- III -
А. С. ГРИБОЕДОВ В РУССКОЙ КРИТИКЕ
I
Автор единственного вполне зрелого и завершенного произведения, к тому же не опубликованного целиком при его жизни, Грибоедов приобрел необычайную популярность среди современников и оказал огромное влияние на последующее развитие русской культуры. Вот уже почти полтора столетия живет комедия «Горе от ума», не старея, волнуя и вдохновляя многие поколения, для которых она стала частью их собственной духовной жизни, вошла в их сознание и речь.
Один из самых блестящих деятелей декабризма, Грибоедов в своей комедии с удивительной полнотой и художественной выразительностью высказал то, чем жило его поколение, чем жил он сам. Решительно и беспощадно заклеймил писатель все, что составляло основы самодержавно-крепостнического миропорядка, смело и энергично отстаивал прогрессивные идеалы, за которые боролись лучшие люди из дворян — первые русские революционеры.
Глашатай передовых идей своего времени, Грибоедов сделал важный шаг в развитии самого плодотворного направления в истории русского искусства. Вместе с «Евгением Онегиным» Пушкина «Горе от ума» утвердило реализм в русской литературе, неизмеримо повысило общественное значение искусства в русской жизни. Неоценимо значение вклада, который внес Грибоедов в развитие русского литературного языка.
Становление русского реализма в первые десятилетия XIX века протекало в ожесточенной общественно-литературной борьбе. Грибоедов принимал в ней самое деятельное участие. Его эстетические позиции были своеобразны. Он не следовал ни за Пушкиным, ни за
- IV -
Рылеевым. Грибоедов по-своему отстаивал жизненную правду в искусстве, гражданский пафос, подлинную народность произведений художественного слова. При всем своеобразии своих эстетических позиций автор «Горя от ума» шел в одной шеренге с Пушкиным и литераторами-декабристами.
В 1816 году Грибоедов выступил в «Сыне отечества» со статьей «О разборе вольного перевода Бюргеровой баллады «Ленора», где, защищая от несправедливых нападок Гнедича балладу Катенина «Ольга» с ее «грубостью» и «простонародностью», едко высмеял с позиций формировавшейся декабристской эстетики Жуковского и других поклонников сентиментально-элегического стиля. «Бог с ними, с мечтаниями, — восклицал Грибоедов,—ныне в какую книжку не заглянешь, что ни прочтешь, песнь или послание, везде мечтания, а натуры ни на волос». С этой статьей впоследствии солидаризировался Пушкин, отметивший, что именно Грибоедовым «обличена была несправедливость» утверждений Гнедича. Тем же целям борьбы с поэзией «изящных безделок», чуждой общественной жизни, с сентиментально-элегическим стилем служила написанная Грибоедовым совместно с Катениным в 1817 году острозлободневная полемическая комедия «Студент». Орудиями борьбы были в руках писателя и сатирическое стихотворение («Лубочный театр»), и эпиграмма, и памфлет.
Из ранних своих произведений Грибоедов больше всего ценил четыре сцены комедии «Своя семья, или Замужняя невеста», отличающиеся жизненностью и самобытностью содержания (сцены эти были написаны по просьбе А. А. Шаховского, основного автора комедии, и впервые опубликованы в журнале «Сын отечества», 1817, № 48).
Отвечая на замечания Катенина о «Горе от ума», Грибоедов указывал на простоту и ясность плана комедии, на естественность и жизненность ее основного конфликта и диктуемых им положений, на типичность образов как на основы своей поэтики. Решительно отвергая «школьные требования, условия, привычки, бабушкины предания», Грибоедов выше всего ценил в художнике «собственные творческие силы», признавал только искусство, основанное на свободном от стесняющих правил, творческом воспроизведении жизни. «Я как живу, так и пишу свободно и свободно», — говорил он.
С момента появления первых произведений Грибоедова в печати и на сцене они становятся предметом внимания критики, а затем, после опубликования первых отрывков из «Горя от ума»,
- V -
имя автора комедии иа протяжении многих десятилетий оказывается в центре ожесточенной полемики. «Горе от ума» сразу же по своем появлении стало знаменем для одних и объектом ожесточенных нападок для других. Издание комедии, ее постановка на сцене были запрещены цензурой. Но уже с середины 1824 года она в сотнях рукописных копий расходится по стране и становится достоянием широких кругов читателей.
В начале 1825 года вышел из печати альманах «Русская Талия», где были опубликованы сцены из «Горя от ума» (7—10 явления второго и все третье действие). Появление сцен из «Горя от ума» в печати дало повод критикам разных направлений печатно же высказать и свои суждения о комедии, давно уже хорошо им известной в рукописи. В течение всего 1825 года, вплоть до событий 14 декабря, не стихали ожесточенные журнальные бои. Даже самые ярые противники «Горя от ума» с удивлением констатировали, что комедия произвела такой шум в журналах, какого не производили ни «Недоросль», ни «Ябеда» (А. Писарев).
Затем на протяжении всего XIX и начала XX века, на всех основных этапах общественно-литературной борьбы в полемике вокруг комедии Грибоедова участвовали критики самых различных направлений. В ходе этой полемики обсуждались важнейшие проблемы общественной жизни, и в частности важнейшие вопросы развития литературы. Так же как произведения Пушкина, Лермонтова, Гоголя, «Горе от ума» не только было объектом многочисленных критических оценок, но и само оказало чрезвычайно большое влияние на развитие прогрессивной критической мысли, на формирование ее основных принципов и эстетических критериев.
История борьбы вокруг «Горя от ума» сложна и противоречива. Чтобы верно понять смысл тех или иных критических высказываний, необходимо подходить к ним конкретно-исторически, учитывая в каждом случае все обстоятельства, с ними связанные.
Первую попытку собрать и систематизировать критические материалы о «Горе от ума» предпринял Е. Серчевский. Он перепечатал в своем известном издании «А. С. Грибоедов и его сочинения» (СПб., 1858) многие важнейшие статьи и рецензии, появившиеся в период с 1825 по 1857 год. Но публикация Серчевского весьма неполна, во многих статьях сделаны произвольные сокращения, допущены многочисленные ошибки. В основу отбора и систематизации материала Серчевский положил чисто внешние признаки; осмысление публикуемого материала в его издании полностью отсутствует. В 1905 году обзор основных высказываний критики о Грибоедове
- VI -
был сделан А. А. Блоком в работе «Очерк литературы о Грибоедове» (впервые опубликован в Собрании сочинений А. Блока, т. 11, Издательство писателей в Ленинграде, стр. 81—130). Наиболее подробный критико-библиографическнй обзор работ о «Горе от ума» составлен Н. К. Пиксановым и опубликован в 1913 году в Примечаниях ко второму тому Полного собрания сочинений Грибоедова, изданного Академией наук. Обзор Н. К. Пиксанова явился первой попыткой освещения всего процесса литературно-критической борьбы вокруг комедии Грибоедова. Однако борьба эта рассматривается здесь без должного учета сложности развития общественной жизни в России; материал систематизирован в большей степени по внешним признакам, чем по своему внутреннему содержанию; многие оценки автора обзора ныне устарели.
В исследованиях о Грибоедове советских литературоведов — Н. К. Пиксанова, М. В. Нечкиной, В. Н. Орлова — вопросам оценки творчества писателя современной ему и последующей критикой уделено немало внимания. Но специальной работы, которая дала бы анализ всей критической литературы о Грибоедове на русском языке, пока еще нет.
В настоящем издании объединено все наиболее значительное из написанного о Грибоедове в критике почти за полтора столетия. В некоторых статьях, включаемых в сборник, содержатся и устаревшие и ошибочные, как это очевидно теперь, суждения. Наш читатель несомненно сумеет отделить в предлагаемых его вниманию статьях верное, сохраняющее и поныне свое значение, от того, что представляет сейчас лишь исторический интерес.
II
Первым печатным высказыванием о «Горе от ума» явился отзыв Н. А. Полевого в его рецензии на альманах «Русская Талия», в котором были впервые напечатаны отрывки из комедии. Отзыв Полевого появился в только что основанном им журнале «Московский телеграф», занимавшем прогрессивные позиции в журналистике тех лет. «Еще ни в одной русской комедии не находим мы таких острых новых мыслей и таких живых картин общества, какие находим в комедии «Горе от ума», — писал Полевой. — Загорецкий, Наталья Дмитриевна, князь Тугоуховский, Хлестова, Скалозуб списаны мастерскою кистью. Смеем надеяться, что читавшие отрывки позволят нам от лица всех просить г. Грибоедова издать всю комедию...».
- VII -
Высоко оценив комедию, Полевой указал на ее злободневность, верность действительности, типичность ее образов. 1
Отзыв Полевого вызвал резкие возражения со стороны рутинерского «Вестника Европы». В мартовской книжке этого журнала за 1825 год (№ 6, стр. 109—123) были напечатаны «Замечания на суждения «Телеграфа», принадлежавшие перу второстепенного писателя и критика реакционного направления М. А. Дмитриева. Здесь раздраженно и бездоказательно утверждалось, что Грибоедов «не совсем попал на нравы того общества, которое вздумал описывать». Чтобы обосновать свое осуждение «Горя от ума», как произведения, неверно обрисовывающего русскую действительность и неоригинального, Дмитриев, искажая факты, пытался указать литературные образцы, сколком с которых является якобы комедия.
Наиболее яростным нападкам со стороны критика «Вестника Европы» подвергся образ Чацкого. И это не случайно. Ведь именно Чацкий явился в комедии Грибоедова глашатаем идей декабризма. Анализируя этот образ, Дмитриев не пожалел черной краски, чтобы дискредитировать, развенчать Чацкого, представить его поведение нелепым, ни с чем несообразным. Чацкий, в истолковании М. Дмитриева, — «сумасброд», «человек, который злословит и говорит все, что ни придет в голову», «он не находит другого разговора, кроме ругательств и насмешек». Разделяя взгляды и вкусы Фамусова и его гостей, Дмитриев восклицает: «Итак, мудрено ли, что от такого лица (как Чацкий. — А. Г.) разбегутся и примут его за сумасшедшего?» Неосновательно придираясь к отдельным стихам и выражениям из опубликованных в «Русской Талии» сцен комедии, Дмитриев называет ее язык «жестким, неровным и неправильным» и, в противоположность мнению Полевого, заявляет: «Лучше просить автора не издавать ее (комедию. — А. Г.), пока не переменит главного характера и не исправит слога».
Статья Дмитриева вызвала бурю негодования в среде передовых русских литераторов — писателей-декабристов и их единомышленников. На нападки «марателя Дмитриева» ответил, в частности, выдающийся деятель декабристской литературы, один из предшественников Белинского в истории русской критики, А. А. Бестужев-Марлинский, — ответил в обзоре «Взгляд на русскую словесность
- VIII -
в течение 1824 и начале 1825 годов» (альманах «Полярная звезда» на 1825 год, стр. 16—18).
Тонко высмеяв в своем обзоре М. Дмитриева как драматурга, автора бездарного Пролога на открытие московского Большого театра «Торжество муз»,1 Бестужев непосредственно после оценки дмитриевского «творения» переходит к комедии Грибоедова, Он решительно заявляет, что в «Горе от ума» воспроизведена сама жизнь, что это «живая картина московских нравов» и именно поэтому те, кто как в зеркале узнает себя в ней, с такой злобой ополчаются на комедию. Отмечая самобытный, новаторский характер «Горя от ума» как произведения, свободного от какой бы то ни было подражательности, Бестужев указывает, что по этой-то причине комедия оказывается не по вкусу людям, «привычным даже забавляться по французской систематике». Противников «Горя от ума» Бестужев обвиняет в косности и отсутствии вкуса. «Будущее оценит достойно сию комедию и поставит ее в число первых творений народных», — пророчески заключает Бестужев свой отзыв.
Вскоре после Бестужева в защиту «Горя от ума» выступил с большой статьей «Мои мысли о замечаниях г. Мих. Дмитриева на комедию «Горе от ума» и о характере Чацкого» и такой выдающийся критик декабристского лагеря, как О. М. Сомов — близкий друг А. А. Бестужева и К. Ф. Рылеева (статья в журнале «Сын отечества», 1835, № 10, стр. 177—195). 2
Теснимая цензурой декабристская критика не имела возможности говорить полным голосом, в особенности о произведении, разрешенном к опубликованию лишь в отрывках. Но тем не менее
- IX -
именно декабристской критикой был впервые поставлен ряд важнейших вопросов изучения «Горя от ума». И здесь значительная роль принадлежит О. М. Сомову.
Веско, доказательно отметает Сомов в своей статье нападки Дмитриева. Он объясняет их тем, что критик «Вестника Европы» стремится отстоять интересы своего «прихода». Так же как и А. Бестужев, Сомов говорит, что «Горе от ума» — «живая картина живого общества» и что даже «весьма разборчивые судьи», если они только подходят к комедии Грибоедова беспристрастно, «находят... целую картину весьма верною... нравы общества схваченными с природы». «В доказательствах не было бы недостатка, но они завлекли бы меня слишком далеко», — многозначительно добавляет Сомов. Решительно возражает критик против попыток подойти к «Горю от ума» с «обыкновенной французской меркой». Сомов подчеркивает новаторство Грибоедова-драматурга.
Интересно и убедительно анализирует Сомов образ Чацкого, подвергшийся особенно яростной атаке Дмитриева. Сомов отмечает, что в лице Чацкого Грибоедов показал «умного, пылкого и доброго молодого человека» с «чувствами благородными и душою возвышенной». Чацкий — живой человек, а не «существо заоблачное», он пылок, страстен, нетерпелив и действует в комедии в полном соответствии со своим характером. Чацкий сам понимает, сочувственно говорит Сомов, что «только напрасно теряет речи», но «он не в силах владеть своим молчанием». Его негодование вырывается наружу «потоком слов колких, но справедливых». Так объясняет критик поведение героя «Горя от ума» в среде людей, которых Дмитриев называл «неглупыми, но необразованными» и которых, по мнению Сомова, следует называть «набитыми предрассудками и закоснелыми в своем невежестве» или даже прямо «порочными». Утверждение Дмитриева, что автор не дал Чацкому «надлежащей... противоположности» с обществом Фамусовых, Сомов отвергает, заявляя, что «противоположность между Чацким и окружающими его весьма ощутительна».
Дмитриев говорил о «бранчивости» патриотизма Чацкого. Для критика декабристского лагеря Чацкий — патриот в самом высоком смысле этого слова. Он «и прежде и после путешествия, — говорит Сомов, — питает пламенную любовь к родине, уважение к народу и только сердится и негодует на грубую закоснелость, жалкие предрассудки и смешную страсть к подражанию чужеземцам — не всех вообще русских, а людей некоторой касты».
Сомов говорит и о несостоятельности придирок Дмитриева к языку и стиху «Горя от ума».
- X -
Статьей Сомова полемика не закончилась. Реакционеры явно не желали сдавать свои позиции. В помощь Дмитриеву против Сомова выступил водевилист А. И. Писарев. Он поместил в майской книжке того же «Вестника Европы» (№ 10, стр. 108—121) статью «Несколько слов о мыслях одного критика и о комедии «Горе от ума». Пародируя имя и фамилию Ореста Сомова, Писарев подписался Пиладом Белугиным.
Наполненная развязными, плоскими остротами, статья А. Писарева в основном повторяет суждения Дмитриева, не делая их хоть в чем-нибудь более убедительными. Вслед за Дмитриевым Писарев вновь обвиняет Грибоедова в том, что тот отступает от «правил», что «во всей пьесе нет необходимости, стало, нет и завязки, а потому не может быть и действия». По его мнению, Сомов хвалит «Горе от ума» только потому, что он «одного прихода с автором».
Одновременно со статьей Писарева появились в журнале «Московский телеграф» «Замечания на суждения Мих. Дмитриева о комедии «Горе от ума» В. Ф. Одоевского. Писатель В. Ф. Одоевский, близкий в ту пору к декабристским кругам, издававший вместе с В. К. Кюхельбекером альманах «Мнемозина», еще ранее восторженно отозвался в этом альманахе о «Горе от ума» (ч. IV, стр. 232, заметка от издателей). Теперь, в ответ на придирки одного из «привязчивых говорунов» (так Одоевский именовал зоилов гениальной комедии), он напечатал свои «Замечания». Эта пылкая, острополемическая статья, как и статья О. М. Сомова, пункт за пунктом опровергает суждения тех, чьи убеждения выразил Дмитриев, и ставит целый ряд важных вопросов.
Жизненная достоверность изображаемого в комедии не вызывает у Одоевского ни малейших сомнений. Верным правде жизни считает он, в частности, и образ Чацкого и именно в связи с анализом этого образа формулирует реалистический, в сущности, принцип обрисовки характеров в драме, одно из своих ярких воплощений получивший у Грибоедова в Чацком.
Горячо и убедительно опровергает Одоевский утверждение Дмитриева о зависимости «Горя от ума» от «Абдеритов» Виланда и «Мизантропа» Мольера. Сопоставляя Чацкого с героем «Мизантропа», Одоевский показывает, что между ними нет ничего общего, и решительно отдает предпочтение Грибоедову перед французским комедиографом, так как, по мнению Одоевского, характер Чацкого развивается с большей внутренней логикой, чем характер героя «Мизантропа».
- XI -
Одоевский вслед за Сомовым указывает на высокие достоинства языка «Горя от ума» и подтверждение этой своей точки зрения видит в том, что «почти все стихи комедии Грибоедова сделались пословицами».
В самом конце 1825 года, накануне восстания декабристов, появилась вторая статья Пилада Белугина, которую М. В. Нечкина справедливо характеризует как «последний лай... из подворотни «Вестника Европы». На этом журнальная полемика 1825 года вокруг «Горя от ума» закончилась.
Ясно, что борьба вокруг комедии Грибоедова, развернувшаяся в 1825 году, отразила собою то самое столкновение враждебных лагерей, которое с такой глубиной и выразительностью обрисовано в «Горе от ума». В ходе этой борьбы критиками декабристского круга было верно определено литературное и общественное значение творческого подвига Грибоедова, были поставлены и решены многие из вопросов, связанных с изучением комедии.
Чтобы обзор оценок «Горя от ума» в декабристской критике был хотя бы относительно полным, необходимо отметить также отзыв о комедии, принадлежащий В. К. Кюхельбекеру. Правда, этот отзыв зафиксирован в «Дневнике» Кюхельбекера в 1833 году и относится ко времени сибирской ссылки поэта, но суждения, содержащиеся в нем, несомненно сложились еще в период полемики 1825 года. Кюхельбекер, очевидно, уже тогда высказывал эти свои суждения: свидетельство тому — хотя бы упомянутая выше заметка от издателей, напечатанная в 1825 году в альманахе «Мнемозина». Заметка написана Одоевским, но опубликована от имени обоих издателей, несомненно, только потому, что Кюхельбекер вполне разделял точку зрения Одоевского на «Горе от ума». В том же 1825 году Кюхельбекер напечатал в «Московском телеграфе» стихотворение «Грибоедову». «Горе от ума» в стихотворении прямо не упоминается, но поэтический дар Грибоедова оценивается необычайно высоко и оценка эта, конечно, не могла не быть связанной в первую очередь с «Горем от ума». Да и из самой записи в «Дневнике» явствует, что Кюхельбекер сформулировал здесь мысли, которые возникли у него еще а 1825 году, и сам характеризует их как возражения на «нападки М. Дмитриева и его клевретов».
Высказывания Кюхельбекера о «Горе от ума» вливаются в общее русло оценок комедии декабристской критикой. Кюхельбекер отмечает, что «Горе от ума» «чуть ли не останется лучшим цветком нашей поэзии от Ломоносова до известного мне времени» (то есть до 1825 года — после этого года идет уже время, узнику Кюхельбекеру «неизвестное»). Кюхельбекер говорит в своих записях
- XII -
о композиции комедии, ее языке и высказывает замечательно тонкие суждения. Утверждения, что в «Горе от ума» нет действия, исходящие от «гг. Дмитриева, Белугина и братии», записывает он, основаны на том, что обвинители опираются на давно устаревшие французские каноны. Грибоедов же создал комедию нового типа, где действие развивается в результате конфликта «антиподов», столкновения и борьбы героя с окружающим его обществом. «Дан Чацкий, даны прочие характеры, они сведены вместе, и показано, какова непременно должна быть встреча этих антиподов, — и только. Это очень просто, но в сей-то именно простоте — новость, смелость, величие...» — говорит Кюхельбекер.
III
Одним из первых непосредственно примыкающих к полемике 1825 года высказываний о «Горе от ума» является отзыв А. С. Пушкина, содержащийся в его письме к А. А. Бестужеву от конца января 1825 года. 1 Несмотря на то, что суждение Пушкина изложено было в частном письме, оно сразу стало достоянием литературных кругов. Произвольно трактуемое, высказывание Пушкина нередко использовалось противниками грибоедовской комедии в своих целях.
Рассматривая отзыв Пушкина 1825 года, следует помнить, что он представляет собою не развернутую характеристику «Горя от ума», а лишь беглые замечания о некоторых особенностях комедии. К тому же, Пушкин прочел тогда «Горе от ума» лишь один раз, и даже неизвестно, целиком ли. Список комедии, по которому Пушкин ознакомился с нею, был привезен в Михайловское 11 января 1825 года Пущиным и им же сразу увезен, так что, когда Пушкин писал свои замечания, он не мог даже перечитать «Горе от ума». Но главное, разумеется, не в этом.
В январе 1825 года Пушкин был особенно занят вопросами теории драмы в связи с работой над «Борисом Годуновым». Свои требования к драме Пушкин в течение 1825 года неоднократно высказывал в письмах, заметках, набросках статей. По этим вопросам он полемизировал с друзьями-декабристами, еще во многом отстаивавшими характерные для романтизма представления о задачах драмы.
С исключительным интересом отнесясь к комедии Грибоедова, Пушкин не мог одобрить в ней прямого изложения устами героя
- XIII -
взглядов автора, как это имело место и во многих романтических произведениях декабристов. Подобная черта комедии не могла не быть воспринята Пушкиным как результат недостаточно решительного следования Грибоедова по новому пути — по пути построения реалистической драмы, где герои были бы совершенно освобождены от задания излагать политическую программу автора другим персонажам и зрителю. Поэтому-то и не увидел Пушкин конкретно-исторического содержания в характере Чацкого, не разглядел достаточно точного отражения в нем раннего этапа развития декабристского движения в России. И ему показалось неестественным, что Чацкий «мечет бисер перед Репетиловыми и тому подоб.». При этом общая оценка Пушкиным «Горя от ума» была весьма высокой. Он нашел в комедии «превосходные» образы, «черты истинно комического гения», верность действительности, смелое новаторство. Именно Пушкин пророчески предсказал, что из стихов «Горя от ума» «половина — должны войти в пословицу».
В «Путешествии в Арзрум во время похода 1829 года», рассказывая о неожиданной встрече в горах Армении с телом «нашего Грибоедова», Пушкин дал необычайно точную и выразительную характеристику судьбы Грибоедова, а о комедии его сказал, что она «произвела неописанное действие и вдруг поставила его наряду с первыми нашими поэтами».
Отношение Пушкина к Грибоедову как к одному из «первых наших поэтов» оказало на последующие оценки «Горя от ума» в русской критике, несомненно, не меньшее влияние, чем его отдельные несогласия с автором комедии.
IV
После 14 декабря в течение нескольких лет критика не упоминала комедии Грибоедова — по той же причине, по какой обходилось молчанием все, что имело отношение к движению декабристов. Но уже в начале 30-х годов, когда вновь с большой остротой ставятся и решаются важнейшие вопросы развития русского искусства — вопросы о романтизме и реализме, о народности и общественной значимости художественной литературы, — критическая мысль вновь настойчиво обращается к «Горю от ума». Используется всякий повод (издание, театральная постановка), для того чтобы высказать суждение о комедии, оценить ее значение для современного литературного процесса.
- XIV -
В 1830—1831 годах несколько содержательных статей и рецензий о «Горе от ума» опубликовал в «Московском телеграфе» В. А. Ушаков — известный в то время писатель и критик.
В статье, вызванной постановкой III акта «Горя от ума» на сцене московского Большого театра 23 мая 1830 года («Московский телеграф», 1830, №№ 11—12), Ушаков правильно определяет историческое значение комедии Грибоедова, причисляя ее к «тем редким явлениям, которые составляют важную эпоху в истории словесности и могут назваться знамениями своего века». Он называет «Горе от ума» «бессмертным творением» и видит лучшее доказательство «высокого достоинства» комедии в ее необычайной популярности, в том, что ее знает чуть ли не наизусть каждый «грамотный россиянин», хотя она не напечатана и не представлена на сцене. Это — «суд целой нации». А если произведение искусства «вполне удовлетворяет потребностям своего века», если оно «восхищает своих современников», продолжает Ушаков, то и «беспристрастное потомство не откажет ему в должной справедливости и в заслуженном уважении». Однако политическая острота «Горя от ума» остается Ушакову чуждой, и это сказывается в его трактовке смысла грибоедовской сатиры и в еще большей мере в истолковании образа Чацкого. Критик видит в Чацком «отважного врага всего того, что противно чести и понятию о истинно хорошем», находит «натуральным» его поведение в доме Фамусова. Но у него пропадает Чацкий — пропагандист нового миропонимания, провозвестник нового века и борец за него. Ушаков называет Чацкого то «нравственным Дон-Кихотом», то мольеровским Альцестом, перенесенным в иную эпоху и в иные края, и это говорит о неспособности критика понять истинное общественное содержание образа Чацкого. Касаясь сценического воплощения «Горя от ума», Ушаков высказывает мысль, которая затем будет развиваться и им самим и рядом критиков в течение многих лет, — о несоответствии актерского исполнения духу и стилю комедии, о неподготовленности актеров, воспитанных на театральных трафаретах, к тому, чтобы раскрыть обрисованные Грибоедовым характеры во всей их самобытности.
На страницах того же «Московского телеграфа» неоднократно высказывался в 30-х годах о «Горе от ума» К. А. Полевой, литератор прогрессивных убеждений.
В статье, опубликованной в № 18 «Телеграфа» за 1833 год, К. Полевой, горячо приветствуя появление первого издания «знаменитой русской комедии», присоединялся к тем критикам 20-х годов, которые отстаивали «дивное произведение Грибоедова» от несправедливых нападок реакционеров.
- XV -
Комедия Грибоедова, говорит К. Полевой, — «произведение своего века и народа», и «главное, что составляет высшее его достоинство, дает ему народность», — это «самобытность, первообразность характеров». Находя в борьбе мира Фамусовых, Молчалиных, Скалозубов, с одной стороны, и мира Чацкого, с другой, основной конфликт пьесы, К. Полевой убедительно доказывает типичность не только Фамусова или Молчалина, но и Чацкого, хотя и не дает при этом изображенным в «Горе от ума» враждебным лагерям четкой политической оценки.
В 1839 году К. А. Полевой предпринял второе издание «Горя от ума», предпослав ему большую статью «О жизни и сочинениях А. С. Грибоедова». Статья эта, собственно, представляет собою первый критико-биографический очерк о Грибоедове. Часть его посвящена изложению биографии писателя (здесь большой интерес представляют воспоминания о Грибоедове самого Полевого), остальное — анализу его творчества, особенно «Горя от ума». Комедия рассматривается в очерке как «вывод целой жизни» драматурга, в связи с чем подробно говорится о возникновении ее замысла, истории создания, основном конфликте и центральных образах. Особенно обстоятельна характеристика Чацкого, в котором критик видит подлинного героя, «лицо, главное по действию и по тому, что на нем отражаются все противоположности», не резонера, а живого человека, действующего сообразно своему положению и характеру. «В Чацком выражено все, чего желал поэт от молодого поколения нашего», — заявляет критик. Он утверждает, что резонера в комедии нет вовсе, его заменяет самое действие. И в этом заключается, по мнению К. Полевого, замечательное новаторство Грибоедова. Утверждение о подлинном новаторстве автора «Горя от ума» — один из основных тезисов этой статьи К. Полевого, как и предыдущих его высказываний о комедии.
На первую постановку всей комедии в московском Большом театре 27 ноября 1831 года отозвался рецензией в первом номере журнала «Европеец» за 1832 год его издатель И. В. Киреевский.
Отмечая успех спектакля у зрителей, несмотря на то, что комедия давно уже была всем известна («нет уезда в Европейской России, нет армейского полка, где бы ее не знали наизусть»), а «актеры играли дурно и ни один из них, не исключая даже г. Щепкина, не понял своей роли», критик указывает на высокие достоинства «Горя от ума» как на основную и даже едва ли не единственную причину этого успеха. Он говорит, что «Горе от ума» с течением времени не утрачивает своей общественной злободневности и остроты, и видит в этом источник силы комедии как произведения искусства.
- XVI -
Однако наиболее радикальных суждений Грибоедова о современной русской жизни, выраженных в «Горе от ума», Киреевский предпочитает не касаться и «откровенность» Чацкого характеризует как «бесполезную» и «молодо-странную». Возражения у Киреевского вызвало грибоедовское «негодование... на нашу любовь к иностранному», и он с неверных позиций истолковал высказывания Чацкого об отношении к иноземному в России.
Той же первой постановкой «Горя от ума» на сцене московского Большого театра в ноябре 1831 года была вызвана и пространная рецензия, опубликованная Н. И. Надеждиным в его журнале «Телескоп» (1831, № 20). Главное внимание в ней уделено постановке комедии, анализу игры актеров, причем рецензент решительно заявляет, что даже исполнители главных ролей — Щепкин и Мочалов — не вполне справились со сценическим воплощением грибоедовских образов, не вполне поняли их. Оценка автором рецензии самой комедии явно противоречива. Признавая историческое значение «Горя от ума», истинность и глубину отдельных образов, он, однако, с явным недоброжелательством называет комедию как драматургическое целое «странным созданием», «сатирической картиной, вставленной в сценические рамы». Критик отрицает присутствие в пьесе Грибоедова драматического действия и пытается доказать, что сцены в ней связаны между собою произвольно, поведение героев, особенно Чацкого (в котором он видит не «живой портрет», а лицо «идеальное»), — неестественно.
С 1834 года в Петербурге начал выходить новый журнал — «Библиотека для чтения». В первом же номере редактор журнала, О. И. Сенковский, счел необходимым посвятить несколько страниц «Горю от ума». Рецензия Сенковского не дает сколько-нибудь развернутой характеристики произведения. Критик, известный своей беспринципностью, предпочел ограничиться общими словами. Однако самый факт внимания Сенковского к «Горю от ума» говорит о том, что с течением времени популярность комедии нисколько не уменьшилась. Недаром Сенковский называл ее в рецензии «народной книгой», признанной всей Россией.
В первом томе «Современника» за 1837 год (после смерти Пушкина издание журнала перешло к П. А. Плетневу) была опубликована большая работа П. А. Вяземского о Фонвизине. В ней содержалось довольно пространное высказывание автора о «Горе о ума». Некоторые замечания критика — в частности, о «расширении» Грибоедовым «границ самого искусства» — и сейчас представляют живой интерес. Но оценка им произведения в целом является тенденциозной и несправедливой.
- XVII -
Еще тогда, когда Вяземский был близок к декабристским кругам и дружеские отношения связывали его с Пушкиным и Грибоедовым, он выказал к «Горю от ума» явно недоброжелательное отношение (выше говорилось о его замечаниях относительно языка комедии, вставленных им в заметку Н. Полевого в «Московском телеграфе»). Теперь же, в середине 30-х годов, когда Вяземским был сделан решительный поворот вправо, он заявлял, что «Горе от ума» — произведение, «в целом не довольно обдуманное, в частях и особенно в слоге часто худо исполненное», лишенное действия, глубины в разработке характеров, естественной связи отдельных явлений и действующих лиц. Чацкого Вяземский решительно отнес к разряду резонеров и в этой связи даже сопоставил его с фонвизинским Стародумом.
«Горе от ума» оказало значительное влияние на формирование взглядов Н. В. Гоголя на драму и театр. Это отчетливо видно уже в статьях Гоголя 30-х годов, особенно той поры, когда писатель работал над «Ревизором». Позже, в статье «В чем же, наконец, существо русской поэзии и в чем ее особенность?» (1846), Гоголь дал развернутую характеристику грибоедовской комедии. В статье этой «Горе от ума» рассматривается в связи с путями развития сатирического направления русской литературы. В комедиях Фонвизина и Грибоедова Гоголь видит вершины этого направления, беспощадно обнажающие «раны и болезни нашего общества». В своем анализе «Горя от ума» Гоголь раскрывает огромное общественное значение комедии, хотя смысл позиции Чацкого остается для него неясным (резкие суждения Чацкого Гоголь называет «крайностью», «излишеством», делающими якобы героя «нетерпимым и даже смешным»). Одобрение Гоголем «Горя от ума» как «истинно общественной комедии», как произведения, какого не было еще «ни у одного из народов», несомненно сыграло свою роль в дальнейшей истории русской драматургии и критической мысли.
V
Важнейшим этапом в освоении наследия Грибоедова русской критикой являются высказывания о «Горе от ума» В. Г. Белинского. Высказывания эти весьма многочисленны и относятся к различным периодам деятельности великого критика.
К сожалению, часто в соответствии с установленной буржуазной наукой традицией, говоря об отношении Белинского к «Горю от ума», имеют в виду исключительно его статью 1839 года и
- XVIII -
совершенно игнорируют крайне важные предшествующие и последующие суждения. Это приводит нередко к односторонним и ошибочным выводам.
«Горе от ума» было хорошо известно Белинскому со студенческих, если не гимназических лет (и не только те сцены, которые были опубликованы в «Русской Талии», но и целиком — из распространявшихся списков). Вместе с произведениями Пушкина оно составило ту основу, на которой формировались эстетические взгляды будущего критика.
Свое отношение к комедии Грибоедова Белинский отчетливо выразил уже в первой своей критической статье — в «Литературных мечтаниях» (1834). Статья эта, будучи идеалистической в своей основе, характеризуется тем не менее историзмом в подходе к литературному процессу. Именно поэтому в «Литературных мечтаниях» получило свое новое освещение творчество Державина, Крылова, Жуковского, Пушкина, Грибоедова. Белинский впервые поставил Грибоедова в ряд крупнейших русских писателей XVIII — начала XIX века, охарактеризовав его как «творца русской комедии... русского театра». «Горе от ума» критик оценил как «первую русскую комедию», «истинную divina comedia», особо отметив в ней значительность темы, обличительную силу юмора, клеймящего все ничтожное и «вырывающегося из души художника в пылу негодования», достоверность характеров — не построенных по схеме, а «снятых с натуры во весь рост, почерпнутых со дна действительной жизни» и возведенных силою художественного гения в «типы», «разговорный слог», столь новый и важный для развития всей русской драматургии, что уже он один составляет «великую заслугу» поэта. Этими особенностями комедии Грибоедова Белинский объяснял тот факт, что, вопреки стараниям цензуры и литературных староверов, она «еще до печати и представления... разлилась по России бурным потоком» и приобрела бессмертие.
Именно в связи с размышлениями о «Горе от ума» возникают у Белинского его страстный гимн театру («Театр!.. Любите ли вы театр так, как я люблю его...»), мечты о «народном, русском театре», где можно было бы «видеть на сцене всю Русь, с ее добром и злом...». Автор «Литературных мечтаний» воспринимает «Горе от ума» как образец обличительно-реалистической комедии.
Высказывания о грибоедовской комедии мы встречаем в статьях и рецензиях Белинского 1835—1836 годов, печатавшихся в «Телескопе» и «Молве». Имя Грибоедова неизменно стоит здесь рядом с именами Крылова, Пушкина, Гоголя. На этого, по его словам, «гениального художника» во многом опирается критик в своей
- XIX -
борьбе за самобытное реалистическое русское искусство. После появления «Миргорода» и «Арабесок» Гоголя, а затем в 1836 году его «Ревизора» Белинский неоднократно сопоставляет комедию Грибоедова с произведениями Гоголя — по их верности действительности, обличительной силе и нравственному влиянию на общество. Далеко не все стороны «Горя от ума» нашли в высказываниях Белинского 1835—1836 годов достаточно полное освещение (особенно это относится к образу Чацкого). Но, взятые вместе, высказывания эти содержат яркую и глубокую оценку гениальной комедии, ее идейного богатства и художественного новаторства, силы ее общественного воздействия.
В 1840 году, в связи с выходом второго подцензурного издания «Горя от ума», Белинский напечатал в «Отечественных записках» большую статью, посвященную комедии. Это одна из крупнейших статей Белинского, относящихся к концу 30-х — началу 40-х годов. Статья писалась летом и осенью 1839 года, то есть в то время, когда критик переживал короткий период «примирения с действительностью». Своеобразие общей позиции Белинского на этом этапе его пути определило собою и оценку в статье комедии Грибоедова. Здесь эта оценка решительно отличается от того, что мы находили в статьях и рецензиях 1834—1836 годов.
Большая часть статьи посвящена общеэстетическим вопросам: трактовке понятий трагического и комического, обоснованию принципов «разделения драматической поэзии на трагедию и комедию не по внешним признакам, а из их сущности», и т. д. Содержащиеся в статье утверждения Белинского глубоко противоречивы, ибо, выдвигая и обосновывая многие важнейшие принципы реализма, критик еще исходит из идеалистического понимания сущности и роли искусства. Эта противоречивость сказывается, в частности, в анализе «Ревизора», занимающем значительную часть статьи и принадлежащем во многом к самым блестящим страницам литературно-критического наследия Белинского.
Обращаясь непосредственно к «Горю от ума» только на последних страницах статьи, критик также оказывается в значительной мере во власти идеалистических представлений. Полагая в это время, что подлинному искусству чуждо обличение, Белинский утверждает, что «Горе от ума» — не комедия в высоком значении этого слова, а сатира и, следовательно, не истинно художественное произведение. Он говорит, что «в комедии нет целого, потому что нет идеи», обличение же не может произвести на свет создание высокого искусства.
- XX -
Особенно резкое осуждение вызывает теперь у Белинского герой, решившийся вступить в конфликт с окружающим его обществом. «Что за глубокий человек Чацкий? — говорит он. — Это просто крикун, фразер, идеальный шут, на каждом шагу профанирующий все святое, о котором говорит... Это новый Дон-Кихот, мальчик на палочке верхом, который воображает, что сидит на лошади... Поэт не шутя хотел изобразить в Чацком идеал глубокого человека в противоречии с обществом, и вышло бог знает что». Одностороння и потому неверна оценка Софьи. Решительно и безоговорочно отвергает Белинский «субъективизм» и «дидактичность» комедии, то, что в ней все время «выглядывает смеющееся лицо самого автора»: всякое выражение в художественном произведении взгляда писателя казалось Белинскому в этот период недопустимым «субъективизмом» и «дидактичностью». Необычайная популярность комедии Грибоедова объясняется в статье лишь отказом драматурга от принципов французского классицизма, разговорностью языка «Горя от ума». Один только раз, да и то мимоходом, указывает Белинский на общественное значение комедии («она была самою злою сатирою на это общество...»), но и здесь сводит это значение к преследованию пережитков «прошедшего», того, что было характерным лишь в XVIII веке.
Однако даже эта статья свидетельствует о глубоком внимании и уважении Белинского к Грибоедову и его комедии. «Горе от ума» есть явление необыкновенное, произведение таланта сильного, могучего», «прекрасное, делающее истинную честь отечественной литературе произведение», «Грибоедов принадлежит к самым могучим проявлениям русского духа...», — заявления такого рода мы не раз встречаем в статье. С восхищением говорит критик о замечательном мастерстве, с которым написаны отдельные сцены, вылеплены характеры, представляющие барскую Москву начала XIX века. Даже характеристика Чацкого — в тех случаях, когда критик рассматривает его не как художественный образ, а как выразителя определенных убеждений, — окрашивается подчас у Белинского в сочувственные тона («Его остроумие вытекает из благородного и энергического негодования против того, что он, справедливо или ошибочно, почитает дурным и унижающим человеческое достоинство, — и потому его остроумие так колко, сильно, и выражается не в каламбурах, а в сарказмах» и т. д.).
«Примирение» Белинского с действительностью было недолгим. На смену ему очень скоро пришло решительное революционное отрицание. Соответственно иными стали у критика и оценки явлений искусства. Уже 11 декабря 1840 года в письме к В. П. Боткину
- XXI -
Белинский резко упрекает себя за ложный взгляд на комедию Грибоедова, за невнимание к ее общественному значению и говорит о «Горе от ума» как о «благороднейшем гуманическом произведении, энергическом (и притом первом) протесте против гнусной расейской действительности...». В середине 40-х годов Белинский намеревался написать новую большую статью о Грибоедове и его комедии. Замысел этот, как и некоторые другие замыслы критика последних лет его жизни, остался не осуществленным. Но во многих статьях и рецензиях, посвященных иным явлениям русской литературы, Белинский обращается к «Горю от ума», освещая комедию с новых идейных позиций и решительно пересматривая свои оценки 1839 года.
Если собрать воедино все сказанное Белинским о Грибоедове в статьях 40-х годов, то складывается довольно полная, обладающая внутренним единством характеристика комедии, в корне отличная от содержащейся в статье 1839 года.
Имя Грибоедова теперь всегда стоит у Белинского в одном ряду с именами великих национальных поэтов, которыми должна гордиться Россия, особенно часто рядом с именем Гоголя. «Ревизор» и «Горе от ума» в равной мере оцениваются как замечательные комедии, созданные русской литературой. Образы Фамусова, Чацкого, Репетилова рассматриваются как образы типические, верно выражающие существенные явления русской жизни.
Развивая в статье «Разделение поэзии на роды и виды» (1841) свою концепцию реалистической обличительной комедии, намеченную еще в «Литературных мечтаниях», Белинский опирается на «Ревизора» и «Горе от ума». Теперь он не только не отрицает, но отстаивает право художника на «субъективность». Прежде всего общественным значением «Горя от ума» критик объясняет его огромную популярность, его бессмертие.
Суждения такого рода повторяются и в обзорах русской литературы 1841 и 1843 годов, и в «Мыслях и заметках о русской литературе» 1845 года, и в статьях о Пушкине, и во многих других статьях и рецензиях Белинского 40-х годов. В статьях о Пушкине Белинский безоговорочно относит «Горе от ума» именно как сатирическое произведение к «превосходным поэтическим созданиям» и говорит о том, что «Горе от ума», вместе с «Евгением Онегиным», «было первым образцом поэтического изображения русской действительности в обширном значении слова. В этом отношении оба эти произведения положили собою основания последующей литературе, были школою, из которой вышли и Лермонтов и Гоголь».
- XXII -
Последняя, итоговая оценка Белинским «Горя от ума» заключена именно в этих строках, а не в более ранней статье периода «примирения». И, рассматривая отношение Белинского к Грибоедову, следует иметь в виду не только статью 1839 года, но и все высказывания более позднего времени, в частности и в особенности — статьи о Пушкине.
VI
Наследие Грибоедова заняло значительное место и в общественно-литературной борьбе 50—60-х годов.
Революционно-демократическая критика этих лет высоко оценила «Горе от ума» и внесла немало нового в осмысление комедии.
А. И. Герцен постоянно обращался к «Горю от ума». Уже в ранних «Записках одного молодого человека» (1840) Герцен указывает на Грибоедова — рядом с Пушкиным — как на наиболее яркое выражение духа 20-х годов, когда «во всем, у всех была бездна надежд, упований, верований горячих и сердечных» и когда «поклонение юной литературе сделалось безусловно». Необычайная популярность «Горя от ума» у современников является в глазах Герцена знамением эпохи. Вместе с именами Пушкина и Рылеева Герцен внес имя Грибоедова в свою знаменитую книгу «О развитии революционных идей в России» (1851), а также в «Письма к будущему другу» (1864). В середине 60-х годов Герцен наиболее полно выразил свое отношение к автору «Горя от ума», свое понимание смысла комедии в известной статье «Новая фаза русской литературы». Показав историческую закономерность преимущественного развития сатирического направления в новой русской литературе, Герцен верно определил место «Горя от ума» в этом направлении. «Горький смех Грибоедова», которому русская литература во многом обязана своими успехами и силой своего общественного влияния, является, по справедливому утверждению Герцена, естественным продолжением сатирического пафоса Кантемира и Фонвизина и предвестием «беспощадной иронии» Гоголя, предвестием не знающего страха и границ «духа отрицания» в творчестве писателей-реалистов 40—60-х годов. Именно творчество Грибоедова начинает собою, по мнению Герцена, ту новую, высшую фазу русской литературы, к которой принадлежат эти писатели. Оценка «Горя от ума» поставлена, таким образом, у Герцена на прочную историческую основу.
По силе влияния на современников Герцен, вслед за некоторыми критиками 30-х годов, сравнивал «Горе от ума» с «Женитьбой
- XXIII -
Фигаро» Бомарше, представление которой во Франции имело, по словам его, «значение государственного переворота». Великую заслугу Грибоедова перед Россией Герцен справедливо усматривал в создании правдивой, беспощадно-обличительной картины нравов высшего, преимущественно московского, общества. Но особое внимание Герцен уделил главному герою «Горя от ума». Характеристика Чацкого, данная в статье «Новая фаза русской литературы», кратка, но необыкновенно выразительна и точна. Для Герцена Чацкий — человек, рожденный эпохой 1812—1825 годов. Его появление на исторической сцене завершает длинную полосу русской жизни, начало которой относится еще ко времени Петра I, и предвещает новый этап еще более решительных, чем начатые Петром, преобразований. Герцен впервые четко определил политическое лицо Чацкого и прямо назвал его декабристом, подчеркнув при этом естественность и закономерность его конфликта с «обществом». В статье «Еще раз Базаров» (1869) Герцен отметил, что Чацкий — единственное отражение типа декабриста в литературе, и охарактеризовал основные черты Чацкого как выразителя декабристских идей. Представляя следующее поколение борцов против самодержавия и крепостничества, Герцен видел в людях типа Чацкого своих непосредственных предшественников. «Чацкий, если б пережил первое поколение, шедшее за 14 декабря в страхе и трепете... через них протянул бы горячую руку нам», — говорил он.
«Горю от ума», и в первую очередь образу Чацкого, посвятил замечательные страницы в своем предисловии к сборнику «Русская потаенная литература» (Лондон, 1861) друг и соратник Герцена, выдающийся революционный поэт и мыслитель Н. П. Огарев. Высказываниями о «Горе от ума» Огарев завершает обзор развития прогрессивной русской поэзии в первой половине 20-х годов. Как и Герцен, он ставит имя Грибоедова рядом с именем Пушкина, называя «Горе от ума» произведением «могучим» и «самобытным», указывая на выражение в нем существеннейших идей декабризма. Огарев показывает, что поглощенность Чацкого «гражданским стремлением и враждою к современному порядку вещей» отнюдь не лишает его образ жизненности, достоверности, а напротив, верно передает характерные особенности целого поколения лучших людей России. Прежде всего образ Чацкого обусловил собою, по Огареву, силу общественного воздействия «Горя от ума», ибо в Чацком сосредоточены «общественное страдание и движение своего времени». Огарев правильно и глубоко определил исторический смысл трагедии передового человека 20-х годов, отметил неразрывность общественного и личного в этой трагедии. Не располагая, однако,
- XXIV -
необходимыми сведениями о Грибоедове в последний период его жизни, Огарев ошибочно считал, что после 14 декабря Грибоедов примирился с существовавшими порядками и потому пришел к гибели своего таланта.
Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов не оставили специальных работ, посвященных Грибоедову, если не считать рецензии Добролюбова «А. С. Грибоедов и его сочинения, изд. Е. Серчевского, СПб., 1858», в которой приветствуется появление первой книги об авторе «Горя от ума», но речь здесь идет, собственно, не о Грибоедове, а исключительно о рецензируемом издании. Однако в сочинениях и Чернышевского и Добролюбова, начиная еще с середины 50-х годов, неоднократно встречаются как цитаты из «Горя от ума», так и высказывания и замечания о комедии, имеющие глубоко принципиальное значение.
Добролюбов постоянно называет имя Грибоедова рядом с именами Пушкина, Лермонтова, Гоголя, говорит о нем как о гордости русской литературы и подчеркивает огромное влияние его комедии на общество. «Выражения Грибоедова из его «Горя от ума» до сих пор звучат из уст всех, кто только читал со смыслом эту комедию, и долго еще будут звучать», — пишет Добролюбов, решительно выступая против тех, кто сомневался в общественной полезности смеха Грибоедова и Гоголя. К Чацкому, однако, критик подошел без достаточного историзма, с мерками и требованиями, которые могли быть применены лишь к людям более позднего времени, и потому оценил его как «идеальное лицо», «греческий хор», объясняющий «недогадливым зрителям, что представленные... глупые люди — действительно глупы». Конкретные условия общественной борьбы в 60-х годах мало способствовали объективности оценки и сатиры догоголевского периода и деятелей дворянского этапа освободительной борьбы.
Н. Г. Чернышевский со студенческих лет считал «Горе от ума» выдающимся драматическим произведением и подчеркивал, что герои его «очень верно сняты с натуры», что они — живые люди и действуют в соответствии со своим характером. В рецензии на Собрание сочинений Пушкина (1856) Чернышевский называл «Горе от ума» «превосходной комедией», говорил о своей искренней любви к ее «благородному автору», отмечал, что Грибоедов «должен разделить с Пушкиным славу преобразователя литературы». В «Очерках гоголевского периода русской литературы» (1855—1856) Чернышевский рассматривает Грибоедова — вместе с Пушкиным — как ближайшего и важнейшего предшественника Гоголя в деле создания того сатирического, критического направления, которое «всегда
- XXV -
составляло самую живую, или, лучше сказать, единственную живую сторону нашей литературы». В «Очерках...» историческое значение «Горя от ума», как и комедий Фонвизина и басен Крылова, освещено несколько односторонне, но общая оценка комедии Грибоедова автором «Очерков...» весьма высока. И Чернышевский справедливо упрекает «блестящую», проникнутую «стремлением к действительности» статью Белинского 1839 года за ее ограниченность «исключительно художественною точкою зрения», за то, что в ней осталось неясным, «какое значение для жизни имеет «Ревизор» и имело «Горе от ума».
Немногочисленны, но весьма интересны и своеобразны высказывания о «Горе от ума», принадлежащие Д. И. Писареву.
Наиболее обстоятельно выразил Писарев свое отношение к комедии Грибоедова в известной статье «Пушкин и Белинский» (1865). Неправомерно противопоставляя Грибоедова Пушкину, столь же неосновательно отождествляя Чацкого с героями романов Тургенева и Герцена, оставляя без внимания многие важнейшие стороны «Горя от ума», Писарев в то же время четко и остро сформулировал мысль о верном и глубоком отражении действительности в комедии Грибоедова, отметил, что автор «Горя от ума» сумел постичь современные общественные отношения и представить их в картине яркой и выразительной. Объясняя фигуру Чацкого во многом неверно, Писарев стремился, однако, найти в нем своего прямого предшественника и учителя. «Мы понимаем, — заявлял он, — что без них не могло бы быть и нас».
Суждения классиков революционно-демократической критики о «Горе от ума» сыграли значительную роль в освещении грибоедовского наследия и оказались впоследствии весьма плодотворными для марксистского литературоведения.
VII
Знаменательным событием в грибоедовской литературе 50—60-х годов явилась статья Ап. Григорьева «По поводу нового издания старой вещи», опубликованная первоначально в 1859 году в радикально-демократическом «Русском слове», а затем, в 1862 году, перепечатанная (в несколько расширенной редакции) во «Времени».
Исходным для себя Ап. Григорьев признает тот «удивительно верный» взгляд на комедию Грибоедова, который был выражен Белинским в его статьях 1834—1835 годов.
Ап. Григорьев убедительно показывает, что только такое изображение «высшего света», какое свойственно «Горю от ума»,
- XXVI -
является глубоко реалистическим и полностью свободным от какого бы то ни было преклонения перед этим «темным грязным миром». Анализ образа Чацкого Ап. Григорьевым представляет особый интерес. Критик называет Чацкого «единственным истинно героическим лицом нашей литературы» и всячески подчеркивает, что Чацкий — не Дон-Кихот, а активный борец и значительный деятель своей эпохи. «Он, — говорит Ап. Григорьев, — порождение первой четверти русского XIX столетия, прямой сын и наследник Новиковых и Радищевых, товарищ людей «вечной памяти двенадцатого года», могущественная, еще глубоко верящая в себя и потому упрямая сила, готовая погибнуть в столкновении с средою, погибнуть хоть бы из-за того, чтобы оставить по себе «страницу в истории». Значительное место уделено в статье личной драме Чацкого, причем раскрыта ее органическая связь с драмой социальной. Ап. Григорьеву удалось доказать таким образом естественность поведения Чацкого, обнажить обусловленность всех действий и поступков героя его положением в обществе и душевным состоянием. Ап. Григорьев пытался протянуть нить от лучших людей России 20-х годов к лучшим представителям последующих поколений — от Чацкого к Бельтову и Жадову.
В статье Ап. Григорьева, в отличие от высказываний Герцена, Огарева, Чернышевского, отсутствует четкая политическая характеристика Чацкого; автор сосредоточивает свое внимание преимущественно на особенностях психологии героя. Но многие из конкретных наблюдений критика не утратили и до настоящих дней свежести и остроты.
Некоторые из положений статьи Ап. Григорьева получили развитие в известной статье И. А. Гончарова «Мильон терзаний», написанной в самом начале 70-х годов.
Выдающийся художник-реалист, Гончаров создал единственную в своем роде критическую работу о «Горе от ума», непревзойденную по мастерству и тонкости анализа.
«Горе от ума», — говорит Гончаров, — это «картина эпохи». В ней, «как луч света в капле воды», отражается «вся прежняя Москва», и «с такою художественною, объективною законченностию и определенностию, какая далась у нас только Пушкину и Гоголю». Но комедия Грибоедова, подчеркивает Гончаров, не только «картина нравов» и не только «живая сатира», но «и картина нравов, и галерея живых типов, и вечно острая, жгучая сатира, и вместе с тем и комедия, и, скажем сами за себя—больше всего комедия...»
Роль Чацкого, по мысли Гончарова, — главная роль, «без которой не было бы комедии...» Его ум «сверкает, как луч света, в
- XXVII -
целой пьесе», столкновение Чацкого с окружающим его обществом определяет «громадный настоящий смысл», «главный разум» произведения, дает ему то живое, непрерывное движение, которое пронизывает его от начала до конца.
Чацкий, продолжает Гончаров, «сломлен количеством старой силы», но он наносит ей, в свою очередь, «смертельный удар качеством силы свежей». Он «не даром бился», бился «для будущего»; он не только жертва, но и победитель. Последствия боя, упорного и горячего, данного им «неприятельскому лагерю» в один день и в одном доме, «отразились на всей Москве и России».
Сравнивая Чацкого с Онегиным и Печориным, Гончаров подчеркивает, что Чацкий, в отличие от них, — «искренний и горячий деятель»: «ими заканчивается их время, а Чацкий начинает новый век, и в этом все его значение и весь ум», и поэтому-то «Чацкий остается и останется всегда в живых». Он «неизбежен при каждой смене одного века другим», «Чацкие живут и не переводятся», — повторяет Гончаров, утверждая так непреходящее значение этого грибоедовского образа. Убедительно прослежено Гончаровым единство личных и общественных мотивов в драме Чацкого, что позволяет автору статьи доказать социальную и психологическую оправданность поведения героя.
Интересен и глубок гончаровский анализ образов Софьи, Репетилова, Молчалина, гостей Фамусова.
«Нельзя представить себе, — пишет Гончаров о языке «Горя от ума», — чтоб могла явиться когда-нибудь другая, более естественная, простая, более взятая из жизни речь. Проза и стих слились здесь во что-то нераздельное, затем, кажется, чтобы их легче было удержать в памяти и пустить опять в оборот весь собранный автором ум, юмор, шутку и злость русского ума и языка. Этот язык так же дался автору... как дался главный смысл комедии, как далось все вместе, будто вылилось разом, и все образовало необыкновенную комедию — и в тесном смысле, как сценическую пьесу, — в обширном, как комедию жизни».
Гончаров обосновывает свое мнение о достоинствах «Горя от ума» как драматического произведения, о его сценичности. Тем, кто обвинял комедию в отсутствии действия, движения, он решительно возражает: «Есть — живое, непрерывное, от первого появления Чацкого на сцене до последнего его слова «Карету мне, карету!». Прослеживая сюжетное развитие «Горя от ума», Гончаров раскрывает «драматический интерес комедии, то движение, которое идет через всю пьесу, как невидимая, но живая нить, связывающая все части и лица комедии между собой». Отсюда — высокие
- XXVIII -
требования, которые предъявляет Гончаров к сценическому воплощению комедии.
Суждения Гончарова не свободны от известной идейной ограниченности. Так же как и Ап. Григорьев, Гончаров не дает конкретной политической характеристики Чацкого как декабриста, какую мы находим, например, у Герцена. Это приводит к тому, что идейное содержание образа Чацкого оказывается обедненным, некоторые из высказываний грибоедовского героя истолковываются неверно. Подчас Чацкий выглядит в освещении Гончарова не столько бойцом, сколько прекраснодушным либералом (особенно в своей положительной программе) или «умным, горячим, благородным сумасбродом». В ряде случаев Гончаров вступает в полемику с деятелями революционного лагеря — Белинским, Герценом, Чернышевским, противопоставляя им Чацкого, а иногда и их стараясь представить умеренными либералами. Трудно принять гончаровское толкование отзыва Пушкина о «Горе от ума».
При всем этом глубокая и во многом безусловно верная, блестяще написанная статья Гончарова не могла не получить широкое признание и до сих пор остается едва ли не наиболее популярной из всех когда-либо появившихся критических работ о Грибоедове.
VIII
Если Гончаров, когда речь шла о политической характеристике Чацкого, многого не договаривал и иногда вступал в полемику с Белинским, Герценом, Чернышевским, то охранительная и либеральная критика конца прошлого века одно из своих выступлений против революционной демократии предприняла под флагом защиты «Горя от ума».
Особенно примечательна в этом отношении статья А. С. Суворина «Горе от ума» и его критики», впервые напечатанная на страницах реакционного «Нового времени» в 1886 году.
Статья эта содержит ряд верных наблюдений. В частности, прослеживая историю распространения и оценок «Горя от ума» в русском обществе, Суворин, вслед за Гончаровым, доказывает ошибочность представлений о «Горе от ума» только как о «сатире на нравы», а не как о подлинной и глубокой комедии, и о Чацком как об «отвлеченной идее», а не ярком и разносторонне раскрываемом человеческом характере. Суворин называет Грибоедова «первым русским реалистом», а его новаторство в создании новой формы
- XXIX -
комедии, в обрисовке нового для русской жизни лица, в языке и стихе — «смелостью гения».
Однако при этом главное в идейном содержании «Горя от ума» остается у Суворина сознательно затушеванным, а Чацкий выглядит не сторонником революционного действия, не борцом-декабристом, а лишь «талантливой натурой», горячей, неуравновешенной, «задетой в лучших надеждах своей жизни» и поэтому «крайне возбужденной» и протестующей «вообще», во имя абстрактных идеалов справедливости. Суворин утверждает, что сила протеста Чацкого определяется прежде всего его интимно-личными переживаниями, и таким образом центр комедии искусственно перемещается из плана общественно-политического в план интимно-личный.
Искаженно рисует Суворин и политический облик самого Грибоедова, и весь характер общественно-литературной борьбы в России начала XIX века.
Якобы защищая «Горе от ума» от «обвинений» Белинского, Суворин ведет наступление против идей и идеологов революционной демократии. Чацкого, рассматриваемого им в качестве «проповедника слова», да к тому же еще слова чуть ли не славянофильского, Суворин открыто противопоставляет революционным борцам последующих поколений. Вся статья наполнена резкой и грубой бранью по адресу Белинского, причем Суворин не останавливается и перед прямой фальсификацией, отождествляя суждения Белинского о «Горе от ума» с высказываниями М. Дмитриева или Вяземского и выдавая оценки Белинского периода «примирения» за единственную и постоянную точку зрения на комедию Грибоедова и самого Белинского и вообще всех революционных демократов.
К взглядам, выраженным Сувориным, непосредственно примыкают известные высказывания о «Горе от ума» Ф. М. Достоевского.
В подготовительных материалах к роману «Бесы» мы находим характеристику Чацкого как «московского барина и помещика», более глупого, чем «дураки москвичи, игравшие в карты», «проглядевшего» свой народ, как проглядели его «все наши передовые люди», и якобы ненавидящего Россию «ненавистью Белинского». Все эти утверждения Достоевского явно продиктованы враждебным отношением писателя после каторги и ссылки к русскому революционному движению, к различным поколениям его деятелей — от декабристов до революционных демократов.
В заметках по поводу статьи Гончарова, сделанных Достоевским в записных книжках (опубликованы в 1883 году в издании «Ф. М. Достоевский. Биография, письма и заметки из записной книжки»), «Горе от ума» названо произведением «гениальным,
- XXX -
но сбивчивым», и Чацкий здесь снова предстает в совершенно ложном свете.
В 90-е — 900-е годы попытки исказить или выхолостить общественно-политическое содержание «Горя от ума» предпринимались неоднократно, и всегда в этот период они были одной из форм борьбы реакционного лагеря с передовым общественным движением.
Так, реакционер В. Розанов в своих «Литературных очерках» (СПб., 1899), клевеща на Грибоедова, пытался охарактеризовать и самого автора «Горя от ума» и его героя как людей, чуждых наиболее передовым кругам и устремлениям их времени,
Постановка «Горя от ума» Московским Художественным театром в 1906 году, сыгравшая во многом прогрессивную роль, не противостояла, однако, в должной мере попыткам реакционного лагеря по-своему «истолковать «Горе от ума». Режиссер постановки В. И. Немирович-Данченко в статье, опубликованной первоначально в журнале «Вестник Европы» (1910), а впоследствии выпущенной, с небольшими изменениями, отдельным изданием (1923), так, в частности, определял одну из своих исходных установок в новом сценическом прочтении комедии: «Грубая ошибка в постановке «Горя от ума» заключалась... в том, что центр пьесы перемещался из интимных отношений Софьи, Чацкого, Фамусова и Молчалина в сторону «галереи типов», «общественного значения» и разных комментариев публицистического характера». О Чацком Немирович-Данченко говорил: «Влюбленный молодой человек — вот куда должно быть направлено все вдохновение актера в первом действии. Остальное — от лукавого». Естественно, что богатство общественного содержания «Горя от ума» осталось в дореволюционной постановке Московского Художественного театра не вполне раскрытым.
Статья В. И. Немировича-Данченко «Горе от ума» в постановке Московского Художественного театра» содержит чрезвычайно интересный режиссерский план комедии, она полна тонких и глубоких наблюдений, касающихся грибоедовских персонажей, своеобразия языка и стиха «Горя от ума». Однако почти исключительное внимание режиссера к психологической стороне основного конфликта комедии не могло не сказаться отрицательно как на спектакле Художественного театра, так и на статье руководителя постановки.
В тот же период, в 90—900-е годы, слышны были и голоса, привлекавшие внимание к общественному пафосу комедии Грибоедова. Среди них должны быть отмечены высказывания о «Горе от ума» А. А. Блока в статье «О драме» и особенно в более поздней статье «Размышления о скудости нашего репертуара», где комедия
- XXXI -
названа произведением «непревзойденным, единственным в мировой литературе, не разгаданным до конца».
Задача «разгадать» «Горе от ума» в важнейших особенностях его содержания и формы могла быть решена лишь на основе марксистского понимания явлений искусства.
IX
В истории марксистского истолкования «Горя от ума» совершенно особый интерес представляет факт постоянного обращения к комедии Грибоедова В. И. Ленина.
В работах Ленина нет высказываний о жизни и творческой деятельности Грибоедова. Но почти сто раз на протяжении тридцати лет обращался Ленин к образам «Горя от ума», использовал их неизменно, наряду с образами из произведений Салтыкова-Щедрина, Тургенева, Чехова, как оружие в борьбе против врагов рабочего класса, врагов социализма. Уже это указывает на огромную общественную значимость комедии, говорит о ее бессмертии. Появляясь на страницах ленинских работ, образы Грибоедова становятся неоспоримым свидетельством того, чго одним из важнейших источников непреходящей художественной ценности произведений искусства является выражение в них наиболее прогрессивных идей эпохи.
Используя образы «Горя от ума» для характеристики людей и явлений своего времени, Ленин опирался на содержащуюся в этих образах широту обобщения, на меткость и выразительность грибоедовской речи. И, таким образом, «цитаты» из Грибоедова в сочинениях Ленина с неотразимой убедительностью вскрывают силу и мастерство типизации в гениальной комедии.
Неоднократно высказывался о Грибоедове М. Горький.
Еще в 1908 году в черновой рукописи лекций по истории русской литературы он четко определил место Грибоедова в литературном процессе, назвав его среди крупнейших представителей «великолепнейшей и, может быть, наиболее социально плодотворной линии русской литературы — линии обличительно-реалистической».
После революции Горький в той или иной связи возвращался к «Горю от ума» в статьях «О том, как я учился писать», «Цели нашего журнала», «О пьесах» и др. Примерами из «Горя от ума», так же как и из произведений Гоголя, Мольера, Шекспира, обосновывал он свое понимание типического в искусстве. Горький указывал, что Грибоедов с необыкновенной силой обличал общественные
- XXXII -
явления, неотделимые от собственнического уклада жизни. И «Горе ума» всегда оставалось для него «образцово-поучительной пьесой, изумительной по своему художественному совершенству, по искусству создания типических характеров, по лаконизму и выразительности поэтического языка.
Несколько специальных работ посвятил Грибоедову А. В. Луначарский. Важнейшая из них — доклад, прочитанный 11 февраля 1929 года, когда отмечалось столетие со дня смерти Грибоедова.
В докладе Луначарский характеризует существо конфликта, возникшего между Грибоедовым и современным ему феодально- крепостническим обществом. Этот конфликт, говорит Луначарский, определил собою и содержание значительнейшего из художественных созданий поэта. Комедия Грибоедова, по словам Луначарского, — «точный, совершенно точный самоотчет о том, как живет, вернее, как гибнет, как умирает на Руси умный человек», плевок «в лицо тогдашней официальной России». Луначарский не только показывает психологическую оправданность поведения Чацкого, но и раскрывает общественно-исторический смысл убеждений героя, всех его высказываний. К анализу привлекаются, помимо «Горя от ума», также неосуществленные замыслы писателя, относящиеся к концу 20-х годов. Интересны соображения Луначарского об огромном значении «Горя от ума» для развития русского искусства XIX века и для формирования новой, советской драматургии, о действенности комедии в наши дни в борьбе с миром насилия и зла. Грибоедов, по выражению Луначарского, «провел под видом комедии корабль, наполненный взрывчатыми веществами, и передал его народу».
Суждениям Луначарского в отдельных случаях присущ схематизм. Не свободны они подчас и от элементов вульгарного социологизма. Не всегда верно определяются критиком особенности политической позиции Белинского, Чернышевского, Грибоедова (в частности, отношение автора «Горя от ума» к декабристскому движению). Но в целом работы Луначарского явились важным вкладом в изучение творчества Грибоедова.
Значительные успехи в освоении грибоедовского наследия достигнуты советским литературоведением за последние десятилетия.
Серьезный интерес представляют исследования М. В. Нечкиной (монография «А. С. Грибоедов и декабристы», статья «Грибоедов и его эпоха» и др.), В. Н. Орлова (статья «Художественная проблематика Грибоедова», книга «Грибоедов» и др.), Н. К. Пиксанова (особенно глава «Грибоедов» в «Истории русской литературы»,
- XXXIII -
изд. Академии наук СССР), Ю. Н. Тынянова (статья «Сюжет «Горя от ума» и др.), Б. В. Томашевского (статья «Стих «Горя от ума»).
Работы, появившиеся в последнее время, опираются, как правило, на большой фактический материал, в значительной своей части ранее неизвестный. В них ставятся и тщательно исследуются важнейшие вопросы биографии и творчества писателя.
Облик автора «Горя от ума» полностью освобожден ныне от покрова «таинственности». Путь драматурга осмыслен в неразрывной связи с историческим своеобразием эпохи, в которую он жил и которая определила его мировоззрение, сформировала его творческий метод. На этой основе во многом по-новому раскрылся смысл художественных созданий Грибоедова.
В ряде работ (в первую очередь в трудах М. В. Нечкиной, В. Н. Орлова) верно определены политические позиции писателя, выяснен характер его связей с декабристским движением. Итоги исследований в этой области сформулированы М. В. Нечкиной так: «Горе от ума» было задумано Грибоедовым в 1816 году — тогда же, когда возникло первое декабристское тайное общество. «Дух времени», который, по словам Пестеля, заставлял везде «умы клокотать», канун европейской революционной ситуации 1818—1819 годов, дифференцирующаяся на два противоположных лагеря Россия, общение с членами тайного общества — это и есть общественная атмосфера замысла. Поскольку первый петербургский период жизни Грибоедова и есть время первоначального замысла комедии «Горе от ума» и время начала работы над ней, — пора расстаться с представлевием об этом времени, как о периоде «прожигания жизни». В этот период Грибоедов общается с широким кругом декабристов, их единомышленников и близких друзей. Его окружают члены первых декабристских организаций — «Союза спасения» и «Союза благоденствия». Замысел комедии родился, рос и развивался в атмосфере раннего, одновременно с ним родившегося декабризма. Идеи, которые влекли вперед развитие замысла, были в широком смысле слова декабристскими идеями».
Советским литературоведам удалось доказать, что основу идейного содержания и композиции «Горя от ума» составляет характеризующая первые десятилетия XIX века в России борьба двух лагерей, двух мировоззрений. В этой связи исторически осмыслено обрисованное в комедии непримиримое столкновение носителя разума и благородного чувства с миром невежества, жестокости и насилия. «В нашем, историческом понимании великой комедии
- XXXIV -
центр ее явно переместился с бытовых сцен и с портретной галереи персонажей стародавней Москвы — на Чацкого, на его душевную драму, на его горестную судьбу» (В. Н. Орлов).
Освещение образа Чацкого в советской литературной науке приобрело, таким образом, глубокую историческую конкретность. Определено его значение как самого яркого в русской художественной литературе образа «нового человека» эпохи декабризма.
Окончательно отвергнуты представления о Грибоедове как о «литературном однодуме», «авторе одной книги». Похоронены утверждения об узости его творческого диапазона, ограниченного якобы рамками комедийного жанра, о «случайности» возникновения «Горя от ума». Изучение ранних драматических опытов писателя (сцены из комедии «Своя семья», комедия «Студент»), а особенно его замыслов и начинаний последних лет («1812 год», «Грузинская ночь», «Родамист и Зенобия»), говорящих о поисках Грибоедовым новых путей и о широчайших перспективах, которые эти поиски перед ним открывали, сделало возможным подойти к «Горю от ума» как к важнейшему звену, но все же лишь к одному из звеньев, в сложном творческом пути великого драматурга.
Определено своеобразие эстетических позиций Грибоедова, специфика постановки и решения им вопросов о целях и задачах искусства. Установлена его активная и глубоко прогрессивная роль в общественно-литературной борьбе 1810—1820-х годов, в процессах формирования высокоидейного, национально-самобытного русского искусства.
Правильное и обоснованное решение получил вопрос о соотношении «Горя от ума» с традициями русской и зарубежной драматургии. Опровергнув домыслы о подражательности «Горя от ума», широко распространенные в буржуазно-либеральной критике, советское литературоведение выяснило действительное место «Горя от ума» в истории мировой драматургии.
Изучается своеобразие творческого метода Грибоедова. Определены, в частности, некоторые существенные особенности художественной системы «Горя от ума» как комедии нового типа, положившей начало реалистической русской драматургии. Убедительно раскрыты некоторые черты драматургического мастерства Грибоедова, показаны удивительная стройность композиции «Горя от ума», подлинная сценичность пьесы, богатство действия, движения в ней. Предметом постоянного внимания исследователей является роль Грибоедова в формировании современного русского литературного языка, в развитии русского стиха.
- XXXV -
Наконец, четко определены те многочисленные нити, которые связывают «Горе от ума» с нашим временем, с советским искусством.
О великом, непреходящем значении и в наши дни наследия Грибоедова говорил ярко и вдохновенно один из виднейших советских художников слова Леонид Леонов в докладе «Судьба поэта», прочитанном 15 января 1945 года.
«Есть книги, — говорил Леонов, — которые читаются, есть книги, которые изучаются терпеливыми людьми; есть книги, что хранятся в сердце нации. Мой освобожденный народ высоко оценил благородный гнев «Горя от ума» и, отправляясь в дальний и трудный путь, взял эту книгу с собой...»
«Горе от ума» потому стало неизменным спутником народа в его освободительной борьбе, что в нем поэт беспощадно заклеймил темные силы эксплуататорского мира, вдохновенно воспел благородные идеалы разума и свободы, утверждал в русской литературе принципы действенного, правдивого искусства. «Горе от ума», — по словам Леонова, — было криком среди полной ночи, — криком, что гадко и подло жить в обществе, где людей меняют на собак и где стыдятся назвать себя русскими из опасения смешаться с народом. Успех этой книги широчайшего общественного анализа был бы немыслим, если бы высоким идейным качествам не соответствовали такие же литературные достоинства. Ее архитектура совершенна. Она исполнена отличным, крыловского басенного склада и пушкинской выразительности стихом. Такой краткости, когда портрет рисуется с полуреплики, у нас не достигал почти никто. Мы с детства прибегаем к формулировкам комедии для определения житейских положений. Сам Ленин неоднократно пользовался разящим грибоедовским словом в знаменитых битвах со своими политическими противниками. Значение гениального произведения проступает по мере того, как проверяется годами его обширная, в родной почве, корневая система. И если ни ленивое забвение потомков, ни бури века не могут заглушить его, и свежие отпрыски бегут от ствола, и молодость сбирается, как сегодня, под его старые ветви, — такое произведение само повышает уровень родного искусства, оно способно старым своим испытанным хмелем будоражить новые, еще не созревшие идеи, с его вершин открываются более широкие горизонты национального бытия. Пусть множится в наших мальчишках задиристый и увлекающий вперед патриотизм Чацкого!»
Когда Л. Леонов делал свой доклад, еще шла война с фашистскими варварами, и все же стопятидесятилетие со дня рождения Грибоедова было широко отмечено советским народом, и Леонид Леонов выступал с докладом в Москве в Большом театре на
- XXXVI -
торжественном заседании, специально посвященном автору «Горя от ума».
Торжественно отметила страна в 1954 году и 125-летие со дня смерти Грибоедова.
Из года в год увеличиваются тиражи изданий «Горя от ума». Появляются новые грибоедовские спектакли в театрах.
Интерес к творчеству Грибоедова растет. И, несомненно, в изучении грибоедовского наследия советской литературной науке и критике предстоит еще немало значительных открытий.
А. Гордин.
СноскиСноски к стр. VII
1В конце отзыва содержалось пожелание «большей гармонии и чистоты в стихах г. Грибоедова». Но это пожелание принадлежит, как известно из воспоминаний современников, не Полевому, а П. А. Вяземскому; издатель же «Телеграфа» и в дальнейшем неоднократно отзывался о «Горе от ума» с безоговорочным одобрением.
Сноски к стр. VIII
1Интересно отметить, что Пролог на открытие московского Большого театра одновременно писал и Грибоедов, но не закончил его. В отличие от отвлеченно-мифологического, выдержанного всецело в устарелых традициях классицизма Пролога Дмитриева, Грибоедов в своем Прологе «Юность Вещего» намерен был вывести образ великого сына русского народа М. В. Ломоносова.
2В том же номере «Сына отечества» о «Горе от ума» высказался издатель журнала Н. И, Греч, не перешедший еще тогда в лагерь реакции. В 4-м письме на Кавказ, подписанном инициалами Д. Р. К., он так характеризует язык и стих комедии Грибоедова: «Разговорный слог г. Грибоедова (не во гнев московскому рецензенту) есть образцовый, в полном смысле сего слова. Искусство необыкновенное подвести обыкновенный разговорный язык, со всеми его изысканиями, под правила поэзии таким образом, что рифма, кажется, есть натуральное окончание каждого речения». Греч называет далее Грибоедова «счастливым наследником Фонвизина», предсказывает «Горю от ума» долгую жизнь, вопреки всем хулам недоброжелателей.
Сноски к стр. XII
1Краткие замечания содержатся также в письме к П. А. Вяземскому того же времени (от 28 января 1825 г.).