Наговоры и повѣрья при празднованіи свадебъ у простолюдиновъ.

Много разъ случалось мнѣ бывать на свадьбахъ у нашихъ мужичковъ-добряковъ, и всякій разъ меня занимали наговоры дружки; это — рядъ рѣчей, гдѣ столько народной неподдѣльной поэзіи, гдѣ каждое слово кинуто не на-обумъ, гдѣ господствуетъ юморъ, свойственный только одной русской доброй душѣ. Я представляю эти наговоры цѣлпкомъ, какъ записывалъ со словъ одного знаменитаго дружки, который въ цѣломъ околодкѣ пользуется извѣстностью громкою.

Передъ отправленіемъ въ церковь, женихъ сидитъ въ куту*). Дружка, взявши въ руки ковшъ съ пивомъ, начинаетъ говорить:

„Сватушко любезный, доступите сюда, пожалуйте. Я къ тебѣ не одинъ пришелъ, а самъ-третей съ ковшомъ: что ковшъ, что я, что моя буйная голова; ноги мои съ подходомъ, а руки съ подносомъ, сердце съ покоромъ, голова съ поклономъ. Вы ковшикъ-то примите, а медокъ-то выпейте, ягодку-то въ пивцѣ-то скушайте, а что я буду говорить, послушайте: у насъ ковшъ красный, а квасъ-отъ ясный, а солодъ ростовскій, а продавецъ московскій; и пьютъ да хвалятъ. Вы ковшикъ-отъ, сватушко, примите, медокъ-отъ выпейте, ягодку скушайте, а что я буду говорить, послушайте: естьли у нашего новображнаго князя отецъ родной и мать родная, отецъ крестный и мать крестная?“ Упоминаемые отвѣчаютъ: „Есть“. Дружка продолжаетъ: „Благословляйте вы новображнаго князя и сажайте его во княжё мѣсто: за столики его за дубовые и за скатерти за бранныя и за питія, „ясва“ сахарныя. По полу ходячіе, посереди стоячіе, добрые молодцы, „далыя“ (т. е. удалые) головы и широкія бороды, статные колпаки и синіе армяки, большіе ваши „уса“ и золотые волоса — благословите новображнаго князя и посадите его, во княжово мѣсто. По полу ходячія и посереди стоячія, молодыя молодушки и бѣлыя лебедушки, черныя брови, „умыльные“ взгляды, золотые кокошники и серебряны сережки — благословите новображнаго князя и посадите его во княжово мѣсто. По полу ходячія, посереди стоячія, красныя дѣвицы, криночныя блудницы, пирожныя мастерицы; ваше дѣло — по кринкамъ блудить, сметану снимать, пшеничную муку воровать, колобки мѣсить, подъ застрѣхъ*) хоронить и молодцовъ каменщиковъ кормить, а сворачивать на пастуховъ, что я говоритъ пастуху ѣсть понесла; благословите новображнаго князя и посадите его во княжово мѣсто. Вы, старыя старухи, запечныя забивухи, толстыя загнетки, косыя заплатки; ваше дѣло на печи лежать, въ углу сидѣть, тазъ киселя съѣсть, на улицу выходить и про снохъ худую славу творить: у меня сноха едакая и вотъ едакая, не ткалья и не пряха, а она гуляха; и не подумаетъ, какова сама была, — благословите новображнаго князя и посадите его во княжово мѣсто“**).

78

Въ это время бываетъ приготовлено угощенье для всѣхъ присутствующихъ. Дружка, посадивши жениха за столъ, начинаетъ говорить женихову отцу: „Сватушко любезный, поступите сюда, пожалуйте; мы сюда люди пришли не швецкіе, не нѣмецкіе, тѣ же пришли люди рассейскіе. Если намъ по шведски сказать — вамъ не понять: навѣрно, намъ надо россійски сказать: попоишь ли ты насъ, покормишь, или такъ въ путь добрую отпустишь?“ Отецъ жениха отвѣчаетъ: „Извольте, друженька, садитесь и гостей моихъ посадишь“. Надо замѣтить, что въ это время бываютъ только участвующіе въ свадебной церемоніи со стороны жениха и гости, приглашенные жениховымъ отцомъ; Остальные гости съ невѣстиной стороны бываютъ въ ея домѣ. Послѣ такого ласковаго приглашенія дружка обращается къ гостямъ и говоритъ: „Садитесь, гости бранные и гости званые, господа почисляне, всѣ храбрые поѣзжане, садитесь всѣ по мѣстамъ, какъ ясные соколы по своимъ гнѣздамъ.“ Послѣ словъ дружки гости садятся за столъ, и тутъ начинается угощенье; женихъ же остается только зрителемъ этой пирушки, которая вмѣстѣ съ собою уноситъ его молодость и изъ удалаго молодца дѣлаетъ степеннымъ семьяниномъ. Жениховъ отецъ начинаетъ потчивать гостей виномъ и пивомъ. Первый стаканъ вина предлагается дружкѣ, который начинаетъ надъ нимъ наговоръ*): „Сватушко любезный! Я очами взираю и во бѣлы руки примаю и на то самъ удивляюсь, отчего сія чара свѣжа? Оттого эта чара свѣжа, что наливалась изъ моря, изъ Соловецкаго гля нашего здравія молодецкаго; и закаялся я пить винца до своего смертнаго конца; въ постели лежалъ и то своей заповѣди не сдержалъ, съ постели соскочилъ, свой усъ въ винцѣ обмочилъ. Ахъ, Боже мой! это я согрѣшилъ. Богатые богатины пьютъ и мотаютъ, а насъ бѣдныхъ по шеямъ бьютъ и гоняютъ. Что же намъ бѣднымъ дѣлать? Если покинуть свой взоръ — это, скажутъ, я воръ; развѣ мнѣ глаза зажать и въ лѣсъ бѣжать? въ лѣсу не легче, охотники ходятъ за охотою, убьютъ меня замѣсто звѣря, кожу съ меня сдерутъ, а кости на охотній дворъ отнесутъ. И благослови, во имя Отца — выпить винца, свята Духа — выпить до суха! Здраствуй рюмочка, прощай, винцо, я тебя вверхъ донышкомъ оборачиваю и по донышку поколачиваю! Самъ выпивай и гостей всѣхъ поздравляй: здраствуйте, удалые молодцы и пріѣзжіе купцы, самъ дружка пьетъ и за вами чередъ не пропадетъ“. Гости начинаютъ обѣдать, молодцы провожаютъ его удалую жизнь и при каждомъ стаканѣ цѣлуются съ своимъ бывшимъ товарищемъ — молодцомъ. По окончаніи обѣда дружка говоритъ: „Сватюшко любезный, доступите сюда, пожалуйте, нашъ новображный князь встаетъ изъ мѣста изъ княжова, Господа Бога просяще и отца, матери у ногъ лежащи, благословенья попросивши. Есть ли у нашего новображнаго князя изъ княжова мѣста встати? По полу ходячіе и посереди стоячіе и пр. и пр.“ Послѣ благословенія, вставши изъ-за стола, дружка говоритъ передъ самымъ отъѣздомъ: „Сватушко любезный и вообще всѣ свахоньки и вы добрые молодцы, благословляйте новображнаго князя отъѣзжать въ путь добрую и благословите весь храбрый нашъ поѣздъ и меня дружку съ полудружіемъ — по полу идти и по середи итти, по мосту итти по калиновому, и по лѣсенкѣ итти по брусчатой, и [по] сѣничкамъ итти тесовымъ и держаться за перильца рессорныя, на широкій дворъ сойти и къ своему мнѣ храброму коню подойти и брать во лѣвую рученьку сафьянныя возжи и во правую рученьку шелковую плеть, сафьянными возжами поправить и шелковой плетью по крутымъ бедрамъ ударить. Выѣзжать мнѣ со широкаго двора и соѣзжать во широкую улицу, да поворотить на правую рученьку, и выѣзжать мнѣ въ чистыя поля, въ чистомъ полѣ пристановиться, на всѣ четыре стороны Богу помолиться и съ добрыми людьми проститься. И ѣхать мнѣ путемъ и дорогой, темныемъ лѣсами и широкіемъ долами, чистыемъ полемъ и заповѣднымъ лугомъ, крутыемъ ярами и высокіемъ горами и ракитовыемъ кустами. И сколько не попадти (?), ни поѣхать — одного мѣста не миновать: къ садику зеленому подъѣзжать и по садику зеленому ходить и гулять, и гдѣ бы намъ бѣлую лебедушку поимать, и не бѣлую намъ лебедушку — красную дѣвушку; и красную дѣвушку — новображную княгиню брать мнѣ по правую ее рученьку и сажать ее во княжово мѣсто, новображную княгиню и съ новображныемъ княземъ, и свой порядокъ производить и ко храму Божьему привозить; во храмъ Божій ихъ вводить, подъ златъ вѣнецъ

79

становить и, подъ златымъ вѣнцомъ стоявши и законъ принявши, и во всемъ благополучіи возвратить, мнѣ возвратиться ко сватушку на широкій дворъ и ко свахонькѣ во высокъ теремъ“.

Послѣ этихъ словъ всѣ отправляются къ лошадямъ, усаживаются и ѣдутъ къ невѣстѣ. Во главѣ поѣзда ѣдетъ дружка. Недалеко отъ невѣстина дома дружка оставляетъ поѣздъ въ полѣ, а самъ „передомъ“ отправляется къ невѣстѣ. Подъѣзжая къ воротамъ невѣстина дома, дружко говоритъ къ собравшемуся народу: „Стою я друженька и стою молоденькій, изъ подъ иконы, изъ подъ Николы, встану я отряхнусь, на всѣ стороны оглянусь, съ добрыми людьми поклонюсь: Здравствуйте, всѣ люди добрые, сватушки и свахоньки, вообще я вамъ честь отдаю и о прочіемъ вамъ скажу: ѣхалъ я, друженька, путемъ и дорогой, чистыемъ полями и заповѣдныемъ лугами и зеленыемъ садами; и сколько я мѣста ни ѣхалъ, одного мѣста не миновалъ, къ вашему зеленому садику подъѣзжалъ, къ садику ко зеленому, къ терему ко высокому и ко двору ко широкому, и пойду я, друженька, и пойду я, молоденькій, ко воротичкамъ ко крашеныемъ и ко вереюшкамъ ко точеныемъ, и стою я у верей у притворныхъ, и встану — остановлюсь, три молитвы сотворю и воротичка настежъ растворю. Воротичка растворяю, подворотенку вынимаю, на широкій дворъ не вхожу; а васъ, сватушко, спрошу: прикажешь ли ты мнѣ, сватушко (отецъ невѣсты, который въ это время выходитъ на встрѣчу дружкѣ), на свой широкій дворъ сойти?“ Отецъ невѣсты говоритъ: „Извольте, друженька, сойти“. Дружка самъ входитъ на дворъ, и за нимъ всѣ гости и зрители, которые были на улицѣ и ждали дружку. Взошедши на дворъ дружка продолжаетъ говорить: „Я, сватушко любезный, не звѣрь къ тебѣ пріѣхалъ мохнатый, а друженька тороватый, и пойду я друженька и пойду, молоденькій, ко сѣничкамъ ко тесовымъ (подходитъ къ сѣнямъ и продолжаетъ наговоръ) и ко перильцамъ ко рессорнымъ и во сѣнички взошелъ тесовые, держался за перильца рессорныя, шелъ по лѣсенкѣ по брусчатой и по калиновому мостику; калин[ов]ъ мостикъ подгибается, мое сердце не пугается; и ко дверичкамъ приближаюсь и берусь я за скобку серебряную, своей бѣлой рукой потягиваю, настежъ дверечки растворяю“. Входитъ къ невѣстѣ: „Ужъ я скокъ черезъ порогъ, но ли головой въ потолокъ. Екой у тебя, сватушко, порогъ, насилу я и ноги переволокъ! И что то у тебя, сватушко, за потолокъ, какъ точно чернымъ соболемъ оболокъ! По горенкѣ иду по новой, подхожу я ко столикамъ ко дубовымъ и ко скатертямъ ко шелковымъ и стою я въ вашей новой горницѣ и у столиковъ у дубовыхъ. И всталъ я остановился и васъ, сватушко, объ этомъ спрошу: Сватушко любезный, кто въ домѣ у васъ нача̀лъ?“ Сватъ отвѣчаетъ: „Въ домѣ нача̀лъ пресвятая Богородица“. Дружка говоритъ: „Еще васъ, сватушка, спрошу: кто сему дому хозяинъ?“ Сватъ: „я, друженько“. Дружка: „Доступи сюда пожалуй, у насъ ковшикъ стоитъ съ питьецомъ, а къ тебѣ я пришелъ съ челобитьецомъ: вы ковшикъ-то примите и медокъ-отъ выпейте, ягодку скушайте, а въ чемъ я васъ попрошу, послушайте: во свѣтлой свѣтлицѣ, въ вашемъ высокомъ теремѣ, въ новой горницѣ раскинутъ бѣлъ шатеръ, въ этомъ во шатрѣ сидитъ красная дѣвица, новображная княгиня (въ это время невѣста сидитъ покрытая фатой и воетъ, сидя за особой занавѣской)*), шьетъ она пошиваетъ, къ себѣ гостя ожидаетъ, гостя дорогова, новображнаго князя. Однакоже я, сватушко, пріѣхалъ къ тебѣ не по рожь и не по пшеницу, а по красную дѣвицу, по новображную княгиню: прикажешь ли ты, сватушко, этотъ шатеръ порушить, а новображную-то княгиню къ намъ на руки поручить и сажать ее за столы дубовые, за скатерти за браныя, за пѝтье, яства саха̀рныя? Самъ ли ты, сватушка, ее соберешь или намъ прикажешь?“ Сватъ отвѣчаетъ: „Извольте, друженька, самъ соберу я“. Собравши ее, отецъ выводитъ изъ-за зановѣски дочь. Дружка беретъ ее и садитъ за столъ. Невѣста продолжаетъ выть. Дружко говоритъ: „Сватушко любезный, въ чемъ я васъ попрошу, въ томъ вы меня не отставьте: новображную-то княгиню по правую рученьку посадите ей сторожа, а по лѣвую рученьку свахоньку, чтобъ мнѣ въ надеждѣ отъѣзжать“. Отецъ сажаетъ около невѣсты съ правой стороны брата ея, а съ лѣвой сваху. „Сватушко любезный, въ чемъ я васъ буду просить, въ томъ вы меня не отставьте, а я вамъ скажу: ѣхалъ я путемъ и дорогой, темныемъ лѣсами и крутыми ярами, высокими горами, широкими долами, заповѣдными лугами и ракитовыми кустами,

80

и захватила насъ пурга и метелица — воетъ и мететъ и въ глаза несетъ. Еще по нашимъ „счасномъ“ (счастьемъ) попали въ глаза ракитовые кусты и привернули мы къ ракитовымъ кустамъ и растянули бѣлъ шатеръ, и подъ этимъ бѣлымъ шатромъ, подъ темнымъ облакомъ, подъ краснымъ солнышкомъ, и подъ свѣтлымъ мѣсяцомъ, подъ частыми звѣздами стоитъ нашъ новображный князь съ своимъ храбрымъ поѣздомъ, и я дружка съ полудружіемъ. Въ томъ я васъ, сватушко, попрошу, прикажи ты этотъ шатеръ порушить, коней на широкій дворъ пустить, а гостей-то къ себѣ въ домъ залучить“. Сватъ кланяется и говоритъ: „Просимъ милости, друженька“. Дружка: „Прощай, сватушко, да не вовсе“. Дружка отправляется въ поле за поѣздомъ. Пріѣхавшіе вмѣстѣ съ нимъ поѣзжане и женихъ садятся за столъ, дружка начинаетъ дѣлить гостинцы невѣстиной роднѣ, взятые изъ дому жениха, а именно: круглый пирогъ, хлѣбъ и орѣхи. Дружка, выступая на середину избы, говоритъ: „Сватушка любезный, доступи сюда, пожалуй, вамъ сватъ и сваха изъ дому въ домъ челобитье шлетъ, кланяется гостинцемъ — круглымъ пирогомъ. Вы гостинчикъ-отъ примите, на большомъ не взыщите, малое примите, за великое почтите. Намъ сватъ и сваха приказали васъ, сватушко, спросить, всѣ ли вы, сватушко, здоровы?“ Сватъ отвѣчаетъ: „Всѣ, слава Богу, друженька. Что у васъ сватъ и сваха здоровы?“ „У нашего свата“, отвѣчаетъ дружка, „всѣ здоровы, быки и коровы, и телята гладки привязаны хвостами за грядки, и овцы пестры, какъ быки толсты, два мерина стельны и быкъ дойной; въ томъ сватушка не взыщи. И опять же, сватушка и свахонька, нашъ сватъ и сваха кланяются гостинцами. И я васъ, сватушка, попрошу: оптомъ ни у насъ снимете, да по своимъ гостямъ раздѣлите, или намъ прикажите подѣлить?“ Сватъ говоритъ: „Извольте, друженька, раздѣлить“. Дружка дѣлитъ гостинцы и раздѣливши говоритъ: „Сватушко любезный, пожалуйте мнѣ блюдечко.“ Дружкѣ подаютъ блюдечко; на него онъ кладетъ орѣхи и продолжаетъ говорить: „Сватушко любезный, доступи сюда, пожалуй: ѣхали мы чистыемъ полемъ и ракитовымъ кустомъ, у насъ саночки скакали съ скачку на скачёкъ, а свахонька валялась съ бочку на бочёкъ. За орѣшничекъ то хваталась и орѣшковъ нащипала и кланяется всѣмъ вамъ, сватушко, (въ это время сваха жениха стоитъ, тогда какъ всѣ кромѣ дружки сидятъ) своимъ гостинцомъ — каленымъ орѣшкомъ; вы, сватушко, орѣшки-то примите и на большомъ-то не взыщите, малое примите, за великое сочтите“. Точно также дружка наговариваетъ невѣстиной свахѣ, давая ей не болѣе пятка орѣховъ и въ тоже время говоритъ: „Пожалуйте, свахонька, платокъ, аршинъ въ пятокъ“. Потомъ дѣлитъ гостинцы зрителямъ и говоритъ: „По полу ходячіе и посереди стоячіе, прошу милость къ орѣшкамъ“. Сватъ невѣстинъ говоритъ: „Извольте, друженька, садиться и хлѣба-соли покушать нашей“. Всѣ садятся за столъ, дружка во время невѣстина обѣда не наговариваетъ. Послѣ обѣда родственница невѣсты даритъ гостей платками, дружка послѣ этого опять наговариваетъ: „Поваръ — яхаръ, и яства — сахаръ, доступи сюда, пожалуй; мы отъ хлѣба-соли сыты и отъ перевару пьяныи отъ добра слова довольны. И если [есть] у нашего новображнаго князя съ новображной княгиней отецъ родной и мать родная, отецъ крестный и мать крестная, благословите новображнаго князя и съ новображною княгиней изъ мѣста встати изъ княжнова, и благословите новображнаго князя и съ новображною княгинею, и благословите и меня дружку съ полудружіемъ — ѣхать мнѣ въ добрую путь; итти мнѣ, друженькѣ, по полу итти, на калинъ мостикъ сойти и пр.“ Дружка наговариваетъ и отправляется къ лошадямъ, вслѣдъ за нимъ всѣ поѣзжане, дружка ѣдетъ въ церковь „передомъ“. Надобно замѣтить, что дружка всегда ѣздитъ верхомъ, лошадь его украшена соломой, самъ онъ держитъ въ рукѣ саблю и бываетъ перевязанъ полотенцемъ. За дружкой ѣдетъ женихъ, за женихомъ невѣста съ свахой, за невѣстой тянется поѣздъ со стороны жениха, а за послѣднимъ поѣздъ со стороны невѣсты.

Теперь я сообщу болѣе или менѣе любопытныя повѣрья, изъ которыхъ простолюдины заключаютъ о счастливой или несчастливой жизни молодой четы. Послѣ вѣнчанія женихъ вводитъ невѣсту въ свою избу. Оба они становятся на порогъ избной и не переступаютъ его. Тогда бабушка жениха кладетъ на ногу жениха горячую сковороду; онъ откидываетъ ее и приходитъ въ избу. Тоже самое дѣлаютъ и невѣстѣ и замѣчаютъ, какъ далеко откинулась сковорода: если далеко, то жена будетъ злая сварливая, если же близко — наоборотъ. На пиру свадебномъ, какъ всегда и вездѣ, немалую роль играетъ гречневая крутая каша; ее раздаютъ собравшимся

81

изъ всей деревни старикамъ и малымъ ребятишкамъ, и кладутъ иному въ шапку, иному въ полу, а иному прямо за пазуху. Когда каша раздастся, тогда горшокъ бьетъ дружка и поэтому замѣчаетъ, счастливо или несчастливо будутъ жить молодые: если горшокъ расшибется, то новобрачные будутъ жить полнымъ домомъ; если не расшибется, то будутъ бѣдствовать. Во время совершенія брака женихъ, взявши за руку молодую, долженъ вести ее, не выпуская руки: въ противномъ случаѣ между ними будетъ вѣчный раздоръ, какъ говорятъ крестьяне. Крестьяне не позволяютъ дружкѣ держать вѣнецъ надъ головой невѣсты, а плотно надѣваютъ на голову: кромѣ того, что бракъ этотъ не будетъ дѣйствителенъ, и жена будетъ имѣть любовниковъ, потому что она не надѣвала вѣнца, или потому, что вѣнчалось вмѣсто двоихъ трое. Колокольцы, которыми увѣшивается дуга въ поѣздѣ, хранятся на память у молодыхъ, какъ знакъ того, что эти колокольцы были свидѣтелями первыхъ часовъ ихъ супружества; и если колокольцы эти пропадутъ, то вѣрятъ, что кто-нибудь изъ нихъ долженъ умереть.

—