего остаток,
Отлив померкнувших лучей
В ней было то полуземное,
Что ищет сердце молодое
В пылу затейливой мечты».

К ст. 148: «Вписок после».

К ст. 151: «Слово чуждая перемарано».

К ст. 153: «Вместо: и часто автор прежде написал было: но редко».

К ст. 245: «Слово на трупы замарано: было иначе написано, но разобрать нельзя».

К ст. 284: «Вместо слов: лихой ты было сперва написано надежный».

К ст. 290: «После третьего стиха был прежде написан стих:

Кто бледный всадник у ворот?

и за оным следовал стих одиннадцатый и следующие.

639

Стихи от 5-го до 10-го включительно приписаны после на боку, а стих кто бледный и проч. вымаран».

К ст. 430: «На место тихо поставлено было прежде другое слово, которого нельзя разобрать».

К ст. 478: «Вместо божественной было другое какое-то слово, которое не мог разобрать».

К ст. 505: «Вместо сего стиха прежде написан был следующий:

Трепещет грудь, пылают плечи».

К ст. 618: «Здесь замаран целый стих».

К ст. 637: «В этом стихе последние два слова изменены; прежде, кажется, написано было: сильнее жгут или что-то подобное».

К ст. 716: «Между сим и следующим стихом замарано автором шесть стихов; разобрать их нельзя».

К ст. 740: «Пред надежд одно слово зачеркнуто».

К ст. 752: «Вместо слова невольно было другое».

К ст. 765: «Вместо ты видишь было конечно».

К ст. 768: «Вместо конечно было над мною».

К ст. 769: «Вместо клянися мне было клянись теперь. — Вместо стяжаний было другое слово, которое нельзя разобрать».

К ст. 770: «Вместо ныне было другое слово».

К ст. 772: «Вместо больше было в мире».

К ст. 834: «Вместо узнай было поверь».

К ст. 846: «Кажется, хотел написать назначена, вымарал назначена и написал присуждена».

К ст. 873: «Было прижался».

К ст. 884: «После слова ужасный было но минутный; мучительный приписано после».

К ст. 942; «Вместо намекало было говорило».

К ст. 971: «Вместо толпой было но вот».

К ст. 997: «Вместо посмертное написал было после последнее, но вымарал. — Последние четыре стиха сей строфы вписаны после».

—  К ст. 1002: «Вместо сей строфы была сначала написана следующая:

Едва последний стих прочли
Над прахом дочери Гудала,
И горсть последняя земли
О крышку гроба простучала  —
И воскурился к небесам
Кадил прощальный фимиям,
Едва лишь за скалой соседней
Утих рыдальный звук последний,
Последний шум людских шагов,
Сквозь дымку серых облаков

640

Спустился ангел легкокрылый
И над покинутой могилой
Приник с усердною мольбой
За душу грешницы младой;
И в то же время Царь порока
Туда примчался издалека,
Страданий мрачная семья
В чертах недвижимых таилась;
По следу крыл его тащилась
Багровой молнии струя,
Когда ж он пред собой увидел
Все, что любил и ненавидел,
То шумно мимо промелькнул
И, взор пронзительный кидая,
Посла потерянного рая
Улыбкой горькой упрекнул».

К ст. 1012: «Было к ней».

К курсиву «ему» (ч. II, гл. VI) сделано примечание: «Подчеркнуто автором».

Дополнительные варианты, указанные в карлсруйском издании 1857 г.

К ст. 482:

«И трель живую соловья,
Сквозь шум далекого ручья.
Порою разбросав на плечи
Волну кудрей своих, она
Стоит без мысли, холодна,
И страстные лепечут речи
Ее дрожащие уста.
Желанье грудь ее волнует,
И чудный призрак ей рисует
Пред нею в сумраке, мечта!»

К ст. 573: «Прежде было: улыбнулся».

К ст. 589: «Прежде: ужасна».

К ст. 616: «Вместо этих семи стихов прежде были следующие

Когда я в первый раз увидел
Твой чудный, твой волшебный взор,
Я тайно вдруг возненавидел
Мою свободу как позор.
Своею властью недовольный,
Я позавидовал невольно
Неполным радостям людей».

К ст. 674: «Прежде было: сияло».

641

К ст. 716: «Здесь вычеркнуты следующие шесть стихов:

Как часто на вершине льдяной,1
Один, меж небом и землей,
Под кровом радуги огнистой,
Сидел я мрачный и немой.
И белогривые метели
Как львы у ног моих ревели».

К ст. 769: «Вместо стяжаний было желаний».

В Рукописном отделении Гос. публ. библиотеки хранится авторизованная копия «Демона», относящаяся к 1838 г. На обложке — пометка П. А. Висковатова: «В Импер. Публ. Библиот. Из рукописей Варвары Алекс. Лопухиной (Бахметевой), сохранившихся у брата Алексея Александр. Лопухина. Рукопись унаследовал сын его и передала мне жена последнего Елиз. Дм., рожденная Голохвастова. Пав. Висковатов». Внизу на обложке — дата рукой Лермонтова: «1838 года сентября 8 дня».

Текст этой рукописи уже очень близок к последней редакции. Отличия следующие:

21.	С тех пор
40.	—  — хищный
73.	Ущелья
98.	Примечание к слову «чадрой», рукой Лермонтова: Белое покрывало.
104.	Примечание к слову «зурна́», рукой Лермонтова: Род флейты.
112 — 130.	Так же, как в варианте карлсруйского изд. 1856 г. (см. к ст. 111), с отличием в ст. 112: И вот Тамара молодая
138.	—  алмазною
143.	—  —  —  —  —  лишен был
153.	—  — грустное
155.	Но
157.	—  — чудной
158.	—  —  —  враг небес и рая
171.	—  прошлом
175.	—  —  —  думой
177.	—  понятным
179 — 180.	Он подойти хотел — не мог!
183 — 184.	[в обратном порядке]
195.	—  — стройный
200.	Примечание к слову «чухи», рукой Лермонтова: Верхняя грузинская одежда.
201.	—  — обведена
226.	—  — молодой

642

235.	Примечание к слову «папах», рукой Лермонтова: Баранья шапка, персидская.
241.	Промчался в тишине
244.	И стихло
245 — 248.	Верблюды с ужасом смотрели На трупы всадников: порой Их колокольчики звенели
256.	—  белыми
266.	Порой
284.	—  надежный1
291 — 297.	Кто бледный всадник у ворот?1
346.	Долины ваши
363.	Слова умолкли. В отдаленье
396 — 405.	Не буду я ничьей женою, Скажи моим ты женихам; Супруг мой взят сырой землею, Другому сердца не отдам. С тех пор как труп его кровавый Мы схоронили под горой, Меня тревожит дух лукавый Неотразимою мечтой. В тиши ночной меня тревожит Толпа печальных, странных снов; Молиться днем душа не может: Мысль далеко от звука слов! Огонь по жилам пробегает, Я сохну, вяну день от дня. Отец! Душа моя страдает, Отец мой, пощади меня!
423.	—  — божественного
430 — 431.	Он так смотрел! он так манил! Он, мнилось, так несчастлив был:
437.	—  — мерцала
447.	—  дале
464.	А
470 — 474.	Но Демон огненным дыханьем Тамары душу запятнал, И божий мир своим блистаньем Восторга в ней не пробудил. Страсть безотчетная как тенью Жизнь осенила перед ней; И стало все предлог мученью,
483 — 508.	Сквозь шум далекого ручья И трель живую соловья.  — Бывало разбросав на плечи

643

	Волну кудрей своих, она Стоит без мысли, холодна,  — И странные лепечут речи Ее дрожащие уста; И грудь желание волнует, И чудный призрак все рисует Пред нею в сумраке мечта. Утомлена борьбой всегдашней Склонится ли на ложе сна  — Подушка жжет, ей душно, страшно, И вся, вскочив, дрожит она.1
525.	Чингуры
579.	Отныне жить нельзя вам розно
592.	—  — кто ж
После ст.	598:
	Едва надежда расцветет
После ст.	599:
	И все живущее клянет; Ничто пространство мне и годы,
616 — 622.	Когда я в первый раз увидел Твой чудный, твой волшебный взор, Я тайно вдруг возненавидел Мою свободу, как позор. Своею властью недовольный Я позавидовал невольно Неполным радостям людей;2
626.	Вдруг шевельнулася
627.	—  —  —  теперь мне
634.	—  тайною
664.	—  — долгою
Вместо ст.	699 — 718:
	Как часто на вершине льдистой, Один меж небом и землей, Под кровом радуги огнистой Сидел я мрачный и немой, И белогривые метели Как львы у ног моих ревели; Как часто подымая прах В борьбе с могучим ураганом3
740.	Мечтаний прежних

Ст. 750 — 804 отсутствуют; ст. 805 — 812 стоят после ст. 852.

813.	Мы, дети вольные эфира,
814.	Тебя возьмем в свои края;

644

816.

— вечная

Вместо ст. 833 — 846:

	И пусть другие б утешались Ничтожным жребием своим: Их думы неба не касались, Мир лучший недоступен им. Но ты, прекрасное созданье, Не в жертву им обречена;
875.	И лести сладкими
883.	—  кровь
884.	—  но слабый
892.	Когда ударил час
894.	—  под окошком
901.	Чуть внятный
905.	—  смолкло
923.	—  —  —  взглянувши
После ст.	932:
	И все, где пылкой жизни сила Так внятно чувствам говорила, Теперь один ничтожный прах; Улыбка странная застыла, Едва мелькнувши на устах; Но темен, как сама могила, Печальный смысл улыбки той: Что в ней? насмешка ль над судьбой, Непобедимое ль сомненье? Иль к жизни хладное презренье? Иль с небом гордая вражда? Как знать? для света навсегда Утрачено ее значенье! Она невольно манит взор, Как древней надписи узор, Где, может быть, под буквой странной Таится повесть прежних лет, Символ премудрости туманной, Глубоких дум забытый след.  — И долго бедной жертвы тленья Не трогал ангел разрушенья;

    Затем следуют ст. 944 — 948, 933 — 940, после чего строфа XV.

971 — 972.	Уж собрались в печальный путь Друзья, соседи и родные.
977.	—  — двинулся
982.	—  путников
997.	—  последнее
Вместо ст.	998 — 1059: Едва на жесткую постель Тамару с пеньем опустили,

645

	Вдруг тучи гору обложили И разыгралася метель; И громче хищного шакала Она завыла в небесах, И белым прахом заметала Недавно вверенный ей прах. И только за скалой соседней Утих моленья звук последний, Последний шум людских шагов, Сквозь дымку серых облаков Спустился ангел легкокрылой И над покинутой могилой Приник с усердною мольбой За душу грешницы младой. И в то же время царь порока Туда примчался с быстротой В снегах рожденного потока. Страданий мрачная семья В чертах недвижимых таилась; По следу крыл его тащилась Багровой молнии струя.  — Когда ж он пред собой увидел Все, что любил и ненавидел, То шумно мимо промелькнул;  — И взор пронзительный кидая, Посла потерянного рая Улыбкой горькой упрекнул...
1073.	—  гремя
1098.	—  —  —  грозных

Вместо ст. 1106 — 1128:

И там, где кости их истлели,      На рубеже зубчатых льдов,      Гуляют нынче лишь метели      Да стаи вольных облаков;

Первоначальный замысел поэмы «Демон» относится к 1829 г. Первый очерк (см. в «Приложениях») представляет собой ряд стихотворных набросков (характеристика демона и незаконченный диалог), разделенных двумя программными конспектами сюжета. Сначала намечен сюжет, в котором главную роль играет борьба демона с ангелом, влюбленными в одну смертную; потом сюжет меняется, уже приближаясь к окончательному: демон влюбляется в монахиню и губит ее из ненависти к ангелу-хранителю. Оба эти плана — в духе абстрактных мистерий Байрона, Мура и де Виньи. Был еще третий план, в котором сюжет прикреплен к определенному месту и времени: «Демон. Сюжет. Во время пленения евреев в Вавилоне (из Библии). Еврейка. Отец слепой. Он в первый раз видит ее спящую. Потом она поет отцу про старину

646

и про близость ангела — как прежде. Еврей возвращается на родину. Ее могила остается на чужбине» (см. в т. IV). Но эта библейская интерпретация осталась неосуществленной.

В 1830 — 1831 гг. Лермонтов возвращается к ранним планам и пишет целиком всю поэму (см. очерк второй), частично используя первоначальный набросок. Здесь появляется эпиграф из «Каина» Байрона, обнажающий западные традиции поэмы:

Каин. Кто ты?

Люцифер. Повелитель духов.

Каин. Но если так, можешь ли ты

Покидать их, и пребывать с прахом (людьми)?

Люцифер. Я знаю мысли

Праха, и сочувствую им, и мыслю с вами.

Время действия и место остались здесь, как и в первом очерке, неопределенными. Героиня — монахиня, история которой заключена в пыльном пергаменте, найденном между развалин. История эта остается неизвестной: «но свету не передам я повесть эту: ценить он чувства не привык!» (в варианте эта история слегка намечена). Пейзаж — море и скалы. В очерк введена «Песнь монахини», которая связывает этот очерк с первоначальным планом (любовь ангела к смертной). Надо отметить, что в этой редакции высокая лирическая трактовка образа демона сменяется иногда иронической или объективной:

Злой дух недолго размышлял,
Он не впервые отомщал!
.........................
Лампада в келье чуть горит.
Лукавый с девою сидит.

Такая терминология явно не совпадает с высокой трактовкой. Видимо, Лермонтов колебался между двумя замыслами, один из которых зафиксирован в любопытной записи, относящейся, повидимому, к 1831 г.: «Memor. Написать длинную сатирическую поэму: приключения Демона».

План сатирической поэмы о демоне не был осуществлен, но в «Сказке для детей» Лермонтов говорит о своей прежней поэме, как о «детском бреде»:

Бог знает, где заветная тетрадка?
Касается ль душистая перчатка
Ее листов — и слышно: c’est joli?...
Иль мышь над ней старается в пыли?...

В том же 1831 г. Лермонтов пробует начать «Демона» заново пятистопным ямбом и строфами (по 8 строк в каждой). Но, написав вступление (7 строф — см. очерк третий), он бросает и заявляет: «Я хотел писать эту поэму в стихах: но нет. — В прозе

647

лучше». Демонические мотивы и формулы отчасти переходят в повесть о горбуне («Вадим»), которую он пишет в 1832 г.

В 1833 г. Лермонтов возвращается к прежней редакции и заново ее обрабатывает — получается четвертый очерк «Демона». Он более развернут, более детализован («южный теплый день», «лимонная роща» и пр.), но по сюжету и стилю остался тем же. Этим очерком завершается история ранних редакций «Демона».

В 1838 г. Лермонтов перерабатывает всю поэму (см. выше отличия от окончательной редакции). Действие переносится на Кавказ, поэма превращается в «восточную повесть», обильно уснащенную экзотикой пейзажных описаний. Безличная монахиня заменяется княжной Тамарой, образ которой дается в более чувственном «гаремном» стиле. Эту пятую редакцию Лермонтов считал уже окончательной: он многим читал ее, показывал А. А. Краевскому и собирался печатать. 10 октября 1839 г. Краевский писал И. И. Панаеву: «Лермонтов отдал бабам читать своего «Демона», из которого хотел напечатать отрывки, и бабы чорт знает куда дели его; а у него уж разумеется нет чернового! таков мальчик уродился» (И. Панаев, Литературные воспоминания, Лнгр., 1928 г., стр. 308). В это же время с поэмой знакомится Жуковский — в его дневнике от 24 декабря 1839 г. записано: «Поездка в Петербург с Вьельгорским по железной дороге. Дорогой чтение «Демона» («Дневники», стр. 508).

Наконец в 1841 г. Лермонтов привозит с Кавказа окончательную редакцию «Демона» (историю этой редакции см. выше, в текстологическом комментарии). Поэму читают при дворе, но не очень одобряют. По словам А. И. Философова, высокие особы отозвались так: «поэма — слов нет, хороша, но сюжет ее не особенно приятен. Отчего Лермонтов не пишет в стиле «Бородина» или «Песни про царя Ивана Васильевича»?.. Великий же князь Михаил Павлович, возвращая поэму, сказал: — Были у нас итальянский Вельзевул, английский Люцифер, немецкий Мефистофель, теперь явился русский Демон, значит нечистой силы прибыло. Я только никак не пойму, кто кого создал: Лермонтов ли духа зла, или же дух зла — Лермонтова?» (П. К. Мартьянов, «Дела и люди века», т. III, стр. 88).

В светском кругу, особенно среди дам, «Демон» пользовался большой популярностью и распространялся в списках. «Княгиня М. А. Щербатова, после чтения у ней поэмы, сказала Лермонтову: — Мне ваш Демон нравится: я бы хотела с ним спуститься на дно морское и полететь за облака. А красавица М. П. Соломирская, танцуя с поэтом на одном из балов, говорила: — Знаете ли, Лермонтов, я вашим Демоном увлекаюсь... Его клятвы обаятельны до восторга... Мне кажется, я бы могла полюбить такое могучее, властное и гордое существо, веря от души, что в любви, как в злобе, он был бы действительно неизменен и велик» (там же, стр. 87 — 88).

648

В литературном мире «Демон» тоже был принят хорошо. Правда, Жуковский и Плетнев отнеслись к нему несочувственно («как говорили потому, что поэт не был у них на поклоне», — замечает Мартьянов), но Вяземский, Одоевский, Соллогуб, Белинский и многие другие литераторы «хвалили поэму и предсказывали ей большой успех». Очень любопытен отзыв А. П. Шан-Гирея, на глазах у которого проходила вся работа над «Демоном»: «Мы часто в последнее время говорили с Лермонтовым о Демоне. Бесспорно, в нем есть прекрасные стихи и картины... Без сомнения, явясь в печати, он должен был иметь успех, но мог возбудить и очень строгую рецензию. Мне всегда казалось, что «Демон» похож на оперу с очаровательнейшею музыкой и пустейшим либретто. В опере это извиняется, но в поэме не так. Дельный критик может и должен спросить поэта, в особенности такого, как Лермонтов: «какая цель твоей поэмы, какая в ней идея?» В Демоне видна одна цель, написать несколько прекрасных стихов и нарисовать несколько прелестных картин дивной кавказской природы: это хорошо, но мало. Идея же, смешно сказать, вышла такая, о какой сам автор и не думал. В самом деле, вспомните строфу:

И входит он любить готовый
С душой открытой для добра... и проч.

Не правда ли, что тут князю де Талейрану пришлось бы повторить небесной полиции свое слово: surtou pas trop de zèle, Messieurs!1 Посланник рая очень некстати явился защищать Тамару от опасности, которой не существовало; этою неловкостью он помешал возрождению Демона и тем приготовил себе и своим в будущем пропасть хлопот, от которых они навеки бы избавились, если бы посланник этот был догадливее... Мною предложен был другой план: отнять у Демона всякую идею о раскаянии и возрождении, пусть он действует прямо с целью погубить душу святой отшельницы, чтобы борьба Ангела с Демоном происходила в присутствии Тамары, но не спящей; пусть Тамара как высшее олицетворение нежной женской натуры, готовой жертвовать собой, переходит с полным сознанием на сторону несчастного, но, по ее мнению, кающегося страдальца в надежде спасти его; остальное все оставить как есть, и стих:

Она страдала и любила,
И рай открылся для любви...

спасает эпилог». — «План твой», отвечал Лермонтов, «недурен, только сильно смахивает на Элоу, soeur des anges, Альфреда де Виньи. Впрочем об этом можно подумать» («М. Ю. Лермонтов»).

Тема демонизма проходит через все творчество Лермонтова: в лирике («Мой демон»), в прозе («Вадим» и отчасти Печорин)

649

и в драме (Арбенин). Среди поэм с замыслом «Демона» имеют несомненную связь «Азраил» и «Ангел смерти».

Традиции этого образа коренятся в западной литературе: «Потерянный рай» Мильтона (ср. у Лермонтова выражение «посла потерянного рая»), «Каин» и «Небо и земля» Байрона (падение ангелов, отдавшихся земной любви), «Любовь ангелов» Т. Мура, «Лалла-Рук» его же (глава «Рай и пери»), «Элоа» Альфреда де Виньи. (Подробности см. в работе П. Дашкевича, Демон в мировой поэзии в «Чтениях в истор. обществе Нестора-летописца», кн. VII, стр. 182 — 253, и в книге Э. Дюшена, Поэзия М. Ю. Лермонтова в ее отношении к русской и западноевропейским литературам, Казань, 1914 г., страницы по указателю.) Но подготовка этого образа именно в такой стилистической обработке, как у Лермонтова, была уже и на русской почве: у Пушкина («Мой демон» и «Ангел»), у Подолинского («Див и пери», 1827 г.). Отдельные формулы восходят к Жуковскому, Полежаеву, Козлову. (См. подробности в книге Б. Эйхенбаума, Лермонтов, 1924 г., стр. 92 — 101). Попытку социологического истолкования «Демона» см. в статье У. Фохта — «Демон» Лермонтова как явление стиля, «Литературоведение», сборник статей, под ред. В. Ф. Переверзева, М. 1928 г.

Ранние редакции «Демона» (стр. 491).

I. (1829 г.) Печатается по автографу ИРЛИ, тетр. 3. Впервые — в «Отеч. записках» 1859 г. (т. VII, стр. 29 — 33).

Рукописные варианты.

	1. Посвящение
2.	—  любовь я
5.	Во мне живут
	2. Посвящение
10.	Теперь катится жизнь твоя
14.	—  сердечной
	Демон
4.	Теснились молча
7.	—  — перед ним
9.	Боялася
12.	Запомнить
17 — 18.	На всем являет смерти знак
	Его дыханье
39.	Так я
40.	Видал в долине
43.	Поник задумчивый
53 — 54.	[в обратном порядке]
53.	Между крутых прибрежных

650

59.	—  — белеет
61.	И храмов <острые> круглые
62.	Средь
69.	—  — Страх
70.	Младую грудь
72.	—  что же?
79.	Изгнанник

  Вычеркнутые стихи.

После ст.	12:
	Рвалися цепи горьких дум...
	Но мщенье <как> будто мрак могилы
	Покрыло непреклонный ум.
После ст.	46:
	Отвергнутый, самолюбивый.
	Ничто не нравилось ему.
После ст.	48:
	Противны небеса ему...
	По произволу одному
	Людей губил он, презирая.
После ст.	52:
а)	Над морем там, где пена вод
	Шумит и плещет, возвышалась
б)	На темени далеких скал,
	Ровесников самой природы,
	Священный монастырь стоял.
	Внизу теснясь шумели воды...

II. (1830 — 1831 гг.) Печатается по беловому автографу ИРЛИ, тетр. 22 (М. Дешан де Виллер). Черновой автограф — в тетр. 4. Впервые — у Висковатова (III, стр. 54 — 74). Посвящение напечатано впервые в «Москвитянине» 1855 г. (№ 6, стр. 186) и в «Современнике» 1855 г. (№ 4, стр. 435).

В черновом автографе (тетр. 4) под заглавием пометка Лермонтова: «(Писано в пансионе в начале 1830 года)». На обложке белового автографа (тетр. 22) есть дата рукой Лермонтова: «1831 год». Здесь же под заглавием («Демон. Поэма») написано чужой рукой (очень безграмотно): «Михайла Лермонтова его собственноручная рукопись и первое сочинение. Принадлежащий Марье Дешан де Виллер». Текст белового автографа отличается от чернового некоторыми разночтениями (см. ниже). В черновом автографе один эпиграф (из «Каина» Байрона) зачеркнут:

Cain. Are ye happy?

Luc. We are mighty.

Cain. Are ye happy?

Luc. No: art thou?

651

Перевод:

Каин. Счастливы вы?

Люцифер. Мы могущественны.

Каин. Счастливы вы?

Люцифер. Нет, а вы?

Рукописные варианты чернового автографа (тетр. 4).

21.	—  —  —  — ни
31.	а) В полночь, между холодных скал
	б) В полночный час меж диких скал
32.	Однажды над волнами моря
41.	Садится поздняя
50.	—  странно
52.	Поныне есть там дикой камень
60 — 69.	—  —  —  — но вновь <Погибший ведает любовь> Ужель узнает он любовь? Тому не быть. — Так если мчится <Шумя в долине> <Сын ливня в поле> В пустынном поле мутный ключ И солнца полумертвый луч В струе случайно отразится, Он лишь мгновенно озарит, А мутных вод не просветит.
67.	Мгновенным блеском не гордится: Иная доля ей дана.
70.	Влетает
71.	а) Украдкою, как некий вор
	б) Людского счастья некий вор
72.	Минует
78 — 85.	—  — облокотившись С испанской лютнею, она Сидела молча у окна И кудри черные скатившись На веки нежные очей, Служили покрывалом ей.
85.	—  — бледные
92 — 103.	Как неба утра облака Ее лилейная рука Была пленительна; и струны Согласно <вздрогнули под ней>                        отвечали ей И были звуки те милей, Чем лист весенний, свежий, юный. Глядела ясная луна В окно, как странник любопытный,

652

	На деву, жертву грусти скрытной, И отвечала ей она. Угрюм, как ночи мрак безлунный, Потупя взгляд своих очей, Окованный ее
114 — 127.	<Хотя он для любви готов> Он был бы для любви готов Оставить полк своих духов, И без могущества, без силы Скитаться посреди миров, Как труп вампира, из могилы Исторгшись, бродит меж людей Страшилищем немых ночей...     Легок, как падающий снег По ветру средь зимы холодной, Мой демон, волею свободной, Летучий направляет бег  — Прочь-прочь от места где впервые Земные слезы уронил,
114.	Любовь пугала ум его
134 — 146.	Но кто ж она? зачем сокрыта В пустыне, меж высоких стен? Иль это добровольный плен И ею радость позабыта? Иль краска черная одежд С ею душой была согласна?  — Ее история ужасна, Как вспоминанье без надежд.  — Она отца и мать не знала, И люльку детскую ее Старушка чуждая качала... Но, это ль бедное житье, Любовь ли сердце испугала <Иль что иное ..........> Опасность ли — о том узнать Никто не думал испытать. .......................... Как часто дева у окошка Взирала на берег морской. Печаль ее хотя немножко В то время делалась живой. На море вихри бушевали И волны синие вставали; В расселинах стены крутой Протяжный раздавался вой;

653

	А дева — взор ясней лазури  — При шуме капель дождевых Согласовала с воем бури Игру печальных бурь своих.  — Но с той минуты, как нечистой К ней приходил в ночи тенистой, Она молиться уж нейдет И не играет, не поет, Ей колокола звон противен, В ней кроется холодный яд, Ни моря шум, ни ветр, ни ливень Мечты, как было, не родят.
138.	—  хладнокровно
139.	Священной старины преданье
140.	И жизнь отшельницы младой
141.	Он
146.	а) Он    так   к  ничтожному привык
	б) Свет   »   »           »                »
147.	И бедный
165 — 172.	И часто прежней суеты Он слышит муки. Красоты Волшебный стан пред ним летает, И пламя новое мечты Его крылами обнимает. Изгнанник помнит свет небес, Огни потерянного рая; Тоской неистовой сгорая, Он зажигает темный лес, Любуясь на пожар трескучий.  — Скалы на корне вековом Срывая, как нежданный гром, Свергает вниз рукой могучей  — И гул подъемлется кругом.
168.	—  мчится дико
170.	Любви тревогу
173.	—  уж
187 — 191.	Где полразрушенная келья Так много милого хранит.  — Полетом он туда спешит, Но нет в душе его веселья, Какой-то непонятный страх.
188 — 189.	а) Цветы росистые кругом
	б) И <можжевельник> виноградник под окном
	в) Цветущий садик пред окном
	г) И палисадник под окном
201.	<Знакомый глас гитары> Знакомый вещий лютни звон

654

202.	—  той песни
209.	—  ты
210.	Мне тебя не забыть
211.	—  — ты
219.	Я виновна
220.	Я пылаю не страстью
223.	—  — сияний
227.	—  трепетной ногою
230.	Влекомый
231.	а) Он в келье. Но зачем же он
	б) И входит демон
	в) Явился
237.	—  — кровию
273.	—  — мщением
297.	—  — смертного приемлет
298.	—  —  —  объемлет
299.	—  черные глаза
311.	Среди
316.	а) И дрожь
	б) И тайный
318.	Земные страсти
351.	—  — грустной
376.	И тучи серыми
377.	Перебегали небесами
386 — 388.	В средине церкви мех звучал —  То песнь прощанья и печали; И катафалк блестел прекрасный, На нем богатый гроб стоял.
389.	—  —  —  холодностью
399.	Они владели над
400.	Неугомонной
409.	Желанья, добрые дела
	И запрещенные деянья
415 — 416.	В припадке судорог ужасных
	Он разобрал в речах неясных
417.	Ты!
426.	—  тайной для людей
432.	Добычей
433 — 434.	Соделался. — Между дверей Вздыхая ходит ветр не пленный
441.	Искать приют от непогоды
442.	Входила
443.	Стола нескромное
460.	Струи белятся пеной вольной
468.	—  —  —  нежный
480.	Сложивши руки
485.	Творенье

655

488 — 492.	Летел с вершины диких гор Как будто прелести творенья Непозволительный укор. Как свод безлучный, в день осенний Был мрачен искуситель гений.
488.	—  — медленно летел
494.	—  тусклый, мертвый взор

Вычеркнутые стихи.

После ст.	199:
	Теперь лишь признаки любви: Волнение надежд несмелых И пламень неземной крови́ Видны в чертах окаменелых!...
После ст.	206:
	ПЕСНЬ МОНАХИНИ
	Незримый ангел пел мне раз Про мир иной; с того мгновенья
	а) Сон улетел от томных глаз
	б) Спокойствие бежит от глаз
	в) Я помню тот небесный глас
	г) Во сне, в ночной, печальный час
	д) Спокойный сон бежит от глаз
	е) Желанный     »       »       »   »
	ж) Усну ли хоть на краткий час,     Я вижу странные виденья
	з) Усну ли — сна желанный час     Тревожат чудные виденья.
	Как запах милого цветка Весть подает об нем порою, Так <и со мной> знаю я, когда тоска Покинет грудь мою слегка, <То я уж знаю:> Что ангел счастия со мною. Я одного его люблю, Зато любовью бесконечной; <Он должен слышать песнь мою> <Бог извиняет страсть мою> Услышит песню он мою В каком бы ни был он краю,  — <Его люблю я, как любить> Нежней меня его любить Не <может> станет женщина другая; Но должен мне творец простить; Любовь к нему не может быть Преступна, как любовь земная.

656

После ст.	275:
	И вот облекшись в образ томный, Обманчивый он принял вид, Он юноша печальный, скромный. Какой-то тенью взор <покрыт> облит. Его опущенные крылья Объяты участью бессилья. На голове венец златой Померкнул и покрылся мглой.
После ст.	423:
	Губитель девушки прелестной
После ст.	426:
	Но говорят, как принесли <Ее к пустынному жилищу> К могиле труп ее печальный И хор раздался погребальный И горсть прощальная земли О крышку гроба застучала, <Над ней без вида, без лица> Над ним, все видеть то могли, Тень беспокойная летала.
После ст.	435:
	На утвари позолоченной
После ст.	474:
	Стан тонкий свеж и прям: таков Зеленый кипарис садов. .......................... .......................... Вот тихо над крестом склонился. Казалось будто он молился За душу девы молодой. Увы! напрасные моленья, Ее страстям уж нет прощенья.

  Отличия текста 4-й тетради от 22-й.

12.	Представить
15.	Его тревожить не могла
24.	Боясь
33.	Один
68 — 69.	И дальше, дальше улетает Холодной гордостью полна
79.	С испанской лютнею
81.	И все и все
83.	—  — мягкие
85.	—  — бледные
95.	—  отвечали струны
96.	—  —  —  нежней, нежней.

657

103.	Окован сладкою
117.	Земную страсть изведал ты
128.	—  — роковые
160.	Заглохший неезжалый
179.	—  —  —  —  —  поглядеть
198 — 199.	Что на минуту отдал рок.... ............................ Теперь лишь видно, что он любит!  —
214.	Ах! всю жизнь так нельзя ли мне спать О зачем должен сон улетать.
223.	—  — сияний

   После ст. 226 следует:

            Он в сладком сне
               Явился мне;
Он будет для меня всегда
               Звезда
         Надежд в иной стране.
              Моей виной,
              Создатель мой,
Любовь к нему не может быть,
              Любить
       <Прекрасно> Приказано тобой

243.	—  —  —  — чему
252.	И — мщенье, ненависть и злоба
254.	—  —  —  стопой
265.	—  — недобрых
275.	—  — преступных

   После ст. 275 следует ст. 297 и сл.1

300.	Но что ж? Очей тех пламень — яд.
343.	Оставлен всеми.

Ст. 353 — 360 отсутствуют.2

394.	—  мертвые
411.	Пришел исповедник.
428.	—  тихая
436.	И средь расселин стен седых
439.	Сбегаючи со скал
440.	Случалось, лань, дитя
442.	Искала в келье
445.	Вдруг
446.	Ее... Но нынче ничему
447.	—  встревожить
477.	—  волны

III. (1831 г.) Печатается по автографу ИРЛИ, тетр. 10. Впервые — в «Отеч. записках» 1859 г. (т. XI, стр. 256 — 258) и в «Библиогр. записках» 1859 г. (т. II, № 12, стр. 378 — 379).

658

Рукописные варианты.

9.	—  при рожденьи времени, в тот час
11.	—  — молодой
13.	Невозвратимых
41.	—  одинокий — лишь
43.	—  — вот погас. — И
48.	—  встал месяц. — Всюду

IV. (1833 г.) Печатается по авторизованной копии, хранящейся в Рукописном отделении ИРЛИ. Впервые у Введенского (изд. 1891 г., II, 63 — 64) и у Висковатова (III, 77 — 93). Карандашные поправки не берем, не считая их поправками Лермонтова. В квадратных скобках — перечеркнутые карандашом строки.

Рукописные варианты:

38.	Между высоких берегов
426.	—  — а) невнятное
	б) невинное

_____

Гошпиталь (стр. 533).

Печатается по копии с журнала «Школьная заря» 1834 г. (№ IV), хранящейся в ИРЛИ. Отрывок — впервые в «Русской старине» 1882 г. (№ 8, стр. 392), целиком — в «Русском Эроте».

В тексте копии сделаны примечания: к ст. 21 (князь Б) — «Барятинский, фельдмаршал»; к ст. 22 (с Лафою) — «Н. И. Поливанов»; к ст. 40 (Choubin) — «Шубин». Подпись — «Гр. Диарбекир».

Главный герой рассказанного в этой поэме происшествия — известный впоследствии князь Александр Иванович Барятинский (1815 — 1879). Он определился в школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров 16 лет. «В этом учебном заведении кн. Барятинский всецело окунулся в веселую жизнь столичной молодежи того времени... Следствием слабых успехов в науках было то, что кн. Барятинский не мог окончить курса школы по первому разряду и выйти в любимый кавалергардский полк, а вынужден был в 1833 г. поступить корнетом в гатчинский кирасирский полк (тогда армейский) ...Его шалости, кутежи, веселые похождения и романические приключения получили в Петербурге широкую известность. Своим легкомысленным поведением он навлек, наконец, неудовольствие императора Николая Павловича, и ему пришлось серьезно задуматься над поправлением своей пошатнувшейся репутации. Князь А. И. не долго колебался в выборе средств и заявил категорическое желание ехать на Кавказ, чтобы принять участие в военных действиях против горцев («Русский биографический словарь», т. II, СПБ., 1900 г., стр. 528 — 529). В дальнейшем Л. П. Барятинский, осуществляя

659

на Кавказе военно-колонизаторскую политику Николая I и Александра II, сделал большую карьеру: в 1856 г. он был назначен наместником Кавказа. (Литературу о нем см. в «Русском биографическом словаре». Особенно важны работы А. Л. Зиссермана, Фельдмаршал А. И. Барятинский и Двадцать пять лет на Кавказе. См. также работу Д. И. Романовского, Князь А. П. Барятинский и Кавказская война, в «Русской старине» 1881 г., № 2.)

Висковатов рассказывает, что из-за «Гошпиталя» Барятинский возненавидел Лермонтова. Собирая материал для биографии Лермонтова, Висковатов обратился и к Барятинскому: «он называл его самым «безнравственным человеком» и «посредственным подражателем Байрона» и удивлялся, как можно им интересоваться до собирания материалов для его биографии» (Висковатов, стр. 186).

Висковатов утверждает, что Барятинский был в числе людей, сознательно мешавших служебному продвижению Лермонтова.

О Н. И. Поливанове («Лафа»), товарище Лермонтова по московскому университету и по школе гвардейских подпрапорщиков, см. в т. 1 настоящего издания (комментарий к стих. «Послушай, вспомни обо мне») и в т. V (комментарий к письму № 4).

Михаил Шубин — тоже товарищ Лермонтова и по университету и по школе — был выпущен из школы в 1833 г. (девятый выпуск). См. Потто. Исторический очерк Николаевского кавалерийского училища, Приложения, стр. 59.

Какушкин — служитель, исполнявший различные поручения юнкеров.

Историю возникновения рукописного журнала «Школьная заря» рассказывает А. Меринский в своих воспоминаниях о Лермонтове:

«Зимой, в начале 1834 года, кто-то из нас предложил издавать в школе журнал, конечно, рукописный. Все согласились, и вот как это было. Журнал должен был выходить один раз в неделю, по середам; в продолжение семи дней накоплялись статьи. Кто писал и хотел помещать свои сочинения, тот клал рукопись в назначенный для того ящик одного из столиков, находившихся при кроватях в наших ка̀морах. Желавший мог оставаться неизвестным. По середам вынимались из ящика статьи и сшивались, составляя довольно толстую тетрадь, которая вечером в тот же день, при сборе всех нас, громко прочитывалась. При этом смех и шутки не умолкали. Таких нумеров журнала набралось несколько. Не знаю, что с ними сталось, но в них много было помещено стихотворений Лермонтова, правда, большей частью, не совсем скромных и не подлежащих печати, как например: «Уланша», «Праздник в Петергофе» и другие» («Атеней»

660

1858 г., № 48, стр. 289; ср. Щеголев, Книга о Лермонтове, вып. I, стр. 154).

«Школьная заря» просуществовала недолго. Висковатов полагает, что вышло не более 7 номеров.

«Юнкера, покидая школу и поступая в гвардейские полки, разносили в списках эту литературу в холостые кружки «золотой молодежи»... и таким образом первая поэтическая слава Лермонтова была самая двусмысленная и сильно ему повредила. Когда затем стали появляться в печати его истинно-прекрасные произведения, то знавшие Лермонтова по печальной репутации эротического поэта негодовали, что этот гусарский поэт «смел выходить в свет со своими творениями». Бывали случаи, что сестрам и женам запрещали говорить о том, что они читали произведения Лермонтова; это считалось компрометирующим. Даже знаменитое стихотворение на смерть Пушкина не могло изгладить этой репутации, и только в последний приезд Лермонтова в Петербург за несколько месяцев перед его смертью, после выхода собрания его стихотворений и романа «Герой нашего времени» пробилась его добрая слава». (Висковатов стр. 184 — 185).

Петергофский праздник (стр. 538).

Печатается по списку из архива В. Гаевского (Рукописное отделение ИРЛИ). Впервые напечатано в «Библиогр. записках» 1859 г. (№ 12, стлб. 374 — 375) и в издании Ф. Шнейдера — «Стихотворения М. Ю. Лермонтова, не вошедшие в последнее издание его сочинений» (Берлин, 1862 г., стр. 42 — 48).

Фамилия героя этой поэмы в списке Гаевского заменена точками (стр. 36); в других списках разные фамилии: в одном — Батюшков, в другом — Лермонтов. Но ни тот, ни другой кирасирами не были (см. ст. 42 — «Скажу, что был он кирасир»): Лермонтов был выпущен в лейб-гвардии гусарский полк, а Александр Батюшков 2-й — в Преображенский. В воспоминаниях М. Н. Лонгинова («Русская старина» 1873 г., № 3, стр. 390) указывается Дмитрий Бибиков. Действительно, Дмитрий Сергеевич Бибиков был выпущен 7 сентября 1832 г. в «кирасирский его величества полк» (восьмой выпуск) (ср. Потто, Исторический очерк Николаевского кавалерийского училища, Приложения, стр. 56). Висковатов тоже утверждает, что «в этой грязноватой поэме главным действующим лицом изображен юнкер лейб-кирасирского полка Бибиков» (Висковатов, стр. 186). Утверждение В. П. Бурнашева («Русский архив» 1872 г., № 9, стр. 1785), что герой «Петергофского праздника» — Михаил Соломонович Мартынов (старший брат убийцы Лермонтова), очевидно, ошибочно: М. С. Мартынов, правда, был выпущен в лейб-кирасирский его величества полк (десятый выпуск — 1834 г.), но его фамилия не укладывается в размер стиха («У моста —  —  — стоял»).

661

Подробности о Д. С. Бибикове см. в томе V (комментарий к письму Лермонтова к Бибикову конца февраля 1841 г.)

Уланша (стр. 542).

Печатается по копии с журнала «Школьная заря» 1834 г. (№ IV), хранящейся в ИРЛИ. Впервые напечатано в издании Ф. Шнейдера — «Стихотворения М. Ю. Лермонтова, не вошедшие в последнее издание его сочинений» (Берлин, 1862 г., стр. 49 — 53).

В тексте копии сделаны примечания: к ст. 26 (Лафа) — «Н. И. Поливанов», к ст. 106 (Разин) — «Александров», к ст. 107 (князь Нос) — «Шаховской». Подпись — «Гр. Диарбекир».

О Н. И. Поливанове см. в т. I (комментарий к стих. «Послушай, вспомни обо мне») и в т. V (комментарий к письму № 4).

Павел Александров 2-й, прозванный в школе Стенькой Разиным, был выпущен в 1833 г. в лейб-гвардии уланский полк (девятый выпуск).

Иосиф Шаховской (князь) был выпущен из школы в 1834 г. в лейб-гвардии уланский полк (десятый выпуск). О нем вспоминает А. Меринский:

«У нас был юнкер кн. Шаховской, отличный товарищ; его все любили, но он имел слабость сердиться, когда товарищи трунили над ним. Он имел пребольшой нос, который шалуны-юнкера находили похожим на ружейный курок. Шаховской этот получил прозвище «курка» и «князя-носа». В стихотворении «Уланша» Лермонтов о нем говорит:

Князь-нос, сопя, к седлу прилег  —
Никто рукою онемелой
Его не ловит за курок.

«Этот же Шаховской был влюбчивого характера: бывая у своих знакомых, он часто влюблялся в молодых девиц и, поверяя свои сердечные тайны товарищам, всегда называл предмет своей страсти богинею. Это дало повод Лермонтову сказать по адресу Шаховского экспромт, о котором позднее я слышал от многих, что будто экспромт этот сказан поэтом нашим по поводу ухаживания молодого француза де Баранта за одною из великосветских дам. В Юнкерской школе, кроме командира эскадрона и пехотной роты, находились при означенных частях еще несколько офицеров из разных гвардейских, кавалерийских и пехотных полков, которые заведывали отделениями в эскадроне и роте, и притом по очереди: дежурили кавалерийские — по эскадрону, пехотные — по роте. Между кавалерийскими офицерами находился штаб-ротмистр Клерон, Уланского полка, родом француз, уроженец Страсбурга; его более всех из офицеров любили юнкера. Он был очень приветлив, обходился с нами как с товарищами, часто метко острил и говорил каламбуры, что нас очень забавляло. Клерон посещал одно семейство, где бывал и

662

Шаховской, и там-то юнкер этот вздумал влюбиться в гувернантку. Клерон, заметив это, подшутил над ним, проведя целый вечер в разговорах с гувернанткой, которая была в восхищении от острот и любезностей нашего француза и не отходила от него все время, пока он не уехал. Шаховской был очень взволнован этим. Некоторые из товарищей, бывших там вместе с ними, возвратясь в школу, передали другим об этой шутке Клерона. На другой день многие из шалунов по этому случаю начали приставать с своими насмешками к Шаховскому, Лермонтов, разумеется, тоже, и тогда-то появился его следующий экспромт (надо сказать, что гувернантка, обожаемая Шаховским, была недурна собой, но довольно толста):

О как мила твоя богиня.
За ней волочится француз,
У нее лицо как дыня,
Зато ж... как арбуз».

(«Русский мир» 1872 г., № 205; ср. Щеголев, Книга о Лермонтове, вып. I, стр. 150 — 152). Впоследствии этот экспромт с изменениями стиха, был отнесен к княгине М. А. Щербатовой и, возможно, стал одной из причин дуэли между Лермонтовым и Барантом.

Об «Уланше» тот же Меринский вспоминает в другом месте:

«Уланша» была любимым стихотворением юнкеров; вероятно, и теперь, в нынешней школе, заветная тетрадка тайком переходит из рук в руки. Надо сказать, что юнкерский эскадрон, в котором мы находились, был разделен на четыре отделения: два тяжелой кавалерии, то-есть кирасирские, и два легкой — уланское и гусарское. Уланское отделение, в котором состоял и я, было самое шумное и самое шаловливое. Этих-то улан Лермонтов воспел, описав их ночлег в деревне Ижорке, близ Стрельны, при переходе их из Петербурга в Петергофский лагерь». («Атеней» 1858 г., № 48, стр. 289; ср. Щеголев, Книга о Лермонтове, вып. I, стр. 153).

Монго (стр. 546).

Печатается по «Библиогр. запискам» 1859 г. (№ 12) и 1861 г. (№ 20), где появилось впервые, с поправками и дополнениями по списку О. И. Квиста (в Рукописном отделении ИРЛИ). Н. О. Лернер опубликовал еще строки, оказавшиеся в списке, принадлежавшем прежде С. А. Андреевскому, после ст. 248 (вместо точек):

Так, силой вражеской гонимый,
В кипящий Тибр с мечом в руках
Прыгнул Коклес неустрашимый
И тем прославился в веках.

(«Лит. приложение» к «Ленинградской правде» 1928 г., № 185)

663

Воспоминания В. П. Бурнашева (в этом случае, повидимому, вполне достоверные) позволяют установить как дату происшествия, описанного в поэме, так и некоторые детали. 15 сентября 1836 г. Бурнашев посетил конногвардейца А. И. Синицына, который накануне получил от Н. Д. Юрьева список поэмы — «тетрадку почтовой бумаги, сшитую в осьмушку». Синицын прочитал поэму Бурнашеву и сообщил ее историю: «Это... написано им [Лермонтовым] на-днях... Столыпин и Лермонтов вдвоем совершили верхами, недель шесть тому назад, поездку из села Копорского близ Царского Села на Петергофскую дорогу, где в одной из дач, близ Красного Кабачка, все лето жила наша кордебалетная прелестнейшая из прелестных нимфа, [Екатерина Егоровна] Пименова», бывшая на содержании у откупщика Моисеева. («Русский архив» 1872 г., стлб. 1780). Таким образом поэма была написана в сентябре 1836 г.

Герой поэмы — Алексей Аркадьевич Столыпин (род. в 1816 г.), сын обер-прокурора Сената Аркадия Алексеевича Столыпина, родного брата бабушки Лермонтова. По окончании школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров был в 1835 г. выпущен в лейб-гвардии гусарский полк, где служил вместе с Лермонтовым. «Это был совершеннейший красавец [вспоминает М. Н. Лонгинов]. Он был одинаково хорош и в лихом гусарском ментике, и под барашковым кивером нижегородского драгуна, и, наконец, в одеянии современного льва, но в самом лучшем значении этого слова... Столыпин отлично ездил верхом, стрелял из пистолета и был офицер отличной храбрости» («Русская старина» 1873 г., № 3, стр. 382). В 1839 г. вышел в отставку. В дуэли между Лермонтовым и Барантом (1840 г.) он был секундантом; по окончании возникшего по этому случаю дела Николай I приказал: «Отставного поручика Столыпина... освободить, объяснив, что в его звании и летах полезно служить, а не быть праздным». После этого Столыпин служил на Кавказе, а в 1842 г. опять вышел в отставку. В 1843 г. в газете «Démocratie pacifique» (29 сентября — 4 ноября) появился перевод «Героя нашего времени» («Un héros du siècle, ou les russes dans le Caucase»), сделанный Столыпиным. Это был первый перевод прозы Лермонтова на французский язык. Во время Крымской кампании Столыпин был под Севастополем, после чего окончательно вышел в отставку и умер во Флоренции 10 октября 1858 г.

«Монго» — прозвище А. А. Столыпина. Происхождение этого прозвища объясняют разно. Висковатов (ссылаясь на Д. А. Столыпина) рассказывает, что Лермонтову «подвернулось лежавшее на столе Столыпина сочинение на французском языке «Путешествие Монгопарка». Лермонтов воспользовался первыми двумя слогами. Таким образом происхождение имени чисто случайное. Самая поэма получила название «Монго». Она пришлась по вкусу молодежи и во множестве рукописей и вариантов ходила по

664

рукам. Весь Петербург знал ее, а за Столыпиным осталось прозвище. Сам он назвал им свою любимую... собаку» (Висковатов. стр. 201). М. Н. Лонгинов утверждает, что прозвище «Монго», независимо от поэмы и раньше, Столыпин получил от клички собаки, которая «прибегала постоянно на плац, где происходило гусарское ученье, лаяла, хватала за хвост лошадь полкового командира М. Г. Хомутова и иногда даже способствовала тому, что он скорее оканчивал скучное для молодежи ученье» («Русская старина» 1873 г., № 3, стр. 382).

Попыток объяснить прозвище Лермонтова «Маешка» — много (см. «Русский мир» 1872 г., № 205; «Русское обозрение» 1890 г., август, стр. 737; «Русский архив» 1872 г., № 9, столбцы 1777 — 1850; «Русская старина» 1873 г., № 3, стр. 390).

Mayeux — озлобленный горбун, умный остряк, влюбчивый циник, популярный герой бесчисленных карикатур, главным образом работы Шарля Травье (особенно в парижском листке «CharIvarI») и целой цепи французских романов 1830 — 1848 гг. Он — непримиримый враг самодовольной буржуазии Июльской монархии.

«К нам дошел из Парижа особенный тип... горбатого Mayeux, — писала Е. П. Ростопчина, — и Лермонтову дали это прозвище, вследствие его малого роста и большой головы, которая придавала ему некоторым образом формальное сходство с этим уродцем» (Le Caucase, Nouvelles Impressions de voyage par Alex. Duma, II, 1859; ср. также «Русская старина» 1873 г., № 3, стр. 390).

Историю литературного типа «Mayeux» подробно проследил П. Н. Сакулин, пришедший к заключению, что эту кличку могли дать Лермонтову в силу общего сходства: «Бравурное настроение, которое так шокировало русских прюдомов, неугомонный задор даровитого юноши, его меткое остроумие, выливавшееся то в стихотворных эпиграммах, то в крылатых словечках, то в колких анекдотах, смелый цинизм если не дела, то по крайней мере слова и, наконец, резкость суждений по всем вопросам жизни, не исключая и общественно-политических, — вот из чего слагался для его молодых друзей образ Лермонтова-Маешки, автора не только «Сашки» и «Монго», но и «Горбача-Вадима». Они брали, так сказать, психологический субстрат типа Mayeux и переносили его на своего бурного товарища» («Известия II отделения Имп. Акад. Наук», т. XV, кн. 2, стр. 71 — 72). Обстоятельная справка о типе Mayeux дана в словаре Grand dictionnaire universel par Pierre Larousse (tome dixième, pp. 1383 — 1384).

Д. А. Столыпин, брат Монго-Столыпина, рассказывал П. И. Мартьянову любопытные подробности описанного в поэме приключения:

«Когда друзья на обратном пути только что выдвинулись на Петергофскую дорогу, вдали показался возвращавшийся из Петергофа в Петербург в коляске четверкою великий князь Михаил Павлович. Ехать ему навстречу значило бы сидеть на гауптвахте,

665

так как они уехали из полка без спросу. Не долго думая, они повернули назад и помчались по дороге в Петербург, впереди великого князя. Как ни хороша была четверка великокняжеских коней, друзья ускакали и, свернув под Петербургом в сторону, рано утром вернулись к полку благополучно. Великий князь не узнал их, он видел только двух впереди его ускакавших гусар, но кто именно были эти гусары, — рассмотреть не мог, и поэтому, приехав в Петербург, послал спросить полкового командира, все ли офицеры на ученьи. «Все», отвечал генерал Хомутов, и действительно были все, так как друзья прямо с дороги отправились на ученье. Гроза миновала, благодаря резвости гусарских скакунов» (П. К. Мартьянов, «Дела и люди века», вып. I, стр. 150).

Нравы театрального училища (ст. 151 — 173), правда в более ранние годы, обрисованы в «Воспоминаниях» Авдотьи Панаевой («Academia», 1927 г., а также в «Записках» П. А. Каратыгина («Academia», 1930 г.).

В ст. 266 — 268 Лермонтов имеет в виду стихотворение Пушкина «Если жизнь тебя обманет» (оно же полностью цитируется им в юношеской трагедии «Menschen und Leidenschaften»).