- 278 -
Попов
1
Михаил Иванович Попов, литератор-разночинец второй половины XVIII в., не принадлежал к числу ведущих писателей своего времени ни по силе таланта, ни по значительности идейного содержания творчества. Он почти не затрагивает важнейшего вопроса эпохи — крепостного права, не стремится обличать деспотизм помещиков, но тем не менее именно ему принадлежит одна из первых попыток показа на сцене русских крестьян (комическая опера, «Анюта»), простых, работящих людей, отягощенных своим бесправным положением. Бесспорным представляется интерес Попова к фольклору, проявившийся в собирании народных песен и в подражании им в личном творчестве. Характерно уважение к русской старине, свойственное Попову и приводившее его к восхвалению русских национальных достоинств. Наконец, Попов был одним из просвещенных людей своего века, содействовавших распространению культуры и знаний в обществе, и многолетняя дружба с Н. И. Новиковым вовсе не была случайным эпизодом в его биографии.
Сведений о жизненных обстоятельствах Попова почти не сохранилось. Даже дата его рождения остается неустановленной. Все, что известно о его биографии, может быть сведено к следующему. Попов был придворным актером, затем студентом Московского университета, служил в Комиссии по сочинению нового уложения. Впоследствии он, видимо, занимается литературой как профессиональным делом, издает ряд книг, много переводит. Начало литературной деятельности Попова относится к 1760 г., однако, первое выступление его в печати приходится на 1766 г. и связано с именем Н. И. Новикова. Молодой Новиков, уже и в эти годы занимавшийся издательскими делами, выпустил в свет книгу Попова «Две повести: Аристоноевы приключения и Рождение людей Промифеевых». В посвящении книги Попов засвидетельствовал глубокое уважение к своему издателю и подчеркнул свои дружеские отношения с ним. Впоследствии обоих объединяли и масонские интересы.
В 1769 г. Попов был привлечен Чулковым к участию в журнале «И то и сё»; его произведения помещены в нескольких номерах, иногда занимают их целиком (18, 19, 20-я недели). Попов напечатал в журнале около трех десятков эпиграмм, несколько элегий, эпитафий, загадок, большую басню «Пень» и др.
Попов сотрудничал и в других сатирических изданиях 1769 г.; в «Ни то, ни сё» В. Рубана и в «Трутне» Новикова. В 3-м листе новиковского журнала напечатана басня Попова «Два вора», носящая неожиданно резкий для
- 279 -
него сатирический характер; в 4-м листе помещена эпиграмма. Попов правильно понял направление «Трутня», и выступление его было совершенно в тоне журнала.
Сатира Попова в «Трутне» бьет по грабителям народа, «плутам» и «политикам», по классовой юстиции самодержавного государства и по взяточничеству судейского аппарата.
Вообще Попов не был чужд критического отношения к современному строю, несмотря на то, что не вмешивался активно в общественную жизнь.
Нельзя признать случайным, например, выполненный им перевод книги Людовика Антония Муратори (1672—1750) «Рассуждение о благоденствии всенародном», изданной Новиковым в 1780 г. Появление этой книги в России в 1780 г. продолжало линию наставлений монархам, представленную «Тилемахидой» Тредиаковского. В предисловии Попов, между прочим, замечает, что книга эта «принесет нашим читателям более пользы, нежели другие многие книги, забавляющие читателей только на время», ибо «рассуждение сие предлагает путь ко всеобщему благу».
Идеал царя-философа, выдвинутый в «Рассуждении», мало подходил к настроениям Екатерины II после победы над крестьянским восстанием, и настойчивое напоминание о нем являлось рискованным поступком со стороны переводчика книги, снабдившего ее сочувственным предисловием, и издателя — Новикова.
2
В 1772 г. вышли в свет «Досуги, или собрание сочинений и переводов Михаила Попова», куда автор включил различные стихи, песни, комическую оперу «Анюта», комедию «Отгадай и не скажу», «Краткое описание древнего славянского языческого баснословия», три переводные комедии и др. В двух частях «Досугов» Попов собрал далеко не все, написанное им к этому времени: он отбирал лучшее.
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что Попову-поэту совсем не свойствен жанр оды. Од в точном смысле этого понятия у Попова нет. Есть торжественные стихи, посвященные Екатерине II, но они невелики по размеру, не имеют одического строения и написаны александрийским стихом, а не традиционным для жанра четырехстопным ямбом; есть торжественное песнопение на выздоровление Павла Петровича; есть хор Екатерине II, петый в Благородном собрании, — и всё. Остальные стихотворения — элегии, басни, эпиграммы, любовные стихи. Попов явно пренебрегает ведущим жанром поэзии русского классицизма — одою; лирика его лишена сколько-нибудь официального характера, и это заметно отличает его от многих современных поэтов.
Свои песни и элегии Попов не «приписывает» какому-либо знатному лицу, что было в обычае времени, а посвящает «прекрасному полу».
Любовные стихи Попова испытали на себе плодотворное влияние сумароковской лирики. Подобно Сумарокову, Попов изображает в небольших по размеру стихотворениях или песнях различные любовные перипетии, радость признания, горечь разлуки и измены любовника. Чувство анализируется в его наиболее общем виде, душевные движения берутся безотносительно к человеческой индивидуальности, некоторые ламентации могут одинаково звучать в устах и любовника и любовницы. Но в отличие от Сумарокова, Попов не ищет новых ритмических ходов, не разнообразит строфику.
- 280 -
Иногда, на фоне устойчивых формул любовной поэзии, у Попова встречаются простые искренние строки:
В сердце, мой свет, я тебя заключаю;
Жизнью считаю твой взор для себя,
Душу свою я в тебе полагаю;
Счастием ставлю и жить для тебя.В стихах Попова есть непременные пастухи и пастушки, он описывает их забавы с легким оттенком незамысловатой эротики.
Интонации и приемы некоторых своих песен Попов заимствует из народной лирики, как делал это и Сумароков, но по сравнению с ним в гораздо меньшей степени подвергает заимствованное литературной обработке. Попов использует в целом систему образов народной поэзии, ее фразеологию, употребляет типичные приемы фольклорной песни, с ее повторами, параллелизмами, отрицательными сравнениями. В «Досугах» есть два подражания народным песням, помещенные Поповым в конце раздела любовной поэзии последними. Одно из них представляет вариант фольклорного текста:
Ты бессчастный добрый молодец,
Бесталанная головушка.
Со малых ты дней в несчастьи взрос,
От младых лет горе мыкать стал...Вторая песня написана правильным шестистопным хореем, с перекрестной рифмой, что не свойственно народному стиху, но его стилевые особенности сохраняются:
Не голубушка в чистом поле воркует,
Не вечерняя заря луга смочила,
Молода жена во тереме тоскует,
Красоту свою слезами помрачила,
Непрестанно вспоминая мила друга,
Молодого, друга милого, супруга.Внимание к песне, в особенности к песне народной, присущее Попову, толкнуло его на собирание фольклорных текстов. Судя по его предисловию к «Российской Эрате», он имел их более тысячи. Сборники песен, как показал опыт Чулкова, пользовались большой популярностью. Попов, помогавший Чулкову при составлении «Собрания разных песен», позднее предпринял подобный труд самостоятельно, но не успел его закончить. Подготовленный им к печати сборник «Российская Эрата, или выбор наилучших новейших российских песен, поныне сочиненных», вышел в свет после его смерти, в 1792 г.
Попов, в согласии с господствовавшим взглядом на народную поэзию как на поэзию «неправильную», исправлял старинные песни, причем изменял «не токмо разногласие и меру в стихах, но и переставлял оные в иных с одного места на другое». Часть песен, впрочем, он не трогал, «потому что нельзя было к оной [поправке] приступить без перемены их слога, по которому единственно и заслуживают они внимания».
В собрание Попова включено 536 песен, расположенных в первых двух частях тематически: песни любовные, городские, пастушеские, «на старинный русский вкус», старинные простонародные песни — любовные, святочные, свадебные и т. д. Особо — песни военные победные, маскарадные, сатирические, песни современных поэтов — Сумарокова, Майкова, Державина, самого Попова и др.
- 281 -
Образцом вкуса для Попова и в 1780-е годы попрежнему остается Сумароков, которому он остался верен, несмотря на появление Державина. Цитаты из «Епистолы о стихотворстве», приведенные в предисловии, объясняют критерии составителя в оценке песен и в их отборе.
3
Комическая опера Попова «Анюта» (1772) была одной из первых русских комических опер вообще и первой, затронувшей крестьянскую тему в этом жанре на русском театре. Вслед за «Анютой» появляется ряд комических опер на сюжеты народной жизни, превосходивших иногда ее по идейной силе и драматургическим качествам, но инициатива в создании жанра остается за Поповым. Несмотря на то, что, взяв тему социального неравенства, Попов не решился бросить вызов сословным феодальным предрассудкам, в опере его сказались черты демократического мировоззрения, и в целом она нарушает принципы дворянского искусства.
Проявившийся в обществе интерес к русской старине, к национальной мифологии, к фольклору, обусловленный ростом общественного самосознания в 60-е годы XVIII в., широко отразился в творчестве Попова. Он составляет «Краткое описание древнего славенского языческого баснословия» (1768), стремясь популяризировать иерархию славянских божеств, характеристика которых взята была из литературных источников. В числе богов упоминаются Перун, Велес, Чернобог, Дажбог, Световид, русалки — славянские нимфы, Зевана — славянская Артемида и др. Назначение некоторых богов остается неизвестным.
Попов сознает мнимо-исторический характер этой мифологии славян и, указывая, что она почерпнута из различных книг, простонародных песен, сказок, из сохранившихся обычаев, оговаривается, что его «сочинение сделано больше для увеселения читателей, нежели для важных исторических справок; и больше для стихотворцев, чем для историков». В 1770 г. вышел в свет роман Попова «Славенские древности, или приключения Славенских князей» (3 части; II изд. — 1778; III изд. — 1794).
Постоянный интерес Попова к славянской мифологии заставляет его вводить в роман в качестве руководителей героев Чернобога, Белобога, упоминать Перуна, Ладу, Похвиста, Зимцерлу и др. Иногда он приводит отдельные мифы, рассказывая, например, о происхождении славянских богов.
Попов охотно включает в роман исторические и географические сведения о славянах, большей частью фантастические, описывает нравы и обычаи народа. На этом основании он и назвал книгу «Славенскими древностями», но, встретив ироническую критику, для второго издании приискал более подходящее книге название: «Старинные диковинки».
В самом деле, роман этот прежде всего был задуман как книга для легкого занимательного чтения и не претендовал на внимание серьезного читателя. Всевозможные оборотни, превращения, талисманы, злые и добрые волшебники, предсказания, чародейства, встречи и разлуки любовников, наполняющие книгу, составляют постоянный ассортимент жанра и заимство ваны Поповым из ходячих романов. Психологический элемент в его романе ничтожен, автор сосредоточен на изображении внешних подвигов и злоключений героев, которые являются игрушкой в руках богов и лишены самостоятельности и жизненной инициативы. Фантастические события не оставляют места бытовому колориту; ему Попов не уделяет внимания, в противоположность Чулкову, включившему в свой «Пересмешник» несколько бытовых новелл.
- 282 -
4
В литературной продукции Попова большое место занимают его переводы с французского (другими языками Попов, повидимому, не владел). Он был деятельным сотрудником «Собрания, старающегося о переводе иностранных книг на российский язык» (1768—1783) и, как свидетельствуют сохранившиеся его расписки в получении гонорара, перевел для собрания восемь книг, в том числе несколько пьес. Кроме того, известно еще восемь переводов Попова, частью напечатанных отдельно, а частью неизданных.
Выбор книг для перевода позволяет до некоторой степени судить о направлении мысли, о литературных интересах и вкусах Попова. Большой заслугой является его полный перевод, первый на русском языке, поэмы Тасса «Освобожденный Иерусалим» (1772), выполненный прозой с французского перевода Мирабо, почитавшегося наиболее совершенным. По заверению Попова, им руководило намерение «услужить тем из россиян, которые, не разумея иностранных языков, питают в себе благородную склонность ко чтению изрядных книг». Речь здесь идет о новом демократическом читателе, не прошедшем школы дворянской культуры, которого литераторы-разночинцы стремились приобщить к культуре и знанию вообще. О нем думали и по-разному заботились Попов, Чулков, Эмин, Лукин, Курганов и Матвей Комаров, близко с ним связанные и всегда помнившие о существовании широкого читательского круга, не охватывавшегося дворянской литературой.
Сообщая о трудностях своей работы, Попов говорит, что многие слова оригинала, каких нет еще в русском языке, он приискивал в книгах, а частью придумывал сам. Так, самостоятельно он перевел слова: arcenal — оружейница, bataillon — сонмица, catapulte — стрелометница, cisterne — водохранилище, concurrent — соискатель, expérience — опытность, littérature — письмоводство, и др.
Поэма Тасса имела влияние на роман Попова «Славенские древности», и перевод ее совпадал с личными вкусами Попова. Точно так же близким ему жанром были сказки. Попов перевел сборник «Тысяча и один день» — персидские сказки, с французского текста Петис де ля Круа (1778—1779, II изд. 1801). Ему же принадлежит перевод «Вадиных сказок» Вольтера (1771). Интерес Попова к театру выразился в переводе десятка комедий и комических опер французского репертуара, ставившихся затем на русской сцене.
Переводя на русский язык «Рассуждение о благоденствии всенародном» Муратори (1780), «Белевы путешествия» (1776), Попов руководился просветительными и воспитательными целями. Внедрение в обществе знаний, знакомство с достижениями европейской науки кажутся ему насущной необходимостью. В предисловии переводчика к книге «Выписки о чревовещателях или чревобасниках» (1773) Попов, например, пишет: «Предрассуждения и невежество суть источники суеверия, которому неминуемо подвергается человек, когда не подкрепляется достаточными сведениями и здравым рассуждением. Ученые нынешнего века всеми силами тщатся преодолеть сих двух врагов человеческого просвещения и ощутительные показали в том успехи. Ничто к сему так не способствует, как попечительное издание в народ всех откровений, чинимых учеными людьми повседневно, во всех родах знаний и наук».
Этот взгляд, эта издательская программа характеризует Попова как одного из представителей русского просвещения, достойного союзника и друга Новикова в лучший период деятельности последнего.
- 283 -
Для Попова-переводчика было важно добиться максимальной точности языка, освободить речь от излишних иностранных слов, заменяя их русскими терминами. В раннем его труде — переводе «Двух повестей» (1776), есть такое примечание к слову «водомет»: «Водомет, un jet d’eau, ou une fontaine. Признаюсь, что водомет слово новое и выдуманное мною; и в вольности моей иного оправдания не представляю, кроме сего, что мне лучше рассудилось положить свое, хоть неупотребительное, однакож наше, а не французское».
Переводя поэму Дора «На феатральное возглашение» («Досуги»), Попов остановился на первых двух песнях, так как третья содержала «многие речения, принадлежащие к сей материи, которым перевода на нашем языке еще нет, а без чистого выражения коих исчезли бы все красоты сей песни». Он считает, что довольно отважился, переведя несколько выражений следующим образом: la déclamation — феатральное возглашение, acteur — действователь, l’allègorie — иносказание, caractère — свойство, le debit — зачин, le parterre — помост, la simpathie — сострастие, l’instinct — природное стремление, естественность и т. д.
Попов далек от крайностей подобных замен, характерных для более поздней эпохи, но необходимость расширения средств родного языка, обогащения его новыми словами ему вполне понятна.
——
Литератор-разночинец, иногда литературный поденщик, Попов добросовестно трудился на пользу российской словесности: не вмешиваясь в полемику, держась в стороне от большой литературной дороги, он делал свое скромное, но полезное дело. Характеристику его облика дает тонкий наблюдатель М. Н. Муравьев в одной из своих черновых тетрадей: «...наш добрый Михайло Иванович Попов, коллежский регистратор или что-нибудь подобное, сочинитель при уложении.., который быть бы мог сочинителем Муз и Граций. Верное изображение французских литераторов: беден, прост, добросердечен, трудолюбив и забыт».
Напоминают о Попове его литературные труды — они по праву спасают его имя от забвения.