Не ранее 20 июля — не позднее начала августа 1922 г.
Париж
Дура моя — Ягодка!
146
и Ваша сволочность ни гу-гу. Итак, начинаю. Знаете ли Вы, милостивый государь, Европу? Нет! Вы не знаете Европы. Боже мой, какое впечатление, как бьется сердце... О нет, Вы не знаете Европы!
Во-первых, Боже мой, такая гадость однообразия, такая духовная нищета, что блевать хочется. Сердце бьется, бьется самой отчаяннейшей ненавистью, так и чешется, но, к горю моему, один такой ненавистный мне в этом случае, но прекрасный поэт Эрдман сказал, что почесать его нечем.
Почему нечем, РАЗЗ-эт-твою, я готов просунуть для этой цели в горло сапожную щетку, но рот мой мал, и горло мое узко. Да, прав он, этот проклятый Эрдман, передай ему за это тысячу поцелуев и скажи, что у такого юноши, как я, недавно оторвался маятник от циферблата живота. Часовой механизм попортился.
Да, мой друг рыжий, да! Я писал Сашке, писал Златому, и вы «ни тебе, ни матери».
Теперь я понял, понял все я.
Ах, уж не мальчик я давно.
Среди исканий Безпокоя
Любить поэту не дано.
Это сказал В. Ш., по-английски он зовется В. Шекспиром. О, я узнал теперь, что вы за канальи, и в следующий раз вам как в месть напишу обязательно по-английски, чтоб вы ничего не поняли. Да, напишу обязательно will hawe happy impression
и подпишусь
Sergei Jessenin.
Что? Съели?
Ну, так вот единственно из-за того, что вы мне
147
противны, за то, что вы не помните меня, я с особым злорадством перевел ваши скандальные поэмы на англи<йский> и франц<узский> яз<ыки> и выпускаю их в Париже и в Лондоне в кол<ичестве> 6000 экз. А чтоб вас больше оскандалить, подкупим газетных рецензентов. Уж они вам покажут е.... в... м.....
В сентябре все это вам пришлю, как только выйдут книги. Мил Государь! Прошу тебя не оставить втуне за Не..бо.. просьб моей сестры. Делай ей гадости и словом и делом. Адрес мой для того, чтобы ты не писал:
Paris, Rue de La Pompe, 103.
Где бы я ни был, твои письма меня не достанут.
С. Есенин.