- 162 -

27. Всеподданнейший отчет генерал-адъютанта
графа Е. В. Путятина о плавании отряда военных
судов наших в Японию и Китай. 1852—1855

Ноябрь 1855 — март 1856 г. С.-Петербург

Повергая на высочайшее Его императорского величества воззрение всеподданнейшее донесение о принятых мною мерах к исполнению возложенных на меня в 1852 году, волею в Бозе почивающего государя императора Николая Павловича, поручений, имею счастие присовокупить, что в состав сего донесения входят: 1) краткое обозрение плавания фрегата «Паллада» и других впоследствии присоединенных к нему судов и 2) изложение хода и результатов поручений, данных мне от Министерств морского и иностранных дел.

Получив от министерств этих некоторые особые, как относящиеся, так и не относящиеся до экспедиции, поручения и не дожидаясь окончания изготовления предназначавшегося для нашего плавания фрегата «Паллада», я отправился в августе 1852 года на частном пароходе в Англию.

Первою моею заботою, по прибытии туда, было приискание и приобретение винтовой шкуны, которая назначалась в экспедицию для рассылок и других надобностей, что вполне увенчалось желаемым успехом. Новая, имевшая все нужные для дальнего плавания качества шкуна в 30 сил, названная «Восток», на покупку которой было ассигновано около 50 тысяч рублей, была приобретена в Бристоле за 3375 фун. стерл., а с преобразованием ее в военное судно она обошлась в 5380 ф., что составит на наши деньги 33 547 р. 66 к. Командиром шкуны, по представлению моему, назначен был прибывший на фрегат «Паллада» лейтенант Римский-Корсаков.

Для совершенного уравнения фрегата «Паллада» с военными иностранными судами того же ранга я счел нужным, с разрешения морского начальства, поставить на фрегат четыре бомбовые 68-фунтовые орудия, которые и были приобретены мною, равно как и 60 штуцеров, взятых у двух лучших английских мастеров, Ланкастера и Вилькинсона. Образцы сих штуцеров тогда же были представлены в С.-Петербург. Сверх того, на моей обязанности лежало озаботиться в Лондоне покупкою

- 163 -

вещей, назначавшихся в подарок японцам в дополнение к отпущенным из России на сей предмет вещам.

31-го октября прибыл в Портсмут фрегат «Паллада», вышедший из Кронштадта 7-го числа того же месяца. На нем кроме командира флигель-адъютанта Унковского было 22 человека офицеров и 439 нижних чинов, из коих предназначались на шкуну 6 офицеров и 37 нижних чинов; сверх того, прибыли также: архимандрит Александро-Невской лавры Аввакум, хорошо знающий китайский язык, и два чиновника Министерства иностранных дел и финансов; один назначен был для исправления должности переводчика китайского и маньчжурского языков, а другой — должности секретаря при мне. По донесению командира фрегата флигель-адъютанта Унковского, плавание по Балтийскому морю сопровождалось бурною погодою и другими неблагоприятными обстоятельствами, между прочим, потерею четырех матросов: трех от холеры, обнаружившейся на фрегате вскоре по выходе из Кронштадта и прекратившейся у берегов Дании, и одного, упавшего в море в Финском заливе при авральной работе. К сожалению, последний, по случаю сильного волнения и большого хода фрегата, не мог быть спасен, несмотря на все принятые к этому меры. Сверх того, в Зунде в туманную и дождливую погоду фрегат слегка приткнулся к мели у мыса Драго, за неявкою, по неоднократному вызову пушечными выстрелами, лоцманов.

Дальнее предстоявшее нам плавание заставило меня обратить особенное внимание на это обстоятельство и ввести фрегат для осмотра в Портсмутский док, ибо малейшее повреждение в подводной части судна, один оторвавшийся медный лист обшивки и тому подобный, сам по себе незначительный, случай мог повести, в двухгодичном плавании, к важным последствиям, которых нельзя было бы отвратить, по неимению к тому средств в местах, куда направлялась экспедиция. Между тем я воспользовался введением в док фрегата для надежнейшего на нем приспособления, с разрешения морского начальства, парового водоопреснительного аппарата, который принят на многих английских судах как полезнейшее из новейших изобретений, что вполне оправдалось блистательными последствиями. Мы кроме речной воды, которою запасались всюду, где был случай, опресняли ежедневно, посредством аппарата, до

- 164 -

120 ведр воды, превосходившей чистотой и вкусом речную.

Хотя, по тщательном освидетельствовании фрегата в доке, повреждений от стояния на мели не оказалось, но между тем при этом случае обнаружились явные признаки гнилости в надводной части судна, побудившие переменить большую часть конопатки и сделать местами новые вставки в деревянной обшивке. Таковое состояние фрегата, имевшего, впрочем, отличные качества и в особенности скорость в ходу, но прослужившего уже более 6 лет после тимберования и совершавшего в это время значительные рейсы по Балтийскому, Немецкому морям и Атлантическому океану, заставило сомневаться насчет благонадежности его в течение продолжительного плавания.

Как переделки на фрегате и изготовление к плаванию шкуны «Восток», так и крепкие противные ветра продержали нас в Англии долее, нежели я предполагал, и именно до 6 января 1853 года. Вследствие этого я должен был изменить первоначальный план пути мимо мыса Горна, который пришлось бы огибать в самую неблагоприятную пору весеннего равноденствия и крепких ветров, и счел более удобным направиться мимо мыса Доброй Надежды в Зондский пролив и Китайское море, где мог пользоваться попутным муссоном, о чем в свое время и предупредил Министерства морское и иностранных дел.

В 6 день января наступившего нового года, по совершении архимандритом Аввакумом божественной литургии и молебна, оба судна снялись с якоря и покинули Портсмут, а 11 того же месяца вышли в океан, выдержав в Английском канале шторм, причем фрегат «Паллада», в полном грузу сильно бивший носом, потерял утлегарь. Весь переход наш от Англии до острова Мадеры, совершенный в семь дней, сопровождался крепким, хотя и попутным, северным ветром. У этого острова, к которому, по моему приказанию, должна была прийти отставшая от фрегата шкуна «Восток» для пополнения запасов, мы продержались 18 января около 12 часов под парусами и, взяв запас свежего мяса и зелени, отправились далее к югу. Так как некоторые из новейших мореплавателей признают более выгодным пересекать экватор в меньшей W-й долготе от Гриничского меридиана, чтобы потом SO пассат менее отводил

- 165 -

от прямого курса, то я, сообразно сему, расположил пройти сквозь группу островов Зеленого Мыса, куда фрегат и прибыл благополучно 25 января, бросив якорь в Порто-Прайя, на острове Сант-Яго. Здесь оказалось нужным вытянуть стоячий такелаж, ослабевший от крепких ветров, что и было исполнено в сутки.1

Если бы в нашем распоряжении было и более свободного времени, то печальный вид острова, состоящего из массы скал вулканического происхождения, в беспорядке брошенных в кучу, палимых солнцем и лишенных растительности, бедность города и черных жителей вселяли мало охоты продлить там пребывание. Однодневной прогулки по острову и посещения редких цветущих оазисов с лесом пальм, апельсинных и других деревьев было слишком достаточно, чтобы развлечь плавателей новостью и оригинальностью предметов, не виданных на севере.

В Порто-Прайя мы застали американскую эскадру, назначенную для преследования торга неграми и захватившую незадолго до нас судно с черными невольниками; здесь же получили мы первые известия, что другая эскадра, под начальством коммодора Перри, находилась уже у китайских берегов, направляясь к одной цели с нами.

Дальнейшее плавание по Атлантическому океану можно назвать продолжительною приятною прогулкою. Хотя, по времени года, в Северном полушарии была зима, но вся разница от лета обозначалась только по временам облачностию горизонта; по температуре же, доходившей до 20 с лишком градусов в тени по Реомюру, тропическая зима равнялась самым жарким дням нашего лета.

Прекрасный колорит неба и воды, свежий воздух и ясные, тихие, один на другой похожие дни и великолепные ночи — всё это поддерживало в офицерах и нижних чинах бодрость, веселое состояние духа и охоту к дальнейшему пути.

В воскресные и праздничные дни на фрегате постоянно происходила божественная служба, как здесь, так и далее во всех местах нашего путешествия, от Англии

- 166 -

до Японии включительно. Этим духовным утешением мы обязаны попечительности Его императорского высочества генерал-адмирала об устроении подвижных церквей на военных судах.

В свободное от службы время офицеры постоянно занимались чтением и переводами разных сочинений по части путешествий, преимущественно же лоций и других относящихся до морского дела книг, и вообще с величайшим прилежанием и любознательностию спешили обогатить себя запасом сведений для дальнейшего пути, а гардемарины, сверх обязанностей службы, делали астрономические наблюдения, имея отличные, купленные в Англии, секстанты, и занимались при содействии офицеров и других участвовавших в экспедиции лиц предметами, входящими в курс, преподаваемый в Морском корпусе. Благодаря щедрости правительства, экспедиция была богато снабжена всеми учеными пособиями: отличными астрономическими и другими инструментами и книгами по всем частям знаний. Кроме книг, отпущенных Морским ведомством, моей и общей офицерской библиотеки офицеры и другие лица запаслись сочинениями, которые каждый считал для себя нужными. Команда, по обыкновению, ежедневно упражнялась в ученье пушками и абордажным оружием.

Излишним считаю упоминать, что особенные попечения приложены были, со стороны казны, к обеспечению судов продовольствием на многие месяцы вперед. Некоторые статьи, и особенно те, которые наименее подвергались порче, например солонина, сухари и т. п., были заготовлены морским начальством в Кронштадте; всё же прочее забрано в Англии и возобновлялось, по мере потребления, всюду, где представлялась возможность. Между прочим, много взято было провизии в так называемых презервах, то есть приготовленной впрок и уложенной в герметически закупоренных сосудах. Таким образом, офицеры пользовались тем же столом на море, как и на берегу, а нижние чины, имея постоянно хорошего качества пищу, не подвергались опасности от скорбута, который и не обнаруживался во всё время нашего плавания.

NO-й пассат сопровождал нас до 4° N широты, то есть почти до южного предела штилевой полосы. Начала его мы не могли определить потому, что имели северный ветер от самого Английского канала. От 4° нас подвигало

- 167 -

переменное маловетрие, до 1° N, где оно перешло в пассат, дувший сначала между S и SO, а потом до 20° S, между SO и O. Экватор мы пересекли 3 февраля, в 23-й день плавания от мыса Лизарда, в долготе W 15°20′.

С 13 февраля и с широты 20° в продолжение трех недель мы имели штили и маловетрие, и в течение всего этого времени среднее суточное плавание не превосходило 68 миль. Таким образом, и нашим плаванием подтвердилось существование штилевых полос на внешних границах тропиков, доказываемое известным Моррисом. В пределах тропиков мы имели случай и время любоваться всеми особенностями южного неба, богатого блестящими созвездиями, и моря со множеством летучей рыбы, акул и морских птиц.

В 31° S широты мы получили наконец ровный SSW, пользуясь которым увеличили широту до 35 ½°, на градусе южнее мыса, дабы господствующими у него SO-ми ветрами и сильным NW течением не быть отнесенными к северу.

10 марта фрегат бросил якорь в SW углублении Falsebay, против города Саймонстоуна, как более покойном месте, нежели Столовая бухта, для стоянки кораблей при ветрах, дующих в это время года. Мы совершили путь от Англии до сих мест, 6000 миль, в 59 дней. На острове Мадера я оставил предписание шкуне «Восток» направиться в означенную бухту, куда она и прибыла благополучно 15-го числа того же месяца, не испытав никаких неблагоприятных случаев и употребив на этот переход 64 дня. По свидетельству командира шкуны, судно это оказалось совершенно годным и способным для дальнего плавания, оно отлично держалось при волнении и вполне соответствовало предназначенной цели.1

Вообще после долгого перехода, по прибытии на место, всегда оказывается нужным делать более или менее исправлений на судах, и фрегат «Паллада», как более слабое судно, потребовал значительного времени для производства всех необходимых на нем работ. Местные английские власти, между прочими командир стоявшей там эскадры Тальбот, командовавший кораблем в Балтийском море в нынешнюю войну, много

- 168 -

содействовали приготовлению судов к дальнейшему плаванию, к снабжению их каменным углем и другими предметами продовольствия из казенных запасов, сравнительно по сходным ценам, что было для нас немаловажным облегчением, ибо в вольной продаже этих предметов цены необыкновенно возвысились от множества приходящих на мыс судов по случаю усилившейся эмиграции в Австралию.

Так как помянутые исправления судов должны были задержать нас на несколько недель на мысе Доброй Надежды, то я избрал некоторых более свободных от службы офицеров и гражданских лиц для совершения поездки внутрь Капской колонии с целью предоставить им случай обозреть этот любопытный во всех отношениях край и обогатить себя познаниями по части статистики и естественных наук, полагая, что подобная поездка, совершенная с пользою, послужит опытом для исследований подобного рода в местах, менее известных, которые предстояло нам посетить.1

Между тем в пребывание наше на мысе совершились два важные события, которые должны произвести важное влияние на колонию. Первое — заключение мира с кафрами, на прочность которого, впрочем, не слишком надеются люди, хорошо знающие нравы и обычаи этого дикого племени; хотя условия мира сами по себе таковы, что могли бы надолго обеспечить спокойствие во всякой другой стране, но кафры, судя по предшествовавшим войнам с ними, обыкновенно соблюдают обязательства мира до тех пор, пока не оправятся от нанесенного им удара и не запасутся вновь нужным количеством оружия и пороха, которые, при заключении мирного трактата, от них отбираются и снабжение их тем и другим строго запрещено. Несмотря, однако ж, на такое запрещение, английские же промышленники, считающие дозволенными все средства, когда дело идет о торговых выгодах, не задумываются снабжать кафров, через восточные приморские порта, и порохом, и оружием для действия против своих соотечественников, что неоднократно было обнаружено в последнюю войну. Второе событие заключается в даровании колонии от английского правительства конституции, по которой

- 169 -

законодательная власть переходит в руки колониального правления. Высшему и среднему классам предоставлено право избрания членов в две камеры, учреждаемые наподобие Американского конгресса и образующие, вместе с губернатором, назначаемым из Англии, главное управление. Вместе с тем бо́льшая часть расходов, производившихся от метрополии, и, между прочим, издержки на войну с кафрами, должны будут падать уже на счет колонии. Этим средством надеются удержать пограничных с кафрами поселенцев от частых раздоров со своими дикими соседями, каковые раздоры обыкновенно и служат началом и поводом продолжительных и разорительных войн с черными племенами.

Последние дни нашего пребывания на мысе ознаменовались печальным для нас происшествием: матрос 22-го флотского экипажа Карманов, самовольно отлучившись с посланной на берег шлюпки, по сделанному розыску, — не найден, а на другой день тело его выброшено было приливом моря на берег. Так как, по медицинскому освидетельствованию, никаких признаков насильственной смерти не оказалось, то надо предполагать, что, возвращаясь вечером на шлюпке, матрос этот оступился с пристани, далеко выдающейся в море, и утонул.

По совершенном изготовлении обоих судов к отплытию, я дал предписание командиру шкуны «Восток» сняться с якоря и идти в Гонконг, который избран был мною будущим местом остановки, как удобнейший пункт для якорной стоянки, снабженный всеми корабельными и другими припасами, и для сообщения с Европою через Ост-Индию и Красное море; сам же остался, с фрегатом «Паллада», на двое суток, в ожидании предписаний из С.-Петербурга, которые и доставлены были с английским почтовым пароходом. Предписания эти заключали, между прочим, извещение о двух посланных от Министерства иностранных дел, через Америку, курьерах с новыми дополнительными инструкциями касательно возложенного на меня поручения в Японии. Вследствие этого я немедленно сделал распоряжение о назначении курьерам местом соединения с нашим отрядом лежащие близ Японии острова Бонинсима, куда, по моему извещению, должны были прибыть и другие назначенные в состав отряда суда:

- 170 -

корвет «Оливуца» из камчатской флотилии и судно Американской компании «Князь Меншиков».

12-го апреля, после месячного пребывания на мысе Доброй Надежды, я снялся с якоря и направился к Зондскому проливу. Намереваясь пользоваться на этом переходе господствующими в Индийском океане западными ветрами, до встречи с южными, дующими в это время года близ западного берега Австралии, я расположил плавание между мысом Доброй Надежды и точкою пересечения меридиана 105° с параллелью 30°, составляющее до 5700 миль по дуге великого круга. Это тем более было удобно, что оба упомянутые пункта лежат близко одной параллели.

Отойдя около 200 миль от мыса, мы выдержали 14 апреля один из тех сильных штормов, которые довольно обыкновенны в этом месте, при борьбе трех океанов и свирепости дующих со всех сторон ветров, не задерживаемых на огромном, чистом пространстве, начиная от самого Южного полюса, никакими препятствиями. Здесь слабость и неблагонадежность нашего старого фрегата к продолжительному плаванию подтвердилась неопровержимым образом: он потек всеми палубами и, сверх того, обнаружилось движение в креплениях надводной части. Принимая в соображение предстоявшее нам продолжительное пребывание в жарких местах, переходы из одного климата в другой и плавание по бурному Китайскому и Японскому морям, что всё должно было способствовать к окончательному расслаблению судна, на котором предстояло возвращаться в Россию, я предположил довести об этих обстоятельствах до сведения высшего морского начальства и ходатайствовать о высылке, на смену фрегата «Паллада», вновь построенного в Архангельске фрегата «Диана» с меньшим, против положения, числом людей и артиллерии, дабы судно это, в видах сокращения расходов, могло вместе с тем доставить в Камчатку полный груз разного рода припасов и военных снарядов, ежегодно посылаемых на военных транспортах. Тогда же я выразил предположение, в случае возможности, привести фрегат «Паллада», по снятии с него всей артиллерии, под конвоем фрегата «Диана» обратно в Кронштадт. Для доставления моих представлений об этом в С.-Петербург я назначил отправить курьером, через Ост-Индию и Египет, старшего офицера фрегата

- 171 -

лейтенанта Бутакова и предположил для сей цели зайти на остров Яву, в порт Батавия, имеющий почтовое пароходное сообщение с Ост-Индиею.

Дальнейшее плавание наше по Индийскому океану сопровождалось самыми благоприятными обстоятельствами, как относительно ветров, так и быстроты хода. Вместо ожидаемых сильных непогод от W, господствующих в это время года и разводящих огромное волнение на океане, мы постоянно имели умеренные ветры из NW четверти и совершили этот переход, составляющий около 7000 миль, в 34 дня, что, как видно из журналов мореплавателей, удавалось редким судам. Такое постоянство северо-западных ветров было противно обыкновенному порядку движения воздуха в этой части океана. NW ветры, господствующие в Южном полушарии в продолжение всего почти года, как в Северном юго-западные, в осенние и зимние месяцы обыкновенно уступают юго-западным.

Бросив якорь 17-го мая, для освежения команды и снабжения зеленью, в Зондском проливе, у малайского селения Анжер, имеющего голландский форт и лежащего недалеко от Батавии, я узнал, что почтовый голландский пароход, на котором предполагалось отправить г-на Бутакова в Россию, нерегулярно делает рейсы в Ост-Индию, и потому, чтобы выиграть время, я расположил с фрегатом направиться в Сингапур, имеющий постоянные почтовые сообщения с Европою, так как это место мало отклоняло нас от прямого пути к китайским берегам.

В течение нескольких часов стоянки на Анжерском рейде я предоставил большей части моих спутников, в первый раз совершавших подобное плавание, сделать непродолжительную прогулку по цветущим берегам этого острова, поросшего густым, разнообразным лесом и являющего образец роскошной тропической природы во всем ее блеске.1 Сюда при нас прибыл испанский военный транспорт с офицерами и отрядом нижних чинов, назначенных в Манилу.

Плавание от острова Явы до Сингапура сопровождалось тихими, умеренными ветрами и прекрасною погодою, которая, однако, нередко прерывалась сильными

- 172 -

шквалами, и хотя мы здесь перешли через изотермический экватор — линию наибольшей теплоты, — но термометр ни разу не показывал в тени выше 24°. Из трех каналов Госпорского пролива я избрал так называемый Маклефильдский, как наиболее просторный. 21-го мая фрегат вошел этим каналом в Китайское море, встретив сильное попутное течение, доходившее до 3 миль в час! 23-го мая мы вторично пересекли экватор, а 25-го того же месяца бросили якорь на Сингапурском рейде.

Остров Сингапур, отделенный от Малаккского полуострова узким проливом, сделался обитаем с 1819 года, по занятии его англичанами, и с того времени постепенно приобретал громкую известность как складочное место. Здесь происходил огромный и живой размен европейских товаров на произведения Индии, Китая, Австралии и Зондских островов. Мы по возможности осмотрели огромные склады товаров в пакгаузах и были свидетелями живого движения торгового мореплавания. На Сингапурском обширном и безопасном рейде теснится во всякое время множество европейских и американских судов, китайских и сиамских джонок и других кораблей со всех соседственных мест, а на самом острове стекаются со всех сторон разноплеменные торговцы, преимущественно с Индийского полуострова и из Китая. Китайцы составляют большую часть народонаселения и способствуют процветанию колонии. Число их простирается до 30 т<ыс.> человек, тогда как поселенцев других наций, более малайского племени, доходит только до 20 т<ыс.>. К сожалению, это торговое место посещается пиратами, которые, имея главный укрепленный притон на острове Минданао и меньшие на Борнео и Целебесе, грабят слабейшие купеческие суда, не трогая сильнейших, и являются, под видом купцов, сбывать награбленные товары в Сингапурский порто-франко и запасаются необходимыми для себя военными запасами. Здесь учреждено также правильное сообщение пароходами с Европой, Востоком и Австралиею. Это торговое место потеряло, однако же, часть своего значения со времени открытия англичанами для европейской торговли пяти китайских портов и учреждения английской колонии в Гонконге, снабжающей Китай европейскими произведениями. Природа этого островка, лежащего в 1°30′ к северу от экватора, так же роскошна, как на Яве, и плаватели вновь имели случай

- 173 -

сделать несколько приятных прогулок по окрестностям города, густо поросшим пальмовым лесом. Зной здесь не так чувствителен, потому что умеряется влажностью моря и почти ежедневными дождями, а различие в переменах времен года вовсе не заметно.

Обеспечив отправление лейтенанта Бутакова на первом английском почтовом пароходе с донесениями в С.-Петербург и освежив запас фрегата, я 1-го июня снялся с якоря и направился к китайским берегам в Гонконг, куда вследствие оставленного мною предписания в Анжере должна была прибыть и шкуна «Восток».

Через 12 дней благополучного плавания я с фрегатом «Паллада» прибыл в Гонконг и нашел там шкуну, прибывшую полутора сутками ранее фрегата. Здесь, как и в других английских колониях, со стороны местного начальства оказано было нам самое заботливое внимание и содействие к исправлению всех наших нужд. Английский губернатор, соединяющий это звание со званием полномочного в китайских портах, сэр Джордж Бонэм после официального взаимного визита, сопровождающегося салютами в честь русского и английского флагов, оказал особенное гостеприимство и мне, и офицерам обоих судов.

Что касается до допущения наших военных судов в означенные порта, то кантонский генерал-губернатор в ответе своем на мое письмо к нему прошел это обстоятельство молчанием, из чего можно было заключить, что запрещение посещать китайские порта на военные суда не распространяется. Это заключение подтвердилось тем, что шкуна «Восток», на которой я прибыл из Гонконга в Кантон, остановилась против города и в ответе на салют с английского брига «Rapid», в честь моего звания, отвечала 15-ю выстрелами, — следовательно, генерал-губернатор не мог не знать о прибытии в город военного судна; но протеста на это с его стороны не было.

Дальнейшее пребывание наше в Гонконге не представляет ничего замечательного. Город этот называется официально, в честь английской королевы, ее именем, состоит из одной улицы, с богатыми купеческими домами, пробитой в бесплодных скалах, и китайского квартала, имеющего 20 тысяч жителей.

Место это занято было, при начале англо-китайской войны, англичанами, которые основали здесь обширные

- 174 -

фактории в надежде сосредоточить в нем всю свою торговлю с Китаем. Но намерение это удалось не вполне, несмотря на употребленные на сие огромные капиталы, и торговый перевес остается на стороне Кантона и Шанхая, как более обширных и удобных для торговли портов, лежащих притом на больших реках, которые соединяют их с самыми плодородными областями края. Сверх того, нестерпимый зной и местная климатическая болезнь заставляют европейцев искать по соседству других, более безопасных для жительства мест.

Здесь мы получили некоторые достоверные сведения о восстании в Китае и об успехах оружия инсургентов, распространившихся от запада к востоку, между прочим по реке Янсекиянгу, и взявших города Нанкин и Амой.

В Кантоне я известился также, что командор Перри с эскадрою, состоявшею из 6 судов, отправился уже от Ликейских островов к берегам Японии, что заставило и меня ускорить отплытием из Гонконга, который я и оставил с фрегатом «Паллада» 26 июня, предписав шкуне «Восток» идти на остров Бонинсима, в порт Ллойд.

Начало нашего плавания от Гонконга вместо дующего в это время года западного муссона сопровождалось противными ветрами и шквалами, замедлявшими наш путь. Проходя между островом Формозою и группой островов Ваши, я предположил зайти на принадлежащий к этой группе о<стров> Батан, чтобы запастись свежей провизией; но, за невозможностию пристать к берегу на шлюпках, по причине сильного прибоя, оставил это намерение и отправился далее. В ночь с 8-го на 9-е июля ветер скрепчал до того, что надо было взять все рифы у марселей и закрепить крюйсель; на другой день ветер превратился в жестокий шторм,1 который должно отнести к числу свирепствующих иногда в летнее время в здешних местах тифонов, или вращающихся штормов, ибо ветер, согласно с описаниями оных, при быстром понижении барометра переходил от одного румба к другому: задув от NW, постепенно перешел до OSO. Фрегат во всё время бури, продолжавшейся

- 175 -

около 30 часов, имел ходу свыше 12 узлов. Вечером 9-го июля барометр перестал понижаться, а ветер достиг крайней степени силы и вырвал фок-, грот- и фор-марсель.

Руководствуясь правилами, изложенными в теории вращающихся штормов, я изменил при этом курс и вышел из круга разрушительного действия ветра, который к 11 часам вечера стих.

При этом случае подтвердилось донесение мое о неблагонадежности фрегата для дальнейшего продолжительного плавания. В верхней части судна обнаружилась сильная течь, так что две помпы постоянно качали воду; сверх того, мы были в опасности потерять грот-мачту, по причине ослабевших от жестокой качки вант, в помощь которым, однако же, успели заложить сейтали, а потом, когда буря стихла, перетянуть наскоро и самые ванты.

При тяге вант случилось следующее несчастное происшествие: стоявшему на грот-путень-вантах матросу Яну Ларю разогнувшимся гаком ударило в голову и раздробило теменные и затылочную кости, отчего он через пять дней умер.

Остальное плавание наше до островов Бонинсима задерживалось, до 25-го июля, наступившими штилями, а с сего числа подул попутный ветер, и на другой день фрегат «Паллада» бросил якорь на острове Пиль, в порте Ллойд, употребив на этот переход, который при попутном ветре можно сделать в две недели, ровно 30 дней.

В этом порте я застал уже шкуну «Восток», вышедшую из Гонконга днем ранее фрегата, также корвет «Оливуца» и судно Американской компании «Князь Меншиков», на котором прибыли, через Панаму и Сандвичевы острова, курьеры лейтенант Кроун и коллежский секретарь Бодиско, привезшие, между прочим, дополнительные наставления к данной мне инструкции относительно предстоявших действий в Японии. На судне «Князь Меншиков» привезена была заготовленная в Гамбурге провизия для фрегата.

Не найдя на острове Пиль, на котором поселилось несколько английских и американских выходцев, никакой свежей провизии, забранной заходившею перед нами эскадрою командора Перри, а также посещающими этот порт китоловными судами, я остался в нем самое короткое время, необходимое для исправления повреждений. Между тем я нашел возможность доставить

- 176 -

некоторым молодым офицерам и гардемаринам случай к практическим занятиям, для чего отправился на корвете «Оливуца» к неисследованной группе островов Бейли и сделал, как главному острову, так и мелкой группе, лежащей у южной его оконечности, надлежащую опись.

Карта этих островов представлена была мною главному морскому начальству.

4-го августа при попутном ветре фрегат «Паллада» оставил порт Ллойд и, держась соединенно с прочими тремя судами, направился к Нагасаки.

С напряженным вниманием и любопытством, которое постоянно поддерживалось в течение десятимесячного плавания, завидели мы берега Японии, как страны во многих отношениях загадочной и неисследованной. С этим вместе мы достигали главного предела нашего похода, и потому минута, когда 9-го августа наши четыре судна бросили якорь на Нагасакском рейде, была одной из торжественных минут нашего плавания.

Еще за несколько миль до Нагасакского порта высланы были навстречу нам чиновники с вопросами о том, к какой нации принадлежат суда, и с предостережением не входить на внутренний рейд, а остановиться у входа в оный. Но видно было, по осторожности и опасениям, какими сопровождалась передача этих вопросов, что японцы исполняли этим только предписанный законом старинный обычай, соблюдаемый в отношении всех иностранных судов, и что вид четырех вооруженных судов наводил на них страх и недоумение. Не успели суда наши войти на первый, открытый с моря рейд, как от нагасакского губернатора последовало приглашение стать и на второй рейд, ближе к городу. В этой поспешной присылке приглашения заключалось, кажется, опасение, чтобы военные суда не нарушали предписанное правило и тем не обнаружили в глазах народа слабости их правительства перед вооруженной иностранной силой. Это предположение подтвердилось неоднократно впоследствии подобными мерами со стороны нагасакского губернатора.

С этого начались и не прекращались наши живые ежедневные сношения с японцами, причем они употребляли всю изворотливость и хитрость, свойственные их характеру, чтобы удержать за собой старинные права и обычаи, установленные ими в сношениях с иностранцами.

- 177 -

Не будучи приготовлены к появлению многих военных судов в одно время в двух главных своих портах, они пытались в сношениях с нами и, как я узнал впоследствии, с американцами подчинить вначале нас и их тем же условиям и ограничениям, какие налагали прежде на иностранные суда, как-то: расставляли около судов свои караульные лодки, хотели ограничить прогулки наши по рейду на шлюпках и прочее; но вскоре должны были ослабить этот надзор и окончательно совсем от него отказаться. В дальнейших сношениях они потеряли надежды разными проволочками и затруднениями, которые старались делать на каждом шагу (например, в отведении места на берегу), отбить у нас охоту обращаться к ним с какими-либо требованиями и по-прежнему желали оставаться чуждыми миру. Они полагали, что, утомив наше терпение, успеют заставить нас отказаться совсем от нашего намерения завязать с ними дела или по крайней мере отложить последние на неопределенное время.

Соображаясь с высочайшей волею в Бозе почившего государя императора и с данной мне от Министерства иностранных дел инструкциею, я начертал себе систему действий в сношениях с этим народом, в основание которой принял кроткое и дружеское с ним обращение, снисходительное исполнение тех законов и обычаев страны, которые не противны были достоинству нашей нации и моего звания, и твердую, спокойную настойчивость в переговорах по возложенному на меня поручению. Следуя неуклонно этой системе, по мудрому указанию монарха, до последнего дня моего пребывания в Японии, я имел счастие достигнуть желаемой цели, не только ни разу не нарушив доброго между мною и японскими властями согласия, но установил оное на прочных основаниях, смею думать, и надолго вперед.

Изложив ход и результаты моих переговоров с японским правительством в особой записке, которую имел счастье, вместе с сим, всеподданнейше повергнуть на высочайшее Его императорского величества воззрение, я продолжаю, в последовательной связи, настоящее обозрение плавания вверенного мне отряда судов, а также и главных обстоятельств пребывания оных в Японии.

Спустя некоторое время по прибытии в Нагасаки я решился послать транспорт «Князь Меншиков» в Шанхай

- 178 -

за свежей провизией и вместе для передачи на почту моих донесений, а шкуну «Восток» в Татарский пролив к острову Сахалину и к берегам Амура для получения сведений о положении дел в нашем краю. Об этой посылке шкуны с особым поручением на север определительнее изложено в помянутой особой записке.

Голландские суда до сих пор не имеют права оставлять рейда без разрешения местной власти, поэтому нагасакский губернатор, которого я предупредил о своем предположении послать шкуну и транспорт в разные места, во избежание всякой таинственности в своих действиях и чтоб не возбудить каких-нибудь неосновательных опасений в подозрительных японцах, поспешил относительно посылки первой прислать свое разрешение, которого я не просил.

Он, без всякого сомнения, действовал так на основании старых, предписанных ему относительно иностранцев, правил, от которых не смел отступить, не подвергаясь строжайшей ответственности пред своим правительством. Само же правительство, не ожидая, как я имел случай упоминать выше, появления нескольких военных судов у берегов Японии, не успело, конечно, снабдить губернатора новым руководством насчет образа действий относительно нас. Впоследствии на основании полученных, без сомнения, новых предписаний из Едо обращение губернатора с нами значительно изменилось; по прибытии же в последних числах декабря 1853 года назначенных от правительства для переговоров со мной высших сановников, японцы оказывали в сношениях с нами самое утонченное внимание и предупредительность, свойственные всем образованным народам.

Что касается до отправления транспорта «Князь Меншиков» в Шанхай за провизиею, то нагасакский губернатор, несмотря на свою осторожность, сделал при этом случае сильный промах, которого не в состоянии уже был потом исправить. Он просил не посылать транспорта за провизиею, предлагая снабжать наши суда оною через посредство голландской фактории, которая, имея право торговли в Японии, могла покупать от них припасы и перепродавать нам. Я поспешил принять это выгодное для нас предложение, и мы во всё время пребывания в Нагасаки, благодаря посредству начальника голландской фактории Донкера Курциуса, изъявившего

- 179 -

полную готовность к оказанию нам означенной услуги, получали постоянно живность, рыбу и свежую зелень. Но как в Японии, по религиозным понятиям, запрещающим бить скот, мяса достать нельзя и притом я имел надобность в отправлении на почту бумаг, то я и не мог исполнить просьбы губернатора не посылать транспорт в Шанхай, почему оба судна отправились по назначению. На транспорте «Князь Меншиков» отправлен был мною в то же время один из прибывших курьеров, коллежский секретарь Бодиско, в Шанхай для отъезда, при первом удобном случае, в Россию; а другого, лейтенанта Кроуна, я зачислил в число офицеров отряда, с тем, однако же, чтобы при встретившейся надобности отправить и его курьером в С.-Петербург.

Еще в начале прибытия моего в Нагасаки я просил губернатора о назначении мне свидания для вручения двух писем от господина государственного канцлера Российской империи графа Нессельроде: одного к нему, губернатору, другого в японский Верховный совет. Он отозвался, что, по неимению разрешения от своего правительства, он назначить свидания мне не может, и просил передать ему адресованное на его имя письмо через старших чиновников. Находя приведенную им причину уважительною, я не настаивал на свидании и вручил письмо присланным от него доверенным лицам. Что касается до второго письма, в Верховный совет, то губернатор отвечал, что передача такого важного документа должна сопровождаться особым церемониалом, которого он сам определить не может, и просил снисходительно подождать, пока получится на это разрешение из Едо, куда со всевозможной поспешностью отправлен от него курьер.

Хотя я знал из истории всех предшествовавших посольств в Японию, как медленно производятся официальные дела в этом государстве, но счел, однако же, нужным обнаруживать по временам некоторую настойчивость, чтобы японцы со своей стороны употребили в сношениях с нами более поспешности. Впрочем, одни мои настояния не могли бы повести к желаемому успеху, если б они не подкреплялись неоднократно изъявленной мною готовностью идти с судами в Едо, чтобы там непосредственными сношениями с высшими властями достигнуть, как можно скорее, цели моего прибытия.

- 180 -

Опасение их видеть близ столицы еще несколько военных судов, сверх американских, которые уже там находились, было так велико, что они при этом случае и во многих других спешили удовлетворить наши справедливые домогательства.

Долгом считаю присовокупить, что, изъявляя готовность идти в Едо, я имел в виду решиться на это только в крайней необходимости, как-то: в случае отказа с их стороны вступить в сношения со мною или если б японцы назначили слишком отдаленный срок ответа на привезенное мною письмо.

Приняв в соображение расстояние Нагасаки от Едо, составляющее около полутора тысяч верст, а также медленность существующих у них способов сообщения, я согласился ожидать ответа не долее тридцати дней.

В течение этих тридцати дней, а равно и следующих за тем двух месяцев, которые мы провели на Нагасакском рейде до отхода в Китай, я старался поддерживать дружеские сношения с губернатором и его чиновниками, приглашая последних на фрегат, внушая им как можно более доверия к намерениям нашего правительства, что и удалось до значительной степени. Баниосы, или старшие после губернатора лица, с удовольствием и любопытством наблюдали наш быт, обычаи, слушали через переводчиков рассказы об устройстве европейских государств, образе жизни и обо всем, в чем они резко расходятся с нами. Переводчики не раз секретно обнаруживали желание покороче познакомиться с европейцами и вполне надеялись на успех в достижении нашей цели. В подтверждение своих надежд они, между прочим, приводили одно замечательное обстоятельство, именно, что во время посольства Резанова из шести членов японского Верховного совета только двое объявили себя в пользу сношений с иностранцами, а остальные были против; тогда как ныне, по словам их, дело происходит совершенно наоборот, то есть двое только не соглашаются с общим мнением открыть японские порта для иностранных судов.

Во всё время пребывания нашего в Японии здоровье как офицеров, так и команд на судах было совершенно удовлетворительно, благодаря постоянно хорошей погоде и свежей провизии, которая в достаточном количестве доставляема была, частию вышесказанным образом, через голландцев, с берега, частию же привозилась

- 181 -

транспортом «Князь Меншиков» из Шанхая, отстоящего всего на трое суток хорошего плавания от Нагасакского порта. На обоих судах ежедневно производимо было ученье парусное и орудиями, также и абордажным оружием; к сожалению, 6 числа сентября служебное занятие это ознаменовалось несчастным происшествием: матрос 23-го экипажа Борисов при поднятии брам-стенег и брам-рей упал от собственной неосторожности с фор-салинга на палубу и при падении получил переломы костей, с признаками сотрясения мозга, отчего через несколько часов умер.

Офицеры и гардемарины, отправляя обыкновенную морскую службу, продолжали заниматься чтением и переводами с иностранных языков, также описью Нагасакского порта (которому составлена карта) и укреплений берегов. Сверх того, катаясь ежедневно по обширному живописному и превосходному в морском отношении Нагасакскому заливу, совершенствовались в управлении гребными судами.

Попытки мои уговорить губернатора отвести нам место на берегу для проверки хронометров и для магнитных наблюдений, а также для освежения людей прогулками не увенчались успехом: очевидно было, что он сам собою не имел на то никакого права, как равно и на принятие подарков, которые я хотел сделать как ему самому, так и его подчиненным, ибо все прочие наши желания, как-то: доставку провизии на суда в требуемом количестве, расположение судов на рейде по моему указанию и размещение японских караульных лодок как можно далее от наших судов, — словом, всё, что, по-видимому, было в его власти, исполнялись им довольно охотно, хотя и не без возражений. Последние делаемы были, кажется, только для вида, чтобы в глазах правительства и народа не изъявлять слишком явной готовности отступать от старых японских обычаев, угождая иностранцам.

В начале сентября нагасакский губернатор уведомил меня, что из Едо получено разрешение на принятие от меня письма в Верховный совет, а 9 числа того же месяца, день рождения Его императорского высочества государя великого князя Константина Николаевича, было назначено для свидания с губернатором и вручения ему означенного письма.

Три или четыре, предшествовавшие свиданию, дни посвящены были определению церемониала, которым

- 182 -

должно было сопровождаться самое свидание. Губернатор настаивал, чтобы соблюдены были те же условия церемониала, какими сопровождался прием Резанова, но я возразил, что настоящее посольство предпринято в больших против прежнего размерах, и предложил значительные изменения, которые и были приняты. Я счел нужным действовать в этом случае с некоторою настойчивостию и выговорить сколько можно более прав; ибо, по обычаю этого народа, пример служит правилом на будущее время.

По совершении архимандритом Аввакумом божественной службы, мы на девяти шлюпках двинулись к городу при звуках музыки, игравшей наш народный гимн.

Следуя к городу мимо берегов залива, мы имели случай подробно осмотреть местность этого превосходного во всех отношениях порта. Приглубые берега его представляют отличные якорные места для судов всякого рода, а высоты — большие средства к защите города от неприятеля. В то же время, глядя на японские батареи, где пушки стояли на старых станках или лежали вовсе без станков, мы могли сделать безошибочное заключение о жалком состоянии военного искусства в Японии. Берега эти не выдержали бы нападения самой незначительной силы с моря.1

На берегу, предшествуемый флагом и сопровождаемый почетным караулом из матросов, я со свитою из командиров судов и прочих офицеров и гражданских лиц при звуках той же музыки прошел пешком до губернаторского дома, отстоящего недалеко от пристани.

Навстречу мне были высланы почетные лица города, которые ввели меня и свиту в приемную залу, а караул расположен был на дворе.2 После размена первых учтивостей я вручил губернатору письмо от г-на государственного канцлера графа Нессельроде в японский Верховный совет, а губернатор прочел мне полученное им из Едо повеление, в коем разрешалось ему принять письмо и вместе с тем уведомить меня, что ответ на оное в скором времени последовать не может. На мои

- 183 -

возражения против такого решения губернатор приводил разные причины, между прочим, ссылался на значительность расстояния Нагасаки от Едо, медленность сообщений, а равно и то, что ответ на письмо, по важности и неожиданности дела, за коим я прибыл в Японию, вероятно, потребует значительного времени для основательного обсуждения.

Тогда я спросил губернатора, не признает ли он за лучшее, если я, для ускорения дела, отправлюсь сам с судами прямо в Едо и буду сноситься непосредственно с Верховным советом. Губернатор, сохранявший доселе в речах и приемах важность своего сана, неожиданно изменился при моем вопросе и мягким тоном возразил, что «сколько правительству приятен был мой поступок, то есть что я прибыл не в Едо, а в Нагасаки, столько японскому глазу будет больно видеть иностранные суда в столице». Я воспользовался этим обстоятельством и заметил, что от японского правительства будет зависеть, сообщением скорого ответа на привезенное мною письмо, удержать меня в Нагасаки. Губернатор обещал представить об этом на благоусмотрение высшей власти и обнадежил меня получением по возможности скорого ответа. Затем свидание кончилось, губернатор уклонился от дальнейших с моей стороны вопросов, на которые, вероятно, без разрешения из Едо затруднился бы ответами.

Между тем возвратившийся 14 сентября из Шанхая транспорт «Князь Меншиков» привез первые известия об ожидаемом разрыве с Турцией, Францией и Англией. Это известие отчасти изменило мои планы насчет будущего плавания вверенного мне отряда. Китайские порта, в которых я намеревался снабжаться провизиею и исправлять все наши нужды, в случае решительного разрыва были бы по превосходству военных сил Англии и Франции для нас недоступны, и потому я предположил избрать будущим местом нашего постоянного пребывания Сан-Франциско, как наиболее безопасный порт, в коем англичане не решились бы нарушить нейтральных прав. Так как положение дел в Европе, по полученным нами известиям, не обещало еще скорого наступления военных действий, то я счел нужным вторично отправить транспорт в Шанхай за новыми известиями, намереваясь с прочими судами идти туда же для исправления судов и за продовольствием на продолжительный

- 184 -

переход до Калифорнии, — тотчас по получении какого-либо решительного ответа из Едо и по прибытии из Татарского <про>лива шкуны «Восток».

В октябре месяце нагасакский губернатор, уведомляя меня о доставлении привезенного мною письма по назначению, в то же время сообщил, что 14 августа скончался сиогун, наместник микадо, светский правитель Японии, и что одно это обстоятельство по необходимости должно повести за собой замедление ответа.

Изъявив ему в официальной записке прискорбие от имени российского правительства в понесенной Япониею потере, я в другой записке возразил, что, несмотря на важность этого печального события, ход дел в таком обширном государстве, как Япония, вероятно, остановиться не может и что если это событие не помешало Верховному совету определить церемониал принятия от меня письма, то, конечно, оно не воспрепятствует сообщить мне обстоятельный ответ. Вместе с тем я вновь дал понять губернатору, что если в предположенный мною шестинедельный срок со времени вручения письма не получу ответа, то буду действовать по своему усмотрению сообразно с данными мне инструкциями.

Наконец 7 ноября явились губернаторские чиновники с письменным лаконическим извещением, что из Едо прибудут в Нагасаки для переговоров со мной два важные сановника. Так как прибытия этих лиц ранее месяца ожидать было нельзя, то я счел бесполезным оставаться долее в Нагасаки и 11 ноября отправился в Шанхай. По привезенным вторично транспортом «Князь Меншиков» известиям о ходе политических обстоятельств в Европе, посещение этого порта не представляло еще опасности, между прочим, и потому, что находившиеся там морские неприятельские силы были не сильнее нашего отряда. Мне предстояло разменять там наши кредитивы, возобновить запас угля и других морских припасов, также провизии, и особенно исправить некоторые повреждения на шкуне «Восток», возвратившейся 3 ноября из Татарского пролива, по удовлетворительном исполнении возложенного на нее поручения.

По причине узкости фарватера реки Янсекиянга, в которую большие суда могут входить только с помощию большого парохода, я, после трехдневного благополучного

- 185 -

перехода от Нагасаки, 14 ноября остановился с отрядом у расположенной в 40 милях от устья Янсеки-янга группы островов Saddle Islands, где останавливались во время англо-китайской войны английские военные суда, — и в тот же день отправился на шкуне «Восток» с некоторыми офицерами по рекам Янсекиянгу и Вусунг в Шанхай, чтобы сделать распоряжение о снабжении судов всем нужным, о введении шкуны в док — для исправления повреждений, также и для собрания новых сведений о положении дел в Европе и Китае. Здесь я получил присланное с ост-индской почтой предписание Морского министерства, извещавшее меня о том, что, с высочайшего разрешения, фрегат «Диана», назначенный на смену фрегата «Паллада», вышел из Кронштадта в октябре месяце и направляется кругом Америки на Сандвичевы острова. Получив вместе с тем известие о крейсирующей у западных берегов Америки английской эскадре, я должен был отказаться от намерения идти в Сан-Франциско и потому немедленно послал через американского консула в Шанхае предписание командиру фрегата «Диана» соединиться с отрядом в Татарском проливе, во вновь открытой на азиатском берегу гавани, куда располагал прийти весной, ко времени очищения пролива от льда. Европейские газеты наполнены были известиями объявления Турцией войны России и об ожидаемом разрыве последней с Францией и Англией.

Что касается до междоусобной войны в Китае, то мы сами, находясь на театре военных действий, были отчасти очевидцами сражений между инсургентами, которые заперлись в стенах Шанхая, и богдыханскими войсками, расположившимися лагерем около города.1 Несмотря на то что правитель Шанхайского округа, имея в своем распоряжении несколько военных, приобретенных у европейцев и американцев, судов, также джонок, действовал в одно время с реки и с сухого пути, усилия его овладеть городом и вытеснить инсургентов не имели никакого успеха. При нас сделан был сильный приступ с реки, но инсургенты отразили противников с уроном, взорвав несколько джонок на воздух. Всякий

- 186 -

день с утра до вечера происходила пальба с обеих сторон, впрочем для той и другой стороны безвредная. Войска претендента были лучше, бодрее на вид и приличнее одеты, нежели богдыханские солдаты, состоявшие, сколько я мог видеть, из толпы худо дисциплинированной, жалкой сволочи. Лагерь их представлял картину шумного и пестрого базара, а солдаты — толпу негодных бродяг, не имеющих вовсе военного вида. Инсургенты свободно выходили из города в европейский квартал и снабжались в изобилии через городскую стену всеми предметами продовольствия без всякой помехи.

Европейская часть города, расположенная по реке Вусунгу, вне шанхайской стены, была в то время неприкосновенна для обеих сторон, благодаря, конечно, присутствию английских, французских и американских военных судов. Впоследствии, однако же, я узнал, что после нашего ухода европейские негоцианты, вследствие неоднократных вторжений бродяг в город, не считали уже себя в безопасности и должны были прибегнуть для защиты себя и своей собственности к оружию.

Французский полномочный в Китае, Бурбулон, во время нашего пребывания в Шанхае совершил на французском военном пароходе поездку по реке Янсекиянгу в Нанкин, чтобы видеться с претендентом Тайпин-вангом и узнать его намерения в отношении к европейцам, в случае если ему удастся взять верх над маньчжурской партиею. Тайпин-ванг предложил столь унизительный церемониал, которым должна была сопровождаться аудиенция, что Бурбулон уклонился от нее и предпочел видеться с его министром. Сей последний объявил, что Тайпин-ванг получил свыше призвание истребить маньчжуров и покорить «весь свет», разумея, вероятно, под этим земли, подвластные Китаю и лежащие за Большой Китайскою стеною, и что до европейцев ему мало дела. К этому министр присовокупил, что инсургенты, как христиане, считают себя братьями европейцев. Между книгами действительно найдены были у инсургентов брошюры, изданные живущими в Китае протестантами, а также несколько христианских толкований, составленных в прежние времена иезуитами.

Все эти смуты не могли не отразиться и на торговле, которая, как я имел случай упомянуть выше, достигла

- 187 -

здесь колоссальных размеров. Многие китайские купцы удалились от театра военных действий, и торговля значительно упала.

Привоз и отвоз товаров, однако же, продолжался, хотя с меньшею живостию, причем европейские и американские купцы не считали нужным подчиняться таможенным правилам, установленным Нанкинским трактатом, несмотря на жалобы китайского правительства, лишавшегося от этого значительных доходов. Разборы этих жалоб и удовлетворение по ним остановлены были консулами до окончания беспорядков, которым не предвиделось конца. Торговля опиумом шла своим чередом: в 16 милях от Шанхая стоял целый флот английских и американских судов, содержавших склады этой отравы, которая тайно, в розницу, перевозилась на берег и сбывалась за наличные деньги.

Европейские и американские купцы, пользуясь смутными обстоятельствами, производили весьма выгодные обороты звонкою монетою, которую сосредоточили в своих руках, и выдавали испанский талер по 7 шиллингов 8 пенс., тогда как в публичном обращении он стоил только 4 шиллинга и 2 пенса. Во избежание значительных потерь от этого высокого курса звонкой монеты, я разменял только небольшую часть наших лондонских кредитивов и взял самые необходимые запасы для судов; между прочим, некоторое количество угля, продававшегося по 10 ф. ст. за тонн, отпущено мне было, по обязательности коммодора Перри, из склада, назначенного для американских военных судов, по сходной цене, а именно по 16 талеров за тонн.

Не предвидя на долгое время возможности сноситься с С.-Петербургом, я счел за нужное отправить в начале декабря лейтенанта Кроуна курьером через Гонконг и Ост-Индию с донесениями, описями разных мест и картами, составленными трудами офицеров отряда, с образчиками некоторых китайских товаров и другими результатами нашего путешествия, а также и с извещением об открытии копей каменного угля на острове Сахалине.

По окончании исправлений на шкуне «Восток», произведенных отчасти нашими мастеровыми с фрегата «Паллада», окрашения подводной части и вывода ее из дока я прибыл вскоре к островам Saddle Islands и 17-го декабря со всеми четырьмя судами отправился обратно

- 188 -

в Нагасаки, куда благополучно прибыл 22-го того же месяца.

Перед уходом из Японии я объявил нагасакскому губернатору, что если, по возвращении из Нагасаки, не застану там назначенных для переговоров со мною полномочных, то, не теряя времени, должен буду идти в Едо; осведомясь же, что полномочных еще не было, я отдал приказание готовиться к отплытию, и, только когда уже подняты были гребные суда и японцам не оставалось никаких сомнений насчет действительности моих намерений, они объявили, что полномочные прибыли.

31-го декабря назначено было первое свидание, которое сопровождалось большею с обеих сторон торжественностию, нежели свидание с губернатором. При мне был многочисленный караул и свита; сверх того, при съезде с фрегата произведено было с него и с корвета, в честь нашего флага, по двадцати одному пушечному выстрелу. Японцы приняли меня в самых нарядных одеждах, о которых дают верное понятие гравюры, приложенные к сочинению о Японии Зибольда; на пристани и у дома, где происходило свидание, расставлены были солдаты, не имеющие, по наружному виду, ничего общего с тем, что мы привыкли понимать под этим именем.

В помощь двум главным полномочным присланы были еще два сановника и значительная свита, по-видимому, для того, чтобы придать более важности делу, ибо в самых переговорах участвовали только два главные лица.

Всё первое свидание прошло в размене учтивостей и изъявлениях дружбы; напрасно я пытался склонить разговор к цели моего прибытия: японцы объявили, что, по обычаю их страны, при первом свидании должно ограничиться личным знакомством и все речи о делах откладываются до другого времени. Затем они угостили нас обедом в японском вкусе, причем оба полномочные обедали вместе с нами, а другие два, и также оба губернатора, прежний и прибывший ему на смену новый, удалились в другие покои.1

- 189 -

Старшие полномочные, по имени Тсу-Тсуй-Хизе-но и Кавадзи-Сойемон-но, в образе мыслей, выражениях вежливости и внимании к нам мало чем отличались от образованных европейцев. Особенно второй из них своим бойким здравым умом и искусной диалектикой был бы замечательным лицом во всяком европейском обществе; оба они, а за ними губернаторы и прочие чиновники старались осыпать нас знаками утонченной вежливости, радушия и гостеприимства. Мы имели случай вполне удостовериться, что японцы, по описаниям путешественников, не напрасно считаются самой образованной нацией из всех народов крайнего Востока. В остальные дни нашего пребывания в Нагасаки они не изменяли своего обхождения с нами, выражая тем, по их словам, искренность намерений японского правительства вступить в дружеские связи с нашим.

Из всего этого можно было заключить, что японцы решились уступить времени и обстоятельствам, убедясь в невозможности противиться влиянию иностранцев, и, по-видимому, желали только отдалить время этого сближения.

Полномочные, однако же, уступали моим требованиям большею частию после продолжительных возражений, и уступки эти нередко были сопряжены с отступлениями от старых обычаев, на что, конечно, эти лица имели разрешение от правительства, — так, например, они не только беспрекословно, но с видимым удовольствием приняли мое приглашение посетить фрегат. Судя по тому, что губернатор никак не решался отдать мне визит, это посещение важными сановниками иностранного судна должно отнести к весьма замечательным и, сколько известно из описаний, небывалым событиям, по крайней мере в новые времена.

Еще до отъезда моего в Китай губернатор получил из Едо позволение принять от меня подарки, которые и были сделаны: ему, старшим при нем чиновникам, или баниосам, и всем тем из его подчиненных, которые несли какие-нибудь обязанности в сношениях с нами, по снабжению судов провизией, водой и т. п. В свою очередь полномочные при вторичном свидании, угостив нас парадным обедом от имени своего государя, вручили мне и всем офицерам и гражданским чиновникам подарки, от его же имени, состоящие из шелковых материй, шелковой ваты, фарфоровых чашек, а для

- 190 -

команды отпущено было 100 мешков риса, 1000 ящиков сои1 и 20 свиней. Кроме этих обыкновенно делаемых сиогуном всем иностранцам подарков полномочные в день посещения фрегата привезли мне множество подарков от себя, конечно с разрешения правительства, состоявших из лакированных вещей с золотыми украшениями и, между прочим, из дорогой сабли с отлично выделанным клинком.2

Полномочные заметили при этом, что подарок сабли, по их понятиям, служит выражением крайней приязни, и опять намекнули на то, что как подарок этот сделан по внушению их правительства, то мы можем заключить из этого об отношениях их правительства к нашему. Сохранившаяся часть подарков, за исключением сабли, представленной мною через курьера Его императорскому высочеству государю великому князю Константину Николаевичу, оставлена мною на устье Амура для доставления при первом удобном случае в С.-Петербург. Я в свою очередь отдарив приличным образом полномочных, передал им также подарки для поднесения сиогуну, или светскому правителю Японии, состоявшие из нескольких кусков богатой золотой парчи и глазета, из больших зеркал, бронзовых столовых часов, цветных ваз и ковров.

Вскоре после первых двух свиданий начались между мною и полномочными совещания по возложенному на меня поручению, происходившие в Нагасаки, в том самом так называемом «правительственном доме», в котором происходили мои свидания с губернаторами и полномочными. На эти совещания я ездил на одном катере, без церемониала, в сопровождении только четырех необходимых при переговорах лиц. Полномочные также принимали нас просто, в обыкновенной, ежедневной одежде, без многочисленной свиты. Результаты этих предварительных переговоров помещены в особой записке, представленной министру иностранных дел.

В конце января 1854 г. после прощальных обедов в Нагасаки и на фрегате и изъявлений взаимной дружбы

- 191 -

я расстался с полномочными, назначив им свидание весной для дальнейших переговоров в заливе Анива, на южной оконечности острова Сахалина.

Не имея возможности проникнуть в это время года на север, к нашим владениям, и притом имея надобность пополнить запасы отряда, к чему не представлялось никаких средств на пустынных берегах Татарского пролива и Охотского моря, я предпринял намерение в течение оставшихся до весенней поры двух месяцев отправиться в Манилу, куда были также адресованы наши кредитивы.

24-го января я с фрегатом «Паллада» и корветом «Оливуца» оставил Нагасаки и отправил шкуну «Восток» в Шанхай за известиями о положении дел в Европе, приказав ей соединиться с фрегатом на Ликейских островах, лежащих в 450 мил<ях> к югу от Японии.

1-го февраля все три судна прибыли благополучно на остров Большой Лю-Чу и бросили якорь на Напакиянгском рейде. 5 того же месяца прибыла и шкуна «Восток» и привезла нам известия из Европы от 7-го декабря.

В Напакиянге мы застали одного американского офицера и нескольких матросов из эскадры коммодора Перри, который за два дня до нашего прибытия заходил сюда на пути из Китая в Едо. Офицер предъявил мне бумагу, в которой сказано было, что Ликейские острова поступают в ведение Соединенных Штатов в возмездие за некоторые требования, не удовлетворенные японским правительством, под покровительством которого состоят эти острова, платя ему дань. Хотя прибывший вскоре после того на фрегат правитель города опровергал приписываемое Японии влияние над островами, говоря, что последние нисколько от нее не зависят, а платят некоторую дань Китаю, но живущий здесь протестантский миссионер подтвердил, однако же, что вся группа Ликейских островов состоит в зависимости князя Сатсумского, одного из сильнейших вассалов сиогуна, который даже утверждает право наследственной власти за каждым новым правителем, по достижении сим последним 15-тилетнего возраста.

Не имев возможности во время долгого пребывания на Нагасакском рейде съезжать на берег, мы с удовольствием ходили по цветущим и возделанным долинам острова, отличающегося прекрасным умеренным климатом,

- 192 -

плодородием и населенного мирными, кроткими жителями, имеющими некоторое общее сходство в чертах лица с японцами и корейцами. Ликейцы отправляют в Японию, между прочими произведениями, много риса, предпочитаемого туземному.

Разменявшись подарками с правителем города, я оставил ему бумагу, в которой просил оказывать русским судам, когда они прибудут в Напакиянг, гостеприимство и вступать с ними, в случае надобности, в торговые сношения. Он, однако же, боялся дать утвердительный ответ и отвечал на это предложение уклончиво, что надо приписать, по уверению миссионера, присутствию на острове и влиянию многочисленных японских шпионов.

9-го февраля, снявшись с якоря, отряд совершил благополучно плавание до Манильского рейда, на который прибыл 16-го того же месяца. Шкуна «Восток» направлена мною из Напакиянга для описи открытого лейтенантом Панафидиным острова Бородино и прибыла на Манильский рейд 23-го февраля, успешно окончив возложенное на нее поручение. Здесь я застал бывший в одно время с нами в Шанхае французский пароход «Кольбер», командир которого сделал мне обычный визит. Здесь же получили мы известие о Синопской битве и о неминуемом разрыве с Англией и Францией. Эти обстоятельства заставили меня сократить пребывание на здешнем рейде, тем более что новый, только что приехавший из Испании генерал-губернатор Филиппинских островов, судя по холодному, сделанному им мне, приему, смотрел не совсем благосклонно на наше прибытие. Это, впрочем, не помешало мне доставить офицерам отряда случай осмотреть достопримечательности города и окрестности, отличающиеся красотою местоположения и богатой тропической растительностию.1

Здесь мы запаслись всем нужным на долгое время, и 27-го февраля пустились в обратный путь. Плавание в тропиках сопровождалось обыкновенными явлениями, то есть отличною, ясною погодою и, к сожалению, также продолжительными штилями.

На пути я зашел с фрегатом «Паллада» на остров Батан, принадлежащий к группе островов Баши,

- 193 -

чтобы запастись у живущих там испанцев свежею зеленью.

Сомнительное состояние грот- и фок-мачты на фрегате «Паллада», обнаружившееся со времени выдержанного нами в Китайском море жестокого шторма, не позволило, однако ж, мне следовать к северу, требуя поправки, ибо в дальнейшем плавании в больших широтах мы могли встретить крепкие ветра и снова подвергнуться опасности потерять мачты. Поэтому я принужден был отправить транспорт «Князь Меншиков» и шкуну «Восток» вперед, к назначенному месту соединения, островку Гамильтон, лежащему у южной оконечности Кореи, и спуститься, с двумя остальными судами,1 обратно к югу, к лежащей в 19° N широты группе островов Бабуян, в порт Сан-Пио-Квинто на острове Камигуин, удобный, как видно из описаний мореходцев, для якорной стоянки, чтобы принять возможные по нашим средствам меры к утверждению мачт шкалами. Намерение это, благодаря старанию командира фрегата, офицеров и усердию команды, было выполнено в восемь дней столь удачно, что впоследствии, несмотря на встреченные нами близ Японии и в Татарском проливе непогоды, мачты оказались в удовлетворительном состоянии.

Отправив корвет «Оливуца» к берегам Сибири и предписав ему, войдя в сношение с начальником Амурской экспедиции, следовать в Петропавловский порт для усиления средств обороны Камчатки, я 21-го марта снялся с якоря. Задерживаемые частию штилями в тропиках, частию противными ветрами, по выходе из жаркого пояса, мы достигли острова Гамильтон только 2-го апреля. На сем острове мы застали шкуну «Восток», возвратившуюся от острова Лю-Чу, куда ей предписано было зайти для собрания сведений о месте нахождения американской эскадры.

Транспорт «Князь Меншиков» через три дня присоединился к отряду, доставив нам бумаги и письма из Шанхая, подтверждавшие разрыв с Англиею и Фран-циею. После сего я со шкуною «Восток» и транспортом еще раз отправился в Нагасаки, куда все три судна прибыли менее нежели в 24 часа.

- 194 -

Здесь, взяв еще некоторое количество провизии и вручив губернатору для передачи японским полномочным бумагу, в которой подтверждалось о свидании в Аниве, я с фрегатом «Паллада» направился на третий день Святой недели в Татарский пролив. Транспорт «Князь Меншиков» отправлен был мною прямо в гавань, назначенную общим местом соединения для всех судов отряда, чтобы сдать нагруженную на него провизию и прочие запасы назначенному мною офицеру для хранения на берегу; командиру же шкуны «Восток» я предписал, описав, сколько позволит время, группу островов Гото, поспешить в Шанхай к прибытию следующей европейской почты, но с крайнею осторожностию, не обнаруживая своего прихода, остановиться в одном из рукавов Янсекиянга, и там, взяв китайскую лодку, пробраться в Шанхай, и, получив от американского консула бумаги и письма, собрать последние сведения о наших отношениях к Англии и Франции, и спешить соединиться с отрядом также я назначенной гавани.

Опасаясь застать на севере льды, я предпринял воспользоваться оставшимся тогда месяцем времени до наступления весны для описи восточного берега Кореи и чтобы пополнить весьма неточную карту этих берегов. Погода нам благоприятствовала, и мы проследили весь восточный берег полуострова, в расстоянии от него от полумили до 4 миль; сделанная при этом опись показала в карте атласа адмирала Крузенштерна, как равно в карте Английского адмиралтейства «The Peninsula of Korea», — лучших из до сего имевшихся, значительные неверности, особенно в положении берега по долготе, при этом открыт нами в обширном заливе Броутона порт, названный мною именем покойного адмирала Лазарева. Карта и опись берегов Кореи представлены были мною на благоусмотрение Его императорского высочества генерал-адмирала.

Доброе согласие наше с корейцами было прервано на короткое время следующим неприятным случаем: в бухте Лазарева, в одном из корейских местечек, на катер, приставший с офицерами и матросами фрегата «Паллада», напала толпа корейской черни, вследствие какого-то недоразумения, и осыпала наших градом каменьев и кусков свинца. В ответ на это с катера должны были выстрелить в толпу из охотничьих ружей, причем

- 195 -

двое или трое корейцев были ранены, и только тогда прекратилось метание в катер каменьев, которыми три матроса уже получили значительные ушибы.

На другой день я отправился на место этого происшествия с вооруженными людьми и потребовал от старших жителей деревни объяснения. Сии последние униженно просили прощения, объясняя это происшествие тем, что несколько негодяев без ведома их старшин возбудили толпу к этому неприязненному поступку, к которому со стороны наших не подано было никакого повода, ибо как офицеры, так и матросы при съезде на берег соблюдали предписанную им крайнюю осторожность и кротость в обхождении и в этот раз плыли мимо означенного местечка, но жители знаками просили их пристать к берегу.

Я счел нужным оставить в другом местечке бумагу на китайском языке с описанием этого происшествия, как оно случилось, для отсылки в корейскую столицу, чтобы местные начальники не представили этого события в превратном виде и тем не внушили невыгодного понятия о нашем народе на случай могущих со временем возникнуть, по соседству наших пределов с этими местами, каких-либо сношений.

Восточный берег Кореи на всем его пространстве, от 35° до 42 ½° северной широты, представляет с моря самый печальный вид. Песчаные берега уставлены часто гранитными скалами, лишенными, от сильных морских ветров и туманов, всякой растительности. Но за первым рядом красно-песчаных холмов, возведенных большею частию морем и ветром, подобно дюнам Голландии, картина изменяется. Обработанные поля сплошь покрывают всю внутреннюю волнистую местность, и весенний вид этих пространств, тогда еще не покрытых зеленью, оживлялся только небольшими, но частыми кедровыми рощами, служащими местом погребения хозяев полей и их семейств. Жители прибрежных деревень снискивают себе пропитание, как мы видели, ловлею рыбы, трепангов и других слизняков и ракушек, также собиранием морской травы, которая, кажется, составляет один из главных предметов их продовольствия.1 На

- 196 -

требование наше продать нам мяса, живности или зелени они отозвались, как первым их гостям и ожидать следовало, неимением этих предметов. Хотя, по всей вероятности, корейцы касательно сношений с иностранцами подвержены тому же стеснению, как и все вообще народы крайнего Востока, но как в посещенных нами местах иностранцы никогда не появлялись, то и не было принято достаточных со стороны правительства мер для воспрепятствования нашим сношениям с народом. Вследствие этой оплошности корейцы свободно приезжали на фрегат и не препятствовали ходить по берегам, а в разговорах откровенно высказали, что производят торг с японцами и что на восточном берегу есть у них значительный город, вероятно Панхгай, производящий торговлю хлебом, металлами и другими предметами.

Я адресовал к их правительству также бумагу, в которой предлагал вступить в торговые сношения с российскими подданными и обещал прийти в течение лета за ответом. Политические события помешали мне впоследствии исполнить это намерение, но я полагаю, что было бы полезно возобновить переговоры при первом случае.

За наступившими в начале мая месяца густыми туманами, я не мог довести опись корейского и маньчжурского берегов до того места, от которого начинаются исследования Лаперуза, и принужден был окончить оную заливом в 42° 34′ широты, названным мною заливом Посьета.

Лавируя для выхода из последней бухты, фрегат, при мгновенно наступившем тумане, коснулся каменьев у приглубого берега, с которых, впрочем, не теряя хода, сейчас же сошел; от этого удара ежедневная прибыль воды в фрегате увеличилась, но через несколько дней пришла в прежнее состояние.

Продолжая плавание к северу при нескончаемых туманах, я 22-го мая благополучно прибыл в одну из бухт восточного берега Сибири и застал там принадлежащий к отряду транспорт «Князь Меншиков».

Что касается до шкуны «Восток», то она случайно соединилась с фрегатом «Паллада», не доходя за несколько дней пути до упомянутой бухты, и привезла, между прочим, известие, хотя и не официальное, о последовавшем разрыве Франции и Англии с Россиею, а также высочайшее повеление на мое имя сосредоточить

- 197 -

суда вверенного мне отряда в заливе Де Кастри и там ожидать дальнейших распоряжений от генерал-лейтенанта Муравьева. Отрядив немедленно в сей залив шкуну «Восток», с тем чтобы она, по прибытии г-на генерал-губернатора Восточной Сибири, немедленно могла сообщить мне о распоряжениях насчет дальнейших действий фрегата «Паллада», я остался с фрегатом в бухте до получения ответа.

Прибытие генерал-губернатора 22 июня к фрегату «Паллада» положило конец начатым было работам, и фрегат получил назначение следовать к северу Татарским проливом, причем предположено было провести его в реку Амур и поставить в безопасном, укрытом от льдов и неприятелей, месте. Затем транспорт «Князь Меншиков» отпущен был мною в ведение местного начальства Российско-Американской компании, а прочие суда получили разные назначения от генерал-губернатора Восточной Сибири.

С этого времени, то есть с конца июня месяца, исключительное внимание и труды наши были посвящены проводке фрегата «Паллада» в реку Амур. До мыса Лазарева, отстоящего от устьев Амура на 40 миль, фрегат, хотя с затруднениями, шел в полном грузу, но как с этого места Амурский лиман не был надлежащим образом исследован, то проводка встретила затруднения, которые впоследствии, в осеннее время года, оказались неодолимыми при всех неусыпных стараниях офицеров и команды.

Тотчас по прибытии к мысу Лазарева приступлено было к выгрузке фрегата, с чем вместе продолжалась опись лимана и его фарватеров. Как та, так и другая работа много замедлялись частыми, крепкими ветрами и течением, которое в сизигиях и после продолжительного NO доходило до 4-х миль в час. Во время этих работ я был извещен о прибытии фрегата «Диана» в залив Де Кастри, куда тотчас поехал сам,1 и спустя три дня привел фрегат к мысу Лазарева. Прибытие последнего дало возможность увеличить число рук фрегата

- 198 -

«Паллада» взамен командированных с него в Николаевский пост для постройки там на зиму казарм и на мыс Лазарева для покрытия фрегатского груза сараями.

7-го августа фрегат «Паллада» под фальшивым вооружением, без артиллерии, запасных канатов и нескольких других тяжестей снялся с якоря, чтобы следовать в Амур западным фарватером лимана. Подойдя к островам Хазешиф, он сгрузил на оные часть балласта; но как, несмотря на это, дифферент мало уменьшался, то прибегли к снятию юта и к подведению под корму водяных железных ящиков, хотя жестокое волнение, разводимое на фарватере осенними северными ветрами, делало последнюю работу почти невозможною. Наконец убедившись, что все усилия недостаточны, чтобы поднять корму фрегата и уменьшить ее 18-тифутовое углубление, и что на западном фарватере вода не поднимается выше 15-ти футов, я изъявил согласие на представление командира фрегата «Паллада» испытать еще проводку восточным, сахалинским фарватером, на который фрегат и перешел 29-го августа.

Приблизившись этим путем к так называемому северному рейду, где сахалинский фарватер выходит в Охотское море, фрегат 2-го сентября выдержал шторм, при котором затопило и унесло 10-тивесельный катер и значительно повредило бывшие на бакштове два баркаса, но, к счастью, без потери людей. В это же время разбило на упомянутом северном рейде два китоловных американских корабля.

Гребные суда, производившие промер того колена этого фарватера, которое ведет с северного рейда в Амур, встретили в средней части этого колена, во всю его ширину, малую глубину. Это открытие, потеря и бездействие главных гребных судов и наступившее осеннее время отняли последнюю надежду ввести фрегат в Амур, и 14-го сентября командир решился воротиться к мысу Лазарева, куда прибыл в тот же день.

4-го августа я переехал на фрегат «Диана», взяв с собою состоявших при мне офицеров1 и заменив предварительно значительное число нижних чинов фрегата «Диана» таким же числом с фрегата «Паллада», с коими я тогда уже совершил двухгодичное плавание, так что

- 199 -

после этого перемещения вся команда первого состояла из 484 человек. Невозможность ввести фрегат в Амур и неимение во всем обширном лимане этой реки мест для укрытия судов от напора льда заставили меня решиться на отвод фрегата в одну из бухт восточного берега. Поэтому, отправив в Николаевский пост находившихся на фрегате «Паллада» офицеров и нижних чинов и командировав на него только необходимую для отвода его команду с фрегата «Диана», я снялся 24-го сентября с обоими фрегатами и, посетив на несколько часов порт Де Кастри, чтобы взять провизию, которую должен был там оставить приходивший из Петропавловска корвет «Оливуца», 26-го того же месяца прибыл в избранную бухту на зимовку фрегата «Паллада».

Разоружив здесь окончательно фрегат «Паллада» и оставив при нем на зиму караул из 10-ти человек, я снялся 3-го октября с фрегатом «Диана» с намерением опять посетить Японию и окончить возложенное на меня поручение; после того располагал, смотря по обстоятельствам, направиться или к берегам Китая, или к одной из групп многочисленных архипелагов Восточного океана, чтобы наносить вред неприятельской торговле и иметь средства снабжать фрегат жизненными припасами.

Утром 9-го октября при попутном ветре мы вошли в Сангарский пролив и, пройдя Матсмай, главный город на острове Ессо, в 1-м часу пополудни бросили якорь на рейде Хакодате, глубоком и закрытом от волнения Я избрал Хакодате, как порт наиболее известный европейцам по содержанию в нем в плену капитана Головнина1 и лежавший на нашем пути, чтобы чрез губернатора сего города скорее уведомить японский Верховный совет о намерении моем идти в город Оосака, куда я и просил прислать полномочных для окончания начатых переговоров. В Хакодате я узнал, что в прошедшем мае месяце заходила сюда эскадра командора Перри и что город этот вошел в число портов, открытых американцам по недавно заключенному с японцами трактату. Губернатор Хакодате объявил мне об этом и сообщил, между прочим, что японское правительство уже писало к нашему, чрез голландцев, о

- 200 -

присылке лица для продолжения начатых мною переговоров. Предполагая, что американцы во время своего пребывания в здешнем порте, конечно, не отказывали себе в удовольствии съезжать и ходить по берегу, я решился, не спрашивая разрешения губернатора, с первого же дня съехать на берег и требовать беспрепятственного доступа в город и его окрестности, но, чтобы не подать повода к каким-нибудь неприятным столкновениям, предуведомил об этом намерении приехавших на фрегат с поздравлением чиновников. Чиновники сделали некоторые возражения и просили подождать, пока дадут знать губернатору, но, видя нашу решимость, просили только пристать в указанном месте, оттуда не спускаться внутрь города без одного из них, что на первый раз и было нами исполнено.

Отправившись в сопровождении всех почти свободных от службы офицеров, мы встречены были на пристани ожидавшими нас чиновниками, и немедленно пошли с ними по опрятным улицам города, посетили некоторые из его буддийских храмов и садов, и поздно вечером с фонарями возвратились на пристань. На улицах окружила нас толпа народа, всегда скромная, хотя, по-видимому, и не стеснявшаяся присутствием своих чиновников.

Следующие дни восьмидневного пребывания в здешнем порте были посвящены описи рейда, измерению замечательной горы позади города и частым прогулкам во все сколько-нибудь интересные места обширного залива. Команду, занимавшуюся по утрам парусным и артиллерийским ученьями, после обеда свозили на берег партиями, причем японские власти не делали никаких возражений, а благодаря похвальному поведению нижних чинов не было повода ни к малейшим неприятным столкновениям с жителями.

Входя в Хакодате, я не предполагал оставаться в нем более двух или трех дней, но система японских властей медлить исполнением самых пустых обычаев удержала меня сверх предположения. Первое затруднение состояло в условии о принятии платы за доставленную на фрегат провизию; а потом губернатор, основываясь на законе своей страны, по которому губернаторы Нагасаки ни разу не были на нашем фрегате, не решался приехать, чтобы принять письмо в Верховный совет, хотя и сознавался, что мне как полномочному не приходится

- 201 -

ехать к нему первому, и таким образом увертывался от приема письма. Наконец решено было, что письмо передаст губернатору капитан 2-го ранга Посьет.

Окончив, таким образом, главную цель, для которой я заходил в Хакодате, 16-го октября я снялся с якоря, но, встретив сильный ветер и не будучи в состоянии выйти до наступления ночи в океан, предпочел воротиться на рейд, вместо того чтобы держаться в темную ночь под парусами в проливе, мало исследованном и не совершенно безопасном от быстроты и неправильности течений.

Во время этой последней ночи случилось, однако же, весьма неприятное для нас обстоятельство. Японский рыбак, который уже в одну из предшествовавших ночей приезжал на фрегат с намерением остаться и которого я тогда же приказал, посадив на его лодку, отвезти от фрегата, при самом рассвете подплыл к фрегату, оттолкнул свою небольшую лодку и остался таким образом в наших руках. Чтобы избавиться от него, мне оставалось представить его японскому правительству на неминуемую казнь, потому что, при наступившем дне, скрытно высадить его с нашей шлюпки не было возможности. Принимая в соображение, что настоящий поступок японца был сделан им не вследствие какого-либо преступления, ибо иначе в промежуток времени между первым его приездом и настоящим он был бы непременно схвачен, а, вероятно, только из желания перебраться в Россию, которой нравы и обычаи ему более нравились, я решился не выдавать его правительству и приказал зачислить в число денщиков, приняв все возможные меры, чтоб присутствие его между русскими не было замечено. Благодаря благоразумию самого японца и принятым г-ном командиром фрегата (С. С. Лесовским) мерам, он не был открыт впоследствии окружавшими нас подозрительными чиновниками, несмотря на трехмесячное жительство на берегу, и теперь находится на устье Амура.

Губернатор города Хакодате, как я уже имел счастие заметить выше, не делал никаких возражений на наши частые прогулки по берегу; но 17-го октября, когда фрегат вступил уже под паруса, послал вдогонку чиновников с бумагою, в которой выражал, что хотя он и не препятствовал нам съезжать на берег, но тем не менее

- 202 -

мы поступали таким образом против законов страны и что это отступление не может служить нам поводом сходить на берег в других портах. Я не считал нужным откладывать свое отправление, чтобы отвечать на это пустое возражение, тем более что оно было написано губернатором, конечно, с единственною целию оправдаться перед своим правительством.

На пути из Хакодате в Оосаки, имея в виду ознакомиться с берегами Японии, я держался по возможности ближе к ним, и нам удалось сделать несколько отрывочных очерков восточных берегов острова Нипона. 22-го октября после весьма бурной ночи, выдержанной в чаще волканических островов, на меридиане залива Едо, фрегат получил свежий попутный ветер и промчался в виду горы Фудзи, самой высокой из гор Японского архипелага.

26-го октября фрегат достиг пролива Линсхотена, преддверия Оосакского залива. Противный ветер задерживал нас уже несколько дней, а потому, несмотря на узкость и малоизвестность пролива, я решился пройти его лавировкою и к вечеру того же дня находился в северной половине залива, где наступивший с захождением солнца штиль продержал нас всю ночь и большую часть следующего затем утра.

На берегах Оосакского залива, — в вершину которого вливается река Иедогава, одна из самых значительных рек в государстве, — и в долине по обоим берегам реки сосредоточено главное народонаселение Японии, а потому во время нашего тихого плавания по заливу мы были окружаемы сотнями джонок и меньших лодок всех величин. Эта флотилия сопровождала нас до самого рейда, где фрегат бросил якорь 27-го октября в 3 часа пополудни.

Прибытие наше на здешний рейд было совершенно неожиданное, и потому я хотел воспользоваться оплошностью японцев, чтобы проникнуть по возможности далее к городу, будучи вполне уверен, что как скоро губернаторы получат уведомление о нашем приходе, то немедленно примут меры для заграждения нам выхода на берег. С этой целью отправлены были офицеры на двух гребных судах, которые беспрепятственно поднялись версты на две вверх по реке в сопровождении большого числа торговых лодок, но там начал собираться во множестве народ и явились чиновники верхами,

- 203 -

показывая знаками, чтобы лодки наши пристали к берегу. Посредством бумаги на китайском языке офицеры дали знать чиновникам, что имеют надобность видеть губернатора и сообщить ему о цели нашего прибытия, но последние не принимали никаких объяснений, а только упрашивали воротиться на фрегат. Между тем поперек реки впереди наших шлюпок японцы установили в несколько рядов большие лодки, так что без насилия невозможно было двинуться вперед, а потому офицеры и воротились тем же путем на фрегат.

На другой день по берегу расположился лагерем отряд от 5 до 10 т<ыс.> войска, а при устье реки цепь сторожевых лодок. Разнообразные значки у палаток лагеря представляли живописную картину на однообразных окрестностях рейда

Заметив эти неприязненные приготовления, я перешел с фрегатом еще ближе к берегу и остановился на наименьшей глубине не более как в 1 ¼ мили от устья реки Вскоре после этого передвижения явились чиновники от губернаторов. Разъяснив их недоумения и уверив в дружеских отношениях нашего правительства, я объявил им, что буду ожидать на здешнем рейде приезда полномочных. Вследствие этого объявления из Оосака немедленно был послан курьер в Едо, и дней через шесть я получил ответ от обоих губернаторов, в котором они объявляли, что порт Оосака не открыт для иностранцев и потому в нем нельзя производить никаких переговоров, но что японское правительство отправит прежних полномочных в Симоду, куда приглашает и меня. Налившись водою и употребив еще два или три дня на бесполезные переговоры о снабжении нас зеленью и провизиею, которую губернаторы, вероятно, опасались отпустить, чтобы тем не подать повода европейским судам заходить в этот порт для снабжения жизненными потребностями, я оставил Оосакский рейд 10-го ноября, отрядив предварительно несколько гребных судов для осмотра и описи восточного берега залива и предписав им соединиться с фрегатом в проливе Линсхотена, у города Кадо. Западный берег Оосакского залива был описан с фрегата при обратном нашем следовании, а рейды Оосака, Сакай и Амагасаки — во время 10-тидневной стоянки на якоре; в продолжение этих десяти дней я постоянно рассылал гребные суда для промеров.

- 204 -

Хотя мне и не удалось склонить губернаторов к дружескому приему и остаться для продолжения переговоров в самом промышленном городе империи, но тем не менее я смею надеяться, что посещение порта Оосака нашим фрегатом принесло двоякую пользу: во-первых, оно доказало японцам, что даже самые внутренние из их морских портов доступны для европейских больших судов, и, во-вторых, опровергло мнение Зибольда о чрезвычайном мелководий рейдов Оосака и Сакай, которые будто бы вследствие этого неудобства и были оставлены торговавшими в них португальцами.

11-го ноября соединились с фрегатом отряженные для описи гребные суда, исполнив совершенно успешно возложенное на них поручение. Следуя вдоль берега не далее как в полумиле, шлюпки наши ни разу не были задерживаемы японскими властями, и только когда они останавливались для отдыха или ночлега, окружала их толпа любопытных рыбаков, у которых им удавалось выменивать свежую рыбу на разные малоценные в наших глазах вещицы.

Эта экспедиция подтвердила сказанное мною выше, то есть что берега Оосакского залива, в особенности восточные, покрыты почти сплошным рядом селений, между которыми нередко встречаются города.

В проливе Линсхотена я узнал от посетившего фрегат одного из семи японцев, потерпевших крушение и возвращенных на родину на судне «Князь Меншиков», что английский отряд, состоящий из фрегата, корвета и двух пароходов, провел в Нагасаки около шести недель и ушел оттуда в октябре месяце, получив, между прочим, позволение запасаться водою и провизиею как в Нагасаки, так и в Хакодате.

По прибытии 22-го ноября в порт Симоду, я нашел его весьма неудобным для стоянки, но, предвидя все промедления, которые могли произойти, ежели бы я решился, не дожидаясь здесь полномочных, отправиться в другой какой-нибудь порт залива Едо, я должен был остаться в нем и немедленно приступил, вследствие полученных в проливе Линсхотена сведений, к обеспечению фрегата от неприятельских покушений. С этой целию фрегат был ошвартовлен у приглубого берега бухты, имея два якоря на средине рейда, чтобы сдаваться на них при свежих ветрах, разводивших значительное волнение. Между тем на наиболее выдавающемся мысу

- 205 -

бухты устроен был для наблюдения за приближением неприятеля сигнальный пост, противу чего японцы сначала делали возражение, но окончательно согласились с необходимостью иметь оный.

В таком положении оставались мы в ожидании полномочных, которые, несмотря на двукратное извещение из городов Хакодате и Оосака, прибыли не ранее 2-го декабря, а 8-го того же месяца я имел первое свидание, которое, несмотря на все мои старания скорее приступить к делу, ограничилось передачею подарков от японского светского государя нашему правительству и в представлении некоторых новых лиц, сопровождавших старых наших знакомцев. Подарки состояли из двух книжных шкапов, стола, позолоченных ширм и настольных украшений; все вещи были самой изящной работы, крытые превосходным черным лаком, с золотыми и серебряными рельефными изображениями.

На следующий день полномочные отдали визит на фрегат, где и были приняты с тем же почетом, как и во время первого посещения ими фрегата «Паллада» в Нагасаки.

По съезде полномочных с фрегата, морской ветер начал усиливаться и в ночи засвежел до силы шторма, так что, по отдаче второго якоря, я приказал спустить нижние реи и стеньги. К утру следующего дня ветер стих; но реев и стеньг не подымали, имея в виду исправление такелажа, и для этой работы я предполагал перейти в северо-восточный угол бухты, более спокойный для якорной стоянки.

11-го декабря при совершенном штиле и ясной погоде начали готовиться для перевода фрегата в означенную часть рейда и к отправлению на берег последних оставшихся у нас подарков. В 10 часов утра произошло сотрясение во фрегате, которое сильнее отозвалось в нижних его частях и невольно вызвало наверх всех находившихся в палубах, как офицеров, так и нижних чинов. Причину этого содрогания я отнес к действию подводного землетрясения, но так как оно не повторялось и всё вокруг нас оставалось покойно, то и производившиеся работы были продолжаемы по-прежнему Через четверть часа после первого удара я был вызван наверх командиром фрегата, заметившим необыкновен но быструю прибыль воды по берегам бухты и у самого города. Вышедши на палубу, я был поражен странными

- 206 -

явлениями: за кормою фрегата вокруг небольшого скалистого островка в центре залива мутная и клокочущая вода распространялась концентрическими кругами, которые, постепенно увеличиваясь в диаметре, вскоре заняли всю поверхность рейда. Большие джонки в устье реки быстрым потоком прилива были несомы вверх по долине, а здания города постепенно погружались в мутные воды первого вала. Через несколько секунд сцена переменилась, всё, что неслось к городу и северному берегу, мгновенно повернуло назад. Фрегат оставался покойным и, плавно следуя за переменявшимся течением, натянул якорную цепь до такой степени, что я опасался, чтобы она не лопнула, и потому приказал отдать второй якорь. Мимо фрегата несло все стоявшие в верховье бухты суда и частию обломки зданий. Гребные суда, возвращавшиеся с завозом, были немедленно призваны к фрегату и достигли его благополучно, за исключением одного, которое снова нахлынувшим морским валом было унесено вверх бухты и выкинуто на скат одной из гор, где и оставалось на суше во всё время страшного переворота.1

С этого времени прилив и отлив быстро сменялись: вода то подымалась сажени на 3 над обыкновенным уровнем, то на столько же понижалась от того же уровня; между берегом и центральным островом Инубасири образовался водоворот, так что фрегат, увлекаемый стремлением его вод, делал неимоверно быстрые обороты и то приближался, то удалялся от скалистых берегов, которые не раз грозили ему разрушением. Во время этих кружений японские джонки часто садились на наши канаты и тем увеличивали напор течения до тех пор, пока их не разламывало и не топило. С одной из таковых лодок мы сняли двух японцев, но третий не хотел расстаться с судном и погиб вместе с ним.

Для города Симоды второй вал был самый пагубный: поднявшись до высоты 3 сажен выше обыкновенного уровня воды, он затопил собою все здания и, отхлынув, унес их в море или разбросал по всем уголкам бухты. За этим валом бухта наполнилась частями домов, соломенными крышами, домашней утварью, человеческими

- 207 -

трупами и спасавшимися на обломках людьми. С фрегата брошены были концы, но несчастных относило от бортов, и нам удалось спасти только одну почти уже окостеневшую старуху.

В последующие за этим валом приливы и отливы фрегат ворочался медленнее, но с каждым оборотом приближался к северной мелководной и наполненной подводными камнями части бухты. Средств удержать его не было, канаты трех якорей, перепутанные между собою, не представляли более никакого препятствия, и фрегат свободно следовал за движением воды, пока в 12 часу, при быстроубылой воде, не наткнулся на камень и не стал стремительно валиться набок.

Незадолго до этого случая приказано было прикрепить орудия по-походному, но команда не успела еще окончить этого действия, как, при наклонении фрегата, просвистали «всех наверх». Казалось, фрегат опрокидывается, команда спасалась на сетках правого борта и в этом положении исполнила еще команду «закрыть люки». Затем воцарилась мертвая тишина; фрегат страшно трещал во всех своих частях, а наверху слышались тихие слова молитв.

Это продолжалось около минуты; потом, с приливом воды, фрегат выпрямился, но снизу послышались стоны: до начала землетрясения два орудия были поворочены вдоль борта, чтобы дать более простора для работ, необходимых при перемене места фрегата, и одно из них, оторвавшись при наклонении фрегата набок, убило попавшего под него матроса Соболева, унтер-офицеру Терентьеву переломило ногу, а матросу Викторову оторвало ногу выше колена. Двум последним тотчас же были оказаны медицинские пособия, вполне удавшиеся.1

Во фрегате от упомянутого наклонения оказалась сильная течь, так что немедленно приступили к действию всеми помпами.

При следующей затем убыли воды фрегат, не имевший киля, кренило мало, — он только скользил по земле от сильного напора воды, несмотря на то что виден был шток якоря.

- 208 -

Колебания моря продолжались до 4 часов пополудни, и фрегат окончательно остановился на глубине 22 ф<утов>, не в дальнем расстоянии от надводных камней. В трюме прибывало воды до 2 футов в час.

В это время бухта представляла самую печальную картину. На высоте до 3 саж<еней> над обыкновенным уровнем были разбросаны обломки зданий и судов. В Симоде из 1000 зданий разной величины едва уцелело до 16 домов, и то преимущественно храмы, построенные на возвышениях. Часть разрушенных зданий была унесена в море, другая разбросана у подошв гор, окружающих Симодскую долину. Эти же горы остановили и немалое число судов, из которых некоторые были занесены на целую милю от берега.

По окончании опасных колебаний я отправил на берег доктора с предложением его помощи на случай, ежели бы нашлись увечные. Японские чиновники, поблагодарив за это внимание, не хотели, однако же, воспользоваться предлагаемым им пособием. Всех погибших в городе они насчитывали 109 человек.

Часовые на сигнальном посту при входе в бухту чувствовали удары землетрясения, отзывавшиеся с такой силою, что некоторых из них подбрасывало вверх. По показанию тех же людей, и вода вне бухты возвышалась более: это ясно доказывало, что, по малому объему своему, Симодская бухта не могла вместить всего вала, который, будучи задерживаем входными мысами, стремился внутрь залива каскадами.

Таким образом, в самый лучший и тихий день фрегат был приведен одними колебаниями моря в бедственное положение. У него оторвало киль с частью дейдвуда и фальшкилем длиною в 90 фут, руль со старнпостом и со всеми петлями и часть фал-старнпоста, так что задние концы обшивки были открыты и, следовательно, допускали свободный проход воде внутрь фрегата. Для исправления этих повреждений необходимо было килевать фрегат, к чему в открытой Симодской бухте не представлялось никакой возможности, и потому нужно было приискать поблизости этого порта удобную и безопасную гавань. Об этой необходимости я сообщил японским полномочным, которые после некоторых возражений согласились на посылку для этой

- 209 -

цели наших офицеров1 в сопровождении их чиновников для осмотра местности по обоим берегам полуострова Идзу.

30-го декабря посланные возвратились и донесли, что в 35 милях от Симоды, на западном берегу полуострова, открыта ими удобная для килевания судов бухта Хеда и другая, ближайшая к нам, Арари, в одну из которых я намеревался перейти при первой возможности.

В промежуток времени, употребленный на отыскание бухты, с фрегата свезена была на берег артиллерия со станками, подведен под кормовую часть прошпикованный парус и устроен на берегу временный руль, или потесь, по способу капитана Пеата.

Вследствие первых двух мер прибыль воды во фрегате уменьшилась до 9 дюймов в час, и мы ожидали только перемены свежих SW ветров, которые задерживали сначала производившиеся работы, а теперь и самое отправление. Между тем переговоры мои с японским правительством, прерванные на время описанными происшествиями, возобновились с 14 декабря и продолжались в селении Какисаки.

На другой день по возвращении офицеров, искавших бухту, при несколько затихшем ветре фрегат снялся с якоря, но несоразмерность углубления носовой части противу кормовой2 задерживала уклонение его под ветер, и мы принуждены были после двукратной попытки остаться на якоре до совершенной перемены ветра.

Наконец, по окончании перегрузки, для отвращения хотя в некоторой степени упомянутой несоразмерности, лишавшей нас всякой возможности управлять фрегатом, — мы оставили Симодскую бухту 2-го января в 8 часу утра при умеренном северном ветре в сопровождении большой японской джонки, комплектованной командою фрегата «Диана»3 и взятой мной на случай спасения людей, ежели бы в море течь сильно увеличилась.

Предполагая немедленно по приводе фрегата в назначенную для его исправления бухту возвратиться в

- 210 -

Симоду для продолжения уже клонившихся к окончанию переговоров, я между тем оставил здесь капитана 2-го ранга Посьета и надворного советника Гошкевича с целью: во-первых, задержать отъезд полномочных в столицу по случаю наступавшего у них Нового года и, во-вторых, чтоб подробнее разъяснить им те из наших требований, которые они не соглашались принимать.

Обогнув благополучно южную оконечность полуострова Идзу при легком противном ветре, мы стали подниматься к северу и для этого несколько раз поворачивали оверштаг, причем фрегат хорошо слушался руля. В шестом часу вечера мы находились уже в виду ближайшего из открытых портов, Арари, но наступление сумерек и усилившийся противный ветер заставляли искать убежища на ночь в открытой бухте Матсусаки. С этою целью мы направились к берегу, но, не найдя глубины в близком от него расстоянии, я не считал безопасным в ней оставаться и привел на правый галс, чтобы, под малыми парусами, продержаться ночь на просторе, в обширном заливе Тоутоми.

В 8 часов ветер перешел в SWtW и, постепенно свежея, развел огромное волнение, вследствие которого течь во фрегате начала значительно увеличиваться. В 10 часов, находясь по счислению от северного берега залива Тоутоми в 10 милях, стали поворачивать через фордевинд, причем фрегат весьма медленно спускался под ветер, а напором волнения сорвало с потеси найтов и выбило ее из своего места. Немедленно приступили к исправлению руля и для большей силы действия и лучшего укрепления перенесли потесь в среднее окно кормовой каюты, а для уменьшения хода закрепили крюйсель и положили грот-марсель на стеньгу.

По окончании работы, полагая, что фрегат должен находиться уже близко к берегу, стали снова пробовать поворотить через фордевинд, в чем, однако же, не успели, несмотря ни на какие усилия.

Видя близость берега, после всех этих неудачных попыток поворотить фрегат через фордевинд я решился испытать поворот оверштаг и с этой целью приказал поставить все три марселя и фок, но фрегат при спуске стакселей и положении руля к ветру не тронулся. Для спасения фрегата оставалось одно средство — идти к берегу малым ходом и, бросая беспрестанно лот, на умеренной глубине, ежели такая окажется, отдать якорь.

- 211 -

Решившись на это последнее средство, мы долго не могли достать глубины, несмотря на то что уже виднелись рассыпавшиеся по берегу буруны. Наконец в ½ 3 часа лотовые прокричали глубину 20 сажен — и мы немедленно, отдав оба якоря, закрепили паруса и спустили в ростры брам-стеньги.

В этом положении оставались до рассвета, который открыл нам, что фрегат находится в кабельтове от песчаного берега перед подошвою горы Фудзи.1 Утром при усилившемся ветре и волнении я приказал спустить реи и стеньги. На сопутствовавшей нам джонке ночью вырвало парус, и она принуждена была для спасения команды выброситься на песчаное побережье, тянувшееся к северу от фрегата.

От постоянной и жестокой качки, вследствие прибоя к берегу, действовавшего не по направлению ветра, течь во фрегате постепенно усиливалась, так что 3 и 4 января были проведены в беспрерывном действии всеми помпами, несмотря на совершенное облегчение кормовой пострадавшей части фрегата.

К вечеру четвертого числа помпы от беспрерывного качания начали ломаться, и мы едва успевали удерживать воду в одном положении. Не предвидя перемены погоды, я решился начать перевозить команду на берег, для чего перед захождением солнца отправлен был 10-тивесельный катер,2 который, взяв с фрегата тонкий конец, благополучно выбросился на берег под парусами и передал таким образом трос, обеспечивавший за нами сообщение с берегом. Для опыта в этот же вечер по концу была отправлена гичка с одними гребцами. Хотя бывшие на гичке люди и спасены, но гребное это судно разбило в бурунах, а потому предполагавшийся своз двух больных, пострадавших во время землетрясения и лежавших в койках, был отложен до следующего утра.

В продолжение ночи мы не могли более удерживать прибыль воды, которая увеличивалась по 1 дюйму в час. Наутро ветер немного стих, и, спустив гребные суда, я отправил один из катеров для отыскания где-нибудь поблизости закрытой бухты, чтобы переправить больных,

- 212 -

но таковой, к несчастию, не оказалось. Тогда приступлено было к свозу команды по переданному концу (лейеру) с фрегата на берег.

Первыми были отправлены священник с больными, медиком и церковною принадлежностию, а затем перевезена казенная сумма, шнуровые книги и шканечный журнал. Нижние чины отправлялись на баркасе партиями и, останавливаясь на конце в некотором расстоянии от берега, чтобы ударами волнения не разбило этого главного гребного судна, перетаскивались на берег посредством тонких концов через буруны.

К четырем часам пополудни перевоз людей был окончен благополучно,1 а баркас отправлен на фрегат, чтобы забрать часть багажа, предварительно вынесенного на верхнюю палубу. При этой последней поездке буруны и ветер усилились до такой степени, что с баркаса нельзя было снять людей на берег, и они проночевали на баркасе, державшемся на лейере вне бурунов. Во всё время перевоза людей японские чиновники, собравшиеся к этому месту, оказывали нам всевозможные пособия. Они собрали в разоренных после землетрясения окрестных деревнях большое количество соломенных матов, и к вечеру почти вся команда была прикрыта от пронзительного ветра и мороза, доходившего тогда до 3° по Реомюру.

6-го января ветер утих, и этим временем воспользовались, чтобы свезти по возможности багаж команды, который не был еще затоплен водою, поднявшеюся в это время почти до самого кубрика. Несмотря на такую значительную прибыль воды, фрегат, не имевший артиллерии, с весьма небольшим количеством запасов и провизии, осел менее, нежели можно было предполагать, и в этом-то положении я решился испытать предложение японцев отбуксировать его в порт Хеда, отстоявший от нас не более как на 15 миль. Японцы предлагали собрать для этого до ста своих лодок, что и исполнили 7 января часам к 10 утра.2

- 213 -

При наступившем к этому времени совершенном штиле японцы дружно повели фрегат и в продолжение первых трех часов успели отбуксировать его на 5 миль, так что я начинал уже надеяться, что нам удастся довести его до назначенного порта, поставить там на мель и, выкачав воду, приступить к килеванию. Надежды эти вскоре рушились: без малейшей видимой причины японцы бросили фрегат и рассыпались в разные стороны, торопясь добраться до селений. Остановить их не представлялось никакой возможности; впрочем, вскоре открылась и причина их бегства: минут через десять настиг нас жестокий порыв ветра от SW,1 развел быстро огромное волнение, и мы, находясь на одной из лодок, буксировавших фрегат, едва и с большим риском укрылись по ветру в бухте Еноре, в 15 милях к ONO от Миасимо.

Фрегат, оставленный на произвол ветра и волнения, вскоре был опрокинут и погрузился на дно на большой глубине.

Возвратившись на следующий день в Миасимо, к месту нашего крушения, я, по предложению японских чиновников, приступил немедленно к отправлению всего спасенного имущества в избранный для нашего жительства порт Хеда,2 а команду решился перевести туда же берегом, чтобы не подвергать ее еще раз неверным переходам на японских лодках, и для этого разделил ее на две партии.

Первая партия отправилась 11 января, вторая должна была выйти на следующее утро.

Первый день мы шли по главной дороге, пролегающей между обеими столицами государства, обстроенной почти сплошным рядом деревень с той и другой стороны. Деревни эти вследствие недавнего землетрясения были более или менее разрушены. На привалах для обеда и ночлега японское правительство озаботилось приготовлением пищи как для офицеров, так и для нижних чинов, которые на ночь размещались в нескольких заранее очищенных домах.

Второй переход наш от Еноре до Хеда пролегал по горам и потому был при знойном дне чрезвычайно утомителен.

- 214 -

На этом пространстве землетрясение оставило по себе еще более неизгладимые следы. Не говоря уже о том, что встречавшиеся на берегах деревни были разрушены от сотрясения и наводнения, — горные тропинки были во многих местах преграждены грудами обрушившихся камней и у некоторых из прибрежных островов отвалились целые утесы.

Добравшись поздно вечером до Хеда, мы расположились там в приготовленных заранее помещениях. Офицеры — в одном из буддийских храмов, а команда — в нарочно построенных из досок и матов весьма опрятных казармах.

На следующий вечер пришла и вторая партия.

Убедясь в удовлетворительном помещении команды и избрав место для постройки небольшого судна с целию отправить оное в Камчатку с известием о нашем положении и для того, чтобы во время пребывания на берегу доставить офицерам и команде постоянные занятия, я 17 января отправился в Симодо для продолжения переговоров.

На пути я получил донесение капитана 2-го ранга Посьета о приходе в Симодо американского пароходо-фрегата «Паугатан» с комиссаром Соединенных Штатов Адамсом, прибывшим с ратификациею трактата.

К вечеру 18-го мы достигли города Матсусаки, в котором и расположились на ночлег. Здесь в полночь явился ко мне надворный советник Гошкевич с известием, что вне Симодского рейда остановилось французское китобойное судно, которым представлялся нам случай завладеть на гребных судах.

По получении этого известия, я в ту же ночь отправил одного из сопровождающих меня офицеров1 с приказанием капитан-лейтенанту Лесовскому вооружить со всевозможною поспешностию два гребных судна и, перейдя морем расстояние в 35 миль, до рассвета следующего дня стараться быть у означенного судна.

На другой день к полудню я был в Симоде, но не застал уже там французского китобоя, который через несколько часов по отбытии г-на Гошкевича, подозревая о нашем намерении, снялся с якоря и вышел в море. Таким образом, мы снова лишились средств к скорому возвращению в отечество. Гребные суда наши, обогнув

- 215 -

в продолжение ночи полуостров Идзу, до рассвета 20 января были на рейде, совершив весьма удачный, хотя и напрасный, переход.

В Симодо полномочные первые сделали мне визит, причем выразили от имени своего правительства душевное сожаление о постигшем нас бедствии и представили от сиогуна многочисленные подарки, состоявшие в предметах одежды, посуды и вещей, наиболее необходимых в нашем положении.

Американский комиссар Адаме предполагал пробыть в Симоде только самое короткое время, а потому я, желая воспользоваться этим случаем, чтобы вернее доставить трактат в Россию, должен был торопиться его заключением, и, благодаря участию, которое принимало в нас после крушения японское правительство, трактат был подписан 26 января. Окончив краткие донесения в С.-Петербург, которые американский комиссар предложил доставить по назначению через Вену или Вашингтон, я возвратился в порт Хеда, чтобы споспешествовать постройке шкуны, а в Симоде между тем оставил капитана 2-го ранга Посьета и несколько человек для содержания постоянного сообщения между двумя портами и для того, чтобы капитан Посьет мог извещать меня о приходе туда судов.

Пароход «Паугатан» оставил Симоду 10 февраля; во время пребывания его на рейде капитан и все офицеры оказывали нам самое услужливое внимание; пароход снабдил нас некоторым количеством морской провизии, которой в Японии доставить нельзя, матросскою одеждою и обувью, в чем наиболее нуждалась команда. За все эти услуги я лично благодарил командира парохода McCluney и комиссара Адамса и тогда же донес об этом в Министерство иностранных дел. Между прочим, командир парохода в официальном письме предлагал мне свои услуги перевезти команду фрегата «Диана» в Шанхай. Не считая благоразумным следовать в порт, где мы были бы более всего во власти наших неприятелей, я отказался от этого предложения, прося, впрочем, капитана донести командующему американскою эскадрою в Восточном океане, что ежели он сочтет возможным оказать помощь потерпевшим крушение, доставив их в отечество, то в таком случае я прошу его прислать за нами пароход в апреле месяце для отвоза в Петропавловский порт.

- 216 -

Возвратившись в Хеда, я нашел, что постройка шкуны при радушном содействии японских чиновников быстро продвигалась вперед, несмотря на то что большую часть нужного леса вырубали мы сами на соседних горах и должны были своими же средствами добывать смолу, прясть пеньку, спускать тросы и прочее. Японцы учились всему этому с большим прилежанием.

При отправлении моем из Симоды командир парохода «Паугатан» объявил мне, что, несмотря на всё его желание, он не может ручаться, чтобы чрез его команду, состоящую из людей всех наций, не разнесся слух о нашем положении. Имея это в виду, надо было свезенные на пристань орудия обезопасить от неприятельских покушений, и я предложил японскому правительству передвинуть их более внутрь города и там укрыть в каких-нибудь зданиях, на что они охотно согласились. 80 человек наших матросов были отправлены для этой цели из Хеда и в три дня перетащили орудия в средину города, где над ними построено было несколько небольших сараев. Охраняя таким образом интересы наши от всяких покушений со стороны англичан и французов, японцы явно выказали, сколько они заботились о нашем положении, и я смею надеяться, что посланное, по воле Его императорского величества, предложение японскому правительству принять оставшиеся у них орудия фрегата в подарок будет для них самым справедливым и драгоценным вознаграждением.

Пока мы деятельно занимались постройкою шкуны и истребованием от японского правительства джонок, на которых я предполагал перевезти команду в порт Хакодате или в Аниву, 3-го марта прибыла в Симоду американская купеческая шкуна «Caroline E. Foote» с Сандвичевых островов. На шкуне прибыло три американских семейства, из которых два располагали поселиться в Японии.

По получении этого известия я немедленно отправился в Симоду и, предполагая нанять означенную шкуну для скорейшего перевоза хотя части команды в Петропавловск, которому, по доставленным известиям, угрожало нападение многочисленной неприятельской эскадры, должен был уговорить губернаторов Симоды дозволить американцам хотя временно перебраться на берег.

Исполнив это предположение, я 14 марта пришел на нанятой шкуне в Хеда.

- 217 -

По заключенному с контрагентами этой шкуны контракту она должна была перевезти команду в три рейса и с первым из них доставить в Петропавловск приобретенную от этих же агентов морскую провизию. Приготовления к предполагавшемуся переходу были окончены в несколько дней, но отправление шкуны было отложено до 30 марта, потому что ранее этого времени я не считал возможным ее отправить, опасаясь встречи льдов при входе в Петропавловский порт, которые при ограниченном количестве пресной воды на шкуне могли, замедлив ее ход, привести команду в критическое положение.

До отбытия американской шкуны прибыл в Хеда Кавадзи Сайемон-но-дзио, один из прежних полномочных, в сопровождении бывшего губернатора Нагасаки Мизно-Чикого-но и других лиц, с протестом от японского правительства насчет съезда американцев на берег, а также для некоторого добавления или пояснения статей трактата. Я уклонился от этих новых объяснений и после нескольких свиданий со мною означенные лица возвратились в Едо, а 30-го марта, на другой день Пасхи, капитан-лейтенант Лесовский с 8-ю офицерами и 150 человек нижних чинов отправился на нанятой американской шкуне в Камчатку.

Между тем как постройка шкуны приближалась к окончанию, в Симодо пришел из Шанхая огромных размеров американский клипер «Young America». Судно это было перевезено в Хеда, но, по чрезмерным требованиям его капитана, я не мог в первый раз зафрахтовать оное для перевоза оставшейся части команды. Через неделю «Young America» воротилась; капитан Babcock объявил мне, что он встретил, по выходе из залива Тоутоми, французский шлюп «Константин», и снова предлагал свои услуги. После продолжительных споров заключен был с ним контракт, по которому за 3500 ф. стерлингов капитан обязывался перевезти всю оставшуюся часть команды и ее имущество в Петропавловский порт. К вечеру 11-го апреля при помощи почти всех жителей Хеда мы успели нагрузить на это судно провизию и оставшееся скудное имущество и с рассветом следующего дня предполагали пуститься в море.

Во время этой переборки команда американского судна взбунтовалась против шкипера и не хотела идти с нами, опасаясь быть захваченною нашими неприятелями,

- 218 -

а потому часть ее бросилась вплавь на берег, причем несколько человек потонули.

Впоследствии шкипер объявил, что по требованию своих помощников и всей команды он должен отказаться от перевоза нас в Камчатку, и нам ничего более не оставалось делать, как съехать на берег и ожидать возвращения ушедшей с первою партиею шкуны.

Апреля 13-го «Young America» скрылась из виду, а 14-го строившаяся шкуна, названная мною в память места нашего жительства «Хеда», спущена на воду и к 26 апреля была готова отправиться в путь.

Оставляя Японию, я счел долгом благодарить правительство этого государства за все оказанные нам пособия и вместе с тем уведомил его, что остающаяся часть команды поступает под начальство лейтенанта Мусина-Пушкина, и выразил надежду, что правительство будет по-прежнему к ним внимательно.

26-го апреля при легком SW ветре шкуна «Хеда», на которую я взял кроме состоявших при мне капитана 2-го ранга Посьета, подполковника Лосева и мичмана Пещурова еще лейтенанта Колокольцева, прапорщика кор<пуса> фл<отских> шт<урманов> Семенова, двух юнкеров и 40 человек нижних чинов, — вступила под паруса. На первую ночь она встретила свежий ветер и при большом волнении успешно с ним боролась. На другой день мы прошли мимо Симода и залива Едо, а к 30 апрелю вышли в океан, потеряв из виду берега Нипона, и при тихих ветрах и туманах продолжали плавание к северу.

9-го мая вечером открылись в тумане высокие берега Авачинской губы, покрытые снегом от вершины до основания. На следующее утро мы были в нескольких милях от входа, но штиль удерживал нас на одном месте. По рассеянии тумана, на горизонте показалось четыре судна: одно большое, пробиравшееся к югу, а три другие держались на высоте входа в губу. Все действия последних показывали, что это были военные крейсеры и, следовательно, неприятельские. Положение наше было затруднительное: пользуясь штилем, я приказал взять на шкуне весла и стараться под ними скорее достигнуть якорного места. После нескольких часов гребли подул легкий попутный ветер, и в 6 часов вечера шкуна бросила якорь при входе во внутреннюю Петропавловскую гавань.

- 219 -

В Петропавловске я застал только одно китоловное судно Российско-Американской компании «Аян» и адъютанта генерал-губернатора Восточной Сибири есаула Мартынова, который сообщил мне высочайшее повеление оставить порт и всем судам следовать в Де Кастри, куда также отправился капитан-лейтенант Лесовский с первою партиею команды на приходившем в Петропавловск с грузом пороха американском бриге «Вилиам Пен». Кроме нескольких человек из военных команд Петропавловского порта, спешивших по данному с сигнального поста известию о появлении неприятельских судов оставить свои жилища, остальные затем жители Петропавловска были переведены внутрь страны, куда отправлены также и все жизненные припасы.

Пополнив запас воды на шкуне, с рассветом следующего 11-го мая мы пустились в путь и только к вечеру успели уйти из вида всё еще державшихся на параллели входа в порядочном расстоянии от берега неприятельских судов.

Плавание наше от Камчатки до Лаперузова пролива замедлялось свежими и преимущественно противными ветрами, а по выходе из этого пролива, в виду острова Монерон, мы встретили ночью три судна, следовавшие к югу, из которых одно, миновав нас в расстоянии не более 150 сажен, вскоре поворотило и пустилось в погоню. При наступившем тогда ровном ветре шкуна после двухчасовой погони заметно ушла вперед, а к рассвету слышны были звуки нескольких выстрелов, и преследующее судно вскоре скрылось в густом тумане.

Полученное впоследствии известие о неприятельских судах, посещавших залив Де Кастри, вполне нас убедило, что это был тот самый отряд, который не решился напасть на эскадру контр-адмирала Завойко. Отряд этот состоял из 44-хпушечного фрегата «Сибилль», 18-типушечного винтового парохода «Горнет» и брига «Битерн» под началом командора Еллиота.

Избегнув, промыслом Божиим, преследования сильного неприятеля, мы направились к устью Амура.

5-го июня шкуна вошла в Амурский лиман, к мысу Лазарева. Вступив в пределы своего отечества, мы были поражены горестным известием о кончине блаженной памяти государя императора Николая Павловича. У мыса Лазарева я нашел камчатскую эскадру и узнал о прибытии в Мариинский пост генерал-губернатора Восточной

- 220 -

Сибири, почему немедленно отправился в устье Амура и бросил якорь перед Николаевским постом 8-го июня.

Таким образом окончилось наше сорокадневное путешествие на шкуне «Хеда», ознаменовавшееся троекратною встречею с неприятелем.

Шкуна «Хеда» была сдана в Николаевском посте, с тем чтобы, по сделанному мною с японским правительством условию, при первой возможности она доставлена была в Хакодате или Симодо; в противном же случае должно будет уплатить японскому правительству ее стоимость.

Чрез генерал-губернатора я получил высочайшее разрешение возвратиться в С.-Петербург с предоставлением для следования вверх по реке Амуру винтового легкого катера «Надежда». Пересмотр машины парохода, которому предстояло непрерывно действовать в течение, может быть, нескольких месяцев, и изготовление его и буксируемой им баржи для возможно удобного помещения офицеров и команды задержали отправление наше из Николаевского поста до 29 июня. Через три дня после сего я достиг Кызи, или Мариинского поста, местопребывания генерал-губернатора, где и оставался несколько дней в ожидании прихода последнего спускавшегося по Амуру отряда барок. По появлении оного, взяв с собою отправлявшегося курьером мичмана Литке, 4 июля я пустился в дальнейший путь, на котором нам предстояло совершить первый подъем по Амуру, протекающему пространство до 2500 верст.

До реки Сунгари, одной из главных рек, впадающих в Амур с правой стороны, плавание наше подвигалось хотя медленно, но без больших затруднений. На этом пространстве Амур течет между многими островами, так что в побочных протоках, где глубина была все-таки еще слишком достаточна для нашего парохода, углубленного всего на 4 ½ фуга, течение было не так сильно, и потому при указании проводников из племени гиляков и гольдов, населяющих тамошние берега, мы достигли устья вышеозначенной реки 19-го июля. У Сунгари прибрежные селения прерываются на значительное пространство, и отсюда Амур соединяется всё более и более в один быстрый рукав, усеянный многими мелями.

- 221 -

28-го июля мы достигли одного из самых быстрых мест реки, где она пересекает хребет гор и где оба берега ее состоят почти из отвесных скал. Силы парохода оказывались недостаточными, чтобы, имея на буксире баржу, успешно преодолевать течение до 5 узлов; между тем взятая нами провизия приходила к концу. По всем этим обстоятельствам я решился, оставив баржу и предоставив ей по возможности подвигаться вверх по реке бичевою, отправиться на пароходе вперед, чтобы, добравшись до первых маньчжурских деревень, запастись в них какою-нибудь провизиею.

Плавание одного парохода было немногим успешнее прежнего, потому что частые остановки для рубки дров заставляли терять бо́льшую часть дня, а в темные ночи, по причине частых мелей, продолжать путь не было никакой возможности.

4-го августа пароход после восьмичасового плавания вниз по реке соединился с баржею, и приобретенный нами запас проса дозволил продолжать путь до города Айгунта, отстоявшего от нас не более как на 200 верст. В Айгунте я предполагал заменить баржу более легкою китайскою лодкою, но губернатор этого города, встретив нас не совсем дружелюбно, отказал в лодке и даже с большим затруднением отпустил требуемую нами провизию.

11-го августа в нескольких верстах от города встретили мы спускавшуюся русскую лодку с почтою и узнали из имевшихся на ней газет о блистательном отражении 6-го июня приступа на Севастополь, а также и о некоторых других утешительных подробностях обороны этого города.

По мере приближения к верховьям Амура плавание наше встречало более и более непреодолимые препятствия от мелей и быстроты течения, так что 4-го сентября, достигнув порога в 3 фута, за 400 верст от Усть-Стрелочного караула, мы не могли перейти его на пароходе, а потому я и решился, оставив пароход, продолжать плавание на одной барже бичевою.

Несмотря на все усилия вытащить пароход на берег, не было к тому возможности, и мы должны были укрепить его за скалою, защищавшею его от напора льда и течения. Надзор за пароходом поручен был одному туземцу из кочевого племени мангуанов, потому что, по недостатку провизии, мы не могли оставить на нем своих часовых.

- 222 -

С 4-го по 8-е сентября мы продолжали путь бичевою. Превозмогая быстроту течения, доходившую в некоторых местах до 10-ти верст в час, люди часто принуждены были входить в воду по колена и выше при температуре до 3° мороза; сохранением здоровья между ними мы обязаны единственно тому, что могли употреблять их в работах на три смены.

11-го сентября встретили ставший на мель пароход «Шилка»; от постоянной убыли воды в реке пароход был почти на суше, и находившийся на нем штабс-капитан Бурачок приступал уже к снятию машины, дабы иметь возможность снять пароход с мели при первой прибыльной воде. Между тем г-н Бурачок послал на Шилкинский Завод донесение о своем положении с просьбою увеличить его малочисленную команду, с тем чтобы по снятии парохода, ежели то окажется возможным, отвести его обратно в реку Шилку или поместить на зиму в удобном месте у берега.

18-го сентября после 81-годневного плавания достигли мы наконец Усть-Стрелочной станции, первого русского поста на китайской границе, расположенного при соединении рек Шилки и Аргуни.

Во время такого продолжительного плавания по Амуру, пользуясь остановками для заготовления дров, мы делали астрономические наблюдения для определения мест и вообще старались исправить и пополнить отпущенную нам генерал-губернатором карту этой реки, составленную Корпуса топографов подпоручиком Поповым.

За исключением островов, наполняющих Амур, берега его, от устья до реки Уссури, гористы; далее же к реке Сунгари и маньчжурскому городу Айгунту, или Сахалян-Ула-Хотон, равнины увеличиваются и у первых маньчжурских селений достигают больших размеров. По найденным нами здесь растениям можно предполагать, что климат этой части реки должен быть умеренный, а почва плодородная. Ближе к верховьям берега Амура опять становятся более дикими и крутыми; они преимущественно обставлены обнаженными каменистыми горами, покрытыми редким хвойным лесом, который кочующие в этих местах мангуаны и орочаны нередко поджигают.

Относительно сообщений Сибири с Восточным океаном по Амуру в теперешнее время долгом считаю

- 223 -

заметить, что подъем вверх по реке будет представлять немалые затруднения: от сильного течения, множества мелей, образующихся в особенности при частом понижении воды, а также и от невозможности заготовлять на пути топливо для пароходов, по малочисленности подвижного прибрежного народонаселения. В зимнее же время, при нынешнем недостаточном народонаселении, нельзя и думать о пути по Амуру. Но если правительству угодно будет употребить большие средства для водворения поселенцев по берегам Амура, то, конечно, эта река будет важным приобретением для промышленности Сибири и сбыта русских произведений в порта Восточного океана и, может быть, откроет новый, более удобный путь для торговли с Китаем и, наконец, ныне с Японией. Вместе могут быть устроены в новых заселениях станции для зимнего пути, и правильность сообщений не будет зависеть от времени года.

Окончив в Усть-Стрелочной станции некоторые распоряжения для оказания по возможности скорейшей помощи пароходу «Шилка» и для отправления на зиму часовых на оставленный нами пароход «Надежда», 19-го сентября мы отправились на легких лодках вверх по реке Шилке и 24-го того же месяца достигли селения Горбицы, лежащего на пограничной с Китаем черте. От этого места еще около 250 верст мы ехали верхами, а оттуда уже по обыкновенному почтовому тракту прибыли на озеро Байкал, а потом в город Иркутск.

7-го октября я оставил Иркутск, сообщив, за отсутствием генерал-губернатора, исправлявшему его должность генерал-лейтенанту Венцелю о сделанных мною в Усть-Стрелочной станции распоряжениях, и 29-го прибыл в Москву.

Осмеливаюсь льстить себя надеждою, что Его императорское величество из этого краткого начертания истории нашего похода всемилостивейше изволит усмотреть усердное направление всех действий экспедиции к тому, что независимо от главной цели ее, учреждения сношений с Японией, были достигнуты и другие указанные главным морским начальством результаты.

К сожалению, внезапно наступившие политические события представили неодолимые затруднения к полному довершению данной мне от Морского министерства программы действий: разрыв России с западными государствами и появление значительного неприятельского

- 224 -

флота в Восточном океане закрыли путь судам вверенного мне отряда в наши американские колонии, которые предстояло нам посетить, равно как и исполнить вышеизложенное поручение относительно берегов Охотского моря.

Несмотря на всю превратность постигших нас событий, политических и естественных, нельзя не признать особенного над нами покровительства Промысла Божия, всегда яснее проявлявшегося в минуты тяжких испытаний. Самый успех в достижении главной цели в то время, когда мы были уже лишены средств действовать свободно и настоятельно, не может быть приписан расчетам действий, основанным на обыкновенном ходе вешей; в этом случае, более нежели в каком-либо другом, должна быть воздана честь и благодарение Единому Подателю всех благ, явившему столь явный знак Своей силы и благоволения.

Сноски

Сноски к стр. 165

¹ Морской сборник, 1853 г., т. X, ч<асть> неоф<ициальная>, стр. 9: «О плавании из Англии на мыс Доброй Надежды и в Зондский пролив в 1853 году» К. Посьета; Морской сборник, 1856 г., № 1, <часть> неоф<ициальная>, стр. 132: «Отчет о плавании фрег<ата> „Паллада”» и пр.

Сноски к стр. 167

¹ Морской сборник, 1856, № 1, <часть> неоф<ициальная>, стр. 132: «Отчет о плавании фр<егата> „Паллада”» и пр.

Сноски к стр. 168

¹ Статьи г-на Посьета: Отечественные записки, 1854 г., № 3 и 4, и г-на Гончарова: Морской сборник, 1856, № 8 и 9.

Сноски к стр. 171

¹ См.: Отечественные записки, 1855 г., март, стат<ья> г-на Посьета, и Морской сборник, № 8 и 9, за 1856 год, стат<ья> г-на Гончарова.

Сноски к стр. 174

¹ Морской сборник: 1855 г., т. XVII, см. стр. 7: «Шторм в Восточн<ом> океане, выдержанный фр<егатом> „Паллада”», к<апитан>-л<ейтенанта> Болтина — и 1856 г., № 2, <часть> неоф<ициальная>, стр. 459: «Заметки о шторме фр<егата> „Паллада”».

Сноски к стр. 182

¹ Морской сборник, 1856, № 1, <часть> н<еофициальная>, стр. 202: «Описание Нагасакского порта» — и № 8, <часть> неоф<ициальная>, стр. 300: «О нагасакских укреплениях».

² Морской сборник, 1855, № 9, отдел I, <часть> неоф<ициальная>, стр. 14: «Русские в Японии в конце 1853 и в начале 1854 годов». Статья г-на Гончарова.

Сноски к стр. 185

¹ Морской сборник, 1855 г., № 10, отдел 1, <часть> неоф<ициальная>, стр. 299: «Русские в Японии в конце 1853 и в начале 1854 годов». Статья II, Ив. Гончарова.

Сноски к стр. 188

¹ Морской сборник, 1855 г., № 11, <часть> неоф<ициальная>, стр. 63: «Русские в Японии в конце 1853 и в начале 1854 годов». Статья III-я, г-на Гончарова.

Сноски к стр. 190

¹ Подливка из бобов, употребляемая для приправы кушаньев, особенно рыбы. Ящик содержит 6 глиняных банок, величиною с бутылку.

² Японские сабли испытываются при казни преступников. Эта имеет клеймо высокого достоинства, означающее, что она срубила три головы.

Сноски к стр. 192

¹ Отечественные записки, 1855 г., октябрь, стр. 241: «Манила», статья г-на Гончарова.

Сноски к стр. 193

¹ «Паллада» и «Оливуца».

Сноски к стр. 195

¹ Различные морские травы, поросты, ракушки, слизняки и т. п. составляют любимую пищу китайцев и служат предметом приморских промыслов для торговли. М. Р<ейнеке>.

Сноски к стр. 197

¹ Эту поездку, около 50 миль, адмирал совершил на шестивесельной гичке, большею частию на гребле, в продолжение 14 или 15 часов, употребив из этого времени часа 4 на отдых гребцов. Адмиралу сопутствовали мичманы Колокольцев и Пещуров, делавшие до того промер по фарватерам Амурского лимана. Впоследствии они служили лоцманами на переходе фрегата «Диана». М. Р<ейнеке>.

Сноски к стр. 198

¹ Мичманы Зеленый, Колокольцев и Пещуров.

Сноски к стр. 199

¹ Бывшего впоследствии вице-адмиралом и флота генерал-интендантом.

Сноски к стр. 206

¹ Морской сборник, 1855 г., № 7, <часть> оф<ициальная>, стр. 231: «Рапорт г<енерал>-а<дъютанта> Путятина Его императорскому высочеству управляющему Морским министерством».

Сноски к стр. 207

¹ При уходе из Японии я оставил унтер-офицера свободно владеющего ногою, а матроса Викторова совершенно здоровым.

Сноски к стр. 209

¹ Лейтенант Шиллинг и мичман Колокольцев.

² Кормовой дейдвуд был совершенно разбит, уничтожен.

³ На джонке были назначены лейтенант Энквист, мичман Михайлов и до 20 матросов.

Сноски к стр. 211

¹ Самая высокая в Японии, отдельно стоящая, конусообразная гора до 12 000 фут высотою.

² С мичманами Колокольцевым и Пещуровым.

Сноски к стр. 212

¹ С фрегата свезена команда обыкновенным порядком, при офицерах. Последними съехали адмирал, капитан фрегата, подполковник Лосев и лейтенант Шиллинг.

² Всего было 120 лодок; на каждой от 4 до 8 гребцов. На некоторых лодках из команды фрегата находились адмирал, командир фрегата, лейт<енанты> Можайский, Шиллинг, мичман Колокольцев и до 20 матрос; прочие остались с командою в селении Миасимо.

Сноски к стр. 213

¹ Японцы узнают о приближении шторма, если гора Фудзи вдруг покроется облаками.

² Несколько южнее губы Енора, почти прямо на восток от селения Миасимо, в 15 милях от него.

Сноски к стр. 214

¹ Мичм<ана> Колокольцева.