498
КОММЕНТАРИИ К ПРИЛОЖЕНИЮ 1
«Щука в рака вцепилась...» (с. 487). — Есенинский вестник. Константиново. Изд. Гос. Музея-заповедника С. А. Есенина. 1992, с. 9. (в статье В. Вавиловой «Болел душой за односельчан. Из воспоминаний земляков о Есенине»).
Печатается по тексту первой публикации.
Датируется по содержанию воспоминаний И. Ф. Копытина.
В приведенном В. Вавиловой отрывке из воспоминаний Ивана Федоровича Копытина (1894—1979) сообщается: «Я учился с Есениным 2 года. Учился он хорошо, много читал, знал много стихов наизусть. Он и сам стихи сочинять стал рано. Бывало, лежим на песке, а он вдруг встанет и побежит в воду. Окунется, волосы пригладит и скажет нам: «Ребята, послушайте, что я сочинил: ‹далее идет текст двустишия› Потом засмеется звонко, и мы за ним».
«Есть в селе-то у нас барин...» (с. 487). — Газ. «Московский автозаводец», 1957, 20 июня, № 142 (в статье Н. Титова «Несколько слов о Есенине. Странички из воспоминаний»).
Печатается по тексту газеты.
Датируется по воспоминаниям.
Титов Николай Иванович (1895—1983), троюродный брат Сергея Есенина по линии матери: их деды были родные братья. В 1904 году Николай и Сергей стали ходить в первый класс Константиновского
499
земского четырехгодичного училища. Школьные годы провели вместе. Н. И. Титов писал также о встречах с Есениным в 1917 и 1919 годах.
«Попечителем нашей школы, — вспоминал Н. И. Титов, — был местный помещик Кулаков, бывший крестьянин, разбогатевший на домах Хитрова рынка, известных под названием «Кулаковки». Кулаков был не в ладу с крестьянами и пренебрегал их детьми. Возможно, в ответ на арест Александра Ивановича ‹учителя›, которого жандармы увезли прямо с урока, Есенин организовал ватагу ребят, и они направились к дому Кулакова. Ясно вижу Сергея — мальчика в шубенке, крытой черным полусукном, немного сутуловатого, идущего впереди ватаги ребят человек в тридцать и распевающего под окном школьного попечителя стихи собственного сочинения ‹далее идет текст четверостишия›».
«Милый друг, не рыдай...» (с. 487). — Хроника, 1, 26.
Четверостишие приведено в рукописи К. П. Воронцова «Воспоминания о С. А. Есенине» (ИМЛИ; написаны в начале января 1926 года).
Печатается по тексту этой рукописи. Полный текст стихотворения неизвестен.
Датируется по воспоминаниям.
Воронцов Клавдий Петрович (1898—1962) — один из ближайших друзей детства и отрочества Есенина. Встречался с поэтом и в последующие годы.
«Учась уже во второклассной школе, — писал К. Воронцов, — Сергей стал, как говорится, сочинять стихи, но не опубликовывал их. Мне в то время его стихи нравились, и я просил лишь его, чтобы он писал. Наприм‹ер›, помню, такой стих: «Милый друг, не рыдай...» ‹и т. д.›.
Стихов и в то время у него было много, которые до настоящего времени не печатались» (ИМЛИ).
«Белогривый поп Гаврила...» (с. 487). — Хроника, 1, 27 (с неточностью).
Четверостишие приведено в очерке Н. А. Сардановского «Из моих воспоминаний о Сергее Есенине» (машинопись, ГЛМ).
Печатается и датируется по воспоминаниям Н. А. Сардановского. Полный текст стихотворения неизвестен.
500
Сардановский Николай Алексеевич (1893—1961), товарищ юности Есенина. Они встречались в с. Константинове и в первые годы жизни в Москве. Впоследствии — преподаватель музыки.
«В начале своей писательской деятельности, — вспоминал Сардановский, — он ‹Есенин› сделал, кажется, только одну попытку написать комическое стихотворение. Я помню его первые строки: «Белогривый поп Гаврила» ‹...›. Ничего остроумного в этом стихотворении не получилось, хотя Сергей почему-то думал обратное».
«Я слыхал про вас премного...» (с. 488). — Панфилов Анатолий. Нинесе. Поиски, исследования, находки. М., 1990, с. 126.
Печатается по тексту первой публикации.
Датируется по воспоминаниям Варвары Степановны Гришиной (1895—1977).
Записано А. Д. Панфиловым со слов В. С. Гришиной (урожд. Ефремовой), землячки Есенина. Она рассказывала: «Шестнадцати лет ‹...› вышла я замуж в деревню Иванчино из Константинова. Муж, Гришин Николай Акимович, меня брал по любви. Но прошло немного времени, муж изменился, пристрастился к картам, выпивкам, стал уходить из дома, оставлять меня одну. Я сильно переживала. Однажды вечером ‹...› приходит девочка, приносит письмо ‹...›. Адресовано Николаю Гришину ‹...›. Письмо было все написано стихами. Я много его читала, запомнила: «Я слыхал про вас премного...» ‹и т. д.› Подписано письмо было так: „Нинесе“.
Позже Варвара Степановна узнала от своей сестры, что «это Сережа Есенин письмо прислал. Он приезжал на каникулы из Спас-Клепиков на две недели и спросил меня про твое житье. Я ему все рассказала, и он тут же, при мне написал письмо твоему мужу».
«Я все думала, — продолжала Варвара Степановна, — Есенин писал, почему же он тогда «Нинесе» расписался? Только потом догадалась: «Нинесе»-то ведь это «Есенин» наоборот.
После письма муж остепенился на какое-то время ‹...›, а потом за старое принялся, и в 1915 году мы с ним разошлись» (там же, с. 124—127).
Впоследствии письмо затерялось.
«Прощай, Зарайск! Я уезжаю!..» (с. 488). — Газ. «За новую жизнь», Зарайск 1965, 6 окт., № 80 — ст. 1—2 (в очерке Е. Пирожниковой «Встречи с поэтом»).
501
Полностью печатается впервые по рукописи Е. Г. Пирожниковой «Наши встречи с Сергеем Есениным и воспоминания о нем» (РИАМЗ, научный архив, № 2544).
Датируется по содержанию воспоминаний.
Пирожникова (урожд. Кириллова) Екатерина Григорьевна (1894—1975) познакомилась с Есениным летом 1912 года в Зарайске. Известна надпись поэта на книге ей и ее сестре Елизавете (см. т. 7 наст. изд.).
Рассказывая о встрече с Есениным, Е. Пирожникова вспоминала: «Сергей Александрович был в хорошем настроении. Он читал стихи — говорил «своего сочинения». Вдруг повернулся к сестре:
— Помните, как это: «Прощай, свободная стихия, в последний раз передо мной ты катишь волны голубые»... и так далее?
Весело смеялись. Подумав, Сергей Александрович стал сочинять:
— Прощай, Зарайск! Я уезжаю! ‹и т. д.›
Улыбнулся и махнул рукой:
— Нет! Нет! Не получилось. Постараюсь потом описать Зарайск...»
Какие-либо другие строки Есенина, связанные с городом Зарайском, неизвестны.
Гуси («Бай, бай, детка...») (с. 488). — Хроника, I, 216.
Четверостишие — отрывок из стихотворения «Гуси» — приведено в очерке Н. А. Сардановского «Из моих воспоминаний о Сергее Есенине» (Машинопись с правкой и подписью автора, помечена 1926 годом — ИМЛИ). Полный текст стихотворения неизвестен.
Печатается и датируется по воспоминаниям Н. А. Сардановского.
О Н. А. Сардановском см. в коммент. к четверостишию «Белогривый поп Гаврила...» (с. 499—500).
«Могу отметить, — вспоминал Сардановский, что он ‹Есенин› любил музыку и пение ‹...›; Моя посредственная игра на скрипке ему определенно нравилась, и я помню, как в Москве мы вдвоем подолгу засиживались вечерами: он читал стихи, я играл на скрипке...
Я помню, ему очень хотелось переложить какой-либо свой стих на музыку, и он меня упрашивал подобрать музыкальное сопровождение к его детскому стишку «Гуси»: «Бай, бай, детка...» ‹и т. д.› (ИМЛИ).
502
Вместе с тем известен факт обращения к музыкальному творчеству самого Есенина. Так, в книге лирики Александра Балагина «Капризное сердце» (2-е изд., Тифлис, 1920) стихотворение «Разлука» («Сокол мой уплыл на струге...»), посвященное Александру Ширяевцу, сопровождено пометой, что оно «положено на музыку поэтом Сергеем Есениным». Каких-либо других сведений об этом не найдено.
«Сардановский с Сергеем Есениным...» (с. 489). — Газ. «Известия», М., 1926, 13 июня, № 134 (в статье Сергея Буданцева «На родине Есенина»); Кр. нива, М., 1926, № 26, 27 июня, с. 10 (в статье В. Наседкина «Село Есенино») — в обоих изданиях приводилась строка: «Без ладьи вышли на берег скатистый...»; Прокушев Ю. Юность Есенина. М., 1963, с. 38 — сохранившиеся строки 1—4; полностью — сб. «Воспоминания о Сергее Есенине». М., 1965, с. 89 (в очерке Н. А. Сардановского «Из воспоминаний о юности»).
Печатается по машинописи очерка Н. А. Сардановского «Из моих воспоминаний о Сергее Есенине» (ИМЛИ). Датируется по содержанию очерка.
Четверостишия связаны со случаем, имевшим место в родном селе поэта. Н. Сардановский вспоминал:
«В 1914 г., когда Ока была запружена Кузьминскими шлюзами ‹...›, мы решили переплыть реку, имея в виду, что до нас, кажется, никто в Константинове Оку еще не переплывал. 8 июля, когда в Константинове празднуют Казанскую, мы пробовали свои способности держаться на воде. Продержались в среднем по 40—55 минут. На другой день, при встречном ветре, Оку мы переплыли. Плыло нас только трое: Костя Рович, московский реалист, Сергей и я. Когда я последним выходил на другой берег Оки, Сергей сидел на песке, и из горла его шла кровь. Так как для нас, плохих пловцов, переплыть Оку представлялось целым подвигом, то мы и решили его «воспеть». Есенин написал на дверной притолоке того дома, где наша компания проживала, стихотворение, кажется, из трех строф, в тяжеловесном стиле греческой поэмы. Я помню последнюю строфу: «Сардановский с Сергеем Есениным...» ‹и т. д.›. Так как соревнование во всех его видах было нашей основной чертой, я записал там же, на притолоке, свое стихотворение: «То не легкие кречеты к небу вспарили...» ‹и т. д ›.
Исход конкурса был сомнителен, и Сергей тут же написал еще: «Когда придет к нам радость, слава ли..» ‹и т. д.›.
503
По народному поверью, на Ильин день (20 июля ст. ст.) какой-то легендарный олень довольно легкомысленно ведет себя по отношению к рекам и озерам, поэтому после Ильина дня купаться нельзя».
В другом варианте очерка («Из воспоминаний о юности») Н. Сардановский написал о начале стихотворения Есенина:
«Первые строчки неплохо рифмовались так:
................... жизни картиновой
................... понесло Константиново».
(Восп., 2, 131)
Кажется это единственное упоминание в стихах Есенина названия его родного села.
Стихи о «проплыве» были написаны на дверной притолоке дома священника И. Я. Смирнова. В этом доме часто собиралась молодежь и проводила свой досуг.
Делегация Всероссийского Союза писателей, выезжавшая в село Константиново, 6 июня 1926 года посетила этот дом и, как вспоминал член делегации В. Наседкин, видела на одной из его дверей «написанное Есениным стихотворение, которое, к сожалению, не разобрать, кроме последней строчки...»
«Упоенье — яд отравы...» (с. 489). — Сб. «Воспоминания о Сергее Есенине». М., 1965, с. 93 (в очерке Н. А. Сардановского «Из воспоминаний юности»).
Печатается по тексту, приведенному по памяти в письме Н. А. Сардановского к К. Л. Зелинскому от 31 января 1958 г. (РГАЛИ, ф. К. Л. Зелинского).
Датируется 1914 годом — по помете под текстом стихотворения в письме Н. А. Сардановского.
По воспоминаниям Н. А. Сардановского, это стихотворение Есенин вместе с другими своими произведениями читал преподавателю университета им. А. Л. Шанявского профессору П. Н. Сакулину. Профессор, по словам Есенина, «особенно одобрил» стихотворение «Выткался на озере алый свет зари...»
«Между прочим, я, не специалист в этом деле, услыхав это стихотворение, почувствовал впервые, что в стихах Есенина появляется подлинная талантливость, — продолжал Сардановский. — Однако я долго недоумевал, как мог профессор одобрить стихотворение Есенина,
504
которое поэт посвятил мне ‹...› «Упоенье — яд отравы...» ‹и т. д.› (Восп., 1, 133).
Мине (с. 490). — Журн. «Огонек», М., 1980, № 40, 4 окт., с. 24 (в статье Сергея Куняева «От берегов, где просинь... (К истории неопубликованного стихотворения Сергея Есенина)» — с неточностями); Минувшее. Исторический альманах. Париж, 1989. ‹Кн.› 7, с. 53 (в очерке М. Л. Свирской «Из воспоминаний»).
Печатается и датируется по воспоминаниям.
Свирская (Гришевич) Мина Львовна (1901—1978), активный деятель партии социалистов-революционеров. После Октября не раз подвергалась репрессиям. В 1963 году уехала в Израиль. С Есениным познакомилась в 1917 году, в Петрограде. Дружила с З. Н. Райх, одно время часто бывала в обществе Есенина и его жены.
Рассказывая о праздновании дня рождения Есенина в 1917 году, М. Л. Свирская вспоминала: «Было очень оживленно и весело. Есенин настоял, чтобы я с ним и с Алешей ‹Ганиным› выпила на брудершафт. Мы выпили ‹...›. Вдруг Есенин встал, взял со стола одну свечу и потянул меня за руку: «Идем со мной, мы сейчас вернемся». Я встала и пошла за ним в их комнату. Есенин сел за стол и показал мне рукой на второй стул. Я села. Он стал писать.
— Сережа, я пойду.
— Нет, нет, посиди, я сейчас, сейчас.
Дописав, он прочел мне ‹...› стихотворение. Хорошо помню, что в нем было пять четверостиший, но пятое вспомнить не могу ‹далее приводится текст стихотворения «Мине»›.
— Сережа, почему ты написал, что влюблен так же, как я? Ведь ты меня научил любить. — Он ничего не ответил. Держа свечу в одной руке и листок со стихотворением в другой, вышел из комнаты. Я пошла за ним. Он прочел стихотворение присутствующим и отдал его мне ‹...›.
В своем стихотворении Есенин назвал меня «радостной». Видимо, я и была такой от счастья, что живу в революцию, которая меня сделала ее участницей ‹...›. Я верила в идеальное недалекое будущее. Своей непосредственной верой я заражала других. Сергею это тоже, наверное, передавалось, когда он бывал со мной, и за этим он тянулся. Время нашей дружбы было непродолжительно» (Минувшее, с. 53—54, 56—57).
505
«Пусть хлябь разверзнулась!..» (с. 490). — Газ. «Советская культура», 1965, 2 октября, № 117 (в очерке Сергея Коненкова «Слово о друге» с вариантом ст. 1:
Пусть революция! И пусть...).
Печатается по кн.: Коненков С. Т. Мой век. Воспоминания. Изд. второе, доп. М., 1988, с. 245.
Датируется по свидетельству С. Т. Коненкова, приведенному в статье Ю. Прокушева «Сергей Есенин в 1918 году» (альманах «Прометей», кн. IV, М., 1967, с. 319).
В этой статье экспромт дается в несколько иной редакции:
Пусть революция, ну что же,
В душе звенит святая Русь,
И небом мчащийся Коненков
Сквозь звезды оставляет путь.
С. Т. Коненков вспоминал: «Случалось, Есенин без предупреждения надолго пропадал и появлялся столь же неожиданно. Как-то за полночь стук в дверь. На улице дождь, сверкает молния. «Наверное, Сергей», — подумал я.
— Кто там?
— Это я — Есенин. Пусти.
По голосу понял, что друг мой помимо дождя где-то изрядно подмок. И теперь вот среди ночи колобродит. Дай, думаю, задам ему загадку, решил я спросонья, совершенно упустив из виду, что человек под дождем стоит.
— Скажи экспромт — тогда пущу.
Минуты не прошло, как из-за двери послышался чуть с хрипотцой, громогласный в ночи есенинский баритон: «Пусть хлябь разверзнулась!» ‹и т. д.›.
Пришлось открывать. Вечер поэта Сергея Есенина во флигеле дома номер девять на Пресне закончился на рассвете. Ночи не было» (Коненков С. Т. Указ. соч., с. 245).
В книге Анатолия Панфилова «Нинесе» (М., 1990) приводится беседа с Маргаритой Ивановной Коненковой, женой скульптора, которая описанный эпизод с ночным приходом Есенина ошибочно относит к 1923 году. Она же сообщила автору книги текст экспромта, совпадающий
506
с текстом в альманахе «Прометей», кроме строки 3 — вместо слова «мчащийся» поставлено слово «лающий».
«Шибче, шибче, ветер, дуй...» (с. 490). — Газ. «Подмосковье», 1993, 9 окт. № 41, с. 11 (в статье Владимира Ливадина «„Вы ж такое загибать умели... “. Озорные строки Есенина»).
Четверостишие было скопировано А. Ф. Марковым с записи, сделанной рукой С. М. Городецкого. Печатается по копии, снятой А. Ф. Марковым. Он рассказал:
«В начале 30-х годов одно из столичных издательств подготовило к печати сборник стихотворений Сергея Городецкого с рисунками художника В. Милашевского. По какой-то причине издание не состоялось. Работник типографии, библиофил М. И. Чуванов (1890—1988) собрал гранки сборника, вложил среди них оригиналы рисованных шмуц-титулов, переплел и при случае книгу показал Городецкому. Тот остановил свое внимание на рисунке, изображавшем обелиск Свободы (воздвигнут в 1918 году в Москве на месте снесенного памятника генералу Скобелеву, простоял до 1940 года, ныне на этом месте находится монумент Юрию Долгорукому; обелиск представлял собой женскую фигуру, держащую в поднятой руке факел). Под рисунком Городецкий записал: «Из неизданного Есенина ‹далее идет текст четверостишия>. Сообщил С. Городецкий. 8/Х-35».
Книга находилась в собрании М. И. Чуванова. В настоящее время местонахождение ее с записью четверостишия неизвестно.
Датируется приблизительно — годом установления обелиска Свободы.
«Нате, возьмите, лопайте...» (с. 491). — Сб. «Памяти Есенина». М., 1926, с. 81 (в очерке Георгия Устинова «Годы восхода и заката. Воспоминания о Сергее Есенине»).
Печатается и датируется по воспоминаниям.
О Г. Ф. Устинове см. в наст. томе коммент. к стихотворению «Вот такой, какой есть...» (с. 408).
Г. Ф. Устинов вспоминал, как он и Есенин однажды шли по московской улице: «Есенин молчалив, он о чем-то сосредоточенно думает.
— О чем это ты?
— Да вот, понимаешь ли, ассонанс... Никак не могу подобрать. Мне нужен ассонанс к слову «лопайте».
507
Мы подходили к «Центропечати». И как раз на той ледяной луже, которая образовалась от центропечатской водосточной трубы, Есенин поскользнулся и сел в эту лужу среди тротуара.
— Нашел! — кричит он, сидя в ледяной мокроте и хохоча на всю Тверскую. — Нашел!
И когда мы поднимались по лестнице в «Центропечать», он мне продекламировал:
— Слушай, вот он — ассонанс, вернее, консонанс: «Нате, возьмите, лопайте...» ‹и т. д.›.
Есенин вообще тогда много работал над рифмой и ассонансами, и работа эта не пропала даром» (Сб. «Памяти Есенина». М., 1926, с. 80—81).
«Я памятник себе воздвиг из пробок...» (с. 491). — Анненков Юрий. Дневник моих встреч. Цикл трагедий. Т. I. Нью-Йорк, 1966, с. 167.
Печатается и датируется по воспоминаниям.
Анненков Юрий Павлович (1889—1974), театральный художник и график, автор известных иллюстраций к поэме А. Блока «Двенадцать». Познакомился с Есениным в доме И. Е. Репина (Куоккала) зимой 1915/1916 года. Встречи продолжались позже, до отъезда Есенина за границу.
Рассказывая о встрече с Есениным в Ростове-на-Дону в 1920 году, Ю. П. Анненков вспоминал эпизод, имевший место в ресторане «Альгамбра»:
«Есенин стучал кулаком по столу:
— Товарищ лакей! пробку!!
«Пробкой» называлась бутылка вина, так как в живых оставалась только пробка: вино выпивалось, бутылка билась вдребезги. — «Я памятник себе воздвиг из пробок» ‹и т. д.›.
Нет, не памятник: пирамиду!
И, повернувшись ко мне:
— Ты уверен, что у твоего Горация говорилось о пирамидах? Ведь, при Горации, пирамид, по-моему, еще не было?» (там же).
«Шершеневич был профессор...» (с. 491). — Газ. «Последние новости», Париж, 1927, 27 дек., № 2470 (в очерке Николая Оцупа «Сергей Есенин»).
Печатается и датируется по воспоминаниям.
508
Оцуп Николай Авдеевич (1894—1958), поэт, прозаик и критик. Познакомился с Есениным в 1915 году в Петрограде. Позднее встречался с ним и в Москве, и в Берлине.
Описывая в своем очерке литературный «Суд над имажинистами», состоявшийся 4 ноября 1920 года в Большом зале Московской консерватории, Н. Оцуп вспоминал о беседе с Есениным после окончания вечера: «Говорили мы о друзьях Есенина, имажинистах. Есенин отлично знал цену своему литературному окружению. Сидя один на один с Есениным сначала в кафе, потом на скамейке Тверского бульвара, я убедился, что «крестьянский поэт» был гораздо проницательнее, чем это принято думать о нем.
— Шершеневич, — говорил мне Есенин, — никогда я не считал его поэтом. И слава-то его не своя, а отцовская. Помните знаменитого юриста Шершеневича? Тот был поталантливее сына. Я даже песенку сочинил: «Шершеневич был профессор...» ‹и т. д.›.
Не менее суров был Есенин и к другим своим собратьям по имажинизму» (там же).
«Американским ароматом...» (с. 491). — Газ. «Русь святая», Липецк, 1993, 23 сент. — 6 окт., № 22/23, с. 5 (в заметке В. Кузнецовой «Экспромт Есенина»).
Печатается и датируется по авторизованной машинописи В. П. Комардёнкова «Воспоминания» (РГАЛИ, Коллекция мемуаров и дневников, ф. 1337, оп. 3, ед. хр. 49, с. 246).
Комардёнков Василий Петрович (1897—1973), график и театральный художник. Его дружба с Есениным началась в 1918 году.
В Москве в 1972 г. вышла книга В. Комардёнкова «Дни минувшие. (Из воспоминаний художника)». Эпизод с есенинским экспромтом в книгу не был включен.
Коснувшись жизни Есенина и А. Дункан в особняке на Пречистенке, где помещалась и школа танца, В. Комардёнков рассказывал: «Там часто бывали американцы — поклонники А. Дункан, находящиеся с миссией «Ара» (помощи голодающим на Волге). Что они делали в этой миссии, не знаю, а в школе они попивали привезенное с собой виски.
Помню, как один солидный янки просил Сергея Есенина ему что-нибудь написать на память, протягивая ручку. Тот, немного подумав, написал на подставленном крахмальном манжете: «Американским ароматом...» ‹и т. д.›. Подвыпивший янки был доволен, что часто спрягается
509
слово «Ара». При следующей встрече он на плохом русском языке просил С. Есенина рассказать, что было написано, говоря, что его секретарша прочла, покраснела и не смогла перевести, а манжет советовала выбросить.
Сергей Александрович хохотал и говорил, что у него плохая секретарша, раз не может перевести русский мат. На этом кончились объяснения...»
«АРА» — ARA — сокр. от англ. American Relief Administration — «Американская администрация помощи», действовала в 1919—1923 гг., руководитель Г. Гувер.
Она была создана для оказания продовольственной и иной помощи европейским странам, пострадавшим во время первой мировой войны, и использовалась для усиления влияния США в Европе.
В 1921 году в связи с голодом в Поволжье деятельность «АРА» была разрешена в РСФСР. Наряду с благотворительной деятельностью «АРА» занималась сбором разведывательных данных экономического, политического и военного характера.
«С головы упал мой первый волос...» (с. 491). — Газ. «Веч. Свердловск», 1959, 12 окт., № 241 (в статье В. Белоусова «Новые стихи Сергея Есенина»).
Печатается по тексту в письме Г. Орешкова (ИМЛИ).
Над текстом помета рукой Григория Орешкова: «Копия», под стихотворением — той же рукой — «С. Есенин». Дата отсутствует.
Это письмо случайного знакомого Есенина послано после смерти поэта редактору неустановленного издания, откуда оно поступило в Музей Есенина (об этом говорит штамп музея на письме).
Датируется условно последними месяцами 1923 года по близости настроений, выраженных здесь и в нескольких других стихотворениях этого периода («Мне грустно на тебя смотреть...», «Я усталым таким еще не был...»).
В письме говорится: «В одну из случайных моих встреч в Москве с поэтом Есениным я пил с ним пиво, и он мне дал на память рукописное стих‹отворени›е, которое он написал тут же. Вот оно: ‹далее приводится его текст ›.
Подлинник я не посылаю, т. к. он мне дорог по памяти ‹...›.
гр. Орешков Григорий».
510
«Я родной земли печальник...» (с. 492). — Сергей Есенин. Мой путь. Избр. соч. в 3-х т. Т. 3. Челябинск, 1994, с. 322.
Датируется 1923—1924 годами.
Четверостишие было известно в семье Вс. Э. Мейерхольда и З. Н. Райх. Текст и рассказ об обстоятельствах появления экспромта записаны в 60-е годы литературоведом А. Л. Казаковым от Ольги Федоровны Орловой, бывшей воспитательницы Тани и Кости Есениных.
По рассказу З. Н. Райх О. Ф. Орловой, после одного из приводов Есенина в милицейский участок он попросил начальника отделения отпустить его домой: он поэт, а поэт не может быть арестован наравне с бродягами и проститутками. Начальник предложил Есенину тут же сочинить стих. Поэт и сочинил этот экспромт, удивив окружавших, после чего был освобожден (собрание А. Л. Казакова, Челябинск).
«Шафранный день звенит в колосьях...» (с. 492). — Красная газета. Веч. вып.. Л., 1926, 28 дек., № 311 (в очерке Владимира Ричиотти «Есенин перед самим собой»).
Рассказывая о встрече с Есениным в одной из ленинградских квартир ‹июнь 1924 года›, Владимир Ричиотти вспоминал, как поэт попросил его спеть популярный тогда «Шарабан».
«Я настроил гитару, — продолжал В. Ричиотти, — ударил по струнам и запел. Есенин не сводил глаз с моих губ, встряхивал своими солнечными кудрями, которые кольцами спадали на голубые глаза. Он несколько раз менял свою позу, ища удобного расположения и, наконец, задорно сверкая глазами, стал мне подпевать. С последней строфой «Шарабана» стиховой материал песни был мною исчерпан, и я замолк, но голос Есенина все усиливался и звенел. Поэт импровизировал темы. Я, почти не дыша, тайно слушал и с увлечением дергал гитарные струны, а Есенин пел все новые и новые строфы о луне, о девушке и о душе. Я не помню всей песни, которую он мгновенно сложил, но мне почему-то запомнились последние три строфы: ‹далее идут первое двустишие и припев: «Ах, шарабан мой, американка»›. Я с жаром подхватывал припев, а гитара с надрывом вздрагивала под руками. Есенин вдруг охладился, закрыл глаза и стал медленнее и труднее произносить свои строфы: ‹далее идут второе двустишие и припев: «Ах, шарабан мой, дутые шины, // А я поеду да на машине»›.
И совсем каким-то глухим речитативом полупропел, полупрохрипел: ‹далее — третье двустишие и начало припева: «Ах, шарабан мой...»›.
511
Есенин заплакал и опрокинулся на диванные подушки. Слезы теплыми струями плыли по щекам и уголкам рта...»
Ричиотти Владимир (псевд.; наст. фам. и имя Турутович Леонид Осипович; 1899—1939), поэт, публицист.
«Берегись, Керзон...» (с. 492). — Публикуется впервые.
Двустишие приводится в письме Е. А. Гурвича Ю. Л. Прокушеву (ноябрь 1962 г.), хранится в собрании Ю. Л. Прокушева (Москва).
Печатается и датируется по этому письму.
«В 1924 году, — сообщал Е. А. Гурвич, — в бытность в Баку Есенина ‹...› он зашел как-то в редакцию газеты «Труд» АСПС ‹Азербайджанского Совета профсоюзов› и увидел шарж на председателя Баксовета Конушкина или председателя Союза горняков Никишина (не выяснил еще) с огромной шашкой на боку, которую ему преподнесла подшефная войсковая часть. Есенин вынул карандаш и подписал: ‹далее идет текст двустишия›».
Керзон — см. в наст. томе коммент. к стихотворению «Заря Востока» (с. 425).
«Тетя Мотя...» (с. 493). — Журн. «Звезда», М.—Л., 1958, № 2, февр. с. 169 (в воспоминаниях Ник. Вержбицкого «Встречи с Сергеем Есениным»).
Список рукой Н. К. Вержбицкого (РГАЛИ, ф. Н. К. Вержбицкого).
Печатается по тексту в кн.: Вержбицкий Николай. Встречи с Есениным. Воспоминания. Тбилиси, 1961, с. 61.
Датируется по воспоминаниям (временем проживания Есенина на квартире у Н. К. Вержбицкого в Тифлисе, Коджорская, 15).
Вержбицкий Николай Константинович познакомился с Есениным весной 1921 года, особенно близкие товарищеские отношения между ними установились с осени 1924 года по приезде поэта в Тифлис. Известны несколько писем Есенина к Вержбицкому (см. т. 6 наст. изд.).
Вспоминая о жизни Есенина на Коджорской, 15, Вержбицкий рассказывает о дружбе поэта с уличными ребятами. «Они толпой вваливались к нам в квартиру, требовали немедленного ответа на миллион вопросов, а главное — им были нужны развлечения. Есенин пел для них тут же сочиненные частушки ‹...›. Однажды, когда собрались ребятишки, Есенин экспромтом сочинил для них такие стихи: «Тетя Мотя в розовом капоте...» ‹и т. д.› (Вержбицкий Николай. Встречи с Есениным. Тбилиси, 1961, с. 60, 61). О чтении Есениным стихотворных
512
экспромтов во время его пребывания на Кавказе рассказывают и другие мемуаристы. Так, журналист Е. А. Гурвич писал:
«Пятого мая 1925 года в клубе нефтяников (потом АзНТО) «Азнефть» отмечала День печати. На вечере был Есенин. Он был в ударе и всю ночь читал экспромтом стихи. И как жаль, что никто их не записал!..» (Гурвич Евсей. Есенин в Баку. Воспоминания. — Газ. «Баку». 1965, 2 окт., № 233).
Грузинский литератор Пармен Лория в своих воспоминаниях приводит такой факт:
«В клубе Батумской почты и телеграфа в воскресенье 21 декабря 1924 года был банкет по случаю выхода 1000-го номера газеты «Пухара» («Бедняк»), на него пришел Есенин, его приветствовали, ответное слово завершилось стихотворным экспромтом» (Рукопись. Частное собрание. Кобулети. Республика Грузия).
«Пусть я толка, да не таковского...» (с. 494). — Литовский О. Так и было. Очерки. Воспоминания. Встречи. М., 1958, с. 24.
Печатается и датируется по воспоминаниям.
Литовский Осаф Семенович (1892—1971), журналист, драматург, сценарист. Познакомился с Есениным в 1918 году, не раз встречался с поэтом позже.
«Нас с Есениным познакомил писатель Георгий Устинов ‹...›, — вспоминал О. Литовский. — Не было большего удовольствия, — я бы даже сказал: большей творческой радости, — чем вечерние наши беседы на разные темы истории, жизни, литературы ‹далее приводится комментируемое четверостишие›.
Так впоследствии Есенин вспоминал о наших встречах.
Жаль, конечно, что запомнилось так мало есенинских экспромтов. И это четверостишие он записал не то на столе, не то на скатерти, — и оно всегда мне напоминает Есенина, буйного и тихого, скандалиста и мальчишку, ерника и романтика» (там же).
«А тебе желаю мужа...» (с. 494). — Белоусов В. Сергей Есенин. М., 1965, с. 35.
Печатается по тексту первой публикации.
Датируется по содержанию письма Е. Н. Кизирян к автору книги.
Кизирян Екатерина Нерсесовна (1902—?), сестра Шаганэ Тальян, познакомилась с Есениным в Батуме в декабре 1924 года.
513
В письме к В. Г. Белоусову от 8 мая 1959 года Е. Н. Кизирян сообщала: «Однажды Есенин показывал нам ‹ей и Шаганэ› свои фотографии, сделанные в Батуме. Я попросила подарить одну из них. Он выбрал ту, на которой Повицкий был снят с ним, мечущим камни в море, и тут же написал стихи. Помню, в них говорилось о дождливом дне (в этот день был дождь), потом приблизительно следующее: «А тебе желаю мужа.,» ‹и т. д.›. Стихотворение, кажется, начиналось со слова «Скучно». Эта фотография утрачена» (Белоусов В. Указ. соч., с. 34—35).
«Товарищу Шумяцкой...» (с. 494). — Газ. «Литературная Россия», 1980, 11 апр., № 15, с. 16 (в статье Виталия Вдовина «Новое о Сергее Есенине»).
Печатается по тексту этой публикации.
Датируется по содержанию статьи.
Шумяцкая Лия (Лидия) Исаевна (1889—1957), жена Б. З. Шумяцкого, в 1923—1925 годы работавшего полпредом и торгпредом РСФСР в Персии.
Автор публикации, встречавшийся с членами семьи Шумяцких, рассказывает: «В 1925 году Борис Захарович Шумяцкий был в отпуске на даче под Москвой. Однажды к ним на дачу приехал Есенин с друзьями. Они были приглашены к столу. Шел разговор о предполагавшейся поездке Есенина в Персию. Прощаясь, Есенин подарил жене Б. З. Шумяцкого книгу с автографом: «Товарищу Шумяцкой...» ‹и т. д.›. Под этим текстом Б. Л. Шумяцкий ‹внук дипломата› написал мне: «Правильность воспроизведения текста экспромта Есенина и обстоятельств встречи — удостоверяю». К сожалению, книга с есенинской надписью не сохранилась» (там же).
В этой же публикации приводится — по воспоминаниям В. И. Болдовкина — несколько иная редакция надписи Есенина. Вот она:
А теперь с любовью братскою
Пью за Лидию Исаевну Шумяцкую,
За чай без обеда
И мужа ее —
бывшего полпреда.
«Частушки» (с. 494). —
1. — Журн. «Современные записки», Париж, 1936, кн. 61, с. 179 (в очерке Марины Цветаевой «Нездешний вечер»).
514
Печатается по тексту первой публикации.
Датируется по содержанию очерка.
Частушка прозвучала в начале января 1916 года на литературном вечере в доме издателей «Северных записок» С. И. Чацкиной и Я. Л. Сакера (Петроград). На вечере были поэты М. Кузмин, О. Мандельштам, Г. Иванов, Н. Оцуп, Р. Ивнев, Л. Каннегисер... М. И. Цветаева вспоминала: «Читаю весь свой стихотворный 1915 год ‹...›. Потом — читают все. Есенин читает «Марфу Посадницу» ‹...›. Потом частушки под гармонику, с точно из короба, точно из ее кузова сыплющимся горохом говорка: ‹далее идет текст частушки›». (Цветаева М. Нездешний вечер. В ее кн.: Проза. М., 1989, с. 270, 271—272).
Известны народные частушки:
Играй, тальяночка моя,
Сегодня тихая заря,
Сегодня тиха зоренька —
Услышит чернобровенька.
Ты играй, гармонь моя,
Сегодня тихая заря,
Тихая, вечерняя, —
Услышит нареченная.
(Частушки северного края. Из собр. М. В. Хвалынской. Архангельск, 1983, с. 126).
2. — Мариенгоф Анатолий. Роман без вранья. Л., 1927, с. 95.
Печатается по тексту первой публикации.
3, 4. — Мариенгоф Анатолий. Роман без вранья. Оксфорд. 1979 (Приложение II, с. 25). Репринт с издания: Л., 1928.
Печатаются по рукописи: Мариенгоф А. Первый черновик «Романа без вранья» (ИРЛИ).
Все три частушки датируются по содержанию воспоминаний.
«По вечерам частенько бываем на Пресне у Сергея Тимофеевича Коненкова ‹...›. Взяв гармошку, Коненков затягивает есенинское яблочко: «Эх, яблочко, // Цвету звонкого...» ‹и т. д.›. (Мариенгоф Анатолий. Роман без вранья. Л., 1927, с. 95).
Далее в рукописи идет текст, не включенный в печатное издание романа:
515
«Есенин вдруг затемнел.
— А хочешь о комиссаре, который меня в Чекушке допрашивал?
— А ну!
И затянул хрипловато — тепло: «Эх, яблочко, // Цвету ясного...» ‹и т. д.›.
А ночью на Пресне у Коненкова заливалась тальянка, и Есенин пел: «Не ходи ты в МЧКа...» ‹и т. д.›.
5, 6, 7. — Мариенгоф Анатолий. Роман без вранья. Оксфорд, 1979 (Приложение II, с. 25—26). Репринт с издания: Л., 1928.
Печатаются по рукописи: А. Мариенгоф. Первый черновик «Романа без вранья» (ИРЛИ).
Датируются по содержанию.
8. — Публикуется впервые.
Печатается по рукописи: А. Мариенгоф. Первый черновик «Романа без вранья» (ИРЛИ).
Датируется по содержанию.
9. — Мариенгоф Анатолий. Роман без вранья. Оксфорд, 1979 (Приложение II, с. 27). Репринт с издания: Л., 1928.
Печатается по первому черновику романа (ИРЛИ).
Датируется по содержанию воспоминаний.
10. — Мариенгоф Анатолий. Роман без вранья. Л., 1927, с. 121.
Печатается по тексту первой публикации.
Датируется по содержанию воспоминаний.
Мартышка, Мартышон — шутливое прозвище жены Мариенгофа — Никритиной Анны Борисовны (1900—1982), актрисы.
«Есенин придумывает частушки.
Я считаю Никритину замечательной, а он поет:
Ах, Мартышечка-душа // Собой не больно хороша.
А когда она бывает у нас, ту же частушку Есенин поет на другой манер...» (там же, с. 121).
11. — Хроника, 2, 42.
Печатается по рукописи А. Б. Мариенгофа «Мой век, мои друзья и подруги» (РНБ, ф. А. Б. Мариенгофа).
Датируется по содержанию воспоминаний.
516
Частушка относится ко времени совместной жизни С. Есенина и А. Дункан в Москве на Пречистенке.
12. — Гуль Роман. Жизнь на фукса. М.—Л., 1927, с. 224 (в очерке «Есенин в Берлине»).
Печатается по тексту первой публикации.
Датируется по содержанию очерка.
Гуль Роман Борисович (1896—1986) — писатель, критик. В 1919 году эмигрировал за границу. С большой теплотой отзывался о Есенине и его творчестве в печати русского зарубежья.
Познакомился с Есениным в Берлине в 1923 году.
Рассказывая в очерке о своих берлинских встречах с Есениным, Гуль отмечал: «Потом были вечера — у Кусикова. Там пилось и пелось. Кусиков — цыганское под гитару. Есенин — частушки под балалайку: «У бандитов деньги в банке...» ‹и т. д.› — выкрикивал Есенин под веселое треньканье» (там же, с. 224).
13, 14. — Мариенгоф Анатолий. Роман без вранья. Оксфорд, 1979 (Приложение II, с. 26). Репринт с издания: Л., 1928.
Печатается по первому черновику романа.
Датируется по содержанию.
15, 16, 17. — Мариенгоф Анатолий. Роман с друзьями. — Журн. «Октябрь», М., 1965, № 11, окт., с. 88.
Печатается по тексту журнала.
Датируется временем знакомства и встреч Есенина с А. Л. Миклашевской (домашние и близкие звали ее Гутей). О ней см. коммент. к стихотворению «Заметался пожар голубой...» в т. 1 наст. изд.
А. Мариенгоф, в частности, в журнале писал: «На Малую Никитскую Есенин обычно приезжал с охапкой цветов. Садился на потертый коврик у Гутиных ног, гладил ее тонкие пальцы без колец, читал ей свои новые стихи или с чарующей хрипотцой напевал рязанские частушки, подмешивая к ним четверостишия собственного сочинения: „Не ходи тропинкой склизкой... “ ‹и т. д.›».
18. — Публикуется впервые.
Текст частушки — в письме краеведа Сергея Дмитриевича Умникова (род. 1902 г.; Царское село) Н. Г. Юсову от 21 декабря 1991 г. Сергей Дмитриевич в 1924 году встречался с Есениным, о чем написал воспоминания.
517
Датируется по содержанию письма.
В письме С. Д. Умников сообщал: «Одна моя однокурсница вспоминала, что на прогулке по парку Детского Села в 1924 г. она с травинкой в руке протиснулась к Есенину. Он протянул руку к растению, взял его и спросил:
— Как это называется? Она ответила:
— Сныть-трава.
Он: «Сныть трава, трынь-трава...» ‹и т. д.›.
Это был, по-видимому, экспромт.
Я выпросил у знакомой засушенную и сохраненную ею сныть. Остатки травинки (она крошится) хранятся у меня до сих пор».