Виноградов В. В. <Рец.> Р. Якобсон. Новейшая русская поэзия. Набросок первый. 1921 г. Типография Политика в Праге, 68 стр. — // Виноградов В. В. Поэтика русской литературы: Избранные труды. — М.: Наука, 1976. — С. 463—464.

http://feb-web.ru/feb/classics/critics/vinogradov_v/v76/v762463-.htm

- 463 -

Р. Якобсон. Новейшая русская поэзия. Набросок первый. 1921 г. Типография «Политика» в Праге, 68 стр.

Задача работы Р. Якобсона — дать описание поэтического языка Виктора Хлебникова. По мысли автора, его брошюра «рабочий эскиз типа диалектологических заметок «об особенностях». В действительности же к заметкам «об особенностях» языка Хлебникова здесь присоединены размышления о задачах «науки о литературе», о методах исследования поэтического языка, о литературном приеме и его мотивировке.

Исходя из мысли, что «поэзия есть язык в его эстетической функции» и что «наука о литературе, если хочет стать наукой, принуждается признать прием своим единственным «героем», Р. Якобсон настаивает на необходимости в историко-литературных изысканиях придерживаться методов лингвистики. Основной путь науки о языке — это путь от настоящего к прошлому, от наблюдений над живой речью к заключениям о тайнах окаменелой структуры языка былых периодов.

В поэтическом языке современности яснее выступают три момента, без установки которых немыслимо лингвистическое изучение, — «наличная поэтическая традиция, практический язык настоящего

- 464 -

и предстоящая данному проявлению поэтическая тенденция».

При изучении языка поэтов прошлого все эти три момента — искомые и трудно определимые величины.

Так ссылками на методы диалектологии обоснован интерес к языку современных поэтов, и наука о литературе подменена поэтической лингвистикой, которая, как ясно и без анализа языка Хлебникова, сделанного Р. Якобсоном, совсем не покрывает понятия истории литературы.

Вместе с тем необходимо пожалеть, что автор не задумался глубже над принципиальным различием двух отделов лингвистики — диалектологии, которая изучает языковые шаблоны, характеризующие тот или иной диалектический коллектив, и стилистики, которая исследует индивидуально-творческие системы употребления и расположения слов в их преемственности и взаимодействии, не создавая абстракций более широких, чем «стиль школы».

Несмотря на отсутствие строгой классификации материала и на явную склонность к эстетике футуризма, в описании языка Хлебникова виден опытный и знающий лингвист с уклоном к фонетическим изысканиям, но без большого интереса к синтаксису и семантике, как и следует ожидать от сторонника футуристической эстетики, стремящейся, как к пределу, к заумной речи.

Понятие о слове как одном из звеньев в цепи психических ассоциаций затушевано. Попытки установить пути движения словесных и образных ассоциаций в поэтическом «языковом мышлении» Хлебникова не сделано.

Композиция его произведений, т. е. способы расположения слов и изменения синтаксических схем под влиянием художественно компонующих факторов (эвфонического, ритмического и др.), — не разъяснена в достаточной мере.

И все же, несмотря на фрагментарность изложения, работа Р. Якобсона в той части, которая описывает язык Хлебникова на фоне языка внутренне сродных ему поэтов, заслуживает внимания и признания.

Но как только от этой темы Р. Якобсон уклоняется в сторону построения общих принципов теоретической поэтики, из лингвиста он превращается в дилетантствующего субъективиста, который подгоняет под формально-логические схемы, к тому же нередко заимствованные извне, например, у Потебни, разнородные по своему семасиологическому характеру факты. Например, сопоставлены как проявления одного «приема» — «прибакулочка» («квашня женщину месит, и я усмехнул, а квашни не понравилось, она хватит печь из лопаты, хотела ударить, я через штаны скочил...») и отрывок из «Невского проспекта» Гоголя («Все пред ним окинулось каким-то туманом; тротуар несся под ним; кареты со скачущими лошадьми казались недвижимы; мост растягивался и ломался на своей арке...»). Едва ли лингвист признает эти словесные построения однородными.

Вместе с тем на пути к широким теоретическим обобщениям Р. Якобсон потерял свою методологию.

И «временам Пушкина», например, он приписывает свое восприятие стихов Ломоносова:

Брега Невы руками плещут,
Брега Балтийских вод трепещут.

Смею его уверить, что этот «ломоносовский троп» не был «дерзостным» и «во времена» Ломоносова. Это — обычная для Ломоносова реминисценция из Псалтыри: «рѣки восплещутъ рукою вкупе...» (97, 8).