- 743 -

ЖУРНАЛИСТИКА И КРИТИКА
СОРОКОВЫХ ГОДОВ

- 744 -

- 745 -

1

Общественно-политическое движение 40-х годов сопровождалось серьезными изменениями в журналистике, критике и во всем литературном движении этого десятилетия.

Периодические издания приобретают совершенно исключительное значение. Книгопродавцы жалуются на падение книжной торговли вследствие конкуренции со стороны журналов. С негодованием писал о журнальном периоде в истории русской литературы реакционер С. П. Шевырев. Положительно оценивал непрерывно возраставшее влияние журналов А. И. Герцен. Они, писал Герцен, «распространили в последние двадцать пять лет огромное количество знаний, множество понятий, идей. Они давали возможность жителям Омской или Тобольской губернии читать романы Диккенса или Жорж-Санда через два месяца после их появления в Лондоне или Париже».1

Стали разнообразнее, чем прежде, самые типы периодических изданий. Наряду с такими литературными ежемесячниками, как «Отечественные записки» и «Библиотека для чтения», выходят театральный журнал «Репертуар и Пантеон», первый русский журнал карикатур «Ералаш», еженедельный иллюстрированный журнал, рассчитанный на широкие слои читающей публики, «Иллюстрация» Н. Кукольника (1845—1849), журналы, предназначенные для определенного круга читателей, вроде изданий военного министерства «Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений» (1836—1863) или «Чтение для солдат» (1847—1897).

Растет значение газет. В ряде губернских городов упрочилось введенное по предписанию правительства в 1838 году издание «Губернских ведомостей». Кроме официальных лиц, в них принимала участие местная интеллигенция, а иногда и политические ссыльные (Герцен в Вятке и Владимире и другие). Наряду с официальными материалами «Губернские ведомости» давали сведения о культурной жизни провинции, помещали статьи этнографического характера, произведения народного творчества и т. п. Из старых газет следует отметить «Санктпетербургские ведомости», перешедшие в руки А. Н. Очкина, который придал изданию умеренно-либеральное направление.

Толстые ежемесячники, откликаясь на все существенные явления умственной жизни русского общества, вобрав в себя почти всю оригинальную и переводную беллетристику, отведя важное место критике, обзаведясь солидно поставленным отделом «Науки и искусства» и разнообразно подобранной «Смесью», превратились в чрезвычайно важный фактор социально-политического и культурного развития и сделались средоточием идейной жизни страны. «Ужели не разделяете вы со мной убеждения, что мы живем

- 746 -

в эпоху, в которую последовало что-то равное изобретению письмен и книгопечатания? Это открытие силы повременных изданий», — писал в 1846 году П. А. Плетнев С. П. Шевыреву.1

Вместе с тем журналы приобрели большую определенность в смысле принадлежности к тому или иному течению общественной мысли. «Журнал должен иметь прежде всего физиономию, характер, — писал Белинский, — альманачная безличность для него всего хуже. Физиономия и характер журнала состоят в его направлении, его мнении, его господствующем учении, которого он должен быть органом» (II, 379).2 Убеждение в необходимости строго определить свое отношение к журналам различного направления все глубже проникает в среду литераторов. Никогда не прекращавшаяся журнальная полемика разгорается в 40-е годы с новой силой и становится более содержательной.

Главным событием в истории русской журналистики 40-х годов было, несомненно, преобразование «Отечественных записок» и «Современника».

«Отечественные записки», находившиеся с 1818 года в руках П. П. Свиньина, в 30-е годы прекратили свое существование. В 1838 году Свиньин счел за лучшее передать издание журнала А. А. Краевскому, который с января 1839 года и начал выпускать его под своей редакцией. Опытный и энергичный журналист Краевский постарался поставить «Отечественные записки» широко и интересно. Среди литераторов, привлеченных Краевским к участию в «Отечественных записках», были М. Ю. Лермонтов, А. В. Кольцов, В. А. Соллогуб, В. Ф. Одоевский, Г. Ф. Квитка-Основьяненко, В. И. Даль, Е. П. Гребенка и др.

Кроме значительного количества лирических стихотворений Лермонтова, в «Отечественных записках» за 1839—1841 годы появились главы из «Героя нашего времени»: «Бэла», «Тамань», «Фаталист», а после смерти Лермонтова — поэмы «Боярин Орша», «Измаил-бей» и др.

Организуя издание «Отечественных записок», Краевский руководствовался преимущественно взглядом на журнал как на коммерческое предприятие. Однако, понимая, что и читатели и литераторы давно уже ожидают появления издания, противостоящего «смирдинской клике», Краевский объявил основной целью своего журнала борьбу с монополией Сенковского, Булгарина, Греча в русской журналистике. С присущей ему энергией он начинает искать нужного для журнала руководителя критического отдела. С осени 1839 года по приглашению Краевского Белинский взял на себя ведение критико-библиографического отдела журнала и переехал для этого из Москвы в Петербург. Почти все написанное Белинским в период с 1839 по 1846 год было напечатано в «Отечественных записках».

Вместе с Белинским активное участие в «Отечественных записках» приняли Герцен (поместивший в журнале ряд фельетонов и статей, крупные философские работы — «Дилетантизм в науке» и «Письма об изучении природы», первую часть романа «Кто виноват?»), И. С. Тургенев, Н. П. Огарев, Н. А. Некрасов, Д. В. Григорович, И. И. Панаев, П. Н. Кудрявцев, А. Д. Галахов, Т. Н. Грановский, В. П. Боткин, В. Н. Майков, В. А. Милютин и другие литераторы и ученые.

- 747 -

Некоторые из сотрудников «Отечественных записок» второй половины 40-х годов были петрашевцами (Ф. М. Достоевский, М. Е. Салтыков-Щедрин, А. И. Пальм и др.), другие посещали собрания петрашевцев. Вообще вокруг «Отечественных записок» объединились те многочисленные литераторы, которые давно уже испытывали горячую потребность в организации журнала независимого направления, готового взять на себя борьбу с продажной журналистикой и реакционной идеологией.

 

«Отечественные записки». Титульный лист
журнала. 1840.

Руководящее положение в «Отечественных записках» Белинского, активное участие в них Герцена, состав ближайших сотрудников журнала определили и направление всего издания. Журнал превратился в орган прогрессивной, демократической общественной мысли и литературы. Нельзя не видеть в этом одно из проявлений общего подъема общественного движения 40-х годов.

Некоторые постоянные сотрудники журнала (В. П. Боткин, А. Д. Галахов и др.) отличались от Белинского и Герцена либеральным характером своих воззрений и, пользуясь покровительством Краевского, пытались проводить в «Отечественных записках» свои взгляды. Белинский сотрудничал с ними, но в основном вел журнал по своему пути, руководил им в духе своих убеждений.

Белинский был непримиримым врагом крепостничества, самодержавия и религии, социалистом и революционным демократом, «предшественником полного вытеснения дворян разночинцами в нашем освободительном движении...».1 Известно, что в своих первых статьях, напечатанных в «Отечественных записках» («Бородинская годовщина», «Очерки Бородинского сражения», «Менцель, критик Гёте», «Горе от ума») Белинский развивал теорию примирения с действительностью. Однако вскоре после переезда в Петербург — уже в 1840 году — он порвал с «примирением». В своих статьях Белинский стал пропагандировать те взгляды, итогом которых было знаменитое зальцбруннское письмо к Гоголю и которые, как и это

- 748 -

письмо, находились в тесной связи с настроениями крепостных крестьян и их борьбой против крепостничества. Пробудить политическую активность народных масс, поднять их на борьбу с крепостным правом и самодержавием — вот в чем заключался смысл деятельности Белинского в «Отечественных записках».

В тяжелых подцензурных условиях «Отечественные записки» боролись с крепостничеством и всеми его проявлениями в политическом строе, быту и идеологии. Журнал ратовал за просвещение и свободу, за прогрессивные формы экономической, политической и культурной жизни, за всестороннее развитие России и отстаивал интересы народных масс, крепостного крестьянства. Такого рода взгляды находили выражение не только в статьях Белинского, в публицистике Герцена, в художественных произведениях, помещавшихся в «Отечественных записках» (достаточно напомнить о романе Герцена «Кто виноват?»), но и в содержании всех отделов журнала. В отделе «Смесь» не случайно очень часто появлялись статьи и заметки о рабовладении в Соединенных Штатах Америки; в отделе «Наука» помещались статьи, довольно прозрачно доказывающие необходимость отмены крепостного права. Отдел «Современная хроника России» с сочувствием следил за развитием отечественной промышленности и торговли.

Глубокая и всесторонняя критика социальных отношений крепостнической России и стремление к их коренному преобразованию естественно соединялись в «Отечественных записках» с борьбой против идеологии квасного патриотизма, идеализировавшей политическую, экономическую и культурную отсталость России. Псевдопатриотизму, соединенному с православием, самодержавием и крепостным правом, «Отечественные записки» противопоставляли патриотизм, неотделимый от борьбы за освобождение народа от власти помещиков, царя и церкви.

Вместе с тем Белинский и Герцен решительно выступали в «Отечественных записках» против того пренебрежительного отношения к русскому народу, к русской культуре и раболепия перед заграницей, которые были свойственны господствовавшим классам царской России.

Критикуя экономическую, политическую и культурную отсталость России, «Отечественные записки» были далеки от какого бы то ни было преклонения перед капиталистической цивилизацией Западной Европы и Америки. Белинский, Герцен и некоторые другие сотрудники журнала ценили прогрессивные явления европейской жизни и культуры, но решительно отвергали основы буржуазного строя и буржуазной идеологии. Достаточно сослаться на статью Белинского о романе Э. Сю «Парижские тайны» (1844, № 4), в которой с поразительной глубиной раскрыты и непримиримые противоречия между капиталистами и рабочими и фальшь буржуазной демократии.

Полагая, что капитализм был бы шагом вперед в историческом развитии России, Белинский и Герцен рассматривали его как переход к новой, высшей фазе общественных отношений. Известно, что в 40-е годы идея социализма стала для Белинского «идеею идей, бытием бытия, вопросом вопросов, альфою и омегою веры и знания».1 Со страниц «Отечественных записок» велась пропаганда утопического социализма.

В отделе «Наука» излагались работы социалистов Запада, отдел «Смесь» знакомил читателей «Отечественных записок» с жизнью и деятельностью

- 749 -

Томаса Мора, Кабе, Луи Блана и рекомендовал их сочинения. В статье «Об истории Малороссии Николая Маркевича» Белинский писал: «И недалеко уже время, когда исчезнут мелкие эгоистические расчеты так называемой политики, и народы обнимутся братски, при торжественном блеске солнца разума...».1

Для характеристики философских позиций «Отечественных записок» особенный интерес представляют опубликованные в журнале работы Герцена «Дилетантизм в науке» и «Письма об изучении природы». В этих замечательных произведениях русская философская мысль 40-х годов нашла свое глубокое и блестящее выражение. В них содержится и последовательное отрицание всякой поповщины, и блестящая критика эмпиризма, и понимание недостатков позитивизма и механического материализма, и убежденная пропаганда естественных наук. Несомненно, что Герцен сделал шаг вперед не только по сравнению с учением Гегеля, но и по сравнению с созерцательным материализмом Фейербаха и, как утверждал В. И. Ленин, «вплотную подошел к диалектическому материализму и остановился перед — историческим материализмом».2

Белинский выступал в «Отечественных записках» философским единомышленником Герцена. Вместе с ним он боролся против немецкого идеализма и его русских поклонников из лагеря славянофилов; как и Герцен, он активно пропагандировал диалектику и материализм.

Решительно выступая против идеализма, «Отечественные записки» однажды (1843, № 1) поместили на своих страницах изложение основных мыслей работы молодого Энгельса «Шеллинг и откровение», вышедшей в Берлине в 1842 году и направленной не только против мистической философии Шеллинга, но и против реакционных сторон учения Гегеля. Это сделал, не указывая источника, Боткин в вводной части своей статьи о немецкой литературе, где не только использовал брошюру Энгельса и пересказал ее, но местами дал из нее буквальный перевод.

При Белинском «Отечественные записки» стали лучшим журналом 40-х годов. Естествен был и успех журнала в широких кругах читателей. В 1847 году число подписчиков на журнал достигло 4 тысяч, в то время как «Москвитянин» имел в 1847 году 300 подписчиков, а «Современник» Плетнева в 1846 году — 233 подписчика.

В то же время не следует забывать и отмеченной выше противоречивости позиций журнала в целом, что, в конечном счете, и привело к разрыву Белинского с Краевским и к уходу великого критика весной 1846 года из «Отечественных записок». Причин и оснований для ухода из журнала Краевского было у Белинского более чем достаточно. Краевский жестоко эксплуатировал Белинского. «...Я представляю собою маленького Прометея в карикатуре, — жаловался Белинский, — толстые „Отечественные записки“ — моя скала, к которой я прикован, Краевский — мой коршун, который терзает мою грудь...».3 Но, конечно, основная причина ухода Белинского из «Отечественных записок» заключалась в его глубоко отрицательном отношении к той линии, которую Краевский пытался проводить в журнале.

Белинскому был ненавистен весь духовный облик издателя «Отечественных записок», для которого и либерализм служил лишь личиной для обделывания своих материальных делишек. Великий критик был чрезвычайно

- 750 -

недоволен тем, что Краевский вносил в «Отечественные записки» элементы беспринципности, делячества и умеренного либерализма.

Вместе с Белинским из «Отечественных записок» ушли Герцен, Некрасов, Панаев. Такие же «друзья» великого критика, как либералы В. П. Боткин, К. Д. Кавелин, П. Н. Кудрявцев, А. Д. Галахов и другие, не только не покинули «Отечественные записки», но буквально радовались, что Краевский освободился от такого «беспокойного» человека, как Белинский. Очевидно, что уход Белинского, Герцена и Некрасова из «Отечественных записок» был одним из проявлений процесса размежевания и усиливавшейся вражды между представителями формировавшейся революционной демократии и либерально-буржуазного западничества.

С прекращением сотрудничества Белинского, Герцена и Некрасова в «Отечественных записках» направление журнала начинает изменяться. Но первое время (до событий 1848 года) Краевский считал целесообразным сохранять в известной мере прежнюю репутацию журнала. Поэтому он напечатал повести М. Е. Салтыкова «Противоречия» и «Запутанное дело», известную статью А. Заблоцкого-Десятовского «Причины колебания цен на хлеб в России» и некоторые другие произведения, соответствующие тому направлению журнала, которое было придано ему Белинским.

В «Запутанном деле» М. Е. Салтыкова почти неприкрыто выражены идеи утопического социализма и надежды на народную революцию. Самодержавное правительство не без основания увидело в повести «вредный образ мыслей и пагубное стремление к распространению идей, потрясших уже всю Западную Европу и ниспровергших власти и общественное спокойствие».1

Что же касается статьи Заблоцкого-Десятовского «Причины колебания цен на хлеб в России», то автор ее утверждал, что «правильная соразмерность между производством и запросом хлеба на рынках может установиться только тогда, когда рента примет естественный, экономический характер»2 (т. е. с уничтожением крепостного права).

Падение «Отечественных записок», изменение их направления и потеря ими влияния на общество относится к периоду реакции, наступившей в России в связи с событиями 1848 года. Начиная с этого времени и на протяжении всех 50-х годов «Отечественные записки» пропагандируют плоский и пресный либерализм, враждебный революционной демократии и мало чем отличающийся от консерватизма.

Потребность литераторов и читателей 40-х годов в журнале независимого прогрессивного направления не могла быть удовлетворена «Отечественными записками», находившимися в руках беспринципного дельца Краевского. Известно, например, о попытках Герцена и Грановского еще в 1844 году организовать издание журнала в Москве. Грановский возбудил соответствующее ходатайство перед правительством, но оно было отклонено. После этого Герцен и его друзья некоторое время рассчитывали на приобретение какого-либо из старых журналов, но и эти планы не осуществились. Только в 1847 году и не в Москве, а в Петербурге возникает новый журнал демократического направления — «Современник».

«Современник» был основан А. С. Пушкиным в 1836 году. После смерти Пушкина журнал, вначале издававшийся Вяземским, Жуковским, Краевским, Плетневым, Одоевским, в 1838 году перешел непосредственно

- 751 -

в руки П. А. Плетнева — профессора Петербургского университета, критика и поэта, который и издавал его до 1846 года включительно. В руках Плетнева «Современник» превратился в журнал, который чуждался полемики и стоял в стороне от общественной и литературной жизни.

А. А. Краевский.
Портрет работы неизвестного художника с оригинала
К. Турчанинова. 1845.

Изоляция «Современника» от жизни, неуклонно проводимая Плетневым, затаенная вражда его к новым, прогрессивным явлениям общественного движения и литературы быстро превратили журнал в издание мало заметное и не имевшее сколько-нибудь серьезного влияния. В первые после смерти Пушкина годы в журнале помещали, хотя и редко, свои произведения Гоголь, Тютчев, Жуковский, Баратынский, Кольцов, Вяземский, Языков (не говоря уже о посмертных публикациях некоторых вещей самого Пушкина), но скоро их участие в журнале сошло на нет, и «Современник» из номера в номер стал заполняться статьями Я. К. Грота, очерками А. О. Ишимовой, библиографическими обзорами Плетнева, стихами Ф. Н. Глинки, Д. Коптева, К. М. Айбулата (Розена), А. Марсельского. Количество подписчиков журнала, колебавшееся в 40-е годы между 300—400, в 1846 году упало до 233. Журнал зашел в тупик. Благожелательно относившийся к Плетневу Гоголь писал ему: «„Современник“ вышел плохим журналом..., всяк спрашивал в недоумении друг у друга:

- 752 -

„Объясните мне, зачем и для чего издает Плетнев свой журнал? что хочет он сказать им? что значат эти общие места в его программе, эти повторения о беспристрастии, о бескорыстной любви к искусству, о стремлении к истине и т. п., которые обещает всякой журналист и которых не исполняет никто?“. Тощее содержание его тоненьких книжек, не живой, безучастный, вялый и неопределенный слог его суждений обо всем современном задавал только загадку решать: зачем он назван Современником? Будем говорить откровенно. У тебя нет качеств журналиста: ни юношеского живого участия ко всем волненьям современным, ни того трепета любопытства к вопросам, раздающимся в массе общества...».1

Но еще до получения этого письма Гоголя Плетнев решил отказаться от издания журнала и передал его в руки литераторов, которые приобретению «Современника» были чрезвычайно рады. Этими литераторами были друзья Белинского — Некрасов и Панаев. С января 1847 года «Современник» выходит уже под новой редакцией и совершенно меняет свое лицо. Юридически редактором «Современника» в 1847—1848 годах числился А. В. Никитенко — благонамеренный профессор Петербургского университета и цензор, но фактически журнал вел Некрасов, идейным же руководителем журнала был Белинский.

Вместе с Белинским из «Отечественных записок» в «Современник», как уже указывалось, перешел и Герцен. Ближайшими сотрудниками журнала стали Тургенев, Гончаров, Григорович, В. А. Милютин и др. Уже в первые два года издания «Современника» в нем были опубликованы такие произведения художественной литературы, как «Кто виноват?», «Сорока-воровка» и «Записки доктора Крупова» Герцена, «Обыкновенная история» Гончарова, ряд рассказов из «Записок охотника» Тургенева, повесть Григоровича «Антон-Горемыка» и известная повесть Дружинина «Полинька Сакс», стихи Некрасова, Огарева, А. Майкова, переводы произведений Жорж Занд, Диккенса. В других отделах журнала наиболее примечательны были статьи Белинского (среди них два годичных обзора русской литературы), «Письма из Avenue Marigny» Герцена, экономические статьи В. А. Милютина.

«Современник» конца 40-х годов старался проводить сквозь препоны и рогатки цензуры те идеи, которые были выражены Белинским в зальцбруннском письме к Гоголю, — идеи революционной борьбы с крепостничеством, самодержавием и религией. Письмо Белинского к Гоголю определяло направление «Современника».

Программной статьей «Современника», напечатанной в журнале, был «Взгляд на русскую литературу 1846 года» Белинского. В этой статье великий критик резко выступил против славянофилов и против либералов-западников. «Одни бросились в фантастическую народность; другие — в фантастический космополитизм, во имя человечества», — писал Белинский (X, 405).

Главной целью «Современника» была борьба против крепостного права. Журнал печатал ярко выраженные антикрепостнические художественные произведения Герцена, Тургенева, Григоровича и в статьях Белинского разъяснял их смысл и значение. В других отделах журнала помещались статьи и заметки, доказывающие невыгодность крепостного права, пагубное влияние крепостного права на народное хозяйство России, необходимость развития промышленности, железных дорог, пароходства

- 753 -

в стране. Очень энергично выступал «Современник» и против преклонения перед буржуазной Западной Европой. В «Записках доктора Крупова», в «Письмах из Avenue Marigny» Герцен подверг беспощадной критике не только крепостничество в России, но и буржуазный строй Западной Европы.

Возбуждая в народе ненависть к крепостному праву, самодержавию, капиталистическим порядкам, «Современник», насколько это было возможно, пропагандировал социалистическое устройство общества. Белинский во «Взгляде на русскую литературу 1847 года» писал, что благосостояние в обществе должно быть равно простерто на всех его членов; Герцен в «Письмах из Avenue Marigny» утверждал, что «все несчастие прошлых переворотов состояло именно в упущении экономической стороны»,1 предсказывал такой переворот, который сокрушит власть буржуазии и приведет к власти трудящихся; Милютин в статьях о Мальтусе и русском экономисте Бутовском доказывал «необходимость радикального преобразования экономических отношений»2 и, критикуя системы утопического социализма, выражал вместе с тем уверенность, что будущее принадлежит социалистическим принципам. Разумеется, что социализм Белинского, Герцена и других сотрудников «Современника» был утопическим.

В области философии «Современник» развивал идеи диалектики и материализма и боролся с «христианской философией» представителей официальной народности и славянофильства, которые пытались, опираясь на реакционную мысль Запада (например «философию откровения» Шеллинга), подвести философские основания под православие.

Как журнал передовой общественно-философской мысли и литературы «Современник» быстро завоевал любовь и уважение читателей. В первый же год своего существования он имел 2000 подписчиков, а на второй год уже 3100 подписчиков.

Насколько велика была среди лучшей части интеллигенции 40-х годов потребность в организации соответствующих передовому образу мысли журналов, свидетельствует не только преобразование «Отечественных записок» и «Современника», но и неоднократные попытки некоторых кругов литераторов превратить в орган прогрессивной мысли также и журнал «Финский вестник».

«Финский вестник» был основан в 1845 году Ф. К. Дершау. В качестве редактора был приглашен В. Н. Майков, который до этого времени (вместе с Петрашевским) принимал участие в составлении известного «Карманного словаря иностранных слов». В числе сотрудников «Финского вестника» в объявлении о подписке на журнал был назван и Белинский. Но об участии Белинского в «Финском вестнике» ничего не известно, а сотрудничество Майкова в журнале было очень непродолжительным. Он принял участие в выпуске двух первых книжек «Финского вестника», успел поместить в них свою статью «Общественные науки в России» и после этого отказался сотрудничать в журнале. Майков добивался превращения «Финского вестника» в передовой журнал и в этом разошелся с Дершау, который проявлял неумеренные редакторские претензии.

После ухода Майкова «Финский вестник» до 1848 года продолжал существование в качестве журнала, хотя и симпатизировавшего всему «живому и современному», но довольно бесцветного. Популярности среди читателей

- 754 -

журнал не снискал, и Дершау едва сводил концы с концами. В 1847 году приобрести «Финский вестник» (или войти в долю с издателем) хотел Петрашевский, но и эта попытка вдохнуть жизнь в журнал не осуществилась.

С 1848 года «Финский вестник» переходит в руки В. В. Григорьева — профессора-востоковеда Петербургского университета, а затем в руки В. В. Дерикера. Журнал получает новое название — «Северное обозрение», решительным образом меняет свое направление и становится одним из реакционных изданий. В 1850 году «Северное обозрение» прекратило свое существование.

Сороковые годы в истории русской журналистики характерны не только возникновением ряда журналов, тесно связанных с нарастающим освободительным движением, но и постепенной утратой позиций «журнального триумвирата». Одновременно с расцветом «Отечественных записок» и «Современника» гибнут или теряют значение и популярность органы Греча, Булгарина, Сенковского.

Ярким примером может служить судьба «Сына отечества», который в течение 40-х годов побывал в руках Греча и Н. Полевого, Никитенко и Н. Полевого, Сенковского, К. П. Масальского, Масальского и П. Р. Фурмана, менял внешний облик и план издания, превращался из ежемесячника в еженедельник, из еженедельника в ежемесячник и тем не менее все время влачил жалкое существование, запаздывая с выдачей книг, выходя неполными годовыми комплектами, теряя год за годом подписчиков.

Самые сильные надежды на возрождение «Сына отечества» возникли у читателей в связи с привлечением в 1838 году к руководству журналом такого опытного и прославленного литератора, как Н. Полевой. Подписка на журнал быстро поднялась. В 1837 году при редакторе Грече «Сын отечества» имел 279 подписчиков, в 1838 году при редакторе Н. Полевом — 2000 подписчиков.

Но Н. Полевой не оправдал надежд и ожиданий публики. «Грустное удивление встретило первые номера его нового журнала, — писал о Полевом Герцен. — Он стал покорным и льстивым. Печально было смотреть на этого смелого борца..., пошедшего на сделки со своими врагами, как только прекратили его журнал. Печально было слышать фамилию Полевого рядом с фамилиями Греча и Булгарина...».1 Действительно, Полевой в качестве редактора «Сына отечества» мало напоминал редактора «Московского телеграфа». Правительственная опала, материальные лишения превратили его в соратника Греча и Булгарина и защитника официальной идеологии.

Подписка на «Сына отечества» стала катастрофически падать. Нельзя не видеть в этом следствие принятого журналом направления. Квасной патриотизм, апологии и панегирики по адресу правительства и его политики не могли собрать вокруг журнала талантливых писателей и сотрудников и привлечь к нему симпатии читателей. К тому же Полевой как руководитель журнала явно отставал от века, совсем не понимал новых явлений общественной и литературной жизни и продолжал развивать устарелые философские и эстетические теории.

Еще более жалкой была судьба другого периодического издания, предпринятого Н. Полевым и Гречем в 40-е годы — журнала «Русский вестник». Этот журнал, издававшийся некогда (с 1808 по 1824 год) С. Глинкой, перешел в 1840 году к Гречу, который, пригласив в качестве

- 755 -

ближайших сотрудников Н. Полевого и Н. Кукольника, начал выпускать журнал с января 1841 года.

Редакция возлагала на издание «Русского вестника» большие надежды. Но уже с самого начала издания стало ясно, что успеха «Русский вестник» иметь не будет. Да и мог ли иметь успех журнал, который заполнялся главным образом сухими специальными статьями и материалами (три четверти одной из книжек было отведено опубликованию «Книги Указной» царя Михаила Федоровича) и в своем направлении ничем не отличался от ранее редактировавшегося Полевым «Сына отечества».

«Важнейшим пятном на памяти Н. А. Полевого, — писал Н. Г. Чернышевский, — лежит то, что он, сначала столь бодро выступивший одним из предводителей в литературном и умственном движении, — он, знаменитый редактор „Московского телеграфа“, столь сильно действовавшего в пользу просвещения, разрушившего столько литературных и других предубеждений, под конец жизни стал ратовать против всего, что было тогда здорового и плодотворного в русской литературе, занял с своим „Русским вестником“ то самое положение в литературе, которое некогда занимал „Вестник Европы“, сделался защитником неподвижности, закоснелости, которую столь сильно поражал в лучшую эпоху своей деятельности».1 В 1843 году «Русский вестник» прекратил свое существование. В 1844 году возродить его пытался третьестепенный писатель П. Каменский, но безрезультатно.

Не только «Сын отечества» и «Русский вестник», но и самый распространенный журнал 30-х годов «Библиотека для чтения» стал в 40-е годы клониться к упадку. Продолжая еще пользоваться популярностью среди грамотных обывателей, чиновников, поместного дворянства, журнал тем не менее утрачивал прежнее влияние и постепенно терял своих подписчиков. И если в 30-е годы количество подписчиков «Библиотеки» достигало до 5—7 тысяч, то в 1847 году их число упало до 3 тысяч. Совершенно очевидно, что широкие слои читателей перестали удовлетворять безидейность и беспринципность журнала, его близость к булгаринской клике, его вражда ко всему значительному в русской литературе, его стремление отвлечь публику от серьезных общественных вопросов. Успех «Отечественных записок» и «Современника» самым пагубным образом отразился на преуспеянии журнала Сенковского. «...Как только в литературе выглянуло нечто новое и энергичное, Сенковский спустил свои паруса и скоро совершенно стушевался», — писал Герцен.2

Так в 40-е годы один за другим утрачивают свою силу и значение и даже гибнут издания «журнального триумвирата», уступая свое место другим изданиям, в большей степени соответствующим «духу времени».

Постепенно теряет в 40-е годы свою популярность и широко известная газета Булгарина и Греча «Северная пчела». Направление газеты продолжало оставаться самым реакционным.

Руководители газеты попрежнему исходили в своих выступлениях из охранительно-меркантильных соображений и не брезговали доносами в борьбе со своими противниками.

Подъем освободительного движения, распространение демократических идей, усиление влияния передовой журналистики — всё это обусловило попытки правительства и господствующих классов России создать журналы,

- 756 -

которые могли бы поколебать влияние передовой журналистики того времени и деятельности Белинского. Отсюда — возникновение таких журналов, как «Маяк» и «Москвитянин», для которых правительством Николая I было сделано отступление от правила, запрещавшего издание новых журналов.

«Маяк» начал выходить в свет с 1840 года. Издателями и редакторами журнала были П. А. Корсаков и С. А. Бурачек. «Маяк» был органом воинствующего мракобесия, обскурантизма, в котором казенноправославное направление выражалось совершенно открыто. Так, поэзия была представлена главным образом «барабанными» стихами, вроде «Заздравный кубок русскому царю», «На гроб великой княгини Александры Николаевны», «Русь святая» и т. п., которые бездарно имитировали формы народного творчества. Проза «Маяка» не отставала от поэзии. Чаще всего в журнале печатались псевдонародные повести, вроде «Ложь да обман — православию изъян, а правда груба, да богу люба» или «На чужую кучу нечего глаза пучить, а свою заведи, да как хошь и гляди».

Философией ведал в «Маяке» С. А. Бурачек. Он беспощадно расправлялся с ней и призывал за разрешением всех важнейших «задач ума человеческого» обращаться к религии. «Что больше: ум или бог, наука об уме или наука о боге?» — спрашивал Бурачек, «анализируя» систему Канта и решая задачи философии.1

Иметь успех «Маяк», конечно, не мог. Свирепое и откровенное мракобесие, проповедуемое журналом, естественно, не смогло собрать вокруг него талантливых писателей и привлечь к себе сочувствие читателей.

В 1845 году «Маяк» вынужден был прекратить свое существование, сыграв роль предшественника «Домашней беседы» В. И. Аскоченского и других подобного рода мракобесных периодических изданий.

«Маяк» издавался в Петербурге. Между тем настоятельную потребность в организации своего журнала давно уже испытывали и московские консервативные круги, с беспокойством наблюдавшие за ростом демократического направления в русской журналистике. В 1841 году в Москве начал выходить журнал «Москвитянин», редактором и издателем которого был профессор историк М. П. Погодин, а руководителем критического отдела — профессор историк литературы С. П. Шевырев.

Самыми ближайшими и постоянными сотрудниками журнала были отсталые по убеждениям и характеру творчества литераторы, вроде М. А. Дмитриева, Ф. Б. Миллера, А. С. Стурдзы, Н. В. Сушкова и др. Заметное участие в «Москвитянине» приняли некоторые профессора Московского университета, близкие по своим взглядам редакции журнала (И. И. Давыдов, О. М. Бодянский, В. Н. Лешков и др.). Тесными узами «Москвитянин» был связан с церковными кругами. В журнале помещались проповеди митрополита Филарета и Иннокентия, материалы по истории церкви, обширные рецензии на книги религиозного характера. «Москвитянин» был журналом «официальной народности», открыто написавшим на своем знамени известную правительственную формулу: «православие, самодержавие, народность». Отстаивая учение о самобытности исторического развития России, «Москвитянин» защищал крепостное право, самодержавный деспотизм и православную религию. Народность и патриотизм журнала являлись псевдонародностью и лжепатриотизмом и носили реакционный характер.

Общему направлению «Москвитянина» соответствовала и философская позиция журнала. Ряд статей, принадлежавших перу С. П. Шевырева,

- 757 -

И. В. Киреевского, И. И. Давыдова, А. С. Стурдзы, М. А. Дмитриева, был посвящен развитию так называемой «христианской философии» и борьбе против диалектики и материализма. С самого начала своего существования «Москвитянин» выступил как журнал воинствующий. Он активно боролся против философских, исторических, литературных мнений «Отечественных записок» и «Современника», против Белинского и Герцена. Боролся и тяжеловесными научными статьями, и критическими рецензиями, и прозой, и стихами. Особенно враждебно относился «Москвитянин» к Белинскому.

Только первые два года своего существования «Москвитянин» пользовался некоторой популярностью, а затем интерес к нему упал. Различные попытки Погодина поднять «Москвитянина» долгое время цели не достигали. Новая полоса существования начинается для журнала с 1850 года, когда его сотрудниками стали А. Н. Островский и А. Ф. Писемский, а отделы литературы и критики переходят в ведение так называемой «молодой редакции», т. е. того же А. Н. Островского, А. А. Григорьева, Е. Н. Эдельсона, Т. И. Филиппова, Б. Н. Алмазова. Под руководством «молодой редакции» «Москвитянин» несколько видоизменился.

Более всего это сказалось на литературно-художественном отделе журнала. В нем были опубликованы три пьесы Островского («Бедная невеста», 1852; «Не в свои сани не садись», 1853; «Не так живи, как хочется», 1855); ряд произведений Писемского (романы и повести: «Брак по страсти», 1851; «Комик», 1851; «M-r Батманов», 1852; комедия «Ипохондрик», 1852; очерк «Питерщик», 1852); повесть П. И. Мельникова-Печерского «Красильниковы» (1852); известная повесть И. Т. Кокорева «Саввушка»; повести Д. В. Григоровича «Прохожий» и «Зимний вечер» и М. И. Михайлова «Адам Адамыч» и «Он», и др. Можно с уверенностью констатировать не только количественный рост прозы «Москвитянина», но и повышение ее качества. При этом Погодину пришлось, однако, пойти навстречу тому реалистическому направлению в литературе, с которым его журнал вел ожесточенную войну в 40-е годы.

Не могло, естественно, остаться без некоторых изменений и самое направление журнала. Оно отражало теперь консервативные взгляды и интересы русской патриархальной буржуазии. Пропагандируя «народность», А. А. Григорьев и его единомышленники ориентировались на патриархальное купечество, которое всячески прикрашивали и идеализировали, считая его носителем лучших национальных черт русского народа; «...в классе среднем, промышленном, купеческом по преимуществу, видим старую, извечную Русь», — писал А. Григорьев славянофилу А. И. Кошелеву.1

В 1853 году «молодая редакция» распалась. Это было естественно, так как литературный кружок, объединившийся вокруг Островского и А. Григорьева, не отличался единством мнений. Писемский, например, имел очень мало общего со взглядами «молодой редакции». Да и Островский, хоть и отдал известную дань убеждениям «молодой редакции», был далек не только от обскурантизма Т. И. Филиппова, но и от начал, исповедуемых А. Григорьевым. Теории «молодой редакции» не были для Островского органичны и не могли удержаться в его сознании надолго. После распада «молодой редакции» «Москвитянин» выходил еще некоторое время, но вскоре (1856) окончательно прекратил свое существование.

- 758 -

Из всех существовавших тогда ежемесячников «Москвитянин» был наиболее близким славянофилам. Но вследствие некоторых частных разногласий с редакцией журнала славянофилы время от времени издавали свои особые «Московские сборники». На решение славянофилов выступить с учено-литературными сборниками должно было повлиять и появление в Петербурге сборников, изданных Некрасовым: «Физиология Петербурга» (1845) и «Петербургский сборник» (начало 1846 года), в которых были напечатаны произведения Белинского, Герцена, Тургенева, Григоровича, Панаева, Достоевского («Бедные люди»).

Славянофилами было издано три тома «Московских сборников»: в 1846, в 1847 и в 1852 годах. В них приняли участие все видные славянофилы и близкие к ним литераторы и ученые — Жуковский, Вяземский, М. Максимович и др. В «Сборниках» были помещены программные статьи А. Хомякова и И. Киреевского, литературно-критические статьи Ю. Самарина и К. Аксакова, стихотворения Языкова, Хомякова, И. Аксакова, Жуковского, Вяземского, Н. В. Берга, отрывок из «Семейной хроники» С. Т. Аксакова и т. д.

Как и «Москвитянин», славянофильские «Сборники» были направлены против идей Белинского и Герцена, против реалистического направления русской литературы, но и они, как и журнал Погодина, не могли похвалиться особыми успехами.

Между журналами 40-х годов шла острая, принципиальная полемика. «Отечественные записки» (при Белинском) и «Современник» (после перехода в руки Некрасова) вели беспощадную борьбу против реакционных периодических изданий.

«Отечественные записки» с первых же дней своего существования поставили себя во враждебные отношения с «журнальным триумвиратом» — Булгариным, Гречем, Сенковским и примкнувшим к нему в эти годы Н. Полевым. В первом номере «Отечественных записок» за 1840 год появилась статья Белинского о Н. Полевом, о его «Очерках русской литературы». Она в самой резкой форме осуждала «новый и особенный против прежнего» образ действий Н. Полевого и обнажала реакционность его политических взглядов, отсталость его эклектической философии, романтической эстетики и суждений о конкретных явлениях русской литературы. Статья об «Очерках русской литературы» положила начало той постоянной борьбе, которую вели «Отечественные записки» против журналов Н. Полевого — «Сына отечества» и «Русского вестника», против их критических выступлений, в которых осуждались Гоголь и «Мертвые души», Лермонтов и натуральная школа. «Отечественные записки» неоднократно выступали и против псевдопатриотической драматургии Н. Полевого и его реакционно-романтической прозы.

Выступления «Отечественных записок» против Н. Полевого продолжались вплоть до прекращения последним всякой литературной и журнальной деятельности. На смерть Н. Полевого в 1846 году Белинский отозвался большой статьей — «Н. А. Полевой». К этому времени сотрудничество Белинского в журнале Краевского уже прекратилось, и статья была издана отдельной брошюрой. В ней Белинский дал окончательную оценку всей деятельности Н. Полевого, ее положительных и отрицательных сторон.

Еще более враждебно было отношение «Отечественных записок» к Булгарину, Гречу, Сенковскому и их периодическим изданиям — «Северной пчеле» и «Библиотеке для чтения». Несмотря на все цензурные препятствия («цензура, верная воле Уварова, марает в „Отечественных записках“

- 759 -

все, что пишется в них против Булгарина и Греча», — писал Белинский Н. Х. Кетчеру 3 августа 1841 года),1 Белинский в своих литературных и журнальных заметках систематически разоблачал продажность и доносы «Северной пчелы» и беспринципность «Библиотеки для чтения». Законченный портрет Булгарина, характеристику его «деятельности» Белинский дал в статье о «Воспоминаниях» Булгарина («Отечественные записки», 1846, №№ 4 и 5), где отвратительная фигура наглого агента III Отделения в литературе, прикрывающего свою продажность демагогией о правдолюбии и патриотизме, показана во весь рост.

Из статей против Сенковского и его журнала наиболее значительной является статья Белинского «Литературный разговор, подслушанный в книжной лавке» («Отечественные записки», 1842, № 9), дополняющая ту характеристику «Библиотеки», которую дал Белинский еще в «Телескопе» в статье «Ничто о ничем». «Литературный разговор» прекрасно раскрывал и отсутствие самостоятельных убеждений и мнений у «Барона Брамбеуса», и плоский характер его остроумия, и чрезмерное пристрастие к циническим сценам, и необоснованность его литературных оценок.

Кроме Белинского, против Булгарина, Греча, Сенковского выступали в «Отечественных записках» и другие сотрудники журнала. Так, в очерках И. И. Панаева «Русский фельетонист» и «Тля» были изображены Булгарин и его окружение («Отечественные записки», 1841, т. XV и 1843, № 2). Собирался выступить в «Отечественных записках» против Булгарина и Греча и Герцен. Но написанная им статья «Ум хорошо, а два лучше», или «Два литературных брака» (Булгарин и Греч, Погодин и Шевырев) получилась настолько острой, что и автор и руководители «Отечественных записок» вынуждены были отказаться от помещения ее в журнале.

С появлением «Маяка» и «Москвитянина» «Отечественные записки» приобрели новых врагов, которые главной целью своего существования поставили борьбу с передовой общественной мыслью 40-х годов. В полемику с «Маяком» «Отечественные записки» вступали довольно редко. Такая полемика была далеко не безопасной, а дикий, откровенный обскурантизм «Маяка» и сам по себе не привлекал к нему симпатий сколько-нибудь широких кругов читателей. Поэтому «Отечественные записки» ограничивались в войне с «Маяком» небольшими насмешливыми заметками и попутными замечаниями. В 1840 году в рецензии на роман Д. Н. Бегичева «Ольга» («Отечественные записки», 1840, № 10) Белинский писал, что «где-то, на маньчжурской границе» издается журнал под названием «Плошка Всемирного Просвещения, Вежливости и Учтивства». «К этому присовокупляют, — продолжал Белинский, — что будто бы эта „Плошка“ обвинила Жуковского и особенно Пушкина в растлении нашей литературы и развращении вкуса публики...» (V, 395). В «Плошке Всемирного Просвещения, Вежливости и Учтивства» нельзя было не узнать «Маяк современного просвещения, искусства и образованности».

Журнал Погодина и Шевырева был культурнее «Маяка»; в состав его сотрудников входили известные литераторы; пропаганда официальной народности велась в «Москвитянине» более тонко и умно. Вот почему «Отечественные записки» вели с ним гораздо более активную борьбу, чем с «Маяком». «Отечественные записки» указывали на связь «народности», исповедуемой «Москвитянином», с православием и самодержавием, выступали против преклонения «Москвитянина» перед феодальной и церковной

- 760 -

культурой России, боролись с «христианской философией» московского журнала, защищали от его критики Лермонтова, Гоголя и писателей «натуральной школы». Памятником полемики «Отечественных записок» с «Москвитянином» являются памфлет Белинского «Педант», статьи Белинского и Галахова в защиту «Хрестоматии» Галахова, многочисленные журнальные и литературные заметки Белинского, содержавшие в себе полемику с «Москвитянином», с москвитянинским пониманием «Мертвых душ», с доносительными стихами М. Дмитриева и т. д.

Особенно большую роль в общественной борьбе 40-х годов сыграл памфлет «Педант», направленный против Шевырева. «Педант» произвел необычайное впечатление. «Удар произвел действие, превзошедшее ожидания, — сообщал Боткин Краевскому. — У Шевырева вытянулось лицо, и он не показывался эту неделю в обществах. В синклите Хомякова, Киреевских, Павлова, если заводят об этом речь, то с пеною у рта и ругательствами...».

Энергичное участие в борьбе с «Москвитянином» принял Герцен. Он поместил в «Отечественных записках» три фельетона, направленных против «Москвитянина» и его руководителей: «Путевые заметки г. Вёдрина» (1843, № 11), «Москвитянин о Копернике» (1843, № 11) и «Москвитянин и вселенная» (1845, № 3). В них он очень удачно пародировал содержание и стиль «дорожного дневника» Погодина, издевался над курьезными промахами отдела наук «Москвитянина», иронизировал над «детски милыми и наивными» воззрениями «Москвитянина» на Европу и над его претензиями возродить гибнущее человечество спасительными началами православия и самодержавия. Выступая против «Москвитянина», «Отечественные записки» не отделяли журнала Погодина и Шевырева от славянофильства. «Отечественные записки» имели для этого все основания. Славянофилы принимали участие в «Москвитянине» и против «Отечественных записок» и Белинского, выступали единым фронтом с представителями официальной народности. Все это не мешало, конечно, «Отечественным запискам» выступать неоднократно и непосредственно против славянофилов.

Очень серьезным выступлением «Отечественных записок» против славянофилов является статья Белинского «Взгляд на русскую литературу 1844 года». Здесь Белинский подверг жестокой критике славянофильских поэтов Языкова и Хомякова. Особенно резко отметил Белинский претензии славянофильства и его поэтов на подлинную народность. «...Являясь в печати, — писал Белинский о Языкове, — он старается закрыть свой фрак зипуном, поглаживает свою накладную бороду и, чтоб ни в чем не отстать от народа, так и щеголяет в своих стихах и грубостию чувств и выражений. По его мнению, это значит быть народным! Хороша народность!» (IX, 105).

В этой же статье Белинский разоблачал поверхностный и демагогический характер критики Западной Европы со стороны славянофилов. В стихотворении «Остров» Хомяков, на все лады восхваляя Англию, называл ее «счастливою и богатою» («вероятно, метя на детей, работающих в рудокопнях», — иронически замечает Белинский; IX, 118); в то же время предрекал ей исчезновение с лица земли за то, что она подчинила церковь и религию «власти суетной, земной». По этому поводу, Белинский — убежденный враг буржуазного строя — писал: «Мы не думаем, чтоб Англия так-таки вот взяла да и окончила смертию живот свой, прочитав стихотворение

- 761 -

г. Хомякова... Но что Англия может много потерпеть за то, что в ней бедные люди беспрестанно или умирают голодной смертью, или предупреждают смерть самоубийством, — это другое дело...» (IX, 119).

Развернутым выступлением «Отечественных записок» против славянофилов является и статья Белинского о повести В. А. Соллогуба «Тарантас». Она возникла в обстановке крайнего обострения борьбы Белинского и Герцена против славянофилов и представляет собой памфлет на И. В. Киреевского и беспощадный удар по теориям славянофильства. Издеваясь над утопическими стремлениями славянофилов возродить «давно прошедшее», Белинский писал: «...новые дон-Кихоты, они сочинили себе одно из тех нелепых убеждений, которые так близки к толкам старообрядческих сект, основанных на мертвом понимании мертвой буквы, и из этого убеждения сделали себе новую Дульцинею тобосскую, ломают за нее перья и льют чернила» (IX, 340).

Еще более активную борьбу с реакционной журналистикой вел «Современник» после его перехода в руки Некрасова. Он систематически разоблачал продажность Булгарина, квасной патриотизм официальной народности, псевдодемократизм славянофилов.

Во второй книжке «Москвитянина» за 1847 год славянофил Ю. Ф. Самарин поместил статью «О мнениях „Современника“ исторических и литературных». В ней он нападал на Белинского, на «Современник», на реализм в литературе и на все лады превозносил славянофильство. «Современник» ответил Самарину статьями Белинского и Кавелина. В своем «Ответе „Москвитянину“» Белинский решительно отвергал претензии славянофилов на то, что их учение одно истинно «русское, национальное», что они являются настоящими патриотами, а их противники из «партии» Белинского оторвались от родины. Когда славянофилы на этом основании охотно стали именовать себя «московским направлением», Белинский сразу разгадал их попытку прикрыться именем Москвы — «представительницы и хранительницы русской народности» — и заявил, что, как ни хлопочут славянофилы, им не удастся «смешать с Москвою какой-нибудь литературный кружок... Москва велика, и как ни надувайтесь, а все с нее не будете ростом, только повредите вашему здоровью и будете смешны», — писал он в «Ответе „Москвитянину“» (XI, 10).

Великолепно понимал и чувствовал Белинский классовую — дворянскую, барскую природу славянофильства. В «Ответе „Москвитянину“» он писал, что публика сумеет увидеть разницу между ним — Белинским — «человеком, у которого литературная деятельность была призванием», и Самариным — «каким-нибудь баричем, который изучал народ через своего камердинера, и думает, что любит его больше других, потому что сочинил или принял на веру готовую о нем мистическую теорию, который, между служебными и светскими обязанностями, занимается также и литературою, в качестве дилетанта, и из году в год высиживает по статейке, имея вдоволь времени показаться в ней умным, ученым и, пожалуй, талантливым» (XI, 40).

«Современник» вел борьбу на два фронта: не только против славянофилов, но и против либералов-западников, преклоняющихся перед буржуазной цивилизацией и буржуазным парламентаризмом. В этом отношении весьма характерна полемика по вопросу об исторической роли буржуазии, которая возникла в связи с появлением в «Современнике» «Писем из Avenue Marigny» Герцена. В своих «Письмах» Герцен горячо нападал на буржуазию, буржуазный строй и культуру. Это вызвало недовольство у Боткина, Грановского, Анненкова, Корша, которые взяли под защиту

- 762 -

буржуазию. Герцена поддержал Белинский, который, считая развитие капитализма в России явлением прогрессивным, в то же время был как нельзя более далек от восторженного отношения к буржуазии.

В этом плане показательна и полемика Белинского с В. Н. Майковым по вопросу о космополитизме. В своих статьях, печатавшихся в 1846—1847 годах в «Отечественных записках», Майков показал себя защитником космополитизма; он считал, что нация может оказывать только вредное влияние на развитие культуры. Белинский во «Взгляде на русскую литературу 1846 года» решительно выступил против «фантастического космополитизма» и европеизма Майкова и других и убедительно показал как теоретическую несостоятельность концепции Майкова, так и ее практическую порочность.

С огромной силой отстаивает Белинский национальное своеобразие народов, их право на самобытность. «Без национальностей человечество было бы мертвым логическим абстрактом, словом без содержания, звуком без значения. В отношении к этому вопросу я скорее готов перейти на сторону славянофилов, нежели оставаться на стороне гуманических космополитов... Но к счастию, — прибавлял Белинский, — я надеюсь остаться на своем месте, не переходя ни к кому...» (X, 408).

Борьба «Отечественных записок» при Белинском и некрасовского «Современника» против враждебных журналов не осталась безрезультатной и сыграла немалую роль в судьбе последних. Не без влияния «Отечественных записок» влачил жалкое существование «Сын отечества», прекратилось издание «Русского вестника» и быстро погас «Маяк», не без влияния «Отечественных записок» и «Современника» упала популярность «Северной пчелы» и «Библиотеки для чтения» и лишь «кое-как» издавался «Москвитянин».

«Отечественные записки» и «Современник» возбудили к себе дикую ненависть со стороны реакционных журналистов. Демагогически и ложно они обвиняли «Отечественные записки» и «Современник» в презрении к русскому народу, в нигилистическом отношении к русской истории, культурному и литературному наследию. При этом руководители враждебных «Отечественным запискам» и «Современнику» журналов не стеснялись давать место на страницах своих изданий таким произведениям, которые совершенно явно имели характер доноса. «Северная пчела» изобилует такого рода выступлениями. Достаточно сослаться на обвинение «Отечественных записок» в том, что они не уважают Жуковского — автора гимна «Боже, царя храни» (1843, № 256). И другие журналы не брезгали подобного рода обвинениями. Сошлемся на басню Б. Федорова «Крысы» в журнале «Маяк», на стихотворение М. Дмитриева «Безымянному критику» в «Москвитянине».

Не ограничиваясь литературными средствами борьбы, журнальные враги «Отечественных записок» и «Современника» прибегали часто и к доносам, которые Булгарин и другие направляли в III Отделение.

Но ничто не могло помешать росту и популярности «Отечественных записок», когда ими руководил Белинский, и «Современника», когда во главе его стали тот же Белинский и Некрасов.

С 1848 года в истории русской журналистики начинается тяжелый период. Цензурный комитет под председательством князя Меншикова приступил к особенно тщательному обследованию содержания выходящих журналов и действий цензуры. Над лучшими журналами нависла реальная угроза закрытия. Как и следовало ожидать, отзывы членов «комитета» о «Северной пчеле», «Библиотеке для чтения» и «Москвитянине»

- 763 -

были благоприятны: «„Северную пчелу“ в политическом отношении должно причислить к самым благонамеренным, в духе правительства действующим журналам»;1 «Москвитянин» — «журнал весьма чистого направления», — это видно из того, что он находится в «постоянном состязании с „Отечественными записками“ и „Современником“».2 Совсем иначе были оценены комитетом и правительством «Отечественные записки» и «Современник». По их мнению, «журналы сии допускали в статьях своих мысли, в высшей степени преступные, могущие поселить и в нашем отечестве правила коммунизма, неуважение к вековым и священным учреждениям, к заслугам людей, всеми почитаемых, к семейным обязанностям и даже к религии, повредить народной нравственности и вообще приготовить у нас те пагубные события, которыми ныне потрясены западные государства».3

Иллюстрация:

«Москвитянин». Обложка журнала. 1842.

На основании доклада «меншиковского комитета» Николай I предложил сделать предупреждение Краевскому и Никитенко, «чтобы они на будущее время... всеми мерами старались давать журналам своим направление, совершенно согласное с видами нашего правительства, и что за нарушение этого, при первом после сего случае, им воспрещено будет издавать журналы, а сами они подвергнутся наистрожайшему взысканию и поступлено с ними будет, как с государственными преступниками».4

Предупреждение нагнало на Краевского и Никитенко сильный страх. Никитенко обратился к шефу жандармов с письмом, в котором уверял в своей преданности «великому государю» и сваливал «упущения» «Современника» на его сотрудников. Письмо граничило с доносом. А когда Николай I ответил на письмо «пусть докажет на деле свои чувства», Никитенко счел за лучшее совсем отказаться от редактирования «Современника» (в апреле 1848 года). Краевский поступил еще решительнее. Он поспешил в III Отделение и изъявил там готовность «быть органом правительства», потом отправил письмо Дубельту, в котором, как и Никитенко, объяснял наличие «чужеземного влияния» в журнале увлечениями своих сотрудников и, наконец, поместил в «Отечественных записках» статью «Россия и

- 764 -

Западная Европа в настоящую минуту», где в самых льстивых выражениях превозносил русское самодержавие.

Некоторые сотрудники «Отечественных записок» и «Современника» пострадали от деятельности «меншиковского комитета» в гораздо большей степени, чем редакторы журналов. М. Е. Салтыкову, на «неблагонамеренность» повести которого «Запутанное дело» «меншиковский комитет» обратил особое внимание, пришлось отправиться в ссылку в Вятку, и нет никакого сомнения в том, что только преждевременная смерть спасла от правительственных репрессий Белинского.

Под влиянием общей политической реакции периода «мрачного семилетия» русские журналы потускнели и стали менее содержательными, «Отечественные записки» стали сходны с «Библиотекой для чтения», «Северное обозрение» — с «Сыном отечества». Естественно, что и некоторые писатели стали менее разборчивыми при выборе журналов, в которых будут помещены их произведения. Григорович печатался в «Современнике», «Отечественных записках» и... «Москвитянине». Дружинин помещал свои вещи в «Современнике» и «Библиотеке для чтения». Писемский, Даль, Фет, Полонский и многие другие помещали свои произведения буквально, где придется.

В связи с обезличением журналов почти исчезает и принципиальная полемика между ними. И если Белинский заявлял, что его «призвание, жизнь, счастие, воздух, пища — полемика»,1 то сменивший Белинского на посту критик 50-х годов либерал Дружинин писал, что «не вступать ни в какую полемику и избегать журнальных споров до крайности похвально...».2 Принципиальная полемика уступает место ничтожной и пустой грызне. Стиль статей, незнание иностранных языков, неверные даты, опечатки, а иногда и личные качества того или иного сотрудника журнала стали главным предметом журнальных дискуссий. Особенно острый характер подобная полемика принимала в период подписки на новый год.

В стихотворении «Беседа журналиста с подписчиком» («Деловой разговор») Некрасов прекрасно характеризовал «осенний поход» журналистов на читателей и сопровождающие его журнальные битвы:

Забыв достоинство своей журнальной чести,
Из зависти, вражды, досады, мелкой мести
Спешите вы послать врагам своим стрелу.
Враги стремительно бросают вам перчатку —
И бурей роковой к известному числу
Всё разрешается... Ошибку, опечатку
С восторгом подхватив, готовы целый том
О ней вы сочинить... А публика? Мы ждем,
Когда окончится промышленная стычка,
Критический отдел наполнившая весь
И даже, наконец, забравшаяся в Смесь,
И думаем свое...3

Журналы отказались и от освещения самых существенных событий окружающей жизни. Смерти Белинского в «Современнике» было посвящена десять строк; на смерть Гоголя почти нельзя было откликнуться. Что же касается таких событий, как революция 1848 года, то о них приходилось совершенно молчать. Для сравнения отметим, что незадолго до 1848 года

- 765 -

«Современник» (несмотря на все строгости цензуры) опубликовал такое произведение, как «Письма из Avenue Marigny» Герцена.

Единственным журналом, который старался сохранить свой прежний облик и направление, был «Современник», несмотря на то, что положение его в эти годы было исключительно тяжелым. Некрасов руководил журналом в духе заветов Белинского. Тем не менее общий упадок русской журналистики коснулся и «Современника». Журнал стал менее содержателен и ярок. Даже художественный отдел «Современника» — лучший отдел журнала — стал беднее. Никто, конечно, не мог заменить умершего Белинского и эмигрировавшего Герцена, а без них в «Современник» начинали проникать либеральные тенденции.

Новый период в истории русской журналистики начнется после поражения России в Крымской кампании и смерти Николая I, когда поднимется новая волна революционного движения и на общественно-политической арене и в литературе выступит новое поколение деятелей и писателей во главе с Чернышевским и Добролюбовым — поколение разночинной революционной демократии 60-х годов.

2

В связи с расцветом художественной литературы и общим идейным подъемом в 40-е годы, высоко поднялось значение передовой литературной критики. Она стала играть исключительно важную роль в развитии русской культуры и жизни русского общества. Так как прямое распространение философских и социальных идей и учений в России того времени было почти невозможно, передовая критика решала не только литературные, но и все «проклятые вопросы» эпохи. Она не только раскрывала смысл и характер творчества различных писателей, указывала русской литературе наиболее плодотворные пути развития, способствовала воспитанию эстетического вкуса, но и была средоточием русской философской и общественно-политической мысли.

В эти годы В. Г. Белинский становится подлинным руководителем передовой литературы и общественной мысли. Его критика соответствовала новому периоду в развитии русского общества, отвечала на насущные запросы общественной мысли и литературы.

Белинский был наследником всех предшествующих достижений русской и мировой критики и родоначальником нового этапа в развитии литературно-эстетической мысли. Он дал литературной критике глубокое философско-историческое обоснование и связал ее с передовой общественной мыслью.

Значение критических статей Белинского далеко выходит за пределы литературы и эстетики. Они насыщены богатейшим философским и социально-политическим содержанием и представляют замечательные произведения русской философии и социологии, оказавшие огромное влияние на развитие русской культуры и освободительного движения.

Художественной литературе и искусству Белинский придавал исключительно важное значение. Особенно, по его мнению, велика роль литературы в России, где она является главным проводником передовых идей, почти единственным защитником народных интересов. Но, чтобы выполнить свои благородные и почетные задачи, русская литература, по словам Белинского, должна изображать действительность в ее «истине», проникнуться общественными интересами, стать подлинно народной.

- 766 -

Белинский создал концепцию художественного реализма, сделав шаг вперед в развитии не только русской, но и мировой эстетической мысли. Опираясь на материалистическую философию, он утверждал, что природа искусства — земная, материальная, а не потусторонняя, метафизическая, как считали идеалисты. По мнению Белинского, искусство, как и наука, является могучим средством познания действительности, с тем отличием, что наука познает мир при помощи понятий, а искусство при помощи конкретных образов. Отсюда борьба Белинского за реализм искусства и литературы. Он постоянно выступал против всякой неестественности и фальши в искусстве и требовал от него правдивого воспроизведения действительности. Он нанес сильнейший удар эстетике Гегеля, ограничивавшей пределы развития искусства романтической формой, и теориям, трактовавшим искусство, как «украшенную природу», оправдывавшим идеализацию действительности в искусстве.

Понятие реализма в критике Белинского не имело ничего общего с натурализмом. Белинский нападал на равнодушное копирование действительности в произведениях литературы и на созерцательное отношение писателей к изображаемой ими жизни. Он и в философии, и в искусстве пропагандировал не только верность правде действительности, но и «субъективность», т. е. активное отношение к жизни. По его мнению, художник должен осмысливать и «истолковывать» изображаемое им явление. И как в философии Белинский стал в 40-е годы страстным врагом примирения с гнусной действительностью, так и в литературе он был горячим проповедником критического реализма и передовых общественных идеалов. Это было естественно, так как Белинский рассматривал литературу как могучее средство борьбы против крепостничества и самодержавия и пропаганды идей демократии.

Определяя искусство как верное и правдивое воспроизведение действительности, ее существенных, типических сторон и тенденций, Белинский видел в нем выражение общественных идей, стремлений, запросов. Он был горячим защитником гражданской социальной направленности искусства и литературы и врагом идеалистической теории «искусства для искусства». Он требовал от литературы активного служения интересам народа, России, прогресса и считал, что это нисколько не противоречит сущности искусства и отнюдь не снижает качества произведений литературы. По его мнению, подлинно великое произведение искусства представляет собой гармоническое соединение глубокого общественного содержания с высоко художественной формой.

Белинский был защитником реализма и народности в литературе. При этом его понимание народности резко отличалось своей глубиной и прогрессивностью от взглядов других критиков 40-х годов. В противоположность критике «Маяка» и «Москвитянина», он утверждал, что истинная народность в искусстве ничего общего не имеет с квасным патриотизмом и бахвальством, порядками и нравами самодержавно-крепостнической России. Белинский боролся против славянофильских представлений о народности в литературе, преследуя всякую лубочную подделку под народность. Белинский понимал под народностью в произведениях искусства воплощение в них национально-народного отношения к многообразным явлениям жизни, проявление в них мудрости, чаяний, идеалов народных масс, правдивое изображение действительности. Защита народности в его критике была неразрывно связана с защитой критического реализма и имела ярко выраженный демократический характер.

Статьи Белинского о творчестве различных писателей произвели

- 767 -

подлинный переворот в русской литературе. Исходя из принципов реализма и демократической народности, Белинский развенчал реакционно-романтическую школу в русской литературе и подорвал популярность ее наиболее видных представителей: Н. В. Кукольника, В. Г. Бенедиктова и др. Тем самым он расчистил дорогу для дальнейшего прогрессивного развития русской литературы.

Белинский развил поразительно глубокое понимание творчества Пушкина, Лермонтова, Гоголя, разъяснил значение их деятельности. Тем самым он направил развитие русской литературы по плодотворному пути реализма и народности.

С изумительной верностью и прозорливостью Белинский оценил первые произведения Герцена, Тургенева, Некрасова, Гончарова и других писателей и направил их по пути реализма и народности. Преданность идеям Белинского помогла многим писателям создать великие произведения художественной литературы.

Отстаивая свои убеждения, Белинский вел неустанную, систематическую борьбу против критиков враждебного лагеря — Сенковского и Булгарина, Шевырева и славянофилов. «Чувствую теперь вполне и живо, что я рожден для печатных битв», — писал он.1 Литературные споры 40-х годов носили ожесточенный характер, что еще Чернышевский правильно объяснял тем, что спорящие стороны «заботились не столько о чисто эстетических вопросах, сколько вообще о развитии общества».2

Под влиянием выступлений Белинского и всей общественно-литературной обстановки 40-х годов падает авторитет Н. Полевого, Сенковского. Шевырева и других реакционных критиков того времени. Н. Полевой продолжал оставаться поклонником романтической эстетики. Бывший редактор «Московского телеграфа» стал в ряды пропагандистов официальной идеологии. Он поверхностно иронизировал над диалектикой, считая ее схоластикой, и выступал против реализма, полагая, что задача художника — «примирить для нас видимый раздор действительности изящною идеею искусства».3 Естественно, что Н. Полевой оказался в 40-е годы в рядах врагов Гоголя, Лермонтова и всей передовой литературы. Особенно жестоко нападал Полевой на Гоголя и его «Мертвые души».

Русского читателя 40-х годов перестала удовлетворять и критика Сенковского, основанная на потакании провинциальным, малокультурным вкусам, на безоговорочном принятии официальных установок. Всегда свойственная Сенковскому вражда ко всему значительному и талантливому в литературе в 40-е годы усилилась. В угоду отсталым читателям он выступал с плоским вышучиванием всех больших настоящих произведений искусства. Как и Полевой, Сенковский замалчивал творчество Кольцова и неодобрительно относился к произведениям Лермонтова. Как и Полевой, Сенковский в статье о «Мертвых душах» упрекал Гоголя в унижении русских людей, грубости и неправильности слога.

Не имели успеха в 40-е годы и предпринятые С. П. Шевыревым попытки придать реакционной критике более солидный и принципиальный характер, чем это имело место в журналах «триумвирата». В основе многочисленных критических выступлений Шевырева в «Москвитянине» лежало стремление направить русскую литературу на путь «православия, самодержавия и народности» и освободить ее от «вредного» влияния Белинского.

- 768 -

Отсюда — борьба Шевырева с реализмом и особенно с критическим направлением в русской литературе за «высокое» искусство, водворяющее в душе человека чувство гармонии и согласия с действительностью, независимо от общественных задач и целей. Естественно, что критик «Москвитянина» не смог правильно, по достоинству оценить ни одного выдающегося явления литературы своего времени.

О Пушкине Шевырев писал, что он — создатель произведений, совершенных по своей внешней форме, но недостаточно глубоких по содержанию. К Лермонтову Шевырев отнесся с недоброжелательством, считая его поэтом мало оригинальным и не успевшим создать ничего значительного. Чтобы поколебать влияние его произведений, критик «Москвитянина» старался доказать, что «недуги века», нашедшие свое отражение в творчестве Лермонтова, существуют только на Западе, но не в России.

Сложнее было отношение Шевырева к «Мертвым душам». В 40-е годы он вел ожесточенную борьбу за Гоголя с Белинским. Находясь в близких отношениях с Гоголем, Шевырев надеялся превратить Гоголя в писателя своего лагеря. Поэтому он настойчиво убеждал Гоголя отказаться от критики русской жизни и перейти к изображению ее «светлых» сторон: духовенства в светлых одеждах, русского крестьянина с его смирением, светской женщины и т. п. Не дождавшись от Гоголя художественного осуществления своих советов и пожеланий, Шевырев приветствовал «Выбранные места из переписки с друзьями», поставив эту печально известную книгу выше гениальных «Мертвых душ».

Надеясь обратить Гоголя на «путь истинный», Шевырев, в отличие от Полевого, Сенковского, Булгарина, отделял его от писателей так называемого «гоголевского направления». К последним — Герцену, Григоровичу, Некрасову, Тургеневу, Гончарову, Достоевскому и другим — он относился с исключительной враждебностью. Критик «Москвитянина» обвинял их в том, что они рабски копируют действительность и забыли об идеальной сущности искусства; навязывают искусству якобы чуждые ему общественные цели и задачи; портят русский язык; оторвались будто бы от русского народа и т. д.

Развитие реализма в России было встречено крайне враждебно и славянофилами. В 1847 году во втором томе «Московского сборника» К. С. Аксаков обрушился на «Петербургский сборник», охарактеризовав большую часть помещенных в нем произведений как «хлам» и легкомысленную болтовню. Тогда же Ю. Ф. Самарин напал в «Москвитянине» на Белинского и реализм в статье «О мнениях „Современника“ исторических и литературных». Подобно Шевыреву, и тот и другой упрекали писателей реалистов в изображении одних темных сторон русской жизни, в незнании коренных начал русской народной жизни и т. д.

Нападая на писателей «гоголевского направления», славянофильская критика, еще решительнее, чем Шевырев, пыталась доказать, что Гоголь не имеет с ними почти ничего общего. Восторженный К. С. Аксаков рассматривал «Мертвые души» как эпическое созерцательное произведение типа «Илиады», раскрывающее «субстанцию» русского народа; Самарин утверждал, что Гоголь обратился к изображению пошлой стороны действительности лишь в силу потребности внутреннего самоочищения.

Призывы славянофильских критиков к изображению «светлых» сторон русской жизни означали стремление превратить русскую литературу в средство пропаганды славянофильских заблуждений и ложных представлений о действительности, стремление направить развитие литературы в России не по пути реализма, а по пути реакционного романтизма.

- 769 -

Первая крупная литературная битва 40-х годов разгорелась в связи с выходом в свет первого издания «Героя нашего времени» и «Стихотворений» Лермонтова. Белинский был единственным критиком, по достоинству и правильно оценившим творчество Лермонтова. В противоположность Н. Полевому, утверждавшему, что Лермонтов не может быть назван великим поэтом, Белинский поставил Лермонтова рядом с Пушкиным как великого национального поэта. В противоположность Булгарину, пытавшемуся истолковать «Героя нашего времени» как нравоучительный роман, Белинский справедливо нашел, что роман Лермонтова «это грустная дума о нашем времени» (V, 368), что в образе Печорина воплощен критический дух «нашего века».

Полемика по поводу творчества Лермонтова возобновилась в 1843 году в связи с посмертной публикацией произведений поэта в «Отечественных записках» и выходом в свет второго издания его стихотворений. На этот раз Белинский отстаивал творчество Лермонтова от нападений Сенковского и особенно Шевырева. Поводом к полемике с Шевыревым послужила известная литературная «Хрестоматия» А. Д. Галахова, вышедшая тогда первым изданием. Шевырев в своей пространной рецензии на «Хрестоматию» возмутился тем, что Галахов поместил в ней произведения Лермонтова, поставив их рядом с произведениями Карамзина, Жуковского, Крылова, Шиллера, Гёте и явно предпочел Лермонтова лучшим, по мнению Шевырева, лирикам современности — Языкову и Хомякову. В связи с этим Шевырев повторил свою характеристику Лермонтова как поэта, не успевшего сформироваться, подражательного, сумевшего создать лишь «призраки» Печорина и Мцыри, и выразил недовольство публикацией его произведений в «Отечественных записках» и новым изданием его стихотворений.

Шевыреву отвечал Галахов. В спор вмешался Белинский. В самой резкой форме он высмеивал утверждения Шевырева о подражательности Лермонтова и заявил, что любое его стихотворение несравненно выше «лучших стихотворений» Языкова, Хомякова и Бенедиктова. «И уж конечно, имя поэта Лермонтова скорее может быть поставлено с именами поэтов — Шиллера и Гёте, чем имя Карамзина, отличного литератора, известного историка, но нисколько не поэта» (VIII, 280).

В 1842 году возникли горячие споры по поводу «Мертвых душ» Гоголя. Белинский боролся и против врагов Гоголя и против его ложных друзей. В своих «Литературных и журнальных заметках» за 1842 год он показал всю неосновательность и пустоту обвинений, выдвинутых против «Мертвых душ» Сенковским и Булгариным, которые, как известно, не нашли в поэме Гоголя ничего, кроме клеветы на Россию, грубости и неправильного слога. Столь же убедительно выступил Белинский против мнений, высказанных о «Мертвых душах» Шевыревым. Он показал, что Шевырев напрасно приписывает себе честь «открытия» дарования Гоголя и пытается прикрыть свое отрицательное отношение к «Мертвым душам» бессодержательными похвалами. Белинский разоблачил сущность той «народности», к которой Шевырев старался склонить Гоголя, высмеяв восторги критика «Москвитянина» перед неиспорченной натурой кучера Селифана и перед «радушием», с которым Селифан изъявляет готовность быть высеченным.

Особенно горячий спор по поводу «Мертвых душ» произошел между Белинским и К. С. Аксаковым. На брошюру К. С. Аксакова о «Мертвых душах» Белинский ответил специальной рецензией, на «объяснение» противника — «Объяснением на объяснение». Фанатик славянофильства, К. С. Аксаков нашел, что «Мертвые души» знаменуют собой возрождение

- 770 -

древнего эпоса, который был доведен до упадка на Западе и снова возникает у нас в России. В связи с этим он трактовал «Мертвые души» как эпопею русской народной жизни, совершенно умалчивая о критическом и антикрепостническом характере поэмы Гоголя. Естественно, что Белинский решительно возражал против мнений Аксакова. «В „Илиаде“, — писал он, — жизнь возведена на апофеозу; в „Мертвых душах“ она разлагается и отрицается; пафос „Илиады“ есть блаженное упоение, проистекающее от созерцания дивно-божественного зрелища; пафос „Мертвых душ“ есть юмор, созерцающий жизнь сквозь видный миру смех и незримые, неведомые ему слезы» (VII, 288).

Борьба вокруг творчества Гоголя развернулась еще сильнее в 1847 году, после выхода его книги «Выбранные места из переписки с друзьями». Эта книга вызвала многочисленные и самые противоречивые отклики в русском обществе и критике. Реакционные круги приветствовали «Переписку». Со статьями, одобряющими ее, выступили Булгарин, Шевырев, Вяземский и др. Они решили, что в новой книге Гоголь порывает с прежним сатирическим направлением и переходит на их позиции. Они использовали «Переписку» для атаки на Белинского и критический реализм.

Белинский в статье о «Выбранных местах», помещенной в «Современнике», а еще более сильно в своем знаменитом зальцбруннском письме к Гоголю дал решительный отпор реакции, поднявшей на щит книгу Гоголя. Он беспощадно осудил «Переписку», как проповедь кнута, невежества, обскурантизма и мракобесия, как защиту самодержания, крепостничества, церкви. Однако отношение Белинского к прежним произведениям Гоголя не изменилось. В противовес Шевыреву и Вяземскому, он справедливо продолжал считать Гоголя основоположником «отрицательного направления» в русской литературе. Известно, что письмо Белинского к Гоголю получило широкое распространение среди прогрессивной интеллигенции 40-х годов и оказало огромное влияние на развитие русского революционного движения, общественной мысли и литературы.

Во второй половине 40-х годов споры о Гоголе были неотделимы от споров о критическом реализме в литературе. После выхода в свет «Петербургского сборника» вопрос о критическом реализме стал в центре литературно-критической борьбы. Против критического реализма в литературе неоднократно выступали и Булгарин, и Шевырев, и славянофилы. Булгарин упрекал писателей-реалистов в пристрастии к изображению низкой действительности, Шевырев — в пренебрежении к чистому искусству, К. Аксаков и Самарин — в односторонне-отрицательном подходе к русской действительности и презрении к народу. В обзорах русской литературы за 1846 и 1847 годы и в «Ответе „Москвитянину“» Белинский блестяще вскрывал отсталость литературно-эстетических принципов врагов критического реализма и разъяснял его прогрессивное значение.

В конце жизни Белинского обнаружилось, что его критика встречает не только вражду со стороны реакционеров и славянофилов, но и явную оппозицию в лагере либералов-западников. Кое-кому из либералов показалось уже тогда, что литературно-критические взгляды Белинского устарели и нуждаются в исправлении и пересмотре. Так, А. В. Никитенко явно не удовлетворяли пропагандировавшиеся Белинским принципы реализма, и он, используя свое право юридического редактора журнала, пытался оговаривать и «поправлять» их даже на страницах «Современника» (1847, № 1). Так, В. П. Боткин, проповедовавший тогда позитивизм и «практическое применение» философии, требовал от литературы и критики «дельности» и идеологии, имеющей «прямое отношение к практическому миру». «Пока

- 771 -

промышленные интересы у нас не выступят на сцену, до тех пор нельзя ожидать настоящей деятельности в русской литературе», — писал он Анненкову в 1846 году.1

Критика Белинского казалась Боткину устаревшей и во многом ошибочной. «Белинский, — утверждал Боткин, — почти освободясь от гегелианских теорий, еще крепче сидит в художественности, и от этого критика еще далеко не имеет той свободы, оригинальности, того простого и дельного взгляда, к которым он способен по своей природе».2 Может показаться, что в своем протесте против «художественности» Боткин выражает прогрессивные тенденции русской мысли, преодолевающей абстракции идеалистической философии и эстетики. На самом деле Боткин, как либерал, призывал к полному отказу от диалектики в философии и от рассмотрения художественных особенностей и эстетической ценности произведений искусства во имя позитивизма «практического направления» и «промышленных интересов».

Либеральным кривотолкам об «устарелости» критики Белинского отдал дань и талантливый критик 40-х годов В. Н. Майков. Его критическая деятельность продолжалась очень недолго — немногим больше года, но он успел написать довольно много.

Несомненно, что В. Майков, как критик, испытал на себе сильнейшее влияние Белинского. Вслед за Белинским он решительно выступает против идеалистической эстетики, отрывающей искусство от земли, от действительности, против классицизма и романтизма, которые изображали «жизнь несуществующую». Как и Белинский, В. Н. Майков был горячим защитником Гоголя и критического реализма. «Верность действительности, — утверждал Майков, — составляет такое существенное условие всякого изящного произведения, что человек, одаренный художническим талантом, никогда не произведет ничего противного этому условию».3 Характеризуя творчество В. Одоевского и стихотворения Ю. Жадовской, Майков показывает, что на основе мистицизма нельзя создать подлинно художественного произведения.

Вслед за Белинским Майков был пропагандистом гражданского, социального направления в литературе. «Мы, — писал он, — требуем теперь, да и всегда, кажется, будем требовать от литературы выражения общества, его развития, духа народа...».4 Именно поэтому Майков чрезвычайно высоко оценил Кольцова, как поэта, который на богатство и бедность смотрит «также серьезно, как самый ревностный политико-эконом», и создал «истинный chef d’oeuvre экономической поэзии»5 — стихотворение «Что ты спишь, мужичок?». За попытку показать общественно-экономические противоречия современного города похвалил Майков «Петербургские вершины» Буткова.

Влияние Белинского определило наиболее сильные стороны критики Майкова. Именно поэтому Чернышевский даже в статье Майкова о Кольцове, — в которой с наибольшей очевидностью сказались серьезные ошибки Майкова, — находил прекрасные места и полагал, что она хотя и «направлена, повидимому, против статьи Белинского, но в сущности представляет развитие мыслей, высказанных Белинским...».6

- 772 -

Однако, как в своем мировоззрении, так и в своей критике, Майков нередко развивал упрощенные и неправильные положения. Не определив до конца своего места в общественно-политической борьбе того времени, не отличаясь последовательностью воззрений, Майков колебался между демократами и либералами и допускал в своих выступлениях серьезные ошибки. С одной стороны, он был связан с петрашевцами и вместе с петрашевцами редактировал «Карманный словарь» Кириллова, а с другой стороны, он выступал против Белинского в защиту космополитизма. На критике Майкова сказалась и ограниченность позитивизма.

Сущность «научной», «опытной» критики и эстетики Майков понимал односторонне. Он ограничивал задачи эстетической теории и критики исследованием условий творческой деятельности. Современная эстетика, — утверждал Майков, — «отказалась навсегда от титла руководительницы художественного таланта; сфера ее ограничивается опытным исследованием обстоятельств, сопровождающих зачатие, развитие и выражение художественной мысли».1 Сами литературные произведения были для Майкова по преимуществу материалом для истории общества, а не могучим средством преобразования действительности. С этой точки зрения он и оценивал их «полезность».

Наиболее ярко недостатки «позитивной» критики Майкова сказались в его споре с Белинским о Кольцове. В то время как Белинский трактовал Кольцова как народного русского поэта, Майков увидел в нем поэта-космополита, который якобы вышел за пределы национальной «ограниченности». В то время как Белинский считал, что в поэзии Кольцова отразились свойственные русскому народу душевный размах и удаль, могучий порыв к воле и страстный протест против нужды и угнетения, Майков выдвигал в качестве основных тем «экономической поэзии» Кольцова «физический труд, любовь к полезной работе, деньги, выручаемые потом и терпением».2 В статьях Майкова о Кольцове с неоспоримой ясностью сказались космополитические, буржуазно-либеральные заблуждения критика.

Белинский во «Взгляде на русскую литературу 1846 года», решительно выступая против «гуманических космополитов», писал: «Без национальностей человечество было бы мертвым логическим абстрактом, словом без содержания, звуком без значения» (X, 408); и далее: «Великий человек всегда национален, как его народ, ибо он потому и велик, что представляет собою свой народ» (X, 410).

Сильно упало значение и качество литературной критики в России в период реакции, наступившей после 1848 года. Общий уровень критической мысли, так высоко поднятый Белинским, сильно снизился. Критические статьи и обзоры стали осторожно обходить «проклятые вопросы» жизни и старались держаться исключительно в плоскости эстетических вопросов. Горячие демократические убеждения и революционная страстность сменились в них холодным беспристрастием и либеральным объективизмом. В критике получили широкое распространение идеи «искусства для искусства», враждебные критическому реализму в литературе — тому направлению, которое так высоко ценил Белинский. Критика стала вялой, мало содержательной, литературные обзоры превратились в библиографическую хронику и номенклатурные перечисления.

Вместо животрепещущих статей о современных писателях, журналы стали заполняться пространными статьями о писателях XVIII века. При

- 773 -

этом историко-литературные работы носили большей частью узко библиографический, оторванный от жизни характер. По этому поводу Н. Г. Чернышевский писал в 1853 году Н. И. Костомарову: «Апатия в Петербурге достигла чрезвычайно высокой степени развития; нельзя узнать тех людей, которых я знал два года назад. Прежнего осталось в них одни только имена. Петербург решительно отстал от провинции.

«Как пример перемены, происшедшей во всех областях умственной деятельности, укажу вам современное направление литературной критики. Она обратилась в чистую библиографию. Место Белинского занимают теперь Геннади и Тихонравов, знающие наизусть Сопикова и смирдинский каталог с тремя прибавлениями. Я признаю важность библиографии, как вспомогательной науки для истории литературы. Но ставить выше всего на свете изыскания о том, что писал Елагин и нет ли неизвестных еще сочинений Ельчанинова, кажется мне буквоедством. Эти господа с презрением смотрят на прежние стремления людей, занимавшихся критикой, как средством распространения человеческого взгляда на вещи; они обвиняют их в неосновательности за то, что, говоря, например, о Ломоносове, не описывали они формата, шрифта и т. д. всех изданий Ломоносова».1

Заметным критиком эпохи «мрачного семилетия» был А. В. Дружинин — весьма умеренный либерал, сторонник идеалистической теории «чистого искусства», открыто отрекавшийся от традиций Белинского. «Поэзии мало в последователях Гоголя, — заявлял Дружинин, — поэзии нет в излишне-реальном направлении многих новейших деятелей... Скажем нашу мысль без обиняков: наша текущая словесность изнурена, ослаблена своим сатирическим направлением».2 Отвергая направление критического реализма, Дружинин противопоставлял ему Пушкина, тенденциозно интерпретированного как олимпийца, который изображал жизнь «тихо, спокойно и радостно». Настоящий поэт, по мнению Дружинина, «не дает уроков обществу» и видит свой идеал в «одних идеях вечной красоты»; «он живет среди своего возвышенного мира и сходит на землю, как когда-то сходили на нее олимпийцы, твердо помня, что у него есть свой дом на высоком Олимпе».3

Другой известный критик того времени А. Григорьев тоже был неудовлетворен критическим «гоголевским» направлением русской литературы. Поэтому в творчестве Гоголя он положительно оценил «Выбранные места» и считал самым выдающимся произведением «Рим». Как и Дружинин, А. Григорьев враждебно относился к традициям Белинского в критике и литературе. Он утверждал, что роман Герцена «Кто виноват?» написан «для потехи праздного остроумия», называл мировоззрение Некрасова «антипоэтическим», нападал на первые литературные выступления Чернышевского.

Писателем, сказавшим в литературе «новое слово», А. Григорьев считал Островского. При этом сущность творчества Островского он понимал совершенно превратно. Говоря о народности и положительных началах Островского, А. Григорьев имел в виду не обличение «темного царства» во имя свободы народа, а сочувствие патриархальным купеческим нравам Иначе говоря, Григорьев увидел в Островском не великого реалиста,

- 774 -

а всего лишь выразителя направления своего кружка. Ошибочность такого понимания Островского была показана Добролюбовым.

Все попытки Дружинина и Григорьева уничтожить революционно-демократические традиции в русской литературе и общественной мысли были напрасны. Идеи Белинского были живы и все шире и глубже распространялись в русском обществе. Необычайно плодотворными оказались и принципы эстетики Белинского.

На основе материалистической философии и диалектики, идей революции и социализма Белинский поднял русскую литературно-критическую мысль на такую высоту, до которой не поднялась ни идеалистическая эстетика Гегеля, ни тем более эстетика позитивизма.

Белинский был основоположником русской материалистической эстетики и литературной критики и предшественником и учителем великих русских критиков-революционеров Чернышевского и Добролюбова. Своей деятельностью он подготовил почву для возникновения и развития марксистско-ленинской эстетики и критики в России. Его критика оказала сильнейшее влияние на русскую литературу, которая, следуя заветам Белинского, завоевала признание и любовь всего прогрессивного человечества и заняла первое место в мире по своей идейности и художественности.

Сноски

Сноски к стр. 745

¹ А. И. Герцен, Полн. собр. соч. и писем, т. VI, Пгр., 1919, стр. 367.

Сноски к стр. 746

¹ Н. В. Гоголь. Материалы и исследования. Под редакцией В. В. Гиппиуса, т. I, Изд. Академии Наук СССР, М. — Л., 1936, стр. 162.

² Здесь и далее цитаты приводятся по изданию: В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., тт. I—XI (1900—1917) под редакцией С. А. Венгерова, тт. XII—ХШ (1926—1948) под редакцией В. С. Спиридонова. Цитирование по другим изданиям оговаривается особо.

Сноски к стр. 747

¹ В. И. Ленин, Сочинения, т. 20, стр. 223.

Сноски к стр. 748

¹ Белинский. Письма, т. II. СПб., 1914, стр. 262.

Сноски к стр. 749

¹ «Отечественные записки», 1843, т. XXVIII, отд. V, стр. 2.

² В. И. Ленин, Сочинения, т. 18, стр. 10.

³ Белинский. Письма, т. II. 1914, стр. 338.

Сноски к стр. 750

¹ С. Макашин. Салтыков-Щедрин. Биография, т. I, изд. 2-е, Гослитиздат, М., 1951, стр. 293.

² «Отечественные записки», 1847, т. LII, отд. IV, стр. 40.

Сноски к стр. 752

¹ Н. В. Гоголь, Полн. собр. соч., т. VIII, Изд. Академии Наук СССР, 1952, стр. 421.

Сноски к стр. 753

¹ А. И. Герцен, Полн. собр. соч. и писем, т. V. Пгр., 1919, стр. 163.

² В. А. Милютин, Избранные произведения, М., 1946, стр. 327.

Сноски к стр. 754

¹ А. И. Герцен, Полн. собр. соч. и писем, т. VI, 1919, стр. 368—369.

Сноски к стр. 755

¹ Н. Г. Чернышевский, Полн. собр. соч., т. III, Гослитиздат, М., 1947, стр. 23.

² А. И. Герцен, Полн. собр. соч. и писем, т. VI, 1919, стр. 370.

Сноски к стр. 756

¹ «Маяк», 1842, т. VI, кн. 11, отд. «Критика», стр. 62.

Сноски к стр. 757

¹ А. А. Григорьев. Материалы для биографии. Изд. Пушкинского Дома при Академии Наук, Пгр., 1917, стр. 151.

Сноски к стр. 759

¹ Белинский, Письма, т. II, 1914, стр. 256.

Сноски к стр. 760

¹ Бумаги А. А. Краевского. Опись из собрания, поступившего в 1889 году в Публичную библиотеку, СПб., 1893 (письмо от 14 марта 1842 года).

Сноски к стр. 763

¹ Мих. Лемке. Николаевские жандармы и литература 1826—1855 гг., изд. 2-е, СПб., 1909, стр. 340.

² «Голос минувшего», 1913, № 4, отд. III, стр. 214.

³ Там же, стр. 219.

⁴ Там же, стр. 219—220.

Сноски к стр. 764

¹ Белинский. Письма, т. II. 1914, стр. 289.

² А. В. Дружинин, Собрание сочинений, т. VI, СПб., 1865, стр. 495.

³ Н. А. Некрасов, Полн. собр. соч. и писем, т. I, Гослитиздат, М., 1948, стр. 216.

Сноски к стр. 767

¹ Белинский. Письма, т. II. 1914, стр. 289.

² Н. Г. Чернышевский, Полн. собр. соч., т. III, 1947, стр. 25.

³ «Русский вестник», 1842, № 5 и 6, отд. III, стр. 42.

Сноски к стр. 771

¹ П. В. Анненков и его друзья. СПб., 1892, стр. 521.

² Там же, стр. 527.

³ В. Майков. Критические опыты. СПб., 1891, стр. 218. Там же, стр. 311.

⁴ Там же, стр. 311.

⁵ Там же, стр. 21, 23.

⁶ Н. Г. Чернышевский, Полн. собр. соч., т. III, 1947, стр. 515.

Сноски к стр. 772

¹ В. Майков. Критические опыты. 1891, стр. 342.

² Там же, стр. 13.

Сноски к стр. 773

¹ Н. Г. Чернышевский, Полн. собр. соч., т. XV, 1950, стр. 905.

² А. В. Дружинин, Собр. соч., т. VII, 1865, стр. 59—60.

³ Там же, стр. 214.