ЧЕШСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
Последнее десятилетие XIX в. в Чехии проходило в условиях обостряющегося общественного кризиса, внутренней политической борьбы, противоречий между буржуазией и демократическими силами. Скомпрометировавшая себя соглашательской политикой с Веной старочешская партия уступила место лидера либеральной партии младочехов, но и та оказалась неспособной решить насущные политические вопросы национального бытия. Вскоре из нее выделился ряд буржуазных партий, из которых самыми значительными были аграрная, народная (реалистическая) и национально-социалистическая. На арену борьбы все заметнее выдвигается пролетариат. Молодые рабочие и студенты объединились в так называемом прогрессивном
451
движении, не имевшем еще четкой политической программы. Над одним из его звеньев, группой «Омладина», в 1894 г. власти учинили расправу, приговорив его участников к тюремному заключению.
Чешская социал-демократия, как и буржуазные партии, выдвигала программу культурно-национальной автономии в рамках Австро-Венгрии и главную свою задачу усматривала в расширении собственного представительства в парламенте. Реформизм социал-демократической партии способствовал появлению анархического движения в разнообразных его формах (религиозный анархизм, толстовский, индивидуалистический, коллективистский, анархо-коммунизм).
В литературе этого времени представлено несколько писательских поколений. Продолжают работать те, кто еще в конце 50-х годов был объединен альманахом «Май» (так называемые «маевцы» — К. Светлая, А. Гейдук); те, кто десять лет спустя группировался вокруг альманаха «Рух» (С. Чех, Й. В. Сладек, Э. Красногорская); полны творческой энергии писатели, объединившиеся вокруг редактируемого Й. В. Сладеком журнала «Люмир» («люмировцы» — Я. Врхлицкий, Ю. Зейер, Й. В. Сладек, принадлежавший к обеим группам). Заявляет о себе самое молодое литературное поколение, которое вначале не имело собственного печатного органа, а затем полностью завоевало себе уже существовавшие журналы — «Весна» (1882—1897), «Нива» (1891—1897) — или открыло свои: «Розгледы» (1892—1908), «Модерни ревю» (1895—1925), «Нови культ» (1897—1905) и др., ставшие платформой для утверждения наряду с критическим реализмом новых тенденций и течений — импрессионизма, символизма, неоромантизма, натурализма, декадентской литературы.
Реакция этих писателей на общественный кризис была различной, но если разногласия внутри старшего поколения не вызывали сколь-либо значительных конфликтов, то выступления молодых против политической и эстетической позиции своих старших коллег переросли в небывалую еще в Чехии по своим размерам литературную борьбу.
Писатели старшего поколения, как и раньше, обличали существующие порядки, противопоставляя враждебной Австро-Венгерской империи чешский народ как национальный коллектив, призывали верно служить ему, укрепляли его веру силой исторических примеров, стремились вселить надежду в конечное торжество справедливости, найти положительный идеал в современной жизни. Именно в 90-е годы достигает особого расцвета чешская политическая поэзия.
В 1895 г. Сватоплук Чех (1846—1908) создает поэму «Песни раба» — аллегорический образ социального и национального угнетения чешского народа. Действие перенесено в экзотическую обстановку, но прямые аналогии с историческим прошлым Чехии, с ее современностью (в том числе процесс над «Омладиной»), призыв к борьбе против «рабского духа» сделали поэму острозлободневной и снискали ей небывалый успех (за один год она выдержала свыше двадцати переизданий).
Если в своих симпатиях С. Чех, как и Я. Неруда, тяготеет к городским низам, то Йозеф Вацлав Сладек (1845—1912) в трудное для народа время поднимает на щит в качестве образца, достойного подражания, образ чешского крестьянина, никого не притесняющего, живущего честным трудом, любящего свою землю («Сельские песни и чешские сонеты», 1890; «Новые сельские песни», 1909). И по форме его стихи приближаются к народной песне. Легкость и простота отличают их от патриотической и политической лирики С. Чеха, Элишки Красногорской (1847—1926). Адольфа Гейдука (1835—1923), страдающей нередко риторичностью.
Ярослав Врхлицкий (1853—1912) в 90-е годы переживает творческий кризис, однако находит в себе силы выйти из него и создает исполненные печали и художественной силы сборники «Окна в бурю» (1894) и «Песни путника» (1895). Вера в торжество жизни, радостные гимны природе, человеку, родной земле наполняют книгу «Древо жизни» (1909). В обширном творческом наследии писателя (свыше двухсот семидесяти книг, из них больше трети — оригинальные) названные сборники — одни из лучших. Искренние, безыскусные, они представляют нечто вроде полемики художника с самим собой. Дело в том, что «люмировцы» старались как бы «догнать» западноевропейскую литературу, отсюда — обращение к темам мировой истории и мифологии, пересадка на чешскую почву новой стихотворной строфики, преклонение перед французскими парнасцами, богатая переводческая деятельность. Автор фрагментов задуманной «Эпопеи человечества» Врхлицкий в общественном кризисе склонен видеть не столько явление чешской действительности, сколько общеевропейское, а то и общечеловеческое. Моральный упадок общества, предчувствие катастрофических изменений вели его к утверждению в поэзии идеалов гения и красоты, совершенства художественной формы, призванных уравновесить сознаваемую им дисгармонию реальной жизни, но при этом нередко
452
виртуозность формы, внешние эффекты становились самодовлеющими.
В отличие от старших коллег по перу молодые писатели были лишены иллюзий. Они не верят в реализацию их демократических идеалов, для них враг — не только Австро-Венгрия, но и прежде всего собственная чешская буржуазия. Они симпатизируют рабочему движению, хотя и не всегда находят к нему дорогу. В общественной жизни они выдвигают лозунг свободы личности, в творческой — полноты раскрытия индивидуальности. Литературная деятельность «люмировцев» видится им эклектичной, лишенной субъективного начала, оторванной от жизни, надуманной. В 1894 г. в журнале «Наше доба», печатном органе реалистов, появилась статья молодого поэта Й. С. Махара, посвященная двадцатилетию со дня смерти В. Галека. Общепризнанный национальный поэт объявлялся талантом второстепенным, несамостоятельным, поверхностным, имеющим значение лишь для своего времени. Ему противопоставлялся Ян Неруда, чье творчество принадлежит будущему и остается недооцененным. В защиту Галека поднялись младочехи и клерикалы, подал свой голос и Врхлицкий. Молодые писатели независимо от разделяющих их убеждений предприняли попытку единым фронтом выступить против старшего поколения. Слово «модерна», иронически брошенное в их адрес Врхлицким, они приняли как самоназвание, и в октябре 1895 г. в журнале прогрессивного движения «Розгледы» появился манифест «Чешская модерна». Его подписали Й. С. Махар, Ф. К. Шальда (они же были его авторами), А. Сова, О. Бржезина, В. Мрштик и др.
Молодые писатели считали, что художник — не просто глашатай какого-то коллектива, выражение интересов которого гарантирует его правоту, он не должен подчинять действительность априорным представлениям, он — обыкновенный гражданин и обязан показывать жизнь такой, как она видится лично ему: «Мы ни в коей мере не акцентируем чешский характер: будь самим собой и ты будешь чешским... Мы хотим правды в искусстве, но не фотографической внешней правды, а той честной внутренней правды, нормой для которой служит только ее носитель — индивид». Авторы манифеста выступали за активность творческого субъекта, против эклектизма, дилетанства, утилитарности в литературе, в частности против эпигонов Врхлицкого, но в манифесте таились некоторые опасности индивидуализма и субъективизма. Выдвигая справедливые требования свободы слова, отрицая преходящие модные направления (натурализм, символизм, декаданс, увлечение оккультизмом), авторы манифеста ратовали за связь литературы с жизнью. Политическая его часть содержала критику буржуазных партий, требования всеобщего избирательного права, равноправия женщин, отстаивала интересы рабочих. Однако в рядах «Чешской модерны» были сторонники разных течений и направлений, единство молодых было иллюзорным, и вскоре после опубликования манифеста группа распалась. Еще до его публикации экстремистски настроенные Арношт Прохазка (1869—1925) и Йиржи Карасек из Львовиц (псевдоним Йозефа Карасека, 1871—1951) обособляются, создают группу чешских декадентов и открывают ее журнал «Модерн реви». Творчество декадентов, в особенности Карасека, отличает атмосфера духовной пресыщенности, болезненной эротики, поза пренебрежения жизнью. Видное место среди них занимает рано умерший поэт Карел Главачек (1874—1898), мастерски запечатлевший настроение разочарованности в общественных отношениях буржуазного мира.
Самым заметным представителем реалистического направления, которого дала «Чешская модерна», был Йозеф Сватоплук Махар (1864—1942). Ему принадлежит также роль одного из теоретиков поколения 90-х годов. В статье «К юбилею Врхлицкого» он указал на существенные черты, отличающие молодую литературу: «Там — бриллиантовые переливы в композиции стихов и строф, у нас — стремление к простоте, там — множество образов, метафор и поэтических фигур, у нас — как бы нарочитая трезвость и простоватость изложения... Наше время для нас — это все, мы живем в нем и с ним, его болями и своими, и стремимся найти лекарство для него и для себя». Махар вскрывает язвы и нарывы, поразившие общество. Его едкая ирония и сатира, скепсис и негативизм охватывают все стороны общественной жизни. Он выступает против правителей Австро-Венгерской империи, срывает маску с клерикалов и лжепатриотов как в Чехии, так и за ее пределами (в 1891—1918 гг. поэт жил в Вене), видит социальный эгоизм и продажность лидеров буржуазных партий, мелочность и бесперспективность их политики, борьбы между ними («Tristium Vindobona», 1893), сокрушается над бесправным положением женщин («Здесь бы розам цвести...», «Магдалина», 1894), обличает фарисейство, трусливость и оппортунизм младочехов («Божьи воины», 1897). В пику «люмировцам» Махар отказывается от изысканности и изощренности формы, пользуется простой строфикой, преимущественно четверостишиями, если же прибегает к более сложным формам (сонет, александрийский стих), они только усиливают ощущение гротескности,
453
поэт лишает слово метафоричности, ориентируясь главным образом на основное его значение, приближает язык поэзии к простому, разговорному, к языку публицистической прозы — короче, идет на все, лишь бы только растворить форму, сделать ее незаметной, обнажив как можно больше само содержание. Благодаря актуальности, четкой адресованности и смелости стихи Махара были очень популярны. Однако, предав уничтожающей критике буржуазный строй, проявив определенные симпатии к рабочему классу, Махар впоследствии не смог найти в реальной жизни положительных идеалов. В начале XX в., подобно Врхлицкому, он стремится охватить картину духовного развития человечества от древнейших времен до первой мировой войны и создает цикл стихотворных сборников «Совестью веков» (1905—1926). В основу цикла положены сборники «В сиянии эллинского солнца» и «Яд из Иудеи» (оба — 1906), в которых внутренняя свобода, оптимизм, гармония интересов человека античного мира противопоставляются мрачному аскетизму и культу посмертной жизни, насаждаемым религией христианства. В дальнейших сборниках — «Варвары», «Языческие костры», «Апостолы» (все — 1911) — поэт обращается к средневековью, итальянскому Возрождению, Реформации и Контрреформации, представляя эволюцию человечества в виде спирали. И хотя в его творчестве продолжают звучать антибуржуазные и антиклерикальные мотивы и сатира на корыстную грызню буржуазных партий («Сатирикон», 1903), утверждение культа сильной личности все заметнее отодвигает поэта на правые позиции. В его творчестве усиливается дидактическое начало в ущерб художественности.
Более счастливая творческая судьба была у его сверстника Антонина Совы (1864—1928). Благодаря эмоциональному, лирическому складу натуры, Сова очень остро и тонко ощущал окружающий мир, касалось ли это природы, интимных отношений или социальной действительности. Объективная реальность, преломляясь через субъективные переживания художника, являла читателю множество оттенков человеческого настроения. Этим Сова обогатил, поднял на новую высоту чешскую лирику, в особенности пейзажную (сб. «Цветы интимных настроений», 1891; «Мы еще раз вернемся...», 1900). Он оставил тонкий, психологически верный портрет своего современника-интеллигента («Надломленная душа», 1896; «Баллада об одном человеке и его радостях», 1902), выразил мечту о лучшем, справедливом обществе («Долина нового царства», 1900; «Жатва», 1913). Обреченный болезнью на долгие годы неподвижности, он находил в себе силы воспевать добро и красоту, грядущее, в котором будет господствовать «горячая любовь всех миров и новых людей». Он один из первых в чешской поэзии обратился к художественным средствам импрессионизма и к поэтике символизма.
Чешский символизм был своего рода реакцией на парнасизм Врхлицкого и на сухой, дидактический реализм Махара. Парадоксально, но появление символизма, как и других направлений, противостоящих «люмировцам», в значительной мере подготовили сборники самого Врхлицкого «Портреты французских писателей» (1897) и «Современные французские поэты» (1893). В отличие от западноевропейского, чешский символизм был очень непродолжительным и не отмежевался так резко от классического наследия, в частности от традиций поэзии социальной. Вершиной его является творчество Отокара Бржезины (Вацлав Игнац Ебавый, 1868—1929). Провинциальный учитель, склонный к одиночеству и философским чтениям, он сначала заявляет об отрешении от бренных мирских радостей («Таинственные дали», 1895), даже прославляет смерть как источник новой, потусторонней жизни («Рассвет на западе», 1896), но, достигнув апогея религиозно-идеалистической мистики («Ветры с полюсов», 1897), возвращается на землю, чтобы воспевать величие человеческого духа («Строители храма», 1899) и всемирное братство («Руки», 1901). Его поэзия ни при жизни автора, ни после не была очень популярной, но у нее всегда были свои поклонники. Медитативная, тяжеловесная, как бы в противовес поэзии Махара насыщенная загадочными образами и сложными метафорами, она по-своему передавала атмосферу общественной жизни того времени — дисгармонию между действительным и желаемым. Она, по мнению В. Незвала, «сделала чешский язык действительно величественным и великолепным». С творчеством Совы и Бржезины в чешской литературе утверждается новый тип стиха — верлибр.
Злободневная политическая лирика определяет творчество рабочих поэтов, организационно принадлежавших к социал-демократической партии. Это Антонин Мацек (1872—1923), автор чешского текста «Интернационала»; Йозеф Крапка-Находский (1862—1909), организатор первомайских демонстраций, сотрудник редакций рабочих газет и журналов; Франтишек Цайтгамл (1868—1936), очень активный как поэт, прозаик, публицист.
Однако никто в чешской литературе конца XIX — начала XX в. не смог раскрыть образ рабочего так реалистически, с такой художественной силой, как это сделал Петр Безруч
454
(псевдоним Владимира Вашека, 1867—1958) — автор единственного сборника стихов «Силезские песни» (1903; ядро книги возникло в 1899—1900 гг.). Поэт настолько проникся горем многих тысяч своих безымянных соотечественников — рабочих, деревенской бедноты, патриотической интеллигенции, настолько остро ощутил денационализацию — умирание родного края (Чешская Силезия), что создал стихи, представляющие как бы сплав личной судьбы поэта и судьбы его народа. Впервые мощно зазвучал голос пролетариата, противостоящего угнетателям, который уже не может мириться со своим тяжелым положением и должен или победить, или погибнуть в борьбе. Монументальность образов, трагизм и сарказм, конкретность письма, тяготение к контрастам («Они и мы») — характерные черты лирики поэта. Поэзия Безруча поднимается до обобщения бесправного положения трудящихся в капиталистическом мире, их стихийного протеста против поработителей. Яркий анонимный дебют поэта, ведущего отшельнический образ жизни, способствовал тому, что личность поэта в представлении читателя обретала ореол таинственности, связывалась не со скромным почтовым служащим, каким он был на самом деле, а с искалеченным шахтером или сталеваром, гневным народным мстителем. Поэзия Безруча, как и творчество рабочих поэтов, предвосхищала появление чешской социалистической литературы.
Ключевые позиции в прозе прочно удерживали литераторы старшего поколения. Как и их сверстники-поэты, прежде всего Сладек, автор страстного стихотворения «Были мы и будем!», большинство из них стремится в тяжелое время дать народу моральную поддержку, на примерах прошлого и современности показать его силу и бессмертие, решающую роль в ходе истории. Самые широкие возможности для этого открывали произведения с исторической и сельской тематикой.
Достигает расцвета творчество основоположника реалистического исторического романа в чешской литературе Алоиса Ирасека (1851—1930), сумевшего в обширных полотнах охватить несколько столетий борьбы чешского народа за свое существование. Его трилогии «Между течениями» (1847—1891), «Против всех» (1893), «Братство» (1899—1908) воссоздают масштабную панораму зарождения, подъема и финала гуситского движения, роман «Тьма» (1915) переносит читателей в мрачные времена господства в Чехии иезуитов, а пятитомная эпопея «Ф. Л. Век» (1888—1906) и четыре книги хроники «У нас» (1896—1903) воскрешают первые шаги и последующий расцвет чешского национального возрождения. Для творческой концепции Ирасека — писателя и историка — характерны демократизм, социальная оценка происходящего. История в его понимании — это непрерывная цепь народно-освободительных движений, звеньями которой являются крестьянские восстания, гуситские войны, революция 1848 г. Степень привлекательности его героев часто находится в зависимости от того, насколько они выступают глашатаями и выразителями интересов народных масс. Во всех романах писателя наряду с известными историческими личностями действует множество вымышленных персонажей, представляющих разные общественные силы. Многоликая галерея героев создает собирательный образ чешского народа, картину расстановки общественных сил, определяющих развитие истории. Однако Ирасеку чужда была идеализация прошлого, как это наблюдается, например, в романах К. В. Райса «Заброшенные патриоты» (1893) и «Закат» (1896), посвященных деятельности национальных будителей. Популярность Ирасека в какой-то мере отодвигала в тень другого крупного мастера исторической прозы, автора многих научных трудов Зикмунта Винтера (1846—1912), который в лучших своих произведениях, и в частности в самом известном романе «Магистр Кампанус» (1909), удачно сочетал талант художника и ученого.
Развитие капитализма разрушало вековой патриархальный уклад чешской деревни. Уходящие традиции, разорение и классовое расслоение крестьянства, появление новых, порочных черт в моральном облике сельского жителя — все это волновало писателей, и в стремлении правдиво отобразить суровую действительность они как художники поднимались на новую ступень критического реализма. В цикле рассказов Антала Сташека (псевдоним Антонина Земана, 1843—1931) «Фанатики наших гор» (1892) явно чувствуется попытка автора проникнуть в сущность социальных проблем села. Впоследствии он создает трехтомный роман «В темных водоворотах» (1900) — о рабочей забастовке и ее кровавом подавлении.
Якуб Арбес (1840—1914), творчество которого в это время протекает в русле беллетризованной публицистики, проявляет заметный интерес к истории европейского рабочего движения, в 1892 г. он издает (под псевдонимом Й. Свобода) свои работы «Из истории борьбы за искоренение человеческого горя» и «Первые социальные революции». Его привлекают также вопросы психологии литературного творчества. Статьи, посвященные Махе, Сабине, Неруде, Тургеневу, По, Гюго, Золя, Диккенсу и другим писателям, вышли в сборниках «Загадочные
455
натуры» (1909) и «Из творческой мастерской поэтов» (1915).
Освобождаются от патины этнографизма сочинения Терезы Новаковой (1853—1912), которая самая назвала свое творчество «документально-реалистической прозой». В поле зрения писательницы человек из народа, искатель правды. Так, центральный персонаж романа «Иржи Шматлан» сельский ткач, разочаровавшись в религии, находится под влиянием рабочего-социалиста, раскрывшего ему глаза на то, «как социальная демократия отпразднует Первое мая повсюду в городах.... как мещане и капиталисты боятся, что взлетят на воздух, как они призывают на помощь армию и полицию». Стремятся к истине, подвергают сомнениям религиозные догмы, ищут пути к применению своих умственных и физических сил и члены пантеистической секты — герои романа «Дети чистого живого духа» (1909). Новакова показывает пытливый, трезвый ум чешского крестьянина, но при этом, как свидетельствует ее роман «На земле Либры» (1907), от ее взгляда не ускользает и неоднородность крестьянских масс, их классовая дифференциация.
В этом отношении писательница продолжает традиции Карела Вацлава Райса (1859—1926). Его романы «Преступление Калибы» (1892), «Барынька» (1897) и «К лучшему» (1899) выходят за пределы традиционной чешской тематики, связанной с раскрытием национальных чувств жителей села. Автор сосредоточивает свое внимание на социальных моментах, являющихся нередко причиной трагической гибели его героев. При этом благотворное влияние на Райса, как и на многих других чешских писателей, оказала его ориентация на передовую русскую литературу.
Среди произведений о жизни деревни значительное распространение получил роман-хроника, в котором прослеживаются судьбы нескольких поколений. Автором таких романов был Йозеф Голечек (1853—1929). Определенный след в его творчестве оставило неоднократное посещение России, но, к сожалению, близость его к славянофильским кругам отрицательно сказалась на его мировоззрении: социальное неравенство, считал он, может быть устранено путем реформ и просвещения. Все новое, революционное писатель принимал с недоверием, признавая один-единственный идеал — патриархальную деревню. Это отразилось и на труде всей его жизни — двенадцатитомном цикле романов «Наши», выходившем с 1898 по 1930 г. Произведение это привлекает совершенным знанием жизни села, симпатией к его труженикам, антиклерикальной и антикапиталистической направленностью.
Темы отчуждения от народа касается Ян Гербен (1857—1936). В романе «До третьего и четвертого поколения» (1892) один из главных героев искупает «грехи предков» — отца и деда, — отказывается от сытой господской жизни, добытой путем ренегатства, и возвращается в село, к народу. Об облагораживающем действии здоровой деревенской жизни говорится в хронике Алоиса Мрштика (1861—1925) «Год в селе» (1903—1904). Окончательную редакцию автор провел вместе с братом Вилемом. В девятитомном романе содержится богатый фактический материал — наблюдения над бытом и фольклором моравско-словацкого села.
В этот период городская тема занимает в прозе более скромное место — и в количественном, и в жанровом отношении, в основном это малые формы. Обращение к жизни города зачастую связано с обличением мещанства, мелкой буржуазии, олицетворением которой являлся пан Броучек — популярный уже к тому времени сатирический персонаж Сватоплука Чеха. Параллельно с рассказами о жизни рабочих («Душа фабрики», 1894) Матей Анастазия Шимачек (1860—1913) публикует пять сборников «Из записок студента философии Филипа Коржинека» (1893—1897), где метко характеризуются эгоизм и беспринципность пражского мещанина. Как такая мещанская среда способна довести честного человека до гибели, показывает Игнат Герман (1854—1935) в романе «У съеденной лавки» (1890).
Имя Германа иногда связывается с возникновением натурализма в чешской прозе. Однако на чешской почве натурализм не получил существенного развития, поэтому, пожалуй, более правильно было бы говорить о частичном его проявлении в творчестве отдельных писателей. Их было немного. Самые известные — Чапек-Ход и Вилем Мрштик. Объект внимания Карела Матея Чапека-Хода (1860—1927) — процесс упадка и разложения буржуазного общества. Это мы видим и в первом зрелом его произведении «Кашпар Лен — мститель» (1908), где рабочий, правда, еще не осознавший себя представителем класса, стихийно поднимается на борьбу — убивает купца, соблазнителя его возлюбленной, и в самом известном его романе «Турбина» (1916), где терпят крах и отец-предприниматель, и дочь, мечтающая о карьере артистки, и в книге «Антонин Вондрейц» (два тома, 1917—1918), повествующей о судьбе бедного поэта, об угасании его таланта. Как натуралисту Чапеку-Ходу присущи подробное описание социальной среды, внимание (часто чрезмерное) к отдельным деталям, детерминизм: большинство его персонажей — люди беспомощные, бессильные противостоять разрушающему влиянию
456
окружения, что приводит к краху все стремления героев. Обращаясь к трагикомическим ситуациям, писатель, казалось бы, безучастно опускает своих персонажей с высоты их мечтаний в серую будничность реальности.
Эмоциональный диапазон произведений Вилема Мрштика (1863—1912) значительно шире. Его лирическая идиллия «Майская сказка» (1892) излучает жизнеутверждение и радость, гармоническое слияние красоты двух влюбленных душ с красотой окружающей природы, а в романе «Santa Lucia» (1893) он описывает темные городские кварталы, где протекает нищенская жизнь безнадежно влюбленного студента. Действие как таковое приглушено, вместо него на первый план выдвигаются лирические монологи, которые выражают внутреннее состояние героя, чистоту его мечтаний и контрастируют с бесцветной, обыденной действительностью. Выступая со статьями в защиту натурализма, В. Мрштик первым в чешской литературе обратился и к широкому использованию приемов импрессионизма. В то же время для него постоянным ориентиром была прогрессивная русская литература (известны его переводы Гончарова, Достоевского, Толстого), и свое творчество он стремился соединить с традиционным развитием чешской реалистической прозы.
В дальнейшем черты натурализма и вместе с тем импрессионизма проявились в ранних произведениях Анны Марии Тильшовой (1873—1957) — в сборниках «Семнадпать рассказов» (1903), «На горах» (1905), романах «Фани» (1915), «Старая семья» (1916) и др.
В литературе конца XIX — начала XX в. заметным явлением был неоромантизм. Не находя соответствия своим идеалам в реальной жизни и в то же время стремясь воспеть величие человеческого духа, писатели нередко обращались к народным сказкам, легендам, преданиям, к историческим примерам. Самым заметным представителем неоромантизма был Юлиус Зейер (1841—1901). Он с участием относится к бесправному положению чешского народа, однако не видит в его недрах никакой силы, способной что-либо изменить в существующей ситуации. Частые зарубежные поездки только укрепили его скептицизм. В окружении чешских мещан он особенно сильно чувствует свою изолированность, поэтому его произведения той поры — «Ян Мария Плойгар» (1891), «Дом „У тонущей звезды“» (1894), «Три легенды о распятии» (1895) — исполнены пессимизма, разочарования, их герои живут и умирают в чужой для себя среде, в одиночестве. В драматургии, как и Врхлицкий, Зейер предпочитает исторические и сказочные сюжеты. Обоих писателей привлекают мотивы героического прошлого чешского народа. Параллельно с этим Врхлицкий пишет драмы на библейские и античные темы, самые удачные из них «Сватовство Пелопа» (1890), «Примирение Тантала» и «Смерть Гипподамии» (обе — 1891), составляющие трилогию «Гипподамия». Зейр останавливает свое внимание на словацкой народной сказке и по ее мотивам создает драму «Радуз и Магулена» (1898), которая вместе с пьесами-сказками «Принцесса Одуванчик» (1897) Квапила и «Фонарь» (1905) Ирасека принадлежит к лучшим образцам чешской драматургии конца XIX — начала XX в.
Дальнейшее развитие принципов критического реализма в драматургии прежде всего сказалось в пьесах на сельские темы. Классовый антагонизм жителей новой, капиталистической деревни, власть денег, лишающая их владельцев моральных человеческих качеств, предстают в драмах Ирасека «Войнарка» (1890) и «Отец» (1894), в пьесе Габриэлы Прейсовой (1862—1946) «Ее падчерица» (1890), послужившей основой для известной оперы Леоша Яначека. Одной из лучших на эту тему является пьеса Алоиса и Вилема Мрштиков «Мариша» (1894).
Важным явлением в развитии чешской исторической драмы стала гуситская трилогия Ирасека — «Ян Жижка» (1903), «Ян Гус» (1911) и «Ян Рогач» (1914). Центральные фигуры этих пьес не герои-одиночки, возвышающиеся над толпой, они связаны с простыми людьми самыми тесными узами. Авторские ремарки свидетельствуют, что почти каждый поступок главного персонажа получает одобрение или осуждение народа. Вот этот-то голос народа, призывающий к борьбе, в 1917 г. зазвучал настолько актуально, что австрийская цензура распорядилась изъять пьесы из репертуара или выбросить из них отдельные реплики и целые сцены.
Заметное развитие в этот период получила эстетическая мысль. Театральный и музыкальный критик, один из основоположников чешской эстетики Отакар Гостинский (1847—1910) в работах «О художественном реализме» (1890) и «Искусство и общество» (1907) рассматривает теоретические вопросы литературы, в частности вопрос о художественном методе, о соотношении правды и красоты. Романтизм, считает он, уместен в произведениях с исторической тематикой, современность же требует единственно реалистического изображения. Статьи Гостинского, выступления в печати В. Мрштика, собранные им в книге «Мои мечты». Pia desideria» (два тома, 1902—1903), отстаивали позиции критического реализма.
Традиции Гостинского продолжил его ученик,
457
музыковед, историк и литературный критик Зденек Неедлый (1878—1962). Ему принадлежат объемные труды, посвященные гуситскому песнопению, статьи по эстетике («Кризис эстетики», 1912), а также ряд литературоведческих исследований, в частности работа «Алоис Ирасек» (1902), имеющая важное значение для правильной оценки творчества основоположника чешского исторического романа.
Новые требования к литературе получили свое теоретическое обоснование в трудах другого крупного чешского критика — Франтишка Ксавера Шальды (1867—1937), взгляды которого отражены в манифесте «Чешская модерна». Он стремится выделить критику как отдельный литературный жанр, придать ей научный характер, при котором оценка произведения основывалась бы на объективных данных последнего, а не являлась только следствием эмоционального восприятия его критиком. Отсюда и требование тщательного, скрупулезного анализа художественного текста. В то же время он считает критику своего рода искусством. Образцы такого подхода к литературе Шальда подает в книге эссе «Бой за завтрашний день» (1905), в работе «Современная чешская литература» (1909), в очерках-портретах чешских и зарубежных писателей «Душа и творчество» (1913). Большое значение он придавал творческому потенциалу произведения, его способности вторгаться в жизнь, однако провозглашенная им «внутренняя правда художника» как критерий оценки искусства подчас приводила к тому, что произведения с максимальным самовыражением автора получали у Шальды порой завышенную оценку, не всегда совпадавшую с их объективной значимостью. Авторитет Шальды оставался непреложным для нескольких поколений чешских литераторов, его работы не потеряли значения и в наши дни.
В этот период в Чехии активно развивается капитализм. Значительно увеличилось количество чешских банков, расширилось производство. Гонимые безработицей, многие тысячи человек ежегодно вынуждены были оставлять родную землю, эмигрировать за океан. С радостью встретили чешские трудящиеся весть о русской революции 1905 г.; они принимали участие в забастовках, массовых демонстрациях, митингах солидарности с русским пролетариатом. События в России вдохновили Чеха на создание поэмы «Степь» (осталась неоконченной); Махар пишет ряд стихотворений, среди которых «Россия в январе 1905 года»; Сова создает самую революционную свою книгу «Приключения отваги» (1906).
В начале века выступает группа молодых писателей, которую вслед за чешским литературоведом Ф. Бурианеком принято называть «поколением бунтарей». Главными ее представителями были С. К. Нейман, К. Томан, Ф. Гельнер, Ф. Шрамек, М. Майерова, Я. Гашек и др. Их объединяло бунтарство, «направленное не только против государства и капиталистического строя, против церкви, милитаризма, гнета национального и классового, но и против мещанской морали, деформации любовных и семейных отношений, социальной действительности, ограничивающей свободу человека и его естественность» (Ф. Бурианек). Политической платформой этих писателей был анархизм, во многом опиравшийся на рабочее движение. Писатели принимали участие в собраниях и волнениях северочешских шахтеров и текстильщиков, приобщались к вопросам классовой борьбы, выступали против реформизма и соглашательства чешской социал-демократии, признавали необходимость уничтожения буржуазного государства, но слабым местом их программы была конструктивная часть, требующая ликвидации государства вообще.
Идейным вдохновителем и организатором молодых был Станислав Костка Нейман (1875—1947). Он дебютировал еще в 1895 г. сборником стихов «Nemesis, bonorum custos», написанных в заключении после процесса над «Омладиной». Выйдя на свободу и разочаровавшись во всех существующих тогда в Чехии политических партиях, он примыкает к декадентам, в издательстве журнала «Модерни реви» публикует три сборника стихов: «Я — апостол новой жизни», «Апострофы гордые и страстные» (оба — 1896) и «Слава сатаны среди нас» (1897). В них сочетаются влияния социалистических идей и жест гордого индивидуума, шокирующего мещанское болото. Но вскоре писатель порывает с декадентами и начинает издавать свой собственный журнал «Нови культ», прошедший эволюцию от индивидуалистического анархизма к анархо-коммунизму и рабочему движению. Вокруг этого журнала и группировалось «поколение бунтарей». Сборник «„Сон о толпе отчаявшихся“ и другие стихи» (1903) Неймана свидетельствует о том, что на смену индивидуализму вскоре приходит чувство причастности к коллективу, к массам. Со временем анархизм себя вообще изживает, в группе молодых происходит внутренняя дифференциация, и творческие пути их расходятся. Нейман окончательно освобождается от влияния символизма и издает книги актуальной политической лирики «Цветы разных времен года» (1907) и «Чешские песни» (1910), а также лирики пейзажной — «Книга лесов, холмов и вод» (1914), которая считается вершиной его довоенного творчества.
458
Так же как и Нейман, вступают в литературу в 90-е годы и так же сравнительно быстро отходят от декаданса Карел Томан (псевдоним Антонина Бернашека, 1877—1946) и не принадлежавший к «Неймановой дружине», но стоящий близко к ней Виктор Дык (1877—1931). С юношеским оптимизмом и жизнелюбием воспевает Томан любовные переживания и страдания в книге стихов «Набросок жизни» (1902). Сборник «Меланхолическое паломничество» (1906) вносит в чешскую литературу тему жизни больших европейских городов, которые пришлось автору посетить, а заодно тему ностальгии, логически переходящую в воспевание родной земли («Солнечные часы», 1913). Поэзии К. Томана свойственна мягкость рисунка, конкретность личных впечатлений.
Основные сборники В. Дыка («Сатиры и сарказмы», 1905; «Сказки нашей деревни», 1910) направлены против национального гнета и осмеивают нерешительность в борьбе с ним.
Очень ярко проявились анархистские тенденции в бунтарской социальной и политической поэзии Франтишка Гельнера (1881—1914) и Франи Шрамека (1877—1952). Гельнер успел издать всего два сборника: первый — с вызывающим названием «После нас хоть потоп!» (1901), а второй — с ироническим — «Радости жизни» (1903). Главная их черта — нарочитая депоэтизация окружающей действительности. Для автора не существует официально признанных идеалов. Он видит социальное неравенство, политическую демагогию, фарисейство клерикалов, оппортунизм социал-демократии. Его стихи — своеобразный способ самозащиты от опустошающей, разлагающей мещанской жизни. Они напоминают куплеты, уличные песенки, полны цинизма, вульгарных выражений, но за всем этим кроется нежная, легко ранимая душа поэта, истосковавшаяся по подлинной красоте человеческих отношений.
Шрамек в стихах стремится к простоте формы, часто обращается к песенной строфике, широко использует лексион городских низов. Этим его сборник «Горькая жизнь, я все равно тебе рад» (1905) перекликается с поэзией Гельнера. В книге «Синий и красный» (т. е. «синий резервист, красный анархист», 1906) собраны стихи антимилитаристского характера. Они были очень популярны среди рабочих и даже распевались как песни. В книге «Плотина» (1916) раскрылось мастерство поэта-лирика. Эмоциональность и лиричность поэтической натуры Шрамека проявились и в его прозаических произведениях. Среди них самый значительный — роман «Серебряный ветер» (1910), повествующий о первых встречах юного героя с правдой жизни, о нелегком процессе его возмужания. В романе очень верно передана атмосфера городской жини начала века. Это лучший чешский роман того времени.
В этот период появляются первые произведения Марии Майеровой (1882—1967) и Ивана Ольбрахта (псевдоним Камила Земана, 1882—1952). Они стали основоположниками чешской социалистической прозы. Представители левового крыла социал-демократии, а позднее активные деятели КПЧ, они были тесно связаны с рабочим движением. Если в ранних произведениях Ольбрахта еще слышатся отзвуки анархической мечты об абсолютной свободе индивидуума (сб. рассказов из жизни босяков «О злых нелюдимах», 1913), то позже автор осуждает любой эгоизм в отношениях между людьми (роман «Тюрьма темнейшая», 1916). Майерова пишет о женщинах из пролетарской среды (повесть «Девственность», сб. рассказов «Повести из пекла», 1907; «Красные цветы», «Пустоцвет любви», 1911, и др.). В романе «Площадь Республики» (1914) писательница рассматривает природу анархизма и говорит о его несостоятельности.
К такому же выводу со временем приходит и Ярослав Гашек (1883—1923). Материалом для первых его рассказов служили впечатления от многочисленных путешествий писателя по Чехии и Словакии. Если в раннем творчестве Гашека преобладала мягко-юмористическая окраска (осмеивание жадных богатеев, чванливых помещиков, скудоумных монахов), то после сближения его с кругами анархистов (1904—1907) на первый план выдвинулась беспощадная, резкая сатира, изобличающая классовые противоречия, бичующая такие социально-политические институты, как монархия, церковь. С разочарованием в анархизме к критике буржуазной государственной системы добавляется критика неспособных к борьбе соглашательских партий. В 1911 г. вместе с друзьями Гашек разыгрывает грандиозную сатирическую инсценировку создания пародийной партии «умеренного прогресса в рамках закона» и начинает писать ее историю («Политическая и социальная история партии умеренного прогресса в рамках закона», 1912, изд. полностью в 1963 г.).
Важное место в творчестве Гашека занимает антимилитаристская тема, получившая оригинальное воплощение в сборнике рассказов «Бравый солдат Швейк и другие диковинные истории» (1912). Это сатирическая пародия на официальный идеал верноподданного служаки, высмеивающия абсурдное слепое повиновение и представляющая неукротимое рвение к службе во славу императора как психическую аномалию.
459
В самый канун первой мировой войны на литературном горизонте появляется новая волна писателей, так называемое поколение прагматистов, или «поколение 1914 года», или «чапековское поколение». Группа возникла вокруг «Альманаха на 1914 год», в котором приняли участие Карел и Иозеф Чапеки, Отокар Фишер и др. Идейным вдохновителем их был Станислав Костка Нейман. Группа выступила против индивидуализма и декадентства в искусстве, но единством взглядов не отличалась. Обычно с ней связывают появление неоклассицизма в чешской литературе (Отокар Тээр, 1880—1917), развивающиеся под влиянием Неймана тенденции «цивилизма» (внимание к современной технической цивилизации) и урбанизма.
Мировая война заставила многих писателей посмотреть на мир новыми глазами. Обострились социальные противоречия. Чехов и словаков посылали воевать за интересы империи, в которой они не пользовались равноправием. Австро-германская и венгерская буржуазия развернули шовинистическое наступление на славянские народы. Чешская литература, которой всегда были присущи антимилитаристские тенденции, резко осуждала несправедливость новой войны, хотя любая антивоенная пропаганда преследовалась властями. Гельнер в первый год войны пропал на фронте без вести, Шрамек за участие в демонстрации и за стихотворение «Пишут мне повестку» дважды отсидел в заключении, затем был направлен на фронт. В тюрьму попали также поэты Дык, Махар и Безруч. Военными дорогами прошли Нейман и Гашек. Последний на русском фронте сдался в плен и участвовал в боях против Австро-Венгрии в составе сформированных в России добровольческих чехословацких частей, а также активно выступал в печати с публицистическими и художественными произведениями. Летом 1917 г. в Киеве на чешском языке выходит его книга «Бравый солдат Швейк в плену», где образ главного героя претерпевает значительные изменения: доминирующей его чертой становится ненависть к австро-венгерской монархии, побудившая его повторить путь самого автора — добровольно сдаться в плен русским.
Свержение самодержавия в России и затем события Октябрьской социалистической революции оказали огромное влияние на судьбы народов Европы. В Чехии усиливается волна антиавстрийских выступлений. 30 мая 1917 г. был опубликован «Манифест чешских писателей». Двести пятьдесят человек, подписавшихся под ним, засвидетельствовали свое возмущение соглашательской политикой чешских представителей в венском парламенте. 13 апреля 1918 г. Алоис Ирасек от имени всех соотечественников произнес слова присяги, выражавшей готовность чешского народа до конца бороться за независимость своей родины. 28 октября 1918 г. было провозглашено новое государство — Чехословацкая республика, — образование которого положило конец почти трехсотлетнему чужеземному гнету и открыло новые возможности для развития чешской политической и культурной жизни.