- 154 -

О.  И.  Михайлова

Л. Е. ЛАЗАРЕВ, ЗНАКОМЫЙ ГРИБОЕДОВА

«Вместо пустынь, покрывающих теперь поля древней великой Армении, возникнут богатые селения, а может быть, и города, населенные жителями промышленными и трудолюбивыми». Слова эти, написанные 160 лет назад и звучавшие тогда невероятной, несбыточной фантазией, принадлежат полковнику Лазарю Екимовичу Лазареву. Он был знаком с Жуковским, Пушкиным, Грибоедовым, встречался с Александром Гумбольдтом. Вяземский называл его приятелем, но ни в одной работе, посвященной изучению окружения Пушкина или Грибоедова, нет его имени.1 Лишь однажды, среди людей, встречавшихся с Пушкиным в Москве, мелькнуло упоминание о «полковнике Лазареве», но в комментариях его спутали с одним из его старших

- 155 -

братьев. Для устранения ошибки в дальнейшем надо, вероятно, рассказать о братьях Лазаревых подробнее.

У Екима Лазаревича Лазарева, одного из основателей Лазаревского института Восточных языков, богатейшего промышленника и землевладельца, было четыре дочери и четыре сына: Иван (1786—1858), Христофор (1789—1871), Артемий (1791—1813) и Лазарь (1797—1871). Старшие сыновья Иван и Христофор, были чиновниками Коллегии иностранных дел, с юных лет помогали отцу в управлении имениями и заводами, а младшие, Артемий и Лазарь, стали военными. Артемий Лазарев служил в Лейб-гвардии гусарском полку, отличился во многих сражениях Отечественной войны 1812 г. и погиб в «битве народов» под Лейпцигом. В это время самый младший из братьев, шестнадцатилетний Лазарь тоже стремился в действующую армию. По его настоянию отец, Еким Лазаревич Лазарев, обратился с ходатайством в военное министерство, прося определить в гусарский полк «меньшого сына моего Лазаря, служившего в офицерском звании в институте путей сообщений».2 Рекомендательное письмо было получено, и Лазарь Лазарев отправляется в январе 1814 г в Брест-Литовск к командиру резервного кавалерийского корпуса генералу А. С. Кологривову. В архивах сохранились письма, обращенные к родителям и братьям, в которых Л. Е. Лазарев подробно описывает свой приезд и ласковый прием, оказанный ему генералом, и слова последнего: «Жаль, что Вы опоздали несколькими днями, ибо я направил на-днях в армию 63 эскадрона, но еще в скором времени в готовности отправить, и при первом случае вас ушлю».3

Как раз в это время в штабе Кологривова служили братья Д. Н. и С. Н. Бегичевы и А. С. Грибоедов. В первых статьях Грибоедова, появившихся в 1814 г в «Вестнике Европы», рассказывалось о деятельности генерала Кологривова, связанной с подготовкой и отправкой резервов русской армии, о том, какой любовью и уважением пользовался генерал у молодых офицеров. Так что первое впечатление Лазарева о генерале было верным. К сожалению, в этих письмах Лазарева нет ни одного упоминания о знакомстве с Грибоедовым, хотя встречается имя одного из его ближайших друзей и сослуживцев: «Я познакомился с адъютантом Кологривова Дмитрием Никитичем Бегичевым лейб-гусарского полка ротмистром. Он у него первый человек и всеми делами управляет, и прехороший человек. Когда я ему дал письмо рекомендательное от Храповицкого, он сказал: «Очень хорошо, вы будете причислены в наш полк, и мы вас желаем совсем перевести к нам».4 Бегичев свое обещание выполнил: Лазарева зачислили в лейб-гвардии гусарский полк, в эскадрон, которым командовал князь Петр

- 156 -

Семенович Абамелек, храбрый офицер и родственник Лазаревых: его брат, Давыд Семенович Абамелек, полковник того же полка, был женат на сестре Лазарева, Марфе.

Среди новых знакомых Лазарев называет поручика Юшкова: «Я недавно получил письма дражайших родителей с л.-гв. поручиком Юшковым. Я очень рад Юшкову, молодой человек редких правил и воспитанный. Мы с ним только и занимаемся чтением французских книг, которые достаем от помещицы сего местечка, богатой графини Осалинской».5 Упоминание о Юшкове прямо связывает Лазарева с кругом знакомых Пушкина. Известно, что в л.-гв. гусарском полку, расквартированном в Царском Селе, служило двое братьев Юшковых: Осип (Иосиф) и Владимир Ивановичи. Считается, что к Осипу Юшкову относятся строки в отрывках дошедшего до нас пушкинского «Ноэля на лейб-гусарский полк», написанного в 1816 г.:

Иосиф отпер ворота:
...потише, господа,
Ведь вы здесь не в харчевне.6

Деятельная натура Лазарева явно томились в бездействии, он мечтал о сражениях: «Как наш граф Пален отличается, желал бы я быть при нем!»7 Но ему так и не довелось принять участия в военных действиях. Глубокой осенью гвардейские резервы вернулись на родину. Об утомительном переходе от Варшавы до Петербурга Лазарев писал брату: «Мы после двухмесячного похода насилу прибыли в Петербург <...> Мы выступили 22 июля в самые несносные жары, а к окончанию похода достигли самой дурной погоды <...> на походе встретили государя от Новоржева в 30 верстах на станции (нрзб.) в самую дурную погоду, как-то: дождь, вихрь, и грязь по колено; и мы сей приятный переход должны были идти в одних мундирах в киверах. Одним словом, во всей форме; он нас встретивши, остановился. Генерал Безобразов подъехал с рапортом; и он был очень доволен, он сидел в коляске с князем Волконским; иные как, например, ротмистр конной гвардии и эскадронный командир к(нязь) Хилков,8 отчаявшись его встретить, надел фуражку, шинель и без палаша, отстав от своего эскадрона, ехал покойно, как вдруг встречает его государь, остановился и сказал ему: «Вы командуете эскадроном? У вас лошади очень хороши, наденьте шапку, накрывшись со мной говорите» — и, сделавши ему несколько милостивых вопросов, пустился в дальнейший путь. <...> Вот маленький журнал нашего похода».9

- 157 -

Следующее по времени письмо Л. Лазарева относится к 1820 г. Оно интересно упоминанием о событиях в Семеновском полку («желал бы» сообщить о происшествиях Семеновского полка, но опасается10) и подробным описанием материального положения гвардейского офицера. «Долгом поставляю себе, дражайший родитель, донести вам, что я, быв здесь один, не имею в доме ни домовой провизии, ни экипажей, ни лошадей. <...> призывал каретника, который отозвался, что ветхие наши экипажи на дрова годны <...> и потому прибегаю со всенижайшей просьбою о снабжении меня необходимо нужным, как-то: для зимы каретою, санями и лошадьми со сбруей, а для лета коляскою. Положенных вами мне 500 рублей в месяц для собственного моего содержания доложить честь имею: ежели полагать изволите мне в сутки на стол с провизией и с чаем и сахаром, кофьем и освещением по 25 рублей, и того составят от 750 рублей в месяц, окроме что я должен взамен иметь у себя здешних родственников и знакомых для поддержания имени вашего и для собственных своих связей; сумма та уже превышает назначенную, окроме обедов и других издержек со званием моим и со службой сопряженных, осмеливаюсь просить вас назначить мне по прежнему 1000 рублей для моего содержания <...> При всем том желаю я взять трех или четырех учителей для занятий, в том числе и армянского, и потому прикажите за меня платить».11

Очень знаменательно намерение Лазарева взять нескольких учителей и учиться, в частности, армянскому языку. Тяга к знаниям была характерна для многих молодых офицеров, вернувшихся на родину после победы над Наполеоном. В том же 1820 г. Грибоедов писал: «Чем больше имеешь знаний, тем лучше можешь служить отечеству» (Соч. С. 533). Полезным своему отечеству сумел стать и Л. Е. Лазарев через несколько лет, когда он принял самое деятельное участие в русско-персидской войне и когда очень пригодились ему уроки армянского языка.

Для того чтобы рассказать о самом значительном периоде в жизни Лазарева, мы не только приведем неизвестные до сих пор архивные материалы, но и воспользуемся книгой, напечатанной в Москве в 1831 г. и ставшей библиографической редкостью: «Описание переселения армян азербиджанских в пределы России, почерпнутое из современных записок Сергеем Глинкою».

«11 мая 1827 года командир отдельного кавказского корпуса генерал-адъютант Паскевич, имея надобность в чиновниках, заслуживающих доверенность правительства и вместе с тем уважаемых между армянским народом, просит, чтобы полковник Лазарев <...> был назначен к нему по особым

- 158 -

поручениям».12 Желание Паскевича иметь среди помощников именно Лазарева не случайно: «одно это имя служило армянам поручительством в искреннем к ним расположении сынов России».13

Сразу же по прибытии к Паскевичу Лазарев получил приказ устанавливать связь между отдельными частями русской армии, отыскивать надежных проводников, а затем был назначен комендантом главной квартиры в Дейкаргане и в Туркманчае, где проходили переговоры с наследником персидского престола Аббасом-Мирзой, которые закончились подписанием Туркманчайского договора.

Здесь и встретился Лазарев с Грибоедовым. Не слишком широк круг людей, знавших Грибоедова и оставивших письменные свидетельства о знакомстве с ним. Поэтому так интересно обнаруженное в архивах письмо Л. Е. Лазарева, написанное на другой день после заключения Туркманчайского договора: «11 февраля 1828 года. Туркманчай. Я посылаю это письмо с господином Грибоедовым, родственником генерал-аншефа,14 рекомендуя его вам не потому, что он его родственник, но как человека редкостных качеств, безупречной честности и без малейших претензий. Не думаю, чтобы он вскоре вернулся в Грузию, и генерал очень многое с ним теряет. Влюбленный в Грузию, он намерен когда-нибудь вернуться под ее небо. Советую вам познакомиться с ним и завоевать его дружбу, и для того прошу вас завязать с ним отношения как можно проще, потому что он ненавидит церемонии. И не окружайте его великими сеньорами. Я не хочу, чтобы обычай курить при дамах когда-нибудь распространился у нас, но сделайте на этот раз исключение для него, и если он будет у вас, дайте ему трубку, не предлагая ее. Между прочим, это великий музыкант».15

Ценность этих строк и в том, что написаны они при жизни Грибоедова, передают непосредственные впечатления автора от встречи с ним, причем даже это краткое письмо показывает, что Лазарев очень верно понял суть характера Грибоедова. Странно только, что он ни единым словом не обмолвился о его литературных произведениях.

Значительно позднее Кс. Полевой писал о Грибоедове: «...он будто скрывал себя от многолюдства и высказывался только в искренней беседе или в небольшом кругу знакомых, когда видел, что его понимают» (Восп. С. 165). Если Лазарев сумел так хорошо понять Грибоедова, узнать о его мечтах и намерениях, значит Грибоедов был искренен и откровенен с

- 159 -

ним, значит, Грибоедов находил в Лазареве достойного собеседника.

По Туркманчайскому договору 1828 г. предусматривалось беспрепятственное переселение армян из Персии в Россию. Одной из статей договора жителям-армянам был предоставлен годичный срок для свободного перехода со своими семействами в русское государство, вывоза движимого и продажи недвижимого имущества. Руководить организацией этого переселения было поручено Л. Е. Лазареву. Это было сложное дело, так как персидское правительство, поняв, как много оно теряет с уходом тысяч переселенцев, тайно запретило покупку недвижимости у переселяющихся. Персидские чиновники и поверенные Ост-Индской английской компании всячески запугивали их. Мусульмане осыпали переселенцев-христиан проклятиями и швыряли камнями.

В распоряжении Лазарева было несколько офицеров и чиновников и небольшой отряд казаков. Ему приходилось составлять списки переселенцев, выявлять беднейших, снабжать их деньгами из тех сумм, что были доверены ему правительством, на закупку вьючного скота и хлеба на дорогу. Трудность была и в том, что во многих местах еще лежал снег, и чтобы вьючному скоту хватало корма, надо было делить переселенцев на небольшие партии и вести их до границы разными дорогами, а в сопровождение каждой партии он мог дать лишь одного офицера и двух—трех казаков. При этом Лазареву приходилось очень спешить. Он прекрасно понимал, что хотя по договору был дан год на переселение, сто́ит русским войскам уйти с занятых ими персидских земель, все усложнится во много раз. В три с половиной месяца более восьми тысяч семейств (около сорока тысяч человек) перешло за Аракс.

Когда последние переселенцы пересекли Аракс — границу между Персией и Россией, миссия Лазарева была завершена. Обращаясь к Паскевичу, Лазарев просил «ходатайствовать об облегчении участи переселенцев и о способах к прочному основанию их новых жилищ и тем довершить дело, человечеству и государству полезное».16 Заканчивая отчет о своих действиях, Лазарев писал: «Вместо пустынь, покрывающих теперь поля древней великой Армении, возникнут богатые селения, а может быть, и города, населенные жителями промышленными и трудолюбивыми».17

Отчет был написан Лазаревым в декабре 1828 г. в Тифлисе после жесточайшей болезни: «Лазарь Екимович по возвращении из похода в Тифлис с 4 сентября был опасно болен желчною горячкою и потом жабой, так что два раза приобщаем был святых тайн <...> крайне слаб и даже по комнате без пособия людей пройти не мог. От сей болезни умер и тамошний

- 160 -

военный губернатор Сипягин. 22 ноября пишет он, что еще слаб, никуда не выезжает, однако же занимается отчетом по переселению людей. <...> Лазарь Екимович представлен к двум орденам: Владимиру с бантом за дело при Карсе и к Анне на шею за дело при Ахалыхе; сверх того, за комиссию по переселению людей тоже должна быть какая-нибудь награда».18 Кстати добавим, что кроме упомянутых в письме наград, в марте 1828 г. Лазареву была вручена золотая шпага с надписью «За храбрость».

К сожалению, никаких других документальных данных о встречах Грибоедова с Лазаревым или Лазаревыми, кроме вышеприведенного письма Лазаря Екимовича, пока не найдено. Но связи Грибоедова с Арменией, видимо, исследованы далеко не полностью, о чем свидетельствует два никогда не публиковавшихся письма кн. Аргутинского-Долгорукого, написанные из Одессы Христофору Екимовичу Лазареву сразу после гибели Грибоедова.

«1 апреля 1829 года. Происшествие, случившееся в Тегеране с посланником нашим и его свитою, вам теперь уже из газет известно. Из Тифлиса от 28 февраля пишут ко мне, что настоящие причины сего ужаса постигнуть еще не могут, хотя слухи носятся здесь, что поводом ссоры, драки и убийства нескольких персиян было похищение одной женщины. Как бы то ни было, но Грибоедов сделался жертвою черни шаховой столицы, которая во множестве ворвалась в покои и истребила все, что попадалось ей. Один секретарь посольства Мальцов с двумя или тремя маленькими чиновниками спаслись потому только, что они дома не были. Посланный от Аббаса-Мирзы уже прибыл в Тифлис и привез как будто бы в утешение графу Паскевичу орден Солнца и Льва».19

Через неделю Аргутинский снова возвращается к этому событию уже в связи с военными действиями в Грузии и дает крайне резкую характеристику Паскевичу: «8 апреля 1829 года. Вестей из Грузии не получал более: военные действия должны быть уже начаты. <...> трудно в настоящей кампании его сиятельству иметь столько блистательных дел. Причины разнообразны. Из них одни довольно значительны тем, что общее негодование нашей преданной нации явно. Весьма жаль Грибоедова. Все наши сокрушаются о потере сего достойного мужа, далеко отстоявшего от родственника своего в отношении армян, по торговле прибегавших к нему и всякую защиту находивших». Называя Паскевича «врагом общего блага», он пишет: «Рано или поздно маска падет с Героя; он будет тот же охотник до 52 карт вместо тех, коими он никогда не занимался. Когда счастие успело изменить поработителю, <...> оно задом стало и к сему возведенному на колесницу свою истукану».20

- 161 -

Знакомство Лазарева с Грибоедовым запечатлено и в изобразительном искусстве. При штабе Паскевича находился прикомандированный к нему художник, академик батальной живописи Мошков, оставивший целую серию рисунков, «снятых на месте», передающих основные события русско-персидской войны 1826—1828 гг. Многие рисунки были воспроизведены и размножены литографским способом. Некоторые послужили Мошкову для живописных полотен. Известен портрет Грибоедова, сделанный, вероятно, как подготовительный этюд к картине. Несомненно, должны были существовать и портреты других лиц, изображенных на его картинах и, в частности, в картине «Первое свидание И. Ф. Паскевича с наследником персидского престола Аббас-Мирзою в Дейкаргане 21 ноября 1827 года», где пятым справа изображен Грибоедов, а вторым справа стоит офицер, очень похожий на Л. Е. Лазарева.

Портрет Лазарева должен был существовать в подготовительных этюдах к картине Мошкова «Переселение 40000 армян...» Известны два варианта литографии, сделанных с этой работы. Они аналогичны по композиции, но различаются в деталях и по количеству персонажей, но неизменно в центре каждой находится фигура офицера, отдающего распоряжение, — это Л. Е. Лазарев. Причем во втором варианте внесены изменения в изображение лица (Лазарев явно делается старше) и увеличено количество орденов. Это дает нам возможность предположить, что для второго варианта картины, датированной уже 1832 г., художник снова писал портрет Лазарева с натуры. Литография с этой картины снабжена надписью на русском и французском языках: «Переселение 40000 армян из Персии в Российские пределы под личным распоряжением полковника Л. Е. Лазарева в 1828 году. Вид сей, снятый на месте г(осподином) академиком Машковым, представляет роздых румийских переселенцев; вдали видны гора Арарат и река Аракс и селения армян и персиян, лежащие на дороге к Эривани».

Вероятно, в 1829 г. Л. Е. Лазарев вернулся в Москву. В декабре того же года братья Лазаревы принимали в своем Институте Восточных языков знаменитого Александра Гумбольдта. На балы, которые устраивали Лазаревы, приезжала «вся Москва». Не мог не бывать у них и Пушкин, тем более, что Наталья Николаевна еще до замужества была знакома с Лазаревыми: 29 декабря 1829 г. вместе с Н. Б. Лазаревой, женой Ивана Екимовича, она участвовала в представлении «живых картин» в доме московского генерал-губернатора Д. В. Голицына. 1 марта 1831 г. супруги Пушкины и полковник Лазарев участвуют в санном катании. 19 января 1831 г. А. Булгаков вместе с Лазаревым был в гостях у Вяземского: «Мы съездили весело и благополучно в Остафьево с Лазаревым; хотели в субботу же воротиться, но нельзя было Вяземскому отказать остаться у него ночевать, тем более, что погода сделалась дурная с метелью. <...> Очень нам были рады. Съехались соседи,

- 162 -

была музыка, пение, пляска. Лазарев во всех родах отличался».21 Булгаков, конечно, имеет в виду не 45-летнего болезненного Ивана Екимовича, а 33-летнего Лазаря, который, по словам того же Булгакова, «слыл молодцом» и которого Вяземский называл приятелем. В 1832 г. Иван и Христофор Лазаревы переехали на постоянное жительство в Петербург, а Лазарь Екимович уехал за границу, где вскоре женился на принцессе Бирон-Курляндской. Обладатель огромного состояния, он то приезжал в Россию, то жил за границей. Умер почти одновременно с братом Христофором в 1871 г.

Сноски

Сноски к стр. 154

¹ В книгах И. К. Ениколопова «А. С. Грибоедов в Грузии и Персии» (Тифлис, 1929) и «Грибоедов и Восток» (Ереван, 1954) несколько страниц отведено Л. Е. Лазареву со ссылкой на книгу С. Н. Глинки «Описание переселения армян» (М., 1831), но нигде не сказано о знакомстве Лазарева с Грибоедовым.

Сноски к стр. 155

² ЦГИА, ф. 880, оп. 1, ед. хр. 272, л. 166.

³ Там же, л. 161.

⁴ Там же, л. 14—14 об

Сноски к стр. 156

⁵ Там же, л. 40.

⁶ Пушкин А. С. Полн. собр. соч. М.; Л., 1937. Т. 1. С. 304.

⁷ ЦГИА, ф. 880, оп. 1, ед. хр. 272, л. 43 об.

⁸ Хилков Дмитрий Александрович, князь, впоследствии знакомый Пушкина (см.: Черейский Л. А. Пушкин и его окружение. Л., 1975. С. 452).

⁹ ЦГИА, ф. 880, оп. 1, ед. хр. 272, л. 136—136 об.

Сноски к стр. 157

¹⁰ Там же, оп. 5, ед. хр. 5, л. 1.

¹¹ Там же, л. 1—2 об.

Сноски к стр. 158

¹² Глинка С. Н. Описание переселения армян. С. 97.

¹³ Там же. С. 36.

¹⁴ И. Ф. Паскевич.

¹⁵ ЦГАДА, ф. 1252, оп. 1, ед. хр. 736, л. 52. — Подлинник на французском языке. Автор приносит глубокую благодарность Александру Семеновичу Розанову за помощь, оказанную в переводе французских текстов.

Сноски к стр. 159

¹⁶ Глинка С. Н. Описание переселения армян. С. 144.

¹⁷ Там же. С. 132.

Сноски к стр. 160

¹⁸ ЦГИА, ф. 880, оп. 5, ед. хр. 25, л. 142—142 об.

¹⁹ Там же, ед. хр. 23, л. 75.

²⁰ Там же, ед. хр. 25, л. 249—249 об.

Сноски к стр. 162

²¹ Русский архив. 1902. № 1. С. 47.