- 325 -

1920

Январь, 5. Объединение «Литературный особняк» предпринимает попытку ослабить позиции Всероссийского союза поэтов, в котором главенствующую роль играют имажинисты.

Рассылаются письма в литературные объединения и кружки с предложением начать подготовку созыва Всероссийского съезда поэтов (не состоялся).

В письме предлагается: 1) избрать по одному представителю от организации и 2) делегировать его на первое организационное собрание «Центрального бюро поэтов Москвы», которое состоится 19 янв. 1920 по адресу: Новинский бульвар, 99.

ГЛМ, ф. 346, оп. 1, ед. хр. 13, л. 1.

В. Г. Шершеневич позднее вспомнит об этом времени «экспансии» имажинизма:

«К первым же текстам имажинизма начали прислушиваться все: и символисты, и, окрысившись, футуристы (радостно принял только Хлебников), и пролетарские поэты. <...> Был момент, когда мы не успевали регистрировать новые группы имажинистов и руководить ими».

Мой век, 553—554.

В. Шершеневич даже сделает такое смелое обобщение:

«И разве не показательно, что через год, два, не преувеличивая, русская поэзия сдалась на милость имажинизма».

Шершеневич В. Великолепный очевидец. Поэтические воспоминания 1910—1925 г.г. — Машинопись с авторской правкой, 1932, с. 88 (собрание В. А. Дроздкова).

Поэты и критики «Литературного особняка» не скрывали своего негативного отношения к Всероссийскому союзу поэтов и имажинистам. До подготовки созыва Всероссийского съезда поэтов они пытались, созвав чрезвычайное общее собрание членов союза, вывести Есенина, Мариенгофа, Шершеневича из состава его президиума (см.: 24 авг. 1919). И позднее, после неудавшегося созыва Всероссийского съезда поэтов, в докладной записке Наркому по просвещению А. В. Луначарскому председатель правления «Литературного особняка» О. Леонидов оправдывал свои действия, с одной стороны, неудовлетворительностью работы Всероссийского союза поэтов, известного «в широких кругах не как серьезное поэтическое объединение, а как веселое кафе поэтов, где можно поужинать „ненормированными“ продуктами, увидеть живых футуристов и имажинистов и быть свидетелями их постоянных громких скандалов и стычек», и, с другой стороны, желанием «служить не отдельным кастам скучающих снобов или надменных эстетов, а всей пролетарской массе, нашей и грядущей мировой Республике».

ГАРФ, ф. А2306, оп. 22, ед. хр. 57, л. 25—27.

О подобной попытке созыва Всероссийского конгресса поэтов группой поэтов-экспрессионистов см.: март ... май 1920.

Январь, 10. Г. Б. Якулов завершает работу над произведением «Гений имажинистов» (картон, гуашь, карандаш).

Рисунок символизирует воинствующий характер нового литературного объединения.

Название произведения и дата его создания определяются по надписи Г. Якулова на рисунке (репродукция в указанной ниже книге). В литературе, как правило, именуется — «Гений имажинизма».

Костина Е. М. Георгий Якулов. 1884—1928. М.: Сов. художник, 1979, с. 135.

См. Приложение.

- 326 -

Январь, 11, до 11 ч. вечера. Есенин, находясь в кафе Всероссийского союза поэтов (кафе «Домино»), слушает выступления приглашенных туда молодых пролетарских поэтов.

Событие устанавливается и датируется по результатам сопоставления воспоминаний поэта Н. Г. Полетаева (см. ниже) и доклада комиссара МЧК А. Рекстынь (см.: 11—12 янв. 1920).

Н. Полетаев в 1926 году вспомнит:

«Нас, молодых, выдвигавшихся тогда поэтов из Пролеткульта, пригласили читать стихи в „Домино“. Есенин тогда гремел и сверкал, и мы очень обрадовались, узнав, что и он в этот вечер будет читать стихи. <...> Когда мои товарищи читали, я с беспокойством смотрел на них и на публику. Они робели, старались читать лучше <...>, а публика, эта публика в мехах, награбленных с голодающего населения, лениво побалтывала ложечками в стаканах дрянного кофе с сахарином и даже переговаривалась между собой, нисколько не стесняясь. Мне пришлось читать последнему».

Восп., 1, 297.

Январь, 11, 11 ч. вечера. Есенин становится инициатором разразившегося в кафе скандала.

В передаче Н. Г. Полетаева это выглядит так:

«После меня объявляют Есенина. Он выходит в меховой куртке, без шапки. Обычно улыбается, но вдруг неожиданно бледнеет, как-то отодвигается спиной к эстраде и говорит:

— Вы думаете, что я вышел читать вам стихи? Нет, я вышел затем, чтобы послать вас к ...! Спекулянты и шарлатаны!..

Публика повскакала с мест. Кричали, стучали, налезали на поэта, звонили по телефону, вызывали „чеку“. Нас задержали часов до трех ночи для проверки документов. Есенин, всё так же улыбаясь, веселый и взволнованный, притворно возмущался, отчаянно размахивал руками, стискивая кулаки и наклоняя голову „бычком“ (поза дерущегося деревенского парня), странно, как-то по-ребячески морщил брови и оттопыривал красные, сочные красивые губы. Он был доволен».

Восп., 1, 297—298.

Январь, 11, 11 ч. вечера — Январь, 12, до 3 ч. ночи. Сотрудник ВЧК Шейкман, а затем комиссар МЧК А. Рекстынь ликвидируют скандал в кафе.

Проводится расследование и оформляются документы, впоследствии составившие «Дело Есенина № 10055».

Продолжительность расследования скандала устанавливается по свидетельству Н. Полетаева (см. предыд. запись).

В своем докладе А. Рекстынь, в частности, сообщила:

«...Из опроса публики я установила следующее: около 11 часов вечера на эстраде кафе появился член Союза поэт Сергей Есенин и, обращаясь к публике, произнес площадную грубую до последней возможности брань. Поднялся сильный шум, раздались крики, едва не дошедшие до драки. Кто-то из публики позвонил в М. Ч. К. и просил прислать комиссара для ареста Есенина. Скандал до некоторой степени до моего прихода в кафе был ликвидирован случайно проходившим по улице товарищем из В. Ч. К. Шейкманом. Ко мне поступило заявление от Президиума Союза Поэтов, в котором они снимают с себя ответственность за грубое выступление своего

- 327 -

члена и обещают не допустить подобных выступлений в дальнейшем. <...> Мне удалось установить из проверки документов публики, что кафе посещается лицами, ищущими скандальных выступлений против Советской власти, любителями грязных безнравственных выражений и т. д. И поэты, именующие себя футуристами и имажинистами, не жалеют слов и сравнений, нередко настолько нецензурных и грубых, что в печати недопустимых, оскорбляющих нравственное чувство, напоминающих о кабаках самого низкого свойства».

В заключение комиссар МЧК предлагает меру воздействия:

«Единственная мера, возможная в отношении к данному кафе, — это скорейшее его закрытие. Комиссар М. Ч. К. А. Рекстынь».

К своему докладу в качестве приложения А. Рекстынь присоединила:

— Протокол от сотрудника ВЧК Шейкмана, в котором зафиксированы причина разразившегося в кафе скандала, его масштабы и меры по его ликвидации (Есенин в протоколе не упомянут);

— Показания С. З. Леви, сотрудника Наркомпрода: «В воскресенье 11 января 1920 года я с компанией моих знакомых <...> сид<ел> в кафе поэтов на Тверской дом 18. Один из поэтов член Союза Есенин выражался с руганью по матушке...»;

— Заявление в ВЧК посетителей кафе поэтов: «...заявляем, 11 / 1—20 г. выступал на эстраде член союза поэт Сергей Есенин и в первых словах своих ко всей публике сказал: „Я вошел на эстраду для того, чтобы послать Вас всех к ... матери“ и затем продолжал и дальше грубить публике по поводу невнимания ее к поэтам...»;

— Заявление в ВЧК от президиума Всероссийского союза поэтов: «Президиум Всероссийского Союза поэтов заявляет, что выступление поэта Есенина, имевшее место в кафе при Союзе, происходило не от Президиума, и Президиум ВСП ни в коем случае не может брать ответственность за отдельные личные выступления членов Союза; всё же меры к тому, чтобы впредь подобные выступления не повторялись, Президиум обязуется принять. Председатель ВСП Грузинов».

Хлысталов, 13—15; Штраус Видвуд. Сергей Есенин: МЧК, дело № 10055. — Шпион: Альманах писательского и журналистского расследования. М.: Мистикос, 1994, № 3 (5), с. 78—80.

Январь, 12. Документы о скандале в кафе Всероссийского союза поэтов передаются А. Рекстынь в следственный отдел МЧК.

См.: 11 янв. 1920; 27 янв. 1920; 3 февр. 1920.

Январь, 26. Есенин выступает на диспуте о пролетарской поэзии в Политехническом музее:

«Мы очень многим обязаны тов. Богданову по его сочинениям по экономике. Но то, что я слышал сейчас в его докладе о поэзии, мне кажется очень шатким и не имеющим никакого основания. Во-первых, тов. Богданов требует от пролетарских поэтов, чтобы они были служителями Маркса, чтобы они были изобразителями тех явлений, которые уже всем надоели. Им не важен талант. Однообразность „Анны Карениной“ Толстого проживет, может быть, сто лет. За тысячу лет до революции говорили, что наступит социалистический период и после него придет планетный период. Я сам читал роман тов. Богданова „Красная звезда“. Стало быть, тов. Богданов не отрицает чувства в лице человека, только считает ум выше поэзии.

И еще: <Мариенгоф> говорил, что первичность по значительности ума принадлежит поэту, потому что поэт умеет давать мысль нераскрытой; это есть образ, который пойман внутренним или внешним явлением. Создавая новые образы, мы желаем вести к „новому“. Мы базируемся на новом только по глубине ума и по изощренности его.

- 328 -

Я думаю, вы должны слушать этих своих учителей только там, где они знатоки, и не слушать там, где они любят, но где не считаются... <очевидно, с законами поэтического творчества> ».

Письма, 539—540 (публ. Н. Г. Юсова); Есенин, VII (1), 343, 549—551.

Основным докладчиком на диспуте был А. А. Богданов. В обсуждении доклада, кроме Есенина и А. Б. Мариенгофа, приняли участие поэты В. Т. Кириллов, Н. Г. Полетаев, редактор журнала «Пролетарская культура» В. Полянский (П. И. Лебедев-Полянский) и др.

Выступавший перед Есениным А. Мариенгоф отметил:

«Также хотят, чтобы пролетарская поэзия была не открывающей, а была бы только поэзией сегодняшнего дня, потому что когда открываешь, то открываешь новое. Это открытие создает образ, который не понятен тт. Богдановым, но он, наверное, понятен для рабочего. <...> Они <т. е. тт. Богдановы>, может быть, очень умные люди, но они ничего не понимают в поэзии. Мы затыкаем уши и говорим, что мы лучше понимаем».

Есенин, VII (1), 550.

Январь, 27. Коллегия следственного отдела МЧК слушает «Дело Есенина № 10055» (дело кафе «Домино») и постановляет передать его в местный Народный суд.

Хлысталов, 17.

См. также: 3 февр. 1920.

Январь, до 29. В издательстве МТАХС выходит вторым изданием книга Есенина «Голубень».

Датируется в соответствии с информацией в журн. «Вестник театра» (М., 1920, 29 янв. — 4 февр., № 50, с. 15).

Второе издание отличается от первого (см.: 16 ... 22 мая 1918). Изменения, внесенные Есениным, в разной степени касаются всех трех разделов книги.

В первом разделе — «Голубень» — отсутствует стихотворение «Осень».

Во втором разделе — «Под отчим кровом» — наибольшие изменения: отсутствуют стихотворения «Пропавший месяц», «Заглушила засуха засевки...», «Не от холода рябинушка дрожит...», «К теплому свету, на отчий порог...», «Заря над полем, как красный тын...»; стихотворения «Голубень» и «Запели тесаные дроги...» перенесены в данный раздел из раздела «Златой посев» первого издания книги; печатается стихотворение «Табун», отсутствовавшее в первом издании.

В третьем разделе «Златой посев» помещается стихотворение «Твой глас незримый, как дым в избе...», которое в первом издании сборника входило в раздел «Под отчим кровом». Заменив первые две строки в стихотворении «Песня, луг, реки затоны...» на

Колокольчик среброзвонный,
Ты поешь? Иль сердцу снится? —

Есенин включает его в «Голубень» в этой новой редакции.

Есенин, VII (3), 365—366; Есенин, I, 82, 304.

Указание на то, что тексты этого стихотворения в «Голубени» (1918) и в «Голубени» (1920) идентичны (см.: Есенин, I, 499), ошибочно.

В частном собрании (Москва) хранится экземпляр «Голубени» (1920) с авторской правкой 2—4 строк стихотворения «Нощь и поле, и крик петухов...»:

- 329 -

Песня грустная, песня без слов.
Хлесткий ветер в равнинную синь
Катит яблоки с тощих осин.

Есенин, I, 320.

См. также: 16 авг. 1920.

В № 50 журнала «Вестник театра» (29 января — 4 февраля) печатается рецензия Я. Е. Шапирштейна на книгу Есенина «Ключи Марии» (подпись: Я. Лерс):

«...испытываем <...> чувство неловкости <...> за искусство социализма при чтении книжки С. Есенина. Самой характерной для автора фразой, несомненно, является: „марксистская опека строит руками рабочих памятник Марксу, а крестьяне хотят поставить его корове“. Идеал С. Есенина — это идиллическая картина русской деревни эпохи социализма — рая, в котором он, Сергей Есенин, в сущности добрый парень, в русской малиновой рубашке, воспевает в древесно-солнечных „образах“ коров, избы, баб, узоры на полотенцах etc., найдя т. о. ключи Марии, т. е. души, как разъяснено в подстрочном примечании, души благородных пейзанов русского происхождения. Под картинкой подпись „Се искусство социализма“ <...>. Мы тем не менее можем уверить почтенного автора, что такой картина эта во всяком случае не будет. Тому порукой — злая бука „марксистская опека“, т. е. констатирование законов исторического развития, столь ненавидимая Есениным».

Январь, после 29. Есенин пишет на шмуцтитуле книги «Голубень» (1920) А. Б. Кусикову (?):

«Что бы между нами ни было, а любовь останется. Как ты меня не ругай, как я тебя, все-таки мы с тобой из одного сада, Сада яблонь, баранов, коней и волков С. Есенин.

Мы яблони и волки, смотря по тому, как надо».

Есенин, VII (2), 110—112.

Надпись перекликается не только со стихами ее автора, но и со строками из произведений А. Кусикова 1919—1920 гг.

Январь, не ранее. Есенин делает дарственные надписи на титульном листе коллективного сборника «Конница бурь» ([Сб. 1-й]. М.: МТАХС, 1920):

— члену коллегии «Центропечати» Д. С. Пигиту:

«Дав<иду> Савельевичу Пигит с уважением от нелюбимых им поэтов. С. Есенин».

Есенин, VII (1), 127, 450—451;

— поэту В. Т. Кириллову:

«Милому брату Владимиру Кириллову с лютой верой. С. Есенин».

Есенин, VII (1), 122, 449.

Январь ... Февраль (?). Выходит № 4 журнала «Москва», в котором републикуется стихотворение Есенина «Закружилась листва золотая...».

- 330 -

Рамки события определяются с учетом времени выпуска следующего номера журнала «Москва» (№ 5) — до 28 марта 1920.

ГАРФ, ф. Р395, оп. 1, ед. хр. 75, л. 83.

См. также: 1918.

Есенин при посещении Е. Р. Эйгес дарит ей книгу «Преображение» (1918), надписав на обложке: «Тебе единой согрешу».

Датируется в соответствии с воспоминаниями Е. Эйгес (Восп.-95, 284—285), рассказавшей об этом событии как произошедшем после эпизода с дарением книги «Ключи Марии», т. е., скорее всего, после дек. 1919 и до ее дня рождения (см.: 12 марта 1920).

О судьбе подаренной книги Е. Эйгес позднее вспомнит:

«Приблизительно в 1923 году, когда я со своим мужем проф. П. Александровым жила в маленькой комнате на Волхонке, ко мне, по поручению Есенина, явился поэт Казин и попросил эту книгу, будто бы для переиздания. Так мне ее больше и не вернули».

Восп.-95, 284—285.

Книга с этой надписью до сих пор не обнаружена.

Январь — Март, начало. По инициативе Есенина организуется кооперативное издательство «Див».

В его состав, кроме Есенина, входят А. Б. Мариенгоф, А. М. Сахаров и издательский работник И. М. Фридман.

Событие и его рамки устанавливаются по воспоминаниям А. М. Сахарова, отнесшего начало переговоров об организации издательства в составе означенных лиц на время после издания первого сборника «Конница бурь» (см.: до 6 дек. 1919), и с учетом выхода в этом издательстве двух коллективных сборников — «Харчевня зорь» (см.: 15 ... 17 апр. 1920) и «Конница бурь: Второй сборник имажинистов» (см.: до 18 мая 1920; 18 мая 1920).

А. М. Сахаров напишет об этом в главе «Организация издательства», предварив воспоминание ремаркой «Память рассыпала цепь последовательности событий <...>, но за правильность этих событий я отвечаю»:

«Это было так. После вышеизложенной встречи в „Домино“ и посещения меня в Полиграфическом отделе я получил от Есенина письменное приглашение прийти в „СОПО“ <Союз поэтов> для переговоров по особо важному делу. Я не замедлил явиться. Меня ждали трое — Есенин, Мариенгоф и И. М. Фридман. Разговор с места в карьер пошел об организации кооперативного издательства. <...> Распределили роли. Первые двое ведут всевозможную литературную работу, на обязанности последних лежала техническая часть изданий».

Сахаров, 174.

Январь (?) ... Март (?). Выходит книга В. Л. Львова-Рогачевского «Очерки по истории новейшей русской литературы (1881—1919)» (издание Всероссийского центрального союза потребительских обществ).

Датируется с учетом следующих фактов: 1) автору известны коллективные сборники «Конница бурь» и «Плавильня слов» (вышли в дек. 1919 года); 2) на обложке книги: 1920; 3) на титульном листе: 1919.

Автор обращается к поэзии Есенина в двух главах. В главе пятнадцатой «Писатели крестьяне и рабочие» он пишет о Есенине, еще не ставшем имажинистом:

«С. Клычков, Н. Клюев, А. Ширяевец, С. Есенин, П. Орешин возродили кольцовскую песню, их стихи зазвучали, заиграли огнем, заискрились талантом, засверкали силой и заразили удалью <...>. Эти поэты-крестьяне открыли новый период в литературе,

- 331 -

как в 1892 г. открыл новый период поэт-рабочий М. Горький. Юный поэт Сергей Есенин в стихотворении „О, Русь, взмахни крылами...“ со светлой задорной улыбкой намечает родословную целой группы певцов из народа <...>. С. Есенин понимает тоньше других русскую природу, ее печаль сквозь радость и ее радость сквозь печаль, но и он весь светится иным настроением:

Выткался на озере алый свет зари,
На бору со звонами плачут глухари,
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло...
Только мне не плачется — на душе светло.

В золотом венчике, в светлом сиянии рисуются родные места Есенину... У него хаты — „в ризах образа“, его поля „как святцы“, у него „вызванивают в четки ивы, кроткие монашки“... Ласковый странник, ходит он по полям. „О другой он земле гадает, о других небесах вздыхает“, и его новая Россия и новый мир рождаются, как вышний град, как сказочно прекрасный Китеж».

В «Дополнительной главе» автор анализирует творчество группы поэтов-имажинистов, выпустивших коллективные сборники «Явь», «Конница бурь» и «Плавильня слов» и отмечает:

«Очень грустно, что к этой группе по недоразумению и, надо полагать, на время пристегнулся талантливый поэт Сергей Есенин. Ибо что могут дать подлинному поэту безобра́зные и безо́бразные стихи Мариенгофа».

Январь (?) или Январь ... Июнь. Есенин и И. А. Белоусов участвуют в литературном вечере, устроенном В. Л. Львовым-Рогачевским в зале столовой на Петровских линиях.

Устанавливается и датируется по воспоминаниям И. А. Белоусова с учетом характера лекционной деятельности В. Львова-Рогачевского. Скорее всего, такие вечера в обычной столовой В. Л. Львов-Рогачевский устраивал до своего зачисления на службу в художественно-пропагандистский подотдел Наркомпроса (1 июля 1920).

В то же время с большой долей вероятности можно утверждать, что событие имело место в янв. 1919. Действительно, почти две трети лекций, прочитанных критиком за год, приходятся на январь — февраль. При этом в январе он в основном устраивал свои выступления в Доме народа им. Ф. М. Достоевского, недалеко от Петровских линий (Трубная, 1). Поэтому логично предположить, что по чисто территориальным соображениям ему было удобно в это время организовывать дополнительные выступления и в столовой на Петровских линиях.

И. А. Белоусов вспомнит об этом в 1926 г.:

«Встретился я с Сергеем Есениным и в голодный 1920-й год. В. Л. Львов-Рогачевский устраивал в какой-то столовой в Петровских линиях литературные вечера; на одном из таких вечеров Сергей Есенин и я были приглашены в качестве участников; за это нам выдавали — дорогие в то время — обеды и какую-то плату. Мы читали перед обедающей публикой; стихи Есенина были радостные, бодрые, полные огня и жизненности...».

Памяти Есенина, 139—140.

Февраль, 1. Газета «Правда» (№ 22) помещает объявление о предстоящем диспуте «Настоящее и будущее русской поэзии»:

«Вступительное слово — В. Л. Львов-Рогачевский. Среди участников — К. Д. Бальмонт, В. В. Казин, В. Т. Кириллов, П. Н. Сакулин и др.».

См.: след. запись.

- 332 -

Февраль, 2. Есенин выступает на диспуте «Настоящее и будущее русской поэзии» в Доме народа им. П. А. Алексеева (Б. Дмитровка, 17).

Событие устанавливается на основании объявления о диспуте, опубликованном в «Правде» (см. предыд. запись), свидетельства присутствовавшего на выступлении Есенина М. И. Себекина (см. ниже) и отчета О. Израэльсона о диспуте (см.: после 9 марта 1920)

М. И. Себекин напишет Есенину 1 апр. 1925:

«Первый раз я увидел и узнал Вас на диспуте „Литература в будущем“ в 1919 г. в Московском Дмитровском театре <ошибка памяти; содержание письма однозначно свидетельствует, что речь идет о событии 1920 года>. <...> Как сейчас помню Ваше окаймленное полосой широкой грусти лицо. Вы были в меховой куртке и, кажется, единственный без головного убора. Вы начали говорить о людях, о звездах, об образах, но на Вас зарычал состарившийся пес Бальмонт, стертый камень „опал“ потемневшего кольца: как он был похож на грека-привратника, стерегущего пустую кофейню, не потому ль Вы улыбались молодой улыбкой тогда?.. В спину Вам кидался, как камнями, своими „мычками“ автор стихотворения „Мы“ — Кириллов; прислонясь к заиндевевшим декорациям, сидел равнодушный, по всей вероятности, голодный Рогачевский, „единственный в своем роде“ последний, но не первый русский критик, а за декорациями сердито плевался, кричал всё так же громко Бальмонт, ругая Луначарского и особенно Мариенгофа за „раздыблемого Христа на Чрезвычайке“».

Письма, 277.

Февраль, 3. Рождение сына Есенина и З. Н. Райх в Доме матери и ребенка (Остоженка, 36).

По данным копии метрики, хранящейся в РГАЛИ, Константин Есенин родился 20 марта 1920 (неверная запись). Сам он отмечал свой день рождения 3 февраля.

Материалы, 360.

Крестным отцом новорожденного становится давний друг Есениных Андрей Белый (Варшавский и Хомчук, 167).

См. также: журн. «Согласие», 1991, № 4, с. 133.

А. Мариенгоф позже напишет:

«Зимой Зинаида Николаевна родила мальчика. У Есенина спросила по телефону: „Как назвать?“ Есенин думал, думал — выбирая не литературное имя — и сказал: „Константином“. После крещенья спохватился: „Черт побери, а ведь Бальмонта — Константином зовут“. На сына посмотреть не поехал».

Мариенгоф, 92.

МЧК направляет в Народный суд дело, заведенное на Есенина.

В сопроводительном письме № 17661 от 3 февр. 1920 говорится:

«Согласно постановления Коллегии Следственного Отдела от 27 января 1920 года Московская Чрезвычайная Комиссия при сем препровождает на Ваше распоряжение дело № 10055 гражд. Есенин Сергей...»

Хлысталов, 17.

См. также: 27 янв. 1920; 31 марта 1920.

Февраль, после 3. З. Н. Райх, оставаясь с сыном в Доме матери и ребенка (Остоженка, 36), испытывает серьезные жизненные затруднения.

Варшавский и Хомчук, 167.

- 333 -

К. Л. Рудницкий, состоявший в многолетней переписке с Т. С. Есениной, укажет:

«Райх с младенцем Костей нашла себе приют в Доме матери и ребенка на Остоженке. Это было убежище для матерей-одиночек, неплохо по той поре обеспеченное. Однако сам по себе факт, что Райх — с ее-то гордостью, с ее-то верой в себя, с ее-то внутренней независимостью — очутилась в таком заведении, означал полную катастрофу. Спустя пятнадцать лет Райх все еще с тоской и ужасом вспоминала „о самом главном и самом страшном в моей жизни — Сергее“. Страшное <...> одним ударом раскололо всю ее жизнь. А беда одна не приходит. Сперва тяжело заболел мальчик, и его едва удалось спасти, потом заболела сама Зинаида Николаевна и тоже выжила чудом».

Т. С. Есенина о В. Э. Мейерхольде и З. Н. Райх: Письма к К. Л. Рудницкому. М.: Новое издательство, 2003, с. 150.

Февраль, до 5. Есенин переизбирается в президиум Всероссийского союза поэтов.

В него также входят: М. Герасимов (председатель), А. Мариенгоф, И. Грузинов, Н. Захаров-Мэнский, Б. Шихман, Ф. Долидзе и В. Александровский, почетный председатель Союза — А. Луначарский.

Журн. «Вестник театра», 1920, № 51, 5—8 февр., с. 8, 15.

Февраль, 6. «Правда» (№ 26) реагирует на издательскую деятельность поэтов-имажинистов статьей А. Ломова (Г. И. Оппокова) «Копытами в небо (письмо в редакцию)».

Автор, в частности, пишет:

«Растет революционное движение по всему миру, растет и спрос на революционную книгу. Книжный голод всё более обостряется. <...> А одновременно с этим я нахожу в „Литературной хронике“ „Вестника Театра“ следующие сообщения. Издательство „Московская Трудовая Артель <Художников Слова>“ выпустила вторым изданием С. Есенина „Голубень“. Готовится к печати А. Мариенгоф „Копытами в небо“. Издательством при Всероссийском союзе поэтов готовится к печати сборник стихов „Коробейники счастья“. В сборнике участвуют А. Ку<с>иков, С. Третьяков и В. Шершеневич. Книгоиздательство „Чихи-Пихи“(!!) готовит к изданию 3-ью книгу стихов В. Шершеневича „Лошадь как лошадь“. <...> Я предлагаю пролетарским организациям указать на эти „Чихи-Пихи“ не „копытами в небо“, а своим пролетарским пальцем и заставить тратить бумагу только на нужные рабочему книги».

А. П. Чапыгин записывает в дневнике: «В кафе вечер Есенина, Клюева, Орешина».

Чапыгин, 12.

Другие сведения об этом вечере не обнаружены.

Февраль, до 10. Обновленный президиум Всероссийского союза поэтов принимает решение об изменении облика принадлежащего ему кафе:

«Надписи будут стерты, буфет удешевлен, кабаретный жанр программы уничтожен, расширяется библиотека, заведование которой поручено Волчанецкой. Эстрада будет функционировать 6 дней в неделю, причем 1 день будет посвящен докладу о творчестве какого-либо поэта или диспуту...».

Журн. «Вестник театра», 1920, № 52, 10—15 февр., с. 15.

- 334 -

Февраль, вторая половина ... Март, начало. На заседании «Литературного особняка» А. Я. Мареев делает доклад о коллективных сборниках с участием Есенина — «Конница бурь» (1-й сборник) и «Плавильня слов».

Событие и его рамки определяются по известным датам докладов В. Масса и Ф. Жица, состоявшихся на заседаниях «Литературного особняка» до и после выступления А. Мареева.

ГАРФ, ф. А2306, оп. 22, ед. хр. 57, л. 22.

Февраль, до 18. Есенин пишет заявление в Отдел печати Московского совета рабочих и красноармейских депутатов с просьбой разрешить издание книг «Радуница», «Преображение», «Телец», «Словесная орнаментика» в издательстве автора «Злак» и просит зарегистрировать марку издательства.

Есенин, VII (2), 205—206, 301—302.

Граница события устанавливается по письму отдела печати Моссовета в Госиздат (см.: 18 февр. 1920).

В заявлении Есенина, помимо названий книг, указываются их объем и тираж, а в приложении к заявлению даются обоснования необходимости их издания с точки зрения: подведения итогов пятилетней литературной деятельности («Телец»), закрепления «художественными образами» революционного движения крестьянства («Радуница» и «Преображение»), теоретического показа «развития словесных знаков», идущих на путь открытий невыявленных возможностей человека («Словесная орнаментика»).

См. Приложение.

Февраль, 18. Отдел печати Моссовета препровождает в Госиздат копию заявления Есенина с сопроводительным письмом за № 8910, где сказано, что со стороны отдела «препятствий к изданию не встречается».

Есенин,VII (2), 301—302.

См. Приложение.

Февраль, 23. Государственное издательство, разрешив к выпуску книги «Радуница», «Преображение» и «Словесная орнаментика» и зарегистрировав марку издательства «Злак», отказывает Есенину в издании книги «Телец».

По адресу «Богословский пер., 3, кв. 11» поэту направляется соответствующее извещение № 1572, в тексте которого название «Телец» вычеркивается.

Разрешенные Госиздатом к выпуску в свет книги «Радуница» и «Преображение» вышли в свет в конце 1920 г. (с датой на обл.: «1921»), но под маркой другого издательства — «Имажинисты». Третья из разрешенных к выпуску книг — «Словесная орнаментика» — в свет не выходила.

Есенин, VII (2), 302—303.

См. Приложение.

Одновременно Госиздат направляет в Отдел печати Моссовета отношение за № 1591:

«В связи с Вашим отношением от 18-го февр. с/г Государственное Издательство напоминает Вам, что в свое время ЕСЕНИН передал свою книгу „Телец“ в Государственное

- 335 -

Издательство, теперь же собирается издавать ее в своем издательстве, т. е. совершает контрафакцию, которая карается уголовным законом».

Есенин, VII (2), 303—304.

Февраль, до 24. Есенина вводят в тарифно-расценочную комиссию ЛИТО Наркомпроса как представителя Всероссийского союза поэтов.

Журн. «Вестник театра». М., 1920, № 54, 24—29 февр., с. 15.

В «Хронологической канве жизни и творчества С. А. Есенина» это событие датируется февралем (Есенин, VII (3), 317).

Февраль, 24. «Вечерние известия Моссовета» (№ 475) публикуют статью В. М. Фриче «Пора отмежеваться!» с критикой сборников имажинистов «Конница бурь» (1-й сборник) и «Плавильня слов».

По мнению автора, в них — «противоестественный симбиоз» имажинистов с поэтами «трудовой демократии» Н. Клюевым, П. Орешиным, М. Герасимовым, которым пора «одуматься».

Февраль, 29. В № 57 харьковской газеты «Борьба» впервые публикуется стихотворение Есенина «Я покинул родимый дом...».

Есенин, I, 143, 554.

См. также: 1918.

Сохранилась фонограмма авторского чтения этого стихотворения, сделанная профессором Петроградского института живого слова С. И. Бернштейном (см.: 11 янв. 1922).

Февраль. В. Г. Шершеневич заканчивает работу над книгой «2 × 2 = 5. Листы имажиниста».

Дата: «февраль 1920», завершающая книгу, проставлена автором.

Автор пытается обосновывать свои теоретические установки отсылками к творчеству поэтов-имажинистов, показывая при этом различие подходов во взглядах на значение образа:

«Для символиста образ (или символ) — способ мышления; для футуриста — средство усилить зрительность впечатления. Для имажиниста — самоцель. Здесь основное видимое расхождение между Есениным и Мариенгофом. Есенин, признавая самоцельность образа, в то же время признаёт и его утилитарную сторону — выразительность. Для Мариенгофа, Эрдмана, Шершеневича — выразительность есть случайность. <...> Необходимо, чтоб каждая часть поэмы (при условии, что единицей мерила является образ) была закончена и представляла самодовлеющую ценность, п<отому> ч<то> соединение отдельных образов в стихотворение есть механическая работа, а не органическая, как полагают Есенин и Кусиков».

Однако, несмотря на имеющиеся у поэтов-имажинистов расхождения, имажинизм, по мнению автора, в отличие от символизма, поклоняющегося «богам прошлой вечности», и футуризму, их разрушающему, «создает новые божества будущего, из которых первым является он сам»:

«Если, с одной стороны, прав Мариенгоф, восклицая: „Граждане, душ меняйте белье исподнее!“, то с другой стороны — правы Есенин и Шершеневич, когда первый пишет: „Зреет час преображенья... И из лона голубого, широко взмахнув веслом, как яйцо, нам сбросит слово с проклевавшимся птенцом“, — а второй взывает: „Люди, рассмейтесь, а я буду первым в хороводе улыбок, где сердца простучат; бросимте к черту скулящие нервы, как в воду кидают пищащих котят“».

- 336 -

Февраль ... Апрель, 20. Члены рязанского Дома искусств заручаются согласием московских поэтов, в том числе и Есенина, на их участие в готовящемся коллективном сборнике стихов рязанских авторов.

Границы события устанавливаются по записям в дневнике Т. Мачтета с учетом перерыва в ведении его дневника из-за болезни. Т. Мачтет запишет в дневнике 20 апр. 1920, что он будет участвовать в этом сборнике «с лучшими московскими поэтами во главе со своим земляком С. Есениным» (Дневник Мачтета, карт. 6, ед. хр. 1, л. 5 об.).

Сборник получит название «Голгофа строф».

См.: 29 июня 1920; 27 июля 1920.

Март, 1—22; Апрель, 28 — Май, около 2; Май, около 7 — Июнь, начало. Есенин и Мариенгоф живут на квартире С. Ф. Быстрова (Георгиевский, с 1922 г. — Вспольный, пер., 15, кв. 5).

Рамки этого события (как и двух последующих) устанавливаются: 1) в соответствии с воспоминаниями А. Мариенгофа, который писал: «В раннюю весну мы перебрались из Богословского в маленькую квартиру Семена Федоровича Быстрова в Георгиевском переулке <...> Накануне отъезда <в Харьков> у нас <!> в Георгиевском...» (Мариенгоф, 67, 78); 2) с учетом свидетельства Н. Д. Вольпин (Как жил Есенин, 251) о том, что до начала лета Есенин проживал в Гранатном переулке (который, как известно, примыкал к Георгиевскому, откуда и разночтение из-за ошибки памяти мемуаристки).

В списке литературных работников, зарегистрированных в Литературном отделе Наркомпроса, указано, что С. Ф. Быстров жил по адресу: Спиридоновка, Георгиевский пер.,15, кв. 5.

ГАРФ, ф. А2306, оп. 22, ед. хр. 89, л. 4.

Есенин готовит к печати книгу «Трерядница».

И. В. Грузинов в 1926 г. вспомнит:

«1920 г. Весна. Георгиевский пер., д. 7 <ошибка памяти — д. 15>, квартира С. Ф. Быстрова.

Желтоватое тихое утро. Низенькая комнатка с маленькими окошками. Обстановка простенькая: стол, кровать, диван, в углу старый книжный шкафик. Есенин сидит за столом против окошка. Делает макет „Трерядницы“. Наклеивает вырезки с напечатанными стихами в тетрадку, мелким почерком переписывает новые стихи на восьмушки писчей бумаги: каждая буковка отдельно. <...> Работает размеренно. Сосредоточен и молчалив. Озабочен работой. Напоминает сельского учителя, занятого исправлением детских тетрадей. Отдельные неприклеенные листочки дает мне:

— Прочти и, если что заметишь, скажи!

Читаю поэму „Пантократор“. Предлагаю переделать строку:

Полярный круг — на сбрую.

Спорим. Он не соглашается. Защищает строчку. В стихотворении „О боже, боже, эта глубь...“ предлагаю исправить строку:

В твой в синих рощах скит.

Ему нравится эта строка. Он решает оставить ее неприкосновенной.

Читаю „Кобыльи корабли“, обращаю внимание Есенина на предпоследнюю строфу:

В сад зари лишь одна стезя,
Сгложет рощи октябрьский ветр.
Все познать, ничего не взять
В мир великий пришел поэт.

- 337 -

Спрашиваю:

— Куда следует отнести определение „великий“ — к слову „мир“ или к слову „поэт“?

Ничего не отвечает. Молча берет листик чистой бумаги, пересаживается на диван и, покачивая головою вправо и влево, исправляет строфу.

— Так лучше, — говорит через минуту и читает последнюю строчку строфы:

Пришел в этот мир поэт».

Восп., 1, 351—352.

Есенин увлекается стихами поэта Л. А. Мея.

В воспоминаниях И. В. Грузинова это событие отнесено к 1919 г., однако Есенин и Мариенгоф жили по адресу, который указан мемуаристом, в 1920 г.

«Георгиевский пер., д. 7 <15>, квартира Быстрова.

Есенин увлекается Меем. Помню книжку Мея, в красной обложке, издание Маркса. Он выбирает лучшие, по его мнению, стихи Мея, читает мне. Утверждает, что у Мея чрезвычайно образный язык. Утверждает, что Мей имажинист.

По-видимому, увлечение Меем было у него непродолжительно. В дальнейшем он не возвращался к Мею, ни разу не упоминал о нем».

Грузинов, 4.

Март, до 2. В № 55 журнала «Вестник театра» помещается рецензия Н. Захарова-Мэнского (?) на книгу В. Л. Львова-Рогачевского «Поэзия новой России: Поэты полей и городских окраин» (подпись: М.).

В ней подчеркивается:

«Правильно отведено место ново-крестьянским поэтам (наименование очень верное, принадлежит автору): Есенину, Клычкову, Клюеву, Ширяевцу».

Март, 3. Проводится торжественный вечер, посвященный открытию Дома печати (Никитский бульвар, 8), при участии государственных и партийных деятелей А. Луначарского, Н. Бухарина, Л. Каменева, К. Радека и других.

Газ. «Известия ВЦИК», 1920, 3 и 4 марта, № 48 и 49.

Дом печати, создававшийся революционной властью для устройства литературных диспутов, вечеров, митингов, вскоре стал своего рода противовесом различным литературным кафе, проводившим независимую эстетическую программу.

Впоследствии Есенин не только неоднократно будет выступать в Доме печати (15 дек. 1920; конец дек. 1920), но и станет его членом (см.: не ранее 1 янв. 1922; не ранее 15 марта 1922).

Март, 5. Есенин, В. Г. Шершеневич и А. Б. Мариенгоф обращаются с письмом к народному комиссару по просвещению А. В. Луначарскому:

«Еще в тот период, когда Советская власть не успела отпраздновать свою первую годовщину, мы, поэты, мастера слова, работали вместе с нею, не поддавшись общеинтеллигентскому саботажному настроению. Еще в то время мы радостно давали свои строки — стихи и статьи — в советские газеты, сборники, журналы. Несмотря на неоднократные возможности для каждого из нас оказаться по ту сторону

- 338 -

Советской России, мы отрицали эти возможности, полагая, что всякое искусство новаторов, искусство исканий может существовать только в стране рождающегося социализма, в стране, несущей новый мир миру.

И мы должны сознаться, что в ту пору с нами считались, нашей работой дорожили, нас приглашали в газеты („Известия“ ЦИК, „Советская страна“), и в сборники (изд-во ЦИК, „Явь“), и в журналы, на диспуты, в отделы; словом, у нас были все шансы полагать, что наше неустанное желание искать новые пути, а не идти по проселочным дорогам, ценится и приветствуется.

Однако в настроении интеллигенции вообще и литературном мире в частности произошел перелом в связи с усилением и укреплением Советской власти. И вот мы должны с грустью констатировать, что то, что мы приняли за дружественное поощрение, оказалось просто осуществлением принципа „на безрыбии и рак рыба“. Стоило согласиться на работу литературным именам символизма и натурализма, как все искусство новаторов было забыто; его стали не только не поощрять, но даже загонять, запрещать. <...> Советские издания чуждаются нас, как зачумленных, а самое слово „имажинизм“ вызывает панику в рядах достопочтенной критики и ответственных работников. Мы лишены самого главного, может быть, единственного смысла нашего существования: возможности печатать свои стихи, а следовательно, и писать их, ибо как нет театра для себя, так нет и поэзии для себя».

Далее авторы письма просят разъяснения относительно развернутой в стране «травли, систематической и пристрастной» и предупреждают наркома по просвещению:

«...при условии предоставления нам возможности печататься, выпускать собственные книги, без каких бы то ни было государственных субсидий, мы готовы работать и искать и будем это делать до тех пор, пока наш путь не станет путем общим, пока имажинизм, этот ренессанс искусства, не откроет ключом Марии дверь в новый золотой век искусства.

Но если мы действительно не только ненужный, но чуть ли не вредный элемент в искусстве, как это пишут тт. критики и работники, если наше искусство не только вредно, но даже опасно Советской республике, если нас необходимо лишать возможности печататься и говорить, то мы вынуждены просить Вас о выдаче нам разрешения на выезд из России, потому что мы желаем работать и работать так, как это велит наше искусство, не поступаясь ни одним лозунгом имажинизма, этого поэтического учения, которое для нас является единственно приемлемым.

С. Есенин, В. Шершеневич, Мариенгоф».

Есенин, VII (2), 237—240, 410—414.

- 339 -

Март, 6. Казанская газета «Знамя революции» (№ 53) помещает рецензию А. И. Тинякова на книгу стихов А. Ланэ «Революция революций» (подпись: Герасим Чудаков).

Автор отмечает:

«...„футуризм“, „имажинизм“ и т. п. ценны только как показатель того разложения и расслабления, до какого дошла буржуазия».

Ровно через три месяца А. И. Тиняков подвергнет имажинистов Есенина, А. Б. Мариенгофа, В. Г. Шершеневича жесткой критике уже поименно (см.: 6 июня 1920).

Март, 7. Выходит № 63 харьковской газеты «Борьба» со стихотворением Есенина «Хорошо под осеннюю свежесть...», публикуемым впервые.

См. также: Есенин, I, 144, 555.

А. Б. Мариенгоф отнесет время создания этого стихотворения к зиме 1919 /1920 гг.:

«...Ванну мы закрыли матрацом <так!> <...> — ложе; умывальник досками — письменный стол; колонку для согревания воды топили книгами. Тепло от колонки вдохновляло на лирику. Через несколько дней после переселения в ванную Есенин прочел мне:

Молча ухает звездная звонница,
Что ни лист, то свеча заре.
Никого не впущу я в горницу,
Никому не открою дверь.

Действительно: приходилось зубами и тяжелым замком отстаивать открытую нами „ванну обетованную“. Вся квартира, с завистью глядя на наше теплое беспечное существование, устраивала собрания и выносила резолюции, требующие: установления очереди на житье под благосклонной эгидой колонки и на немедленное выселение нас, захвативших без соответствующего ордера общественную площадь».

Мариенгоф, 59.

Однако по авторской помете в наб. экз. (1925) это произведение считается созданным в 1918 г.

См.: 1918.

Март, после 9. Петроградский журнал «Вестник литературы» (№ 3, март) публикует отчет О. А. Израэльсона о литературном диспуте в кружке «Звено» на тему «Литература будущего» (подпись: Литературный Нестор).

Время выхода журнала определяется с учетом помещенного в нем сообщения о кончине писателя и критика П. К. Бессалько.

«Сюда явились имажинисты, пролеткультцы, суриковцы, представители разных течений — „Звено“, „Литературный особняк“ и даже сам шеф старой поэтической школы — не стареющий и вечно юный К. Д. Бальмонт. Диспут открыл: историограф В. Львов-Рогачевский, стремившийся стать на примиренческую позицию и представить эклектический образ будущей русской литературы. К. Д. Бальмонт защищал не столько свою поэтическую школу, сколько самого себя от обвинения в буржуазности. <...>

Разумеется, наиболее содержательными были речи пролеткультцев — Казина и Кириллова. „Вышел на арену, — говорили они, — новый класс, и он создаст свою жизнь, свою культуру и литературу“. Имажинисты, от лица которых выступил даровитый

- 340 -

поэт, но слабый оратор и эрудит Сергей Есенин, защебетал свою старую и не очень вразумительную песенку об их поэзии как поэзии образа. Забавней всех было выступление суриковцев, стремившихся также лягнуть поэзию прошлого. Заключительным аккордом диспута было слово П. Сакулина, — слово разумное и мудрое. Старый историк литературы указал собравшимся поэтам, что класс и другие отличия могут наложить отпечаток на поэзию, но поэзия не должна быть ни пролетарской, ни буржуазной, а лишь человеческой».

См.: 2 февр. 1920.

Март, 10. Нарком по просвещению А. В. Луначарский направляет письмо Есенина, Мариенгофа и Шершеневича заведующему Госиздатом В. В. Воровскому со следующей сопроводительной запиской:

«Прилагая при сем обращение ко мне трех имажинистов Есенина, Шершеневича, Мариенгофа, прошу Вас вернуть мне его с Вашим письменным отзывом».

Есенин, VII (2), 411.

См.: 5 марта 1920; 16 марта 1920.

Март, 12. Есенин приходит в гостиницу «Люкс», чтобы поздравить Е. Р. Эйгес с днем рождения.

Дарит ей ковер в русском стиле с изображением Георгия Победоносца.

Датируется по воспоминаниям Е. Р. Эйгес:

«Между тем приближалась весна, а с нею и день 12 марта, день моего рождения... <В тот день> я сидела одна в грустном настроении, родные были далеко, в разных концах Москвы. Вдруг я услышала стук в дверь... За дверью стоял Есенин, держа в руках что-то, завернутое в большую трубку. Войдя в комнату, он развернул сверток: это был прекрасный ковер, расшитый яркими шелками, в русском стиле. На нем изображался Георгий Победоносец на белом коне, кругом зеленые травы-муравы. „Это тебе, ты ведь любишь“, — сказал Есенин. Он знал, что я люблю кустарные вещи, коврики, которыми была украшена моя комната, но такого чудесного ковра у меня, конечно, не было. Есенин объяснил, что ковер ему подарили и что он куплен был на выставке кустарных изделий на Петровке».

Восп.-95, 285.

Март, 16. Заведующий Госиздатом В. В. Воровский направляет А. В. Луначарскому письменный отзыв на обращение трех имажинистов — Есенина, Шершеневича, Мариенгофа:

«По поводу заявления имажинистов, препровожденного Вами при отношении № 1297 от 10 с/м, Государственное Издательство сообщает: 1) что касается моральной поддержки и поощрения художественной работы, то Государственное Издательство затрудняется брать на себя такие задачи и думает, что они более подходят вновь организованному Литературному Отделу Наркомпроса.

Что касается вопросов технических, т. е. разрешения печатать, предоставления типографии и бумаги, то жалобы имажинистов поэтически преувеличены.

- 341 -

Ни Гос. Издательство, ни его орган — Отдел печати М. С. Р. и К. Д. не лишают имажинистов права печатать свои произведения, но предлагают им для работы объединиться в кооператив, ибо иметь дело с целым рядом одиночек-издателей, допускать, чтобы каждая такая одиночка путалась, в качестве толкача, по типографиям, нарушает проводимую нами организацию. Если три имажиниста могли объединиться на челобитную, то что мешает им объединиться в издательской работе? Однако они почему-то упорно от этого открещиваются.

Бумаги мы им дать не можем, ибо на такой „ренессанс искусства“ бумагу тратить не считаем себя вправе, но пока у них бумага есть и пока ее еще не отобрали, мы им пользоваться ею не препятствуем. Пусть они не нервничают и не тратят время на „хождение по мукам“, а подчинятся требованию и объединятся в кооператив, как им было предложено в Отделе печати.

В. Воровский».

Письма, 321—322.

Слова главы Госиздата, наверняка знавшего о функционировании кооперативных издательств „Московская Трудовая Артель Художников Слова“ и „Имажинисты“, по существу, являлись отговоркой.

Март, после 16. А. В. Луначарский пересылает письмо В. В. Воровского «представителям поэтов-имажинистов», сопроводив его запиской:

«Жалоба Ваша на отношение к Вам Государственного Издательства была мною переслана Заведующему им тов. Воровскому, ответ которого при сем прилагаю».

Есенин, VII (2), 412.

Март, 18—19. Петроградская газета «Жизнь искусства» (№ 401—402; раздел «Литературная жизнь Москвы») сообщает о реорганизационных мероприятиях во Всероссийском союзе поэтов и о проблемах книжной торговли:

«Совершенно реорганизовался Всероссийский Союз Поэтов, принявший за последнее время слишком нежелательный характер благодаря выходкам поэтов-имажинистов. В настоящее время во главе союза стали представители всех течений, внешний вид изменен коренным образом, надписи, часто мало цензурные, сняты, стены союза покрыли карикатуры худ<ожника> Мака. При союзе организована библиотека и налаживается 1-ый сборник Всероссийского союза поэтов. Председателем союза состоит М. П. Герасимов. <...>

В Москве в данное время, кроме лавки писателей, функционируют еще 4 литературных лавки: „Лавка поэтов“ В. Шершеневича и А. Кусикова; „Деятелей Искусства“ — Когана, Шихмана, Балтрушайтиса и других; лавка Дворца искусств, в которой работают поэты: М. Ройзман, Д. Туманный и писатель Лаврский и лавка имажинистов — Есенина, Мариенгофа и других. Все эти лавки очень бойко торгуют книгами по литературе и искусству. Цены везде очень высокие. Часто встречаются очень редкие экземпляры книг, давно исчезнувших с книжного рынка».

Март, 22. Есенин, А. Б. Мариенгоф, А. М. Кожебаткин и их общие друзья слушают в квартире С. Ф. Быстрова повесть Н. Л. Шварца «Евангелие от Иуды» в авторском чтении и критикуют произведение.

Мариенгоф, 73—75.

- 342 -

Датируется в соответствии с утверждением А. Мариенгофа, что это чтение происходило накануне отъезда его и Есенина в Харьков (Мариенгоф, 73).

Вместе с тем другое утверждение Мариенгофа — о самоубийстве Шварца (застрелился) на следующий день после чтения — не соответствует действительности. «Вестник театра» (1920, № 60, 12—18 апр.) в «Скорбном листке» сообщил:

«Скоропостижно скончался профессор философии педагогической академии Николай Львович Шварц. <...> Незадолго до смерти он написал повесть „Евангелие от Иуды“. Было ему не больше 30 лет, и умер он при странных обстоятельствах. <Он> обладал великолепным, блестящим и острым умом, глубоким и приятным талантом. <...> Тяжелая болезнь <...> развила в нем острую неврастению, и все это привело к жестокой развязке несколько дней назад. <...> Крайне интересн<а> повесть „Евангелие от Иуды“, которую осуждали за кощунство и которой, может быть, суждено сделать его имя незабываемым...».

М. Ройзман приводит рассказ поэтессы Н. Манухиной:

«...Я в 1920 г., живя в Кашине, получила от Николая <Шварца> письмо, в котором он сообщал о чтении „Евангелия от Иуды“ Есенину и Мариенгофу. Он писал, что их резко отрицательный отзыв не произвел на него никакого впечатления... Через месяц после этого „памятного“ чтения Шварц не застрелился, а отравился кокаином, которым в последние месяцы он сильно злоупотреблял...».

Ройзман, 268.

Март, до 23. Журнал «Вестник театра» (№ 58, 23—28 марта) в рубрике «Литературная хроника» сообщает:

«Поэтами-имажинистами А. Мариенгофом, В. Шершеневичем и С. Есениным подано народному комиссару по просвещению заявление, в котором, констатируя „планомерное удушение, моральное и физическое, государством революционного искусства“, они просят определенного ответа: нужны ли они Советской России или нет. При положительном ответе — должна быть дана возможность работе, при отрицательном — поэты-имажинисты просят о выдаче им заграничных паспортов».

Приведенных в публикации слов «планомерное удушение, моральное и физическое, государством революционного искусства» в оригинале заявления (см.: 5 марта 1920) на самом деле нет.

Там же — статья Н. Н. Захарова-Мэнского «Книги стихов 1919 года»:

«Господа имажинисты, как из рога изобилия, закидали поэзию 1919 года своими тоненькими книжечками. Пресловутая „Явь“, уже достаточно оцененная и по заслугам изруганная всеми, начала этот „образоносный“ цикл <...>. Ничего нового не дает и „Плавильня слов“ — сборник имажинистских стихов Мариенгофа, Шершеневича и Есенина. В лице Есенина русская поэзия приобрела во всяком случае сильного поэта. В его стихах много задора, много от „имажинистского кривляния“, много непонятного для среднего читателя, но истинная настоящая поэзия так и брызжет и в его „Радунице“, и в „Сельском часослове“, и в „Преображении“, и во всех его талантливых стихах, разбросанных по сборникам и журналам, и в его книжке статей о графике древней Руси — „Ключи Марии“».

Март, до 23, или Апрель, после 28 ... Май, около 2, или Май, 7 ... 31. Есенин передает Е. Р. Эйгес часть своих рукописей.

Рамки события определяются временем пребывания Есенина в Москве весной 1920 г.

Е. Эйгес вспомнит об этом:

«Получила я рукопись Есенина при следующих обстоятельствах. Весною 1920 года я зашла как-то днем к Есенину, который жил тогда в Гранатном переулке у одного

- 343 -

из своих сопайщиков по книжному магазину на Б. Никитской. Помню большую, светлую, похожую на класс комнату. <...> Есенин в хорошем расположении духа.

— Вот, — сказал Есенин, — даю тебе третью часть своих рукописей; остальные две — маме и сестре Кате. С этими словами Есенин достал целую кипу рукописных листков и, отделив третью часть, дал ее мне. Я спрятала листки, их было штук пятьдесят. К сожалению, сохранилось только три листка...».

Восп.-95, 279.

Рукопись стихотворения Есенина «Хулиган» на 3-х листах, о которых упоминает Е. Р. Эйгес, в настоящее время хранится в РГБ.

Март, 23. Есенин вместе с А. М. Сахаровым и А. Б. Мариенгофом выезжает из Москвы в Харьков.

Датируется по мандату А. М. Сахарова № 1998.

А. М. Сахаров как член коллегии Полиграфического отдела ВСНХ был командирован «на Украину для участия в организационном заседании украинских полиграфических отделов и на Юг России для <...> восстановления полиграфического производства в местах, освобожденных от белогвардейцев».

РГАЭ, ф. 3429, оп. 31, ед. хр. 145, л. 29 (сообщено Н. М. Солобай).

А. М. Сахаров пригласил в поездку Есенина и А. Мариенгофа. В архиве Полиграфического отдела ВСНХ сохранился машинописный отпуск удостоверения, выданного 2 (?) марта 1920 за № 2006 А. Мариенгофу в том, что он «едет на Украину в качестве секретаря заведующего Полиграфическим отделом ВСНХ тов. Сахарова» за подписью того же А. М. Сахарова, но уже как члена коллегии отдела (РГАЭ, ф. 3429, оп. 19, ед. хр. 140, л. 28; сообщено Н. М. Солобай).

Невозможно сомневаться, что и Есенин получил аналогичное удостоверение, но его копия в архиве ВСНХ не обнаружена (в РГАЭ сохранилось только три единицы хранения документов Полиграфического отдела).

Март, 31. В Москве Есенина вызывают в народный суд «по делу № 10055», но он, находясь в отъезде, туда явиться не может.

Хлысталов, 17.

По мнению исследователя, Есенин ездил на Украину не потому, что там было менее голодно, а для того, чтобы скрыться от вызова в суд (там же, 16).

См.: 27 янв. 1920; 3 февр. 1920; 3 мая 1920.

Март, 31 (?). Есенин с А. М. Сахаровым, А. Б. Мариенгофом и группой типографских работников прибывает в Харьков.

Датируется по воспоминаниям А. Б. Мариенгофа, утверждавшего:

«От Москвы до Харькова ехали суток восемь — по ночам в очередь топили печь, когда спали, под кость на бедре подкладывали ладонь, чтобы было помягче».

Мариенгоф А. Воспоминания о Есенине. М.: Огонек, 1926, с. 43.

Есенин неожиданно встречает на улице Л. И. Повицкого и останавливается в семье его друзей вместе с А. Б. Мариенгофом.

Л. И. Повицкий в 1954 году вспомнит:

«Я приехал в Харьков и поселился в семье моих друзей. Конечно, в первые же дни я им прочел всё, что знал наизусть из Есенина. Девушки, а их было пятеро, были крайне заинтересованы как стихами, так и моими рассказами о молодом крестьянском поэте. Можно себе представить их восторг и волнение, когда я, спустя немного времени, неожиданно ввел в дом Есенина. Он только что приехал в Харьков с Мариенгофом, и я их встретил на улице».

Восп., 2, 239.

- 344 -

См. также: Мариенгоф, 77—78; Божко В. А. Есенин в Харькове. — Газ. «Голос депутата», Харьков, 1994, июнь, № 4.

В. А. Божко на основании своих разысканий пришел к выводу, что Л. Повицкий «ввел Есенина» в дом А. И. Лурье, своего знакомого с 1906 года, и это его дочери «выпорхнули с писком и визгом навстречу Есенину и Мариенгофу» (письмо В. А. Божко С. И. Субботину от 25 марта 2004).

Март, 31 — Апрель, 22. Есенин и Мариенгоф живут на квартире друзей Л. И. Повицкого (Рыбная улица, 15).

Дата завершения пребывания Есенина в Харькове и его отъезд определяется по дневниковой записи Чапыгина (см.: 22 апр. 1920).

По свидетельству Л. И. Повицкого, А. Б. Мариенгоф много времени проводил и у своих дальних родственников (см.: Повицкий Л. О. <так!> Сергей Есенин (Воспоминания) <1940-е—1950-е гг.> ( РГБ, ф. 393, оп. 2, ед. хр. 2, л. 9 об.).

См. также: до 22 апр. 1920.

Март. А. Б. Мариенгоф пишет стихотворение «На каторгу пусть приведет нас дружба...» с посвящением «Сергею Есенину»:

На каторгу пусть приведет нас дружба,
Закованная в цепи песни.
О день серебряный,
Наполнив века жбан,
За край переплесни.

Меня всосут водопроводов рты,
Колодези рязанских сел — тебя.
Когда откроются ворота
Наших книг,
Певуче петли ритмов проскрипят.

И будет два пути для поколений:
Как табуны, пройдут покорно строфы
По золотым следам Мариенгофа
И там, где, оседлав, как жеребенка, месяц,
Со свистом проскакал Есенин.

Стихотворение выйдет в книге А. Мариенгофа «Стихами чванствую: Лирические поэмы» (см.: до 4 сент. 1920).

Тогда же А. Б. Мариенгоф пишет поэму «Встреча» с посвящением «Сергею Есенину».

Поэма будет напечатана в коллективном сборнике «Харчевня зорь» (см.: 15 ... 17 апр. 1920) и в книге А. Мариенгофа «Стихами чванствую: Лирические поэмы» (см.: до 4 сент. 1920).

Март ... Май. Составляется список членов Всероссийского профессионального союза писателей, куда включается и Есенин.

Субботин С. И. О составе Московского профессионального союза писателей (1919) и Всероссийского профессионального союза писателей (1920). — НЛО, 1995, № 11, с. 185—194.

Группа поэтов-экспрессионистов (Б. Земенков, Г. Сидоров и И. Соколов) обращается ко всем литературным объединениям, включая имажинистов, с воззванием о созыве первого Всероссийского конгресса поэтов.

Датируется по выходным данным («весна 1920») изданной экспрессионистами брошюры (см. ниже).

- 345 -

В воззвании говорилось:

«Мы, русские поэты, уже давно чувствуем необходимость в ежегодных созывах Всероссийских конгресс<ов> Поэтов, на которых все существующие литературные течения от реалистов и символистов до имажинистов и экспрессионистов должны решать очередные вопросы формы и содержания. <...>

На Конгрессе должны быть представлены все существующие школы.

Вот приблизительный состав Конгресса в официальных группировках:

Реалисты — Бунин, Новиков, Белоусов, Столица, Никулин и Стенич.

Символисты — Мережковский, Сологуб, Гиппиус, Брюсов, Бальмонт, Белый, Блок, Вячеслав Иванов, Балтрушайтис, Кузмин, Ходасевич, Волошин, Эренбург, Эллис и Соловьев.

Акмеисты — Гумилев, Городецкий, Мандельштам, Зенкевич и Нарбут.

Интимисты — Ахматова, Цветаева, Моравская, Инбер, Крандиевская и Шагинян.

Центрифугисты — Бобров, Пастернак, Аксенов и Асеев.

Футуристы — Маяковский, Большаков, Каменский, Бурлюк, Золотухин, Ивнев, Лившиц, Гнедов, Спасский, Кушнер, Петников и Лавренев.

Эго-футуристы — Северянин.

Кубо-футуристы — Хлебников, Крученых и Шкловский, Якубинский, Якобсон и Брик (теоретики заумного языка).

Народники — Клюев, Клычков, Орешин, Ширяевец и Семёновский.

Пролеткультцы — Герасимов, Гастев, Кириллов, Самобытник, Казин, Александровский, Филипченко и Полетаев.

Имажинисты — Шершеневич, Третьяков, Есенин, Мариенгоф, Эрдман, Кусиков и Моносзон.

Экспрессионисты — Ипполит Соколов, Гурий Сидоров и Земенков.

Нео-классики — Ратгауз, Гальперин, Леонидов, Присманова, Волчанецкая и Захаров-Мэнский.

Левая молодежь — Грузинов, Рексин, Рудин, Решетов, Буданцев, Недзельский, Предтеченский, Оленин и Владычина.

Персонально вне школ и группировок: <в перечне — 33 имени>.

Литературные критики: <в перечне — 33 имени>.

<...> Мы, конечно, надеемся, что скоро будет созван Конгресс Поэтов не только Всероссийский, но и Интернациональный!».

Воззвание экспрессионистов о созыве Первого Всероссийского Конгресса Поэтов. [М.], 1920, весна, с. 3—7 (выделено в тексте).

Апрель, около 1. Есенин вместе с А. Б. Мариенгофом посещает В. В. Хлебникова, живущего в Харькове (ул. Чернышевского, 16).

Датируется исходя из последующих встреч с В. Хлебниковым, посвященных изданию коллективного сборника «Харчевня зорь» (см.: 15 ... 17 апр. 1920), организации поэтического вечера в Первом городском театре Харькова (около 12 апр. 1920), встреч, на которых поэты фотографировались вместе (см.: до 22 апр. 1920).

А. Мариенгоф напишет в «Романе без вранья»:

«В Харькове жил Велемир <так!> Хлебников. Решили его проведать.

Очень большая квадратная комната. В углу железная кровать без матраца и тюфячка, в другом углу табурет. На табурете обгрызки кожи, дратва, старая оторванная подметка, сапожная игла и шило.

Хлебников сидит на полу и копошится в каких-то ржавых, без шляпок, гвоздиках. На правой руке у него ботинок.

Он встал нам навстречу и протянул руку с ботинком».

Мариенгоф, 79.

См. также: Божко В. А. Сергей Есенин в Харькове. — Радуница, 3, 39—40.

- 346 -

Есенин знакомится с Е. И. Лившиц и Ф. Е. Лейбман.

Датируется в соответствии с воспоминаниями Е. Лившиц (1958):

«В 1920 году я жила в Харькове. Моя подруга, Фрида Ефимовна Лейбман, жила на Рыбной улице. Мы вместе работали в статистическом отделе Наркомторга Украины. В доме, где жила Лейбман, гостил в соседней квартире Лев Осипович Повицкий. Весной 1920 в Харьков приехали Есенин и Мариенгоф. Как-то меня встретила Фрида и сказала, что у Повицкого остановился Есенин. <...> Фриде и мне захотелось повидать поэта (тогда ей было 24, а мне 19 лет), и мы решили пойти к Повицкому, с которым уже были хорошо знакомы раньше. На другой день Есенина мы увидели. Был он в тужурке из оленьего меха. Читал он нам стихи. Пробыл в Харькове две-три недели. Встречались мы часто...».

Цит. по: Хроника, 1, 158—159.

Знакомство Есенина с Е. И. Лившиц в дальнейшем перерастет в дружбу.

См.: 19 апр. 1920; до 22 апр. 1920; 8 июня 1920; 23 июля 1920; 11 авг. 1920.

Апрель, начало. При посредничестве Л. И. Повицкого Есенин встречается с их общим знакомым — врачом М. С. Тарасенко.

Время события определяется с учетом последующих контактов Есенина с М. С. Тарасенко (см.: до 22 апр. 1920).

Этой встрече предшествовал разговор Л. И. Повицкого с М. С. Тарасенко. Вот что потом расскажет Повицкий:

«Михаила Степановича я разыскал в дни приезда Есенина в Харьков. После первых объятий и дружеских восклицаний он взволнованно произнес:

— Знаешь, ведь сюда приехал Сережа!

— Какой Сережа?

— Да Есенин, Сережа Есенин!

— А ты его знаешь, Михаил Степанович?

— Как же не знать Сережу! Я его люблю, как сына. Да вот не знаю, где он остановился.

— Сергей Александрович у меня.

— Что?! У тебя?! Ах ты, разбойник! И ты молчишь! Тащи к себе».

Далее Повицкий описывает встречу Есенина с М. С. Тарасенко:

«Есенин обрадовался Тарасенко. Он с ним, оказывается, встречался не то у Серафимовича, не то у Гусева-Оренбургского. Тарасенко горячо заговорил:

— Вот что, Сережа, и ты, Лев Осипович; у меня тут есть добрые люди, врачи. <...> Вот у одного из этих врачей мы соберемся. Будет, конечно, горилка, будет и ладная закуска. За столом послушаем тебя, Сережа, твоего приятеля Мариенгофа и, может быть, Лев Осипович нам что-нибудь скажет. Ну, а я Вам почитаю свой „космизм“. Очень хочу, Сережа, твое мнение услышать о моем учении.

Мы дали свое согласие».

Повицкий Л. О.<так!> Сергей Есенин (Воспоминания) <1940-е—1950-е гг.> ( РГБ, ф. 393, оп. 2, ед. хр. 2, л. 12—12 об.).

Встреча состоялась (см.: до 22 апр. 1920).

Апрель, 10 ... 12. В один из дней празднования Пасхи Есенин читает стихи (в т. ч. поэму «Инония») в сквере в центре Харькова.

Л. И. Повицкий в 1954 году вспомнит об этом:

«Утром, в один из дней пасхи, мы с ним вдвоем прогуливались по маленькому скверу в центре города, против здания городского театра. Празднично настроенная

- 347 -

толпа, весеннее солнце, заливавшее сквер, вызвали у Есенина приподнятое настроение.

— Знаешь что, я буду сейчас читать стихи!

— Это дело! — одобрил я затею.

Он вскочил на скамью и зычным своим голосом, еще не тронутым хрипотой больничной койки, начал импровизированное чтение. Читал он цикл своих антирелигиозных стихов. Толпа гуляющих плотным кольцом окружила нас и стала с удивлением, а потом с интересом, слушать чтеца. Однако, когда стихи приняли явно кощунственный характер, в толпе заволновались. Послышались враждебные выкрики. Когда он резко, подчеркнуто, бросил в толпу:

Тело, Христово тело,
Выплевываю изо рта! —

раздались негодующие крики. Кто-то завопил:

— Бей его, богохульника!

Положение стало угрожающим, тем более что Есенин с азартом продолжал свое совсем не „пасхальное“ чтение.

Неожиданно показались матросы. Они пробились к нам через плотные ряды публики и весело крикнули Есенину:

— Читай, товарищ, читай!

В толпе нашлись сочувствующие и зааплодировали. Враждебные голоса замолкли, только несколько человек, громко ругаясь, ушли со сквера.

Есенин закончил чтение, и мы вместе с матросами, дружески обнявшись, побрели по праздничным улицам города. Есенин рассказывал им про Москву, про себя, расспрашивал об их жизни. Расстались мы с матросами уже к вечеру...».

Восп., 2, 241.

Апрель, в ночь с 10 на 11. Есенин в праздничной толпе читает свои стихи, в т. ч. поэму «Пантократор».

Событие устанавливается и датируется по воспоминаниям А. Б. Мариенгофа (см. ниже).

А. Б. Мариенгоф напишет в «Романе без вранья»:

«В пасхальную ночь на Харьковском бульваре, вымощенном человеческой толпой, читали стихи.

Есенин — своего „Пантократора“.

В колокольный звон вклинивал высоким, рассекающим уши голосом:

Не молиться тебе, а лаяться
Научил ты меня, Господь.

Толпа в шлемах, кепках и картузах, подобно огромной черной ручище, сжималась в кулак.

А слова падали, как медные пятаки на асфальт:

И за эти седины кудрявые <правильно: „За седины твои...“>,
За копейки с зл<а>тых осин,
Я кричу тебе: „К черту старое“ —
Непокорный разбойный сын.

Когда Есенин кончил, шлемы, кепки и картузы подняли его на руки и стали бросать вверх. В пасхальную ночь. В колокольный звон».

Мариенгоф, 82—83.

- 348 -

Ю. Б. Юшкин высказал предположение, что Есенин в эту ночь мог читать также главки из «Преображения», а присутствовавший В. Хлебников тогда же написал стихотворение «Москвы колымага...», в котором явственны переклички с этой поэмой Есенина (Юшкин Ю. Харьков. Весна 1920 года. — Газ. «Московский литератор», 1986, 3 окт., № 39).

Апрель, до 12. В издательстве «Имажинисты» выходит книга А. Б. Мариенгофа «Руки галстуком» с рисунками Г. Б. Якулова.

Журн. «Вестник театра», 12—18 апр., № 60, с. 15.

Оформление книги и стихи в ней не могли не вызвать интереса Есенина.

См. Приложение.

Апрель, около 12. Есенин и А. Б. Мариенгоф предлагают В. В. Хлебникову устроить церемонию избрания его Первым Председателем Земного шара в городском театре.

Время этих переговоров определяется, исходя из даты проведения мероприятия и сообщения о нем А. Б. Мариенгофа.

«...Есенин говорит:

— Велемир <так!> Викторович, вы ведь „Председатель Земного Шара“. Мы хотим в Городском Харьковском Театре всенародно и торжественным церемониалом упрочить ваше избрание.

Хлебников благодарно жмет нам руки.

Неделю спустя перед тысячеглазым залом совершается ритуал».

Мариенгоф, 81.

Именование В. Хлебникова «Председателем Земного Шара» было на слуху в литературных кругах. В нижегородском альманахе «Без муз» (1918, № 1) было опубликовано письмо Н. Н. Асеева С. П. Боброву из Владивостока от 12 апр. 1918, в котором он, в частности, писал:

«Милый Сергей Павлович! <...> Постарайся разыскать В. В. Хлебникова и сообщить ему, что С<еверо>-А<мериканские> Соединенные Штаты признают его как председателя правления Земного Шара. Дорогой Сергей Павлович! Не смотри на всё это как на шутку и блажь!».

Более подробно об организации В. Хлебниковым Общества Председателей Земного Шара см.: Шипулина Г. И. «Цветок неповторимый» и «звонкий вестник добра» (Сергей Есенин и Вел<и>мир Хлебников). — Радуница, 3, 60—61.

Апрель, около 12 — до 19. Писатель А. П. Чапыгин посещает Есенина, А. Б. Мариенгофа и А. М. Сахарова.

В 1926 году он напишет:

«Я очень обрадовался Есенину, от него узнал о Москве, и, хотя там был голод, всё же меня тянуло обратно с юга. Сахаров, с которым я познакомился, тоже был очень милый и простой человек. Они жили втроем в одной комнате; я часто заставал их хмельными и веселыми. Пил ли Мариенгоф, того не могу сказать. С. А. <Есенин> с Сахаровым пили. <...> Есенин обратился ко мне как председателю литкома, от которого зависело разрешить вечер имажинистов, и я разрешил».

Восп.-95, 157—158.

В Харькове развешиваются афиши, анонсирующие «коронацию Председателя Земного шара» В. В. Хлебникова на вечере в Первом городском театре.

«...Воинствующие имажинисты в своих публичных выступлениях применяли в Харькове обычные свои крикливо-рекламные приемы. Пестрые афиши извещали харьковскую публику, что, кроме обычного чтения стихов, на вечере в городском театре состоится торжественное объявление

- 349 -

поэта Хлебникова „Председателем Земного шара“» (Повицкий Л. Сергей Есенин в жизни и творчестве. — Газ. «Литературные новости», 1992, № 4, с. 12).

А. П. Чапыгин тоже вспомнит о плакатах, выставленных у входа в театр за три дня до «коронации» (Восп.-95, 158).

Апрель, первая половина. Есенин заходит в УкРОСТА (ул. Сумская, 11) и встречается там с Э. Я. Германом:

Датируется с учетом последующих контактов Есенина с Э. Германом (см.: до 22 апр. 1920).

«...Таким я увидел его впервые в Харькове. В высокой меховой шапке, в оленьем полушубке нараспашку, он ходил по комнатам УкРОСТА, улыбаясь всему и всем. Светлоглазый, светловолосый — он словно светился изнутри».

Герман Э. Сережа. — Газ. «Вечерняя Москва», 1925, 31 дек., № 298.

В. В. Хлебников пишет стихотворение, связанное с именами Есенина и А. Б. Мариенгофа:

Москвы колымага
В ней два имаго.
Голгофа
Мариенгофа.
Город
Распорот.
Воскресение
Есенина.
Господи, отелись
В шубе из лис.

Хлебников В. Поэзия. Драматические произведения. Проза. Публикации / Сост., коммент. А. Е. Парниса. М.: Слово, 2001, с. 621.

О датировке события см. след. запись.

Н. Н. Асеев даст позднее свою интерпретацию использования Хлебниковым слова «имаго»:

«„Два имаго“ — имажинисты и „имаги“ в смысле имеющие возможности материальные и иные, так характеризовал тогда своих случайных друзей непрактичный и не „имажный“ Хлебников».

Асеев Н. Н. Три встречи с Есениным. Воспоминания. 1926. Машинопись с авторской правкой. — ИМЛИ, ф. 32, оп. 3, ед. хр. 2, л. 2.

Апрель, 15 ... 17. Выходит коллективный сборник «Харчевня зорь» (М. <фактически Харьков>: [Див], 1920) с поэмой Есенина «Кобыльи корабли».

Божко В. А. Сергей Есенин в Харькове. — Радуница, 3, 41.

См. также: Есенин, II, 77—80, 377—385; сент. 1919.

Сохранился экземпляр «Харчевни зорь», на обложке которого рукой А. Мариенгофа написано: «Печатали с Есениным в Харькове. А. М.» (Есенин, VII (3), 403).

Л. И. Повицкий вспомнит:

«По пути предприимчивым поэтам удавалось наспех, на скорую руку, пользуясь случайными связями, отпечатать какую-нибудь тощую книжечку стихов и тут же прибыльно ее продать. Так в Харькове была ими напечатана „Харчевня зорь“, — сборник нескольких стихотворений Есенина, Мариенгофа и Хлебникова» (Повицкий Л. Сергей Есенин в жизни и творчестве. — Газ. «Литературные новости», 1992, № 4, с. 12).

«Местом издания сборника обозначена Москва, может быть, потому, что все три поэта, одновременно выступающие издателями, были москвич<ами>. По другой версии считается, что харьковские печатники убоялись нагоняя за нерациональное расходование бумаги и указали на обложке местом издания Москву. И уж совсем непонятно, почему „Книжная летопись“ за 1920 год отмечает, что книга отпечатана в Екатеринославе» (В. А. Божко — Радуница, 3, 41).

- 350 -

В сборник также входят стихотворение А. Б. Мариенгофа «Встреча» с посвящением «Сергею Есенину» и стихи Хлебникова «Москвы колымага...», «Горные чары», «Город будущего».

На внутренней странице обложки сборника:

«Печатается сборник „Имажинисты“. Поэзия, проза, статьи, рисунки. Участвует вся банда.

Редактируют: С. Есенин

       А. Мариенгоф».

См. также: март 1920, первая половина апр. 1920.

Апрель, 17 ... 28. Есенин делает дарственную надпись А. П. Чапыгину на коллективном сборнике «Харчевня зорь»:

«Дорогому Алексею Павловичу с родною северной суровой нежностью, которая крепче и тяжелей южного винограда и кипарисов. С. Есенин».

Есенин, VII (1), 129, 451.

Датируется в предположении, что Есенин подарил сборник А. П. Чапыгину в Харькове, по пути в Москву или в день приезда в столицу.

Апрель, 19. Есенин делает дарственную надпись харьковским знакомым Ф. Е. Лейбман и Е. И. Лившиц на «Харчевне зорь»:

«Фриде и Жене. — Я тебя, милый друг, помнить буду. С. Есенин».

Есенин, VII (1), 103, 442—443.

В правом углу с. 2 обложки подпись: «С. Есенин», а внизу листа, видимо, один из адресатов поставил дату: «19. IV. 20 г.». Фраза «Я тебя, милый друг...» обращена, скорее всего, к Е. И. Лившиц.

Есенин читает стихи на вечере в Первом городском театре (1-е отделение) и участвует в церемонии избрания Хлебникова «Первым Председателем Земного шара» (2-е отделение).

«...В Харьковском городском театре выступали московские поэты. Публику 1920-го года — фронтовую, „кожаную“ — эпатировали столичным поэтическим озорством. Публика негодовала, обиженная непонятным.

Не сердились только на Есенина. Не потому, что его знали — знали его здесь немногие. Просто — невозможно было сердиться на этого светлого, радостного, рассеянно улыбающегося юношу...».

Герман Э. Сережа. — Газ. «Вечерняя Москва», 1925, 31 дек., № 298.

Подробно о церемонии избрания Велимира Хлебникова «Председателем Земного шара» расскажет впоследствии А. Мариенгоф:

«...перед тысячеглазым залом совершается ритуал.

Хлебников в холщовой рясе, босой и со скрещенными на груди руками, выслушивает читаемые Есениным и мной акафисты посвящения его в „Председатели“.

После каждого четверостишия, как условлено, он произносит:

— Верую.

Говорит „верую“ так тихо, что еле слышим мы. Есенин толкает его в бок:

— Велемир <так!>, говорите громче. Публика ни черта не слышит.

Хлебников поднимает на него недоумевающие глаза, как бы спрашивая: „но при чем же здесь публика?“

- 351 -

И еще тише, одним движением рта, повторяет:

— Верую.

В заключение, как символ „Земного Шара“, надеваем ему на палец кольцо, взятое на минуточку у четвертого участника вечера — Бориса Глубоковского.

Опускается занавес...».

Мариенгоф, 81.

«Акафисты» В. Хлебникову, читанные Есениным и А. Мариенгофом, неизвестны.

А. П. Чапыгин в 1926 году напишет:

«...А. Мариенгоф выпирал на сцену тощего Велимира Хлебникова, а тот, упершись и скорчившись, никак не хотел выходить; когда выперли, вышел, но декламировал так, что его никто не слыхал. Вышел Сергей Александрович и зычным голосом начал. Стихи его были хаотичны, но в них был талант, чувствовался поэт, и были красочные пятна. За ним вышел Мариенгоф <...>. Сергей Александрович, недовольный вечером, ворчал:

— Хлебников испортил всё! Умышленно я выпустил его первым, дал ему перстень, чтобы громко заявил: „Я владею миром!“ Он же промямлил такое, что никто его не слыхал».

Восп.-95, 158—159.

К. Л. Зелинский также вспомнит об этом вечере:

«Однажды <...> я встретил Велимира Хлебникова на поэтическом вечере, который вместе с ним устроили прибывшие в Харьков Есенин и Мариенгоф. На этом вечере Велимир Хлебников, нестриженый, небритый, в каком-то мешковатом сюртуке, худой, с медленными движениями сомнамбулы, был рукоположен в „Председатели Земного Шара“».

Зелинский К. Л. На рубеже двух эпох. М., 1962, с. 123.

А. П. Чапыгин записывает в дневнике: «Концерт Есенина, завтра — отъезд».

Чапыгин, 13.

Об отъезде из Харькова см.: 22 апр. 1920.

Апрель, 21. Происходит встреча Есенина с зашедшим к нему А. П. Чапыгиным, который затем записывает:

«21.IV. Провел тревожный день. <...> Утром ходил к Есенину».

Чапыгин, 13.

Апрель, до 22. Есенин пишет стихотворение «По-осеннему кычет сова...».

Датируется в соответствии с воспоминаниями А. Б. Мариенгофа (см. ниже).

«...В темный занавес горячей ладонью уперлось весеннее солнце.

Есенин лежал ко мне затылком.

Я стал мохрявить его волосы.

— Чего роешься?

— Эх, Вятка, плохо твое дело. На макушке плешинка в серебряный пятачок.

— Что ты?..

И стал ловить серебряный пятачок двумя зеркалами, одно наводя на другое.

Любили мы в ту крепкую и тугую юность потолковать о неподходящих вещах — выдумывали январский иней в волосах, несуществующие серебряные пятачки, осеннюю прохладу в густой горячей крови.

Есенин отложил зеркала и потянулся к карандашу.

- 352 -

Сердцу, как и языку, приятна нежная, хрупкая горечь.

Прямо в кровати, с маху, почти набело (что случалось редко и было не в его тогдашних правилах) написал трогательное лирическое стихотворение.

Через час за завтраком он уже читал благоговейно внимавшим девицам:

По-осеннему кычет сова <...>».

Мариенгоф, 78—79.

Л. И. Повицкий по-иному опишет этот эпизод:

«Однажды за обеденным столом одна из молодых девушек, шестнадцатилетняя Лиза, стоя за стулом Есенина, вдруг простодушно воскликнула:

— Сергей Александрович, а вы лысеете! — и указала на еле заметный просвет в волосах Есенина.

Есенин мягко улыбнулся, а на другое утро за завтраком прочел нам:

По-осеннему кычет сова <...>».

Восп., 2, 240.

Есенин переписывает и дарит автограф стихотворения «По-осеннему кычет сова...» харьковскому издательскому работнику В. Н. Радлову (?).

Макеев Н. Н. Харьковский автограф Сергея Есенина. — Радуница, 3, 73.

Возможно, В. Н. Радлов помогал в издании сборника «Харчевня зорь».

Есенин фотографируется вдвоем с В. В. Хлебниковым и втроем с В. В. Хлебниковым и А. Б. Мариенгофом.

Есенин, VII (3), 150—151, 228—229 (фото № 45 и 46).

См. также: Парнис А. Е. Встреча поэтов С. Есенина и В. Хлебникова. — ЛР, 1975, 12 дек., №  50, с. 16.

Есенин снимается вдвоем с А. М. Сахаровым и втроем с Л. И. Повицким и А. Б. Мариенгофом.

Есенин, VII (3), 150—151, 228—229 (фото № 44 и 47).

Есенин читает стихи в кругу друзей и знакомых М. С. Тарасенко на квартире одного из них.

Граница события устанавливается по дню отъезда Есенина (см.: 22 апр. 1920).

Л. И. Повицкий вспомнит:

«В назначенный день, поздно вечером, мы отправились по указанному нам адресу. Нас встретили градом упреков за опоздание и предложили „догонять“ пирующих. Стол был сервирован на славу, вина было вдоволь, хозяева-врачи блеснули и пирогами, и всякими другими, для москвичей особенно аппетитными, домашними яствами. Мы сели „догонять“.

Два-три раза Есенин, по настойчивому требованию гостей, читал стихи. Подогретые вином, а теперь не менее хмельной брагой есенинского слова, гости вскакивали с места, бросались к чтецу и целовали его так, как умеют только добрые украинцы.

Тарасенко тоже вскакивал из-за стола, хватался за голову и, взволнованно шагая по комнате, громким шепотом повторял:

И я кого-нибудь зарежу
Под осенний свист!

- 353 -

Мы пили, пели, славили Шевченко и Пушкина, гордились нашей Родиной, вспоминали ее великого печальника Некрасова. Прошло три часа. <...> Шатаясь, я добрел до спальни хозяев. Здесь я без чувств повалился на постель. Почти в одно и то же время поднялся и Есенин из-за стола, также побрел по комнатам, ища тихого пристанища, попал в спальню и повалился на другую кровать. Очнулся я от шума голосов. Женский голос громко повторял:

— Вы ведь труп, что же Вы целуете мне руки!

Есенин, полулежа, целовал руку хозяйки, которая его спасала не то нашатырем, не то одеколоном <...>. Нам оказали „скорую медицинскую помощь“, благо во врачах недостатка не было <...>. Мариенгоф почему-то пострадал меньше нашего».

Повицкий Л. О. Сергей Есенин (Воспоминания) <1940-е — 1950-е гг.> (РГБ, ф. 393, оп. 2, ед. хр. 2, л. 12 об. — 13).

Есенин и А. Б. Мариенгоф участвуют в вечере имажинистов в клубе УкРОСТА.

Вечер был организован женой Э. Я. Германа поэтессой Е. Я. Стырской при содействии руководителя Всеукраинского бюро Российского Телеграфного Агентства Д. И. Эрде (Рахштейна).

В конце 1920-х годов Е. Я. Стырская вспомнит:

«...я загорелась идеей организовать вечер имажинистов. <...>

— Уговори руководителя УкРОСТА, — прошептал мне на ухо Есенин, — чтобы он бесплатно предоставил нам зал клуба УкРОСТА и рекламу.

Я пыталась его переубедить. Мой муж <...> был знаком с руководителем УкРОСТА, журналистом Эрде. Когда я появилась в его кабинете и горячо и сбивчиво изложила свою проблему и „культурную необходимость“ такого концерта, он удивился.

— А контрреволюции не будет? Это отчаянные парни...

— Нет, нет!

Так я получила записку к руководителю клуба УкРОСТА. Но печатать рекламки он отказался. Тогда решили написать рекламки и плакаты от руки. Для этого привлекли художников УкРОСТА. На огромных щитах были изготовлены белые плакаты, гигантскими буквами оповещавшие город о приезде вождей имажинизма. <...> Клуб был так переполнен, что пришедших позже пришлось отсылать обратно. Кто-то прошептал мне: „Пропустите в зал поэта Владимира Нарбута“. <...> Впустила. Концерт начался манифестом имажинистов, который прочел Мариенгоф. Действие его было катастрофическим. Люди шикали и смеялись.

Читает Есенин. Все глаза и головы повернулись к сцене. <...> Аплодисменты и восторг спасли кассу от штурма. Кто-то кричал: „Есенин. Вы талантливы. Вы такой симпатичный, зачем Вам имажинизм? Это обман!“ Но Есенин молодо встряхнул головой и с обаятельной улыбкой возразил: „Это учение“».

Стырская Е. Поэт и танцовщица / Пер. с нем. Л. Г. Григорьевой, подгот. текста и коммент. Л. Г. Григорьевой и Н. И. Шубниковой-Гусевой, предисл. Н. И. Шубниковой-Гусевой. — Журн. «Знамя», 1999, № 12, дек., с. 119.

Есенин часто беседует с Е. И. Лившиц.

Мариенгоф напишет в «Романе без вранья»:

«Есенин вывез из Харькова нежное чувство к восемнадцатилетней <Е. Лившиц исполнилось девятнадцать> девушке с библейскими глазами.

Девушка любила поэзию. На выпряженной таратайке, стоящей среди маленького круглого двора, просиживали они от раннего вечера до зари. Девушка глядела на луну, а Есенин в ее библейские глаза.

- 354 -

Толковали о преимуществах неполной рифмы перед точ<н>ой, о неприличии пользоваться глагольной, о барабанности составной и приятности усеченной.

Есенину невозможно нравилось, что девушка с библейскими глазами вместо „рифмы“ — произносила „рыфма“. Он стал даже ласково называть ее:

— Рыфмочка».

Мариенгоф, 85.

О взаимоотношениях Есенина с Е. И. Лившиц Л. И. Повицкий вспомнит:

«Есенин из этой группы девушек <их было пятеро> пленился одной и завязал с ней долгую нежную дружбу. Целомудренные черты ее библейски строгого лица, по-видимому, успокаивающе действовали на „чувственную вьюгу“, к которой он прислушивался слишком часто, и он держался с ней рыцарски благороден и чист. Это, пожалуй, была единственная девушка, не ставшая в его руках женщиной.

Мариенгоф отыскал в городе дальних родственников и проводил время у них и в обществе молодой белокурой Фанни. Есенин оставался дома. Вечером мы выходили во двор, где стояла вместительная бричка. Мы в ней усаживались тесной семьей, и Есенин занимал нас смешными и трогательными рассказами из своих детских лет».

Повицкий Л. О. <так!> Сергей Есенин (Воспоминания) <1940-ые — 1950-ые гг.> ( РГБ, ф. 393, оп. 2, ед. хр. 2, л. 9 об.)

А. П. Чапыгин делает групповой фотоснимок с участием Есенина.

Есенин, VII (3), 152, 229—230 (фото № 48).

На фотографии, кроме Есенина: А. Гатов, А. Мариенгоф, Ф. Шерешевская, Э. Герман, Е. Стырская, А. Сахаров.

Возможно, снимок сделан в последний день пребывания Есенина в Харькове.

См. Приложение.

В Харькове В. В. Хлебников дает Есенину и А. Б. Мариенгофу рукопись своей поэмы «Ночь в окопе», чтобы издать произведение в Москве.

Хлебников В. Поэзия. Драматические произведения. Проза. Публикации / Сост., коммент. А. Е. Парниса, М.: Слово, 2001, с. 652.

Поэма будет издана (см.: март 1921).

Апрель, 22. Есенин вместе с А. П. Чапыгиным, А. Б. Мариенгофом, А. М. Сахаровым и группой типографских работников выезжает из Харькова в Москву.

«22. IV. Отъезд из Харькова, наконец-то! С Есениным, Мариенгофом, Сахаровым и еще 3-мя инженерами. В дороге — в теплушке полиграф. отд.».

Чапыгин, 13.

Отъезд был вызван телеграммой от 19 апр. 1920 г. из Полиграфического отдела ВСНХ за № 2566:

«<...> просим Сахарова срочно выехать в Москву».

РГАЭ, ф. 3429, оп. 31. ед. хр. 145, л. 28 (сообщено Н. М. Солобай).

В 1926 году А. П. Чапыгин вспомнит об отъезде:

«Я пришел к ним, наняли извозчиков, и все вместе приехали на вокзал. Я влез в теплушку первый — там нашел все свои узлы. Помню, как сели и пили коньяк. Я был рад, что уезжаю со своими людьми и что заградительные отряды не будут нас беспокоить».

Восп.-95, 159.

Апрель, после 22 — Июнь. Есенин готовит к изданию сборник лирических стихотворений «Руссеянь. Книга первая. Альциона. 1920»

- 355 -

(не выходил), за которым, по-видимому, должна была следовать вторая книга, включающая поэмы.

Есенин, VII (3), 83—85.

Подготовка сборника в этот период отмечается по следующим данным: 1) заключительное стихотворение сборника — «По-осеннему кычет сова...» (см.: до 22 апр. 1920) — в его макете написано поэтом от руки. Можно полагать поэтому, что работа над макетом началась в период, близкий ко времени написания упомянутого стихотворения; 2) книга «Трерядница» (1920), вышедшая до 12 июня 1920 (см.), содержит на последнем листе объявление: «Готовится к печати собрание лирических стихов Сергея Есенина „Русс<е>янь“» (см.: до 12 июня 1920). Из этого ясно, что в июне подготовка сборника к выпуску еще продолжалась.

Макет сборника «Руссеянь» на 62 листах с правкой и рукописными вставками автора хранится в ИМЛИ (ф. 32, оп. 1, ед. хр. 68).

См. Приложение.

Апрель, 28. Есенин прибывает в Москву через Белгород — Курск — Орел — Тулу.

«28. IV. Приехали в Москву...».

Чапыгин, 13.

Есенин встречается с А. П. Чапыгиным в «Книжной лавке художников слова» (Б. Никитская, 15).

«28. IV... был у Есенина в магазине».

Чапыгин, 13.

Апрель, после 28 ... Декабрь. Есенин делает дарственную надпись поэту С. А. Обрадовичу на сборнике «Харчевня зорь»:

«С Добротой и щедротами духа на жизнь вечную дружественному Обрадовичу С. Есенин».

Есенин, VII (1), 126, 450.

Рамки события устанавливаются с учетом сроков выхода сборника в свет и дня возвращения Есенина в Москву (см.: 28 апр. 1920).

Факсимиле надписи см.: Антонов С. «Дружественному Обрадовичу...». — Журн. «В мире книг», М., 1977, № 1, янв., с. 89.

Апрель, конец. Происходит встреча Есенина с поэтом Н. П. Хориковым.

Событие устанавливается по дневниковой записи Т. Г. Мачтета (см.: 4 мая 1920).

При его датировке учитывается поездка Есенина в Константиново (см.: около 2 — около 6 (?) мая 1920).

Апрель. Выходит № 1 (3) двухнедельного журнала «Знамя», где републикуется стихотворение Есенина «Где ты, где ты, отчий дом...».

Время выхода журнала определяется с учетом даты выдачи Госиздатом разрешения на его издание — 30 марта 1920.

ГАРФ, ф. Р395, оп. 1, ед. хр. 128, л. 54.

См. также: 26 сент. 1918.

Май, около 2 — около 6 (?). Есенин выезжает в Константиново, где три дня проводит в доме родителей.

Датируется с учетом продолжительности пребывания Есенина на родине и точного знания дня, когда он уже был в Москве (см.: 7 мая 1920).

- 356 -

Можно предположить, что повестка с вызовом в суд на 3 мая заставила его без промедления покинуть Москву (см.: 3 мая 1920).

Сестра поэта Е. А. Есенина позднее расскажет о его приезде в 1920 году:

«За чаем Сергей спрашивает отца:

— Сколько надо присылать денег, чтобы вы по-человечески жили?

— Мы живем, как и все люди, спасибо за всё, что присылал, если у тебя будет возможность, пришли сколько сможешь, — ответил отец. <...>

После чая Сергей долго стоял у окна, по стеклу которого струилась дождевая вода.

Потом он пошел к Поповым <деревенское прозвище семьи священника И. Я. Смирнова>. <...>

На другой день Сергей опять ходил к Поповым и долго беседовал <...>.

На третий день, перед отъездом, Сергей сказал мне, а скорее самому себе:

— Толя говорил, что я ничего не напишу здесь, а я написал стихотворение.

В этот приезд Сергей написал стихотворение „Я последний поэт деревни...“».

Восп., 1, 53—54.

В недавно опубликованном (более полном) варианте воспоминаний Е. А. Есениной дважды описывается этот приезд Есенина в родное село. Приведем фрагмент второго описания:

«В 1920 году Сергей весной приехал домой. Он был не тот, которого я знала. Он возмужал, был серьезен и молчалив. Ему не понравилось дома. Мы стали бедны, одежда наша стала некрасива, и дома не было уюта. Отец сгорбился и как-то по-старчески глядел сквозь очки. Он не любил просить денег, и теперь, закурив махорку, он говорил Сергею: „Как-нибудь будем жить“. На вопрос Сергея, сколько надо денег, он отвечал: „Сколько будет возможно, пришли“. <...> По старой памяти Сергей похвалился мне, что все-таки написал здесь стихотворение. „А Толя говорил, что ничего не напишу“, — говорил он, уставившись в мутное стекло окна, по которому струились капли дождя, но читать не читал. Через день мы пошли с отцом провожать его на пароход».

В семье родной, 222.

В один из дней своего пребывания в Константинове Есенин посещает спектакль, поставленный драмкружком в доме Л. И. Кашиной.

«В апреле или мае 1920 года Есенин появился в Константинове, и я видел его среди зрителей спектакля, поставленного нашим драмкружком в доме Л. И. Кашиной. Никто тогда из нас не догадался попросить его прочесть свои стихи, о чем приходится только жалеть».

А. Н. Силкин — Жизнь Есенина, 211.

Май, 3. Есенина в Москве повторно вызывают в Народный суд, но он избегает явки, уехав в Константиново.

Хлысталов, 18.

См.: 27 янв. 1920; 3 февр. 1920; 31 марта 1920; около 2 — около 6 (?) мая 1920.

Май, около 3 — около 5. Есенин, находясь в родном селе, пишет стихотворение «Я последний поэт деревни...» с посвящением: «Мариенгофу».

Рамки события устанавливаются по воспоминаниям Е. А. Есениной (см.: около 2 — около 6 (?) мая 1920).

См. также: Есенин, I, 136—137, 329, 548—552.

Май, до 4. Н. П. Хориков рассказывает в Рязани Т. Г. Мачтету о московских встречах с Есениным и А. Б. Мариенгофом.

См. след. запись.

- 357 -

Май, 4. Т. Г. Мачтет записывает:

«Есенин как узнал, что мы из Рязани, разговорился со мной <Н. П. Хориковым>. Нашли мы общих знакомых и друзей. — Не спрашивал, как я <Мачтет> теперь? — <...> Вашу „Чалую могилу“, „Белого коня“, как же, вспоминали...».

Дневник Мачтета, карт. 6, ед. хр. 1, л. 53 об.

О дальнейших взаимоотношениях Есенина с Н. Хориковым см.: 7 февр. 1924.

Май, до 7. Есенин возвращается в Москву.

Граница события устанавливается по след. записи.

О впечатлении, которое оставила поездка в родное село, Есенин вскоре напишет Е. И. Лившиц в Харьков (см.: 8 июня 1920).

Май, 7. Есенин записывает в альбом поэтессы Р. И. Именитовой стихотворение «Колокольчик среброзвонный...».

Есенин, VII (2), 51.

Текст дается в окончательной редакции, к которой поэт пришел при подготовке книги «Голубень» (1920).

Дата записи этого стихотворения на листе альбома Р. Именитовой устанавливается по автографу В. Д. Александровского на обороте этого же листа, выполненного теми же чернилами и датированного «7 мая 1920 года».

См. также: Бойко С. Обнаружены автографы Есенина. — Газ. «Автограф», М., 1998, 25 мая — 6 июня, № 7.

Май, 7 ... 31. Есенин делает дарственную надпись поэту Н. Н. Захарову-Мэнскому на книге «Голубень» (1920):

«Захарову-Менскому дружески С. Есенин 1920 май».

Есенин, VII (1), 104, 443.

Нижняя граница события устанавливается в соответствии с записью: до 7 мая 1920.

Май, 7 ... Июль, 7. В «Книжной лавке художников слова» на Б. Никитской Есенин делает на своих книгах дарственные надписи Ф. Э. Дзержинскому.

Отдает их М. Д. Ройзману для передачи адресату.

Датируется по воспоминаниям М. Ройзмана, с учетом сроков пребывания Есенина в Москве в мае-июле 1920.

М. Д. Ройзман утверждал, что он выполнил просьбу Есенина, отнеся книги на дачу Дзержинского, бывшего в это время на Юго-Западном фронте <Дзержинский был начальником тыла армии в мае-июле 1920 года>. По словам М. Д. Ройзмана, он познакомился с Дзержинским, организуя концерты для красноармейцев, и знал от Демьяна Бедного, что семья его проживает на одной даче с семьей Дзержинского.

Ройзман, 67, 62.

Книги Есенина с надписями Ф. Э. Дзержинскому ныне неизвестны.

Май, 7 ... Ноябрь (?). По инициативе Наркомпроса зарегистрированные литературные работники включаются в перечень под названием «Московские анкеты», где под № 25 значится Есенин.

ГАРФ, ф. А2306, оп. 22, ед. хр. 89, л. 4—9; 12—23. Перечень содержит фамилию, имя, отчество литератора и адрес его местожительства.

Границы события определяются с учетом названного Есениным адреса: «Б. Никитская, 15. Кн. маг. „Худ. слова“», что соответствует времени (май — ноябрь) до его поселения с Мариенгофом в Богословском пер., 3, кв. 48.

- 358 -

Май, 8. Есенин присутствует на вечере в клубе Всероссийского союза поэтов.

Неадекватно реагирует на замечания И. В. Соколова о его стихах.

Дата события указана в заявлении И. Соколова в Литературный отдел Дворца искусств (см.: 11 июля 1920). Описание этого эпизода см.: 18 мая 1920.

В. Г. Шершеневич позднее вспомнит:

«Не дав Соколову договорить, Есенин молодцевато выскочил на эстраду и громко заявил:

— Сейчас вы услышите мой ответ Ипполиту Соколову!

И, неожиданно развернувшись, дал оппоненту по физиономии.

Соколов замер от неожиданности. Аудитория загудела. Сочувствие было, как всегда, на стороне более слабого. Кстати сказать, пощечины никогда не возвращаются. Не вернул ее и Соколов, продолжая стоять растерянно и неподвижно.

Сергей сначала развязно добавил:

— Слыхали мой ответ? Если я тихо сказал, то могу повторить громче!

Но так как аудитория затаила недоброжелательство, то Есенин почел за благо ретироваться и ушел в комнату правления. <...>

Выступали с речами поэты, потрясая кулаками. Выступали матросы, многозначительно положив руку на кобуру револьвера. Атмосфера разрядилась.

Когда всё кончилось, Есенин снова вышел и заявил уже под дружный смех:

— Вы думаете, я обидел Соколова? Ничуть! Теперь он войдет в русскую поэзию навсегда!»

Мой век, 585—586.

Май, 9. Московские поэты обсуждают с И. В. Соколовым ситуацию, сложившуюся после инцидента с Есениным.

Г. А. Сидоров-Окский вспомнит об этом:

«На другой день некоторые поэты утешали оскорбленного теоретика тем, что в этом прискорбном случае есть своя положительная сторона: как-никак пощечину получил он не от кого-нибудь, а от самого Сергея Есенина — реклама! Кроме того, он, теоретик, пострадал за истину, как до него страдали многие великие люди — опять реклама! Затем, произошло это в публичном месте, при большом стечении народа — еще раз реклама! Оскорбленный поэт все эти доводы принял всерьез».

Окский Г. (Сидоров Г.). Пора стихов: Поэтическая Москва 1917—1921 гг. — Машинопись. ГММ, 14092, л. 46.

Май, после 9. Петроградский журнал «Вестник литературы» (№ 4—5; апрель-май) в хроникальной заметке «Среди книг и авторов» сообщает о готовящемся к изданию сборнике стихов Дворца искусств с участием Есенина (не выходил).

Время выхода журнала устанавливается по анонсу в газ. «Жизнь искусства» (Пг., 1920, 8—9 мая).

«Следующей книжкой <после пьесы А. В. Луначарского „Иван в Раю“> выйдет „Первый сборник стихов Дворца Искусств“. Сюда войдут стихотворения следующих поэтов: С. Абрамова, К. Бальмонта, Андрея Белого, Сергея Боброва, К. Большакова, С. Буданцева, Екатерины Волчанецкой, Сергея Есенина, Вячеслава Иванова, Рюрика Ивнева, Веры Ильиной, Василия Ка<з>ина, В. Каменского, Пимена Карпова, Николая Колоколова, Любови Копыловой, М. Марьяновой, Веры Меркурьевой, В. Милиоти <так!>, Н. Минаева, Ольги Мочаловой, Надежды Павлович, Анны Присмановой,

- 359 -

А. Ремизова, А. Решетова, И. Рукавишникова, Сергея Спасского, Д. Туманного, В. Хлебникова, Марианны <так!> Цветаевой, Георгия Чулкова».

См. также: Есенин, VII (2), 295—296; Есенин, VII (3), 106.

В этом же номере журнала — рецензия Н. Н. Фатова на книгу В. Л. Львова-Рогачевского «Поэзия новой России. Поэты полей и городских окраин».

В рецензии, в частности, отмечается:

«В. Л. Львов-Рогачевский предостерегает молодых поэтов от увлечения футуризмом, имажинизмом, „мариенгофщиной“ и тому подобными современными течениями, не имеющими ничего общего ни с пролетарской, рабоче-крестьянской, поэзией, ни с поэзией вообще, но которые, однако, уже успели соблазнить некоторых молодых поэтов, в том числе такого многообещающего, как С. Есенин».

Там же — рецензия В. Александровского на № 4 и № 5 журнала «Москва»:

«В лежащих перед нами двух номерах мы находим имена: В. Брюсова, К. Бальмонта, Ю. Балтрушайтиса, Вячеслава Иванова, А. Ремизова, Н. Гумилева, М. Кузмина, Андрея Глобы, Александра Блока, В. Ходасевича, В. Лидина, Р. Ивнева, С. Есенина, Пимена Карпова, Ив. Касаткина, В. Мордвинкина <...> Журнал „Москва“ определенно и систематически культивирует литературу, далекую от подлинного, живого дыхания жизни».

Май, 11. И. Н. Розанов покупает в «Книжной лавке художников слова» книги Есенина (какие именно, неизвестно).

Застает самого поэта за беседой с одним из посетителей лавки.

Событие и его дата устанавливаются по дневниковой записи И. Н. Розанова (РГБ, ф. 653, оп. 4, ед. хр. 4, л. 36 об.).

Май, 12. В Доме печати на вечере пролетарской поэзии в честь завершения 1-го Всероссийского совещания (съезда) пролетарских писателей поэт И. Е. Ерошин декламирует свою пародию на Есенина: «Ах, вы сени, мои сени...».

«Красная газета», Пг., 1920, 18 мая, № 107.

Текст пародии см.: до 29 марта 1919. См. также: 18 мая 1920.

Май, 13. Петроградская газета «Жизнь искусства» (№ 450) публикует статью «Надпись или узор? (Сергей Есенин „Ключи Марии“. М., 1920 г.)» И. А. Груздева (подпись: И. Гр.):

«...интереснее было видеть новую книгу Сергея Есенина о смысле орнамента. Орнамент — музыка. Орнамент — богослужение. Орнамент — сердце народного творчества. Так славословит Сергей Есенин наш орнамент, „непоясненный и неразгаданный никем“. И так его поясняет.

Конь есть знак устремления и, посадив его к себе на крышу, русский мужик уподобляет свою хату колеснице. Цветы на постельном белье означают отдых отдавшего день труду на плодах своих. Далее, стремясь истолковать все формы орнамента, он подходит и к элементарному орнаменту, к... буквам. <...>

Разумеется, каждый волен строить свою метафизику даже по буквам алфавита; мало ли о чем можно поговорить по поводу „узора“. Хуже то, что Сергей Есенин

- 360 -

видит в такой тайнописи существо творчества и с сектантской нетерпимостью обрушивается на „невероятнейшее отупение“ русской литературы, на художников, „ювелиров, рисовальщиков и миниатюристов“, на Клюева, этого „деревенского Обри Бердслея“, на „подглуповатый“ футуризм».

Автор рецензии делает вывод:

«Предоставьте узору почетное место и не налагайте на художника прямых обязанностей Мартына Задеки, гадателя и толкователя снов».

Май, 14. В № 451 петроградской газеты «Жизнь искусства» печатается статья критика А. Беленсона «Банда воображающих»:

«„Харчевня зорь“ — сборник стихов Есенина, Мариенгофа, Хлебникова. Это — „имажинисты“, или в переводе на русский язык, — воображающие. Еще они именуют себя более интимно: на обложке объявлено, что печатается новый сборник <„Имажинисты“>, в котором „участвует вся банда“. В книжке этой, между прочим, рассказывается, что „в мир великий поэт пришел“. И далее намечена сфера его деятельности: „он пришел целовать коров“. В другом месте, рассказывая, очевидно, вполне созревшее решение, поэт сам себе советует:

Если хочешь, поэт, жениться,
Так женись на овце в хлеву.

Наконец, совершенно разочарованный, не найдя утешения и в семейной жизни, приходит он к неожиданному замыслу, изобличающему истинное величие духа:

Половину ноги моей сам съем,
Половину отдам вам высасывать.

Итак, схематизируя, вот примерный „порядок дня“ пришедшего в революционный мир великого поэта: зачислиться в банду подобного коллектива, флиртовать с коровами, затем коварно вступить в брак с овцой и закусить всё это одной половиной собственной ноги, другую — великодушно пожертвовать истощенным блокадой читателям. Такое поведение смело и ярко, но вряд ли своевременно. Ведь это раньше поэты, великие и малые, охотней всего „эпатировали“ (т. е. пришибали, ошеломляли) буржуа. Нынешний буржуа настолько уже пришиблен, что половиной человечьей ноги его не проймешь. <...>

Впрочем, спешу, как говорят французы, „вернуться к нашим овцам“ — к трем воображающим поэтам. Приятно поражает спаянность банды, взаимная любовь членов: Есенин посвящает стихи Мариенгофу, Мариенгоф пишет о Есенине, а Хлебников — о них обоих. <...> Пожалуй, Хлебников — лучший из новейших поэтов, наиболее убедительный и приятный. Прочтите хотя бы великолепный его „Город будущего“.

Превосходные строчки попадаются нередко у Есенина, там, где он не подражает Маяковскому:

Поле, поле, кого ты зовешь?
Или снится мне сон веселый,
Синей конницей скачет рожь,
Обгоняя леса и села».

Май, до 15. В № 2 (4) журнала «Знамя» (май) републикуется стихотворение Есенина «Нивы сжаты, рощи голы...».

См. также: 26 сент. 1918.

- 361 -

Граница события устанавливается по дате публикации отклика на выход этого номера журнала в газ. «Коммунистический труд» (1920, 15 мая; за подписью: Т. <Блюм>) — статьи «Левые эсеры».

Помимо стихотворения Есенина, в журнале напечатаны стихи имажинистов С. Третьякова, Н. Эрдмана и В. Шершеневича.

В этом же номере журнала печатается рецензия В. Г. Шершеневича на есенинские «Ключи Марии»:

«Эта небольшая книга одного из идеологов имажинизма рисует нам философию имажинизма, чертит то миропонимание новой школы, которое упорно не хотят заметить враги нового искусства. Разбирая глубоко и научно наш словесный орнамент, к которому Есенин переходит от орнамента бытового, автор связует языческое миропонимание с современным, попутно объясняя любопытно и оригинально многие словопроисхождения, а также орнаментно-графическое значение и начертание букв. Так, буква А есть образ человека, ощупывающего на коленях землю, Б ощупывание воздуха, Я рисует человека опустившего руки на пуп, шагающего по земле и т. д. Переходя к образам, Есенин разбивает их на три категории: заставочные, корабельные и ангелические, в зависимости от плоти ли, или от духа, или от разума идет образ. Здесь Есенин резко порывает с Клюевым, которы<й> рисуется как деревенский Бердслей. Отмежевавшись от беспочвенного машинизма русского и итальянского футуризма, Есенин создает новый образ современной идеологии: „Средства напечатления образа грамотой старого обихода должны умереть вообще. Они должны или высидеть на яйцах своих слов птенцов, или кануть отзвеневшим потоком в море Леты. Вот потому-то нам так и противны занесенные руки марксистской опеки в идеологии сущности искусств. Она строит руками рабочих памятник Марксу, а крестьяне хотят поставить его корове... Мы знаем, что масл<и>чная ветвь будет принесена только образом-голубем, крылья которого спаяны верой человека не от классового осознания, а от сознания обстающего его храма вечности“.

Книга написана с большой эрудицией и с еще большим лирическим темпераментом. Многое в ней спорно, но в ней нет ни „устаревшей истины“, ни „новаторской галиматьи“».

Май, до 18. В коллективном сборнике «Конница бурь: Второй сб. имажинистов». ([М.]: Див, 1920) Есенин впервые публикует стихотворение «Теперь любовь моя не та...» с посвящением: «Н. Клюеву», а также печатает (повторно) поэму «Пантократор» и стихотворения «Хорошо под осеннюю свежесть...», «Я покинул родимый дом...».

См. также: Есенин, I, 149, 560—565; 17 февр. 1919; 29 февр. 1920; 7 марта 1920.

Время выхода сборника устанавливается по объявлению в газ. «Жизнь искусства» (см.: след. запись).

О разных точках зрения на время создания стихотворения «Теперь любовь моя не та...» см.: Есенин, I, 561—563.

Анализ этого стихотворения как отклика Есенина на стихи клюевского «Песнослова» дан в статье С. И. Субботина «Есенин и Клюев: К истории творческих взаимоотношений» (Новое о Есенине, 1, 118—119).

Май, 18. Петроградская газета «Жизнь искусства» (№ 454) помещает объявление:

«Книгоиздательство имажинистов „Див“ выпустило два сборника имажинистского творчества: „Харчевня зорь“ и „Конница бурь“; в первом, кроме С. Есенина и А. Мариенгофа, участвует В. Хлебников, во втором — А. Ганин».

- 362 -

Петроградская «Красная газета» (№ 107; рубрика «В Москве») печатает статью пролетарского поэта Д. М. Мазнина (подпись: Арсений Гранин) «Два вечера»:

«Нас, приехавших на всероссийский съезд пролетарских писателей, очень и очень заинтриговали слухи о знаменитом „Кафе поэтов“ на Тверской. Вечером, в день приезда в Москву, мы отправились в это <...> учреждение, чтобы на месте обстоятельно познакомиться с ним. Вошли в полутемное зальце с небольшой эстрадой, и сразу меня поразило одно странное в наши дни явление: в смежной с залом комнате, ярко освещенной многочисленными электрическими лампочками, за столиками сидели в самых непринужденных позах франты и расфранченные подкрашенные девицы, с увлечением что-то уплетывая. Все остатки умершей буржуазии, все сливки былой золотой молодежи собрались тут. <...> В этот день должен был быть вечер „экспрессионистов“ — каких-то новых, неизвестных миру поэтов.

С докладом о новорожденном течении в поэзии выступил некто Соколов. Докладец вышел забавным. Оратора на каждом слове прерывали самыми невероятными и плоскими шутками. В этом, очевидно, и заключалась вся соль кафе, и тщетно надрывался оратор, перекрикивая и ругаясь с хулиганствующими франтами в публике — он доклада так и не кончил.

На эстраду вступил поэт-имажинист С. Есенин и с самыми чудовищными кривляниями и уродствами прочел свои стихи. Соколов после него прерывающимся голосом завопил:

— Вот теперь вы видите превосходно, как Есенин ворует, да, ворует образы и содержанье и всё — у Клюева, у Орешина и у прочих поэтов. Он скоро умрет как поэт...

Есенин, нервными толчками поднимаясь на эстраду, более или менее спокойно говорит:

— У меня есть имя, литературный стаж и достоинство.

Размахивается, и звонкая пощечина оглашает зал. Публика орет, неистовствует. Скандал разгорелся вовсю. С чувством брезгливости мы вышли на свежий воздух из чудовищно-преступного дома, где таким скандальным апофеозом заканчивает свою роль буржуазия. <...>

В Доме печати, в том же зале, где происходило всероссийское совещание пролет[арских] писателей, мы устроили свой вечер <см.: 12 мая 1920>. И какая резкая разница между двумя вечерами! Там, в кафе поэтов, буржуазия, как умирающий класс, судорожно цепляется за жизнь, проводя последние дни в оргиях; здесь молодой, здоровый пролетариат, выдвинувший своих поэтов, показывает свои достижения...».

См. также: 8 мая 1920; 2 июня 1920; 11 июля 1920.

В этом же номере газеты помещается пародия И. Е. Ерошина на стихи Есенина.

См. также: 12 мая 1920.

Май, 19. Президиум Моссовета принимает постановление о регулировании книжной торговли с целью усиления контроля за деятельностью кооперативных книжных лавок, организованных поэтами и писателями Москвы.

Во исполнение данного постановления книжные лавки: «Лавка писателей», «Лавка поэтов», «Лавка деятелей искусств» — передаются в ведение соответствующих профессиональных союзов с

- 363 -

правом закупать книги лишь у членов этих союзов и обязанностью вести отчетность. Лавки: «Книжная полка», «Лавка Дворца искусств», «Лавка художников слова» и ряд др. — закрываются (газ. «Известия ВЦИК», 1920, 25 мая, № 111).

Сведений о том, что лавка имажинистов («Лавка художников слова») действительно закрывалась на какое-то время, отыскать не удалось. Вместе с тем об этом, возможно, свидетельствует запись в дневнике И. Н. Розанова от 11 окт.: «На обратном пути нашел открытой (вновь) <!> „Худож. Слова“» (РГБ, ф. 653, оп. 4, ед. хр. 4, л. 74 об.). Однако вряд ли можно связывать однозначно эту запись с указанным постановлением Моссовета.

Май, 20. На общем собрании, устроенном Всероссийским союзом поэтов, Есенин исключается из числа его членов в связи с инцидентом 8 мая (см.).

Известия ВЦИК, 1920, 27 мая, № 113.

См. также: 18 мая 1920; 2 июня 1920; 11 июля 1920.

Н. Д. Вольпин так вспомнит этот эпизод:

«Долго ждать суда <Есенину> не пришлось. Происходил он днем, в первом („обжорном“) зале Союза поэтов. Столики удалены. Зал забит. Я слушала, стоя: у стенки, не доходя „зеркальной арки“. Чуть ближе к ней — и почти бок о бок со мной — стоял Маяковский. До нас долетают слова Есенина:

— Каждый на моем месте поступил бы так же.

И Маяковский, взвесив, — тихо, но очень внятно:

— Я? Ни-ког-да б!<...>

На словах осуждали поэта, но в душе, казалось мне, ему сочувствовали. <...> Приговор был мягок: Есенину запретили на месяц показываться в СОПО, что, впрочем, практически не распространялось на второй зал, и Сергей по-прежнему приходил сюда обедать».

Как жил Есенин, 249.

По свидетельству Т. Г. Мачтета (см.: 14 окт. 1920), это было временное исключение, так что по возвращении с Кавказа Есенин уже 19 сент. 1920 вместе с имажинистами участвует в мероприятии Всероссийского союза поэтов в Политехническом музее, а на 8 окт. 1920 в клубе Союза поэтов назначается его доклад на тему «Словесная орнаментика». Известно, что такого рода наказание (временное исключение) до случая с Есениным выносилось поэтессе Н. Ю. Поплавской.

На этом же собрании переизбирается президиум Всероссийского союза поэтов.

Его новый состав: В. Брюсов (председатель), Е. Волчанецкая, Н. Павлович, Б. Пастернак, С. Буданцев, А. Мареев, Н. Захаров-Мэнский, И. Грузинов.

Собрание показало, что соперничество между имажинистами и членами кружка поэтов и критиков «Литературный особняк» закончилось в пользу последних — они провели в президиум четырех своих представителей.

Май, не ранее 21. На заявлении С. Ф. Быстрова о приеме его в Московский профессиональный союз писателей Есенин пишет: «Рекомендуют С. Есенин».

Есенин, VII (2), 496—497.

Другие рекомендательные подписи на этом документе не появились. Сам он остался среди бумаг А. Мариенгофа, который затем сделал из него обложку макета своего сборника стихов «Стихами чванствую». Очевидно, заявлению С. Ф. Быстрова не был дан ход.

Май, 23. На собрании в клубе при союзе пролетарских писателей

- 364 -

(Петроград) обсуждается доклад заведующего МУЗО Наркомпроса композитора А. С. Лурье о литературной богеме.

В качестве примера докладчик приводит кафе Всероссийского союза поэтов, «в котором недавно произошел „мордобой“ меж поэтами» — намек на инцидент между Ипполитом Соколовым и Есениным (см.: 8 мая 1920; 18 мая 1920).

Газ. «Известия Петроградского совета рабочих и красноармейских депутатов», 1920, 24 мая, № 111.

Май, 24. «Известия Петроградского совета рабочих и красноармейских депутатов» (№ 111) публикуют статью П. В. Пятницкого «Крестьянские поэты» (подпись: Кий), посвященную творчеству Н. Клюева, Есенина и П. Орешина.

Выделяя в поэзии Есенина тему родины, автор в то же время пытается найти у поэта недостатки в ее раскрытии:

«В числе крестьянских поэтов имеется еще и С. Есенин, поэзия которого тоже достаточно уснащена божеством, любовью к родине и различного рода вычурами в жанре футуризма. <...> О себе в отношении родины поэт заявляет так:

Тебе, твоим туманам
И овцам на полях
Несу, как сноп овсяный,
Я солнце на руках...

Вообще же о родине он говорит: „Плечьми трясем мы небо, / Руками зыбим мрак / И в тощий колос хлеба / Вдыхаем звездный злак“. Тем не менее, поэт как бы не имеет выдержанного курса и чувствует себя хотя бы и по временам одиноко, что и естественно, когда не бывает единенья с коллективом и массами. <...> У поэта нередко в хорошие стихи вкрапливается кривляние, которое, конечно, лишь портит впечатление и подтверждает лишний раз как бы душевную неуравновешенность...».

Май, до 25. Выходит № 1 журнала «Кузница» со статьей С. А. Родова «Мотивы творчества Михаила Герасимова», содержащей сопоставление поэзии М. П. Герасимова с творчеством Есенина и Н. А. Клюева.

Время выхода журнала определяется по информации в газ. «Коммунистический труд» (1920, 25 мая, № 52).

«Михаил Герасимов <...> сумел соединить в своих произведениях все богатство техники отмирающей буржуазной культуры и пролетарское чувство коллективного труда. <...> Раз навсегда оторванный от деревни, увлеченный кипучей жизнью завода <...> пролетарский поэт не знает возврата к прошлому, он не окажется в том мистически-растерянном состоянии, в котором пребывают представители нео-народнической школы — Н. Клюев, С. Есенин и др.».

Май, после 26 ... Июнь, 17. Специальный выпуск «Вестника театра» (для Западного фронта; без номера и даты) в рубрике «Для эстрады и сцены» помещает поэму Есенина «Товарищ».

В этой же рубрике — стихи А. Ширяевца, В. Александровского, В. Кириллова, П. Орешина.

Верхняя граница события определяется с учетом времени выхода предыдущего № 65 журнала «Вестник театра» (до 26 мая 1920), а также начала наступления Западного фронта против белополяков 26 мая (под названием специального выпуска «Вестника театра» — крупно: «Привет героям

- 365 -

Западного фронта!»). Нижняя граница — по времени завершения Киевской операции 1920 года. Следующий за специальным выпуском журнал «Вестник театра» вышел до 22 июня 1920.

Подготовка спецвыпуска журнала была откликом ТЕО Наркомпроса на тезисы ЦК РКП(б) «Польский фронт и наши задачи» (опубликованы 23 мая 1920), в которых указывалось на необходимость оценивать войну с Польшей как центральную задачу страны.

Май, 30. В № 117 латвийской газеты «Komunists» публикуется статья поэта Я. Эйдука «О футуризме».

В этой статье автор цитирует четыре строки из поэмы Есенина «Иорданская голубица» —

Небо — как колокол,
Месяц — язык,
Мать моя родина,
Я — большевик —

как пример несовместимости его декларированной готовности стать «революционно-пролетарским поэтом» с эпатажным цилиндром на голове.

Сообщено Э. Б. Мекшем.

Май. Есенин выступает на цирковой арене в качестве наездника, читающего стихи.

Событие и его датировка устанавливаются по свидетельству А. Б. Мариенгофа, из которого можно заключить, что оно произошло вскоре после возвращения Есенина из Харькова (Мариенгоф, 85).

А. Б. Мариенгоф напишет в «Романе без вранья»:

«С перепугу <дополнительная мобилизация в связи с наступлением польских и петлюровских войск> Есенин побежал к комиссару цирков — Нине Сергеевне Рукавишниковой.

Циркачи были освобождены от обязанности и чести с винтовкой в руках защищать республику.

Рукавишникова предложила Есенину выезжать верхом на коне на арену и читать какую-то стихотворную ерунду, сопровождающую пантомиму. Три дня Есенин гарцовал <так!> на коне. <...> Четвертое выступление было менее удачным. У цирковой клячи защекотало в ноздре, и она так мотнула головой, что Есенин <...> вылетел из седла. <...> С обоюдного согласия полугодовой контракт был разорван».

Мариенгоф, 84—85.

По-видимому, первым, кто был привлечен для выступления с этим номером, был поэт И. С. Рукавишников. Об этом рассказывает В. Шершеневич:

«Долгие годы Рукавишников был женат на какой-то брюнетке, купеческой дочери из Одессы. <...> Позже она стала комиссаром цирков, и Рукавишников выступал несколько раз в цирке: читал стихи с лошади. Конечно, свалился».

Мой век, 453.

Считать, что Мариенгоф говорит неправду, вряд ли правомерно, так как тогда, когда писался его роман, действующие лица (Н. С. Рукавишникова и ее муж) были живы.

Косвенное подтверждение факту можно найти в воспоминаниях Н. Д. Вольпин:

«Жар конского дыхания на щеке. В плечо крепко впились пальцы друга. Рывок. Мы рядом на тротуаре. <...> Как он успел? Мгновенная быстрота реакции, меткое движение руки! Вот когда я поверила, что <...> Есенин какое-то время и впрямь работал наездником в цирке».

Как жил Есенин, 270.

О другом случае падения Есенина с лошади расскажет в 1930-е годы Н. М. Гарина:

«Вспомнил он <Есенин> и о нас.

- 366 -

И пришел вновь. И вновь с Устиновым. И оба выпившие, но, к сожалению, не вновь...

Мы сидели в столовой и пили чай.

В этот вечер мы были не одни, у нас в гостях был один из врачей-хирургов, очень обрадовавшийся встрече и знакомству с Есениным и неоднократно, при моем содействии, уговаривавший Есенина в этот вечер прочесть что-либо... <...>.

Есенин <...> прочел два или три из своих стихотворений. <...> Врач слушал восторженно и внимательно, но все упорнее и упорнее не сводя с Есенина глаз.

И когда чтение окончилось, он вдруг совершенно неожиданно обратился к Есенину с вопросом, не болит ли у Есенина нос.

Есенин замялся... И ответил отрицательно.

Попросив разрешения пройти ко мне в спальню, врач попросил туда же и меня, и Есенина и, поставив Есенина вплотную перед собой, он быстро обеими руками вправил Есенину поврежденную, по-видимому, переносицу.

Есенин „смирился“ и стоял сильно смущенный. <...>

На все мои вопросы — как и когда „это“ произошло — Есенин неохотно начал рассказывать мне о „падении его с лошади“ во время верховой езды.

Где и когда „катался верхом“ Есенин <...> так и осталось покрытым мраком неизвестности».

Гарина Н. Воспоминания о С. А. Есенине и Г. Ф. Устинове / Публ. и примеч. К. М. Азадовского (журн. «Звезда», 1995, № 9, с. 144).

А. Б. Мариенгоф завершает работу над книгой «Буян-остров: Имажинизм».

Под текстом — авторская дата: «Май 1920» (Мариенгоф А. Буян-остров: Имажинизм. М.: Имажинисты, 1920, с. 30).

Книга изобилует афористическими утверждениями типа:

«Жизнь — это крепость неверных. Искусство — Воинство, осаждающее твердыню. Во главе Воинства всегда поэт. <...> От одного прикосновения поэтического образа стынет кровь вещи и чувства. <...> Красота — синоним строгости. Строгость требует недвижимости. Искусство — делание движения статичным. Все искусства статичны — даже музыка. <...> Жизнь бывает моральной и аморальной. Искусство не знает ни того, ни другого. <...> Искусство есть форма. Содержание — одна из частей формы. Целое прекрасно только в том случае, если прекрасна каждая из его частей. Не может быть прекрасной формы без прекрасного содержания».

Теоретические посылки подкрепляются цитатами из Есенина и других поэтов-имажинистов:

«Человек, истинно понимающий прекрасное, должен в равной мере восторгаться поэзией Есенина и Мариенгофа, несмотря на то, что первый чает и видит как:

Едет на кобыле
Новый к миру Спас,

а второй радуется, когда:

Метлами ветру будет
Говядину чью подместь.

<...> В современной образной поэзии можно наблюдать как бы нарочитое соитие в образе чистого с нечистым. Почему у Есенина „солнце стынет, как лужа, которую напрудил мерин“ или „над рощами, как корова, хвост задрала заря“, а у Вадима Шершеневича „гонокок<к> соловьиный не вылечен в мутной и лунной моче“? <...>

- 367 -

Для вящей убедительности я считаю возможным процитировать из поэмы „Пантократор“ С. Есенина место, почти удовлетворяющее колоссальным требованиям современного искусства:

Там, за млечными холмами,
Средь небесных тополей,
Опрокинулся над нами
Среброструйный Водолей.
Он Медведицей с лазури,
Как из бочки черпаком.
В небо вспрыгнувшая буря
Села месяцу верхом.
В вихре снится сонм умерших,
Молоко дымящий сад.
Вижу, дед мой тянет вершей
Солнце с полдня на закат».

Май, не ранее. Из-за разногласий с Есениным и А. Б. Мариенгофом И. М. Фридман уходит из издательства «Див».

Граница события устанавливается по воспоминаниям А. М. Сахарова (см. ниже) с учетом того, что «Конница бурь» (2-й сборник) вышла в мае 1920.

А. М. Сахаров так впоследствии объяснит это решение И. М. Фридмана:

«Есенин сообщает, что необходимо увеличить тираж издания <«Конница бурь» (2-й сб.)> — и вместо 5000, как было определено, печатать 10000 экз., так как 5000 они уже продали Центропечати, а остальное количество предполагается сдать в какое-то иное учреждение. И. М. Фридман настаивал на своем, доказывая, что лучше выпустить две книжки по 5000 экз., чем одну в 10000 экз. Поэты убеждали в обратном. Прав оказался первый. Этому издательскому коллективу суждено было рассыпаться. Поэты продали первые 5000 экз. и полученные деньги зачислили себе в счет гонорара, а остальные 5000 экз. предоставили И. Фридману ликвидировать самому, как он может. Фридман был ошарашен подобной „кооперацией“. Он потерял бумагу, расходы по печатанию, а получил несколько пудов макулатуры, которая до последних лет лежала неиспользованной в одной из московских типографий. После этого случая его калачом нельзя было заманить ни в какую комбинацию, если он слышал фамилию Есенина или Мариенгофа».

Сахаров, 174.

При аресте Есенина на квартире А. Б. Кусикова у него были изъяты два экземпляра счета издательства «Див» агентству «Центропечать» на оплату 6000 экз. второго сборника «Конница бурь» (см.: до 18 окт. 1920).

Май — Июнь. Есенин продолжает часто бывать у Н. Д. Вольпин в Хлебном переулке.

Датируется в соответствии с воспоминаниями Н. Д. Вольпин.

Позднее Н. Вольпин напишет (приводятся отрывки):

«Завязывается разговор о поэтах.

— Клюев... Вы, небось, думаете: мужичок из деревенской глуши. А он тонкая штучка. Так просто его не ухватишь. Хотите знать, что он такое? Он — Оскар Уайльд в лаптях».

Как жил Есенин, 246.

«— А можно спросить? — говорю я несколько позже: — Что такое „Трерядница“?

И Есенин растолковывает мне, что есть особая техника иконописи: изображения — сразу три — делаются на планочках, укрепляемых ребром. Смотришь прямо

- 368 -

— видишь один образ, справа поглядишь — другой, слева — третий. Вот такая троякая икона и зовется трерядницей».

Как жил Есенин, 244.

Вспомнит Н. Д. Вольпин и о своем споре с Есениным об образах Маяковского:

«Ну, вот, я и говорил: рифмует „череп“ и „черпал“! — торжествует Есенин. — „Череп“, „черпак“, то, чем „черпают“. Поэт, а к слову глух. Начисто не слышит!»

Как жил Есенин, 263.

Май ... Июль, до 8 или Сентябрь, 19 ... Октябрь, начало. Есенин фотографируется на Страстном бульваре в группе с В. Шершеневичем, И. Грузиновым, А. Мариенгофом и Ф. Шерешевской.

Есенин, VII (3), 152, 230—231 (фото № 49).

Датируется 1920 годом по первой публикации. Сужение границ события сделано с учетом имеющегося на снимке фона, характерного для периода «весна — осень», и времени, когда Есенин находился вне Москвы. Существует два варианта этой фотографии.

См. Приложение.

Июнь, 2. Газета «Рабочий край» (Иваново-Вознесенск, № 118; рубрика «Литературные заметки») печатает статью И. И. Жижина «Банда оскандалилась» (подпись: И. Ж.):

«Книгоиздательством „Имажинисты“ при Всероссийском Союзе Поэтов издан ворох сборников. <...> В сборнике „Плавильня слов“ Сергей Есенин обращается к Богу с просьбой:

Сойди на землю без порток,
Взбурли всю хлябь и водь.

А Шершеневич в том же сборнике наяривает на „шарманке“ похабные частушки, распевавшиеся в былое время в публичных домах, и дальше следуют настолько непечатные образы, что мы приводить их здесь не решаемся. <...>

Рассчитывая в былые дни стяжать себе лавровый венок от растленных искателей сильных ощущений, теперь они могут получить от пролетариата лишь венок из крапивы и самую настоящую железную пощечину».

Далее автор, подробно рассказав об инциденте в московском кафе Всероссийского союза поэтов, когда И. В. Соколов получил пощечину от Есенина, продолжает:

«Но этот скандал не прошел зря. На общем собрании членов Всероссийского союза поэтов переизбран президиум. <...> В связи с инцидентом Есенин — Соколов общее собрание исключило из числа членов С. Есенина».

См.: 8 мая 1920; 18 мая 1920; 11 июля 1920.

Июнь, 3 и 5. В двух номерах «Известий Петроградского совета рабочих и красноармейских депутатов» (№ 119, 121) помещается статья П. В. Пятницкого «Певец интеллигентской никчемности» (подпись: Кий).

Автор задается целью показать контрреволюционный характер поэзии В. Шершеневича, а самого поэта, предводителя имажинистов, заклеймить как «интеллигента, оторванного от масс, от жизни всего целого, разуметь ли под ним государство, народ, крестьян, рабочих»:

«У поэта, быть может, не хватило наглости обругать революцию трехэтажностью извозчиков, и потому он выругал ее всего только менструацией красных знамен».

- 369 -

Июнь, 6. Казанская газета «Жизнь труда» (№ 126) печатает отклик А. И. Тинякова на сборник «Плавильня слов» под названием «Долговечные поганки» (подпись: Герасим Чудаков):

«Поганки и подобные им виды паразитических растений были тем хороши, что были недолговечны. К сожалению, в русской общественности появился особый сорт поганок, не только ядовитых, но и долговечных. <...> Произошли колоссальные события: пронеслась, как губительный ураган, всесветная война; грянула над Россией социальная революция; явным почти для всех стало неминуемое крушение всех основ капиталистической цивилизации... Казалось бы, и внутреннее состояние общества, и весь лик Мира должны были глубоко измениться под влиянием великих событий.

Но наперекор всему, как бы издеваясь над стихиями, как бы глумясь над бедствиями и муками человечества, порода литературных поганок не только не уничтожилось, но разрастается всё пышней, всё махровей. На смену полузабытым Бурлюкам, Кручены<х>, Каменским и т. п., являются десятки новых графоманов и блудословов, называющих себя на этот раз „имажинистами“.

Перед нами одно из последних упражнений или, точнее, одно из последних литературных паскудств, учиненное этими осквернителями слова, чуждыми и враждебными всему, что дорого человечеству. „Плавильня слов“ составлена тремя авторами. На первом месте выступает Сергей Есенин. По своему обыкновению, он начинает с Бога:

О Боже, Боже, эта глубь —
Твой голубой живот,
Златое солнышко, как пуп,
Глядит в Каспийский рот.

Описав таким образом „прелести“ божьих телес, г. Есенин приглашает Господа-Бога сойти на землю:

Сойди на землю без порток, —

дружески советует наш „имажинист“ властителю неба. По-видимому, Господь не принял этого приглашения, и г. Есенин сильно загрустил:

В зеленый вечер под окном
На рукаве своем повешусь, —

пишет он в последнем стихотворении, включенном в разбираемую книгу. Кроме бесед с Господом-Богом, есть у г. Есенина и „картинки природы“, такого, например, сорта:

Отрок-ветер по самые плечи
Заголил на березке подол.

Как видите, „картинки“ эти точно такого же свойства, как те „открытки“, которые продавали, бывало, из-под полы темные личности по столичным пивным и которые особенно пленяли воображение одиноких старичков... Над г. Есениным можно всё-таки смеяться, но переходя к г. Шершеневичу, <...> смеяться нельзя, ибо здесь — не одно кривляние. Это настоящая болезнь. <...>

Кривляния г. Есенина — смешны, болезненные ужимки г. Шершеневича — порой страшны, о третьем участнике сборника — г. Мариенгофе — нельзя сказать ни того, ни другого. Это — просто бездарность, которая привязалась зачем-то к литературе, но, по всей вероятности, скоро и отвяжется. <...>

- 370 -

„Плавильня слов“ не заслуживала бы никакого внимания, если бы эта книжка оказалась единичным явлением. Но, к сожалению и стыду нашему, такие брошюры в наши великие и трудные дни растут с быстротой и плодовитостью поганок. <...> Наша читающая публика должна, наконец, отнестись к этому делу серьезно и заявить публичный протест против нашествия в литературу кривляк — вроде Есенина и больных людей типа Шершеневича. Не следовало бы также и Советским учреждениям помогать распространению подобных брошюрок и особенно не присылать их в провинцию. Провинциальные читатели буквально проголодались, истосковались по хорошей научной книге и по образцовым произведениям всемирной художественной литературы, — а мы вместо разумного и прекрасного — подсовываем глупости Есенина и бред Шершеневича.

Соус из поганок не годен в пищу даже и при хорошем жарком. А что же делать с этим соусом при отсутствии жаркого? Пусть уж и едят его только те, кто его стряпал, — другими словами, пусть Есенин и Мариенгоф читают свои стишки в рукописном виде и не утруждают ими ни наборщиков, ни читателей. Поведем же, братья-читатели, дело так, чтобы и рукописи вышеописанных типов попадали как можно реже — в печать».

Июнь, 8. Есенин отвечает Е. И. Лившиц на ее письмо:

«Милая, милая Женя! Сердечно Вам благодарен за письмо <неизвестно>, которое меня очень тронуло. Мне казалось, что этот маленький харьковский эпизод уже вылетел из Вашей головы.

В Москве я сейчас крайне чувствую себя одиноко. Мариенгоф по приезде моем из Рязани уехал в Пензу и пока еще не возвращался. Приглашают меня ехать в Ташкент, чтоб отдохнуть хоть немного, да не знаю, как выберусь, ведь я куда, куда только не собирался и с Вами даже уславливался встретиться в Крыму... Дело в том, как я управлюсь с моим издательством. Я думал, уже всё кончил с ним, но вдруг пришлось печатать спешно еще пять книг, на это нужно время, и вот я осужден бродить пока здесь по московским нудным бульварам из типографии в типографию и опять в типографию.

Дома мне, несмотря на то, что я не был там 3 года, очень не понравилось, причин очень много, но о них в письмах теперь говорить неудобно».

Выражает сожаление, что не может поговорить с адресатом «устами, глазами и вообще всем существом», и желает ей «выйти замуж и всего-всего, чего Вы хотите».

Есенин, VI, 110—111, 464—468.

См. Приложение.

Июнь, 11. Есенин присутствует в клубе Всероссийского союза поэтов на выступлении Б. Л. Пастернака, читающего свою новую книгу «Сестра моя жизнь».

Устанавливается и датируется посредством сопоставления объявления о вечере Б. Пастернака (газ. «Известия ВЦИК», 9, 10 и 11 июня, № 123, 124, 125) с воспоминаниями Н. Д. Вольпин:

«Пастернак считал, что книгу необходимо читать всю подряд, одним духом от начала до конца. <...> Но в этом был опасный просчет: большинству оказывалось не под силу с неослабным вниманием прослушать столько стихов. <...> А вечер шел

- 371 -

неладно. <...> Народу собралось поначалу немало, но поэт читал и читал, а ряды редели и редели.

Есенин бросил слушать сразу же. Время от времени он показывался под зеркальной аркой и подавал мне знак, чтобы я шла ужинать. <...> Мои объяснения, что я-де не могу и не хочу обидеть Пастернака, Есенин начисто отверг:

— Сам виноват, если не умеет завладеть слушателями. Вольно ему читать стихи так тягомотно...».

Как жил Есенин, 238—239.

Июнь, до 12. Выходит из печати книга Есенина «Трерядница» (М.: Злак, 1920).

В ее составе — две поэмы: «Пантократор» и «Кобыльи корабли»; стихотворения: «Душа грустит о небесах...»; «Устал я жить в родном краю...»; «О Боже, Боже, эта глубь...»; «Я покинул родимый дом...»; «Хорошо под осеннюю свежесть...»; «Песнь о собаке»; «Закружилась листва золотая...»; «Теперь любовь моя не та...» с посв.: «Клюеву»; «По-осеннему кычет сова...».

Впервые публикуется стихотворение «Я последний поэт деревни...» с посвящением: «Мариенгофу».

Есенин, VII (3), 366—367; Есенин, I, 136—137, 329, 548—552.

Время выхода книги устанавливается по дате: «июня, 12 дня 20 г.» на накладной № 6673, по которой отпечатанные 250 экз. «Трерядницы» поступили контролеру 1-го книжного склада Госиздата (ГАРФ, ф. Р395, оп. 1, ед. хр. 85, л. 257).

Возможно, в 1920 году было два тиража или даже два издания «Трерядницы» (см.: до 10 окт. 1920).

См. также: Юсов-94, 22.

В рекламном перечне «Книги Сергея Есенина», помещенном в «Треряднице», указывается:

«Готовится к печати собрание лирических стихов Сергея Есенина „Руссиянь“ <„Руссеянь“ > и также собрание поэм „Ржаные кони“».

Июнь, около 12 (?). Есенин в гостях у Н. Д. Вольпин дарит ей только что вышедшую книгу «Трерядница» и делает надпись:

«Надежде Вольпин с надеждой. Сергей Есенин».

Датируется по времени издания книги (см. предыд. записи) с учетом воспоминаний Н. Д. Вольпин, в которых она подчеркивает, что Есенин собирался сделать ей сюрприз и специально со своей новой книгой встретил ее после работы.

Н. Вольпин позже расскажет, какое впечатление произвела на нее надпись:

«Что ж, подумала я, пожалуй, лестно, если его „надежда“ относится к творческому росту. Но поэт имел в виду другое».

Как жил Есенин, 242.

См. также: Есенин, VII (1), 183, 464—465.

Тогда же он находит у Н. Д. Вольпин экземпляр сборника «Харчевня зорь» и вносит правку в поэму «Кобыльи корабли»:

«Хорошо отточенным карандашом, полагаю, химическим, — он не стерся и по сей день, — Есенин вычеркивает несколько строк в третьей и пятой главках и надписывает

- 372 -

сверху своим бисерным почерком — каждая буковка раздельно — новые варианты. В печати они появятся позже. Вот эти правки.

Главка третья, строфа четвертая (последняя). <...>

Первая строка оставлена неизменной. Три последние (карандашом) читаются так:

Тепли песней словесный воск,
Злой октябрь осыпает перстни
С коричневых рук берез.

Главка пятая, заключительная. Третья строфа <...>.

Жирно вычеркнуты вторая строка и четвертая. Строфа теперь зазвучала так:

В сад зари лишь одна стезя,
Сгложет рощи октябрьский ветр.
Всё познать ничего не взять
Пришол в этот мир поэт.

(Заметьте: нет — и не вставлено! — запятой между „познать“ и “ничего“, и „пришол“ — не „пришел“)».

Как жил Есенин, 242—243.

Сборник «Харчевня зорь» с правкой Есенина был подарен Н. Д. Вольпин Музею Сергея Есенина в Ташкенте (подробнее см.: Николюк В. «Кобыльи корабли» С. Есенина. Об одной из авторских правок поэмы. — Новое о Есенине, 1, 153—161).

В. В. Николюк констатировал:

«Авторская правка, несомненно, усиливала социальное звучание, исповедальный драматизм всей поэмы, особенно тех строф, которые получили новую редакцию» (Новое о Есенине, 1, 157).

Вполне вероятно, что авторскую правку в сборнике «Харчевня зорь» Есенин сделал после своего разговора с И. В. Грузиновым (см.: 1—22 марта; 28 апр. — около 2 мая; около 7 мая — начало июня 1920).

Июнь, 12 (?) ... 30. Есенин делает дарственную надпись на книге «Трерядница» (1920) партийному и издательскому работнику Г. М. (?) Козлову:

«Тов. Козлову с искренним почтением и расположением. Сергей Есенин. 1920 июнь».

Есенин, VII (1), 106, 444.

Границы события уточняются в соответствии с предыд. записями.

Июнь, после 12 ... Декабрь. Есенин надписывает «Трерядницу»

— поэту И. В. Грузинову:

«За дружбу нежную и безбурную дорогому Ване Грузинову любящий С. Есенин 20 г.».

Есенин, VII (1), 118, 448.

Датируется по времени выхода книги из печати;

— поэту И. Г. Филипченко:

«Ивану Филипченко с любовью и дружбою. На воспоминание о наших университетских днях. С. Есенин».

Есенин, VII (1), 130, 451.

Датируется с учетом времени выхода книги в свет.

Факсимиле надписи см.: Юсов-96, 313;

- 373 -

— литератору И. С. Ломакину (?):

«Дорогому Игнатию с любовью. С. Есенин».

Есенин, VII (1), 125, 450.

Датируется с учетом времени выхода книги в свет.

Июнь, до 14. Рязанское отделение Всероссийского союза поэтов по инициативе Т. Г. Мачтета рассматривает вопрос о приглашении Есенина от имени отделения Союза в Рязань для участия в литературном вечере.

См. след. запись.

Июнь, 14. Т. Г. Мачтет описывает в дневнике, как рязанские поэты обсуждали вопрос о приглашении Есенина.

По свидетельству Мачтета, положительное решение далось не просто:

«...приглашать ли нам Сергея Есенина на вечер от имени отделения Союза, в то время как Центром <имеется в виду Союз поэтов> Есенин исключен из организации за избиение Ипполита Соколова публично в нашем московском кафе? Конечно, порешили по-моему, надурачившись и пошумев-таки вволю».

Дневник Мачтета, карт. 6, ед. хр. 4, л. 3.

Вместе с тем соответствующее официальное приглашение неизвестно.

Общее собрание членов Литературного отдела Дворца искусств избирает Есенина (наряду с двадцатью другими деятелями литературы) в действительные члены Дворца искусств.

Рассматривается также инцидент с участием Есенина и И. В. Соколова в Кафе поэтов.

По поводу этого инцидента (см: 8 мая 1920) на собрании Литературного отдела после сообщения И. С. Рукавишникова было принято решение:

«...обратиться к действительному члену Дворца Искусств С. Есенину и кандидату И. Соколову с просьбой сообщить, какой окончательный исход имел инцидент, имевший место на заседании Союза Поэтов, на предмет сообщения и обсуждения данных ими ответов в Литературном Отделе „Дворца Искусств“».

РГАЛИ, ф. 589, оп. 1, ед. хр. 5.

С точки зрения И. Соколова, информацию об «окончательном исходе» дает его письмо в Литературный отдел Дворца искусств (см.: 11 июля 1920).

Составляется акт № 27 приемки приобретенных 1-ым книжным складом Госиздата 250 экз. книги Есенина «Трерядница».

ГАРФ, ф. Р395, оп. 1, ед. хр. 85, л. 252.

Июнь, 24. Есенин делает дарственную надпись партийному и государственному деятелю Л. Б. Каменеву на книге «Трерядница» (1920):

«Дорогому Льву Борисовичу Каменеву. Многопризнательный Сергей Есенин. 1920. 24 июня».

Есенин, VII (1), 105, 443—444.

Местонахождение книги в настоящее время неизвестно.

- 374 -

Июнь, 25. Берлинская газета «Голос России» (№ 138) публикует статью известного художника Бориса Григорьева «О новом»:

«... мне хочется назвать имена их — новых русских гениев. <...> Вот они: Василий Каменский, Владимир Маяковский, Николай Клюев. Новые талантливые поэты, победившие всю Россию от мужика до спекулянта. Каменский — нежный, Маяковский — грубый, Клюев — грустняк, мечтатель, славельник. И все они светят».

В статье нет имени Есенина — в эмигрантской печати оно появится лишь через несколько месяцев в связи с выходом его книг в Берлине (см. напр.: 17, 20, 22, 24, 27 окт. 1920; 31 окт. 1920 и др.).

Через три года Б. Д. Григорьев в Париже напишет есенинский портрет (РЗЕ, 1, 239).

Газета «Известия ВЦИК» (№ 137) объявляет о выступлении А. Б. Мариенгофа в клубе Всероссийского союза поэтов с чтением его теоретического произведения «Буян-остров».

Это выступление с большой вероятностью могло произойти в присутствии Есенина.

Июнь, 26. Есенин пишет А. В. Ширяевцу в Ташкент:

«...„Золотой грудок“ твой пока еще не вышел и, думаю, что раньше осени не выйдет. Уж очень трудно стало у нас с книжным делом в Москве. Почти ни одной типографии не дают для нас, несоветских, а если и дают, то опять не обходится без скандала. Заедают нас, брат, заедают. Конечно, пока зубы остры, это всё еще выносимо, но все-таки жаль сил и времени, которые уходят на это.

Живу, дорогой, — не живу, а маюсь. Только и думаешь о проклятом рубле. Пишу очень мало. С старыми товарищами не имею почти ничего, с Клюевым разошелся, Клычков уехал, а Орешин глядит как-то всё исподлобья, словно съесть хочет.

Сейчас он в Саратове, пишет плохие коммунистические стихи и со всеми ругается. Я очень его любил, часто старался его приблизить себе, но ему все казалось, что я отрезаю ему голову, так у нас ничего и не вышло, а сейчас он, вероятно, думает обо мне еще хуже.

А Клюев, дорогой мой, — Бестия. Хитрый, как лисица, и всё это, знаешь, так: под себя, под себя. Слава Богу, что бодливой корове рога не даются. Поползновения-то он в себе таит большие, а силенки-то мало. Очень похож на свои стихи, такой же корявый, неряшливый, простой по виду, а внутри черт.

Клычков же, наоборот, сама простота, чистота и мягкость, только чересчур уж от него пахнет физической нечистоплотностью. Я люблю его очень и ценю как поэта выше Орешина. Во многом он лучше и Клюева, но, конечно, не в целом. Где он теперь, не знаю.

Ты, по рассказам, мне очень нравишься. <...> Стихи твои мне нравятся тоже. <...> Пишешь ты очень много зрящего. Особенно не нравятся мне твои стихи о востоке. Разве ты настолько уж осартился или мало чувствуешь в себе притока своих родных почвенных сил?

Потом брось ты петь эту стилизационную клюевскую Русь с ее несуществующим Китежем и глупыми старухами, не такие мы, как это

- 375 -

всё выходит у тебя в стихах. Жизнь, настоящая жизнь нашей Руси куда лучше застывшего рисунка старообрядчества. Всё это, брат, было, вошло в гроб, так что же нюхать эти гнилые колодовые останки? Пусть уж нюхает Клюев, ему это к лицу, потому что от него самого попахивает, а тебе нет.

Посылаю тебе „Трерядницу“, буду очень рад, если ты как-нибудь сообщишь о своем впечатлении.

Твой С. Есенин. 1920, июнь 26.

В октябре я с Колобовым буду в Ташкенте, я собирался с ним ехать этим постом, но <он> поехал в Казань, хотел вернуться и обманул меня».

Есенин, VI, 111—113, 468—475.

Экземпляр «Трерядницы», посланный адресату письма, неизвестен.

Июнь, 29. Т. Г. Мачтет, находясь в Рязани, записывает в дневнике:

«В скором времени выйдет и наш сборник рязанский „Голгофа строф“, в котором мы объединили всех поэтов москвичей Есенина, Кугушеву, Туманного и всех моих остальных друзей. Рязань, как я и хотел, становится базой литературной, средоточеньем лучших наших молодых сил».

Дневник Мачтета, карт. 6, ед. хр. 4, л. 68.

См.: 27 июля 1920.

Июнь. Выходит № 2 журнала «Кузница» со статьей С. А. Обрадовича «Образное мышление»:

«...творчество рабочих-поэтов пошло по пути образного мышления <...>. Образ есть содержание, содержание произведения есть образ. <...> В своих произведениях от примитива и шаблона мысли он <пролетарский поэт> постепенно подходит к образному мышлению. Не половые-извращенные, не кафешантанные „образы“ Шершеневича, Мариенгофа и присных им, и не „образа“ многоликих богов и угодников С. Есенина и других крестьянских поэтов, — а образы трудового коллективистического революционного понимания Жизни есть и будут в поэзии рабочих» (выделено автором).

В этом же номере журнала в корреспонденции о совещании пролетарских писателей сообщается о докладе П. И. Лебедева-Полянского, утверждавшего:

«...пролетариат должен быть господином не только в политике и экономике, но также и в области культуры. Если партия в силу некоторых тактических соображений может иногда идти на компромиссы и объединять разношерстный элемент, то в области культуры это недопустимо».

Июнь, не позднее. Во Пскове выходит книга: Upīts A. Proletāriskā māksla. Literāri-kritiskas apcerējums. — [Pleskavā]: Latvijas izglītības komisariāta izdevums. Drukāts L. K. P. C. K. drukātava, 1920. 109 pp.

Андрей Упит, цитируя стихи Есенина из «Иорданской голубицы», «Преображения», «Инонии», называет их «скоморошеством в революции» и задается вопросом: «Сумеет ли пролетариат достойно оценить Есенина?».

Сообщено Э. Б. Мекшем.

- 376 -

Июнь, не ранее. Выходит петроградский журнал «Грядущее» (№ 5—6) с рецензией К. Озоль-Преднека на книгу А. Упита «Пролетарское искусство».

Датируется с учетом выхода № 4 в мае.

Рецензент не соглашается с отрицательной оценкой пролетарской поэзии, данной автором книги, его удивляет, что, с одной стороны, «в рубрике пролетарских поэтов А. Упит записывает Ясинского, Клычкова, Есенина и тому подобных, чуждых пролетариату, лиц — с другой стороны, утверждает, что Ионов и Кириллов раньше поклонялись буржуазному Аполлону».

Июнь ... Июль, до 8. Есенин посылает в Пензу своему знакомому И. И. Старцеву книгу «Преображение» (1918) с дарственной надписью:

«Ив<ану> Старцеву. Да не старится Душа пятками землю несущих. С. Есенин».

Есенин, VII (1), 131, 452.

Датируется по воспоминаниям И. И. Старцева с учетом отъезда Есенина из Москвы (см.: 8 июля 1920):

«В 1920 году, летом, Есенин напомнил мне о себе маленькой весточкой, прислав в Пензу, где я в ту пору проживал, сборник своих стихов „Преображение“».

Восп.-95, 263.

Июнь ... Август. Выходит № 2 одесского литературно-критического и политического журнала «Лава» с рецензией на сборник «Плавильня слов», книги В. Г. Шершеневича «Крематорий» и А. Б. Мариенгофа «Магдалина» и «Кондитерская солнц» (подпись: В.; возможно, В. Нарбут — член редколлегии журнала):

«...Полтора года сражались имажинисты с одряхлевшим футуризмом, бешено штурмуя его московские и питерские твердыни. И — что же? Вот, перед нами почти полная имажинистическая хрестоматия. Так выпукло представлены все три кита нового литературного течения. Так исчерпывающе выявлен лик имажинизма. А ничего нового нет».

Приведя примеры имажинистских «вывертов» В. Шершеневича и А. Мариенгофа, автор рецензии утверждает, что Есенину с ними не по пути:

«...Сергей Есенин, подлинный, большой поэт. Странно видеть его здесь, в этой паясничающей компании, способной, ради рекламы, ползать на карачках, лаять и вертеться волчком. Сергей Есенин — молодой дуб революционной поэзии. Но и у дуба бывают мох и губчатые грибы. Это и суть они — Мариенгоф и Шершеневич. А Есенин вот: „Небо, как колокол. Месяц — язык. Мать моя родина, Я — большевик!“ <...> И недоумение вызывает „имажинизм“ Есенина — имажинизм, с которым он не имеет ничего общего. Пусть Наркомпрос, борющийся с безграмотностью, ликвидирует имажинизм. Перед Сергеем же Есениным — иная дорога: выращивание революционно-поэтического слова. Этого пути мы вправе требовать от поэта, вышедшего из мужицкой среды, знающего ее, как мать, и чувствующего каждое биение пульса природы».

Июнь — Ноябрь. Есенин работает над пьесой из эпохи Ивана IV (неизвестна) и читает ее фрагмент друзьям.

- 377 -

Датируется исходя из предположения, опирающегося на высказывание И. В. Грузинова, что это событие имело место приблизительно за год до написания «Пугачева» (см.: 31 авг. 1921), с расширением рамок до периода «лето-осень».

О чтении Есениным этого «драматического отрывка» И. В. Грузинов в 1926 г. вспомнит:

«1920 г. <...> Есенин читает драматический отрывок. Действующие лица: Иван IV, митрополит Филипп, монахи и, кажется, опричники. Диалоги Ивана IV и Филиппа. Зарисовка фигур Ивана IV и Филиппа близка к характеристике, сделанной Карамзиным в его „Истории государства Российского“. Иван IV и Филипп, если мне не изменяет память, говорят пятистопным ямбом. Два других действующих лица, кажется, монахи, в диалогах описывают тихую лунную ночь. Их речи полны тончайшего лиризма: Есенин из „Радуницы“ и „Голубени“ изъясняется из них обоих. В дальнейшем, приблизительно через год, Есенин в „Пугачеве“ точно так же описывает устами своих героев бурную дождливую ночь. Не знаю, сохранился ли этот драматический опыт Есенина».

Восп., 1, 352.

Июль, 5. Выписывается документ за № 6879, удостоверяющий личность Есенина.

Есенин, VII (2), 306-307.

Это удостоверение на имя поэта было изъято у него во время ареста на квартире А. Кусикова в ночь с 18 на 19 окт. 1920 (см.). Содержание документа и его местонахождение ныне неизвестны.

Июль, после 5. Петроградский журнал «Книга и революция» (№ 1, июль) печатает рецензию М. А. Дьяконова (подпись: «Триэмиа») на книги А. Б. Мариенгофа «Руки галстуком» (1920) и Есенина «Трерядница» (1920).

Граница события определяется с учетом напечатанной в номере информации об учредительном собрании Петербургского отделения Всероссийского профессионального союза писателей, прошедшем 4 июля 1920.

Рецензент подвергает резкой критике книгу А. Мариенгофа:

«Более нелепой ерунды, чем произведение Анатолия Мариенгофа, немыслимо себе представить. <...> Место для нее <т. е. книги> уготовано в музее дурного вкуса и потуг на оригинальность и quasi-революционность в искусстве».

Многое порицается и у Есенина:

«Книга Есенина несколько в ином духе. У автора есть вкус и есть уменье, но он безнадежно погряз в тине оригинальничанья. Наряду со стихами:

Но знаю — другими очами
Умершие чуют живых.
О, дай нам с земными ключами
Предстать у ворот золотых —

или:

Тебе о солнце не пропеть,
В окошко не увидеть рая.
Так мельница, крылом махая,
С земли не может улететь —

или:

Мы радугу тебе — дугой,
Полярный круг — на сбрую.
О, вывези наш шар земной
На колею иную —

- 378 -

встречаются такие строки, как:

Нет, не рожь! Скачет по полю стужа,
Окна выбиты, настежь двери.
Даже солнце мерзнет, как лужа,
Которую напрудил мерин.

Поневоле думаешь, что автор убоялся того, что заговорил „по-людски“, и поспешил загладить свою вину.

В стихах Есенина смысла несколько больше, чем у Мариенгофа: ведь бесконечно малая величина всё же больше нуля, но приходится признаться, что для рядового читателя, не посвященного в Елевзинские таинства „имажинистов“, этого недостаточно.

Что касается техники стиха, то какая уж там техника: не до жиру, быть бы живу! „Накипь“ рифмуется с „собака“, „кто“ — со „ртом“, „туда“ — „дал“, „ужиться“ — „волчица“, „изглодано“ — „воронов“. <...>

В заключение скажем: буржуазная „клубничка“ как будто бы уже в прошлом, а все-таки и нынешние поэты нет-нет да и подарят нас стишками:

Где же те? Где еще одиннадцать,
Что светильники сисек жгут?
Если хочешь, поэт, жениться,
Так женись на овце в хлеву.

Русская литература сделала шаг вперед! От брачных утех с козой мы дошли до овцы! <...>

Кому это нужно? Кстати, почему-то думают, что революционный пролетариат „обожает“ имажинистов, кубистов, футуристов и прочих „истов“. <...> Право, это не так! Всё это напоминает „новое платье“ андерсеновского короля. — „А ведь король-то гол!“ — скажет всякий, кто будет иметь несчастье купить книжку Мариенгофа или Есенина».

Выходит сборник стихов поэтов-ничевоков Рюрика Рока, А. И. Ранова и Л. М. Сухаребского «Вам» (М.: «Хобо», 1920).

Время выхода сборника устанавливается по дате «5 июля» под напечатанным в нем стихотворением.

Сборник предваряется «Манифестом от ничевоков», в котором описываются «похороны» современной поэзии и говорится о трех последних борцах из «бывшей армии славных» В. Шершеневиче, А. Мариенгофе и С. Есенине.

Июль, 8. Есенин и А. Б. Мариенгоф в служебном вагоне Г. Р. Колобова отправляются из Москвы в продолжительную поездку по Северному Кавказу и Закавказью.

Датируется на основании слов Есенина, зафиксированных в его показаниях в ВЧК (см.: 24 окт.1920):

«Я состоял секретарем тов. Колобова, уполномоченного НКПС. 8 июля мы выехали с ним на Кавказ».

Материалы, 281.

Путешествие проходило в комфортных условиях. А. Мариенгоф напишет в «Романе без вранья»:

«Отдельный маленький белый вагон туркестанских дорог. У нас двухместное мягкое купе. Во всем вагоне четыре человека и проводник. Секретарем <так!> у „Почём соли“ <Г. Колобова> мой однокашник по Нижегородскому Дворянскому Институту — Василий Гастев. Малый такой, что на ходу подметки режет.

- 379 -

Гастев в полной походной форме: вплоть до полевого бинокля. <...> С таким секретарем совершаем путь до Ростова молниеносно. Это означает, что вместо полагающихся по тому времени 15—20 дней мы выскакиваем из вагона на Ростовском вокзале на пятые сутки».

Мариенгоф, 87—88.

Июль, после 8 ... Сентябрь. Есенин фотографируется вместе с Г. Р. Колобовым.

Есенин, VII (3), 153, 231 (фото № 50).

Датируется временем совместной поездки на Кавказ.

См. Приложение.

Июль, 11. И. В. Соколов пишет в Литературный отдел Дворца искусств:

«8 мая с. г. в клубе В. С. П. на нашем вечере экспрессионистов гражд. Есенин нанес мне оскорбление, не как Есенин-человек Соколову-человеку, а Есенин-поэт Соколову-поэту (у меня с ним никогда не было никаких личных отношений). Гражд. Есенин за свою дикую, позорную и давно не повторявшуюся в литературе выходку против литературного противника (инако мыслящего о самобытности и оригинальности его творчества) был исключен общим собранием 20 мая из числа членов В. С. П. Его выходка получила должную оценку на страницах советской печати <см.: 18 мая 1920; 2 июня 1920>. Ввиду того, что я получил оскорбление не как человек, а как литературный противник, и ввиду того, что я нахожу для всех ясным, кто из нас обоих имеет литературную порядочность и честность, я не признаю нужным в данном случае обращаться в Народный суд (ему за оскорбление грозит административное взыскание вплоть до заключения в концентрационный лагерь), а считаю единственной формой наказания гражд. Есенина за его пощечину своему литературному противнику — это тот бойкот гражд. Есенина как человека и как поэта, который установился в литературных кругах.

И. Соколов 11—VII—20».

РГАЛИ, ф. 589, оп. 1, ед. хр. 9.

Июль, 13. Есенин приезжает в Ростов-на-Дону.

Время прибытия устанавливается, исходя из даты отъезда 8 июля и свидетельства А. Мариенгофа о прибытии в Ростов на пятые сутки (Мариенгоф, 88).

Июль, после 13 (?). На железнодорожной станции Ростов-на-Дону Есенин встречается с З. Н. Райх и впервые видит своего сына Константина.

А. Мариенгоф расскажет об этой встрече в «Романе без вранья»:

«Случайно на платформе ростовского вокзала я столкнулся с Зинаидой Николаевной Райх. Она ехала в Кисловодск. <...> Заметив на ростовской платформе меня разговаривающим с Райх, Есенин <...> пошел в обратную сторону. <...>

Зинаида Николаевна попросила:

— Скажите Сереже, что я еду с Костей. Он его не видал. Пусть зайдет, взглянет. <...>

Сначала он заупрямился:

— Не пойду. Не желаю. Нечего и незачем мне смотреть.

— Пойди — скоро второй звонок. Сын же ведь.

- 380 -

Вошел в купе, сдвинул брови. Зинаида Николаевна развязала ленточки кружевного конвертика. Маленькое розовое существо барахтало ножками.

— Фу. Черный... Есенины черные не бывают...»

Мариенгоф, 92—93.

Этот эпизод не согласуется с мемуарами Н. Вольпин, где говорится о письме, полученном Есениным от З. Райх из Кисловодска еще до его отъезда на Кавказ (Как жил Есенин, 256). Возможно, А. Мариенгоф ошибся: З. Н. Райх ехала не в Кисловодск, а возвращалась в Москву. К этому же выводу можно прийти, читая письмо Есенина А. М. Сахарову (см.: 14 ... 26 июля 1920).

Июль, после 13 ... Август, начало. Есенин встречается с поэтической молодежью Ростова (Социалистическая улица, 50).

Датируется периодом, когда Есенин находился в Ростове-на-Дону.

Н. О. Александрова вспомнит в 1926 г.:

«Почти ежедневно в течение двух недель, проведенных в Ростове, Есенин бывал в доме моего отца по Социалистической улице, № 50. Здесь, окруженный поэтической молодежью, Сергей Александрович читал стихи, рассказывал о своей юности, о своих первых встречах с С. Городецким и А. Блоком.

— Очень люблю Блока, — говорил он, — у него глубокое чувство родины. А это главное, без этого нет поэзии».

Восп., 1, 419.

Есенин делает дарственную надпись на книге «Голубень» (1920) поэтессе Н. О. Александровой (урожд. Гербстман; псевд.: Н. Грацианская):

«Утешаюсь тем, что и я был когда-то таким же юным, как Нина Грацианская. С. Есенин».

Есенин, VII (1), 121, 448—449.

Июль, после 13 ... Август. Есенин во время поездки по югу России фотографируется в группе с командированными на Кавказ пролетарскими поэтами В. В. Казиным, Г. А. Санниковым и беллетристом М. Г. Сивачевым.

Есенин, VII (3), [154], 232—233 (фото № 52).

Это могло произойти в одном из городов, где пересеклись их маршруты (Ростов-на-Дону или Кисловодск).

Кроме представителей Секции пролетарских писателей, на групповом фотоснимке: Г. Колобов, А. Мариенгоф.

См. Приложение.

В отчете Секции пролетарских писателей при Литературном отделе Наркомпроса за восемь месяцев 1920 года говорится о двух группах пролетарских писателей, выступавших на Северном Кавказе:

«1-ой группой пролетарских поэтов и беллетристов в составе Кириллова, Александровского, М. Волкова, С. Родова и С. Обрадовича было сделано на юге (Ростов) и на Кавказе (Пятигорск) четыре литературных вечера с общим числом слушателей 7000 чел. <...>.

2-я группа в составе: Сивачев, Казин, Санников также на юге, на Кавказе (в агитпунктах, театрах и клубах гор. Ростова и Кисловодска) сделала 16 выступлений-концертов <...> перед общим числом слушателей приблизительно в 20000 чел.».

ГАРФ, ф. А2306, оп. 22, ед. хр. 28, л. 29—31.

- 381 -

На одном из экземпляров этой фотографии, находившейся в семье Санниковых (снимок не сохранился), была надпись — автограф Есенина (<Санников Д. Г.> «Мы все — сыны эпохи вздыбленной...» — «Литературная газета», М., 1989, 8 нояб., № 45).

Июль, 14 ... 26. Есенин из Ростова-на-Дону пишет письмо в Москву А. М. Сахарову, сообщает о бесполезном пребывании в Ростове и обращается к нему с просьбами:

«...Милый Сакша, просим тебя до самого пупа, сделай, голубчик, все, что возможно, с книгами. С деньгами попроси устроить Шершеневича, он парень ходовой в этом отношении. Да, еще есть к тебе особливая просьба. Ежели на горизонте появится моя жена Зинаида Николаевна <Райх>, то устрой ей как-нибудь через себя или Кожебаткина тыс<яч> 30 или 40. Она, вероятно, очень нуждается, а я не знаю ее адреса. С Кавказа она, кажется, уже уехала, и встретить я ее уже не смогу. Ну, живи, милый, лопай, толстей мордой и жопой. Мы полны тобой с утра до вечера. Будь же и ты к нам таким, каким был при нашем присутствии. Если можно, черкни что-нибудь о себе, о магазине и о прочем нам близком.

Адрес: Сочи, Высший Совет народн<ого> хозяйства. Трамот. Окружн<ому> уполн<омоченному> Колобову

для Есенина».

Есенин, VI, 113—114, 475—479.

Датируется временем пребывания Есенина в Ростове-на-Дону.

Июль, до 15. Выходит сборник В. Г. Шершеневича «Лошадь как лошадь. Третья книга лирики» (М.: Плеяда, 1920).

Два стихотворения в книге — «Лирическая конструкция» и «Если город раскаялся в шуме...» — имеют посвящения: «С. Есенину».

См.: нояб. 1918; июль 1919.

Граница события устанавливается по протоколу заседания президиума Центральной учетно-распределительной комиссии Центропечати от 15 июля 1920, на котором рассматривался вопрос о распределении тиража этой книги (или его части; ГАРФ, ф. Р395, оп. 1, ед. хр. 7, л. 18 об.).

Готовя сборник к изданию, В. Шершеневич, по-видимому, задался целью напечатать книгу стихов, иллюстрирующих реализацию положений теории имажинизма на практике. Скорее всего, именно поэтому произведения, включенные в «Лошадь как лошадь», получили наукообразные названия. В книжном фонде ГЛМ хранится экземпляр этой книги с дарственной надписью автора: «Поэту Н. Минаеву для обучения имажинизму. Вад. Шершеневич».

Есенин был не только знаком с книгой В. Шершеневича, но и пытался анализировать ее поэтику (см.: сент. 1920 ... дек. 1921), делая выписки из книги.

Июль, 15 ... 20. Есенин, А. Б. Мариенгоф и Г. Р. Колобов проводят подготовительную работу в связи с предстоящими выступлениями в Ростове-на-Дону.

Н. О. Александрова расскажет В. Г. Белоусову в 1964 г.:

«Есенин и Мариенгоф приезжали в Ростов-на-Дону с намерением выступить с чтением стихов. Они привезли с собой готовые афиши, отпечатанные в московской типографии. В афишах нужно было проставить лишь дату, указать место выступления. Однако при согласовании афиш с Горлитом в Ростове текст их пришлось изменить и вновь отпечатать афиши в ростовской типографии. Переговоры с ростовским

- 382 -

Горлитом вел Г. Р. Колобов. Вся подготовка выступления началась сразу же после приезда поэтов...».

Хроника, 1, 274—275.

Июль, до 21. В Ростове-на-Дону расклеиваются афиши, анонсирующие выступление имажинистов Есенина, Мариенгофа и Колобова:

«Среда, 21 июля, начало в 9 ч. вечера.

ИМАЖИНИСТЫ.

Первое отделение: Мистерия.

1. Шестипсалмие. 2. Анафема критикам. 3. Раздел Земного шара.

Второе отделение:

1. Скулящие кобели. 2. Заря в животе. 3. Оплеванные гении.

Третье отделение:

1. Хвост задрала заря. 2. Выкидыш звезд.

Вечер ведут поэты Есенин, Мариенгоф и писатель Колобов.

Билеты расхватываются».

Есенин, VII (2), 549, 590—591.

Июль, 21. Есенин выступает с чтением стихов на литературно-художественном вечере «Имажинисты» в помещении кинотеатра «Колизей».

В 1926 г. Н. О. Александрова напишет:

«Помню вечер Есенина, единственный его вечер в Ростове, на который, польстившись мальчишески вызывающими афишами, собралась в большинстве буржуазная публика, собралась поскандалить и отвести душу на заезжем из Москвы поэте. Но недалго пришлось ей свистеть, очень скоро веселые реплики сменились внимательной тишиной. Есенин читал „Пантократора“. Это там, прощаясь с ладанным богом „Радуницы“, он говорит:

Я кричу тебе: к черту старое,
Непокорный разбойный сын.

Есенин читал, и правая пригоршня его двигалась в такт читке, словно притягивая незримые вожжи».

Грацианская Н. О нечаянной радости. — Сб. «Литературный Ростов — памяти Сергея Есенина». Ростов-на-Дону: Трудовой Дон, 1926, с. 57.

В 1960-е годы в другой редакции воспоминаний она же напишет:

«Есенин читал ярко, своеобразно. В его исполнении не было плохих стихов: его сильный гибкий голос отлично передавал и гнев, и радость — все оттенки человеческих чувств. Огромный, переполненный людьми зал словно замер, покоренный обаянием есенинского таланта.

Бурей аплодисментов были встречены „Исповедь хулигана“, „Кобыльи корабли“, космическая концовка „Пантократора“.

Лирическим стихам

Я покинул родимый дом,
Голубую оставил Русь.
В три звезды березняк над прудом
Теплит матери старой грусть —

аплодировали так неуемно, что, казалось, Есенину никогда не уйти с эстрады.

- 383 -

Но вот его сменил А. Мариенгоф, прочитавший новую поэму. Г. Колобов не выступал, хотя в афише значился третьим участником вечера».

Восп., 1, 419.

Июль, после 21 ... 23. Есенин и Мариенгоф выезжают из Ростова-на-Дону в Таганрог.

Выступают там с чтением стихов.

Заходят в гости к художественному руководителю таганрогского Народно-художественного театра С. Д. Орскому и дарят ему книги своих стихов.

Возвращаются обратно.

ЕиС, 316; Мариенгоф, 88.

«В память о своем пребывании в Таганроге Есенин подарил С. Д. Орскому книгу своих стихов <скорее всего, «Трерядницу»> с дарственной надписью <не сохранилась>. То же сделал и Анатолий Мариенгоф <он подарил Орскому свою книгу „Магдалина“>» (Присекин А. Сергей Есенин в Таганроге. — Газ. «Таганрогская правда», 1976, 29 мая, № 106).

О пребывании Есенина и А. Б. Мариенгофа в Таганроге Л. И. Повицкий вспомнит:

«Годом позже <в 1920> я очутился в Таганроге и снова увиделся с Есениным и Мариенгофом. Они ехали на Кавказ в салон-вагоне Молабуха (он же „почем соль“) и остановились на несколько дней в Ростове и Таганроге. Есенин имел усталый вид, и вечер поэтов прошел без обычного шума и треска».

Повицкий Л. О. Сергей Есенин (Воспоминания) <1940-е—1950-е гг.>. — РГБ, ф. 393, оп. 2, ед. хр. 2, л. 13 об.

Июль, 23. Есенин фотографируется вместе с А. Б. Мариенгофом и делает надпись на обороте фотографии своим знакомым Ф. Е. Лейбман, Е. И. Лившиц, Ф. А. Шерешевской:

«Привет из Ростова Фриде, Жене и Фанни. С. Есенин».

Есенин, VII (1), 107, 444; VII (3), 154, 232, (фото № 51).

Ниже надписи Есенина рукой Мариенгофа:

«А. Мариенгоф 23 июль 20 год».

Июль, 27. Новочеркасская газета «Красный Дон» (№ 153) в статье «Шарлатаны? Сумасшедшие?» (подпись: Молотобоец) публикует четверостишие Есенина «Вот эти голые ляжки...» <«Вот они, толстые ляжки...»>.

Оно имеет разночтения с автографом Есенина (текст см.: до 27 мая 1919).

Там же содержатся резкие высказывания против имажинистов:

«...Товарищи! Новочеркасские граждане! К вам едут люди, чтобы плюнуть вам в лицо... Не только плюнуть, но еще, когда вы будете стирать с лица своего плевок, — вытащить из вашего кармана деньги... <...>

В Ростове, в театре имени Свердлова, появляется на стенах афиша <далее цитируется полностью — см.: до 21 июля 1920)> <...> И в первый же вечер собирают 150000 рублей народных денег в свой карман! Как? Чем? Каким творчеством? Они — имажинисты. <...>

А в поэме главного имажиниста Мариенгофа „Магдалина“ поется о том, что он придет к ней в чистых подштанниках и будет искать уюта в ее кружевных юбках,

- 384 -

поется о слученной суке, о жеребцах, которые делают то, о чем постыдятся сказать сами же жеребцы...

И это — в театре имени Свердлова! А когда Отдел Народного Образования хотел воспретить эту гнусность, он оказался бессилен...

Неужели же эти шарлатаны, или сумасшедшие, или преступники — всерьез совершают по России какую-то культурно-просветительную командировку?! <...> И неужели Советская власть Новочеркасска окажется бессильной? И наши граждане пойдут, чтобы им — гражданам — плюнули в лицо? И эта мерзость будет совершаться в театре — Ленина? Троцкого? Луначарского?..».

Есенин, А. Б. Мариенгоф, Г. Р. Колобов поездом из Ростова-на-Дону прибывают в Новочеркасск.

ЕиС, 316.

А. Мариенгоф напишет в «Романе без вранья»:

«В Новочеркасске после громовой статьи местной газеты, за несколько часов до начала — лекция запрещается. <...> Газета сообщила неправдоподобнейшую историю имажинизма, „рокамболические“ наши биографии — и под конец ехидно намекнула о таинственном отдельном вагоне, в котором разъезжают молодые люди, и о боевом администраторе, украшенном ромбами и красной звездой».

Мариенгоф, 88.

В тот же день Есенин, А. Б. Мариенгоф, Г. Р. Колобов спешно возвращаются в Ростов-на-Дону.

После прочтения статьи в новочеркасской газете «Красный Дон» Г. Р. Колобов отдал распоряжение «отбыть с первым отходящим».

Мариенгоф, 88.

Т. Г. Мачтет, подводя итоги перипетиям издания в Рязани сборника «Голгофа строф», делает запись в дневнике:

«С января наш сборник лежал в типографии и не двигался вперед и только к августу дал о себе знать. Пойдут в нем мои стихи, Майзельса, Кисина, Туманного, Кугушевой, Манаева и многих других моих друзей. Есенина стихи исключили».

Дневник Мачтета, карт. 6, ед. хр. 5, л. 69.

Из-за нехватки бумаги издателям сборника (рязанским поэтам) пришлось пойти на сокращение его объема. Это было сделано за счет исключения стихов некоторых московских авторов.

См. также: февр. ... 20 апр. 1920.

Июль, после 27 ... Август, начало. Есенин присутствует на вечере поэтов в помещении ростовского «Интимного театра».

Не дождавшись своей очереди выступать, уходит ужинать в ресторан «Альгамбра», где проводит время со случайно встретившимся ему художником Ю. П. Анненковым.

Датируется в соответствии с воспоминаниями Ю. Анненкова, который через три дня после встречи с Есениным отправится в Москву и повезет от него письмо (будет потеряно). Это означает, что встреча состоялась до отъезда Есенина в Кисловодск — верхняя граница события. Известность Есенина ростовской публике, о чем свидетельствует Ю. Анненков, позволяет предполагать, что встреча состоялась после выступления Есенина в кинотеатре «Колизей» (см.: 21 июля 1920) и возвращения его из Новочеркасска (см.: 27 июля 1920) — нижняя граница события.

Ю. Анненков в 1954 г. так опишет эту встречу:

«...в тот же день попал на „вечер поэтов“, организованный местным Рабисом (Профессиональный Союз Работников Искусств), в помещении „Интимного театра“. <...>

- 385 -

Выступавшие поэты принадлежали к разным школам, до „имажинистов“ включительно. <...> Зачем, почему оказался Есенин в Ростове — я не знал <...>.

С „галерки“ кричали:

— Есенина! Есенина! <...>

Голос из публики:

— Есенин не дождался своей очереди и ушел ужинать в „Альгамбру“. <...>

Проголодавшись, я отправился в названную „Альгамбру“, где и встретил Есенина, и мы снова провели пьяную ночь.

— В горы! Хочу в горы! — кричал Есенин, — вершин! грузиночек! курочек! цыплят!.. Айда, сволочь, в горы!?

„Сволочь“ — это обращалось ко мне. Но вместо того, чтобы собираться на вокзал, Есенин стучал кулаком по столу:

— Товарищ лакей! пробку!!

„Пробкой“ называлась бутылка вина, так как в живых оставалась только пробка: вино выпивалось, бутылка билась вдребезги.

— Я памятник себе воздвиг из пробок,
Из пробок вылаканных вин!

Нет, не памятник: пирамиду! <...> Дальше начинался матерный период. Виртуозной скороговоркой Есенин выругивал без запинок „Малый матерный загиб“ Петра Великого (37 слов) <...> и „Большой загиб“, состоящий из двухсот шестидесяти слов».

Анненков Ю. Дневник моих встреч. Цикл трагедий. В 2 т. М.: Худож. литература, 1991, т. 1, с. 165—168. См. также: РЗЕ, 1, 119—121.

Июль, 29. Петроградская газета «Жизнь искусства» (№ 516) публикует статью Н. Н. Захарова-Мэнского «Московские поэты (Корреспонденция из Москвы): II».

Этот обзор начинается с имен новокрестьянских поэтов. Автор выделяет Клычкова, Ширяевца, Есенина, недавно примкнувшего к имажинизму, но до сих пор одаряющего «нас перлами неокрестьянской поэзии». Из поэтов, «сгруппировавшихся вокруг литературного отдела Наркомпроса», как самых талантливых Н. Н. Захаров-Мэнский отмечает М. Герасимова и в особенности В. Казина, которые образностью своей поэзии близки имажинистам. Разбирая поэзию неоклассиков Е. Волчанецкой, В. Ковалевского, В. Федорова, С. Рубановича, он находит, что стихи Волчанецкой зачастую можно признать стихами имажиниста. Очень бегло остановившись на символистах, акмеистах, футуристах, автор считает необходимым посвятить имажинизму половину своего обзора, начиная с исторической справки:

«10 февраля 1919 года в № 3 газеты „Советская страна“ — манифест имажинистов, подписанный В. Шершеневичем, А. Мариенгофом, С. Есениным, Р. Ивневым и художниками Г. Якуловым и Б. Эрдманом. В этой декларации, начинающейся с вечной памяти „Горластому деятельному парню“ футуризму и презрительных слов по отношению к лысым символистам, творцы нового течения заявляют: „Образ и только образ, образ ступенями от аналогий, параллелизмов и сравнений“. Вадим Шершеневич, начавший с натурализма („Весенние проталинки“) и через символизм перешедший в нео-, а после и просто к футуризму, теперь глаголет словесами странными: — „Образ — самоцель“ — „Поэзия должна быть каталогом образов. <...> Вон, долой содержание“. Увы, от дурной привычки не писать стихов, лишенных содержания, не может отвыкнуть В. Шершеневич. Он по-прежнему хороший лирик, несколько рассудочный, пожалуй, как поэт, больше версификатор. Многие стихи его в самой последней книге „Лошадь как лошадь“, право же, далеко неплохи и очень лиричны.

Боевой авангард имажинизма Анатолий Мариенгоф — о, этому удается писать вне содержания.

- 386 -

Второй передовой имажинист — Сергей Есенин, прекраснейший поэт современности и талантливейший. Р. Ивнев покинул имажинистскую компанию. На его месте теперь А. Кусиков, довольно интересный молодой символист, имажинизм которому так же близок, как седло рогатому животному. Из молодых к имажинистам примкнул Н. Эрдман, очень талантливый молодой поэт. <...> Не будь имажинизм союзом Есенина, Мариенгофа и Шершеневича, едва ли бы это притянутое за уши образов течение могло бы стать литературно знаменитым...».

Июль, 30. А. Б. Мариенгоф посылает с оказией В. Г. Шершеневичу (для передачи А. М. Кожебаткину) письмо.

Обращаясь к адресату от себя и Есенина, А. Мариенгоф начинает письмо с фразы: «Канули мы из Москвы и немедля Москва из нас канула». Затем следует просьба известить по будущему адресу (Баку, БакРОСТА, Городецкому для нас) о делах в «Книжной лавке художников слова». В заключение Мариенгоф пишет:

«Как наши книги? Жажду узреть их — во всем блеске мастерства издательского мэтра Кожебаткина. Привет Жанне Евг<еньевне>».

Собрание Ю. Паркаева, Москва.

Возможно, в письме имеются в виду книга Есенина «Руссеянь», готовившаяся А. М. Кожебаткиным к изданию в «Альционе» (не выходила) и одна из книг (неизвестно какая) А. Мариенгофа.

См. Приложение.

Июль. М. И. Цветаева помещает в свою записную книжку частушку, автором которой обозначен Есенин:

Россия-матушка!
Да впала в лень она:
Не вытащит да живота
Да из-под Ленина!

Цветаева М. Неизданное. Записные книжки: В 2 т. М.: Эллис Лак 2000, 2001, т. II: 1919—1939. / Подгот. текста, предисл. и примеч. Е. Б. Коркиной и М. Г. Крутиковой, с. 218.

Заведующий Госиздатом В. В. Воровский переводится на дипломатическую работу.

Субботин-2001, 160.

Для Есенина начинается новый этап взаимодействия с этим ведомством.

Июль, не ранее. На обороте титульного листа коллективного сборника «Коробейники счастья» (авторы — А. Б. Кусиков и В. Г. Шершеневич) Есенин делает запись:

«Знаменитый русский поэт Сергей Есенин».

Датируется с учетом времени выхода книги, устанавливаемого по дарственной надписи В. Шершеневича (на другом ее экземпляре) неустановленному лицу с датой: «3 июля 1920 г.» (ГЛМ, книжные фонды).

Рядом с записью Есенина — автограф В. Шершеневича (заключительная строфа стихотворения «Аграмматический крик»):

Возвращаясь с какого-то пира
— разум + крики солдат,
Эти нежные вёсны на крыльях вампира
Пролетают глядеть в никуда.

Вад. Шершеневич.

Книга с автографами поэтов хранится в ГМЗЕ.

Есенин, VII (2), 113.

- 387 -

Выходит № 15—16 (апрель—июль) журнала «Пролетарская культура» со статьей П. И. Лебедева-Полянского «Самостоятельность или в путах буржуазной культуры» (подпись: Валерьян Полянский).

Автор пишет о поэтах, чуждых Пролеткульту:

«Пусть эти поэты знают, что Пролеткульты могут жить без них, а они без Пролеткультов нет; вне культурно-творческой армии пролетариата они погибнут в путах Брюсовых, Бальмонтов, Шершеневичей и т. п. и уже начинают гибнуть, как, например, Герасимов. <...> Пролеткульты борются и с футуристами, и с имажинистами, и с супрематизмом, и в самих коммунистах-футуристах видят влияние умирающей буржуазии с ее извращенными вкусами».

Датируется в предположении выхода журнала в свет либо в запланированные сроки, либо с возможной задержкой.

Здесь же — рецензия А. А. Богданова на № 1 журнала «Кузница».

В ней с чувством неодобрения отмечается:

«Никто не требует от пролетарских поэтов „высшей буржуазной техники“; она нам не к лицу. <...> Надо учиться, учиться широко и глубоко, а не „набивать руку“ в хитрых рифмах и аллитерациях. <...> Предположим, мы высказали бы опасение, что Клюев и Есенин предъявляют часть авторских прав на стихотворение Обрадовича „Рабочая“, — наибольшая доля его образов и выражений оправдывали бы такую претензию: там и „Жар-Птица“, которая „мир накрыла пылающим крылом“, и упоминание о „распятом на кресте“ и „черноземная ладонь края“ и т. п.».

Август, 1. Газета «Дальне-Восточная республика» (Верхнеудинск, после 1934 г. — Улан-Удэ; № 70) печатает поэму Есенина «Товарищ» с кратким анонимным вступлением «Поэзия революции. 1917—1920»:

«Три года Великой Российской Революции внесли в сокровищницу русской поэзии немало драгоценных перлов, которые будут с удивлением и радостью рассматриваться на протяжении десятилетий современниками и потомством. Благодаря оторванности нашей окраины от центров общественной жизни, с середины 1918 г. — почти все эти перлы поэзии неизвестны населению Дальнего Востока. Имена всем известных поэтов в России: Николая Клюева, Сергея Есенина, Петра Орешина, Владимира Ма<як>овского, Алексея Гастева, Герасимова, Александровского и друг<их> — звучат чуждо для уха людей, даже близко живущих поэзией.

И потому, в литературно-худ<ожественном> отд<еле> нашей газеты мы будем знакомить читателей с теми произведениями, какие, по нашему мнению, наиболее характерны для творческих исканий и достижений в области русской поэзии».

На источник указано Н. Г. Юсовым.

Август, начало. Есенин делает дарственную надпись поэту и журналисту Б. А. Сорокину на книге «Трерядница» (1920):

«т. Сорокину с дружбою и воспоминаниями об Университете Шанявском. Сергей Есенин. Ростов 1920. Август».

Есенин, VII (1), 108, 444—445.

Датируется временем пребывания Есенина в Ростове-на-Дону.

Факсимиле надписи см.: Юсов-96, 310.

Есенин выезжает из Ростова-на-Дону в Кисловодск по маршруту: Тихорецк — Минеральные Воды — Пятигорск — Кисловодск.

Датируется началом августа с учетом точно документированных последующих событий (см.: 9 авг. 1920; 11 авг. 1920).

- 388 -

Август, 4. И. Н. Розанов беседует в Москве с В. Г. Шершеневичем о составе группы имажинистов и фиксирует содержание диалога:

«Из разговора с Шершеневичем в „Лавке поэтов“.

— Сейчас к имажинистам принадлежат следующие лица, — я начал перечислять —

1) Шершеневич, 2) Кусиков, 3) Есенин, 4) Мариенгоф.

— Да!

— Рюрик Ивнев, — подсказал я дальше.

— Нет, он уже вышел. 5) Третьяков, 6) Эрдман, 7) Александровский (из Пролеткульта, только что подал заявление. Там многие близки к нам, напр., Казин, Обрадович и т. д.), 8) из провинции Малахов, 9) Старцев и из москвичей еще 10) Ив. Грузинов».

РГБ, ф. 653, карт. 4, ед. хр. 3, л. 6.

Август, 7—8. Петроградская газета «Жизнь искусства» (№ 524—525) печатает статью Н. А. Оцупа «На двух планетах (В Петербурге и Москве)».

При сравнении творчества поэтов двух городов немало места отводится имажинистам:

«Разница поэзии Москвы и Петербурга получает символическое значение. На первом пути всё время горят огни блестящих огненных комет и метеоров, часто ложные, всего чаще непоэтические, но там нет сумерек успокоения <как в Петрограде>.

<...> Пегас, тренируемый на постоянные неритмические подпрыгивания, засекаемый кнутом „метафоры во что бы то ни стало“, обращается в „Лошадь как лошадь“ имажиниста Вадима Шершеневича. <...> Один из важнейших элементов мастерства развивается из чувства меры, которое не позволяет злоупотреблять каким-либо одним приемом. В этом смысле чувства меры гораздо менее уязвим С. Есенин. В новом качестве он не стал слишком запутанным и оригинально синтезировал свои прежние описания сельского быта с своими духовными псалмами. Получается Бог-Корова, к которому поэт взывает: „Господи, отелись!“».

Август, до 9. При движении поезда между Тихорецком и Пятигорском Есенин наблюдает «состязание» паровоза и жеребенка.

Описание этого эпизода Есениным см.: 11 авг. 1920.

А. Мариенгоф напишет об этом в «Романе без вранья»:

«По степи, вперегонки с нашим поездом, лупил обалдевший от страха перед паровозом рыжий тоненький жеребенок.

Зрелище было трогательное. Надрываясь от крика, размахивая штанами и крутя кудластой своей золотой головой, Есенин подбадривал и подгонял скакуна. Версты две железный и живой конь бежали вровень. Потом четвероногий стал отставать, и мы потеряли его из вида».

Мариенгоф, 90.

Эпизод с жеребенком найдет отражение в поэме Есенина «Сорокоуст» (см.: после 11 авг. — середина авг. 1920).

Есенин прибывает в Пятигорск и останавливается в городе.

См. след. запись.

В. В. Базанов датирует приезд в Пятигорск 8 ... 9 авг. 1920 (ЕиС, 316).

- 389 -

Август, 9. Есенин и А. Б. Мариенгоф посещают музей «Домик Лермонтова».

В книге регистрации посетителей музея Есенин записывает:

«<...> Сергей Есенин и Мариенгоф».

Предваряющая эту запись дата (9.VIII) написана другой рукой.

Есенин, VII (2), 177—178.

Фотокопию записи см.: Габриельянц И., Селегей П. Сергей Есенин в «Домике Лермонтова» (газ. «Кавказская здравница», Пятигорск, 1969, 1 апр., № 64).

Есенин встречается с журналистом и сотрудником «Литературного воскресника» (приложения к местной газете) А. И. Славянским.

Крылов А. П. Сергей Есенин в Пятигорске. — Радуница, 2, 23—25.

Август, 9 (?) ... 10. Есенин выезжает из Пятигорска и через Ессентуки прибывает в Кисловодск.

Датируется по времени начала обратного движения вагона Г. Колобова из Кисловодска к узловой железнодорожной станции Минеральные Воды (см. след. запись) для дальнейшего движения на Баку.

См. также: ЕиС, 317.

Август, 11, утро. Есенин и А. Б. Мариенгоф вместе с Г. Р. Колобовым выезжают из Кисловодска в Минеральные Воды через Пятигорск.

Датируется в соответствии с содержанием письма Есенина и временем его отправления с вокзала станции «Минеральные Воды» (см.: 11 авг. 1920).

В. В. Базанов датировал выезд из Кисловодска в Баку предположительно: «Август, 11-12 (?)» (ЕиС, 317).

Август, 11. В поезде Есенин пишет в Харьков Е. И. Лившиц и отправляет письмо с вокзала станции «Минеральные Воды».

Датируется по помете, предваряющей копию текста: «Почтовый штемпель: Минер. Воды — вокзал. 11 августа 20 г. На письме даты нет».

Есенин, VI, 479.

В письме говорится:

«<...> Сегодня утром мы из Кисловодска выехали в Баку, и, глядя из окна вагона на эти кавказские пейзажи, внутри сделалось как-то тесно и неловко. Я здесь второй раз в этих местах и абсолютно не понимаю, чем поразили они тех, которые создали в нас образы Терека, Казбека, Дарьяла и вс<его> проч<его>. Признаться, в Рязанской губ. я Кавказом был больше богат, чем здесь. <...> Уж до того на этой планете тесно и скучно. Конечно, есть прыжки для живого, вроде перехода от коня к поезду, но всё это только ускорение или выпукление. По намекам это известно всё гораздо раньше и богаче. Трогает меня в этом только грусть за уходящее милое родное звериное и незыблемая сила мертвого, механического.

Вот Вам наглядный случай из этого. Ехали мы от Тихорецкой на Пятигорск, вдруг слышим крики, выглядываем в окно, и что же? Видим, за паровозом что есть силы скачет маленький жеребенок. Так скачет, что нам сразу стало ясно, что он почему-то вздумал обогнать

- 390 -

его. Бежал он очень долго, но под конец стал уставать, и на какой-то станции его поймали. Эпизод для кого-нибудь незначительный, а для меня он говорит очень много. Конь стальной победил коня живого. И этот маленький жеребенок был для меня наглядным дорогим вымирающим образом деревни и ликом Махно. Она и он в революции нашей страшно походят на этого жеребенка, тягательством живой силы с железной.

Простите, милая, еще раз за то, что беспокою Вас. Мне очень грустно сейчас, что история переживает тяжелую эпоху умерщвления личности как живого, ведь идет совершенно не тот социализм, о котором я думал, а определенный и нарочитый, как какой-нибудь остров Елены; без славы и без мечтаний. Тесно в нем живому, тесно строящему мост в мир невидимый, ибо рубят и взрывают эти мосты из-под ног грядущих поколений. Конечно, кому откроется, тот увидит тогда эти покрытые уже плесенью мосты, но всегда ведь бывает жаль, что если выстроен дом, а в нем не живут, челнок выдолблен, а в нем не плавают.

Вы плавающая и идущая, Женя! Поэтому-то меня и тянет с словами к Вам.

Растите такой, какой я Вас видел и слышал, слушайтесь Фриду, и благо Вам будет, ибо в Фриде доброе живет сознательно, поэтому она такая милая и такая хорошая будет даже в чем-нибудь дурном.

Любящий Вас С. Есенин».

Есенин, VI, 114—116, 479—482 (выделено автором).

Август, после 11 ... Август, середина. Есенин и А. Б. Мариенгоф едут в поезде по маршруту Минеральные Воды — Петровск-Порт (ныне Махачкала) — Дербент — Баку.

Маршрут движения устанавливается по воспоминаниям А. Мариенгофа (Мариенгоф А. Воспоминания о Есенине. М.: Огонек, 1926, с. 49—50).

См. также след. запись.

На пути из Минеральных Вод в Баку Есенин пишет поэму «Сорокоуст».

Есенин, II, 81—84, 385—392.

«А в прогоне от „Минеральных до Баку“ Есениным написана лучшая из его поэм — „Сорокоуст“. Жеребенок, пустившийся в тягу с нашим поездом, запечатлен в образе, полном значимости и лирики, глубоко волнующей.

В Дербенте наш проводник, набирая воду в колодце, упустил ведро.

Есенин и его использовал в обращении к железному гостю в „Сорокоусте“:

Жаль, что в детстве тебя не пришлось
Утопить, как ведро в колодце.

В Петровском Порту <имеется в виду г. Петровск-Порт, с 1922 г. — Махачкала> стоял целый состав малярийных больных. Нам пришлось видеть припадки, поистине ужасные. <...>

- 391 -

В „Сорокоусте“:

Се изб древенчатый живот
Трясет стальная лихорадка».

Мариенгоф, 91—92.

Август, 14—15. В петроградской газете «Жизнь искусства» (№ 530—531) печатается статья А. Э. Беленсона «О лошадином дэндизме».

Автор проводит мысль о том, что имажинистское творчество развивается в направлении «эстетизирования в духе дурной цыганщины».

Август, 15 — 1921, май, около 3. З. Н. Райх работает в Наркомпросе инспектором подотдела народных домов, музеев и клубов.

Варшавский и Хомчук, 169; Т. С. Есенина о В. Э. Мейерхольде и З. Н. Райх: Письма К. Л. Рудницкому. М.: Новое издательство, 2003, с. 150.

Август, 16. Президиум Центральной учетно-распределительной комиссии Центропечати распределяет 2500 экземпляров книги Есенина «Голубень» (1920).

Из них 500 экз. распределяется в запасной фонд, 550 экз. — в губернии, 250 экз. — в Петроград, 500 экз. — в Харьков, 250 экз. — в Москву, остальные в различные учреждения.

Событие и его дата устанавливаются на основании протокола заседания президиума Центральной учетно-распределительной комиссии № 13 от 16 авг. 1920 г. (ГАРФ, ф. Р395, оп. 1, ед. хр. 7, л. 32 об.).

Произошедшее через полгода после выхода «Голубени» вторым изданием (см.: до 29 янв. 1920), это событие наводит на мысль, что в данном случае могли распределяться экземпляры дополнительного тиража или даже третьего издания «Голубени».

См. также: Есенин, VII (3), 366; 18 янв. 1919.

Август, середина (?). Есенин приезжает в Баку.

Время события устанавливается по сопоставлению с предыдущими событиями и датами. См. также: ЕиС, 317.

Август, середина (?) — Сентябрь, до 5. Есенин оказывает содействие Г. Р. Колобову в решении возложенных на того задач по восстановлению железнодорожного транспорта.

Материалы, 281.

Датируется с учетом открытия железнодорожного сообщения между Азербайджаном и Грузией (см.: не ранее 5 сент. 1920).

Как известно, 29 июня завершился вооруженый конфликт между Азербайджанской социалистической советской республикой и Грузинской демократической республикой, управлявшейся меньшевистским правительством. К моменту приезда Г. Колобова и Есенина в Азербайджан там налаживалась мирная жизнь. При Азербайджанском Совете народного хозяйства открывался транспортный материальный отдел (Трамот АСНХ), на первоначальное оборудование которого были отпущены 700 000 руб. (газ. «Коммунист Баку». 1920, 5 авг., № 80). 13 авг. в Баку завершился проходивший несколько дней съезд железнодорожников Азербайджана. В этой связи приезд в Баку такого опытного специалиста, уполномоченного Трамота ВСНХ и сотрудника Высшего совета по перевозкам при Совете труда и обороны, как Г. Колобов, был своевременным.

По-видимому, Есенин вынужден был уделять много времени организационно-технической работе и для литературных выступлений и контактов в Баку у него было мало времени.

- 392 -

Есенин встречается в Баку с поэтом А. Е. Крученых.

Есенин, VII (2), 112—113.

Где состоялась эта встреча, установить не удалось. Возможно, что она была не единственной.

Во время пребывания Есенина в Баку Крученых сотрудничал в газетах «Коммунист», «Азербайджанская беднота», «Бакинский рабочий».

«Один из литераторов, побывавший в Баку, отмечал, что Крученых „скромно зарабатывает свой честный кусок хлеба и только изредка, вынырнув, как холерный вибрион, пытается вызвать бурю в стакане воды в местных литературных кругах“» (Крусанов, 2, 337).

Август, до 20. Составляется «Список писателей и поэтов для получения пайка по Москве», в который включается Есенин.

Субботин С. И. О составе Московского профессионального союза писателей (1919) и Всероссийского профессионального союза писателей (1920). — НЛО, 1995, № 11, с. 185—194.

Август, 20. На заседании центральной коллегии Литературного отдела Наркомпроса принимается постановление за № 16 «Списки <где значился и Есенин> утвердить <еще один список представлялся от подотдела пролетарской литературы> и передать в Комиссию по распределению пайков».

См. ссылку в предыд. записи.

Сведений о выдаче пайка Есенину отыскать не удалось. Более того, выяснилось, что их не хватало и для пролетарских писателей и поэтов, о чем свидетельствует следующий документ:

«№ 3397 7 / Х—20 г.

ЛИТО Пролетарская секция т. Кириллову

Дорогой товарищ!

Вы знаете, что одновременно с академическими пайками для профессоров были утверждены академические пайки для писателей, как в Петрограде, так и в Москве, причем из каждых 25 — 8 пайков были даны пролетарским писателям.

Никаких других пайков ни один буржуазный писатель (не пролетарий) пока не получает.

В настоящее время я буду распределять некоторое количество пайков, в общем приблизительно 200, которые поступят в мое распоряжение для всех абсолютно художников приблизительно через неделю. Литературный отдел получит, вероятно, не более 10 пайков. Само собой разумеется, я постараюсь некоторую часть их <...> выделить для указанных Вами лиц, но об удовлетворении академическим пайком 12 пролетарских писателей никакой не может быть речи.

Нарком по просвещению
Секретарь (подписи)».

ГАРФ, ф. А2306, оп. 1, ед. хр. 385, л. 246—246 об.

Всего в 1920 году было распределено 500 пайков для ученых и 50 для литераторов (Халатов А. ЦЕКУБУ. — Журн. «Печать и революция». М., 1927, кн. 7, окт. — нояб., с. 308).

Август, 21. Симферопольская газета «Время» (№ 38) печатает статью И. А. Весеньева «Из дневника: „Верноподданные“»:

«А. Блок, Вяч. Иванов, А. Рославлев, Н. Клюев, Есенин, Н. Гумилев, Маяковский, В. Князев, М. Кузьмин <М. Кузмин>, Серафимович, В. Каменский оптом и в розницу в стихах и в прозе кощунственно прославляют державного хозяина — „Красного Иисуса“ Ленина <...> В агитпросвете, пролеткульте, комиссариате просвещения, накинув рабочую блузу, эти служители муз верноподданно кадят властям предержащим».

- 393 -

Август, после 27 ... Сентябрь. Выходит журнал «Кузница» (№ 4, август—сентябрь) со статьей В. Д. Александровского «О путях пролетарского творчества».

Выход журнала датируется с учетом выхода № 3 «Кузницы» до 27 авг. 1920 (протокол заседания президиума Центральной учетно-распределительной комиссии Центропечати от 27 авг. 1920 — ГАРФ, ф. Р395, оп. 1, ед. хр. 7, л. 39 об.).

Автор пишет:

«Пролетарская литература станет на должную высоту только тогда, когда она выбьет почву из-под ног буржуазной литературы сильнейшим оружием: содержанием и техникой. Особенно мы задержались (и сейчас еще не ушли) на образе, как могущественном оружии художественного творчества. Это дало повод (отчасти мы и сами его дали) причислить нас к школе имажинизма. <...> Они недобросовестно смешивали и смешивают нас с группой имажинистов (Шершеневич, Есенин, Мариенгоф), с которой мы ничем не связаны».

Август (?). Выходит в свет журнал «Творчество» (№ 2—4, февраль—апрель) с рецензией Н. А. Павлович (подпись: М. Павлов) на журнал «Кузница» (№ 1).

Выход журнала определяется с учетом задержки № 1 (за янв. 1920) и его датировки по информации в газете «Известия ВЦИК», 1920, 3 июня, № 118.

Н. Павлович пишет:

«В первом своем устремлении товарищи из „Кузницы“ примыкают к т<ак> называемым „имажинистам“, хотя сами они формально разграничиваются с ними, указывая на совершенно иное содержание своих образов, трудовых и материалистических в противовес мистике Есенина и бульвару Мариенгофа и Шершеневича».

Сентябрь, 3. В Баку выписывается документ за № 3695, удостоверяющий личность Есенина.

Есенин, VII (2), 307.

Несмотря на то, что у Есенина имелись копия удостоверения личности от 11/ XI — 1919 г. и удостоверение личности от 5 /VII — 1920 г., ему пришлось в связи с выездом из Баку в меньшевистскую Грузию оформлять еще одно удостоверение и проходить все необходимые процедуры. Вот что писал в те же дни другой выезжающий из Азербайджана:

«Выехать из Баку оказалось делом нелегким. Пришлось хлопотать не менее недели, чтобы получить пропуск. Трудно было даже проникнуть в бюро пропусков при Особом отделе XI армии, откуда выдавались удостоверения бакинской Ч. К. на право выезда. Сама „Чека“ помещалась на Старо-Полицейской улице. Требовалось объяснить чекисту, зачем вы едете и по какому мандату».

М-окий С. Через Россию: Из путевых впечатлений. — Газ. «Грузия», Тифлис, 1920, 19 сент., № 121.

Удостоверение от 3 сент. 1920 было изъято у Есенина в Москве во время его ареста на квартире А. Кусикова в ночь с 18 на 19 окт. 1920. Его содержание и местонахождение ныне неизвестны.

Сентябрь, до 4. Выходит книга А. Б. Мариенгофа «Стихами чванствую: Лирические поэмы» (М.: Имажинисты, 1920) с поэмой «Встреча» и стихотворением «На каторгу пусть приведет нас дружба...», посвященными Есенину.

Граница события устанавливается по Кн. летописи (1920, № 33, с. 8).

См.: март 1920.

- 394 -

Сентябрь, не ранее 5. Есенин выезжает из Баку в Тифлис.

Датируется, исходя из завершения оформления разрешения на поездку и даты возобновления пассажирского сообщения между Баку и Тифлисом.

Газ. «Новости дня» (Тифлис, 1920, 4 сент., № 612) в заметке «Баку—Тифлис» сообщила: «На днях возобновляется пассажирское сообщение с Грузией. Восстановлен Пойлинский мост». Позднее другая газета («Грузия». 1920, 7 сент., № 111) подтвердила эту информацию: «В воскресенье 5 сентября по ремонтированному Пойлинскому мосту <через р. Куру> прошел первый поезд в Баку».

Сентябрь, до 11 (?). Есенин выполняет в Грузии поручения Г. Р. Колобова, ведущего переговоры об условиях возвращения Советской России части подвижного железнодорожного состава.

Материалы, 281.

Датируется, исходя из продолжительности последующих железнодорожных перемещений.

В момент образования Грузинской демократической республики на ее территории оказалось большое количество подвижного состава, объявленного собственностью республики, при излишке паровозов и нехватке вагонов (газ. «Свободный путь», Тифлис, 1919, 2 июня).

Грузия была заинтересована в продаже или сдаче в аренду паровозов и получении недостающего количества вагонов.

Есенин посещает (?) тифлисского адвоката З. Рохлина.

Поэта приводит туда комендант поезда, прибывшего с Есениным в Тифлис, М. З. Цейтлин.

Позже участник этой встречи А. И. Гербстман вспомнит:

«Я сначала не поверил, что встретился с Есениным: он выглядел совсем по-мальчишески, был навеселе, его разговор не совпадал с моими представлениями о знаменитом поэте... Во втором часу ночи поэта начали уговаривать прочесть стихи. Он, как мне показалось, несколько кокетливо отказывался вначале, потом согласился. Читал Есенин изумительно: очень эмоционально, всем телом жестикулируя, особенно руками и головой. Мои сомнения полностью рассеялись. Я был потрясен...

Сын адвоката, Константин Захарович Рохлин, стал большевиком. В семье был раскол. Костю искала меньшевистская милиция. В эту ночь он явился к отцу, чтобы послушать Есенина. Встали из-за стола. Есенин завел беседу на политические темы. Он говорил: „Мы — советские...“, „Советская Россия — наша родина...“ Рохлин предложил ему выйти на веранду. Есенин подошел к решетке, перегнулся и вдруг закричал, обращаясь к кому-то на улице: „Да здравствует Советская Россия!“ И еще что-то в этом роде. В доме вскоре появились гости из особого отдела меньшевистской милиции. Костю спрятали, то ли в сундук, то ли закатали в ковер... Рохлин откупился. А нас уложили спать».

Цит. по кн: Баранов В. Сергей Есенин: Биогр. хроника в воспоминаниях, фотографиях, письмах. М.: Радуга, 2003, с. 130.

Сентябрь, до 12. Есенин возвращается из Тифлиса в Баку.

Граница события определяется с учетом времени возвращения Есенина в Москву (см.: не позднее 19 сент. 1920), принимая во внимание среднюю скорость передвижения пассажирских составов по Закавказской железной дороге. В 1920 году на участке Баку — Петровск-Порт (ныне Махачкала) — Ростов-на-Дону она составляла чуть больше 20 км/час. Например, на участке Баку — Петровск-Порт поезд находился в пути 18,3 часа (газ. «Коммунист», Баку, 1920, 6 авг., № 81).

- 395 -

Сентябрь, 13. Владивостокская газета «Вечер» (№ 106) републикует статью В. М. Фриче «Литература за два года советской власти» из № 10—11 журнала «Творчество» (1919).

См.: не ранее нояб. 1919.

Публикация предваряется вступлением С. З<наменского>, где автор заявляет, что он «расходится с В. Фриче в его трафаретно-марксистском подходе к произведениям художественной литературы».

Сентябрь, около 13. Есенин один (без А. Б. Мариенгофа и Г. Р. Колобова) выезжает из Баку в Москву.

Время отъезда определяется с учетом прибытия Есенина в столицу не позднее 19 сент. 1920 (см.).

А. Мариенгоф напишет в «Романе без вранья»:

«У меня тропическая лихорадка — лежу пластом. Есенин уезжает в Москву один, с красноармейским эшелоном».

Мариенгоф, 93.

Сентябрь, 13 ... Октябрь, начало. Выходит петроградский журнал «Грядущее» (№ 9—10) с рецензией на журнал «Книга и революция» (№ 1).

Верхняя и нижняя границы датировки определяются помещенными в журнале материалами о смерти поэта Н. Рыбацкого 12 сент. 1920 и о предстоящем открытии (1 окт.) литературной студии при научно-литературном отделе Петроградского Пролеткульта.

Как сообщает рецензент, «в отделе „Беллетристика“ даны рецензии о новых изданиях. <...> Дана даже уничтожающая критика брошюры имажиниста Мариенгофа „Руки галстуком“ и С. Есенина „Трерядница“».

Сентябрь, 15. В газете «Правда» (№ 204) публикуется «Письмо в редакцию» З. Н. Райх-Есениной:

«Тов. редактор! Прошу напечатать, что я считаю себя вышедшей из партии социал-революционеров <так!> с сентября 1917 года. Зинаида Райх-Есенина».

В № 108 владивостокской газеты «Вечер» помещается статья С. Знаменского «Поэзия в Советской России. 1» (подпись: С. З.):

«Говоря о Советской поэзии, приходится говорить лишь о творчестве столичных поэтов, среди которых <...> наиболее видными являются Кириллов, Малашкин, Гастев, Герасимов, Александровский, Арский, Самобытник, Клюев, Орешин, Маширов, Филипченко, Есенин и еще несколько».

См.: 29 сент. 1920.

Сентябрь, 16. Берлинская газета «Голос России» помещает без подписи информацию «Из жизни русской колонии в Берлине»:

«В Берлине организовалось новое издательство „Скифы“ при ближайшем участии Л. Шестова, А. Шрейдера и Е. Лундберга. Издательство ставит своей целью ознакомление западноевропейских читателей с русской литературой переходной эпохи и с предвестниками ее. В области общественных идей издательству особенно близко народничество. Книги будут издаваться главным образом на немецком и французском языках, и лишь некоторая часть их — на русском. <...>

- 396 -

Под общим названием „Интеллигенция и народ“ появятся стихотворения и поэмы А. Белого, А. Блока, Н. Клюева, С. Есенина, П. Орешина и статьи Р. Иванова-Разумника, Е. Лундберга и Л. Шестова <...>».

Сентябрь, не позднее 19. Есенин возвращается в Москву.

О границе события см. след. запись.

Сентябрь, 19. Есенин участвует в дискуссии, развернувшейся в Политехническом музее после лекции В. Брюсова «Задачи современной литературы».

Анонс — афиша (ГЛМ, изофонд ХХ века).

«Лекция Валерия Брюсова на эту тему привлекла необычайное количество слушателей в Политехнический музей. Аудитория была чрезмерно переполнена, до давки. <...> Тема оказалась жгучей и более интересной, чем даже спор о Боге, который проходил в <этой> аудитории».

Газ. «Коммунистический труд», 1920, 21 сент., № 150.

Присутствовавший в Политехническом музее корреспондент журнала «Грядущее» изложил лекцию В. Брюсова и его заключительное резюме:

«В общем все чувствуют влияние революции, и современная русская литература занята созданием новой школы. Всеми своими течениями, вразброд: футуризм — словом, имажинизм — образом, пролетарские группы — содержанием, литература идет к одной цели: созданию нового языка, новых форм, нового содержания. Но новая школа литературы рождается десятилетиями. <...> В новом мире литература будет иная. Пролетарские писатели могут быть ее первыми ласточками».

В развернувшейся дискуссии, по мнению автора, весьма активными проявили себя имажинисты:

«В прениях поэт Грузинов утверждал, что имажинисты — „исходная точка наступающего ренессанса“. Другой имажинист — С. Есенин, среди шума аудитории, аплодисментов и голосов „Долой!!!“, выкрикивал такие фразы: „мы пришли, великие обнажатели человеческого слова“, „старые писатели примазывались к
властям — сейчас больше примазываются“, „нельзя свободно написать ни одной строки, относящейся к искусству — дай политики“ и т. п. Вообще имажинисты отстаивали „независимость“ литературы, как будто они этой независимостью не пользуются, говорили о „чистоте искусства“, отрицая всякое проявление политических взглядов и настроений в поэзии, однако всё это не мешает им выявлять в своих произведениях свой „белый лик“ и „белую душу“».

Бахметев Е. Валерий Брюсов о современной литературе. — Журн. «Грядущее», 1920, № 11, с. 15—16.

Сентябрь, после 19 ... Октябрь. Есенин, по-прежнему не имея собственного пристанища, проживает у друзей и знакомых, преимущественно у А. Б. Кусикова (Арбат, Б. Афанасьевский, 30, кв. 5).

Адрес А. Кусикова он записывает в протоколе допроса в МЧК (см.: 19 окт. 1920).

Сентябрь, 20. Есенин принимает участие в чтении «О современной поэзии», устроенном Всероссийским союзом поэтов в Политехническом музее под председательством В. Я. Брюсова.

Анонс — афиша (ГЛМ, изофонд ХХ века).

- 397 -

Вечер задумывался как продолжение лекции В. Брюсова 19 сентября. На нем с декларациями и стихами, как следует из афиши, должны были выступить семь поэтических школ от символистов до пролетарских поэтов. От имажинистов анонсировались выступления И. Грузинова, А. Кусикова и В. Шершеневича (на момент печатания афиши Есенина и Мариенгофа еще не было в Москве).

Предположение об участии Есенина в вечере делалось ранее на основании выводов В. Катаняна, базировавшихся на публикации эстонского писателя Э. Хубеля (см.: 27 окт. 1920).

Недавно ставший доступным исследователям дневник И. Н. Розанова рассеивает все сомнения по поводу участия Есенина (см. след. запись).

И. Н. Розанов записывает в дневнике:

«Вечером в Политехническом Музее Брюсов представ<ил> школы 1) неоклассиков Адалис, Антокольский, 2) <центрифугистов> Аксёнов, 3) фут<уристов> Буданцев, Пастернак, Гаркави (ст<ихи> Маяковского), сам Маяков<ский>, <нрзб.> 4-е имажиниста Шершеневич, Кусиков, Есенин, Грузинов, экспрессионист И. Соколов».

РГБ, ф. 653, оп. 4, ед. хр. 4, л. 69 об. (сообщено А. Ю. Галушкиным).

Спустя год некий М. Треплов (возможно, псевдоним) опишет этот вечер, предположительно отнесенный им к окт. 1920:

«Сегодня выступают представители всевозможных направлений, всевозможные -исты: неоакмеисты, футуристы, имажинисты, импрессионисты, экспрессионисты и, наконец, пролетарские поэты. Вступительное слово Валерия Брюсова, который также является представителем импрессионистов <...>. Потом следовали — неоакмеистка, экспрессионисты — сперва с декларацией, потом с образцами своего творчества. Когда дело дошло до футуристов, публика потребовала Маяковского, имя которого значилось в программе, но его не оказалось, и его произведения читал артист Гаркави. — Затем имажинисты. Они начинают свое выступление вчетвером. Взобравшись на стол, Шершеневич, Мариенгоф <ошибка памяти; на самом деле — Грузинов>, Есенин и Кусиков торжественно прокричали свое четверостишье <текст см.: 4 нояб. 1920>, после чего Шершеневич выступает с программой имажинистов, очень остроумной, основная мысль которой, конечно: нет литературы, нет искусства, кроме имажинистского. В середине его речи произошел инцидент. Появляется Маяковский. Аудитория требует, чтобы он выступил. Шершеневичу приходится слезть со стола, куда в свою очередь взбирается Маяковский. Но вместо футуристических откровений он заявляет, что считает сегодняшний вечер пустой тратой времени, в то время как в стране разруха, фабрики стоят, и что лучше было бы создать еще один агитпункт (агитационный пункт), чем устраивать этот вечер. Трудно себе представить, какой протест вызвали эти слова. Свистки и крики „здесь об искусстве говорят, а не митинг“ не дают Маяковскому продолжать свою речь, он спускается со стола, но в ту же минуту начинают его бурно вызывать. Он пытается говорить на прежнюю тему, но повторяется та же история. Когда Маяковский в третий раз очутился на столе, он, махнув рукой, стал читать „150 000 000“ (его новая большая поэма) при одобрительных замечаниях публики „давно бы так“. Немного спустя еще инцидент. Есенин в своем стихотворении допустил довольно свободные выражения, и второе ему не дают читать. Тогда Шершеневич заявляет буквально следующее: „Я стащу со стола за ноги всякого, пока Есенин не прочтет своего второго стихотворения“. И делать нечего, публика, хоть и шикала, но выслушала. За этими пререканиями не осталось времени для пролетарских поэтов, т. к. зал был снят лишь до 11 часов. Нечего и говорить, что они и часть публики протестовали, но Шершеневич заявил, что не платить же поэтам штрафы за электричество, и пришлось разойтись».

Треплов М. Два литературных вечера: ...II. Вечер современной поэзии. — Газ. «Руль», Берлин, 1921, 3 нояб., № 292.

См. Приложение.

- 398 -

Г. А. Бениславская впервые, по ее словам, видит Есенина.

В 1926 г. она вспомнит, что впервые увидела Есенина в авг. или сент. 1920 в Политехническом музее «на вечере всех литературных групп»:

«Кто-то читал стихи, и в это время появились Мариенгоф и Есенин в цилиндрах».

Материалы, 18.

Из двух сентябрьских вечеров (в августе подобных мероприятий не было), скорее всего, Г. А. Бениславская имела в виду вечер 20 сент., на котором как раз выступали с чтением стихов представители различных литературных течений. Относительно Мариенгофа она ошибается: он еще не вернулся с Кавказа.

Вместе с тем подруга Г. Бениславской Я. М. Козловская в письме к Г. В. Бебутову (22 мая 1969) вспомнила, как они в Петрограде видели Есенина на одном из литературных вечеров 1916 года, где он выступал вместе с Н. А. Клюевым. Об этом Я. Козловская напомнила Г. Бениславской, купив билет на вечер в Политехническом музее:

«— А помнишь, в Питере выступал с Клюевым молодой поэт и читал чудесные стихи?

— Помню, помню, — сказала Галя, — молодец, что взяла билеты».

Материалы, 357.

Сентябрь, после 20 ... Октябрь, до 4. Есенин читает в кафе Всероссийского союза поэтов поэму «Сорокоуст».

Рамки события устанавливаются в соответствии с записями 19 сент. 1920; 20 сент. 1920; до 4 окт. 1920.

И. В. Грузинов в 1926 г. напишет:

«Осень. Домино. <...> Есенин только что вернулся в Москву из поездки на Кавказ. У него новая поэма: „Сорокоуст“. <...> Чтобы дать ему возможность приготовиться к выступлению, я ушел в комнату правления союза поэтов. Явился Валерий Брюсов. Через две-три минуты Есенин на эстраде.

Обычный литературный вечер. Человек 100 посетителей: поэты и тайно пишущие. <...> Слушатели сидели скромно. Большинство из них жило впроголодь: расположились на стульях, расставленных рядами и за пустыми столиками.

Есенин нервно ходил по подмосткам эстрады. Жаловался, горячился, распекал, ругался: он первый, он самый лучший поэт в России, кто-то ему мешает, кто-то его не признает. Затем громко читал „Сорокоуст“. Так громко, что проходившие по Тверской могли слышать его поэму.

По-видимому, он ожидал протестов со стороны слушателей, недовольных возгласов, воплей негодования. Ничего подобного не случилось: присутствующие спокойно выслушали его бурную речь и не менее бурную поэму. <...> Он чувствовал себя неловко: ожидал борьбы и вдруг... никто не протестует.

— Рожаете, Сергей Александрович? — улыбаясь, спрашивает Валерий Брюсов.

Улыбка у Брюсова напряженная: старается с официального тона перейти на искренний и ласковый тон.

— Да, — отвечает Есенин невнятно.

— Рожайте, рожайте! — ласково продолжает Брюсов.

В этой ласковости Брюсова чувствовалось одобрение и поощрение м<э>тра по отношению к молодому поэту. <...> „Сорокоуст“ был первым произведением, которое Брюсов хорошо встретил».

Грузинов, 6—7.

- 399 -

Сентябрь, 21. Газета «Советский Дон» (№ 182) публикует статью «Праздник Пролеткульта».

В ней описываются торжества, происходившие днем 19 сент. 1920 («общее число участвующих в празднике до 1000 человек»), и состоявшийся вечером в театре имени т. Луначарского вечер Пролеткульта. В заключение вечера имело место выступление поэтов-студийцев и группы московских пролетарских поэтов, среди которых журналист, по-видимому, пользовавшийся непроверенной информацией, называет Есенина.

Сентябрь, до 23. В издательстве «Имажинисты» выходит из печати книга Ш. Вильдрака и Ж. Дюамеля «Теория свободного стиха. Заметки о поэтической технике» в переводе и с примечаниями В. Шершеневича.

На обложке книги переводчик значится как автор.

Граница события устанавливается по протоколу заседания президиума Центральной учетно-распределительной комиссии Центропечати № 30 от 23 сент. 1920, на котором прошло распределение 5000 экземпляров этой книги по организациям и учреждениям (ГАРФ, ф. Р395, оп. 1, ед. хр. 7, л. 62).

В одном из примечаний к тексту книги В. Шершеневич, в частности, указывает:

«Краевое созвучие (рифма, ассонанс, диссонанс) не может исчезнуть; но, вероятно, ей <так!> суждено пережить какую-то очень сложную и трудную эволюцию. В этом направлении сейчас много работает имажинист А. Мариенгоф, разрабатывающий трудолюбиво рифмы, основанные на переходных ударениях. <...> Несомненно под его влиянием С. Есенин стал рифмовать: смрада — сад, высь — лист, кто — ртом, петь — третий и т. д.».

На третьей странице обложки книги помещается анонс издательства «Имажинисты»:

«Золотой Кипяток. С. Есенин, А. Мариенгоф, В. Шершеневич, Н. Эрдман, И. Грузинов, С. Третьяков (печатается) <вышел с другим составом авторов (см.: до 21 янв. 1921)>.

Имажинисты. С. Есенин, А. Мариенгоф, В. Шершеневич, Н. Эрдман, И. Грузинов, С. Третьяков, И. Старцев, С. Малахов (печатается) <вышел с усеченным составом авторов (см.: до 23 дек. 1920)>.

Лапта Звезды. С. Есенин, А. Мариенгоф, В. Шершеневич, Н. Эрдман, И. Грузинов С. Третьяков (готовится) <не выходил>».

Сентябрь, до 24. Есенин собирается преподнести свою книгу (не установлено, какую) Н. С. Ангарскому, надписывает ее: «Николаю Семеновичу Ангарскому на добрую память. С. Есенин», но затем меняет решение.

Есенин, VII (2), 29, 49.

Граница события устанавливается с учетом того, что лист книги с этой надписью Есенин использовал для письма, отправленного отцу 24 сент. 1920 (В семье родной, 35).

Сентябрь, 24. Есенин отправляет в Константиново письмо отцу:

«Дорогой отец, привет тебе и пожелания. Прости, пожалуйста, за то, что долго не отвечал. Так вышло... За эти дни я успел по недоразумению посидеть в тюрьме <в какой и когда — неизвестно> и дела мои были расстроены.

- 400 -

Посылаю пока тебе табаку и 5 тыс. руб. денег. На днях почтой пошлю 10.

У меня к тебе есть просьба. Если тебе не жаль, то уступи мне свое пальто и галоши. Уж очень у меня болят ноги. Конечно, за всё это я тебе заплачу, а оно у тебя будет лежать зря. Потом <нрзб.> там летом я оставил рубашку, пришлите и ее.

Пальто [из]смерь на Дмитрие. Если оно узко ему, то, конечно, тогда не нужно.

Магазин мой <„Книжная лавка художников слова“> заработал, книги тоже на днях буду выпускать одна за другой.

Только вот никак не могу устроиться с квартирой. Пока всех благ.

Привет матери и сестрам».

В семье родной, 33, 35 (факсимиле письма — 32, 34).

Сентябрь, после 25. В помещении агентства «Центропечать» Есенин встречается с поэтом Г. А. Сидоровым (Сидоровым-Окским).

Помогает ему продать «Центропечати» тираж двух поэтических сборников.

Граница события определяется по времени регистрации сборника Г. Сидорова «Ходули» в Кн. летописи (1920, № 36, с. 9).

Г. А. Сидоров-Окский вспомнит об этом в 1950-е годы:

«Было в Москве такое учреждение — „Центропечать“, которое иногда покупало весь тираж за наличный расчет. „Центропечать“ особенно благоволила к имажинистам. Через их посредничество мне удалось однажды продать тираж двух своих сборников, дело было так.

В длинных коридорах „Центропечати“ сновали люди с портфелями. Я сидел на узкой деревянной скамейке вместе с другими посетителями. Три дня я добивался аудиенции у руководителей „Центропечати“, чтобы устроить тираж сборников, но мои усилия оказались безрезультатными. Вдруг в конце коридора я услышал веселый гвалт... С цветами в петлицах шли Вадим Шершеневич, известный и популярный в те времена поэт, Сергей Есенин и Анатолий Мариенгоф. Есенин увидел меня. Он подошел и спросил, — что я здесь делаю. Я рассказал. Тогда Есенин, взмотнув головой — характерный его жест — сказал:

— А ну, покажите ваш товар!

Я протянул Есенину две книжки: „Ведро огня“ и „Ходули“. Есенин, взглянув мельком на них, усадил меня обратно на скамейку и сказал:

— Сидите. Сидели три дня, посидите еще часок!

Шершеневич улыбнулся:

— Не горюй, что-нибудь сделаем. <...>

Мой „часок“ оказался целыми двумя часами, но зато принес мне большую радость. Поэты вышли от начальника еще более веселыми. Есенин оживленно жестикулировал, что-то рассказывая Шершеневичу. Мариенгоф в своем блестящем цилиндре, который он носил на удивление тогдашней Москвы, шел сзади, улыбаясь. Вот они поравнялись со мной. Сергей Есенин протянул мне две мои книги:

— Читайте!

- 401 -

На обложках сборников широким размашистым почерком было написано: „3000 за наличный расчет“ и подпись начальника „Центропечати“».

Окский Г. (Сидоров Г.). Пора стихов: Поэтическая Москва 1917—1921 гг. — Машинопись. ГММ, 14092, л. 22—23.

Сентябрь, 28. Есенин делает дарственную надпись поэту и прозаику Е. Г. Соколу (Соколову) на коллективном сборнике «Явь»:

«Евгению Соколу. Дружески Сергей Есенин. 28 сент. 1920».

Есенин, VII (1), 109, 445.

В «Книжной летописи» (№ 36; поз. № 01278 и № 01277) регистрируются первый и второй коллективные сборники «Конница бурь» с участием Есенина.

См.: до 6 дек. 1919; 18 мая 1920.

Сентябрь, 29. Владивостокская газета «Вечер» (№ 118) публикует продолжение статьи С. Знаменского «Поэзия в Советской России: 5. С. Есенин и П. Орешин»:

«Среди советских поэтов совершенно особняком стоят поэты-крестьяне с Есениным и Орешиным во главе, обвиняемые советскою литературною критикой в том, что они, в отличие от настоящих пролетарских поэтов, чужды духу коллективизма и всецело идут за А. Белым и А. Блоком с мещанским индивидуализмом, теоретически оправдываемым Ивановым-Разумником. <...>

Пролетарские критики по-своему правы — у поэтов-крестьян совершенно иные настроения, чем у таких поэтов-рабочих, как Гастев или Кириллов. Не было в их стихах духа „коллективизма“ до октябрьской революции, не пробудился он и позже. Возьмите, напр<имер>, стихотворение Есенина: „Товарищ“, несомненно навеянное поэзией А. Блока. <...> В результате увлечения футуризмом Есенин стал чужд не только пролетарскому коллективизму, но и здоровым крестьянским настроениям, какими были проникнуты его прежние стихи».

См.: 15 сент. 1920.

Сентябрь, до 30. Выходит книга В. Г. Шершеневича «2 × 2 = 5: Листы имажиниста».

Граница события устанавливается по протоколу заседания президиума Центральной учетно-распределительной комиссии Центропечати № 32 от 30 сент. 1920, на котором прошло распределение 5000 экз. этой книги по губерниям и городам Советской России и отдельным ее учреждениям (ГАРФ, ф. Р395, оп. 1, ед. хр. 7, л. 69).

См.: февр. 1920.

На оборотной стороне титульного листа книги — посвящение друзьям в алфавитном порядке их имен, а не фамилий:

«Радостно посвящаю эту книгу
     моим друзьям
         ИМАЖИНИСТАМ
     Анатолию Мариенгофу,
     Николаю Эрдману,
     Сергею Есенину».

- 402 -

На третьей странице обложки книги помещается объявление издательства «Имажинисты».

Оно аналогично помещенному в книге Ш. Вильдрака и Ж. Дюамеля (см.: до 23 сент. 1920), в части книг, где участвовал Есенин.

Сентябрь, конец ... Октябрь, первая половина. Встречаясь с Есениным, В. Г. Шершеневич узнает о его серьезной работе с трудом А. Н. Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу».

Датируется периодом времени с момента приезда Есенина с Кавказа до возвращения в Москву А. Мариенгофа.

В. Шершеневич вспомнит:

«Однажды Анатолий был где-то на юге, и я зашел довольно рано к Сергею. При входе он быстро спрятал в стол какую-то книгу. Сережа любил прикидываться самородком, ничего не читавшим и до всего дошедшим собственным умом. <...> Случайно я заметил переплет. Через несколько дней я встретил Сергея, когда он шел из дома в книжную лавку и нес под мышкой три тома. Обложка была та самая. Мы с ним вместе пришли в лавку. Он незаметно от меня поставил книги на полку, и мы с ним ушли. Есенин часто брал книги из лавки для чтения или занятий. Через час я вернулся в лавку и посмотрел на книги. Это был редчайший экземпляр „Поэтических воззрений славян на природу“ Афанасьева».

Мой век, 570—571.

В архиве Е. Ф. Никитиной хранились бумаги Есенина, свидетельствовавшие о его работе над текстами «Поэтических воззрений славян на природу». Поэт делал выборки из афанасьевского текста и переделывал их в стихи (они утрачены).

Есенин, VII (3), 24.

Сентябрь (?). В московском журнале «Творчество» (№ 5—6, май—июнь) публикуется без подписи рецензия на книгу стихов С. Д. Фомина «Свирель».

Выход журнала датируется с учетом времени выпуска предыдущего номера с задержкой.

Рецензент отмечает:

«В общем книжечка дает читателю бодрость и радость <...>. Местами есть подражательность Блоку <...>, Клюеву. Характерна для поэта из крестьян, подобно Есенину, Клюеву, так сказать, церковность образов».

Сентябрь ... Ноябрь. Е. И. Лившиц обосновывается в Москве.

Н. Д. Вольпин вспомнит:

«Осень двадцатого года. <...> Это совсем молоденькая девушка. Из Харькова. Отчаянно влюблена в Есенина и <...> очень ему нравится. Но не сдается (не в пример своим сестрам и стихолюбивым подругам!). Словом, Женя Лившиц. <...>

Вблизи харьковчанка оказалась стройной худощавой девушкой со строгим и очень изящно выточенным лицом».

Как жил Есенин, 274.

Сентябрь ... 1921, декабрь. Работая над книгой «Словесная орнаментика» (не выходила), Есенин изучает сборник В. Г. Шершеневича «Лошадь как лошадь».

- 403 -

Делает из нее выписки, обращая внимание на приемы усиления «имажинистичности» поэтической речи, фиксируя случаи использования поэтом банальных рифм.

Есенин, VII (2), 75—85.

См. Приложение.

Датируется по времени выхода сборника В. Шершеневича в свет и возвращения Есенина с Кавказа и с учетом наиболее интенсивных дискуссий имажинистов с представителями других литературных групп по вопросам поэтического мастерства..

См. также: В. Дроздков. «Мы не готовили рецепт „как надо писать“, но исследовали» (Заметки об одной книге В. Шершеневича). — НЛО, 1999, № 36, с. 172—192.

Октябрь, до 4. Есенин читает свои стихи в кафе Всероссийского союза поэтов после доклада А. Ф. Насимовича о поэзии.

Событие и его граница устанавливаются с учетом закрытия Кафе поэтов (см. след. запись) и в соответствии с примечанием А. Ф. Насимовича к тексту доклада:

«Настоящий очерк о творчестве Есенина — часть доклада, прочитанного мною в 1920 году в Союзе поэтов. После доклада Есенин читал свои новые стихи».

Прочитанный доклад А. Ф. Насимовича интересен отсутствием часто применяемого к Есенину так называемого классового подхода:

«Лирика Сергея Есенина — это по преимуществу зрительные восторги поэта, влюбленного в свою голубую родину, в ее тихие полевые и небесные просторы. <...> „Зрачки озерных глаз“ поэта жадно охватывают отражения. Недаром „веки выглодала даль“ богомольца Есенина; и сам он, „странник убогий“ или „захожий богомолец“, зачарован бесконечною синью родной земли и бесконечною глубью опрокинутого над нею неба. <...> Жажда знания, проникновения в глубины жизни у поэта сводится лишь к жажде видения. „О если б прорасти глазами, как эти листья, в глубину“, — говорит он в сборнике „Плавильня слов“. Ненасытимость глаз побуждает поэта к мечте подняться над этим миром, чтобы увидеть поля нездешние и в две луны зажечь над бездной незакатные глаза („Голубень“). В статье „Ключи Марии“ Есенин называет образы „нашими глазами“ и, веруя в расцвет просветленного чувствования новой жизни в деревне, говорит: „Мы верим, что пахарь пробьет теперь окно не только глазком к богу, а целым огромным, как шар земной, глазом“ <...> По мнению автора, у нас многие пребывают в слепоте нерождения. „Их глазам нужно сделать какой-то надрез, чтобы они видели, что небо не оправа для алмазных звезд, а необъятное неисчерпаемое море“. Отсюда и понятно, почему эпитеты голубой и синий, особенно последний, или такие слова, как синь, синева и т. п., раскинуты так щедро в стихах Есенина.

За темной прядью перелесиц
В неколебимой синеве,
Ягненочек кудрявый — месяц
Гуляет в голубой траве.

Синяя ширь, синяя гуща лога, синий вечер, синий лязг подков, синь стекла, голубем синим, в синей мгле, глаза синее дня, синий звон, синяя вьюга, пальцы синих ног, синь во взорах, синий лебедь, синий плат, синий цветок, синяя звездочка, сини гор, синие реки, синий рог месяца <...> и т. д. и т. д. Кажется, всё, к чему прикасаются глаза Есенина, обращается в синее или в голубое.

Другие два цвета, любимые поэтом, это — золотой и красный. Простота окраски, отсутствие оттенков придают некоторую иконописность рисунку Есенина и сближают его творчество с народным».

- 404 -

Автор подробно останавливается на образности языка поэта:

«„Узорами мифологической эпики“ разукрасил Есенин свои картины. „Мир воздушный“ он заставил „земною предметностью“, — скажем словами автора „Ключей Марии“. <...> Древнее мифологическое мышление, духовные стихи, былины, легенды, „Слово о полку Игореве“, Библия — всё это цепко переплелось с современностью...».

В заключение А. Ф. Насимович отмечает:

«Книги Есенина еще не успели отделиться от их молодого автора, они еще живут и меняются вместе с автором, и часто второе издание разнится от первого или одни и те же стихотворения попадают в разные сборники. Чувствуются усилия в поисках новых, неизведанных дорог, а вместе с этим срывы и м. б. некоторые временные неудачи. В общем же и тот поэтический материал, который представляют сборники Есенина, по богатству замысла и образов, по свежести настроения и рисунка, по чуткости к красотам русского стиля и языка — заставляют видеть в молодом поэте одного из крупнейших лириков современности».

РГБ, ф. 144, карт. 11, ед. хр. 3.

По инициативе Народного комиссариата по просвещению прекращаются публичные выступления в кафе Всероссийского союза поэтов.

См. след. запись.

См. также: 14 окт. 1920.

Октябрь, 4. В Доме печати происходит заседание членов «Литературного особняка» с участием представителя Наркомпроса.

Обсуждается кризисное положение во Всероссийском союзе поэтов — закрытие кафе Союза поэтов, слабый контроль за его деятельностью со стороны В. Я. Брюсова.

Дневник Мачтета, карт. 6, ед. хр. 6, л. 21—24.

Формулируется предложение большинства: взять в свои руки дело «спасения» Всероссийского союза поэтов. По свидетельству Т. Мачтета, заседание закончилось поздно ночью.

Октябрь, 5. В № 221 «Известий ВЦИК» объявляется (на 8 октября) выступление Есенина в клубе Всероссийского союза поэтов с докладом «Словесная орнаментика».

Доклад, скорее всего, не состоялся (см. две предыд. записи).

Октябрь, 8. Газета «Коммунистический труд» (№ 165) объявляет о литературно-музыкальной вечеринке в ЛИТО Наркомпроса (Малый Гнездниковский пер., 8) с участием Есенина.

Кроме него приглашены В. Брюсов, В. Александровский, С. Буданцев, М. Герасимов.

П. А. Кузько напишет:

«В ЛИТО происходили литературные „пятницы“. <...> Когда публика узнавала, что в очередную „пятницу“ будет выступать Владимир Маяковский или Сергей Есенин, зал набивался до отказа“.

Восп., 1, 282.

Сведения о тогдашнем выступлении Есенина не обнаружены.

Октябрь, до 10. Издательство «Злак» выпускает дополнительный тираж (или второе издание) книги Есенина «Трерядница».

Событие устанавливается и датируется по дарственным надписям автора (см.: 10 окт. 1920).

- 405 -

Обложка «Трерядницы», отпечатанной в июне (см.), отличается от обложки основного (октябрьского) тиража по печати и качеству бумаги.

Хроника, 1, 162, 272—273, 278; Есенин, VII (3), 366—367; Юсов-94, 22.

Октябрь, 10. Есенин делает дарственные надписи на сборнике «Трерядница»:

— Ж. Е. Кожебаткиной, жене издателя и библиофила А. М. Кожебаткина:

«Милой и приветливой Жанне Евгеньевне Кожебаткиной на добрую память. С. Есенин 10 октября 1920».

Есенин, VII (1), 112, 446;

— А. М. Кожебаткину:

«Дорогому Александру Мелентьевичу Кожебаткину с любовью и воспоминаниями о наших совместных днях, которые пахли и книгами и Анакреоном, любящий С. Есенин 1920 г. 10 окт.».

Есенин, VII (1), 111, 445—446.

См. Приложение.

Под надписью рукой А. М. Кожебаткина, карандашом:

«Книга подарена до отпечатания обложки. А. К.»

— Я. П. Гребенщикову, библиофилу и библиографу:

«Якову Петровичу, князю обезьяньему, с верою в слово Русское и душу нашу Русскую. — А все-таки лучше быть слепым и верить в дорогу к раю, чем исповедающим электричество, и видеть только живот и слушать песню кишков. С. Есенин 1920. 10 окт. Москва».

Есенин, VII (1), 110, 445.

Князь обезьяний — титул члена придуманной А. М. Ремизовым «Обезьяньей Великой и Вольной Палаты» (Обезвелволпала), пожалованный Я. П. Гребенщикову. По А. М. Ремизову, в Обезвелволпале Я. П. Гребенщиков исполнял должность — «хранитель обезьянского ларца с дурацким колпаком, бубенчиками и обезьяньим хвостом», а также имел прозвища — «книгочий василеостровский, книжный островной владыка, сатрап библиотечный».

Обатнина Е. Царь Асыка и его подданные: Обезьянья Великая и Вольная Палата А. М. Ремизова в лицах и документах. СПб.: Иван Лимбах, 2001, с. 341.

См. также: 1917 (?).

Октябрь, 11. В свое очередное посещение «Книжной лавки художников слова» И. Н. Розанов встречает там Есенина и Н. Д. Вольпин.

Встреча фиксируется в дневнике:

«На обратном пути нашел открытой (вновь) <лавку> „Худож. Слова“. Зашел. Там Есенин. Оттуда с Вольпин. Беседа о Маяковском, Шершеневиче и Кусикове».

РГБ, ф. 653, оп. 4, ед. хр. 4, л. 74 об.

Октябрь, 12. В Рязани Рюрик Ивнев пишет стихотворение «Был тихий день и плыли мы в тумане...» и посвящает его Есенину.

Место и время написания стихотворения указаны в коллективном сборнике «Имажинисты» (М.: Имажинисты, 1921).

См. также: до 23 дек. 1920.

- 406 -

Октябрь, до 13. Выходит № 1 журнала «Художественное слово» (временник ЛИТО Наркомпроса) с рецензией В. Я. Брюсова на книгу Есенина «Голубень» (1920).

Время выхода журнала устанавливается по объявлению в газете «Коммунистический труд» (1920, 13 окт., № 169).

В. Брюсов пишет:

«В „Голубене“ <так!> основные черты творчества С. Есенина выступают отчетливо. Иное хорошо задумано и смело исполнено. Не вполне оправдано автором изобилие религиозных и церковных образов. Нам лично впечатление портят неправильные рифмы и ряд сравнений и метафор, вряд ли жизненных, как „дождь пляшет, сняв порты“, „на долину бед спадают шишки слов“ и т. п.».

П. А. Кузько в 1960-е годы напишет:

«Помню, в первом номере журнала „Художественное слово“ (1920 г.), выходившем под редакцией Брюсова, появилась небольшая рецензия Валерия Яковлевича о „Голубени“. Брюсов очень хорошо отозвался о „Голубени“, указав и на некоторые ее недостатки. Я показал эту рецензию Есенину, он был очень обрадован».

Восп., 1, 282.

Октябрь, 14. Есенин вечером проводит время в кафе Всероссийского союза поэтов (Тверская, 18), общаясь с В. В. Казиным, Г. А. Санниковым, Т. Г. Мачтетом и другими.

По свидетельству Т. Г. Мачтета, в октябре эстрада-столовая Всероссийского союза поэтов (Кафе поэтов) была закрыта для публики, литературные вечера не проводились. Однако поэты приходили в кафе, чтобы встретиться с коллегами, обменяться мнениями, рассказать о творческих планах.

На следующий день Т. Г. Мачтет запишет в дневнике:

«Я застал там <в кафе> кое-кого из товарищей, и позже пришли туда Есенин, Казин и Санников, а восседали за столиками Александровский, Шихман, Ильина, Хацревин и Полонский».

Подсевший к Мачтету Есенин расспрашивает о Рязани (сказав, что не был там целый год), рассказал о поездке на Кавказ. Мачтет далее комментирует:

«После инцидента с Соколовым и временным исключением из Союза <поэтов> Есенин уехал на Кавказ и там жил в одиночестве».

Затем Мачтет спрашивает Есенина о «большой вещи», которую тот написал. После утверждения Мачтета «вам теперь только и писать!» Есенин, засмеявшись, не согласился:

«— Почему? <...> а питье? <...> Вот всё говорите, что редко видели меня трезвым, — обратился Есенин к Ильиной, — а сегодня?

— У вас и сейчас вид пьяный, — подшутила она.

— Это от усталости!»

Мачтет к записи этого диалога добавил:

«Не знаю отчего, но Есенин сильно пьет. Трезвым кажется каким-то подгулявшим мастеровым рабочим».

Дневник Мачтета, карт. 6, ед. хр. 6, л. 35 об.—36.

Октябрь, 15. Рюрик Ивнев после долгого отсутствия возвращается в Москву с Кавказа с заездом в Рязань.

Дневник Мачтета, карт. 6, ед. хр. 6, л. 39.

Вскоре происходит повторное вхождение Р. Ивнева в группу имажинистов (см.: 3 дек. 1920).

Октябрь, до 16. В издательстве «Имажинисты» выходит сборник А. Б. Кусикова «В никуда: Вторая книга строк» со стихотворением

- 407 -

«Кудри день. — Это ты в гранях города гость...», с посвящением: «Сергею Есенину».

Граница события определяется с учетом регистрации сборника в Кн. летописи (№ 39; поз. 01758), как поступившего до 16 окт. 1920 г.

См.: апр. 1919.

В сборнике имеется объявление издательства «Имажинисты».

В основном оно повторяет анонс, данный в книге Ш. Вильдрака и Ж. Дюамеля (см.: до 23 сент. 1920). Среди названных в анонсе авторов коллективных сборников «Имажинисты» и «Лапта звезды» появляется А. Кусиков.

Октябрь, 17, 20, 22, 24, 27. Берлинская газета «Голос России» (№ 233, 235, 237, 239, 241) дает объявление русского книжного магазина «Москва» в Берлине, анонсирующее выход книг Есенина.

В объявлении сообщается, что «15 ноября поступают в продажу» произведения берлинского издательства «Скифы», в том числе: «Белый, Христос воскресе (поэма); Есенин, Товарищ. Инония (поэма); Иванов-Разумник, Россия и Инония — при цене 6 марок, а также Есенин, Пришествие, Октоих, Преображение (поэма <так!>) — при цене 3 марки».

Октябрь, до 18. Есенин составляет счета издательства «Див» в агентство «Центропечать» (два экземпляра), намереваясь продать 6000 экз. (часть тиража) второго сборника «Конница бурь» на общую сумму 192 000 руб.

Есенин, VII (2), 206, 307—308.

Оба экземпляра счета были изъяты у Есенина во время ареста на квартире А. Кусикова в ночь с 18 на 19 окт. 1920.

См. Приложение.

Октябрь, 18. Московская Чрезвычайная Комиссия выписывает ордер на арест А. Б. Кусикова и его брата Р. Б. Кусикова, проживающих по адресу: Арбат, Б. Афанасьевский пер., 30, кв. 5.

Материалы, 270.

Решение об аресте Кусиковых было принято в связи с поступлением в ВЧК в сент. — окт. 1920 г. нескольких заявлений от сотрудника секретно-оперативного отдела ВЧК Е. С. Шейдемана (псевд. Орлов).

Материалы, 270, 417.

Октябрь, в ночь с 18 на 19. Есенина, оказавшегося в этот вечер в квартире А. Б. и Р. Б. Кусиковых, арестовывают вместе с ними.

Арестованные препровождаются в МЧК.

Составляется протокол обыска и задержания, где Есенин оставляет свою подпись.

Материалы, 271; Есенин, VII (2), 498—500.

См. Приложение.

Октябрь, 19. Есенина допрашивает следователь МЧК. Составляется протокол допроса.

Есенин на допросе, среди прочего, показывает, что до Октябрьской революции занимался литературной деятельностью, с Октябрьской революции до ареста —

- 408 -

«прикоманд<ирован> к Наркомпросу из Всерос<сийского> союза писателей». На вопрос о политических убеждениях отвечает: «Сочувствую Советской власти».

В приложенном к протоколу «Показании по существу дела» Есенин положительно характеризует Кусикова («политические убеждения моего товарища вполне лояльны»). Относительно себя он признает:

«...Каковы бы проявления Сов<етской> власти ни были, я считаю, что факты этих проявлений всегда необходимы для той большой цели, какую несет коммунизм. Всякое лавирование Сов<етской> власти я оправдываю, как средство для улучшения военного и гражд<анского> быта Сов<етской> России».

В качестве лиц, которые могут взять его на поруки, Есенин называет Н. Ангарского, А. Луначарского и Г. Устинова.

Материалы, 271—274; Есенин, VII (2), 500—502.

См. Приложение.

Октябрь, 19—21. Есенин находится в тюрьме ВЧК.

На него составляется арестантская карточка.

В графе карточки «партийность», записано: «имажинист». Последний адрес — Б. Афанасьевский, 30, кв. 5.

Материалы, 274.

См. Приложение.

Октябрь, 20. Распорядительная комиссия Госиздата просит ЦК РКП (б) откомандировать Г. Ф. Устинова в Государственное издательство.

Субботин-2001, 160.

«Вскоре эта просьба была удовлетворена, и Г. Устинов поступил на службу в агитационно-пропагандистский отдел Госиздата» (там же).

Латвийская газета «Komunists» (№ 235) публикует статью А. А. Богданова «Современная пролетарская критика» в переводе Я. Эйдука, в которой упоминается Есенин.

Сообщено Э. Б. Мекшем.

Октябрь, 22. В соответствии с распоряжением заведующего канцеляриями МЧК и ВЧК Есенин препровождается в распоряжение комендатуры ВЧК.

Материалы, 280.

Октябрь, 22, 24, 27. Пражская газета «Воля России» (№ 35, 37, 39) помещает объявление русского книжного магазина «Москва» в Берлине.

В нем сообщается, что с 1-го ноября в продажу поступят среди других книг произведения Иванова-Разумника «Россия и Инония», Белого «Христос воскресе», Есенина «Товарищ» и «Инония» (войдут в сборник «Россия и Инония»), а также поэмы Есенина «Пришествие», «Октоих», «Преображение» (войдут в его книгу «Триптих»).

- 409 -

Октябрь, до 23. В № 40 «Книжной летописи» (поз. 01886) регистрируется дополнительный тираж (или второе издание) книги Есенина «Трерядница» (издательство «Злак»).

Октябрь, 23, 24, 27, 29, 31. Парижская газета «Последние новости» (№ 154, 155, 157, 159, 161) дает объявление русского книжного магазина «Москва» в Берлине с упоминанием Есенина.

Текст объявления идентичен напечатанному в берлинской газете «Голос России» (см.: 17, 20, 22, 24, 27 окт. 1920).

Октябрь, 24. Следователь Секретного отдела ВЧК допрашивает Есенина и составляет протокол, затем подписанный поэтом.

В этом протоколе в отличие от предыдущего (см.: 19 окт. 1920) в графе «политические убеждения» записано: «Сочувствующий коммунизму».

К показаниям по существу дела Есенин добавил:

«К Кусиковым зашел, как к своим старым знакомым, и ночевал там, где был и арестован».

Материалы, 280—281: Есенин, VII (2), 502—503.

См. Приложение.

Октябрь, до 25. Выходит книга: «От Рюрика Рока чтения. Ничевока поэма» (М.: ХОБО, 1921).

О границе события см. в заметке Р. Д. Тименчика (журн. «De Visu», М., 1993, № 3, с. 86).

Лирический герой поэмы, не понимающий, что творится вокруг, уповает на приход Кассандры и восклицает:

Чую, Кассандра. Чую тебя <...>
И тебе мяукает рысьи,
с головою в листьях осенних,
мой любимый Иоанн Креститель —
отрок Сережа Есенин.

Октябрь, 25. Я. Г. Блюмкин пишет поручительство за С. А. Есенина:

«ПОДПИСКА

о поручительстве за гр. Есенина Сергея Александровича, обвиняемого в контрреволюции по делу гр. Кусиковых, 1920 года октября месяца 25 дня. Я, нижеподписавшийся Блюмкин Яков Григорьевич, проживающий по: гостиница „Савой’’, № 136, беру на поруки гр. Есенина и под личной ответственностью ручаюсь в том, что он от суда и следствия не скроется и явится по первому требованию следственных и судебных властей.

Подпись поручителя Я. Блюмкин

25. Х. 1920 г.

Москва.

Партбилет ЦК Иранск<ой> коммунист<ической> партии».

Материалы, 282.

В президиум ВЧК направляется заключение следователя ВЧК:

- 410 -

«В ПРЕЗИДИУМ ВЧК

По делу Есенина Сергея Александровича (содержится в комендатуре ВЧК), обвиняемого в контрреволюции.

Произведенным допросом выяснено, что гр. Есенин в последние 3 месяца в Москве не находился, а был командирован НКПС в Кавказ и Тифлис, прибыл в Москву с докладом и был арестован на квартире у гр. гр. Кусиковых. Допросом причастность Есенина к делу Кусиковых не достаточно установлена, и посему полагаю гр. Есенина Сергея Александровича из-под ареста освободить под поручительство тов. Блюмкина.

Уполномоченный СО ВЧК В. Штейнгардт

25 / Х — 20».

Материалы, 282.

Отдается распоряжение начальнику внутренней тюрьмы ВЧК об освобождении Есенина.

Материалы, 284.

См. Приложение.

В этот же день Есенин освобождается из-под ареста.

См. предыд. запись.

Берлинская газета «Время» (№ 121) помещает объявление русского книжного магазина «Москва» в Берлине с упоминанием Есенина.

Оно аналогично помещенному в пражской газете «Воля России» (см.: 22, 24, 27 окт. 1920).

В Большом зале Консерватории проходит с участием имажинистов вечер «Устного журнала» (номер первый), устроенный по инициативе Всероссийского союза поэтов.

О его программе см.: 29 окт. 1920.

По окончании вечера в комнате, где собрались выступавшие на нем поэты, появляется освобожденный из-под ареста Есенин.

Событие устанавливается по записи А. С. Эфрон, дочери М. И. Цветаевой. Она была сделана непосредственно после посещения литературного вечера в Большом зале Консерватории, а позднее включена без изменения в очерк М. Цветаевой «Герой труда: Записи о Валерии Брюсове» (см. ниже). Перечисление в записи участников события: В. Брюсова, В. Шершеневича, С. Буданцева, М. Цветаевой; А. Мариенгофа и И. Грузинова (узнаваемых по описанию), Е. Кумминга — не оставляют сомнений, что речь идет именно о вышеупомянутом вечере (см. также: 29 окт. 1920).

Из записи А. С. Эфрон:

«Темная ночь. Идем по Никитской в Большой Зал Консерватории. Там будет читать Марина и еще много поэтов».

Далее описываются выступления участников вечера, в конце которого М. Цветаева уговаривает дочь прилечь в комнате, где перед выступлением собирались поэты:

«Вскоре после того, как я легла, ввалилась вся толпа поэтов. В комнате было только четыре стула. Люди садились на столы, на подоконники. <...> Я села на диване. Мама обрадовалась, что я могу дать место другим. У стола стоят два человека. Один в летнем коротком пальто, другой в зимней дохе. Вдруг короткий понесся к двери, откуда вошел худой человек с длинными ушами <Сергей Есенин — примеч. М. Цветаевой>. „Сережа, милый дорогой Сережа, откуда ты?“ — „Я восемь дней ничего не ел“. — „А где ты был, наш Сереженька?“ — „Мне дали пол-яблока там. Даже воскресенья не празднуют. Ни кусочка хлеба там не было. Едва-едва вырвался.

- 411 -

Холодно. Восемь дней белья не снимал. Ох, есть хочется!“ — „Бедный, а как же ты вырвался?“ — „Выхлопотали“. Все обступили и стали расспрашивать».

Цветаева М. Собр. соч. В 7 т. / Сост., подгот. текста и коммент. А. Саакянц и Л. Мнухина. М.: Эллис Лак, 1994, т. 4, с. 32—33.

Октябрь, после 25. Есенин в гостях у С. Т. Конёнкова (Красная Пресня, 9) исполняет сочиненные им частушки:

Эх, яблочко,
Цвету ясного.
Есть и сволочь во Москве
Цвету красного.

Не ходи ты в МЧКа,
А ходи к бабенке.
Я валяю дурака
В молодости звонкой.

Mariengof A. Roman bez vran’ya: Reprint of the 1928 Leningrad edition / Introduction, annotations, appendices by Gordon McVay. Oxford: Willem A. Meeuws, 1979, p. lx (Appendix II).

Датируется по воспоминаниям А. Мариенгофа, напечатанным в источнике текста, с использованием черновой рукописи романа, с учетом времени пребывания Есенина под арестом.

В тексте, не включенном А. Мариенгофом в роман, есть строки:

«Есенин вдруг затемнел.

— А хочешь о комиссаре, который меня в Чекушке допрашивал?

— А ну!

И затянул хрипловато-тепло: „Эх, яблочко, / Цвету ясного...“ < и т. д.> А ночью на Пресне у Конёнкова заливалась тальянка, и Есенин пел: „Не ходи ты в МЧКа...“».

Есенин, IV, 495, 514—515.

Октябрь, после 25 ... Декабрь (?). Есенин слушает в кафе «Стойло Пегаса» выступление композитора А. М. Авраамова.

Датируется по воспоминаниям А. Б. Мариенгофа, отметившего, что выступление состоялось примерно через полтора года после празднования 1-й годовщины Октябрьской революции, т. е. в 1920 году, в присутствии Рюрика Ивнева и А. Мариенгофа. Ивнев приехал в Москву с Кавказа после более чем полуторагодичного отсутствия 15 окт. 1920, Мариенгоф возвратился в Москву на третий день ареста Есенина (Мариенгоф, 94). Таким образом, Есенин мог слушать Авраамова только после освобождения из тюрьмы ВЧК.

А. Мариенгоф вспомнит:

«Я с друзьями-имажинистами — с Есениным, с Шершеневичем, с Рюриком Ивневым и художником Жоржем Якуловым — восторженно слушал в „Стойле Пегаса“ ревопусы Реварсавра <т. е. Рев<олюционного> Арсения Авраамова>, написанные специально для перенастроенного им рояля. Обычные человеческие пальцы были, конечно, непригодны для исполнения ревмузыки. Поэтому наш имажинистский композитор воспользовался небольшими садовыми граблями. Это не шутка и не преувеличение. Это история и эпоха».

Мой век, 92.

Октябрь, 26. «Книжная летопись» (№ 40; поз. 01943) регистрирует коллективный сборник «Харчевня зорь» с участием Есенина.

См.: 15 ... 17 апр. 1920.

- 412 -

Октябрь, 27. Таллиннская газета «Tallinna Teataja» публикует информацию эстонского писателя Э. Хубеля:

«В сентябре (между 4 и 22) на вечере поэтов в Политехническом музее под председательством В. Брюсова выступили С. Есенин, В. Шершеневич и Маяковский, читавший отрывок из „150 000 000“».

Цит. по: Катанян, 182.

Сопоставление литературных мероприятий, прошедших в Москве с 4 по 22 сент., однозначно указывает, что Э. Хубель имел в виду вечер в Политехническом музее 20 сент. 1920 (см.).

Октябрь, 29. В № 242 газеты «Известия ВЦИК» помещается информация о программе вечера первого номера «Устного журнала», прошедшего в Большом зале Консерватории 25 октября 1920 года.

Поэтический «отдел» журнала, наряду с Адалис, С. Буданцевым, В. Брюсовым и М. Цветаевой, представили И. Грузинов, А. Мариенгоф, В. Шершеневич. Второй отдел (проза) — Е. Кумминг (драма «Театр мировых панорам») и С. Буданцев (рассказ). В критическом отделе журнала представлялась рецензия на сборник «Конница бурь» А. Ганина, Есенина и А. Мариенгофа.

См. также: 25 окт. 1920.

Октябрь, 31. Берлинская газета «Голос России» (№ 245) помещает объявление издательства «Мысль» (Берлин).

В нем сообщается, что оно «приступило к выпуску в свет общедоступной библиотеки „Книга для всех“ ценой 2 марки за выпуск. <...> На днях поступят в продажу: Вып. I. Из русских поэтов (Бальмонт, Брюсов, Блок, Мережковский, Сологуб). Вып. II. Поэзия Большевистских дней (Блок, Эренбург, Есенин, Каменский, Шершеневич и др.)».

В № 42 издающейся в Софии газеты «Россия» сообщается, что в русский книжный магазин «Москва» в Берлине 15 ноября поступают в продажу:

«Есенин. Товарищ. Инония (поэма) — 6 <м>

Есенин. Пришествие. Октоих. Преображение (поэмы) — 3 <м>».

Октябрь. Есенин критикует О. Э. Мандельштама в помещении правления Всероссийского союза поэтов (кафе «Домино»).

В 1926 г. И. В. Грузинов напишет:

«Домино. Хлопают двери. Шныряют официанты. Поэтессы. Актеры. Актрисы. Люди неопределенных занятий. Поэты шляются целыми оравами. У открытой двери в комнату правления союза поэтов: Есенин и Осип Мандельштам. Ощетинившийся Есенин, стоя в полуоборота <так!> к Мандельштаму:

— Вы плохой поэт! Вы плохо владеете формой! У вас глагольные рифмы!

Мандельштам возражает. Пыжится. Красный от возмущения и негодования».

Грузинов, 5.

Время события (1920), указанное И. Грузиновым, уточняется по периоду пребывания О. Мандельштама в Москве (октябрь). — Мандельштам О. Э. «И ты, Москва, сестра моя, легка...»: Стихи, проза, воспоминания, материалы к биографии. Венок Мандельштаму. М.: Московский рабочий, 1990, с. 8.

Образованный в июле Всероссийский союз писателей-коммунистов «Литературный фронт» декларирует свои цели и задачи:

- 413 -

«„Литературный фронт“ <...> стремится освободить искусство от тех методов, форм и настроений, которые не соответствуют новому восприятию жизни, поддерживая все виды художественного творчества, отвечающие по содержанию и форме новому коммунистическому строительству. Организация борьбы с буржуазной идеологией во всех ее видах должна перейти в руки тех, кто твердо стоит на платформе революционного марксизма. Углубление и расширение влияния революционного марксизма в искусстве — основа всей работы „Литературного фронта“».

Декларация Союза писателей-коммунистов. М.: Госиздат, 1920 (выпущена в окт. 1920 в виде листовки).

«Литературный фронт» объединил многих влиятельных функционеров от искусства, таких как Н. Мещеряков, В. Фриче, А. Серафимович, П. Коган, Е. Херсонская и др. Членом «Литфронта» был и друг Есенина Г. Устинов. Возможно, этим и объясняется его критика поэзии Есенина с официальных позиций.

В № 5 владивостокского журнала «Творчество» (октябрь) сообщается:

«... на общем собрании членов всероссийского союза поэтов <см.: 20 мая 1920> переизбран президиум. <...> В связи с инцидентом Есенин — Соколов общее собрание исключило из числа членов С. Есенина».

См.: 8 мая 1920.

Датируется в предположении своевременного выхода журнала в свет.

Октябрь (?). Выходит № 3—4 журнала «Знамя» (на титул. л.: май—июнь) со стихотворением Есенина «По-осеннему кычет сова...».

Задержка выпуска данного номера журнала левых социалистов-революционеров, по-видимому, связана с новыми гонениями, обрушившимися на эсеров. В авг. — сент. 1920 в результате проведенной ВЧК очередной акции за решеткой оказались 19 членов и сотрудников их ЦК, не считая нескольких сот рядовых партийцев (Павлов Д. Б. Большевистская диктатура против социалистов и анархистов: 1917 — середина 1950-х гг. М.: РОССПЭН, 1999, с. 50).

Однако в окт. 1920 была легализована деятельность Центрального организационного Бюро партии левых эсеров. Открылся клуб в Москве, продолжилось издание журнала «Знамя», левые эсеры выступили на VIII Съезде Советов, образовали фракцию в Моссовете (журн. «Знамя», М., 1922, № 11 (13), март).

Здесь же публикуется «Поэтический обзор за май в Москве» (подпись: А. Константинов).

В нем, в частности, говорится о двух коллективных сборниках с участием Есенина «Конница бурь» и «Харчевня зорь»:

«„Конница“ и „Харчевня“ заключают стихи Есенина и Мариенгофа, в первом случае разжиженные Ганиным, а во втором — Хлебниковым. Очень хороша поэма Есенина — „Кобыльи корабли“ в „Харчевне“. Это — поэма мистического голода, сильного пафоса, с несколько необычным для Есенина надрывом...».

В заключение обзора сообщается, что «вышел пятым <скорее всего, ошибка> изданием „Голубень“ Есенина и им же печатается в провинции второе издание „Ключей Марии“ <не выявлено>».

Кроме того, печатаются: стихи В. Шершеневича, С. Третьякова, Н. Эрдмана, А. Мариенгофа и статья В. Шершеневича «Словогранильня (об имажинизме)».

В статье В. Г. Шершеневича утверждается, что имажинизм не умозрительная схема, а учение, рожденное в муках творчества:

- 414 -

«Когда <...> мы, четыре поэта: Сергей Есенин, Рюрик Ивнев, Анатолий Мариенгоф и Вадим Шершеневич, писали „декларацию имажинизма“, мы чувствовали, что последыши символизма и безграмотный футуризм завели русскую поэзию в тупик. Мы писали трескучую декларацию, но мы не прокладывали рельсы, по которым должен идти поезд творчества; наоборот: на основании творческих мук мы выводили нашу теорию. Это было резюме, а не догадка.

Мы не готовили рецепт „как надо писать“, но исследовали. <...>

Имажинизм — это есть мужское творчество, тогда как символизм есть творчество женское, как утверждает Есенин. <...> Символизм поклоняется богам прошлой вечности, футуризм разрушал их, имажинизм создает новые божества будущего».

Статья сопровождена редакционным примечанием:

«Редакция помещает статью В. Шершеневича как интересное и яркое выяснение устремлений и характера течения „имажинистов“ устами одного из представителей этого течения. К оценке „имажинизма“ „Знамя“ вернется в одном из ближайших номеров».

И действительно, через четыре номера (уже в 1921) в журнале будет помещена статья Есенина «Быт и искусство».

В петроградском журнале «Вестник литературы» (№ 9; сентябрь) печатается статья В. Ирецкого (В. Я. Гликмана) «Плавильня слов» с откликом на последние книги имажинистов.

Выход журнала датируется в предположении небольшой задержки выпуска этого сентябрьского номера.

Автор отмечает:

«Под черным солнцем меланхолии, в дни невзгод, недоеданий и прозаических забот о завтрашнем дне, возникла у нас „банда“ счастливых людей. Они так и называют себя „банда“. В их душах, безмятежно пребывающих вне времени и пространства (как и подобает поэтическим душам), пламенеет всё же необычная для нашей годины любовь к шутовским бубенцам, и проявляется она в литературном бесчинстве. <...> Смело нарушаются старые каноны, сбрасываются ветхие одежды и в „плавильне слов“ переплавляются старые отзвучавшие решения. Да здравствует революция!

Но почему же бубенцы и шутовские кривляния? Для чего хождение вверх ногами? К чему ярмарочный шум? <...> Особенно это раздражает у Сергея Есенина. Зачем талантливому поэту зазывать к себе почтенную публику при помощи скоморошеских жестов? Его стихи и проза излучают белый свет подлинной национальной религиозности („Ключи Марии“) и одновременно таят в себе буколическую прелесть. И вот вообразите себе — буколика и рекламно-кричащий плакат».

Октябрь, не позднее. Петроградский журнал «Книга и революция» (№ 3—4; сентябрь — октябрь) помещает рецензию М. А. Дьяконова (подпись: Кёук) на сборник «Плавильня слов».

Датируется с учетом помещенного в журнале объявления о конкурсе на написание брошюры «В помощь лектору» со сроком ее представления: 1 нояб. 1920.

В статье, в основном посвященной критике творчества А. Мариенгофа и В. Шершеневича, о Есенине говорится следующее:

«Стихи Сергея Есенина мы уже читали в его „Треряднице“. Боясь, очевидно, что они остались незамеченными, талантливый поэт спешит отпраздновать свои литературные именины и на Антона и на Онуфрия и помещает эти произведения еще раз,

- 415 -

уже в компании с друзьями и единомышленниками. В нашем журнале был помещен отзыв о „Треряднице“ <см.: после 5 июля 1920>. Не таков блеск поэтического творчества автора, чтобы писать об одних и тех же стихах дважды. От души следует пожелать, чтобы Есенин отряхнул поскорее от ног своих прах имажинизма и вышел на верный путь. Он — безусловно даровитый человек, и жаль, если потратит все свои силы и способности на поэтические кривляния».

Рецензент также высказывает мнение о поэтах-имажинистах и их коллективном сборнике:

«Отчего имажинисты понимают красоту навыворот? Отчего, создавая новые созвучия, гоняясь за новыми рифмами, за новым ритмом, они ищут красоту в диссонансах? <...>

О прочих фокусах ритма и рифмы можно и не говорить, ибо „ловкость рук“ в поэтическом жонглерстве ничего не прибавляет к славе поэта. <...>

Книжка издана так отвратительно и небрежно, на такой „изгрёбистой“ бумаге (лучшей, правда, она и не заслуживает), что некоторые „образы“ не удается прочесть».

Н. А. Клюев пишет стихотворение «Домик Петра Великого...» с упоминанием фамилии Есенина и с аллюзией на его стихотворение «На плетнях висят баранки...» (1915):

Домик петровский — не песня Есенина,
В нем ни кота, ни базара лещужного...

Датируется по информации о чтении этого стихотворения автором в окт. 1920 (Клюев Н. А. Сердце Единорога: Стихотворения и поэмы / Предисл. Н. Н. Скатова, вступ. ст. А. И. Михайлова; сост., подгот. текста и примечания В. П. Гарнина. СПб.: РХГИ, 1999, с. 471, 929—930).

Октябрь ... Ноябрь. Выходит книга А. Б. Мариенгофа «Буян-остров. Имажинизм».

См.: май 1920; 25 июня 1920.

На отдельном чистом листе после титула посвящение:

  Друзьям имажинистам:
Сергею Есенину, Николаю Эрдману,
Вадиму Шершеневичу и Георгию
                                          Якулову.

В рекламе изданий имажинистов в разделе «Книги Сергея Есенина» называются авторские книги поэта, не вышедшие в свет:

«Россиянь <так!>. Лирика.
Ржаные кони. Поэмы.
Сорокоуст».

Время выхода книги А. Мариенгофа устанавливается на основании сопоставления объявлений издательства «Имажинисты» (см. ниже) с учетом помещенного в ней анонса книги Есенина «Сорокоуст».

Вообще для определения сроков выхода книг имажинистов сопоставление объявлений не всегда может привести к правильным результатам, ибо точные даты выпуска этих книг чаще всего неизвестны. Однако в данном случае можно воспользоваться объявлениями, помещенными в книгах В. Г. Шершеневича, так как точные границы их выпуска известны из протоколов Центральной учетно-распределительной комиссии Центропечати.

В книге «Лошадь как лошадь» (см.: до 15 июля 1920) объявлено: «А. Мариенгоф. Буян-остров. Статьи по имажинизму (печатается)». В то же время другая книга А. Мариенгофа «Руки галстуком» анонсируется как вышедшая. И действительно, она была напечатана до 12 апр. 1920 (см.).

- 416 -

Как печатающиеся, указаны две книги: Ш. Вильдрак, Ж. Дюамель, В. Шершеневич «Теория свободного стиха. Заметки о поэтической технике» и В. Шершеневич «2×2=5. Листы имажиниста».

В книге Ш. Вильдрака и Ж. Дюамеля (вышла до 23 сент. 1920) «Буян-остров» объявлен как печатающийся. Так же как печатающаяся анонсируется и книга «2×2=5. Листы имажиниста». В последней (о выпуске книги см.: до 30 сент. 1920) помещено почти аналогичное объявление издательства «Имажинисты», за исключением позиции, касающейся самой книги «2×2=5», объявленной, естественно, как вышедшая. Таким образом, Шершеневич, внесший изменение в объявление издательства «Имажинисты», для «Буян-острова» оставил всё по-прежнему (т. е. книга А. Б. Мариенгофа была в печати, когда вышла книга «2×2=5»; октябрь можно считать нижней границей события). Вместе с тем вряд ли книга «Буян-остров» была напечатана позже ноября (верхняя граница события), когда Есенин принял решение печатать поэму «Сорокоуст» в коллективном сборнике «Имажинисты», а не отдельной книгой, как это анонсировалось в «Буян-острове» А. Мариенгофа.

Как напечатанная книга «Буян-остров» анонсируется в коллективном сборнике «Имажинисты», вышедшем до 23 дек. 1920 (установлено по датированной дарственной надписи Р. Ивнева поэту В. Ковалевскому).

Октябрь — Ноябрь. В процессе подготовки издания одной из книг имажинистов (название не установлено) продолжается работа с корректурным оттиском «Библиография имажинизма».

Оттиск — на двух листах (собрание А. Ф. Маркова, Москва). На первом листе — шмуцтитул с заголовком («Библиография имажинизма»). На втором пронумерованном (стр. 31 и 32) листе — собственно библиография с редакторской правкой карандашом. Далее воспроизводится печатный текст со вставками и правкой, где характер внесенных изменений отмечен в угловых скобках:

1. «Плавильня слов». С. Есенин, А. Мариенгоф, В. Шершеневич 1920 г.

2. «Конница бурь» вторая; С. Есенин, А. Мариенгоф, А. Ганин, 1920 г.

3. «Харчевня зорь». С. Есенин, А. Мариенгоф <без В. Хлебникова> 1920 г.

4. «Золотой выводок». С. Есенин, А. Мариенгоф, И. Грузинов, В. Шершеневич, К. <так!> Эрдман. [1920 г.] <зачеркнуто карандашом> (готов. <карандашом>).

5. «Имажинисты» вся банда. Стихи, проза, теория, рисунки (готов.).

<без №> Лапта звезды <не набрано; вписано карандашом>.

6. С. Есенина:

I. II. III. IV. V. VI. VII.

«Преображение» 1919 г. «Голубе<н>ь» 1920. «Ключи Марии» Теория 1920. «Руссиянь» <так!> лирика 1920. «Трерядница». 1920. «Ржаные кони» (готов.). Скулящие кобели (критич. статьи).

7. А. Мариенгофа:

I. II. III. IV. V. VI. VII.

«Кондитерская солнц» поэма 1919. «Магдалина» I и II изд. 1919 и 1920 г. «Руки галстуком» с рис. Г. Якулова 1920 г. «Буян остров» теория 1920 г. «Тюк звезд» трилогия 1920 г. «Стихами чванствую» 1920 г. (готов.). «Первый том» (готов.)

8. В. Шершеневича:

I. II.

«Крематорий» поэма 1919 г. «Вечный жид» трагедия 1919.

- 417 -

III. IV.

«Лошадь, как лошадь» 1920. «2×2=5» (философия имажинизма) [(готов)] <зачеркнуто карандашом> 1920 <вписано карандашом>.

[9. Н. Эрдман:

I.	Стиховник. (готов.).

10. Б. Глубоковский:

«Монография о Георгии Якулове» (готов.).

11. Арсений Авраамов:

«Воплощенье» <так!> (верлибр имажинистов) (печат.).

12. Григорий Колобов:

Хлебало <исправлено карандашом: Хлёбово> (Проза) (готов.)]».

На оттиске следы еще одной зачеркнутой и незаконченной вставки в начале перечня книг В. Г. Шершеневича. Можно разобрать только букву «З», по-видимому, начало названия его книги «Зеленая улица». И наконец, четыре последние позиции (9—12) перечеркнуты крест-накрест.

Рамки события определяются характером карандашной правки, которая вряд ли является корректорской (осталось много невыправленного). Скорее всего, это редакторские исправления.

Правка в выходных данных книги В. Шершеневича «2×2=5» (см. позицию 8. IV) могла быть произведена не ранее октября, т. е. после выхода книги (см.: до 30 сент. 1920) — нижняя граница. В то же время оставление в «Библиографии имажинизма» коллективного сборника «Имажинисты. Стихи, проза, теория, рисунки» с участием «всей банды» могло иметь место только до сдачи в печать сборника стихов с таким названием (авторы: Есенин, А. Б. Мариенгоф и Рюрик Ивнев), т. е. не позднее нояб. 1920 (верхняя граница). Как известно, сборник был напечатан до 23 дек. 1920 (см.).

Анализ написания букв в словах «Лапта звезды» и цифр в названии года показал, что правку делал В. Г. Шершеневич (он, как Есенин и А. Б. Мариенгоф, был одним из редакторов издательства «Имажинисты»).

Есенин не оставляет намерений подготовить и издать книгу «Скулящие кобели (критические статьи)».

Событие устанавливается и датируется в соответствии с предыд. записью.

Упоминание книги «Скулящие кобели» в каких-либо документах, кроме «Библиографии имажинизма», выявить не удалось. Актуальность для Есенина написания такой книги диктовалась массированной негативной критикой, обрушившейся на него после его вхождения в группу имажинистов (см.: до 27 февр. 1919; после 15 марта 1919; первая половина апр. (?) 1919; май ... до 21 июня 1919; после 18 июня 1919; 24 июля 1919; нояб. ... до 11 февр. 1920; после 9 марта 1920; 14 мая 1920; 6 июня 1920; июнь ... авг. 1920; после 5 июля 1920; окт. (?) 1920; не позднее окт. 1920).

Ноябрь, 1 ... 14. В берлинском журнале «Русский эмигрант» (№ 4) помещается объявление русского книжного магазина «Москва».

Датируется в соответствии с датой на титуле: «1—14 ноября».

Сообщается, что с 15-го ноября поступят в продажу издания «Скифов», в том числе: Андрей Белый. Христос воскресе (поэма), Сергей Есенин. Товарищ. Инония (поэма), Р. Иванов-Разумник. Россия и Инония, а также Сергей Есенин. Пришествие. Октоих. Преображение (поэмы).

Ноябрь, 3. В газете «Рабочий край» (Иваново-Вознесенск, № 119; рубрика «Красный смех») И. И. Жижин публикует стихотворный шарж на книгу «Всё сочиненное Владимиром Маяковским»:

- 418 -

<...> Штаны с облака
Ты на себя надень.
Потненькие,
Лирненькие —
Эти — те!
Я не бух в помылках
песен
Есенина,
Хоть тряпки мозгов
Над корытом выжмите.

Парижская газета «Последние новости» (№ 161) дает объявление русского книжного магазина «Москва» в Берлине с упоминанием Есенина.

Текст объявления идентичен напечатанному в берлинской газете «Голос России» (см.: 17, 20, 22, 24, 27 окт. 1920).

А. В. Луначарский обращается с письмом к члену Коллегии ВЧК И. К. Ксенофонтову с просьбой поспешить с выяснением невиновности поэта А. Б. Кусикова и его брата.

Не исключено, что Есенин, к тому времени освобожденный из тюрьмы ВЧК, просил А. В. Луначарского за А. Кусикова.

17 нояб. 1920 А. Кусиков был освобожден из-под стражи, а дело по обвинению его в укрывательстве белогвардейцев следствием прекращено. Р. Кусикова освободили через неделю. Дело же по обвинению его в контрреволюционной деятельности было закрыто только в февр. 1921.

Материалы, 284—285, 294—295.

См. Приложение.

Ноябрь, до 4. Есенин сочиняет двустишие: «Шершеневич был профессор, / Шершеневич есть поэт».

Событие устанавливается и датируется на основании упоминания о нем Есениным в беседе с Н. А. Оцупом (см.: после 4 нояб. 1920).

См. также: Есенин, IV, 491, 507—508.

На улицах Москвы расклеиваются «желтые, из оберточной бумаги», афиши, анонсирующие «Суд над имажинистами»:

БОЛЬШОЙ ЗАЛ КОНСЕРВАТОРИИ
(Б. Никитская)
В четверг, 4-го ноября с. г.
ЛИТЕРАТУРНЫЙ
«СУД НАД ИМАЖИНИСТАМИ».

Литературный обвинитель	Валерий Брюсов.
Подсудимые имажинисты	И. Грузинов, С. Есенин, А. Кусиков, А. Мариенгоф, В. Шершеневич.
Гражданский истец	И. А. Аксенов.
Свидетели со стороны обвинения	Адалис, С. Буданцев, Т. Левит.
Свидетели со стороны защиты	Н. Эрдман, Ф. Жиц.

12 судей из публики.
Начало в 7 ½ час. вечера.

Грузинов, 7.

- 419 -

Ноябрь, 4. Есенин участвует в литературном «Суде над имажинистами» в Большом зале Консерватории (Б. Никитская, 13).

Есенин, VII (2), 550, 591—594.

Отклики см.: 9 нояб. 1920; 15—16 дек. 1920.

Сохранилось много свидетельств современников «Суда над имажинистами», позволяющих воссоздать достаточно полную картину происшедшего.

Г. А. Бениславская в 1926 году так опишет обстановку в зале, где проходил «Суд»:

«Большой зал Консерватории. Холодно и не топлено. Зал молодой, оживленный. Хохочут, спорят и переругиваются из-за мест. <...>

Наконец на эстраду выходят. Подсудимые садятся слева группой в пять человек. Шершеневич, Мариенгоф и еще кто-то. <...>

Суд начинается. Выступают от разных групп: неоклассики, акмеисты, символисты — им же имя легион. „Подсудимые“ переговариваются, что-то жуют, смеются. <...> В их группе Шершеневич, Мариенгоф, Грузинов, Есенин и их „защитник“ — Федор Жиц».

Материалы, 18.

И. В. Грузинов в том же 1926 г. характеризует тактику, избранную обвинением:

«В обвинительной речи, которую произнес Валерий Брюсов, было много иронии. В иронии, и только в иронии, заключалась сила выступления литературного обвинителя. Иван Аксенов также решил построить свою речь на фундаменте иронии, но из этого ничего путного не получилось. <...> К концу речи гражданского истца публика стала весело подтрунивать над ним.

Есенин заметил недостаток гражданского истца. Учтя слабое место противника, он быстро построил план действий. План Есенина был прост: бить врага его собственным оружием. Нацелившись указательным пальцем вытянутой руки в огромную рыжую бороду Ивана Аксенова, Есенин громко спросил:

— Кто судит нас? Кто? Что сделал в литературе гражданский истец — этот тип, утонувший в бороде?

Выражение: „Тип, утонувший в бороде“, — прозвучало как выстрел. <...> Гражданский истец был убит наповал».

Мой век, 687.

Эпизод с И. Аксеновым запомнился и О. А. Мочаловой:

«Помню еще вечер, когда выступал Иван Аксенов, по обыкновению слегка цинично, сиплым голосом. Есенин явился разудалым, с большим подъемом читал стихи, обращенные к ветру:

Я такой же, как ты, хулиган.

К Аксенову он обращался издевательски, в таком духе: „Ну что может быть доступно этакой бороде?!“»

Мочалова О. А. Голоса Серебряного века: Поэт о поэтах / Сост., предисл. и коммент. А. Л. Евстигнеевой. М.: Мол. гвардия, 2004, с. 44.

В. Е. Ардов припомнит слова Есенина, с которыми тот обратился к Аксенову (возможно, в другое время):

«„Борода, как лес, а высраться негде“. К вечеру Аксенов сбрил бороду».

Ардов В. Е. Из воспоминаний / Публ. В. Ф. Тейдер // Минувшее: Историч. альм. М.; СПб.: Atheneum — Феникс, 1994, <вып.> 17, с. 190.

Многие мемуаристы сходились в том, что решающее значение в вынесении на „суде“ оправдательного приговора сыграли новые стихи, прочитанные поэтами-имажинистами. Г. А. Бениславская особо отмечает Есенина:

«...Короткая, нараспашку оленья куртка, руки в карманах брюк и совершенно золотые волосы, как живые. Слегка откинув назад голову и стан, начинает читать:

- 420 -

Плюйся, ветер, охапками листьев,
Я такой же, как ты, хулиган.

Он весь стихия, озорная, непокорная, безудержная стихия, не только в стихах, а в каждом движении, отражающем движение стиха. <...>

Потом он читал „Трубит, трубит погибельный рог!..“ Что случилось после его чтения, трудно передать. Все вдруг повскакивали с мест и бросились к эстраде, к нему. Ему не только кричали, его молили: „Прочтите еще что-нибудь“. И через несколько минут, подойдя, уже в меховой шапке с собольей оторочкой, по-ребячески прочитал еще раз „Плюйся, ветер...“».

Материалы, 18—19.

«В заключение четыре имажиниста — основные участники суда, Есенин, Шершеневич, Мариенгоф, Грузинов, — встали плечом к плечу и, как это всегда делалось после выступления имажинистов, подняв вверх правые руки и поворачиваясь кругом, прочитали наш межпланетный марш:

Вы, что трубами слав не воспеты,
Чье имя не кружит толп бурун, —
Смотрите —
Четыре великих поэта
Играют в тарелки лун».

Ройзман, 104.

В черновом варианте «Романа без вранья» дается несколько иная редакция этого «гимна имажинистов»:

В эти двадцатые лета
Мир — ты чертовски юн!
И три величайших поэта
Играют в тарелки лун.

ИРЛИ, ф. 817, оп. 1, ед. хр. 37, л. 30 об. (указано Н. Г. Юсовым).

Ноябрь, после 4. Есенин в один из дней сначала в кафе, а затем на скамейке Тверского бульвара беседует с Н. А. Оцупом об имажинистах:

«Говорили мы о друзьях Есенина, имажинистах. Есенин отлично знал цену своему литературному окружению <...>.

— Шершеневич, — говорил мне Есенин, — никогда я не считал его поэтом. И слава-то его не своя, а отцовская. Помните знаменитого юриста Шершеневича. Тот был поталантливее сына. Я даже песенку сочинил <следует двустишие — см.: до 4 нояб. 1920>.

Не менее суров был Есенин и к другим своим собратьям по имажинизму».

РЗЕ, 1, 160.

Граница события устанавливается с учетом сообщения Н. А. Оцупа о том, что оно произошло после «Суда над имажинистами» (см.: 4 нояб. 1920).

В период проведения «Суда над имажинистами» В. Г. Шершеневич был на вершине славы (см.: Дроздков В. «Мы не готовили рецепт „как надо писать’, но исследовали». — НЛО, 1999, № 36, с. 172). О Шершеневиче-отце и его посмертной славе Есенин узнал еще во время учебы в Московском городском университете им. А. Л. Шанявского, где отличившиеся студенты получали стипендию имени профессора Г. Ф. Шершеневича.

См.: Московский Городской Университет им. А. Л. Шанявского: Дополнение. М.: Тип. «Моск. Печатное Пр-во» Вл. Венгерова, 1914, с. 31.

- 421 -

Ноябрь, после 6 (?). Есенин посещает спектакль-митинг «Зори» Э. Верхарна, поставленный в Театре РСФСР Первом В. Э. Мейерхольдом и В. М. Бебутовым.

Шубникова-Гусева, 247.

Событие устанавливается на основании участившихся контактов, в том числе и творческого характера, с В. Мейерхольдом и с учетом состоявшейся 7 нояб. 1920 премьеры спектакля.

Ноябрь, 9. Т. Г. Мачтет записывает в дневнике:

«...На днях имажинисты устроили суд над собой в зале консерватории и привлекли всю Москву. На эстраде устроили форменный суд с присяжными и адвокатами и ругали на все корки Шершеневича и его друзей. Тут же на эстраде собрались все поэты и литераторы и следили за процессом. <...> Читали стихи Есенин, Грузинов, Мариенгоф, Шершеневич. Их скандальная репутация, безобразия и рекламирование друг друга сделали свое дело, и в зале яблоку негде было упасть. Публика хохотала, шумела, свистела, ругалась, но вместе с тем и слушала с интересом».

Дневник Мачтета, карт. 6, ед. хр. 7, л. 72.

Русский книжный магазин «Москва» в Берлине публикует в берлинской газете «Голос России» (№ 252) обширную информацию о 18 издательствах, печатающих русскую литературу за границей, в том числе и о берлинских издательствах «Скифы» и «Мысль».

Под грифом издательства «Скифы», в частности, упоминались:

Андрей Белый, Христос воскресе (поэма); Сергей Есенин, Товарищ. Инония (поэма), Р. Иванов-Разумник, Россия и Инония, а также: Сергей Есенин, Пришествие. Октоих. Преображение (поэмы).

Под грифом издательства «Мысль», в частности, упомянут: Вып. 2—3. Поэзия большевистских дней (Блок, Эренбург, Есенин, Каменский, Шершеневич и др.).

Ноябрь, 12. Декретом Совнаркома утверждается Главный политико-просветительный комитет (Главполитпросвет) при Наркомпросе.

Газ. «Известия ВЦИК», 1920, 20 нояб., № 261.

Новому учреждению была поставлена задача «пристально следить, чтобы искусство было коммунистично, чтобы оно помогало выражению, укреплению, углублению коммунистических чувств». Вскоре творчество имажинистов станет объектом разбирательства со стороны Главполитпросвета (см.: 30 марта 1921).

Ноябрь, до 13. На организуемый 16 ноября имажинистами в Политехническом музее (Лубянский проезд, 4) «Суд над современной поэзией» все билеты распродаются задолго до его проведения.

Событие устанавливается и датируется на основании дневниковой записи Т. Г. Мачтета (см.: 14 нояб. 1920).

Расклеенные афиши, анонсирующие проведение этого мероприятия, объявляют состав участников:

«Защитником от современной поэзии выступит — Валерий Брюсов. Обвинитель имажинист — Вадим Шершеневич. Председатель суда — В. Л. Львов-Рогачевский. Эксперты — И. А. Аксенов, С. Есенин. Гражданский истец — А. Мариенгоф. Свидетели с обеих сторон — С. Буданцев, Адалис, Ив. Грузинов и др. 12 судей избираются из публики».

Афиша, ГЛМ, изофонд ХХ века; Есенин, VII (2), 551, 594—596.

- 422 -

Ноябрь, 13. В № 172 парижской газеты «Последние новости» сообщается о первом номере «Устного журнала», где звучало имя Есенина.

Его выпуск состоялся в Большом зале Московской консерватории (см.: 25 окт. 1920).

Ноябрь, 14. Т. Г. Мачтет записывает в дневнике:

«Вчера весь вечер провел во Дворце искусств. <...> Уговорились встретиться во вторник в Политехническом на другом суде. Шершеневич судит современную поэзию. Билеты все распроданы. Имажинистам повезло».

Дневник Мачтета, карт. 6, ед. хр. 6, л. 76, 80 об.

Ноябрь, 15 ... 30. В Берлине выходит № 5 журнала «Русский эмигрант», поместивший объявления издательств «Скифы» и «Мысль».

Выход журнала определяется в соответствии с датой на титул. л.: «15—30 ноября».

Объявление издательства «Скифы»:

«В течение ноября сего года выйдут в свет издания <...>:

Андрей Белый. Христос воскресе (поэма), Сергей Есенин. Товарищ. Инония (поэма), Р. Иванов-Разумник, а также Сергей Есенин. Пришествие. Октоих. Преображение (поэмы)».

Объявление издательства «Мысль»:

«Издательство „Мысль“ приступило к выпуску в свет общедоступной библиотеки „Книга для всех“ ценою по 2 марки за выпуск. <...> На днях поступят в продажу <...>. Вып. II—III. Поэзия большевистских дней (Блок, Эренбург, Есенин, Каменский, Шершеневич и др.».

Ноябрь, 16. Участвуя в литературном «Суде над современной поэзией» в Политехническом музее (Лубянский проезд, 4), Есенин вступает в полемику с В. В. Маяковским.

Отклик см.: 15—16 дек. 1920.

Мероприятие вызвало небывалый интерес москвичей:

«Не только аудитория была набита до отказа, но перед входом стояла толпа жаждущих попасть на вечер, и мы — весь „Орден имажинистов“ — с помощью конной милиции с трудом пробились в здание».

Ройзман, 104.

Мемуаристы особо подчеркивают активность Есенина на этом вечере.

И. В. Грузинов (1926) запомнит Есенина как литературного обвинителя (впрочем, «официально» эта роль была отведена В. Шершеневичу; см.: 15—16 дек. 1920):

«Он <Есенин> приготовил обвинительную речь и читал ее по бумажке звонким высоким тенором. По прочтении речи стал критиковать ближайших литературных врагов: футуристов. На этот раз он, сверх ожидания, говорил удачно и быстро овладел аудиторией.

— Маяковский безграмотен! — начал Есенин. <...> Затем он обратился к словотворчеству Велемира <так!> Хлебникова.

Доказывал, что словотворчество Хлебникова не имеет ничего общего с историей развития русского языка, что словотворчество Хлебникова произвольно и хаотично. <...> Впрочем, смягчающим вину обстоятельством был признан для Хлебникова тот факт, что он перешел в группу имажинистов: Хлебников в Харькове всенародно был помазан миром имажинизма».

Восп., 1, 368—369.

- 423 -

Позднее (конец 1930-х) Грузинов подготовит к печати несколько иной вариант:

«Имажинисты, обвиняющие русскую литературу, были в следующем составе: я, Сергей Есенин, Анатолий Мариенгоф, Вадим Шершеневич. Я говорил на суде первым. <...> В своей речи я самое большое внимание уделил трем литературным школам: символистам, футуристам и акмеистам.

После моей речи откуда-то, чуть ли не с галерки, неожиданно появился Владимир Маяковский. Маяковский взял на себя роль защитника русской литературы. <...> Был весел и добродушен. <...> Вопреки обыкновению, на этот раз много говорил Есенин. Есенин обрушился на футуризм и футуристов. Нападки его были направлены по адресу Маяковского и Хлебникова».

Мой век, 688.

Г. А. Бениславская вспомнит о появлении В. Маяковского в зале:

«Помню только, как во время суда имажинистов над современной поэзией из зала раздался зычный голос Маяковского о том, что он кое-что знает о незаконном рождении этих эпигонов футуризма (что-то в этом роде). Через весь зал шагнул Маяковский на эстраду. А рядом с ним, таким огромным и зычным, Е. пытается перекричать его: „Вырос с версту ростом и думает, мы испугались, — не запугаешь этим“. В конце вечера С. А. читал стихи, кажется, „Исповедь“».

Материалы, 20.

Перепалка поэтов останется в памяти Л. Н. Сейфуллиной:

«На стол президиума вскочил худой и невысокий Есенин в щегольском костюме. Озлобленный совсем по-детски, он зачем-то рванул на себе галстук, взъерошил припомаженные, блекло-золотистые кудрявые волосы, закричал звонким и чистым, тоже сильным голосом, но иного, чем у Маяковского, тембра.

— Не мы, а вы убиваете поэзию! Вы пишете не стихи, а агитезы.

Густым басом, подлинно как „медногорлая сирена“, отозвался ему Маяковский:

— А вы — кобелезы».

Цит. по: Катанян, 188.

И. Г. Эренбург, присутствовавший на этом вечере, вспомнит:

«...я слушал весь вечер в Политехническом музее, как Маяковский и Есенин друг друга ругали. Все же я спросил Есенина, почему его так возмущает Маяковский. „Он поэт для чего-то, а я поэт от чего-то. Не знаю сам, от чего... Он проживет до восьмидесяти лет, ему памятник поставят <...>. А я сдохну под забором, на котором его стихи расклеивают. И все-таки я с ним не поменяюсь“».

Цит. по: Катанян, 190.

М. Д. Ройзман свидетельствует о разразившемся в конце вечера скандале, когда Есенин стал читать поэму «Сорокоуст» (Ройзман, 107). Подробно об этом — в мемуарах В. Г. Шершеневича:

«...выступает Есенин. Читает поэму. В первой же строфе слово „задница“ и предложение „пососать у мерина“ вызывает в публике совершенно недвусмысленное намерение не дать Есенину читать дальше.

Свист напоминает тропическую бурю. Аудитория подбегает к кафедре, мелькают кулаки. <...> Я давно стою перед Есениным и требую, чтоб ему дали дочитать. <...> И при скандале с Есениным мой крепко поставленный голос перекрывает аудиторию. Но мало перекрыть, надо еще убедить.

Тогда спокойно поднимается Брюсов и протягивает руку в знак того, что он просит тишины и слова. <...> Авторитет Брюсова огромен. Свист стихает. <...>

Брюсов заговорил тихо и убедительно:

— Я надеюсь, что вы мне верите. Я эти стихи знаю. Это лучшие стихи изо всех, что были написаны за последнее время!

- 424 -

Аудитория осеклась. Сергей прочел поэму. Овации».

Мой век, 461—462.

О чтении Есениным «Сорокоуста» вспомнит в своих мемуарах и М. Л. Свирская:

«Он <Есенин> подошел к рампе и начал читать „Сорокоуста“. Когда он произнес: „И всыпают вам в толстые задницы окровавленный веник зари“, — в зале поднялся невероятный шум, свист, топот, крики. Брюсов непрерывно звонил в колокольчик. Наконец, уловив момент, когда неистовство в зале стало спадать, но до тишины было далеко, Брюсов во всю силу своего небольшого голоска крикнул: „Доколе же мы будем бояться истинно русских слов!“ Только после этого зал успокоился, и Есенин стал читать дальше».

Свирская М. Л. Из воспоминаний / Публ. Б. Сапира // Минувшее: Историч. альм. М.: Феникс, 1992, <вып.> 7, с. 55.

Сразу же после завершения «Суда над современной поэзией» происходит очная встреча Есенина и Г. А. Бениславской.

Г. А. Бениславская вспомнит в 1926 г.:

«Второй вечер <первый — „Суд над имажинистами“> был в Политехническом музее. <...> Я с Яной <Козловской> сидела во втором ряду. Е. весь вечер, когда не читал, а сидел на эстраде, почти всё время упорно смотрел в нашу сторону. После окончания, он как раз читал последним, я до сих пор не знаю, как и почему очутилась там, за кулисами. <...> Вдруг Е. нагло подлетает вплотную и останавливается около меня. Не знаю отчего, но я почувствовала, что надо дать отпор <...> и мелькнула мысль: „Как к девке, подлетел“. — „Извините, ошиблись“».

Поведает она и о своих душевных переживаниях:

«...выйдя из музея — цепь мыслей. Такого, не именно его, а вообще такого, могу полюбить. Быть может, уже люблю. И на что угодно для него пойду. <...> Поняла: да ведь это же и есть именно тот „принц“, которого ждала. <...> В этот же вечер отчетливо поняла — здесь всё могу отдать: и принципы (не выходить замуж), и — тело (чего до сих пор не могла даже представить себе), и не только могу, а даже, кажется, хочу этого. <...> С этого вечера <...> я засыпала с мыслью о нем и, когда просыпалась, первая мысль была о С. А., так же как в детстве первой мыслью бывает: „Есть ли сегодня солнце?“».

Материалы, 20, 22, 24.

Ноябрь, до 17. По завершении верстки книги Есенина «Телец» она направляется для отзыва Г. Ф. Устинову.

Есенин, VII (2), 303—304; Есенин, VII (3), 83.

Текст отзыва Г. Ф. Устинова неизвестен.

См. след. запись.

См. Приложение.

Ноябрь, 17. Проходит обсуждение книги «Телец» на заседании распорядительной комиссии Госиздата, которая, заслушав отзыв Г. Ф. Устинова «о книге Сергея Есенина „Телец“», принимает решение «переговорить с автором».

Субботин-2001, 160.

Ноябрь, до 21. Берлинское издательство «Скифы» выпускает книгу Есенина «Триптих: Поэмы». В ее составе — «Пришествие», «Октоих» и «Преображение».

- 425 -

Граница события устанавливается в соответствии с объявлением издательства «Скифы» в берлинской газете «Голос России» (1920, 21 нояб., № 262): «Вышли из печати и на днях поступили в продажу: <...> Андрей Белый. Христос воскресе (поэма), Сергей Есенин. Товарищ. Инония (поэма), Р. Иванов-Разумник. Россия и Инония <указана цена 6 марок>, Сергей Есенин. Пришествие. Октоих. Преображение (поэмы) <цена 3 марки>».

На контртитуле:

SERGEJ JESSENIN
TRYPTICHON
POEME
Verlag «Skythen» / Berlin

Одновременно в том же издательстве выходит из печати коллективный сборник «Россия и Инония».

См. предыд. запись.

Произведения, вошедшие в сборник «Россия и Инония» (Андрей Белый. Христос воскресе (поэма), Сергей Есенин. Товарищ. Инония (поэма), Р. Иванов-Разумник. Россия и Инония), а также поэмы, вошедшие в книгу «Триптих», многократно анонсировались в зарубежной прессе:

См.: 17, 20, 22, 24, 27 окт. 1920; 22, 24, 27 окт. 1920; 23, 24, 27, 29, 31 окт. и 3 нояб. 1920; 1 ... 14 нояб. 1920; 15 ... 30 нояб. 1920.

Ноябрь, до 23. Расклеиваются афиши, анонсирующие проведение 23 ноября Всероссийским союзом поэтов в Политехническом музее (Лубянский проезд, 4) вечера «О современной поэзии» с участием Есенина.

Афиша объявляет программу вечера:

«Вступительное слово скажет:
      Валерий Брюсов
Участвуют декларациями и стихами:

1. НЕОКЛАССИКИ: М. Гальперин, Олег Леонидов, В. Федоров.

2. СИМВОЛИСТЫ: В. Брюсов.

3. ФУТУРИСТЫ: И. А. Аксенов, С. Буданцев, В. Маяковский.

4. НЕО<А>КМЕИСТЫ: Адалис, П. Антокольский.

5. ИМАЖИНИСТЫ: Ив. Грузинов, С. Есенин, А. Мариенгоф, В. Шершеневич.

6. ЭКСПРЕССИОНИСТЫ: Б. Земенков, И. Соколов».

Афиша, ГЛМ, изофонд ХХ века.

См. также: Есенин, VII (2), 552, 596—597.

Литературные вечера с участием имажинистов и футуристов всегда были популярны. Современники отмечали интеллектуальную и эмоциональную силу воздействия их лидеров на аудиторию:

«Маяковский разил своих противников молнией и громом. Есенин опрокидывал своих оппонентов темпераментом и молодым запалом. Шершеневич же вел планомерный обстрел, поражая противников картечью своих остроумных, но неизменно вежливых фраз».

Окский Г. (Сидоров Г.). Пора стихов: Поэтическая Москва 1917—1921. — Машинопись. ГММ, 14092, л. 28.

Участие Есенина в этом вечере документально подтвердить не удается. 22 нояб. 1920, накануне вечера, Т. Г. Мачтет оставил в дневнике запись о намерении обязательно посетить его (Дневник Мачтета, карт. 6, ед. хр. 6, л. 106 об.). Однако в дальнейшем каких-либо заметок о вечере он не сделал.

- 426 -

Ноябрь, до 26. В издательстве «Имажинисты» выходит книга Есенина «Преображение» (на обл.: 1921).

Граница события определяется в соответствии с протоколом заседания президиума Центральной учетно-распределительной комиссии Центропечати № 54 (от 26 нояб. 1920), на котором по городам, губерниям и учреждениям распределялось 2000 экз. книги Есенина (ГАРФ, ф. Р395, оп. 1, ед. хр. 7, л. 104).

Ее содержание аналогично содержанию первого издания сборника (1918).

Есенин, VII (3), 368.

См.: окт. — нояб. 1918.

Ноябрь, 26 ... 30. Поэт делает дарственную надпись своему знакомому И. К. Меньшикову на книге «Преображение»:

«Ивану Константиновичу Меньшикову с приязнью С. Есенин. 1920. Нояб. Москва».

Есенин, VII (1), 113, 446.

См. предыд. запись.

Ноябрь, после 26 ... 1921, январь. Есенин в книжной лавке на Б. Никитской дарит зашедшей туда Н. Д. Вольпин книгу «Преображение» и делает надпись:

«Надежде Вольпин с надеждой, что она не будет больше надеждой. Сергей Есенин».

Датируется временем выхода книги (см.: до 26 нояб. 1920) с учетом датировки этого события самой Н. Вольпин (см. ниже).

Вольпин позже расскажет, как появилась последняя строчка надписи:

«Осень двадцатого — или январь двадцать первого? <...>

Протягивает мне книжку и Сергей. Читаю надпись. То же, что проставлено было на „Треряднице“. <...> Сказала:

— Такую надпись вы мне уже сделали в прошлый раз.

— Дайте книгу! — с сердцем потребовал Есенин и вписал, втиснув перед подписью, добавочную строку. <...> С той поры он уже никогда не дарил мне своих книжек, ни с надписью, ни без надписи».

Как жил Есенин, 271.

Ноябрь, 27. В помещении литературного отдела Наркомпроса проводится общее собрание членов Всероссийского союза поэтов.

На нем ожидалось присутствие Есенина.

См. след. запись.

Т. Г. Мачтет записывает в дневнике:

«Если сегодня в ЛИТО на общем собрании увижу Сергея Есенина, то попрошу его в оппоненты к моим произведениям. Как мой земляк, он должен согласиться поддержать меня в моем движении вперед. Имя же Сергея Есенина на афише, поставленное в качестве оппонента, <...> соберет уже на вечер моей поэзии не 40—50 человек, как пророчил мне И. С. Рукавишников, а полный зал пришедших послушать популярного поэта».

Дневник Мачтета, карт. 6, ед. хр. 6, л. 110.

- 427 -

На собрании поэтов В. Я. Брюсов сообщает о предстоящем в Политехническом музее соревновании на призы за лучшие стихи.

Дневник Мачтета, карт. 6, ед. хр. 6, л. 110, 119.

См.: до 2 дек. 1920; 2 дек. 1920; 7 дек. 1920.

Ноябрь, 28. Берлинская газета «Голос России» (№ 268) помещает список книг (в том числе с участием Есенина) издательства «Скифы» и основных городов, где эти книги продаются:

«Поэзия и литературная критика:

Александр Блок. Двенадцать. Скифы; Иванов-Разумник. Испытание в грозе и буре <6 марок>.

Андрей Белый. Христос воскресе (поэма); Сергей Есенин. Товарищ. Инония (поэма); Р. Иванов-Разумник. Россия и Инония. <6 марок>.

Сергей Есенин. Пришествие. Октоих. Преображение (поэмы) <Триптих; цена 3 марки>.

Клюев. Песнь солнценосца (стихотворение) <цена 3 марки>.

<...>

Книги продаются:

У главного представителя, книжный магазин „Москва“ <...> в Берлине <...> в Париже <...> в Лондоне <...> в Праге <...> в Вене <...> в Белграде <...> в Риге <...> в Нью-Йорке <...> в Константинополе <...> в Риме».

Берлинская газета «Руль» (№ 11) помещает объявление издательства «Скифы» о поступлении в продажу поэм Есенина «Пришествие», «Октоих», «Преображение» (в книге «Триптих») и произведений Есенина «Товарищ» и «Инония» (в составе коллективного сборника «Россия и Инония» с участием Иванова-Разумника и Андрея Белого).

Ноябрь, вторая половина — Декабрь, начало. Есенин знакомится в кафе имажинистов «Стойло Пегаса» с Г. А. Бениславской и ее подругами Я. М. Козловской и А. Г. Назаровой.

Рамки события устанавливаются по воспоминаниям Г. Бениславской, Я. Козловской и А. Назаровой, отметивших важное значение первой очной встречи Г. Бениславской и Есенина, произошедшей в Политехническом музее 16 нояб. 1920, после чего подруги становятся завсегдатаями литературных вечеров в кафе „Стойло Пегаса“ и в других местах, где выступает Есенин, и стараются быть всегда у него на виду (см. ниже).

Воспоминания Г. Бениславской и ее подруг о знакомстве с Есениным расходятся.

Г. Бениславская напишет в 1926 г.:

«С этих пор <после вечера 16 нояб. 1920> на всех вечерах всё, кроме Е., было как в тумане. <...> Почти каждый вечер там <в „Стойле Пегаса“> чей-нибудь доклад. Жаркие, ожесточенные, задорные и вместе с тем веселые споры об образе, о форме и содержании, об урбанизме <...> Е., как и все вечера, поглядывает в нашу сторону (была я и моя подруга Л<идия> Б<ерестова>, Яна не пришла) и вдруг направляется <к нам> и, нагибаясь ко мне, на ухо, как-то взволнованно и грубо, вполголоса говорит: „Послушайте, но так же нельзя, вы каждый вечер сюда ходите <...> Я уже сказал в кассе, чтобы вас пропускали как своих, без билета. Скажите фамилию, и я велю кассирше записать“. <...> Называю бесцеремонно три <фамилии> подряд. <...>

- 428 -

Прошло несколько дней. <...> Вечер <в „Стойле Пегаса“> еще не начался; вдруг ко мне направляется (я глазам не верю) Есенин. <...> В общем, весь вечер мы проговорили с Е. Говорили о Маяковском. <...>

На следующий день Яна не верит, что я познакомилась с Есениным. У меня, правда, ликующие глаза. <...>

Вечером сидим в „Стойле“, входит С. А. и сразу направляется ко мне. Я даже Яну познакомила с ним».

Материалы, 20, 24—25.

Я. Козловская в 1969 г. опишет знакомство с Есениным иначе:

«С тех пор <после вечера 16 ноября> не было выступления Есенина, на котором мы бы не были. Притом покупали всегда одно и тоже место — 4-й ряд, 16—17 место. <...>

Однажды, когда вечер был особенно многолюдным, мы пробирались к выходу через эстраду. Есенин неожиданно подошел к нам и сказал: „Девочки, приходите завтра ко мне, у меня будут читать стихи лучшие поэты. Вот вам мой адрес“. Мы были на седьмом небе. <...> С этого дня началось наше знакомство и дружба с Есениным, длившаяся до его смерти».

Материалы, 357.

А. Г. Назарова в предисловии к подготовленной к изданию переписке С. А. Есенина с Г. А. Бениславской отметит (1950-е годы):

«С Есениным Г. Бениславская познакомилась осенью 1920 года. <...> Одновременно познакомилась с Есениным и я».

Материалы, 357.

Ноябрь, конец ... Декабрь, первая половина. В № 7—10 журнала «Творчество» (июль—октябрь) публикуются впервые отрывки из поэмы Есенина «Сорокоуст» (ст. 23—60).

Датируется с учетом подготовки выпуска этого номера журнала к 15-летию образования Петербургского Союза борьбы за освобождение рабочего класса.

См. также: Есенин, II, 81—84, 385—392.

Ноябрь. Есенин и А. Б. Мариенгоф поселяются в том же доме (№ 3) в Богословском переулке, где они уже жили в 1919 и в начале 1920 года, но в другой квартире (№ 48).

Время события определяется в соответствии с его описанием в «Романе без вранья» — это произошло вскоре после возвращения Есенина из тюрьмы ВЧК (Мариенгоф, 94).

А. Мариенгоф с удовлетворением будет вспоминать это новое пристанище:

«Опять перебрались в Богословский. В том же Бахрушинском доме, но в другой квартире.

У нас три комнаты, экономка (Эмилия) в кружевном накрахмаленном фартучке и борзой пес (Ирма).

Кормит нас Эмилия рябчиками, глухарями, пломбирами, фруктовыми муссами, золотыми ромовыми бабами. Оба мы необыкновенно увлечены образцовым порядком, хозяйственностью, сытым благополучием».

Мариенгоф, 94—95.

О проживании Есенина и Мариенгофа на Богословском расскажет и А. Б. Никритина:

«Я часто бывала у них в доме. Я говорю „у них“, потому что Есенин и Мариенгоф жили одним домом, одними деньгами. Оба были чистенькие, вымытые, наглаженные, в положенное время обедали, ужинали. Я бы не сказала, что это похоже было на богему. <...> В большой коммунальной квартире было у них чуть ли не три

- 429 -

комнаты, правда, одна из них — бывшая ванная. Потом почему-то стало две. Одну, очевидно, отобрали. Одевались они одинаково: белая куртка, не то пиджачок из эпонжа, синие брюки и белые парусиновые туфли. До чего же Есенин был хорош в этом туалете!».

ЕиС, 380.

Есенин завершает работу над книгой «Исповедь хулигана».

Есенин, II, 85—88, 392—400; VI, 116—118.

См.: конец дек. ... до 5 янв. 1921.

А. Б. Мариенгоф пишет стихотворение «Утихни, друг. Прохладен чай в стакане...» и посвящает его Есенину.

Датировано автором в книге «Тучелет: Книга поэм» (М.: Имажинисты, 1921).

Г. А. Бениславская узнаёт, что Есенин разошелся с женой.

Часть воспоминаний Г. Бениславской, содержащая нижеприведенный отрывок, открывается датой: «Ноябрь 1920»:

«Узнав, что он „свободен“, для меня ясно, что раз никаких внешних преград нет, то я пойду на всё. Я не могу не пойти — это моя внутренняя обязанность завоевать то, на что я имею право. Почувствовала, что это скорее страшно, а не радостно. Во всяком случае, было ощущение чего-то рокового. И еще — значит, кто-то из них (Е<сенин> или жена) несчастен, а я уже тогда любила Е. так же, как потом всю жизнь, и, увы, не могла радоваться несчастью человека, близкого ему, даже если на этом строилось мое счастье».

Материалы, 27.

Об официальном разводе см: 19 февр. 1921; 5 окт. 1921.

Ноябрь (?). Выходит № 5 (7) журнала «Знамя» со стихотворением Есенина «Дождик мокрыми метлами чистит...» <«Хулиган»>.

Время события определяется исходя из предположения о своевременном выходе ноябрьского номера левоэсеровского журнала в условиях временного смягчения конфронтации между советской властью и левыми эсерами.

Стихотворение входило в число наиболее часто читавшихся Есениным с эстрады. Некоторые строки из него были использованы в оформлении кафе имажинистов «Стойло Пегаса».

«По стенам роспись художника Якулова и стихотворные лозунги имажинистов. С одной из стен бросались в глаза золотые завитки волос и неестественно искаженное левыми уклонами живописца лицо Есенина в надписях: „Плюйся, ветер, охапками листьев“».

Старцев И. И. Мои встречи с Есениным. — Восп., 1, 409.

Здесь же — статья Иванова-Разумника «Пролетарская культура и пролетарская цивилизация»:

«Мы говорим — „буржуазная культура“, „пролетарская культура“ <...>. Я думаю, что соединение этих двух слов есть именно „круглый квадрат“, что ни „буржуазной культуры“ нет, ни „пролетарской культуры“ нет и не будет, а есть нечто другое. <...> Но в культуру, не буржуазную и не пролетарскую, я глубоко верю, верю в то творчество, которое пойдет не по классовым рубрикам, а которое вольно, ибо дышит, где хочет; и творчество это будет и не пролетарским, и не буржуазным, оно будет народным».

Высказанные автором мысли о культуре были близки Есенину и другим поэтам-имажинистам.

- 430 -

Выходит в свет № 5—6 журнала «Кузница» (октябрь — ноябрь) со статьей В. Кремнева «Поэма Великой революции: Творчество пролетарских поэтов».

Датируется в предположении своевременного выхода этого сдвоенного номера.

В статье автор показывает преимущества образотворчества у пролетарских поэтов по сравнению с Есениным:

«Отбрасывая устаревшие метафоры и образы, пролетарские поэты делают большую революционную работу, освобождая поэзию от первобытных представлений и бесконечно обогащают наш язык. <...> В то время, как „крестьянский поэт“ Есенин сравнивает луну с гусем, а звёзды с карасями, — у пролетарского поэта мы читаем: — А месяц, покрасневший молот, / В вагранках звездных раскален (М. Герасимов)».

Ноябрь — Декабрь. По вечерам Есенин и А. Б. Мариенгоф часто бывают на Красной Пресне (д. 9) в гостях у С. Т. Конёнкова.

Датируется в соответствии со свидетельством А. Б. Мариенгофа, относящего эти посещения ко времени второго „пришествия“ на Богословский переулок:

«По вечерам частенько бываем на Пресне у Сергея Тимофеевича Конёнкова. Маленький, ветхий, белый домик — в нем мастерская и кухонка. В кухонке живет Конёнков. В ней же Григорий Александрович (конёнковский дворник, конёнковская нянька и верный друг) поучает нас мудрости. <...> И, взяв гармошку, Конёнков затягивает есенинское яблочко:

Эх, яблочко
Цвету звонкого,
Пьем мы водочку
Да у Конёнкова».

Мариенгоф, 95.

Сам С. Т. Конёнков в 1960-е годы вспомнит чтение Есениным стихов из «Сорокоуста»:

«Читал он так, что душа замирала. Строки его стихов о красногривом жеребенке сердце каждого читающего переполняют жалостливым чувством, а вы попробуйте представить, какую глубокую сердечную рану наносил он своим голосом, когда одновременно сурово и нежно неторопливо выговаривал трогательные слова:

Милый, милый, смешной дуралей,
Ну куда он, куда он гонится?
Неужель он не знает, что живых коней
Победила стальная конница?».

Восп.-95, 178.

Всероссийский союз поэтов в связи с закрытием эстрады-столовой начинает организовывать литературные вечера, в том числе и с участием Есенина, преимущественно в аудиториях Политехнического музея.

По этому поводу Т. Г. Мачтет записывает 2 дек. 1920:

«За последнее время в связи с закрытием союза <точнее, эстрады-столовой> и невозможностью проявить себя в его стенах главные его деятели во главе с В. Брюсовым облюбовали себе вместо кафе Домино <кафе поэтов, Тверская, 18> Политехнический музей и вот уже несколько раз выступали с его эстрады. Там прошли два суда литературных, устный журнал и предполагается организовать еще целый ряд вечеров».

Дневник Мачтета, карт. 6, ед. хр. 6, л. 118 об.

- 431 -

Декабрь, 1. В «Правде» (№ 270) публикуется письмо ЦК РКП(б) «О пролеткультах».

В «Известиях ВЦИК» (№ 270) помещаются «Тезисы об основах политики в области искусства» (за подписью наркома по просвещению А. Луначарского и председателя ЦК Всероссийского союза работников искусств Ю. Славинского).

В этих материалах утверждается, что теперь, по завершении гражданской войны, наступил период, когда партия через Наркомпрос и Главполитпросвет будет осуществлять должный контроль над культурно-просветительной работой.

Оба документа публикуются также в журнале «Вестник работников искусств» (1920, № 2—3, нояб. — дек., с. 65—68). В открывающей журнал статье «Художественная диктатура пролетариата» отмечается, «что в области искусства за три послеоктябрьских года многое было засорено и требует сейчас настойчивого пересмотра и чистки».

Вскоре Есенин, А. Б. Мариенгоф и В. Г. Шершеневич подвергнутся жесткой критике со стороны Главного политико-просветительного комитета республики (см.: 30 марта 1921).

Декабрь, 1 и 5. Парижская газета «Последние новости» (№ 187 и 191) помещает объявление русского книжного магазина «Москва» в Берлине:

«Поступили в продажу:

<...> Андрей Белый, Христос воскресе (поэма), Сергей Есенин, Товарищ. Инония (поэма), Р. Иванов-Разумник. Россия и Инония; Сергей Есенин, Пришествие. Октоих. Преображение (поэмы)».

Декабрь, 1, 5, 12, 15, 22, 31. Берлинская газета «Голос России» (№ 270, 274, 280, 282, 288, 295) помещает объявление русского книжного магазина «Москва» в Берлине.

В нем говорится о специализации магазина на продажу книг издательства «Скифы» по теме «Россия переходной эпохи» и поступлении в продажу этих книг, в том числе:

Андрей Белый. Христос воскресе (поэма), Сергей Есенин. Товарищ. Инония (поэма), Р. Иванов-Разумник. Россия и Инония (в составе коллективного сборника «Россия и Инония») и Сергей Есенин. Пришествие. Октоих. Преображение (поэмы; в составе книги «Триптих»).

Декабрь, до 2. Появляются афиши, анонсирующие проведение Всероссийским союзом поэтов в аудитории № 1 Политехнического музея турнира поэтов с участием Есенина:

«Во Вторник, 7-го Декабря, в 7 час. веч.
ВСЕРОССИЙСКИЙ СОЮЗ ПОЭТОВ
Устраивает устный КОНКУРС на призы за лучшие стихи.
I-й приз — 50.000 р., II-й приз — 30.000 р., III-й приз — 20.000 р.
Доклад о турнирах поэтов сделает
ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ

Принять участие в конкурсе приглашаются поэты всех течений:

Аксенов, Александровский, Адалис, Арго, Апушкин, Валерий Брюсов, Андрей Белый, Варвара Бутягина, Буданцев, Богатырев, Бенар, Надежда Вольпин, Екатерина Волчанецкая, Ада Владимирова, Грузинов, Герасимов, Дехтярев, Надежда де-Гурно, Есенин, Захаров-М<э>нский, Земенков, Вера Ильина, Рюрик Ивнев, Кирил<л>ов,

- 432 -

Козырев, Наталья Кугушева, Казин, Фейга Коган, Краевский, Ковалевский, Левит, Маяковский, Мариенгоф, Мальвина Марьянова, Мачтет, Нина Манухина, Минаев, Монина, Шварцбах-Молчанова, Нетропов, Обрадович, Оленин, Полетаев, Наталья Поплавская, Полонский, Ройзман, Родов, Нина Серпинская, Соколов, Сан<н>иков, Савкин, Туманный, Федоров, Филипченко, Хацревин, Марина Цветаева, Шершеневич, Шитов, Кира Штром и желающие из публики.

Порядок избрания следующий.

ПРИ ВХОДЕ В ЗАЛ Музея публике выдаются листки, на которых во время конкурса предлагается написать трех поэтов. Эти листки передаются комиссии из пяти лиц, которая избирается на вечере. Результаты голосования объявляются публике.

Президиум ВСП объявляет, что все поэты, как объявленные в афишах, так и желающие принять участие в конкурсе из публики, обязаны явиться на собрание в понедельник, 6-го декабря, в 6 час. веч. в Политехнический музей (Аудитория № 3)».

Афиша, ГЛМ, изофонд ХХ века; Есенин, VII (2), 554.

См.: 2 дек. 1920.

Декабрь, 2. На состоявшемся в Политехническом музее устном журнале, организованном Всероссийским союзом поэтов, в кулуарах обсуждаются предполагаемые победители предстоящего конкурса поэтов, среди которых называют Есенина.

См. след. запись.

Т. Г. Мачтет записывает:

«Сегодня на устном журнале мы спорим о предполагаемых победителях.

— Ну, конечно, Есенин, Мариенгоф и Шершеневич, — безапелляционно заявил Ковалевский.

Большинство же <думают>, что победа на конкурсе — результат случайного лишь сцепления обстоятельств.

— Стоит кому-нибудь сострить удачно, обратить внимание, и приз обеспечен, — говорит Долидзе.

— Да, кроме того, имажинисты отказываются выступать, — замечает кто-то».

Дневник Мачтета, карт. 6, ед. хр. 6, л. 119—120.

Декабрь, 3. Рюрик Ивнев пишет Есенину и А. Б. Мариенгофу открытое письмо, в котором заявляет о своем присоединении к группе имажинистов:

«Дорогие Сережа и Толя!

Причины, заставившие меня уйти от вас в 1919 году, ныне отпали. Я снова с вами.

Рюрик Ивнев.

Кисловка. 3 декабря 1920 г.

Москва».

Письма, 214.

Это обращение Р. Ивнева под заглавием «Открытое письмо Сергею Есенину и Анатолию Мариенгофу» было напечатано в сборнике «Имажинисты» (см.: до 23 дек. 1920).

Декабрь, 4. Есенин пишет в Петроград Иванову-Разумнику.

Извиняясь за задержку ответа, Есенин рассказывает о постигших его испытаниях, справляется о Н. Клюеве:

- 433 -

«...Я уже собирался к 25 окт. выехать, и вдруг пришлось вместо Петербурга очутиться в тюрьме ВЧК <см.: в ночь с 18 на 19 окт. 1920>. Это меня как-то огорошило, оскорбило, и мне долго пришлось выветриваться.

Мне очень и очень хотелось бы Вас увидеть, услышать и самому сказать о себе. <...> Конечно, переструение внутреннее было велико. Я благодарен всему, что вытянуло мое нутро, положило в формы и дало ему язык. Но я потерял зато все то, что радовало меня раньше от моего здоровья. Я стал гнилее. Вероятно, кой-что по этому поводу Вы уже слышали.

Ну, а что с Клюевым?

Он с год тому назад прислал мне весьма хитрое письмо <неизвестно>, думая, что мне, как и было, 18 лет, я на него ему не ответил, и с тех пор о нем ничего не слышу. Стихи его за это время на меня впечатление производили довольно неприятное. Уж очень он, Разумник Васильевич, слаб в форме и как-то расти не хочет. А то, что ему кажется формой, ни больше ни меньше как манера, и порой довольно утомительная.

Но всё же я хотел бы увидеть его. Мне глубоко интересно, какой ощупью вот теперь он пойдет?

Всего Вам, Разумник Васильевич, всего хорошего. Я очень и очень часто вспоминаю Вас. Жаль только, что не видимся, но авось как-нибудь вырвусь. <...> Если урвете минутку, то черкните, а я Вам постараюсь выслать „Сорокоуст“ и „Исповедь хулигана“».

Есенин, VI, 116—118, 482—485.

Декабрь, 5. Пражская газета «Воля России» (№ 71) печатает объявление издательства «Скифы» о продаже книг поэзии и литературной критики с упоминанием есенинских произведений «Товарищ», «Инония», «Пришествие», «Октоих», «Преображение».

В № 8 бюллетеня РОСТА «Искусство и культура» помещается отклик на выступление Есенина и Маяковского в Политехническом музее.

Катанян, 189.

См.: 16 нояб. 1920.

Декабрь, до 6. Есенин вместе с Рюриком Ивневым принимает участие в организации литературного вечера «Россия в грозе и буре».

Р. Ивнев вспомнит:

«...мы с Есениным решили устроить большой литературный вечер под девизом „Россия в грозе и буре“, и я пришел к Анатолию Васильевичу <Луначарскому> с готовой программой. Ему понравилась наша идея, и он дал свое согласие произнести на вечере вступительное слово».

Журн. «Волга», Саратов, 1968, № 11, с. 161.

- 434 -

Декабрь, 6. В Большом зале Консерватории проводится литературный вечер «Россия в грозе и буре», организованный Дворцом искусств.

Вступительное слово — А. В. Луначарский.

Анонсировались выступления следующих поэтов:

«Адалис, Андрей Белый, Валерий Брюсов, Ада Владимирова, Сергей Есенин, Рюрик Ивнев, Михаил Козырев, Иван Рукавишников, Борис Пастернак, Иван Новиков, Д. Туманный, И. Эренбург...».

Афиша, ГЛМ, изофонд ХХ века; Есенин, VII (2), 553, 597—598.

В дневниковой записи Т. Г. Мачтета, который был на этом вечере, Есенин не упомянут.

Тифлисская еженедельная газета «Понедельник» (№ 20) публикует статью Ф. Печалина «Этапы искусства»:

«...последний год в художественной жизни России ознаменовался полной победой подлинно революционного, пролетарского искусства <...>. Качаясь между двумя полюсами буржуазного и пролетарского искусства, вышла сейчас в России на арену художественной жизни и отколовшаяся от футуристов группа имажинистов (стихи А. Мариенг<оф>а, Есенина, Шершеневича и картины Г. Якулова).

„Торжество в цвете света“ — вот и всё, что предлагают господа имажинисты взамен разрушительной работы футуристов. Правда, под этот „свет“ они кричат, что создадут новые лозунги искусства „на лафете мускульной логики“...».

Декабрь, 7. Под председательством В. Я. Брюсова в Политехническом музее проходит конкурс на призы за лучшие стихи.

Есенин, возможно, приходит в зал к завершению мероприятия.

По свидетельству Т. Мачтета, за весь этот вечер выступило человек двадцать, причем пролетарские поэты по требованию М. Герасимова отказались читать что бы то ни было. В. Брюсов предоставлял слово преимущественно поэтессам. Это дало основание появившемуся наконец на эстраде Р. Ивневу заявить, что «конкурс представляет какой-то курятник». По завершении вечера недовольная публика орала, шумела и требовала Есенина и В. Шершеневича (Дневник Мачтета, карт. 6, ед. хр. 7, л. 10—11 об.).

Г. А. Бениславская, в отличие от Т. Мачтета, в воспоминаниях (1926) отметит, что крики «Есенина, Есенина!» начались, когда «она на весь зал вскрикнула: „Есенин пришел!“», и тогда публика заметила появившегося у входа в зал поэта. «Прочел он немного, в конкурсе не участвовал, выступал вне конкурса».

Материалы, 28.

Результаты конкурса были объявлены Брюсовым в ЛИТО Наркомпроса 10 дек. 1920 г.: 1-е место — Адалис, 2-е место — Н. де-Гурно, 3-е место — Н. Бенар (Дневник Мачтета, карт. 6, ед. хр. 7, л. 8).

Декабрь, 8, 10, 16. Берлинская газета «Голос России» (№ 276, 278, 283) помещает объявление издательства «Мысль» (Берлин):

«На днях поступят в продажу первые выпуски библиотеки „Книга для всех“: Вып. 1 <...> Вып. 2-3. Поэзия большевистских дней (Блок, Белый, Эренбург, Есенин, Каменский и др.)».

Декабрь, 10. Госиздат направляет Есенину письмо с просьбой явиться в ближайшее время для переговоров.

Есенин 6 (1980), 293; Субботин-2001, 160—161.

- 435 -

Декабрь, после 10. Проходят переговоры Есенина с Госиздатом по поводу выпуска в свет его книги «Телец».

В. Г. Шершеневич так напишет об эмоциональном состоянии Есенина сразу после этого:

«Произошла какая-то очередная смена заведующих, и оказалось возможным выпустить в Госиздате книгу Есенина. <...> Сергей давно мечтал издаться „легально“ и так, чтобы книга была побольше. <...> Наконец, Сережа сдал книгу и ежедневно бегал надоедать: готова ли корректура? <...>

Наконец, на завтра Есенин был приглашен в Госиздат: подписать последнюю корректуру. Авторскую. Я случайно встретил Есенина у Никитских ворот. Он несся из Госиздата. Несся, конкурируя в быстроте с трамваем и легко оставляя за флагом извозчиков. Он меня не заметил. Я его остановил. На мой вопрос: „Ну, как?“ — Есенин выпалил по адресу Госиздата несколько не очень вразумительных, но вполне матерных выражений и понесся дальше.

Что же оказалось?

В Госиздате из книги выкинули из есенинских стихов все слова „бог“, а „бога“ там было немало! Где нельзя было выкинуть слово, выкидывали целое стихотворение, следуя принципу, что из песни слово не выкинешь, но из-за слова можно выкинуть песню.

Из остатков получилась тощая книжица с безразмерными строками, похожими на чьи угодно, только не на четкие есенинские размеры. Так <...> книжка и не вышла и брак не состоялся. Сергей еще долго по адресу Госиздата вспоминал если не всех родителей, то женскую линию в самых причудливых вариациях».

Мой век, 574—576.

Декабрь, до 14. В распорядительную комиссию Госиздата из его технического отдела препровождаются для рассмотрения и решения вопроса о дальнейшем движении наборные экземпляры двадцати книг, среди которых значится книга: «Сергей Есенин. Стихи».

Субботин-2001, 161.

Речь идет о книге «Стихи и поэмы о земле русской...» (см.: конец янв. — до 10 февр. 1919; янв. ... первая половина февр. 1919; 21 февр. 1919).

Декабрь, 14. Есенин совместно с Р. Ивневым и А. Б. Мариенгофом подписывает заявление на имя А. В. Луначарского с просьбой разрешить двухмесячную командировку в Эстонию и Латвию в целях пропаганды современного революционного искусства посредством устройства вечеров, лекций, концертов, — а также издания поэтических сборников.

Есенин, VII (2), 240—241, 414—416..

Письмо написано рукой Ивнева и имеет подписи Есенина и Мариенгофа.

См.: до 21 дек. 1920; 21 дек. 1920.

Декабрь, 15. Проходит общее собрание членов Дома печати, на котором Есенин выступает в прениях по отчетному докладу В. П. Полонского.

Собрание выбирает новое правление Дома печати по списку, предложенному коммунистической фракцией (Б. Малкин, В. Полонский, О. Брик, П. Керженцев, О. Литовский, В. Мейерхольд, В. Кириллов, В. Маяковский, П. Коган, И. Коган).

Газ. «Известия ВЦИК», 1920, 17 дек., № 284.

- 436 -

Распорядительная комиссия Госиздата в составе И. И. Скворцова, Д. Л. Вейса и секретаря М. Ф. Салапы постановляет послать есенинскую книгу (см.: до 14 дек. 1920) на отзыв А. С. Серафимовичу.

Субботин-2001, 161.

Берлинская газета «Голос России» (№ 282; рубрика «Маленький фельетон») публикует материал А. Дроздова «Из записной книжки».

Автор подвергает сомнению правду грядущей Инонии, считает «словесным бахвальством» есенинские слова «Так говорит по Библии пророк Есенин Сергей» и утверждает:

«Прежде было ясно, просторно жить: налево правда, направо ложь, пойдешь по одному пути, смерть найдешь, по другому пути пойдешь, счастье найдешь».

Декабрь, 15—16. Петроградская газета «Жизнь искусства» (№ 632—633) публикует корреспонденцию Н. Н. Захарова-Мэнского о выступлениях имажинистов в Москве (подпись: Н. З.-М.):

«Вот уже почти два года, как в Москве проявляет свою деятельность школа „имажинистов“. Вождь и глава этой школы поэт Вадим Шершеневич. Основные положения ее теории: „образ — самоцель“. Важнейшие ее деятели: И. Грузинов, С. Есенин, А. Мариенгоф, А. Кусиков, Н. Эрдман и В. Шершеневич. Четвертого ноября Союз поэтов объявил в помещении Большого зала Консерватории „Литературный Суд над имажинистами“. Председателем был избран публикой б. присяжный поверенный Соколов. Обвинителем выступил Валерий Брюсов, гражданским истцом — И. А. Аксенов, свидетелями со стороны обвинения — Адалис, С. Буданцев и Т. Левит; защитником Ф. Жиц <свидетель со стороны защиты>. Собралось громадное количество публики, переполнившей огромный зал. Судебное разбирательство прошло очень сериозно; обвиняемые и обвинители выдвинули ряд любопытных литературных фактов. „Присяжные“ оправдали имажинистов, и течение было признано законно существующим <...>.

В ответ имажинисты объявили „суд над современной поэзией“. Докладчиком и обвинителем выступил Вадим Шершеневич; защитником современной поэзии — Валерий Брюсов. Большинство современных литературных групп, как-то: неоклассики, суриковцы, пролетарские поэты и т. д. приглашено не было и не имело возможности защищаться от нападок левых, что и следует признать причиной того, что „присяжные“ и публика вынесли современной поэзии (за исключением пролетарской) обвинительный приговор...»

См.: до 4 нояб. 1920; 4 нояб. 1920; до 13 нояб. 1920; 16 нояб. 1920.

Декабрь, 16. Госиздат направляет А. С. Серафимовичу для отзыва книгу стихов и поэм Есенина с сопроводительным письмом, где был указан заголовок книги: «Стихи и поэмы о земле русской, о чудесном госте».

Субботин-2001, 161; Письма, 322.

С учетом информации в газ. «Рабочий край» (см.: 19 февр. 1919) полное название книги: «Стихи и поэмы о земле русской, о чудесном госте и невидимом граде Инонии» (см.: Субботин-2001, 161, 168).

Скорее всего, из-за отзыва А. С. Серафимовича (см.: 17 дек. 1920) книга не была принята к печати. Содержание книги установить не удалось. Однако, судя по отзыву рецензента, туда входила поэма «Инония».

См.: конец янв. ... до 10 февр. 1919; янв. ... первая половина февр. 1919; 21 февр. 1919.

- 437 -

Объявляется первый «Вечер современной поэзии (акмеисты, футуристы, имажинисты)» в Политехническом музее под председательством В. Я. Брюсова.

Газ. «Известия ВЦИК», 1920, 13 дек., № 280.

После закрытия кафе Всероссийского союза поэтов (см.: до 4 окт. 1920) имажинисты не упускают возможности выступить в Политехническом музее и вскоре направляют туда заявление на организацию около тридцати лекций и диспутов (см.: 31 дек. 1920). В этой связи участие Есенина в вечере 16 дек. 1920 не исключается.

Декабрь, 17. А. С. Серафимович пишет отзыв на книгу Есенина:

«Сергей Есенин. Стихи.

Несомненное дарование; свое лицо, яркие незаимствованные образы, но всё это перевеши<ва>ется манерничаньем, словесными фокусами, какой-то модернизованной изломанностью, и, что особенно делает неприемлемым, постоянные образы религиозные, всё равно, будет ли это умиление перед матерь божиею, или нарочитое кощунство, вроде выдирания зубами боговой бороды.

Можно выбрать часть стихотворений.

А. Серафимович».

Заключительная фраза отзыва перед подписью автора вписана им позже.

Субботин-2001, 161, 168; Есенин, VII (3), 78—79.

Декабрь, до 20. В издательстве «Имажинисты» выходит книга Есенина «Радуница» (4-е издание; на обл.: 1921).

Книга отличается от 2-го и 3-го изданий составом стихотворений: включены стихотворения «Сохнет стаявшая глина...», «Сыплет черемуха снегом...» и не вошло восемь стихотворений, которые были в вышеуказанных изданиях. Кроме того, отсутствует распределение стихотворений по разделам.

Стихотворение «Край родной! Поля, как святцы...» в этом издании начинается по-другому: «Край любимый! Сердцу снятся...».

Есенин, VII (3), 368—369.

Выход книги в свет определяется в соответствии с протоколом № 63 (от 20 дек. 1920 г.) заседания президиума Центральной учетно-распределительной комиссии Центропечати, на котором распределялись по городам, губерниям и учреждениям 4500 экз. книги Есенина (ГАРФ, ф. Р395, оп. 1, ед. хр. 7, л. 118).

Декабрь, после 20. Есенин надписывает поэту Н. А. Адуеву вышедший сборник «Радуница» (на обл.: 1921):

«Николаю Альфредовичу Адуеву за милые встречи и приятные разговоры С. Е.».

Есенин, VII (1), 179, 463—464.

Датируется с учетом времени выхода книги в свет.

Декабрь, до 21. Есенин, Р. Ивнев и А. Б. Мариенгоф получают устное согласие А. В. Луначарского на их поездку за границу (см.: 14 дек. 1920).

См. след. запись.

- 438 -

Декабрь, 21. Есенин совместно с Р. Ивневым и А. Б. Мариенгофом подписывает заявление и сопроводительное письмо к нему на имя А. В. Луначарского с просьбой оформить документы для командировки в Эстонию (поездка не состоялась):

«НАРОДНОМУ КОМИССАРУ ПО ПРОСВЕЩЕНИЮ
Сергея Есенина, Рюрика Ивнева, Анатолия Мариенгофа

Заявление

На поданное нами заявление о желании получить командировку в Эстонию для пропаганды идей революционного творчества и издания наших книг Вы ответили принципиальным согласием. В Коминделе нам также обещано содействие. Настоящим заявлением мы просим Вас оформить нашу командировку (сроком на два месяца) и дать нам на руки соответствующие мандаты, чтобы мы сами могли пройти все необходимые стадии для скорейшего получения разрешения от соответствующих органов Советской власти.

С. Есенин, А. Мариенгоф, Рюрик Ивнев.
21 / XII 20
Москва».

«Дорогой Анатолий Васильевич!

Зная по опыту то исключительно благожелательное отношение, которое Вы проявляете к поэтам, мы заранее уверены, что Вы всемерно поддержите наше ходатайство о поездке в Эстонию и проведете нашу командировку через все могущие встретиться препятствия.

С. Есенин, Мариенгоф, Рюрик Ивнев. 21. XII. 1920 Москва».

Есенин, VII (2), 241—242, 416—418.

Заявление — авторизованная машинопись; сопроводительное письмо написано рукой Р. Ивнева и подписано Есениным и А. Мариенгофом.

Ответ А. В. Луначарского см.: 2 апр. 1921.

Декабрь, 22. Есенин продает агентству «Центропечать» 2000 экземпляров своей книги «Радуница» (1921) по цене 135 руб. за экземпляр, выставив счет:

«Кн<игоиздательст>во „ИМАЖИНИСТОВ“

В „ЦЕНТРОПЕЧАТЬ“

		Счет
2000 экз.	„Радуница“	С. Есенина	по 135 р.	270.000 — 270.000 —

Двести семьдесят тысяч рублей.
Зав. С. Есенин».

Есенин, VII (2), 207, 309—311.

Декабрь, до 23. Выходит коллективный сборник «Имажинисты» (М.: Имажинисты, 1921) с поэмой Есенина «Сорокоуст», посвященной А. Мариенгофу.

Граница события устанавливается по дарственной надписи Рюрика Ивнева на сборнике поэту В. Ковалевскому, помеченной 23 дек. 1920 (собрание В. А. Дроздкова, Москва).

- 439 -

Здесь же в рекламе книгоиздательства «Имажинисты» среди вышедших и готовящихся к изданию книг названы книги Есенина и Мариенгофа, которые в свет не выходили:

«Есенин и Мариенгоф. Монография о Г. Якулове (готов.).

Есенин и Мариенгоф. Монография о С. Конёнкове (гот.).

Лапта Звезды. С. Есенин, А. Мариенгоф».

В этом рекламном перечне значится также анонс книги Рюрика Ивнева «С. Есенин и Слово о полку Игореве» (не выходила).

Декабрь, 23. Профессор А. С. Ященко публикует в берлинской газете «Голос России» (№ 289) статью «Скифы».

В сноске к заголовку статьи он поясняет, что речь в ней идет о русских авторах, печатающихся в книгоиздательстве «Скифы»: А. Блоке («Россия и интеллигенция», «Скифы», «Двенадцать»); Андрее Белом («Христос Воскресе»); Н. Клюеве («Песнь Солнценосца»); Сергее Есенине («Инония», «Товарищ», «Триптих»); Иванове-Разумнике («Россия и Инония», «Испытание в грозе и буре» и др.).

«<...> Приехавши в наш монотонный, озабоченно работающий и глубоко „мещанский“ Берлин, они осмотрелись и решили построить здесь свой первый укрепленный лагерь:

— „Отсель грозить мы будем“ миру.

У солидного и изящного Отто Эльснера начали они хлопотливо печатать свои привезенные рукописи: „Двенадцать“, „Скифы“, „Христос Воскресе“, „Инония“, „Песнь Солнценосца“ и др. и очень заняты тщательным переводом своих поэтических и прозаических отрав на немецкий и французский языки. Это они потихоньку хотят отравить душу Западного мира своими ядовитыми „газами“. <...> Кто они, эти пришлецы с Востока? Они говорят: „Мы — скифы“. Скифы, что грабили эллинские города? Но почему тогда не просто „варвары“? Ближе к правде, ибо они — идеологи русского варварства. Политические радикалы? Народники? Конечно, они — произведение народного духа, и радикальны они достаточно, но едва ли можно назвать их эсерами. С правоверными с.-р. у них еще меньше общего, чем у большевиков с соц<иал>-демократами. Максималисты? Безусловно, нет. Максималисты — это те, что строят вавилонскую башню. Они — минималисты, так как им не только эта башня ненавистна, но они хотели бы, чтобы в один прекрасный день все здания вообще рухнули. Новые потом уже сами вырастут, очевидно, как грибы, из матери сырой земли. Программа, безусловно, „минимальная“. К их отдельным памфлетам — стихотворным и не стихотворным, — обращенным к русской интеллигенции, а через ее голову и ко всему западному миру, придется еще не раз обращаться. Они стоят того, так как они — знамение времени и часто касаются, надо отдать им справедливость, отравленной рукой самых жизненных и болезненных нервов современного Западного мира. Сейчас хотелось бы только уяснить себе в самых общих чертах, какого они духа люди. Они — не строители. У них нет никакого плана творчества. Впрочем, у них нет и плана разрушения. Есть в сущности лишь эстетика разрушения, нероновский восторг пред грандиозным зрелищем всемирно-исторической катастрофы. <...> Не спрашивайте их, чего они хотят. Они вам не дадут никакого вразумительного ответа. Нужно, чтобы жизнь была прекрасна, свободна, справедлива. Нужно, чтобы люди жили не в нынешнем муравейнике, а в таком, где не было бы ни войн, ни казней, ни разделения на классы, ни подневольного труда. <...> Несомненно, они глубоко болезненное явление, „истерика“ русского

- 440 -

духа. Однако они зовут в какую-то новую жизнь, на новую землю „Инонию“, где все будет иным и лучшим. Пожалуй, они действительно только скифы, обуреваемые страстью разрушения капризные дети, еще варвары.

Но они выступают со своей философией. <...> Они хотят покачнуть старого Атланта, поддерживающего своды старого мира. Они призывают на нашу грешную землю огонь, испепеляющий все, — „мировой пожар“. Им ненавистно гордое здание цивилизации, его толстые стены и могучие своды. Им люб мировой вихрь, гроза и буря, освобождение мира, пусть даже в крови, в грязи и в преступлении. <...> Но пламя жизни ограничено и окружено беспредельной тьмой. Пустая вечность ежеминутно готова поглотить всякую тварь. И на всякой пройденной ступени „истории“, т. е. жизни, остаются отставшие, все неудавшиеся, все несовершенные, все слишком отягченные ленивой и бесформенной материей. И они, эти оставшиеся позади, завидуют, ненавидят и влекут назад поднявшихся выше по лестнице жизни. <...> Более враждебного и сокрушительного для их идей духа едва ли им найти во всей всемирной литературе».

Декабрь, после 23. Есенин делает дарственную надпись артисту М. Н. Гаркави на сборнике «Имажинисты» (на обл.: 1921):

«Милому Гаркави С. Есенин».

Есенин, VII (1), 185, 465.

Датируется с учетом времени выхода сборника в свет.

Декабрь, 24. Распорядительная комиссия Госиздата в составе И. И. Скворцова, Н. Л. Мещерякова (за неделю до того решением Пленума ЦК РКП(б) назначенного заведующим Госиздатом), Д. Л. Вейса и секретаря Ш. Н. Манучарьянц рассматривает отзыв А. С. Серафимовича о книге Есенина «Стихи и поэмы о земле русской, о чудесном госте и невидимом граде Инонии» и решает:

«Присоединиться к отзыву — не печатать».

Субботин-2001, 161.

См.: 17 дек. 1920.

Декабрь, 24 ... 31. Есенин надписывает библиофилу и библиографу Н. В. Скородумову сборник «Имажинисты» (на обл.: 1921):

«Николаю Владимировичу Скородумову на воспоминание о Сергее Есенине».

Есенин, VII (1), 116, 447.

Верхняя граница события устанавливается с учетом продолжения есенинской надписи, сделанного А. Б. Мариенгофом — «и Анатолии Мариенгофе декабрь 1920 Москва книжная лавка „Имажинистов“».

Факсимиле надписи см.: Автографы поэтов серебряного века: Дарственные надписи на книгах. М.: Книга, 1995, с. 293.

Декабрь, 28. Есенин делает дарственную надпись Л. Г. Шпет, дочери философа Г. Г. Шпета, на коллективном сборнике «Имажинисты» (1921):

«Леноре Густавовне Шпет [с] незримо с нежностью С. Есенин».

Есенин, VII (1), 117, 447—448.

Под автографом Есенина следуют подписи: «А. Мариенгоф 1920 декаб. Р. Ивнев 28 / XII 20 М.» (Юсов-96, с. 314; факсимиле надписи).

- 441 -

Декабрь, 30. Пражская газета «Воля России» (№ 90) сообщает о книгах, присланных в редакцию для отзывов.

Среди них: «Россия и Инония». Сборник: Иванов-Разумник. «Россия и Инония»; Белый. «Христос воскресе»; Есенин «Товарищ» и «Инония», а также: Есенин «Триптих». Изд. «Скифы». Берлин, 1920.

Декабрь, 31. Есенин и А. Б. Мариенгоф на бланке Ассоциации вольнодумцев готовят для отправки в Центральный институт политехнических знаний (Политехнический музей) заявление:

«Ассоциация Вольнодумцев просит Правление Центрального Института Политехнических Знаний предоставить Аудиторию № 1 Политехн<ического> Музея для устройства культурно-просветительных лекций и диспутов и художественных вечеров на 5, 6, 7, 8, 12, 13, 14, 15, 19, 20, 21, 22, 26, 27, 28 февраля и на 5, 6. 7, 12, 13, 14, 19, 20, 21, 25, 27 и 28 марта 1921 года.

Председатель Есенин
Секретарь      Мариенгоф».

ЦИАМ, ф. 277, оп. 1, ед. хр. 290, л. 214.

Текст представляет собой машинопись. Под заявлением — подписи Есенина и Мариенгофа, скрепленные печатью Ассоциации вольнодумцев. Рукой Мариенгофа в штампе бланка вписаны: дата «декабря, 31 дня», № 598, и слова «агитационный отд.».

См. Приложение.

О поддержке инициативы имажинистов А. В. Луначарским см.: 16 февр. 1921.

О выступлениях Есенина и других поэтов в Политехническом музее см.: Дроздков В. А. Ассоциация вольнодумцев в Москве (новые разыскания). — Новое о Есенине. Исследования, открытия, находки. Статьи и материалы научной конференции, посвященной 106-летию со дня рождения С. А. Есенина, 2 октября 2001 г. / Отв. ред. Ю. Л. Прокушев, О. Е. Воронова. Рязань, 2002, с. 217—228.

Есенин встречает Новый год с поэтами-имажинистами в Политехническом музее.

В центре внимания присутствующих Есенин и В. Г. Шершеневич (чтение стихов, речи, ответы на вопросы, как письменные, так и устные).

В 1959 г. П. В. Шаталов вспомнит об этом событии:

«Новый 1921 год имажинисты встречали в Большом зале Политехнического музея. <...> В левой стороне сцены поставили длинный стол. Взгромоздились на него вчетвером, обхватившись друг за друга руками. Каждый выкрикивал четверостишие, одно сильнее другого по похабщине, после чего, раскачиваясь из стороны в сторону, хором произносили одну и ту же фразу: „Мы 4½ величайших в мире поэта...“ Присутствующие в зале аплодировали, и смеялись, и свистели. Слышались выкрики:

— Браво! Молодцы! Еще, еще!

— Долой хулиганов!

Творилось невообразимое. Конечно, под Новый год, может быть, и позволительно допустимое. Длинноногий Шершеневич, как хозяин вечера, расхаживал на сцене вдоль рампы. Он был в роли конферансье. К нему направлялись записки. Их было много. Некоторые, более нетерпеливые, задавали вопросы устно. И удивительная вещь — на все вопросы Шершеневич отвечал и на многие довольно остроумно. <...> Появился Есенин в неизменном из оленьей шкуры пиджаке нараспашку и в длинном цветном шарфе на шее. Зал затих: он ждал очередной похабщины.

- 442 -

— Знаете, что я скажу вам: мы — имажинисты — не признаём Пушкина.

Со стороны энтузиастов поэзии Пушкина, а таковых в зале было много, последовал горячий протест:

— Как вам не стыдно так говорить о гении русского народа? — Вы глумитесь над русским народом?

— Долой!

Есенин переждал, пока немного стихнет, пройдут страсти.

— Хорошо, я вам сейчас докажу, — продолжал Есенин. — Вот послушайте его стихи.

И Есенин целиком прочитал вступление из „Евгения Онегина“: „Мой дядя самых честных правил...“

— Ну, скажите откровенно, разве это не похоже на: „Чижик-пыжик у ворот?“ Нет, мы так писать не можем! А вот как надо писать: „Стану я на подоконник и п<оссу> на желтую луну...“.

Примкнувший к авантюристической кучке людей, называвших себя имажинистами, Есенин без удержу катился в пропасть».

ИМЛИ, ф. 32, оп. 3, ед. хр. 48, л. 19—24.

Скорее всего, этот вечер имел в виду А. Мариенгоф, написав в «Романе без вранья»:

«Мне вспомнилось другое 31 декабря. В Политехническом музее „Встреча нового года с имажинистами“. Мы с Есениным — молодые, веселые. Дразним вечернюю Тверскую блестящими цилиндрами. Поскрипывают саночки. Морозной пылью серебрятся наши бобровые воротники.

Есенин заводит с извозчиком литературный разговор:

— А скажи, дяденька, кого ты знаешь из поэтов?

— Пушкина.

— Это, дяденька, мертвый. А вот кого ты из живых знаешь?

— Из живых нема, барин. Мы живых не знаем. Мы только чугунных».

Мариенгоф, 154—155.

Декабрь, конец. На банкете в Доме печати Есенин вступает в полемику с Маяковским.

Событие и его граница устанавливаются по воспоминаниям Н. Г. Полетаева (1926):

«Есенин уже не терпел соперников, даже признанных, даже больших. Как-то на банкете в Доме печати, кажется, в Новый год, выпивши, он всё приставал к Маяковскому и чуть не плача кричал ему:

— Россия моя, ты понимаешь, — моя, а ты... ты американец! Моя Россия!

На что сдержанный Маяковский, кажется, отвечал иронически:

— Возьми, пожалуйста! Ешь ее с хлебом!»

Восп., 1, 299.

Этот эпизод Маяковский вспомнит, выступая на диспуте «Упадочные настроения среди молодежи» (13 февр. 1927):

«В Доме печати он <Есенин> лез ко всем, хватал за горло и требовал немедленно признать его первенство на территории даже не СССР, а всего земного шара».

Катанян, 538—539.

Декабрь, конец ... 1921, январь, до 5. В издательстве «Имажинисты» выходит книга Есенина «Исповедь хулигана».

Верхняя граница события определяется датой под дарственной надписью Есенина на книге (см.: 5 янв. 1921). Нижняя — временем завершения впервые напечатанного в ней произведения с таким же, как книга, названием — «Исповедь хулигана» (см.: нояб. 1920).

- 443 -

В книге печатаются стихотворение «Дождик мокрыми метлами чистит...» <«Хулиган»> и поэма «Сорокоуст» с посвящением А. Мариенгофу и впервые публикуется «Исповедь хулигана».

Есенин, VII (3), 369—370; Есенин, II, 85—88, 392—400.

Согласно сведениям, имеющимся в докладной записке инспекторов отдела летучих ревизий и центрального бюро жалоб Народного Комиссариата Рабоче-Крестьянской инспекции от 31 мая 1921 года (ГАРФ, ф. Р395, оп. 1, ед. хр. 201, л. 96 об.), книга «Исповедь хулигана» имела предварительное название «Телячья радость».

О Есенине периода выхода в свет «Исповеди хулигана» вспомнит в 1926 году Н. Г. Полетаев:

«Захожу я как-то в „Лавку имажинистов“. Есенин, взволнованный, счастливый, подает мне, уже с заготовленной надписью, свою только что вышедшую книжку „Исповедь хулигана“. Я тут же залпом прочитываю ее, с удивлением смотрю на этого человека, шикарно одетого, играющего роль вожака своеобразной „золотой молодежи“ в обнищалой, голодной, холодной Москве и способного писать такие блестящие, глубокие стихи.

— Знаешь, Полетаев, уже на немецкий, английский и французский перевод есть! Скоро пришлют — и с деньгами! — говорит Есенин с мальчишеской, хвастливой улыбкой.

А я не могу оторваться от книги. <...>

— Зачем ты даже в такие стихи вносишь похабщину? — говорю я.

Он долго нескладно убеждает меня, что это необходимо, что это его стиль. <...>

— Ты знаешь, как Шекспир в молодости скандалил?

— А ты что же, непременно желаешь быть Шекспиром?

— Конечно.

Я не мог спорить, я сказал, что если Шекспир и стал великим поэтом, то не благодаря скандалам, а потому, что много работал.

— А я не работаю?

Есенин сказал это с какой-то даже обидой и гордостью и стал рассказывать, над чем и как усиленно он сейчас работает.

— Если я за целый день не напишу четырех строк хороших стихов, я не могу спать.

Это была правда. Работал он неустанно».

Восп, 1, 298—299.

Декабрь. Есенин делает дарственные надписи на книге «Преображение» (на обл.: 1921):

— поэтессе и художнице Н. Я. Серпинской:

«Милой Нине Яковлевне Серпинской нежно С. Есенин. 1920. декабрь».

Есенин, VII (1), 115, 446—447;

— поэту и беллетристу Е. Е. Нечаеву:

«Дорогому Егору Ефимовичу Нечаеву с любовью С. Есенин. 1920 г. дек.».

Есенин, VII (1), 114, 446.

Выходит в свет петроградский журнал «Грядущее» (№ 12—13) с рецензией на журнал «Знамя» № 1 (3).

В ней сообщается, в частности, о публикации в журнале стихов А. Блока, С. Есенина и А. Ширяевца, а также статьи Л. Сабанеева «Отделение искусства от государства».

Выход № 12—13 «Грядущего» определяется с учетом рецензии на него, помещенной в последнем за 1920 год № 3—4 журнала «Твори!».

- 444 -

Здесь же — статья И. Е. Ерошина «Немного о Шершеневиче» с грозным предупреждением всем имажинистам:

«Они <имажинисты> уже сознали, что жить им недолгий срок, пролетариат выметет железной метлой разнузданную банду, как справедливо они себя афишируют».

Декабрь (?). Выходит № 6 (8) журнала «Знамя» (декабрь), в котором анонсируются стихи Есенина (не публиковались).

Время события устанавливается в предположении своевременного выхода этого декабрьского номера.

В заметке «От редакции» сообщается:

«В ближайших номерах «Знамени» в отд<еле> литературы будут помещены: <...> Клюев, Есенин, Орешин, Аренс и др. — стихи».

Конец года. Есенин надписывает своему знакомому В. И. Гастеву книгу «Голубень» (1920):

«Дорогому Васе с любовью. С. Есенин»

Есенин, VII (1), 120, 448.

Датируется по информации в газ. «Сов. Россия», 1982, 28 февр.

Зима 1920—1921 гг. Есенин чаще, чем обычно, встречается с Р. Ивневым.

Позднее Ивнев напишет:

«Эту зиму мы встречались с ним ежедневно!»

Ивнев Р. Мемуары. — ГЛМ, ф. 372, оп. 1, ед. хр. 257, л. 9.

1920. Есенин завершает работу над статьей «Быт и искусство» (Отрывок из книги «Словесные орнаменты»).

Есенин, V, 214—220, 500—505.

Делает дарственную надпись литератору и журналисту М. П. Мурашёву на сборнике «Плавильня слов»:

«Первому из первых друзей моих города Питера Мише Мурашову. Любящий Сергей. 1920 год».

Есенин, VII (1), 119, 448.

Выходит книга «Страницы лирики: Избранные стихотворения современных русских поэтов» / Собр. А. Дерман. Симферополь: Русское книгоиздательство в Крыму, 1920), в которой напечатано стихотворение Есенина «Пойду в скуфейке, светлый инок...» <«Пойду в скуфье смиренным иноком...»>.

Есенин разговаривает с И. В. Грузиновым о поэзии Маяковского:

«Идем по Тверской. Советская плошадь. Есенин критикует Маяковского, высказывает о Маяковском крайне отрицательное мнение.

Я:

— Неужели ты не заметил ни одной хорошей строчки у Маяковского? Ведь даже у Тред<иа>ковского находят прекрасные строки?

- 445 -

Есенин:

— Мне нравятся строки о глазах газет: Ах, закройте, закройте глаза газет!

И он вспоминает отрывки из двух стихотворений Маяковского о войне: „Мама и убитый немцами вечер“ и „Война объявлена“. Читает несколько строк с особой, свойственной ему нежностью и грустью. Неоднократно Есенин утверждал, что Маяковский весь вышел из Уитмана. <...> Отрицательное отношение к Маяковскому осталось у Есенина на всю жизнь».

Грузинов, 9.

А. А. Ганин в Вологде завершает работу над сборником стихов «Красный час» и издает его литографическим способом (издательство «Глина») с посвящением:

«Другу — что в сердце мед
            а на губах
Золотые пчелы — песни
               Сергею

                              Есенину».

Композитор Д. С. Васильев-Буглай публикует музыкальное произведение под названием «Весна», написанное на слова стихотворения Есенина «Сыплет черемуха снегом...».

Васильев-Буглай Д. С. Весна / Для голоса и фортепиано. М.: Музторг МОНО, 1920.