- 343 -

БЫЛИНЫ О ДОБРЫНЕ НИКИТИЧЕ И АЛЕШЕ ПОПОВИЧЕ

В нашем сегодняшнем представлении они всегда вместе, названые братья Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович — три богатыря, мужественные защитники родной земли. Старшинство всегда принадлежит Илье Муромцу, старому казаку, атаману; Добрыня Никитич — податаманье, самый младший — Алеша Попович.

Но такой порядок установился не сразу. Чтобы приобрести свою законченную форму, которая сегодня нас так восхищает, образы богатырей должны были проделать большой многовековой путь. По своему происхождению первые былины о Добрыне («Добрыня и змей») и Алеше («Алеша и Тугарин») древнее былин об Илье Муромце. «Образ Ильи, — писал В. Я. Пропп, — создался позже, чем образы его более молодых соратников — Добрыни и Алеши»1. Но и потеснившись, уступив место «старому казаку», Добрыня и Алеша сохранили свою популярность. На протяжении многовековой истории былевого эпоса неоднократно возникали новые произведения, посвященные этим богатырям.

Образы Добрыни Никитича и Алеши Поповича оказались настолько емкими, что создатели былин возвращались к ним снова и снова. Сюжеты об этих богатырях, собранные вместе, отражают все этапы развития былинной поэзии.

Особенно много эпических произведений связано с именем Добрыни Никитича. Он — победитель Змея Горыныча, помогает Дунаю добыть невесту князю Владимиру; вместе с Василием Казимировичем он заставляет Батура Батвесова, татарского царя, отказаться от даней-выходов, которые тот получал с русского князя. Добрыня отличается особым «вежеством». Он превосходно владеет луком, мастерски играет в шахматы, поражает всех искусством гусляра. Добрыня пользуется большим уважением у князя и богатырей; ему даются самые сложные, самые деликатные поручения, требующие не только силы и смелости, но дипломатических способностей и такта. Когда заезжий Дюк Степанович стал похваляться своим богатством, Добрыня возглавил посольство к матери Дюка, чтобы выяснить, действительно ли так богат ее сын (былина «Дюк Степанович»). К разгневанному и разбушевавшемуся богатырю Илье Муромцу, поссорившемуся с князем Владимиром, едет Добрыня

- 344 -

Никитич с приглашением на княжеский пир, и старый казак не может отказать своему крестовому брату:

Ай же, братец крестовый названый,
Молодой Добрынюшка Никитинич!
Кабы не ты, никого не послухал,
Не пошел бы на почестен пир.

Рыбников. № 119.

Во многих текстах спутником и соратником Ильи Муромца и Добрыни Никитича является Алеша Попович. Его главный подвиг — победа над чудовищным Тугарином Змеевичем. Отличительные черты «напуском смелого» Алеши Поповича — ловкость, удальство, бесшабашная храбрость и вместе с тем особая жизнерадостность, лукавство и задор. В борьбе со смертельным врагом он рассчитывает не только на свою силу, но и на «смекалку» и хитрость, не считая для себя зазорным, если это необходимо для победы, пойти и на прямой обман.

Циклы былин, посвященные Добрыне и Алеше, складывались на протяжении многих веков. Между некоторыми произведениями об этих богатырях часто расстояние в столетие, а то и в несколько столетий. Каждая былина вносила новый штрих в биографию и характеристику богатырей. Если в былинах о бое Добрыни со змеем, Алеши — с Тугарином на первом плане рассказ о силе и мужестве богатырей, то былина о Василии Казимировиче рисует Добрыню искусным дипломатом, а в былине о братьях Бродовичах Алеша предстает спасителем девушки.

Не все одинаково отстаивалось в народной памяти. Многое прочно закреплялось за этими образами, становилось неотъемлемой их частью, но было много и привходящего, временного, что впоследствии забывалось, иногда полузабытый сюжет обрастал новыми подробностями. Большую известность приобрели героические произведения о борьбе богатырей с мифическими и полумифическими чудовищами, о женитьбе князя Владимира и о его сватах Дунае и Добрыне. Широко популярны новеллистические былины «Добрыня и Алеша», «Добрыня и Маринка». Напротив, былины «Добрыня и Василий Казимирович», «Бой Ильи Муромца с Добрыней», «Алеша и братья Бродовичи» не пользовались большой популярностью и уже в XIX в. встречались редко.

Новое произведение, обогащая образы богатырей новыми деталями, отражало эпоху, в которую оно создавалось. Разные эпохи вносили свой вклад в создание и развитие образов Добрыни Никитича и Алеши Поповича. Это было одним из проявлений коллективного начала в творчестве многих поколений русского народа.

Коллективность творчества проявлялась в самом методе создания нового произведения. В содержании любой былины обязательно используются старые «бродячие» сюжеты и мотивы, которые уже встречались в других произведениях, в других жанрах, в другие времена и у других народов. Одним из таких бродячих сюжетов является, например, борьба

- 345 -

со змеем. Этот сюжет известен и в сказках, и в героическом эпосе у древних египтян, греков и у народов средневековой Европы. Наряду с этими извечными традиционными элементами структура фольклорного произведения непременно содержит элементы и детали индивидуальные, создающие свой особый контекст и делающие произведение новым, отличным от всех других. Впоследствии многое может забыться, получить другую интерпретацию в зависимости от иных исторических условий. Но произведение в целом будет жить до тех пор, пока будет сохраняться его костяк, выраженный в конкретном его содержании.

Проблема диалектического единства коллективного и индивидуального начал в фольклоре — проблема многосторонняя. Коллективное и индивидуальное начала обязательно присутствуют при возникновении всякого нового фольклорного произведения. Оно немыслимо без традиционных словесных формул, традиционных бродячих мотивов, заключающих в себе коллективный поэтический опыт народа и человечества. В то же время оно немыслимо без «чего-то» своего, оригинального и специфического, делающего это произведение новым и отличающим его от всех остальных. Причем это «что-то», выражающееся в идее, фабуле, исторической основе, отдельных деталях, в свою очередь, тоже представляет собой сложное переплетение коллективного и индивидуального, так как связано с многовековым опытом народа, его старинными преданиями и одновременно с эпохой, в которую оно создается.

Коллективное и индивидуальное начала присутствуют потом на протяжении всей последующей жизни фольклорного произведения; сохраняется его структурное единство и в то же время меняются частные детали, забываются старые, вносятся новые, в зависимости от исторических изменений, от местности, где исполняется произведение, наконец, от личности исполнителя.

Само произведение, будучи сложным диалектическим соединением общего и частного, может, в свою очередь, рассматриваться как единичное по отношению к многоплановому образу, типу, который, как, например, Добрыня или Алеша, раскрывается полностью не в одном, а в нескольких произведениях. В былинах «Добрыня и змей», «Алеша и Тугарин» главные герои явились обобщенными символами мужества и силы русского народа в его борьбе с внешними врагами. В этих былинах Добрыня и Алеша выступают как этнические герои русского героического эпоса; из характеристик богатырей отметается все, что не связано с подвигом. Сам по себе подвиг бескорыстен, он не имеет никаких эгоистических мотивов, поэтому так решительно всегда отвергает Добрыня предложение спасенной им княжеской племянницы выйти за него замуж как за своего освободителя.

Д. С. Лихачев, характеризуя эпического героя, пишет: «Это человек богатырского подвига. Подвиг этот и накладывает на него отчетливый отпечаток индивидуальности. Герой блещет умом — своим собственным, так же как и силой, выдержкой, храбростью, также его собственными... внутренние переживания героя не отражены в эпическом стиле, отражены,

- 346 -

главным образом, его поступки, но поступки эти, в отличие от последующего времени, приподняты, возвышенны — это деяния, подвиги»2.

Эта характеристика как нельзя лучше подходит к образам богатырей в былинах «Добрыня и змей», «Алеша и Тугарин». Отсюда присущая этим образам монументальность. Все в этих былинах направлено на то, чтобы подчеркнуть исключительность героев. Свой подвиг они совершают будучи очень молодыми. Их врагами являются чудовища, с которыми не справиться обыкновенному человеку. Поэтому богатыри нередко прибегают к помощи «чудесных» сил. Добрыне советами и своими «подарками» помогает мать. Он слышит «голос с неба». Алеша одолевает Тугарина благодаря посланному богом дождю. Но связь с «высшими» силами и то обстоятельство, что победа бывает предопределена заранее, не только не снижает личные достоинства победителей, а наоборот, подчеркивает значительность и монументальность образа.

Возникновение этих былин относится к периоду, когда особенно остро стоял вопрос об укреплении русской государственности, когда шла непрерывная борьба с различными кочевыми племенами, сначала печенегами и половцами, а затем татаро-монголами. В образах различных чудовищ народ изображал силы, с которыми в это время шла ожесточенная борьба. Но, сражаясь со змеем, Соловьем Разбойником, с Тугарином Змеевичем и одерживая над ними победы, Добрыня Никитич, Илья Муромец и Алеша Попович всегда остаются обыкновенными людьми, а сверхъестественная сила богатыря, необходимая ему для победы над сверхъестественным чудовищем, воспринимается нами в этих былинах как сила человеческая.

Развитие образов Добрыни и Алеши идет по двум направлениям. В одних произведениях монументальный образ богатыря как бы «окостеневает». Так, например, мужественным, сильным, мастером на все руки представлен Добрыня в произведениях «Добрыня и Василий Казимирович», «Добрыня и Дунай». Но это уже более поздние былины (XV—XVI вв.), чем, например, «Добрыня и змей», «Алеша и Тугарин». В них уже нет рассказа о борьбе со сверхъестественными чудовищами, богатыри отправляются послами в чужую страну за невестой для князя, к татарскому царю с данями-выходами. Подобное происходило в обычной жизни. Литовский король, татарский царь, мурзы-улановья — это уже не сверхъестественные чудовища, а люди, такие же, как и сам богатырь, как сказитель и слушатель былин. В отличие от многоголовых крылатых змеев, в существование которых верили, но которых никто не видел, с врагами, изображенными в былинах о Дунае и Василии Казимировиче, современникам приходилось встречаться и на Куликовом поле в 1380 г., и в столкновениях с Литвой в XV в., и в «стоянии на Угре» в 1480 г., ликвидировавшем зависимость Русского государства от Золотой орды. Сами Василий Казимирович и Дунай менее сказочны и удивительны, чем змееборцы Добрыня и Алеша, хотя они еще обладают силой, намного превышающей

- 347 -

силу обыкновенного человека, — в одиночку могут побить целое войско, особенно если помогать им будет кто-нибудь из «прежних» богатырей. Чаще всего функции такого помощника выполняет Добрыня, реже Алеша Попович. В новой исторической обстановке эти образы приобретают новое качество. По сравнению с новыми героями победители змеев и змеевичей выглядят уже как сверхъестественные богатыри, обладающие сверхъестественной силой. Добрыня, некогда пользовавшийся услугами «чудесного помощника», теперь сам превращается в чудесного помощника. Его богатырские достоинства настолько бесспорны, что само его имя становится символом богатырства. Когда князь поручает Василию Казимировичу отвезти «дани-выходы» татарскому царю или Дунаю сосватать ему невесту, Василий Казимирович и Дунай просят ради успеха своего посольства не «силы-армии» и не денег, а чтобы спутником их был Добрыня Никитич, иногда вместе с Алешей Поповичем. И они не ошибаются в выборе: Добрыня побеждает в любом состязании, в любом бою. Он может один победить «силушку великую», не оставив врагов даже «на семена». Никто не сомневается в его превосходстве над врагом и победе. Поэтому основное внимание в этих былинах сосредоточено не на нем, а на успехах посольства Василия Казимировича, на противоречивом образе Дуная и на его трагической судьбе. Василий Казимирович и Дунай не так монументальны, как Добрыня, даже не так эпичны, но они более очеловечены, ближе к обыкновенным людям, поэтому менее схематичны. На место обобщенного символического типа приходит человек со своими страстями и интересами. В этом проявлялся кризис эпического монументализма, но вместе с тем в былевом эпосе развивались новые черты.

Отход от эпической монументальности присущ образам Василия Казимировича и особенно Дуная в былинах «Добрыня и Василий Казимирович», «Добрыня и Дунай». Что же касается образа самого Добрыни, то здесь можно отметить некоторое «окостенение» образа богатыря, превратившегося в «общее место», «чудесного помощника». Это, если так можно выразиться, «нисходящая» линия развития образа Добрыни.

Другое направление развития образов Добрыни и Алеши связано с тенденцией к большему их «очеловечиванию». Этот процесс нашел свое отражение в таких произведениях, как «Алеша и сестра Бродовичей», «Женитьба Добрыни», «Бой Добрыни с Дунаем», «Бой Ильи Муромца с Добрыней», наконец, «Добрыня и Маринка», «Добрыня и Алеша». В этих произведениях на первом плане уже рассказ о личной жизни богатырей: рождение, молодость, любовные похождения, женитьба, семейные невзгоды и даже ссоры.

Появляется интерес к душевным переживаниям богатыря, его судьбе. В этих новых былинах богатырь может тайком наведываться к девушке, а потом отбить любимую у ее разгневанных братьев, он может напиться пьяным и буйствовать во хмелю, может жаловаться матери на свою судьбу, наконец, может быть смешон, как незадачливый жених жены друга или любовник волшебницы Маринки. От всего этого они не становятся менее любимы, а наоборот, делаются человечнее, теплее. Очевидно, эти

- 348 -

новые былины о Добрыне и Алеше создавались сравнительно поздно и окончательно оформились в дошедшем до нас виде в XVI—XVII вв.

XVII век — век крестьянских войн и религиозных брожений, век исканий и сомнений — был в то же время веком, создавшим замечательные произведения поэтического искусства. «Повесть о Горе-злочастии», «Фрол Скобеев», с одной стороны, страстные взволнованные послания и «Житие» Аввакума, с другой — во всем этом по-разному проявлялся мятущийся дух русского человека XVII в., не удовлетворенного жизнью, видящего, как рушатся все вчерашние твердыни, и ищущего, что противопоставить им взамен. Именно в это время впервые в русской поэзии появляются произведения, в центре которых стоит простой человек со своими страстями и сомнениями, полный самых противоречивых чувств. Устная народная поэзия не осталась в стороне от всех этих веяний. Близкие к рыцарскому роману былины о бое Добрыни с Дунаем и Ильей, близкие к новелле былины об Алеше и сестре Бродовичей, Добрыне и Маринке, Добрыне и Алеше — плоды своего времени. Их историчность заключается уже не в связи с преданием, как в более ранних былинах, не в упоминании исторических имен, а в отражении духа эпохи с ее сомнениями и скептицизмом, с ее стремлением пародировать все стороны действительности, с ее интересом к внутреннему миру человека, его чувствам и переживаниям.

Можно проследить, как от произведения к произведению изменяется социальное положение богатырей. В былине «Добрыня и змей» богатырь действует абсолютно самостоятельно, сражаясь с врагом по своей собственной инициативе. Его связь с киевским князем очень условна, она проявляется только в том, что Добрыня спасает княжескую племянницу (дочь, сестру). Причем этот подвиг в более древних вариантах он совершает тоже без понуждений со стороны. Тексты, в которых второй бой Добрыни происходит по приказу князя, вероятнее всего, являются более поздней версией3.

В былине «Алеша и Тугарин» Алеша Попович — такой же бродячий воин, как и змееборец Добрыня. Бой с Тугарином происходит или по дороге богатыря в Киев или в самом Киеве. Но в обоих случаях Алеша (даже в княжеских хоромах) действует самостоятельно, иногда противопоставляя свои действия трусости князя, иронизируя над ним. Но он еще не слуга князя.

Герои произведений «Добрыня и Василий Казимирович», «Добрыня и Дунай» — уже верные княжеские слуги. Возражать князю, противопоставить его точке зрения свою, даже сказать что-либо для него неугодное — все это уже само по себе требует от героя гражданского мужества, теперь, обращаясь к князю, богатырь просит Владимира:

А-й Вы позволите-ко мне-ка слово сказать;
Не позвольте меня за слово сказнить,
За слово меня сказнить, скоро повесити.

Григорьев, III, № 5 (309).

- 349 -

Сама по себе служба князю в этих былинах носит характер богатырского подвига, так как поручения князя всегда сопряжены с риском для жизни, имеют общегосударственное значение.

В былине «Добрыня и Алеша» князь выступает уже деспотом, приказание его богатырь выполняет не «за совесть, а за страх» перед верховной властью. Он действует не по велению долга, а во исполнение должности. Даже воинская служба теряет свой благородный характер борьбы за справедливость.

Если в прежних былинах богатырь освобождал полоны, уничтожал насильника, казнил врага, который «слезил отцов-матерей», то теперь он в своей службе князю не видит никакой высокой цели. Более того, как верный слуга, выполняющий чужую волю, он сам принужден нередко «слезить отцов-матерей».

Поэтому былина «Добрыня и Алеша» открывается плачем Добрыни, в котором он сетует на свою судьбу:

«Ах ты ей, государыня, родна матушка!
Ты на что меня Добрынюшку несчастного спородила?
Спородила бы, государыня родна матушка,
Ты бы беленьким горючим меня камешком,...
Спустила бы меня во сине море:
Я бы век Добрыня в море лежал,
Я не ездил бы Добрыня по чисту полю,
Я не убивал бы Добрыня неповинных душ,
Не пролил бы крови я напрасныя,
Не слезил Добрыня отцов-матерей,
Не вдовил Добрыня молодыих жен,
Не пускал сиротать малыих детушек».

Рыбников, I, № 26.

«Плач» Добрыни нельзя рассматривать как ретроспективную оценку прошлой деятельности богатыря, известной по старым былинам. Этот плач — свидетельство изменения в новых исторических условиях отношения народа к самой царской службе, утратившей ореол справедливости и благородства.

В былинах «Добрыня и Маринка», «Идолище сватает племянницу князя Владимира», «Сорок калик» служба богатыря в княжеском дворце уже носит характер прислужничества, иногда даже связанного с неблаговидными поступками.

Девять лет служит Добрыня в Киеве у Владимира, но что же это за служба:

Три году Добрынюшка стольничал.
Три году Добрынюшка чашничал.
Три году Добрыня у ворот простоял.

Гильфердинг, I, № 17.

- 350 -

Змееборец, полномочный посол, Добрыня шесть лет прислуживает у княжеского стола и три года служит привратником4.

Алеша Попович в былине «Сорок калик» занимается сводничеством. По приказу Апраксевны он зовет к ней в спальню атамана калик Касьяна Михайловича, и когда тот отказывается, он подбрасывает ему в мешок серебряную чарочку, а затем обвиняет его в воровстве.

Развитие былинного жанра шло параллельно с процессом развития и укрепления русской государственности, в частности отражая изменения во взаимоотношениях князя и дружинника и перемены в отношениях народа к государственной власти. В первых былинах еще отразились следы военной демократии, когда положение воина-дружинника было менее зависимым от князя, чем в более поздние времена.

Самые поздние былины создавались уже в период московского абсолютизма и выразили отношение к нему народа как к власти деспотичной и несправедливой.

Вероятно, конец XIV—XVII вв. — время, когда окончательно складываются образы Добрыни Никитича и Алеши Поповича. Каждый из этих богатырей приобретает свою характеристику, становится индивидуальностью.

«Муж битвы и совета», всегда соблюдающий богатырский кодекс чести, много знающий и много умеющий, тактичный, «вежливый» — таким остался Добрыня для последующих поколений, когда уже не появлялись новые произведения об этом богатыре.

Более противоречивым оказался образ Алеши Поповича. Мужество и удаль, ловкость и увертливость, веселая шутка и злая ирония сочетаются у Алеши с поступками, которые не всегда достойны богатыря. Он может пойти на хитрость и обмануть не только врага, но и своего названого брата. Иногда он бывает кичливым и хвастливым, за что другие богатыри его осуждают. Возможно, на окончательную характеристику Алеши повлияло его отчество Попович. На образ богатыря были перенесены некоторые черты, которые принято было в народе приписывать попам.

Алешинька рода поповского:
Поповские глаза завидущие,
Поповские руки загребущие,
Увидит Алеша на нахвальщике
Много злата, серебра —
Злату Алеша позавидует;
Погинет Алеша по-напрасному.

Киреевский, I, стр. 48.

- 351 -

В поздних былинах нередко противопоставление «вежливому» Добрыне «неочесливого» Алеши. В былине «Сорок калик» Алешу Поповича посылают обыскать калик, подозреваемых в краже «чарочки серебряной»:

Молоды Алеша Попович млад
Настиг калик во чистом поле;
У Алеши вежество нерожденое.
Он стал с каликами вздорити,
Обличает ворами — разбойниками...
(он требует устроить обыск)
А в том калики не даются ему...

   Кирша Данилов, стр. 160.

Вместо Алеши посылают Добрыню: «У Добрыни вежество рожденое и ученое» (там же); без ненужных оскорблений, тактично и деликатно он просит калик произвести обыск. Калики послушно выполняют его просьбу.

Конфликту между Добрыней и Алешей, когда Алеша хочет обманом жениться на жене Добрыни, посвящена былина, которая имеет несколько названий: «Добрыня и Алеша», «Добрыня в отъезде», «Неудачная женитьба Алеши».

Противоречивая характеристика Алеши Поповича отразилась и в литературных обработках былин, созданных в XVI—XVII вв. Таково «Сказание о седми русских богатырях». Памятник начинается со спора между Владимиром и богатырями, среди которых непременно находятся Добрыня и Алеша. Владимир, ожидая врага, боится остаться один в Киеве и не отпускает от себя богатырей, которые не хотят быть «сторожами» и рвутся встретиться с врагом в «поле чистом», не дожидаясь его прихода в Киев. Переодевшиеся в каличью одежду богатыри отправляются в Царьград, там побеждают Тугарина Змиевича, идола (Идолища) и других 32 (42) вражеских богатырей и со славою возвращаются в Киев. По ходу действия Алеша Попович выступает на передний план несколько раз. Он просит у калик их платье, и калики ему отказывают (ср. былину «Сорок калик»). Когда об этом же просит калик Илья Муромец, они отвечают: «С тобою нам, Илья Муромец, спору не будет»5, и меняются с богатырями своим платьем. Так же уважительно калики относятся к Добрыне, и на его вопрос подробно описывают обстановку в Царьграде.

В нескольких эпизодах Алеша Попович рисуется храбрым, но горячим и нетерпеливым воином. Он чуть было не испортил все дело. Когда переодетые каликами богатыри слушают похвальбу Идолища, собирающегося завоевать Киев, Алеша не сдержался и высказался: «и не узнаеш от Киева дороги, и не путем прочь поедеш; и еще тебе живу не отежьдевать прочь от Киева!» «Идолище же на него осержаетца. И зговорит дворянин Залешенин (другой богатырь. — В. С., Ю. С.): «Твоего государь царскова меду упился калика и говорить ни ту ни сю». И зговорят Алеше товарищи потихонку: «Уйми свое сердце богатырское, потерпи малешенько;

- 352 -

нелзя нам с тобою такова слова молвити!» (там же, стр. 150). Потом, во время боя с врагом, Алеша снова показал свою силу и храбрость. Так, в «Сказании» несколько иронично, но в то же время доброжелательно рассказывается об Алеше Поповиче. О Добрыне в «Сказании» говорится более уважительно, но гораздо короче и бесцветнее.

Имена Добрыни Никитича и Алеши Поповича упоминаются в «Истории о славном и храбром богатыре Илье Муромце и Соловье-Разбойнике», в которой пересказаны сюжеты нескольких былин. По этой «Истории», широко известной по рукописной и лубочной литературе XVIII в., Добрыня и Алеша находятся среди богатырей князя Владимира. Когда князь не поверил рассказу Ильи о его победах, «богатыри Алеша Попович, Добрыня Никитич бросились смотреть и увидели, и князя уверили, что справедливо так»6. Добрыня выступает в качестве названого брата Ильи Муромца. Лубок на этот сюжет датируется первой половиной XVIII в.

Среди рукописных «Историй об Илье Муромце» находится список середины XVIII в. (бумага 50-х годов), в котором характеристики Добрыни Никитича и Алеши Поповича даны более полно в соответствии с былинной традицией. Приехавшего в Киев Илью Муромца, по этому списку, встречает Алеша Попович, который «стал спрашивать неочестливо, и очень он пересмешлив был»7. На грубость Алеши Илья отвечает пренебрежительно и требует другого посла. «Пришли полутче себя и повежливея»⁷. Лучшим и более вежливым оказывается Добрыня Никитич, который спрашивает «очестливо» и получает исчерпывающий ответ.

В отличие от лубка об Илье Муромце, основанного в общем на былинных сюжетах, лубок «Сказка о богатыре Добрыне Никитиче» (Д. А. Ровинский указывает только два издания, оба — XIX в.)8 является перепечаткой отрывка из книги В. А. Левшина «Русские сказки», которые открываются «Повестью о славном князе Владимире Киевском Солнушке Всеславьевиче и о сильном его могучем богатыре Добрыне Никитиче»9. Несмотря на то что среди разнообразных приключений, в которые попадает Добрыня, есть сражение с многоголовым змеем и освобождение несчастных жертв, связь этой литературной повести с былинами о Добрыне очень отдаленная.

Лубочная литература XVIII в. не знает текстов, посвященных Алеше Поповичу. Но имеется лубочная картинка «Сильный богатырь Алешка Попович», датируемая концом XVII — началом XVIII в. На картинке изображен всадник на коне с поднятым мечом и щитом, в одежде, отороченной

- 353 -

горностаевым мехом, в шапке с перьями и кистями. Некоторые исследователи (В. Стасов, О. Балдина) видят в облике богатыря, торжественном и величественном, намек на Петра I10.

Литература XVIII в., научная и художественная, оставила очень мало свидетельств о бытовании былин вообще и былин о Добрыне Никитиче и Алеше Поповиче в частности.

В. Н. Татищев в своей «Истории Российской» поместил небольшую заметку о песнях скоморохов. Перечисляя персонажей этих песен, он называет князя Владимира, Илью Муромца, Алексия Поповича, Соловья-Разбойника и Долка (Дюка?) Стефановича11. Добрыни в этом перечне нет.

Другое упоминание былин и былинных богатырей находится в «Русских сказках» В. А. Левшина, о которых уже говорилось выше. В одном из примечаний автор рассказывает о своем собрании «богатырских песен», погибшем во время пожара. Он даже приводит отрывок, сохранившийся в его памяти, о победе Добрыни над Тугарином:

Из далеча, из далеча во чистом поле,
Как далее того на украйне,
Как едет, поедет добрый молодец,
Сильный могуч богатырь Добрыня,
А Добрыня ведь то, братцы, Никитьевичь
И с ним ведь едет Тароп слуга...
..............
(После сего описывается приезд его к князю Владимиру, сражение
с Тугарином, но подробно слов песни я не помню).
У Тугарина, собаки, крылья бумажные;
И летает он, собака, по поднебесью.
...............
                                              (конец)
Упал он, собака, на сыру землю;
А Добрыня ему голову свернул,
Голову свернул, на копье взоткнул12.

Трудно сейчас решить, изменила ли память Левшину или в его распоряжении был уже испорченный текст, но приведенные им строки с упоминанием слуги Торопа, Тугарина, бумажных крыльев врага восходят несомненно к былине «Алеша Попович и Тугарин». В 1804 г. была опубликована 1-я глава «богатырской песни» Н. А. Львова «Добрыня», созданной, по словам издателей, «лет за десять до смерти его автора» (ум. в 1803 г.). Первая глава, написанная тоническим стихом, была посвящена преимуществам тоники перед силлабикой, но издатели сообщали, что в своей поэме Львов собирался описать «брак великого князя Владимира I

- 354 -

и при оно потехи русских витязей, а преимущественно витязя Добрыни Никитича»13. Вероятно, Львову был известен сюжет былины о женитьбе князя Владимира (былина о Дунае), в которой Добрыня действительно выступает как один из главных героев.

В том же 1804 г. Г. Р. Державин создал либретто оперы «Добрыня», содержание которой восходит в основном к упомянутой выше сказке Левшина.

Мы исчерпали весь запас известных нам свидетельств о бытовании былин о Добрыне и Алеше в XVIII в. В отличие от сказки, хорошо известной всем слоям населения, былина к этому времени наверное сохранилась уже только в определенной среде и в отдаленных от столиц местностях.

История публикаций и изучения былин начинается с 1804 г., с первого издания «Древних русских стихотворений», известного в науке под названием сборника Кирши Данилова. Сборник этот представляет собою рукопись, составленную, вероятно, в 40—60-е годы XVIII столетия на уральских заводах Демидовых. В ее состав входят песни самых разных фольклорных жанров: былины, исторические песни, баллады, лирические и шуточные песни14. В первом издании было опубликовано только 26 песен рукописи. Былины о Добрыне здесь были представлены сюжетами: «Добрыня и Маринка» («3 года Добрынюшка стольничал»), «Добрыня и Алеша — неудавшаяся женитьба Алеши Поповича» («Добрыня чудь покорил»), «Бой Добрыни с бабой Горнынинкой», несколько напоминающий бой Дуная с Настасьей (в составе былины «Илья ездил с Добрынею»). В сборник входила еще былина «Женитьба князя Владимира», известная по более поздним записям как былина о Дунае. В тексте сборника Кирши Данилова вместо Добрыни помощником Дуная был назван Еким Иванович, слуга Алеши Поповича. Поэтому до тех пор, пока былина о женитьбе Владимира была известна только по этому сборнику, имя Добрыни никак не связывалось с этим сюжетом. Былины об Алеше Поповиче были представлены сюжетами «Алеша и Тугарин» («Алеша Попович») и уже упоминавшимся «Добрыня и Алеша».

В 1818 г. вышло второе издание сборника под названием, принятым до настоящего времени: «Древние российские стихотворения, собранные Кир-шею Даниловым». В нем было опубликовано 61 произведение. Среди впервые опубликованных находилась и былина «Добрыня купался — змей унес», посвященная основному сюжету цикла былин о Добрыне — его бою со змеем.

Долгое время это было единственное собрание былин, каким располагала наука и литературная критика. Каждая былина в нем представлена одиночным текстом, поэтому перед исследователями еще не вставали проблемы варианта, версии, критики текста. К тому же тексты сюжетов первостепенной важности, как «Добрыня и змей», «Алеша и Тугарин», были дефектными, вызывавшими много недоумений. Первые критики и исследователи

- 355 -

(Н. Грамматин, Н. М. Карамзин, К. Ф. Калайдович) обратили внимание на сходство имен былинных богатырей с историческими лицами, описанными в летописях. Добрыня Никитич сопоставляется с дядей князя Владимира, Алеша Попович — с «храбром» Александром Поповичем. Первый, кто попытался проанализировать идейно-художественное содержание каждой былины в отдельности, был В. Г. Белинский. По его словам, в борьбе с Тугарином Алеша выступает против «холодного цинического разврата»15. Сам Алеша Попович, по словам Белинского, «больше хитрый, чем храбрый, больше находчивый, чем сильный»16. Очень плохое качество текста «Добрыня купался, змей унес» привело к тому, что критик не понял этого произведения: «Тут нет не только мысли — даже смысла... что за тетушка Марья Дивовна была у Добрыни, как попала она к змею Горынчату; что за река Сафат, которая через пять строк превращается в Израй-реку?..»17 На эти и подобные вопросы критик мог бы получить исчерпывающие ответы, если бы имел возможность познакомиться хотя бы со сборником Рыбникова, вышедшим уже после смерти Белинского.

В 1852 г. в I томе «Московского Сборника» П. В. Киреевского впервые была опубликована былина о Василии Казимировиче под названием «Песня про Ваську Казимировича».

В 1852—1856 гг. в Прибавлениях к «Известиям Академии наук», выходивших под редакцией И. И. Срезневского, впервые публикуются записи А. Н. Пасхаловой из Саратова, Е. Фаворского из с. Павлово Нижегородской губ., А. Верещагина с низовьев р. Онеги и С. Н. Гуляева с Алтая. Среди записей имеются и отдельные былины о Добрыне и Алеше. Из них совсем неизвестной ранее и долгое время остававшейся уникальной являлась алтайская былина «Алеша Попович освобождает сестру». Все эти записи впоследствии неоднократно перепечатывались в различных изданиях.

В 60-х годах вышли в свет «Песни, собранные П. В. Киреевским» (1860—1879) и «Песни, собранные П. Н. Рыбниковым» (1861—1867). Появление этих сборников, а также «Онежских былин» А. Ф. Гильфердинга (1873) свидетельствовало о том, что большое количество произведений, известных по «Древним Российским стихотворениям», продолжает жить в народе. В Олонецкой губернии, находившейся всего в 450 верстах от Петербурга, на берегах и островах Онежского озера была открыта «Исландия русского былевого эпоса». Многочисленные корреспонденты П. В. Киреевского присылали ему записи былин (в большинстве случаев отрывки) из самых разных мест России: Архангельской, Нижегородской, Новгородской, Олонецкой, Орловской, Симбирской, Тульской губерний, из городов Москвы, Саратова, Сызрани. В научный оборот наряду с новыми вариантами уже известных былин вошел новый сюжет: «Алеша Попович и братья Збродовичи», новые эпизоды: «рождение Добрыни», «детство Добрыни».

- 356 -

Если былинные тексты из центральных районов России были чаще всего отрывочны или дефектны, то Архангельская и Олонецкая губернии сохранили много текстов, передающих сюжеты с исчерпывающей эпической полнотой. Сборники П. Н. Рыбникова и А. Ф. Гильфердинга открыли русскому читателю огромный новый мир богатырей, о котором раньше можно было догадываться по отдельным намекам, отрывкам и текстам, в большинстве случаев полузабытым и испорченным. Теперь уже были известны все основные сюжеты русского былевого эпоса не в единичной записи, а в большом количестве вариантов.

После опубликования собраний Киреевского, Рыбникова и Гильфердинга, когда большинство былинных сюжетов было записано по нескольку раз, от нескольких разных сказителей, когда во многих случаях были произведены повторные записи от одного и того же сказителя, когда стало возможно сравнивать между собой различные тексты одного и того же произведения, старые методы изучения былин оказались несостоятельными. На исследователей обрушился поток новых вопросов и проблем, многие из которых не утратили своей актуальности до настоящего времени. Именно в этот период возникает проблема сравнительного изучения текстов, отбора материала, зачастую очень противоречивого.

В 60—70-х годах XIX в. появилось много трудов по фольклору, в частности по былевому эпосу, ставших впоследствии классическими. В эти годы были созданы самые фундаментальные труды мифологической школы, считавшей главной задачей исследования, по словам А. А. Котляревского, «объяснить мифическое зерно предания и разоблачить его исторический или бытовой смысл, отделив наносные слои и показав значение каждого из них»18.

Мифологи Ф. И. Буслаев19, А. А. Котляревский, О. Ф. Миллер20 стали последовательно применять сравнительно-исторический метод, сопоставляя сюжеты русских былин с произведениями мирового эпоса. Так, Котляревский сравнивал Добрыню с англосаксонским Беовульфом, немецким Дитрихом, скандинавским Сигурдом — убийцей змея Фафнира. Буслаев и Котляревский обратили внимание на сходство русской воительницы Настасьи, жены Дуная, с немецкой Брунгильдой, Миллер указывал на болгарские и сербские параллели к былине о Дунае. О. Ф. Миллер первым стал сопоставлять различные тексты одной и той же былины по сборникам К. Данилова, Киреевского и Рыбникова. Разделявший взгляды мифологической школы революционный демократ И. Худяков решительно выступил против традиционного отождествления исторического Добрыни с былинным: «Исторического в этих песнях (о Добрыне) опять одни имена; но и те употребляются совершенно не исторически»21.

- 357 -

Крупнейший представитель русской мифологической школы — Ф. И. Буслаев. Он стремился найти в былинах отголоски древнейших мифических представлений и космогонических преданий. По его мнению, в образах богатырей старшей эпохи русский эпос олицетворяет знаменитые реки. «Происхождение рек от крови убитых героев, или точнее великанов, без сомнения, основывается на древнейших космогонических преданиях о происхождении воды вообще от крови»22. Одним из старших богатырей, из крови которого образовалась река, Буслаев считал Дуная. Добрыню Никитича и Алешу Поповича исследователь относит к героям новой исторической эпохи, когда с утратою языческого верования миф, как бы он ни был заманчив по своему поэтическому содержанию, уже «перестает быть выражением и двигателем народного сознания». Эти младшие богатыри, не боги, а обыкновенные смертные, которые «становятся настоящими представителями народа, образцами всего, что почитает он в себе доблестным и достойным всякого уважения»23.

Буслаев выделял Добрыню и Алешу как эпических героев, индивидуальные особенности которых эпос характеризует «с особенной полнотой»24.

Одновременно с мифологами во второй половине XIX в. работали представители исторической школы В. Ф. Миллер, Л. Н. Майков25, М. Г. Халанский26 и другие, стремившиеся выявить в своих трудах исторические корни былевого эпоса, определяющие исторические прототипы русских богатырей.

Конец XIX — начало XX в. ознаменованы новым подъемом собирания и изучения фольклора. Началось планомерное изучение былевого репертуара всего Русского Севера, Сибири и казачьего юга. Появляются «Русские былины старой и новой записи» под редакцией Н. С. Тихонравова и В. Ф. Миллера (1894), «Беломорские былины» А. В. Маркова (1901), «Печорские былины» Н. Е. Ончукова (1904), «Архангельские былины и исторические песни» А. Д. Григорьева (1904—1939), «Былины новой и недавней записи из разных местностей России» (1908) под редакцией В. Ф. Миллера. В новых районах записи наряду с известными сюжетами были выявлены новые: «Бой Ильи Муромца с Добрыней», «Бой Добрыни с Дунаем».

В связи с расширением материала встала необходимость пересмотра целого ряда положений и вопросов, казавшихся уже решенными. Возникали проблемы, связанные с понятиями личного стиля сказителя, различными местными версиями одной и той же былины, так как стали известны случаи, когда в разных географических местах одно и то же произведение поется по-разному, что вынуждало заново пересмотреть и его композицию, и его содержание.

На конец XIX — начало XX в. приходится активная деятельность главы исторической школы — В. Ф. Миллера. Основной своей задачей Миллер

- 358 -

считал поиски «исторических отголосков» в былевом эпосе. Ему мы обязаны выяснением основного фонда летописных известий, имеющих прямое или косвенное отношение к именам и сюжетам былевого эпоса. Добрыню Никитича он неоднократно сопоставлял с историческим воеводой Добрыней, Алешу Поповича — с «храбром» Александром Поповичем27, Василия Казимировича — с новгородским посадником Василием Казимиром, «отравщицу» Маринку — с Мариной Мнишек, врага Алеши Поповича Тугарина — с половецким ханом Тугорканом. В былине о Дунае он видел отражение событий женитьбы Владимира на Рогнеде и т. д. Отыскание исторических реалий и прототипов у В. Ф. Миллера часто превращалось в самоцель. Увлекшись деталями: именами действующих лиц, географическими названиями, элементами быта, государственного, общественного и семейного, историческими событиями, напоминающими сюжеты былины, — Миллер и его ученики потеряли целое: конкретное историческое произведение с определенной идеей, собственной системой образов и композицией. Иными словами, из поля зрения исторической школы выпала художественная природа былины.

После победы Октября в изучении былевого эпоса наступил новый период, продолжающийся вплоть до сегодняшнего дня. В настоящее время уже маловероятно, что будет найден какой-нибудь новый оазис былевого эпоса. Начиная с онежской экспедиции братьев Соколовых «По следам Рыбникова и Гильфердинга» в Советском Союзе ведется большая и планомерная работа в местах, уже в основном известных науке. Главное значение записей последних десятилетий заключается в том, что они помогают изучить судьбу былевого эпоса в условиях новой эпохи. Пора собирания былевого материала по существу завершена, наступило время углубленного освоения и изучения собранного.

После исторической школы новое слово в изучении былин было сказано А. П. Скафтымовым в его труде «Поэтика и генезис былин»28. Исследователь поставил задачу «изучения былин в их настоящем, сохранившемся виде с тем, чтобы понять их состав как художественное целое»29. Скафтымов впервые проанализировал композицию былины «Добрыня и змей», состоящей из двух приключений: встречи со змеем во время купания и освобождения от змея племянницы (сестры) Владимира. Он подчеркнул композиционное значение предостережений матери, служащих «напрягающей и интригующей подготовкой встречи Добрыни со змеем»30. После труда Скафтымова уже нельзя было пренебрегать художественной основой былины, забывать, что мы имеем дело с произведением, имеющим эстетическую ценность и подчиняющимся эстетическим законам.

Огромный вклад в дело изучения русского былевого эпоса сделал В. Я. Пропп в своем фундаментальном труде «Русский героический эпос».

- 359 -

Для Проппа былины — это прежде всего художественные произведения. Все свои разыскания он подчиняет исследованию их идейного содержания. Он никогда не забывает о главной специфике фольклора — отсутствии канонического неизменяемого текста. Поэтому для анализа былины Пропп привлекает все имеющиеся записи. Он рассматривает это огромное и часто противоречивое богатство как единое произведение, стремясь снять многочисленные противоречия, встречающиеся в различных текстах, дополняя один текст другим, отделяя главное от второстепенного и нетипичного. Пропп сумел раскрыть художественный замысел каждой былины в отдельности и в то же время создать концепцию развития русского героического эпоса. Ему принадлежит много тонких и интересных наблюдений. Так, в былине о бое Добрыни со змеем он увидел победу «молодого русского государства и его новой культуры над темными силами прошлого»31. Пропп впервые рассмотрел обе части былины о Дунае — сватовство Владимира и женитьбу Дуная — как единое целое произведение. В отличие от многих исследователей, подчеркивавших отрицательные черты Алеши Поповича, Пропп убедительно доказал «высокий моральный облик Алеши»32, победившего более сильного врага, Тугарина Змеевича, хитростью.

Ряд отдельных вопросов, касающихся истории былин, их эстетической специфики, типологической общности русского героического эпоса с эпосами других народов, разработан в трудах Д. С. Лихачева, А. М. Астаховой, Б. Н. Путилова и других советских исследователей. Их точки зрения приводятся ниже, в комментариях к отдельным былинам.

Публикуемые в этом сборнике тексты разделены на три большие группы: былины о Добрыне Никитиче; былины об Алеше Поповиче; былины, где выступают оба героя. Уже этим делением составители отмечают последовательность возникновения публикуемых эпических песен, их поэтапное развитие: наиболее ранние произведения о Добрыне Никитиче создавались раньше былин об Алеше Поповиче, первые песни об Алеше Поповиче создавались раньше произведений, где Добрыня Никитич и Алеша Попович противопоставляются друг другу или выступают вместе против одного противника.

В сборнике представлены все эпические сюжеты, главными героями которых являются Добрыня Никитич и Алеша Попович.

При отборе материала составители прежде всего учитывали эстетические качества текста, вместе с тем они руководствовались задачей показать историю создания и развития былин о Добрыне Никитиче и Алеше Поповиче. Именно этой последней задаче подчинен отбор вариантов и версий каждой былины, соотношение текстов по каждому разделу, соотношение текстов, ставших классическими и получивших широкое распространение благодаря многочисленным перепечаткам, и новообразований и поздних записей, свидетельствующих об отмирании былин. Для истории

- 360 -

эпоса имеют значение все качественные сдвиги, вся история каждой былины, эпическая повторяемость в развитии, а не в статике. Поэтому в сборнике по возможности широко представлены различные обработки тех былин, в повествовании которых наблюдаются временные изменения. Вместе с тем составители стремились выдержать географический принцип, показать образцы текстов из разных районов бытования и прокомментировать их таким образом, чтобы читателю стали известными местные особенности вариантов былин о Добрыне Никитиче и Алеше Поповиче и причины, их обусловившие.

Тексты былин, взятые из печатных и архивных источников, нередко значительно различаются между собой по способу записи, иногда чрезмерно усложненному и приближающемуся к фонетическому. Стремясь облегчить восприятие текстов, составители прибегли к упрощению орфографии текстов и ее фонетической унификации во всех случаях, где это оказывалось возможным. При этом составители ориентировались на принципы, примененные ранее А. М. Астаховой при издании в серии «Литературные памятники» былин об Илье Муромце.

Заглавия текстов без скобок принадлежат источникам, в скобках — составителям.

В библиографии вариантов при указании номера или страниц источника условными сокращениями отмечаются следующие особенности текстов: конт. — контаминация комментируемого былинного сюжета с другим сюжетом; проза — различные виды прозаических рассказов (пересказ былины, осказоченная былина, воспоминание о сюжете былины); книжн. — усвоение исполнителем текста из книги (вторичная фольклоризация текста).

Тексты, записанные в ходе фольклорных экспедиций МГУ 1956—1962 гг., печатаются по копиям, представленным собирателями в свое время Ю. И. Смирнову и хранящимся в его архиве. Пользуясь случаем, составители выражают глубокую благодарность своим товарищам по этим экспедициям.

Сноски

Сноски к стр. 343

  ¹ В. Я. Пропп. Русский героический эпос. М., 1958, стр. 237.

Сноски к стр. 346

  ² Д. С. Лихачев. Человек в литературе Древней Руси. М., 1970, стр. 63—64.

Сноски к стр. 348

  ³ Об этом подробнее см. примечание к былине № 5.

Сноски к стр. 350

  ⁴ Не следует видеть в словах «стольничал» и «чашничал» указания на определенные чины Московской Руси стольника и чашника. В былине речь, несомненно, идет о прислуживании за столом. Об этом подробнее см. В. Г. Смолицкий. Былина о Добрыне и Маринке. — «Современные проблемы фольклора». Вологда, 1971, стр. 48—52.

Сноски к стр. 351

  ⁵ Былины в записях и пересказах XVII—XVIII веков. М. — Л., 1960, стр. 152.

Сноски к стр. 352

  ⁶ Д. А. Ровинский. Русские народные картинки, кн. 1. СПб., 1881, стр. 6.

  ⁷ Былины в записях и пересказах XVII—XVIII вв. Издание подготовили А. М. Астахова, В. В. Митрофанова, М. О. Скрипиль. М. — Л., 1960, стр. 135. Сведения о рукописи см. там же, стр. 279.

  ⁸ Д. А. Ровинский. Русские народные картинки, кн. 1, стр. 9.

  ⁹ В. А. Левшин. Русские сказки, содержащие древнейшие повествования о славных богатырях. Сказки народные и прочие, оставшиеся через пересказывание в памяти приключения, ч. 1. М., 1780.

Сноски к стр. 353

¹⁰ О. Д. Балдина. Русские народные картинки. М., 1972, стр. 62—65.

¹¹ В. Н. Татищев. История Российская, т. 1. М. — Л., 1962, стр. 115.

¹² В. А. Левшин. Русские сказки..., стр. 138—140.

Сноски к стр. 354

¹³ Русская поэзия. Под ред. С. А. Венгерова, т. 1. СПб., 1897, стр. 769.

¹⁴ Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. Издание подготовили А. П. Евгеньева и Б. Н. Путилов. М. — Л., 1958.

Сноски к стр. 355

¹⁵ В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. V. М., 1954, стр. 364.

¹⁶ Там же, стр. 363.

¹⁷ Там же, стр. 375—376.

Сноски к стр. 356

¹⁸ А. А. Котляревский. Соч., т. 1. СПб., 1889, стр. 555.

¹⁹ Ф. И. Буслаев. Исторические очерки русской народной словесности и искусства, т. 1—2. СПб., 1861; его же. Народная поэзия. СПб., 1887.

²⁰ О. Ф. Миллер. Илья Муромец и богатырство Киевское. СПб., 1869.

²¹ И. Худяков. По поводу двух выпусков песен Н. В. Киреевского. — «Московские ведомости», 1861, № 44.

Сноски к стр. 357

²² Ф. И. Буслаев. Народная поэзия. СПб., 1887, стр. 31.

²³ Там же, стр. 136.

²⁴ Там же, стр. 170.

²⁵ Л. Н. Майков. О былинах Владимирова цикла. СПб., 1863.

²⁶ М. Г. Халанский. Великорусские былины Киевского цикла. Варшава, 1885.

Сноски к стр. 358

²⁷ В. Ф. Миллер. Очерки русской народной словесности, т. 1. М., 1897; т. II. М., 1910; т. III. М. — Л., 1924.

²⁸ А. П. Скафтымов. Поэтика и генезис былин. М. — Саратов, 1924.

²⁹ Там же, стр. 44.

³⁰ Там же, стр. 83.

Сноски к стр. 359

³¹ В. Я. Пропп, стр. 194.

³² Там же, стр. 208.