Степанов Н. Л. Повесть Н. В. Гоголя «Тарас Бульба» // Гоголь Н. В. Тарас Бульба / АН СССР; Изд. подгот. Е. И. Прохоров, Н. Л. Степанов; Отв. ред. Н. Л. Степанов. — М.: Издательство Академии наук СССР, 1963. — С. 153—181.

http://feb-web.ru/feb/gogol/texts/gtb/gtb-153-.htm

- 153 -

Повесть Н. В. Гоголя
„Тарас Бульба“

Среди памятников мировой литературы «Тарас Бульба» Гоголя занимает особое место. Это — величественное произведение, в котором ощутимо дыхание народного эпоса, героическая поэма о мужественных людях, о родине, о несокрушимой любви к свободе и подвиге народа. Словно литые из бронзы встают перед читателем ее легендарные герои.

Ни в одном из исторических романов, предшествовавших героической эпопее Гоголя, не слышался столь явственно голос народа. Так перенестись в другую эпоху, проникнуться помыслами и переживаниями людей иного душевного склада, иного сознания, передать подлинную героику событий, широкий размах характеров мог лишь писатель, глубоко понявший стихию народной жизни.

Борьбу украинского казачества за свою национальную независимость Гоголь показал как героический эпизод в развитии судеб народов. Украинский народ, Запорожская Сечь предстают в его эпопее как сила, спасшая Европу от набегов и завоеваний монгольских и турецких хищников, «грозивших, — по словам Гоголя, — поглотить Европу» (VIII, 461). Этим определяется и внутренний драматизм повести и ее высокий патриотический пафос.

***

Гоголь как писатель сложился в годы, последовавшие за первым подъемом освободительного движения. Революционный порыв декабристов поколебал устои самодержавно-крепостнического государства, показал

- 154 -

пример сознательной борьбы с самодержавием. Но декабристы выступали как дворянские революционеры, далекие от народа. В. И. Ленин в работе «Роль сословий и классов в освободительном движении»2 писал о том, как все более демократизировалось в XIX веке освободительное движение, преодолевая ограниченность дворянских революционеров.

Гоголь не являлся ни революционером, ни последовательным идеологом демократического движения, во многом сохраняя политические иллюзии и предрассудки своей среды. Однако объективное значение критики самодержавно-крепостнического строя в его творчестве, его положительные идеалы в этот период шли навстречу чаяниям народных масс, способствовали укреплению передовых, демократических идей, что и позволило В. И. Ленину говорить об «идеях Белинского и Гоголя»3. С особенной полнотой проявилась эта демократическая тенденция в «Тарасе Бульбе», проникнутом пафосом освободительной борьбы за национальную независимость.

«Тарас Бульба» впервые был напечатан в сборнике «Миргород» (вышедшем в начале 1835 г.) и имевшем подзаголовок «Повести, служащие продолжением „Вечеров на хуторе близ Диканьки“». Однако «Миргород» был не только продолжением «Вечеров», но и новым этапом в творчестве писателя, уже отошедшего от «поэтических грез» своих первых повестей и серьезно, даже трагически взглянувшего на окружавшую его жизнь. Вместе с тем именно «Тарас Бульба», пожалуй, больше всех других произведений Гоголя связан с «Вечерами». И не только потому, что сюда входила такая повесть как «Страшная месть», в известной мере и по теме и по манере изображения предварявшая историческую эпопею Гоголя. Главное, что от «Вечеров» с их ярким и радостным изображением жизни народа, цельных и простых людей с их насмешливым юмором и высокой патетикой, — «Тарас Бульба» унаследовал и веру в народ, и ослепительную яркость красок, и богатство фольклорно-песенной стихии.

В литературе 20 — начала 30-х годов понятие народности отождествлялось лишь с обращением к этнографическим и бытовым деталям. Для Гоголя народность в самом понимании жизни, в слиянии личности с коллективом, в выражении национального характера. Это понимание народности он сформулировал в статье «Несколько слов о Пушкине», помещенной в «Арабесках». Говоря о народном характере творчества Пушкина, Гоголь писал: «... истинная национальность состоит не в описании сарафана, но в самом духе народа» (VIII, 51).

Повесть Гоголя возникла из неудовлетворенности писателя современностью. Не случайно появилась она в сборнике «Миргород» вместе

- 155 -

с таким произведением, как «Старосветские помещики», являвшимся одновременно и элегией по уходящей патриархальности и «пародией на человечество», как определил эту повесть Белинский4. Там же помещена была «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», в которой Гоголь со всей беспощадностью своей сатиры показал духовное вырождение и социальный распад паразитических классов. Миру мелких стяжателей, нравственных уродов, помещиков-тунеядцев, изображенных в других повестях «Миргорода», Гоголь в «Тарасе Бульбе» противопоставил сферу народной жизни, цельные, могучие характеры.

«Никогда не жаждали мы так порывов, воздвигающих дух, как в нынешнее время, когда наступает на нас и давит вся дробь прихотей и наслаждений, над выдумками которых ломает голову наш XIX век...», — писал Гоголь в статье «Скульптура, живопись и музыка» (VIII, 12). Жажда этой утраченной цельности, красоты и величия идеалов — таково настроение, владевшее писателем в период работы над «Миргородом».

Свободолюбие и радость жизни, чувство единства с «товариществом», непосредственная свежесть восприятия жизни, отличавшие казачество, и увлекали Гоголя, когда он, создавая «Тараса Бульбу», наносил удар по раздробленности и меркантилизму XIX века. Недаром он писал своему другу Н. Языкову: «Бей в прошедшем настоящее, и тройною силою облечется твое слово...» (XII, 421).

Героические образы представителей народа особенно ярко выступали в обстановке «холодно-ужасного эгоизма, силящегося овладеть... миром» (VIII, 12). В «Тарасе Бульбе» дано утверждение писателем того положительного идеала, который он увидел в героическом прошлом народа.

Такие исторические катаклизмы первой четверти века, как Отечественная война 1812 года, революционные события в Европе, восстание декабристов на Сенатской площади 14 декабря 1825 года, — все это на грани 30-х годов усиливало интерес к истории, ставило вопрос о путях развития России, о прошлом населявших ее народов.

В обращении к героическому прошлому украинского народа Гоголь был не одинок. Оно неоднократно привлекало внимание декабристов, обращавшихся к темам и образам из истории Украины. Так, на заре декабристского движения Ф. Глинка пишет роман «Зиновий Богдан Хмельницкий» (1819), в котором возвеличивает борьбу украинского народа за свою независимость. Однако сам Хмельницкий в этом романе показан не столько как борец за свободу народа, сколько как романтический герой, злоключения которого занимали основное место в романе. В бо́льшей мере прошлое Украины отражено в поэзии К. Рылеева. «Войнаровский»,

- 156 -

«Богдан Хмельницкий» — одни из значительнейших его произведений на эту тему. Но и у Рылеева на первом плане героическая личность, а народное движение остается историческим фоном. Лишь в незаконченной поэме о Наливайке Рылеев ближе подошел к изображению национального движения на Украине как борьбы народа за свое освобождение:

Уже давно узнал казак
В своих союзниках тиранов.
Жид, униат, литвин, поляк —
Как стаи кровожадных вранов,
Терзают беспощадно нас.
Давно закон в Варшаве дремлет,
Вотще народный слышен глас:
Ему никто, никто не внемлет...

После 14 декабря 1825 г. передовым людям становилось все более ясно, что не героические одиночки вершат судьбы истории, а народные массы. Решающую роль народа прозорливо показал уже Пушкин в «Борисе Годунове» и «Полтаве». Гоголь в этом отношении являлся продолжателем пушкинской традиции, разделяя его понимание главенствующей роли народа в историческом процессе.

Обращение Гоголя к героическому прошлому Украины, к событиям народных войн за национальную независимость само по себе свидетельствовало уже о тех принципах народности, которые определили единство идейного содержания и художественных особенностей его эпопеи.

В литературе о «Тарасе Бульбе» отмечалось, что борьба казаков против Польши «осмысляется Гоголем не только в плане темы национально-освободительного движения, но и как конфликт между двумя вековыми антагонистами: народом и угнетающим его феодально-помещичьим строем»5. И хотя не следует преувеличивать политической осознанности Гоголем этого социального разграничения, несомненна общая демократическая устремленность его повести, его сочувствие угнетаемым массам народа.

***

Центром «Тараса Бульбы» писатель делает не судьбы отдельных персонажей, а судьбу народа, воплощает в художественных образах его героические и свободолюбивые черты. Этим определяется и эпичность повести и своеобразие ее художественного метода, близость к народному творчеству.

- 157 -

Западноевропейский исторический роман к этому времени зашел в тупик: поставив в центре обособленную личность, отказываясь от изображения народных масс, он переносил исторические, социальные конфликты в узкий мир психологии героев. Стендаль в статье «Вальтер Скотт и «Принцесса Клевская» писал: «Эти два имени обозначают два противоположных типа романа. Описывать ли одежду героев, пейзаж, среди которого они находятся, черты их лица? Или лучше описывать страсти и различные чувства, волнующие их души?.. Легче описать одежду и медный ошейник какого-нибудь средневекового раба, чем движения человеческого сердца... персонажам шотландского романиста тем больше не достает смелости и уверенности, чем более возвышенные чувства им приходится выражать»6.

Лишенный народно-героического содержания, западноевропейский исторический роман неизбежно пришел и к кризису формы, превратившись или в археологические описания одежды и обстановки, или обратившись к анализу психологии своих героев вне их роли в исторических событиях.

Уже Пушкин в высказываниях об исторической драме и романе наметил иную концепцию своего понимания историзма. Автору исторического произведения он предъявляет требование быть «беспристрастным, как судьба»: «Не он (т. е. не автор. — Н. С.), не его политический образ мнений, не его тайное или явное пристрастие должно было говорить в трагедии,— но люди минувших дней, их умы, их предрассудки. Не его дело оправдывать и обвинять, подсказывать речи. Его дело воскресить минувший век во всей его истине»7. Это глубокое определение историзма, как изображения прошлого во всем его конкретном своеобразии, сделало Пушкина зачинателем русского исторического романа, образец которого он дал в «Арапе Петра Великого» (1827—1828).

Пушкин выступил также против поверхностного изображения прошлого, против перенесения в прошлое современных представлений и понятий. «В наше время под словом роман, — писал Пушкин, — разумеем историческую эпоху, развитую в вымышленном повествовании. Вальтер Скотт увлек за собою целую толпу подражателей. Но как они все далеки от шотландского чародея! подобно ученику Агриппы, они, вызвав демона старины, не умели им управлять и сделались жертвами своей дерзости. В век, в который хотят они перенести читателя, перебираются они сами с тяжелым запасом домашних привычек, предрассудков и дневных впечатлений. Под беретом, осененным перьями, узнаете вы голову, причесанную

- 158 -

вашим парикмахером; сквозь кружевную фрезу à la Henri IV проглядывает накрахмаленный галстук нынешнего dendy... Сколько несообразностей, ненужных мелочей, важных упущений! сколько изысканности! а сверх всего, как мало жизни!»8

Изображение жизни народа, «духа времени», исторического смысла событий и характера эпохи, а не отдельных событий или портретов тех или иных исторических деятелей — являлось и для Гоголя основной задачей историка-романиста. В отличие от Загоскина, Лажечникова и даже таких крупных мастеров исторического романа, как Виньи и Гюго, у которых на первое место выступали сюжетная интрига или психологические переживания героев, — Гоголь обращается к широкому историческому охвату жизни народа, к раскрытию его национального характера.

В статье «О преподавании всеобщей истории» он сформулировал свое понимание истории, свои принципы художника, положенные в основу «Тараса Бульбы»: «Все, что ни является в истории, — писал Гоголь,— народы, события — должны быть непременно живы и как бы находиться пред глазами слушателей или читателей, чтоб каждый народ, каждое государство сохраняли свой мир, свои краски, чтобы народ со всеми своими подвигами (курсив мой. — Н. С.) и влиянием на мир, проносился ярко, в таком же точно виде и костюме, в каком был он в минувшие времена» (VIII, 27). Это отнюдь не значит, что Гоголь стремился к археологически точному воспроизведению истории, наоборот, он требовал наиболее полно и ярко передать прежде всего жизнь и характер народа, его «подвиги». Преодолев кризис западноевропейского романа, Гоголь оживотворил его возвращением к народным истокам, к фольклору, к национальному эпосу.

В понимании задач исторического романа Гоголь близко соприкасался с Белинским, который дал развернутое обоснование художественных принципов исторического романа, его подлинного историзма. В рецензии 1835 г. на книгу «О жизни и произведениях Вальтера Скотта» Белинский выступил против Сенковского, отрицавшего законность исторического жанра вообще, видя в нем «незаконное детище», «плод» «прелюбодеяния истории с воображением». Указывая, что «жизнь историческая» может и должна стать «предметом поэтического представления», Белинский подчеркивал необходимость сочетания в историческом романе истины с поэтическим вымыслом писателя, изображающего не только исторические события, но и судьбы вымышленных персонажей.

«Мы, с своей стороны, — писал Белинский, — всегда думали, что поэт не может и не должен быть рабом истории, так же как он не может и не должен быть рабом действительной жизни, потому что, в. том и другом

- 159 -

случае он был бы списчиком, копиистом, а не творцом». Отрицая такой подход к истории, Белинский утверждал: «Поэт читает хроники, историю, поверяет, соображает, сдружается с избранною эпохою, с избранными лицами; изучение для него необходимо, но не это изучение составляет акт творчества... Ему нужны только некоторые мгновения из жизни героя, ему нужны только некоторые черты эпохи; он вправе делать пропуски, неважные анахронизмы, вправе нарушать фактическую верность истории, потому что ему нужна идеальная верность»9.

Принцип подлинного историзма, а не мелочного, чисто внешнего следования за историческими фактами, положен был и в основу «Тараса Бульбы», в котором писатель осуществил «идеальную верность» истории. Раскрывая историческую эпоху, рисуя исторические события, Гоголь, прежде всего, показывал главные движущие силы эпохи.

Гоголь высоко ценил заслуги родоначальника исторического романа Вальтера Скотта. Полемизируя с Сенковским, он писал: «Вальтер Скотт, этот великий гений, коего бессмертные создания объемлют жизнь с такою полнотою...» (VIII, 160). Но следуя за Вальтер Скоттом в полноте изображения жизни, Гоголь идет своим особым путем.

В «Учебной книге словесности» Гоголь, характеризуя эпопею, как «полнейшее» и «многостороннейшее» создание, указывал, что эпопея «объемлет» «всю эпоху времени, среди которого действовал герой, с образом мыслей, верований и даже познаний... Весь мир на великое пространство освещается вокруг самого героя, и не одни частные лица, но весь парод» оживает перед читателем в таком виде, в каком «представляет только намеки и догадки история» (VIII, 478). Гоголь определил здесь и суть художественного метода своей повести. Основное в ней — показать «весь народ», раскрыть в художественно-обобщенных образах «намеки и догадки» истории.

Писатель не сразу пришел к созданию эпопеи о жизни Украинского казачества. К 1830—1832 гг. относится его работа над известным нам лишь в отрывках историческим романом «Гетьман», события которого также относились приблизительно к середине XVII столетия, а главным героем должно было стать историческое лицо — нежинский полковник Степан Остраница, возглавивший борьбу казачества с панской Польшей. Однако здесь Гоголь еще полностью следовал принципам романтически-«неистовой» школы, увлекаясь описанием таинственных приключений и ужасов.

В романтическом плане изображал он казачество и в повести «Страшная месть», в известной мере предварявшей «Тараса Бульбу».

- 160 -

Говоря об обращении Гоголя к исторической теме, следует иметь в виду также его усиленные занятия историей в 1831—1835 гг. (и прежде всего историей Малороссии), и работу над оставшейся незавершенной исторической драмой «Альфред». В «Альфреде» он пытался осуществить принцип шекспировской драматургии. Это — народная драма, во многом перекликающаяся с пушкинским «Борисом Годуновым», в которой показана тесная зависимость судеб страны от народного движения.

Эта взаимосвязь между историческими штудиями Гоголя и работой его над художественным произведением плодотворно сказалась в «Тарасе Бульбе». Однако писатель далеко не сразу создал свою повесть в том виде, в каком она известна теперь читателям.

«Тарас Бульба» в редакции 1835 г., помещенной в «Миргороде», еще далек от окончательной художественной завершенности и цельности. Первоначальная редакция изобилует романтическими эффектами, близка к патетике «Страшной мести». Тогда как в окончательном тексте 1842 г. романтическая патетика сочетается с реалистической силой и зрелостью художественного мастерства.

Следует иметь в виду, что уже после написания первой редакции «Тараса Бульбы» Гоголь познакомился с «Капитанской дочкой» Пушкина, появившейся в 1836 г. Он восхищался «чистотой и безыскусственностью» (VIII, 384) повести и несомненно учитывал пушкинский опыт при переработке «Тараса Бульбы» в 1841—1842 гг. Но решающую роль в этой переработке, в результате которой повесть стала более совершенной и исторически правдивой, сыграло развитие творчества самого писателя. Ведь вторая редакция «Тараса Бульбы» завершена была уже по написании «Ревизора» и первого тома «Мертвых душ» — вершин гоголевского реализма.

Во второй редакции «Тараса Бульбы» полнее и глубже сказалось и обращение Гоголя к народному творчеству как в лепке образов героев, так и в самом стиле повести. Была усилена патриотическая идея повести, ее образы стали более психологически углубленными и жизненными. В первой редакции Тарас — охотник до набегов и бунтов, в окончательном тексте — это борец за национальную независимость. В частности, в редакции «Миргорода» Тарас Бульба перессорился со своими товарищами из-за раздела добычи, в окончательной редакции Гоголь показывает, что он рассорился с теми, кто склонен был держать сторону панской Польши, называя их «холопами польских панов». Именно в редакции 1842 г. появляется и речь Тараса о товариществе. Гоголь убирает также многочисленные риторические и ходульно-романтические места и фразы, стремясь к жизненности своих образов. О второй редакции «Тараса Бульбы» Белинский писал: «Как великий поэт и художник, верный однажды избранной идее, певец Бульбы не прибавил к своей поэме ничего

- 161 -

такого, что было бы чуждо ей, но только развил многие уже заключавшиеся в ее основной идее подробности. Он исчерпал в ней всю жизнь исторической Малороссии и в дивном, художественном создании навсегда запечатлел ее духовный образ: так ваятель уловляет в мраморе черты человека и дает им бессмертную жизнь»10.

***

Освободительная борьба украинского народа против феодально-панской Польши передана в «Тарасе Бульбе» с огромной полнотой и художественной яркостью. С восхищением рассказывает писатель о казачестве, рисует героические, эпически-обобщенные образы Тараса, Остапа и других рыцарей вольнолюбивой Сечи. Гоголь показал и неугасимую ненависть народа к своим угнетателям, тяжесть ига польских феодалов, беззаветный героизм лучших сынов казачества в длительной упорной борьбе за национальную независимость.

Панская Польша, учитывая важную роль казачества в борьбе с Крымом и Турцией, стремилась к захвату украинских земель и на протяжении XVI—XVII вв. неоднократно делала попытки подчинить Украину, поработить ее свободолюбивый народ. До 1569 г. Украина была объединена союзом с Литвой и Польшей, сохраняя свою политическую и экономическую самостоятельность. В 1569 г. в Люблине польским сеймом была провозглашена Люблинская уния, предусматривавшая подчинение Украины Польше. С этого времени начинается упорная борьба украинского народа против иноземного панства. На неоднократные попытки подчинить себе украинские земли украинское крестьянство отвечало бегством на Сечь, в низовья Днепра, увеличивая собой казачество и поднимаясь оттуда на борьбу. Многочисленные казацкие восстания под руководством Наливайки, Тараса Федоровича, Павлюка, Остраницы, Нечая — проходят через весь конец XVI и XVII века, свидетельствуя о вольнолюбии казачества, об упорном стремлении украинского народа к своей самостоятельности.

Борьба за национальную независимость была тесно связана с борьбой против крепостнического порабощения, которое несли иноземные феодалы и с борьбой против окатоличения. С помощью католицизма шляхта пыталась подчинить себе украинцев, оторвать от России. В борьбе с польскими магнатами украинский народ и казачество видели свой оплот и поддержку в России, и защита православия являлась поэтому формой политической борьбы за национальную самостоятельность.

Прошлое казачества, историю Украины Гоголь не отделял от России. В его повести судьбы украинского и русского народа нераздельны.

- 162 -

Казачество, Сечь — это образование, возникшее, — по словам Гоголя,— на окраине русского государства из вольнолюбивых элементов, бежавших из России от татарских набегов и боярских поборов, и крестьян Украины, боровшихся как с татарами и султаном, так и с польской шляхтой. Казаки бьются за «русскую землю», за землю, политую кровью русских и украинцев. В борьбе с «бусурманами», турками и крымскими татарами, и «католиками» — они ориентируются на Русь, в единстве России и Украины видя свое спасение: «Пусть же славится до конца века Русская земля!»

О таком понимании исторической роли и происхождения запорожского казачества пишет Гоголь и в своей статье «Взгляд на составление Малороссии»: «И вот выходцы вольные и невольные, бездомные, те, которым нечего было терять, которым жизнь — копейка, — писал он, — которых буйная воля не могла терпеть законов и власти... расположились и выбрали самое опасное место в виду азиатских завоевателей — татар и турков. Эта толпа, разросшись и увеличившись, составила целый народ, набросивший свой характер и, можно сказать, колорит на всю Украину, сделавший чудо — превративший мирные славянские поколения в воинственный, известный под именем казаков, народ, составляющий одно из замечательных явлений европейской истории, которое, может быть, одно сдержало это опустошительное разлитие двух магометанских народов, грозивших поглотить Европу» (VIII, 46).

В этих условиях складывался национальный характер, в котором Гоголь прежде всего отмечает черты свободолюбия, смелости, бесшабашной удали и товарищеского братства: «Это, однако ж, не были строгие рыцари католические: они не налагали на себя никаких обетов, никаких постов; не обуздывали себя воздержанием и умерщвлением плоти; были неукротимы, как их днепровские пороги, и в своих неистовых пиршествах и бражничестве позабывали весь мир» (VIII, 48). Для Гоголя казачество той поры — это вооруженный народ, героически защищающий свою родину и свободу. В условиях свободной жизни, независимой от князей и бояр, полной бранных тревог, с особенной полнотой сформировались эти черты народного характера.

Давая обобщенную картину борьбы казачества за свою независимость, раскрывая героический характер украинского народа, Гоголь не стремился к точному хронологическому приурочиванию фактов. Говоря в начале повести о Тарасе Бульбе, как об одном из тех характеров, «которые могли только возникнуть в грубый XV век», Гоголь отнюдь не относит действие повести к этому времени. Он упоминает и о XVI веке, а ряд фактических данных (обучение сыновей Бульбы в Киевской Академии, имена Потоцкого и Остраницы) позволяют отнести действие к половине XVII в. Наиболее конкретно упоминание в повести о казацком

- 163 -

восстании 1638 г. под руководством гетмана Остраницы и о страшной казни его.

Обращаясь к историческим источникам — таким, как «История Малой России» Д. Бантыша-Каменского, «Описание Украины» Боплана, а для второй редакции «Тараса Бульбы» и «История казаков Запорожских» кн. Мышецкого, — Гоголь узнает из них ряд фактических подробностей и отдельных штрихов тогдашнего быта и нравов, исторических сведений, позволивших ему придать своему повествованию более точный исторический характер и колорит. Но основной патриотический пафос повести, глубокое понимание народного характера борьбы казачества за свою независимость связаны с другими источниками — народными песнями, Украинскими «думами», а также близкой к ним по духу «Историей Руссов», приписывавшейся в то время Георгию Конисскому.

В одном из писем, отрицательно оценив польские источники и летописи, писавшиеся казацкими старшинами, Гоголь выделил «Историю Руссов» как сочинение «с резкою физиономией, с характером» (X, 299)11. Рассказывая о вероломстве и жестокостях польских феодалов по отношению к казачеству и Украинскому населению, об их угнетении, повесть Гоголя перекликается с соответствующими страницами «Истории Руссов».

Казаки у Гоголя — носители того цельного и простого отношения к жизни, которое утрачено в современном писателю обществе, основанном на наживе, корысти, себялюбивых и мелочных интересах. Рисуя могучие вольнолюбивые образы запорожцев, их бесшабашное, буйное веселье, их презрение к собственности, Гоголь изображает Запорожскую Сечь своеобразной республикой. «Эта странная республика, — говорит Гоголь, — была именно потребностию того века». В сцене вольной казацкой «рады», перевыборов кошевого, — особенно подчеркнуто это демократическое, «республиканское» устройство Сечи, когда вся казацкая масса вершит важные вопросы своей жизни. Каждый казак чувствует себя равным членом общества. Кошевой на собрании казачьего круга подчиняется решению казаков, заявляя: «Я слуга вашей воли».

Гоголя восхищает демократизм казацкого «товарищества», спаянного узами братства суровой боевой жизни. Вульгарные социологи писали о том, что писатель не понял противоречия интересов между рядовым казачеством и его верхушкой. Но для Гоголя важно было показать не это противоречие, а сплоченность, «естественную», демократическую сущность коллектива, объединение людей, равных в своей самоотверженности,

- 164 -

в своей преданности родине. Именно поэтому он всячески подчеркивает презрение казаков к собственности, к роскоши, простоту их нравов и образа жизни. Напомним встретившуюся Бульбе с сыновьями фигуру запорожца, лежавшего перед входом в Сечь: «В самом деле, это была картина довольно смелая: запорожец как лев растянулся на дороге; закинутый гордо чуб его захватывал на пол-аршина земли; шаровары алого дорогого сукна были запачканы дегтем для показания полного к ним презрения».

Гоголь хотел передать красоту человека в его «первозданных» проявлениях— в смелом пренебрежении опасностью и самой смертью, в высоком гуманизме «товарищества» и патриотической самоотверженности. Но, как верно отмечает С. М. Петров, «Гоголь не идеализирует Запорожскую Сечь, не допускает никаких моральных подчисток в дидактических целях, как это допускали в своих исторических романах Булгарин и Загоскин. Он показывает, что своеобразный общественный и культурно-бытовой уклад Запорожской Сечи содержал в себе и противоречивые, отрицательные стороны. В повести освещена не только сила, но и слабость патриархальной демократии Сечи, черты, которые явились источником ее исторической трагедии»12. Национальные и религиозные предрассудки, грубое отношение к женщине, отрицание культуры — все это черты подлинной исторической правды, которую Гоголь не прикрашивает.

Постоянная военная опасность, боевая, ратная жизнь казачества вырабатывали мужественные цельные характеры, чувство коллектива, определявшее нравственный «закон», сознание священных уз казацкого братства. Об этом говорит сам писатель и в статье «О малороссийских песнях»: «Везде проникает их, везде в них дышит эта широкая воля казацкой жизни. Везде видна та сила, радость, могущество, с какою казак... упрямый, непреклонный... спешит в степи, в вольницу товарищей. Его жену, мать, сестру, братьев — все заменяет ватага гульливых рыцарей набегов. Узы этого братства для него выше всего, сильнее любви» (VIII, 91—92).

***

В «Тарасе Бульбе» индивидуальные судьбы и действия героев включаются в общность того национального, народного коллектива, к которому они принадлежат. Его герои неизменно чувствуют себя частью коллектива, их поступки вытекают из сознания этой общности. Отсюда и эпичность повести, близость ее к народному эпосу, героическая патетика ее стиля. В этом основа преодоления Гоголем романтического метода, утверждение им личности, тяготеющей к слиянию с миром, с утраченной ею

- 165 -

гармонией. «Человек современного общества ничтожен и слаб, — так говорит всеми своими повестями Гоголь, — ибо он замкнут в ничтожной и бренной скорлупе своей индивидуальности. Наоборот, идеальный человек могуч и велик — так как он влит в стихийное единство коллектива, в „товарищество“. Поэтому-то Сечь рождает героев, эпос», — справедливо писал Г. Гуковский13. В этом был писательский подвиг Гоголя, то новое слово, которое он сказал в мировой литературе: «Гоголь ставит перед новой литературой всего человечества, — продолжает Г. Гуковский,— задачу, с такой силой, остротой и глубиной не поставленную еще никем до него, задачу, не понятую в полной мере ни его современниками, ни его потомками до конца XIX столетия, задачу создания конкретных образов не просто людей-личностей, а целостных единств людей, их жизней, их слиянных судеб»14. Именно этим Гоголь близок нашей эпохе, когда в литературе социалистического реализма осуществился в полной мере принцип изображения человека в его слиянности с массой. В этом перекличка «Тараса Бульбы» с такими произведениями, как «Железный поток» Серафимовича или «Молодая гвардия» Фадеева.

Подлинным героем гоголевского эпоса является народ и его судьбы. Тарас, Остап, Андрий и другие казаки — лишь выражают разные грани народной жизни, являются воплощением силы и слабости казачества. В основном — его силы, его здоровых демократических начал, его неугасимой любви к родине, героической самоотверженности. Потому-то казаки и наделены былинно-эпической мощью, прямотой характера, несгибаемым мужеством. Тогда как те немногочисленные, слабые души, которые отступились от борьбы, как Андрий, — стали отщепенцами своего народа и обречены на позорную гибель.

Герои Гоголя выражают чаяния и думы народа, при всех индивидуальных особенностях своих характеров. Гоголь ценил Вальтера Скотта в особенности за его шекспировское искусство развивать крупные черты характеров. Именно этот шекспировский принцип положен им и в основу изображения характеров в «Тарасе Бульбе». Сам Тарас Бульба предстает перед нами как обобщенный образ, в котором раскрываются лучшие черты национального характера.

Во всем — ив суровой простоте его быта, и в яркой талантливости и широте натуры, и в самом народном «изгибе» ума, Тарас плоть от плоти, кость от кости своего народа. Он никогда не отделяет себя от коллектива, от «товарищества» и только в нем видит смысл своей жизни и ту силу, которая определяет его могучую деятельность, неукротимую энергию.

- 166 -

Тарас Бульба — яркая и крупная личность, самым решительным и активным образом влияющая на ход событий. Подобно тому, как Пугачев у Пушкина в «Капитанской дочке» является одновременно и выходцем из народных масс и талантливым их руководителем, так и Тарас Бульба вырастает в могучую фигуру национального героя, защитника и выразителя народных интересов. Благодаря этому, личность Тараса Бульбы приобретает эпическое величие, раскрывается писателем как единство индивидуального и народного, показана в теснейшей связи с борьбой народных масс, как типически обобщенное воплощение лучших национальных черт и вместе с тем живой, самобытный характер.

Историки литературы, говоря об образе Тараса Бульбы, неоднократно стремились отождествить его с конкретными историческими деятелями, найти исторический прототип. (Так, И. Каманин указывал на близость Тараса Бульбы к Богдану Хмельницкому, видя общность их в том, что Бульба и Хмельницкий выступали мстителями за смерть сына15.) Однако эти сближения чрезвычайно шатки и случайны. В Тарасе Бульбе воплощены лучшие героические черты казачества, которые Гоголь увидел как в народных песнях и сказаниях, так и в исторических источниках и летописях.

Гуманизм Гоголя в утверждении ценности таких чувств и моральных качеств, которые определяют достоинство человека, смысл и назначение его жизни. Верность родине и товариществу, самоотверженность, душевное благородство, стойкость и мужество — таковы человеческие качества, которые близки писателю. В преодолении индивидуалистической ограниченности, эгоизма видит он основной пафос деятельности своих героев. Это качество гуманизма, столь характерное именно для русской литературы, сказалось в самоотверженности Тараса и Остапа, так естественно, ни на минуту не задумываясь, готовых пожертвовать жизнью во имя блага родины, во имя товарищества. Это не только вопрос о солидарности,— «нет уз святее товарищества», братства по оружию, — но это и вопрос морального облика человека, его поведения.

Тарас Бульба не знает раздвоения между личным чувством и долгом. Подобно героям шекспировских хроник, он целен в своих поступках и действиях, чужд сомнениям. Вместе с тем характер Тараса отнюдь не примитивен и не упрощен. Это богато и разносторонне одаренная натура. В нем соединились и широкое, государственное понимание задач, стоящих перед казачеством, и воинское умение, и несгибаемая воля, и глубокое отцовское чувство. Народность образа Тараса Бульбы отмечал Белинский:

- 167 -

«Тарас Бульба является... представителем этой жизни, идеи этого народа, апотеозом этого широкого размета души... Он любил свою родную Украйну и ничего не знал выше и прекраснее удалого казачества, потому что чувствовал то и другое в каждой капле крови своей...»16

При внешней грубости образ Тараса Бульбы насыщен внутренней гуманностью. Бульба беспощаден к врагам, он суров, когда дело касается исполнения общественного долга, но всю свою жизнь он отдает делу борьбы за лучшее будущее народа. Тарас гневно осуждает тех, кто изменил «товариществу», национальным интересам во имя корысти, прельстившись чужеземной роскошью: «Знаю, подло завелось теперь в земле нашей; думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды да конные табуны их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их.... Милость чужого короля, да и не короля, а паскудная милость польского магната, который желтым чоботом своим бьет их в морду, дороже для них всякого братства». Сознание национального достоинства и своей общности с народом определяет моральный идеал Тараса, непримиримо относящегося к корыстолюбивым и продажным отщепенцам, изменившим общему делу.

С особенной полнотой проявляется непреклонный характер Тараса Бульбы в сцене казни им сына Андрия, являющейся самым драматическим эпизодом повести. Верность отчизне и любовь к ней Тарас ставит выше личной привязанности, кровного родства. Андрий, перешедший на сторону поляков, изменив родине и народу, нарушил самые священные обязанности человека, и Тарас не только вырывает из сердца любовь к нему, но и выступает судьею и мстителем, казнит своей рукою изменника. Казнь Андрия для Тараса — свершение суда народа, неизбежная мера в условиях жестокой борьбы. Родина и «товарищество» для Тараса больше чем родительское чувство, потому что именно любовь к отчизне и народу возвышает человека, отличает его любовь от инстинкта животного.

Речь Бульбы о товариществе накануне боя под Дубно проникнута этим глубоким патриотическим чувством, выражая идею всей повести: «Нет уз святее товарищества! Отец любит свое дитя, мать любит свое дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь свое дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови, может один только человек. Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей»17

- 168 -

Тарас не только суровый мститель, могучий исполин, олицетворяющий мощь народа. Гоголь делает его образ жизненным, художественно убедительным, полнокровным, находит такие краски и подробности, которые придают ему правдивость и естественность. Белинский, говоря о Тарасе Бульбе, указывал, что Гоголь умел в трагическом открыть комическое: «Это лицо совершенно трагическое, его комизм только в противоположности форм его индивидуальности с нашими — комизм чисто внешний. Вы смеетесь, когда он дерется на кулачки с родным сыном и пресерьезно советует ему тузить всякого, как он тузил своего батьку; но вы уже и не улыбаетесь, когда видите, что он попался в плен, потянувшись за грошовою люлькою; но вы содрогаетесь, только еще видя, что он в яростной битве приближается к оторопевшему сыну...»18.

В самом деле сколько мягкого юмора в сцене встречи Бульбой сыновей, только что приехавших из Киевской бурсы; юмором проникнуты и его насмешливые замечания по поводу бурсацкой науки. Бульба умеет и схитрить, когда нужно, как это было с избранием в Сечи нового кошевого, и пошутить. Характерной деталью довершает его портрет Гоголь. В конце повести постаревший, но неукротимый в своей жажде мщения Бульба спасается от превосходящего его силы польского отряда. Он уже уходит от погони, но задерживается, чтобы поднять уроненную люльку, и попадает в руки врагов. Эта деталь, восходящая к фольклорным мотивам, также дополняет упрямый и безудержно смелый характер Бульбы.

Самая смерть его приобретает характер героического апофеоза, становится своего рода символом непреоборимого мужества. Вера в правоту своего дела, вера в победу народа наполняет уверенностью его сердце. Непобедим народ, защищающий свою родину: «Разве найдутся на свете такие огни и муки и сила такая, которая бы пересилила русскую силу!»,— говорит Гоголь о гибели Тараса. Тарас понимает, что борьба не кончена и казаки еще вернутся как победители, что смерть его нужна для будущей победы. В этом исторический оптимизм повести Гоголя.

Богатырские черты отца унаследовал и Остап. Героический характер Остапа подчеркивает типичность, народность тех черт, которые нашли свое яркое выражение в Тарасе Бульбе. Остап такой же могучий воин, как и его отец, самозабвенно и преданно служит он родине, бесстрашен

- 169 -

в бою. Трагическая сцена казни Остапа раскрывает величие его духа, его богатырское мужество.

Не только Тарас и Остап, но и остальные герои гоголевского эпоса сознают себя участниками общенародного дела, справедливой борьбы за национальную независимость, за права казачества. Именно в этом сознании общности с народом подлинный источник героических поступков и самоотверженности казаков. Любовь к родине, патриотическое чувство воодушевляют героев повести на их подвиги. В неравном бою погибают казачьи богатыри — Бовдюг, Балабан, Кукубенко. Но одна только дума у них: как можно дороже отдать свою жизнь за общее дело, за освобождение отчизны. И умирают они с гордой уверенностью в том, что их ратный подвиг послужил народу. Вот погибает в бою Балабан: «Поникнул он теперь головою, почуяв предсмертные муки, и тихо сказал: „Сдается мне, паны-браты, умираю хорошею смертью: семерых изрубил, девятерых копьем исколол, истоптал конем вдоволь, а уж не припомню, скольких достал пулею. Пусть же цветет вечно Русская земля!..“ И отлетела его душа». Мосий Шило, захваченный турками в плен, притворно приняв «бусурманскую веру», подымает мятеж и возвращается с победой на родину.

Сознание единства, общности товарищества объединяет и цементирует Сечь. В бою, в самых опасных положениях казаки выступают сплоченно, единым спаянным коллективом, тогда как их противники действуют в одиночку и их отвага имеет иные, авантюристические стимулы.

В судьбе Андрия показана участь отступника, изменника своему народу. Андрий — бурная и смелая натура. Казнив сына, Бульба говорит о нем как о «добром казаке». Вместе с тем он жертва безмерной любви к «прекрасной полячке», целиком им завладевшей, так что он не способен уже трезво расценивать свои поступки. Андрий изменил родине и «товариществу», противопоставив им личные интересы, свое чувство к «прекрасной полячке». Страсть, оказавшаяся сильнее уз товарищества, верности родине, семейных традиций и сыновней привязанности, оказалась преступна и губительна.

***

Характеры действующих лиц повести раскрываются в трагических коллизиях. Герои «Тараса Бульбы», как и герои шекспировских трагедий, выступают носителями могучих чувств и страстей. В «Тарасе Бульбе» сочетаются эпическое и драматическое начала. В этом своеобразие повести Гоголя, ее отличие от вальтерскоттовской традиции. Говоря об отсутствии резкой границы между родами литературы, Белинский писал: «Эпическое произведение не только ничего не теряет из своего достоинства,

- 170 -

когда в него входит драматический элемент, но еще много выигрывает от этого»19. Примером такого произведения Белинский считает «Тараса Бульбу», который показывает нам, как проникает драматический элемент в эпическое произведение, как эпическое повествование соединяется с трагическими коллизиями.

Гегель указывал на особый характер «драматического развертывания» в противоположность развитию действия в эпосе: «Собственно драматическое течение представляет собой неизменное поступательное движение к завершительной катастрофе», тогда как «форма эпической объективности» требует «замедленности в описании»20. В «Тарасе Бульбе» сочетаются оба эти принципа. Наряду с замедленно-эпическим повествованием, изобилующим описаниями (описания степи, Сечи, битвы под Дубно и др.), в повести отчетливо ощутимо движение к трагической катастрофе. Казнь Тарасом Андрия, гибель Остапа от руки палачей на площади Кракова и наконец смерть самого Тараса, сожженного врагами на костре, — три трагические «вершины» повести, определяющие напряженность ее действия, ее героическую патетику. И в то же время эти трагические эпизоды различны по своему содержанию и тональности. Сцена казни Андрия проникнута скорбным лиризмом, передает высшую правду и справедливость возмездия, настигающего отщепенца, порвавшего узы с отчизной и «товариществом». Вся сцена исполнена печали, трагической обреченности, полна горестью сожаления. Иначе воспринимается сцена казни Остапа. В ней ощутим протест, вызов, восхищение самоотверженностью старшего сына Бульбы, который во имя отчизны стоически выдерживает самые страшные пытки, полон мужества и презрения к врагу. Этот же мотив еще раз прозвучит со всей силой в конце повести в описании гибели Тараса, знаменуя торжество человеческого духа, бессмертие подвига, свершенного во имя народа.

В «Тарасе Бульбе» совместились, слились реалистические и романтические начала. Патетическая приподнятость, гиперболическая яркость и эмоциональная напряженность стиля связаны с поэтикой романтизма, тогда как типическая сила, эпически обобщенное изображение событий и героев свидетельствуют о реалистической основе повести. Единство обоих художественных принципов здесь не поддается механическому разложению.

Гоголь создает героические характеры, показывает типические образы в типических обстоятельствах, правдиво раскрывая историческое своеобразие эпохи. Этим утверждается реалистическая основа повести, жизненная полнокровность образов Тараса, Остапа и других персонажей.

- 171 -

Однако реализм «Тараса Бульбы» — реализм особого типа. Он не только решительно противостоит рационалистической эстетике просветителей и наивному натурализму фактографичности, бытоописания нравоописательной литературы, но имеет и своеобразные черты, отличные от реализма «Ревизора» или «Мертвых душ». В этих произведениях дано критическое разоблачение действительности, в «Тарасе Бульбе» — представлены героические стороны народной жизни, положительный идеал автора, требовавшие для своего выражения иных художественных средств. Реализм Гоголя служит здесь созданию образов положительных героев и характеров, приобретает черты героической приподнятости. Пользуясь словами А. М. Горького, можно сказать, что Гоголь возвышает своего героя над действительностью, не отрывая его от нее21. Этим объясняются черты героической романтики в изображении характеров, которые, однако, не нарушают правдивости и жизненной цельности образа, а дополняют и обогащают его.

Создавая образ народного героя, Гоголь, естественно, не мог пользоваться теми же художественными средствами и приемами, какие были им применены в «Повести о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». В «Тарасе Бульбе» он, опираясь на фольклорные народно-поэтические источники, развивает принципы, осуществленные им ранее в «Вечерах на хуторе...» при изображении картин народной жизни.

Проницательно определив реализм Гоголя, как сочетание трагического и комического, Белинский показывает емкость и многогранность гоголевского реализма. В «Тарасе Бульбе» органически сочетаются черты героического и трагического с жизненными, бытовыми картинами и описаниями, проникнутыми сочным народным юмором. Героика повести не становится абстрактно-романтической, а вытекает из жизненных положений, сочетается с типичностью характеров, определенных исторической эпохой, с живописной яркостью, даже гиперболической мощью описаний.

«Сущность жизни всякого народа есть великая действительность, — говорил Белинский, — в „Тарасе Бульбе“ эта сущность нашла свое полнейшее выражение»22. Эта формула Белинского раскрывает основу реализма Гоголя в «Тарасе Бульбе», сочетание в нем подлинной народности и исторической правды. Верное понимание писателем основных особенностей жизни народа, его чаяний, его исторического бытия — позволило ему создать произведение исторически правдивое и вместе с тем высоко поэтическое.

Как отмечал в монографии о Гоголе М. Б. Храпченко, «реалистическое героико-эпическое изображение исторической действительности в

- 172 -

„Тарасе Бульбе“ весьма своеобразно сочетается с романтическими тенденциями»23.

У Гоголя народное, национальное, «общное» определяют и понимание исторического процесса и характеров, им порожденных. Представители романтической эстетики (в частности Август и Фридрих Шлегели) также призывали к раскрытию национального «духа», к обращению к народному творчеству как главному источнику искусства. Так, Август Шлегель провозгласил в своих «Чтениях о драматическом искусстве» принцип «органической формы», которая определяется содержанием художественного произведения и строит его материал «изнутри». Сочетание принципов народного эпоса с современным историческим романом, созданным Вальтер Скоттом, и явилось как бы «органической формой» повести Гоголя.

Учитель немецких романтиков Гердер, которого Гоголь высоко ценил, писал о песнях бардов и мейстерзингеров: «Как внимал им народ, чем была для него эта песня и что он сам видел в ней! Как благоговейно хранил он эти песни и рассказы, а вместе с ними — язык, образ мыслей, обычаи, подвиги, хранил и взращивал для будущего. В них слышался хоть и наивный, но могучий, трогательный, правдивый голос, подступавший прямо к сердцу...»24 К этим высказываниям близки восторженные слова Гоголя об Украинских песнях, как выражении народного характера. Если жизнь народа «была деятельна, разнообразна, своевольна, исполнена всего поэтического и он при всей многосторонности ее не получил высшей цивилизации, — писал Гоголь, — то весь пыл, все сильное, юное бытие его выливается в народных песнях» (VIII, 90).

Восходят к поэтике и эстетике романтизма также резкость и острота конфликтов, яркость национального колорита, гиперболизм, образная патетика стиля, вобравшего как фольклорно-песенные элементы, так и лирические, книжные; поэтическая, стиховая структура самой повествовательной манеры, эмоциональная насыщенность образов и стиля повести Гоголя, ее лирический, вернее лиро-эпический строй, и необычайная живописность словесных красок.

Однако восприняв идеи и художественные принципы романтизма, Гоголь по-своему их применил. Романтические тенденции, особенно наглядно сказавшиеся в описании Сечи, в сценах битвы под Дубно, в изображении действующих лиц повести (Андрия, панны), не ослабляли ее реалистической основы: «Определяющее значение имеет способ обрисовки исторических событий, эпохи в целом, сущности характеров. А здесь-то как раз и проявляются, — как справедливо замечает М. Б. Храпченко,— реалистические

- 173 -

истоки „Тараса Бульбы“, сила реалистического мастерства писателя...»25

Повесть Гоголя кровно связана с жизнью, она дает характеры героев не в субъективной интерпретации автора-романтика, а в их исторической осознанности, типичности, жизненной полнокровности. Личность, индивидуальность у него не противопоставлены коллективу, массе. Он героизирует те свойства народного характера, которые свидетельствуют о вольнолюбии народных масс, о преданности их отчизне. Его герои выражают черты народного мировоззрения, ведущие силы исторического развития.

Эпическое начало, которое преобладает в повести, широкое изображение среды также знаменовали приход Гоголя к реализму.

Преодолев субъективизм романтиков, их отрыв от действительности, Гоголь создал произведение новаторское, принципиально отличавшееся от существовавших образцов и традиций, органически сочетавшее принципы романтизма и реализма.

«Тарас Бульба» — своего рода эпическая поэма в прозе, близкая народному эпосу. Гоголь не пошел здесь путем вальтерскоттовского романа, как это сделал, например, Загоскин в «Юрии Милославском». Ему чужды тщательно выписанный исторический фон, сюжетная усложненность романов Вальтера Скотта, его герой — обыкновенный, «средний» человек, попадающий волею случая в водоворот исторических событий. Необычайная мощь и монументальность образов, гиперболизм и изобразительная яркость и сила словесных красок — роднят повесть Гоголя с народным эпосом, со «Словом о полку Игореве», «Песнью о Ролланде», Украинскими «думами», сербскими юнацкими песнями.

Белинский писал, что «„Тарас Бульба“ есть отрывок, эпизод из великой эпопеи жизни целого народа. Если в наше время возможна гомерическая эпопея, то вот вам ее высочайший образец, идеал и прототип!» Говоря так, критик имел -в виду самую сущность повести Гоголя как народной эпопеи, изображающей судьбы народа, всего коллектива, ее героический характер: «Если говорят, что в „Илиаде“, — продолжал он, — отражается вся жизнь греческая в ее героический период, то разве одни пиитики и риторики прошлого века запретят сказать то же самое и о „Тарасе Бульбе“ в отношении к Малороссии XVI века?.. И в самом деле, разве здесь не все казачество, с его странною цивилизациею, его удалою, разгульною жизнию, его беспечностию и ленью, неутомимостью и деятельностию, его буйными оргиями и кровавыми набегами?.. Скажите мне, чего нет в этой картине? Чего недостает к ее полноте? Не выхвачено ли все это со дна жизни, не бьется ли здесь огромный пульс

- 174 -

всей этой жизни»26. Белинский увидел эпичность «Тараса Бульбы» именно в выражении полноты народной жизни, в широте ее охвата, в том героическом пафосе, который и определяет эту эпичность.

С «Илиадой» Гомера повесть Гоголя сближают не только отдельные эпические приемы поэтической изобразительности, но прежде всего та непосредственность восприятия событий, душевная ясность, которая определила бессмертие древнегреческого эпоса. Жизнь казачества у Гоголя предстает в «младенческой» простоте, в ее наиболее героических и целостных проявлениях. Как и в античном эпосе, в «Тарасе Бульбе» раскрываются самоотверженные, могучие чувства, героизм цельных натур.

«Так вот она, Сечь! Вот то гнездо, откуда вылетают все те гордые и крепкие, как львы! вот откуда разливается воля и казачество на всю Украйну!» — таково патетическое восклицание автора при описании первого знакомства с Сечью сыновей Тараса Бульбы, готовящихся вступить в круг этого вольного товарищества. Здесь смысловой и эмоциональный ключ ко всей повести. Но Гоголь не только выражает свое восхищение. Полнокровные картины могучей удали казачества, предварившие живопись репинских «Запорожцев», встают в ослепительной яркости красок, в зримой телесности образов. Читатель заражается тем кипением неуемных жизненных сил, той широтой казацкой натуры, которая возникает из картин Сечи, нарисованных Гоголем. Обобщенным раскрытием этого казацкого характера является сцена бесшабашной удалой пляски подгулявшего запорожца, пляшущего в тяжелом овчином кожухе, так как он боится скинуть его, чтобы не пропить. Вокруг пляшущего собирается толпа и все, зараженные его лихой пляской, начинают «отдирать» «самый вольный» танец, в котором раскрывается душа народа. Эта сцена приобретает своего рода символический характер, не теряя изобразительной конкретности.

Как и в народно-фольклорных произведениях, в «Тарасе Бульбе» важную роль играют описания природы. Они составляют словно лирический аккомпанемент к действию повести. Вместе с тем в этих описаниях в полной мере сказался изумительный талант Гоголя-живописца, владеющего тайной словесной живописи. «Тарас Бульба» — это пиршество красок, передающих и героическую патетику повести и ее лирическое начало. Описание битвы, казачьей рады, польского войска и природы — все это выполнено могучей и яркой кистью художника, достигает предельной наглядности и зрительной рельефности.

Величественная, безбрежная ширь степей, их чудесная цветовая гамма, наполняющая читателя чувством предельной свободы и очарования вольностью

- 175 -

запорожской, казацкой жизни, — наглядно передает тот «разгул чувства», который увидел Белинский в описании степи, сделанном «широкой, размашистой кистью»27. Напомним великолепное описание степи утром: «Вся поверхность земли представлялась зелено-золотым океаном, по которому брызнули миллионы разных цветов. Сквозь тонкие, высокие стебли травы сквозили голубые, синие и лиловые волошки; желтый дрок выскакивал вверх своею пирамидальною верхушкою; белая кашка зонтикообразными шапками пестрела на поверхности; занесенный бог знает откуда колос пшеницы наливался в гуще». Иные краски, другие тона приобретает степь вечером: «Вечером вся степь совершенно переменялась. Все пестрое пространство ее охватывалось последним ярким отблеском солнца и постепенно темнело, так что видно было, как тень перебегала по нем, и она становилась темно-зеленою; испарения подымались гуще; каждый цветок, каждая травка испускала амбру, и вся степь курилась благовонием. По небу, изголуба-темному, как будто исполинскою кистью наляпаны были широкие полосы из розового золота; изредка белели клоками легкие и прозрачные облака...» Здесь сказалось пантеистическое пристрастие романтиков к лирическому изображению пейзажа. Но пейзаж Гоголя, в отличие от пейзажа у романтиков, не зыбок и условен, а напоен непосредственным чувством природы.

***

Как замысел повести, ее героико-патриотический пафос, так и самый стиль восходят к народным песням, чудесным Украинским думам, этим «звонким летописям» минувшего, явившимся неиссякаемым источником для писателя. Страстный собиратель и знаток Украинских песен, Гоголь еще в 1833 г., приступив к работе над историей Украины, писал своему другу М. А. Максимовичу: «Моя радость, жизнь моя! песни! как я вас люблю! Что все черствые летописи, в которых я теперь роюсь, пред этими звонкими, живыми летописями!» (X, 284). От песен и дум Украинского народа шла прямая дорога к исторической эпопее, вобравшей их яркие словесные краски, их взволнованную героику.

Гоголь дал замечательную характеристику народных песен, раскрывающую и принципы его художественного метода как романиста. Говоря о песнях, как о «живой, говорящей, звучащей о прошедшем летописи», он указывал, что для историка они представляют драгоценнейший материал: «...песни для Малороссии — все: и поэзия, и история, и отцовская могила.

- 176 -

Кто не проникнул в них глубоко, тот ничего не узнает о протекшем быте этой цветущей части России. Историк не должен искать в них показания дня и числа битвы или точного объяснения места, верной реляции; в этом отношении немногие песни помогут ему. Но когда он захочет узнать верный быт, стихии характера, все изгибы и оттенки чувств, волнений, страданий, веселий изображаемого народа, когда захочет выпытать дух минувшего века, общий характер всего целого и порознь каждого частного, тогда он будет удовлетворен вполне; история народа разоблачится перед ним в ясном величии» (VIII, 91).

Гоголь обращался не только к Украинским думам, но и к великой эпопее русского и Украинского народов, к «Слову о полку Игореве». Ему близок патриотический пафос «Слова», его героическая лирика. Сходство отдельных образов, близость поэтических метафор, весь тон и характер повествования от лица представителя народа, певца, — также сближают «Тараса Бульбу» со «Словом».

Неоднократно, как и автор «Слова», он сравнивает битву с нивой: «Так, как будто и не бывало половины Незамайковского куреня! как градом выбивает вдруг всю ниву, где, что полновесный червонец, красуется всякий колос, так их выбило и положило». Напомним описание битвы при Каяле: «С зараниа до вечера, с вечера до света летят стрелы каленыя, гримлют сабли о шеломы, трещат копиа харалужныя в поле не знаеме, среди земли половецкыи. Чръна земля под копыты костьми была посеяна, а кровию польяна; тугою взыдоша по Руской земли». Напомним и уподобление битвы пиру: «...ту кровавого вина не доста; ту пир докончаша храбрий русичи: сваты попоиша, а сами полегоша на землю Рускую»28. У Гоголя старый Тарас «слышал... только, что был пир, сильный, шумный пир; вся перебита вдребезги посуда; нигде не осталось вина ни капли, расхитили гости и слуги все дорогие кубки и сосуды...».

Повествование в «Тарасе Бульбе» приобретает характер эпического сказа, в котором голос автора сливается с голосами его героев на основе общности народного понимания и оценки событий. Поэтому такое большое значение приобретают лиро-эпические отступления, зачины и концовки, которые даже по своему ритмико-синтаксическому построению имеют песенно-былинный характер, подчеркивая и оттеняя действие повести. Здесь автор выступает как народный певец, «боян», воспевающий подвиги своих героев, передавая любовь, скорбь и радость народа.

Напомним и могучий патриотический призыв Тараса, проходящий своего рода рефреном, как основной лейтмотив через все описание боя:

- 177 -

«А что, паны? — сказал Тарас, перекликнувшись с куренными. — Есть еще порох в пороховницах? не ослабела ли казацкая сила? не гнутся ли казаки? — Есть еще, батько, порох в пороховницах; не ослабела еще казацкая сила; еще не гнутся казаки!» И здесь самое строение фраз превращается в былинный сказ, переданный ритмической прозой.

Песенные рефрены придают стилю повести особо торжественный, величественный характер. Таково, например, окончание восьмой главы, предваряющее описание битвы запорожцев, закончившейся их поражением: «Как орлы, озирали они вокруг себя очами все поле и чернеющую вдали судьбу свою... далече раскинутся чубатые головы с перекрученными книзу усами; будут орлы, налетев, выдирать и выдергивать из них казацкие очи. Но добро великое в таком широко и вольно разметавшемся смертном ночлеге! не погибнет ни одно великодушное дело, и не пропадет, как малая порошинка с ружейного дула, казацкая слава. Будет, будет бандурист, с седою по грудь бородою, а может быть, полный зрелого мужества, но белоголовый старец, вещий духом, и скажет он про них свое густое, могучее слово. И пойдет дыбом по всему свету о них слава, и все, что ни народится потом, заговорит о них...».

Народность стиля подчеркивается и песенностью зачинов, интонацией, синтаксическим построением с обилием инверсий, фольклорностью эпитетов и сравнений. Вот идет речь о храбрецах, вызывавших под стенами осажденной крепости на поединок польских воинов: «Два казака выехали вперед из запорожских рядов. Один еще совсем молодой, другой постарее, оба зубастые на слова, на деле тоже не плохие казаки; Охрим Наш и Мыкыта Голокопытенко. Следом за ними выехал и Демид Попович, коренастый казак, уже давно маячивший на Сечи, бывший под Адрианополем и много потерпевший на веку своем: горел в огне и прибежал на Сечь с обсмаленною, почерневшею головою и сгоревшими усами. Но раздобрел вновь Попович, пустил за ухо оселедец, вырастил усы, густые и черные, как смоль; и крепок был на едкое слово Попович». Эпитеты и сравнения, синтаксические повторы идут здесь от народных песен, создавая впечатление повествования сказителя-бандуриста, поющего свою «думу» об удалых запорожцах («Следом за ними выехал и Демид Попович...», «Но раздобрел вновь Попович...», «И крепок был на едкое слово Попович»).

Гоголь широко прибегает к ритмико-интонационному, песенному построению фразы. Его проза приближается к стиху, к песне, она основана на каденциях, ритмико-синтаксических повторах и зачинах: «А уж упал с воза Бовдюг; прямо под самое сердце пришлась ему пуля; но собрал старый весь дух свой и сказал: „Не жаль расстаться с светом; дай бог н всякому такой кончины; пусть же славится до конца века Русская

- 178 -

земля!“» Весь синтаксический строй речи, организованный здесь в эпически-былинном ключе, звучит как стихи:

«...и выехал дюжий полковник...»
«И ударили со всех сторон казаки...»
«И выгнал коней далеко в поле...»
«... и долго бились они...»
«И много уже показал боярской богатырской удали...»
«И достал его ружейною пулею Кукубенко...»

и т. д.

Стремясь к максимальной выразительности и наглядности образа, Гоголь широко пользуется народно-эпическими эпитетами и метафорами. Он обращается к гиперболе, столь часто встречающейся в былинах и Украинских «думах». Гиперболизм сравнений и образов достигает особой патетики в описании сражений: «...Кукубенко, взяв в обе руки свой тяжелый палаш, вогнал его ему (польскому пану. — Н. С.) в самые побледневшие уста. Вышиб два сахарные зуба палаш, рассек надвое язык, разбил горловой позвонок и вошел далеко в землю» и т. д. Гиперболы, идущие от былинных описаний, показались В. Брюсову слишком романтически-искусственными, противоречащими реализму29. Но ведь они являются лишь одним из выражений всего народно-эпического стиля повести, ее поэтики, основанной на фольклорных приемах, точно так же, как и постоянные эпитеты былинного эпоса; «побледневшие уста», «сахарные зубы», или сравнения: кровь хлынула «алая, как надречная калина».

Исследователем стиля и языка Гоголя проф. И. Мандельштамом было уже отмечено: «Как эпический писатель, он (т. е. Гоголь.— Н. С.) вносит такой элемент в язык описания, который в значительной мере приближает его к народному эпосу»30. Эта эпичность речи сказалась в самом строе сравнений и метафор, создаваемых по примеру народного эпоса. В них сочетается метафорическая смелость и живописная яркость словесных сопоставлений с развернутостью сравнений, чрезвычайной их конкретностью. Величественный народно-эпический образ дан при характеристике Тараса, оглушенного в неравном бою: «И грохнулся он, как подрубленный дуб, на землю. И туман покрыл его очи». Подобные народно-эпические формулы проходят через всю повесть, определяя ее стилевую тональность, придавая ей тот героический и эпический склад, который сказался и в ритмическом строении речи, и в фразеологии, и в лексике.

В «Тарасе Бульбе» два основных стилевых начала: одно идет от фольклора,

- 179 -

от народно-песенной стихии, другое от книжно-романтической традиции. Народно-поэтическая система составляет основу эпического стиля, тогда как романтическая фразеология еще более подчеркивает это героически-народное начало яркими стилевыми красками.

В самом композиционном строении и стиле повести Гоголь передает столкновение двух различных культур: демократической, народной — казачества — и аристократической, феодально-рыцарской — польской шляхты. Через всю повесть проходит противопоставление шляхетской Польши, ее внешне блестящей, но поверхностной аристократической культуры — подлинному демократизму казачества. Представители польского панства, феодальной аристократии рисуются Гоголем жестокими, самовлюбленными, изнеженными и вероломными. Аристократы и шляхта ненавидят «холопов», Украинский народ и с высокомерным презрением относятся к казакам.

Противопоставление внешней, рафинированной «культуры» панской Польши демократической простоте казачества осуществлено в самой системе образов, в стиле повести. Особенно наглядно оно в сценах осады Дубно. Здесь два войска — польское и казачье — показаны Гоголем не просто как военные противники. Это два разных мира, две культуры. Панство замкнуто в своей высокомерной гордости, презрении к «холопам», к народу. Самая военная тактика и стратегия польских военачальников основана на индивидуальном начале, на личной храбрости, на внешней эффектности и авантюризме. Даже во время вылазки из крепости «гордые шляхтичи» выступают каждый со своим отрядом, не заботясь о единстве действий. Тогда как казаки сильны не только беззаветной храбростью, но чувством коллектива, общностью действий, воинской умелостью и выносливостью. Вся стратегия казаков основана на взаимодействии, на выручке друг друга, на учете совместной силы коллектива. Они крепко стоят друг за друга, побеждают поляков, имея меньшую численность, благодаря своей коллективной тактике.

«Все высыпали на вал, и предстала пред казаков живая картина: польские витязи, один другого красивей, стояли на валу. Медные шапки сияли, как солнца, оперенные белыми, как лебедь, перьями. На других были легкие шапочки, розовые и голубые, с перегнутыми набекрень верхами. Кафтаны с откидными рукавами, шитые золотом и просто выложенные шнурками. У тех сабля и ружья в дорогих оправах, за которые дорого приплачивались паны, и много было всяких других убранств. Напереди стоял спесиво, в красной шапке, убранной золотом, буджаковский полковник. Грузен был полковник, всех выше и толще, и широкий дорогой кафтан насилу облекал его». Все краски, все эпитеты, вся образная ткань этого описания подчеркивают внешнюю нарядность, эффектность польских феодалов, их кичливость и спесь. Один другого красивей и

- 180 -

нарядней эти «витязи» в медных касках, украшенных белыми перьями, в ярких шелковых одеждах, вышитых золотом. Иной вид имеет казацкое войско: «Казацкие ряды стояли тихо перед стенами. Не было из них ни на ком золота только разве кое-где блестело оно на сабельных рукоятях и ружейных оправах. Не любили казаки богато наряжаться на битвах: простые были на них кольчуги и свиты, и далеко чернели и червонели черные черноверхие бараньи их шапки». Скромная внешность казачьего войска, противостоящая эффектности разнаряженной шляхты, подчеркивает простоту, суровую собранность вооруженного народа, не любящего хвастливой бравады.

Не случайно Андрий и прекрасная полячка обрисованы традиционно-книжным стилем. Их индивидуалистическая сущность, противопоставленность народу подчеркнуты этой стилистической трактовкой. Если Тарас, Остап и другие казаки показаны как народные богатыри эпическими чертами, и в то же время реалистически, то иной принцип стилевой характеристики применен в изображении Андрия и полячки, как, впрочем, и всего польского лагеря. Готика рыцарского замка, в котором происходит свидание Андрия с полячкой в осажденном казаками Дубно, романтическая искусственность и бесплотность красок, которыми обрисована гордая панна, разговор с нею Андрия — это не только влияние романтизма. Гоголь пользуется здесь средствами романтической поэтики, подчеркивая искусственную, внешнюю красивость польской аристократической культуры. Насколько жизненными, сочными и яркими чертами обрисованы казаки, в которых при всей героической эпичности образов все время чувствуется живая плоть и кровь, — настолько изысканными, книжными словами и образами нарисована панна: «Она потупила свои очи; прекрасными, снежными полукружьями надвинулись на них веки, охраненные длинными, как стрелы, ресницами». Кукольная, условная красота, внешняя эффектность и внутренняя опустошенность панны здесь переданы декоративным великолепием красок. Эта внешняя помпезность, отличающая представителей польского шляхетства, решительно противостоит подлинной красоте больших чувств, самоотверженного героизма казачества. Этим способом Гоголь подчеркивает искусственность, нежизненность такой красоты. Андрий «вознегодовал» на свою казацкую натуру, прельстился мишурной красотой аристократки-панны и отсюда его переход в стан врагов, его измена. Драматическая сцена свидания Андрия с польской панной, написанная в патетико-романтическом стиле, завершается как бы народным приговором: «И погиб казак! пропал для всего казацкого рыцарства! не видать ему больше ни Запорожья, ни отцовских хуторов своих, ни церкви божией!».

Лирические отступления, вернее непосредственно включенные оценки происходящего, данные от лица народа, проходят через всю повесть,

- 181 -

определяют ее идейное звучание. Автор говорит не от своего имени, а от имени народа, выражая его мнение, его отношение к событиям.

Заслуга Гоголя состояла в демократизации литературного языка, в сближении его с народной речью. Вместе с тем писатель не ограничивается одним каким-либо принципом повествования. В «Тарасе Бульбе» повествователь выступает то как летописец-историк, скупо и точно сообщающий о событиях, то как былинный сказитель, народный певец, с эпической силой воспевающий славные подвиги героев. В это эпическое повествование включаются и драматические сцены, основанные на диалогах героев. Однако и там, где он выступает с историческим «комментарием» событий, Гоголь сохраняет яркость и выразительность характеристик, образную силу речи.

В язык повести широко и свободно вливается Украинское просторечие, усиливая ее народный характер, ее великолепное словесное цветение, придавая особую выразительность речи ее героев. В авторском повествовании осуществлено то единство народного сознания и миропонимания самого автора, которое и выражено в ослепительной, полифонической яркости стиля «Тараса Бульбы».

***

Героический характер эпопеи Гоголя, изображение им борьбы народа за свою национальную независимость сделали «Тараса Бульбу» одним из наиболее замечательных произведений во всей мировой литературе. В середине сороковых годов XIX века он уже был переведен на многие европейские языки. Героические образы повести Гоголя пробуждали народное самосознание в эпоху подъема национально-освободительного движения в Европе, в первую очередь в славянских странах — Чехии, Болгарии. «Тарас Бульба» вносил в мировую литературу то героическое начало, которое затем постепенно сменялось в ней духом неверия в силы народа и пессимизмом.

Непреходящее значение «Тараса Бульбы» в утверждении положительного идеала патриотизма, мужества, преданности коллективу, в том оптимистическом и героическом пафосе, которые объясняют его воздействие на последующее развитие русской литературы. Патриотический пафос повести Гоголя сказался и в эпопее Льва Толстого «Война и мир» и в особенности в таких выдающихся произведениях советской литературы, как «Железный поток» А. Серафимовича, «Тихий Дон» М. Шолохова, «Молодая гвардия» А. Фадеева. Это и понятно. Ведь в литературе социалистического реализма изображение народа и его судеб, героическое и народное начало приобретают особенно большое значение. Повесть Гоголя — высокий образец народной, героической эпопеи, созданной великим художником слова.

Н. СТЕПАНОВ

——————

Сноски

Сноски к стр. 153

1 Здесь и далее ссылки на издание — Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений. Т. I—XIV. М. — Л., Изд.-во АН СССР, 1937—1952 — даются в тексте: римскими цифрами — том, арабскими — страницы.

Сноски к стр. 154

2 В. И. Ленин. Сочинения, т. 19, стр. 294—296.

3 В. И. Ленин. Сочинения, т. 18, стр. 286.

Сноски к стр. 155

4 В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений, т. I, М. — Л., Изд-во АН СССР, 1953, стр. 291. Далее всюду ссылки на это издание.

Сноски к стр. 156

5 С. Машинский. Историческая повесть Гоголя. М., 1940, стр. 63.

Сноски к стр. 157

6 Стендаль. Собрание сочинений, т. IX. Л., 1938, стр. 316—319.

7 А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений, т. XI. [М. — Л.], Изд-во АН СССР, 1949, стр. 181. Далее всюду ссылки на это издание.

Сноски к стр. 158

8 А. С. Пушкин. Полн. собр. соч., стр. 92.

Сноски к стр. 159

9 В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. II, 1953, стр. 132.

Сноски к стр. 161

10 В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. VI, 1955, стр. 661.

Сноски к стр. 163

11 «Историю Руссов» высоко ценил и Пушкин, писавший, что в ней автор «сочетал поэтическую свежесть летописи с критикой, необходимой в истории». См.: А. С. Пушкин. Полн. собр. соч., т. XII, 1949, стр. 18—19.

Сноски к стр. 164

12 С. М. Петров. Исторический роман в русской литературе. М., 1961, стр. 55.

Сноски к стр. 165

13 Г. А. Гуковский. Реализм Гоголя. М. — Л., 1959, стр. 158.

14 Там же, стр. 159.

Сноски к стр. 166

15 И. М. Каманин. Научные и литературные произведения Гоголя по истории Малороссии.— Сб.: «Памяти Гоголя». Научно-литературный сборник Общества Нестора-летописца. Киев, 1902, стр. 116.

Сноски к стр. 167

16 В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. III, 1953, стр. 440.

17 Ср. речь Тараса с речью Богдана Хмельницкого к казакам, приводимую в «Истории Руссов»: «Я и окружающее меня товариство есть единокровная и единоверная ваша братия; интересы и пользы наши одни суть с пользами и нуждами вашими. Мы подняли оружие не для корысти какой или пустого тщеславия, а единственно на оборону отечества нашего, жизни нашей, и жизни чад наших, а равно и ваших. Все народы, живущие во вселенной, всегда защищали и будут защищать вечно бытие свое, свободу и собственность и самые даже пресмыкающиеся по земле животные, каковы суть звери, скоты и птицы, защищают становища свои, гнезда свои и детища свои до изнеможения» («История Руссов». М., 1846, стр. 62). Вкладывая в речь Тараса известную полемику со словами Хмельницкого, Гоголь не отождествляет преданность родине у человека и животных, а противопоставляет их.

Сноски к стр. 168

18 В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. III, стр. 440.

Сноски к стр. 170

19 В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. V, 1954, стр. 22.

20 Гегель. Сочинения, т. XIV. М., 1958, стр. 339.

Сноски к стр. 171

21 М. Горький. Собрание сочинений в тридцати томах, т. 26. М., 1953, стр. 420.

22 В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. III, стр. 441.

Сноски к стр. 172

23 М. Б. Храпченко. Творчество Гоголя. М, Изд-во АН СССР, 1954, стр. 195.

24 Гердер. Избранные сочинения. М. — Л., 1959, стр. 67.

Сноски к стр. 173

25 М. Б. Храпченко. Творчество Гоголя, стр. 195.

Сноски к стр. 174

26 В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. I, стр. 304—305.

Сноски к стр. 175

27 В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. I, стр. 307.

Сноски к стр. 176

28 «Слово о полку Игореве». М., Изд. «Academia», 1934, стр. 68.

Сноски к стр. 178

29 В. Брюсов. Испепеленный. СПб., 1910, стр. 17.

30 И. Мандельштам. О характере гоголевского стиля. Гельсингфорс, 1902, стр. 153.