- 315 -

ЛИТЕРАТУ́РНЫЙ ГЕРО́Й — образ человека в лит-ре. Однозначно с Л. г. нередко употребляются понятия «действующее лицо» и «персонаж». Иногда их отграничивают: Л. г. называют действующих лиц (персонажей), нарисованных более многогранно и более весомых для идеи произведения. Иногда понятие «Л. г.» относят лишь к действующим лицам, близким к авторскому идеалу человека (т. н. «положительный герой») или воплощающим героич. начало (см. Героическое в литературе). Следует, однако, отметить, что в лит. критике эти понятия, наряду с понятиями характер, тип и образ, взаимозаменяемы.

Понятие Л. г. как бы хранит память о ранних ступенях формирования образа человека, о героич. эпосе (см. Эпос), где гл. действующие лица выступали в ореоле героизма. Исследователь рус. былин А. П. Скафтымов отмечает, что все действующие лица, окружающие центр. фигуру богатыря, выполняли по отношению к нему роль «резонирующей среды», составляли «фон

- 316 -

доблести героя» (см. «Поэтика и генезис былин», М. — Саратов, 1924, с. 95, 88). Такой тип взаимоотношения Л. г. и среды характерен для древней лит-ры с ее идеализацией человека, воплощающего коллективный опыт. В новое время, когда прекратилась живая жизнь героич. эпоса, название «Л. г.» постепенно стало прилагаться к любому действующему лицу безотносительно к его достоинствам. Теперь Л. г. называют, напр., Чацкого и Молчалина (комедия «Горе от ума» А. С. Грибоедова), Петра Великого и бедного Евгения («Медный всадник» А. С. Пушкина). Постепенное отождествление понятий «Л. г.», «персонаж», «действующее лицо», их уравнивание — это живая тенденция совр. лит. процесса; она отражает конец древней иерархии, худож. неравноправности «героев» и «простых смертных» в рамках произведения. В худож. мире «одинаково поучительны», одинаково отражают закономерности жизни и истинную человечность и народный герой-боец Василий Теркин (в поэме А. Твардовского) и незадачливый балагур дед Щукарь (в романе М. Шолохова). «В „совокупности человечества“ участвуют не одни великие, живущие на освещенных вершинах. На дне, в глубоких трущобах тоже есть черты, нужные для создания великого образа коллективного человека; заслуга реалистов-художников состоит в изучении „человека“ всюду, где он проявляется» (Короленко В. Г., Полн. собр. соч., т. 5, 1914, с. 365). В новейшей реалистич. лит-ре ни один из героев не может, подобно былинному богатырю, претендовать на целостное выражение авторского идеала. Прежняя непосредственная связь идеала с действующими лицами сменилась сложно опосредованной связью. В великих реалистич. произв. идеал, худож. тенденция вытекает целиком «из положения и действия» (Ф. Энгельс), из взаимоотношений всех персонажей, а Л. г. являются теперь все основные действующие лица, в т. ч. и отрицательные. Именно это подразумевал Л. Толстой, мечтавший среди критиков видеть людей, к-рые отказались бы от «бессмыслицы» отыскания наставительных примеров, отдельных «...мыслей в художественном произведении и постоянно руководили бы читателей в том бесконечном лабиринте сцеплений, в котором и состоит сущность искусства...» (Л. Н. Толстой о литературе, 1955, с. 156). Такова структура совр. лит. произведения: рассмотреть его идейный смысл, постичь идеал — значит исследовать весь «лабиринт сцеплений» персонажей и обстоятельств.

Необходимым вспомогательным средством для ориентировки в «лабиринте сцеплений», в системе образов является разделение Л. г. на отрицательные и положительные. Несомненна условность столь абстрактных мерок: реалистич. лит-pa создает сложные характеры, обычно не поддающиеся прямолинейным квалификациям. Но несомненна и их известная оправданность. Во-первых, существуют лит. жанры, где «плакатное» разграничение носителей добра и зла составляет самую сущность специфики (напр., авантюрный роман или сатира). Во-вторых, изображение положит. героя имеет богатую лит. традицию: напр., «идеальный герой» древности, многие герои драматургии классицизма, просветит. реализма, романтич. поэзии — вплоть до романтич. образов М. Горького. Новейшая реалистич. лит-pa преобразует эту традицию, освобождаясь от к.-л. идеализации. Над созданием образа положительного Л. г. бились многие великие художники, неоднократно отмечая важность и трудность этой задачи. Ф. М. Достоевский, в связи с работой над романом «Идиот», писал в 1868: «Главная мысль романа — изобразить положительно прекрасного человека... Все писатели, ... кто только ни брался за изображение положительно прекрасного — всегда пасовал. Потому что эта задача безмерная» (Письма, т. 2, 1930, с. 71).

- 317 -

Художники-реалисты создали Л. г., к-рые, воплощая красоту человека, свободны от идеализации. Попытки воплотить желаемое как действительное, идеальное воспроизвести как реальное рождали обычно бесплотных, художественно неубедительных Л. г. (напр., образ Костанжогло во 2 т. «Мертвых душ» Н. В. Гоголя). В сов. лит-ре 30—50-х гг. предпринимались попытки создания т. н. «идеального героя», т. е. положительного Л. г., соединяющего в себе только идеальные качества. «Идеальный герой» (напр., в романе С. Бабаевского «Свет над землей», в статьях критика А. Дремова) был призван как бы иллюстрировать (см. Иллюстративность в искусстве) общеизвестные нормы обществ. морали. Реальная сложность жизни подменялась олеографич. подобием ее. Реалистам присущ иной способ утверждения передовых идей эпохи: внимательное и трезвое исследование действительности, выявление в ней самой, а не в лит. программах и социальных декларациях истоков и задатков идеала.

С т. зр. образной структуры Л. г. объединяет характер как внутреннее содержание персонажа и его поведение, поступки (как нечто внешнее). Характер позволяет рассматривать действия изображаемой личности в качестве закономерных, восходящих к какой-то жизненной причине; он есть содержание и закон (мотивировка) поведения Л. г.

Между внутренним и внешним аспектами образа человека в истории лит-ры, в развитии отд. ее жанров наблюдается не только единство, но и борьба, в результате к-рой содержание (характер) и форма (действие) могут меняться местами. Так, любая развитая лит-ра демонстрирует процесс формализации характера, к-рый утрачивает свою непосредственность и превращается в «тип» «такой-то страсти, такого-то порока» (А. Пушкин). Классицизм был наиболее продуктивным в создании подобных «типов», в каждом из к-рых образ человека играл служебную роль по отношению к определ. достоинству, недостатку, наклонности. По словам Пушкина, лицемер Тартюф даже испрашивает стакан воды лицемеря. Это не значит, что выдержанные в таком духе образы всегда лишены худож. ценности; будучи однолинейными и однозначными, они способны многое выигрывать в универсальности и всеобщности.

След. ступень формализации — превращение характера в амплуа или «характерную маску» (комедия масок, совр. научная фантастика и пр.). Детективный, авантюрный роман нередко заходит еще дальше: теряет характер. Это — крайний случай, когда Л. г. становится действующим лицом по преимуществу, ненаполненной оболочкой, к-рая сливается с сюжетом, превращаясь в его функцию. В результате совершается скачок: содержанием Л. г. становится не характер, а действие, сюжет. Такую модификацию Л. г. использовала поэтика «формальной школы». Она исследовала гл. обр. сюжет, а Л. г. рассматривала в качестве части фабулы и средства для «нанизывания мотивов». Такая т. зр. действительна гл. обр. в применении к специфич. разряду лит. произведений, где Л. г. сливается с сюжетом.

Весьма существенно, что подобный тип взаимоотношений Л. г. и сюжета явился главным отправным пунктом в истории лит-ры — в мифе, героич. эпосе, антич. трагедии. Герои древней лит-ры характеризуются их действиями. Теоретич. обобщение этой особенности дано у Аристотеля: «...Поэты выводят действующих лиц не для того, чтобы изобразить их характеры, но благодаря этим действиям они захватывают и характеры» («Об искусстве поэзии», 1957, с. 58—59). Аристотель различает действующие лица и характеры, но за последними оставляет вспомогательную роль.

В новое время действия Л. г. должны быть сами объяснены характерами. Меняется структура Л. г. — не

- 318 -

сюжет, а характер становится его гл. формирующей силой (ср. афоризм Гёте: «История человека — это его характер»). Если Аристотель классифицировал виды фабул, то теперь худож. «открытие смысла» истории происходит через вереницу типических характеров. Человек, расстающийся с иллюзиями (бурж. роман — от плутовского до романа Бальзака); герой «мировой скорби», «лишний человек», «маленький человек», нигилисты, серия «рыцарей на час» (в произв. Н. А. Некрасова, И. С. Тургенева, В. Г. Короленко); духовные странствия толстовского героя и суд над человечеством героя Ф. М. Достоевского; нар. борцы за свободу и социализм в произведениях сов. лит-ры, А. Барбюса, П. Неруды, Б. Брехта и др.; потерянное поколение (в романах Э. Хемингуэя, Р. Олдингтона, Г. Бёлля), английские «рассерженные молодые люди», «битники» (роман «На дороге» Дж. Керуака) — таков примерный диапазон, в к-ром люди нового времени осознают себя через образы Л. г.

В 20 в. одной из центр. ситуаций для лит-ры Запада становится отчуждение человека, «разрушение личности». Личность у писателей, причастных к модернизму, трансформируется в «поток сознания» (см. «Потока сознания литература»). Личность растворяется в безбрежном потоке ощущений, переживаний, сведений, знаний, ассоциаций и т. п., — она «исчезает», теряя к.-л. психологич. доминанту. Характерный пример — т. н. «новый роман» Н. Саррот, с его обнаженной тенденцией к «дегероизации» и «асюжетности».

Реалистич. иск-во и прежде всего социалистич. реализм стремятся обрести героя, преодолевающего отчуждение, покоряющего силы, разрушающие личность. В рус. социалистич. иск-ве родоначальником лит. героев-коллективистов был Павел Власов в романе М. Горького «Мать».

Лит.: К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве, т. 1, М., 1957, с. 9; Аристотель, Об иск-ве поэзии, М., 1957, с. 58—59; Лессинг Г. Э., Гамбургская драматургия, М. — Л., 1936, с. 38—39; Скафтымов А. П., Поэтика и генезис былин, М. — Саратов, 1924, с. 88, 95; Томашевский Б., Теория лит-ры. Поэтика, 6 изд., М. — Л., 1931, с. 152—56; Виноградов И. А., Борьба за стиль, в его сб.: Борьба за стиль, Л., 1937; Бахтин М., Герой и позиция автора по отношению к герою в творчестве Достоевского, в его кн.: Проблемы поэтики Достоевского, 2 изд., М., 1963; Лихачев Д. С., Человек в лит-ре древней Руси, М. — Л., 1958; Бочаров С., Характеры и обстоятельства, в кн.: Теория лит-ры. Основные проблемы в историч. освещении, [кн. 1], М., 1962; Тимофеев Л. И., Основы теории лит-ры, 3 изд., М., 1966, с. 65—66.

Е. П. Барышников.