84

ПЕРЕВОДЫ И ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА

Обзор А. Кумановой (Болгария)
Перевод И. А. Седаковой

В Болгарии интерес к Чехову чрезвычайно велик. Существует множество исследований, среди которых самое яркое — труд выдающегося болгарского библиографа Т. Борова “Чехов и Болгария”¹. Цель автора книги — не только проследить по произведениям и письмам Чехова его интерес к Болгарии, но и установить пути проникновения произведений русского писателя в Болгарию (в оригинале и в переводах), охарактеризовать его воздействие на болгарский театр, рассказать об отношении некоторых болгарских писателей к его творчеству и т. д. В состав книги Т. Борова входит библиография Ц. Арсовой: “Чехов на болгарском” — результат серьезных и успешных исследований Болгарского библиографического института имени Елина Пелина.

В настоящем обзоре, рассматривая судьбу чеховского наследия в Болгарии до конца 1982 года, мы стремимся не столько к фактической полноте, сколько к критическому анализу накопленного материала, который позволяет увидеть, как формировалась болгарская чеховиана.

В хронологическом отношении проникновение произведений Чехова в Болгарию можно разделить условно на четыре периода.

ПЕРВОНАЧАЛЬНОЕ ЗНАКОМСТВО БОЛГАРСКОГО ЧИТАТЕЛЯ
С ТВОРЧЕСТВОМ ЧЕХОВА (1880—1904)

Большой интерес к русской литературе и искусству в общественной жизни Болгарии после ее освобождения от османского ига (1878) и небогатая собственная литература объясняют тот факт, почему первое знакомство болгарского читателя с творчеством Чехова происходит на языке оригинала. Совпадение культурного подъема в Болгарии с началом литературной деятельности Чехова (начало 1880-х годов) способствует тому, что он проложил себе дорогу к болгарскому читателю еще в первом десятилетии своего писательского пути. Произведения Чехова для болгарского читателя — художественная хроника русской жизни. Разнородность социальных слоев, интересующихся творчеством Чехова, говорит о широком резонансе, который оно получило в Болгарии. Этот процесс облегчается широким потоком русских периодических изданий, достигающих нашей страны, в которых печатаются первые произведения Чехова: “Петербургская газета”, “Новое время”, “Русская мысль”, “Журнал для всех”, “Северный вестник”, “Нива” и др. Русская

85

периодика служит первым посредником при общении болгарских современников Чехова с его творчеством.

ПЕРВАЯ ПУБЛИКАЦИЯ ПРОИЗВЕДЕНИЙ ЧЕХОВА В БОЛГАРИИ
Обложка журнала «Библиотека Свети Климент» (1889, № 7) и первая страница рассказа Чехова «Тиф»
Пер. П. П. Славейкова
Национальная библиотека им. Кирилла и Мефодия, София.

До Болгарии доходят и книги писателя: “В сумерках”, 2-е изд., 1888 г., “Пестрые рассказы”, 5-е изд., 1894; “Остров Сахалин”, 1895 г. — и др. Болгарский читатель знакомится с собраниями сочинений Чехова в 10 томах (СПб., 1899—1902) и в 16 томах (1903, приложение к журналу “Нива”).

Ранее, до публикации книги Т. Борова, считалось, что впервые произведение Чехова было переведено на болгарский язык в 1893 г.², ныне же первый болгарский перевод Чехова относим к 1889 г. ³ Это рассказ “Тиф” в переводе известного поэта П. П. Славейкова, опубликованный в солидном журнале русофильского направления Либеральной партии “Библиотека Свети Климент”⁴.

Почти сразу после выхода в свет на русском языке водевиля “Медведь” (1888) его перевод появляется и на болгарском — в 1889 г. (без обозначения имени как автора, так и переводчика). Это издание является первой отдельной публикацией произведения Чехова в Болгарии⁵.

Переводы произведений писателя публикуют: печатный орган Болгарской рабочей социал-демократической партии (БРСДП) “Ново време”, редактируемый Д Благоевым (“Человек в футляре”, “Оратор”, “Дом с мезонином”, “Устрицы”); марксистский журнал “Работническо дело”, редактировавшийся

86

критиком Г. Бакаловым (“Анюта”, “Без заглавия”, “Спать хочется”, “В море”); реформистский журнал “Общо дело”, выходивший в свет под редакцией Я. Сакыхова (“Восклицательный знак. Святочный рассказ”). Рассказы Чехова появляются и в других изданиях: в газете “Народни права” — органе Либеральной партии (радославистов) — (“Винт”, “Шило в мешке”, “Мыслитель”); в информационной газете “Вечерна поща”, редактировавшейся С. Шанговым (“Радость”, “Толстый и тонкий”, “Альбом”, “Женское счастье”, “Медведь”). Произведения Чехова публикуют и некоторые литературно-общественные и научные журналы, как, например, “Славянски глас” (“Заблудшие”, “Человек в футляре”); научный журнал “Български преглед”, редакторами которого были выдающиеся ученые той поры — профессоры И. Шишманов, В. Златарский, А. Теодоров-Балан, Б. Цонев и писатели И. Вазов, А. Константинов, П. П. Славейков (“Мужики”, “Попрыгунья”, “Холодная кровь”). Первый иллюстрированный научно-популярный журнал “Иллюстрация Светлина” печатает рассказы “Пари”, “Хамелеон”, “Неудача”, “Анюта”, “Шампанское”, “Зиночка” и др. К творчеству писателя обращаются и литературные журналы: “Мисъл”, редактировавшаяся К. Крыстевым, который оценивал художественную литературу с ярко выраженных эстетских позиций. И тем не менее в его журнале были опубликованы такие рассказы, как “Спать хочется”, “Горе”, “Событие”. В “Летописях” (редакторы — писатель К. Величков и публицист В. Т. Велчев), с участием И. Вазова, А. Страшимирова, М. Георгиева, Елина Пелина и Н. Начова, были напечатаны “Смерть чиновника”, “Загадочная натура”, “Пари”, “О любви”, “Чайка”; “Селска разговорка” (редактор Елин Пелин) поместила болгаризованную переработку рассказа “Злоумышленник”; “Из чуждата книжнина” — “Недоброе дело”, “Дома” и др.

«МЕДВЕДЬ». ПЕРВАЯ КНИГА ЧЕХОВА,
ВЫШЕДШАЯ В БОЛГАРИИ
Руссе, 1889
Титульный лист
Национальная библиотека им.
Кирилла и Мефодия, София

Необходимо отметить также интерес провинциальных изданий к русскому писателю. К 1901—1902 гг. Чехов в Болгарии становится популярным русским писателем.

С конца XIX века увеличивается число изданий произведений Чехова отдельными книгами. В 1896 г. в городе Варна выходит в свет “Палата № 6”. В 1900 г., опять же в Варне, под № 6 Библиотеки “Свободни часове” был опубликован рассказ “Дама с собачкой”. В следующем году в городе Габрово выходит из печати драматизация рассказа “Детвора” под заглавием “Дождемся маму!”, в 1903 г. в городе Лом опубликован водевиль “Предложение” и т. д.

87

Среди переводчиков великого русского писателя, наряду с многочисленными авторами, не оставившими заметного следа в литературной жизни страны, выделяются имена некоторых выдающихся деятелей культуры: Г. Бакалова, С. Чилингирова, Б. Цонева и др.

А. ЧЕХОВ. ПАЛАТА № 6
Варна, 1896
Титульный лист
Национальная библиотека
им. Кирилла и Мефодия, София

Важно отметить, что первоначально достоянием болгарской публики стали произведения зрелого Чехова и потом уже представление о писателе стало расширяться благодаря обращению к его раннему творчеству, к “осколочным” рассказам. Этим объясняется тот факт, что Чехов никогда не оценивался болгарской общественно-литературной мыслью как периферийное явление в русской литературной жизни, а воспринимался во всей его художественной сложности и социальной значимости. Распространялись произведения Чехова в Болгарии и в русских изданиях, которых было едва ли не больше, чем болгарских переводов. Показательно, что произведения Чехова включены в “Хрестоматию по изучению на словестности”, составленную С. Костовым и Д. Мишевым (1898).

В условиях неуклонно растущего интереса к творчеству Чехова появляются и первые критические отзывы о нем. В 1899 г. в журнале “Мода и домакинство” опубликована анонимная статья с общими биографическими сведениями о писателе. Одна из первых критических статей о нем появилась в болгарской печати в 1900 г. в журнале “Българска сбирка”. Это отрывок из статьи Горького о Чехове, вышедшей первоначально в “Нижегородском листке” (1900 г., № 29). Развернутую и оригинальную оценку писателя мы находим в статье Люлина (псевдоним писателя И. Вылова) “Из русской литературы”, опубликованной в 1901 г. в журнале “Балкански вести”. По мнению Люлина, в русской литературе есть несколько писателей, которые привлекают внимание европейцев. “Один из наиболее заметных — Антон Чехов, каждое новое творение которого — событие в русской литературе. И действительно, этот художник <...> по форме своих рассказов, по сжатости, картинности и особенному тону, который он придает каждому крошечному рассказу, превзошел всех мастеров прозы нашего времени. Из-под его пера вышли не многотомные романы, километровые повести, запутывающиеся и распутывающиеся без конца истории, а маленькие рассказы, словно украдкой подсмотренные у самой жизни, но жизни, не замечаемой глазом обыкновенного человека. Поэтому каждый рассказ производит такое впечатление, будто бы сам читатель все это пережил или увидел, или напоминает нечто такое, что нельзя понять умом, а можно только почувствовать в глубине сердца. Самое характерное в его произведениях

88

последнего периода — то, что он стремится уловить тончайшие движения совести разных людей, проявленные в разных обстоятельствах и в разные моменты. Одним словом, писатель стремится обрисовать нравственный облик разных людей, восстающих против этой жизни: кто сильнее, кто незаметнее, но все они высказывают одно — невысказанные чаяния самого автора, вкладывающего душу в свои рассказы. Вот почему они так сильно увлекают читателя и заставляют надолго задумываться над жизнью”⁶.

Процитированные строки, безусловно, принадлежат достаточно хорошо подготовленному критику, тонкому знатоку Чехова, понимавшему эстетическую природу его творчества.

Болгарская газета “Вести”, издававшаяся в Константинополе, публикует в 1902 г. статью известного французского специалиста в области русской литературы Мельхиора де Вогюэ “Антон Чехов”. Эта работа, хотя она и не отличается проницательностью в оценке художественного новаторства Чехова, способствовала обострению интереса болгарского читателя к его произведениям.

Пониманию сложности чеховского художественного мира помогало обращение болгар к русским критическим работам о писателе. В болгарской критике растёт интерес к качеству переводов произведений Чехова. Одна из первых статей такого рода посвящена рассказу “Пари”, переведенному в 1903 г. мало известной сегодня публицисткой Д. Хараламбиевой для журнала “Летописи”. (Первые переводы рассказа “Пари” на болгарский язык учтены в Академич. изд. — см.: 7, 728.) Оценив этот перевод резко отрицательно, но справедливо, как “образцовый по своему невежеству”, критик И. Г. Х-ев (неустановленное лицо)⁷, пишет о своеобразии художественной формы чеховского рассказа, требующей от переводчика большого мастерства. Самыми удачными у Чехова он считает короткие рассказы. “По внутренней форме, по способу понимания жизни, — подчеркивает критик, — с А. Чеховым могут сравниться очень немногие писатели, которых ставят с ним в один ряд лишь по внешней форме”. Пытаясь проникнуть в творческую лабораторию русского писателя, автор обнаруживает, что некоторые из рассказов Чехова написаны как отклик на толстовскую теорию “непротивления злу насилием”.

Эти первые попытки литературно-критической мысли, хотя и не содержащие оригинального вклада в трактовку творчества Чехова, дают представление об общем характере его восприятия в Болгарии. Чехов сразу же был воспринят как один из крупных русских писателей. Заслуживает внимания стремление читателей и критиков постигнуть художественную специфику его рассказов. Что касается идейной позиции Чехова, то за исключением оценок некоторых из его произведений, болгарская критика не выходит пока за пределы бытующего в это время мнения об аполитичности писателя.

СПОРЫ О ТВОРЧЕСТВЕ ЧЕХОВА (1904—1910-е гг.)

Широко отмеченное 25-летие литературной деятельности писателя в связи с премьерой “Вишневого сада” в Московском Художественном театре превратилось в триумф писателя. Еще не перестал звучать отклик этого торжества, когда стало известно о кончине Чехова. Особенно болезненно эта весть была встречена в Болгарии, где Чехов был уже не только хорошо известным, но и любимым писателем. Вся болгарская пресса помещает сообщения о его смерти, некрологи, обзоры его жизненного и творческого пути, перепечатки статей из русских периодических изданий. Растет и поток статей болгарских авторов о Чехове.

89

“2 июля с. г. в созвездии русских литераторов первой величины угасла яркая звезда — умер Антон Павлович Чехов <...> уникальный талант не только в русской, но и во всемирной литературе, — пишет публицист Немил-Недраг (псевдоним Х. Герчева). — <...> После Гоголя, — продолжает автор, — Чехов является единственным писателем, который с такой глубиной изобразил пошлость современного общества. Он поразительный знаток быта разных слоев русского общества”⁸.

В некрологе, опубликованном в журнале “Общо дело”, переводчик К. Т. Митишев охарактеризовал место Чехова в русской литературе как “вдохновенного гения, который дал мощь, силу музе М. Горького, Андреева, Скитальца и ряду других современных писателей”. Далее автор продолжает: “Вообще, для историка русской общественной жизни созданная Чеховым художественная галерея образов конца XIX столетия имеет такое же значение, какое имеют гоголевские типы для историка крепостной эпохи 30-х и 40-х годов”⁹.

В отклике на смерть Чехова в журнале “Летописи” дана восторженная оценка его литературной деятельности: «Чехов был... поэтическим символом неспокойной мысли, летающей в высоте, потрясенной земной пошлостью и неутолимой русской тоской, навеянной просторной необъятной степью. От его произведений веет молодым беззаботным смехом и “чудесной печалью” <...> Он удивительно тонко улавливает общественное настроение и воспроизводит его в своеобразной художественной форме»¹⁰.

В журнале “Българска сбирка” вслед за публикацией некролога Чехова¹¹, помещены перевод очерка В. М. Дорошевича¹² и автобиография Чехова¹³.

Конец жизненного пути Чехова дает болгарской критике повод для характеристики его литературного творчества как единого непрерывного процесса, для объяснения того магнетизма, которым насыщены его произведения. Стремление к более широкому и углубленному взгляду на творчество Чехова совпадает с эпохой обострения общественно-политических противоречий в России того времени. Спустя несколько месяцев после смерти Чехова начинается первая русская революция 1905—1907 гг. Напряженная политическая обстановка в России воздействует и на жизнь Болгарии. Среди болгарской интеллигенции начинаются острейшие споры вокруг чеховского творчества. Дискуссиям содействует и издание собрания сочинений Чехова на болгарском языке в переводе К. Т. Митишева под редакцией писательницы А. Каримы, выпущенное в городе Тутракане издателем Н. Мавродиным. Появление первых двух томов в 1904 г., подготовленных к печати еще при жизни Чехова, показывает, что это крупнейшее начинание — своеобразная вершина в стремлении подытожить творческий путь писателя, откликнуться на потребность многочисленной “чеховской” аудитории. Выходят в свет и остальные тома: т. 3 — 1905 г., т. 4 — 1906 г., т. 5 — 1908 г., т. 6 — 1911 г.¹⁴ На обложке шестого тома читаем: “Том VII в печати”, но он выпущен не был. Издание прекратилось из-за войны на Балканах (1912—1913) и Первой мировой войны (1915—1918), которые вызвали застой не только в хозяйственной, но и в культурной жизни страны.

Выход в свет собрания сочинений Чехова очень показателен и в историко-культурном плане. Чехов является первым зарубежным писателем, представленным болгарской читающей публике в таком крупном издании. Правда, в 1904 г. издательство П. Байнова в городе Шумен обязалось выпустить полный перевод сочинений М. Горького, но успело опубликовать лишь первые три тома — отчасти потому что Горький, несмотря на популярность в Болгарии, “не проник так сильно во все профессии и слои, как Чехов”¹⁵.

90

В 1904 г. появляются новые переводы чеховских произведений в болгарских периодических изданиях: “Женски труд”, редактировавшийся В. Благоевой, первой женщиной-марксистом в Болгарии; “Пряпорец” — орган Демократической партии; “Обзор” — выходящий в городе Шумен и др. В 1905 г. Чехова переводят журнал “Пробуда”, выпускаемый в городе Габрово под редакцией поэта и деятеля Народного земледельческого союза П. Церковского (псевдоним Ц. Г. Бакалова) и публициста С. С. Руневского, а также юмористический журнал “Българан”, “Църковен вестник” и др. В 1906 г. Чехова публикуют популярное издание “Вечеринки и утра”, выпускавшееся писателем И. С. Андрейчиным, информационная газета “Утро” и т. д.

А. П. ЧЕХОВ. СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ (в 6 т.)
Тутракан, 1904 г.
Обложка первого тома
Национальная библиотека
им. Кирилла и Мефодия, София

Но количество публикаций произведений Чехова в болгарской периодике с 1905 г. постепенно уменьшается. За 1909 г. мы не нашли ни одного перевода. К 50-летию со дня рождения писателя в 1910 г. публикация его работ опять оживляется, но из-за сложной военно-политической обстановки снова приостанавливается. Отзывы к 10-летней годовщине со дня смерти писателя в 1914 г. не изменяют в целом эту картину.

Уменьшение количества переводов в болгарской периодической печати совсем не означает понижения интереса к Чехову. Без сомнения, здесь сказался факт издания собрания сочинений Чехова на болгарском языке. В то же время выходят в свет отдельные книги его произведений. Так, в 1904 г. в Софии выпущен в свет сборник рассказов писателя, в Свищове рассказ “Гусев” издан отдельной брошюрой, в Варне публикуется “Вишневый сад”. В брошюрах серии “Сбирка от комедии” в городе Горна Оряховица выходят водевили “Медведь” и “Предложение”. В 1905—1906 гг. опубликованы на болгарском языке “Иванов”, “Вишневый сад” (2-е изд.), “Дядя Ваня”, “Чайка”, “Три сестры”. Последние три пьесы выходят в Варне в социалистическом издательстве К. Евстатиева. В 1907 г. в Асеновграде опубликован сборник рассказов Чехова. В томе “Разкази на най-новата руска белетристика”, выпущенном в Свиштове, напечатан неоконченный рассказ Чехова “Расстройство компенсации”. В 1912 г. отдельной книгой в популярной серии “Нова библиотека”, выпускаемой социалистом Г. Бакаловым, выходят 2-м изданием “Дама с собачкой” и “Мечты”. В 1913 г. в Разграде опубликован водевиль “Медведь”, в 1916 г. в Пловдиве выходят отдельными изданиями “Аптекарша” и “Из записок вспыльчивого человека”, в 1917 г. появляется в печати однотомник рассказов

91

Чехова в многотиражной серии “Походна войнишка библиотека” и в 1918 г. в Софии — ещё один однотомник рассказов русского писателя.

Лучшие переводы чеховских произведений принадлежат профессиональным литераторам. Кроме знакомых имен: Г. Бакалова, К. Т. Митишева и Х. Герчева — назовем писателя С. Кринчева, артиста А. И. Кирчева.

К оценке творческого наследия Чехова обращаются часто противоположные по своей общественной ориентации деятели культуры. Это порождает острые споры о творчестве писателя. Нельзя пройти мимо полемики, поднятой вокруг собрания сочинений писателя. Приветствуя издание в целом, авторы, знакомые с творчеством русского писателя в подлиннике, не безразличны к недостаткам его болгарской интерпретации. “Один и тот же переводчик, даже будучи художником, не может переводить одинаково удачно и Чехова, и Горького, и Достоевского...”, — пишет критик П. Росен в рецензии на второй том собрания сочинений¹⁶. Тонкий переводчик мировой поэзии, поэт К. Христов в критике болгарского перевода сочинений писателя доходит до крайности: “...Правда, что Чехов не только не для наших читателей, но он и не для наших переводчиков, которые часто находятся ниже первых”¹⁷.

О стилистических и даже грамматических погрешностях в переводах, искажающих и мысль, и юмор Чехова, пишут в рецензиях С. Чилингиров¹⁸, критик Х. Ценов¹⁹, многие журналисты и переводчики²⁰.

В критических статьях о писателе рассматриваются место Чехова в историко-литературном процессе, этапы его творческого пути, идейный мир писателя, герои, художественная специфика его произведений. “Чехов остается самым оригинальным и самым великолепным цветком в русской литературе, — пишет К. Т. Митишев в предисловии к первому тому собрания сочинений писателя. — Своим глубоким талантом он оказал немалое влияние на современных русских писателей. Семен Юшкевич, Чириков, Горький, Скиталец, Леонид Андреев — это все ветви одного и того же дерева, одного и того же таланта”²¹.

Х. Ценов также отмечает, что “Чехов создал в русской литературе почву, на которой выросли М. Горький, Вересаев, Л. Андреев и др., в чьём творчестве заметно влияние его лиризма, субъективного настроения, импрессионистического символизма”²².

“Чехов поднят в русском общественном мнении выше Короленко, а молодая и быстрая слава Максима Горького не в силах затмить славу своего старшего брата”, — пишет публицист Г. Савич в журнале “Книгописец”. В той же статье автор включается в полемику о близости Чехова-художника с Ги де Мопассаном и о его идейном родстве с Л. Н. Толстым. О чеховской индивидуальности критик пишет очень решительно, хотя он явно недостаточно проник в нее. “У Чехова нет ни той теплой любви к человечеству, как у Толстого, ни скрытого на дне души отчаяния, от которого идет сила и храбрость трагического таланта Мопассана”²³.

Знаток европейской литературы, уже упомянутый поэт К. Христов, занимает более категорическую позицию в отношении к проблеме: “Чехов-Мопассан”, пытаясь проникнуть в литературную “родословную” русского писателя: «Немцы называют Чехова “русским Мопассаном”. Это только внешняя характеристика. Как натуралист Чехов без сомнения имеет много общего с Мопассаном — ровно столько, сколько все натуралисты между собою; однако будучи художником, что для характеристики Чехова важнее, его скорее следует сравнивать с Флобером. После элегантного Тургенева, Чехов является крупнейшим мастером русской прозы. Сам Толстой в этом отношении уступает

92

ему. А сказать об одном писателе, что он художник, не означает отметить лишь одно отдельное его достоинство. Это достоинство часто вмещает все остальные, потому что чем совершеннее средство одного искусства, тем больше его возможности расширить содержание. Чехов — блестящее подтверждение этой мысли...»²⁴

Общественный и культурный деятель С. Кринчев, воззрения которого были близки к марксистской идеологии, в 1911 г. недвусмысленно указывал на созревшее в болгарской прогрессивной общественности убеждение, что Чехов является одним из духовных учителей человечества, за которым надо идти²⁵.

Что касается этапов в творческом развитии Чехова, то еще в упомянутом уже нами предисловии к первому тому собрания сочинений К. Т. Митишев затрагивает эту проблему. Первый период в творчестве писателя автор условно характеризует как период чрезвычайной пестроты и разнообразия в изображении богатой русской жизни. Рассказы начинаются смехом и кончаются им. Второй и третий периоды характеризуются более углубленными психологическими наблюдениями: «Прежний веселый рассказчик глубоко задумывается и начинает тосковать о чем-то... Под влиянием настроения, которое он приобрел в результате индивидуального опыта и благодаря настроениям в психологии общества в конце 70-х годов, в музе Чехова раздается одна грустная нота. Эта нота и по тону, и по силе разная. Чехов уже не только смеется — он глубоко презирает все человечество со всеми его великими и мелкими делами (“Пари”) <...> глубоко грустит над растраченной жизнью (“Степь”), над утерянным идеалом (“Красавицы”), а иногда у писателя возникает подавленное настроение, вытекающее из сознания пустоты и бесцельности жизни (“Поцелуй”)». В третьем периоде К. Т. Митишев отмечает известный “перелом”: «От прежнего настроения не остается и следа... Его талант как будто расправляет крылья и смело, свободно, как вихрь преодолевает все препятствия и помехи, и начинает творить чарующие образы, полные великой художественной правды. С таким настроением написаны рассказы “Студент”, “Моя жизнь”, “Палата № 6”, “Случай из практики”» и др.²⁶

В статье художника Д. Цветанова “А. П. Чехов”, опубликованной в 1910 г. к 50-летию со дня рождения писателя, находим другую трактовку рассматриваемой проблемы. Элементарное на первый взгляд разделение творчества Чехова на два этапа: “период Чехова — Чехонте” и “период взрослого и одаренного писателя Чехова, переставшего служить вкусам и потребностям мелких читателей”, подтверждено анализом всего творческого пути писателя. В качестве основной характеристики первого периода выдвинут чеховский комический подход к явлениям жизни и умение находить в ней противоречия. Комическое в рассказах этого периода (“Злоумышленник”, “Винт”, “Хирургия”, “Капитанский мундир”, “Мститель”, “Оратор”, “Злой мальчик”) Д. Цветанов усматривает в противоречии между сущностью дела и его формой, которое коренится в противоречиях самой жизни. С интересом Чехова к “роли случая”, который выполняет функцию завязки жизненных обстоятельств (“Счастливчик”), Д. Цветанов связывает и другие особенности художественного творчества писателя в конце этого периода, например, появление нервных, болезненных нот в его рассказах. Второй период в развитии Чехова-художника рассмотрен критиком более подробно. Он отмечает у писателя углубление трактовки изображаемых явлений. Круг, из которого Чехов черпает свои наблюдения, остается все тот же, его “лишние” герои не верят в дело своей жизни. Но художник начинает оценивать “великое безделие” этих людей

93

с точки зрения смысла и цели (“Поцелуй”, “Пари”, “Перекати-поле”, “Скучная история”, “Дуэль”, “Палата № 6”, “Рассказ неизвестного человека”, “Мужики”). Чаще появляется скрытая тоска по идеалу (“Степь”, “Огни”, “Красавицы”, “Крыжовник, “Супруга”). Чехов улавливает конфликт между внешними условиями — социальной средой — и внутренней драмой героев, утратой иллюзий (“Верочка”, “Жена”, “Скучная история”, “Мечты”, “Бабье царство”, “Новая дача”, “Три года”). Симптоматична объективность в изображении “футлярного героя”, при всем различии сюжетов, объединенных общей печалью (трилогия “Человек в футляре”, “Крыжовник” и “О любви”). Вершина творчества Чехова, по Цветанову, — изображение в пьесах русской жизни, где задыхаются люди, не потерявшие еще своего человеческого образа (“Иванов”, “Дядя Ваня”, “Три сестры”, “Чайка”, “Вишневый сад”)²⁷.

Более развернутые дискуссии возникают вокруг идей, которые Чехов приписывает своим героям. Еще в 1904 г. Х. Ценов замечает ту неуловимую, но действенную, преобразующую человека чеховскую силу, которая «заставляет нас всматриваться в самих себя, анализировать свою жизнь <...> Потому что многие из высмеянных в них <его рассказах> пороков встречаются и у нас: и у нашего гимназиста положение не лучше, чем русского, и у нас ищут “девушек с идеями”, а в жены берут с деньгами, <...> Чехов у нас может иметь почти то же самое влияние, как и в России...»²⁸

В статье «Романист “разочарования”», опубликованной в журнале “Книгописец” в 1904 г., упомянутый выше Г. Савич утверждает, что Чехов “изображает разочарование современного человека, не имевшего идеала, высмеивает мечты и жалеет с некоторым пренебрежением мечтателей, которых он считает безумными или сумасшедшими; одним словом, разочарование без пессимизма, без глубины страсти”²⁹. В своем объективистском подходе к Чехову этот автор стремится усмотреть за изображением “людей без идеалов” идеал самого Чехова. Таким образом, он занимает противоположную Х. Ценову позицию³⁰. Неспособность Г. Савича вникнуть в гуманную идею Чехова о необходимости преобразования человеческих отношений приводит его к выводу, что русский писатель “страдает каким-то моральным дальтонизмом, который позволяет ему видеть только худшие стороны жизни: потому и эти последние он замечает с чрезвычайной проницательностью”³¹. Мнения Х. Ценова и Г. Савича становятся исходными для последующих трактовок чеховского творчества у нас. В спор вокруг идейного мира писателя еще в 1905 г. вступает П. Росен, желая внести “ясность” путем механического смешения двух противоположных позиций. “Именно светлой мечте, обильно разлитой в душе и произведениях Чехова, предстоит быть собранной в одном фокусе, в одном целом литературной критикой”³².

Новые черты в характеристику идейного мира Чехова вносит публицист Н. Филиппов. В рецензии на “Вишневый сад” он пишет, что “общее настроение, которое создается в комедии, не веселое, а грустное”³³. Другой публицист — А. Атанасов — иначе освещает вопрос о чеховском пессимизме: “...пессимизм, заметный во всех чеховских произведениях, — не безнадежный, не отчаянный, а основывается на глубокой вере в бесконечный прогресс человечества, на убеждении, что оно не идет назад, а очень медленно продвигается вперед и что главным препятствием, задерживающим наступление лучшего будущего, является нормальный человек, который ни добр, ни зол, ни умен, ни глуп, ни вырождается, ни совершенствуется и не способен подняться чуть выше над своей застоявшейся средой”³⁴.

В условиях новой общественно-политической обстановки, сложившейся в России после января 1905 г., Х. Ценов вступает снова в спор о мировоззрении

94

Чехова. Он воспринимает художника как предтечу революционного взрыва на его родине: “...Чехов вскрывает прогнивший жизненный слой и показывает под пеплом еще живые угольки, которые сильнее жгут”. И далее: «Его проницательный взгляд, обнаруживающий везде на Руси развал — и в божьем храме, и в школе (“Певчие”, “Ведьма”), и в семье (“Последняя могиканша”, “Враги”), и в правосудии (“Мечты”) <...> и в общественной благотворительности, и в частной (“Княгиня”), и в театре, и везде, повсюду — более десятилетия тому назад предсказывал разруху, распад»³⁵.

Мысль, высказанную Н. Филиповым в 1905 г. о комическом в “Вишневом саде” как выражении грустного у Чехова, подхватывает в своей рецензии на другую чеховскую драму — “Дядя Ваня” — писатель И. С. Андрейчин в 1908 г.: “Это уже не сатира — это трагедия повседневной жизни... Мы каждый день проходим мимо таких темных лиц, потерявших свою жизнь в заблуждении, и понимающих это слишком поздно...”³⁶

Связь изображения трагического и комического в отзывах болгарских критиков утверждается как ведущая оценка художественного таланта писателя. Даже в не очень глубокой по своим суждениям заметке Г. Палешева, по мнению которого рассказы писателя якобы лишены разнообразия³⁷, виден отзвук распространившегося широко к этому времени мнения о целостной, внутренне мотивированной авторской позиции в произведениях Чехова.

Вопрос о гуманизме Чехова также вызывает противоречивые мнения. “Чехов — человеколюбец”, — заявляет категорично Г. Т. Славомирски (псевдоним литературного деятеля Г. К. Табакова) и добавляет: «Это однако не мешает ему выявлять смело все отрицательные устремления человечества, в частности, и русского народа, рисовать все ненужные, <...> “хмурые”, оскорбленные и скорбящие человеческие существа»³⁸. Таким образом, обнажается еще один аспект споров вокруг идейного мира Чехова: “писатель тихой печали — писатель светлой надежды”. В своем анализе чеховской эстетики Д. Цветанов в цитированной выше статье 1910 г. ³⁹ проводит интересную, хотя и не до конца выдержанную, параллель между Горьким и Чеховым. Он как бы хочет “взвесить” взгляды двух больших писателей мерой времени, утверждающего и уничтожающего ценности единственно в силу логики объективного исторического хода событий: “Общее впечатление от горьковских произведений жизнерадостное, а от чеховских — грустное, — пишет Д. Цветанов. — Горький и Чехов схожи в том, что оба грустят по одной общей идее, по одной стройной мысли, охватывающей все проявления жизни. Поскольку огромный подъем общественных сил, появление новых партий и выход на сцену демократических классов требовали поиска новых формул и теоретических знамен, на которых были бы видны новые потребности и идеи — Чехов и Максим Горький грустят о чем-то общем, генерализующем все проявления жизни”⁴⁰. В то же время намечаются направления, по которым пойдут в своих исследованиях болгарские критики: “...общее впечатление от горьковских произведений жизнерадостное, а от чеховских — грустное”. Д. Цветанов высказал мысль, подхваченную многими критиками, что Чехов, разоблачая и отвергая мир, в котором живет, его пошлость и фальшь, не выдвигает никаких новых гуманистических идей. Не меньшее число авторов утверждало, что писатель предсказывает необходимость нового общественного строя. Даже Д. Цветанов не до конца был последователен в аргументации своей концепции аполитичности Чехова. Все это дает представление о сложной картине восприятия чеховского творчества в Болгарии. Г. Савич высказывал даже мысль,

95

что “у Чехова есть от всего понемножку, и он может нравиться всем...”⁴¹ Это утверждение свидетельствует не столько об аполитичности писателя, сколько о многогранности и сложности чеховского художественного искусства, в котором пересекаются множество идей и каждое общественно-идейное направление видит в нем нечто свое, близкое только ему.

Принципиальное художественное открытие Чехова — создание “негероя” как нового социального типа — вызвало большое оживление в болгарской критике. Эта проблема становится ключевой при выяснении идеала писателя. В 1904 г. Х. Ценов пишет: «Чехов не любуется теми людьми, которых описывает, людьми в гипсовых масках, “в футлярах”, куклах с автоматическими движениями, без души, он презирает их и, сожалея о них, мечтает о жизни “светлой и прекрасной»⁴². Критик характеризует героев Чехова так: “типы всех слоев русского общества в разных позах и при разных обстоятельствах; это страницы исторического альбома русской жизни...”⁴³

В дискуссию об определении чеховского героя вмешался выдающийся болгарский поэт П. К. Яворов в рецензии на пьесу “Дядя Ваня” (1908). Оценивая это произведение Чехова, П. К. Яворов выделяет то, чего по его мнению, не хватает его героям, — “человечность и внутреннюю атмосферу”: “...Русский писатель хотел показать нам своего героя после катастрофы, чтобы мы увидели, как он агонизирует, как он делает отчаянные жесты, желая отмщения, и как примиряется со своей долей — соглашается самого себя похоронить...”⁴⁴. Определяя талант Чехова как сильный преимущественно в “эпических” выразительных средствах, П. К. Яворов не принимает чеховского драматического метода обрисовывания героев: “Эти люди настолько одиноки в своих мыслях, настолько отчуждены друг от друга в своих чувствах, — почему они не разбегаются каждый куда глаза его глядят, а терзают друг друга...” — недоумевает поэт-критик⁴⁵. С. Кринчев в том же 1908 г. противопоставляет этой точке зрения свое представление о героях Чехова — “необыкновенную простоту и естественность”, с которой они живут и действуют⁴⁶.

Оживились и попытки болгарской критики определить особенность художественного метода писателя. “Поэт-беллетрист, романист и драматург” — так представлен Чехов в предисловии К. Т. Митишева к первому тому собраний сочинений писателя на болгарском языке. В свою очередь, Н. Н. (подлинное имя автора не установлено) в названной выше статье 1904 г. (см. примеч. 20) выделяет “тонкую художественность и изящность, редкую выразительность в образах”, а Г. Савич (см. примеч. 23) определяет метод Чехова как “крайне сдержанный”. Анонимный сотрудник газеты “Нова Марица” характеризует новаторство Чехова-драматурга в рецензии от 1905 г. на “Чайку” как новаторство писателя, который «...окончательно порвал со старыми приемами драматического действия и дал намного более совершенную форму; так что “Чайка” останется ценным памятником искусства, который будет украшать дорогу и указывать путь новому искусству в страстном поиске истины, в стремлении очиститься от всего фальшивого, лживого и неестественного...»⁴⁷

Видный болгарский историк литературы профессор Б. Пенев в рецензии 1906 г. на “Чайку”, представляя автора как “крупного реалиста” и создателя современной драмы, отмечает основные черты его творческого метода следующим образом: “непревзойденная наблюдательность” и “лирический порыв”, “картинность” и “настроение”⁴⁸.

В указанной статье С. Кринчева от 1908 года (см. примеч. 46) о Чехове говорится: “Он завораживает нас тихими, минорными звуками, избегает крикливого тона, очаровывает своим божественным andante, в котором неудержимо

96

рыдает печальная душа русского”, ожидающего увидеть когда-нибудь “жизнь светлую, прекрасную”.

“Вишневый сад” оценивается Д. Цветановым как “нечто среднее между реализмом и современным искусством” (статья указ. в примеч. 27). Кроме символизма автор подразумевает под выражением “современное искусство” и другие новаторские течения того времени.

Публика этого времени знакомится не только с творчеством Чехова, но и с его письмами и переводами работ русских критиков, появившимися в болгарской периодической печати. Широкую известность получают отзывы Горького о Чехове.

В. ЛЬВОВ-РОГАЧЕВСКИЙ. А. П. ЧЕХОВ И ЕГО
ТВОРЧЕСТВО
Пер. П. Савова. Плевен, 1907
Титульный лист
Национальная библиотека
им. Кирилла и Мефодия, София

В 1907 г. появляется первая книга о писателе в серии литературно-критической библиотеки “Буревестник”, выпускаемой в Плевене, № 3 (очерк “А. П. Чехов и его творчество” В. Львова-Рогачевского, считавшегося в ту пору марксистским литературоведом)⁴⁹. Спустя уже год после выхода этой книги в свет, опять в Плевене, издательство “Буревестник” выпускает брошюру “Послесловие о А. П. Чехове” того же автора⁵⁰.

Понимание критика, что без Чехова русская литература не могла бы иметь Горького, было привлекательно для болгарского общества, так как первый пролетарский русский писатель пользовался популярностью среди прогрессивной общественности в нашей стране. Показательно в этом отношении письмо группы молодежи — социалистов города Пловдива М. Горькому от 10 мая 1909 г., с характерным контекстом русских имен в этом письме: “Вы и подобные Вам — угрюмый и демоничный Леонид Андреев и милый, симпатичный Чехов — выработали у нас то художественное чутье, которое теперь так ценно для нас”⁵¹.

К юбилеям Чехова в 1910 и 1914 годах были организованы литературно-художественные вечера, чтения, собрания, торжества. Среди наиболее страстных почитателей чеховского гения в Болгарии была молодежь — ученики и студенты.

В 1912 г. появляется и первое критико-библиографическое исследование С. Чилингирова “Антон П. Чехов на болгарском языке”, в котором делается попытка охватить переводы произведений писателя до 1907 г. включительно, не считая опубликованных работ о нем в газетах⁵². Эта штудия является первым шагом к изучению истории восприятия Чехова в Болгарии.

97

ИДЕЙНОЕ ОСМЫСЛЕНИЕ ТВОРЧЕСТВА ЧЕХОВА (1919—1944)

В 1919—1923 гг. в периодической печати продолжают появляться переводы чеховских произведений. Юмористический журнал “Българан”, в котором в это время сотрудничал видный пролетарский поэт Х. Смирненски, тонкий знаток творчества Чехова, публикует большую часть вышедших в Болгарии рассказов писателя. В другом юмористическом журнале “Червен смях” (издание Болгарской коммунистической партии) печатались преимущественно те произведения, в которых чеховский юмор достигал высокой обличительной силы.

Выходит из печати и много отдельных изданий. В 1919 г. в популярной серии универсальной библиотеки “Хемус” выпущены “Избранные рассказы”, “Дуэль” и “Каштанка”. В 1920 г. выходят из печати “Мужики”, “Палата № 6”, сборники «“Сапоги”, “Володя”, “Припадок”», а в 1923 — «“Детвора”. “Беглец”», «“Трагик поневоле”, “Медведь”» и др.

В 1923 г. в Болгарии установилась фашистская диктатура, которая просуществовала до 1944 г. В сложной и напряженной обстановке происходит переоценка взглядов на творчество Чехова. Обострению борьбы мнений о Чехове, писателе и человеке, способствуют широко отмечаемые в Болгарии годовщины: 25-летие (1929), 30-летие (1934) и 35-летие (1939) со дня смерти писателя и 75-летие (1935) и 80-летие (1940) со дня его рождения.

Интерес к Чехову не прерывался и после установления фашистской диктатуры, когда проникновение русской и особенно советской литературы было ограничено. В это время произведения писателя публикуются не в центральной периодике, а в детских, женских, иллюстрированных, юмористических журналах и газетах. Несколько произведений Чехова появляется в библиотеке “Мозайка от знаменити съвременни романи”, известной публикациями выдающихся произведений западноевропейской литературы: в 1926 г. — “Степь”, в 1930 — “Скучная история”, в 1941 — “Драма на охоте” и “Три года”. Другая популярная в то время библиотека — “Всемирни романи” — тоже, преодолевая неблагоприятный политический климат, выпускает “Рассказ неизвестного человека” (1931) и два тома книги: “Юморески и сатира” (1932).

Чеховым заинтересовалась провинциальная периодическая печать, преимущественно газеты. Рассказ “Радость” появляется в “Бургаски фар” и “Добруджански глас” (1942), “Единственное средство” — в “Старозагорско утро” (1940), “На магнетическом сеансе” — там же (1942), “Загадочная натура” — в “Шуменско слово” (1941), “Теща-адвокат” — в “Бургаски фар” (1943), “В почтовом отделении” — в “Разградски новини” и “Варненски новини” (оба 1932) и т. д.

В те годы, когда страной еще управлял Болгарский Земледельческий народный союз (1919—1923), Чехову уделялось внимание во всех школьных хрестоматиях — Елина Пелина, Рана Босилека и Х. Хаджиева (1920), К. Карагюлева и С. И. Барутчийского (1921) и И. Дорева и Д. П. Койчева (1922). Эта традиция сохраняется и в годы фашистской диктатуры, хотя и не в таких широких размерах. Писателю отведено место в хрестоматии Т. Атанасова, И. Хаджова и А. Атанасова (1932) и в другой, составленной болгарскими поэтессами Е. Багряной и Калиной Малиной (1933).

В критической литературе с 1919 по 1944 гг. высказываются противоречащие друг другу мнения о творчестве Чехова. Некоторые авторы склонны трактовать мировоззрение писателя как жалостливое, снисходительное, сочувствующее отношение к обыкновенному человеку. Гуманизм Чехова тем

98

самым оказывается завуалированным, замененным версией об аполитичности писателя. С другой стороны, высказываются резкие обвинения в адрес героев чеховских пьес за их недостаточно “категоричное” отстаивание прогрессивных, чуть ли не революционных взглядов. Писатель Сирак Скитник приравнивает героев “Трех сестер” как “философствующих безыдейцев” к “лишним людям” России⁵³. В отзыве о той же пьесе критик В. Стефков, напротив, считает, что “никакие произведения другого иноземного писателя не подходят так нашему болгарскому характеру и быту, как А. П. Чехова”⁵⁴. Поэт Гео Милев в статье “Александр Блок” пишет, что автор “Двенадцати” является “эманацией русской души” и его имя стоит рядом с А. С. Пушкиным, Ф. М. Достоевским, Л. Н. Толстым, А. П. Чеховым и др.⁵⁵

Имя Чехова находится в центре внимания литературной общественности в 1920 г. в связи с пребыванием Московского Художественного театра в Болгарии. Актриса А. Будевская, окончившая театральную школу при Малом театре, в статье “Московский Художественный театр у нас и Чехов” пишет о мировоззрении Чехова так, как раньше никто из болгарских критиков не писал: «Личный успех чеховских героев не делает их еще вполне счастливыми. Они требуют счастья и для других — они хотят, чтобы и другие пожелали того, чего они сами желают (Соня, Ольга, Варя). Благоденствие не есть их заветная мечта. Чеховская натура идет еще дальше — она ищет счастья для всего человечества, — таков Трофимов, вечный студент <...> Герои у Чехова любят жертвовать собой; это — русская душа, это — русский народ. Они всегда страдают ради других, всегда искупают чужие грехи... Этот сад, который давал такие “сочные, сладкие”, вкусные вишни всему миру, вишневый сад, гордость России, будет вырублен...» Вывод актрисы: Чехов — пророк и оптимист. “Он верит в победу, верит в то, что на месте старого вырубленного вишневого сада возникнет новая жизнь, счастье всех...”. Интересно в этой статье сопоставление Чехова и Достоевского: «В то время как у Достоевского <...> в “Братьях Карамазовых” все стремятся проглатывать жизнь полными глотками и все-таки остаются неудовлетворенными, у Чехова герои ничего не берут от жизни <...> и все-таки их душа спокойна...»⁵⁶

Мировоззрению писателя посвящена статья критика И. Радославова, опубликованная в 1929 г. в журнале “Хиперион”, органе болгарских символистов. Чехов, пишет он, “...разделяет судьбу своего времени и своего поколения”. В чеховском творчестве, считает критик, отражены неизменные качества русской нации: “идеализм, нежное и отзывчивое сердце”, властвующие “над темными страстями и инстинктами”. Ставя Чехова по “кристальной прозрачности стиля, изяществу его фразы, богатству его речи” выше его современников Леонида Андреева, Максима Горького, он не касается однако идейного смысла их произведений⁵⁷.

В том же 1929 г. в газете “Лъч” в статье, подписанной инициалом П., автор подчеркивает “необыкновенную психологическую и житейскую правду” в произведениях Чехова⁵⁸. Другой сотрудник газеты, А. К. Г. (тоже неустановленное лицо) пишет о специфике чеховского реализма: “Чехов стал певцом среднего сословия в России <...> он создал для нас одну поразительную картину эпохи, предшествовавшей большой революции... Чехов — реалист, но в его творчестве чувствуется лирическое веяние. Он скорее лирик-реалист”⁵⁹.

Историк литературы П. Динеков в статье “Чехов о Толстом” в газете “Литературен глас” в 1930 г. пишет об объективности писателя, правдивости произведений Чехова⁶⁰. К нему присоединяется сотрудник журнала “Листопад” — R (неустановленный автор): “Могучий рассказчик, лишенный всякой манерности и искусственности, он <Чехов> наиболее силен в маленьких рассказах,

99

юморесках и повестях, которые являются настоящими жемчужинами и благодаря своей жизненности — бессмертны, подобно произведениям Бальзака и Достоевского...”⁶¹

Пропагандист русской классической литературы в Болгарии, сам русский, Н. Белитц в статье “Самый веселый и самый грустный русский писатель” (1939) обращает внимание на свойство таланта Чехова, названное им “двойное чутье”, благодаря которому ему удается показать господство в каждом конкретном случае “скорбного и грустного” или “смешного и комического”⁶².

Против обвинений Чехова в отсутствии социального идеала выступил анонимный сотрудник варненской газеты “Завой”. В статье, опубликованной в 1940 г. в связи с 80-летием со дня рождения писателя, он писал: “Много уже написано о неясности чеховского представления о будущем. Это верно. Но в этой неясности не было равнодушия. Огромное уважение к будущему и — для русских условий, к революционному будущему, — заставляло его отбросить всякие фальшивые идеалы, всякую ложь, всякую программность, купленную дешево. Все свое творчество он подчинял в сущности только одной задаче: подготовить человека для встречи этого будущего. И в этом стремлении Чехова — сделать эту встречу достойной, заключается смысл его великого беспокойства”⁶³.

С. Чукалов, тонкий знаток русского языка, в статье “Юмор в русской литературе” разоблачает попытки буржуазных литературоведов у нас приписать творчеству Чехова чисто развлекательный характер⁶⁴. Он защищает идейность главных произведений, которая была объектом ожесточенных споров между буржуазным и революционным течениями в болгарской литературной критике.

В болгарской периодической печати публиковались и отзывы русских и советских авторов того времени. Среди первых следует назвать работы М. Федорова, М. Г. Попруженка, Ю. И. Айхенвальда и др. Ко второй группе авторов мы относим критика И. Л. Альтмана. В 1935 г. в редактированной писателем Л. Стояновым газете “Литературен преглед” появляется статья Альтмана “Чехов и современность”. В ней автор вступает в полемику с болгарскими критиками, считающими, что “чеховские теории” устарели. Указывая на интерес советских литературоведов к писателю, автор подчеркивает, что “Чехов необходим не только для чтения, для ознакомления с прошлым”, но что “он нужен нам для борьбы с остатками прошлого”. Дав высокую оценку рассказу “Мужики” (разоблачительную стихию рассказа он назвал общечеловеческой), И. Л. Альтман писал: “На протяжении всей своей деятельности Чехов мыслит как общественник. Он не был революционером, но был передовым общественным деятелем, который своим творчеством раскрывал, а не прикрывал гнойные язвы буржуазно-помещичьего строя”⁶⁵.

Нельзя не отметить и первых попыток научного анализа творчества Чехова. В этом отношении следует упомянуть два труда. Первый — “Психология литературного творчества” (1931) болгарского историка литературы и фольклориста М. Арнаудова. В этом фундаментальном сочинении нашли отражение некоторые ценные наблюдения над творческим трудом Чехова, особенностями его художественного метода⁶⁶. Огромный вклад внес П. М. Бицилли, преподаватель новой и новейшей истории в Софийском университете. Творчеству Чехова он посвятил несколько исследований. Первое из них вышло в свет в 1936 г. Рассматривая в этой работе проблемы русского языка, П. Бицилли обстоятельно анализирует повесть “Степь”. Следующие его работы: “Опыт стилистического анализа творчества Чехова” (1942), «Заметки о чеховском

100

“Рассказе неизвестного человека”» (1947). Исследование “Проблема человека у Гоголя” (1948) построено в значительной мере на сопоставлении творчества Гоголя и Чехова. Исследования П. Бицилли являются заметной вехой в изучении стиля писателя и его роли как “строителя” русской речи⁶⁷.

Несмотря на интерес и к поэтике писателя, и к идейному содержанию его произведений, в целом болгарская критика в этот период еще не достигла целостного представления о творчестве Чехова, и еще в меньшей степени — об его вкладе в мировую литературу.

ПРОИЗВЕДЕНИЯ ЧЕХОВА В БОЛГАРИИ
ПОСЛЕ 9 СЕНТЯБРЯ 1944 г.

Победе социалистической революции 9 сентября 1944 г. сопутствовали преобразования в культурной жизни страны. Создалась ситуация, в которой и творчество Чехова стало оцениваться по-новому.

Уже в первые годы этого нового периода мы не встречаем в болгарской критике утверждений о безыдейности Чехова. Творчество Чехова воспринимается как часть прогрессивной русской литературы. Так, в статье поэта Д. И. Полянова “Великая Октябрьская социалистическая революция и русская литература”, опубликованной в органе Болгарской рабочей партии (коммунистов) 1946 г., читаем: “У революции были Герцен и Белинский, Чернышевский и Добролюбов, Плеханов и Ленин, а у литературы — Пушкин и Лермонтов, Толстой и Тургенев, Некрасов и Салтыков-Щедрин, Чехов и Горький”⁶⁸.

При переосмыслении роли Чехова в русской литературе болгарские критики обращались к опыту советского литературоведения. Книги В. В. Ермилова о Чехове, уже с самой первой (“А. П. Чехов. Творческий портрет”, 1944; переведена на болгарский язык в 1947 г.), оказали влияние на болгарскую науку о Чехове.

В 1947 г. начинается выпуск в свет 14-томного собрания сочинений Чехова. Оно осуществляется под редакцией Н. О. Массалитинова и Р. Стоянова (до 1949 г. — в известном издательстве “Хемус”, затем — в издательстве “Наука и изкуство”)⁶⁹. В качестве переводчиков были привлечены известнейшие болгарские писатели: Р. Стоянов, К. Константинов, Х. Радевски, А. Каралийчев, А. Далчев и др. Первый том открывался статьями В. В. Ермилова (“Чехов и наше время”) и П. Динекова (“А. П. Чехов. Биографический очерк”). В многочисленных отзывах отмечалось высокое качество переводов и подбора чеховских произведений⁷⁰.

В рассматриваемый период появляются и массовые тиражи изданий произведений Чехова. Инициативу берет в свои руки вновь основанная после 9 сентября 1944 г. библиотека “Нова драма”. В 1945 г. она выпускает “Дядю Ваню” и “Вишневый сад”. В следующем году издательство “Хемус” публикует сборник “Рассказы” (перевод Т. Харманджиева), предназначенный для учащейся молодежи. В 1947 г. в Пловдиве (в библиотеке “Народна сцена”) выходит в свет “Сборник одноактных пьес” (перевод артиста П. Атанасова). В сборник включены, помимо известных водевилей Чехова, инсценировки рассказов “Унтер Пришибеев”, “Хирургия”, “Ведьма”. Тогда же начинают появляться и первые богато иллюстрированные издания Чехова: “Каштанка” (перевод В. Павурджиева, иллюстрации Г. Николского) тиражом в 10000 экземпляров; “Беглец” (перевод А. Ивановой, иллюстрации М. Бехара) тиражом в 8000 экземпляров; “Рассказы” (перевод Р. Стоянова, А. Каралийчева, А. Далчева

101

и Х. Радевского) тиражом в 5000 экземпляров и др. В 1958 г. выходит сборник “Ванька. Рассказы” (перевод Н. Тодорова) в издании массовой библиотеки “Пчелица” для школьников. Затем следуют отдельные издания чеховских произведений: “Ионыч” (перевод П. Велкова) в издательстве “Народна култура” и пьеса “Без заглавия” (перевод П. Горянского) в популярной серии “Библиотека за ученика” (1960); пьесы “Вишневый сад” (литографическое издание, 1965) и вновь пьесы “Без заглавия”, на этот раз под названием “Этот безумец Платонов” (ротаторное издание, 1966) и т. д.

А. П. ЧЕХОВ. СОЧИНЕНИЯ (в 14 т.) Т. 1
София, 1947
Обложка
Национальная библиотека
им. Кирилла и Мефодия, София

В 70-е годы выходят переводы значительных произведений Чехова, сделанные по советским собраниям сочинений Чехова: «“Три года”. Повести» (перевод Х. Влахова) в 1976 г. в библиотеке “Панорама” издательства “Народна култура” и «“Степь”. Повести» (перевод А. Далчева), выпущенный в 1979 г. этим же издательством. В это же время появляются книги: “Антон Чехов и Максим Горький. Письма” (перевод М. Драгостиновой по советскому изданию “А. П. Чехов. Переписка, статьи и высказывания”. М., 1951) в библиотеке “Панорама” издательства “Народна култура” (1974); “Раздумья”, подбор чеховских текстов под этим заглавием осуществлен И. Цветковым с советского Полного собрания сочинений и писем в 20 томах (т. 11 и 20); “А. П. Чехов в воспоминаниях современников”. М., 1952, перевод Н. Антонова и М. Минаевой, в издательстве “Народна култура” (1975); “Воспоминания о Чехове. Сборник” (составлен А. Лазаровой, перевод А. Лазаровой и М. Минаевой на основе того же русского издания: “А. П. Чехов в воспоминаниях современников”. М., 1952) в библиотеке “Панорама” издательства “Народна култура” (1977); “Остров Сахалин” (перевод В. Манчевой) в варненском издательстве “Г. Бакалов” (1979).

Широко практикуется также издание избранных сочинений Чехова. Так, например, “Избранные рассказы” (составитель А. Далчев) выходят в 1955 г. для школьников (в 1959 г. они выпущены вторым изданием под заглавием “Детвора”). «“Человек в футляре”. Избранные рассказы и повести» (с иллюстрациями Кукрыниксов) появились в 1960 г. в издательстве “Народна култура”. В 1960 г. то же издательство печатает в серии “Библиотека за ученика” “Избранные рассказы” (составитель С. Русакиева; 2-е изд. 1963; 3-е изд. 1965).

Особо выделяются по своему качеству, объему и составу “Избранные произведения” в 6 томах (издательство “Народна култура”), 1969—1970 (переводы

102

Л. Минковой, Ж. Купеновой, Р. Стоянова, Х. Радевского, К. Койчевой, А. Каралийчева, Н. Тодорова, И. Владовой, А. Далчева, Н. Чакырлиевой, Л. Ацевой, Х. Влахова, В. Райчева, И. Цветкова, М. Блажевой, К. Константинова и С. Минкова).

Помимо этого солидного издания к широкому читателю поступают новые сборники: «“Невеста”. Рассказы» (составитель Л. Кирова) — “Профиздат”, 1973 г. (в серии “Библиотеке за работника”), “Избранные произведения. Рассказы и повести. Пьесы” (в серии “Светова на класика за деца и юноши”) издательства “Отечество” и — первый сборник, составленный из переводов с текстов русского 30-томного Академического издания (М., 1974—1983). — “Рассказы и повести” (1981, издательство “Народна култура”). Переводчики этих изданий — упомянутые выше авторы. Важную роль в популяризации писателя играют также хрестоматии и учебники для школ.

С новой оценкой чеховского творчества после народной победы 9 сентября 1944 г. выступил поэт Х. Радевски 2 февраля 1945 г. в газете “Литературен фронт” в критической статье, в которой он утверждал, что Чехов в конце жизни пришел к мысли о революционном преобразовании мира⁷¹. Чеховские мысли о преобразующей силе труда, представляющие особую ценность для нового общества, освещаются в ежедневниках “Работническо дело”, “Отечествен фронт”, “Народна младеж”, “Литературен фронт” и др. Об идейной близости Чехова-гуманиста людям социалистической эпохи, опираясь в основном на работы В. Ермилова⁷², писали в эти годы критики Ц. Минков, Н. Дончев, М. Николов. С собственными взглядами на Чехова-драматурга выступили тогда литературный критик С. Каролев и театровед П. Пенев⁷³.

1954 год оказался особенно важным для развития болгарской чеховианы. Венская сессия Всемирного комитета мира в этом году приняла решение о чествовании 50-летия со дня смерти писателя во всех странах. На научной сессии, посвященной юбилею Чехова (София) 30 мая с докладами выступили Д. Б. Митов (“Антон Павлович Чехов”), С. Каракостов (“Чехов на болгарской сцене”), Н. О. Массалитинов (“Чехов в моей работе”), Л. Тенев (“Что нового дал Чехов актерам”) и М. Цончева (“Чехов и русские художники”). Одновременно по всей стране проводятся собрания, беседы, литературные чтения, посвященные жизни и творческому пути писателя. 24 июня в столице Национальный комитет защиты мира проводит торжественное юбилейное собрание. Газета “Литературен фронт” отмечает годовщину специальным юбилейным номером, выпущенным 15 июля 1954 г. Мыслями о личности и творчестве русского художника делятся виднейшие представители болгарской литературы: Е. Станев (“Наш учитель”), А. Каралийчев (“Живые и неповторимые образы”), О. Василев (“Веститель идущей правды”), И. Волен (“Служение человеку”) и др. В канун юбилея выступают в печати с обширными статьями писатели Марко Марчевски, Камен Зидаров, Г. Караславов, Серафим Северняк и др.

В юбилейном году появляется и упомянутая выше (см. примеч. 1) книга Т. Борова “Чехов и Болгария” с приложенными к ней библиографическими материалами — труд, оказавший неоценимую услугу всем, кто в дальнейшем обращался к изучению творчества писателя. Этому труду предшествовали другие исследования автора о проникновении чеховского творчества в нашу страну⁷⁴. Т. Боров продолжил свои поиски и после выхода указанной работы⁷⁵.

После 1954 года болгарская чеховиана развивается еще более интенсивно. В 1957 г. появляется исследование П. Русева “Творчество Чехова и Горького

103

— школа реализма и мастерства Елина Пелина”. В том же году выходит и работа П. Зарева “Стиль и художественность”, где анализируются стилистические особенности рассказов Чехова⁷⁶.

Еще более сильный толчок к изучению творчества Чехова дал 1960 год (100-летие со дня рождения писателя). Для празднования этого юбилея был сформирован Национальный комитет, в который вошли виднейшие деятели культуры, знатоки русской и советской литературы (председатель Ц. Драгойчева). В Софии состоялась юбилейная научная сессия с докладами и сообщениями Г. Караславова (“Чехов — великий демократ и новатор”), Л. Стоянова (“А. П. Чехов — классик русской литературы”), Н. О. Массалитинова (“А. П. Чехов — предвестник бури”), В. Велчева (“Чехов и болгарская литература”), С. Каракостова (“Драматургия Чехова на болгарской сцене”), Г. Тагамлицкой (“Драматургия Чехова — язык и образы”) и П. Русева (“Творчество Чехова — школа реализма и мастерства Елина Пелина”). По материалам научной сессии был издан юбилейный чеховский сборник, первый крупный вклад болгарских авторов в изучение творчества Чехова и его воздействия на болгарскую культуру⁷⁷.

В печати выступили в 1960 г. и другие писатели и критики: С. Русакиев, Г. Германов, К. Зидаров, Е. Манов, Т. Жечев и др. В работе В. Мавродиева о постановках чеховских пьес на болгарской сцене особое внимание уделено первым переводам произведений Чехова на болгарский язык⁷⁸.

К 1960 г. относятся первые попытки статистического анализа переводов произведений Чехова в Болгарии⁷⁹. Множество статей и материалов в центральной и местной печати, несколько рекомендательных библиографических пособий, подготовленных библиотеками в городах Русе, Габрово, Плевен и др. — все это свидетельствует об исключительном интересе к творчеству писателя.

Исследования 1960—1970-х гг. посвящены преимущественно общественному значению произведений писателя. Появляются также статьи о месте чеховского творчества в русской литературе. Наибольшее внимание уделяется обличительной стихии в творчестве писателя, которую болгарская критика связывает с развитием будущего революционно-критического направления русской литературы.

Исследования болгарских авторов затрагивают и частные проблемы чеховского творчества. Г. Тагамлицка своим анализом речевой характеристики персонажей в пьесах определяет, в частности, специфику образов в “Чайке”⁸⁰. А. Ратиев изучает связи между взглядами чеховских героев и высказываниями писателя в дневниках и письмах для установления прототипов этих героев⁸¹. Т. Жечев касается психологических аспектов личности Чехова⁸². И. Васева занимается особенностями языка писателя⁸³. Р. Кырпачева в работе “Развитие и достижения советского чеховедения” устанавливает основные этапы изучения Чехова в СССР⁸⁴.

Среди других проблем, освещенных в статьях болгарских исследователей конца 1970 — начала 1980 годов, — комическое и ироническое у Чехова; художественная ситуация в его рассказах; сопоставление пьес Чехова и П. К. Яворова; язык отдельных произведений⁸⁵.

Анализ специфики художественного метода Чехова имеет в ряде случаев теоретическое значение. В этом отношении интересна работа И. Сарандева о функции детали в литературном творчестве (где идет речь и о Чехове)⁸⁶. Н. Антонов занялся неисследованной областью как в болгарском, так и советском чеховедении — психографией художественного мышления Чехова (на

104

материале рукописей рассказа “Невеста”); эта работа представляет интерес для изучения творческого процесса не только Чехова⁸⁷.

На юбилейной научной конференции болгарских русистов, посвященной теме “Достижения советской русистики за 60 лет”, в декабре 1982 г. С. Велкова сделала сообщение “О поэтике рассказов Чехова”⁸⁸, в котором коснулась значения чеховской темы для литературоведения Болгарии. В следующем году феномену чеховского рассказа С. Велкова посвятила специальное монографическое исследование⁸⁹.

В 1982 г. выходит в свет монография С. Прывчанова “Люблю тебя — и больше ничего”, где автор связывает творческую историю “Дамы с собачкой” с взаимоотношениями Чехова с О. Л. Книппер⁹⁰.

В болгарской чеховиане 80-х годов все более пристальное внимание уделялось воздействию Чехова на творчество писателей нашей страны. Углубленный интерес к этой теме свидетельствует о зрелости болгарского чеховедения. Назовем в связи с этим исследования Е. Алексиевой о влиянии поэтики Чехова на ранние рассказы Е. Станева⁹¹, а также Р. Кырпачевой-Даскаловой о значении его драматургии в формировании болгарской драмы на примерах творчества П. Ю. Тодорова⁹² и П. К. Яворова⁹³.

Определенный интерес представляют также работы, в которых проводятся параллели между чеховским творчеством и западноевропейской литературой⁹⁴.

Появление серьезных исследований о Чехове помогает болгарскому читателю приблизиться к проблемам творчества любимого писателя. Можно с уверенностью сказать, что образ Чехова как человека и художника прочно вошел в болгарскую культуру.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Боров Т. Чехов и България. За 50-годишнината от смъртта на А. П. Чехов. Ред. П. Динеков. (С предг. от В. Катаев). София: Наука и изкуство, 1955. 258 с. На с. 95—257: Чехов на български. Библиогр. материали, събрани и обработени от Цв. П. Арсова под ред. на Т. Боров. См. рец.: Велчев В. Тодор Боров. Чехов и България. Наука и изкуство. 1955. 258 с. // Език и литература. 1956. № 3. С. 246—250.

² См.: Чилингиров С. Антон П. Чехов на български. Библиографична студия // Сборник в чест на професор Л. Милетич по случай 25-годишната му книжовна дейност (1886—1911) от учениците му. София, 1912. С. 380—390; Василев С. П. Чехов на български // Литературен фронт. 1949. № 2. 15 сент. и др.

³ Боров Т. Чехов и България. С. 29.

⁴ Библиотека Свети Климент. 1889/1890. Т. II. № 7—12. С. 198—204. — Рассказ переведен вскоре после его выхода в свет на русском языке (1887).

⁵ Мечка. Комедия в едно действие. Руссе: изд. Нено Рачиков. 1889.

⁶ Балкански вести. Год. 1. 1901. № I. 14 май.

⁷ Задружен труд. Год III. 1904. № 1. С. 77—80.

⁸ Учителска мисъл. Год. II. 1904. № 2. С. 28—30.

⁹ Общо дело. Год. IV. 1904. № 9. С. 719—720.

¹⁰ Летописи. Год. V. 1904. № 6. С. 129—130.

¹¹ Българска сбирка. Год. XI. 1904. № 7. С. 401—402.

¹² Там же. С. 440—455. Вероятно, имеется в виду статья В. М. Дорошевича “А. П. Чехов” (Русское слово. 1904. 8 июля). — Ред.

¹³ Там же. С. 445—446.

¹⁴ Съчинения на А. П. Чехов. Прев. К. Т. Митишев под ред. на А. Карима. Т. I—VI. Тутракан, 1904—1911. — Аналитическое описание см.: Боров Т. Чехов и България. С. 97—99.

¹⁵ Чилингиров С. Указ. соч. С. 385.

¹⁶ Демократически преглед. Год. III. 1905. № 10. С. 233.

¹⁷ Ден. Год. II. 1905. № 545. 4 юли. С. 1.

¹⁸ Българска сбирка. Год. XI. 1904. № 9. С. 591.

105

¹⁹ Ново време. Год. VIII. 1904. № 10. С. 878—881; Право дело. Год. VIII. 1905. № 8. С. 543—545.

²⁰ И. Съчинения на А. П. Чехов. Том I ... // Просвета. Год. VI. 1904. № 1. С. 44; Н. Н. Чехов А. П. Съчинения. Т. I ... // Демократически преглед. Год. II. 1904. № 18. С. 427; Hemus. Съчинения на А. П. Чехов. Т. I ... // Обзор. Год. I. 1904. № 1. С. 14; R. Съчинения на А. П. Чехов. Т. I... // Пролетна заря. Год. I. 1904. № 2. С. 126; Миндов Г. А. А. П. Чехов. Съчинения. Т. III ... // Начало. Год. I. Т. II. 1909. № 2. С. 157—160; Там же. № 5—6. С. 401—403; Карима А. Предизвикани редове // Там же. № 3—4. С. 286—287 и др.

²¹ Съчинения на А. П. Чехов. Т. I. С. X—XI.

²² Ново време. Год. VIII. 1904. № 10. С. 878—881.

²³ Книгописец. Год. I. 1904. № 6—8. С. 134.

²⁴ Ден. Год. II. 1905. № 545. 4 юли. С. 1.

²⁵ Демократически преглед. Год. IX. 1911. № 5. С. 651.

²⁶ Съчинения на А. П. Чехов. Т. I. С. VII—IX.

²⁷ Демократически преглед. Год. VIII. 1910. № 3. С. 276—284.

²⁸ Ново време. Год. VIII. 1904. № 10. С. 878—881.

²⁹ Книгописец. Год. I. 1904. № 6—8. С. 131.

³⁰ См. там же. С. 134.

³¹ Там же. С. 138.

³² Демократически преглед. Год. III. 1905. № 10. С. 233.

³³ Мисъл. Год XV. 1905. № 3—4. С. 235—237.

³⁴ Просвета. Год. IV. 1905. № 1. С. 26.

³⁵ Право дело. Год. VIII. 1905. № 8. С. 543, 544.

³⁶ Свобода. Год. V. 1908. № 404. 13 ноември. С. 2, 3.

³⁷ Картинна галерия. Год. IV. 1908. № 4. С. 58.

³⁸ Родина. Год. XI. 1909. № 2—3. С. 23—28.

³⁹ Демократически преглед. Год. VIII. 1910. № 3. С. 278.

⁴⁰ Там же. С. 283—284.

⁴¹ Книгописец. Год. I. 1904. № 6—8. С. 139.

⁴² Ново време. Год. VIII. 1904. № 10. С. 880.

⁴³ Там же. С. 879.

⁴⁴ Демократически преглед. Год. VI. 1908. № 4. С. 449.

⁴⁵ Там же. С. 452.

⁴⁶ Демократически преглед. Год VI. 1908. № 10. С. 1156—1157.

⁴⁷ Нова Марица. Год. I. 1905. № 41. 4 декември.

⁴⁸ Ново общество. Год. I. 1906. № 6. С. 567—571.

⁴⁹ Львов-Рогачевски В. А. П. Чехов и неговото творчество с предговор от автора къмъ българското издание. Прев. от ориг. П. Савова. Плевен, 1907. Русское издание: Львов-Рогачевский В. Бездорожье (А. П. Чехов и его творчество) // Львов-Рогачевский В. Борьба за жизнь. Пб., 1907. С. 3—99.

⁵⁰ Львов-Рогачевски В. Послесловие за А. П. Чехов. Прев. Я. С. Хлебаров. Плевен, 1908. 21 с.

⁵¹ См. публикацию цит. письма: Велчев В. Максим Горки в България. Към българско-съветските литературни връзки // Език и литература. 1958. № 3. С. 213—216.

⁵² Чилингиров С. Указ. соч.

⁵³ Везни. Год. I. 1919. № 12. С. 351—355.

⁵⁴ Комедия. Год I. 1920. № 10. С. 4.

⁵⁵ Везни. Год. III. 1921. № 1. С. 1.

⁵⁶ Будевска-Ганчева А. Московският художествен театър у нас и Чехов // Листопад. Год. III. 1921. № 1. С. 15—20. — То же см. и в кн.: Адриана Будевска. София, 1958. С. 126—130.

⁵⁷ Хиперион. Год. VIII. 1929. № 7. С. 313—324; То же: Юг (Пловдив). Год. XII. 1929. № 3226. 4 окт.; Лъч. Год. I. 1929. № 256. 16 окт.

⁵⁸ Лъч. Год. I. 1929. № 180. 17 юли.

⁵⁹ Там же. 1929. № 186, 23 юли.

⁶⁰ Литературен глас. Год. III. 1930. № 92. 6 дек. С. 7.

⁶¹ Листопад. Год. XII. 1931. № 7—8. С. 206.

⁶² Българска реч. Год. XIII. 1938—1939. № 4—5. С. 139—144.

⁶³ Завой (Варна). Год I. 1940. № 21. Февр. С. 3—4.

⁶⁴ Народна просвета. Год. III. 1941. № 5—6. С. 133—137.

⁶⁵ Литературен преглед. Год. I. 1935. № 24. 20 февр.

⁶⁶ Арнаудов М. Психология на литературното творчество. София, 1931. С. 70, 80, 83, 103, 165, 195, 432. См. также и 2 изд. 1965.

⁶⁷ См.: Бицилли П. К вопросу о характере русского языкового и литературного развития в новое время // Годишник на Софийския университет. Историко-филологически факултет. 1936.

106

Т. XXXII. № 5 (о “Степи” — с. 43—46); он же. Творчество Чехова. Опыт стилистического анализа // там же. 1942. Т. XXXVIII. № 6. С. 1—138; он же. Заметки о чеховском “Рассказе неизвестного человека” // там же. 1947/1948. Т. XLIV. № 6. С. 1—13; он же. Проблема человека у Гоголя // там же. Т. XLIV. № 4. С. 1—32.

Все работы Бицилли о Чехове, включая вышедшие из печати в следующий период общественно-литературной жизни Болгарии, подготовлены им еще до 1944 г., потому и упоминаются в этой части настоящего обзора.

⁶⁸ Работническо дело. 1946. № 259. 7 ноември. То же см.: Полянов Д. Събрани съчинения. В 6 т. Т. 5. София, 1961. С. 297.

⁶⁹ Чехов А. П. Събрани съчинения. Под ред. на Н. О. Масалитинов и Р. Стоянов. Т. I—XIV. София, 1947—1950. — См. и аналитическое описание: Боров Т. Чехов и България. С. 99—102.

⁷⁰ Василев С. П. Чехов на български // Литературен фронт. 1949. № 2. 15 септември; Недялков Хр. Съчинения... // Български червен кръст. 1947. № 10. С. 21; Литературные заметки // Дружба. 1947. № 59; Борщуков Г. Нужни са нови издания на класиците на руската художествена литература // Отечествен фронт. 1953. № 2873. 27 ноембри. С. 3 и др.

⁷¹ Литературен фронт. 1945. № 17. 2 февр. С. 2.

⁷² Ермилов В. А. П. Чехов. Творчески портрет. Прев. от рус. Ив. Руж. София, 1947 (рец.: Угрин Д. С. Една забележителна книга за Чехов // Земеделско знаме. 1948. № 451. 2 март); Ермилов В. Някои въпроси на теорията на съветската драматургия. За гоголевската традиция // Насъщни задачи на съветската литература. Сборник литературно-критически статии. София, 1953. С. 126—162. Из советских работ на болгарском языке появилась также книга: Смолкин Д. М. За художественото майсторство на Чехов // Език и литература. 1954. № 4. С. 244—259 и др.

⁷³ Театър. 1951. № 1. С. 11—16; Септември. 1952. № 12. С. 124—136.

⁷⁴ См.: Септември. 1954. № 7. С. 140—161.

⁷⁵ См.: Родна реч. 1959. № 10. С. 17—21; Славяни. 1960. № 1. С. 11—14 и др.

⁷⁶ Известия на Института за българска литература. 1957. № 5. С. 169—250.

⁷⁷ См.: А. П. Чехов. 1860—1960. Сборник по случай стогодишнината от рождението на писателя. София, 1961.

⁷⁸ Театър. 1960. № 1. С. 32—40.

⁷⁹ См.: Бошнаков Д. К. Чехов в България // Литературен фронт. 1960. № 4. 28 ян. — 3 февр. С. 2.

⁸⁰ Тагамлицка Г. Образи и езикова характеристика в пиесата на Чехов “Чайка” // Годишник на Висшия институт за театрално изкуство. 1961. Т. 5. С. 75—157.

⁸¹ Ратиев А. Към въпроса за някои прототипи в Чеховото творчество // Език и литература. 1964. № 1. С. 80—82.

⁸² Жечев Т. А. П. Чехов или за величието и нищожеството на здравия смисъл // Жечев Т. Идеи на прозата. София, 1967. С. 99—127.

⁸³ Васева И. Стилистические функции однородных членов предложения в языке А. П. Чехова и М. Шолохова // Годишник на Софийския университет. Факултет по славянски филологии. 1972. 66. № 1. С. 333—429.

⁸⁴ Кырпачева Р. Проблема комического в драматургии А. П. Чехова (“Дядя Ваня”) // Болгарская русистика, 1974. № 4. С. 13—16; Кърпачева Р. А. П. Чехов — създател на нова драматургична форма // Трудове на Великотърновския университет “Кирил и Методий”. 10. 1974. № 1. С. 163—488; Кырпачева Р. Своеобразие последней пьесы Чехова “Вишневый сад” // Болгарская русистика. 1980. № 2. С. 13—20; Кърпачева-Даскалова Р. Развитие и постижение на съветското чеховедение // Октомври и съвременността. Доклади от юбилейната научна сесия. 25.X.1977. Велико Търново, 1978. С. 261—267.

⁸⁵ Дамянова Д. О. О комическом как эстетической категории и о некоторых особенностях комического у Чехова // Трудове на Великотърновския университет “Кирил и Методий”. 13. 1978. № 1. С. 205—240; Дамянова-Долмова Д. Об ироническом повествовании в раннем творчестве А. П. Чехова // Болгарская русистика. 1978. № 3. С. 60—67; Велкова С. О художественной ситуации в рассказах А. П. Чехова // Болгарская русистика. 1982. № 3. С. 11—15; Русев П. Драмите на А. Чехов и драматургът П. Яворов // Годишник на Висшия институт за театрално изкуство. 14. 1974. С. 1—35; Попов К. Г. Язык и стиль рассказа “Унтер Пришибеев” А. П. Чехова // Болгарская русистика. 1980. № 5. С. 59—60.

⁸⁶ Сарандев И. Художественият детайл (в литературното творчество) // Септември. 1966. № 12. С. 204—221.

⁸⁷ Антонов Н. И. Особености на въвеждащата фраза и няком въпроси на майсторството. (Наблюдения над ръкописа на “Годеница” от Чехов) // Антонов Н. И. Творческият процес в литературата. (Литературното творчество като художествено мислене). София, 1974. С. 427—439.

107

⁸⁸ См. сообщение об этом выступлении: Гюверджилиева О. Съветската русистика през погледа на българските учени // Руски и западни езици. 1983. № 3. С. 71—73.

⁸⁹ Велкова С. Ц. Разказът в творчеството на А. П. Чехов. София: Нар. просв., 1983.

⁹⁰ Пръвчанов С. Обичам те — и нищо повече. Етюд върху два сюжета. София: Народна младеж, 1982. 120 с.

⁹¹ Алексиева Е. Поетиката на Чехов и ранните разкази на Емилиян Станев // Литературна мисъл. 1983. № 8. С. 40—52.

⁹² Кырпачева-Даскалова Р. А. П. Чехов и драматургия П. Ю. Тодорова // Болгарская русистика. 1984. № 2. С. 15—23.

⁹³ Кырпачева-Даскалова Р. А. П. Чехов и българската драматургия. Чехов и Яворов // Трудове на Великотърновския университет “Кирил и Методий”. 19. 1984. № 1. С. 41—67.

⁹⁴ См.: Илиев В. Чехов и Лесинг // Руски и западни езици. 1983. № 2. С. 16—20; Игов С. Драматургът Чехов и световната драма // Сравнително литературознание. 1983. № 4. С. 107—109.