- 87 -
1904
Январь, 27. Манифест императора Николая II об объявлении войны Японии. Начало обороны Порт-Артура.
Февраль — сентябрь. Вместе с бабушкой Есенин совершает паломничества в близлежащие монастыри. Знакомится с частушками, сказаниями, легендами, сказками. Основное время проводит в окрестностях Константинова, на бугре Высоком, участвуя в детских играх.
«Часто собирались у нас дома слепцы, странствующие по селам, пели духовные стихи о прекрасном рае, о Лазаре, о Миколе и о Женихе, светлом госте из града неведомого»; «С восьми лет бабка таскала меня по разным монастырям, из-за нее у нас вечно ютились всякие странники и странницы, распевались разные духовные стихи».
Есенин, VII (1), 14, 20.
«Влияние на мое творчество в самом начале имели деревенские частушки».
Есенин, VII (1), 15.
- 88 -
«Нянька, старуха-приживальщица, которая ухаживала за мной, рассказывала мне сказки, все те сказки, которые слушают и знают все крестьянские дети».
Есенин, VII (1), 14.
«Часовенка дедушки <поставленная Ф. А. Титовым против своего дома в благодарение Богу за свои удачи в Петербурге> была из кирпича неокрашенная, — вспомнит Е. А. Воробьева. — Метра два с половиной высотой и крестик наверху. <...> В часовню можно было войти, в ней был кирпичный пол, большая икона Николая Угодника и несколько маленьких икон. Вокруг часовни была деревянная оградка и калитка.
Бабушка зажигала лампадку перед иконой на проулок под каждый праздник. <...>
На белом камне у часовни располагались странники. Закусят. Попить водички попросят. Кринку молока иногда им выносили. Отдохнут, пойдут дальше. Иногда останавливались на ночлег».
Панфилов, 1, 112.
«Странники шли из Новоселок, из Аксенова, из Данилова, а у нас, у часовни и большого камня, останавливались отдыхать. Иногда и бабушка Наталья Евтеевна <Евтихиевна> с ними увяжется... Шли к Троице Сергию <в Троице-Сергиеву лавру> и к Николе Радовице <в Николо-Радовицкий монастырь>...
Мы большей частью в Пощупово ходили, к Ивану Богослову <в Свято-Иоанно-Богословский монастырь>, за семь верст. Дойдем до Кузьминова, свернем в Кудашево, а с Кудашева — четыре версты до Ивана Богослова.
Вокруг повсюду были церкви. Как начнется трезвон, различали, где звонят. В Кузьминове — один звон, в Федякине — другой, у нас свой, у Ивана Богослова тоже свой, за рекой звонят — тоже знаем, чьи колокола. <...>
Однажды в Матове собрались в Радовицкий монастырь. Предводительствовала монашка Ольга Никитина. Сергей пошел, я пошла, много народу собралось. <...> Сергей очень любил по округе ходить. Но на этот раз он далеко не ушел. Прошли свои луга, лес прошли, и Сельцы уже прошли, и он тут вернулся. Говорит, не пойду Богу молиться...».
Е. А. Воробьева — Панфилов, 1, 120—121.
Ср. также: «Несколько лет тому назад во всех сельских церквах по старому обычаю еще производился во время стихийных бедствий звон, указывающий застигнутым в поле на жилое поселение. Но со временем этот полезный звон во многих местностях был почему-то отменен. Теперь епархиальные власти большинства среднерусских епархий сделали распоряжение, чтобы в течение зимы, во время вьюг и снежных метелей, во всех церквах епархии производился днем и ночью непрерывный колокольный перезвон» (РВ, 1912, 8 янв., № 6).
«Старики сказывали — лугов на той стороне Оки вовсе не было, и лес подступал к самой воде. Разбойник Чуркин грабил в здешних местах барки и где-то поблизости, может быть, в самом этом бугре <Высоком>, золото и серебро зарывал.
<...> пошли рыться на бугор <...> Сергею больше других повезло. Нашел он там медный крест, величиной с ладонь. Приплясывал от восторга <...>
Кто-то сказал, на Высоком есть какие-то особые, звенящие камни. Отправились мы с Сергеем на Высокое. <...>
Это было ранней весной, в начале половодья. Пришли утром, дошли вроде бы ничего, по морозцу. Нашли камни, и действительно осталось в памяти, что они звенели».
В. С. Ефремов и Н. И. Титов — Панфилов, 1, 128—129.
Есенин вместе с односельчанами нередко бывает в базарные дни в соседнем селе Кузьминское.
- 89 -
«...наши <жителей Константинова> избы с Кузьминского базара были разукрашены лубочными картинами, а в то время, в 1903 <1904> году шла война с Японией, то этого японца эти картины рисовали то с распухшей мордой от кулака нашего моряка или болтающимся на штыке нашего пехотинца. Самой же ходкой на базаре была картина „Страшного суда Господня“. Верхняя часть была отведена Богу Саваофу с Христом, нижняя Вельзевулу с чертенятами. Верхняя часть представляла рай с яблонями и праведников с блаженными лицами. Нижняя часть представляла ад с корчащимися в огне грешниками».
Село, взрастившее Есенина, л. 8.
Ср. также: «Дед Сергея Есенина Федор Андреевич Титов очень любил своего внука Сергуньку. Снисходительно относился к его шалостям и проделкам, исключительно редко наказывал. Но за одну совершенную им проделку жестоко его наказал. Случилось это при следующих обстоятельствах: однажды в летний ветреный день пришла нам в голову мысль позабавиться запуском бумажного змея, но из чего его сделать — вот загвоздка, газет в те времена в деревне никто не читал и никакой другой бумаги под рукой не оказалось, а позабавиться и поиграть в запуск змея очень хотелось. Вот и стали мы думать да гадать, где же взять бумагу? И вдруг неожиданно для меня Серега ударил себя в лоб кулаком и сказал: „Нашел выход“. У него в избе под образами приклеена святая картина страшного суда. „Я ее сдеру, и мы склеим змей“. Сказано — сделано. Сергей быстро умчался в избу и, выждав момент, когда в избе никого не стало, содрал со стены святую картину, и во дворе у меня смастерили змей, а затем, раздобыв у своих бабушек суровых ниток, отправились на Кострюковский бугор запускать свой змей.
Натешившись досыта запуском змея, мы отправились по домам. Когда стали подходить к дому, дед Федор стоял на крыльце и, как видно, ожидал прихода Сергея. Заметив исчезновение со стены картины, он поманил пальцем Сергея и, убедившись, что змей наш склеен из этой картины, схватил Серегу за шиворот и начал охаживать его веревкой. Сергей визжал от боли как резаный поросенок. На визг и крик Сергея выбежала из избы бабка Наталья и хотела было защитить внука от побоев, но ей это не удалось. Разгневанный неблаговидным поступком внука, дед Федор огрел веревкой и заступницу Сергея — бабку Наталью. Проявление такого гнева у деда Федора, по-видимому, было связано с религиозными чувствами.
После жестокой расправы над внуком дед остыл, гнев прошел, он с жалостью посмотрел на рыдавшего Серегу, подошел к нему и ласково обнял его.
На другой день Сергей показал мне на своем теле следы художества деда».
Мамонов, л. 5—5 об.
Сентябрь, 11. Есенин начинает учебу в первом классе (отделении) Константиновского четырехгодичного земского народного училища.
Дата устанавливается на основе записей о числе учебных и неучебных дней. В сентябре 1904 г. было 15 учебных и 5 неучебных дней; т. к. в сентябре 30 дней, следовательно, учеба началась 11 сент.
ГАРО, ф. 39, оп. 101, д. 8, год 1905—1906, св. 73, л. 145.
Вместе с Есениным в Константиновское училище (в первое отделение) поступает тогда 38 мальчиков и 8 девочек, к 1 мая 1905 года из них останется 35 мальчиков и 5 девочек (второе отделение закончили 28 мальчиков и 18 девочек, третье — 15 мальчиков и 4 девочки, четвертое — 4 мальчика). Есенин был в числе самых младших учеников: среди 126 человек, обучавшихся в школе на 1 января 1905 г., девятилетних было 16 мальчиков (среди них Есенин) и 4 девочки, десятилетних — 30 мальчиков и 13 девочек, одиннадцатилетних — 19 мальчиков
- 90 -
и 12 девочек, двенадцатилетних — 15 мальчиков и 4 девочки, тринадцатилетних — 12 мальчиков.
ГАРО, ф. 39, оп. 101, д. 8, год 1905—1906, св. 73, л. 145 об. — 146.
Подробнее о Константиновском земском училище см. Приложение.
«Преподавали нам азы всех предметов, заканчивали мы грамматикой и простыми дробями. Если в первый класс у нас поступала сотня учеников, то последний — четвертый — кончало всего человек десять».
Н. И. Титов — Хроника, 1, 19.
«В обеих классных комнатах на стенах висели разноцветные карты мира, в большей комнате в углу стояла большая — с пола до потолка — икона Христа. Здесь до занятий собирались все четыре класса. Хором пели молитву „Царю Небесному <Небесный>“, или „Отче наш“, или „Преблагий, Господи“.
В 9 часов начинались уроки. Перемены были по пяти минут. Первый класс после трех уроков отпускали домой, для других классов с 12 часов начиналась большая перемена, которая длилась в течение часа.
Второй и третий классы отпускали обычно в 2 часа. В четвертом после большой перемены было еще 2—3 урока, и домой часто приходили к четырем часам.
Кроме чтения, письма, арифметики, изучали русскую историю и географию. Была такая книга „Вешние всходы“, писалось там о странах, обычаях... Из религиозных предметов изучали Священную историю, Евангелие, молитвенник... Писали главным образом на грифельных досках, тетради предназначались только для контрольных работ.
Как бедно ни жили, детей в школу старались принарядить. Большинство ходили в школу в сапогах, в ботинках. Один Тимоша Данилин ходил в лаптях.
Помимо константиновских, в школе занимались и ребята с Волхоны».
Н. П. Калинкин — Панфилов, 2, 65—66.
«В школе у нас был шкаф 3×3 м и, хотя в нем помещалась вся наша библиотека и канцелярское хозяйство школы, но она была подлинным светом во тьме, я <Н. И. Титов> с жадностью читал Пушкина, Гоголя...».
Село, взрастившее Есенина, л. 8.
Сентябрь, 11 — 1905, май, до 14. Есенин учится в первом классе Константиновского земского училища.
Последняя дата устанавливается на основании записи в отчете П. И. Иванова о том, что в мае 1905 г. было 9 учебных и 5 неучебных дней.
ГАРО, ф. 39, оп. 101, д. 8, год 1905—1906, св. 73, л. 145.
Первый учитель Есенина — Павел Иванович Иванов — «учитель был строгий, взыскательный, но знания при нем ученики получали основательные.
Высокого роста, худощавый, болезненный на вид, много кашлял.
Был человеком музыкальным, играл на скрипке. Создал в школе хор».
В. С. Ефремов — Панфилов, 2, 77.
«У Павла Ивановича во время рождественских каникул на квартире собирались некоторые ученики. Разговоры были о разных явлениях природы — смерчах, тайфунах. И на скрипке Павел Иванович хорошо играл».
В. М. Хреков — Панфилов, 2, 79.
Преподаватель закона Божьего — отец Иоанн (И. Я. Смирнов). «У него учеба была одно удовольствие. Во-первых, у него были картинки, во-вторых, он был красноречив, в-третьих, на его уроках ученики чувствовали себя значительно свободнее, чем у других учителей».
Н. И. Титов — Панфилов, 2, 122.
- 91 -
«Урок не в урок был, когда приходил отец Иван. Только в классе появится, закричим „ура“, безобразничать начинаем».
П. В. Вавилов — Панфилов, 2, 123.
«Задачи Сергей решал хорошо. А когда урок закона Божьего, то и плясал хорошо.
Батюшка придет:
— Ну, вот сейчас я вам расскажу, — и пошел.
Сергей сейчас — раз — и пошел трепака, — да и не один он себе такое позволял, — а за ним и другие с мест.
— Что вы делаете? Сережка, сядь на место!
— Я сейчас, батюшка, сейчас...
Не был строгим отец Иван. Потом уже на уроки закона Божьего стал ходить учитель. Батюшка в класс идет, и он за ним. При нем было тихо, а если что — линейкой врежет».
А. П. Хрекова — Панфилов, 2, 123.
Есенин начинает посещать училищный хоровой кружок.
«Сергей, хотя и не владел сильным голосом, но голос у него был приятный. Он всегда что-нибудь напевал. Идя в школу, он запевал первым какую-нибудь песню, возвращаясь из школы, тоже напевал. Одним словом, любовь к пению у него была наследственная, переданная ему матерью — Татьяной Федоровной, она любила петь и владела хорошим голосом.
Владея приятным голосом, Сергей был зачислен в хоровой кружок школы.
Наш учитель Павел Иванович любил музыку, он создал из учеников хор и руководил им. Пели мы под аккомпанемент скрипки, на которой играл учитель. Он был очень строг и требователен и, если кто-нибудь из нас неправильно брал ноту и фальшивил, он угощал за это смычком по кумполу. Особенно попадало мне и Сергею за то, что мы не могли воздержаться от смеха, когда учитель ударял кого-нибудь по голове».
Мамонов, л. 6.
Декабрь (?). Есенин вместе с одноклассниками опаздывает на классные занятия.
«Припоминаю один неприятный для нас обоих <Есенина и Мамонова> случай. Зимой это было, учились мы тогда в первом классе. Как и всегда, позавтракав, один из нас, или Сергей, или я, заходил друг за другом, и вместе отправлялись в школу. По дороге шалили, валили один другого в снег и всегда приходили в школу извалянные в снегу. И вот однажды, подойдя к школе, мы не могли в нее войти, дверь была заперта, по-видимому, рано пришли. У школы собралось много ребят, и вдруг кто-то из ребят крикнул: „Айда, ребята, на Попову гору кататься“. Ну, мы, конечно, с охотой ринулись всей ватагой к Поповой горе, расположенной за церквой вблизи от школы.
Катались с горы кто на чем: стоя, лежа и сидя на книгах, да так увлеклись катанием, даже забыли про школу и учебу. И лишь только по зову и угрозе школьного сторожа мы прекратили катание и пришли в школу.
Сурово встретил нас учитель Павел Иванович. Прежде всего, он отругал нас по всей строгости и отобрал у нас учебники, а затем отправил всех провинившихся по домам, наказав при этом, чтобы пришли в школу наши родители».
Мамонов, л. 2.