302

Ив. Новиков, Комаров, Курганов

1

Во второй половине XVIII века формирование недворянского круга читателей представляет заметное явление. К книге потянулись всевозможные разночинцы — мелкие служилые люди, городские мещане, ремесленники, однодворцы, грамотные крестьяне; недалеко от них отстояла по культуре своей и провинциальная дворянская «мелкота». Этим новым читателям было чуждо «высокое» искусство классицизма, они с трудом разбирались в его идейном содержании, чуждом их жизни и мировоззрению, нередко путались в мифологических и исторических образах. Культура этих читательских слоев была резко отлична от дворянской культуры. Для интеллигентов, владевших иностранными языками, был открыт свободный доступ ко всем сокровищам западноевропейской литературы. Они читали в оригинале все, что появлялось во Франции, Германии, Англии. Массовые «низовые» читатели не знали других языков, кроме русского, и издатели должны были с этим считаться. Но требования на массовую книгу росли, спрос расширялся, и печатные издания могли удовлетворять его только отчасти. Переписка книг от руки продолжается и во второй половине XVIII в. Подписи и заметки на рукописях показывают, что в числе их владельцев были гвардейские и армейские офицеры, чиновники, купцы, посадские люди и, наконец, крестьяне.

В журнале Чулкова «И то и сё» (1769) есть упоминание о приказном, который кормился переписыванием популярных романов — «Бова Королевич». «Петр Златые ключи», «Еруслан Лазарович», «Фрол Скобеев» и т. д. Некоторые из них, как, например «Бову», он переписывал до 40 раз, удовлетворяя требования своих заказчиков. Такое свидетельство не единично. Владельцы типографий, между тем, берутся за переиздание отдельных ходких книг. Н. И. Новиков внимательно следил за читательским спросом, и в общей сумме миллионных оборотов Типографической компании немалая доля приходится на переиздания. При этом, кроме деловых книг, вроде Юридического словаря, отпечатанного Новиковым 3—4 раза по три тысячи экземпляров, переиздавалась главным образом беллетристика, романы и повести, в занимательной форме дававшие массовому читателю известные дозы обучения и различных сведений. Свыше десяти изданий в XVIII в. выдержали книги М. Комарова — «Ванька Каин», «Аглинский милорд Георг», четыре издания имел «Пересмешник» Чулкова, столько же «Живописец» Новикова и т. д.

Линия старорусской повести XVII в. продолжается и в следующим веке, и с нею во многом связаны некоторые явления письменной литературы XVIII в. Рукописная литература отличалась большей живучестью

303

и не только сохраняла свой прежний фонд, но и осваивала в XVIII в. новые произведения, в частности переводные, иногда задолго до появления печатных изданий. Так, перевод «Потерянного рая» Мильтона, выполненный А. Г. Строгановым, существовал в рукописи уже в 1745 г., в то время как в печати первый перевод появился лишь в 1777 г.

Новинки английского буржуазного романа сразу после выхода в свет распространялись в России в рукописных переводах, обгоняя печатные издания; так, была переведена «Памела» Ричардсона и «Истинный друг, или житие Давида Симпеля» Сары Фильдинг. «Похождение Телемака» Фенелона бытовало в рукописном переводе с 1720-х годов, в то время как первое печатное издание было осуществлено лишь в 1747 г.

Гомерова «Илиада» была переведена Кириаком Кондратовичем в 1752 г. и стала известной в рукописи, печатный же перевод прозой с греческого Петра Ефимова относится к 1776—1778 гг., а стихотворный перевод Кострова — к 1787 г. Поэма Попа «Похищенный локон» известна в рукописи под названием «Букля власов похищенных» уже в 1749 г., а в печати — только с 1761 г. и т. д.

Кроме указанных переводов, появление которых на русском языке было событием большого культурного значения, особенно значительную долю в рукописях представляют романы, рассчитанные на больший круг читателей, интересующихся просто занимательной книгой. К повестям-сказкам типа «Бовы» и «Еруслана» прибавляются романы непосредственно европейского происхождения — «Евдон и Борфа», «Гишпанский шляхтич Долторн», «Францыль Венециан», «Милорд Гереон» и др. Продолжают переписываться русские «гистории» начала XVIII в. — о Василии Кариотском, Александре — российском дворянине, королевиче Архилабоне. В рукописный фонд входят и популярные в XVII в. романы типа «Азиатской Банизы» Циглера и нравоучительно-сентиментальные романы вроде «Истории Жанетты», «Истории Карла Орлеанского», «Ипполита и Жулии». Часть из них впоследствии была напечатана; наоборот, печатные романы переписывались любителями чтения, так как тиражи их все-таки были ограничены.

В непосредственной связи с традицией старорусской повести находится сборник Ивана Новикова «Похождения Ивана Гостиного сына» (1785—1786) как по характеру включенных в него рассказов, так и по выразившемуся в них мировоззрению. Одна из повестей сборника «Новгородских девушек святочный вечер» представляет обработку рукописной «Повести о Фроле Скобееве»; Новиков заменил имена героев: Фрол назван у него Силуяном Сальниковым, Нардин-Нащекин — Кошкодавовым и т. д.; но он оставил неприкосновенной сюжетную линию. Он лишь расширил повествование, ввел необходимые мотивировки, углубил психологические характеристики действующих лиц, шире очертил бытовой фон. Мыслью о возможности спасения грешного человека в монастыре пронизана основная повесть сборника «Похождение Ивана Гостиного сына», и в этом смысле она развивает настроение, отраженное в «Повести о Савве Грудцыне». Это не мешает автору сочно изображать привольную монастырскую жизнь, сытое и пьяное безделье монахов.

Сборник Ив. Новикова примечателен своим исключительным вниманием к купечеству. Ему посвящено большинство произведений в сборнике: «О купецком сыне, употребившем свое имение на науки», «О несчастных приключениях купеческой дочери Аннушки», «Похождение названного брата Ивана, купецкого сына», «О турецком вельможе, занявшем у

304

русского купца деньгами и товарами. «О повешенном в Гишпании невинном купце по происку иезуита» и др.

Рассказы Ив. Новикова воспроизводят ряд черт купеческого быта, рисуют старозаветный, домостроевский бытовой уклад, пренебрежение воспитанием детей, из-за чего многие из них становятся на путь воровства и разврата, отсутствие культурных интересов, безделье купеческих жен, толкающее их к дружбе с винной бутылкой, мошеннические приемы торговли и т. д.

Рассказы об удачливых купцах сменяются наставительными анекдотами, подобными тем, которые в изобилии собирал Курганов для своего «Письмовника». Удалые купецкие дети, которым тесно и скучно в пределах родительского дома, выходят на большую дорогу, становятся разбойниками; авантюрные сюжеты этого рода Новиков развивает на фоне русской действительности XVIII в., для которой разбойничество было знакомым явлением. Интерес читателей к этой теме широко использовал и М. Комаров в книге о Ваньке-Каине.

По манере литературного изложения и по трактовке некоторых сюжетов Ив. Новиков близок к Чулкову. Так, тема «Пригожей поварихи» в сходных тонах разработана им в повести «О несчастных приключениях купецкой дочери Аннушки». Аннушка имеет смутное представление о нравственности, легко меняет своих любовников, попадает в «веселый дом» и оттуда переходит на содержание к богатому старику; рассказ о своей жизни она заканчивает пословицей, употребляемой и чулковской Мартоной: «Победны в поле горох да репа, несчастны в мире вдова да девка». Новиков вообще охотно включает в текст пословицы, но часто встречаются у него и литературные книжные украшения стиля, вроде следующего: «Когда Аврора, господствующее божество над началом дня, стала показываться в небесном полукружии на червленых своих конях, тогда, вставши с постели, за малоимением у меня денег, дала драгоценности Иванушке». Свойствен Новикову и юмор, окрашивающий многие страницы его сборника.

Книга Ив. Новикова «Похождения Ивана Гостиного сына» восприняла, таким образом, влияние старинной русской повести и наиболее доходчивых образцов современной прозы чулковского типа; порой в ней ясно прощупываются заимствования из сборников фацеций и новелл во вкусе Бокаччио, известных в России в устной передаче и в рукописном изложении. В целом сборник «Похождения Ивана Гостиного сына» представлял занимательное и отчасти поучительное чтение для купеческой и мещанской среды, на которую он был рассчитан.

2

Автором, так же хорошо знавшим своего массового низового читателя и работавшим для него, был и Матвей Комаров, «житель города Москвы», как он именовал себя на титулах своих книг. Комаров был крепостным человеком, а потом домовым служителем. Перу его принадлежит несколько книг, пользовавшихся в свое время огромной популярностью; некоторые, как, например, «Повесть о приключении аглинского милорда Георга», прожили долгую жизнь, спустившись в лубок; последнее издание этой книги было напечатано в 1917 г. О распространенности «Георга» говорит Некрасов в поэме «Кому на Руси жить хорошо»:

...придет ли времечко
(Приди, приди желанное!),
Когда мужик не Блюхера

305

И не Милорда глупого —
Белинского и Гоголя
С базара понесет.

Внимательно относился к произведениям Комарова Л. Н. Толстой, стремившийся уяснить секрет их популярности в народной среде.

Комаров выпускал одну за другой ходкие книжки, рассчитанные на малообразованных людей, умело удовлетворяя их запросы. Так, учитывая пробудившийся читательский интерес к русской старине и историческим темам вообще, он выпускает «Описание тринадцати старинных свадеб российских князей и государей» (1785), «Старинные письма китайских императоров к российскому государю от нынешнего времени за 150 лет» (1787). Ориентируясь на успех кургановского «Письмовника» и других подобных изданий, Комаров снабжает своих читателей сборниками «Спутник и собеседник веселых людей» (3 части, 1773—1776) и «Разные письменные материи, собранные для удовольствия любопытных читателей» (1791), в которых собраны анекдоты, «замысловатые» речи, короткие повести и новеллы, материал для легкого и занимательного чтения. Он был отлично знаком со своей аудиторией и подчеркивал, что работает именно для нее. В предисловии к роману «Невидимка» Комаров пишет: «Чтение книг вошло у нас в великое употребление; ибо ныне не только просвещенное науками благородное общество, но и всякого звания люди с великою охотою в том упражняются». И действительно, «всякого звания люди», отлученные от господствовавшей в стране дворянской культуры, охотно читали книги Комарова и требовали их повторных изданий.

Связанные с западноевропейским авантюрным и плутовским романом, впитавшие в себя элементы волшебной сказки, романы Комарова не претендовали на какое-либо нравоучительное и воспитательное значение и являлись предметом увлекательного чтения (например, роман «Невидимка, история о королевиче Атидесе и брате его Полумедесе», 1789).

Знаменитая книга «Аглинский милорд Георг», или в полном наименовании «Повесть о приключении аглинского милорда Георга и бранденбургской маркграфини Фредерики Луизы, с присовокуплением к оной истории бывшего турецкого визиря Марцимариса и сардинской королевы Терезии», была издана Комаровым в 1782 г. и переиздавалась затем несчетное число раз. Она представляет собой переработку рукописной «Повести о милорде Герсоне и маркграфине Марцимирлее» и не является результатом самостоятельного творчества. Повесть не заключает никакой идеи; авантюрно-сказочный характер ее обеспечил ей интерес малокультурных слоев читателей, требовавших занимательной сюжетной книги.

На основе автобиографии знаменитого разбойника Ивана Осипова, по прозвищу Каина, переизданной в XVIII в. пятнадцать раз, Комаров составил «Обстоятельное и верное описание добрых и злых дел российского мошенника, вора и разбойника и бывшего московского сыщика Ваньки Каина, всей его жизни и странных похождений» (1779; в том же году — II изд., с прибавлением «Каиновых песен» и жизнеописания французского разбойника Картуша). Сама по себе автобиография Каина представляет литературное произведение, отразившее его незаурядную личность. Написанное бойким слогом, пересыпанным прибаутками, оно рисует фигуру «веселого вора», одного из героев народной сказки; таким и хочет представить себя Каин, замалчивая свои кровавые дела. Комаров, лично слышавший рассказ Каина, дополнив его собранными впоследствии сведениями и составил авантюрную повесть, с некоторой обидой указывая в предисловии, что нечего удивляться похождениям Картуша,

306

как будто «у нас в России, как подобных ему мошенников, так и других приключений, достойных внимания, не бывало». Комаров, в основном следуя автобиографии Ваньки Каина, выбросил грубые сцены, площадные шутки, ввел некоторые мотивировки, разъяснения, свои рассуждения о судьбе, фортуне, о любви, вставил замечания о пьянстве попов, о суде, о подьячих и т. д. Он истолковывает поступки Каина и развивает мимоходом брошенные намеки в целые картины. Так появляется, например, любовная история Каина; словом, Комаров романизирует реальную биографию, делая упор не на преступлениях, а на приключениях своего героя и пытаясь наметить психологию действующих лиц.

Среди книг для «низового читателя» особое место занимает роман «Несчастный Никанор, или приключения российского дворянина Г.» (1775). Он построен по образцу знаменитого романа Прево «Приключения маркиза Г.», имевшего множество подражаний; от многих из них «Несчастный Никанор» отличается наличием сентиментального элемента, сохраняя и в этом отношении черты своего прототипа. Неизвестный актор романа, тесно связанный со своими читателями, уловил приближение новых вкусов, которым пытался отвечать десятилетием раньше Эмин в «Письмах Ернеста и Доравры», и придал своему роману сентиментальный оттенок. С другой стороны, «Несчастный Никанор» интересен своим бытовым колоритом, воспроизводящим некоторые стороны общественного быта второй половины XVIII в.

По своей сложной композиции «Несчастный Никанор» тяготеет к романам авантюрного жанра: герой претерпевает всевозможные приключения, выносит неожиданные удары судьбы, попадает в самые различные положения. Однако он совсем лишен «героических» качеств; Никанор — обыкновенный, рядовой, ничем не замечательный человек в жизни, и симпатии читателей к нему вызываются не его личными достоинствами, а сочувствием к претерпеваемым им несчастьям. Действие романа происходит в бытовой обстановке, среди людей бедных, необеспеченных, поступки которых лишены романической красивости и обусловлены прежде всего материальными заботами. Автор «Никанора» свел высокий образ романа в низкую социальную сферу, приблизил его к уровню своих «мелкотравчатых» читателей и явно бил на их чувствительность.

Никанор служил кондуктором в инженерных войсках в Риге и влюбился в девицу Анету, — этим эпизодом начинаются его приключения. Легко представить себе аналогичную ситуацию в романе, скажем, типа приключенческих книг Эмина: несчастье любовников вызывается либо причинами несходства социального положения, либо внезапной разлукой, местью влюбленной в героя женщины, жестокостью родителей и т. д.; все это бывает окутано романическим флером, приподнято над бытом, над действительностью. Не то в романе о Никаноре. Объяснение неудачи любовников здесь основывается на бытовых явлениях и фактах. Никанор готов жениться на Анете, но ему мешают служебные обстоятельства. Он попадает под арест, запутывается по ошибке в дуэльную историю; начальство не дает разрешения на брак и вскоре переводит Никанора в другой город. Он попадает в отставку, но его направляют служить и Астрахань. Оттуда Никанор бежит в имение отца, пытается уехать за границу, его ловят, сажают в тюрьму, а когда он выходит на волю, то узнает, что Анета умерла под плетьми своего жестокого дяди. Мелкий служащий человек, Никанор не сумел преодолеть даже формальных препятствий своей любви и лишился невесты. Такова одна из линий романа.

В дальнейшем Никанор получает отставку, возвращается на родину и находит утешение в любви крепостной девушки, обладающей чистой и

307

бескорыстной душой. Она отказывается от предложения Никанора жениться на ней, сознавая неравенство их состояний. Никанора женят на дворянке, но этот брак оказывается несчастным. Через несколько лет жена бросает Никанора, имение его захватывают родственники, в довершение близкий приятель лишает его всех наличных денег; Никанор оказывается вынужденным сам обеспечивать свое пропитание — делает веера, но и здесь его надувают купцы. Пережив еще одно любовное несчастье, Никанор поступает на место домашнего учителя, но заводит роман с ученицей, и его выгоняют из дома. Он зарабатывает на жизнь гаданьем по руке, живет среди раскольников, выдавая себя за начетчика, но в конце концов житейские неурядицы доводят его до мысли о самоубийстве. Однако у него нет шпаги, он не имеет денег для покупки ружья, ему приходится продать мундир, чтобы приобрести оружие — и все-таки самоубийство не удается. Последние годы свои Никанор проводит в качестве нахлебника, приживальщика в помещичьем доме, и эти страницы романа дышат несомненной правдивостью и отмечены отличным знанием быта.

Роман о Никаноре носит следы самых разнообразных литературных влияний. Он связан со старинной русской повестью. Знакомство Никанора с Анетой напоминает встречу российского дворянина Александра с Элеонорой, сходен и тон галантных объяснений.

Любовные сцены еще тесно зависят от сцен галантной любви в повестях петровской эпохи. С другой стороны, автор романа разрабатывает чувствительные любовные эпизоды в «слезном» духе. Никанор покупает за 25 рублей «девку» растирать краски для картин, которые он писал на продажу, но влюбляется в нее и живет с ней как с женой. Убедясь в греховности такого сожительства, он выдает «девку» замуж за лакея. Она признается мужу, что любит Никанора, и тот, уважая ее чувство, устраивает ей свидание с Никанором. Запутавшись в делах, Никанор решает отправиться на войну. «Девка» является к нему со своим мужем — и все трое горюют и плачут: «Какое странное и редко-слыханное приключение воспоследовало тогда между нами! — Мы все трое заливались слезами, и во всех нас сопротивные страсти к разрушению спокойствия нашего явно открыты стали... Девка моя влюблена в меня до бесконечности и, лишаясь меня, не хочет больше в свете сем жива быть! Муж ее влюблен в нее безмерно и для нее жизнь свою потерять не отрекается!» Никанор мечтает выкупить лакея на свободу и вместе с ним и его женой отправиться на войну, но денег у него нет. Услышав вскоре, что Никанор уехал, его прежняя возлюбленная утопилась в Пресненских прудах.

Весь эпизод имеет драматический характер и примечателен, прежде всего, изображением преданной любви крепостной девушки. До «Бедной Лизы» автор «Несчастного Никанора» показал, как умеют любить крестьянки; не случайно в жизни Никанора наиболее светлыми чертами отмечены отношения с любившими его крепостными подругами; он счастлив с ними, а не с суровой и враждебной дворянкой-женой; к ним обращено сочувствие читателя. С известной социальной смелостью автор уравнивает перед лицом чувства крепостную девушку, крепостного лакея и дворянина Никанора, заставляя читателя умиляться искренностью и силою их переживаний.

Развивает автор романа и другую типичную для сентиментальных подсетей ситуацию — любовь учителя и ученицы. Но для него изображение оыта важнее раскрытия силы чувства, составлявшего основу разрешения этой темы, например, у А. Клушина в повести «Несчастный М-в» (1793). В «Несчастном Никаноре» подробно описан дом помещика, у которого

308

поселился Никанор, времяпрепровождение помещика, деревенские забавы грубые нравы и вседневное пьянство. Переняв ситуацию сентиментальной повести, автор романа не смог понять секрета привлекательности ее героя — сильно чувствующей личности, которой тесно в скованном предрассудками и условностями быте. Никанор его вовсе не такой герой: он приживается в доме, угождая хозяину, сочиняет стихи и куплеты «на случай», он далек от трагического конца, после того как его выгоняют из дома, когда обнаружились его отношения с ученицей — дочерью помещика.

«Несчастный Никанор» является свидетельством образования новых литературных вкусов в 70-х годах XVIII в.; элементы сентиментализма, прикрывающие авантюрную основу романа, представляют пример усвоения демократическими писателями второй половины века ведущих литературных тенденций эпохи, с которыми они знакомили массового «низового» читателя.

3

Место, занимаемое в истории русской литературы Н. К. Кургановым, очень своеобразно. Он не был автором художественных произведений, писал учебники и прославился как составитель «Письмовника», книги, которой пользовалось несколько поколений русской читающей публики. Роль, сыгранная «Письмовником» в развитии просвещения, в распространении популярных знаний, чрезвычайно значительна.

Николай Гаврилович Курганов, сын унтер-офицера, родился в 1728 г. в Москве. Он обучался в созданной Петром I школе навигационных наук, переведенной впоследствии в Петербург и преобразованной в Морскую Академию (1741). По окончании курса Курганов был оставлен лаборантом математических и навигационных наук, «ученым подмастерьем», как официально именовалась эта должность. Он выполнял различные поручения научно-исследовательского характера, а при создании Морского корпуса (1752) был назначен туда в прежнем звании и в стенах корпуса прошел весь свой дальнейший служебно-педагогический путь, закончив его на посту инспектора классов. Умер он в 1796 г.

Курганов, получивший в 1774 г. от Академии Наук звание профессора, был сведущим ученым и опытным педагогом. Свои знания он превосходно умел передать учащимся, и свидетельством этой незаурядной способности являются созданные им учебники и руководства. К числу их принадлежат, например, «Универсальная арифметика» (1757), во втором издании (1794) названная «Генеральной», «Генеральная геометрия» (1765), «Бугорово новое сочинение о навигации, содержащее теорию и практику морского пути» (1764 и четыре повторных издания до 1802 г.) и, наконец, знаменитая «Российская универсальная грамматика» (1769), во втором издании (1777) названная «Книга письмовник» и в слегка измененной редакции выдержавшая до 1837 г. десять изданий. Кроме этого, Курганов издал еще несколько книг, трактующих темы навигации, мореплавания и математических наук, высоко ценившихся современными моряками.

Из многочисленных работ Курганова с историей русской литературы связан только «Письмовник».

Курганов с большой чуткостью уловил тягу малообразованных читателей к знанию и в своей книге дал свод энциклопедических сведений, не претендовавших на глубину, но полезных в житейском отношении.

Грамматика, составлявшая основу книги, была изложена Кургановым на уровне тогдашней науки доходчиво и ясно. Сообщая грамматически правила, Курганов подкреплял их примерами и при выборе последних не

309

мог удержать сухого тона равнодушного наставника. Подбор примеров блещет искрами сатиры, сарказма. Неожиданно иллюстрации к законам языка превращаются в остроумные сатирические сценки, заставлявшие читателя поневоле призадуматься над окружающим. Определив, например, двоеточие как знак, «отделяющий часть речи, которая имеет полный разум сама во себе, но, однако, оставляет мысль в сомнении и ожидании знать то, что еще следует», Курганов дает образец применения двоеточия: «Душа приказного заросла крапивой: одни колючки свидетельствуют о его поносной живучести».

Поясняя, в каких случаях употребляется частица «де», Курганов иллюстрирует: «Некто кандидат говорил полу-русски так: служил де я сорок лет, а капиталу нет, и я де в том юристов просил, но они де хотя и не азардируют ныне на аксиденцию [взятку. — А. З.], точию де по новомодной поведенции очень политично завтренят» [«кормят завтраками». — А. З.]. Эта частица употребляется еще «в крепостных выписках, в допросах и к прочих сим подобных приказных делах третьим лицом. Например: Сидор в допросе показал, что пришел к нему Карп, говорил такую небылицу: это де зело обидно, что де у них, маломощных, постой всегда, у иных иногда, а у многих никогда; а тому де причиною...»

Оборванная автором речь не оставляет читателя в неясности о причинах несправедливого размещения постоя. Применение восклицательного знака показано следующей фразой: «О, вы окамененные сердца, не имеющие ни малого о себе сожаления!» Критическое умонастроение Курганова сказывается в этом подборе примеров достаточно ясно. Что ему не чужды были идеи просветительной философии, показывает включенный в «Письмовник» разговор между книжником и мальчиком, в котором последний на вопрос: «Каким способом управляют народом?», отвечает: «Мнениями».

Вслед за грамматикой идут «Присовокупления» — обозрение наук, художеств, собрания анекдотов, пословиц, загадок, поучений, стихов различных жанров, материалы справочного характера и толковый словарь. Анекдоты, или «краткие замысловатые повести» Курганова разнородны по своему составу, но в основном являются переводными. Однако часть, несомненно, имеет русское происхождение или сочинена самим Кургановым, остальные же подвергнуты редакторской переделке. В четвертом издании число «замысловатых повестей» доведено до 35. Самостоятельный характер имеет подбор русских пословиц — одно из первых печатных собраний пословиц вообще. «Сбор разных стиходейств» представляет собой литературную хрестоматию. Курганов включил в нее стихи Ломоносова, Тредиаковского, Сумарокова, Хераскова, Попова, Чулко-ва и других современных поэтов: кроме них — ряд произведений фольклорного характера, народных песен, записанных самим составителем («Что пониже было города Саратова», «Ах, как далече, далече в чистом поле» и др.). Курганов представлял своему читателю образцы русской поэзии, и благодаря его книге многие стихи и песни сделались доступными широкому кругу людей, в ином случае едва ли имевших возможность с ними познакомиться.

Желая ввести читателя «Письмовника» в обиход господствующей «высшей» культуры, Курганов дает основные сведения по мифологии, указывая, что «знание сих басен... научает нас разуметь стихоткание и толкует про исторические и басенные изображения, как на картинах, на обоях видим». «Русский словотолк», или разноязычный словарь предлагал объяснение различных иностранных слов, вошедших в русский язык.

310

Курганов, сберегавший основные начала национального языка, обильно вводит славянизмы, предупреждая в этом отношении языковую политику Шишкова и архаистов; он предлагает такие замены-объяснения: нотариус — дееписец, антраша — крышескок, арсенал — оружница, бароскоп — весозар, барбер, цирульник — бритарь, библиотека — книговник, грамматика — письмовник (см. название книги) и т. д.

Курганов уделил в своей книге место для основных сведений по гражданской истории, философии, естественным наукам: с особенным тщанием он разработал отдел астрономии, доказывая вред суеверий, утверждая теорию шарообразности земли и опровергая веру в «небесные знамения», якобы предвещающие бедствия людям.

Разнообразный, умело подобранный, хорошо, ясно изложенный материал превращал «Письмовник» в своеобразную энциклопедию, доступную для малосведущих читателей и открывающую им ряд новых областей знаний. Кроме того, «Письмовник» давал остроумное занимательное чтение, прививал вкус к поэзии, снабжал материалом для беседы в обществе. Это значение книги отметил, — впрочем, не без иронии — Пушкин в «Истории села Горюхина», вложив в уста горюхинского летописца следующие слова: «Чтение Письмовника долго было любимым моим упражнением. Я знал его наизусть и, несмотря на то, каждый день находил в нем новые, незамеченные красоты. После генерала Племянникова, у которого батюшка был некогда адъютантом, Курганов казался мне величайшим человеком». Кюхельбекер, во время своего тюремного заключения прочитавший «Письмовник», записал и дневнике: «Письмовник вовсе не так дурен, как я воображал; напротив, по времени, когда был написан, может назваться очень порядочною, даже хорошею книгою. И ныне можно в нем найти довольно много любопытного, не говоря уже об очень полном собрании русских пословиц, между которыми нашел я много мне вовсе не известных и чрезвычайно замысловатых; но и анекдоты, т. е. те, которые у него названы анекдотами, а не повестями, все почти хороши, по крайней мере лучше большей части печатаемых ныне».

Ироническое отношение к энциклопедическому своду «Письмовника» со стороны представителей наиболее культурного и привилегированного общественного слоя не мешало успеху этой книги, быстро нашедшей своего читателя, для которого она была полезна и интересна. «Письмовник» формировал вкусы нескольких поколений читателей, особенно провинциальных, служил для них источником научных и литературных сведений, очень часто единственным, и выполнял эту задачу с большим педагогическим тактом, с художественным вкусом при несомненном демократизме воззрений его составителя.