- 263 -

В. Г. БЕЛИНСКИЙ — ГОГОЛЮ

20 апреля 1842 г. Петербург

Милостивый государь

Николай Васильевич!

Я очень виноват перед вами, не уведомляя вас давно о ходе данного мне вами поручения¹. Главною причиною этого было желание — написать вам что-нибудь положительное и верное, хотя бы даже и неприятное. Во всякое другое время ваша рукопись прошла бы без всяких препятствий, особенно тогда, как вы были в Питере². Если бы даже и предположить, что ее не пропустили бы, — то все же можно наверное сказать, что только в китайской Москве могли поступить с вами, как поступил г. Снегирев³, и что в Петербурге этого не сделал бы даже Петрушка Корсаков, хоть он и моралист и пиэтист. Но теперь дело кончено, и говорить об этом бесполезно.

Очень жалею, что «Москвитянин» взял у вас все⁴ и что для «Отечественных записок»⁵ нет у вас ничего. Я уверен, что это дело судьбы, а не вашей доброй воли или вашего исключительного расположения в пользу «Москвитянина» и в невыгоду «Отечественных записок». Судьба же давно играет странную роль в отношении ко всему, что есть порядочного в русской литературе: она лишает ума Батюшкова, жизни Грибоедова, Пушкина и Лермонтова — и оставляет

- 264 -

в добром здоровье Булгарина, Греча и других подобных им негодяев в Петербурге и Москве; она украшает «Москвитянин» вашими сочинениями — и лишает их «Отечественные записки». Я не так самолюбив, чтобы «Отечественные записки» считать чем-то соответствующим таким великим явлениям в русской литературе, как Грибоедов, Пушкин и Лермонтов; но я далек и от ложной скромности — бояться сказать, что «Отечественные записки» теперь единственный журнал на Руси, в котором находит себе место и убежище честное, благородное и — смею думать — умное мнение, и что «Отечественные записки» ни в каком случае не могут быть смешиваемы с холопами знаменитого села Поречья⁶. Но потому-то, видно, им и то же счастие: не изменить же для «Отечественных записок» судьбе своей роли в отношении к русской литературе.

С нетерпением жду выхода ваших «Мертвых душ». Я не имею о них никакого понятия: мне не удалось слышать ни одного отрывка, чему я, впрочем, и очень рад: знакомые отрывки ослабляют впечатление целого. Недавно в «Отечественных записках» была обещана статья о «Ревизоре»⁷; думаю по случаю выхода «Мертвых душ» написать несколько статей вообще о ваших сочинениях⁸. С особенною любовию хочется мне поговорить о милых мне «Арабесках», тем более что я виноват перед ними: во время о́но с юношескою запальчивостию изрыгнул я хулу на ваши в «Арабесках» статьи ученого содержания⁹, не понимая, что тем самым изрыгаю хулу на духа¹⁰. Они были тогда для меня слишком просты, а потому и неприступно высоки; притом же на мутном дне самолюбия бессознательно шевелилось желание блеснуть и беспристрастием. Вообще, мне страх как хочется написать о ваших сочинениях. Я опрометчив и способен вдаваться в дикие нелепости; но — слава богу — я, вместе с этим, одарен и движимостию вперед, и способностию собственные промахи и глупости называть настоящим их именем и с такою же откровенностию, как и чужие грехи. И потому надумалось во мне много нового с тех пор, как в 1840 г. в последний раз врал я о ваших повестях и «Ревизоре»¹¹. Теперь я понял, почему вы Хлестакова считаете героем вашей комедии, и понял, что он точно герой ее; понял, почему «Старосветских помещиков» считаете вы лучшею повестью своею в «Миргороде»¹²; но также понял, почему одни вас превозносят до небес, а другие видят в вас нечто вроде Поль де Кока¹³ и почему есть люди, и притом не совсем глупые, которые, зная

- 265 -

наизусть ваши сочинения, не могут без ужаса слышать, что вы выше Марлинского и что ваш талант — великий талант. Объяснение всего этого даст мне возможность сказать дело о деле, не бросаясь в отвлеченные и окольные рассуждения; а умеренный тон (признак, что предмет понят ближе к истине) даст многим возможность сознательно полюбить ваши сочинения. Конечно, критика не сделает дурака умным и толпу мыслящею; но она у одних может просветлить сознанием безотчетное чувство, а у других — возбудить мыслию спящий инстинкт. Но величайшею наградою за труд для меня может быть только ваше внимание и ваше доброе, приветливое слово. Я не заношусь слишком высоко, но — признаюсь — и не думаю о себе слишком мало; я слышал похвалы себе от умных людей и — что еще лестнее — имел счастие приобрести себе ожесточенных врагов; и все-таки больше всего этого меня радуют доселе и всегда будут радовать, как лучшее мое достояние, несколько приветливых слов, сказанных обо мне Пушкиным и, к счастию, дошедших до меня из верных источников¹⁴. И я чувствую, что это не мелкое самолюбие с моей стороны, а то, что я понимаю, что такое человек, как Пушкин, и что такое одобрение со стороны такого человека, как Пушкин. После этого вы поймете, почему для меня так дорог ваш человеческий, приветливый отзыв...

Дай вам бог здоровья, душевных сил и душевной ясности. Горячо желаю вам этого как писателю и как человеку, ибо одно с другим тесно связано. Вы у нас теперь один, — и мое нравственное существование, моя любовь к творчеству тесно связана с вашею судьбою: не будь вас — и прощай для меня настоящее и будущее в художественной жизни моего отечества: я буду жить в одном прошедшем и, равнодушный к мелким явлениям современности, с грустною отрадою буду беседовать с великими тенями, перечитывая их неумирающие творения, где каждая буква давно мне знакома...

Хотелось бы мне сказать вам искренно мое мнение о вашем «Риме», но, не получив предварительно позволения на откровенность, не смею этого сделать¹⁵.

Не знаю, понравится ли вам тон моего письма, — и даже боюсь, чтоб он не показался вам более откровенным, нежели сколько допускают то наши с вами светские отношения; но не могу переменить ни слова в письме моем, ибо в случае, противном моему ожиданию, легко утешусь, сложив всю вину на судьбу, издавна уже не благоприятствующую русской литературе¹⁶.

- 266 -

С искренним желанием вам всякого счастия, остаюсь готовый к услугам вашим

Виссарион Белинский.

СПб. 1842

Апреля 20.

РС, 1889, № 1, с. 143—145; Бел., т. 12, с. 107—109.

¹ В начале января 1842 г. в Москве Белинский получил от Гоголя рукопись «Мертвых душ», чтобы доставить ее в Петербург и подать через В. Ф. Одоевского в столичный цензурный комитет.

² Гоголь был в Петербурге в начале октября 1841 г.

³ О непоследовательности цензора Снегирева по отношению к «Мертвым душам» Гоголь подробно пишет в письме к Плетневу от 7 января 1842 г. (см. в т. 1 на с. 238—239).

⁴ В 1842 г. Гоголь опубликовал в «Москвитянине» повесть «Рим» (№ 3) и рецензию на альманах «Утренняя заря» (№ 1, под псевдонимом) .

⁵ «Отечественные записки» с 1839 г. издавались А. А. Краевским при ближайшем участии Белинского.

⁶ То есть усадьбы министра просвещения С. С. Уварова. Холопами Белинский называет Погодина и Шевырева, издательской и научной деятельности которых покровительствовал Уваров.

⁷ В сообщении о выходе второго издания «Ревизора» (ОЗ, 1841, № 9, отд. VI, с. 5).

⁸ Цикла статей, посвященного творчеству Гоголя в целом, Белинский не написал, а свои суждения о «Мертвых душах» высказал в статьях «Похождения Чичикова, или Мертвые души», «Несколько слов о поэме Гоголя «Похождения Чичикова, или Мертвые души», «Литературный разговор, подслушанный в книжной лавке» и «Объяснение на объяснение по поводу поэмы Гоголя «Мертвые души».

⁹ Белинский имеет в виду свою статью «О русской повести и повестях г. Гоголя» (1835).

¹⁰ В Евангелии от Матфея сказано: «Всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится человекам <...> ни в сем веке, ни в будущем» (гл. 12, стих 31—32). Прибегая к такому выражению, Белинский хотел подчеркнуть, как чудовищно он был не прав в своей прежней оценке статей Гоголя.

¹¹ Речь идет о статье «Горе от ума», где Белинский говорит о «Тарасе Бульбе» и «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» и подробно разбирает «Ревизора», доказывая при этом, что героем комедии является не Хлестаков, а городничий.

¹² Любопытно в этой связи письмо Белинского к В. П. Боткину (13 апреля 1842 г.), где он рассказывал о смерти жены Краевского и о его состоянии в день похорон: «Когда опустили в могилу, сложив руки, он как будто готов был рвануться туда, но, махнув рукою, скоро

- 267 -

пошел прочь. Вообще его горесть не отчаянная, я даже не умею тебе характеризовать ее; но она объяснила мне, почему Гоголь считает «Старосветских помещиков» лучшим своим произведением» (Бел., т. 12, с. 99).

¹³ Имя Поль де Кока рассматривалось как нарицательное для обозначения литературы, изобилующей «грязными» подробностями быта. Гоголя с Поль де Коком первым сравнил Сенковский в 1834 г. (БдЧ, т. III, ч. II, отд. V, с. 31). Впоследствии это сравнение не раз повторялось в «антигоголевской» критике тем же Сенковским, Булгариным, Полевым.

¹⁴ Слова Пушкина о Белинском могли быть переданы ему П. В. Нащокиным или М. С. Щепкиным, которые осенью 1836 г. по поручению Пушкина вели с Белинским переговоры о его переходе в «Современник». В мае 1836 г. Пушкин писал П. В. Нащокину: «Вели сказать ему (Белинскому. — М. В.), что очень жалею, что с ним не успел увидеться». Оценка Белинского была высказана Пушкиным также в «Письме к издателю» (С, 1836, № 3, за подписью «А. Б.»), но Белинский не мог знать, что она принадлежит Пушкину. По воспоминаниям П. В. Анненкова, Пушкин, «по свидетельству самого Белинского, <...> говорил про него: «Этот чудак почему-то очень меня любит» и прибавлял, «что у Белинского есть чему поучиться и тем, кто его ругает» (Анненков. Лит. восп., с. 125).

¹⁵ 31 марта 1842 г. Белинский писал В. П. Боткину: «Рим» — много хорошего, но есть фразы; а взгляд на Париж возмутительно гнусен» (Бел., т. 12, с. 90).

¹⁶ 11 мая 1842 г. Гоголь писал Н. Я. Прокоповичу, что хотел бы поговорить с Белинским при встрече (см. преамбулу к переписке, с. 262). Встреча Гоголя с Белинским, оказавшаяся последней, произошла между 26 мая и 5 июня 1842 г. в Петербурге.