- 784 -

ЧИТА́ТЕЛЬ И ПИСА́ТЕЛЬ (взаимодействие Ч. и п., их связь и взаимовлияние). С появлением письменности, а позднее книгопечатания читатель был и остается гл. стимулом и конечной целью лит. деятельности. Читат. спрос, особенности восприятия, культура читателя, в значит. степени определяемые доступной ему и понятой им лит-рой, сложно и многозначно воздействуют на ход историко-лит. развития, на труд писателя. Только принимая во внимание участие читателя в лит. процессе, можно достаточно полно уяснить истоки зарождения, развития и эволюции худож. методов, направлений, течений, уточнить и усовершенствовать лит. периодизацию, понять судьбу творч. индивидуальности писателя.

- 785 -

Читатель — одновременно и объект воздействия лит-ры и субъект лит. процесса, «подстрекающее» начало иск-ва. Как утверждал М. Е. Салтыков-Щедрин, в ходе писат. работы, в «интимном общении» с сочувствующим читателем «... трудно определить, кто кому дает и кто у кого берет. „Это самое я всегда мыслил“, говорит читатель и пускает вычитанное в общий обиход, как свое собственное. И он не совершает при этом ни малейшего плагиата, потому что, действительно, эти мысли — его собственные, точно также, как и я не совершаю плагиата, формулируя мысли и чувства, волнующие в данный момент меня наравне с читающей массой. Ибо эти мысли и чувства — тоже мои собственные» (Собр. соч., т. 14, 1972, с. 443).

Читат. аспект позволяет глубже обнаружить разность между науч. и худож. познанием. Наука апеллирует к человечеству. Иск-во обращается к конкретному человеку и всегда имеет в виду «второй полюс» — читателя, зрителя, слушателя (пусть даже обнаружатся они не в настоящем, а в будущем). Поэтич. истину художник раскрывает как бы в присутствии читателя и для него, ради него.

Лит. предложение в каждый определенный обществ.-историч. период в сущности отвечает складывающемуся эстетич. и этич. спросу. «Вопрос о публике решает вопрос о литературе, и наоборот» (Белинский В. Г., Полн. собр. соч., т. 4, 1954, с. 431). Зависимость эта не является идиллически прямо пропорциональной. Большие мастера обычно опережают спрос своей эпохи и тем самым способствуют его дальнейшему формированию. Вот почему пристального интереса заслуживают и такие явления и факты иск-ва, о к-рых известно, что они поначалу встречались публикой не без внутр. сопротивления, а то и оставались не понятыми ею в своих реальных, только позднее открытых и уясненных масштабах. Действит. смысл поэтич. творений откроется в более полном объеме, когда выяснится, каким социально-эстетич. и нравственно-психологич. предрассудкам противостоял писатель, в чем шел он наперекор спросу эпохи, к чему звал своего читателя и как им созданное, вопреки первонач. противодействию, становилось в сознании читат. поколений живым фактом иск-ва и плодотворной лит. традицией.

В то же время иск-во поэтич. «общения» с читателем немыслимо вне глубоко искренней и бескорыстной поглощенности писателя своим трудом.

Читатель — сознательный, а чаще бессознат. критик, «оценщик» словесности; колебаниями спроса, его чрезмерным ростом или, напротив, заметным падением, пристальным вниманием или холодным равнодушием он влияет на диалектику классич. и совр. иск-ва слова. Суд читателей-современников непременно пристрастен, но в этой пристрастности «... всегда бывает своя законная и основательная причинность...» (там же, т. 7, 1955, с. 102). Объяснение этой «причинности» — одна из задач литературной критики. «Иное сочинение, — писал А. С. Пушкин, — само по себе ничтожно, но замечательно по своему успеху или влиянию; и в сем отношении нравственные наблюдения важнее наблюдений литературных» (Полн. собр. соч., т. 7, 1964, с. 99).

Издревле вызревало, усложнялось и обогащалось представление о социальном предназначении иск-ва, а в связи с этим и о читателе как о непременном соучастнике худож. созидания и лит. движения в целом (см. Социология литературы). Аристотель полагал, что иск-во поэзии существует потому, что изображаемое способно вызывать в публике сочувствие, сопереживание, возбуждать человеколюбие и сострадание.

Худож. образ возникает в сознании воспринимающего текст читателя, рождается из встречи сложного текстового поэтич. потенциала (внутренне на такую встречу

- 786 -

ориентированного) с не менее сложным жизненным (эстетическим в том числе) опытом читателя.

Категорически возражая против «плоского» отождествления цели иск-ва с понятием о его «пользе», Г. В. Гегель отмечал, что в самом произв. заключены внутренние, не декларируемые, реализованные в поэтич. ткани предпосылки к высшей, эстетически опосредствованной форме учительства, предпосылки к контакту с воспринимающим субъектом.

Основоположники марксистской эстетики, разделяя гегелевское понимание природы иск-ва как поэтического, художественно-образного учительства, противного риторич. дидактике, указали на диалектич. связь творч. усилий художника, его «предложения» публике со спросом на него со стороны самой публики. В «Немецкой идеологии» К. Маркс и Ф. Энгельс отмечали: «Удастся ли индивиду вроде Рафаэля развить свой талант, — это целиком зависит от спроса, который, в свою очередь, зависит от разделения труда и от порожденных им условий просвещения людей» (Соч., 2 изд., т. 3, с. 392). Если авторы позднейших вульгарно-социологич. доктрин пробовали установить прямую зависимость иск-ва от экономики, то Маркс и Энгельс настаивали на принципиально иной, опосредствованной связи: экономика — просвещение — иск-во. Причем всякий раз обращалось внимание на обоюдосторонность этой связи. В 1844 Маркс писал: «Если ты хочешь наслаждаться искусством, то ты должен быть художественно образованным человеком» (Маркс К. и Энгельс Ф., Из ранних произв., 1956, с. 620).

В России лит. слово всегда стремилось стать и становилось обществ. делом, событием социально-политич. жизни, актом гражд. мужества. Читающая публика, по мысли Н. Г. Чернышевского, — мощная обществ.-лит. сила, ее власть над словесностью, позитивное и отрицат. влияние ее на иск-во бесспорны (см. Полн. собр. соч., т. 4, 1948).

Ценз грамотности резко разобщает сферы воздействия фольклора и «книжной» лит-ры. Народ в России 18—19 вв., прежде всего многомиллионный крест. мир, не был и не мог быть в массе своей в силу социально-экономических, общественно-политич. причин приобщен к культуре чтения. На протяжении всего 19 в. властно обнаруживало себя стремление российских литераторов добиться постепенного уничтожения границ, разделяющих избранных ценителей изящной словесности, «немногих», публику (при всей ее пестроте и историч. подвижности) и до поры до времени не разбуженные, не готовые к восприятию интеллигентской культуры нар. массы. В этом одна из гл. причин тяготения проф. мастеров к фольклору, к истокам нар. философии и эстетики.

Для Белинского «народный» — не в последнюю очередь известный народу, находящийся на эстетическом, духовно-нравств. вооружении народа. Н. А. Добролюбов также утверждал, что истинная народность в иск-ве определяется прежде всего его доступностью народу. Главная беда рус. лит-ры, писал он, в «...ограниченности круга действий...» (Собр. соч., т. 2, 1962, с. 227).

Ускоренный процесс развития новой рус. лит-ры 19 в. отмечен постоянными поисками вседоступности, но отнюдь не ценой идейно-эстетич. послаблений и компромиссов. В настоящем художнике всегда жила вера в грядущего читателя, в будущие времена, когда слух о нем «пройдет по всей Руси великой», когда наконец-то мужик «Белинского и Гоголя с базара понесет». В последней трети 19 в. количественный и качественный состав читающей публики в России заметно меняется, появляется новый читатель — из крестьянской и рабочей среды и в связи с этим у мн. писателей обнаруживается тяга к расширению аудитории, к близким и доступным

- 787 -

демократич. большинству жанрам, напр., рассказу, сказке, легенде, притче, песне (Л. Толстой, Салтыков-Щедрин, Н. С. Лесков, В. М. Гаршин, В. Г. Короленко, писатели-народники). В 1885 Л. Толстой напишет Салтыкову-Щедрину: «... зародился новый круг читателей, огромный, надо считать сотнями тысяч, чуть не миллионами», читатель этот требовательный, дотошный, из тех, кто ставит «...всякое лыко в строку» (Полн. собр. соч., т. 63, 1934, с. 307). Поиски художниками идейно-поэтич. способов воздействия на массового читателя подготавливали реальную почву для новой лит-ры, обращенной к «... миллионам и десяткам миллионов трудящихся, которые составляют цвет страны, ее силу, ее будущность» (Ленин В. И., Полн. собр. соч., 5 изд., т. 12, с. 104).

Одним из первых писателей, кому при жизни довелось непосредственно общаться со своим читателем-другом, был М. Горький. «... Горького, — говорил Ленин, — рабочие привыкли считать своим» (там же, т. 26, с. 96). Пафос ленинской статьи «Партийная организация и партийная литература» (1905; т. 9) направлен против «... старинного, полуобломовского, полуторгашеского российского принципа: писатель пописывает, читатель почитывает» (там же, т. 12, с. 102). Ленин обратил внимание на возникновение естеств. связи художника с нуждающимися в нем и открыто сочувствующими ему читателями. Горький требовал от современных ему литераторов обязат. ответа на вопрос: «Для кого и для чего Вы пишете?... Нужно понять, что самый лучший, ценный и — в то же время — самый внимательный и строгий читатель наших дней — это грамотный рабочий, грамотный мужик-демократ» (Собр. соч., т. 28, 1954, с. 321—22).

Писатель творит иск-во, к-рое «... должно уходить своими глубочайшими корнями, — как, по воспоминаниям К. Цеткин, говорил Ленин, — в самую толщу широких трудящихся масс, ... должно объединять чувство, мысль и волю этих масс, подымать их, ... должно пробуждать в них художников и развивать их» (Ленин В. И., О литературе и искусстве, 1969, с. 663). Но и читатель только тогда становится истинным другом поэта, когда честно и непредвзято стремится постичь иск-во, когда во всей полноте использует свое право «... учиться, штудировать и усваивать культуру» (там же, с. 665).

В статье «О журнале „Свобода“» (1901) Ленин предлагает принципиально различать литераторов двух типов: истинно популярного и склонного к намеренному «популярничанью». Только первый творит в пределах иск-ва. Второй — поставщик искусств. заменителей, беллетристич. суррогатов (см. Полн. собр. соч., 5 изд., т. 5, с. 358—59). Он пишет, как заметил Ленин в другом случае, «...с претензией на популярность изложения...» (там же, т. 19, с. 313). Результаты творч. усилий обусловлены авторским талантом и одновременно внутр. установкой литераторов на совершенно разные категории читателей, на различные уровни читат. мышления. Популярный писатель, по мнению Ленина, приглашает своего читателя к сложному процессу постижения правды. Он не станет «... преподносить ему „готовыми“ все выводы известного учения...», не станет заискивать перед читателем, балагуря и оснащая повествование жеманно-простонародными речениями, представляясь «... в уродливо-упрощенном, посоленном шуточками и прибауточками виде...» (там же, т. 5, с. 359). Подлинно популярный писатель, отмечает Ленин, берет в расчет и «неразвитого читателя», но обязательно предполагает в нем «... серьезное намерение работать головой и помогает ему делать эту серьезную и трудную работу, ведет его, помогая ему делать первые шаги и уча идти дальше самостоятельно» (там же, с. 358).

- 788 -

Всякое равнение на малоискушенного и незаинтересованного потребителя с присущими ему самоуверенной категоричностью и безапелляционностью суждений означает уступку псевдоискусству, популярничанью, бессодержательности. Прямой расчет на примитивный духовный уровень восприятия обнаруживает себя в продукции так называемой «массовой культуры», в т. ч. и массовой литературы (т. 9). Для советских же писателей непреходящ ленинский завет идти не за читателем, а быть немножко впереди его.

Многомиллионный, многонациональный сов. читатель самим фактом своего существования влияет на развитие лит-ры социалистического реализма. Изучение читат. контингента и читат. спроса помогает понять лит. процесс во всей его неискаженной целостности. Социалистич. общество по справедливости именуют «читающим», и исследование огромного влияния лит-ры на обществ. сознание, на читат. массу, воспитание новых поколений взыскат. читателей, чуждых равнодушия, самодовольного всезнайства, эстетич. непритязательности, узко утилитарного подхода к худож. произв., — задача первостепенной важности для гуманитарных дисциплин.

Среди осн. литературоведческих источников изучения читателя (в частности, его истории и типологии): поэтически опосредствованные сведения, к-рые можно почерпнуть из круга и характера чтения героев лит. произв.; прямые или косвенные обращения к читателю, включенные в худож. повествоват. структуры; критико-публицистич., эпистолярные и др. признания авторов; материалы периодики; сведения о подписчиках, о тиражах изданий; мемуарные свидетельства; наконец, письма читателей, по к-рым можно судить о лит.-обществ. ориентации, эстетич. навыках, читат. стаже их авторов. Подспорьем для литературоведа здесь окажутся многочисл. исследования социологов, книговедов, психологов, педагогов, текстологов, искусствоведов и т. д.

Изучая читателя в непосредств. связи с обществ.-лит. движением его времени, историк лит-ры обращается к понятиям, к-рые рождались не как науч. дефиниции, но призваны были фигурально, метафорически объяснить эстетич. позицию художника: «публика», «толпа», «чернь», «свет», «немногие», «избранные», «свои», «все». Эти и другие подобные им понятия у каждого автора наполнялись своим конкретно-историч., этич., психологич. содержанием, но оттого еще они вовсе не лишались терминологич. представительности, т. к. при всей разности интерпретаций сохраняли в каждую лит. эпоху устойчивый содержат. объем, общее смысловое ядро.

Понятия «толпа», «чернь», «свет» своим происхождением обязаны прежде всего романтич. иск-ву, противопоставлявшему «массе» творч. личность художника. Наиболее употребительно понятие «публика». Оно характерно и для эпохи классицизма, и для лит. процесса 19 в. На рубеже 19—20 вв. появляется «читательская масса». Содержание этого понятия тоже не одинаково. «Читательская масса» — это и традиционная дворянско-буржуазная и разночинная публика во всем разнообразии ее запросов, но это в первую очередь уже и народный читатель, демократическое читат. большинство.

Читатель в лит-ведении рассматривается в его реальном (совр. автору читающая публика или масса) и идеальном (предполагаемый поэтом читатель-друг) выражении. Как проницательно заметил Н. В. Гоголь, «... слог у писателя образуется тогда, когда он знает хорошо того, кому пишет» (Полн. собр. соч., т. 12, 1952, с. 408). Художник, полагал Горький, работая, «... должен вполне определенно и ясно видеть лицо того существа, на внимание которого он рассчитывает»

- 789 -

(Собр. соч., т. 25, 1953, с. 57). «Из своего писательского опыта я знаю, — замечал А. Н. Толстой, — что напряжение и качество той вещи, какую пишу, зависит от моего первоначально заданного представления о читателе. Читатель, как некое общее существо, постигаемое моим воображением, опытом и знанием, возникает одновременно с темой моего произведения» (Полн. собр. соч., т. 13, 1949, с. 276). Мера требовательности воображаемого автором читателя в каждый данный момент творчества выступает как абсолютная величина, включающая, критически вбирающая в себя относит. величину — реальный спрос реального совр. читателя. Независимо от субъективных признаний художника, его вероятный читатель это — объективно существующая, определяющая творчество сила.

Для больших мастеров лит-ры характерно ответственное и взыскательное отношение к своей массовой аудитории. Чем глубже проникает художник в читат. психологию, чем яснее различает достоинства и изъяны читат. восприятия, тем выше сознание его собств. полезности и необходимости людям, тем строже требовательность к своему писат. труду. Как писал А. Твардовский в поэме «За далью — даль»,

Читатель, снизу или сверху,
Ты за моей следишь строкой,
Ты тоже — всякий на поверку,
Бываешь — мало ли какой...

Да, ты и лучший друг надежный,
Наставник строгий и отец.
Но ты и льстец неосторожный,
И вредный, к случаю, квасец.

И крайним слабостям потатчик,
И на расправу больно скор.
И сам начетчик
И цитатчик,
И не судья,
А прокурор.
... Да, и такой ты есть и всякий,
Но счастлив я, что ты, брат, есть!

(Собр. соч., т. 3, 1967, с. 221, 222).

Отчетливо определяется мера участия разных наук в освоении проблемы читателя: психологи обращаются к особенностям читательской и зрительской реакции, к осмыслению законов худож. восприятия; социологов интересует статистика читат. спроса, место и роль лит-ры в жизни различных социально-демографич. групп; библиотековедов занимает «эффект книги», учет к-рого необходим для формирования и удовлетворения читат. запросов; педагоги стремятся к решению конкретных вопросов воспитания читателя в школе. Комплексное изучение читателя способствует практич. руководству культурным развитием общества.

Литературоведч. перспектива исследования читателя намечена в конце 19 — нач. 20 вв. трудами А. А. Потебни, Э. Геннекена, Н. А. Рубакина, А. И. Белецкого, А. Г. Горнфельда и др. В совр. лит. науке интерес к проблеме читателя, к конкретно-историч. формам взаимоотношений читателя и писателя заметно усилился (работы М. Б. Храпченко, В. Ф. Асмуса, Б. С. Мейлаха, Н. М. Фортунатова, С. Г. Рассадина и др.).

Лит.: Маркс К. и Энгельс Ф., Об иск-ве, т. 1—2, М., 1976; Ленин В. И., О лит-ре и иск-ве, 4 изд., М., 1969; Аристотель, Об иск-ве поэзии, М., 1957; Буало Н., Поэтич. иск-во, М., 1957; Лессинг Г. Э., Лаокоон, или О границах живописи и поэзии, М., 1957; Гегель Г. В., Эстетика, т. 1—4, М., 1968—73; Белинский В. Г., Соч. А. Пушкина, Полн. собр. соч., т. 7, М., 1955; Чернышевский Н. Г., Очерки гоголевского периода рус. лит-ры, Полн. собр. соч., т. 3, М., 1947; Добролюбов Н. А., О степени участия народности в развитии рус. лит-ры, Собр. соч., т. 2, М. — Л., 1962; Салтыков-Щедрин М. Е., Мелочи жизни, Собр. соч., т. 16, кн. 2, М., 1974 (раздел 3); Толстой Л. Н., О лит-ре, М., 1955; Горький М., О лит-ре, М., 1961; Геннекен Э., Опыт построения науч. критики. (Эстопсихология), СПБ, 1892; Винокур Г., Культура чтения, в его кн.: Культура языка. Очерки лингвистич. технологии, М., 1925; Сергиевский И., Проблема читателя у Пушкина, «Печать и революция», 1928, № 2; Асмус В., Чтение как труд и творчество, «ВЛ», 1961, № 2; Белецкий А. И., Об одной из очередных

- 790 -

задач историко-лит. науки. (Изучение истории читателя), Избр. труды по теории лит-ры, М., 1964; Храпченко М. Б., Лит. стиль и читатель, в сб.: Проблемы совр. филологии, М., 1965; Рассадин Ст., Книга про читателя, М., 1965; Лакшин В., Писатель, читатель, критик, «Новый мир», 1965, № 4, 1966, № 8; Топоров А., Крестьяне о писателях, 3 изд., М., 1967; Сов. читатель. Опыт конкретно-социологич. исследования, М., 1968; Банк Б. В., Изучение читателей в России (XIX в.), М., 1969; Мейлах Б., Талант писателя и процессы творчества, Л., 1969; Худож. восприятие. Сб., Л., 1971; Твардовский А., О лит-ре, [М., 1973]; Рубакин Н. А., Избранное, т. 1—2, М., 1975; Прозоров В. В., Читатель и лит. процесс, [Саратов], 1975; Ищук Г. Н., Проблема читателя в творч. сознании Л. Н. Толстого, Калинин, 1975; Потебня А. А., Эстетика и поэтика, М., 1976; Шарапов Ю. П., Ленин как читатель, М., 1976; Левидов А. М., Автор — образ — читатель, Л., 1977; Winter L., Heinrich Mann und sein Publikum, Köln — Opladen, 1965; Lehmann G. K., Die Theorie der literarischen Rezeption aus soziologischer und psychologischer Sicht, «Weimarer Beiträge», 1974, № 8; Gesellschaft, Literatur, Lesen, B. — Weimar, 1975; Hoog A., Le temps du lecteur ou l’agent secret, P., 1975; Stamirowska K., The reader and the literary work: empirical perspectives, «Prace historycznoliterackie», 1976, № 35; Белецкий А. И., Бродский Н. Л., Гроссман Л. П., Кубиков И. Н., Львов-Рогачевский В. Л., Новейшая рус. лит-ра. Темы. Библиография, Иваново-Вознесенск, 1927.

В. В. Прозоров.