- 85 -

Л. Д. СУРАЖЕВСКИЙ
—————

Реализм языка
«Горя от ума»

Многочисленные отзывы современных Грибоедову и позднейших литературных деятелей и критиков, говорящие о том, что автор комедии «Горе от ума» «соблюл в стихах всю живость языка разговорного»,1 до настоящего времени не имеют иллюстративных данных, которые могут быть получены лишь в результате сопоставлений. Реализм и народность языка комедии в целом, лексическая дифференциация языка действующих лиц в критических статьях и исследованиях обычно рассматривались лишь с целью установления авторского мастерства в создании типических образов.2

В связи с этим остается, как кажется, недостаточно подчеркнутым то особое место, которое занимает комедия Грибоедова в истории русского национального литературного языка, то особое значение, которое она имела в процессе его формирования.

Чтобы полностью уяснить себе это значение, следует вспомнить, что начиная с эпохи петровских реформ процесс формирования русского национального литературного языка с особой интенсивностью идет по линии разрешения одной центральной проблемы

- 86 -

— проблемы синтеза церковно-славянской и русской языковых стихий, проблемы допущения в сферу литературного выражения богатств народной речи.

К указанной проблеме по-разному подходили выдающиеся литературные деятели XVIII и начала XIX в., пытаясь разрешить ее с различных теоретических позиций. Но успех или неуспех, приемлемость или неприемлемость предлагаемых ими норм всегда определялись в основном верностью обнаруженного ими понимания объективной закономерности процесса формирования литературного языка как языка русской нации, русской национальной культуры.

Крупнейшим этапом на пути к разрешению этой проблемы синтеза русской и церковно-славянской языковых систем явилась реформа Ломоносова, имевшая своей целью «концентрацию живых национальных сил русского национального языка».3

Но сложная жизнь формирующегося языка не укладывалась в дальнейшем своем движении в созданные Ломоносовым рамки.

«Народная <...> диалектальная струя в общественно-бытовом обиходе была так широка и сильна, что ее не могли остановить преграды среднего и простого стиля, как не остановили потом в конце XVIII и начале XIX века запруды карамзинского языка».4

Окончательное разрешение проблемы синтеза народного языка, элементов церковно-книжной языковой системы и ассимилированных лексико-стилистических западноевропейских элементов нашло, как известно, свое осуществление лишь в первой трети XIX в. в творчестве Пушкина.

Что же касается комедийного жанра, то уже в первой четверти XIX в. исключительно полное и совершенное выражение этот синтез получил в комедии Грибоедова «Горе от ума».

Произведенное комедией впечатление, влияние, оказанное ею на современные стили литературной речи в обстановке сложной языковой полемики начала XIX в., было тем сильнее, чем резче ощущалось решительное отклонение автора от консервативных в той или иной мере литературных традиций, в частности от языковых традиций комедийного жанра.5

В. Г. Белинский писал, что комедия «наделала ужасного шума, всех удивила, возбудила негодование и ненависть во всех, занимающихся литературой ex officio, и во всем старом поколении».6 Обилие элементов просторечия и народной лексики в комедии «Горе от ума», нарушавшее господствующие традиции, бесспорно являлось в известной мере продолжением основной в процессе

- 87 -

формирования литературного языка исторической тенденции, обнаруживаемой в той или иной степени у целого ряда литературных деятелей — предшественников и современников Грибоедова.7

Но в комедии Грибоедова тенденция эта впервые проявлена с исключительной силой и границы ее осуществления раздвинуты необыкновенно широко в направлении подлинно реалистического воспроизведения различных стилей бытовой речи московского образованного общества 20-х годов прошлого столетия. Элементы народной лексики, народный колорит устной речи (свойственные ранее языку комедийного жанра лишь в некоторой, весьма ограниченной, степени) в «Горе от ума» выступают как естественная основа разговорного словоупотребления, с яркостью и убедительностью, не имеющими примеров.

Обратимся к сопоставлениям.

Сравнивая лексику «Горя от ума» с языком драматических произведений предшественников и современников Грибоедова от Капниста и Фонвизина до Шаховского и Хмельницкого, мы устанавливаем много общего в области использования просторечия и народной лексики.

В приведенных ниже примерах, взятых из произведений Фонвизина, отмечены указанные лексические элементы, употребляющиеся в аналогичном значении в языке «Горя от ума»:8

Ан * уж ты давно и сюда вытти изволил.

(«Недоросль», IV, 8)

Я это и  давеча * приметил.

(«Недоросль», IV, 5)

Добро,* Иван! Будет то время, что ты и не так кобениться станешь.

(«Бригадир», II, 7)

Со двора  долой *!

(«Бригадир», V, 4)

Да  коли ** играть, так все раздай (карты).

(«Бригадир», IV, 3)

- 88 -

Так ты  небось* и нашим сухарям рад будешь.

(«Бригадир», V, 1)

Не взвидела света божьего!

(«Бригадир», IV, 2)

Неужто ** ты ей докладываться станешь?

(«Недоросль», I, 7)

Тьфу, какая  пропасть!

(«Бригадир», III, 2)

Чай, что прибрали.

(«Недоросль», V, 5)

Число подобных лексических параллелей можно было бы значительно увеличить, однако следует помнить, что такого рода элементы просторечия и народной лексики встречаются в языке весьма ограниченной группы персонажей пьес Фонвизина.

Вот, например, как объясняется центральный «положительный» персонаж комедии «Недоросль» Стародум: «Я крайне любопытен знать, в чем же полагаете вы прямую неустрашимость <...> Вы прямую неустрашимость полагаете в военачальнике. Свойственна ли она другим состояниям?» («Недоросль», IV, 6).

Таким же стилем говорят в комедии «Недоросль» Правдин, Милон, Софья. Реализм языка комедии Фонвизина ограничен сатирической целеустремленностью авторской бытовой живописи, и целый ряд элементов живой разговорной лексики (например, вульгаризмы в языке г-жи Простаковой) едва ли не следует рассматривать как момент стилизации, преследующий обличительно-дидактические цели.

Немало любопытных параллелей языку «Горя от ума» в области народно-просторечной лексики и живой разговорной фразеологии можно найти в пьесах А. А. Шаховского, известное влияние которого на Грибоедова весьма ощутимо.

Вот несколько примеров, взятых из комедии «Урок кокеткам, или Липецкие воды».9

Я знала наперед, Что это не по вас (I, 2).		И знаю наперед, Что вам понравится (70).
Изрыскать целый свет (I, 4).		Обрыскал свет; не хочешь ли жениться? (33)
Легко ль тащиться В дормезе		Легко ли в шестьдесят пять лет
по грязи смертельных десять дней (IV, 1).		Тащиться мне к тебе, племянница, мученье! (78)

Подобные аналогии встречаются довольно часто, однако и тут, как и в комедиях Фонвизина, разговорно-бытовой стиль речи то

- 89 -

и дело сменяется искусственно-книжным, бесконечно далеким от грибоедовского реализма:

Полковник Пронский

                                       И думать тяжело,
Что мы, когда наш дух вселенной прославляем,
Прекрасный свой язык бесстыдно презираем
И видеть не хотим, влечет какое зло
К нам в нравы и сердца чужое воспитанье (III, 8).

Несколько подробнее остановимся на Крылове, басенная лексика которого изобилует элементами народной языковой стихии и просторечия и потому должна дать особенно обширный материал для сопоставления с языком «Горя от ума».

Приведем случаи лексических совпадений в языке комедии Грибоедова и басен Крылова:

Авось («Мыши»), ом («Совет мышей»; «Волк и Лисица», вар.), вздор («Свинья»), взманить («Вороненок»), горазд («Фортуна в гостях»), дивить — в значении: удивлять, изумлять10 («Муравей»), диво («Два голубя»), дирать («Мор зверей»), дичь — в значении: нелепость, чепуха («Парнас»), долой («Крестьянин и медведь»), малый — в значении существительного с последующим определением («Разбойник и извозчик»), мастерица — в значении: способная к какой-либо работе («Лиса-строитель»), небылица («Хмель»), невзначай («Охотник»), ништо («Осел и мужик»), полымя («Ягненок»), причуда («Орел и куры»), прытче («Тень и человек»), петь — в значении: говорить продолжительно, поучая кого-либо («Кот и повар»), рыскать («Волк и лиса» и др.), спесь («Мор зверей»), тьма — в значении: множество («Напраслина»), чванство («Муравей»), честить — в значении: бранить («Гуси»).

Обилие такого рода совпадений служит основанием часто повторяющегося в литературе заключения о том, что Грибоедов является непосредственным продолжателем крыловской традиции народности языка, что Грибоедов — «ученик Крылова».11

При всей справедливости этого вывода необходимо помнить, что преемственность эта имеет место лишь в отношении басенной лексики Крылова (т. е. жанра наиболее нейтрального в процессе создания норм литературного выражения). В произведениях же Крылова-драматурга мы опять-таки найдем лишь весьма ограниченное количество элементов народно-просторечной лексики, и реализм разговорной речи персонажей крыловских пьес только отдаленно может напомнить красочный, полный жизненной правды язык действующих лиц грибоедовской комедии.

Вот как разговаривает, например, дворянин Велькаров («Урок дочкам»), восстающий против подражания французскому и любви к французскому языку: «Есть случаи, где знание языков употребить и нужно и полезно. Но русскому с русским, кажется, всего приличнее говорить отечественным языком, которого, благодаря истинному просвещению, зачинают переставать стыдиться» (I, 6).

- 90 -

Сопоставим стиль этого высказывания с близким по тематике отрывком из монолога Чацкого в действии III:

Воскреснем ли когда от чужевластья мод?
                  Чтоб умный, бодрый наш народ,
Хотя по языку нас не считал за немцев.
«Как европейское поставить в параллель
                   С национальным, странно что-то!
Ну как перевести мадам и мадмуазель?
Ужли сударыня!!» — забормотал мне кто-то... (94)

В свете приведенных выше сопоставлений отчетливо выступает полнота реалистического воспроизведения живых разговорных стилей речи, отличающая комедию Грибоедова от других современных и предшествующих «Горю от ума» произведений комедийного жанра.

«Не знаю, кто-то в „Сыне отечества“ сказал, что до Грибоедова мы не имели в комедии разговорного слога, — писал В. Ф. Одоевский в статье «Замечания на суждения Мих. Дмитриева о комедии „Горе от ума“», — ...эта мысль совершенно справедлива: до Грибоедова слог наших комедий был слепком слога французских; натянутые, выглаженные фразы, заключенные в шестистопных стихах, приправленные именами Милонов и Милен, заставляли почитать даже оригинальные комедии переводными <...> у одного г-на Грибоедова мы находим непринужденный, легкий, совершенно такой язык, каким говорят у нас в обществах, у него одного в слоге каждом находим мы колорит русский».12

Приведя в восхищение тех читателей, которые не чуждались просторечия и «простонародности», реализм языка «Горя от ума» возмутил и задел многих консерваторов в области литературного словоупотребления.

«... консервативным писателям карамзинской школы, — пишет В. В. Виноградов, — казались „низкими“, „площадными“ такие слова, как <...> фу пропасть, враки, бред...»13 И. И. Дмитриев, например, «площадными» считал слова: аль, словно, коли и др.14

Известные круги русского образованного барства, широко используя в быту насыщенную просторечиями народную речь, тщательно отгораживались от «подлого» употребления, когда дело касалось языка литературных произведений. Явление это — непосредственное выражение того исконного разрыва между стилями устной и письменной речи в языке господствующих классов, о котором еще в XVII в. писал в своей грамматике Лудольф.15

«Многие русские государственные люди, — сообщает И. С. Аксаков, — превосходно излагавшие свои мнения по-французски, писали

- 91 -

по-русски самым неуклюжим, варварским образом, точно съезжали с торной дороги на жесткие глыбы только что поднятой нивы. Но часто одновременно с чистейшим французским жаргоном <...> из одних и тех же уст можно было услышать живую, почти простонародную, идиоматическую речь, более народную во всяком случае, чем наша настоящая книжная или разговорная. Разумеется, такая устная речь служила чаще для сношений с крепостною прислугою и с низшими слоями общества, — но тем не менее эта грубая противоположность, эта резкая бытовая черта <...> объясняет многое и очень многое в истории нашей литературы и нашего народного самосознания».16

Комедия Грибоедова не только нарушала запрет на «низкие», «площадные» речевые элементы в сфере литературного выражения, но и решительно отбрасывала традицию книжной чопорности, более или менее обычной при литературном воспроизведении разговорных стилей речи образованного общества, подчеркивая их полную зависимость от столь презираемого пуристами просторечно-простонародного словоупотребления. Может быть, именно это обстоятельство и лежало в первую очередь в основе нападок на язык «Горя от ума» в журнальной дискуссии 1825 г.?

Как бы то ни было, «низкие», «площадные» слова типа кажись коли, тьфу, пропасть, бред и т. п., столь не нравившиеся И. И. Дмитриеву и другим ревнителям «чистоты» русского языка, в разговорных стилях речи самых различных слоев этого образованного общества были широко распространены.

Обратимся к сопоставлениям языка комедии «Горе от ума» с языком частных писем современников Чацкого и Фамусова. Софьи и Хлестовой, — писем, которые полнее всякого литературного произведения отражали нормы живой разговорной речи.

Приведем ряд примеров, содержащих некоторые разговорные просторечно-народные лексические элементы, встречающиеся в языке действующих лиц комедии:

Попытаюсь толкнуться ко вратам цензуры <...> Авось пролезем.

(Из письма А. С. Пушкина Л. С. Пушкину от 13 июня 1824 г.)17

Он в карман, ан денег нет.

(Из записной книжки П. А. Вяземского)18

Не напечатать ли в конце  «Воспоминания в Царском селе» — ась?

(Из письма А. С. Пушкина Л. С. Пушкину от 27 марта 1825 г.)19

Совсем умирал, — глядь, опять посвежел.

Из писем М. И. Римской-Корсаковой)20

- 92 -

Давеча поутру я  <...> прочитал написанное.

(Из письма В. А. Жуковского А. И. Тургеневу от 4 августа 1815 г.)21

Он, каналья, лжет на меня <...> добро!

(Из письма А. С. Пушкина Л. С. Пушкину от конца февраля 1825 г.)22

Дмитриев иногда клеймил умствования и притязания заносчивой молодежи шуточным прозванием завиральных идей.

(Из статьи П. А. Вяземского «И. И. Дмитриев»)23

... покудова Давыдов еще не уехал.

(Из письма А. С. Грибоедова П. А. Вяземскому от мая 1824 г. — 3, 153)

Угрюмая  рожа моя всегда хорошо изображала чувства.

(Из письма А. П. Ермолова А. А. Закревскому от 12 октября 1817 г.)24

При первом удобном и верном случае я ей буду писать; теперича я тороплюсь.

(Из письма Д. С. Дохтурова жене от 17 октября 1813 г.)25

Таскалась за 100 верст в деревню.

(Из письма А. С. Небольсиной М. А. Волковой от 1 января 1813 г.)26

Итак, возвращаюсь  туды, откуда начал.

(Из письма А. М. Кутузова кн. Н. Н. Трубецкому 1791 г.)27

Я чай, ты по-польски так и режешь.

(Из письма М. И. Римской-Корсаковой сыну)28

Тебе стоит  черкнуть два раза пером  <...> Черкни же.

(Из письма В. А. Жуковского А. И. Тургеневу 1816 г.)29

Реализм языка комедии отнюдь не ограничивается, разумеется, широким использованием элементов разговорно-бытовой, просторечной лексики; его характеризует необыкновенно полное и яркое отражение семантико-фразеологической специфики разговорных стилей речи, их идиоматичности, восходящей непосредственно к народному словоупотреблению.

- 93 -

Вот несколько примеров сравнительно нейтральных лексических элементов (встречающихся в комедии) в характерном и частом семантико-фразеологическом употреблении современников Грибоедова:

Врать (болтать, говорить пустяки)

Попроси его обо мне ничего не врать.

(Из письма А. С. Пушкина Л. С. Пушкину от 22— 23 апреля 1825 г.)30

   Зачем, (почему)

 Зачем не утопился мой пленник вслед за черкешенкой?

(Из письма А. С. Пушкина В. П. Горчакову от октября—ноября 1822 г.)31

Куча (множество)

Карет куча, а знакомых почти нет.

(Из писем М. И. Римской-Корсаковой)32

         Надутый (об отличительной черте чьего-либо характера)

Какое площадное невежество, вместе с самым  надутым педантизмом

(Запись в дневнике В. К. Кюхельбекера от 12 июля 1832 г.)33

 Не можно (нельзя)

Не можно и подумать без смеха...

(Из письма А. М. Кутузова кн. Н. Н. Трубецкому 1791 г.)34

По-пустому (напрасно)

Не хлопочи  по-пустому.

(Из письма Е. А. Энгельгардта В. К. Кюхельбекеру от 1 сентября 1823 г.)35

        Расчесть (рассчитать; обдумав, прийти к решению)

Разочли, что письмы их мне не нужны.

(Из письма А. С. Пушкина Н. И. Гречу от 21 сентября 1821 г.)36

     Страх  (очень)

Он мне страх полюбился <...> страх люблю!

(Из писем М. И. Римской-Корсаковой)37

Сходнее (удобнее, лучше)

Сходнее нам в Азии писать по оказии.

(Из письма А. С. Пушкина П. А. Вяземскому от 20 декабря 1823 г.)38

- 94 -

Еще несколько сопоставлений:

Ты спрашиваешь, какая цель у Цыганов. Вот на! (Из письма А. С. Пушкина В. А. Жуковскому от конца апреля 1825 г.)39		С ума сошел!.. Ей кажется, вот на! (83)
Так уж балы надоели, что мочи нет. (Из писем М. И. Римской-Корсаковой)40		Мы мочи нет друг другу надоели (23).
Кажется, нас не прибудет  ни на волос. (Из писем М. И. Римской-Корсаковой)41		Ни на волос любви! куда как хороши! (23)
И так <...> они древнюю столицу сделали, что в грош ее  не поставили. (Из писем М. И. Римской-Корсаковой)42		Она  не ставит в грош его (61).

Реализм языка комедии «Горе от ума» характеризуется также дифференциацией лексики, подчеркивающей стилистико-фразеологические особенности речи отдельных действующих лиц.43

Так, элементы книжной лексики находим главным образом в языке Чацкого (алчущий, благонравный, блажен, воздержатъ, воссылать, вперить, издревле, перст, размыслить, рушитель, слабодушие, уничижение, чужевластье и т. д.), реже — Софьи и Репетилова (взыскательный, разительный) и совсем редко в языке остальных действующих лиц комедии.

Эти книжные элементы, видимо, были в известной степени присущи языку той части передовой образованной молодежи 20-х годов прошлого столетия, которая в своих языковых взглядах близка была к тенденции строить нормы литературного выражения на основе сочетания двух «словесностей»: церковно-славянской и народной.44

Тенденции этой (в которой причудливо переплетались консерватизм Шишкова и либеральные воззрения ряда декабристов, следовавших в этом вопросе за Радищевым) придерживался, как известно, и сам Грибоедов.45 Впрочем, эта тенденция находила проявление преимущественно в литературных стилях речи (ср., например, уничиженье — у Рылеева («К временщику»), вперить

- 95 -

— у Одоевского («Бал») и т. д.) и в меньшей степени в эпистолярных жанрах и речи разговорной (взыскательный — в показаниях Кюхельбекера следственной комиссии,46 разительный — в его же дневнике 1832 г.47 и т. д.).

Следует отметить, что в отличие от специфически архаической окраски, которая характерна для указанных книжных элементов лексики в предшествовавших и современных «Горю от ума» литературных произведениях (в том числе, например, и в стихотворениях самого Грибоедова), элементы эти в языке действующих лиц комедии ни на секунду не производят впечатление искусственности, ассимилируясь с общей критической или торжественной окраской в целом.

Так, типичны для служаки-офицера аракчеевских времен встречающиеся в языке Скалозуба словечки, иногда иноязычного происхождения: дистанция, ирритация и т. п. (ср., например, в письме Д. С. Дохтурова жене от 20 сентября 1812 г.: «...дирекцию мы взяли по Калужской дороге»;48 у него же: коализия, сюрпринировать и др.).

Сопоставление ранней редакции комедии (рукописи, хранящейся в ГИМ) с позднейшими списками дает много интересных примеров того, как тщательно автор, стремясь к реализму, передаче непринужденности и свободы разговорного языка, освобождался от лишних, отяжелявших речь книжных элементов.

Вот одно из таких сопоставлений:

Музейный автограф		Жандровский список
Но боже мой! кого вы поискали!		А вы! о боже мой! кого себе избрали?
Когда размыслю я, кого вы предпочли!		Когда подумаю, кого вы предпочли!
За что меня вы завлекли,		Зачем меня надеждой завлекли?
Повергли в бездну зол, мученья и печали! (239)		Зачем мне прямо не сказали, Что все прошедшее вы обратили в смех?! (118)

Или вот еще пример из ранней редакции: реплика Репетилова, содержавшая несколько необычное сочетание церковно-книжных и чисто народных фонетико-морфологических элементов:

Что это от меня все направляют лыжи!
Куда один, другий туды же (229).49

- 96 -

Реализм и народность языка «Горя от ума», возмутившие, как упоминалось выше, некоторых современных Грибоедову консервативных писателей, вызывали со стороны последних обвинения в грамматической неправильности «слога» комедии.

По поводу этих обвинений высказывается в своем дневнике В. К. Кюхельбекер. «Что такое, — пишет он, — неправильности слога Грибоедова? <...> С одной стороны, опущения союзов, сокращения, подразумевания, с другой — плеоназмы, — словом, именно то, чем разговорный язык отличается от книжного <...> какому-то философу, давнему переселенцу, но все же не афинянину, сказала афинская торговка: „Вы иностранцы“. — „А почему?“ — „Вы говорите слишком правильно; у вас нет тех мнимых неправильностей, тех оборотов и выражений, без которых живой разговорный язык не может обойтись“».50

У нас нет данных для установления перечня всего того, что представлялось критикам «Горя от ума» «грамматическими неправильностями».

Однако представляется уместным дать несколько примеров из писем современников Грибоедова, отражающих ряд фонетико-морфологических и синтаксических черт разговорного языка, примеров, конечно, выборочных и случайных в плане общеграмматической характеристики языка «Горя от ума», которая в задачу автора не входит, но характерных для современного Грибоедову живого разговорного словоупотребления. Вполне возможно, что иные из этих черт, в наше время не встречающиеся, казались и современникам Грибоедова устаревшими или диалектными.

Вот, например, некоторые черты произношения:

      Левон

Перееду через 7 дней в Левонтьевский переулок.

(Из письма Д. А. Валуевой М. А. Волновой от 1 ноября 1812 г.)51

Противуречье

Они редко терпят противуречье.

(Из письма А. С. Пушкина В. Л. Давыдову от июня 1823 г. — июля 1824 г.)52

- 97 -

    Страмница

Ты  острамил меня в нынешней Звезде.

(Из письма А. С. Пушкина А. Бестужеву от 29 июня 1824 г.)53

       Ярмонка

Для нелюдима шум  ярмонки менее заманчив.

(Из письма А. С. Грибоедова А. Всеволожскому от 8 августа 1823 г. — 3, 151)

Вот несколько морфологических особенностей:

Испуга (им. ед.)

Ср.: При нынешней твоей досуге.

(Из письма Е. А. Энгельгардта В. Кюхельбекеру от 5 марта 1823 г.)54

Ср.: Получила твою пакету от управителя.

(Из письма Д. А. Валуевой М. А. Волковой от 27 августа 1813 г.)55

Два (три) дни

Только что два дни начал выезжать.

(Из письма А. И. Татищева М. А. Волковой от 22 августа 1812 г.)56

Наконец, некоторые примеры своеобразных словосочетаний и синтаксических конструкций:

    Очень вижу

Я очень видел, что все собравшиеся не знали прав наследства.

(Из показаний декабриста Цебрикова)57

Быть невоздержну (на язык)

Ср.: Мне случилось когда-то быть влюблену без памяти.

(Из письма А. С. Пушкина А. Бестужеву от 29 июня 1824 г.)58

Ср.: Дом мой цел, но эдак быть запачкану, загажену.

(Из письма М. И. Римской-Корсаковой сыну от 12 ноября 1812 г.)59

Пример галлицизма:

Я полагала Вас далек от Москвы; Я полагаю своих уже в дороге.

(Из письма Д. А. Валуевой М. А. Волковой от 15 октября 1812 г.)60

- 98 -

То обстоятельство, что в комедии Грибоедова с непревзойденной полнотой и совершенством нашел свое отражение разговорный язык московского образованного общества 20-х годов прошлого столетия, в результате произведенных сопоставлений становится, как кажется, несколько более наглядным.

«Ныне в какую книжку ни заглянешь, что ни прочтешь <...> везде мечтания, а натуры ни на волос», — писал Грибоедов (3, 18).

Утверждение этой «натуры», т. е. естественности, жизненности, реализма, в языке русской комедии является величайшей его заслугой.

Но не это одно определяет историческое значение «Горя от ума».

В речах Хлестовой, Фамусова, Лизы и других действующих лиц комедии впервые в 20-х годах с исключительной яркостью раскрылась перед читателями «невиданная доселе беглость и природа разговорного русского языка».61

Эта «невиданная беглость» строилась не на карамзинских салонных нормах литературного выражения, не на «высоких славянских» речениях — она опиралась на бытовое просторечие, вплотную примыкающее к крестьянскому, народному словоупотреблению, народной лексике, фразеологии, идиоматике.

И разошедшаяся в тысячах списков комедия не только утверждала в сознании читателей реализм языка сценических произведений — она открывала перед ними необычайное богатство, гибкость, красочность и выразительность, свойственные русской речи, не оторванной искусственно от своих основных истоков — народной речевой стихии.

Выдвигая эту народную речевую стихию в качестве основы литературного выражения, комедия способствовала тем самым утверждению общенациональных норм литературного языка великого русского народа.

Сноски

Сноски к стр. 85

¹ Сын отечества, 1825, ч. 101, № 10, с. 194.

² Укажем вышедшие в последнее тридцатилетие основные работы, посвященные исследованию языка комедии Грибоедова: Винокур Г. О. «Горе от ума» как памятник русской художественной речи. — Учен. зап. Моск. ун-та, 1948, вып. 128. Тр. кафедры рус. яз., кн. 1 (то же в кн.: Винокур Г. О. Избранные работы по русскому языку. М., 1959); Орлов А. С. Грибоедов (к 150-летию со дня рождения). — В кн.: Орлов А. С. Язык русских писателей. М. — Л., 1948; Ильинская И. О языке писем Грибоедова. — Лит. наследство, т. 47—48. М., 1948; Черных П. Я. Заметки о фамилиях в «Горе от ума». — Докл. и сообщ. филол. фак. Моск. ун-та, вып. 6. М., 1948; Пиксанов И. К. О языке «Горя от ума». — Учен. зап. Ленингр. ун-та, 1955, № 200. Сер. филол. наук, вып. 25; Качурин М. Г., Шнеерсон М. А. Изучение языка писателей XVIII — начала XIX веков. М., 1959, с. 71—105; Шелепина О. Е. Роль и значение А. С. Грибоедова в истории русского литературного языка. Львов, 1963; Волкова Л. П. Антропонимика пьес А. С. Грибоедова и ее особенности. — Тез. докл. XX науч. сессии. Секция филол. наук. Черновицкий ун-т, 1964; Чистяков В. Ф. Проспект разговорной речи персонажей «Горя от ума» А. С. Грибоедова. Воронеж, 1964; Еремина Л. И. Языковая маска и лицо. — Рус. речь, 1972, № 3 <Ред.>.

Сноски к стр. 86

³ Виноградов В. В. Очерки по истории русского языка XVII—XIX вв. М., 1938, с. 97.

⁴ Там же, с. 123.

⁵ Вспомним оживленную журнальную дискуссию, которой было встречено появление комедии в печати.

⁶ Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. 3. М. — Л., 1953, с. 471.

Сноски к стр. 87

⁷ Начиная с Ломоносова, главное достоинство которого Пушкин находил «в счастливом соединении» книжного языка с «языком простонародным», многие писатели XVIII и начала XIX в. (в области комедии главным образом Фонвизин и Крылов) открывали в своих произведениях широкий доступ народной лексике и просторечию.

Языковые традиции так называемых «архаистов» (к которым примыкает сам Грибоедов и к которым близки и многие из его друзей-декабристов) основываются на признании народного языка второй стихией «словесности», скрывающей «в простоте своей самое сладкое для сердца и чувств красноречие» (Шишков А. С. Речь при открытии Беседы. — Чтение в Беседе любителей русского слова, кн. 1. СПб., 1811, с. 37).

⁸ Значком * в приведенных примерах обозначены слова, введенные в словарь 1806—1822 гг. с пометой «просторечие»; значком ** — слова, отнесенные в том же словаре к «простонародному» употреблению.

Сноски к стр. 88

⁹ См.: Шаховской А. А. Соч. СПб., 1898.

Сноски к стр. 89

¹⁰ В комедии «Горе от ума» — подивить, дивиться.

¹¹ Срезневский И. И. Чтение о языке Крылова. — Зап. имп. Акад. наук, т. 14, кн. 2. СПб., 1868, с. 91.

Сноски к стр. 90

¹² Моск. телеграф, 1825, ч. 3, № 10, с. 11

¹³ Виноградов В. В. Очерки по истории русского языка XVII—XIX вв., с. 211.

¹⁴ См.: Дмитриев И. И. Соч., т. 2. СПб., 1893, с. 315.

¹⁵ См.: Ларин Б. А. Русская грамматика Лудольфа 1696 г. Л., 1937, с. 5.

Сноски к стр. 91

¹⁶ Аксаков И. С. Биография Ф. И. Тютчева. М., 1886, с. 10.

¹⁷ Пушкин. Полн. собр. соч., т. 13. М. — Л., 1937, с. 98.

¹⁸ Вяземский П. А. Полн. собр. соч., т. 8. СПб., 1883, с. 146

¹⁹ Пушкин. Полн. собр. соч., т. 13, с. 159.

²⁰ Гершензон М. Грибоедовская Москва. М., 1914, с. 83

Сноски к стр. 92

²¹ Письма В. А. Жуковского к А. И. Тургеневу. М., 1895, с. 151.

²² Пушкин. Полн. собр. соч., т. 13, с. 147.

²³ Вяземский П. А. Полн. собр. соч., т. 7. СПб., 1882, с. 165.

²⁴ Чтения в Обществе истории и древностей российских. М., 1862, с. 229.

²⁵ Рус. арх., 1874, кн. 1, стлб. 1124.

²⁶ Отголоски 1812—1813 годов в письмах к М. А. Волковой. М., 1912, с. 71.

²⁷ Рус. старина, 1896, октябрь, с. 339.

²⁸ Гершензон М. Грибоедовская Москва, с. 49.

²⁹ Письма В. А. Жуковского к А. И. Тургеневу, с. 157.

Сноски к стр. 93

³⁰ Пушкин. Полн. собр. соч., т. 13, с. 163.

³¹ Там же, с. 52.

³² Гершензон М. Грибоедовская Москва, с. 71.

³³ Рус. старина, 1875, август, с. 523.

³⁴ Там же, 1896, октябрь, с. 338.

³⁵ Рус. арх., 1896, июль, с. 373.

³⁶ Пушкин. Полн. собр. соч., т. 13, с. 32.

³⁷ Гершензон М. Грибоедовская Москва, с. 106.

³⁸ Пушкин. Полн. собр. соч., т. 13, с. 82.

Сноски к стр. 94

³⁹ Там же, с. 166.

⁴⁰ Гершензон М. Грибоедовская Москва, с. 68.

⁴¹ Там же, с. 74.

⁴² Там же, с. 16.

⁴³ См. об этом: Пиксанов Н. К. Творческая история «Горя от ума». М. — Л., 1928, с. 162—172; а также: Шаблиовский П. Язык действующих лиц комедии «Горе от ума». — Рус. яз. в сов. школе, 1929, № 4.

⁴⁴ См.: Шишков А. Речь при открытии Беседы, с. 37—39.

⁴⁵ См. в книге Ю. Тынянова «Архаисты и новаторы» о «младших архаистах» (Грибоедов, Катенин, Кюхельбекер).

Сноски к стр. 95

⁴⁶ Восстание декабристов. Материалы, т. 2. М. — Л., 1926, с. 167.

⁴⁷ Рус. старина, 1875, август, с. 494.

⁴⁸ Рус. арх., 1874, кн. 1, стлб. 1102.

⁴⁹ Сопоставление ранней и позднейших редакций «Горя от ума» показывает, что Грибоедов освобождался и от тех лексических элементов, которые, принадлежа всецело разговорному языку, являлись, видимо, арготизмами крайне узкой сферы словоупотребления и потому не удовлетворяли требованиям жизненной правды, типичности разговорной речи; так, например:

Боялся, видишь, он упрёку
За маленький фавёр к родне! .. (228) —

переделано:

За слабость будто бы к родне! (105)

Ср. эту строгость Грибоедова к указанного рода словечкам с обилием их в комедиях Шаховского (например: ридикюльный, фрондер и др.).

Сноски к стр. 96

⁵⁰ Рус. старина, 1875, сентябрь, с. 85.

⁵¹ Отголоски 1812—1813 годов в письмах к М. А. Волковой, с. 50.

⁵² Пушкин. Полн. собр. соч., т. 13, с. 104.

Сноски к стр. 97

⁵³ Там же, с. 100.

⁵⁴ Рус. старина, 1875, июль, с. 367.

⁵⁵ Отголоски 1812—1813 годов в письмах к М. А. Волковой, с. 99.

⁵⁶ Там же, с. 36.

⁵⁷ Восстание декабристов. Документы, т. 1. М. — Л., 1925, с. 325.

⁵⁸ Пушкин. Полн. собр. соч., т. 13, с. 100.

⁵⁹ Гершензон М. Грибоедовская Москва, с. 15.

⁶⁰ Отголоски 1812—1813 годов в письмах к М. Д. Волковой, с. 51

Сноски к стр. 98

⁶¹ Бестужев А. Взгляд на русскую словесность в течение 1824 и начале 1825 годов. — Полярная звезда, карманная книжка на 1825 год. Изд. А. Бестужевым и К. Рылеевым. СПб., 1825.