175

ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И ДОЧЬ ЕГО

А й на славноей московскоей на за́ставе
Стояло двенадцать богатырей святорусскиих,
А по ней, по славной по московской по заставе
А й пехотою никто да не прохаживал,
На добром коне никто тут не проезживал,
Птица черный ворон не пролетывал,
Еще серый зверь да не прорыскивал.
А й через эту славную московскую-то за́ставу
Едет поленичища удалая,
А й удала поленичища великая.
Конь под нею как сильна гора,
Поленица на коне будто сенна́ копна;
У ней шапочка надета на головушку
А й пушистая сама завесиста,
Спереду-то не видать личика румяного
И сзаду не видеть шеи белоей.
Она ехала, собака, насмеялася,
Не сказала божьей помочи бога́тырям,
Она едет прямоезжею дорожкой к стольне-Киеву.
Говорил тут старый казак да Илья Муромец:
«Ай же, братьица мои крестовые,
Ай богатыри вы святорусские,
Ай вы славная дружинушка хоробрая!
Кому ехать нам в раздольице чисто поле
Поотведать надо силушки великою

176

Да й у той у поленицы у удалою?»
Говорил-то тут Олешенька Попович сын:
«Я поеду во раздольице чисто поле,
Посмотрю на поленицу на удалую».

Как садился-то Олеша на добра коня,
А он выехал в раздольице чисто поле,
Посмотрел на поленицу из-за сыра дуба,
Да не смел он к поленице той подъехати,
Да й не мог у ней он силушки отведати.
Поскорешенько Олеша поворот держал,
Приезжал на заставу московскую,
Говорил-то Олеша таковы слова:
«Ай вы славные богатыри да святорусские!
Хоть был я во раздольице чистом поле,
Да й не смел я к поленичище подъехати,
А й не мог я у ней силушки отведати».

Говорил-то тут молоденький Добрынюшка:
«Я поеду во раздольице чисто поле,
Посмотрю на поленицу на удалую».
Тут Добрынюшка садился на добра коня
Да й поехал во раздольице чисто поле.
Он наехал поленицу во чистом поле,
Так не смел он к поленичище подъехати,
Да не мог у ней он силушки отведати.
Ездит поленица по чисту полю
На добром коне на богатырскоем,
Она ездит в поле, сама тешится,
На правой руке у ней-то соловей сидит,
На левой руке да жавроленочек.
А й тут молодой Добрынюшка Микитинич
Да не смел он к поленице той подъехати,
Да не мог у ней он силы поотведати;
Поскорешенько назад он поворот держал,
Приезжал на заставу московскую.
Говорил Добрыня таковы слова:
«Ай же братьица мои да вы крестовые,
Да богатыри вы славны святорусские!
Был я во раздольице чистом поле,

177

Посмотрел на поленицу на удалую.
Она ездит в поле, сама тешится,
На правой руке у ней-то соловей сидит,
На левой руке да жавроленочек.
Да не смел я к поленице той подъехати
И не мог-то у ней силушки отведати.
Она едет-то ко городу ко Киеву,
Она кличет-выкликает поединщика,
Супротив себя да супротивника,
Из чиста поля да и наездника.
Поленица говорит да таковы слова:
«Как Владимир князь-от стольнокиевский
Как не даст мне он да супротивника,
Из чиста поля да и наездника,
А й приеду я тогда во славный стольный Киев-град,
Разорю-то славный стольный Киев-град.
А я чернедь мужичков-то всех повырублю
А божьи церкви я все на дым спущу,
Самому князю Владимиру я голову срублю
Со Опраксией да с королевичной!»
Говорит им старый казак да Илья Муромец:
«А й богатыри вы святорусские,
Славная дружинушка хоробрая!
Я поеду во раздольице чисто поле,
На бою-то мне смерть да не написана;
Поотведаю я силушки великою
Да у той у поленицы у удалою».
Говорил ему Добрынюшка Микитинич:
«Ай же старый казак да Илья Муромец!
Ты поедешь во раздольице чисто поле
Да на тые на удары на тяжелые,
Да й на тые на побоища на смертные,
Нам куда велишь идти да й куда ехати?»
Говорил-то им Илья да таковы слова:
«Ай же братьица мои да вы крестовые!
Поезжайте-ко раздольицем чистым полем,
Заезжайте вы на гору на высокую,
Посмотрите вы на драку богатырскую:

178

Надо мною будет, братцы, безвременьице,
Так вы поспейте ко мне, братьица, на выруку».

Да й садился тут Илья да на добра коня,
Он поехал по раздольицу чисту полю.
Он повыскочил на гору на высокую,
А й сходил Илья да со добра коня,
Посмотреть на поленицу на удалую,
Как-то ездит поленичища в чистом поле;
Й она ездит поленица по чисту полю
На добром коне на богатырскоем,
Она шуточки-то шутит не великие,
А й кидает она палицу булатную
А й под облако да под ходячее,
На добром коне она да ведь подъезживат,
А й одною рукой палицу подхватыват,
Как пером-то лебединыим поигрыват,
А й так эту палицу булатную покидыват.
И подходил-то как Илья ко добру коню
Да он пал на бедра лошадиные,
Говорил-то как Илья да таковы слова:
«Ай же Бурушко мой маленький косматенький!
Послужи-ко мне да верой-правдою,
Верой-правдой послужи-ко неизменною,
А й по-старому служи еще по-прежнему,
Не отдай меня татарину в чистом поле,
Чтоб срубил мне татарин буйну голову!»
Ай садился тут Илья он на добра коня,
Он ехал по раздолью по чисту полю
Й он наехал поленицу во чистом поле,
К поленице он подъехал со бела лица,
Поленицу становил он супротив себя,
Говорил он поленице таковы слова:
«Ай же поленица ты удалая!
Надобно друг у друга нам силушки отведати.
Поразъедемся с раздольица с чиста поля
На своих на добрых конях богатырскиих,
Да приударим-ко во палицы булатные,
А й тут силушки друг у друга й отведаем».

179

Поразъехались они да на добры́х конях
Да й по славну по раздольицу чисту полю,
Они съехались с чиста поля да со раздольица
На своих-то конях богатырскиих,
То приударили во палицы булатные,
Они друг друга били по белым грудям,
Они били друг друга да не жалухою
Да со всею своей силой с богатырскою, —
У них палицы в руках да й погибалися,
А й по маковкам да й отломилися.
А под ними-то доспехи были крепкие,
Они друг друга не сшибли со добрых коней,
А не били они друг друга, не ранили,
И ни которого местечка не кровавили.
Становили добрых коней богатырскиих,
Говорили-то они да промежду собой:
«Как нам силушки друг у друга отведати?
Поразъехаться с раздольица с чиста поля
На своих на добрых конях богатырскиих,
Приударить надо в копья в мурзамецкие,
Тут мы силушки друг у друга отведаем».
Поразъехались они да на добрых конях
А й во славное в раздольице чисто поле,
Припустили они друг к другу добрых коней,
Приударили во копья в мурзамецкие,
Они друг друга били не жалухою,
Не жалухою-то били по белым грудям, —
Так у них в руках-то копья погибалися
А й по маковкам да й отломилися,
Так доспехи под ними были крепкие,
Они друг друга не сшибли со добрых коней,
Да й не били, друг друга не ранили,
Никоторого местечка не кровавили.
Становили добрых коней богатырскиих,
Говорили-то они да промежду собой:
«Еще как-то нам у друг друга-то силушки отведати?
Надо биться-то нам боем-рукопашкою,
Тут у друг друга мы силушки отведаем».

180

Тут сходили молодцы с добрых коней,
Опустилися на матушку сыру землю,
Пошли-то они биться боем-рукопашкою.
Еще эта поленичища удалая
А й весьма была она да зла-догадлива
И учена была бороться об одной ручке;
Подходила ко старому казаку к Илье Муромцу,
Подхватила-то Илью да на косу́ бедру,
Да спустила-то на матушку сыру землю,
Да ступила Илье Муромцу на белу грудь.
Она брала-то рогатину звериную,
Заносила-то свою да руку правую,
Заносила руку выше го́ловы,
Опустить хотела ниже пояса.
На бою-то Илье смерть и не написана, —
У ней правая рука в плече да застоялася,
Во ясных очах да й помутился свет,
Она стала у богатыря выспрашивать:
«Ай скажи-ко ты богатырь святорусскии,
Тебя как-то молодца да именем зовут,
Звеличают удалого по отечеству?»
Еще старый казак Илья Муромец, —
Разгорелось его сердце богатырское,
Й он смахнул своей да правой ручушкой,
Да он сшиб-то ведь богатыря с белой груди.
Он скорешенько скочил-то на резвы́ ножки,
Он хватил как поленицу на косу бедру,
Да спустил он ее на матушку сыру землю,
Да ступил он поленице на белы груди,
А й берет-то в руки свой булатный нож,
Заносил свою он ручку правую,
Заносил он выше головы,
Опустить он хочет ручку ниже пояса.
А й по божьему ли по велению
Права ручушка в плече-то остоялася,
В ясных очушках-то помутился свет.
Он стал у поленичищи выспрашивать:
«Да й скажи-ко, поленица, попроведай-ко,

181

Ты коей земли да ты коей литвы?
Еще как-то поленичку именем зовут,
Удалую звеличают по отечеству?»
Говорила поленица, горько плакала:
«Ай ты старая базыка новодревняя!
Тебе просто надо мною насмехатися,
Как стоишь-то на моей да на белой груди,
Во руке ты держишь свой булатный нож,
Распластать хотишь мои да груди белые!
Я стояла бы на твоей на белой груди,
Я пластала бы твои да груди белые,
Доставала бы твое сердце со печенью,
Не спросила бы отца твоего и матери,
Твоего ни роду я, ни племени».
И разгорелось сердце у богатыря
Да у старого казака Ильи Муромца,
Заносил-то он свою да ручку правую,
Заздынул он ручку выше головы,
Опустить хотит ее ниже пояса.
Тут по божьему да по велению
Права ручушка в плече да остоялася,
В ясных очушках да помутился свет,
Он стал у поленицы-то выспрашивать:
«Ты скажи-ко, поленица, мне, проведай-ко,
Ты коей земли да ты коей литвы?
Тебя как-то поленичку именем зовут,
Звеличают удалую по отечеству?»
Говорила поленица, горько плакала:
«Ай ты старая базыка ново древняя!
Тебе просто надо мною насмехатися,
Как стоишь ты на моей да на белой груди,
Во руке ты держишь свой булатный нож,
Распластать ты мне хотишь да груди белые!
Как стояла б я на твоей белой груди,
Я пластала б твои да груди белые,
Доставала б твое сердце со печенью,
Не спросила бы ни батюшка, ни матушки,
Твоего-то я ни роду да ни племени».

182

Тут у старого казака Ильи Муромца
Разгорелось его сердце богатырское,
Он еще занес да руку правую,
А й здынул-то ручку выше головы,
А спустить хотел он ниже пояса.
По господнему тут по велению
Права ручушка в плече-то остоялася,
В ясных очушках-то помутился свет,
Он стал у поленицы повыспрашивать:
«Ты скажи-то, поленица, попроведай-ко,
Ты коей земли да ты коей литвы?
Тебя как мне, поленицу, именем назвать
И удалую звеличати по отечеству?»
Говорила поленица таковы слова:
«Ты удаленький дородный добрый молодец,
Ай ты славный богатырь святорусскии!
Когда стал ты у меня да и выспрашивать,
Я про то стану тебе высказывать.
Есть я родом из земли да из Тальянскои,
У меня есть родна матушка честна́ вдова,
Да честна вдова она колачница,
Колачи пекла да тем меня воспи́тала
А й до полнаго да ведь до возрасту.
Тогда стала я иметь в плечах да силушку великую,
Избирала мне матушка добра коня,
А й добра коня да богатырского,
И отпустила меня ехать на Святую Русь
Поискать себе да родна батюшка,
Поотведать мне да роду племени».

А й тут старый казак да Илья Муромец
Он скоренько соскочил да со белой груди,
Брал-то ее за ручушки за белые,
Брал за перстни за злаченые,
Он здынул-то ее со матушки сырой земли,
Становил-то он ее на резвы ножки,
На резвы ножки ставил супроти́в себя,
Целовал ее во уста во сахарные,
Называл ее себе дочерью любимою:

183

«А когда я был во земле во Тальянскою,
Три года служил у короля тальянского,
Да я жил тогда да у честной вдовы,
У честной вдовы да у колачницы,
У ней спал я на кроватке на тесовоей
Да на той перинке на пуховоей [...]».

Они сели на добрых коней да поразъехались
Да по славну раздольицу чисту полю.
Еще старый казак да Илья Муромец
Пораздернул он свой шатер белыи,
Да он лег-то слать да прохлаждатися
А после бою он да после драки;
А как эта поленичища удалая,
Она ехала раздольицем чистым полем,
На коне она сидела, пораздумалась:
«Хоть съездила на славну на Святую Русь,
Так я нажила себе посмех великии:
Этот славныи богатырь святорусскии,
Ай назвал тую мою матку ...,
Меня назвал ... .
Я поеду во раздольице во чисто поле
Да убью-то я в поле богатыря,
Не спущу этой посмешки на Святую Русь,
На Святую Русь да и на белый свет».

Она ехала раздольицем чисты́м полем,
Насмотрела-то она да бел шатер,
Подъезжала-то она да ко белу́ шатру,
Она била-то рогатиной звериною
А во этот во славный бел шатер,
Улетел-то шатер белый с Ильи Муромца.
Его добрый конь да богатырскии
А он ржет-то конь да о всю голову,
Бьет ногами в матушку в сыру землю.
Илья Муромец спит там, не пробудится
От того от крепка сна от богатырского.
Эта поленичища удалая
Она бьет его рогатиною звериною.
Она бьет его да по белой груди, —

184

Еще спит Илья да й не пробудится
А от крепка сна от богатырского.
Погодился у Илья да крест на вороте,
Крест на вороте да полтора пуда:
Пробудился он звону от крестового,
А й вскинул-то свои да ясны очушки,
Как над верхом стоит поленичища удалая,
На добром коне на богатырскоем,
Бьет рогатиной звериной по белой груди.
Тут скочил-то как Илья да на резвы́ ноги,
А схватил как поленицу за желты́ кудри,
Да спустил он поленицу на сыру́ землю,
Да ступил он поленице на праву́ ногу,
Да он дернул поленицу за леву́ ногу,
А он надвое да ее поро́зорвал,
А й рубил он поленицу по мелким кускам.
Да садился-то Илья да на добра коня,
Да он рыл-то те кусочки по чисту полю,
Он перву половинку кормил серым волкам,
А другую половину черным воронам.

А й тут поленице ей славу поют,
Славу поют век по веку.

———