- 865 -

МИСТИФИКА́ЦИИ ЛИТЕРАТУ́РНЫЕ (от греч. μύστης — посвященный в тайну и лат. facio — делаю) — лит. произведения, авторство к-рых приписывается к.-л. реально существовавшему, а иногда вымышленному лицу или выдается за создание нар. творчества; иногда сопровождается изготовлением ложного первоисточника текста. Сохранение стилистич. манеры и создание творч. образа мнимого автора отличает М. л. от более широкого понятия лит. анонима и псевдонима. М. л. чаще встречаются в переломные эпохи, ознаменованные обострением обществ. борьбы. Католич. миссионеры для искажения учения браминов прибегали к подделке старинных санскритских манускриптов. В 1817—23 для поддержки идеи нац. возрождения чехов под видом нар. эпоса были обнародованы «Краледворская рукопись», «Либушин суд» и другие произведения, списки которых якобы обнаружил филолог В. Ганка. Опубл. в 1867 переписка Б. Паскаля затрагивала вопросы

- 866 -

приоритета в науке и оказалась сфабрикованной неким Врен-Люка, наводнившим Францию поддельными писаниями не только историч., но даже мифич. лиц (Иуды Искариота, царя Ирода, евангелистов, апостолов и т. п.). М. л. иногда принимают полемич. форму и служат памфлетным целям (аноним. «Мысли и изречения Талейрана», 1838).

Портрет П. Мериме работы Э. Ж. Делеклюза (1825). Рядом — Мериме в виде Клары Гасуль (художник тот же).

М. л. использовались и как форма лит. борьбы. Стремление вывести лит-ру из тесного русла традиц. мотивов и форм вызвало мистификацию Дж. Макферсоиа, к-рый поразил лит. мир Англии изданием в 1760—63 романтич. произв., приписанных им шотл. барду Оссиану, жившему, по преданию, в 3 в. П. Мериме в 1825 издал романтич. пьесы под именем выдуманной исп. актрисы Клары Гасуль (ее биография и портрет, изображавший самого Мериме в женском одеянии, были приложены к изданию), а в 1827 — сб. «Гусли», приписанный вымышленному серб. сказителю И. Маглановичу. 11 песен этого сб. в 1835 перевел А. С. Пушкин («Песни западных славян»), однако во 2 изд. (1842) и еще ранее в письме к С. А. Соболевскому (1835) Мориме признался в мистификации.

В отд. случаях М. л. возникают из стремления обмануть любителей древности и получить материальную выгоду, а также в результате бескорыстного фантазерства и проказничества. В 1918 пушкинист Н. О. Лернер напечатал в газ. «Наш век» окончание стих. Пушкина «Когда владыка ассирийский», присланное ему в копии по почте из Харькова. Автором этой шутки оказался поэт С. П. Бобров. В 1929 под заглавием «Светочи» появилась подделка «Дедушки» Н. А. Некрасова, сочиненная писателем А. П. Каменским при участии поэта Е. И. Вашкова. Фальшивка ввела в заблуждение Д. Бедного, опубликовавшего ее в центральной прессе.

Искусные М. л. ставили перед филологич. наукой порой весьма сложные задачи. Разоблачение нек-рых подделок затруднялось, в частности, заложенной в них политич. тенденцией. Борьба вокруг «Краледворской рукописи» в сер. 19 в. приняла обществ.-политич. окраску, вследствие чего отд. ученые, не желая ослаблять чеш. нац. движение, заглушали свои подозрения, а скептики подвергались обвинениям в антипатриотизме; лишь через 70 лет после появления «памятника» фальсификация была неопровержимо доказана. Подлинность песен Оссиана нек-рые ученые отстаивали даже через сто лет после публикаций Макферсона. Виднейшие ученые Франции были заняты изучением изданных в 1803 стихов «труверессы» 15 в. Клотильды де Сюрвиль, спор о подлинности к-рых так и остался неразрешенным. В 1845 Калонн ввел в заблуждение всех подделкой «Влюбленный доктор», выданной за пьесу Мольера, к-рая была с успехом поставлена на париж. сцене. В 90-х гг.

- 867 -

19 в. У. Айрленд признался в подделках, приписанных им Шекспиру.

Козьма Прутков среди своих создателей (Москва — Ленинград, 1933). Рис. Н. В. Кузьмина.

В России ряд М. л. появился в 19 в. Грубые фальсификации «древних» рукописей, принадлежащие А. И. Бардину, А. И. Сулакадзеву, М. Н. Макарову, разоблачались без большого труда, но подделки И. П. Сахарова под нар. поэзию потребовали длительной работы филологов. Приписанная Г. Конискому «История Русов» изумляла талантливостью самого Пушкина. Крупные ученые (И. И. Срезневский, Ф. И. Буслаев, Н. И. Костомаров) становились жертвами М. л., принимая за чистую монету и используя в своих трудах поддельные сочинения. Часто М. л. предпринимались в жанре мемуаров («Письма и записки Оммер де-Гелль», сфабрикованные П. П. Вяземским; записки А. О. Смирновой-Россет, фальсифицированные ее дочерью), а также в виде текстовых вариаций и неизвестных частей выдающихся лит. произведений: «Горе от ума» Грибоедова (И. Д. Гарусов, Н. М. Городецкий), «Мертвые души» Гоголя (Н. Ф. Ястржембский), «десятая глава» «Евгения Онегина» и т. п. Обширную лит-ру породила мистификация Д. П. Зуева, опубл. в 1897 окончание пушкинской «Русалки», к-рое он в возрасте 14 лет будто бы слышал в чтении самого Пушкина. Своеобразной М. л. была лит. маска Козьмы Пруткова.

Один из видов М. л. — выдача оригинального соч. за перевод. В Германии и во Франции выходили поддельные «переводы» романов В. Скотта, Ф. Купера; известны рус. псевдопереводы романов А. Радклиф, Ч. Диккенса. М. л. этого типа нередко служила средством политич. конспирации и притупления бдительности цензуры (ложное указание на сатиру Персия «К Рубеллию» у К. Ф. Рылеева в стих. «К временщику», псевдопереводы Н. А. Некрасова «Из Ларры»).

Разоблачение М. л. производится всеми средствами текстологич. критики текста. Проявляя свою тенденциозность, мистификатор, как правило, деформирует лицо автора, к-рому он приписывает свою подделку, и это смещение, вызванное мировоззрением и практич. целью мистификатора (а также стоящей за ним обществ. группы), выявляется при анализе. Социальный генезис в М. л., как правило, выражен откровеннее, чем в обычных произведениях, напр. мистификация Ш. Нодье «Филадельфийцы» возникла из желания легитимистских офицеров эпохи Реставрации видеть себя не сломленными бонапартистским режимом, поэтому в подделке речь шла о тайной организации «филадельфийцев», якобы существовавшей во Франции во времена Империи.

В М. л. нередко обращает на себя внимание отсутствие явлений, к-рые составляли важное звено в идеологии эпохи и не могли бы не отразиться на памятнике подлинном. Так, в «Краледворской рукописи» не сказалось влияние христианства. Важные противопоказания дает исследование «социальной психологии», круга интересов, понятий и представлений, историч. «реалий», отраженных в произведении. Примером обнаруживаемых при этом анахронизмов может служить упоминание спутников Сатурна, открытых значительно позднее 15 в., в стихах, приписывавшихся К. де Сюрвиль. Почти всегда при М. л. вскрываются языковые несоответствия

- 868 -

и стилистич. анахронизмы. Нередко подделку выдают текстуальные совпадения с более поздними текстами, авторство к-рых известно.

Отношение к М. л. со стороны исследователей не может быть одинаковым во всех случаях. Нельзя сказать, что М. л. вообще не представляют никакой ценности и подлежат забвению: даже разоблаченные, они нередко сохраняют историч. интерес, а иногда и эстетич. ценность. Статья Пушкина «Последний из родственников Иоанны д’Арк» (1837), в к-рой поэт использовал сочиненные им самим письма Вольтера и др., именно в результате «разоблачения» приобретает большую биографич. ценность, т. к. в форме мистификации Пушкин выразил волновавшие его мысли. «Оссианские» мотивы и после разоблачения Макферсона продолжали влиять на европ. лит-ру. Англичанин Т. Чаттертон, кончивший самоубийством в возрасте 18 лет, был признан мистификатором оставленных им «Песен Роулея», к-рые, однако, представлялись столь значительными, что были изданы с предисловием, сообщавшим о мистификации.

Изучение М. л. способствовало развитию методологии филологич. исследования. Окончание «Русалки» послужило поводом для большого труда Ф. Е. Корша «Разбор вопроса о подлинности окончания „Русалки“ Пушкина» (1898—99); несмотря на то, что Корш пришел к ошибочному выводу о «подлинности» зуевской фальшивки, предпринятое им в связи с этим исследование пушкинского стиха представляет несомненную науч. ценность. М. л. рассматриваются наукой как памятники эпохи, как произв. лит-ры совершенно особого вида. Изучение их скрытых мотивов, идеологии и поэтич. средств много дает для понимания лит.-обществ. борьбы и эстетич. взглядов того или иного времени.

Лит.: Пыпин А. Н., Подделка рукописей и нар. песен, СПБ, 1898; Подделка «Русалки» Пушкина, СПБ, 1900; Крестова Л. В., К вопросу о достоверности т. н. «Записок» А. О. Смирновой, в кн.: А. О. Смирнова, Записки..., М., 1929; Лернер Н. О., Замаскированный Пушкин, в его кн.: Рассказы о Пушкине, Л., 1929; Ланн Е., Лит. мистификация, М.-Л., 1930; Кораблев В. Н., Вячеслав Ганка и его «Краледворская рукопись», «Изв. АН СССР. Отделение обществ. наук», 1932, № 6; Попов П., Мистификация. (Лермонтов и Оммер де-Гелль), «Нов. мир», 1935, № 3; Сперанский М. Н., Рус. подделки рукописей в нач. XIX в. (Бардин и Сулакадзев), «Проблемы источниковедения», 1956, № 5; Благой Д. Д., О казусах и ляпсусах, «Нов. мир», 1957, № 2; Виноградов В. В., История одной лит. подделки, «Рус. лит-ра», 1958, № 3; Лихачев Д. С., К вопросу о подделках лит. памятников и историч. источников, «Ист. архив», 1961, № 6; Масанов Ю. И., В мире псевдонимов, анонимов и лит. подделок, М., 1963; Берков П. Н., О людях и книгах, М., 1965 (дана библиография, с. 136); Азадовская Л., История одной фальсификации, «Нов. мир», 1965, № 3.

А. Л. Гришутин.