- 223 -

НЕУДАВШАЯСЯ ЖЕНИТЬБА
АЛЕШИ ПОПОВИЧА

Добрынюшка матушке говаривал,
Да Никитич-от матушке наказывал:
«Ты свет государыня да родна матушка,
Честна́ вдова Офимья Олександровна!
Ты зачем меня, Добрынюшку, несчастного споро́дила?
Породила, государыня бы родна матушка,
Ты бы беленьким горючим меня камешком,
Завернула, государыня да родна матушка,
В тонкольняный было белый во рукавчичек,
Да вздынула, государыня да родна матушка,
Ты на высоку на гору Сорочинскую
И спустила, государыня родна матушка,
Меня в Черное бы море, во Турецкое, —
Я бы век там, Добрыня, во море лежал,
Я отныне бы лежал да я бы до́ веку,
Я не ездил бы, Добрыня, по чисту́ полю,
Я не убивал, Добрыня, непови́нных душ,
Не проливал бы крови я напрасныя,
Не слезил, Добрыня, отцов-матерей,
Не вдовил бы я, Добрынюшка, моло́дых жен,
Не спущал бы сиротать да малых детушек».
Ответ держит государыня родна матушка,
Честна вдова Офимья Олександровна:
«Я бы рада тебя, дитятко, споро́дити:
Я таланом-у́частью в Илью Муромца,
Я бы силой в Святогора да бога́тыря,
Я бы смелостью во смелого Алешу во Поповича,
Я походкою тебя щапливою
Во того Чурилу во Пленко́вича.
Только тыи статьи есть, других бог не дал,
Других бог статей не дал, не пожаловал».

Скоро-наскоро Добрынюшка коня седлал,
Садился он скоро на добра коня,
Как он потнички да клал на потнички,
А на потнички клал войлочки,

- 224 -

Клал на войлочки черкальское седелышко,
Всех подтягивал двенадцать тугих по́дпругов,
Он тринадцатый клал да ради крепости,
Чтобы добрый конь с-под седла не выскочил,
Добра молодца в чистом поле не вырутил.
Подпруги были шелко́вые,
А шпеньки у подпруг все булатные,
Пряжки у седла красна золота.
Тот шелк не рвется, да булат не трется,
Красно золото не ржавеет.
Молодец-то на коне сидит, да сам не стареет.
Провожала Добрыню родна матушка.
Простилася и воротилася,
Домой пошла, сама заплакала.

А у того было у стремени у правого,
Провожала-то Добрыню любима́ семья,
Молода Настасья дочь Никулична
(Она была взята из земли Политовския),
Сама говорит да таково слово:
«Ты душка Добрынюшка Никитинич!
Ты когда, Добрынюшка, домой будешь?
Когда ожидать Добрыню из чиста поля?»
Ответ держит Добрынюшка Никитинич:
«Когда меня ты стала спрашивать,
Так теперича тебе я стану сказывать:
Ожидай меня Добрынюшку по три года.
Если в три года не буду, жди по дру́го три,
А как исполнится-то время шесть годов,
Как не буду я, Добрыня, из чиста поля,
Поминай меня, Добрынюшку, убитого.
А тебе, Настасья, воля вольная:
Хоть вдовой живи, да хоть замуж поди,
Хоть за князя поди, хоть за боярина,
А хоть за русского могучего бога́тыря,
Только не ходи за моего за брата за названого
Ты за смелого Алешу за Поповича».

Его государыня-то родна матушка,
Она учала́ как по полате-то похаживать,

- 225 -

Она учала́ как голосом поваживать,
И сама говорит да таково слово:
«Единое ж было да солнце красное,
Теперь за темны леса да закатилося,
Только оставался млад светел месяц, —
Как единое ж было да чадо милое
Молодой Добрыня сын Никитинич,
Он во да́лече, дале́че, во чисто́м поле,
Судит ли бог на веку хоть раз видать?
Еще только оставалась любима семья,
Молода Настасья дочь Никулична,
На роздей тоски великоя кручинушки».

Стали ожидать Добрыню из чиста поля по три года,
А еще по три года, еще по три дня,
Сполнилось времени целы три года,
Не бывал Добрыня из чиста поля.
Стали ожидать Добрыню по другое три.
Тут день за днем, да будто дождь дождит,
А неделя за неделей, как трава растет,
Год за годом, да как река бежит.
Прошло тому времени другое три,
Да как сполнилось времени да целых шесть годов,
Не бывал Добрыня из чиста поля.

Как во тую пору, да во то время,
Приезжал Алеша из чиста поля,
Привозил им весточку нерадостну,
Что нет жива Добрынюшки Никитича,
Он убит лежит да на чистом поле:
Буйна голова да испроломана,
Могучи плеча да испростреляны,
Головой лежит да в част ракитов куст.
Как тогда-то государыня родна матушка
Слезила-то свои да очи ясные,
Скорбила-то свое да лицо белое
По своему рожоноем по дитятке,
А по молодом Добрыне по Никитичу.

Тут стал солнышко Владимир похаживать,
Да Настасью Никуличну посватывать,

- 226 -

Посватывать да подговаривать:
«Что тебе жить да молодой вдовой,
А й моло́дый век да свой коротати,
Ты поди замуж хоть за князя, хоть за боярина,
Хоть за русского могучего богатыря,
Хоть за смелого Алешу за Поповича».
Говорит Настасья дочь Никулична:
«Ах ты, солнышко Владимир стольнокиевский!
Я исполнила заповедь-ту мужнюю, —
Я ждала Добрыню целых шесть годов,
Я исполню заповедь да свою женскую:
Я прожду Добрынюшку друго́ шесть лет.
Как исполнится времени двенадцать лет,
Да успею я втепоры замуж пойти».

Опять день за днем, да будто дождь дождит,
А неделя за неделей, как трава растет,
Год за годом, да как река бежит,
А прошло тому времени двенадцать лет,
Не бывал Добрыня из чиста поля.

Стал солнышко Владимир тут похаживать,
Он Настасью Никуличну посватывать,
Посватывать да подговаривать:
«Ты эй, молода Настасья дочь Никулична!
Как тебе жить да молодой вдовой,
А молодой век да свой коро́тати.
Ты поди замуж хоть за князя, хоть за боярина,
Хоть за русского могучего бога́тыря,
А хоть за смелого Алешу да Поповича».
Не пошла замуж не за князя, не за боярина,
Не за русского могучего богатыря,
А пошла замуж за смелого Алешу за Поповича.
Пир идет у них по третий день,
А сегодни им идти да ко божье́й церкви,
Принимать с Алешей по злату венцу.

В тую ль было пору, а в то время,
А Добрыня-то случился у Царя-града,
У Добрыни конь да подтыкается.
Говорил Добрыня сын Никитинич:

- 227 -

«Ах ты, волчья сыть да ты медвежья шерсть!
Ты чего сегодня подтыкаешься?»
Испровещится как ему добрый конь,
Ему голосом да человеческим:
«Ах ты эй, хозяин мой любимыи!
Над собой невзгодушки не ведаешь:
А твоя Настасья Королевична,
Королевична она замуж пошла
За смелого Алешу за Поповича.
Как пир идет у них по третий день,
Сегодня им идти да ко божье́й церкви,
Принимать с Алешей по злату́ венцу».

Тут молодой Добрыня сын Никитинич,
Он бьет Бурка промежу́ уши,
Промежу́ уши да промежу́ ноги, —
Стал его Бурушка поскакивать,
С горы на́ гору да с холма на́ холму,
Он реки и озера перескакивал,
Где широкие роздолья — между ног пущал.
Будет во граде во Киеве.
Как не ясный сокол в перелет летел,
Добрый молодец да в перегон гонит,
Не воротми ехал он — чере́з стену,
Через тую стену городовую,
Мимо тую башню наугольную,
Ко тому придворью ко вдовиному.
Он на двор заехал безобсылочно,
А в палаты идет да бездокладочно,
Он не спрашивал у ворот приворотников,
У дверей не спрашивал придверников;
Всех он взашей прочь отталкивал,
Смело проходил в палаты во вдовиные,
Крест кладет да по-писаному,
Он поклон ведет да по-ученому,
На все три, четыре да на стороны,
А честной вдове Офимье Олександровне в особину:
«Здравствуешь, честна вдова, Офимья Олександровна!»
Как вслед идут придверники да приворотники,

- 228 -

Вслед идут, все жалобу творят,
Сами говорят да таково слово:
«Ах ты эй, Офимья Олександровна!
Как этот-то удалый добрый молодец
Он наехал с поля да скоры́м гонцом,
Да на двор заехал безобсылочно,
В палаты-то идет да бездокладочно,
Нас не спрашивал у ворот да приворотников,
У дверей не спрашивал придверников,
Да всех взашей прочь отталкивал,
Смело проходил в палаты во вдовиные».
Говорит Офимья Олександровна:
«Ты эй, удалый добрый молодец!
Ты зачем же ехал на сиротский двор да безобсылочно,
А в палаты ты идешь да бездокладочно,
Ты не спрашивашь у ворот да приворотников,
У дверей не спрашивашь придверников,
Всех ты взашей прочь отталкивашь?
Кабы было живо мое чадо милое,
Молодой Добрыня сын Никитинич,
Отрубил бы он тебе да буйну голову
За твои поступки неумильные».
Говорил удалый добрый молодец:
«Я вчера с Добрыней поразъехался,
А Добрыня поехал ко Царю-граду,
Я поехал да ко Киеву».
Говорит честна вдова Офимья Олександровна:
«Во тую ли было пору во перво́ шесть лет
Приезжал Алеша из чиста́ поля,
Привозил нам весточку нерадостну,
Что нет жива Добрынюшки Никитича,
Он убит лежит во чистом поле:
Буйна голова его испроломана,
Могучи плечи да испростреляны,
Головой лежит да в част ракитов куст.
Я жалешенько тогда по нем плакала,
Я слезила-то свои да очи ясные,
Я скорбила-то свое да лицо белое

- 229 -

По своем рожоноем по дитятке,
Я по молодом Добрыне по Никитичу».
Говорил удалый добрый молодец:
«Что наказывал мне братец-от названыя,
Молодой Добрыня сын Никитинич,
Спросить про его про любиму семью,
А про молоду Настасью про Никуличну».
Говорит Офимья Олександровна:
«А Добрыня любима семья замуж пошла
За смелого Алешу за Поповича.
Пир идет у них по третий день,
А сегодня им идти да ко божьей церкви,
Принимать с Алешкой по злату венцу».
Говорил удалый добрый молодец:
«А наказывал мне братец названыи,
Молодой Добрыня сын Никитинич:
«Если слу́чит бог быть на́ пору тебе во Киеве,
То возьми мое платье скоморошеско,
Да возьми мои гуселышка яро́вчаты
В новой горенке да все на стопочке».
Как бежала тут Офимья Олександровна,
Подавала ему платье скоморошеско,
Да гуселышка ему яровчаты.

Накрутился молодец скоморошиной,
Да пошел он на хорош почестный пир.
Идет как он да на княженецкий двор,
Не спрашивал у ворот да приворотников,
У дверей не спрашивал придверников,
Да всех взашей прочь отталкивал,
Смело проходил во палаты княженецкие.
Тут он крест кладет да по-писаному,
А поклон ведет да по-ученому,
На все три, четыре да на стороны,
Солнышку Владимиру да в особину.
«Здравствуй, солнышко Владимир стольный киевский
С молодой княгиней со Опраксией!»
Вслед идут придверники да приворотники,
Вслед идут, все жалобу творят,

- 230 -

Сами говорят да таково слово:
«Солнышко, Владимир стольнокиевский!
Как этая удала скоморошина
Наехал из чиста поля скорым гонцом,
А теперича идет да скоморошиной,
Нас не спрашивал у ворот да приворотников,
У дверей он нас не спрашивал придверников,
Да всех нас взашей прочь отталкивал,
Смело проходил в палаты княженецкие».
Говорил Владимир стольный киевский:
«Ах ты эй, удала скоморошина!
Зачем идешь на княженецкий двор безобсылочно,
Айв палаты идешь бездокладочно,
Ты не спрашивашь у ворот да приворотников,
У дверей не спрашивашь придверников,
А всех ты взашей прочь отталкивал?»
Скоморошина к речам да не вчуется,
Скоморошина к речам не примется,
Говорит удала скоморошина:
«Солнышко Владимир стольный киевский!
Скажи, где есть наше место скоморошеско?»
Говорит Владимир стольнокиевский:
«Что ваше место скоморошеско
А на той на печке на муравленой,
На муравленой на печке да на за́печке».

Он вскочил скоро на место на показано,
На тую на печку на муравлену.
Он натягивал тетивочки шелковые,
Тыи струночки да золоченые,
Он у́чал по стрункам похаживать,
Да он у́чал голосом поваживать.
Играет-то он ведь во Киеве,
А на выигрыш берет во Царе-граде.
Он повыиграл во граде во Киеве,
Он во Киеве да всех пои́менно,
Он от старого да всех до малого.
Тут все на пиру игры заслухались,
И все на пиру призамолкнулись,

- 231 -

Сами говорят да таково слово:
«Солнышко Владимир стольнокиевский!
Не быть это удалой скоморошине.
А какому ни быть надо русскому
Быть удалому да добру молодцу».
Говорит Владимир стольнокиевский:
«Ах ты эй, удала скоморошина!
За твою игру да за веселую
Опущайся-ко из печки за за́печка,
А садись-ко с нами да за ду́бов стол,
А за дубов стол да хлеба кушати.
Теперь дам я те три места, три любимыих:
Перво место — сядь подле́ меня,
Друго место — супротив меня,
Третье место — куда сам захошь,
Куда сам захошь, еще пожалуешь».

Опущалась скоморошина из печки из муравленой,
Да не села скоморошина подле́ князя,
Да не села скоморошина да супроти́в князя,
А садилась во скамеечку
Супротив княгини-то обручныя,
Против мо́лодой Настасьи Никуличны,
Говорит удала скоморошина:
«Ах ты, солнышко Владимир стольнокиевский!
Благослови-ко налить чару зелена вина,
Поднести-то эту чару кому я знаю,
Кому я знаю еще пожалую».
Говорил Владимир стольнокиевский:
«Ай ты эй, удала скоморошина!
Была дана те поволька да великая,
Что захочешь, так ты то́ делай,
Что ты вздумаешь, да еще то твори».
Как тая удала скоморошина
Наливала чару зелена вина,
Опускала в чару свой злачен перстень.
Подносила княгине поручёныя,
Сам говорил да таково слово:
«Ты эй, молода Настасья дочь Никулична!

- 232 -

Прими-ко сию чару единой рукой,
Да ты выпей-ко всю чару единым духом.
Как ты пьешь до дна, так ты видашь добра,
А не пьешь до дна, так не видашь добра».
Она приняла чару единой рукой,
Да и выпила всю чару единым духом,
Да обсмотрит в чаре свой злачен перстень,
А которыим с Добрыней обручалася,
Сама говорит таково слово:
«Вы эй же, вы князи да вы бояра,
Вы все же князи, вы и дворяна!
Ведь не тот мой муж, да кой подле́ меня,
А тот мой муж, кой супроти́в меня:
Сидит мой муж да на скамеечке,
Он подносит мне-то чару зелена вина».

Сама выскочит из стола да из-за ду́бова,
Да й упала Добрыне во резвы ноги,
Сама говорит да таково слово:
«Ты эй, молодой Добрыня сын Никитинич!
Ты прости, прости, Добрынюшка Никитинич,
Что не по твоему наказу да я сделала,
Я за смелого Алешеньку заму́ж пошла.
У нас волос долог да ум ко́роток,
Нас куда ведут, да мы туда идем,
Нас куда везут, да мы туда едем».
Говорил Добрыня сын Никитинич:
«Не дивую разуму я женскому:
Муж-от в лес, жена и замуж пойдет,
У них волос долог, да ум ко́роток,
А дивую я солнышку Владимиру
Со своей княгиней со Опраксией,
Что солнышко Владимир сватом был,
А княгиня-то Опраксия да была свахою,
Они у жива мужа жену да просватали».
Тут солнышку Владимиру к стыду пришло,
Он повесил свою буйну голову,
Утопил ясны очи во сыру землю.
Говорит Алешенька Левонтьевич:

- 233 -

«Ты прости, прости, братец мой названыи,
Молодой Добрыня сын Никитинич!
Ты в той вине прости меня, во глупости,
Что я посидел подле твоей любимо́й семьи,
Подле молодой Настасьи да Никуличны».
Говорил Добрыня сын Никитинич:
«А в той вине, братец, тебя бог простит,
Что ты посидел подле моей да любимо́й семьи,
Подле молодой Настасьи Никуличны.
А в другой вине, братец, тебя не прощу.
Когда приезжал из чиста поля во первы́ шесть лет,
Привозил ты весточку нерадостну,
Что нет жива Добрынюшки Никитича:
Убит лежит да на чистом поле.
А тогда-то государыня моя родна матушка
А жалешенько она да по мне плакала.
Слезила-то она свои да очи ясные,
А скорбила-то свое да лицо белое, —
Так во этой вине, братец, тебя не прощу».
Как ухватит он Алешу за желты́ кудри,
Да он выдернет Алешку через ду́бов стол,
Как он бросит Алешу о кирпичен мост,
Да повыдернет шалыгу подорожную,
Да он у́чал шалыжищем охаживать,
Что в хлопанье-то оханья не слышно ведь.
Да только-то Алешенька и женат бывал,
Ну столько-то Алешенька с женой сыпал.
Всяк-то, братцы, на веку ведь женится,
Не всякому женитьба удавается,
А не дай бог женитьбы той Алешиной.

Тут Добрыня взял свою да любиму́ семью,
Молоду Настасью да Никуличну,
И пошел к государыне да к родной матушке,
Да он здеял доброе здоровьице.

Тут век про Добрыню старину скажут,
А синему морю на тишину,
А вам, добрым людям, на послушанье.

———