Грибоедов А. С. Письмо из Бреста Литовска к издателю <"Вестника Европы"> // Грибоедов А. С. Сочинения / Подгот. текста, предисл. и коммент. В. Орлова. — М.; Л.: Гослитиздат, 1959. — С. 353—359.

http://feb-web.ru/feb/griboed/texts/orlov/sta59_1.htm

- 353 -

ПИСЬМО ИЗ БРЕСТА ЛИТОВСКА К ИЗДАТЕЛЮ

<«ВЕСТНИКА ЕВРОПЫ»>

Июня 26-го дня 1814 г. Брест.

Позвольте доставить вам некоторое сведение о празднике, который давали командующему кавалерийскими резервами, генералу Кологривову, его офицеры. Издатель «Вестника Европы» должен в нем принять участие; ибо ручаюсь, что в Европе не много начальников, которых столько любят, сколько здешние кавалеристы своего.

Поводом к празднеству было награждение, полученное генералом Кологривовым: ему пожалован орден святого Владимира I степени. Неподражаемый государь наш на высочайшей степени славы, среди торжества своего в Париже, среди восторгов удивленного света, среди бесчисленных и беспримерных трофеев, помнит о ревностных, достойных чиновниках и щедро их награждает. При первом объявлении о монаршей милости любимому начальнику приближенные генерала условились торжествовать радостное происшествие и назначили на то день 22 июня. День был прекрасный, утро, смею сказать, пиитическое.

Так день желанный воссиял,
И к генералу строй предстал
Пиитов всякого сословья;
Один стихи ему кладет

- 354 -

В карман, другой под изголовье;

А он — о доброта! какой примеров нет —

Все оды принимает,
Читает их, и не зевает.—

Нет; он был тронут до глубины сердца и, подобно всем, дивился, сколько стихотворцев образовала искренняя радость. Вот приглашение, которое он получил ото всего дежурства:


         Вождь, избранный царем
         К трудам, Отечеству полезным!
         Се новым грудь твою лучом
         Монарх наш озаряет звездным.
                   Державный сей герой,
                             Смирив крамолу
                   И меч склоняя долу,
         Являет благость над тобой,
Воспомянув твои заслуги неиссчетны:
Тогда, как разрушал он замыслы наветны,
                   И ты перуны закалял,
                   От коих мир весь трепетал;
                   Тобою внушены кентавры,
                   Что ныне пожинали лавры,
                   И в вихре смерть несли врагам.
                   Царь помнит то — и радость нам!
         Скорее осушим, друзья, заздравны чаши!
         А ты приди, узри, вкуси веселья наши
         Меж окружающих сподвижников твоих,
         Не подчиненных зри, — друзей, сынов родных.
         В кругу приверженцев, в кругу необозримом,
                   Ты радость обретешь в сердцах,
                             Во взорах, на устах,
         Блаженно славным быть, блаженней быть любимым!

Всё это происходило в версте от Бреста, на даче, где генерал имеет обыкновенное пребывание. Множество офицерства явилось с поздравлениями; потом поехали на место, где давали праздник,— одни, чтобы посмотреть, другие, чтоб докончить нужные приуготовления.


                Есть в Буге остров одинокой;
                          Его восточный мыс
                Горою над рекой навис,
                          Заглох в траве высокой
                          (Преданья глас такой,
                Что взрыты нашими отцами
           Окопы, видные там нынешней порой;
           Преданье кажется мне сказкой, между нами,

- 355 -

Хоть верю набожно я древности седой;
Нет, для окопов сих отцы не знали места,
                          Сражались, били, шли вперед,
                          А впрочем, летописи Бреста
                Пусть <Каченовский>* разберет);
                Усадьбы, города и селы,
                И возвышенности и долы
                С горы рисуются округ,
И стелется внизу меж вод прекрасный луг.
На сем избранном месте,
При первой ликованья вести,
                          Подъялись сотни рук;
Секир и заступов везде был слышен стук.
Едва ль румянила два раза свод небесный
                Аврора утренней порой —
                Все восприяло вид иной,
                          Вид новый, вид прелестный,
                Творенье феиной руки.
Где были насыпи — пестрелись цветники,
                А где темнелись кущи —
Явились просеки, к веселию ведущи,
                К красивым убранным шатрам,
                Раскинутым небрежно по холмам.
                В средине их, на возвышенье,
Стояли светлые чертоги угощенья;
                          Из окон виден их
В лугу разбитый стан для воинов простых.
На теме острова был к небу флаг возвышен,
Чтоб знак веселия узреть со всех сторон,
                И жерлов ряд постановлён,
Чтоб радости отзы́в везде был слышен.
                На скате ж, где приступен вал,
                Один лишь вход удобный,
                И город где являл
                Картине вид подобный,
Воздвигнули врата искусною рукой
                Из копий, связанных цветами,
И укрепили их в полкруге над столпами,
                Унизанными осоко́й.
                Любовь врата соорудила;
                Сама природа убрала;
                Подзорами оружие снабдило;
                Потом веселость в них вошла.

В три часа пополудни все приглашенные на праздник офицеры съехались; все с нетерпением ожидали прибытия генерала. Наконец вздернутый кверху флаг

- 356 -

и пушечные залпы возвестили приближение его. Он ехал верхом, сопровождаемый более 50 офицеров. Мне, было, весьма хотелось описать вам в стихах блеск сего шествия, блеск воинских нарядов; к несчастию, никак не мог прибрать рифмы для лядунок и киверов; и так, пусть будет это в прозе. Но то, чего не в силах выразить никакая поэзия, была встреча генерала на мосту, нарочно для сего дня наведенном, где он, при громе пушек и нескольких оркестров, при радостных восклицаниях, с восторгом был принят военными хозяевами и гостями. Слезы душевного удовольствия полились из глаз его и всех предстоящих. Он несколько времени стоял безмолвен, удивлен, обрадован, растроган, потом взошел или, лучше сказать, внесен был окружающею толпою в триумфальные врата.


Сей вход отличиям условным был рубёж;
          Но случай подшутил, и что ж? —
          Кто чином высшим украшался,
И доблестями тот отличней всех являлся.—

Взошед в галерею, он был еще приветствуем стихами; но я их здесь не помещу оттого, что не спросился у кавалериста — сочинителя. Потом генерал пошел на возвышение и несколько времени восхищался редкими живописными видами. — На валу шатры, кои белелись между березками; у подошвы горы луг, где разбит был лагерь; река Буг, обтекающая всё место празднества; местечко Тересполь и другие селения в отдаленности; толпа народа на мостах и на берегу, взирающего с удивлением на пышный, невиданный им праздник: всё пленяло взор наблюдателя, всё приводило в изумление. Вдруг запели на сей случай сочиненную солдатскую песнь, и разгласилось на лугу троекратно ура! После чего все были созваны к обеду: столы в галерее и в палатках были накрыты на 300 кувертов.


          Уж запахом к себе манили яства,
Литавры грянули! — и новые приятства,
                    Обед сближает всех,
С ним водворяется в собранье сто утех,
          Веселость, откровенность,
Любезность, острота, приязнь, непринужденность —
                    И, словом вам сказать,
Все радости сошлись нас угощать.

- 357 -

          Когда ж при трубах, барабанах
          Заискрилось шампанское в стаканах,
          Венгерское густое полилось,
                    Бургонское зарделось,—
У всякого лицо от нектара краснелось;
Но стихотворец тут перо свое хоть брось.

Признаться, моя логика велит лучше пить вино, чем описывать, как пьют, и кажется, что она хоть гусарская, но справедливая. Не буду также вам говорить о различных сластях и пышностях стола, который, само собою разумеется, был весьма великолепен; 300 человек генералов, штаб и обер-офицеров были угощены нельзя лучше, нельзя роскошнее, нельзя веселее.


                      И гости все едва ли
                      Из-за обеда встали,
         Взялись за песни, остроты́;
              Тут излияния сердечны
Рекою полились: все в радости беспечны!
Болтливость пьяного есть признак доброты;
         Пииты же, как искони доселе,
                      Всех более шумели,
         Не от вина, нет; — на беду,
                      Всегда они в чаду:
         Им голову кружи́т другое упоенье —
         Сестер Парнасских вдохновенье.

Не думайте, однако ж, чтоб забвение всего овладело шумным обществом; нет, забывали важные дела, скуку, горести, неприятности, но не забывали добродетель; она сопутница чистой радости; и в сии часы, когда сердце всякого было на языке и душа отверзта для добрых впечатлений, открылась подписка в пользу гошпиталя и бедных всякого звания. На сей предмет собрано 6500 рублей.


Так посвящали мы — честь нашему собранью! —
Забавам час, другой же состраданью.

Время было тихое, благоприятное для прогулки. Серая мгла, нависшая на небе, предохранила от летнего жара; все рассыпались по валу. Между тем пушечная пальба, хоры музыкантов и песельников не умолкали ни на пять минут. Мало-по-малу стало смеркаться, и под вечер пригласили всех на противоположную сторону

- 358 -

острова; зрители были чрезвычайно удивлены, когда, проходя не весьма большое расстояние, всё в глазах их переменилось: исчезли за кустами и пригорками шатры, галлерея и всё место празднества; явилась природа в дикости: грозные утесы, глубокие рвы, по ту сторону реки сельская картина, луга и рощи возбуждали приятное удивление, прежние сцены казались призраком. К общей радости нашли там множество дам, которых присутствие, конечно, есть первое украшение всякого праздника.


Их взоры нежные шумливость укрощают
И грустные сердца к веселью возбуждают.

Несколько ракет известили начало фейерверка. Он был прекрасный и продолжительный. Между многими разнообразностями искусственного огня горело вензелевое имя генерала и владимирская звезда. Амфитеатр, где сидели зрители, сделан был из уступов горы. При выходе оттуда весь остров был уже иллюминован. Дамы и офицеры смешались вместе; в галлерее начались танцы; в полночь был ужин. Генерал до рассвета принимал участие в празднике; потом возвратился домой, сопровождаемый теми же чувствами, теми же отголосками любви и приверженности, с какими был встречен. Он в сей день являл любезного начальника, приятного гостя и чувствительного человека. Есть праздники, которые на другой же день забывают оттого, что даются без цели, или цель их пустая. В столицах виден блеск, в городах полубоярские затеи; но праздник, в коем участвует сердце, который украшали приязнь, благотворительность и другие душевные наслаждения, — такой праздник оставляет по себе надолго неизгладимые воспоминания.


                  Философы в ученом заточенье,
                  Защитники уединенья,
Наш посетите стан, когда вам есть досуг.
Здесь у́зрите вы дружный, братский круг,
Начальника, отца обширного семейства.
Коль надобно — на смерть идут;
Не нужно — праздники дают.
У вас как будто чародейство:
От книг нейдете вы на час,
Минута дорога для вас;
А мы на дней не ропщем скоротечность;

- 359 -

Они не истекут, доколе мы живем;
                  А там настанет вечность,
                  Так дней не перечтем.

Моя одна забота, чтобы праздники чаще давались. Нам стоит 10.000 рублей кроме фейерверка. Кончая мою реляцию, желаю вам так же веселиться, как я веселился 22-го июня.

С истинным почтением честь имею и проч.

Александр Грибоедов.

Р. S. Посылаю вам 1.000 рублей для бедных, которых так много после пожара Москвы. В отдаленности от любезного отечественного края нам неизвестно, какие частные лица наиболее терпят от бедности. Полагаемся на вас. Конечно, заступник неимущих лучше всех знает, кому нужна помощь.

Сноски

Сноски к стр. 355

* В первопечатном тексте вместо фамилии стоит многоточие, к которому относится следующее примечание издателя «Вестника Европы»: «Мы выпустили здесь нечто, не хотев оскорбить одного собрата нашего журналиста. И[здатель]». — Ред.