- 715 -
ДОБРОЛЮ́БОВ, Николай Александрович [24.I(5.II).1836, Нижний Новгород, — 17(29).XI.1861, Петербург] — рус. критик, публицист, поэт. Род. в семье священника. Учился в Нижегород. духовном училище и духовной семинарии (1848—53), в Петерб. главном пед. ин-те (1853—57). На формирование мировоззрения Д. оказали влияние политич. борьба вокруг крест. вопроса, поражение России в Крымской войне, обнажившее гнилость самодержавно-крепостнич. системы, критика этой системы и бурж. отношений на Западе
- 716 -
В. Г. Белинским и А. И. Герценом. Укреплению критич. отношения Д. к действительности способствовала в нижегород. годы и позднее рус. реалистич. лит-ра, произв. А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, М. Ю. Лермонтова, А. В. Кольцова, И. С. Тургенева. В ин-те вокруг Д. сложился революц. кружок, в к-ром читались запрещ. книги, в т. ч. лондонские издания Герцена и соч. Л. Фейербаха. В 1855 Д. пишет разоблачительное письмо к Н. И. Гречу — яркий революц. документ эпохи, выпускает рукописный журн. «Слухи» антиправит. содержания. Революц. стихи Д. («Дума при гробе Оленина» и др.) ходили в списках. Для Д. характерна также его борьба с реакц. администрацией, директором ин-та И. И. Давыдовым. Беседы с Н. Г. Чернышевским (лето 1856), участие в «Современнике» завершили формирование демократич. и социалистич. убеждений Д.
Призвание к лит-ре и к лит. критике Д. почувствовал рано; он сознательно готовил себя к лит. поприщу — много читал, анализировал прочитанное, пробовал свои силы в прозе и критике, с 13-летнего возраста писал стихи. В студенч. годы создал ряд значит. историко-лит. и критич. работ («Собеседник любителей российского слова», «А. В. Кольцов» и др.). С лета 1856 Д. участвует в журн. «Современник», с авг. 1857 становится его постоянным сотрудником, с нач. 1858 — редактором отдела критики и библиографии, определяя, наряду с Чернышевским, направление журнала. В 1857—59 Д. сотрудничает также в «Журнале для воспитания» А. А. Чумикова. В 1859 организует сатирич. отдел в «Современнике» — «Свисток». «...Бедное, полуголодное ученье; потом четыре года лихорадочного неутомимого труда» (Н. А. Некрасов) подорвали здоровье Д. В мае 1860 по настоянию Чернышевского и Некрасова он выехал за границу лечиться от туберкулеза; жил в Германии, Швейцарии, Франции, Италии, продолжая писать, изучая революц. движение. Возможно, что в авг. — сент. 1860 Д. мог встречаться с Герценом, но сведений об этом не сохранилось. В июле 1861 возвратился в Россию. Несмотря на болезнь, побывал в Н. Новгороде; с августа до конца дней — в Петербурге. Похоронен на Волковом кладбище рядом с В. Г. Белинским.
Социально-политич. воззрения Д. развивались вместе с углублением революц. ситуации 1859—61. В 1857—58 формируется преим. общая историч. и историко-культурная концепция Д., направленная прежде всего против официальной и близкой к ней идеологии («О степени участия народности в развитии русской литературы», «Первые годы царствования Петра Великого», «Русская цивилизация, сочиненная г. Жеребцовым» и др.). В 1859 эта концепция находит свое развитие в злободневных публицистич. («Литературные мелочи прошлого года» и др.) и лит.-критич. выступлениях («Что такое обломовщина?», «Темное царство», «Русская сатира екатерининского времени»). Социалистич. воззрения Чернышевского Д. пропагандирует в ст. «Роберт Овэн и его попытки общественных реформ». Для произв. Д. этого года характерно всестороннее разоблачение либерализма как политич. и идейного течения. Резкие выступления Д. (в т. ч. в «Свистке») против мелкотравчатого обличительства вызвали протест Герцена («Колокол», от 1.VI.1859, ст. «Very dangerous!!!»), еще не свободного от либеральных иллюзий. С нач. 1860, когда пр-во запретило обсуждать подготовку крест. реформы, Д., обходя рогатки цензуры,
- 717 -
усилившей репрессии, проводит мысль о крушении либеральной тактики «уступок» («Всероссийские иллюзии, разрушаемые розгами» и др.) и призывает готовиться к революции («Когда же придет настоящий день?», «Черты для характеристики русского простонародья», «Луч света в темном царстве»). Статья Д. о романе «Накануне» послужила поводом к разрыву Тургенева и др. либерально настроенных писателей с редакцией «Современника» и к дальнейшей демократизации журнала. Страстным ожиданием нар. революции, верой в ее возможность и стремлением опереться на опыт заруб. освободит. движения проникнуты статьи Д. 1860—61 на итал. темы («Непостижимая странность», «Жизнь и смерть графа Камилло Бензо Кавура» и др.). Последние его статьи («Внутреннее обозрение», «Забитые люди») умолчанием и намеками выражают резко отрицат. отношение к объявленной реформе и надежду на взрыв нар. возмущения, несмотря на подавление крест. «беспорядков» и начавшиеся аресты революционеров.
Содержание мировоззрения и деятельности Д. — революц. демократизм, борьба против самодержавно-крепостнич. системы за последоват. буржуазно-демократич. революцию и всестороннее экономич. и культурное развитие страны. Революц. демократизм Д., как и Чернышевского, был нераздельно слит со своеобразным утопич. социализмом; Д. полагал, что крест. революция, руководимая передовой разночинной интеллигенцией, на основе крест. общины обеспечит развитие не только страны, но и социалистич. отношений в ней, минуя расслоение крестьянства и капитализм. Вера Д. в социалистич. природу мужика и угнетенного человека вообще (революц. антропологизм) заключала в себе реальное революц.-демократич. содержание, а возникшая на этой основе программа революц. просвещения масс выражала его уверенность в историч. неизбежности социализма.
Непосредств. источники мировоззрения Д. — социально-политич., философ., историч., эстетич. и историко-лит. взгляды Белинского, Герцена и особенно Чернышевского. Д. не только следовал своим учителям, но и самостоятельно решал актуальные обществ. вопросы, в т. ч. лит.-худож. развития и лит. критики. Он считал, что движущей силой истории являются трудящиеся массы; борьба против разных видов и форм угнетения составляет прогресс человечества; личность тем больше может внести в историю, чем вернее понимает назревшие потребности народа и дальше прозревает будущее, исходя из «общечеловеческих» интересов освобождения от всякого гнета. Д. был убежден в существовании объективной основы историч. развития, обусловившей как возникновение классов, так и их исчезновение в будущем. Вместе с тем он не мог, в силу отсталости рус. жизни того времени, раскрыть эту основу и усматривал ее в естеств. стремлении нормального человека к свободному труду и единству со всем человечеством. Не склонный объяснять историю развитием знаний, Д. отводил т. н. «образованности» подчиненную, но важную роль; возникнув для удовлетворения запросов и защиты интересов господ, она неизбежно расширяет круг образованных людей и в конце концов становится также и орудием сторонников народа. Отсюда концепция народности лит-ры у Д.: с расширением круга читающей публики в лит-ру проникают нар. интересы, заставляющие писателей обратиться к изображению действит. жизни; так лит-ра овладевает формой, а затем и содержанием народности. Народность лит-ры в понимании Д. предполагает общенар. лит. язык, худож. и правдивую форму, гуманность писателя и его неосознанную или сознательную, но совершенно органичную для него защиту нар. интересов в данной историч. обстановке. Понятием народности
- 718 -
Д. выразил свой идеал революц.-демократич. лит-ры.
Настойчиво подчеркивая, что «не жизнь идет по литературным теориям, а литература изменяется сообразно с направлением жизни» (Собр. соч., т. 2, 1962, с. 223), Д. рассматривал развитие рус. лит-ры как ее движение к подлинной народности, соответствующее расширению участия народа в истории страны. В допетровское время были лишь зародыши светской лит-ры, в 18 в. она носит, за немногими исключениями (А. Н. Радищев, Н. И. Новиков, Д. И. Фонвизин), придворный характер; допушкинская дворянская лит-ра отвечает потребности более широкого читающего круга, но еще далека от правды и подлинной гуманности. Пушкин первый поднял рус. лит-ру на высоту художественности, жизненной правды и гуманности, создал форму народности, в этом его великое основополагающее значение. Но Пушкин, полагал Д., еще не воспринял интересы народа как свои собственные; в то же время Д. считал декабристские настроения поэта истинным выражением его натуры, а его уступки консерватизму — трагич. заблуждением и следствием нетвердости убеждений и характера. Содержание народности в рус. лит-ре Д. связывает прежде всего с именами Гоголя, Лермонтова и Кольцова, отмечая, впрочем, что Гоголь ужаснулся своей же критике пошлости жизни; ранняя смерть помешала Лермонтову обратиться к народу, а Кольцов не сумел подняться до «общих интересов». Громадным шагом вперед в этом процессе, по Д., были идеи Белинского, к-рые подготовили движение рус. лит-ры к ее полной народности. Взятая в целом, историко-лит. концепция Д. служила в условиях 60-х гг. развитием историко-лит. взглядов Белинского, внесла в них развивающийся критерий революц. демократизма и явилась попыткой осмыслить историю рус. реализма в связи с освободит. движением. Несмотря на недостатки (особенно в оценке Пушкина), обусловленные невозможностью для Д. последовательно распространить принцип материализма на явления обществ. жизни, эта концепция поставила ряд проблем, актуальных и для совр. науки, в т. ч. проблему сложного соотношения между идейной позицией писателя и его реалистич. творчеством. Эту проблему, весьма острую в обстановке начавшегося перед реформой идейного размежевания, Д. своеобразно решал своей теорией правды в лит-ре.
Учение Д. о правде в лит-ре, сформировавшееся к сер. 1859, опирается на эстетич. воззрения Белинского и Чернышевского, а также на теорию народности самого Д. Согласно этому учению, безусловной неправды писатели никогда не выдумывают; самые дикие фантазии являются лишь произвольным сочетанием элементов действительности. Правда в лит-ре есть не только воспроизведение жизни по ее собств. логике, но и правильное освещение жизни. Последнее всегда связано с идеей, к-рая вытекает из данного состояния общества и созревает в сознании народа. Внимание талантливого писателя поражают факты, важные для нар. жизни, из к-рых идея эпохи вытекает сама собой. Непосредств. чувство человеч. правды образует в худож. произв. миросозерцание писателя, к-рому могут противоречить его «предвзятые идеи». Понятие миросозерцания, введенное Белинским и обозначающее у него худож. видение мира, получает у Д. более определенное социальное содержание и по своей сущности выражает неосознанное и «естественное» для таланта передовое мировоззрение. Идеал Д. — «свободное претворение самых высших умозрений в живые образы и вместе с тем полное сознание высшего, общего смысла во всяком, самом частном и случайном, факте жизни..., полное слияние науки и поэзии...» (там же, т. 5, 1962, с. 24), т. е. свободное и сознат. худож. раскрытие
- 719 -
революц.-демократич. и социалистич. устремлений нар. жизни. Сам Д. отмечал, что идеал этот еще никем не достигнут, но отделить в нем реальное содержание от утопич. оттенка, конечно, не мог. Пока же существует известный разрыв между передовой идеей и художественностью, Д. считает нар. писателями как тех, кто обладает чувством человеч. правды и объективно служит народу (напр., А. Н. Островский), так и тех, кто по-новому раскрывает нар. тему, но еще не поднимается на высоту художественности, напр. Марко Вовчок (М. А. Маркович), С. Т. Славутинский.
Особенности худож. таланта Д. также связывал с правдой в иск-ве. Далеко не все равно, к каким предметам обращается писатель, насколько широка органичная для него сфера изображения. Превосходное описание ручейков и листочков — не то же самое, что превосходное изображение характера человека и явлений обществ. жизни. Вместе с развитием жизни изменяется сущность старых типич. характеров, нарождаются новые типы, и писатель, сумевший подметить и изобразить те и другие, совершает шаг в худож. развитии. В связи с этим решающей особенностью поэтич. таланта Д. выдвигает «...дар — примеривать на себе всякое положение, всякое чувство и в то же время уметь представить, как оно проявится в личности другого темперамента и характера, — дар, составляющий достояние натур истинно художественных и уже не заменимый никаким знанием» (там же, т. 6, 1963, с. 55). Живое воображение, «творческое чувство» должны проникнуть в характеры и отношения людей; вместе с тем художник должен «обобщить в душе своей» результаты этой работы, «в бессвязных, по-видимому, явлениях» найти «живую связь и последовательность», слить и переработать их «в общности своего миросозерцания» (см. там же, т. 7, 1963, с. 234), а если он обладает «правильными началами в своих общих понятиях», то и в общности своего мировоззрения; в последнем случае писатель «...может свободнее предаваться внушениям своей художнической натуры» (там же, т. 5, с. 24). Отсюда вытекает представление Д. о назначении лит-ры: «...Литература представляет собою силу служебную, которой значение состоит в пропаганде, а достоинство определяется тем, что и как она пропагандирует» (там же, т. 6, 1963, с. 309). Лит-ра неизбежно пропагандирует (даже если она этого не хочет) то или иное отношение к обществ. вопросам, к надвигающейся нар. революции, к ее силам и деятелям и (если она остается правдивой) выдвигает новые типич. характеры, новых героев времени, способных выполнить возложенные на них историей задачи. В этом состоит не только ее обществ. роль, но и ее осуществление как иск-ва.
Критика Д. проникнута уверенностью в революц. развитии общества, в конечной победе народа над строем эксплуатации, и в этом смысле утверждает действительность, в ней самой ищет основу для пересоздания жизни. Главный принцип «реальной критики» — анализ лит. произв., поскольку оно правдиво, как явления самой жизни, с целью разъяснить читателю задачи времени. Публицистич. назначение критики требует, однако, указаний на отступления от жизненной правды, если они допущены писателем, и анализа особенностей его таланта и его худож. завоеваний.
В 1857—58 Д. пишет статьи и рецензии об эпигонской и салонной лит-ре (В. Соллогуб, Е. Растопчина, В. Бенедиктов, Е. Вердеревский), о поверхностно-обличительных однодневках (комедии Н. Львова и К. Дьяконова, стихи М. Розенгейма и др.), широко пользуясь иронич. восхвалением, убийственной насмешкой, острой пародией и др. сатирич. приемами. Сочувств. отзывы вызвали у него лирика Ю. Жадовской, поэма И. Никитина «Кулак», стихи А. Плещеева. Перед
- 720 -
опубликованием в 1857 царского рескрипта ген.-губернатору Назимову о подготовке проектов крест. реформы (его содержание было известно редакции «Современника») Д. выступил с резкой критикой «либерального одурения» в статье о «Губернских очерках» Н. Щедрина (М. Е. Салтыкова). Сопоставляя типы реакционера («пассивный балласт») и либерала («талантливая натура») с революционерами («исключительные личности») и народом, критик возлагает надежды только на последних. Он отмечает либеральную ноту в прежних очерках Щедрина, но уже как нечто пройденное для их автора. Насмешливость «отношений г. Щедрина к талантливым натурам» (см. там же, т. 2, с. 125) и его «сочувствие к неиспорченному, простому классу народа», лишенное «сентиментальничанья и ложной идеализации» (см. там же, с. 145), заслужили высокую оценку критика. Считая Щедрина родоначальником обличит. лит-ры, Д., однако, отделяет его от подражателей как глубоко правдивого писателя демократич. направления. Если скорбь и негодование, присущие Щедрину, Д. желал бы поднять до «...героизма, чтобы презирать и осмеивать все общество...» (там же, т. 3, 1962, с. 216), до сатирич. силы, превосходящей гоголевскую, то в отзывах на соч. С. Т. Аксакова Д. решительно воспротивился попытке столкнуть рус. лит-ру с пути критич. реализма. В статье «Деревенская жизнь помещика в старые годы» и в рец. на «Разные сочинения» С. Аксакова критик поэтому отказывает произв. писателя в худож. значении и признает в «Детских годах Багрова внука» достоинства только жизненного документа, обличающего — помимо желания автора — быт и нравы крепостнич. эпохи. Способ «представления предметов» — «подробное избражение своих чувств» вместо «испытующего внимания» к внешнему миру — и простодушная обстоятельность в описании праздной барской жизни никак не оправдывают провозглашения автора «Семейной хроники» «главою современной русской литературы» (там же, т. 2, с. 290).
В первый год революц. ситуации (1859), когда пр-во путалось «...в своей эквилибристике между либералами и помещиками...» (Ленин В. И., Соч., т. 1, с. 264) и вновь допустило нек-рые цензурные послабления (публичное обсуждение выкупа земли и пр.), Д. в «Свистке» и в статьях «Современника» усиливает сатирич. удары по реакционной и либеральной «гласности». Вместе с тем критика Д. становится более сложной и тонкой, не снижаясь в резкости и решительности тона. В рецензиях он высмеивает поборников «чистого искусства» (Б. Алмазов, Н. Ахшарумов), реакционеров (С. Шевырев, М. Погодин) и славянофилов (К. Аксаков), но отделяет от последних А. Островского (рец. на «Воспитанницу») и И. Кокорева, автора рассказов о московской гор. бедноте. Сочувственно раскрыл Д. поэтич. дар Я. Полонского, хотя направление его лирики было чуждо критику: «Нам теперь нужна энергия и страсть», а поэт, «...недовольный окружающей действительностью, выразил свой протест против нее...» уходом в некий фантастич. мир (Собр. соч., т. 5, с. 149). Пропагандируя свой идеал поэта (рец. на «Песни» Беранже, 1858), Д. теперь подходит к каждому значит. писателю с точки зрения особенностей его таланта, чтобы, исходя из его своеобразия, обратиться к анализу изображенной им жизни.
В статье «Что такое обломовщина?» (1859) Д., сравнив талант Гончарова с лирич. талантом Тургенева, за первым признает «уменье охватить полный образ предмета, отчеканить, изваять его», а отсюда — «...более спокойное и беспристрастное отношение к изображаемым предметам...» (там же, т. 4, с. 310—11). Эти особенности таланта Гончарова дали возможность критику глубоко и всесторонне раскрыть обломовщину как «знамение
- 721 -
времени» и рассмотреть родовые черты типа «лишнего человека», «определить сущность его нового смысла» в предреволюц. обстановке (там же, с. 314). Отметив либеральные ноты в романе (идеализация «деятельности» Штольца, поспешное прощание с Обломовкой), Д. противопоставил им худож. и жизненную правдивость образа Ольги Ильинской. Статья «Темное царство» (1859), объединенная со статьей об «Обломове» единым замыслом, посвящена уже не тонкому культурному слою общества, а дикому и темному царству самодуров (купцов, помещиков, чиновников), в к-ром господствует безудержный произвол на основе имуществ. неравенства. В статье речь идет о «полноте изображения русской жизни», свойственной Островскому; отличит. чертами его таланта Д. считал «уменье заглянуть в самую глубь души человека и подметить не только образ его мыслей и поведения, но и самый процесс его мышления, самое зарождение его желаний», а также «...чрезвычайно гуманное воззрение на самые, по-видимому, мрачные явления жизни и глубокое чувство уважения к нравственному достоинству человеческой натуры...» (там же, т. 5, с. 56). То и другое поднимает читателя над «темным царством», освобождает от страха перед ним, обнаруживает «комическое бессилие» и «нравственное ничтожество» самодуров; результатом является «непримиримая ненависть» к уродливому обществ. строю. В этих статьях Д. современники услышали смелый призыв к действию, к революц. борьбе против обломовщины и «темного царства».
Свои мысли о новом качестве рус. критич. реализма Д. развил применительно к сатире в статье «Русская сатира екатерининского времени» (1859), обрисовав явления, к-рые должны стать предметом сатиры. Идею необходимости худож. новаторства Д. выдвигает на первый план в статьях и рецензиях 1860: этого требуют тема народа и тема революц. деятеля, к-рые становятся ведущими в лит-ре. Наступил канун нар. революции, рус. Инсаровы «...сидят теперь на скамейках гимназий и уездных училищ», «...русская жизнь и русская сила вызваны... на решительное дело...», пора и лит-ре «...обратиться к свежим, здоровым росткам народной жизни, помочь их правильному, успешному росту и цвету...» (там же, т. 5, с. 475; т. 6, с. 363, 288). В связи с этим эпич., драматич. и лирич. поэзия должна овладеть новым содержанием и превратиться в изображение обществ. отношений, в «...изучение всех общественных неправильностей». Когда же «придет возможность... переделки в общественных правах и отношениях», то явится «...энергический лирик с поэтическим словом одушевления и ободрения» (там же, т. 6, с. 177, 178), роман приобретет черты «героической эпопеи» или «эпопеи нашей народной жизни», возникнет революц. драма (там же, с. 119, 228). С точки зрения этой перспективы Д. горячо приветствует шаги к новым темам у старых писателей (проблема нового героя в романе Тургенева «Накануне», иронич. отношение к «лишним людям» в повестях Плещеева, создание решительного нар. характера в «Грозе» Островского) и разработку нар. темы молодыми писателями. Д. высоко ставит художественность и народность творений Т. Г. Шевченко, отмечая исторически верное изображение прошлого в «Гайдамаках» и «спокойную грусть» его лирики, оставляющую тем более тяжелое, сжимающее сердце чувство. Такой органичной поэтич. силы не хватает И. Никитину, подражанием заслоняющему свою «тему горьких и беспомощных страданий бедняка». В статье «Когда же придет настоящий день?» благожелательно и проникновенно раскрыл Д. особенности худож. дара Тургенева — «живое отношение к современности», умение «отозваться на всякую благородную мысль и честное чувство», «мягкость и какую-то поэтическую умеренность» (там же, с. 99). Отметив, что Тургенев в
- 722 -
силу этой особенности таланта «не в состоянии был бы написать героическую эпопею», время к-рой к тому же еще не пришло, Д. тем не менее чрезвычайно высоко расценивает роман «Накануне». Критик указывает, что намеченный Тургеневым раньше «путь создания возвышенных характеров, принужденных смиряться под ударами рока» (Лаврецкий из «Дворянского гнезда»), в новой обстановке «сделался очень скользким». В последнем романе писатель наметил «другие положения, другие типы», выразил «общественную потребность дела» (там же, с. 105). Касаясь образа Инсарова, Д. нарисовал свой идеал передового деятеля и борца, нового героя рус. жизни, одного из тех, кому предстояло приблизить «настоящий день», день освобождения народа. С др. стороны, в статье «Луч света в темном царстве» Д. подчеркнул, что истинно трагич. высоты теперь достигает «сосредоточенно-решительный» характер, подобный характеру Катерины из «Грозы», самоотверженный «...в том смысле, что ему лучше гибель, нежели жизнь при тех началах, которые ему противны». Такой характер «... составляет шаг вперед не только в драматической деятельности Островского, но и во всей нашей литературе», предвещает взрыв народного возмущения (там же, с. 337, 334). Сильный и цельный характер Катерины выражает, по мнению Д., созревшее в самой жизни стремление к свободе. Статьи Д. о Гончарове, Островском, Тургеневе были значит. обществ. и лит. событиями; насыщенные революц. пафосом, они оказали громадное влияние на мн. поколения читателей; они остаются классич. образцами рус. лит. критики.
Единственная лит.-критич. статья 1861 «Забитые люди» является ответом на полемич. статью Ф. М. Достоевского «Г. — бов и вопрос об искусстве» («Время», 1861, № 2), в к-рой писатель выступил в защиту вечных и неизменных законов иск-ва, отступающих, впрочем, на второй план во времена социальных катаклизмов. Д. показал, что к творчеству самого Достоевского нельзя подходить с точки зрения «вечных законов» и что живое, гуманное, идущее от Гоголя содержание его книг может только подкрепить осн. идеи «реальной критики»: бо́льшая часть забитых героев писателя «...хранит в себе живую душу и вечное, неисторжимое никакими муками сознание своего человеческого права на жизнь и счастье» (там же, т. 7, с. 275). Вместе с тем произв. Достоевского и его статья заново поставили перед Д. вопросы о противоречиях психологии «забитых людей» и о сложности творч. процесса. Статья «Забитые люди» явилась началом новых раздумий над социальными и лит. проблемами, оборванных смертью критика.
Д. как поэт вошел в историю рус. революц. и сатирич. поэзии. Ранние его стихи имеют преим. биографич. значение. Зрелая лирика Д. сформировалась под влиянием Н. А. Некрасова, испытала также благотворное воздействие Г. Гейне. Для интимной лирики Д. характерен искренний и строгий анализ своих чувств и настроений, для гражданской — гневный революц. пафос и сознание историч. значения своей деятельности («Милый друг, я умираю...» и др.). Лирич. стихи Д. были опубл. в большинстве своем только после его смерти. Разрабатывая теорию сатиры и блестяще пользуясь оружием смеха в статьях и рецензиях, Д. сам был выдающимся поэтом-сатириком. Его пародии в «Свистке» и «Искре», высмеивающие творения «чистой поэзии», его острые насмешки над либеральным обличительством и казенно-патриотич. славословием, его сатиры на либералов, славянофилов, реакционеров, откупщиков точно били в цель и служили образцом революц.-демократич. обличений.
Эстетика, критика и публицистика Д. оказали глубокое влияние на современников и поколения передовой молодежи, на писателей-демократов, на критику
- 723 -
Д. И. Писарева и М. Е. Салтыкова-Щедрина, в значительной степени и на народнич. критику, хотя она отошла от мировоззрения и критич. принципов Д. и воспринимала его преим. как публициста. Большая заслуга принадлежит Н. Г. Чернышевскому, подготовившему первое собр. соч. Д. (неоднократно переизданное) и собравшему переписку критика.
Борьба вокруг Д. после его смерти поставила ряд вопросов изучения его наследия, к-рые разрабатывала позднее марксистская мысль, уясняя значение Д. в истории рус. и мировой обществ. мысли и лит. критики. К. Маркс поставил Д. «наравне с Лессингом и Дидро» (см. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 26, 1935, с. 164), Ф. Энгельс назвал его и Чернышевского двумя социалистическими Лессингами (см. там же, 2 изд., т. 18, с. 522), высоко оценив их критич. мысль и «самоотверженные искания чистой теории» (там же, т. 27, 1935, с. 389). Содержание деятельности Д. как последовательного, «мужицкого демократа» раскрыл В. И. Ленин (см. Соч., т. 19, с. 55; т. 27, с. 244). «...Всей образованной и мыслящей России, — писал он, — дорог писатель, страстно ненавидевший произвол и страстно ждавший народного восстания против „внутренних турок“ — против самодержавного правительства» (там же, т. 5, с. 296). В. И. Ленин высоко расценивал Д. и как лит. критика: «Из разбора „Обломова“ он сделал клич, призыв к воле, активности, революционной борьбе, а из анализа „Накануне“ настоящую революционную прокламацию, так написанную, что она и по сей день не забывается» (цит. по кн.: В. И. Ленин о литературе и искусстве, 1960, с. 652). Определ. вклад в освещение наследия Д. внесли В. И. Засулич и Г. В. Плеханов, выступивший против народнических и ликвидаторских искажений, но подчеркивавший преим. просветит. идеи Д., в отличие от ленинской точки зрения о революц. демократизме Чернышевского и Д. Другую тенденцию — к модернизации наследия Д. — выразили работы Ю. М. Стеклова. Ленинские воззрения отстаивали В. В. Воровский и А. В. Луначарский. Изучение наследия Д. в сов. годы развернулось на основе ленинской концепции рус. освободит. движения: преодолеваются вульг. социологизм и модернизация, расширяется и уточняется состав соч. Д., публикуются материалы для его биографии. В 30-е гг. появляются работы П. И. Лебедева-Полянского, В. Е. Евгеньева-Максимова, В. Я. Кирпотина, А. Лаврецкого и др. В 1934—41 вышло первое научное Полное собр. соч. Д., подготовленное коллективом исследователей (Лебедев-Полянский, Б. П. Козьмин, Ю. Г. Оксман и др.). На работы о Д. в 30—40-е гг. повлиял культ Сталина (тенденция к обособлению Д. от развития мировой философ. и эстетич. мысли, элементы модернизации и догматизации), но в основном изучение наследия Д. расширялось и углублялось. Были изданы «Летопись жизни и деятельности Н. А. Добролюбова» С. А. Рейсера, работы Б. И. Бурсова, Б. Я. Бухштаба, Г. А. Бялого, В. В. Жданова, З. В. Смирновой и др. Появились специальные работы о политич., эстетич., педагогич. взглядах Д., о его отношении к нар. творчеству, к отд. писателям, о его сатире и лирике, о «реальной критике» и др. В связи со 100-летием со дня смерти Д. выпускается новое 9-томное собр. соч. (с 1961), впервые включающее эпистолярное наследие критика.
<Илл. см. на вклейке между стр. 720—721.>
Соч.: Сочинения, [под ред. Н. Г. Чернышевского], т. 1—4, СПБ, 1862; Полн. собр. соч., под ред. М. К. Лемке, т. 1—4, СПБ, 1911; Полн. собр. соч., под ред. Е. В. Аничкова, т. 1—9, СПБ, [1912—13] (т. 10 не вышел); Полн. собр. соч., под общ. ред. П. И. Лебедева-Полянского, т. 1—6, М. — Л., 1934—41; Собр. соч., т. 1—3, М., 1950—52; Собр. соч. в 9 тт., т. 1—8, М. — Л., 1961—64; Избр. филос. произв., т. 1—2, [М.], 1948; Стихотворения, вступ. ст. и прим. Б. Я. Бухштаба, М. — Л., 1962.
Письма: Материалы для биографии Н. А. Добролюбова, собранные в 1861—62. [Н. Г. Чернышевским], т. 1, М., 1890 (201 письмо; есть цензурные купюры; письма будут полностью собраны в 9-м т. Собр. соч. в 9 тт., М. — Л., 1961—).
- 724 -
Лит.: К. Маркс и Ф. Энгельс о литературе, М., 1958; В. И. Ленин о литературе и искусстве, 2 изд., М., 1960; Воровский В. В., Н. А. Добролюбов, в кн.: Лит.-критич. статьи, М., 1956; Луначарский А. В., Н. А. Добролюбов, в кн.: Статьи о лит-ре, М., 1957; Засулич В. И., Д. И. Писарев и Н. А. Добролюбов, в ее кн.: Статьи о рус. лит-ре, М., 1960; Плеханов Г. В., Добролюбов и Островский, в кн.: Лит-ра и эстетика, т. 1, М., 1958; Стеклов Ю., Жизнь и деятельность Н. А. Добролюбова (1836—1861), Л., 1930; Лебедев-Полянский П. И., Н. А. Добролюбов. Мировоззрение и лит.-критич. деятельность, 2 изд., М., 1935; Евгеньев-Максимов В., «Современник» при Чернышевском и Добролюбове, Л., 1936; его же, Добролюбов в «Современнике», «Год девятнадцатый», альм. 9, М., 1936; его же, Некрасов и Добролюбов, в его кн.: Некрасов в кругу современников, Л., 1938; Берлинер Г., Лит. противники Н. А. Добролюбова, в кн.: Лит. наследство, т. 25—26, М., 1936; Нифонтов А., Н. А. Добролюбов в оценке основоположников марксизма-ленинизма, там же; Покусаев Е., «Губернские очерки» Салтыкова-Щедрина и обличит. беллетристика 50-х гг. в оценке Чернышевского и Добролюбова, «Уч. зап. Саратовск. гос. пед. ин-та», 1940, в. 5; Лаврецкий А., Белинский, Чернышевский, Добролюбов в борьбе за реализм, М., 1941; Бурсов Б., Вопросы реализма в эстетике революц. демократов, М., 1953; его же, Рус. революц. демократы о положительном герое, Л., 1953; Бялый Г. А., Н. А. Добролюбов о языке рус. писателей, «Уч. зап. ЛГУ. Серия филологич. наук», 1954, № 173, в. 20; Караганов А., Чернышевский и Добролюбов о реализме, М., 1955; Егоров Б., О форме лит.-критич. статей Н. А. Добролюбова, «Уч. зап. Тартуского ун-та», 1956, в. 43; Козьмин Б. П., Журнал «Современник» — орган революц. демократии. Журнально-публицистич. деятельность Н. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова, М., 1957; Жданов В. В., Добролюбов, 3 изд., М., 1961; его же, Добролюбов, в кн.: История рус. критики, т. 2, М. — Л., 1958; Смирнова З. В., Вопросы худож. творчества в эстетике рус. революц. демократов, М., 1958; Азадовский М., Добролюбов и рус. фольклористика, в его кн.: Статьи о лит-ре и фольклоре, М. — Л., 1960; Четунова Н., Добролюбов и Писарев — критики Тургенева, в ее кн.: В спорах о прекрасном. Статьи, М., 1960; Базанов В., Добролюбов и народознание, «Рус. лит-ра», 1962, № 2; Встречался ли Н. А. Добролюбов с А. И. Герценом в 1860 г.? [отчет о дискуссии], в кн.: Революц. ситуация в России в 1859—1861 гг., М., 1962; Прийма Ф., Н. А. Добролюбов и рус. освободит. движение, «Рус. лит-ра», 1963, № 4; Соловьев Г., Эстетич. взгляды Н. А. Добролюбова, М., 1963; Н. А. Добролюбов — критик и историк рус. лит-ры. Сб. Ленингр. ун-та, под ред. Н. И. Тотубалина, Л., 1963; Зельдович М. Г. и Черняков М. В., Н. А. Добролюбов. Семинарий, [X.], 1961; Рейсер С. А., Летопись жизни и деятельности Н. А. Добролюбова, М., 1953; его же, Добролюбов в Нижнем Новгороде. 1836—1853, [Г.], 1961; Н. А. Добролюбов в воспоминаниях современников, [вступ. ст. В. В. Жданова, подгот. текста, коммент. С. А. Рейсера], Л., 1961; Щипунов П. Т. [сост.], Н. А. Добролюбов 1836—1861. Рекомендат. указатель лит-ры, Л., 1954; Боград В., Журнал «Современник» 1847—1866. Указатель содержания, М. — Л., 1959; Corbet Ch., La critique de Dobroljubov, «Revue des Etudes slaves», 1952, v. 29; Bazylow L., Mikołaj Dobrolubow, [Lódź]. 1955; Mokrejš A., Estetická východiska Dobroljubovov y literárně kritické činnosti, «Filosofický časopis», 1956, № 4; Рыскин Ю. Д. [сост.], Николай Александрович Добролюбов. 1836—1861. Указатель литературы 1917—1960 гг., М., 1961; История русской литературы XIX в. Библиографический указатель, под ред. К. Д. Муратовой, М. — Л., 1962.
Г. А. Соловьев.