- 155 -

ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И ИДОЛИЩЕ В ЦАРЬГРАДЕ

Как сильноё могучее Иванище,
Как он Иванище справляется,
Как он-то тут, Иван, да снаряжается
Идти ко городу Еросо́лиму,
Как господу там богу помолитися,
Во Ердань там реченьке купатися,
В кипарисном деревце сушитися,
Господнёму да гробу приложитися.
А сильноё могучеё Иванище, —
У ёго лапотки на ножках семи шелков,
Клюка-то у его ведь сорок пуд;
Как промеж-то лапотки попле́тены
Каменья-то были самоцветные.
Меженный день шел он по красному солнышку,
В осенню ночь — по дорогому камню самоцветному.
Ино тут это сильноё могучеё Иванище
Сходил ко городу Еросолиму,
Там господу богу он молился есть,
Во Ердань-то реченьке купался он,

- 156 -

В кипарисном деревце сушился он,
Господнему-то гробу приложился он.
Как тут-то Иван поворот держал,
Назад-то он шел мимо Царя́-града.

Как было еще во Царе́-граде
Наехало поганое Идо́лище,
Одолели как поганые татаровья:
Святые образа были поколоты,
Да в черны грязи были потоптаны,
В божьих-то церквах начали коне́й кормить.
Как это сильное могучее Иванище
Хватил-то он татарина под пазуху,
Вытащил поганого на чисто поле
А начал у поганого доспрашивать:
«Ай же ты татарин да неверныий!
А ты скажи, татарин, не утай себя:
Какой у вас погано есть Идолище,
Велик ли он ростом собой да был?»
Говорит татарин таково слово:
«Как есть у нас поганое Идолище
В долину две сажени печатныих,
А в ширину сажень печатная,
А головище что лютое лоханище,
А глазища что пивные чашища,
А нос-от на роже с локоть был».
Как хватил он татарина за́ руку,
Бросил он его в чисто́ полё,
А разлетелись у татарина тут косточки.

Пошел тут Иванище вперед опять,
Идет он путем да дорожкою,
Навстречу тут ему встречается
Старый казак Илья Муромец:
«Здравствуй-ко, старый казак Илья Муромец!»
Как он его тут еще здравствует:
«Здравствуй, сильноё могучеё Иванище!
Ты отколь идешь, отколь бредешь,
А ты отколь еще свой да путь держишь?» —
«А я бреду, Илья Муромец,

- 157 -

От того города Еросо́лима.
Я там был, богу молился там,
Во Ердань-то реченьке купался там,
А в кипарисном деревце сушился там,
Ко господнему гробу приложился там.
Как скоро я назад поворот держал,
Шел-то я назад мимо Царя́-града».
Как начал тут Ильюшенька доспрашивать,
Как начал тут Ильюшенька доведывать:
«Как все ли-то в Царе-граде по-старому,
Как все ли-то в Царе-граде по-прежнему?»
А говорит Иван таково слово:
«Как в Царе-граде нынче не по-старому,
В Царе-граде нынче не по-прежнему.
Одолели поганые татаровья,
Наехало поганое Идолище.
Святые образы были поко́лоты,
В черные грязи были потоптаны,
Да во божьих церквах там коней кормят». —
«Дурак ты, сильноё могучеё Иванище!
Силы у тебя есть с два меня,
Смелости, ухватки половинки нет.
За первые бы речи тебя жаловал,
За эти бы тебя и на́казал
По тому-то телу по нагому!
Зачем же ты не выручил царя Костянтина Боголюбова?
Как ино скоро разувай же с ног,
Лапотки разувай семи шелков,
А обувай мои башмачки сафьяные,
Сокручуся я каликой перехожею».
Сокрутился Илья каликой перехожею,
Дает-то ему своего добра коня:
«На-ко сильноё могучеё Иванище,
А на-ко моего ты да добра коня!
Хоть ты езди, хоть водком води,
А только, сильноё могуче ты Иванище,
Живи-то на уловном этом ме́стечке,
А живи-ко ты еще, ожидай меня,

- 158 -

Назад-то сюда буду я обратно бы.
Давай сюда клюку мне сорок пуд».
Не дойдет тут Ивану разговаривать,
Скоро подает клюку свою сорок пуд,
Взимат-то он от него добра коня.
Пошел тут Ильюшенька скорым-скоро
Той ли-то каликой перехожею.

Приходил Илыошенька во Царь-от град,
Хватил он там татарина под пазуху,
Втащил его он да чисто́ полё,
Как начал у татарина доспрашивать:
«Ты скажи, татарин, не утай себя,
Какой у вас невежа есть поганый был,
Поганый был поганое Идолище?»
Как говорит татарин таково слово:
«Есть у нас поганое Идолище
А росту две саже́ни печатныих,
В ширину саже́нь была печатная,
А голови́ще что лютое лоханище,
Глазища что пивные ча́шища,
А нос-от на роже с локоть был».
Хватил он татарина за руку,
Бросил он его во чисто́ поле,
Разлетелись у него тут косточки.
Как тут-то ведь еще Илья Муромец,
Заходит Илыошенька во Царь-от град,
Закричал Илья тут во всю голову:
«Ах ты царь да Костянтин Боголюбович!
А дай-ка мне, калике перехожии,
Злато мне, мило́стину спасе́ную».
Как царь Костянтин Боголюбович
Он-то ведь уж тут зрадова́ется,
Как тут в Царе-граде от крику еще каличьего
Теремы-то ведь тут пошаталися,
Хрустальные оконнички посыпались,
Как у поганого сердечко тут ужахнулось.
Говорит поганый таково слово:
«А царь ты Костянтин Боголюбович!

- 159 -

Какой это калика перехожая?»
Говорит Костянтин таково слово:
«Это есть русская калика здесь». —
«Возьми-ко ты к себе каликушку,
Корми-ко ты каликушку да пой его,
Надай-ко ему ты злата-серебра,
Надай-ко ему ты злата до́-люби».
Взимал Костянтин Боголюбович,
Взимал он тут к себе каликушку
В особый-то покой да в потайныи,
Кормил, поил калику, зрадова́ется,
И сам-то он ему воспрого́ворит:
«Да не красное ль то солнышко поро́спекло,
Не млад ли светел месяц поро́ссветил?
Как нонечку теперечку здесь еще
Как нам еще сюда показался бы
Как старый казак Илья Муромец.
Как нонь-то есть было теперичку
От тыи беды он нас повыручит,
От тыи от смерти безнапрасные!»

Как тут это поганое Идолище
Взымает он калику на допрос к себе:
«Да ай же ты; калика было русская!
Ты скажи, скажи, калика, не утай себя:
Какой-то на Руси у вас бога́тырь есть,
А старыи казак есть Илья Муромец?
Велик ли он ростом, по многу ль хлеба ест,
По многу ль еще пьет зелена вина?»
Как тут калика была русская,
Начал он калика тут высказывать:
«Да ай же ты, поганоё Идолище!
У нас-то есть во Киеве
Илья-то ведь да Муромец,
А волосом да возрастом ровны́м с меня,
А мы с им были братьица крестовые.
А хлеба ест он по три колачика крупивчатых,
А пьет-то зелена вина на три пятачка на медныих». —
«Да черт-то во Киеве есть, не бога́тырь был!

- 160 -

А был бы здесь да богатырь тот,
Как я бы его на долонь-ту клал,
Другой рукой бы сверху́ прижал,
А тут бы еще да блин-то стал, —
Дунул бы его во чисто́ поле!
Как я-то еще ведь Идолище
А росту две сажени печатныих,
А в ширину-то сажень была печатная,
Головище у меня да что люто лоханище,
Глазища у меня да что пивные ча́шища,
Нос-от ведь на роже с локоть был.
Как я-то ведь да к выти хлеба ем
А ведь по три-то печи печеныих,
Пью-то я еще зелена вина
А по три-то ведра я ведь мерныих,
Как щей-то я хлебаю по яловицы есте русскии».
Говорит Илья тут таково слово:
«У нас у попа было ростовского
Как была корова обжориста,
А много она ела, пила, тут и треснула, —
Тебе-то бы поганому да также быть!»
Как этыи тут речи не слюбилися,
Поганому ему не к лицу пришли,
Хватил как он ножище-кинжалище
Со того стола со дубового,
Как бросил он во Илью-то Муромца,
Что в эту калику перехожую.
Тут-то Илье не дойдет сидеть,
Как скоро он от ножика отскакивал,
Колпаком тот ножик приотваживал.
Как пролетел тут ножик да мимо-то,
Ударил он во дверь во дубовую,
Как выскочила дверь тут с ободвериной,
Улетела тая дверь да во се́ни-те,
Двенадцать там своих татаровей
Намертво́ убило, дру́гих ранило,
Остальные татара проклинают тут:
«Буди трижды проклят наш татарин ты!»

- 161 -

Как тут опять Ильюше не дойдет сидеть,
Скоро он к поганому подскакивал,
Ударил как клюкой его в голову,
Как тут поганый да захамкал есть.
Хватил затем поганого он за ноги,
Как начал он поганым тут помахивать;
Помахиват Ильюша, выговариват:
«Мне, братцы, оружье по плечу пришло».
А бьет-то сам Ильюша, выговариват:
«Крепок-то поганый сам на жилочках,
А тянется поганый, сам не́ рвется!»
Начал он поганых тут охаживать
Как этиим поганыим Идолищем.
Прибил-то он поганых всех в три часа,
А не оставил тут поганого на се́мена.

Как царь Костянтин Боголюбович
Благодарствует его, Илью Муромца:
«Благодарим тебя, старый казак Илья Муромец!
Нонь ты нас еще да повыручил,
А нонь ты нас еще да повыключил
От тыя от смерти безнапрасныя.
Ах ты старый казак да Илья Муромец!
Живи-ко ты здесь у нас на жительстве,
Пожалую тебя я воеводою».
Говорит Илья ему Муромец:
«Спасибо, царь Костянтин Боголюбович!
А послужил у тя только я три часа,
А выслужил у тя хлеб-соль мягкую,
Да я у тя еще слово гладкое,
Да еще уветливо да приветливо.
Служил-то я у князя Володимира,
Служил я у его ровно тридцать лет,
Не выслужил-то я хлеба-соли мягкие,
А не выслужил-то я слова гладкого,
Слова у его я уветлива-приветлива.
Ах ты царь Костянтин Боголюбович!
Нельзя ведь мне здесь-то жить,
Нельзя-то ведь-то было, невозможно есть:

- 162 -

Оставлен есть оставеш на дороженьке».
Как царь Костянтин Боголюбович
Насыпал ему чашу красна золота,
А другую чашу скатна жемчугу,
Третью чашу чиста серебра.
Принимал Ильюшенька, взимал к себе,
Высыпал-то в карман злато-серебро,
Тот ли-то этот скатный жемчужек,
Благодарил-то царя Костянтина Боголюбова:
«Это ведь мое-то зарабочее».
С царем Костянтином распростилися,
Тут скоро Ильюша поворот держал.

Придет он на уловно это ме́стечко,
Ажно тут Иванище притаскано,
Да ажно тут Иванище придерзано.
Как приходит тут Илья Муромец,
Скидывал он с себя платья каличьи,
Разувал лапотки семи шелков,
Обувал на ножки-то сапожки сафьянные,
Надевал на ся платьица цветные,
Взимал он себе своего добра коня,
Садился Илья на добра коня,
Он с Иванищем прощается, распрощается:
«Прощай-ко ты, сильное могучее Иванище!
Впредь ты так да больше не делай-ко,
А выручай-ко ты Русию от поганыих».

Поехал тут Ильюшенька во Киев-град.

———