- 390 -

Вяземский

1

В русской литературе первой трети XIX века Вяземскому принадлежит заметное место, хотя по своей художественной ценности его творческое наследие не может итти в сравнение с наследием таких его современников, как Жуковский, Батюшков, Баратынский.

Вяземский, выступивший на общественно-литературное поприще в 10-х годах и сошедший с него в 70-х, прошел длинный, извилистый путь. В первый и самый яркий период своей деятельности он открыто сочувствовал декабристам. В дальнейшем он стремительно эволюционировал вправо, вплоть до прямой поддержки правительственной реакции.

Петр Андреевич Вяземский родился в 1792 году в Москве, в знатной княжеской семье. Он получил основательное образование — учился в пансионах и брал частные уроки у профессоров Московского университета. В 1807 году Вяземский остался сиротой на попечении Н. М. Карамзина (женатого на старшей сестре Вяземского). Сделавшись обладателем крупного состояния, Вяземский начал вести рассеянную светскую жизнь. Но в то же время родственная и дружеская близость с Карамзиным обусловила литературные интересы и связи Вяземского. Он выступает как активный карамзинист, соратник Жуковского, Батюшкова, Дениса Давыдова, В. Л. Пушкина и других будущих «арзамасцев».

В 1812 году Вяземский вступил добровольцем в московское ополчение и участвовал в Бородинском сражении, где проявил мужество и отвагу.

В 1817 году Вяземский решил поступить на службу. Он был определен в Варшаву, в канцелярию императорского комиссара Новосильцева. В Варшаве Вяземский очутился в атмосфере оппозиционных настроений, захвативших широкие круги польской передовой дворянской интеллигенции.

Вяземскому был поручен перевод речи, произнесенной в 1818 году Александром I на открытии польского сейма. «Либерально-конституционная» речь царя возбудила среди оппозиционно настроенных кругов дворянства надежды на реформы сверху. В том же году Вяземский был привлечен Александром I к участию в подготовке проекта конституции для России. Этот втайне разрабатывавшийся проект был положен под сукно. Такая же участь постигла записку по вопросу об освобождении крестьян, поданную Александру за подписью Вяземского и еще нескольких лиц.

Реакционная политика Александра быстро рассеяла либеральные иллюзии, разделявшиеся Вяземским. В 1819—1821-е годы он в стихах и в письмах к друзьям резко осуждает правительственную политику. В это же время Вяземский сближается с польскими оппозиционными кругами,

- 391 -

и это сближение стоило ему служебной карьеры. В 1821 году Вяземский, обвиненный в «польских симпатиях» и в «несогласии с видами правительства», был отстранен от службы и удален из Варшавы.

П. А. Вяземский.
Гравюра по рисунку К. Афанасьева.

Все эти обстоятельства до известной степени способствовали сближению Вяземского с декабристами (с наиболее умеренными из них, принадлежавшими к правому крылу Северного общества). Вяземский знал о существовании тайного общества, но от вступления в него уклонился.

Конец 10-х и 20-е годы в жизни Вяземского — время наивысшего подъема его политического свободомыслия. В «Арзамасе» Вяземский принадлежал к числу сторонников включения общественно-политических проблем в сферу деятельности этого содружества; в 1817 году он составил проект издания арзамасского литературно-политического журнала.1

- 392 -

Декабристские симпатии Вяземского отразились в ряде сатирических и вольнолюбивых стихотворений — «Noël», «Сибирякову», «К кораблю», «Уныние», «Волнение», «Поздравление В. Л. Пушкину на новый год» и др. Нашумевшее в свое время «Послание к М. Т. Каченовскому» (1820) имело целью защитить Карамзина от нападок его врагов, но и в это послание проникли политические, вольнолюбивые мотивы:

Внемлите, как теперь пугливые невежды
Поносят клеветой высоких душ надежды.
На светлом поприще гражданского ума
Для них лежит еще предубеждений тьма...
.................
В превратном их уме: свобода — своевольство!
Глас откровенности — бесстыдное крамольство!
Свет знаний — пламенник кровавый мятежа!
Паренью мысли — есть граничная межа
И к ней невежество приставя стражей хищной,
Хотят сковать и то, что разрешил всевышний.

Центральное место среди вольнолюбивых произведений Вяземского этого периода занимает стихотворение «Негодование» (1820), ходившее в списках по рукам и получившее широкое распространение.

В «Негодовании» Вяземский с большой силой выразил протест против бесчеловечных форм крепостного гнета, против реакционной политики царизма. Предвещая торжество свободы, Вяземский достиг в «Негодовании» (единственный, впрочем, раз) подлинно высокого гражданского пафоса:

Он загорится день, день торжества и казни,
День радостных надежд, день горестной боязни.
Раздастся песнь побед, вам, истины жрецы,
            Вам, други чести и свободы!
            Вам плач надгробный! вам, отступники природы!
Вам, притеснители!..

В то же время в «Негодовании» со всей очевидностью проявилась та классовая ограниченность, которая была присуща Вяземскому в несравненно большей мере, нежели декабристам левого крыла. Политические требования Вяземского, его реальная программа носили весьма умеренный характер. Так, в «Негодовании» поэт обращается к свободе:

Ты разорвешь рукой могущей
Насильства бедственный устав
И на досках судьбы грядущей
Снесешь нам книгу вечных прав, —
Союз между граждан и троном,
Вдохнешь в царей ко благу страсть;
        Невинность примиришь с законом,
        С любовью подданного власть.

После расправы над декабристами Вяземский попрежнему продолжал с отвращением относиться к лакействующей царской бюрократии, о чем свидетельствует его сатира «Русский бог» (1828). В то же время он понимал, что возможности активной дворянской оппозиции исчерпаны и, как типичный либерал, пришел к выводу, что нет другого пути, как смириться перед торжествующим самодержавием. Он решил вернуться на службу. Только после длительных переговоров, после представления Николаю I «Исповеди», в которой Вяземский объяснял свои действия и «оправдывался», он в 1830 году был зачислен чиновником особых поручений при министре финансов.

- 393 -

С годами примирение Вяземского с правительством становилось все более прочным. Формирование новой разночинной интеллигенции, углубление стихийного крестьянского протеста против крепостничества, — все это толкало поместное дворянство в сторону реакции, побуждало его искать опору в твердой правительственной власти. Решающую роль для Вяземского, как и для многих других представителей помещичьего класса, сыграл 1848 год, испугавший их призраком общеевропейской революции. В 1848 году Вяземский написал стихотворение «Святая Русь» — декларацию ненависти к революции и преданности монархии. К 50-м годам позиция Вяземского вполне определилась в рядах охранителей сословной монархии против всего, что ей угрожало.

В 1855—1858 годах Вяземский, назначенный товарищем министра народного просвещения, руководил цензурным ведомством, последовательно проводя реакционную политику и отнюдь не сочувствуя даже официальному «либерализму» 50-х годов.

С 1863 года Вяземский, отойдя от участия в государственных делах, почти постоянно жил за границей. Умер он восьмидесяти шести лет в Баден-Бадене 10 ноября 1878 года.

2

В качестве литературного критика и публициста Вяземский в 10-х годах боролся против реакционных писателей-шишковистов; в 20-х годах защищал прогрессивно-романтическое направление против политических и литературных староверов; в 30-х годах принимал активное участие в борьбе писателей пушкинского круга с Булгариным, Гречем и др.

В 10-х годах литературная деятельность Вяземского неразрывно связана с карамзинистским этапом развития русской литературы. Эпиграммы и сатиры Вяземского были испытанным оружием арзамасцев в их полемике с Шишковым, Шаховским, Хвостовым, Кутузовым и другими членами «Беседы». Недаром лицеист Пушкин в письме 1816 года назвал Вяземского «грозой всех князей-стихотворцев на Ш.» (Шаховского, Ширинского-Шахматова, Шаликова) (XIII, 3).

В 20-е годы Вяземский выступал в качестве активного борца за прогрессивно-романтическое направление в русской литературе и соратника Пушкина. Воспитанный на просветительной философии, Вяземский до конца остался чужд «туманному» немецкому романтизму с его идеалистической эстетикой, натурфилософией, религиозно-мистической настроенностью. Для Вяземского романтизм — это прежде всего интерес к историческому, социальному, национальному, это идея освобождения личности, это борьба за новые темы и формы в литературе. Именно такой взгляд на романтизм Вяземский выразил в своих программных статьях 20-х годов, посвященных «Кавказскому пленнику», «Бахчисарайскому фонтану» и «Цыганам» Пушкина. Из них наибольшее теоретическое значение имела статья «Разговор между издателем и классиком с Выборгской стороны или Васильевского острова», помещенная в виде предисловия к изданию «Бахчисарайского фонтана». Эта статья была воспринята как манифест нового, романтического направления и вызвала полемику между Вяземским и М. Дмитриевым, реакционным критиком «Вестника Европы».

В восприятии и трактовке писателей декабристской ориентации понятие романтизма нередко приобретало ярко выраженную политическую окраску. В частности, Вяземский в 1821 году говорил о Байроне: «краски

- 394 -

его романтизма сливаются часто с красками политическими».1 Романтика борьбы и протеста, культ сильной личности, противопоставляющей себя гнету общества, — все это приобретало особый смысл в обстановке оппозиционных настроений русской дворянской общественности. Даже разрушение норм классической эстетики иногда осмыслялось в аспекте политических аналогий. В 1819 году Вяземский писал А. И. Тургеневу: «Провалитесь вы, классики, с классическими своими деспотизмами! Мир начинает узнавать, что не народы для царей, а цари для народов; пора и вам узнать, что не читатели для писателей, а писатели для читателей».2

Начиная с 20-х годов одной из основ эстетических воззрений Вяземского становится убеждение, что каждый факт культуры должен рассматриваться в его общественной обусловленности. «Литература — выражение общества». Соотношение между деятельностью писателя и «духом эпохи» Вяземский, разумеется, понимал идеалистически; тем не менее для 20—30-х годов эти его взгляды были прогрессивными. В литературу, по убеждению Вяземского, должны вторгаться политика, злободневность. Эти требования Вяземского особенно полно выражены в его «Письмах из Парижа» (1826—1827), в замечательной для своего времени монографии о Фонвизине (1830; издана в 1848 году), в статьях о Сумарокове.

В 1825—1828 годах Вяземский принимал ближайшее участие в издании «Московского телеграфа» Н. Полевого, пропагандировавшего романтическое направление. В «Московском телеграфе» напечатаны статьи Вяземского: «Жуковский. Пушкин. О новой пиитике басен», о «Чернеце» Козлова, «Письма из Парижа», «Сочинения в прозе В. А. Жуковского», «Цыганы, поэма Пушкина», «Сонеты Мицкевича» и др. Однако, по мере обострения классовых противоречий в русском обществе, все яснее обнаруживалось, что дворянскому либералу Вяземскому не по пути с буржуазным демократом Полевым. В конце 20-х годов Вяземский порывает с «Московским телеграфом».

В дальнейшем литературная судьба Вяземского тесно связана с писателями, группировавшимися вокруг «Литературной газеты» Дельвига, впоследствии — вокруг пушкинского «Современника».

В 30-е годы Вяземский активно выступает против влияния реакционной мещанской журналистики, возглавлявшейся Булгариным, Гречем, Сенковским. Классовая ориентация Вяземского особенно отчетливо проявлялась в этот период в его выступлениях против всех явлений культуры, связанных с развитием капиталистических отношений в России. С этим связана у Вяземского проповедь аристократического дилетантизма.

Со временем аристократический дилетантизм Вяземского приобретает все более реакционный характер. Это относится и ко всей его общественно-литературной позиции. Начиная с 40-х годов полемический пафос Вяземского уже всецело направлен против демократических сил русской литературы, в особенности против гоголевской школы и революционно-демократической критики Белинского. В этом отношении характерны две большие статьи Вяземского 1847 года — «Языков и Гоголь» и «Взгляд на литературу нашу в десятилетие после смерти Пушкина».

С начала 50-х годов Вяземский, в сущности, сходит со сцены.

- 395 -

3

Первый период поэтического творчества Вяземского продолжается приблизительно с 1808 года до распада «Арзамаса»; именно около 1818—1819 годов в его творчестве намечается перелом. Воспитанник Карамзина, усердный почитатель Дмитриева, друг Жуковского и Батюшкова, коренной арзамасец, Вяземский работает в этот период над разрешением тематических, жанровых, языковых задач, поставленных карамзинской школой От других арзамасцев молодого Вяземского отличает более прочная связь его творчества с традициями XVIII века.

Среди его стихов 1808—1809 годов почти не представлена элегия, в которой предромантическая поэзия утверждала новое понимание душевной жизни. Встречаются у юного Вяземского патриотические оды, особенно в связи с событиями 1812 года, но его оды довольно традиционны и лишены того эмоционального характера, который присущ поэзии Батюшкова.

Для поэзии Вяземского 10-х годов наиболее характерны песни, романсы, эпиграммы, альбомные стихи и в особенности дружеские послания (к Батюшкову, Жуковскому, Д. Давыдову, В. Л. Пушкину, также — «К подруге»), написанные в духе батюшковских «Моих пенатов».

Отход от легкого стиха карамзинской школы, от альбомных жанров и подражаний французским «легким» поэтам намечается в творчестве Вяземского именно в тот период, когда ему пришлось искать средства для выражения общественных идей, выходивших за пределы идейного кругозора писателей сентиментализма.

Для Вяземского поэзия мысли, которую он неустанно пропагандирует, — не поэзия философских умозрений или мистических «вчувствований», но поэзия «сочувствия и соответствия обществу» во всевозможных ее проявлениях. Понятно, что творческие задачи, стоявшие перед Вяземским 20-х годов, не могли быть разрешены средствами карамзинистской школы. По групповым и тактическим соображениям Вяземский в печати тщательно избегал всего, что могло прозвучать полемикой с Карамзиным, но практически он был принужден искать новые средства художественного выражения на путях, далеких от традиций Карамзина. Вяземский знал и ценил высокую литературную культуру XVIII века, культуру Державина и Фонвизина, во всей ее широте, не только с «высоким штилем», но и с просторечием и со всей стилистической самобытностью и смелостью. Языковая культура XVIII века, казалось, открывала реальные возможности решения новых и актуальных литературных задач. Но решение это, понятно, было ограниченным.

У Вяземского подобного рода тенденции наиболее отчетливо сказались в его опытах политической оды. Обращение к оде было в этом случае естественно; торжественная и приподнятая одическая речь как бы придавала особую значительность высокому предмету произведения; наряду с официальной придворной одой существовала вольнолюбивая ода Радищева, Рылеева, молодого Пушкина. К традициям вольнолюбивой оды примыкает и «Негодование» Вяземского.

Политическая поэзия, с точки зрения Вяземского, должна быть злободневна. «Поэту должно иногда искать вдохновения в газетах, — писал Вяземский в 1821 году, — прежде поэты терялись в метафизике; теперь чудесное, сей великий помощник поэзии, на земле. Парнас — в Лайбахе».1

- 396 -

Вяземский утверждал, что Державин «в лучших одах своих был памфлетером и публицистом». Приводя строки из ломоносовской оды «На победы... над королем Прусским одержанные», он называет их образцом «политической или газетной поэзии». «Газетность», т. е. злободневность поэзии, Вяземский усиленно культивирует в собственных своих стихах 20-х годов.

Развивая созданную в XVIII веке традицию сатиры, эпиграммы, сатирической басни, Вяземский охотно пишет куплеты с повторяющимся, иногда варьирующимся припевом. Вяземский насыщает свои куплеты сатирическим содержанием — от обличения взяточников до литературной полемики с Каченовским. В куплетной форме написан и «Русский бог» (1828) — самая резкая и сильная из сатир Вяземского, которую напечатал Герцен. В бумагах К. Маркса сохранился специально для него сделанный перевод «Русского бога». «Русский бог» — резкий выпад против крепостнической системы, против невежественного и косного барства, против наемной царской бюрократии.

Бог голодных, бог холодных.
Нищих вдоль и поперек,
Бог имений недоходных,
Вот он, вот он русский бог.
............
Бог всех с анненской на шеях.
Бог дворовых без сапог,
Бар в санях при двух лакеях,
Вот он, вот он русский бог.

Не удовлетворяясь традиционными сатирическими формами, Вяземский создает своеобразный, новый на русской почве тип «газетного стихотворения». В 1826—1828 годах он пишет такие вещи, как «Коляска (отрывок из путешествия в стихах)», «Зимние карикатуры», «Станция» — это род стихотворного фельетона. Если общий тон непринужденной разговорной речи, свободные переходы от темы к теме сближают «Коляску» с дружескими посланиями карамзинской школы, то от последних это стихотворение отличается своим гражданским пафосом и резкостью сатирического тона:

Прости, блестящая столица!
Великолепная темница,
Великолепный желтый дом,
Где сумасброды с бритым лбом,
Где пленники слепых дурачеств,
Различных званий, лет и качеств,
Кряхтят и пляшут под ярмом.

Стихотворение «Зимние карикатуры» на три четверти посвящена зарисовкам зимнего путешествия в кибитке, но под конец эти зарисовки непосредственно переходят в остро сатирическое изображение московского барства.

В этих стихах Вяземский выступает учеником мастеров сатиры и комедии XVIII века. У русских писателей XVIII века, в частности у Державина, Вяземский учился конкретности образа, свободе и разнообразию языка, еще не подвергшегося карамзинистскому салонно-аристократическому сглаживанию. Усвоив принцип свободного словоупотребления, не ограниченного специально поэтическим отбором, Вяземский вбирает в свой стих газетную и бытовую речь — слова, понятия, собственные имена, подсказанные сегодняшним днем:

Хозяйство, урожай, плоды земных работ,
В народном бю́джете вы светлые итоги,
Вы капитал земли стремите в оборот,
Но жаль, что портите вы зимние дороги.

- 397 -

На креслах у огня, не хуже чем Дюпень,1
Движенья сил земных я радуюсь избытку,
Но рад я проклинать, как попаду в кибитку,
Труды, промышленность и пользы деревень.

(«Зимние карикатуры»).

Это был решительный отход от карамзинских принципов, от батюшковской линии в поэзии и от условно-поэтического словаря. Вопрос о литературном языке для Вяземского был неотделим от общих вопросов создания народной, национальной литературы. Еще в 1819 году Вяземский обиделся на друзей, решивших, что в своей элегии «Первый снег» он «ехал за Делилем»; он пишет по этому поводу А. И. Тургеневу: «Я себя называю природным русским поэтом потому, что копаюсь все на своей земле. Более или менее ругаю, хвалю, описываю русское... Вот, моя милуша, отчего я пойду в потомство с российским гербом на лбу, как вы, мои современники, ни французьте меня».2

Если Вяземский обращался к высокому одическому стилю, разрешая проблему гражданской лирики, если он обращался к народному просторечию, создавая свою сатирическую, бытовую поэзию, — то в тот же период он столкнулся еще с одним кругом проблем, для разрешения которых традиции XVIII века оказывались мало пригодными.

В 20—30-х годах Пушкин, Вяземский, Баратынский ратуют за развитие русского «метафизического, психологического языка», понимая под этим «язык мысли» (язык философии, политики, политической экономии и в то же время язык новой художественной прозы). В предисловии к своему переводу романа Бенжамена Констана «Адольф» (1829) Вяземский утверждает необходимость развития на русской почве языка «светской практической метафизики», т. е. языка, пригодного для анализа чувств и отношений.

В заметке, напечатанной в «Литературной газете», Пушкин, откликаясь на высказывания Вяземского о «светской практической метафизике», писал: «Любопытно видеть, каким образом опытное и живое перо князя Вяземского победило трудность метафизического языка, всегда стройного, светского, часто вдохновенного. В сем отношении перевод будет истинным созданием и важным событием в истории нашей литературы» (XI, 87).

Параллельно этому в поэзии встал вопрос о том, чтобы от лирических формул, суммарно обозначавших чувство и настроение, притти к конкретному изображению явлений душевной жизни. Вяземский-поэт был не в силах разрешить эту задачу, как ее разрешил Пушкин, как ее отчасти разрешил Баратынский, но, во всяком случае, он работает над этой задачей в целом ряде элегий и медитаций 20—30-х годов. Уже в своей элегии «Первый снег» (1819), которая сразу создала Вяземскому репутацию лирического поэта, он резко отклоняется от условного, отрешенного от повседневной действительности развития лирической темы. В «Первом снеге» лирическая тема дана на фоне подробного описания русской природы.

Здесь снег, как легкий пух, повис на ели гибкой,
Там, темный изумруд посыпав серебром,
На мрачной он сосне разрисовал узоры.
Рассеялись пары, и засверкали горы,
И солнца шар вспылал на своде голубом.
................

- 398 -

Счастлив, кто испытал прогулки зимней сладость!
Кто в тесноте саней с красавицей младой,
Ревнивых не боясь, сидел рука с рукой,
Жал руку, нежную в самом сопротивленье,
И в сердце девственном впервой любви смятенье,
И думу первую, и первый вздох зажег...

В 1818 году написано послание к Ф. И. Толстому. В целом — это довольно типичное арзамасское шуточное послание, но первые строки его, характеризующие Ф. Толстого, выпадают из общего тона. Здесь Толстой уже не абстрактный адресат арзамасских посланий — вечный сибарит и эпикуреец; перед нами настоящий психологический портрет. Строки этого послания

Под бурей рока — твердый камень,
В волненьи страсти — легкий лист...

Пушкин хотел взять эпиграфом к «Кавказскому пленнику» и отказался от этого намерения из-за своей личной неприязни к Ф. Толстому. Эпиграф к первой главе «Онегина» — «И жить торопится и чувствовать спешит» — Пушкин взял из элегии Вяземского «Первый снег», которую он высоко ценил и о которой он упоминает в пятой главе «Онегина», правда, с полемическим оттенком, противопоставляя своей «низкой природе» романтическое описание зимы у Вяземского и Баратынского.

В примечаниях к седьмой главе «Евгения Онегина» Пушкин приводит отрывок из стихотворения Вяземского «Станция». Все эти отклики свидетельствуют о несомненном интересе Пушкина к опытам Вяземского в области описательной и элегической поэзии.

Основные задачи, которые ставил перед собой Вяземский-поэт, связаны с поисками наиболее действенных средств выражения для вольнолюбивой гражданской лирики, для бытовой сатиры, ориентирующейся на народную речь, для первых опытов в области психологической лирики.

Эти проблемы стояли и перед всей прогрессивной русской поэзией 20—30-х годов. В лучших достижениях своей политической лирики, в поисках национальной темы, в обращении к докарамзинской поэзии и к народному просторечию Вяземский перекликается с поэтами-декабристами, с молодым Языковым; несколько позднее стремление психологизировать элегию, найти для нее «метафизический язык» сближает Вяземского с Баратынским. Все эти задачи Вяземский обобщает формулой — «поэзия мысли». Глубоким стариком Вяземский писал, оглядываясь на свой творческий путь: «Никогда не пожертвую звуку мыслью моею. В стихе моем хочу сказать то, что́ сказать хочу: о ушах ближнего не забочусь и не помышляю. Не помышляю и о том, что многое не ладит со стихами; стихи, или поэзия всего не выдерживают... Мысль, стихом оседланная, может никуда не годиться. Мое упрямство, мое насильствование придают иногда стихам моим прозаическую вялость, иногда вычурность... Между тем полагаю, что если есть и должна быть поэзия звуков и красок, то может быть и поэзия мысли» (т. I, стр. XLI—XLII).

*

Жизнь и творчество Вяземского обнимают огромный период, вплоть до конца 70-х годов. Он видел расцвет русского реализма, но не пошел за новым мощным движением русской национальной культуры. Отход Вяземского от прогрессивного лагеря русской литературы Белинский угадал уже

- 399 -

в 30-х годах. В «Литературных мечтаниях» (1834) Белинский еще отзывается с одобрением о Вяземском-поэте и высоко ставит его как критика: «Его критические статьи... были необыкновенным явлением в свое время» (I, 355). Но в статье 1842 года о «Стихотворениях» Баратынского Белинский, отметив, что Вяземский «по справедливости почитался лучшим критиком своего времени», называет его «творцом особенной, так называемой светской поэзии» (VII, 470). В устах Белинского это звучало, конечно, суровым приговором над поэзией Вяземского, представлявшейся ему в ту пору социально враждебной, узкой, кружковой дворянской поэзией. (Недаром Вяземский определял психологический метод в литературе как «светскую метафизику»). В 1847 году Белинский, возмущенный открыто враждебными выступлениями Вяземского против демократического крыла русской литературы, в письме к Гоголю назвал Вяземского «князем в аристократии и холопом в литературе» (Письма, III, 238).

Литературные позиции Вяземского этого периода были столь же реакционны, как и его политические позиции. Для него был неприемлем не только реализм революционных демократов — Чернышевского, Добролюбова, Некрасова, Салтыкова, но и реализм Льва Толстого. «Война и мир» для него произведение, снижающее, «измельчающее» великую эпопею двенадцатого года.

Вяземский до самого конца жизни писал торжественные стихотворения на общественные темы, сатиры, эпиграммы, фельетоны, куплеты, просто лирические стихи. Передовые современники, однако, справедливо усмотрели в политической лирике позднего Вяземского казенную оду, в его сатире — старческое брюзжание против новых людей и новых мыслей, в произведениях, ориентирующихся на фольклор, — официальную псевдонародность.

Демократическая интеллигенция 60—70-х годов недаром с равнодушием или враждебностью подходила к стихам Вяземского: он сам подписал себе приговор в тот момент, когда отказался выражать живые, движущие силы общества, когда занял враждебную позицию по отношению к передовому общественному и литературному движению. Сначала с ним спорили, потом смеялись. Затем наступило самое страшное, то, что Вяземский сам назвал заговором молчания. Судьба Вяземского является одним из подтверждений общеизвестной истины: творчество писателя представляет интерес только в той степени, в какой оно связано с прогрессивными идеями своего времени. Стоило Вяземскому порвать с традициями русской поэзии декабристского периода, как он пришел к идейному и творческому краху.

Сноски

Сноски к стр. 391

¹ Арзамас и арзамасские протоколы. Под ред. М. С. Боровковой-Майковой, Л., 1933, стр. 239—242.

Сноски к стр. 394

¹ Остафьевский архив князей Вяземских, т. II, СПб., 1899, стр. 171.

² Там же, т. I, стр. 359.

Сноски к стр. 395

¹ Остафьевский архив князей Вяземских, т. II, стр. 171. В Лайбахе в 1821 году состоялся конгресс Священного союза.

Сноски к стр. 397

¹ Ш. Дюпень — французский экономист и математик.

² Остафьевский архив князей Вяземских, т. I, стр. 376—377.