- 123 -

Новиков

1

Николай Иванович Новиков родился 27 апреля 1744 г. в родовом селе Тихвинском, Коломенского уезда Московской губернии. С детства Новиков был записан в гвардию, но фактически не служил. С 1756 г. его имя встречается в списках учеников дворянской гимназии при Московском университете. Учился Новиков три года во французском классе и за успехи в науках отмечался как «достойный награды». Можно думать, что у Новикова, как и у Фонвизина, «вкус к словесным наукам» пробудился именно в гимназический период. В 1760 г. Новиков по неизвестным причинам ушел из гимназии, а в январе 1762 г. он, как и все гвардейцы, числившиеся в отпуску, был потребован в Петербург и явился в Измайловский полк.

После переворота 28 июня 1762 г., в котором Измайловский полк первым принял участие, Новиков, среди множества награжденных, получил унтер-офицерский чин. Служба в гвардии не отнимала много времени, и у Новикова была полная возможность заниматься самообразованием. Он завязывает знакомства с литераторами и с 1766 г. начинает книгоиздательскую и книготорговую деятельность.

Как литератора Новикова привлекают к работе в Комиссии по сочинению нового уложения в качестве секретаря. «Взят был в Комиссию о сочинении проекта нового уложения и определен в Комиссию о среднем роде людей, где и находился содержателем дневной записки и во время лиспу той прикомандирован был в общее собрание к держанию дневной же записки. В 1768 году от Комиссии уволен и отставлен поручиком».

Ни для кого из русских писателей той эпохи работа Комиссии не имела такого большого значения, как для Новикова. В его жизни это был такой период, который надолго определил и его мировоззрение, и его практическую деятельность как писателя, журналиста и издателя.

После 1768 г. Новиков служил около пяти лет переводчиком в Коллегии иностранных дел. После 1774 г. он не служил вовсе. Основным содержанием его жизни стала общественная и журнально-литературная деятельность.

В своих сатирических журналах, в первую очередь в «Трутне» и в «Живописце», Новиков вынес на обсуждение широкой читательской аудитории вопросы русской жизни, поставленные и нерешенные «первым русским парламентом».

12 января 1769 г. был разыгран последний акт «непристойной фарсы» — неугодная императрице Комиссия по уложению под удобным

- 124 -

предлогом была закрыта. Но игра оказалась слишком опасной. Комиссия возбудила толки в обществе, породила вольнолюбивые мысли, обнаружила людей, отважившихся поднять голос в защиту прав народа. В условиях, когда общество было возбуждено неожиданной развязкой дела о создании новых законов, а Екатерина II с особой силой почувствовала необходимость овладения общественным мнением, и возникла идея издания сатирических журналов.

Екатерина объявила о своем решении дать право частным лицам на издание сатирических журналов, причем разрешалось издавать журналы анонимно. Первым в январе 1769 г. вышел журнал «Всякая всячина». Официальным издателем считался статс-секретарь Екатерины Козицкий, но фактически руководила журналом сама императрица.

Разрешая сатиру, Екатерина, понятно, не собиралась давать ей свободу развития. Журнал «Всякая всячина» был призван направлять общественное мнение и руководить всеми периодическими изданиями.

С первых же листов «Всякая всячина» начинает разъяснять дозволенные принципы сатирического изображения: «не целить на особ, но единственно на пороки», помня при этом, что «добросердечный сочинитель» «изредка касается к порокам, чтоб... примером каким не оскорбить человечества», а больше «описывает твердого блюстителя веры и закона, хвалит сына отечества, пылающего любовью и верностью к государю и обществу».

На основе этих принципов и строилась сатира журнала. Неумело, трудным и темным языком журнал обличал суеверие, скупость, мотовство, сплетни — так называемые пороки вообще, никак не связанные ни с реальными лицами, ни с конкретными условиями русской действительности.

Допустив на первых порах сатиру, если она направлена не на лицо, а на пороки вообще, Екатерина вскоре отказала и в этом. Она объявила, что в ее государстве вообще нет пороков и порочных людей, а есть только слабости, присущие всему человеческому роду. Самодурство и деспотизм помещиков, взяточничество и произвол судейских чиновников, продажность и развращенность придворных объявлялись слабостями человеческими.

Проповедь такого рода не могла не вызвать протеста в русском обществе, в числе передовых деятелей которого были такие люди, как Козельский, Десницкий, Коробьин, Аничков, Эмин, Новиков и десятки других. Первым с критикой и обличением «Всякой всячины» выступил журнал Эмина «Смесь».

Но наиболее серьезным противником «Всякой всячины», противником, который объявил беспощадную войну правительственному органу и нанес ему решающий удар, дискредитируя в глазах общества его высокопоставленных авторов, был Новиков. Его журнал «Трутень» (издавался с мая 1769 г.) быстро завоевал авторитет в широких кругах общества.

Характер своего издания Новиков определил взятым из басни Сумарокова эпиграфом, который бил по предисловию «Всякой всячины».

— Они работают, а вы их труд ядите, — говорил Новиков.

Весь материал журнала распадается на две части, на изображение двух миров: «они» — крестьяне, забитые, измученные филатки, и «вы» — дворяне, тунеядцы, бездельники, «без благодарности» поедающие то, что принадлежит крестьянам.

Новиковский журнал замечателен прежде всего стремлением к отображению явлений русской жизни, к показу социальной практики основных общественных групп. Это стремление Новикова связано с его убеждением, что существующий режим несправедлив, неразумен и потому должен быть изменен в соответствии с тем, что подсказывает человеческий разум.

- 125 -

Основное место в журнале занимает материал, обличающий дворянство как господствующий, стоящий у власти класс. Новиков создает образ Безрассуда, стремясь вскрыть то типическое и главное, что определяет убеждения и практику помещика-дворянина. Этим главным является, как показал Новиков, классовый эгоизм. «Безрассуд болен мыслию, что крестьяне не суть человеки»; он рассуждает: «я — господин, они — мои рабы, они для того и сотворены, чтобы, претерпевая всякие нужды, и день и ночь работать и исполнять мою волю исправным платежом оброка: они, памятуя мое и свое состояние, должны трепетать моего взора». Отсюда деятельность Безрассуда сводится только к тому, чтобы «обирать крестьян». Так ставился Новиковым вопрос о социальном паразитизме, который и приводил, по его мнению, к моральному вырождению дворянства. Безрассуды не заняты общественно-полезным трудом. Они — тунеядцы, погруженные в эгоистические мелочные дела. Один из породы Безрассудов, вельможа Недоум, «ежедневную имеет горячку величаться своею породой». Другой, Скудоум, «сынок приказного человека, грабившего целый свет», «презирает свою почтения достойную супругу, которая не только что его сделала щастие, но и всей Скудоумовой фамилии, а Скудоум, не чувствуя ни мало к ней благодарности, таскается по всему городу и влюбляется в таких, с коими обхождение наносит бесчестие». Третий — Мешков — «имеет болезнь для своего прибытка людей поносить. Он обманывает всех по своей возможности: в глаза льстит, а заочно ругает, и для получения какой-нибудь вещи не щадит ни чести, ни добродетели, ни совести, ни законов». Четвертый — «Глупомысл» «хочет непременно знатным быть господином, хотя имеет чин и весьма маленький». И так, из номера в номер проходит вереница созданных Новиковым образов правителей России.

Эти Глупомыслы и Мешковы не любят родины, презирают народ, раболепствуют перед всем иностранным, клевещут на русских, говоря, что «русские ничего хорошо делать не могут, как иностранные».

Именно этим стремлением показать губительные последствия социального паразитизма и объясняется обилие в «Трутне» материалов о щеголях, щеголихах, придворных бездельниках, развратниках, плутах и мошенниках.

Еще более мрачную картину представляет деятельность дворян-чиновников, прежде всего судейских. Значительная часть статей журнала посвящена обличению произвола приказных, их жульничества и взяточничества. Новиков показал, что в России люди не защищены законами, что суда нет, а есть учреждения, отданные на откуп чиновникам, которые открыто грабят и притесняют население. «Трутень» помещал не только такого рода объявления: «Некоторому судье потребно самой свежей и чистой совести до нескольких фунтов», или: «Недавно пожалованный воевода отъезжает в порученное ему место и для облегчения в пути продает совесть», но давал и развернутые статьи о русском правосудии. Укажем только на дне, наиболее интересные, вызвавшие переполох в правительственном лагере. Первая — письмо дяди к «любезному племянничку» (лист II) и вторая — история, как у судьи пропали часы (лист XIII). Напечатание их было вызовом правительству, обличением лживости заверений Екатерины об искоренении неправосудия в России, о благополучии подданных.

Еще радикальнее была разработана Новиковым тема крепостного права. В ту пору вся литература, не только правительственная, но и оппозиционная, сумароковская, изображала крестьян как счастливых поселян, веселых пастушков, с чувством сожаления взирающих на бедных дворян-горожан, лишенных возможности вкушать сельское блаженство. И вот

- 126 -

в годы, когда не улеглось еще возбуждение от речей депутатов в защиту крепостных, Новиков сказал правду об их жизни.

Но этим Новиков не ограничился. Он одним из первых в русской литературе прямо поставил вопрос о крестьянстве, об условиях его существования в самодержавном крепостническом государстве. Эта тема с особой силой развернута в знаменитых «Копиях с отписок», помещенных в «Трутне».

Замечательна здесь уже самая форма «отписки», то-есть реального документа. Язык «отписок» сух. Это главным образом язык фактов и цифр. «Указ твой господский мы получили, — пишет староста «государю Григорью Сидоровичу», — и денег оброчных со крестьян на нынешнюю треть собрали: с сельских 100 душ 123 рубли, 20 алтын; с деревенских с 50 душ 61 рубль, 17 алтын; а в недоимке за нынешнюю треть осталось на сельских 25 рублев, 4 гривны, на деревенских 13 рублев, 49 копеек; да послано к тебе, государь, прошлой трети недобранных денег с сельских и деревенских 43 рубля 20 копеек, а больше собрать немогли: крестьяне скудны, взять негде» ...

«С Филаткою, государь, как поволишь? денег не платит, говорит, что взять негде: он сам все лето прохворал, а сын большой помер, остались маленькие ребятишки; и он нынешним летом хлеба не сеял, некому было землю пахать, во всем дворе одна была сноха, а старуха его и с печи не сходит. Подушные деньги за него заплатил мир, видя ево скудость; а за твою, государь, недоимку, по указу твоему, продано ево две клети, за 3 рубли, за 10 алтын, корова за полтора рубли, а лошади у него все пали, другая коровенка оставлена для ребятишек, кормить их нечем: миром сказали, буде ты его и том не простишь, то они за ту корову деньги отдадут, а ребятишек поморить и ево в конец разорить не хотят». Такова неумолимым языком цифр нарисованная картина жизни крестьян.

Новиковский «Трутень» — это значительное явление в истории русской литературы. Время его издания — время господства литературы классицизма. Многообразная и противоречивая жизнь России середины XVIII в. не находила своего прямого отражения в этой литературе. Она трансформировалась в рационалистическом сознании классиков и запечатлевалась в условных, логически отвлеченных, лишенных социальной конкретности образах.

Изображение действительности в «Трутне» было сатирическим, но сатира эта во многом отличалась от сатиры классицизма, который утверждал сатиру на общий порок. Там скупой русский помещик и скупой французский буржуа строились по одной схеме — все конкретное, историческое и индивидуальное исчезало. Заслуга Новикова в том, что одним из первых он попытался отступить от этого принципа. В XXV листе «Трутня» помещено письмо Правдолюбова, в котором отвергается сатира на общий порок и отстаивается сатира «на лицо». При этом замечательно, что отстаивалась не фактография, не изображение индивидуально случайного, но в какой-то мере типического. Вот как еще не совсем точно и удачно было сформулировано это требование к сатире: «Критика на лицо, [но] без имени, удаленная поелику возможно и потребно».

Выставляя требование критики «на лицо», Новиков не переходил еще, разумеется, на позиции реализма, однако в весьма существенном вопросе расходился с классиками. Его внимание привлекают реальные жизненные факты, события, поведение людей, живущих в данной исторической общественной среде. Поэтому обличаемый Новиковым порок всегда социально

- 127 -

«Трутень». Первое тиснение. Титульный лист

- 128 -

обусловлен, показан как результат классовой практики его носителей. Таким образом, защищая принцип конкретного сатирического изображения, Новиков ратовал за активное, действенное искусство. Поэтому за каждой статьей, очерком, жанровой сценой журнала можно даже теперь, через столько лет, ощутить или даже обнаружить то реальное событие, которое послужило для Новикова предметом изображения.

В листе XVI, в разделе «Ведомости» читаем: «Из Кронштадта на сих днях в здешний порт прибыл из Бурдо корабль: на нем кроме самых модных товаров, привезены 24 француза, сказывающие о себе, что они все бароны, шевалье, маркизы и графы». В действительности же, как поясняется дальше, это были мошенники и проходимцы, приехавшие в Россию на легкий заработок быть «учителями и гофмейстерами молодых богатых людей». Заметка эта не есть выпад против галломании дворянства вообще. Это обличение позорного для дворянства реального факта. Из записок члена французской миссии Мессельера известно, что нашествие в Россию французов, «побывавших в переделке у парижской полиции», приобрело стихийный характер. Французская миссия, вместе с посланником, были крайне смущены, узнав, «что у многих знатных господ живут беглецы, банкроты, развратники..., которые по здешнему пристрастию к французам занимались воспитанием детей значительных лиц». «Господин посол, — пишет Мессельер, — счел приличным предложить русскому министерству... сделать исследование...» и «самых безнравственных отправить морем по принадлежности».

Выше уже говорилось, что острота сатиры на приказных («Письмо дяди к племяннику») состоит прежде всего в том, что речь идет не о пороках приказных вообще, а о реальных событиях, в том, что шумиха, поднятая вокруг указов Екатерины II об искоренении лихоимства, — лжива, что ничего не изменилось, что и после новых указов воровать можно так же спокойно. То есть и в данном случае описываются события реальной жизни.

В этом и состоит отличие новиковской критики «на лицо» от сатиры на общий порок.

29 сентября 1766 г. Екатерина издала указ, запрещавший торговлю крепостными во время рекрутских наборов. 13 января 1769 г. этот указ был повторен, так как его не соблюдали. А 13 октября, то есть во время очередного рекрутского набора, в «Трутне» появилась заметка о новоизобретенном плутовстве помещиков, которые обходят этот указ (лист XXVI). Она вскрывала реальные злоупотребления, указывала на неспособность или нежелание правительства действительно искоренять эти преступные действия.

Именно этим стремлением к конкретности, правде и объясняется построение «Отписок». Сама попытка языком цифр и бытового документа обрисовать положение и характеры крестьян и помещика была новаторской. Ставя перед собой задачу обличить произвол помещика, Новиков рисует не абстрактные фигуры деспотов, обрушивается не на отвлеченно-моральные категории деспотизма, но стремится дать такие подробности и детали, которые бы указывали, как именно русский помещик притесняет и разоряет русских крестьян.

«Копии с отписок» передают не только реальную картину бедствующей под игом помещиков русской деревни. Новиков стремится дать нравственную характеристику людей двух миров. Разоренные, нищие, голодные крестьяне сообща помогают Филатке, платят за него подать, дают ему корову. Помещик остается глухим к мольбам гибнущего человека, потому что власть и собственность убили в нем все человеческое, сделав его жестокой

- 129 -

и безрассудной куклой. Способность чувствовать, понимать человеческое горе, проявлять благородство, великодушие, — утверждает новиковский «Трутень», — могут лишь те, кто трудятся, те, кого эти Безрассуды называют «подлыми». Такой показ крестьян был принципиально нов, и в этом одна из заслуг Новикова. В дальнейшем это получит продолжение в «Путешествии из Петербурга в Москву» Радищева.

Острота социальных и общественных вопросов и тем, разрабатываемых на страницах «Трутня», его активность в полемике со «Всякой всячиной» определили не только успех Новикова в обществе, но и растущее возмущение Екатерины II дерзким и вольнолюбивым издателем. Характер полемических выступлений Екатерины менялся из месяца в месяц, принимая все более отчетливое выражение окриков и прямых угроз. После помещения Новиковым «Копий с отписок» Екатерина уже не полемизировала, а просто запретила «Трутень». Только через месяц, надо полагать после долгих хлопот, удалось возобновить издание. Именно это положение объясняет, почему изменился характер «Трутня» в 1770 г. Во второй части журнала Новиков, действительно, отказался от обличения приказных, помещиков и придворных. Но в то же время, подготовленный полемикой со «Всякой всячиной», он перешел к обличению власти. Конечно, делал он это замаскированно и осторожно, — открытый выпад просто не мог бы увидеть света.

Как и в первой части, основной тон и направление нового года своего издания Новиков определил эпиграфом (опять из Сумарокова):

Опасно наставленье строго.
Где  зверства  и  безумства  много.

Ведущей темой в журнале стала тема удушения «Трутня», тема обличения власти, объявившей поход свободному, правдивому слову.

Всего во второй части вышло 17 листов, из них в девяти идет речь о том, что журнал заставили изменить направление, что его принудили и принуждают отказываться от прежнего тона, что его преследуют.

Наконец, в листе XVII Новиков печатает «Расставание или последнее прощание с читателем»: «Против желания моего, читатели, я с вами разлучаюсь». Этим расставанием и прекратилось издание «Трутня», который закрылся, как закрылись все журналы «поколения» 1769 г.

Неутомимость Новикова в пропаганде смелого сатирического слова, его стремление нести правду в читательские массы, воспитывать их в духе сопротивления насилию, находили отклик в обществе. Эмин напечатал а «Смеси» письмо к Новикову, автор которого одобряет смелого издателя, благодарит за нужный отечеству труд.

Так, после закрытия оказавшейся излишне строптивой Комиссии по уложению, Екатерина потерпела поражение и в своей вторичной попытке овладеть общественным мнением — с помощью журналистики.

Вынужденное прекращение «Трутня» заставило Новикова быть более осторожным. Следующий его журнал (ежемесячник) «Пустомеля» печатался якобы для маклера Фока, подставного лица; Новикову после недавнего закрытия «Трутня» не разрешили бы издание журнала.

«Доношение» в Академию Наук с просьбой печатать «Пустомелю» датировано 26 мая 1770 г., следовательно, от закрытия «Трутня» (27 апреля) прошел только месяц. Этим и объясняется столь строгая конспирация, к которой был вынужден прибегнуть Новиков. «Пустомеля» начал с более

- 130 -

или менее скромной сатиры, и все-таки он просуществовал только два месяца. Это обстоятельство заставляет внимательно заняться его содержанием.

Июньская книжка содержит вступительную статью под названием: «То, что употребил я вместо предисловия», начало повести «Истинное приключение», «Ведомости» из Константинополя и Москвы и «Загадки».

В июльской и последней книжке напечатаны: «Завещание Юнджина Китайского хана к его сыну», статья о толках, которые вызвала первая книга журнала, «Послание к слугам моим» Д. И. Фонвизина и «Ведомость». Видимо, что-то из напечатанного в этом номере «Пустомели» было для Екатерины страшнее обличений судей-взяточников, отчего она и поспешила пресечь только что появившийся новый журнал.

Что же это был за материал? В 1770 г. исполнялось 16 лет наследнику престола, великому князю Павлу Петровичу. Оппозиционно настроенные по отношению к режиму Екатерины дворянские либералы, группировавшиеся вокруг братьев Паниных, считали, что наступает удобный момент заставить Екатерину уступить трон законному наследнику Павлу.

Новиков, как и многие передовые деятели эпохи, рассчитывал, что смена лиц на троне может изменить режим в стране. На этой основе могло произойти сближение Фонвизина и Новикова, реальным выражением которого явилось печатание в «Пустомеле» «Послания к слугам» и «Завещания Юнджина».

В «Трутне» 1770 г. в листе VIII была помещена статья «Чензыя китайского философа совет, данный его государю». В основу этого смелого «совета» был положен текст переведенных А. Л. Леонтьевым подлинных сочинений китайских философов, вышедших отдельной книгой в 1772 г. («Китайские мысли»). Новиков мог воспользоваться переводом Леонтьева еще в рукописи. «Завещание Юнджина» взято Новиковым из этого же перевода Леонтьева.

Так как восточная, в том числе и китайская, оболочка воспринималась в литературе XVIII в. только как маскировка, то читатели журнала не могли не применить содержание «Завещания» к современности.

А содержание это таково: Хан Юнджин, чувствуя приближение смерти, велит вельможам возвести на престол своего сына. Напечатано «Завещание» в июльской книжке за два месяца до исполнения Павлу 16 лет; «Завещание» нельзя рассматривать иначе, как призыв к Екатерине II добровольно уступить трон.

Подробности «Завещания» также совпадают с историей отношений Павла и Екатерины.

«Завещание Юнджина» и послужило, как естественно предположить, поводом к закрытию «Пустомели», и Новикову только через полтора года удалось снова добиться права на издание сатирического журнала.

2

Русская действительность накануне Пугачевского восстания была полна таких неразрешимых общественных противоречий, что всякая попытка правдивого их изображения в искусстве неизбежно превращалась в сатиру. Этим и был обусловлен как характер самого значительного из новиковских журналов («Живописец», 1772), так и всей литературно-общественной деятельности Новикова в первой половине 70-х годов («Кошелек», 1774; «Древняя Российская вивлиофика», 1773—1775; «Повествователь древностей, российских», 1776).

- 131 -

«Живописец». Титульный лист.

- 132 -

Исходным пунктом социальных взглядов Новикова явилась развитая еще в трагедиях Сумарокова теория древнерусских добродетелей и древнерусских свобод, уничтоженных самодержавием. В послепетровской России в жизни и нравах дворянства Новиков не находил тех национальных начал морали и нравственности, которые представлялись ему идеальной основой допетровского уклада русской жизни. Новиков видел величайшую угрозу правильному развитию страны в так называемой «французомании», в отрыве русского дворянского сословия от традиций национальной культуры и, особенно, в прямой и открытой враждебности дворянства ко всему русскому, к русской культуре, к своему народу. По мнению Новикова, дворянство относится к русскому народу как к враждебному покоренному племени. Так, один из персонажей «Живописца» Худовоспитанник, вернувшись из Турции по окончании войны, «приезжает в другую неприятельскую землю, а именно в свое поместье... Там рубил неверных, а здесь сечет и мучает правоверных».

Французское влияние казалось Новикову опасным и разрушительным постольку, поскольку для него к 70-м годам стал неприемлемым материализм Гольбаха, Гельвеция, Дидро. Восхваляя в своих журналах Вольтера («Прорицалище нашего века, славный Вольтер»), Новиков в то же время гневно клеймит тех, «которые заражены французскими натуральной системы книгами» (намек на известную книгу Гольбаха «Система природы» — «Système de la nature»).

Французские мыслители, распространившие материализм и в область морально-этических вопросов, в представлении Новикова оказались повинны вапологетике буржуазного расчета, наживы и приобретательства. Разумный эгоизм, утилитарность в применении истин морали, отсутствие отвлеченных моральных идеалов — все это, в представлении русских просветителей 70-х годов, оборачивалось житейской практикой царского двора, правящей бюрократической верхушки, разгулом эгоистически-собственнических страстей дворянского сословия. «Называют просвещенным веком тот, в котором учтивое обхождение не другое что значит, как токмо обман и торжественный договор в пользу всех и всяких страстей; в котором просвещение преступает пределы разума..., в котором своевольность получает хвалу, в котором злости почитаются искусством... будущее бред, бог такой владыка, которому не служат, вселенная есть фамилия без начальника», — писал Новиков, имея в виду прежде всего французских материалистов.

Новиков как писатель формировался внутри русского классицизма, он рационалистически, точнее сказать механистически, представлял себе взаимоотношения между сословием и личностью, между самосознанием человека и выражением этого самосознания в слове. Сатира Новикова носит, так сказать, «словесный» характер; для него стиль речи, манера человека говорить, лексическая окраска его «разговоров» прямо и непосредственно выражают идеологию данного персонажа, показывают его общественное лицо. Поэтому самая распространенная форма сатирической статьи в новиковских журналах — рассказ-исповедь от первого лица, рассказ, который является одновременно и саморазоблачением персонажа сатиры. Вот почему борьба против французомании, против «новейшей французской философии», против этики разумного эгоизма принимает форму пародирования и высмеивания «щегольского наречия», языка петиметров.

Дворянство, по мнению Новикова, потеряло связь со своим народом, и этот непоправимый разрыв проявился заметнее всего в языке высшего

- 133 -

общества: «...Да то беда, — говорит Нарцисс, — что я не знаю русского языка. Покойный батюшка его терпеть не мог; да и всю Россию ненавидел: и сожалел, что он в ней родился; полно, етому дивиться нечему; она и подлинно ето заслуживает...» («Живописец», лист III). «Модное щегольское наречие» для Новикова — наиболее убедительное доказательство разобщенности дворянства с национальной культурой. Обилие лексических заимствований из французского языка («Я всегда фельетирую без всякой дистракции», «Не умела ретироваться в свет»), галлицизмов в оборотах («строить дворики» — faire la cour, и т. д.) превращает язык щеголей в нечто совершенно чужеродное, чуждое общерусскому языку.

В специальном «Опыте модного словаря щегольского наречия» («Живописец», лист X) Новиков указал на самую существенную черту щегольского языка — убожество, бедность понятий, узость лексического запаса, приспособленного только для салонной болтовни и любовного ухаживания, «маханья». На подобном же приеме сатирического разоблачения характера персонажа с помощью стиля его речи построено большинство статей «Живописца» и «Кошелька».

Однако в новиковской сатире намечаются уже внутренние сдвиги. Оставаясь еще рационалистической, она движется к овладению конкретной действительностью, к преодолению отвлеченно схематического ее изображения. Новиков широко применяет в своих журналах имитацию различных видов «деловой», нелитературной для эстетики классицизма, письменности. Уже в «Трутне» появляются «Ведомости», то есть газета со всеми отделами и рубриками тогдашней русской прессы, с соблюдением стилистических форм газетных статей; появляются «рецепты», наконец, «письма» к издателю. Условность делового характера этих статей совершенно очевидна, но, вместе с тем, очевидно и стремление Новикова придать иллюзию документальности своей журнальной сатире. С особенной силой сказалось это стремление в «Письмах к Фалалею», а ранее — в «Трутне» в «Копии с отписки». Введение «внелитературных» жанров, стремление к документальности, хотя бы и условной, — все это свидетельствует о поисках путей преодоления рационалистического метода постижения действительности.

«Живописец» двигался по пути, намеченному «Трутнем», но теперь Новикову приходилось действовать осторожнее, особенно в вопросе о правосудии, почему Новиков здесь его почти и не касается. Зато в «Живописце» был помещен «Отрывок путешествия в *** И*** Т***», справедливо приписываемый Радищеву и являющийся самым смелым выступлением против крепостного права в литературе XVIII в., вплоть до радищевского же «Путешествия из Петербурга в Москву». Во второй части журнала, выходившей в 1773 г., заметно снижение тона сатиры. Еще более заметно это в «Кошельке» (1774), последнем сатирическом журнале Новикова, просуществовавшем всего два месяца.

Здесь основным объектом сатиры стало антинародное по духу, офранцузившееся дворянство. Впервые в своей журнальной практике Новиков, видимо, хотел провести через весь журнал одного героя, французского авантюриста Шевалье де Мансонжа (mensonge — ложь). Недолговечность журнала объясняется, несомненно, остротой политического положения в стране — атмосферой гражданской войны.

Одновременно с собственно журнальной деятельностью Новиков занимается составлением биографического словаря русских писателей. «Опыт исторического словаря о российских писателях (1772) был своеобразной демонстрацией успехов новой русской культуры, независимой от правительства.

- 134 -

Вслед за словарем Новиков издает периодическое собрание старинных документов, «Древняя Российская вивлиофика, или собрание разных древних сочинений...» «Вивлиофика» была своеобразным историческим журналом, предназначенным документально изобразить современным поколениям «начертание нравов» их предков, «великость духа их, украшенного простотой», — как писал Новиков в «Предисловии» к первой книжке (1773). За три года издания (1773—1775) «Вивлиофика» заметно улучшилась, но число подписчиков с 1774 г. настолько уменьшилось, что Новикову в 1775 г. пришлось прибегнуть к материальной поддержке Екатерины II. В 1776 г. Новиков начал было новое издание по типу «Вивлиофики» — «Повествователь древностей российских», но дальше первой книжки оно не пошло.

В том же 1776 г. Новиков выпустил сборник документов о боярине Артемоне Матвееве: «История о невинном заточении». Матвеев представлен в этом сборнике как идеальный гражданин, истинный сын отечества. «История о невинном заточении» посвящена Новиковым П. А. Румянцеву, только что в результате интриг Потемкина отстраненному от дел. Позднее материалом новиковского предисловия к книге об Артемоне Матвееве воспользовался Рылеев для своей думы «Артемон Матвеев», часто воспроизводя буквально целые фразы своего источника. Так исторические публикации и исторические воззрения Новикова оказались полезными русскому гражданскому романтизму, создали для него и материал и некоторые идейные предпосылки.

Сила сатиры новиковских журналов в том, что она в Фалалее и его родных, в щеголях и щеголихах показывает прежде всего их античеловеческую сущность, их враждебность идеалу человека и гражданина. У Новикова нет типичного для западного сентиментализма середины века замыкания и рамки семьи, умиления и преклонения перед святостью семейного очага и семейными добродетелями. Разложение семьи не занимает особо важного места среди тем новиковских журналов. Человек — объект сатиры — интересует Новикова прежде всего как человек общественный, как социальный тип, в его общественных связях и отношениях. Гражданское общество и его противоречия — вот сфера действия новиковской сатиры, и в этом самое важное отличие великого русского журналиста-сатирика от его западных предшественников и современников.

Новиков, несомненно, знал сатиры Рабенера; в предисловии к первой им изданной книге «Дух Пифагоров» (1766) он ссылается на немецкого сатирика. Знал Новиков и журналы Стиля и Аддисона, если не в подлиннике, то в многочисленных французских переводах. Их особенность — это смешение мотивов собственно сатиры и нравоучения, морализации в ультрапротестантском тоне. Сатиры Рабенера еще менее остры политически; он настаивает на необходимости для сатирика уважать веру и правительство, нападать на пороки вообще, а не на порочных людей. Как следствие такой программы сатира его ограничивается бытовыми темами, насмешками над злыми женами, педантами-учеными и т. д.

Новиковские журналы представляют новый этап в развитии европейской сатирической журналистики в период подготовки буржуазной революции на Западе и крестьянского восстания в России. Своей сатирической силой и глубиной постановки насущных вопросов русской жизни журналы Новикова обязаны, может быть, неосознанному чувству надвигающейся катастрофы и желанием ее предотвратить, уменьшить бремя угнетения, превращающее русского крепостного в раба.

- 135 -

Положительное значение творчества Новикова — в практическом провозглашении правдивого и безбоязненного изображения темных сторон жизни угнетения и произвола, разврата и невежества, неправосудия и взяточничества. Вопросы, поднятые Новиковым, на целое столетие еще оставались самыми основными, насущными вопросами русской жизни, от ответа на которые не мог уйти ни один честный общественный деятель.

3

16 января 1775 г. в Москве, на Болоте, казнили Емельяна Пугачева. Весь год ознаменовался разгулом террора; русское общество быстро почувствовало, что наступила реакция. Одним из ее следствий явилось широкое распространение масонства в России. Новиков испытывает сомнения в верности избранного им пути борьбы (сатира нападения), — эти сомнения и приводят его к масонству. По свидетельству людей, близко знавших Новикова, он почувствовал себя в эту пору на распутьи, «а потому неожиданно попал в общество масонов». Знаменательно при этом, что масонство для него не явилось логическим завершением его исканий, что не он пришел в общество, а масоны пришли к нему, воспользовавшись его слабостью. «Собравшись к нему в дом, они предварительно, как бы посторонним образом, говорили ему о своем обществе и, не взяв обета скромности, прочли ему принятие и против всякого его ожидания поздравили его членом своего общества».

Но все эти поиски не оторвали Новикова от раз и навсегда избранного им пути служения обществу. «Патриотическая ревность к возлюбленному отечеству», «пылающие желания приобщать что-либо к пользе и благосостоянию своих сограждан» побудили Новикова и в изменившейся обстановке продолжать деятельность на поприще просвещения. В течение 1777 г. он подготовляет, а с сентября начинает издавать журнал «Утренний свет». Разочаровавшись в успехе сатиры нападения, Новиков отказывается от борьбы, переходит к обоснованию нравоучения как главной функции литературы.

Уже в предисловии Новиков формулирует свой принципиальный отказ от сатиры и в особенности от сатиры «на лицо». Он обещает «давать восчувствовать... наказание единым токмо порокам». Главное в этих побуждениях не обличение, а нравоучение: «Порок и человек, сии два предмета должны в наших сердцах быть подобны двум параллельным линиям, которые вечно одна другой прикоснуться не могут».

Значительное место в журнале отведено изложению положительных идеалов. Мораль как практическая философия, как изложение системы взглядов на поведение человека в обществе составляет содержание журнала, причем эта особенность журнала не есть результат «падения» Новикова, а лишь свидетельство начала нового этапа в его идейном развитии. Необходимо помнить, что вся практическая философия просветителей XVIII в. в ее общем виде выражалась в понятии морали. Общественное бытие человека, его отношение к государству, к окружающим людям, к самому себе — все это находило свое выражение в этом необыкновенно емком понятии. Мабли принадлежат слова: Политика — это общественная мораль, мораль — это частная политика. Распространение принципов морали на общественные и политические отношения людей — это типичная черта и французских просветителей.

«Утренний свет» — первый в России популярно-философский журнал, сыгравший значительную роль в развитии русской литературы. Особо

- 136 -

велика его роль в подготовке к пропаганде зарождавшегося русского сентиментализма.

Философская система, изложенная на страницах журнала, была враждебна рационализму. Она провозглашала человека, человеческую личность в ее внесословной сущности центром мироздания, объявляла познание человеком самого себя главной задачей. А проблема человека как высшей ценности, провозглашенная просветителями и сентиментализмом руссоистского типа, была весьма актуальна в ту историческую эпоху. И в философии «Утреннего света» мы находим непрямое, очень осложненное отражение принципов французского прогрессивного сентиментализма.

«Человек — истинное средоточие сотворенной земли и всех вещей», он «есть нечто возвышенное и достойное» — это сказано в первом же номере журнала. «В природе человеческой находится много такого, что внушает в нас истинное к нему почитание и искреннюю любовь. Бессмертный дух, дарованный человеку, его разумная душа, его тело с несравненным искусством сооруженное... суть вещи, которые безмерно важны». «Человек со всеми дарованиями, находящимися в нем, — читаем мы дальше, — тогда только является в полном сиянии, когда воззрим мы на него, яко на часть бесконечныя цепи действительно существующих веществ».

Журнал рассматривает двоякое отношение человека к миру — человек как цель и человек как средство. «Всякая вещь в мире есть цель всех других и средство ко всем другим».

«Если человеков почтем за цель всего мира, то как великолепно поставлены они в оном, как средоточие всей окрестности творения, как владыки мира». Все в мире подчинено человеку, все раскрыто перед ним, и «человеки могут, по благоугожденню своему, всем царствовать и все учреждать, а из прочего, что не в их власти состоит, могут они себе, по крайней мере, когда восхотят, почерпнуть увеселение». Но это только одна сторона вопроса.

«Если бы люди были токмо единою целию всех вещей всего мира, а при том не были бы средством оных, то при том были б они подобны шмелям, которые у трудолюбивых пчел поедают мед, а сами оного не делают». И Новиков выдвигает идеал активной личности, занятой общественно-полезной, нужной для родины деятельностью. При этом существенно, что свое достоинство человек должен завоевать в труде. «Тщетная честь! бедное достоинство, которое людей равняет со свиньями, проедающими все время жизни своея, и в сластолюбии валяющимися во грязи, и которые уже после смерти становятся средством. Истинные человеки не должны тако проводить жизнь».

«Всякий, в государстве ли, в земле ли какой или во граде живущий человек, почитая себя средством, долженствует своему отечеству и каждому сочлену служить и быть полезен».

Именно деятельность человека как гражданина есть истинное «исполнение своего царственного достоинства», которое и «уподобляет человека всевышнему божеству». Такова эта философия, часто использующая аргументы христианства, одетая в словесную теологическую оболочку, но не совпадающая с церковной точкой зрения, ибо философия, уравнивающая человека с богом, была враждебна официальному христианству.

Признав человека высшей ценностью, журнал делал вывод, который сыграл огромную роль в развитии русского сентиментализма: главное для человека — «познание самого себя». «Все мы ищем себя во всем». «Нет ничего для нас приятнее и прелестнее, как сами себе». Это уже почти карам-зинское: «Что человеку (между нами будь сказано) занимательнее самого

- 137 -

себя». Но эта философия «Утреннего света» была лишена боевой остроты и политической направленности французского сентиментализма. Отстаивая идеал гармонической активной личности, Новиков продолжал оставаться на позициях моральной философии. Ему чуждо было радищевское понимание активности человека. У Радищева герой «не скот, не дерево, не раб — но человек», человек — протестант, бунтующий, прокладывающий дорогу для «борзых смельчаков». Идеал же активности Новикова московской поры не включал в себя социального протеста.

Новиков был в курсе философской жизни своего времени. Он подходил к разным учениям и философским школам самостоятельно и критически. Мораль французских просветителей с ее острым и смелым подчеркиванием пользы, наслаждения, понятая Новиковым как безрассудное следование страстям, как принижение разума и возвеличение чувств, была ему чужда. Чувственные удовольствия он всегда ставил ниже духовных, а исполнение добродетели, по Новикову, приносит человеку чисто духовное наслаждение. Прямолинейно понятое «разумное себялюбие» (Гольбах) отвергалось им: оно не могло быть положено в основу социальных добродетелей. В философии «здравого смысла», дошедшей до Новикова через Мендельсона, его привлекала именно практическая сторона учения, стремление свести науку и философию с высот отвлеченных истин к интересам простого человека, сделать ее общеполезной, понятной и нужной человеку в его природном стремлении к добру.

По основам своих убеждений Новиков является последователем морализующей просветительской философии, отстаивая идеал совершенной личности по Шефтсбери как гармоничное сочетание разума и страсти. В духе деизма он считал бытие бога и бессмертие души необходимыми предпосылками нравственности. Выступая страстным ревнителем просвещения, Новиков стремился сделать истины этического учения известными и доступными широкому кругу русских людей, требовал от науки практического служения человеку, определяя ее задачу: приносить пользу.

Но система Шефтсбери также вызывала возражения Новикова. Субъективный критерий морали Шефтсбери, по которому важны лишь добрые намерения человека, а не последствия его поступка, чужд Новикову. Для него прежде всего важен результат, осуществление доброго намерения, а само добро понимается как общеполезность. Чуждо Новикову и утверждение Шефтсбери о враждебном моральном чувстве, ибо для него добро есть то, что необходимо воспитывать, внушать, «вкоренять» в человека, примерами жизни доказывая важность и полезность делания добра.

Эта неудовлетворенность широко распространенным этическим учением эпохи повела Новикова к исканиям, которые столкнули его в конце концов с этикой Бэкона. Интерес к Бэкону привел Новикова к стремлению непосредственно пропагандировать его сочинения, для чего он и печатаетдве его книги: «О мудрости древних» и книгу, включающую все основные вопросы бэконовской морали, известную под названием «Сокращение бэконовой философии».

До сих пор в литературе отмечалась в «Утреннем свете» только одна, на три странички, статья Бэкона «О скептицизме». В действительности Новиков напечатал 5 глав из книги «Сокращение бэконовой философии», причем главы наиболее важные: «О страстях», «О добродетели», «О скептицизме», «О воображении» и главу «О перемене человеческих дел». Но дело не ограничивается интересом к этим только статьям Бэкона. Все оригинальные статьи журнала (предисловие, заключение и др.), принадлежащие

- 138 -

редактору, то есть самому Новикову, характер содержания и принцип подбора материала в журнале свидетельствуют о глубоком плодотворном изучении Бэкона Новиковым, о систематическом его интересе к принципам этики английского философа.

Нравственная философия Новикова учила видеть в человеке творца и хозяина окружающей его природы.

Идеал Новикова — активная личность. Свое достоинство человек утверждает в деятельности, направленной на благо общества. Счастье — это чувство достоинства человека. Только тот «пребудет на высочайшей степени достоинства человеческого», кто, совершенствуя себя и просвещая разум, будет упражняться в добродетелях, в оказании услуг «возлюбленному отечеству и дражайшим согражданам». Воздаянием добродетели служит «внутреннее удовольствие», испытываемое человеком после совершения доброго (общеполезного) дела.

Кроме работ Бэкона, в «Утреннем свете» были напечатаны переводы большой работы Мендельсона «Федон, или о бессмертии души» и знаменитой книги Паскаля «Мысли», направленной против рационализма. Дополнялся теоретический отдел журнала и рядом очерков, в популярной форме знакомивших читателя с жизнью и воззрениями таких крупных философов древности, как Платон, Гераклит, Анаксагор, Аристотель и др. Значение этих биографий велико. Они не только давали русским людям необходимые общеобразовательные сведения; это была целая галлерея положительных литературных героев. Очерк о каждом философе превращался в панегирик достоинств челонека.

Философские позиции журнала объясняют отчасти, почему в области литературы он стал пропагандистом сентиментализма. Однако, так же как в области философии, журналу был свойствен эклектизм и в отношении литературы. Наряду с лучшими образцами нового европейского литературного направления журнал печатал и мало художественную переводную беллетристику.

Переводы западноевропейских сентименталистов в «Утреннем свете» связаны с именем мало изученного писателя Алексея Кутузова, стоящего у истоков русского сентиментализма.

В «Утреннем свете» за подписью А. К. было помещено два перевода: «Путешествие добродетели» и знаменитые «Ночи» Юнга. Позднее перевод «Путешествия добродетели» вышел отдельным изданием, и из писем Кутузова мы знаем, что он принадлежит ему. Отдельным изданием вышли и «Ночи» Юнга в переводе Кутузова.

В истории европейского сентиментализма юнговские «Ночи» сыграли большую роль. Поэма Юнга — лирическое излияние скорбящего по утрате близких одинокого человека. Жалобы сердца, интимные переживания, мятущийся дух — вот что привлекает внимание поэта. «Утренний свет» первый дает перевод (прозаический) Юнга на русский язык.

«Путешествие добродетели» — перевод немецкого романа, принадлежащего к популярной серии сентиментальных путешествий, восходящих к Стерну и Якоби. Необходимость путешествий, по мнению автора, доказывается опытом великих путешественников, каков, например, Стерн. Они «доставляют путешествующему тончайшее изображение характера и национальные красоты каждого народа», помогают «совершеннее познать человеков» и «внутренние достоинства богатыя души». В романе воспевается дружба, добродетельные дела, с восторгом рассказывается о любви «нежного сердца».

Кроме Юнга, журнал помещал переводы из Виланда, Геснера, Мозера

- 139 -

и др. Русских оригинальных произведений печаталось немного, но и они утверждали новое направление. Особый интерес представляет одна из маленьких пьесок «Восхождение солнца», в которой автор стремится научить читателя наблюдать, понимать и чувствовать окружающую человека природу.

Обзор содержания журнала позволяет сделать заключение, что издатели его вели довольно последовательную линию. Философски он был направлен против рационализма, этой теоретической основы классицизма; литературно — выступал пропагандистом новой эстетики, эстетики чувства и сердечного воображения; политически — развивал нравоучение как средство воспитания человека, добродетель которого должна была проявляться в сфере практической деятельности на благо отечества.

Философские статьи журнала оказали влияние и на других писателей и прежде всего на Державина, который был подписчиком «Утреннего света». В ряде его од, написанных после 1777 г., и в оде «Бог» особенно можно увидеть следы этого влияния. В отдельных случаях речь может итти даже о словесных совпадениях.

Наконец, журнал оказал влияние на постановку в русском обществе ряда философских проблем. От «Утреннего света» берет начало полемическая разработка вопроса о бессмертии души, завершившаяся известным трактатом Радищева «О человеке, его смерти и бессмертии». Вне учет того, что накануне этого трактата проблема бессмертия усиленно развивалась масонами, нельзя правильно понять идейную направленность радищевского философского выступления.

4

В 80-е годы в развитии русской литературы и русской общественной мысли происходит перелом. После нескольких лет реакции и упадка наступает полоса подъема. В соответствии с этим литература испытывает бурный рост, достигая наивысшего в XVIII в. расцвета: произведения этого периода прочно входят в золотой фонд русской литературы («Недоросль», «Придворная грамматика» Фонвизина; «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева, тираноборческие трагедии Княжнина и Николева и многие другие). В эти годы вступают в ее ряды новые авторы — Державин, Радищев, Крылов и др. Некоторые писатели, выступившие раньше, именно в 60—70-х годах, создают наиболее радикальные свои произведения.

Это оживление и активизация литературы, этот качественный рост, это сильно выразившееся стремление поднимать социально-политические и просы связаны с тем общественным подъемом в России и в Западной Европе, который возник в связи с начавшейся американской революцией 1776—1783 гг., первой в XVIII в. буржуазно-демократической революцией.

Уже в конце 70-х годов, но особенно с начала 80-х, когда революция завершилась победой, внимание передовых кругов русского общества было приковано к Америке. О ходе революции, как и о событиях в Европе, связанных с освободительной войной, русское общество было хорошо осведомлено. Обильным источником, дававшим сведения об Америке, были французские и английские журналы, газеты и книги, в достаточном количестве приходившие в Петербург и Москву. Но о революционной войне, о сочувствии к ней в большинстве стран Европы русское общество раньше всего узнавало из двух русских газет — «Петербургских Ведомостей» и особенно «Московских Ведомостей» Новикова.

- 140 -

Еще во время издания «Утреннего света» в жизни Новикова произошли большие перемены. В начале 1779 г., с помощью своих друзей, в частности Хераскова, ему удалось взять в аренду типографию Московского университета сроком на десять лет. Новиков переехал из Петербурга в Москву и с головой ушел в новую работу: из редактора журнала он превратился в издателя книг и газеты «Московские Ведомости».

До аренды Новиковым университетской типографии газета эта была мало популярна. Содержание ее почти исключительно сводилось к публикации правительственных указов и торговых объявлений. Поэтому число подписчиков не превышало ничтожной для газеты цифры — 600. Новиков, умевший чутко постигать настроение общества, угадывать его интересы и запросы, понял, что после томительных лет реакции наступил перелом и общество стало интересоваться политикой. Главной же «политикой» в 1779 г. были американские дела. Новиков реорганизует «Московские Ведомости», меняет их направление, заполняя их подробными сведениями о европейских и американских событиях.

Вероятнее всего, именно это содержание «Московских Ведомостей» принесло им невиданный успех. По свидетельству Карамзина, уже в ближайшие годы число подписчиков возросло до 4000. Но можно утверждать, что реальных читателей у новиковской газеты было значительно больше.

В обстановке общественного подъема и развертывается деятельность Новикова. Не удовлетворившись только газетной политической информацией, он решает издавать новый журнал, который бы отвечал требованиям дня. Старый журнал «Утренний свет», который издавался еще и в 1780 г., Новиков считал непригодным для этого. Поэтому, закрыв «Утренний свет», он с января 1781 г. начинает издавать новый журнал «Московское ежемесячное издание», «заключающий в себе собрание разных лучших статей, касающихся до нравоучения, политической и ученой истории, до философических и словесных наук и других полезных знаний». Уже в самом заглавии был подчеркнут светский характер журнала, указывалось, что на его страницах будут разрабатываться политические вопросы. Политику обещал Новиков и в заключении к «Утреннему свету».

В предисловии заявлялось, что прямое намерение журнала «состоит в том, чтобы по примеру некоторых просвещенных народов, распространять знание, на котором основание свое имеет мудрость, яко предмет и доля человеческого рода». Журнал заявлял о своей приверженности прежним просветительским задачам. «Причина всех заблуждений человека есть невежество, а совершенства — знание». Науки — это могущественное оружие в руках человека, поэтому они заслуживают самого глубокого уважения. Без «науки разума» человек неспособен исполнять предназначенную ему должность добродетельного гражданина. «Человек при рождении своем и не имея в жизни опытов, оживляющих силы и способности, полученные от природы, ничем не разнится от скотов и животных». Инстинкты и страсти могут увлечь человека на путь чувственных удовольствий. «Уловленный настоящими и всегда новыми для него прелестями», человек, не просвещенный «наукой разума», не может понять тех обязанностей, которые на него налагаются как на человека, живущего в обществе. Человек же должен иметь «всегда главною мечтою совершенство свое, то есть совершенство духа, состоящее в познании бессмертных истин, которыми восхищается и возносится до вышнего царства духовного или разумного: то наука разума не может не споспешествовать ему в толь славных его подвигах».

- 141 -

«Рассматривая свойства, силы и природу человеческую, без сомнении видеть можно, какие свойственны и приличны человеку удовольствий». Чувственные удовольствия человек не должен отвергать, но в то же время ограничиваться ими он не имеет права, ибо он может получить еще и другие, более «приличные человеку». Эти иные радости и удовольствия человек испытывает на общественном поприще, исполняя долг перед отечеством и перед гражданами в осуществлении стремления «быть полезным друг другу и человеческому обществу». Таково было содержание философского предисловия к первому номеру журнала, написанного самим Новиковым.

Обещанный в новом журнале политический отдел в основном посвящен вопросу о войнах, их характере и, соответственно, о должностях и обязанностях человека во время войны. В годы, когда внимание всего европейского и в том числе русского общества было занято освободительной войной американцев, освещение и теоретическая разработка вопроса о войне на страницах журнала звучали злободневно и политически остро. Если в газете давалась лишь политическая информация, то в журнале Новиков стал поднимать принципиальные вопросы, связанные с войной, стал разрабатывать проблемы гражданских доблестей, героизма и патриотического воодушевления как главных добродетелей человека. В то же время журнал свидетельствовал о том, как велик был интерес к американской войне.

Поднимая вопрос о войне, журнал стремится прежде всего разъяснить само понятие войны, либо опровергнуть ошибочные представления о ней. В статье «Рассуждение о войне» развивается замечательная мысль о существовании справедливых и несправедливых войн (терминология журнала). Этот принцип выдвигается как основной критерий при определении отношения к войне. Войны несправедливые, ведущиеся ради корыстных целей, осуждаются. Войны справедливые приветствуются. «Что же должно тому [справедливой войне] побуждать? Любовь к отечеству, любовь к благу общественному обязуют нас посвятить с удовольствием имения и жизнь нашу к подкреплению государства и к благополучию сограждан». В этом случае «нет ничего беспорочнее, как приняться за оружие и исполнить свое намерение. Злополучия, соединенные с сим, не столь будут чувствительны; по елику через оные избегаем больших... Вопль нескольких вдовиц покажется маловажным, ежели рассудим, что смертию оплакивающихся ими избавлено все государство от оной».

Справедливыми войнами «Московское издание» считает не только оборонительные войны, но и те, которые ведутся во имя освобождения отечества от поработителей. Журнал указывает на пример возвышения и укрепления голландской республики, «ибо какое бы было средство, возвысившее ее до такого степени, на котором она еще пребывает? Не война ли?» В год опубликования этой статьи в войне рождалась новая Северо-американская республика. Печатая ее, журнал как бы комментировал, разъяснял обильный материал о войне американцев, сообщаемый «Московскими Ведомостями». В статье не только формулировалось сочувственное отношение к той войне, но и ставился вопрос о гражданских доблестях. Человек обязан приготовить себя к исполнению долга перед согражданами и отечеством, должен уметь «с веселостию идти» на поле брани и, презирая смерть и опасность, быть первым в числе защитников родины. Поэтому журнал ставит перед собой задачу, воспитывая общество в этом духе, помочь человеку понять не только свои достоинства, но и обязанности.

- 142 -

Соответственно теоретическому положению статьи «Рассуждение о войне» журнал подбирает литературный материал. Например, «Письмо Стратона к сыну» есть напутственное слово отца сыну, идущему сражаться за отечество. Вот каким обращением начинается это письмо:

«Ступай, мой сын, глас отечества призывает тебя к его защищению, глас, который добродетельным гражданином должен предпочтен быть всем прочим рассуждениям».

Особое внимание заслуживает «Письмо от сына, умирающего на сражении, к отцу». Это письмо — исповедь патриота, доблестного мужа, павшего смертию героя за родину, за счастье сограждан. Здесь получил свое завершение новиковский идеал активной человеческой личности. События подсказали конкретные черты абстрактному идеалу.

Смертельно раненный в сражении, этот воин вспоминает об отце и, желая его утешить, ободрить, пишет письмо. Но утешение это особого рода — оно состоит в обращении к добродетели отца.

Всем людям суждено умереть, рассуждает он. «Жить — есть уже начинать умирать»; поэтому «мало выиграешь слезами, печалию, чтоб владеть сею вещию несколько минут более». Страшиться смерти патриоту нет причин. Смерть страшна только тем, кто жил в покое, в удовлетворении страстей — смерть для них наступила после бесцветной жизни. «Сколь (же) щастливо умер тот, ежели им спасенное отечество его хвалит и почитает то место, где покоятся его кости! Благородное потомство считает его в числе героев, и хотя ни один гробныи камень не сказывает его имени свету, но история возвещает».

«Презрительная смерть, родитель мой, должна только опечаливать родителей: несчастный юноша, бывающий в цветущих летах жертвою порока, требует слез от друзей своих: что ж до того, кто умер за отечество, отечеству его и оплакивать должно!»

Как бы подчеркивая прежнюю свою верность просветительским идеалам, Новиков помещает в «Московском издании» перевод из «Энциклопедии» — статью «Философ», солидаризируясь с ее выводами о роли и значении философа в обществе. Выяснению вопроса, какие общественные условия способствуют развитию наук, посвящена статья «О главных причинах, относящихся к приращению художеств и наук». Статья эта без подписи, видимо, оригинальная. Мысли, развиваемые в ней, близки к многочисленным новиковским высказываниям, и можно предположить, что и статья принадлежит ему. В статье выдвигаются два тезиса. Первый: только свобода способствует расцвету наук и художеств, и второй: только народ есть истинный хранитель завоеваний науки.

Вся статья была полна намеков на политический режим России, что делало ее весьма злободневной. И это не единичный случай в «Московском издании». Журнал не однажды осмеливался говорить о политическом устройстве государства, о социальных условиях жизни человека. Так, в статье «О государях» решительно осуждается деспотизм самодержца, разоблачается господствующий при дворах фаворитизм.

В области литературы «Московское издание», как раньше «Утренний свет», продолжало пропаганду сентиментального направления. Журнал заполнен рассказами, повестями, письмами чувствительного содержания. Тема любви и дружбы разрабатывалась даже в специальных статьях типа «О любви и дружбе», «О дружбе госпожи де Ламберт».

Во второй части была напечатана «Понтийская повесть Геро и Леандр». Эта повесть предвосхищает карамзинские элегии в прозе, грустные

- 143 -

Автограф Н. И. Новикова. Письмо к неизвестному. Первая страница

- 144 -

лирические медитации о трагическом в любви, о таинственном роке, подстерегающем человеческое счастье.

Особо разрабатывается в журнале жанр писем. Вздохи, восклицания, слезы, меланхолические раздумья определяют их стиль. Искренние, глубоко интимные переживания передаются взволнованным, эмоционально приподнятым языком.

Три письма Силии и Парменида — это история об испытаниях любви. Сильная и чистая любовь Парменида помогла ему выйти победителем из этих испытаний. Письма прославляли силу любви и красоту чувства, раскрывали тайный мир человеческой души.

В «Московском издании» были помещены три оригинальные статьи за подписью А. К., т. е. принадлежащие Кутузову: «Почему не хорошо предузнавать судьбу свою», «Наставление отца к сыну, который отъезжает в Академию» и «О приятности грусти». Особо замечателен этюд «О приятности грусти». В нем сформулирована философия мучительной радости, раскрыто характерное для сентиментализма вообще и в частности для творчества Карамзина чувство меланхолии. Грусть приятна, провозглашает Кутузов; этого не могут понять лишь рационалисты, люди, «которые рассуждают о сердце человеческом не по собственным чувствованиям своим и не из опытов, но единственно по некоторым правилам системы своея». Они недоумевающе спрашивают: «Как человек в печали своей ищет радости, и старается быть в грусти, чтобы быть веселу? Какое противоречие!» Но это противоречие мнимое. Допустим, говорит Кутузов, что «несколько часов бываю я печален, ибо не имею того, чего желаю и что имеют другие. Печаль сия есть неприятное чувствование, и действие мысли моей, что я несчастлив. Однакож я не противлюсь ей, хотя она и неприятна. Для чего же? Она награждает меня за вход, который позволю ей в сердце мое. Она полагает воображению моему цену, что я заслуживаю лучшего жребия и столько же, или еще более достоин его, нежели другие. Она питает самолюбие мое; я почитаю печаль мою доказательством, что я должен быть счастливее, нежели есть, хотя и доказывает она то, что я несчастлив. Приходят и хотят мне мешать печали моей. Но нет! Я не хочу, чтобы мешали мне в оной. Я чувствую, что потеряв ее и представления о достоинствах моих, и слабые преимущества других людей потеряют силу свою, и для того не позволю я лишать себя печали сей, и начинаю любить оную».

Задолго до Карамзина новиковские журналы «Утренний свет» и «Московское издание» философски подготовляли и стилистически оформляли сентиментализм в литературе. Эти журналы вели борьбу с философией рационализма и с поэзией отвлеченной разумности. Только после такой подготовки Карамзин, сам воспитанник новиковского кружка, смог быстро и легко утвердить сентиментализм как ведущее направление литературы, а его произведения смогли завоевать популярность в широких кругах читающей публики.

5

С переездом Новикова в Москву окончательно оформляются и укрепляются его масонские связи. Масонские идеалы всеобщего братства людей, нравственного воспитания человека, морального возрождения человеческой личности были близки и дороги просветителю Новикову. За несколько лет своей масонской жизни Новиков переменил ряд лож, переходил из системы в систему, ибо искал все время истинного масонства, «где бы все было обращено на нравственность», где бы основой объединения людей было не

- 145 -

только личное самоусовершенствование, но и работа на благо сограждан, на благо отечества. Оттого, оставаясь все время просветителем, верящим в силу и величие человеческого разума, Новиков, начиная с вступления в ложу, всегда отвергал все орденские обряды, «упражнения», «практические работы» по вызыванию духов, различные алхимические опыты, поиски панацеи и способов делать золото.

К 1781 г. Новиков — уже один из руководителей московских масонов, сумевший вовлечь в круг своей просветительской работы многих «братьев». В начале 1782 г. из Берлина вернулся профессор Московского университета Шварц, привезший с собой право на открытие нового ордена — розенкрейцеров. Во главе нового ордена, приказом из Берлина, назначался Шварц. Тем же приказом Новиков подчинялся Шварцу и обязывался проявлять беспрекословное повиновение новому верховному начальнику. Эта необходимость подчинения Новикова вызывалась все возраставшим его стремлением утвердить в ордене свою независимость, не допустить влияния братьев-масонов на его журнальные и книгоиздательские дела. Поэтому к моменту утверждения в Москве розенкрейцерства между его руководителем Шварцем, а после его смерти заместителем — Шредером, с одной стороны, и Новиковым — с другой, разгорается борьба. Шварц стремился использовать свою власть и подчинить себе Новикова, лишить его независимости, заставить быть послушным орудием ордена. Внутриорденская борьба неизбежно стала общественной борьбой, борьбой двух разных философских и политических убеждений, временно уживавшихся внутри одной общей организации.

Первым выражением этой борьбы явилось издание Шварцем и его учениками журнала «Вечерняя заря», направленного против философских и политических позиций «Московского издания». Следуя масонской дисциплине, Новиков обязан был издавать в своей типографии масонский богословско-мистический журнал. Вдохновителем же и единственным руководителем «Вечерней зари» был Шварц, сотрудниками были его ученики — откровенные мистики — Лабзин, Антоновский, Максимович, Давыдовский и др. Они и являлись хозяевами журнала, как то было особо объявлено в нем. Поэтому прежде всего журнал счел нужным отречься от враждебного ему «Московского издания»: Шварц открыто объявил, что его журнал является преемником «Утреннего света», демонстративно умалчивая о только что начавшем выходить в том же издательстве «Московском издании»; обходя новиковский журнал, Шварц отрекался от него.

Само название «Вечерняя заря» уже окутано мистическим туманом. Некогда первый человек Адам блистал «полдневным светом мудрости», но после грехопадения «прежнее его просвещение заступила тьма», и «человеческий разум несчастным падением нашего праотца весьма потемнился, и сие-то изображает наш смутный и бледный свет Вечерней зари».

Издатели изгоняют политику со страниц журнала, осуществляя свое намерение методически и последовательно излагать масонское учение. Каждый номер журнала открывался философско-психологической статьей, вроде «Рассуждения о бессмертии души», «О соединении души с телом», «О бытии бога», «О совести» и т. д. Затем следовали стихотворные переложения псалмов, нравоучительные тенденциозные переводные повести и, наконец, обязательные стансы, рондо, мадригалы и загадки. В конце каждого номера печаталась очередная специфически масонская статья «О египетском учении».

Богословско-мистическим направлением проникнуто все содержание журнала. Общественные интересы ему чужды. Главная цель издателей —

- 146 -

помочь человеку достичь того высшего света мудрости, которого лишился праотец Адам. Несмотря на то что у современного человека «свет разума едва можно уподобить вечернему свету», все же «сего света и мы не лишены, он есть в нас, однако закрыт и так сказать задавлен нашими дурными делами». Средством достижения этого «света» журнал считает: 1) познание себя как основы того нравственного очищения, которое делает возможным общение души с богом; 2) познание природы, в которой скрыто величие бога; 3) познание священного писания, где скрыта тайна божества. Как видно, эта программа в принципе чужда позициям «Московского издания». На первый взгляд может показаться, что журналы были близки в вопросе о нравственном воспитании человека, но это только кажущаяся близость. Для Шварца в «Вечерней заре» нравственность нужна для того, чтобы сделать возможным для человека божественное откровение. Общественную деятельность человека он объявляет суетным и греховным делом. Нравственное же воспитание, по Новикову, нужно для его служения обществу, родине.

Новиковской пропаганде просвещения и наук, его гимнам разуму ученики Шварца противопоставляют мудрость священного писания, веру, божественное откровение. Священное писание и египетское учение — вот основной источник мудрости, указываемый «Вечерней зарей». Такого рода идейное содержание было типично для розенкрейцерства. В этом смысле характеристику, данную Плехановым розенкрейцерству как «мрачной и свирепой реакции против просвещения XVIII в.», можно распространить и на «Вечернюю зарю».

Выступила «Вечерняя заря» и против новиковского идеала человека. У Новикова человек лишен божественных начал. Он принадлежит к миру животных, отличаясь от них тем, что одарен волею и разумом. «Вечерняя заря», опровергая это утверждение, развивает теорию о троичности человеческого существа. Бог — один в трех лицах, и человек, сотворенный по образу божию, состоит из трех частей: тела, души и духа.

«Человек принадлежит к царству духов», объявляет журнал, или, вернее, «Полип оного царства». «Сим образом исключаем мы действительно человека из царства животных, между которыми он по сие время обыкновенно считался».

Приведенные материалы свидетельствуют, что «Вечерняя заря» и «Московское издание» стояли на различных и даже противоположных позициях, что Шварц решил бороться с влиянием новиковского журнала, с новиковским течением внутри масонства.

Прекратив «Московское издание», Новиков не изменил своих убеждений. Больше того, он еще шире развернул осуществление программы, намеченной «Московским изданием».

В 1782 г. он подготовляет, а в 1783—1784 гг. издает новый журнал — «Прибавления к Московским Ведомостям». Издавая при газете журнал, Новиков получал возможность распространять его в небывалых по тому времени тиражах. Анализ статей «Прибавлений» свидетельствует о том, что вероучение Шварца и розенкрейцеров Новикова не коснулось. В новом журнале он попрежнему сочувственно относится к американской революции, попрежнему развивает просветительские идеи. Учитывая возросший в обществе интерес к политике и к революционной стране, Новиков спешит сообщить массу сведений о Соединенных Штатах. Он увеличивает в газете разделы, посвященные Америке, дает в «Прибавлениях» статьи вроде «Известия о Пенсильвании», «О провинции Виргинии» (штаты молодой

- 147 -

республики), «О влиянии независимости соединенных областей Северо-американских в политическое состояние Европы». Последняя статья начиналась такими словами: «Объявление независимости соединенных Северо-американских областей принадлежит к самоновейшим приключениям нашего века». Автор статьи, профессор Геберлин, хотя и считает, что конституционная монархия, пожалуй, была бы лучше установленной республики, но называет Америку страной истинной свободы, высказывает предположение, что она, вероятно, будет «прибежищем свободы, изгнанной из Европы роскошью и развратом».

1783 год, когда закончилась американская война, явился годом наивысшего общественного подъема и проявления симпатий к революции за океаном. В сентябре этого года, в связи с подписанием мирного договора между Англией и Америкой, по которому признавалась независимость республики, Новиков широко освещает это событие. Он не только дает подробные сведения о ходе переговоров, о торжествах в Америке и Париже, не только печатает текст договора — результат вооруженной борьбы народа, но и помещает серию биографий деятелей революции, героев освободительной войны. Под заглавием «Примечания о некоторых славных людях нынешнего столетия» даются на страницах «Московских Ведомостей» биографии славных мужей американской революции и др. Вот несколько коротких выписок, характеризующих тон и содержание этих «примечаний»:

— Рейналь — автор книги об Индии и Америке. Его заслуга в том, что он «приучал народы размышлять о своих важнейших интересах».

— Франклин — великий муж, за свои заслуги перед наукой и революцией будет «в некоторых веках почитаться божеством».

— Адамс — «первый споспешник американской вольности».

— Лафайет — «сей младый герой есть один из тех великих умов, которые открывают для себя новую стезю. Он первый, преодолев все преграды, вступил в пространное поле, куда слава приглашала мужество». Он из Франции уехал в Америку, чтобы сражаться за свободу и этим стяжал себе великую славу.

Но в центре внимания была фигура Вашингтона, полководца, политического деятеля, добродетельного человека. В «Прибавлениях» Новиков дает большую статью: «Краткое описание жизни и характера генерала Вашингтона», в которой восторженно описывается жизнь этого человека. Вашингтон для него — идеал истинного гражданина и сына отечества. Не ограничиваясь этой характеристикой, Новиков в «Московских Ведомостях» помещает в переводе с французского статью с характеристикой Вашингтона как вождя народной революции. В ней изложена концепция народной революции, названы условия, способствующие успешному ее развертыванию, определена роль Вашингтона как человека, который «весьма нужен был для воспоследовавшей в Америке перемены». Своеобразие войны американцев, по мнению автора, в том, что идеал свободы, за которую дрался народ, был идеалом и его политических руководителей и Вашингтона и том числе. А когда «народ и его предводители, — заключал свою теорию автор статьи, — ведомы суть тем же духом и воспламенены теми же страстями, то первое волнение соделывает совершенную перемену; в таком случае нация составляет одну глыбу, которая подавляет все своею тяжестью и величиною, которым ничто сопротивостать не может».

Отношение Новикова к рабству негров в Соединенных Штатах и в эти годы в принципе отрицательное. Он — противник рабства как системы и не хочет удовлетвориться только принципом моральной свободы. В этом

- 148 -

отношении заслуживает особого внимания переводная статья «Понятие о торге невольниками». Автор статьи защищает продажу людей, так как считает, что продаются в неволю только преступники, и потому нет ничего плохого в том, что груд их идет на пользу общества. Можно быть уверенным, что статья эта с изложением «философии» невольничества была напечатана Новиковым только как повод для помещения примечания от издателя. Оно давало возможность высказать свое отношение к рабству. Вот что писал в примечании Новиков:

«Хотя и не выпустили мы предварительного защищения торга невольниками, однако не соглашаемся на оное. Здесь не место исследовать, не выкрадывают ли многих невольников из их земли, все ли сии невольники бывают преступники, в лучшее ли приходят они состояние, могут ли они когда-либо быть счастливы в невольничестве у европейцев, или обыкновенно поступают с ними ужаснейшим образом. Извинения, что мы в Европе делаем подобные несправедливости, что посредством торга невольниками производится много добра, которое без оного должно бы оставлено быть — все сии извинения не уважаются перед судилищем рассудка и человечества и не доказывают еще справедливости права, присвояемого белыми человеками над черными их собратьями».

Несмотря на издание нескольких журналов и газеты «Московские Ведомости», все же необходимо признать, что главным делом Новикова в эти годы было книгоиздательство. С момента аренды университетской типографии Новиконым начинается новая полоса не только в его жизни, но и в истории русской культуры, русского просвещения.

В распоряжении Новикова были две типографии: с 1779 г. университетская и с 1784 г. вновь созданная при «Типографической компании». «Типографическая компания» была организована Новиковым как товарищество на паях. Ему удалось вовлечь в нее видных богатых масонов, чтобы собрать капитал, нужный для задуманного большого предприятия. Капитал компании составлял огромную по тому времени сумму — около 200 000 рублей. Это дало возможность оборудовать большую типографию на 20 печатных станков, что позволяло во много раз увеличить размах начатой работы.

Характер издаваемых Новиковым книг определялся широкими просветительскими целями. Прежде всего России нужна была грамота. И Новиков большими тиражами выпускал учебные пособия: азбуки, буквари, грамматики, учебники по истории, математике, географии, книги для первого чтения, рассказы по истории. Но стране нужна была и литература по прикладным наукам. И Новиков издавал серии книг по сельскому хозяйству, агрономии, медицине. Больше того, при «Московских Ведомостях» он издает в 1780 г. особое приложение — «Экономический магазин», журнал по сельскому хозяйству. Для редактирования этого журнала был привлечен известный агроном А. Т. Болотов.

Вопросы воспитания, педагогики были особо важны для Новикова. Не ограничиваясь статьями в «Прибавлениях», он издает книги по педагогике, а с 1785 г. опять-таки при своих «Ведомостях» организует специальный журнал для детей — «Детское чтение для сердца и разума». Это был первый детский журнал в России, редактировать который Новиков поручил молодым литераторам А. А. Петрову и Н. М. Карамзину.

Очень обильно издавалась художественная литература. Большими тиражами шли переводы наиболее ходких и известных в Европе беллетристических произведений. С 1782 по 1786 г. все при тех же «Московских

- 149 -

Ведомостях» издавалась «Городская и деревенская библиотека для забавы и удовольствия, для разума и сердца», специальный комплект в 12 книг, состоявший из переводов французских и немецких романов и новелл.

Истинный характер направления книгоиздательства определяют прежде всего современные сочинения по философии и литературе. Типографиями Новикова были изданы: Локк («О воспитании»), Свифт («Похождения Гулливера»), Шеридан («Школа клеветы»), Смоллет, Фильдинг, Стерн, Юнг, Блэкстон, Поп, Гольдсмит и многие другие. Германия представлена Лессингом («Эмилия Галотти», «Солдатское счастье», «Клад»), Клопштоком, Виландом, Геллертом, Геснером и др. Главным же источником книг для Новикова была Франция. Помимо многочисленных изданий произведений Мольера, Корнеля, Расина и других писателей XVII в., Новиков поставил перед собой задачу дать русскому читателю максимум произведений корифеев просвещения. Поэтому переводы Вольтера — отдельные произведения и собрания сатирических и философских сочинений — по количеству стоят на первом месте — 14 книг. В таком количестве не переводился и не издавался ни один автор. Издаются также сочинения Даламбера, оба известных «Рассуждения» Руссо и другие его произведения. Дидро представлен двумя драмами (две его повести были изданы и «Городской и деревенской библиотеке»), Бомарше — комедиями «Фигарова женитьба» и «Евгения», Мерсье—пьесой «Беглец». Изданы также повести Монтескье, отдельные произведения Сорена, Мармонтеля и многих других. При чтении росписи изданных Новиковым книг обращает на себя внимание отчетливая ориентация на литературу нового направления. Отсюда и это пристальное внимание к «слезной драме», и к «сентиментальным путешествиям», и к произведениям типа «Ночей» Юнга.

Издание сочинений, подобных перечисленным, дополнялось десятками книг по истории, экономике и политике. Подбор произведений этого раздела определялся теми же соображениями, какими определялось содержание политического отдела журнала «Прибавление». Так оказалось изданным новейшее сочинение, уже учитывавшее опыт национально-освободительной войны Америки, «История о аглинской торговле, мануфактурах, селениях и мореплавании оныя в древние, средние и новейшие времена до 1776 года, достоверным показанием справедливых причин нынешней войны в Северной Америке». Книга была издана в 1783 г. В 1787 г. выпускается в переводе с французского «Амстердамский мещанин, беспристрастный политик, или письмо одного голландца к своему марсельскому корреспонденту о пришествии Российского флота в Средиземное море». Печатаются также «новое путешествие в Западную Индию» (то есть Северную Америку), «Вильгельма Пэна, основателя и законодателя Пенсильванской провинции, плоды уединения» и множество аналогичных книг.

Новиковские книги составили значительный фонд в общей сумме всех изданных в XVIII в. русских книг.

Время 1779—1789 гг. в истории русского просвещения В. О. Ключевский справедливо назвал «новиковским десятилетием».

Сказанное выше о практической просветительской деятельности Новикова в московский период его жизни позволяет решить вопрос о характере его масонства, о его отношении к ордену розенкрейцеров.

С 1779 г. главным для Новикова становится просветительская общественная деятельность. Но для осуществления широких замыслов нужны были люди, нужна была организация. Типичным для Новикова было стремление каждое свое начинание превращать в большое общественное

- 150 -

дело. Издательская же деятельность вообще немыслима без широких общественных связей. По масонству Новиков сближается с розенкрейцерами. Как и всегда, он и здесь сохраняет независимость своей деятельности. Веруя, что основная масонская доктрина о братстве людей составляет главную цель объединения масонов в орден, Новиков стремился использовать этих, состоящих в организациях, людей для больших общественных дел. Отсюда и привлечение «братьев» к своей работе, и создание «Типографической компании», и мероприятия, связанные с организацией школ, воспитательных домов, бесплатной аптеки и т. д.

Ближайшие годы показали Новикову, что моральное учение розенкрейцеров не совпадало с основами его нравственной философии.

Поэтому связи Новикова с розенкрейцерами после 1784 г. строятся главным образом на практических делах по «Типографической компании». Личные же отношения с Лопухиным, Тургеневым и другими могли быть близкими еще и потому, что доктрина масонства в ее общем виде определила во многом его мировоззрение; религиозность, признание веры наряду с разумом, исключительное внимание к нравоучению — все эти черты идейной жизни Новикова в значительной мере определялись масонством. Но это масонство, чуждое мистицизму и антиобщественным устремлениям розенкрейцеров, дополнялось у Новикова просветительством. Отсюда своеобразие общественной, глубоко положительной и огромной но масштабу просветительской деятельности Новикова.

Для понимания идейных позиций Новикова в московский период надо помнить, что масонство — это не странная прихоть и особенность воззрений небольшой кучки московских деятелей, а значительное явление идеологической жизни XVIII в. Учение масонов о гуманности, о любви к людям, о нравственном усовершенствовании и самовоспитании, его фразеология, его организационная форма привлекали самое пристальное внимание большинства передовых деятелей литературы, философии, политики и культуры и Англии, и Франции, и Германии, и Соединенных Штатов Америки. Больше того, исторические обстоятельства сложились так, что почти все крупные просветители Европы и Америки были масонами, имели организационно-оформленные связи с масонскими ложами. Во Франции парижская Ложа Наук объединяла таких масонов, как Вольтер, Дантон, Франклин, Камилл Демулен, Гудон, и многих других.

Особую популярность и известность в XVIII в. получило американское масонство, прежде всего, конечно, благодаря таким своим деятелям, как Франклин и Вашингтон. Франклин и Вашингтон, крупные политические руководители буржуазной революции, занимали и в масонстве видные места. Масонство Франклина и Вашингтона импонировало Новикову, было близко ему по духу. Если некоторые принципы моральной философии Франклина не разделялись Новиковым, то перед личными достоинствами этих двух людей он преклонялся. Именно они, как нельзя лучше, подходили к его идеалу человека, любящего отечество, отдающего свои силы на благо сограждан, уважающего свободу и независимость людей, верующего и в силу божественного покровительства, и в могущество разума, открывающего человеку путь следования гражданским добродетелям через нравственное усовершенствование. Организационно и практически связанный с розенкрейцерами («Типографическая компания»), Новиков не был удовлетворен их учением, их практическими работами и проповедью мистицизма, и продолжая свои поиски вернейшей системы, он нашел ее, наконец, в американском масонстве.

- 151 -

Несмотря на широкий размах своего книгоиздательского предприятия, Новиков не ограничивался им и стремился расширить и разнообразить формы своей общественной деятельности. Своего кульминационного развития она достигла в 1787—1789 гг., когда в условиях охватившего Россию голода Новиков выступил инициатором и организатором общественной помощи голодающим крестьянам.

Блестяще развернувшаяся в 80-е годы деятельность Новикова сделала его одной из виднейших фигур в общественной жизни страны. У Екатерины II были с Новиковым давние счеты — еще со времени издания «Трутня». В середине 80-х годов у нее созрело решение прекратить, наконец, деятельность этого человека, становившегося все более и более опасным. В 1785 г. против Новикова были приняты особые меры: выпускаемые им книги стали дополнительно контролироваться, через митрополита Платона Новикова начали «испытывать в вере», через губернатора вызывать на допросы и т. д. 1 мая 1789 г. у Новикова отняли типографию — кончился десятилетний контракт, и Екатерина повелела университетской типографии Новикову не отдавать. И, наконец, 13 апреля 1792 г., после расправы с Радищевым, напуганная французской революцией, Екатерина издает указ об аресте Новикова. Масонство было избрано предлогом для расправы. Новикову инкриминировались серьезные вещи — связь с прусскими розенкрейцерами-авантюристами, проповедь мистицизма, масонских обрядов, алхимических работ; его заключили на 15 лет в крепость без суда. Сделано это было сознательно — не могла же в самом деле Екатерина объявить, что осуждает на 15 лет человека за то, что он неустанно заботился о просвещении народа. Необходимо было дискредитировать Новикова как деятеля, как человека популярного, пользовавшегося большим уважением и авторитетом в обществе. Поэтому его и объявили корыстным (организация типографий и помощи голодающим), честолюбивым и невежественным человеком (распространение масонских обрядов и алхимических наук), политическим интриганом (связь с Пруссией). Это было ложью. Но именно клевета и была нужна Екатерине, решившей, наконец, навсегда покончить с человеком, вызывавшим ее гнев в течение всего ее царствования.

Для Новикова наступила гражданская смерть. Он был изъят из общественной жизни. В заключении усилилась болезнь. Когда после смерти Екатерины Павел I освободил Новикова, он вышел из крепости сломленным человеком. Нужда и болезни наполнили его жизнь страданиями. В религии, в молитвах и даже в масонских «упражнениях» пытался он искать утешения. 31 июля 1818 г. он умер, будучи уже дряхлым стариком.