Сапрыкина Е. Ю., Александров А. А., Смирнов И. П., Сулыма Н. М. Футуризм // Краткая литературная энциклопедия / Гл. ред. А. А. Сурков. — М.: Сов. энцикл., 1962—1978.

Т. 8: Флобер — Яшпал. — 1975. — Стб. 166—171.

http://feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke8/ke8-1662.htm

- 166 -

ФУТУРИ́ЗМ (итал. futurismo, от лат. futurum — будущее) — авангардистское худож. течение 10 — нач. 20-х гг. 20 в. (см. ст. Авангардизм, т. 9, и Модернизм); наиболее полно, но с разной, подчас противоположной идейной ориентацией проявилось в Италии (родина Ф.) и России; имело также сторонников в др. европ. странах (Германии, Англии, Франции, Польше; см. соответствующие разделы в ст.: Немецкая литература, Польская литература и т. д.).

Рождение итал. Ф. отмечено появлением «Манифеста футуризма», опубл. 20 февр. 1909 в парижском «Фигаро». Теоретиком Ф. и вождем первой, миланской группы футуристов стад Ф. Т. Маринетти. Развитию Ф. содействовал журн. «Лачерба» («Lacerba»; Флоренция, 1913—15), изд. Дж. Папини и А. Соффичи. К платформе Ф. примыкали также Д. П. Лучини, П. Буцци, А. Палаццески, К. Говони и др. Теория и поэтика Ф. сформировалась в 1909—15; эстетика изложена в статьях Маринетти: «Манифест футуризма» (1909), «Убьем лунный свет!» (1911), «Технический манифест футуристской литературы» (1912), «Разрушение синтаксиса. — Воображение без проводов. — Слова на свободе» (1913) и «Геометрическое и механическое великолепие и числовое сознание» (1914), а также в манифестах художников У. Боччони, К. Карра, композитора Б. Прателлы и др. Как и др. авангардист. течения 20 в., Ф. заявил о полном разрыве с существующим миром, прокричал «долой» его культуре. Он противопоставил традиц. вкусам

- 167 -

и устоявшимся школам эксцентричное, эпатирующее «искусство — неожиданность», а утонченному эстетизму — грубую антиэстетичность. Отказ от худож. наследия сочетался в итал. Ф. с культом насилия, эстетизацией «войны как гигиены мира», как «парада мышц и ловкости». Ф. провозгласил культ «гения-индивида», героя-сверхчеловека, жаждущего насильственно перекроить жизнь и «взорвать все традиции». Гимн силе и «героизму» в условиях подготовки Италии к империалистич. войне превратился в элемент пропаганды милитаризма и шовинистич. идеалов. «Слово „свобода“ должно подчиниться слову „Италия“», — утверждал Маринетти. Названия поэтич. сб-ков — «Пистолетные выстрелы» Лучини, «Электрические стихи» Говони, «Штыки» А. Д’Альбы, «Аэропланы» Буцци, «Песнь моторов» Л. Фольгоре, «Поджигатель» Палаццески — весьма красноречивы.

Создавая «новую» лирику, свободную от «засилья» лирич. «я», итал. Ф. объявил человеческие чувства, идеалы любви, счастья, добра «слабостями». Критериями прекрасного для Ф. стали «энергия», «скорость», «сила»; мотор — «лучший из поэтов», а несущийся автомобиль — «прекраснее Ники Самофракийской». В манифестах Ф. и в романе Маринетти «Мафарка-футурист» человек будущего уподоблен машине; «механический человек с заменяемыми частями» всемогущ, но он бездушен, циничен и жесток.

Худож. поиски Ф. направлены на то, чтобы постичь первоэлементы совр. бытия (понимаемого лишь как «жизнь материи») и пересоздать его, выражая — нередко крайне произвольно — многочисл. формы движения, комбинации скоростей, взаимодействия сил и энергий в их дегуманизированном аспекте, осмысляя динамику мира вне человеческой, обществ. и нравств. стороны происходящего. «Жар, исходящий от куска дерева или железа, нас волнует больше, чем улыбка и слезы женщины», — заявлял Маринетти.

Требуя «передавать все вибрации своего „я“» для постижения «сути жизни», теория Ф. вела художника к иррационализму и разрушению словесного образа. Ф. выработал поэтику «беспроволочного воображения» и «слов на свободе», фиксирующих разнообразные ощущения автора в виде т. н. «рядов», или «шкал» аналогий; поэт прибегает к звукоподражаниям, к рисункам, коллажам, вариациям разл. типографских шрифтов, использует математич. обозначения. Звуковая, графич. сторона слова или фразы подчиняла себе их смысл, открывая путь к формализму.

Тяготение футуристич. эстетики к чисто механич. «лиризму» чисел и знаков стало причиной разрыва мн. поэтов с Ф. Раскол в 1913—15 был ускорен тем, что Маринетти и др. накануне 1-й мировой войны подчинили худож. интересы милитарист. политич. пропаганде. В 1918 футуристы создали политич. партию, к-рая в 1919 начала сближаться с «фашиями» Б. Муссолини. В 20-е гг. мн. футуристы воспевали фаш. режим, считая его воплощением мечты о великом будущем Италии.

Лит.: Маринетти Ф. Т., Битва у Триполи [26 октября 1911 г.], предисл. и пер. В. Шершеневича, М., 1915; Тастевен Г., Футуризм. (На пути к новому символизму), с приложением гл. манифестов Маринетти, М., 1914; Луначарский А. В., Футуристы..., Собр. соч., т. 5, М., 1965; Clough R. T., Futurism, N. Y., 1961; Poeti futuristi. A cura di G. Ravegnani, Mil., 1963; Marinetti F. T., Teoria e invenzione futurista. Prefazione di Aldo Palazzeschi, introduzione, testo e note a cura di Luciano De Maria, [Verona], 1968.

Русский Ф. как лит. движение открывается «Прологом эгофутуризма» (1911) И. Северянина (Петербург) и сб. «Пощечина общественному вкусу» (1913) поэтов-«гилейцев» (Москва), позднее названных кубо-футуристами. Футурист. движение не имело единого центра и программы, его образуют соперничающие между собой группы. Петерб. эгофутуристы (И. Северянин, И. Игнатьев, К. Олимпов, В. Гнедов) объединялись

- 168 -

вокруг изд-ва «Петербургский глашатай» (сб-ки «Орлы над пропастью», 1912, «Дары Адонису», «Засахаре кры», «Всегдай» и др.); в 1913 их временные союзники моск. эгофутуристы — В. Шершеневич, Хрисанф (Л. Зак), К. Большаков, Р. Ивнев, Б. Лавренев и др. — открыли изд-во «Мезонин поэзии» (сб-ки «Вернисаж», 1913, «Пир во время чумы», 1913, «Крематорий здравомыслия»). Наиболее активная фракция раннего Ф. — «Гилея» (бр. Д. и Н. Бурлюки, В. Хлебников, В. Маяковский, В. Каменский, А. Крученых, Б. Лившиц), огласила свое кредо в сб-ках футуристич. рисунков и стихов: «Дохлая луна», «Затычка», «Молоко кобылиц» и др. В Петербурге действовали изд-во «Еуы», выпускавшее «самописные» книги Крученых и Хлебникова, и изд-во «Журавль» (издатель М. Матюшин), пытавшееся сплотить наиболее талантливые и радикальные силы в Ф. В 1913—14 в Москве возникла промежуточная группа «Центрифуга» (И. Аксенов, С. Бобров, Б. Пастернак, Н. Асеев и др.). С 1914 Ф. распространился в провинции (чему способствовали турне Бурлюка, Маяковского, Каменского, Северянина по городам России в 1913—14): в Одессе (сб. «Авто в облаках», «Серебряные трубы»), Харькове (изд-во «Лирень», с к-рым были связаны поэты Г. Петников, Божидар, отчасти Н. Асеев); после революции — в Тифлисе (группа «заумников» под назв. «41°»: И. Терентьев, И. Зданевич, Крученых).

По существу совпадений с итал. Ф. было немного (отвержение традиц. культуры, антиэстетизм у «гилейцев», урбанистич. мотивы у Маяковского, Шершеневича, «телеграфный синтаксис» Бурлюка). Показательно, что Маринетти встретил обструкцию со стороны части рус. футуристов в дни пребывания в России (1914). В рус. Ф. заметно стремление подчеркнуть нац. специфику словесного иск-ва (праславяно-«азийская» тематика у Хлебникова, фольклорная окраска стихов Каменского, Асеева, Крученых).

По словам М. Горького, «русского футуризма нет. Есть просто Игорь Северянин, Маяковский, Бурлюк, В. Каменский» («Журнал журналов», 1915, № 1, с. 3). Горький обратил внимание на антибурж. характер движения, на его эстетич. новшества. Мысль Горького перекликается с дневниковой записью А. Блока (1913): «Футуристы в целом, вероятно, явление более крупное, чем акмеизм... Футуристы прежде всего дали уже Игоря Северянина. Подозреваю, что значителен Хлебников. Е. Гуро достойна внимания. У Бурлюка есть кулак. Это — более земное и живое, чем акмеизм» (Собр. соч., т. 7, 1963, с. 232). Ф. рождался в обстановке нового демократич. подъема в России и одновременно — растущего духовного кризиса интеллигенции, что обусловило внутр. противоречивость течения. Ставя себя в оппозицию к бурж. образу жизни, нивелирующему личность, футуристы пытались защищать право человека на цельность и естественность, на «индивидуальное» творчество. Однако часто защита «естественного» человека оборачивалась в декларациях и на практике проповедью самовлюбленного индивидуализма, отрицанием культурных и нравств. традиций. По мнению Блока, анархич. бунт футуристов в эстетике был детерминирован историч. условиями: «...русский футуризм был пророком и предтечей тех страшных карикатур и нелепостей, которые явила нам эпоха войны и революции» (там же, т. 6, 1962, с. 181).

Эстетич. характеристики резко поляризованной лит. системы Ф. выводимы из его трактовки поэтич. слова, к-рое было отождествлено с вещью, вытолкнуто в зону физич. фактов. Слово футуристов нередко было направлено на переустройство действительности (Маяковский). Но эта установка могла, превращаясь в свою противоположность, выступать как требование переделки естеств. языка (поскольку его элементы были смешаны

- 169 -

с обозначаемыми предметами). Тогда языковая структура подвергалась разл. расстройствам вплоть до зауми. У Хлебникова преобразование языка согласовывалось с социально-уравнит. утопич. целями: «...Заумный язык есть грядущий мировой язык в зародыше. Только он может соединить людей» (Собр. произведений, т. 5, 1933, с. 236).

Овеществляя идеальную сторону словесного знака и тем самым отказываясь видеть в нем средство для передачи культурной традиции, рус. Ф. рассматривал прошлое лишь в его материальном воплощении, т. е. как пространств. фрагмент настоящего. Футуристы считали вероятным преодоление физич. времени как пространства за счет переоформления вещей и — соответственно — узаконенных худож. норм. Поэту была отведена роль «мастера», «изобретателя»; ему полагалось добиваться минимально предсказуемого — «трудного» — построения текста.

Если символизм, разделив действительность на сущности и видимости, отсылал к устойчивым началам бытия, то Ф. изображал меняющиеся состояния внешней среды; отсюда первоначальные импрессионистич. заявки футуристов. Ф. отбросил дуалистич. концепцию и разрушил ценностную иерархию явлений, установленную символизмом. Для Ф. не существовало эстетически запретных областей; предпочтение же отдавалось реальности, еще не затронутой в худож. практике (антиэстетизм). Поэтич. интерес вызывали предметы, недавно внедренные в обиход, в основном — материальная культура города (урбанизм), но с этим конкурировали попытки придать значимость тому, что располагалось за чертой культуры (напр., эстетизация детского творчества у Крученых). Антиэстетич. установки противопоставили Ф. возникшему почти одновременно с ним акмеизму, ориентированному на следование традиционно-культурным образцам. Стирание границ между эстетич. и практич. фактами размыкало текст для проникновения документ. материала, сложно переплетавшегося с фантастикой. Но не только творчество было продолжением действительности — лит. быт оказывался равноправным с творч. деятельностью и был отмечен карнавально-игровым пренебрежением к принятому этикету (эпатаж).

Отнесение смыслов к чувственным данностям влекло за собой ориентацию лит. Ф. на живопись, графику, плакат, цирк, кинематограф (язык кино прельщал и выпадением из иерархии признанных иск-в). Внешняя, зримая форма словесного знака была втянута в контекст поэтич. значений (фигурные стихи, литографич. издания, эстетич. обыгрывание авторского почерка, типографских шрифтов).

Отрицание суверенного характера смысла оборачивалось повышением семантич. нагрузки, ложившейся на единицы плана выражения (отсюда: обилие звукоподражаний, «поэтические этимологии», «внутреннее склонение слов»). Из поэтич. текстов изгонялись формальные компоненты устного и письм. языка (отмена знаков препинания, использование инфинитива). В ходу была теория «самовитого слова» — автономности поэтич. языка. Слова обновлялись помимо возникновения новых реалий (поэтич. неологизмы). Оторванность поэтич. языка от практич. средств общения сковывала обращение к прозе (нек-рое исключение — «поэтическая» проза Гуро, Хлебникова, Каменского).

Разделение Ф. на соперничающие группировки отчасти совпало с жанрово-тематич. размежеванием: «поэза» у эгофутуризма — «вещь» у кубофутуризма. В отличие от эгофутуризма с его асоциальностью (особенно у И. Северянина), кубофутуризм, культивируя поэзию социального действия, прибегал к жанрам, основанным на ораторском пафосе, обращении к реальному лицу или группе слушателей (Маяковский). Стоящие особняком

- 170 -

утопич. поэмы Хлебникова способствовали возрождению игнорировавшихся символизмом эпич. форм. Совр. тематика была магистральной для Ф., хотя нек-рые футуристы и варьировали мотивы языч. и ср.-век. прошлого. В годы 1-й мировой войны обращение к современности приобрело политич. акцент в антивоен. выступлениях Маяковского, Хлебникова, Асеева.

Октябрь перестроил футурист. движение. Большинство футуристов приняло революцию, участвовало в политико-агитац. начинаниях новой власти; исключит. роль принадлежит здесь Маяковскому. Наибольшая политич. активность прослеживается у футуристов, сплотившихся вокруг газ. «Искусство Коммуны» (дек. 1918 — апр. 1919, Петроград), а также журн. «Творчество» (1920—21, Владивосток; принадлежал лит. группе «Творчество») и газ. «Дальневосточный телеграф» (1921—1922, Чита), в к-рых сотрудничали Н. Чужак, С. Алымов, С. Третьяков, Асеев и др. Против намерений петрогр. футуристов, говоря от лица определенной школы, говорить в то же время от лица власти, выступил А. В. Луначарский. Претензии Ф. на «государственное иск-во», усилившееся в революц. период нигилистич. отношение к культуре прошлого были осуждены в письме ЦК РКП (б) «О пролеткультах» (1920) и в записках В. И. Ленина Луначарскому и М. Н. Покровскому по поводу издания поэмы «150 000 000» Маяковского.

История Ф. завершается в нач. 20-х гг. Отд. тенденции Ф. были подхвачены новыми лит. группами (в т. ч. имажинизм, обэриуты). Мн. поэты, входившие в футуристич. группы, объединились в ЛЕФ, работали в журн. «ЛЕФ». Ранняя доктрина подвергалась преобразованиям, направленным на то, чтобы сообщить лит-ре практич. смысл (документализм, теории «жизнестроения», «социального заказа», преобладание агитац. и прикладных поэтич. жанров). «ЛЕФ» был связан с «формальной школой» (см. ОПОЯЗ). Индивидуальная эволюция писателей, начинавших в рамках Ф., одних заметно увела от раннего творчества (гл. обр. Маяковский, а также Асеев), а других вовсе вывела за организац. рубежи, установленные бывшими футуристами (Лившиц, Пастернак, Лавренев).

Начало укр. Ф. обозначилось изданием в 1914 сб-ка стих. М. В. Семенко «Кверофутуризм» (от quero — искать), с манифестом об иск-ве как «процессе искания и переживания без осуществления». Специфика укр. Ф. — в стремлении противопоставить традиц. «сельской» поэзии урбанистич. культуру 20 в. В 1914—19 Семенко издал 11 футуристич. сб-ков, где урбанизм и экзотика сочетались с «интимизмом», эпатажный эгоцентризм с психологич. импрессионизмом. Деструкция канонич. форм служила целям поэзии резко смысловой, интеллектуальной; параллельно производились формалистич. эксперименты, разложение слов на составные части («мозаика») и т. п. (см. Формализм). В поэмах, написанных верлибром, — революц. и индустр. мотивы, космизм, попытки использовать поэтику кино. По инициативе Семенко возникли группы: «Фламинго», 1919, «Аспанфут», 1922—24 (с лозунгами коллективизма и синтетич. иск-ва, Ф. как худож. эквивалента революции); «Коммункульт», 1924; «Нова генерація», 1927—31 (в одноим. журн. участвовали деятели левого иск-ва Запада), к-рая поддерживала контакты с Маяковским и ЛЕФом. В 20-х гг. к Ф. примыкали Г. Шкурупий, А. Слисаренко, В. Ярошенко, М. Лебединец, Ю. Шпол, Н. Бажан, А. Полторацкий, А. Влызько, Ю. Яновский, А. Чужий и др. К Ф. близки укр. конструктивисты (харьк. группа «Авангард» во главе с В. Полищуком).

Материалы: Грамоты и декларации рус. футуристов, СПБ, 1912; Маяковский В., За что борется Леф?, Полн. собр. соч., т. 12, М., 1959; Крученых А., 15 лет рус. футуризма, М., 1928; Лит. манифесты. От символизма к Октябрю, 2 изд., М., 1929; Пастернак Б., Охранная грамота, Л., 1931; Каменский В., Путь энтузиаста, М., 1931; Лившиц Б.,

- 171 -

Полутораглазый стрелец, Л., 1933; Манифесты и программы рус. футуристов, hrsg. von V. Markov, Münch., 1967.

Лит.: Ленин В. И., О лит-ре и иск-ве, 4 изд., М., 1969; Луначарский А. В., Собр. соч., т. 2, М., 1964, т. 7, М., 1967; Брюсов В., Новые течения в рус. поэзии, «Рус. мысль», 1913, № 3; его же, Вчера, сегодня и завтра рус. поэзии, «Печать и революция», 1922, № 7; Горький М., О футуризме, «Журнал журналов», 1915, № 1; Чуковский К Футуристы, П., 1922; Шапирштейн-Лерс [Эльсберг] Я., Обществ. смысл рус. лит. футуризма. (Нео-народничество рус. лит-ры 20 в.), предисл. А. В. Луначарского, М., 1922: Горлов Н., Футуризм и революция..., М., 1924; Винокур Г., Маяковский — новатор языка, М., 1943; Наумов Е. И., Ленин о Маяковском. (Новые материалы), в кн.: Лит. наследство, т. 65, М., 1958; Шкловский В., Жили-были, М., 1964; Перцов В., О Велимире Хлебникове, «ВЛ», 1966, № 7; его же, Маяковский. Жизнь и творчество, т. 1—2, М., 1971—72; Метченко А. И., Маяковский. Очерк творчества, М., 1964; Тимофеева В. В., Поэтич. течения в рус. поэзии 1910-х гг., в кн.: История рус. поэзии, т. 2, Л., 1969; Харджиев Н., Тренин В., Поэтич. культура Маяковского, М., 1970; Bowra С. М., The creative experiment, L., 1949; Tschižewskij D., Anfänge des russischen Futurismus, Wiesbaden, 1963; Colucci M., Futurismo russo е futurismo italiano, «Ricerche Slavistiche», 1964, v. 12; Baumgarth C., Geschichte des Futurismus, Bd 2, Hamb., 1966; Markov V., Russian Futurism: a history, [L., 1969] (есть библ.); Корсунська Б. Л., Михайль Семенко, «Радянське літературознавство», 1968, № 6; Неврлі М., Три фази українського футуризму, «Slavica slovaca», 1969, № 4.

Е. Ю. Сапрыкина (итал. Ф.),
А. А. Александров, И. П. Смирнов (рус. Ф.),
Н. М. Сулыма (укр. Ф.).