- 257 -
Повести об Азове
С глубокой древности до поры позднейшего заселения степная окраина Русского государства была источником повестей, сказаний и песен. С течением времени на эту территорию кочующих тюркских народностей выдвинулось два восточнославянских военных форпоста; на нижнем Днепре — украинский, запорожские казаки, и на верхнем и среднем Дону — русский, донские казаки. Несмотря на то, что оба эти казачьи гнезда были филиалами разных государств (запорожцы — польского, а донцы — московского), они жили между собою в дружбе, селились зачастую вместе и помогали друг другу в военных предприятиях, хотя их сюзеренные государства и смотрели на это с неприязнью. Общим врагом обеих казачьих общин были степные кочевники, центры их власти — Крым и Турция и (в особенности для донцов) крымско-турецкая приморская крепость Азов, по-тюркски Азак. Борьба Руси с этим городом восходила еще к XV в., вероятно, ко времени занятия Крыма татарами, и продолжалась до конца XVIII в. Этой борьбе посвящено много повестей, сказаний и песен, возникавших в XVII в. преимущественно в среде донских казаков и переходивших от русских к украинцам и обратно.
В размирье с Азовом донские казаки состояли весьма часто, то нападая на турецкие торговые и военные суда, приходившие в эту гавань, то осаждая самый Азов, в отместку за нападение на их юрты или на государеву украину. Много трений происходило и при обмене послами, ходившими через Азов, которым казаки не доверяли, подозревая во вредных для донского войска умыслах. Наиболее сильное столкновение с азовцами
- 258 -
произошло в 1625 г. Весною 1637 г. донские казаки снова осадили Азов и взяли его. Этому событию и его последствиям посвящена повесть, вполне историчная, составленная вскоре, повидимому на Дону, человеком образованным и весьма осведомленным в войсковых делах и формах делопроизводства, каким, например, мог быть войсковой подьячий. Произведение это носит заглавие «Повесть и храбрость и мужество атаманов и казаков Донского войска о граде Азове», и подзаголовок: «Преднаписание о граде Азове и о прихожении атаманов и казаков великого Донского войска и о взятии его». Здесь таким образом указаны три части в содержании повести: введение, поход под Азов и взятие.
«Преднаписание» — введение, характеризует место, значение и роль Азова (не без участия легенды): «Сей убо бяше град Азов поставлен бе истинныя православныя христианския веры от греческаго языка в прежние лета от древних родов при апостоле Павле, а стояние себе имея в морских отоцех вскрай Синяго моря, на усть столповыя реки Дону Ивановича вольново казачества. И за наше великое пред господем богом согрешение в прежние лета прародительства нашего бысть гонение на истинную нашу православную христианскую веру от тех злохитренных окаянных и свирепых и немилостивых волков поганского языка бусурманския веры, от Агарянского исчадия, первие же паче на восточней стране на святый град Иерусалим и при царе Костянтине на Царь град. И во Иерусалиме и во Царе граде и во всех окрестных градех от тех окаянных и немилостивых волков поганского языка около Белова [т. е. Азовского] и Черного и Синево моря православная христианская вера разорена и попленена до основания. И после того разорения в том граде Азове живяху поганские люди и исхожаху во все Росийское государство и в украйные городы, паче же и в Литву и во многие земли», и чинили всяческие насилия «православному христианству». Поэтому «волное казачество великое Донское войско» «многажды» пыталось взять Азов и теперь снова решило «итти под град Азов и взяти его и всю бусурманскую веру искоренити».
Это «преднаписание» по идее, фактам и выражению близко к Донской войсковой отписке царю Михаилу о взятии Азова.
Дальнейший рассказ о походе Донских казаков на Азов и о взятии его пересказываем по повести полностью, опуская только некоторые детали выражения, например, молитвословные и иные формулы, подобные встречающимся в документах, обширные молитвы и частые повторения лозунга стояния за православную веру и подвигов для вкоренения ее на месте бусурманской. Этот лозунг вообще являлся в Московское время обязательным и для документов, и для повестей о войне с «неверными» и никак не свидетельствует о церковности автора данной повести. Приводя же речи казаков, считаем уместным пояснить, что они подчеркивают рыцарство казачьего поведения против возможного упрека в хитрости и подозрения в низменных намерениях, т. е. против «воровства», которое Московское правительство склонно было приписывать казакам. Речи толмача турецкого посольства Асана, равно как и его оценка, воспроизведены повестью в точном соответствии с Донской войсковой отпиской государю о взятии Азова.
В 1637 г. 9 апреля «собрались вольное казачество великое Донское войско атаманы и казаки на низу словущия реки Дону Ивановича», на Монастырском Яру, учинили круг и стали думать об Азове, «что де ис того града Азова чинитца много пакости Росийскому государству Московския
- 259 -
державы и нашим юртам». На этом кругу был решен поход под Азов («итти под Азов град и помереть за веру и за царя православного»). В войсковых грамотах, отправленных вверх по Дону и по его притокам («заполным речкам») в верхние казачьи юрты, говорилось, чтобы казаки были готовы итти под Азов: «а ис которого казачья юрта из верховых городков, хто не поидет, и тому на низу в великом Донском войску ни на кого ни в чем суда не будет». Так был подготовлен второй казачий съезд на Монастырском Яру, куда пришли также запорожцы, «прибылные люди королевския земли1 казаки запорожские». Перед Пасхой Донские казаки послали охотников под Азов за языками. Посланные побили под городом азовцев и многих из них взяли в плен. Тогда в третий раз был собран на Монастырском Яру круг; казаки велели священникам «пети молебная» в часовне на Яру «о победе и о одолении бусурманских Азовских людей за неистовство их». И после молебна выбрали атаманством старшину себе — Михаила Иванова, Татарина по прозванию. Выбранный старшина еще раз «подумал» и помолился со всем войском, чтобы святых помощью и царским счастьем и Донского войска радением и промыслом Азов взять и утвердить в нем попрежнему христианскую веру. И вот, взявши крепость, казаки пошли в среду на другой неделе по Пасхе под Азов «в судех по Дону, а конные по берегу». «Как приезжая ко граду Азову, учал говорити атаман Михайло Иванов всему великому Донскому войску: Поидем мы, атаманы и казаки под тот град середи дни, а не нощию украдом, своею славою великою, не устыдим лица своего от бестудия их бусурманского». 21 апреля, в пятницу, казаки осадили Азов, разделились на 4 полка, выбрали в них полковников и есаулов и начали осадные работы: накопали рвы, насыпали туры плетеные и подкопались под стену так близко, «как мочно из рук друг на друга камением метати, и битвы многия быша день и нощь». В это время возвращались с Руси Азовские люди с полоном, ходившие набегом на украину по последнему зимнему пути. Казаки перехватили их и отбили полон. О ту же пору у казаков жил турецкий посол Фома Константинов; а по-гречески Тома Кантакузин, «греческие веры родом». Казаки взяли его зимою; шел он из Азова к царю Михаилу от султана Мурата. Выведав казачью «приступную думу», Кантакузин послал людей с грамотами в Азов, а из Азова велел послать в Крым, Томань и Керчь «для людей». Но казаки перехватили его посланцев «с изменными грамотами». Особенно недоброжелательным к казакам оказался «охреян Асанко», толмач, который хвастался: «Теперь де казаков ис под Азова побитых возят каюками, а станут де возить и бударами». «И за то того посла Фому и охреяна Асанка толмача и их людей за их измену казнили казаки». Всего стояли казаки под Азовом 8 недель. Стоя под Азовом, они порастратили денежную и пороховую казну, «Запорожским казакам, скудным людем, покупав, давали». Но тут, 28 апреля приехал в Донское войско от царя Михаила с жалованьем, хлебными запасами, денежной и пороховой казной дворянин Степан Чириков, вместе с войсковым атаманом Иваном Катаржным, «да с ним же с Иваном», который привел много казаков, пришли Доном рекою «будар со сто и больше». Казаки обрадовались и стреляли на Азов «из мелково оружия и из больших пушек. И бысть аки великая туча восходила». В это время прилучился в Донском войске казак, родом Немецкой земли, Иван по имени,
- 260 -
мастер в подкопном деле. По просьбе атаманов и казаков этот Иван подвел под Азовскую стену подкоп. Ненавистник человечества, дьявол, совратил подкоп с пути. Тогда казаки велели священникам «пети молебны» и сами горячо молились (длинная молитва). Священники освятили воду и окропили водой место для второго подкопа, который потом повел тот же мастер Иван. «Азовцы же с города наругахуся и глаголаша войску: Сколько де вам казакам под городом Азовом ни стоять, а нашего де вам Азова не взять. Бывала де вас казаков под Азовом градом и не такая сила, а Азову де погибели не было. Сколько де в Азове в стенах камения и столько де ваших голов казачьих под ним погибло». Вели этот подкоп четыре недели. Наконец, подложив порох под стену, казаки начали готовиться к приступу, исповедались и простились друг с другом. «Азовцы же з города смотряху и, радующеся, глаголаху: Казаки хотят от нашего города бежать!» 18 июня, в воскресенье, на память святого мученика Леонтия, мастер Иван в подкопе порох запалил. Городскую стену вырвало «и многих бусурманов за град с камением метало». Через пролом в город ворвалась часть донцов и запорожцев с атаманом Михаилом; остальные казаки вошли в город с другой стороны при помощи лестниц. «И в том дыму друг друга не видеша, и бысть сеча велия, друг друга за руце хваташе и сечахуся и ножами резахуся». Сеча «и самопальное стреляние» продолжались до вечера. Азовцы побежали было в степь, но тут их догнали конные казаки и пересекли всех на пространстве 10 верст, вплоть до реки Кагальника. Некоторые же азовцы заперлись в башни «и в дугени», с женами и детьми. Сидели они там по 3—4 дня и по неделе и много донских казаков и запорожцев побили. Взяв Азов, казаки велели отбирать тела своих от бусурманских; своих хоронили по христианскому обряду, а азовцев охотники выволакивали из города за плату и бросали их в ров и в Дон: «и едва их из града неделю выволочиша». Затем атаманы и казаки велели по своим убитым товарищам память творить вечную, записав их имена в синодики, и разослали в монастыри многую казну на это помяновение.
Повесть заключается следующими словами: «И сия написахом впредь на память роду христианскому, в похвалу святей и животворящей Троице..., а на укоризну и на позор нечестивым родом поганского языка в нынешней и впредьидущий род».
*
Овладев Азовом, Донские казаки сели в нем, каждую весну ожидая прихода под город вражеских войск, так как крепко держались слухи, «что велел де Турской царь у себя каторгам и коньми и в Крыму, и в Томани и в Керчи воинских людей збирати, чтоб к себе опять по прежнему град Азов очистити, и Дон реку очистить, верхние юрты разорить» (войсковая отписка 1637 г., 3 декабря). До знаменитого осадного сиденья летом 1641 г. казакам в продолжение четырех лет приходилось время от времени бороться с крымцами, по преимуществу на суше и на море, и выдерживать не только набеги под Азов, но и кратковременную осаду. Вот эти годы казачьего пребывания в Азове, кроме документов, освещаются еще частными донскими записями, собранными воедино, но еще не вполне связанными. Единственный открытый текст таких записей условно называется нами «Особой повестью об Азове». Произведение делится на две части. Первая озаглавлена так: «Повесть о чюдесех божиих святаго пророка и
- 261 -
Предтечи Иоанна и прочих святых». По документам известно, что в Азове, взятом казаками, стояли две православные церкви Иоанна Предтечи и Николая Чудотворца. Согласно повести, чудеса от икон, совершавшиеся в этих церквах в 1640 и 1641 гг., таковы. Первое чудо. Образ Иоанна накануне Рождества «испустил слезы от очию своею до конца брады своея»; атаман Наум Васильев по этому поводу собрал круг, и войско устроило крестный ход с иконами Иоанна и Николы. Тут прозрел слепой казак Еунтропий, который, будучи в турецком плену, обещал за избавление постричься в Чернеевом монастыре Николы. Живя на Дону, обещание это он забыл. Исцеленный от слепоты, он пошел в монастырь. Чернеев Никольский монастырь находился в 20 верстах от г. Шацка; в документах есть известия, что казаки ездили туда на богомолье, возможно, что монастырь и содержался на казачий счет. Второе чудо — «Преч. богородицы видение во сне». Явившаяся 27 июня богородица сказала, чтобы Донское войско взяло ее образ из церкви Предтечи «и поставили на углу середнева города от верхние стены, в победу поганым, нашедшим на Азов», и молились бы ему. Казаки поставили здесь часовню для образа. Много раз приступали к тому месту агаряне, но «преч. богородицы молитвою, много их на том месте побиша». Третье чудо. 6 августа случилось казаку видение от образа Василия Кесарийского, который приказывал, «чтобы де Войском поставили свешу большую поставную» денно-нощную и пели молебны. Повеление святого казаки исполнили и согласно его предречению, приступ «великий и страшный» выдержали. Образ этот «был в деисусах стоящий», взят он был «погаными» с Руси и перетерт ими на полы пилою. «И тот образ стоит и до ныне». Четвертое чудо. 16 августа было ночью два видения во сне: одному казаку — образа Алексея человека божия, другому — Максима Московского юродивого: «что де нас Войском забыли, и сами устрашилися. Мы де им в помощь здесь, с преч. богородицею и со Иоанном Предтечею. И мой де образ, Алексея человека божия, в часовне Иоанна Предтечи стоит, лицем к стене обращен, меж ветхих образов». Войском повелели искать образ, нашли и молебны пели. «А яз де, Максим, телом своим опочиваю в царствующем граде Москве, а помощию зде с вами».
Во второй части «Особой повести», начинающейся заглавной строкой: «И после того Азовского взятия» (киноварь), которое, как известно, случилось 1637 г. 18 июня, рассказывается: 1) об удачном морском походе Донских казаков в Крым «того же году», т. е. в 1637 г., и о неудачном весеннем их походе в 1638 г., с заездом казачьих стругов, от «хуртины» (т. е. бури) в лиман, где они встретились с крымцами, которых вели под Азов царь и царевич (разумеется Одыхонский лиман под Таманью); 2) о разбитии в 1638 г. большого турецкого корабля и о бегстве казаков из полона; 3) о приходе крымского царя под Азов (1 августа 1638 г.), причем последний переговор его с казаками происходит 8 сентября.
Из первого отдела второй части приведем переговоры Крымского хана с казаками: «Господарь де мой Крымской царь и с царевичем и с своими пашами к вам прислал: Что де нам с вами битва чинити! Вы де — воины, и мы — воины. Аз де вам на том шерть шертую по своей вере, что вам от меня, за моею царскою душею и правдою, никакие шкоты не будет. А вы де мне на том крест целуйте, что вам надо мною... и над моим войском Турским и Крымским никакие же шкоты не чинити. И аз де шел
- 262 -
не для вас. Иду в Черкасы для силы, что итти на Кызылбаскаго1 заодно. Да и вас де я пожалую своим великим царским жалованьем, только поидите со мною на Кызылбаскаго заодно. И Войско того не похотеша». Тогда хан тайно от Донского войска велел по ночам заграждать устье лимана кольем и каменьями, а сам тянул переговоры. Когда же войско захотело «поити вон из лимана, и он, окаянный, злохитрый и зломысенный диявол, сам приехав к Войску, рече: Не ходите, атаманы и молодцы, нынешний день. Посоветуйте меж собою, чтобы вам итти со мною на Кызылбаского. И будет мне не верите и от меня начаетесь кривды — и выняв свою саблю из ножен: Та бы де сабля от ваших рук на моей шее была! И в книгу по своей вере целовал. И Войско ево окаянной проклятой шерти повериша...» Когда заграждения были окончены, крымцы напали на стоявшее в лимане войско, «аки лютии и немилостивии волци на беззлобивых агнец». Часть стругов прорвалась, некоторые казаки спаслись в горы, другие попали в плен.
В третьем отделе второй части «Особой повести» рассказывается, как Крымский хан пришел под Азов и потребовал: «Отдайте де казаки мой Азов град, а не отдадите, и я де вас такоже попленю, что ваше Войско на море. И Войско ему отказаша: Так де присылают не цари, шишиморы. Коли де ты прямой царь или воин, и ты де поиди сам и возми своею главою — также, как мы взяли, а не грозами, и кровь свою также пролей». От пушечной стрельбы из Азова «они окаяннии побегоша, никим же гоними». «И многое время испустя еще прислали посланников своих. Возмите де своих казаков, что я на море взял, а град мой Азов отдайте. И атаманы и казаки ему отказаша: Тем де бог судил, что тебе в руки попали, по твоему окаянству и бездушьству. А тебе же от них худо будет. А Азова тебе не отдадим. А за то не стоим и не отказываем: приступай! Ради с тобою поганым бусурманом... братися за свою истинную православную християнскую веру и за... церкви и за образ... Предтечи. Мы де к тебе из града выходим на битву». На вторую посылку уйти из Азова, оставив только одни стены, казаки отвечали убийством посланца и гневным отказом: «Коли тебе бездушному надобеть, сам доставай!» Хан затем «на всяк день и нощь досаждаше Войску: приступом ко граду не приступает, а за град на выласку Войско выдет, и он, схватився немного, в степь бегает, аки лукавый сатана».
*
Если этот рассказ о морском казачьем походе и о набеге крымцев под Азов соответствует действительности, хотя и не повторяет документов, то повествование о знаменитом Азовском осадном сидении 1641 года (с 24 июня по 26 сентября) прямо ссылается на документы, как свою основу. В первоначальном своем виде повествование это носит заглавие: «Сказание о прихождении Крымского царя и Турских пашей и о их приступех ко граду Азову», и имеет подзаголовок: «Список с записки с роспросных речей слово в слово».
Какая «записка» имелась в виду, трудно сказать. Донской «отписки» о выдержанном казаками сидении в подлиннике не сохранилось, есть только передача ее содержания в царской грамоте на Дон 2 декабря 1641 г. Не сохранилось и расспроса в Посольском приказе атамана и казаков,
- 263 -
привезших отписку. Но как бы то ни было, надо думать, что содержание сказания, или, как мы его зовем, «Документальной повести об Азовском сидении», вполне отвечает документальному докладу казаков, не будучи, однако, по форме точною передачею канцелярского текста.
Начинается «Документальная повесть об Азовском сидении» следующим сообщением: «Лета 7150 году октября в 28 день приехали к государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всеа Русии к Москве з Дону из Азова града Донские казаки, атаман Наум Васильев да ясаул Федор Иванов, а с ними 24 человека казаков, которые сидели в Азове в осаде, и в Посольском приказе про всякие вести по государеву указу печатник и дьяк Федор Федорович Лихачев их распрашивал, а в распросе сказали атаман с товарищи». Далее сообщается о приходе под Азов (в 7149 г., 24 июня) четырех турецких пашей с крымскими царевичами и 250-тысячным войском и описываются и военные действия во время самой осады (24 приступа и 16 подкопов). Явных противоречий действительности нет, все фактично, только в конце повествуется о таких видениях и чудесах: «А как оне в осаде сидели, и оне де казаки имели пост и молитву и моление великое и чистоту душевную и телесную. И многие искусные люди видеху оне до конца сна ово жену прекрасну в багряной ризе, а ово мужа древна власата боса, и их, атаманов и казаков, от иноплеменных от поганых заступающа и на поганыя помагающа. А то оне атаманы и казаки многие видели явно, что ото образа Иоанна Предтечи от суха древа течаху многие слезы, аки струя» (о последнем чуде говорилось и в «Особой повести»).
Сухостью и сжатостью своего рассказа «Документальная повесть» не соответствовала значению события, привлекшего к себе внимание не только украины, но и всего Московского государства как неожиданным военным успехом горсти казаков, так и ожиданием непременного отмщения со стороны Турции и Крыма. И вот появилась обширная «Поэтическая повесть об Азовском осадном сидении», составленная по «Документальной», с самостоятельным, однако, привлечением некоторых деталей, известных по документам. Эта «Поэтическая повесть» о сидении обнаруживает влияние форм и образов «Истории о взятии Царьграда», «Сказания о Мамаевом побоище», «Александрии» и, в особенности, воздействие фольклора. Рыцарственный характер «Поэтической повести» свидетельствует о том, что она возникла в военной среде, именно у Донских казаков, судя по отсутствию в повести иллюзии о действительном отношении Московского правительства к Донской вольнице. Приведем несколько цитат, характерных для стиля «Поэтической повести» о сидении
Крымские и турецкие силы пришли под Азов. «Все наши поля чистые орды нагайскими изнасеяны. Где у нас была степь чистая, тут стала у нас однем часом людми их многими что великие леса темные. От силы их многая и от уристания их конского земля у нас под Азовом потряслася и погнулася, и из реки у нас из Дону вода на береги выступила от таких великих тягостей, и из мест своих вода на луги пошла. И почали они турки по полям у нас шатры свои турецкие ставить и полатки многие и наметы великие и дворы большие полотняные, и горы великие и страшные на тех полях наших единым часом показались». Приближение бусурман к Азову страшно: «Ни в каких странах ратных таких людей не видали мы, и не слыхано про такую рать от веку. Подобно тому, как царь Греческий приходил под Трояньское государство многими государьствы и
- 264 -
тысечи». Головы яныченские «стали круг Азова города в восмь рядов, от реки Дону захватя до моря рука за руку. И батожки они свои потыкали и мушкеты свои по нас нацелили». Голова яныченский через толмачей обратился к казакам с такой речью: «О люди божии царя небесного, никим вы в пустынях водими или посылаеми, яко орлы парящие без страха по воздуху летаете, аки лвы свирепые в пустынях рыскаете, казачество Донское вольное свирепое, соседи наши ближние, непостоянные нравы, лукавые пустынные жители, разбойници непощадные! Кому приносите такие обиды великие и страшные грубости? Наступили есте на такую великую десницу высокую на государя царя Турсково. Не впрямь еще на Руси богатыри светорусские нарицаетесь». Далее перечисляются казачьи преступления: убийство посла Фомы, взятие Азова, разлучение султана с Крымской и Нагайской ордой, затворение моря Синего, и предлагается казакам уйти без потерь из города. «А есть ли из Азова сея нощи вон не выдете, не можете завтра живы быти. Хто вас злодеев может укрыти или вас заступити от руки его такия сильныя и от великих страшных непобедимых сил его царя восточново Турсково, кто постоит ему? Несть ему никово ровна или подобна ему величеством и силам его на свете; единому лише повинен он богу небесному, един лише он верен и страж гроба божия по воли-ж божии, избра его бог на свете едина от всех царей». Да Турецкий царь и не желает проливать казачьей крови: «Ему бы то царю честь достойная, что победит где царя великого и равна своей чести, а ваша ему не дорога кровь разбойничья». Если же казаки пожелают служить царю Турскому, то он пожалует: «обогатит вас казаков... у себя во Царе граде покои великии во веки, положит на вас на всех казаков платье свое златоглавое, печати подает вам богатырские золоты с царевым клеймом своим. Вся их душа Турецкая и возраст весь вам казакам в государстве его во Цареграде будет кланяться, станут вас всех казаков называти: Дону славного рыцари знатные, казаки избранные...» Речь кончается сравнением турецкого царя с персидским шахом: «Каков перед вами от бога славен и силен и многолюден государь Перситцкой царь, владетель поставлен от бога надо всею Великою Персидою и над богатою Индеею, имеет он государь у себя рати многие, яко и нашь государь Турецкой царь, и тот шах Перситцкой царь впрямь николи не стоит против царя Турского, и не сидят людие в Персиде противу нас Турок, ведая они наше свирепство и бесстрашие и гордость».
В своем ответе казаки насмехаются над огромным количеством силы, присланной Турецким царем «для кровавых казачьих зипунов»; «и то вам Турком самим давно ведомо, что с нас по сю пору никто наших зипунов даром не имывал с плеч наших. Хотя он у нас Турецкой царь Азов и взятьем возмет такими своими великими Турецкими силами и наемными людьми Немецкими, а не своим царевым промыслом и дородством и разумом. Не большая ему то честь и похвала будет его царя Турского имени, что возмет нас казаков в Азове городе. Не избудет он тем на веки и не изведет казачья имени и прозвища и не запустеет Дон головами нашими». Далее казаки насмехаются над гордостью Турецкого царя: «Ровен он собака смрадный пес ваш Турской царь богу небесному, у вас в титлах пишется.1 Как он бусурман поганой смеет так в титлах писаться и подобитися
- 265 -
вышнему!» «Да вы-ж бусурманы нас пужаете, что с Руси не будет к нам ни запасу хлебново ни выручки, а сказываете нам, будто к вам из государства Московского про нас о том писано. И мы про то сами без вас собак ведаем, какие мы в Московском государстве на Руси люди дорогие, и чему мы там надобны, очередь мы свою за собою сами ведаем. А государство Московское многолюдно, велико и пространно, сияет светло посреди паче всех иных государств и орд басурманских, Персидских и Еллинских, аки в небе солнце. Отбегаем [или: а бегаем] мы от бояр и дворян государевых, да зде прибегли и вселились в пустыни непроходней, взираем на Христа бога небесного. Кому об нас там потужить, ради там все концу нашему. А запасы к нам хлебные и выручки с Руси николи не бывали. Кормит нас молодцов на поли господь бог своею милостию во дни и в нощи зверми дивиими да морскою рыбою. Питаемся мы аки птицы небесные, ни сеем, ни орем, ни в житницы збираем, так питаемся подле море Черное. А злато и сребро емлем у вас за морем, то вам самим ведомо. А жены себе красные и любимые вадим и выбираем от вас же на Царя-града... А се мы взяли Азов город своею волею, а не государьским повелением для казачих зипунов своих и для лютых и высоких пых ваших поганых и скаредных. И за то на нас, холопей своих государь наш зело кручиноват, и мы зело боимся от него великого государя казни смертныя за взятье Азовское...» Кончается казачья речь предложением туркам «доступать» Азов «головами своими Туретцкими, многими силами. Кому-то у нас на боех помажет бог! Потерять вам под Азовым городом Турецких голов своих многие тысящи, а не видать вам будет Азова города из рук наших казачьих и до века, разве отымет у нас, холопей своих, великий государь царь и великий князь Михайло Федорович всеа России самодержец да вас им собак пожалует, то уже ваш будет, на то ево государьская воля».
Описывается приступ. Отбитые с уроном, турки просят дать им отобрать из-под стены своих побитых, предлагая за каждого яныченского голову по золотому червонному, а за полковников по 100 «тарелей». Казаки отказали: «Не продаем мы мертвого трупа николи. Не дорого нам ваше сребро и злато, дорога нам слава вечная. То вам, собакам из Азова города, от нас, казаков, игрушка первая, лише мы молодцы оружие прочистили. Всем вам бусорманом от нас то же будет, иным нам вас подчивать нечем, дело осадное». Турки стали вокруг города сыпать вал: «весть гору высокую, земляной великой вал, выше многим Азова города, и тою горою хотели нас накрыть и засыпать живых в Азове городе». Казаки попрощались между собою и с молитвой «малою своею дружиною 5000 пошли к ним из города на прямой бой против 300 000» «за церкви божии, за все государьство Московское и за имя царское». Описывается, как сильно разбит был город пушечной стрельбой. Казаки сидели в ямах, подводили встречные подкопы и делали вылазки. Турки бились «с переменою день и ночь, что тою истомою осиловать нас». Казаки с отчаяния слезно молятся своим иконам и прощаются с царем, со всеми чинами и служителями церкви (в порядке иерархии), со всеми христианами: «простите... помяните, государи, наши души грешные со всеми родители... Простите нас леса темные, дубравы зеленые. Простите нас поля чистые и тихие заводи. Простите нас море Черное [или Синее] и реки быстрые. Прости нас государь наш тихой Дон Иванович: уже нам по тебе атаману нашему с грозным войском не ездить, дикова зверя в чистом поле не стреливать, в тихом
- 266 -
Дону Ивановиче рыбы не лавливать». Бросились казаки на Турецкие таборы. Турки же бежали к своим кораблям и катаргам, почали метаться по берегу, и «не со многою силою... ушли за Черное море». «От нашия руки малы и от казачества Донского вольного срамота стала вечная от всех земель от царей и от королей, а нашему православному государю царю... слава вечная во все орды бусурманские, Персидские и Елинские», и т. д.
В других редакциях «Поэтической повести» бегство Турок из-под Азова и конечная победа казаков объясняются чудесным явлением войску богородицы совместно с Предтечею и Николою и чудесною помощью двух юношей-воинов в белых ризах, явившихся на небе впереди страшной тучи. Эти видения не помешали редактору закончить повествование съездом всех молодцов в «дружинушку хоробрую» и питием ими «пойла молодецкого». Но есть тексты, кончающиеся оставлением Азова казаками. «А всех приступов было под Азовом 90. А Турки стояли под Азовом 6 месяцев. А мы бедные осталци, всего нас осталось полчетверти тысящи, и те все переранены. И взяли мы казаки честные иконы Иоанна Предтечи и Николы Чудотворца, а место Азовское покинули, а сами пошли на свой Дон. И тамо мы все постриглися и сотворили обитель Иоанна Предтечи да Николы чудотворца. А атамана поставили игуменом, и в монастыре атаман умре».
Из документов известно, что, отсидевшись в Азове, донские казаки били челом государю, «чтоб у них город Азов принять и послать воеводу и ратных людей... А им, атаманом и казаком, Азова города держать некем. А только не велит государь принять города, и им покинуть и итти по старым куреням». Царь разрешил казакам «Азов покинуть и из нево выйти на старые свои места» (грамота на Дон 30 апреля 1642 г.). С начала мая казаки уже начали перевозиться из Азова на Махин остров (ниже Монастырского Яра, между Нижнего городка и Черкаского) и в продолжение мая «из Азова вышли вон з женами и з детьми и образы и наряд [рухлядь и пушки и пушечные всякие запасы] вывезли и учали жить на Махине острове... И образ де Иоанна Предтечи и иные образы и колокола и книги и ризы и всякое церковное строенье вывезли в Махин же остров и устроили часовню». Вероятно, это событие и отразилось на заключении одной из редакций «Поэтической повести», только-что приведенном нами.
*
Крайний пункт Турции, устье, через которое шли все сношения Турции с Россией, сосед боевой Русской окраины, источник ее добычи и гнездо ее несчастий, — Азов вошел в пословицы («Азов не о сте глазов, а Крым не крив» — в Сборнике конца XVII в.) и в заговоры (Если лесовой не справит болящего, царь пришлет на него «с Азова Донских казаков», см. у Рыбникова) и стал для песен и преданий Донского казачества именем такого же значения, как Киев для старин. Между прочим, во второй половине XVII в., когда уже действительные черты казачьих подвигов под Азовом 1637—1641 гг. постерлись в памяти, взятие Азова приобрело сказочные черты. Так появилась русская песня, в которой использован сюжет о взятии города воинами, проникшими туда под видом купцов. Эта песня перешла и на Украину.
На основании такой русской песни и некоторых других песенных и сказочных
- 267 -
мотивов были переработаны в конце XVII в. старые известные нам повести об Азовском взятии 1637 г. и о сидении 1641 г., соединенные в одном общем тексте. В науке существует гипотеза, таким образом уточняющая обстоятельства создания этой компилятивной «Сказочной повести» об Азове. Летом 1668 г. казаки «Степан Разин с товарищи» пошли Каспийским морем в Персию, взяли и выжгли прибрежные «шаховы городы» Фарабат и Астрабат, затем, перезимовав на узкой морской косе у Фарабата, весной 1669 г. пошли морем под Гилянскую сторону на Свиной остров. Сюда пришел на них Астаранский Менеды-хан; казаки разбили его и пленили его сына и красавицу-дочь, которую Разин взял себе в наложницы. Казаки Разина принесли с собою на Русь рассказы или песни о взятии Фарабата и пленении дочери Менеды-хана, причем в рассказе или песне о Фарабате применили сказочный сюжет о взятии города воинами, переодетыми в купцов.
В отдельном своем виде или в соединении между собою песни получили приурочение к Азову, поэтическая известность которого затмила малоговорящее имя Фарабат. Книжная компиляция из старых Азовских повестей («Исторической» о взятии 1637 г. и «Поэтической» о сидении 1641 г.) попалась русскому писателю, который, однако, почти целиком заменил историческую повесть о взятии пересказом песен о пленении Астаранской княжны и о проникновении в Азов переодетых воинов. Так возникла «сказочная», по нашей терминологии, повесть об Азове. Приводим по ней оба эти эпизода.
В лета царя Михаила Федоровича «собрашася вольное казачество от разных стран и градов 500 молодцов на тихом Дону, атаман у них был родом Нижнего Нова града, что на Волге реке, Наум Васильев. И в некое время Азовской воевода, паша, а по нашему болярин, отдаде за Крымского царя Старчия дочь свою в жену. Паша же нагрузи 4 бусы живота, и дочь свою отпусти на тех бусах, и послал за дочерью 700 человек».
Узнали об этом на Дону казаки и задумали царевну-«невесту взять и живота нажить». Наделав себе «лехкие ясаульские струги», казаки, в количестве 400 человек, повлекли их к морю и, стоя в камышнике, стерегли бусы. 10 казаков, отпущенные атаманом в степь на охоту, наткнулись на 2 спящих татар, выехавших из Азова на охоту же. Те подтвердили весть о бусах, которые, «заутра будут зде». Когда казаки овладели бусами, атаман запретил им делать насилие пашевой дочери и ее служащим, в надежде на выкуп, и отправил пленных с добычей на Дон, «и на Дону весь живот разделиша». Азовский воевода прислал сребра, злата и жемчуга на 100 тысяч и выкупил дочь с 15 ее служанками. «И послаша казаки турецкой живот в Астрахань сменять на русские товары, и привезоша из Астрахани русских товаров на 100 на 30 тысящ. И зело казаки от той Татарской свадьбы обогатели. И написаша казаки две иконы во имя Иоанна Предтечи и Николы Чюдотворца, и поставиша в часовню».
«И собрашася казаки во един круг и начаша советовати, како бы им Азов взять. Атаман же Наум Васильев, добре разумен, рече: «О еси казаки добрые молодцы, послушайте, что аз вам реку — тако град Азов возмем: зделаем 130 телег и покроем красными кожами, и посадим во 100 телег по 4 казака с ружьем, а в тридцать телег положим по малу всяких товаров русских». Казаки похвалили замысел, положили в 30 телег немного товаров и после молебна, захватив иконы, двинулись под Азов. «Не доходя до Азова за день, стали в камышнике тайно». Атаман успокоил их словами: «Не тужите, заутра поможет нам бог Азов град взять»,
- 268 -
велел «по 4 человека в телеге легчи с оружьем» и приставил ко всякой телеге по человеку». Перерядив всех казаков в купцов, атаман написал о них в листе к азовскому воеводе-паше: «Из Астраханского государства отпущены торговые люди в Турецкую землю в город Азов, а имянами тот и тот, а товару столко и на столко тысяч. Атаман к тому листу и печать приложил, и против того листа написал и таможенный отпуск за печатию». На пути в Азов казакам встретились 6 конных татар, ехавших из Азова на охоту, атаман дал им по три белки, они вернулись в город и сказали воеводе про торговый обоз, идущий в Азов из Астраханского государства. Паша послал 8 человек осмотреть товар. Атаман велел открыть для них 10 возов с товарами каковы: котлы, порох, свинец, уклад, холсты, сукно, соболи добрые, лисицы, белки. На вопрос татар: во всех ли возах такие товары, «казаки реша: во всех, а в других телегах есть у нас вашему паше подарки, и развязать их нельзя, и те подарки заутра принесем паше вашему. И подариша Татар по лисице». Они все пересказали паше и показали дареные лисицы; тот понадеялся на «драгие подарки» и себе и пустил казачий обоз в город. Казаки въехали в Азов на закате солнца и стали на гостиный двор, но сносить товар в лавки отказались до утра, «да осмотрим и перепишем». Затем, по требованию паши, показали ему лист и таможенную роспись, причем атаман поднес паше три сорока соболей и обещал к утру еще подарки, «только бы у возов наших караулу твоего не было, понеже мы опасны людей сего града». Поужинав, казаки «затвориша врата на запор и мало приумолкнуша». Ночью атаман выпустил из телег 400 казаков и велел им идти в город пятью отрядами. «И начаша казаки к Татарам в полаты скакати и побивати Татар, а паше сам атаман срубил голову». «А женский пол — старых рубили, а молодых женок и девок себе в полон взяша».
Мертвых Татар пометали в море. Живот поделили и заложили церковь во имя Предтечи и Николы Чудотворца. Достали из Астрахани от архиепископа Макария антиминс и белого попа с дьяконом для освящения церкви. «И многие казаки турецких жен в крещеную веру приведоша и на них поженилися».
Далее, в «Сказочной повести» об Азове путем вариирования «Поэтической повести» об Азовском осадном сидении 7149 (1641) г. описывается под ложной датой «7135 г.» (возможно, это описка — вместо 7145, т. е. 1637 г.) поход турецкого царя Брагима на Азов и осада в нем казаков, причем прежний рассказ осложнен следующими новыми эпизодами.
1) Казаки увидели, что «в одном месте... Турки стену керками и обухами ломают, и нам, казакам, пособить невозможно для того, что Азовская стена толста, в ширину три сажени и по три телеги с конми вряд ехать можно, и Турок им под стены достать нельзя. Атаман же, вельми мудр, скоро велел казакам принести кряж и указа им, как очапы зделать и на концах привязать железные крюки, и те очапы со стен вдруг опущати и назад очапами на стену таскати турок» и т. д. Этот воинский прием описан еще в «Повести о нахожении Стефана Батория на Псков»
2) «Поимали Турки наших казаков шесть человек, которые ездили с коньми на остров, а с ними было пять тысяч лошадей для того, что послыша казаки Турок, и тех лошадей отогнали. И казаки приноровя к ночи, пошли назад и стали в камышники. И тех казаков поимаша Турки и приведоша к царю». Желая утаить коней, казаки на допросе сказали, что ездили на рыбную ловлю, но, не стерпев мук, сознались. Царь хотел было
- 269 -
их казнить, но, по совету пашей, решил их обменить на Турецких пленных. «И пошли Турки под Азов и закрычали казакам, дабы казаки из Азова Турок отдали, а своих казаков взяли, связанных назад руки стояще, а лица их кровию облишася. И казаки со стены рекоша Туркам: Отдайте людей наших и отнесите оружие и положите дале, и выведем ваших к вам, а своих возмем. Турки же, слыша тако, пометаша оружие свое близ Азова, ждуще своих полоненых Турок, а того не ведуще, что их казаки весь полон прирубили и в море пометали. Казаки же скоро выскочиша, ухватиша своих и турок 20 человек взяша в Азов и врата затвориша».
3) Двадцать казаков выпросились у атамана пойти ночью в Турецкое воинство, «да покрадем в шатрах знамена и оружие». Прокравшись камышником, они дошли до стражи, которая их окликнула. «Казаки же идуще, а платье на них Турецкое, и отвещают по Турецкому, яко от царя идут дозорщики. И Турки в ноче в лицо не видят, зане ночь темна». «И бысть близ шатра Турецкого царя Брагима. И видят, на карауле един часовой стояше, а около ево много пашей». На оклик стражи «казаки назвашася Турецкими людми. И пришедше, захватиша гортань часовому платом и завязаша руки и ноги, и обвертеша в ковер, и бросиша на сторону. И взяша казаки шесть знамен, седмое болшое с турецким клеймом. И отпахнуша полы у шатра и видеша, четыре болярина спаше, а среди шатра стол, а на столе свеща горит, и сосуды златые и серебряные, и платье драгое висяще. Казаки же, забрав сосуды и платье, поидоша от шатров прочь. Идучи сняша знамена со древ, дабы турки не узнали». На оклик Турок, казаки отвечали, «что от царя Брагима идем к Крымскому царю [Старчию] с подарками». «Идоша до шатра царя Старчия, и видеша два стража стояща... И захватиша двух их Татар платьем гортани их, чтоб не крычали, и заколоша их ножем. И отвориша у шатра полы, и видеша на столе свеща горит, а на одре царя Старчия спяща, а при возглавии его мечь висящ. И похватиша мечь и отсекоша главу царю Старчию. И обвертеша главу во одежду ево и взяша с собою». Благополучное возвращение в Азов.
4) «И побегоша Турецкая конница, и не могоша казаки против их стояти, понеже конница в доспехах крепка. И ухватиша у казаков 3 человек, есаула Ивана Зыбина, да с ним двух человек, уведоша в таборы своя, а казаки гнавше и бишася и не могоша отбити». «Атаман и вси казаки о есауле и о двух казаках велми печалилися и рекоша: Что уже делать! И заказа атаман казакам, да не скоро женам про них поведают. Турки же приведоша к царю есаула Ивана Зыбина с товарищи. Царь... удари его скипетром своим и глагола к пашам: Не волк ли серой полевой, не атаман ли собачей донской? Они же реша царю: Казак их собачья корени». Царь стал его упрекать за взятие Азова, убийство Старчия и т. д. «Есаул слыше, и виде смертный час себе, рече к царю: Великий царю, Брагиме, ты глаголаше, что многие головы нами побиты добрые. Аще бы ты сам царь был, я бы тебе право не уступил и снял бы голову по твои могучие плеча и взоткнул на свое вострое копье и разбросал бы тело твое по чистому полю. Царь же слыша от есаула Зыбина такие ево непристойные слова и повеле его ко свирепому к доброму коню, ко хвосту привязати и гоняти по чистому полю». Татарин пригнал коня с телом Зыбина к Азову. Казаки «взяли тело свое все разбито». «И пришед жена его, увиде мужа своего, поверже с рук детище свое, паде на тело мужа своего, нача
- 270 -
плакати и в перси своя бити: О друже мой, почто мя сиру оставил еси с двуми детми своими! И кто мя покоит? аще бы ведала, что тебе смерть случится, не бы аз крестилася и за тебя не шла и такой бы печали себе не навела! И много плакала. Тому же казаки надивишася, яко Руская тако бы не плакала, как Турчанка плачет».
Подобно той версии «Поэтической повести» о сидении, которою «Сказочная повесть» воспользовалась как основой для второй своей части, эта сказочная повесть оканчивается уходом казаков из Азова в построенный ими монастырь во имя Иоанна Предтечи и Николы Чудотворца.
СноскиСноски к стр. 259
1 Польши.
Сноски к стр. 262
1 Персидского шаха.
Сноски к стр. 264
1 Ср. подложные грамоты к Турскому царю и от Турского царя, известные по некоторым спискам русского Хронографа. — А. Попов, Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесенных в Хронографы русской редакции, М., 1869, стр. 448—458.