ДИАЛО́Г (греч. διάλογος — разговор, беседа) — особая форма устной речи, представляющая собой разговор двух или нескольких лиц. Для Д. характерно более или менее быстрое чередование реплик и определенное их строение, отличное от строения монологической речи (см. Монолог); ему свойственны не только лаконичность и эллиптичность реплик, что является признаком разговорной речи вообще, но и специфич. особенность — взаимообусловленность синтаксической структуры реплик собеседников, объединяющая Д. в единое речевое целое.

Особенности художественно обработанного Д. во многом определяются родом и жанром лит-ры. В драме Д. — осн. способ изображения характеров и развития сюжета. Драматич. Д. 18—20 вв. развивался гл. обр. от «диалогизованного» монолога героев классицистических пьес к более сложным формам Д., принесшим не только бо́льшую естественность диалогич. речи героев, но и «внутреннюю тему» речи многих персонажей, лирич. подтекст, объединяющий внешне не связанные части Д., многоголосие и т. д. Д. в прозе является одним из двух осн. видов словесного изображения — наряду с авторским повествованием. Эта обязательная соотнесенность прозаич. Д. с авторской речью, с описанием сопутствующих разговору жестов, мимики и другими средствами характеристики персонажей отличает функции Д. в новелле, романе от Д. в драме. В рус. прозе конца 18 в. — в лит-ре «путешествий», в соч. Д. И. Фонвизина «Друг честных людей, или Стародум», в повести Н. М. Карамзина «Наталья боярская дочь» разговоры героев не вливаются в повествование органично, а даются гл. обр. в драматич. форме, как отдельно вписанные куски. Развитие формы прозаич. Д. находим уже в светских повестях А. Марлинского, как в Д. персонажей, так и в диалогизованном монологе автора с читателем. У Гоголя и представителей «натуральной школы» Д. приобретает особенно большую характерологическую роль; в него широко вводятся экспрессивные, социальной индивидуально окрашенные элементы; создаются своеобразные формы комич. диалога — с разорванной логич. связью между репликами; с подчеркнутым использованием «низкой» лексики. Особенно большую эмоциональную и идеологич. нагрузку приобретает Д. в романах Ф. М. Достоевского. «Диалог здесь не преддверие к действию, а само

670

действие. Он и не средство раскрытия, обнаружения как бы уже готового характера человека; нет, здесь человек не только проявляет себя вовне, а впервые становится тем, что он есть...» (Бахтин М., Проблемы поэтики Достоевского, 1963, с. 338).

В романах Э. Хэмингуэя Д., при видимой его непринужденности, близости к реальной речи, на самом деле гораздо дальше от бытового Д., чем, напр., Д. «натуральной школы». Речь его героев гораздо напряженнее естественной речи; в ней много намеков и умолчаний. «Каждый из них говорит как бы с самим собой, подает реплики на собственные мысли, ведет своего рода внутренний диалог, на который таким же внутренним диалогом отвечает его собеседник» (Кашкин И., Содержание — форма — содержание, см. «Вопр. лит-ры», 1964, № 1, с. 140).

Д. существует также как самостоят. лит.-публицистич. жанр, к-рый достиг большого развития уже в античности: философ. диалоги Платона («Пир», «Федон», «Федр» и др.), «Разговор гетер» Лукиана. В Европе Д. получил большое распространение в эпоху Реформации (напр., в Германии), во времена Просвещения: «Разговор между раввином и христианином» И. Гердера, «Разговор свободных каменщиков» Г. Лессинга — в Германии; «Провинциальные письма» Б. Паскаля, «Диалог мертвых» Ф. Фенелона, «Парадокс об актере», «Племянник Рамо» Д. Дидро — во Франции. В России Д. часто встречается в журналах 18 в.: «Всякая всячина», «Были и небылицы». В публицистич. целях форму Д. использовал В. Белинский («Литературный разговор, подслушанный в книжной лавке»), позднее В. Соловьев («Три разговора»), А. Луначарский («Диалог об искусстве») и др.

Лит.: Якубинский Л. П., О диалогич. речи, в кн.: Рус. речь. Сб. статей, под ред. Л. В. Щербы, [т. I], П., 1923; Виноградов В. В., Этюды о стиле Гоголя, Л., 1926, с. 167—77; его же, О худож. прозе, М. — Л., 1930, с. 32—49; Аксенов И., Язык сов. драматургии, «Театр и драматургия», 1934, № 6; Щерба Л. В., Совр. рус. лит. язык, «Рус. язык в школе», 1939, № 4; Винокур Г. О., «Горе от ума» как памятник рус. худож. речи, «Уч. зап. МГУ», 1948, в. 128, кн. 1; Винокур Т. Г., О нек-рых синтаксич. особенностях диалогич. речи, в кн.: Исследования по грамматике рус. лит. языка. Сб. статей, М., 1955, с. 342—55; Борисов Б., Школа мастерства. О языке драматургии Горького, «Театр», 1951, № 6; Шведова Н. Ю., К вопросу об общенародном и индивидуальном в языке писателя, «ВЯ», 1952, № 2; Станиславский К. С., Работа актера над собой, Собр. соч., т. 2—3, М., 1954—55; Михлина М. Л., Из наблюдений над синтаксисом диалогич. речи, Л., 1955; Юзовский Ю., Диалоги героев и голос автора (о языке пьес М. Горького), «Октябрь», 1959, № 1; Люлько Н. П., Новаторство Чехова-драматурга, в кн.: А. П. Чехов — великий художник слова. Сб. статей, Ростов-на-Дону, 1960; Волькенштейн В. М., Драматургия, М., 1960; Бахтин М. М., Проблемы поэтики Достоевского, 2 изд., М., 1963; Wolf H., Dialogues and monologues, N. Y., 1929; Flemming W., Epik und Dramatik. Versuch ihrer Wesensdeutung, Bern, [1955].

М. О. Руднева.