454.

Ахъ, доселѣва усовъ и слыхомъ не слыхать,
А слыхомъ ихъ не слыхать, и видомъ не видать;
А нонѣча усы проявились на Руси,
А въ Новомъ Усольѣ у Строгонова.
Они щепетко по городу похаживаютъ,
А кораблики бобровые, верхи бархатные,
На нихъ смурые кафтаны съ подпушечками
Съ камчатыими,

359

А и синіе чулки, астраханскіе черевики,
А красныя рубашки, косые воротники,
Золотые плетни.
Собиралися усы на царевъ на кабакъ,
А садилися молодцы во единый кругъ.
Большой усище и всѣмъ атаманъ —
А Гришка Мурышка, дворянскій сынъ,
Самъ говоритъ, самъ усомъ шевелитъ:
«А, братцы усы, удалые молодцы!
А и лѣто проходитъ, зима настаетъ,
А и надо чѣмъ усамъ голова кормить,
На полатяхъ спать и намъ сытымъ быть.
Ахъ, нуте-тка, усы, за свои промыслы!
А мечитеся по кузницамъ,
Накуйте топоры съ подбородышами,
А накуйте ножей по три четверти,
Да и сдѣлайте бердыши и рогатины
И готовьтесь всѣ;
Ахъ, знаю я крестьянина: богатъ добрѣ,
Живетъ на высокой горѣ, далеко въ сторонѣ;
Хлѣба онъ не пашетъ, — да рожь продаетъ,
Онъ деньги беретъ, да въ кубышку кладетъ,
Онъ пива не варитъ и сосѣдей не поитъ,
А прохожіихъ-то людей ночевать не пущаетъ,
А прямыя дороги не сказываетъ.
Ахъ, надо-де къ крестьянину умѣючи идти:
А по полю идти — не посвистывати,
А и по бору идти — не покашливати,
Ко двору его идти — не пошаркивати.
Ахъ, у крестьянина-то въ домѣ борзые кобели,
И ограда крѣпка, избушка заперта,
У крестьянина ворота крѣпко заперты.»
Пришли они, усы, ко крестьянскому двору,
А хваталися за заборъ, да металися на дворъ;
Ахъ, кто-де во двери, атаманъ въ окно;

360

А и тотъ съ борку, иной съ борку, —
Ужъ полна избушка принабуркалася.
А Гришка Мурышка, дворянскій сынъ,
Сѣлъ впереди подъ окномъ,
Самъ и локоть на окно, ноги подъ г....
Онъ самъ говоритъ и усомъ шевелитъ:
«А и ну-тка ты, крестьянинъ, поворачивайся!
А и дай намъ, усамъ, и попить, и поѣсть,
И попить, и поѣсть, и позавтракати!»
Охъ, метался крестьянинъ въ большой анбаръ;
И крестьянинъ-отъ несетъ пять пудъ толокна,
А старуха-то несетъ три ушата молока.
Ахъ, увидѣли усы, молодые молодцы,
А и кадь большу, въ чемъ пиво варятъ.
Замѣшали молодцы, они теплушечку,
А нашли въ молокѣ лягушечку.
Атаманъ говоритъ: «ахъ, вы, добры молодцы, вы не брезгуйте!
А и по нашему по-русски холоденушка.»
Они по кусу хватили, только голодъ заманили;
По другому хватили, пріоправилися;
Какъ по третьему хватили, ему кланялися:
«А спасибо те, крестьянинъ, на хлѣбѣ, на соли,
И на кисломъ молокѣ, на овсяномъ толокнѣ,
Напоилъ насъ, накормилъ, да и животомъ надѣли,
Надѣли ты насъ, усовъ, по пятидесятъ рублевъ,
А большому атаману полтораста рублевъ.»
А крестьянинъ-отъ божится: «право, денегъ нѣтъ!»
А старуха ротится: «ни полушечки!»
А дуракъ на печи, что клеитъ, говоритъ:
«А, братцы усы, удалы молодцы!
А и есть-де вѣдь у батюшки денежки,
А и будетъ васъ, усовъ, всѣхъ одѣлять,
А мнѣ-де, дураку, не достанется;
А все копитъ зятьямъ, растакимъ матерямъ!»

361

А проговоритъ усище, большой атаманъ:
«Братцы усы, за свои промыслы!
Охъ, ну-тка, Аѳанасъ, доведи его до насъ!
Ахъ, ну-тка, Агаѳонъ, да вали его на огонь!
А берите топоры съ подбородышами,
Ахъ, колите заслонъ, да щепайте лучину,
Добывайте огонь, кладите на огонь середи избы,
Валите крестьянина брюхомъ въ огонь,
А старуху валите ..... на огонь!»
Не могъ крестьянинъ огня стерпѣть,
Ахъ, сталъ крестьянинъ на огонь ......
Побѣжалъ крестьянинъ въ большой анбаръ,
Вынималъ изъ-подъ каменю съ деньгами кубышечку,
Приносилъ крестьянинъ, да брякъ на столъ:
«Вотъ вамъ, усамъ, по пятидесятъ рублевъ,
А большому-то усищу полтораста рублевъ!»
Вставали усы, они крестьянину кланяются:
«Да спасибо те, крестьянинъ, на хлѣбѣ, на соли,
И на овсяномъ толокнѣ, и на кисломъ молокѣ,
Напоилъ насъ, накормилъ, животомъ надѣлилъ.
Ахъ, мы дворъ твой знаемъ и опять зайдемъ,
И тебя убьемъ, и твоихъ дочерей уведемъ,
А дурака твоего въ есаулы возьмемъ!»

Кирша Даниловъ, № 58.