136
На наше село на прекрасное,
На славен на Киев-град,
Наезжает собака Калин-царь.
Собирал собака князей-бояр,
Сорок царей, сорок царевичей,
Сорок королей, сорок королевичей.
У каждого царя, у царевича,
137
У каждого у короля, у королевича
Силы собраны по сорок тысячей.
Выбирал к себе татарина сильного,
Сильного татарина, удалого,
Сам он говорит таково слово:
«Ай же ты, слуга моя верная!
Поезжай ко городу ко Киеву
Со тем письмом, со я́рлыком,
Еди не пришпектом, не воротами,
Поезжай стеною городовою,
Через тые башни наугольные,
Заезжай на княженецкий двор,
Станови коня середи широка двора,
Ко тому столбу ко точеному,
Привяжи к кольцу ко золоченому.
А поди скоро по перёным сеням,
Заходи во гридню во столовую,
Положи письмо на белый стол,
Положи, пословесно поговаривай:
«Ай же ты, Володимир стольнокиевский!
Чисти во Киеве улицы,
Расчисти ряды во Киеве,
Курь-ка еще зелено вино,
Жди мою силу великую;
Наш-то собака Калин-царь
Хочет у вас поженитися,
От живого мужа жену отлучить,
А стольную княгиню Опраксию».
Скоро татарин поворот держал,
Седлал татарин добра коня,
Ехал ко городу ко Киеву,
Ко стольному князю ко Владимиру:
Не пришпектом ехал, не воротами,
Ехал-то стеною городовою,
Через тые башни наугольные.
Заезжал на княженецкий двор,
Становил коня середи широка двора
К тому столбу ко точеному,
138
Привязал к кольцу ко золоченому,
И скоро шел по переным сеням,
Заходил во гридню во столовую,
Положил письмо на белый стол,
А сам пословесно выговаривал:
«Ай же ты, Владимир стольнокиевский!
Чисти во Киеве улицы,
Расчисти ряды во Киеве,
Курь-ка еще зелено вино,
Жди мою силу великую:
Наш-то собака Калин-царь
Хочет у вас поженитися,
От жива мужа жену отлучить,
А стольную княгину Опраксию».
Скоро татарин поворот держал,
Скоро бежал на широк двор,
Садился татарин на добра коня,
Ехал назад во раздольице чисто поле.
Тут князю не дойдет сидеть,
Пришла-то беда неминучая;
Бежал он на выходы высокие,
Закричал он во всю голову:
«Ай же вы, русские могучие богатыри!
Подьте ко князю во Владимиру
На тую на думу на великую».
Тут Ильюша воспроговорит:
«Ай же вы, братьица крестовые,
Крестовые братьица, названые,
Молодой Потык сын Иванович,
Молодой Добрынюшка Никитинич!
Видно, пришла князю тревогушка,
Тревога, беда неминучая,
Что тревожит нас, могучиих богатырей.
А подите-ка, братцы, отказывайтесь,
Что не можем мы служить за Киев-град»
Приходит Добрынюшка Никитинич,
Идет молодец по новы́м сеням,
Идет он, будто подпирается,
139
Ступененки, мостинки подгибаются.
Отворяет он дверь на́ пяту,
Крест кладет по-писаному,
Поклон ведет по-ученому,
Здравствует князя со княгинею:
«Здравствуешь, Владимир стольнокиевский
Со своею со княгиней со Опраксией!
А чего кричишь, тревожишься?»
Говорит Владимир стольнокиевский:
«Ай же ты, Добрынюшка Никитинич!
Как на наше на село на прекрасное,
На славный на Киев-град,
Наехал собака Калин-царь,
Хочет от жива мужа жену отнять,
А стольную княгиню Опраксию».
Говорит Добрынюшка Никитинич:
«Ай же, князь стольнокиевский!
Мои белы ручки примахалися,
Бьючись татаровей поганыих;
Мои резвыя ножки прискакалися,
Мои ясны очи помуталися,
Глядючись на татаровей поганыих.
Не могу больше служить-стоять
За славен стольный. Киев-град».
Тут-то Добрыня поворот держал.
Идет Михайла Потык сын Иванович,
Идет молодец по новым сеням,
Идет он, будто подпирается,
Ступененки, мостинки подгибаются.
Отворяет он дверь на пяту,
Крест кладет по-писаному,
Поклон ведет по-ученому,
Здравствует князя со княгинею:
«Здравствуешь, Владимир стольнокиевский
Со своей со княгиней со Опраксией!
А чего кричишь, тревожишься?»
Говорит Владимир стольнокиевский:
«Ай же ты, Михайло Потык сын Иванович!
140
Как на наше село на прекрасное,
На славен на Киев-град,
Наехал собака Калин-царь,
Хочет от жива мужа жену отнять,
А стольную княгиню Опраксию»
Говорит Михайло Потык сын Иванович.
«Ай же, князь стольнокиевский!
Мои белы ручки примахались,
Бьючись татаровей поганыих;
Мои резвыя ножки прискакалися,
Ясны очи помутилися,
Глядючись на татаровей поганыих.
Не могу больше служить-стоять
За славе стольный Киев-град»
Тут-то Михайло поворот держал.
Иде старый казак Илья Муромец.
Идет молодец по новым сеням,
Идет он, будто подпирается,
Ступененки, мостинки подгибаются.
Отворяет дверь он на пяту,
Крест кладет по-писаному,
Поклон ведет по-ученому,
Здравствует князя со княгинею:
«Здравствуешь, Владимир стольнокиевский
Со своей со княгиней со Опраксией!
А чего кричишь, тревожишься?»
Говорит Владимир стольнокиевский:
«Ай же ты, старый казак Илья Муромец!
Как на наше село на прекрасное,
На славный на Киев-град,
Наехал собака Калин-царь,
Хочет от жива мужа жену отнять,
А стольную княгиню Опраксию».
Говорит Ильюша таковы слова:
«Ай же, князь стольнокиевский!
Мои белы ручки примахалися,
Бьючись татаровей поганыих;
Мои резвы ножки прискакалися,
141
Мои ясны очи помутилися,
Глядючись на татаровей поганыих.
Не могу больше служить-стоять
За славен за стольный Киев-град».
Тут-то Ильюша поворот держал.
Отперлись все могучие богатыри.
Тут-то князю не дойдет сидеть.
Пришла-то беда неминучая,
Бежал он на выходы высокие,
Закричал он во всю голову:
«Ай же вы, русские могучие богатыри!
Подьте ко князю ко Владимиру
На тую на думу на великую».
Идет млад Ермак Тимофеевич,
Идет молодец по новым сеням,
Идет он — будто подпирается,
Ступененки, мостинки подгибаются,
Крест кладет по-писаному,
Поклон ведет по-ученому,
Здравствует князя со княгинею:
«Ай же ты, мой любимый дяденька!
А чего кричишь, тревожишься?»
Говорит Владимир стольнокиевский:
«Ай же ты, мой любимый племничек!
Как на наше на село на прекрасное,
На славный на Киев-град,
Наехал собака Калин-царь,
Хочет от жива мужа жену отнять,
А стольную княгину Опраксию».
Говорит Ермак Тимофеевич:
«Ай же ты, любимый мой дяденька!
Я могу служить-стоять за стольный Киев-град.
А есть ли у тебя латы-кольчуга в сорок пуд,
Есть ли палица мне в сорок пуд,
А есть ли мне добрый конь
Возить удалого добра молодца?» —
«Ах ты, млад Ермак Тимофеевич!
Ты дитя захвастливо, заносливо,
142
Заносливо дитя, неразумное:
Не служить, не стоять те за Киев-град!» —
«Ай же ты, мой любимый дяденька!
Я могу служить-стоять за Киев-град,
Только дай мне латы-кольчугу в сорок пуд.
Палицу дай сорокапудовую
И дай мне добра коня богатырского». —
«Ступай, Ермак, на конюшенку,
Выбирай себе добра коня по́-люби;
А латы-кольчута на конюшне есть,
Палица есть тая богатырская».
Тут бежал Ермак на конюшенку,
Выбирал себе добра коня по́-люби,
Выбирал себе палицу богатырскую,
Облатился молодец, окольчужился,
А латы-кольчуга призаржавели;
Бросил он латы о кирпичен пол,
Слетела ржа от лат-ко́льчуги.
Седлал он своего добра коня
И поехал по раздольицу чисту полю.
А едет он по чисту полю:
На том раздольице чистом поле
Собиралось тридцать богатырей без одного;
Сидят молодцы в белом шатре,
Во белом шатре белополотняном,
Сидят молодцы, забавляются,
Играют в шашки-шахматы,
Во тыи велеи золоченые;
Спит Илья Муромец на кровати — рыбий зуб,
Под тем одеяльцем соболиныим.
Закричал Ермак во всю голову:
«Ай же ты, старый казак Илья Муромец!
Спишь, молодец, проклаждаешься,
Над собой невзгодушки не ведаешь:
На наше село на прекрасное,
На славен на Киев-град,
Наехал собака Кадин-царь».
Говорит Ильюша таковы слова:
143
«Ах ты, млад Ермак Тимофеевич!
А поди ты на гору на высокую,
На тое на шеломя оскатное,
Смотри во трубочку подзорную
На эту на силу на татарскую:
Многим ли нам молодцам ехати,
А двум ли, трем ли молодцам ехати,
Али всем русским богатырям?»
Скоро Ермак поворот держал,
Приезжал на гору на высокую,
На тое на шеломя оскатное,
Смотрел во трубочку подзорную
На эту на силу на татарскую:
Нагнано тут силы татарския,
Что мать сыра земля колыблется,
Колыблется земля, погибается;
Ни где силы край есть,
Померкло солнышко красное
От того от пару от татарского.
Разгорелось сердце богатырское,
Богатырское сердце, молодецкое, —
Приправливал он своего добра коня
Во этую во силу во татарскую,
Заехал молодец во середочку,
Начал он силушку охаживать:
Куда махнет палицей, туда улица,
Перемахнет — переулочек.
День он бьется не едаючись
И добру коню отдо́ху не даваючись;
И другой день бьется и другую ночь;
По третий день бьется и по третью ночь.
Старый казак Илья Муромец
Ото сна богатырь пробуждается,
Сам говорит таковы слова:
«Ай же вы, русские могучие богатыри!
Приезжал ли Ермак Тимофеевич
Со тоя горы со высокия,
Со того со шеломя со оскатного?» —
144
«Не приезжал, де, Ермак Тимофеевич». —
«Ах вы дурни, русские богатыри!
Погубили вы головку наилучшую:
Бьется там Ермак — пересядется!
Скоро седлайте добрых коней,
Все поедемте туда, молодцы!»
Начали они седлать добрых коней:
Стала мать сыра земля продрагивать;
Поезжали ко силе ко татарския.
Как приехали ко силе ко татарския,
Не видят, куда силы край есть,
Не видят Ермака Тимофеевича.
Говорил Ильюша таковы слова:
«Ай же вы, русские могучие богатыри!
Поезжайте, братцы, по крайчикам,
А я поеду по середочке
Искать млада Ермака Тимофеева».
Поехали богатыри по крайчикам,
А Илья поехал по середочке
Искать млада Ермака Тимофеевича.
Не ясен-то сокол по небу разлетывает, —
Млад Ермак на добром коне разъезживает
По тые по силы по татарские;
Куда махнет палицей, туда улица,
Перемахнет — переулочек.
Наезжал Илья из далеча из чиста поля,
Выскочил он со добра коня,
Скочил ему на добра коня,
Захватил его за могучи плечи,
Закричал во всю голову:
«Ах ты, млад Ермак Тимофеевич!
Укроти свое сердце богатырское,
А мы нонь за тебя поработаем:
Ты бьешься, Ермак, — сам пересядешься!»
Тут Ермак Тимофеевич
Укротил свое сердце богатырское.
Прибили они всю силу в три часа,
Не оставили татарина ни о́дного.
145
А собака Калин-царь,
На чистом поле во белом шатре
Спит он на кроватке — рыбий зуб,
Под тем одеяльцем соболиныим;
Спит он, молодец, проклаждается,
Над собой невзгодушки не ведает.
Как из далеча-далеча, из чиста поля
Наезжает Илья Муромец.
Хватил Калина за желты кудри,
Выдернул с кровати — рыбий зуб,
Бросил его о сыру землю.
Выдернул с кармана плеть шелковую,
Начал его, собаку, чествовать,
А бьет он, сам выговаривает:
«Каково, собака, здесь женитися,
От живаго мужа жену отлучить?»
Тут клянет собака, проклинается:
«Будь трое проклят на веку тоем,
Кто станет во городе женитися,
От живаго мужа жену отлучать».
Тут Илья взял-сломал ему белы руки,
Еще сломал собаке резвы ноги,
Другому татарину он сильному
Ломал ему белы руки,
Выкопал ему ясны очи,
Привязал собаку за плеча татарину,
Привязал его, сам выговаривал:
«На-ко, татарин, неси домой,
А ты, собака, дорогу показывай».
———