525

КОММЕНТАРИИ

В задачу комментариев входит, кроме сообщения основных паспортных данных, раскрытие особенностей публикуемых вариантов былин в соотношении с местной и общерусской традициями. Приводятся также сведения о прежних записях былин на те же сюжеты в данной местности и о происхождении публикуемого текста. Полная библиография сюжета внесена в указатель вошедших в издание сюжетов и дается ссылкой на имеющиеся списки вариантов. В библиографических справках и в указателе сюжетов при номерах текстов ставится в скобках условное сокращение: (к.) — обозначает контаминацию с другим сюжетом, (пр.) — что сюжет передан прозой, (отр.) — обозначает отрывок.

Публикуемые записи сделаны разными собирателями, применявшими каждый свою методику фиксации особенностей диалекта. Не во всех записях обозначены изменения безударных гласных (двадцеть, деветь, кнеженецкой и т. п.), йотированное и (Йилья, йих), фрикативное г (коhда, боhа́тыря). Таким образом, получается разнобой в передаче одного и того же диалекта, поэтому случаи дополнительной фиксации диалектной фонетики снимаются. В отношении редуцированных гласных это оправдано еще и тем, что их произношение в северных диалектах в основном совпадает с произношением в литературном языке.

Другие фонетические особенности, отличающие северные диалекты (оканье, цоканье, чоканье, мягкость и чередование некоторых согласных), а также случаи резкого отклонения от оканья (-ова, -ева в родительном падеже прилагательных, произнесение а вместо о в безударном положении (например, Мурамец) сохраняются.

Сохраняются все обозначения колебаний в произношении глагольных окончаний (-тся, -тсе, -тца, -тця и др.). Буква ё применяется, когда произношение может быть не вполне ясным (недалёко, милостыня спасённая). Последовательно всюду обозначено всё в отличие от все (в былинах легко спутать). Буквой е́ обозначается произношение е вместо обычного ё.

Все морфологические и синтаксические особенности текстов сохраняются.

Знак ударения, как правило, употребляется для обозначения необычного в литературном языке произношения (в чисто́м поли́), но в тех случаях, где сказитель особо акцентировал то или иное слово (что и было отмечено в момент записи), знак ударения сохраняется и тогда, когда это ударение совпадает с обычным произношением данного слова.

Заглавия былин без скобок принадлежат исполнителям, в прямых скобках — составителям. Ремарки исполнителя выделяются курсивом и

526

заключаются в скобки. Прозаический пересказ и формулы перехода, сказанные прозой, выносятся за стихотворную строку влево.

В текстах, напевы которых помещены в сборнике, части, записанные на магнитофон, выделяются звездочками.

1—7. Записи А. В. Беловановой в августе 1942 г. от Анастасии Артемьевны Носовой, 67 л., Усть-Цилемский р-н, д. Трусовская (река Цильма).

1. Илья Муромец. Печорские варианты: Онч., 2, 19, 26, 53; Аст., I, 48, 69, 80, 93, 95; Леонт., 1, 4, 6.

Публикуемый вариант представляет сводный текст. Основной сюжет «Илья Муромец и Соловей-разбойник», осложненный мотивом трех дорог, контаминируется с сюжетами: «Илья Муромец и разбойники», «Ссора с князем Владимиром», «Илья Муромец и Калин-царь».

В традиционное развитие действия сказительница вносит ряд изменений: Илью Муромца у подворья Соловья встречают не жена и дочери разбойника, а мать; эпизод столкновения Ильи Муромца с дочерьми Соловья-разбойника выпущен; при нашествии врага князь Владимир сам вспоминает об Илье Муромце и посылает к нему слугу, обычно это предлагает сделать Апраксия. Описание расправы над Соловьем-разбойником приближается к описанию в былине сборника Астаховой, т. I, 69: «...привязал Соловья за хвост коню и пустил в чистое поле». Но в былине Носовой расправа изображена подробнее (стихи 134—139). Ссора с князем Владимиром социально насыщена: наговор «бояр толстобрюхих», испуг князя, неподчинение Ильи слугам князя Владимира, ироническая концовка (когда князь Владимир благодарит победителя, Илья Муромец отвечает: «Не надо мне ваши подарочки, меня храните да в темницу не садите»). Содержание наговора иное, чем обычно в текстах о ссоре, оно искусно связано с победой над Соловьем.

Былина отличается полнотой и художественной разработанностью. Сказительница всегда выдерживает былинную обрядность, дополняя ее иногда формулами и оборотами плачевой поэзии (мать Соловья названа «мать родимая, гроза великая», княгиня Апраксия называет Илью «защитой великой», «обороной надейной»).

2. Добрыня и Алеша. Печорские варианты: Онч., 95; ср. также начальную часть: Онч., 21, 59, 63.

Текст А. А. Носовой представляет контаминацию сюжетов, связанных именем одного героя: «Добрыня и паленица», «Добрыня и Алеша». Кроме того, просьба юного Добрыни к матери отпустить его на богатырскую заставу восходит к печорским былинам на другие сюжеты о Добрыне («Добрыня и Змей», «Добрыня и Маринка»), в которых говорится о рождении и детстве богатыря (ср. в особенности: Онч., 59, но там рассказ о рождении и детстве более развернут).

Сюжет «Добрыня и паленица» ранее не был записан на Печоре. В публикуемом варианте он занимает место, равноценное второму сюжету. На оформлении этой части сказалось влияние былины «Илья Муромец и Сокольник», одной из самых распространенных на Печоре (см. наблюдение в «трубочку подзорную», насмешку паленицы над богатырской заставой, бой Добрыни с паленицей).

Второй сюжет — популярная былина-новелла о неудачной попытке Алеши Поповича жениться — на Печоре был, по-видимому, мало распространен: Ончуковым он был зафиксирован лишь в одном варианте с нижней Печоры, Астаховой и Леонтьевым совсем не записан. По одной записи нельзя судить о характере местной традиции, тем более по записи Ончукова, о которой сам собиратель говорит как о случайной: «П. И. (Парасковья Ивановна Шевелева, — Ред.) совсем не поет старины и спела мне женитьбу Олеши после усиленной моей просьбы, спела, кажется, в первый раз в жизни, и потому очень плохо» (Онч., стр. 389). Тем больший интерес представляют все записанные в 40—50-е годы варианты, среди которых и публикуемый; (см. настоящее издание, №№ 2, 8 (пр.), 62, 75, 82).

Звеном, соединяющим первый сюжет со вторым, является мотив неожиданного нападения неверного врага и прекращения мирной жизни Добрыни с молодой женой, довольно искусно введенный в былину. В отличие от варианта Онч., 95, где причины длительного отсутствия героя не указаны, отъезд Добрыни не только мотивируется внешними событиями, но и обставляется реалистическими бытовыми подробностями: Добрыня объясняет, что он едет «битьце-ратитьце с силой неверноей», сам он служит молебен «чтобы мог побить врага неверного».

В варианте Носовой отсутствует роль князя Владимира как одного из виновников семейной драмы Добрыни. Вся вина падает на Алешу Поповича. Оригинально выражено отношение сказительницы к сватовству Алеши и к расстройству его свадьбы — через

527

общее сочувствие народа Добрыне и осуждение Алеши Поповича и его сватов (стихи 123—131 и 173—177).

3. Дюк Степанович. Печорские варианты: Онч., 24; Аст., I, 71, 90; Леонт., 10.

Текст представляет интерес как единственная запись сюжета о Дюке из района реки Цильма. Отличается от ранее записанных печорских вариантов тем, что все внимание сосредоточивает на столкновение с князем Владимиром. Князь сам вызывает Дюка на хвастовство, хотя последний «в разговор с Солнышком не вяжется». В пренебрежительном отношении к киевскому угощению укоряют Дюка вместо Чурилы Васенька Буслаевич и Алеша Попович, но традиционного состязания с киевским богатырем нет. Один из постоянных эпизодов этого состязания — скачка через реку — переоформлен в случай с Алешей Поповичем: он по дороге не мог перескочить Днепр, и его Дюк вытаскивает из воды за волосы.

Своеобразными деталями текста являются бой Дюка по дороге со «змеей лютой» (вариация «трех застав» прионежских вариантов, см., например, Гильф., I, 9; II, 85 и др.) и необычное для былин, но характерное для сказки заключительное упоминание о дальнейшей судьбе героя (стихи 194—196). Связь этих стихов со сказкой особенно подчеркивается чисто сказочной концовкой.

Среди всех записанных в 1942 г. на Печоре былин о Дюке Степановиче данный текст выделяется стройной и четкой композицией, хорошей сохранностью эпического стиха и выдержанной былинной фразеологией.

4. [Чурила и неверная жена]. Печорские варианты: Онч., 25, 69; Аст., I, 55, 75, 97.

Публикуемый вариант — первая запись в районе реки Цильма. В основном восходит к печорской редакции, представленной в сборниках Ончукова и Астаховой. Отличия незначительны: жена Пермяты не выходит встречать Чурилу; в эпизоде попыток Чурилы подкупить служанку, пообещав ей дорогой подарок, отсутствует троекратное повышение цены подарков.

В художественном отношении былина Носовой отличается сохранением сюжетных подробностей. Отдельные детали носят творческий характер, например оригинальное сравнение в словах служанки (стихи 25—27), обращение Пермяты к неверной жене и др.

Начало былины сказительница пела.

5. Фатенко. Печорские варианты: Онч. 9, 46; Аст. I, 98.

Публикуемый текст представляет интерес как новая полная запись сюжета о Хотене среди немногочисленных вариантов с Печоры и первая запись из района реки Цильма.

Начальная часть былины — описание сватовства на пиру и ссоры двух вдов — близка к соответствующей части варианта с реки Пижма из сборника Ончукова (№ 9). Как и в этом варианте, не упоминается князь Владимир, но здесь не указано и место пира (у Ончукова — Киев). Изображение ссоры дополняется выразительной деталью — расплескиванием Чусовой вдовой поднесенной чары с вином, в вариантах с Пижмы и из Усть-Цильмы (записи Ончукова) этой детали нет. Конец былины разработан оригинально: Фатенко не требует поединщиков, как во всех указанных вариантах, где это требование является важным сюжетным компонентом, определяющим последующее развитие фабулы: Маринка ищет поединщиков за золото среди «голей кабацких», побиваемых затем Фатенко, обращается за помощью к своим сыновьям или к зятьям, которые отказываются противостоять Фатенку, и герой получает невесту. При этом иногда убивает Маринку (Онч., № 9). В былине Носовой Фатенко «вышибает дом по окошецкам», и испугавшаяся Чусовична отдает ему дочь. Такое нетрудное добывание невесты подчеркнуто самой сказительницей: «поехал Фатенко с легкой свадебкой» (стих 102).

Социальный характер конфликта — мотивировка отказа выдать дочь за Фатенка его бедностью — сохранен, хотя и не столь ярко выделен, как в некоторых вариантах из других районов (см., например, Рыбн., II, 105; Гильф., II, 164; Марк., 20, и др.).

Имя Маринки, вообще распространенное в былинах на Печоре, традиционно для печорских обработок сюжета «Хотен», как и имя героя — Фатенко. Необычно наименование вдов богатырицами.

Поэтическое мастерство А. А. Носовой, знание сказок и плачей отразились на художественной стороне былины. Общие места сказительница часто заменяет собственным описанием. Так, она говорит об отъезде Фатенко: «Обулся, оделся он по-хорошему». Описание дочери Чусавичны напоминает свадебное причитание матери по своей дочери:

У меня  доць Чавина Чусавицна
Во  девках — красна  девушка,
Во  лебедушках — красна  лебедушка.

(стихи 29—31).

528

Влияние жанра сказки можно видеть во внесенных сказительницей бытовых пояснениях, описаниях реальной обстановки («получай невесту, живи как хочетце», «садила доцку на конец ковра» и т. д.), в характерной сказочной концовке.

Былина «Фатенко» была записана в 1955 г. от мужа А. А. Носовой — Лазаря Моисеевича (см. настоящее издание, № 41). Сопоставление обоих текстов показало, что при единстве редакции они в отдельных деталях несколько различаются, что свидетельствует о творческой самостоятельности обоих сказителей.

6. Про Василия Буслаева [Соловей Будимирович]. Печорские варианты: Онч., 8; Аст., I, 67.

Единственный ранний вариант с Печоры (Онч., 8) очень краток и в развитии сюжета отличается от полных и стройных прионежских вариантов: князь Владимир заменен королем литовским; выпущены центральные эпизоды: постройка теремов и посещение их племянницей князя; после поднесения королю подарков и заявления, что он приехал свататься, Соловей возвращается на корабль, на него заходит Аннушка Путятишна, и Соловей ее увозит. Близок к тексту Ончукова и вариант записи 1929 г. (Аст., I, 67), в котором упоминаются терема в иной, чем в прионежских текстах, ситуации: через них проходит Соловей, направляясь к королю.

В публикуемом варианте сюжет подвергся дальнейшим изменениям. Как и в предшествующих печорских записях, в нем сохранен зачин, описание корабля и приготовлений героя перед выходом на берег. Центральные же эпизоды не просто выпущены, а заменены другими: отец девушки, к которой сватается герой, ставит ему трудное условие для получения невесты — построить терем с церковью в одну ночь; терем построен с помощью чудесной силы — тридцати трех богатырей; былина заканчивается свадебным пиром. Здесь явное влияние сказки. Оно отразилось и на художественных деталях. Так, при описании устройства корабля упоминается «избушка изукрашена» вместо обычно встречающихся «черной чердак» (Онч., 8), «чердачки помуравлены», «зелен чердак муравленый» (Рыбн., II, 132 и др.).

Соловей Будимирович не упоминается. Действие перенесено на Василия Буслаевича случайно, без сближения с известным былинным героем, здесь, скорее, сказочный персонаж — «добрый молодец по имени Васильюшко Буслаевич». Вместо князя Владимира и его племянницы фигурирует князь Иван Семенович и его «племяненка» Авдотья Папична. Описание красоты последней (стихи 47—52) перенесено из былины о Дунае.

7. Про Ваську про вора́, про Захарова. Текст представляет собой неизвестный до сих пор сюжет, возникший на основе традиционных на Печоре эпизодов и мотивов разных былин. В центре — образ богатыря-пьяницы, известный по былинам многих районов, Василия Игнатьева (печорские: Онч., 4, 17, 18; Аст., I, 64, 68, 81), богатыря, пропившего коня, вооружение и платье, которого опохмеляет в кабаке сам князь Владимир, и богатырь совершает подвиг — побивает врагов, отказываясь затем от всех наград, кроме чары вина. Но обычные для былин о Василии Игнатьеве запев о турах, картина наступления врага и типичный для печорских редакций мотив столкновения богатыря с «боярами толстобрюхими» отсутствуют. Главное внимание сосредоточено на изображении победы Василия Захаровича над внешнием врагом (стихи 53—74). Аналогичное изображение, но более краткое и художественно менее разработанное, зафиксировано Ончуковым в былине о Потыке (Онч., 57, стихи 57—70). Характер возлагаемой на богатыря задачи — съездить в землю неверную — напоминает соответствующий эпизод былины о Василии Казимирове (Онч., 65). Имя героя — Василий Захаров — восходит к печорской пародии-сатире (Онч., 29, 38), его похвальба в кабаке — к печорской же былине «Бутман» (Онч., 14, стихи 9—12; Аст., I, 54, 56, стихи 8—11 и 58, стихи 9—12). Связь с пародией сказалась и в образе богатыря, побивающего врага метлой (известный эпизод из сказки о Бове-королевиче, отраженный в картинке на обложке лубочных изданий этой сказки).

Такие новые сюжетные образования из сплава мотивов разных былин — явление, характерное для позднейшего этапа бытования эпоса на Севере. В данном тексте это выполнено довольно искусно.

8—9. Записи И. К. Ермолиной в августе 1942 г. от Татьяны Антоновны Савуковой, 63 л., Усть-Цилемский р-н, д. Трусовская.

8. Добрыня и Алеша. Вариант с Печоры указан в примечании к тексту № 2.

Вторая запись сюжета с реки Цильма. Текст представляет прозаический пересказ былины. В разрешении сюжета он примыкает к той группе былин, в которой главную роль играет князь Владимир (насильно сватает жену от живого мужа). В варианте Савуковой князь Владимир дважды сватает жену Добрыни, и, возвратившись, Добрыня обвиняет князя и княгиню.

529

Сказительница большое внимание уделяет причинным мотивировкам и реалистическому изображению действий героя. Так, отъезд Добрыни, служащий завязкой сюжета, развернут в отдельный самостоятельный эпизод: князь Владимир отправляет Добрыню на «службу тяжелую», поручая ему освободить дорогу в Подольскую землю. См. также слова Добрыни Алеше: «Я не дивлюсь, что ты брал мою жену, потому что она шибко хороша» и т. п. Вместе с тем нет никакой мотивировки запрета выходить замуж за Алешу Поповича.

Свой пересказ былины Т. А. Савукова передает языком сказки, но очень точно в отношении традиционного содержания былины. Иногда бытовой прозаический сказ разбивается ритмическими строками былинного стиха.

9. Про богатырева сына [Дюк Степанович]. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 3.

Текст Савуковой представляет собой крайний случай перевода былины в прозаический рассказ, превращение ее в богатырскую сказку. Тема былины — состязание Дюка с Киевом в богатстве — совершенно забыта. Сюжет построен в плане личного состязания богатырей. Князь Владимир и бояре вовсе не упоминаются. Забыто имя самого героя: вместо Дюка фигурирует «богатырев сын».

Важную композиционную функцию играет самостоятельно внесенный сказительницей эпизод встречи «богатырева сына» с киевскими богатырями, являющийся завязкой всего сюжета: удальство «богатырева сына» восхищает киевских богатырей, и они приглашают его к себе на пир. Там происходят похвальба богатырей и состязание их платьями и имуществом. Характерный для былины о Дюке эпизод — Дюк на пиру пренебрегает угощением, окружающие укоряют его — выпущен.

Вариант в стилевом отношении представляет типичную сказку: встречаются повествовательные предложения с характерным началом — «в онно утро...», «вот он...», «вот они...» и т. п., сказочные формулы — «едет день, едет другой...» и т. п.; сказочные мотивы (слуги ловят коня, который им не дается). Имеет место свойственная сказке безыменность: нет имени у героя былины, у богатырей, с которыми он встречается, мать «богатырева сына» носит имя не Омелфы Тимофеевны, а матушки Владимирки, родина богатырева сына не обозначена.

10—11. Записи Н. К. Митропольской и Е. И. Переваловой в августе 1942 г. от Елены Григорьевны Мяндиной, 52 л., Усть-Цилемский р-н, д. Среднее Бугаево.

10. Илья Муромец и сын. Печорские варианты: Онч., 1, 6; Аст., I, 57, 70, 79, 87; Леонт., 3.

Публикуемый текст представляет собой полный и хорошо разработанный вариант. По развитию сюжета отличается от известной по прежним записям среднепечорской редакции (см. указанные варианты сборников Ончукова и Астаховой). Иное начало былины: вместо обычного описания богатырской заставы с перечислением богатырей дается диалог между Сокольником и его матерью, которая предупреждает не съезжаться со старым казаком Ильей Муромцем (ср. близкое начало нижнепечорской записи — Леонт., 3). Такое начало вызывает перестановку последующих эпизодов: сначала изображается выезд Сокольника, его внешний вид, потом уже говорится об Илье Муромце, который увидел в подзорную трубу неприятеля.

Подробно описан эпизод с выбором поединщиков и их неудачные выезды. Необычная для Печоры мотивировка выезда самого Ильи Муромца («Больше неким, ребята, заменитися, придетца самому ехать во чисто поле», стихи 136—137) встречается в известном шенкурском варианте сборника Киреевского (I, стр. 49). Конечная сцена былины — покушение Сокольника и расправа над ним — осложнена укором Ильи Муромца покушающемуся на его жизнь сыну. Мотив чудесного прибавления силы у Ильи Муромца опущен, так как он сразу во время боя одолевает Сокольника. (Об особенностях варианта см. также стр. 17—18).

Мать Сокольника носит имя Владимирки (см. имя в применении к матери Дюка в тексте № 9), в других печорских вариантах она — Златыгорка.

11. Илья Муромец. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 1.

Принадлежит к числу сводных текстов. Объединяет четыре сюжета: «Исцеление Ильи Муромца», «Илья Муромец и Соловей-разбойник», «Ссора Ильи Муромца с князем Владимиром», «Илья Муромец и Калин-царь». Часть содержания пересказывается прозой, часть передана в стихотворной форме. Для первого вида изложения характерно употребление сказочных формул («Был-жил», «ехал близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли»), типичных для устного сказа повествовательных оборотов — «вот он поехал», «потом зашла к нему...», «тут прошло несколько времячко» и т. п.

В первой части текста «Исцеление Ильи Муромца» отсутствует наделение Ильи богатырской силой, говорится только об исцелении от параличного состояния. Отец

530

Ильи Муромца изображается состарившимся богатырем, теперь он — крестьянин. В целом описание характеризуется стремлением к бытовому опрощению сюжета и отдельных эпизодов. В этом плане уточняется причина болезни Ильи Муромца, изображена радость матери при виде поправившегося сына: будет теперь помощь. Своеобразной особенностью первой части является предупреждение Ильи отцом о трудности пути, о засевшем на дороге «Идолище немецком» (см. аналогичный эпизод, но без мотива трех дорог, в тексте № 1 сб. Леонтьева). Отцовское предупреждение подготовляет второй эпизод — «Илья Муромец и Соловей-разбойник», два сюжета, таким образом, объединяются в одно целое.

Включение в сюжет об Илье Муромце и Соловье-разбойнике мотива трех дорог (из сюжета «Три поездки Ильи Муромца») характерно для печорской традиции (см.: Онч., 19, 53; Аст., I, 48; настоящий сборник, 1, 12, 44 (к.). Стремясь дать поэтическую биографию главного героя, сказительница не задерживает внимания на описании Соловья-разбойника, но все, что имеет значение для характеристики Ильи Муромца, она сохраняет и детализирует. Замена Соловья «Идолищем немецким» быть может связана с временем записи — 1942 г.

Как и в тексте № 1, следующий эпизод — ссора Ильи с князем Владимиром — органически связан с предыдущим: ссора происходит вследствие клеветы бояр, злобствующих на Илью из-за княжеского подарка (шубы) за подвиг. Но Мяндина гораздо более подробно и с большой социальной остротой описывает ссору. Илья Муромец противопоставляется не только «боярам толстобрюхим», но и самому князю Владимиру, который выслушивает жалобу бояр и встает на их сторону.

Переходя к изображению нового подвига Ильи Муромца, победе его над несметным войском Калина-царя, сказительница сохраняет встречающийся в некоторых печорских вариантах образ калики перехожей, которая приносит весть о приближении неприятеля (ср.: Онч., 26). Наступление врага и победа над ним изображены традиционно (ср.: Онч., 2, стихи 100—105; 26, стихи 31—35). Оригинален конец былины, особенно остро отразивший характерную для печорской традиции социальную направленность (см.: А. М. Астахова. Русский былинный эпос на Севере. Петрозаводск, 1948, стр. 356, 357): Илья Муромец после победы над неприятелем чинит расправу над «боярами толстобрюхими», а Владимир-князь прячется в это время в церкви (ср. аналогичный эпизод в конце былины о Василии Игнатьеве — Онч., 18, и в былине «Илья Муромец в опале у Владимира» — Леонт., 4).

12—18. Записи Н. К. Митропольской и Е. И. Переваловой в августе 1942 г. от Авдотьи Андреевны Шишоловой, 79 л., Усть-Цилемский р-н, д. Верхнее Бугаево.

12. Илья Муромец. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 1.

Сводная былина об Илье Муромце, объединяет следующие сюжеты: «Исцеление Ильи Муромца», «Илья Муромец и Соловей-разбойник», «Ссора с князем Владимиром», «Илья Муромец и голи кабацкие», «Илья Муромец и Идолище поганое», «Бой Ильи Муромца с сыном». В связи с сюжетом ссоры включает еще смутные припоминания сюжета о Калине-царе. По количеству сведенных сюжетов — самая большая из записанных на Печоре контаминаций (ср.: Онч., 19, 53 — сводят по три сюжета; Аст., I, 93 — объединяет четыре сюжета). Кроме указанных сводных текстов с Печоры, см. еще варианты былин, входящих в контаминацию: Онч., 20, 62; Аст., I, 78, 80, 95; Леонт., 1—4.

Обычное начало сводных былин — исцеление Ильи Муромца — передано традиционно. Сказительница сохраняет основные мотивы: крестьянское происхождение Ильи Муромца, приход калики, чудесное исцеление Ильи и получение им силы через питье. Но отсутствует традиционная подробность в эпизоде исцеления — снятие второй чарой опасного излишка силы. В отличие от многих других былин об исцелении отсутствует первое приложение Ильей силы в крестьянском хозяйстве. Почувствовав себя богатырем, Илья Муромец сразу отправляется совершать подвиги. Нет и эпизода прощания с родителями. Оригинальна деталь, раскрывающая щедрость Ильи Муромца: Илья говорит калике перехожей: «Бери с прилавка сколько тебе надобно» (стих 13).

Вторая часть былины начинается мотивом трех дорог (из былины о трех поездках Ильи Муромца). Победа над Соловьем-разбойником описана традиционно, но в общем развитии сюжета есть необычные эпизоды: 1) жена и дочь Соловья («девушка-чернавушка») хотят «жгать-палить» Илью Муромца (ср. обычное описание покушения дочерей Соловья-разбойника на Илью Муромца — Онч., 19; Леонт., 1); 2) Илья Муромец освобождает посаженных в погреб русских богатырей, отбирает вместе с ними казну Соловья-разбойника и отправляется к князю Владимиру; 3) отсутствует обычное завершение сюжета — расправа над Соловьем-разбойником после его свиста, судьба Соловья остается неизвестной.

531

Третья часть рассказа — о ссоре Ильи Муромца с князем Владимиром — воспринимается как естественное развитие предшествующих событий: князь Владимир одаривает Илью за его подвиг шубой, а завистливые бояре наговаривают князю на богатыря. Однако столкновение Ильи Муромца и «бояр толстобрюхих» не имеет той социальной направленности, которая свойственна печорской традиции. Мотив наговора снижен: богатырю якобы не понравился подарок князя Владимира; обычно же бояре говорят, что Илья Муромец хочет убить князя. Эпизод ссоры не развернут, кратко сообщается разгневанный князь посадил Илью Муромца в погреб, княгиня «поит, кормит его чем надобно».

Эпизод заключения Ильи в погреб обычно является вступлением к рассказу о наступлении на Киев врага и новом подвиге Ильи Муромца. Здесь этот сюжет не развернут. Отсутствует картина наступающего врага, вместо нее — один стих: «Какой ли король подпался, а некому воевать». Главное внимание в этой части уделено взаимоотношению Ильи Муромца и князя Владимира. На просьбу князя о помощи Илья Муромец «сидит ... да книгу читает, головы не разгибает, челом не бьет». Бескорыстный Илья Муромец не слушает обещаний князя Владимира отдать казну, полцарства, дочь. Описания победы над врагом нет.

В изложении следующего эпизода — «Илья Муромец и голи кабацкие» — нет ясности и последовательности. Голи кабацкие выступают под именем калик перехожих. Столкновение Ильи Муромца с каликами перехожими и ответ Ильи («бить-то меня не за что, взять-то у меня нечего») перенесен из сюжета «Илья Муромец и разбойники». Образ чумаков-целовальников сливается с образом калик перехожих, что противоречит всему содержанию; отсутствует жалоба чумаков-целовальников и т. д. Эпизод об Илье Муромце и голях кабацких в контаминации не связан ни с предыдущим, ни с последующим. Обратное видим в записи 1929 г. (Аст., I, 78), где сюжет о голях органически связан с сюжетом об Идолище и умело использован для дальнейшего развития действия: выслушав жалобу чумаков, князь Владимир смекает, что учинившая разгром кабака калика — «не плоха блоха» и может помочь ему в его беде (захват Киева Идолищем) и посылает за каликой слуг; дальше развивается сюжет об Идолище поганом. В данной же контаминации этот сюжет присоединяется механически.

Рассказ об Идолище начинается традиционным эпизодом встречи Ильи с каликой, сообщающей о бесчинствах Идолища в Киеве. Сказительница дает необычное описание одежды калики (потрепанное, «худо кушаченко о пяти узлов»), которое используется для мотивировки нежелания калики меняться платьем с богатырем: «Я облакусь в твое платье хорошее, никто не даст мне ничего» (стихи 184—185). Столкновение с Идолищем описывается традиционно с некоторыми сокращениями. Отсутствует описание внешнего образа Идолища.

Наиболее подробно и в основном в плане печорской традиции разработана последняя часть контаминации — бой Ильи Муромца с сыном. При переходе к новому сюжету сказительница использует эпизод обратной мены платьем с каликой и мотив богатырской заставы. Для печорских вариантов характерна «особая композиция выезда Ильи Муромца с отводом одних богатырей и безрезультатным выездом других» (Аст., I, стр. 611). В былине Шишоловой посылают сразу Алешу Поповича, но он не едет, предлагая поехать самому Илье Муромцу. Но и Илья вначале отказывается, и Алеша Попович вынужден поехать. После традиционной неудачи Алеши и требования Сокольника иметь поединщиком самого Илью едет последний. Дается подробное описание поединка. Трагическая развязка — смерть матери и самого Сокольника — в былине отсутствует. Концовка былины позволяет говорить о переосмыслении сюжета, которому придается благополучный конец (ср.: Аст., I, 70, 79).

Происхождение публикуемого текста (непосредственный источник, степень личного творчества Шишоловой) неизвестно. По некоторым композиционным особенностям он близок к тексту Мяндиной (№ 11). Порядок первых четырех сюжетов тот же. Только Мяндина более развернула их, в особенности сюжет о Калине-царе. Одинаково в начале рассказа о Соловье-разбойнике вводится мотив трех дорог. Совершенно одинаково сцеплены сюжет о победе над Соловьем и эпизод ссоры. Содержание последнего в основном одно и то же в обоих текстах (повод к ссоре — подаренная князем шуба). Вместе с тем не только различна степень разработанности, но и многие эпизоды и их детали. Это говорит, с одной стороны, о возможном восхождении обоих текстов к какому-то общему источнику, с другой стороны, — о значительной доле индивидуального момента то ли у данных сказительниц, то ли у тех, от кого они усваивали содержание своих текстов.

13. Дюк Степанович. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 3.

Особая редакция былины, отличающаяся от записей Ончукова, Астаховой и Леонтьева. Начальная часть — выезд Дюка — передана кратко. Опускаются: осматривание Дюком местности в подзорную трубочку, просьба Дюка к матери дать ему разрешение

532

ехать в Киев, наставление матери. В дальнейшем повествовании сказительница пытается соединить два плана развития сюжета о Дюке: 1) личное состязание двух богатырей — Дюка и Алеши Поповича (замена имени: обычно Дюк состязается с Чурилой) и 2) сопоставление богатства Дюка и князя Владимира.

В печорских вариантах этот последний мотив, свойственный в особенности онежским вариантам, затушеван, и конфликт переведен в план личного столкновения Дюка и Чурилы (см. об этом: Аст., I, стр. 584).

В описании столкновения Дюка и Алеши в данном тексте главную роль играет противопоставление Алеши Поповича, который имеет подчеркнутую отрицательную характеристику, и Ильи Муромца, который своим вежливым обращением располагает к себе Дюка и получает подарок. Последнее и является основной причиной ссоры Дюка и Алеши. Описание заклада традиционно: скакать через реку (здесь, как и в тексте № 34, — Нева-река) и состязаться по богатству платья. Параллельно развертывается мотив состязания в богатстве между князем Владимиром и Дюком, Киевом и Галицей. Происходит описывание имущества в Киеве и у Дюка. Причем в поездке к Дюку непосредственно участвует сам князь Владимир. Результаты состязания четко не выявлены.

14. Про Маринку. Печорские варианты: Онч., 21, 35; Аст., I, 61, 73.

Вариант краткий и дефектный. Былинный стих часто сбивается на прозаический пересказ. Сокращены описания, забыто имя героя — Добрыня. Имеет место изоляция отдельных эпизодов от основной сюжетной линии. Например: 1) эпизод убийства Идолища (дружка Маринки) и отношение Маринки к убийству не раскрыты, между тем этот эпизод — один из основных сюжетных компонентов, от него зависит дальнейшее развитие действия; 2) эпизод с девушками, собирающими в саду малину и рассказывающими своей матери о замеченном ими в саду десятом туре, недостаточно связан с основной нитью повествования (ср.: Онч., 21, 35, где этот рассказ побуждает мать обратиться к «книге волховной», из которой она и узнает о том, что десятый тур — ее крестник Добрыня).

В отличие от других печорских вариантов данный текст содержит описание расправы над Маринкой, аналогичной расправе Ивана Годиновича с неверной невестой. Такое же изображение встречается и в некоторых вариантах с сюжетом «Добрыня и Маринка» из других мест (К. Д., 9; Аст., I, 17 и др.). Логически переход к подобной концовке вполне оправдан, так как сказители желают закончить полным поражением Маринки, посягнувшей на жизнь русского богатыря.

15. Два тура́. Печорские варианты: Онч., 4, 17, 18, 87 (отр.); Аст., I, 64, 68, 81, 89.

Текст представляет собой обычное вступление в былину о Василии Игнатьеве и Скурле-царе, художественно разработанное, и самое начало былины. Судя по нему, дальнейшее развитие действия должно быть аналогичным содержанию текстов №№ 20 и 21 настоящего издания (герой — Илья Муромец). Но в это начало внесен еще мотив вещего сна Ильи Муромца и эпизод с новым персонажем — каликой: она оказалась свидетелем переправы через реку вражеской силы, и ее поэтому призывают к князю Владимиру для расспросов о враге.

16. [Соло́ман и Василий Окулович]. Печорские варианты: Онч., 27; Аст., I, 83; Леонт., 9.

Вариант несколько лучшей сохранности, чем текст из Уега (№ 25), но также имеются некоторые следы разрушения эпического строя повествования. Содержит ряд своеобразных деталей. Действие перенесено в город Туис, на пир у князя Владимира — очевидное влияние сюжета «Дунай», где имеется сходный мотив добывания невесты. В роли сводника выступает Поташенька, обычно сводник — Торокан да сын Заморянин (у Аст., I, 83 — Мишка Пивоваренин). В традиционное изображение жены Соло́мана внесена оригинальная подробность: погуляв в гостях, она сама остается на корабле, а «девушку-чернавушку, куфарочку свою», отсылает домой, при этом просит ее: «Никуды не ходи, никому не сказывай, — куплю тебе ленту в пятьсот рублей, дешева кажетца — куплю за тысячу» (стихи 53—55, реминисценция известного эпизода подкупа служанки Чурилой или самой неверной женой из былины о смерти Чурилы).

В былину в качестве действующего лица введен отец царя Соломана. Он дает сыну в помощь 33 богатыря, которые и вызволяют Соломана. Нигде больше этот эпизод не встречается и, возможно, придуман самой исполнительницей. Среди богатырей назван Семен Леховитый — традиционное на Печоре наименование вражеского короля из былины «Дунай». Внесение его рядом с Ильей Муромцем и Алешей Поповичем — характерное проявление забывания эпической традиции. Отсутствуют некоторые постоянные детали: предварительный сговор Соломана с дружиной, предупреждение жены Соло́мана о его хитрости. Развязка традиционная.

533

17. [Долгорукий-князь и ключник]. Печорские варианты: Онч., 12, 52; Аст., I, 84,

Текст отличается от записей Ончукова и Астаховой прикреплением сюжета к князю Владимиру и Апраксии. Действие происходит на пиру у князя Владимира. Услышав, похвальбу ключника, князь Владимир приказывает построить рели и повесить его. Однако это переключение действия на князя Владимира не выдержано до конца: в стихе 36 вместо него появляется князь Долгорукий. Характерная для печорской редакции роль «бояр толстобрюхих», доносящих на ключника, отсутствует.

Былина Шишоловой отличается большой психологизацией. Внимание сосредоточено на заключительной части. Мотив прощания усложняет сюжет новыми переживаниями. Уточняется развязка: княгиня кончает жизнь самоубийством: «На булатен нож она спускаетца» (стих 35).

18. Про Чурилку [Смерть Василия Буслаева]. Печорские варианты: Онч., 11 (к.), 28, 74 (к.), 89.

Полузабытая былина на сюжет о паломничестве Василия Буслаева в Иерусалим. Отсутствуют традиционные в лучших печорских вариантах описание корабля и сборов, прощание с матерью, воспоминание о буйном прошлом Василия, кощунственное купание в Иордань-реке, остановка корабля на обратном пути из Иерусалима у горы с роковым камнем, грубое обращение героя с человеческим черепом. По-иному дается описание смерти Василия Буслаева. Обычно Василий и его товарищи, соревнуясь, перепрыгивают сер горюч камень: пытаясь перепрыгнуть «назад глазами», Василий разбивается насмерть. Шишолова, забыв это традиционное описание, изображает смерть Василия проще: на обратном пути из церкви (после покаяния) Васенька перескочил через камень, лежащий «середи пути-дорожечки», и разбился. Забвение былины сказалось и в замене имени Василия Буслаева Чурилкой.

19. [Илья Муромец и разбойники]. Запись А. П. Разумовой в августе 1942 г. от Ксении Кондратьевны Осташовой, 48 л., Усть-Цилемский р-н, д. Уег.

Печорские варианты: Онч., 19 (к.); 53 (к.); Аст., I, 53 (отр.), 59, 93 (к.).

Запись интересна как новый, сравнительно полный вариант со средней Печоры, где до сих пор не было зафиксировано самостоятельной былины на сюжет «Илья Муромец и разбойники» (обе записи Астаховой — с реки Пижма).

Изображение столкновения с разбойниками необычно: борьба «во оха́почках», длительность борьбы, помощь коня. Обычно же Илья или стрельбой в дуб только устрашает разбойников, или сразу же убивает их всех. Из традиционной похвальбы Ильи своим имуществом — казной, шубой, конем — сохранена только похвальба шубой.

20. Про тура́ золота́ рога́. Запись А. П. Разумовой в августе 1942 г. от Алексея Ипатьевича Ермолина, 68 л., Усть-Цилемский р-н, д. Уег.

Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 15.

Текст представляет собою особый сюжет, возникший на основе печорских обработок былины о Василии Игнатьеве и былин о Калине-царе и Камском побоище. К былинам о Василии Игнатьеве восходят запев о турах, изображение наступления вражеских орд, имена их предводителей, отправка татарского посла к князю Владимиру с угрозами; к былинам о Калине-царе — картина боя и выделение в качестве героев Ильи Муромца и Добрыни. Мотив отвода богатырей при выборе «поединщика» перенесен из былины об Илье Муромце и Сокольнике.

Замена Василия Игнатьева Ильей Муромцем встретилась еще в записи 1929 г. из д. Климовки (Аст., I, 89), но там текст сохранил сюжетную связь с былиной о Василии Игнатьеве (князь Владимир находит Илью Муромца в кабаке), сам же Илья обрисован в соответствии с его образом в былине о голях кабацких. Этих припоминаний в данном тексте нет. Илья здесь в обычной своей роли победителя татар, отражающего их нашествие.

При подробной разработке начальной части (запев и картина наступления) наблюдается в дальнейшем тенденция к сокращению троекратных повторений, общих мест, которые заменяются простым обозначением действия («отправилсе тут татарин в обратный путь»; «выбрали себе коней добрыих, оседлали-обуздали их» и др.). Былинные традиционные описания иногда заменяются пояснениями, построенными на современных понятиях и представлениях («зяли́сь они за работушку, за тяжку войну да кроволи́тскую», «наградил их солнышко Владимир-князь орденами да медалями» — стихи 105—106, 115—116).

21. Про тура́ [Илья Муромец и Скурлат-царь]. Запись А. П. Разумовой в августе 1942 г. от Алексея Сергеевича Дуркина, 75 лет, Усть-Цилемский р-н, д. Уег.

Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 15.

Представляет тот же сюжет, что и текст № 20, и, судя по краткому пересказу 2-й части, ту же редакцию. Начальная часть развернута дополнительными деталями: тщательный выбор посла, его чудовищный вид, наказ ему Скурлата-царя.

534

22—25. Записи А. П. Разумовой в августе 1942 г. от Марфы Дмитриевны Дуркиной, 70 лет, Усть-Цилемский р-н, д. Уег.

22. Про Илью Муромца. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 10.

Разрушенный вариант, относится к определившейся уже по прежним записям печорской редакции (Аст., I, стр. 611, 613—614). Отклонения в сюжетном развитии вызваны стремлением внести в былину бытовые описания, а иногда и просто забывчивостью. Традиционная картина богатырской заставы заменена кратким описанием быта богатырей. Хотя в Усть-Цилемском районе и встречались варианты с благополучной развязкой (Аст., I, 70, 79), но в данном тексте эту развязку нельзя считать преднамеренной, так как отсутствующая сцена расправы над Сокольником подготовлена предшествующим повествованием. В стиле пересказа заметно воздействие сказки (сказочная формула «долго дело деется, скоро сказывается»; концовка-присказка: «Тут и конец, а мне кривой жеребец»; имя героя — Иванушка Сокольничек). На Добрыню перенесена традиционная характеристика Алеши Поповича.

23. О Добрынюшке Никитиче [Дунай]. Печорские варианты: Онч., 45, 86; Аст., I, 65, 72, 76, 85.

Краткий прозаический пересказ былины о Дунае с прикреплением ее к Добрыне. Из всего сюжета четко в памяти М. Д. Дуркиной сохранился лишь эпизод состязания Дуная с женой в стрельбе с трагическими последствиями этого состязания, частично переданный в стихотворной форме. Эпизод встречи героя с поляницей в шатре ср. с соответствующим местом былины № 45 из сборника Ончукова, эпизод состязания — см. в тексте № 86 того же сборника.

24. Дюк Степанович. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 3.

Текст Дуркиной представляет резкий пример и забвения и разложения былины. Забыт даже Киев как место действия (упомянут Ярослав-город). В рассказе много путаницы, припоминания основных эпизодов сюжета смутны. Так, состязание с Чурилой заменено общей борьбой Дюка с князьями и боярами, причем эпизод вытаскивания из реки не сумевшего ее перескочить Чурилы перенесен на князя Владимира. Это, правда, сообщает пересказу известную социальную остроту, но данный эпизод, как вообще весь сюжет, рассказан плохо, неясно. Так же неясен и эпизод оценки имения Дюка. Здесь использован без всякой связи с содержанием сказочный мотив непробудного трехсуточного сна героя. Инородным представляется и перенесенный из сказочного эпоса мотив непомерной тяжести одежды Дюка. С этим мотивом исполнительница связала эпизод предварительного выхаживания коня перед поездкой, который в других печорских вариантах встречается в иной связи — коню предстоит далекий и трудный путь в Киев (Аст., I, 71).

25. Про Васеньку Окуловича. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 16.

Текст сохранил традиционное развитие сюжета о Соломане и Василии Окуловиче, но заключает явные следы разрушения: повествование отрывочное, стих перебивается прозаическим пересказом, да и сами стихотворные строки в значительной своей части опрозаичены. Отсутствует обычное начало: пир у Василия Окуловича и вопрос героя о желательной ему невесте; повествование сразу начинается с предложения Таракашки снарядить три корабля. Отдельные стихи обнаруживают несомненное родство с вариантом № 27 сборника Ончукова (ср. стихи 42—43 со стихами 195—196 текста Ончукова; 47—48 и 203—204; 55—57 и 183—184; 61—64 вместе с предшествующим прозаическим отрывком и 236—240; 78—79 и 276—277; 98—99 и 280—281), но сопоставление со всем текстом Ончукова, прекрасно сохранившим эпический строй, делает в особенности ясным забвение Дуркиной традиции.

В связи с этим характерны оригинальные детали, разработанные под влиянием других былин или сказок. Таковы: образ «ученой кошечки», поющей песенки и сказывающей сказки, — при описании корабля, сказочный мотив о «русском духе», по которому Василий Окулович обнаруживает присутствие Соломана; описание приезда Соломаниды к Василию Окуловичу, сборы Соломана за женой и его совещание с дружиной («Надо мне войну открыть — по жену итти»). Под влиянием былины «Потык» царица именуется Маринкой лебедью белой (см. то же: Аст., I, 83). Развязка традиционна, но дополняется еще расправой с «юрзами-мурзами», сопровождавшими Василия Окуловича на место казни Соломана.

26—28. Записи А. П. Разумовой в августе 1942 г. от Якова Андреевича Осташова, 65 л., Усть-Цилемский р-н, д. Хабариха.

26. Дунай. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 23.

Текст представляет законченную былину, содержащую первую часть сюжета о Дунае — добывание невесты для князя Владимира. Вторая часть — «женитьба Дуная» —

535

опущена. По полноте и художественности изображения приближается к записи Ончукова № 45. Относится к той же редакции. Есть почти текстуальные совпадения: описание пира у Владимира, речь к нему Дуная, поездка Дуная за невестой. Внешний образ князя Владимира, рассказ Дуная о своей службе, сборы Дуная разработаны детальнее. Ср., например, образ князя Владимира:

Онч.,  45 Князь-от  стал  да  пьянешинек, Пьянешинек  да  веселешинек, По полу стал  похаживать, С  ноги  на  ногу  переступывать, Тиху-смирну  речь стал  князь  да  выговаривать. (Стихи 16—20).

Былина Осташова Кабы  солнышко да  Владимир-князь Он был  хмелён  да  полура́достен, А кабы  по полу  князь похаживал, А с  ножки  на́  ножку  переступывал, Каблук о ка́блук  перестукивал, Менным  гвоздиком  поколачивал, Белы́ма-то руками  приразмахивал, Могучима  плечама  пошевеливал, А и  желтыма  кудрями  перетряхивал, Тиху-смирну  речь приговаривал. (Стихи 15—24).

В отличие от текста Ончукова вместе с Дунаем за невестой едет только Илья Муромец (в записи Ончукова Добрыня и Алеша). Отказ отца и разговор с самой Апраксией о сватовстве выпущены. Приехавшие сразу прибегают к насилию. Последнее встречается в мезенских вариантах. Необычен для былин песенный мотив «трех товарищей» (стихи 76—79).

Былина Осташова отличается хорошей сохранностью поэтических образов, художественно-словесных формулировок. Сказитель с любовью, плавно, не обрывая ни одной строчки, вел свое повествование, а окончив, признался в своем увлечении этой былиной.

27. Про Ставра. Печорские варианты: Онч., 23.

Вариант А. А. Осташова представляет контаминацию двух сюжетов — «Ставр Годинович» и «Дюк Степанович». Смешение этих былин встречалось и ранее вследствие слияния в сознании сказителей двух сходных образов — Дюка и Ставра. Так, в одном мезенском варианте о Дюке Степановиче (Григ., III, 34) перед отъездом Дюка в Киев его жена наказывает ему не хвастать на пиру ею, молодой женой. Далее сюжет развертывается то по схеме «Дюка», то по схеме «Ставра»: герой хвастает богатством («Дюк»), князь велит заключить его в тюрьму («Ставр») и посылает описать его имущество («Дюк»). Тогда жена Дюка переодевается в мужское платье и вызволяет мужа («Ставр»). В другой записи на Мезени (Аст., I, 35) в былину о Ставре вводится эпизод посылки князем Добрыни Никитича описывать имущество Ставра, посаженного в тюрьму за хвастовство — замена приказа о насильственном захвате имущества или самой жены Ставра (см. об этом: Аст., I, стр. 639; ср. Гул., 24; Тих.-Милл., 57).

Начало былины Осташова (стихи 3—78) взято из сюжета о Дюке: отправление в Киев, наказ матери, поведение на пиру у князя Владимира. Основной мотив былины о Ставре — хвастовство молодой женой — отсутствует. Под влиянием сюжета о Дюке большую роль играет мать Ставра. Именно она посылает Ставрову жену освобождать сына. Но приезд жены в мужском платье, подозрения княгини о том, что приехавший молодец — жена Ставра, принадлежат сюжету о Ставре.

Указанное смешение и составляет основное отличие публикуемого текста от ранней записи на Печоре, которая лучше сохранила традиционную сюжетную схему «Ставра», хотя в нее и введено необычное дополнение — оговор Ставра боярами «толстобрюхими» (из былин о ссоре Ильи Муромца с князем Владимиром) — мотив, особо характерный для печорской эпической традиции с ее антибоярской тенденцией. Имеется в ончуковском варианте и эпизод проверки того, правильны ли подозрения княгини: князь Владимир устраивает состязание в силе и мужской ловкости. В данном же варианте князь Владимир, испуганный предположением княгини и ее сообщением, что жена Ставра — сильная богатырка, велит выпустить Ставра с условием, что он станет его верным слугой и будет охранять Киев, — мотив, в былинах о Ставре не встречающийся. Но имеются в тексте и особенности, сближающие его с вариантом Ончукова: отсутствует сватовство (в этом отношении оба печорских варианта примыкают к сибирской версии сюжета, см.: К. Д., 15; Гул., 24; Тих.-Милл., 57), приехавший молодец сразу заявляет, что он приехал выкупить Ставра.

Раньше сказитель знал отдельно былины о Ставре и Дюке. След самостоятельной былины о Ставре виден в стихах, содержащих похвальбу, вставленных в ту часть контаминации, которая пересказывает сюжет о Дюке: «у нас в Нове да праве городе добры молодцы живем, да мы не старимся» и т. д. Стихи эти (53—63) почти текстуально

536

совпадают с аналогичным местом из былины о Ставре — Онч., 23 (стихи 66—72). Характерно, что сказитель не смог связать эти стихи с рассказом Ставра-Дюка, сам почувствовал их инородность («я тут сбился, пожалуй») и сразу перешел к продолжению рассказа о Дюке.

28. Старина [Соловей Будимирович]. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 6.

Текст представляет собой начальную часть былины — зачин и описание корабля. Переданы подробно с сохранением всех деталей и поэтических формул, выдержанным былинным стихом, что вообще является отличительной чертой сказителя Осташова. Сюжет же в целом забыт.

29—32. Записи Д. Я. Сапожниковой в августе 1942 г. от Макара Ивановича Чупрова, 60 л., Усть-Цилемский р-н, д. Крестовка.

29. Про старо́го казака [Илья Муромец и станичники]. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 19.

Вариант текстуально совпадает с записью 1929 г. от И. Е. Чупрова, отца нашего сказителя (Аст., I, 59). Отличия незначительные: 1) увеличено количество стихов до 55 (в варианте отца — 34) за счет троекратного обращения Ильи Муромца к станичникам; 2) включено несколько стихов, отсутствующих в записи от отца: 2-й, 48-й, 54-й. Но, очевидно, это не привнесение Макара Чупрова, а перенято им от отца, который в 1929 г. исполнил былину в сокращении (см. сообщение собирателя о том, что сказитель был тогда не в настроении и исполнял былины нехотя, — Аст., I, стр. 375).

30. Илья Муромец. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 10.

Начальные строки былины об Илье Муромце и Сокольнике с характеристикой богатырей, живущих на заставе. На Печоре подобное описание богатырской заставы популярно и довольно устойчиво (ср.: Онч., 1, 6; Аст. I, 57, 87; настоящее издание, 51, 73).

Проявляется свойственная М. И. Чупрову манера придавать повествованию шутливый сниженный тон.

31. Про Садка. Печорские варианты: Онч., 10, 55, 70, 75, 90; Аст. I, 50, 94.

Как указано А. М. Астаховой (I, стр. 375), отец М. И. Чупрова знал былину о Садко, но не исполнил ее, ссылаясь на забывчивость. М. И. Чупров, перенявший былины от отца, передает только отрывок былины — о состязании Садко в богатстве с Новгородом. Включен характерный для печорской традиции эпизод, как Садко бьется об заклад с попом. Но описания самого состязания нет, указан лишь его результат.

Сказитель сохраняет старейшую развязку былины — поражение Садко в состязании с Новгородом; подобная концовка на Печоре не зафиксирована, представляет собой отличительную черту прионежских вариантов (Аст., I, стр. 626).

Публикуемый отрывок очень близок к соответствующей части текста, записанного в 1901 г. в с. Замежном на Пижме (Онч., 10), соседнем с д. Абрамовской, откуда родом исполнитель и его отец. Некоторые стихи обоих текстов совпадают дословно.

32. О каликах. Печорские варианты: Онч., 47; Аст., I, 62, 99.

Начало былины, включающее сборы и заповедь, которую дают друг другу калики. Отрывок сохраняет текст, записанный от отца нашего сказителя (ср.: Аст., I, 62). Отличия незначительны: 1) вставлен новый стих в зачине — «Как во той-то было Нижней Галице» (из былины «Дюк Степанович»); 2) в описании суда после стиха «Мы того будем судить да своим судом» вместо «Не водить его как к князю ко Владимиру» имеем стих, развивающий мотив «своего» суда: «Своим судом мы калеческим» (ср.: Онч., 47, где имеются оба стиха); 3) одна и та же расправа по своему характеру словесно различно оформлена.

33. О Скопине [Дунай-Скопин]. Запись И. П. Лупановой в августе 1942 г. от Василия Прокопьевича Носова, 78 л., Усть-Цильма.

Печорские варианты для первой части см. в комментарии к тексту № 23; для второй: Онч., 5, 60, 81; Аст., I, 51, 63, 74, 91; Леонт., 12.

Текст представляет собой контаминацию двух сюжетов — «Дунай» и «Скопин». В 1929 г. от В. П. Носова были записаны две самостоятельные былины на указанные сюжеты (Аст., I, 72 и 74): о Дунае — обрывающаяся на выступлении его на пиру, о Скопине — полный текст. В данном варианте имеется вполне законченная первая часть былины, повествующая о добывании невесты для князя. Эта часть передана без традиционного изображения конфликта — отказа отца Апраксеи и увоза ее «не́честью». Роль Дуная играет Скопин. Выступление князя Владимира с вопросом о подходящей

537

для него невесте опущено. Скопин сам, в порядке похвальбы на пиру, рассказывает о дочерях Семена Леховитого, и этот рассказ вызывает у князя желание жениться на Афросинье Семеновне (стихи 50—53). Так полузабытое начало былины реконструировано Носовым вполне логично. На Скопина перенесена характеристика внешнего вида князя Владимира. Рассказ Скопина о своей службе у Семена Леховитого сохраняет дословно рассказ Дуная, только служба «стольником» заменена службой «в кучерах». В характеристике затворницы Апраксии опущено описание ее красоты, но внесено изображение ее занятий. Выбор богатырей для поездки за невестой и их попутная характеристика даются под влиянием печорских былин об Илье Муромце и Сокольнике (см., например, Аст., I, 87).

Замена Дуная Скопиным и вместе с тем смутное, очевидно, припоминание гибели героя былины «Дунай» и вызвали указанную контаминацию. Вторая ее часть не закончена: отсутствует описание отравления и смерти Скопина, сохранена лишь его похвальба связью с Искудрой (вероятно, смешавшаяся в сознании сказителя с похвальбой Дуная своей связью с Авдотьей Семеновной — мотив, известный печорским былинам, см.: Онч., 45, стихи 273—282). Соединяющим переходом к былине о Скопине служит пир по случаю женитьбы князя Владимира и Апраксии, на который, по предложению самой Искудры, посылают за Скопиным. По сравнению с прежней записью имеется много текстуальных пропусков. Былинный стиль местами опрощается, приобретая прозаически-бытовой оттенок (вместо описания «пированьица» говорится: «Стали робята пировать и столовать, стали они забавлятися разными играми» — стихи 177—178). Наименование отравительницы «Искудрой» вместо обычного «Скурлатовна» было и в прежнем варианте Носова. Оно, очевидно, возникло вследствие чередования имен «Скурла» и «Кудреван» в печорских былинах о нашествии татар.

34. Дюк Степанович. Запись И. П. Лупановой в августе 1942 г. от Ивана Григорьевича Кислякова, 67 л., Усть-Цильма.

Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 3.

Публикуемый вариант испытал сильное воздействие сказочного жанра как более знакомого и близкого сказителю (от И. Г. Кислякова записано более 16 сказок). Стихотворная форма перемежается с прозой, во второй же части — о состязании — исполнитель окончательно перешел на прозаический пересказ. Но и в стихотворных отрывках наблюдается разрушение эпического строя: вводятся прозаизмы («Все-таки мать не дала благословеньица», «Потом не видели поездки молодецкие» и т. п.), бытовая лексика («набьют», «паря», «пешком пойду», «бат» и т. п.). Образы богатырей сопровождаются определениями, связанными с современными понятиями: Чурила — главный генерал, Дюк становится почетным гражданином Киева. Имеются и другие случаи модернизации: «документы пишет о своей головы», «его уже заарестовали», «обрядился в самоцветную пальто».

Хотя в тексте и сохранены все основные эпизоды сюжета, но видны и следы забывания содержания. Исполнитель вначале заменил традиционный наказ матери словами предостережения: «Ты рассоришься с людьми проезжими», и лишь после передачи всей былины вспомнил пропущенный наказ (стихи 34—38). Неясно и скомканно передан эпизод списывания имущества Дюка. Традиционное для печорской традиции высматривание Дюком окрестностей, обычно предшествующее просьбе Дюка к матери отпустить его в Киев (что художественно оправдано: Дюк видит стольный Киев-град, это и вызывает в нем желание ехать туда — см., например, Аст., I, 71), перенесено в повествование о самой поездке Дюка в Киев.

Замена Днепра или Пучай-реки в эпизоде состязания конями Невой-рекой встречается и в некоторых других печорских вариантах, см. настоящее издание, 13.

35—40. Записи Н. П. Колпаковой в июле 1955 г., от Никиты Федоровича Ермолина, 70 л., Усть-Цилемский р-н, д. Трусовская (река Цильма).

35. Старина́ про стара казака Илью Муромца. Печорские варианты: Онч., 19 (к.), 53 (к.); Аст., I, 48, 69, 80 (к.), 93 (к.), 95 (к.); Леонт., 1 (к.).

В отличие от всех других вариантов на сюжет «Илья Муромец и Соловей-разбойник», записанных в Печорском крае, данный текст представляет тип простейшей обработки, без контаминации с сюжетом исцеления и без включения мотива трех дорог. Нет и эпизода встречи с разбойниками, но сохраняется отсутствующий в печорских записях, здесь кратко пересказанный, эпизод освобождения города от многочисленного врага по пути в Киев. Наименование этого города Быкетовцем (Бекетовцем, Бекешовцем) известно по записям из других районов (см., например, Рыбн., II, 116; Гильф., I, 56).

По своей лаконичности и построению текст напоминает пересказ данного сюжета, отраженный в краткой себежской редакции рукописных текстов XVII—XVIII вв. (см.: Русский фольклор, т. II, стр. 296—297 и 304—307 и сб.: Былины в записях и пересказах

538

XVII—XVIII веков. М. — Л., 1960, №№ 1—9). С ней роднят характер начала, завет на оружие, нарушение завета, рассказ Ильи Муромца об «одержках» (т. е. задержках) в пути. Но в отличие от нее вариант заканчивается, как обычно в устных вариантах, расправой Ильи с Соловьем.

Необычно изложен приезд Ильи в Киев: князь Владимир точно ожидал Илью к ранней церковной службе и укоряет его за опоздание. При всей своей лаконичности вариант стройный и четкий и хорошо очерчивает героический облик богатыря, но традиционный социальный мотив приглушен: князья-бояре, обычно противопоставленные Илье, совершенно не упоминаются, мотив недоверия князя к Илье, хотя и имеется, но в социальном плане не заострен. Это тоже сближает вариант с рукописными текстами краткой себежской редакции. Имеется ли здесь какая-либо зависимость данного варианта от рукописных текстов или он сохранил тот тип старой былины, который отражен и в них, установить сейчас невозможно.

Впервые текст напечатан в сб.: Русский фольклор, т. II, стр. 263—264.

Нотное приложение I. Однострочный напев с внутренним членением, без подчеркивания цезурами. Незначительные элементы вариационности связаны с различным количеством слогов в разных стихах.

На магнитофон записано 48 строф.

36. Старина́ «Соловей Будимирович». Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 6.

Представляет, по-видимому, ставшую традиционной на Печоре редакцию сюжета без эпизода постройки теремов и посещения их девушкой и с заменой князя Владимира королем земли Литовской. (См. примечание к тексту 6; Аст., I, стр. 631—632. Впрочем, смутное припоминание Киева как места действия проглядывает в наименовании княгини матерью Евпраксией, а короля литовского — князем). Упоминании о теремах, через которые проходит Соловей Будимирович, направляясь к князю, текст близок варианту, записанному в 1929 г. (Аст., I, 67).

Традиционные зачин и описание корабля и его прибытия в гавань, вообще хорошо сохраненные печорской традицией, в данном варианте особенно богаты художественными деталями. Текст, хотя и не закончен, представляет образец прекрасного эпического стиля.

37. Про Чурилу. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 4.

Текст восходит к той же редакции, что и запись 1942 г. из д. Трусовской (настоящее издание, 4), но менее детализирован, ср. описание приезда Чурилы и расправы с ним Пермяты. Укор Пермякиной служанки повторяется дважды, соответственно этому дважды изображена попытка Чурилы подкупить служанку с повышением ценности подарка, что подчеркивает ее верность хозяину. Несмотря на свою лаконичность, текст очень выразителен.

Впервые напечатан в сб.: Русский фольклор, т. II, стр. 264—265 (текст) и 270 (напев).

38. Старина́ про Добрыню Никитича. Печорские варианты: Онч., 59; Аст. I, 60; см. также: Онч., 63.

Судя по записанному отрывку, это начало былины о Добрыне и Змее, ср. ранние записи и текст № 45 в настоящем издании. Указание исполнителя на содержание забытой былины свидетельствует, что былина начисто забыта даже в основной своей схеме.

39. Старина́ про вдову пашину. Печорские варианты: Аст., I, 77; Рук. отд. ИРЛИ, Р. V, колл. № 6.

Текст интересен как еще одна запись (всего третья) этой малоизвестной на Печоре баллады. Он близок к обоим вариантам, записанным в 1929 г. в Устъ-Цильме (Аст., I, стр. 555—556). Отличается от них только упоминанием о трех дочерях вдовы пашины, краткостью ответа молодки на вопрос разбойника о ее роду-племени (опущен, очевидно случайно, рассказ о братьях-разбойниках, вследствие чего неясно, почему брат узнал сестру); добавлен также конец о том, что братья бросают разбой.

Запись еще раз свидетельствует о близости печорских вариантов к заонежской группе обработок этого сюжета.

Нотное приложение II. Близкий вариант предыдущего напева. В кадансовой попевке женский голос образует варианты двухголосия. На этот же напев (с незначительными вариантами) Н. Ф. Ермолин пел все записанные от него былины (№№ 35—40).

На магнитофон записано 13 строф.

40. Маленькая старина́ [Князь Долгорукий и ключник].

Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 17

539

Сокращенный вариант печорской баллады о князе Долгоруком и ключнике. По композиции близок к песенным обработкам сюжета о Ване-ключнике, но напев былинный. Традиционное на Печоре наименование князя отсутствует.

41—42. Записи Н. П. Колпаковой 23 августа 1955 г. от Лазаря Моисеевича Носова, 76 л., Усть-Цилемский р-н, д. Кривомежная (река Цильма).

41. Про Фатена. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 5.

Превосходно разработанный текст той же редакции, что и вариант в записи 1942 г. из района реки Цильмы (№ 5), с творческими вариациями некоторых эпизодов, делающими их еще более выразительными (см. описание того, как Фатенко в окно через «стеколышко хрустальнёе» замечает мать, едущую «не по-старому»; как Маринка, завидя скачущего на коне Фатенко, поднимает ставень — «форточку кленовую»; как она вытаскивает дочь на улицу и «запихивает» ее на коня к Фатенке).

Впервые напечатан в сб.: Русский фольклор, т. II, стр. 265—267 (текст) и 271 (напев).

Нотное приложение III. Узкодиапазонный нерасчлененный напев. Обилие одинаковых длительностей, сопровождаемых разбивкой слов вставными гласными, придают напеву характер речитатива. Вариантность изложения незначительна.

На магнитофон записано 80 строф.

42. Про Добрыню. Печорские варианты: Онч., 7; Аст., I, 49, 52, 66, 82.

Текст представляет собой начало былины о встрече и бое Добрыни с Дунаем. Все дальнейшее повествование исполнителем забыто. Следы забвения былины несет и данный отрывок: не указано, что в шатре (или над входом в шатер) находилась надпись, заключавшая угрозы тому, кто посмеет тронуть оставленные напитки и еду, — это и побуждает Добрыню учинить разгром шатра.

Нотное приложение IV. Узкодиапазонный напев песенного склада, по принципу построения несколько напоминает предыдущий.

На магнитофон записано 8 строф.

43—45. Записи Н. П. Колпаковой 26 июля 1955 г. от Тимофея Семеновича Дуркина, 84 л., Усть-Цильма.

43. Про Сокольника. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 10.

Превосходный вариант, в основном относящийся к среднепечорской редакции былины (см. примечание к тексту № 10), но отмеченный многими своеобразными чертами. От лучших вариантов этой редакции в прежних записях отличается отсутствием перечисления богатырей в начальном изображении заставы, но остальные описания богато разработаны, полны выразительных деталей (см. образ Сокольника, ландшафты, которые виднеются Илье Муромцу в трубочку подзорную, изображение встречи богатырей с Сокольником и боя с ним Ильи Муромца и др.). Искусно использован прием троекратности в последовательном изображении выездов сперва Алеши Поповича, потом Добрыни: оба три раза обгоняют Сокольника и три раза обращаются к нему, причем выдержано традиционное противопоставление задорного Алеши вежливому и тактичному Добрыне — в других печорских вариантах едет сразу Добрыня и подвергается побоям Сокольника. Отдельные подробности очень выразительны: определение «поповского рода» (стих 112—113), образ коня, на котором скачет Добрыня (стихи 138—140) — здесь использованы обычные черты коня, принадлежащего врагу, в другой художественной функции, с целью создать впечатление богатырской спешки (см. то же: Онч., 1; Аст., I, 57); дважды повторенное (стихи 222—223 и 321—322) определение еще не бывшей в деле сабли, как «нещарблённой, некровавленной»; сравнение богатырского сонного храпа Ильи Муромца с шумом порога (см. то же сравнение: Онч., 1). Обходительность Добрыни как родовая черта дополнена характеристикой его отца. Необычна и очень искусно введена мотивировка выезда Ильи вызовом самого Сокольника (стихи 176—180). Традиционная расправа с Сокольником дополняется еще тоже очень выразительной деталью: тело убитого привязано к хвосту его коня и пущено «гулять по чисты́м полям». Весь текст — один из лучших образцов классического эпического стиля.

«Моря Вохлынские» в стихах 38, 39 — от переиначенного наименования «Хвалынское», хорошо известного в русском былинном эпосе.

Прежде чем исполнить былину полностью Т. С. Дуркин спел самое начало ее. Вот этот вариант начала:

Недалёко от  города а от  Киева,
Недалёко было за  двенадцать верст

540

Была застава богатырская.
Уже жило тут  тридцать удалых  добрых  молодцов.
5 Как  хранили они, караулили  право стольный  Киев-град.

44. Про Илью. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 35.

Текст представляет собою пересказ прозой былин об исцелении Ильи Муромца и первой его поездке. Только самое начало было спето и в наказе старца-целителя стихами передана характеристика Вольги и Святогора. В пересказе кое-где сохраняется былинная фразеология («Ой ты гой еси, Илья свет Иванович», «Ясе́н сокол тридцать лет не пролетывал, зверь не прорыскивал», «Лети, моя стрела..., выше облака ходячего»), но в целом пересказ отступает от стиля былины и в лексике («зашел в комнату», «жена сбалуется», «повешу тут ворон пугать», «князь прочунел») и в синтаксисе и его интонациях (например: «Ну, отец, выберу я себе коня по себе. Поезжу по полям, по городам, по селам». «Если меня мост понесет, то и всех понесет» и т. п.).

В противоположность былине о Сокольнике, записанной от Т. С. Дуркина (см. № 43) и представляющей очень хороший, полный и стройный вариант, данный пересказ носит признаки забывания традиционных эпизодов: под Черниговом Илья Муромец побивает не иноземную рать, а разбойников; неясно, для чего жена Соловья поднимает подворотню, в сцене приезда Ильи к князю Владимиру отсутствует традиционный эпизод недоверия, а в сцене показа Соловья — приказание Ильи свистеть только в полсвиста.

Использование в былине о Соловье-разбойнике мотива трех дорог встречается нередко и, в частности, входит в печорскую традицию (Онч., 19, 53; Аст., I, 48, 69, 80).

Перед тем как дать публикуемый пересказ, исполнитель спел в порядке припоминания следующее начало былины:

Из того еще из города  ли  из  Мурова,
Из того еще села да ле  Карачагова
Ой  же жил  тут и был  молодой ли  Иван сын  Тимофеевич,
Уж было у его едино чадо милое, едино любимое,
5 Уж не имел он  тридцать лет  под собою резвых-де ног.

45. Про Добрыню. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 38.

С обоими ранее записанными на Печоре (в Усть-Цилемском районе) вариантами данный текст объединяют тождественное по содержанию начало и отсутствие второго боя со змеей, а с вариантом сборника Ончукова еще конечный эпизод — женитьба Добрыни на освобожденной им от змеи красавице. Вместе с тем текст своеобразен: в описании молодости Добрыни заметны припоминания из сюжета «Добрыня и Маринка» в некоторых обработках северо-восточной группы былин (озорство на улице и жалоба на Добрыню — см., например, Григ., III, 55; обучение грамоте — Онч., 21), однако связи с последующим повествованием и с образом самого героя в данной былине эти включенные эпизоды не имеют. К помощи отцовской плетки, данной ему матерью, Добрыня обращается только после напряженного боя с копьем, палицей, саблей; тело убитой змеи он сжигает на костре (ср.: Григ., III, 35). В конечном эпизоде ощущается смутное припоминание из былин прионежского типа о похищении змеем племянницы князя Владимира Забавы («У змеи была унесена красавица, По всему свету забавница»), но Киев и князь Владимир, как и в других печорских вариантах, не упоминаются.

Таким образом, и данный текст несет некоторые следы забывания первоначальной основы сюжета, но разработан полнее и стройнее, чем другие печорские варианты, и в отдельных эпизодах выразителен (см. изображение боя со змеей, оригинальный образ молодости, незрелости богатыря в словах матери — стихи 43—45).

Примечание исполнителя в конце и введение в текст известной сказочной формулы (стих 189) показывает восприятие им содержания былины как сказочного.

Впервые текст был напечатан в сб.: Русский фольклор, II, стр. 254—258, напев — стр. 268.

Нотное приложение V. Напев среднего диапазона, расширяемый исполнителем в некоторых вариациях до септимы и октавы. Интересно отметить особую манеру певца несколько растягивать первый звук каждой строфы и обрывать акцентированным стаккато последний звук. В напеве можно наблюдать своеобразные ладовые колебания.

От Т. С. Дуркина записано несколько фрагментов различных былин. Однако остальные напевы вследствие неопределенности интонирования и вибрации голоса не поддаются нотированию.

На магнитофон записано 17 строф.

541

45а. Про Добрыню. Текст, исполненный Т. С. Дуркиным «для разбега», является началом предыдущей былины.

46. Первостольной богатырь Илья Муровец. Запись Н. П. Колпаковой 13 августа 1955 г. от Гаврилы Васильевича Вокуева, 73 л., Усть-Цильма.

Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 35.

Текст объединяет былины об исцелении и о Соловье-разбойнике. Близок к варианту № 19 сборника Ончукова. Это та же редакция, о чем свидетельствуют: 1) полное совпадение отдельных эпизодов в их своеобразии (исцеление нищей «сиротинушкой» с помощью хлеба не только параличного, но и слепого Ильи; получение Ильей отцовского коня, долгое время стоявшего без пользования им; проезд Ильи через грязи с мощением мостов; три заставы на пути и столкновение с мужиками «новотокманами»; подхватывание Ильей сбитого им с дубов Соловья и ропот коня на тяжесть двух богатырей; освобождение Ильей молодцев из подвалов Соловья; 2) одни и те же имена героев и название родины Ильи (Карачегово-Карачагово); 3) дословное совпадение ряда стихов (ср., например, у Ончукова стихи 13—18, 20, 29, 242, 249).

Вместе с тем имеются значительные отклонения. В публикуемом тексте отсутствует ряд эпизодов, имеющихся у Ончукова. Нет эпизода помощи родителям (см. Онч., 19, стихи 49—61), наказа родителей (Онч., стихи 73—86), описания вооружения Ильи и его сборов в дорогу (Онч., стихи 115—141). Некоторые эпизоды переданы более кратко (ср., например, описание приезда Ильи в Киев). Вследствие всего этого данный текст почти вдвое короче.

Отдельные эпизоды разнятся и по содержанию. В нашем тексте все «приспехи богатырские» Илья Муромец получает от отца, у Ончукова он добывает или кует сам (Онч., стихи 110—123); подхватив падающего Соловья, Илья в нашем тексте кладет его в карман, у Ончукова берет себе в седло (стих 256); в нашем тексте подворотницей хочет убить Илью жена Соловья, у Ончукова — дочери (стихи 284—288); в нашем тексте сам Соловей велит жене выпустить из подвалов захваченных им молодцев, у Ончукова Илья допытывается, не сидят ли у Соловья в подвалах «удалы добры молодцы», и сам срывает замок с дверей (стихи 299—310). Сопоставление обоих вариантов разъясняет не вполне понятную в нашем тексте деталь в сцене показа Соловья: Илья заставляет Соловья «зареветь во весь свист» (стих 196). У Ончукова Илья Муромец спрашивает гостей князя, как заставить засвистеть — во весь свист или в полсвиста, князья-бояре отвечают: «Пусть свистит во весь свист». Однако Илья Муромец велит свистеть в полсвиста, но и этот полусвист вызывает шатание княжеских палат и общий страх. Очевидно, исполнитель раньше знал и вопрос Ильи Муромца, и ответ князей-бояр, это и определило указанную деталь нашего варианта. Последние два отклонения от текста Ончукова показывают некоторое стирание смысла эпизодов: передача их в варианте Ончукова более соответствует традиционному облику Ильи Муромца, Соловья и князей-бояр.

Сопоставление свидетельствует о бесспорной генетической связи обоих вариантов, но характер этой связи неизвестен: было ли непосредственное влияние более раннего варианта, или данная редакция усвоена через какие-то промежуточные звенья.

Как и Т. С. Дуркин, Г. В. Вокуев, прежде чем спеть всю былину, спел несколько первых стихов:

От  того было от  города от  Мурова.
От  того,  ей,  села  да  Карачегова,
От  того было́  Ивана  да  Тимофеёва
У  ёго,  ей,  было да одно чадо́,
5 Как  оно,  ей,  чадо да единокоё,
Оно  сидело,  ей,  на  печке ровно  тридцать  лет.

Нотное приложение VI. Расчлененный напев с характерной остановкой в конце полустрофы на второй ступени звукоряда и устойчивой музыкальной цезурой. Сохранение этой формы вступает в ряде случаев в противоречие со структурой стиха, что вынуждает исполнителя вставлять в конце полустрофы наигрышный слог. Следует также отметить напряженное звучание тритонового хода, подчеркивающее членение напева.

На магнитофон записано 6 строф. С публикуемым текстом № 46 не совпадает, является вариантом его.

47—48. Записи З. И. Власовой 28 июля 1955 г. от Акима Евпсихеевича Михеева, 89 л., Усть-Цильма.

47. [Илья Муромец и станичники]. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 19.

542

Традиционная общерусская композиция сюжета. Но некоторые детали своеобразны. К обычной похвальбе Ильи Муромца шубой и конем прибавляется еще похвальба «шляпишком» и «саблей вострой, некровавленой». Необычна и несвойственна былинам об Илье Муромце расправа с разбойниками. Здесь — уже известное затемнение в сознании сказителя образа Ильи.

48. Добрыня [Бутман]. Печорские варианты: Онч., 14, 16; Аст., 1, 54, 56, 58.

Единственная запись «Бутмана» из Усть-Цильмы (все другие записи, прежние и 1955 г., — с Пижмы). Композиция традиционная, но сюжет прикреплен к Добрыне. Приурочение некоторых сюжетов к Добрыне характерно для позднейшего этапа жизни эпоса на Печоре (Аст., I, 96; Леонт., 6; настоящее издание, 23).

Нотное приложение VII. Расчлененный напев песенно-речитативного склада с устойчивым ритмо-интонационным рисунком. Характерна остановка на второй ступени звукоряда, как и в предыдущем напеве, в конце полустрофы и устойчивая музыкальная цезура. От исполнителя записаны два былинных сюжета на один напев (№№ 47, 48).

49—50. Записи З. И. Власовой 29 июня 1955 г. от Татьяны Ивановны Поздеевой, 70 л., Усть-Цилемский р-н, д. Рощинский Ру́чей.

49. [Илья Муромец и сила неверная].

Текст представляет собой очень неискусное новообразование из сплава ряда эпических мотивов (пир у князя Владимира, похвальба, угощение Ильи Муромца вином, выбор богатырем коня, бой Ильи с неверной силой). Сюжет основан, очевидно, на смутных припоминаниях былин о ссоре Ильи Муромца с князем Владимиром и о победе его над Калином.

Нотное приложение VIII. Довольно редкий образец «бесконечного» напева. Фактическое начало его приходится на середину последних слов каждого стиха. Окончание напева подчеркнуто глиссандированием заключительного звука. Между концом и началом напева естественно возникает пауза, разрывающая слово. Этот напев дает особенно яркое понятие о довольно широко распространенном на Печоре явлении — подчинении былинного текста музыкальной форме.

На магнитофон записано 12 строф.

50. [Туры и турица]. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 15.

Отрывок является традиционным вступлением в былину о Василии Игнатьеве (на Печоре часто — об Илье Муромце) и Скурле-царе.

51—52. Записи Н. П. Колпаковой 5 августа 1955 г. от Леонтия Тимофеевича Чупрова. 52 л., Усть-Цилемский р-н, д. Боровская (река Пижма). Былину № 51 вместе с Л. Т. Чупровым пели: Маркел Маркелович Чупров, 72 л., и Анна Лукинична Чупрова, 43 л.

51. Про старого казака Илью Муромца. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 10.

Текст близок к варианту Еремея Прововича Чупрова (Аст., I, 57; настоящее издание, 53) и, как и он, восходит к былине, записанной в 1901 г. на Пижме от Ф. Е. Чуркиной (Онч., 1), повторяя отдельные места почти дословно (ср.: изображение Сокольника, эпизод выбора богатыря для погони за ним, окрик Добрыни и др.). По художественным качествам не уступает превосходному тексту Чуркиной, хотя и значительно сокращает повествование (у Чуркиной — 421 стих).

Впервые текст был напечатан в сб.: Русский фольклор, т. II, стр. 258—262 — текст, 269 — напев.

Нотное приложение IX. Нерасчлененный напев, исполняемый двумя голосами в унисон. Характерная исполнительская манера отрывать кадансовый оборот, связывая его с началом следующей строфы (семейная традиция Чупровых), затушевана партией второго певца.

На магнитофон записано 10 строф.

52. Про Батмана. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 48.

Сюжет о Бутмане, известный в прежних записях только из узко ограниченного района — с Пижмы печорской, и в 1940—1950-е годы встретился главным образом в пределах данного района (один текст из Усть-Цильмы).

Публикуемый текст полный, законченный, относится к той же редакции, что и вариант Еремея Чупрова в записи 1955 г. (№ 54): так же включена сцена опохмеливания Бутмана царем, но еще более развернутая (троекратное подношение чары вместо двукратного). Но обращения героя к голям кабацким в конце, как у Еремея Чупрова, нет. Вследствие сближения с былиной о Василии Игнатьеве, Бутман во второй части

543

начинает именоваться Васькой и Васенькой (ср.: Онч., 16), а это имя притянуло и отчество — Буслаевич.

Как в записи 1929 г. от Еремея Чупрова (Аст., I, 58), так и в настоящем издании в тексте Осташовой (№ 61), царь Петр заменен князем Владимиром.

53—54. Записи Н. П. Колпаковой 5 августа 1955 г. от Еремея Прововича Чупрова, 67 л., Усть-Цилемский р-н, д. Абрамовская (река Пижма).

53. Про Илью Муромца. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 10.

Вторичная запись данной былины через 26 лет от того же исполнителя (Аст., I, 57). Текст тот же, только короче на 10 стихов вследствие того, что два начальных стиха заменены одним, затем опущены перечисление богатырей на заставе (7 стихов) и отдельные стихи в дальнейшем повествовании. Отклонения от первоначального текста только в перестановке некоторых стихов и в незначительной перефразировке. Как и в первый раз, исполнитель оборвал пение на эпизоде признания Ильей Сокольника сыном и конец пересказал прозой.

Особенности и художественные качества текста те же (Аст., I, стр. 613).

Нотное приложение X. Близкий вариант предыдущего напева.

На магнитофон записано 6 неполных строф.

54. Про Бутмана. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 48.

Вторичная запись этой былины от того же исполнителя, от которого она была записана в 1929 г. (Аст., I, 58). Первая часть нового варианта (сцена в кабаке) полностью совпадает с записанным ранее текстом (имеются несколько несущественных перестановок слов в стихах и некоторые сокращения (ср. стихи 18—22 данного варианта и стихи 18—26 прежней записи). Во второй части (сцена допроса царем) заметны изменения, показывающие сближение «Бутмана» с былинами о Василии Игнатьеве и Илье Муромце и голях, что закономерно вследствие идеологической и сюжетной близости этих былин (см. то же: Онч., 16). Вместо стихов 29—34 старой записи, передающих содержание допроса, введен эпизод опохмеливания героя царем, а к самому концу присоединено обращение Бутмана к голям кабацким с приглашением их идти с ним опохмелиться.

Упоминания князя Владимира вместо царя Петра, отмеченного в прежней записи (Аст., I, стр. 557), в данном тексте нет.

55—56. Записи Н. П. Колпаковой 5 августа 1955 г. от Малафея Ивановича Чупрова, 68 л., и Семена Ивановича Чупрова, 67 л., Усть-Цилемский р-н, д. Абрамовская (река Пижма).

55. Как про белого сказать [Бутман]. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 48.

Начало былины о Бутмане. Дальше исполнители не помнили. По сравнению с другими текстами это начало дано в сокращении.

Нотное приложение XI. Двухголосный вариант напева VII.

На магнитофон записана одна строфа.

56. Про Скопина. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 33.

Отрывок из былины балладного типа об отравлении Скопина. Так довольно часто начинается на Печоре эта былина (Онч., 5; Аст., I, 51, 63; Леонт., 12). Дальше этого начала исполнители припомнить не могли.

Нотное приложение XII. Близкий вариант напевов IX и X в двухголосном изложении.

На магнитофон записано 4 строфы.

57. Про Скопина. Запись Н. П. Колпаковой 31 июля 1955 г. от Дмитрия Федоровича Чуркина, 79 л., Усть-Цилемский р-н, д. Чуркино (река Пижма).

Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 33.

Единственный из всех вариантов, записанных на Пижме (Онч., 5; Аст. I, 51, 63), который сохранил начальную часть — описание пира. В этой части вариант наиболее близок к тексту из д. Климовка (Усть-Цилемский р-н, река Печора), записанному в 1929 г. (Аст., I, 91). Начиная же с 23 стиха, с похвальбы Скопина, вариант почти повторяет с небольшими отклонениями указанные выше пижемские тексты, но отличается от двух первых, совпадая с третьим (Аст., I, 63) сохранением трагического конца — гибели героя. Конфликт, как во всех печорских вариантах, за исключением одного с нижней Печоры (Леонт., 12), в котором конфликт неясен, основан на личном оскорблении, нанесенном Скопиным дочери или жене Малюты (похвальба Скопина ее порабощением, ср. то же: Онч., 5; Аст. I, 51, 63; в остальных он хвалится тем, что сделал ее наложницей).

544

Вариант отличается стройной и ясной композицией, хорошо сохранившимся эпическим стилем.

Нотное приложение XIII. Нерасчлененный напев песенно-речитативного склада, построенного на сквозном дыхании. Все музыкальное построение представляет как бы сплошной затакт к последнему опорному звуку лада.

На магнитофон записано 12 строф.

58. Про Бутмана. Запись Н. П. Колпаковой 30 июля 1955 г. от Демида Фатеевича Бобрецова, 71 г., Усть-Цилемский р-н, д. Степановская (река Пижма).

Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 48. Отрывок из начала былины.

Нотное приложение XIV. Напев песенного склада с устойчивой цезурой, разделяющей два самостоятельных музыкальных построения. Музыкальная форма, не совпадающая с формой стиха, заставляет певца разрывать слова, когда они приходятся на музыкальную цезуру.

На магнитофон записано 6 строф.

59. Про богатыря. Запись Н. П. Колпаковой 29 июля 1955 г. от Павлы Маркеловны Чупровой, 30 л., Усть-Цилемский р-н, д. Скитская (река Пижма).

Фрагмент из былины «Илья Муромец и Сокольник», см. стихи 129—133 былины на этот сюжет (настоящее издание, 51), в исполнении которой принял участие отец П. М. Чупровой.

Нотное приложение XV. Нерасчлененный напев. Характерно ярко выраженное песенное начало и устойчивый кадансовый оборот в натуральном миноре.

На магнитофон записано 6 строф.

60. Про старого [Бутман]. Запись Н. П. Колпаковой 23 июля 1955 г. от Сидора Ниловича Антонова, 63 л., и от Агафьи Григорьевны Антоновой, 47 л., Усть-Цилемский р-н, д. Скитская (река Пижма).

Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 48.

Начало былины о Бутмане. Дальше исполнители не помнили. Заглавие, данное исполнителем, указывает на смешение сюжета с циклом об Илье Муромце: так сказители на Печоре обычно озаглавливали различные былины об Илье Муромце (Аст., I, 48, 53, 57, 69 и др.).

Стихи 10—11 не имеют соответствий ни в одном другом варианте.

Нотное приложение XVI. Расчлененный бесцезурный напев песенного склада с полукадансом на второй ступени звукоряда. Вторая половина каждой строфы пелась двумя исполнителями.

На магнитофон записано 11 строф.

61. Про Бутмана. Запись Н. П. Колпаковой 27 июля 1955 г. от Федосьи Федоровны Осташовой, 52 л. Усть-Цилемский р-н, д. Скитская (река Пижма).

Печорские варианты см. комментарии к тексту № 48.

Начало былины. Дальше исполнительница вспомнить не могла. Замена царя Петра князем Владимиром, характерная для процесса втягивания поздних былин в киевский цикл, встречалась и в прежних записях (Аст., I, 58).

Нотное приложение XVII. Вариант предыдущего. Интересно отметить, что все былинные напевы, записанные от женщин, носят особый отпечаток: им особенно присуща мягкая и выразительная распевность, четкость формы и пластичность интонаций (см. напевы VIII, XV, XXVI).

На магнитофон записано 9 строф.

62—64. Записи Н. П. Колпаковой 31 июля 1956 г. от Никандра Ивановича Суслова, 65 л., Нарьян-Марский р-н, д. Лабожское.

62. Старина́ «Женитьба Алеши Поповича на Добрыниной жены». Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 2.

Текст близок к варианту Онч., 95, в нем то же построение, те же подробности: сваты едут в дом Добрыни ночным временем, в сватах — Илья Муромец, жену Добрыни подымают с постели; Добрыня по карканью воронов догадывается о какой-то невзгоде и едет домой, мать его узнает сразу; на свадьбу Добрыня приходит под видом калики; выпивая три чары вина, последовательно подносимые ему Ильей Муромцем, Алешей Поповичем и невестой, он иронически желает Илье Муромцу ходить тысяцким, Алеше — жить с женой «в совете», жене — жить с Алешей в согласии; свой обручальный перстень Добрыня не опускает, как обычно, в чару, а подает непосредственно жене; в заключение Добрыня укоряет Илью и смеется над Алешей.

Такое построение основных эпизодов сюжета в других местных традициях не встречается. Однако нельзя эту близость двух вариантов считать определенным свидетельством наличия своеобразной нижнепечорской традиции. По словам Н. П. Колпаковой,

545

в доме оказался сборник Ончукова «Печорские былины», и, несомненно, Суслов, большой любитель чтения, былины этого сборника читал. Хотя он слышал, по его словам, эту былину и в живом исполнении, но основа его текста восходит, безусловно, к записи Ончукова.

Вместе с тем это не затверженный текст, а свободное его переложение: буквального совпадения стихов почти не наблюдается, имеются и своеобразные отклонения в передаче отдельных эпизодов. Так, Алеша, задумав жениться, идет с просьбой содействовать ему в этом не к князю Владимиру, а к Илье Муромцу и именно его вводит в заблуждение рассказом о мнимой гибели Добрыни. Князь Владимир вообще не фигурирует. Алеша Попович едет свататься с одним Ильей Муромцем, у Ончукова же его сопровождает целый поезд — посаженные отец и мать, тысяцкий, дружки. Подымают жену Добрыни с постели не сами сваты, а мать Добрыни, что более естественно, и мать передает снохе угрозу сватов — в случае отказа взять ее «не́честью». Нет эпизода венчания, который нарушает обычное развитие сюжета: по общерусской традиции Алеша не успевает повенчаться. Добрыня приходит на свадебный пир, предшествующий венцу, чем и объясняется комическое, а не драматическое разрешение сюжета: Алеша только успел «посидеть» в качестве жениха возле жены Добрыни. О несчастье возвещает один ворон, но три раза, а не три ворона, в определенной последовательности, как у Ончукова. Обусловлены ли эти изменения влиянием других изустных вариантов, или Суслов внес их от себя — неизвестно. Во всяком случае данный текст — образец мастерского воспроизведения усвоенного в основном из книги произведения, которое он в ряде случаев улучшает.

Нотное приложение XVIII. Расчлененный бесцезурный напев песенного склада с полукадансом на второй ступени звукоряда и заключительным кадансом, построенном на секундовых оборотах. От исполнителя записано три былинных сюжета, певшихся на этот напев (№№ 62—64). В том же населенном пункте (д. Лабожская) от другого исполнителя (Н. В. Тарбарейского), записан близкий вариант публикуемого напева (текст № 66):

63. Старина́ «Женитьба солнышка Владымира». Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 23.

Второй текст «Дуная» с нижней Печоры. Представляет собой законченный вариант первой части былины — о добывании невесты для князя Владимира.

В противоположность началу, подробно и художественно развернутому, эпизоды сватовства и увоза Ефросиньи переданы кратко и без изображения конфликта и военного столкновения. См. то же: Онч. 45; настоящее издание, записи 1942 г. из Усть-Цильмы и д. Хабариха (№ 26, 33). Но Печора знает редакцию и с конфликтом, см.: нижнепечорский вариант из д. Бедовая (Онч., 86), в котором изображено заключение Дуная Семеном Леховитским в темницу и последующее избиение богатырями «силы» Семена, а также прозаический досказ былины в записи 1929 г. (Аст., I, 85, стр. 473).

Необычным для «Дуная» является поездка сватов на корабле, см. то же в одном варианте 1929 г. (Аст., I, 85), на котором сказалось влияние былины о Соломане.

64. Старина́ «Молодец и горе». Вариант с Печоры: Онч., 82.

Текст представляет собой объединение сюжета о превращении свекровью снохи в дерево — березку и рябинку (Соб., I, 79—81; Сок.-Чич., 262, 268) с мотивами баллады о горе, преследующем доброго молодца (Соб., I, 438—442). Такое же объединение имеется и в варианте сборника Ончукова, к которому публикуемый текст и восходит не только по общему содержанию, но и по образам и по словесной ткани: многие стихи совпадают почти буквально. Отличие состоит в перестановке объединяемых частей и в их разном соотношении: в варианте Ончукова сюжет о превращении снохи в березку составляет первую часть, изображение преследований молодца горем — вторую, оно развернуто и заканчивается смертью молодца. Хотя обе части связаны темой «привязавшегося» к молодцу горя, но эта связь формальна, объединение обоих сюжетов не воспринимается как органическое.

Н. И. Суслов взял из 2-й части лишь несколько отдельных мотивов, говорящих о невозможности для молодца «горя избегнути» (всего 9 стихов вместо 60 текста Ончукова) и предпослал их сюжету о лихой свекрови. В таком виде эта часть потеряла самостоятельное значение и превратилась в художественную интродукцию к основному сюжету. Объединение оказалось художественно оправданным.

546

Это говорит о творческой самостоятельности исполнителя, которому текст сборника Ончукова был хорошо известен: в доме сборник имелся, и когда Суслов пел балладу на магнитофон, он держал перед собой эту книгу.

65. Старина́ [Василий Игнатьев]. Запись Н. П. Колпаковой 31 июля 1956 г. от Тимофея Семеновича Ижемцева, 67 л., Нарьян-Марский р-н. д. Лабожское.

Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 15.

Отрывок из былины о Василии Игнатьеве: запев о турах и описание наступления.

Нотное приложение XIX. Напев песенно-речитативного склада с устойчивым членением на музыкальные фразы. Цезура отсутствует, ее заменяет повторяющийся звук полукаданса со вставным слогом «да». Следует отметить редко встречающийся широкоинтервальный ход (по квартам) в середине напева.

На магнитофон записано 19 строф.

66. Старина [Илья и Сокольник]. Запись Н. П. Колпаковой 31 июля 1956 г. от Никандра Васильевича Тарбарейского, 63 л., Нарьян-Марский р-н, д. Лабожское.

Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 10.

Текст представляет собой смутное припоминание эпизода покушения Сокольника на жизнь спящего Ильи Муромца. Отрывочные припоминания из других былин («Дуная», «Ивана Годиновича», «Кострюка») помогли исполнителю придать некоторую завершенность своему тексту, получившему совсем иной смысл: «поединщик», которого ждет Илья Муромец, оказывается его сыном, не знающим отца, но сам Илья сразу почему-то узнает сына (переработка случайная и неудачная).

67—72. Записи Н. П. Колпаковой 9 августа 1956 г. от Андрея Федоровича Пономарева, 72 л., Нарьян-Мар, д. Калюши.

67. Про Сокольника. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 10.

Начало публикуемого варианта близко к соответствующей части текста В. П. Тарбарейского с нижней Печоры (Леонт., 3), см. также в настоящем издании запись от Е. Г. Мяндиной из Среднего Бугаева (текст № 10). Как и в них, в данном варианте повествование открывается просьбой Сокольника к матери отпустить его в чистое поле и наставлением матери. Далее сюжет развивается необычно. Нет последовательного выезда в погоню за Сокольником других богатырей, сразу выезжает Илья Муромец. Изображены два боя Ильи с Сокольником. Первый сразу заканчивается победой Ильи и узнаванием сына, второй происходит уже после убийства Сокольником матери и заменяет собою традиционное покушение Сокольника на жизнь спящего Ильи. Композиционно текст слажен хорошо.

68. Добрыня и Змей. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 38.

Публикуемый текст — единственная запись сюжета с нижней Печоры. По сюжетной схеме (без вводных эпизодов) текст близок к варианту № 45 настоящего издания, но не имеет его конца — освобождения девушки и женитьбы на ней. Своеобразной особенностью текста является развернутый наказ умирающего Микиты своей жене, касающийся сына, повторенный затем в наставлении матери; необычен в этом наказе мотив плетения самим Добрыней плетки из полынь-травы (по общерусской традиции чудесную плетку Добрыня получает из рук матери). Как и в некоторых других северовосточных вариантах, введен мотив обещания змеей выкупа (Григ., I, 87, 114; Онч., 59), но в противоположность им сохранена расправа со змеей, как исконная и закономерная развязка героического сюжета.

По словесной ткани текст не имеет точек соприкосновения с вариантами Усть-Цилемского района, это совершенно другая редакция.

Нотное приложение XX. Вариант печорского напева исторической песни о Кострюке. По своей интонационной и ритмической структуре заметно отличается от нижнепечорских былинных напевов. Следует отметить устойчивую подчеркнутую трехдольность и вопросно-ответное построение полустроф. Из всех нижнепечорских исполнителей, певших песню о Кострюке, только один А. Ф. Пономарев использует этот напев при исполнении былинных сюжетов. С этим напевом от А. Ф. Пономарева записана былина «Василий Касимирович» (№ 69).

На магнитофон записано 114 строф.

69. Василий Касимирович. Печорские варианты: Онч., 65; Леонт., 8.

Публикуемый текст — третий с Печоры вообще и второй с нижней Печоры. Все три текста объединяются одной общей особенностью: посланцы князя Владимира, Василий Казимиров с товарищами, не отказываются платить дани-пошлины, требуя платежа от татар (см. прионежский вариант — Гильф., II, 80; мезенские — Григ., III, 48 и 54; сибирский — Гуляев, 1952, 10), а, наоборот, троекратно предлагают принять их «без бою, без драки», царь же татарский, видимо, желая вызвать конфликт, отказывается

547

принять их прежде, чем состоятся предлагаемые им состязания в шахматы, в стрельбе из лука, в борьбе. Выиграв состязание, посланцы убивают царя, побивают татар и привозят в Киев обратно не только пошлины, но и захваченные у татар ценности. Таким образом, вырисовывается своеобразная печорская редакция, следы которой заметны еще в не совсем ясном шенкурском варианте (Кир., II, стр. 83).

Текст Пономарева в особенности близок к другому нижнепечорскому (Леонт., 8): одинаково имя врага; так же Василия сопровождают по его просьбе Добрыня и Алеша Попович (одинакова и мотивировка выбора: нам двоим весело будет, нам троим весело будет); в обоих текстах посланцы прощаются с князем, княгиней и Ильей Муромцем; одинаково оставляется товарищам оружие (нож или копье), по состоянию которого они смогут узнать, если с Василием случится беда; так же после выигрывания Василием в шахматы Батуй заключает его в темницу, и Добрыня с Алешей спешат на выручку и т. д. Имеются и дополнительные детали: предупреждение об опасности поездки, молитва посланцев перед поездкой (см. то же в варианте Ончукова), нетерпеливое высматривание Ильей Муромцем в подзорную трубу возвращения посланцев.

Текст Пономарева по художественным качествам, полноте, стройной четкой композиции, выдержанному эпическому стилю — один из лучших среди всех вариантов данной былины.

70. Иван Горденович. Печорский вариант: Онч., 80.

Текст интересен как вторая запись на Печоре и тоже в низовьях. Сравнение обоих текстов обнаруживает некоторые общие особенности, отличающие эти два печорских варианта от текстов из других мест. Обычно Иван Годинович едет свататься сам, даже если он из Киева выезжает с сопровожатыми. В таком случае в былину вводится мотив кровавых следов, встретившихся по пути, и Иван Годинович отправляет по этим следам свою дружину (см., например, К. Д., 16). В обоих печорских вариантах Иван Горденович посылает сватать ему невесту сопровождающих его богатырей, сам же остается ожидать их возвращения в чистом поле. Эпизод с «кровавой дорожечкой» тоже имеет место, но он вводится в повествование позднее, когда рассказывается об обратной дороге богатырей с невестой Ивана Горденовича в Киев, и вводится для того, чтобы создать необходимую для дальнейшего развития сюжета ситуацию: герой в поле в шатре один с невестой, тут их настигает соперник, ее нареченный жених. В каждом из вариантов этот эпизод раскрыт по-разному (в ончуковском Иван по кровавым следам направляет богатырей, в нашем — он, вопреки предостережению товарищей, решает ехать один с невестой, богатырей же отпускает в Киев), но композиционная функция эпизода одинакова. Общими для обоих печорских вариантов является сопротивление сватовству не только отца невесты, но и ее самой, тогда как обычно она сразу соглашается, хотя и притворно, на брак с Иваном Годиновичем. Общим является и само имя героини — Маремьяна (у Ончукова она, кроме того, названа еще Маринкой белой лебедью — наиболее традиционное на Печоре женское имя).

При этих общих чертах публикуемый текст значительно отличается от ранней записи. Он очень своеобразен. В художественном отношении это великолепный вариант, выделяющийся своей мастерски слаженной композицией, в которой отдельные детали получили свое особое назначение. Так, «дорожечку кровавую», которую хочет Иван «попроведывать», оказывается «пропустил» сам Батуй с злым умыслом, с целью завлечь на нее Ивана одного, без богатырей. Илья Муромец, прощаясь с Иваном, наказывает ему вспомнить его с Добрыней, если ему придется плохо, и когда это случается и Иван вспоминает товарищей, прилетают два ворона, своим граем мешающие спать Батую и его жене. Именно это и побуждает Батуя стрелять в них (чаще прилетают голуби, царь стреляет, так как его жена выражает желание полакомиться голубятинкой). Поражение Батуя его же стрелой и мотивировано тем, что чудесные вороны — это Илья Муромец и Добрыня, явившиеся на помощь.

В былине дан яркий и выдержанный образ героини: она не только сопротивляется сватовству и соглашается лишь по просьбе перепуганного отца, но и по дороге пытается освободиться (здесь используется известный эпизод из былины о встрече Добрыни с поляницей). Когда с ее помощью Батуй одолевает Ивана, именно она придумывает жестокое издевательство над ним (стихи 296—301), в то время как Батуй хотел просто убить соперника. Все это мотивирует особо жестокую расправу с ней Ивана.

Традиционные описания и общие места в данном тексте развернуты и красочны (см. вопрос князя о том, почему «Иван не тешится» и «не похваляется» и ответ Ивана; описание красоты невесты, перенесенное из «Дуная»). Отдельные детали исключительно выразительны (тяжелая поступь Добрыни — стихи 127—129; изображение того, как Добрыня после покушения Маремьяны на его жизнь схватывает ее и тащит к шатру — стихи 194—199; поспешность, с которой Иван выбегает из шатра навстречу невесте, — стихи 204—205).

548

Имя соперника то же, что имя вражеского короля в былине того же исполнителя о Василии Казимирове (в раннем печорском варианте — другое, перенесенное из былины о Соломане, — Василий Окулович).

71. Святогор. Печорские варианты: Онч., 61 (пр.); Леонт., 5.

Из двух ранее сделанных на Печоре записей сюжета о встрече Ильи Муромца со Святогором одна (Онч, 61) представляет прозаический пересказ сюжета с традиционным содержанием, другая, произведенная в 1938 г. на нижней Печоре (Леонт., 5), — полный стихотворный текст, который, кроме примерки богатырями гроба и смерти Святогора, включает еще продолжение — поездку Ильи по поручению умирающего Святогора к его слепому отцу с вестью о гибели богатыря — сюжет, встречавшийся редко и только в прозаических пересказах (Рыбн., I, 2; Аст., I, 5).

Публикуемый текст включает только эпизод встречи Ильи со Святогором и гибель последнего в гробу. Хотя былина и была спета, но текст очень прозаичен и не производит впечатления уже оформленного эпически произведения. Очевидно, исполнитель припомнил, и то не вполне, содержание сюжета и попробовал тут же распеть его в виде былины.

Нотное приложение XXI. Вариант предыдущего напева. При записи напева исполнитель много путал, чем и объясняется расхождение подтекстовки и публикации текста.

На магнитофон записано 35 строф.

72. Про Луку Степановича. Печорские варианты: Онч., 50, 66, 71.

Сюжет известен был только в трех записях 1901 г. на средней Печоре (Усть-Цильма, Уег, Верхнее Бугаево). Характер сюжета, представляющего не очень хорошо организованный сплав сказочных и былинных мотивов, рыхлость композиции заставляют предполагать позднее возникновение былины как опыт сложения нового авантюрного произведения. То, что былина бытовала в узко-ограниченном районе, при этом в единой редакции с незначительными вариациями, наводит на мысль о сравнительно недолгом ее существовании в устной традиции до момента записи (см. об этом в кн.: А. М. Астахова «Русский былинный эпос на Севере», стр. 141 и 176—177).

Запись публикуемого варианта интересна как свидетельство о переходе сюжета на нижнюю Печору (ни Ончукову, ни Леонтьеву данный сюжет здесь не встретился). Вариант имеет некоторые отличия от среднепечорской редакции. Первая часть былины — героя, проспавшего церковную службу и ушедшего вместо церкви гулять в луга, змея уносит в далекую страну, за синее море — наиболее близка к соответствующим частям ранних вариантов, но значительно короче (выключается, например, требование змеи взять ее в замужество, весь начальный эпизод изложен более сжато). Напротив, рассказ о дальнейшей судьбе героя более развернут, включает новые эпизоды. В ранних записях кратко говорится о том, что Лука женится на дочери турецкого царя; лишь в одном (Онч., 66), наиболее близком к нашему, упоминается о поездке Луки с семьей на родину. Пребывание в Турецкой земле и возвращение на родину и составляет содержание развернутой второй части публикуемого варианта.

Здесь обращает внимание мотивировка отъезда героя — травля его завистниками боярами: они дважды добиваются от царя трудных поручений для Луки, наконец он решает покинуть с семьей Турецкую землю. В изображении бояр «кособрюхих» и конфликта их с героем вариант, таким образом, следует характерной антибоярской тенденции печорских былин (см. об этом: Русский былинный эпос на Севере, стр. 356—357), хотя и не развертывает победы героя над боярами. Конечный же эпизод — встреча с играющими в мяч богатырями и убийство Ильей Муромцем старшего сына Луки — воспринимается как неудачное нагнетение дорожных приключений. Вариант свидетельствует, что эта поздняя былина так и не была художественно отработана, хотя и получила некоторое распространение.

73. [Илья Муромец и Сокольник]. Запись В. В. Митрофановой 28 июля 1956 г. от Фомы Алексеевича Чупрова, 56 л., Нарьян-Марский р-н, д. Угольное.

Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 10.

Пересказ сюжета о Сокольнике в традиционной печорской обработке (ср. с текстами №№ 51, 53 настоящего издания и Онч., 1). Конечный эпизод былины — попытка Сокольника убить Илью Муромца — отличается своеобразными деталями (Илья спит в открытом поле, конь предупреждает его о грозящей опасности). В стихотворной форме мог вспомнить лишь отрывок о выезде Ильи и бое с Сокольником.

74—76. Запись В. В. Митрофановой 24 июля 1956 г. от Софьи Степановны Марковой, 78 л., Нарьян-Марский р-н, д. Ка́чгарт.

74. [Илья Муромец]. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 1.

Сказка об Илье Муромце, основанная на следующих сюжетах: «Исцеление», «Илья и Соловей-разбойник», «Калин-царь», «Илья и Идолище поганое», «Илья и

549

Сокольник», «Илья и Святогор», «Три поездки Ильи Муромца», «Ссора с князем Владимиром».

Первые два сюжета изложены традиционно. Только в сцене в палатах князя использована деталь из былины «Дюк Степанович»: насмешки Чурилы (ср. то же в пересказе Марковой былины о Дюке — текст № 76). Во всей этой части сказки особенно подчеркнуто бескорыстие Ильи Муромца и его заботы о народе.

В использовании былины о Калине-царе и об Идолище Поганом обе они объединяются: Идолище оказывается посланцем Калина-царя. В пересказе сюжета о Сокольнике необычно дана развязка: Илья, не получив ответа от повергнутого на землю Сокольника, убивает его и тут только по повязке узнает в нем сына. В пересказе сюжета о Святогоре остается недосказанным эпизод передачи силы.

Из сюжета о трех поездках использован только эпизод нахождения клада. О ссоре с князем говорится два раза, причем второй раз не указан повод к ней.

Заканчивается, как многие сводные былины и сказки, рассказом о смерти Ильи Муромца. В примечании к сказке исполнительница передала любопытную легенду об Илье, «ходящем» после смерти.

Сказка С. С. Марковой, вероятно, как и ее рассказ о Дюке, — сплав слышанного ею в устной традиции и читанного в книгах.

75. [Добрыня Никитич]. Печорские варианты см. в комментарии к текстам №№ 14, 38 и 2.

Текст представляет собой контаминацию в прозе трех сюжетов: «Добрыня и Маринка», «Добрыня и Змей», «Добрыня и Алеша». Упоминается также, но не развертывается в эпизод, встреча в поле с Настасьей Микулишной. Все три сюжета пересказаны кратко, второй сюжет близко к прионежской традиции: действие происходит на Пучай-реке, изображены два боя со змеем, первый оканчивается договором, второй — освобождением Путятичны и других пленников змея; включены и характерные для прионежской традиции детали — виновником отсылки Добрыни на выручку Путятишны является Алеша Попович, конь Добрыни топчет и отряхивает от ног змеенышей, земля пожирает змеиную кровь (ср.: Гильф., I, 5, II, 148, 157); о прионежских редакциях см.: Аст., I, стр. 571. Эта близость к традиционной композиции и характерным деталям былин Прионежья, а также само объединение трех сюжетов, не встречающееся в печорских былинах, делает очевидным восхождение текста к какому-то книжному пересказу, в стихах или в прозе.

76. [Дюк Степанович]. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 3.

Текст представляет собой очень полный прозаический пересказ былины о Дюке с включением некоторых сказочных эпизодов, которые в классических изустных вариантах былины не встречаются (нахождение коня по указанию встречной старухи, длительный беспробудный сон богатыря и др.). Большинство былинных эпизодов принадлежит к общерусской традиции данного сюжета, но есть детали, обнаруживающие связь с местными традициями — с печорской (перчатки для подарка Илье Муромцу — Онч., 24; Леонт., 10) и с прионежской (мена масти конем Дюка в состязании конями, исключение Алеши Поповича из числа оценщиков из-за его «загребущих рук»; см., например, Гильф., II, 152, 159 и др.). Своеобразной и очень удачной деталью текста является изображение ошибки Дюка, принявшего княгиню Апраксию за портомойницу, — ошибки, обратной той, которую совершают посланцы от князя Владимира на родину Дюка, принимающие портомойницу за мать Дюка.

Непосредственный источник текста Марковой неизвестен. Будучи грамотной и любительницей чтения, она могла прочесть изложение былины в таком уже виде. Но могла усвоить и из устных пересказов. По ее словам, «на путине такие сказки сказывали». Слышала она также, как эту былину «стихами поют». В концовке рассказа ясно припоминание стихотворения А. К. Толстого «Сватовство».

77—87. Записи Н. П. Колпаковой 4—6 августа 1956 г. от Тимофея Степановича Кузьмина, 68 л., Нарьян-Марский р-н, д. Тельвиска.

77. Илья Муромец и Соловей-разбойник. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 35.

Текст представляет обычное для Печоры объединение былины о Соловье-разбойнике с сюжетом об исцелении. Но в варианте не обнаруживается каких-либо черт, сближающих его с другими записанными на Печоре текстами. Наоборот, в нем проходят перед нами мотивы, хорошо знакомые по известным текстам Киреевского, Рыбникова и Гильфердинга; ср. определение силы после первоначального подношения вина и затем уменьшение силы вполовину — Кир., I, стр. 1, 2; выращивание богатырского коня — Рыбн., I, стр. 319; наставление родителей — Кир., I, стр. 34; изображение вражеской силы под Черниговом — Рыбн., I, стр. 15 и Гильф., II, стр. 10 (варианты Трофима Рябинина); весь путь к Соловью и столкновение с ним — Рыбн., I, стр. 16: обращение Ильи к Соловью

550

при расправе с ним — Рыбн., I, стр. 22 и Гильф II, стр. 17. Точного следования, однако, указанным вариантам нет, это свободная композиция, составленная по их мотивам. Вероятнее всего, что здесь мы имеем дело или с пересказом уже готовой обработки, ставшей известной Т. С. Кузьмину из какого-либо книжного источника, или с собственной редакцией, созданной на основе прочитанных им былин, поскольку Кузьмин — творчески одаренный сказитель, в котором соединились богатая память, художественный вкус, чувство эпического стиля, способность к творческой импровизации. На первое предположение наводит нашу мысль употребление слова «чудо-богатыри» (стих 166) и необычное окончание былины (стихи 239—246), характерное для книжных обработок. Между прочим, все указанные мотивы из тех же источников имеются в сводных текстах дешевых книжек для народа, издававшихся в 1890-е — 1900-е годы и встречавшихся собирателям в районах с былинной традицией (например: Русские народные былины. Составлено В. и Л. Р-н. Изд. И. Д. Сытина; Илья Муромец, набольший богатырь киевский, Иван Ивин. Изд. Т. А. Губанова). Однако точного следования этим текстам в варианте Кузьмина не находим. Очевидно, здесь — собственная редакция.

78. Илья и нахвальщик. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 10.

Былина восходит к книжному источнику — к текстам №№ 7 и 8 первого выпуска книги «Русские былины и сказания», изданной А. Каспари в 1894 г. как бесплатная премия журнала «Родина». Оба указанных текста («Застава богатырская» и «Илья Муромец и нахвальщик») являются переложением известной шенкурской былины о богатырях на заставе из сборника Киреевского (I, стр. 46) четырехстопным хореем с дактилическим окончанием — размер, который в XVIII — начале XIX вв. употреблялся в русской литературе для стилизаций под русский эпос (см. об этом в работе: А. М. Астахова. Из истории и ритмики хорея. Сб. «Поэтика», «Academia», Л., 1926). При этом и композиция в целом, и построение отдельных эпизодов, и фразеология шенкурского варианта в издании А. Каспари сохранены. Сопоставление былины Т. С. Кузьмина с текстом издания Каспари показало, что более половины ее стихов в точности или с незначительными изменениями повторяют этот текст, остальные близко следуют ему. Сохранено и самое название, данное Каспари основной части былины.

Книгу Каспари собиратели былин встречали в северных районах эпической традиции (Григ., I, стр. 139—140). Известно ли было это издание самому Т. С. Кузьмину, или он усвоил былину в таком уже виде от своих учителей, мы не знаем, но вероятнее всего первое, имея в виду его собственные признания в том, что он читал былины в книгах. Интересно в данном случае то, что текст, явно восходящий к книжному источнику и имеющий необычный для местной традиции ритмический строй, исполнитель пел на характерный былинный напев. Это приводило к некоторой перебивке в ритме стиха.

79. Святогор. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 71.

Текст представляет объединение двух разных былин о Святогоре («Святогор и сумочка переметная», «Смерть Святогора в гробу»). Это второй лишь случай такого объединения (первый — Пар.-Сойм., 4), при котором первый сюжет не заканчивается, как это часто бывает в самостоятельной былине, гибелью богатыря (ср.: Рыбн., I, 86; Гильф., III, 270).

Сюжет о Святогоре и сумочке на Печоре записан не был. Здесь он дан в версии, по которой сумку с тягой земной сбрасывают с себя неизвестный старик или два старика (Григ., III, 114; Гильф., II, 119), иногда это Микула Селянинович (Рыбн., I, стр. 321, примечание; Сок.-Чич., 159).

Гибель Святогора в гробу изображена традиционно, но эпизод передачи Илье силы через дыхание или смертную пену отсутствует. Наказ умирающего Святогора Илье перекликается с соответствующим местом записи 1938 г. (Леонт., 5).

Нотное приложение XXII. Расчлененный бесцезурный напев песенно-речитативного склада с полукадансом на доминантовом звуке лада. Временами при исполнении певец делал цезуру после слога «да», заканчивающего иногда полустрофу.

На магнитофон записана вся былина (59 строф).

80. Про Сухмана. Записей сюжета в прежние годы на Печоре не было. По сравнению с другими известными нам вариантами из разных северных районов передает все содержание более кратко, но в хорошем эпическом стиле. Выключаются эпизоды разыскивания Сухманом лебедей и проверки Добрыней сообщения Сухмана о битве его с татарами. Общий идейный смысл конфликта богатыря с князем и облик самого героя сохранены.

81, 81а. Как Добрыня женился. Оба текста, один более пространный, другой короче, — единственные записи данного сюжета на Печоре (краткое упоминание о встрече

551

Добрыни с поляницей есть лишь в тексте № 75 настоящего издания); близки к заонежским вариантам (Рыбн., I, 25; Гильф, I, 5, II, 148, 157), в которых сюжет контаминирован с былиной «Добрыня и Змей», и к пудожскому (Пар.-Сойм., 56), где сюжет выделен в самостоятельную былину. Все указанные варианты представляют единую редакцию и чрезвычайно близки друг к другу, порой дословно повторяя одни и те же места.

Публикуемые тексты, представляющие, как и пудожский, отдельную былину, не только почти в точности воспроизводят композицию прионежских, но и совпадают с ними в формулировках (ср., например, слова Добрыни о своей силе и смелости и др.), а также в некоторых характерных деталях (Добрыня расшибает дуб на «ластинья», Настасья кладет Добрыню в «кожаный мешок» и т. п.). Такого рода близость, а также отсутствие сюжета в ранних печорских записях вызывает вопрос, не пришла ли прионежская редакция на Печору в каком-либо печатном издании.

Новое, что привносят варианты, это необычное в эпической традиции имя матери Добрыни (Анна Александровна) и упоминание в тексте № 81 Ильи Муромца на свадьбе Добрыни.

Сопоставление обоих текстов, записанных один за другим, показывает склонность Т. С. Кузьмина к творческим вариациям.

82. Добрыня на чудь поехал. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 2.

Текст ничего общего не имеет с тем единственным вариантом этой былины, который был записан на Печоре в начале века (Онч., 95). Заглавие, данное самим исполнителем, характер возложенного на Добрыню поручения приводят к тексту сборника Кирши Данилова, 21. Ср.: заглавие — «Добрыня чудь покорил»; формулировка поручения — «Кто бы... Вырубил чудь белоглазую, Прекратил сорочину долгополую». Есть еще совпадение в обоих текстах наказа жены. Ср:

Данный текст Ты  за  князя  выходи  или  за  боярина, Не  ходи  за  моего  брата  названого, За  Алешу  ты  да  за  Поповича. (Стихи 32—34).

Текст Кирши Данилова Хоть  за  князя  поди,  хоть  за  боярина, Не  ходи  только  за  брата  названова, За  молода  Алешу  Поповича. (Стихи 84—86).

Впрочем, этот наказ — общее место, и совпадение могло случиться без прямого влияния текста Кирши Данилова. Но приведенная выше перекличка настолько характерна, что вызывает определенное предположение о воздействии в какой-либо форме текста XVIII в. Во всем остальном публикуемый текст совершенно с ним расходится. По общему построению и разработке отдельных эпизодов он близок к прионежским вариантам и из них примыкает к тем, в которых о несчастии в семье предупреждает Добрыню его конь. В тексте есть слова и выражения, никогда в устной эпической традиции не встречающиеся: «епанча» (стих 148), «супруг» (стихи 214—215), «Прослезил он меня, грешную» (стих 135). Все эти факты в совокупности наводят на мысль о возможном воздействии на данный текст книжных источников, в каком виде — установить пока не удалось.

Имеются в тексте отдельные необычные детали: вопрос Добрыни к жене, будет ли она ему верна в течение трех лет (стихи 24—25), особое содержание игры на гуслях, заключающее воспоминание о первой встрече Добрыни с Настасьей Никуличной (стихи 185—186).

83. Про Василия турецкого [Идо́йло сватает племянницу князя Владимира]. Вариант с Печоры: Онч., 73.

Текст является второй записью на Печоре (и тоже в низовьях реки) этой редкой и поздней былины, возникшей как сплав сказочных и эпических мотивов. Эта запись позволяет уже наметить некоторые общие черты печорской обработки сюжета в отличие от беломорской и мезенской: действие начинается с пира в земле Турецкой, на котором властитель земли (у Ончукова — Гремит-король) поручает Идолу посватать за него племянницу князя Владимира (в золотицких и в одном из двух мезенских король — Издолище или Гремин — сам приезжает в Киев, и действие во всех вариантах начинается прямо с его приезда, см: Марк., 49, 79; Григ., III, 100, 107); имя девушки в обоих вариантах — Анна (в Зимней Золотице и на Мезени — Марфа); в обоих текстах она зазывает к себе на пир Идола под предлогом своего именинного дня (этот мотив имеется и в одном мезенском тексте — № 100, в золотицком она угощает Идолища якобы «на радости»).

Но имеются и некоторые отличия. Текст у Ончукова в своей начальной части испытал заметное влияние «Дуная»: образ Гремита-короля, вопрос его, не знает ли подходящей

552

для него невесты, описание Анны Идолом — все это перенесено из традиционного начала былины о Дунае. В публикуемом тексте кратко излагается поручение Василия Идолу, но далее включается эпизод колдовского гаданья, который настраивает слушателей на ожидание определенной развязки. Варьируется и эпизод расправы с Идолом: в варианте Ончукова она происходит на вражеском корабле, на который приходит Анна, и она сама отсекает у пьяного Идола голову — в нашем тексте рассказано, что пир устраивается на собственном корабле Анны, куда она заманивает Идойла, и с ним расправляется Добрыня (в вариантах из Зимней Золотицы и с Мезени Идолища убивают тоже богатыри). Все эти отличия и вариации отдельных эпизодов не меняют, однако, идейного смысла былины, в центре которой — образ смелой и ловкой девушки, хитростью одолевающей врага.

Записанный от Кузьмина вариант — один из лучших на данный сюжет по четкой, стройной композиции и строго выдержанному эпическому стилю. Обращает на себя внимание выразительный образ захмелевшего Идойла (стихи 112—127). При лаконичности повествования исполнитель не упускает ряда тонких деталей: поведение Идойла в гриднях князя Владимира (стихи 30—31), внешнее проявление поспешности, с которой князь бежит к племяннице (стихи 40—41), противопоставление — шлюпка белая с корабля Анны, на которой едет Алеша Попович, и шлюпка черная, которую спускает со своего корабля Идойло (стихи 66—69, 94—95).

Имя Василий турецкий встречается в варианте с нижней Печоры былины о Соломане-царе, где им заменено традиционное имя похитителя жены Соломана — Василий Окульевич (Леонт., 9).

84. Про Дюка. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 3.

Превосходный текст, обнаруживающий большое мастерство Кузьмина как сказителя былин. В тексте нет специфических для печорской традиции мотивов, кроме традиционного на Печоре упоминания Малой Галичи и Карелы пребогатой. Отсутствует эпизод высматривания Киева в подзорную трубочку, не упоминается подарок, привезенный Дюком Илье Муромцу (перчатки). С другой стороны, наблюдаются элементы, сближающие текст с прионежскими вариантами: чудесные и опасные заставы на пути в Киев; недоумение оценщиков при виде сверкающей Галичи — неужели Дюк велел спалить Галичу к их приезду?; каждодневная мена масти Бурушкой в эпизоде состязания конями; презрительное обращение Дюка к Чуриле в конце былины: «Не с богатырями бы тебе, Чурила, ведаться, А водиться бы с киевскими бабами» (см., например, все эти мотивы: Рыбн., I, 16, 29; Гильф., II, 85, 152, 159 и др.). Очевидно Т. С. Кузьмин слышал или читал былину в прионежской редакции или в обработке, использовавшей прионежские тексты. Вместе с тем есть детали, восходящие и к другим былинам: ср. образ Чурилы (стихи 51—53) с описанием первого появления Чурилы в былине Кирши Данилова об этом богатыре (К. Д., 18); юмористическое изображение того впечатления, которое он производит на женщин (стихи 54—56), текстуально совпадает с соответствующими стихами нижегородского текста из сборника Киреевского (Кир., IV, стр. 87) и варианта сказительницы А. М. Пашковой (Пар.-Сойм., стр. 76). Начальные же стихи текста Кузьмина (1—4) непосредственно связаны с известными стихами Лермонтова — вступлением в «Песню про купца Калашникова» («Мы сложили ее на старинный лад», «Мы певали ее под гуслярный звон»).

Нотное приложение XXIII. Нерасчлененный напев песенно-речитативного склада. От исполнителя записан еще один былинный сюжет с этим напевом (Про Василия турецкого, № 83).

На магнитофон записано 77 строф.

85. Садко. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 31.

Единственный печорский текст на сюжет о пребывании Садко в подводном царстве, оформленный в виде самостоятельной былины: другие известные нам варианты с Печоры соединяют данный сюжет с рассказом о состязании Садко в богатстве с новгородскими купцами.

Традиционные для сюжета эпизоды — остановка корабля среди моря при попутном ветре; метание жребия, кому идти к подводному царю; игра Садко на гуслях и пляска царя, производящая бурю; выбор невесты, помогающий Садко вернуться на землю, — сохранены лучше, чем в других печорских вариантах, где заметно забывание и искажение исконной сюжетной схемы (Онч., 75, — Садко попадает к царю морскому на огненной шлюпке. Царь предлагает ему сыграть в шахматы, выбора невесты нет, а царь, рассерженный тем, что Садко порвал струны, хватает его за бороду и выбрасывает из терема; Онч., 90, — нет игры Садко и пляски царя). Выразительно переданы эпизоды остановки кораблей на море (особенно изображение ветра) и пляски морского царя. В текст включен еще эпизод ссоры царя с царицей, спорящих о том, что ценнее — золото или железо, неизвестный другим печорским вариантам, но встречающийся в некоторых

553

олонецких текстах (Рыбн., I, 66, II, 107). В тексте Т. С. Кузьмина этот эпизод умело использован в дальнейшем развитии сюжета: так как Садко разрешает спор в пользу царицы, последняя подсказывает ему такой выбор невесты, благодаря которому он спасается. В данном случае царица заменяет святого Николая (Миколу Можайского), которому во многих вариантах приписывается спасение Садко. Святой Николай отсутствует и в эпизоде пляски царя: не он советует Садко порвать струны в гуслях, чтобы прекратить бурю на море, а сам Садко, видя причиняемые его игрой бедствия, рвет струны.

Нотное приложение XXIV. Вариант напева XXII. На этот же напев Т. С. Кузьмин пел былины: «Как Добрыня женился», «Илья Муромец и Соловей-разбойник», «Про Сухмана», «Василий Буслаевич» (№№ 77, 80, 81, 86).

На магнитофон записано 14 строф.

85а. Начало той же былины. Так же, как в случае с записью от Т. С. Кузьмина былины «Как Добрыня женился», оно было дано в порядке пробы голоса и припоминания.

86. Василий Буслаевич. Печорские варианты: Онч., 88, 94, см. еще 74 (к.).

На сюжет о бое Василия Буслаева с новгородцами с Печоры было известно до сих пор всего два текста, оба с низовьев реки (кроме того, еще вариант эпизода выбора дружины, включенный в былину о поездке Василия в Иерусалим). Оба текста неполные без начальных частей: один (Онч., 88) начинает повествование с пира, на котором Василий бьется с Новгородом о заклад, кто его победит. После этого следует рассказ о выборе дружины, о бое и т. д. Второй (№ 94) совсем опускает эпизод выбора дружины, Василий появляется на пиру уже с товарищами. Далее сюжет развертывается более или менее одинаково в обоих текстах.

Публикуемый текст строит сюжет примерно так, как ончуковский вариант 88 из д. Бедовой бывш. Пустозерской волости, но заключает отдельные детали, которыми перекликается с былинами из других районов. Таковы: упоминание об отце, который жил с Новгородом и Псковом в мире (только в данном тексте эта характеристика отца дается не в начале былины, как обычно, а вложена в уста матери, укоряющей Василия, что он не ладит с новгородцами, — стихи 69—75); просьба новгородцев к старчищу Андронищу унять Василия (ср. аналогичный эпизод: Гильф., I, стр. 405); изображение Андронища (ср.: там же, стр. 406); рассказ о том, как мать унимает Василия (стихи 160—176, ср.: Гильф., I, стр. 406—407). По словесному оформлению текст далек от обоих ранних печорских вариантов и имеет характер свободного, непринужденного сказа, импровизируемого в момент записи. Это подтверждается и сличением первой записи начальной части былины от Кузьмина (86а) с соответствующей частью данного полного текста, показывающим значительные словесные вариации. Получается впечатление, что Кузьмин хорошо помнит содержание былины, которое он быть может слышал, быть может читал, помнит ход развития сюжета, но твердого текста у него нет.

86а. Отрывок былины о бое Василия Буслаева с новгородцами, данный в порядке припоминания.

87. Смерть Василия Буслаевича. Печорские варианты см. в комментарии к тексту 18.

Представляет, как и текст № 18, сильно сокращенный вариант сюжета о поездке Василия Буслаева в Иерусалим, сохранивший, однако, традиционное изображение смерти героя (оскорбление Василием мертвой человеческой головы, предсказание ею гибели Василия, нарушение им запрета «тешиться» у камня, смерть Василия).

88. Как женился князь [Князь, княгиня, старицы]. Запись В. В. Коргузалова 7 августа 1956 г. от Евдокии Ивановны Шайтановой, 85 л., Нарьян-Марский р-н., д. Устье.

Представляет интерес как единственная запись этой довольно распространенной в Поморье и по нижнему течению реки Пинеги баллады. Хорошо сохранившийся тип обработки сюжета с трагическим исходом. Композиция традиционна. Необычным является лишь самый зачин, где нарушено обычное указание на возрастное несоответствие князя и княгини (князь девяноста лет, княгиня девяти годов); развязка с самоубийством князя встречается сравнительно редко, преимущественно на западном побережье Белого моря (см.: Студ. зап. филолог. фак. ЛГУ, 1937, стр. 23; Рук. отд. ИРЛИ, Р. V, колл. № 57, папка 1, №№ 13, 21).

89. Про Добрыню. Запись Н. П. Колпаковой 27 июля 1956 г. от Аристарха Ивановича Суслова, 65 л., Нарьян-Марский р-н, д. Андег.

Начало неизвестной былины о Добрыне. Так обычно начинается былина об Иване Годиновиче. Возможно, что исполнитель смешал героев.

Нотное приложение XXV. Напев песенного склада, разделенный доминантовым звуком лада на две равные части.

554

На магнитофон записано 19 строф. Вариантность незначительная.

90. Про Добрыню. Запись Н. П. Колпаковой 27 июля 1956 г. от Анастасии Петровны Хабаровой, 69 л., Нарьян-Марский р-н., д. Андег.

Второй и третий стихи отрывка представляют общее эпическое место, которое используется в былинах и балладах и в положительной, и в негативной форме. Например:

Да  хорошо у меня,  молодца, было пожито,
Да  хорошо было цве́тное платье изношено,
Да  приупито было у молодца,  приуедено,
Да  и  в красне,  в хороше приухожено.

(Соб., I, стр. 29, сюжет  «Молодец  и
королевна»).

Ай с королевной было приупито, приуедено.

( Там же, стр. 31, тот же сюжет).

Скричат  тут робята зычным  голосом:
«У мота  и  у пьяницы,
У  млада  Васютки  Буславича
Не упито, не уедено,
В  красне хо́рошо не ухожено,
А  цветнова  платья  не уношено,
А увечье на  век  залезено».

(К. Д., стр. 67, былина  «Василий
Буслаев»).

Откуда взяла эту формулу исполнительница, неизвестно.

Последующие стихи взяты из традиционного на Севере зачина песни о жалобе солдат на князя Долгорукого (см., например, Аст., II, 210; о песне — там же, стр. 744). О том, как возник публикуемый отрывок, см. заметку об исполнительнице.

Нотное приложение XXVI. Вариант предыдущего напева. Возможно, что в данном случае близость объясняется устойчивостью местных исполнительских традиций (д. Андег). Однако нахождение среди записей от Нарьян-Марского сказителя А. Ф. Пономарева близкого варианта этого напева (текст № 67, напев см. ниже), заставляет думать о существовании на Печоре общих напевов, не закрепленных за одним только сказителем.

На магнитофон записано 6 строф.

91. Про Илью и Соколика. Запись Н. П. Колпаковой 27 июля 1957 г. от Павла Николаевича Поздеева, 64 л., Нарьян-Марский р-н, д. Осколково.

Варианты с Печоры см. в комментарии к тексту № 10.

Текст принадлежит к основному печорскому типу обработок сюжета (Аст., I, стр. 611), но передает традиционную схему кратко, не развертывая эпизодов и описаний.

92—116. Записи Э. Г. Бородиной-Морозовой в 1938—1945 гг. от Павлы Семеновны Пахоловой, 1879 года рождения, Архангельская область, Приморский р-н, д. Нижняя Зимняя Золотица.

92. Про Илью Муромца, как он был, жил и родился. Запись 7 сентября 1939 г.

Варианты Зимнего берега (звездочкой отмечены былины об исцелении Ильи-сидня, без звездочки — об Илье Муромце и Соловье-разбойнике): Марк, 1 (к), 42,* 68, 91,* 107; Марк.-Богосл., I, стр. 47; Крюк., I, 1, 11.*

Былина о первой поездке Ильи Муромца в соединении с рассказом об исцелении. В этой первой части имеются отдельные детали, несколько сближающие текст с вариантом Аграфены Матвеевны Крюковой об исцелении (Марк., 42): имя матери Ильи (у Крюковой — Епестенья Олександровна), выкатывание жеребенка в трех росах — Иваньской, Петровской, Ильинской. Но многое и отличает (у Пахоловой нет наказа калик

555

о коне, нет предсказания о том, что смерть на бою Илье не писана, Илья Муромец после исцеления не идет к родителям на место их работы и т. п., объединения двух сюжетов у Крюковой нет). С былиной о Соловье-разбойнике Аграфены Крюковой тоже наблюдается некоторая перекличка (в эпизоде проезда Ильи мимо подворья Соловья одинаково участвуют только жена Соловья и дочери, зятьев нет), но в целом текст Пахоловой не восходит непосредственно к былине матери. Сюжет в его основной части (победа над Соловьем, тщетная попытка семьи Соловья откупить его, приезд Ильи в Киев и сцена свиста) построен традиционно, но отсутствует эпизод освобождения города, и сцена в палатах князя передана с меньшей социальной остротой, чем в многих других обработках данного сюжета (во лжи Илью укоряют только бояре, конфликта с самим князем по существу нет).

П. М. Пахолова не помнила точно, от кого именно она усвоила былину, говорила, что от кого-то из стариков в семье отца.

93. Младой Подсокольничок. Запись 3 сентября 1939 г. Варианты Зимнего берега: Марк., 4, 70, 94 (к.); Крюк., I, 14.

Все три варианта, записанные в 1900-е годы на Зимнем берегу, совершенно отличны друг от друга и не дают возможности выделить какие-либо устойчивые, характерные для местной традиции черты. Текст Пахоловой наиболее близок к материнскому (Марк., 4), но имеет и свои отличительные черты. С текстом Аграфены Матвеевны его сближает: отсутствие предварительного рассказа о матери Подсокольника (рассказ начинается сразу с изображения заставы богатырской), обнаружение чужеземного богатыря в поле самим Ильей Муромцем, посылка в первую очередь Добрыни, победа в бою Ильи Муромца сразу — без предварительного случайного его падения на землю (как это мы видим в большинстве вариантов, в частности и в других золотицких), одинаковый способ одоления врага (Илья «подкорючивает» его «правой ножечкой»), имя матери — Маринка Кандальевна, — принадлежащее женскому персонажу былины о Глебе Володьевиче. Общность всех этих деталей подтверждает указание самой Пахоловой, что былину эту «слышала от матушки родимой».

Отличие ее текста от источника заключается, во-первых, в упрощении композиции. У Аграфены Матвеевы более развернуто изображение заставы (кроме Ильи, Добрыни и Алеши, на ней Ванюшко боярский сын и Ваня енеральский сын), и в эпизоде выбора богатыря для посылки за Подсокольником дана сословная характеристика богатырей. Более упрощенно передана Пахоловой встреча Ильи с врагом — у Аграфены Крюковой Илья бьет врага палицей по голове, и когда тот даже не обертывается, он дважды проверяет свою силу ударом в камень. Нет у Пахоловой и рассказа Ильи Муромца о том, как он попал в землю Маринки Кандальевны. Опущен также весь конец: покушение Подсокольника на жизнь отца, убийство им матери и захват русских кораблей, после чего Илья разыскивает сына и убивает его. Сама Пахолова ясно не осознавала — то ли всю былину она исполнила, то ли должно быть продолжение («Боле не помню. Так вся и есть»).

Обращения Добрыни, Алеши и Ильи Муромца к богатырю (см. стихи 61—67, 109—114, 151—156) напоминают соответствующие обращения Добрыни и Ильи в известном шенкурском варианте о заставе из сборника Киреевского, I, стр. 46:

«Вор, собака, нахвальщина!
Зачем нашу заставу проезжаешь?
Атаману Илье Муромцу не бьешь челом?
Податаману Добрыне Никитичу?
Есаулу Алеше в казну не кладешь
На всю нашу братию наборную?»

Вариант этот мог быть известен П. С. Пахоловой по хрестоматии А. В. Оксенова «Народная поэзия», которая имелась в доме Крюковых, и данное выразительное обращение, дважды повторенное, естественно могло запомниться Пахоловой.

Посылка Ильей Алеши Поповича после Добрыни — эпизод, не свойственный общерусской традиции этой былины и не встречающийся в ранних золотицких вариантах, — имеется в тексте М. С. Крюковой записи 1937 г. (Крюк., I, 14), где он не вяжется с предпосланным ранее отводом Алеши Поповича. Кто из сестер заимствовал у другой этот эпизод, неизвестно.

94. Поездка Ильи Муромца во чисто поле. Запись 10 сентября 1939 г.

Варианты Зимнего берега: Марк., 1 (к.); Крюк., I, 4.

Текст представляет собой один из эпизодов былины «Три поездки», оформленный как самостоятельное произведение. Две другие дороги — «где богату быть» и «где убиту быть» — упоминаются только в надписях на железных столбиках на распутье.

Былина о трех поездках Ильи Муромца не была, по-видимому, в Зимней Золотице

556

популярной: А. В. Марков записал только один вариант и то в контаминации с былиной о Соловье-разбойнике. По словам младшей сестры Пахоловой, Серафимы Семеновны Крюковой, эту былину «в Крюкоськом роду все пели». Действительно, единственный вариант, записанный Марковым, принадлежит Аграфене Крюковой, от Марфы Семеновны Крюковой тоже был записан вариант, но уже в качестве отдельной былины, а в 1948 г. был записан вариант и от младшей сестры (текст № 117).

Вариант П. С. Пахоловой по общей композиции и содержанию основных эпизодов близок ко всем этим трем вариантам, но выгодно отличается от текстов сестер большей сжатостью и строгостью стиля. У ней отсутствуют, например, загромождающие былину многословные размышления Ильи Муромца на распутье трех дорог, нет неуместно вставленного сестрами мотива злой мачехи, от преследований которой бежит королевна, нет излишних словесных повторений. Вместе с тем Пахолова развертывает эпизод угощения Ильи Муромца королевной, вводя троекратное подношение чары с вином, которую богатырь незаметно для хозяйки выливает под стол: это еще более подчеркивает проницательность, мудрость Ильи (этого мотива ни в одном из других вариантов нет).

По словам П. С. Пахоловой, она усвоила эту былину непосредственно от матери: «Матушки покоенки Аграфены Матвеевны эта старина». Влияние стиля былины старшей сестры, довольно заметное в других текстах Павлы Семеновны, в этом варианте незначительно сказывается лишь в лексике (королевство «очунь прекрасное», «диваны» и «ковры» «заморские», «премла́дая королевична», «премладенькие царевичи».

95. Микитушка Залешанин. Запись 31 августа 1938 г.

Варианты Зимнего берега: Марк., 44 (к.); Крюк., I, 5.

Сюжет о столкновении с князем Владимиром Ильи Муромца, пришедшего на пир под именем Никиты Залешанина, не узнанного князем и им не «учествованного», записана была Марковым всего в одном варианте от А. М. Крюковой. При этом вариант контаминирован с былиной о нашествии на Киев татар под предводительством Идолища, своеобразно претворившей некоторые мотивы былины об Илье Муромце и Идолище. Сама Аграфена Матвеевна, указав Маркову, что былину она восприняла от свекра, Василия Леонтьевича, призналась, что помнит ее «худо». Однако первая часть былины — конфликт Ильи-Никиты Залешанина с князем — отмечена четкой композицией и большой социальной остротой.

У П. С. Пахоловой, так же как и у ее сестры Марфы (Крюк., I, 5), сюжет оформлен как самостоятельная былина. По общей композиции и отдельным мотивам она близка к материнскому варианту, но отличается от него развернутой картиной тщетных попыток насильно вывести Никиту вон (в записи от Аграфены Матвеевны этого эпизода нет) и указанием на намерение Ильи Муромца спустить стрелу в князя Владимира. Оба эти эпизода имеются и в былине М. С. Крюковой, а первый передан близко к варианту середины XIX в. из Онежского уезда бывш. Архангельской губ. (Кир., IV, стр. 46), входившему в хрестоматию Оксенова, которая имелась в семье Крюковых и оказала, как известно, большое влияние на тексты Аграфены Михайловны и Марфы Семеновны (см.: Русский былинный эпос на Севере, стр. 294). От других сказителей былина записана не была, и вопрос, принадлежит ли она старой традиции Зимнего берега или была воспринята в семье Крюковых из книги, остается открытым.

Мотив угрозы пустить стрелу в князя Владимира встречаем в пудожском варианте Никифора Прохорова (Гильф., I, 47), он принадлежит, таким образом, общерусской традиции былин о бунте Ильи Муромца против князя Владимира.

96. Камское побоишшо. Запись 26 августа 1939 г. Варианты Зимнего берега: Марк., 81, 94 (к.), 104 (отр.); Крюк., I, 34.

В 1900-е годы на Зимнем берегу были записаны А. В. Марковым всего 2 полных варианта и один короткий отрывок «Камского побоища», из них один вариант (№ 81) — в Нижней Зимней Золотице от Гаврилы Леонтьевича Крюкова. К этому варианту и восходит публикуемая былина, на что указывала и сама исполнительница. Но вариант ее значительно короче (у Г. Л. Крюкова — 432 стиха) главным образом за счет выключения: 1) присоединенного у Крюкова к основному сюжету эпизода боя Добрыни и Ильи Муромца с бабой Латынгоркой (Марк., стр. 443, стихи 386—432) и 2) вставленного в среднюю часть былины диалога и столкновения Ильи Муромца с Идолищем Поганым (Марк., стр. 440—441, стихи 261—303). Оба эти эпизода имеются и в другом золотицком варианте из д. Верхняя Золотица от Ф. Т. Пономарева (Марк., 94), а эпизод боя с Латынгоркой сохранен и старшей сестрой Павлы Семеновны — Марфой Семеновной (Крюк., I, 34), тоже перенявшей былину от Гаврилы Крюкова.

Выключение указанных эпизодов сделало вариант П. С. Пахоловой более стройным и целенаправленным, но конец былины в известной мере снижает ее героическое звучание, изображая гибель всех богатырей (окаменение их) в бою с вновь ожившей из-за похвальбы трех богатырей силой — в большинстве былин типа Камского побоища

557

(см. библиографию сюжета: Аст., II, стр. 753) изображена гибель только самих похваставшихся богатырей, остальные во главе с Ильей Муромцем одолевают и ожившее вражеское войско.

97. Про царя Кудреянка. Запись 14 октября 1940 г.

Вариант начальной части: Крюк., II, 75.

Текст примыкает к традиционным былинам об иноземном нашествии, но развивает сюжет без обычного конфликта богатырей с князем Владимиром и с боярами. Последние и совсем не упоминаются. Точно так построенного сюжета мы не встречаем ни в ранних, ни в поздних записях, но начальная часть былины совпадает в основных эпизодах, деталях и даже в словесной ткани с началом былины М. С. Крюковой «Кудреянко, ведь он же царь немило́сливый». Ср.: имя вражеского царя, его эпитет — немилосливый, наименование его войска «гвардией», указание, что оно перешло Непрь-реку, что князь стал невесел и печален, что богатырей в это время «не случилосе, не пригодилосе», наконец, своеобразный эпизод — созывание князем Владимиром богатырей в туриный рог с башни (Крюк., II, стр. 152—153). Но затем варианты расходятся: текст Марфы Крюковой развернут как сюжет о Ваське-пьянице, Пахолова же строит вторую часть по образцу тех былин, которые изображают бой Ильи Муромца вместе с другими богатырями со всей силой вражеского царя («Камское побоище», «Илья Муромец и Калин-царь»).

98. Как женился Добрынюшка Микитич млад [Добрыня и Змей, женитьба Добрыни, Добрыня в отъезде]. Запись 4 сентября 1938 г.

Варианты Зимнего берега (звездочкой отмечен сюжет «Добрыня и Змей», двумя — «Женитьба Добрыни», без звездочек — «Добрыня и Алеша»): Марк., 5,* 6, 62 (к.) 73,* 112; Марк.-Богосл., I, стр. 57 (к.); Крюк., I, 20,* 21,* 26,** 28.

Текст представляет сводную былину, объединившую в порядке временной последовательности событий сюжеты «Добрыня и Змей», «Женитьба Добрыни на Настасье Микуличне» и «Добрыня и Алеша» [Неудавшаяся женитьба Алеши Поповича]. По общей своей композиции и построению отдельных частей, а также по оформлению некоторых мотивов былина напоминает прионежские варианты (ср. варианты А. Е. Чукова — Рыбн., I, 25, 26; Гильф, II, 148, 149, — и П. Л. Калинина — Гильф., I, 5, стр. 130—153), в которых также объединяются в одной былине сюжеты о бое Добрыни со Змеем и о женитьбе на Настасье, а былина о Добрыне в отъезде следует непосредственно за этими сюжетами.

Между прочим, текст Чукова в записи П. Н. Рыбникова был помещен в хрестоматии А. В. Оксенова «Народная поэзия», которая была хорошо известна в семье Крюковых и оказала значительное влияние на былины сказителей этой семьи (см.: Русский былинный эпос на Севере, стр. 317—321).

Вместе с тем текст П. С. Пахоловой перекликается и с вариантами, записанными А. В. Марковым от Аграфены Матвеевны и Марфы Семеновны Крюковых, а в отдельных мотивах почти совпадает с ними. Ср., например: изображение первого боя со Змеем у Аграфены Матвеевны (Марк., 5), укор, обращенный Добрыней к матери у Марфы Семеновны (Марк., 62), текстуальные совпадения с этим же вариантом (ср. нигде больше не встречающиеся выражения: «Я достовер узнал тепере — нет его» — у Пахоловой и «Вдостовер-то нет Добрынюшки в живых у тя» — у Марфы Крюковой) и др. При этом, однако, в тексте П. С. Пахоловой опущены некоторые специфические для золотицкой традиции мотивы: поручение князем Владимиром Добрыне привезти ему с княгиней ключевой воды для умыванья (встречается в былинах и на сюжет боя со Змеем и на сюжет «Добрыня в отъезде», см.: Марк., 5, 73, 112; Марк.-Богосл., I, стр. 57), роль Ильи Муромца в развязке — он останавливает Добрыню, который готов в гневе убить Алешу Поповича (Марк., 6, 62; Крюк., I, 28).

Сама Пахолова ведет свой текст от исполнения этой былины Ф. Т. Пономаревым («Пел на тони дедко Почёскин»), но с вариантом последнего, записанным Марковым, текст Пахоловой имеет мало общего, кроме объединения в одном повествовании сюжетов о бое со Змеем и о Добрыне в отъезде.

Былины о Добрыне принадлежали, по-видимому, и в Зимней Золотице, в частности в семье Крюковых, к числу наиболее часто исполнявшихся, причем передавались они с вариациями отдельных эпизодов и сцен, что обусловливалось не только большой долей импровизации, но и воздействием печатных изданий. Текст Пахоловой характерно отразил эти разные истоки.

99. Как Добрыня Микитиць постречалсе с Ильей Мурамцом. Запись 31 августа 1938 г.

Варианты Зимнего берега: Марк., 46, 71, 108; Марк.-Богосл., I, стр. 53; Тих.-Милл., отд. II, 15; Крюк., I, 17.

558

Из всех записанных на Зимнем берегу вариантов этой былины текст Пахоловой наиболее близок к варианту матери (Марк., 46), ср.: самое начало; рассказ матери Добрыни о том, что она «водилась» с Ильей, когда он был маленьким (в других золотицких вариантах на вопрос Ильи, откуда она его знает, мать Добрыни отвечает поговоркой «как не знать сокола по полету»); изображение победы Ильи Муромца в бою с Добрыней сразу же (в других сперва одолевает Добрыня, так как у Ильи подвертывается нога и некоторые другие мотивы. По указанию Пахоловой, она усвоила эту былину от деда Василия Леонтьевича, от которого переняла и Аграфена Матвеевна (Марк., стр. 230).

Но последняя, по-видимому, уже от себя вставила эпизод получения Ильей силы (Марк., стр. 231, стихи 23—50) и закончила былину перечислением богатырей на пиру князя Владимира, с которыми знакомится Добрыня, и «заповедью великою» всех богатырей «стоять... за землю... святоруськую» (Марк., стр. 234). Этих эпизодов у Пахоловой нет.

Своеобразной чертой ее варианта является такая подробность: весть о сильном богатыре Добрыне приходит к Илье в Карачарово, когда он сидит за столом со своим родителями. Ему «недосуг дообедывать», он спешит на встречу с Добрыней. Эта ж деталь имеется в варианте Марфы Семеновны, где она развернута (Крюк., I, стр. 193—194, стихи 36—67), и, возможно, от нее и заимствована Павлой Семеновной (эта подробность в духе импровизаций Марфы Крюковой, нигде в других золотицких варианта ее нет). С вариантом сестры сближает текст Пахоловой и мотив обучения Добрыни Ильей военному делу. Таким образом, и здесь мы встречаемся с воздействием личного творчества Марфы Семеновны на былины младшей сестры. Однако текст Пахоловой как всегда, более краток (260 стихов, у Крюковой — 529) и строен, свободен от тех словесных излишеств, которые характерны для исполнительской манеры старшей сестры.

100. Васька да горька пьяница. Запись 13 августа 1939 г.

Сюжет былины нетрадиционен, в записях XVIII — начала XX вв. не встречается. Хотя исполнительница и сослалась на своих дедов Василия Леонтьевича и Гаврилу Леонтьевича, от которых якобы усвоила былину, но вариант о Василии-пьянице, записанный от Гаврилы Леонтьевича (Марк., 77), совсем иной, развертывает традиционный сюжет в его северо-восточной версии: Васька-пьяница, оберегая Киев и князя Владимира от врага, допускает ограбление им князей-бояр, а затем, обделенный врагами, побивает их и отдает князю Владимиру «в золоту казну» все ими награбленное.

Единственное, что сближает оба варианта, это сам образ богатыря-пьяницы, его имя и сцена одевания в кабаке пропившего всю одежду богатыря. Однако и эта сцена в своих деталях отлична от традиционной: князь Владимир не идет сам в кабак, а посылает слуг, платье выдается из кладовых князя, а не из заклада целовальникам, сцены опохмеливания нет.

Нет аналогичного сюжета и у Марфы Семеновны Крюковой, у которой на основе традиционного сюжета о Ваське-пьянице сложены три былины: «Туры, малы детоцьки» (Крюк., II, 74, — развернутое обычное вступление к былине, ср. начало текста Гаврилы Леонтьевича), «Кудреянко, ведь он же царь немило́сливый» (там же, II, 75) и «Костя Новоторженин» (там же, II, 76). С двумя последними былинами вариант Пахоловой несколько перекликается, но лишь в отдельных мотивах (Костя — товарищ и собутыльник Васьки-пьяницы, вражеская сила — царя арабского, Васька убивает сперва отдельно вражеского царя, а затем уж в бою побивает с товарищами всю «силу»), но в целом они не совпадают. Таким образом, происхождение данной былины неизвестно, и можно лишь предположить, что это или одна из незаписанных импровизаций Марфы Крюковой, перенятая ее сестрой, или сложена самой Пахоловой по методу Марфы из разных эпических мотивов.

101. Старина про Сухмана сына Сухматьевича. Запись 28 августа 1938 г.

Варианты Зимнего берега: Марк., 11; Крюк., I, 38.

В собрании А. В. Маркова 1900-х годов сюжет о Сухмане известен только в одном варианте, записанном от А. М. Крюковой. П. С. Пахолова, по ее словам, слышала эту былину не только от матери, но и от деда, Гаврилы Леонтьевича Крюкова. На последнего ссылается как на один из источников знания ею былины и Марфа Крюкова (см.: Мал., стр. 171). Однако Марков определенно говорит, что Сухман принадлежал к тем былинным героям, имен которых Гаврила Крюков «никогда не слыхал» (Марк., стр. 343). Недостоверность сообщений М. С. Крюковой об источниках своих былин хорошо известна: она ссылается на мать, на своих обоих дедов, Василия и Гаврилу, а также и на других сказителей даже тогда, когда сюжет сказки, исторического предания, песни или литературного произведения переложен в былину явно ею самой (см.: ссылки сказительницы на источники в примечаниях в обоих томах «Былины М. С. Крюковой», а также главу V книги «Русский былинный эпос на Севере»). См. также противоречивые ссылки на источник ее былины о Сохматии при первом исполнении в 1937 г.

559

(Мал., стр. 171) и примерно через месяц при исполнении той же былины Э. Г. Бородиной-Морозовой (Крюк., I, стр. 713). Последняя совершенно правильно отметила близость варианта М. С. Крюковой к тексту ее матери (там же). Марфа Семеновна только усложнила, по своему обыкновению, усвоенную от матери композицию разными подробностями и повторениями, доведя текст в записи Э. Г. Бородиной-Морозовой до 423 стихов (Крюк., I, 38) и в первой — до 536 (текст А. М. Крюковой — 170 стихов). Текст же матери восходит к пудожскому варианту из собрания Рыбникова (т. II, 148), помещенному в книге Оксенова «Народная поэзия» — источнике ряда былин А. М. Крюковой. Таким образом, «Сухман» не входил в исконную традицию Зимней Золотицы и вошел в репертуар М. С. Крюковой и П. С. Пахоловой из репертуара матери. Вряд ли Марков прошел мимо сюжета о Сухмане, если бы он был известен, кроме Аграфены Матвеевны, кому-либо из других сказителей Зимней Золотицы, при его стремлении «записывать в большем количестве вариантов редкие старины» (Марк., стр. 23).

Но П. С. Пахолова ссылается еще на какую-то книгу, в которой она читала былину о Сухане, — «Моя любимая старина была». По ее описанию, это была книга про богатырей, большого формата, толстая (сообщено Э. Г. Бородиной-Морозовой). Была ли это «Народная поэзия» Оксенова, подаренная ей священником Красновским (см. заметку о П. С. Пахоловой), или еще какая-то книга с текстами былин — неизвестно. В варианте Пахоловой имеются отдельные детали, которые отличают его от былины матери и ее книжного источника — пудожского варианта собрания Рыбникова и сближают с записью Гильфердинга (I, 63): на проверку слов Сухмана посылается Илья Муромец, в то время как в записи у Рыбникова и в вариантах А. М. и М. С. Крюковых — Добрыня Никитич. Э. Г. Бородина-Морозова сообщает, что во время исполнения П. С. Пахоловой былины между ней и Марфой Семеновной, присутствовавшей при исполнении, разгорелся спор, кого именно послал князь Владимир: «Когда сказительница дошла до строчки „Во-вторых, пошли Добрынюшку Никитича“, Марфа Семеновна перебила сестру: „Поди ты, не посылал их двоима“. Но Павла Семеновна стояла на своем» (запись Э. Г. Бородиной-Морозовой). Очевидно, участие Ильи Муромца в проверке крепко запомнилось Павле Семеновне и, возможно, было взято ею из какого-то текста, основанного на записи Гильфердинга. Влияние же вариантов матери и старшей сестры сказалось в том, что она к Илье Муромцу присоединяет и Добрыню. Сближает вариант Пахоловой с гильфердинговским и число татар, ранивших Сухмана — два, тогда как у Аграфены Матвеевны — один, в вариантах Марфы Семеновны и у Рыбникова — три.

Своеобразными чертами варианта Павлы Семеновны, отличающими его от всех других, являются: развернутый образ князя Владимира на пиру (стихи 17—29), изящное описание лебедушки (стихи 51—54), исходящее от самого Сухматея предложение о проверке, просьба его не посылать Алешу Поповича. Вариант Пахоловой развернутый, но без словесных излишеств текстов Марфы Семеновны, значительно короче их и довольно стройный. Заключительный мотив варианта матери — наказ коню (Марк., 11, стихи 159—166) у Пахоловой, как и у Марфы Крюковой, отсутствует.

102. Как женился князь Владимир. Запись 4 сентября 1938 г.

Варианты Зимнего берега: Марк., 9, 75, 109; Крюк, I, 44.

Текст представляет первую часть былины «Дунай» (добывание Дунаем невесты для князя Владимира), которой придан завершенный вид. Как отдельная законченная былина передавалась эта часть (только о женитьбе князя Владимира) в семье Крюковых и раньше. См. вариант Аграфены Матвеевны (Марк., 9), с которым у Пахоловой есть перекличка в отдельных мотивах, вплоть до текстуальных совпадений в формулировках, не встречающихся в других золотицких вариантах:

У А. М. Крюковой	У П. С. Пахоловой
В описании пира
Шьчо на тех ли на купце́й-гостей торговыих,	Ишше звал он всё купьцей-гостей торговых-то,
................	...............
На хресьян-то всё на бедныих, на прожи́тосьних. (Стихи 5—7).	Ишше звал-то он прожитосьних хресьян-то всё, И он же звал же черного пахоря — землю́ пахал. (Стихи 6, 9—10).
В описании красоты невесты
Шьчобы лицико — порошки снежку белого. (Стих 35).	А и у ей личико было да как порошка сне́жку белого. (Стих 58).

560

В бранном отзыве короля Лихоминского о князе Владимире

Опекат-то он всё куци всё назёмныя. (Стих 138).

Как пекёт у вас красно солнышко на кучах на навозных-то. (Стих 294).

Впрочем, все отмеченные выражения Павла Семеновна могла перенять не непосредственно от матери, а от старшей сестры, которая их сохранила (Крюк., I, 44, стихи 6—7, 356, 595—596). По общей же композиции текст П. С. Пахоловой отходит от варианта матери, который несколько отступает от традиционного для зимнезолотицких вариантов построения сюжета (возможно, что на этот раз Аграфена Матвеевна правильно указала свой источник — былину матери, т. е. традицию Терского берега). Текст же Пахоловой сохраняет традиционную для Зимней Золотицы структуру былины: на подходящую невесту для князя указывает Добрыня, ссылаясь на Дуная, Дунай же оказывается заключенным несправедливо в темницу; главный мотив отказа короля выдать дочь за князя Владимира тот, что она помолвлена с Идолищем, и прежде чем увезти Апраксию Дунай бьется с Идолищем и убивает его. Так построен и вариант Гаврилы Леонтьевича Крюкова (Марк., 75), от которого, по словам Павлы Семеновны, она и усвоила данную былину.

Но у Гаврилы Крюкова есть и вторая часть, которую Пахолова не сохранила. Она сама сказала, исполнив былину, что «не порато» ее помнит, и что дед «может и более пропевал». На то, что источником была полная, из двух частей былина, указывает сохраненное при упоминании Добрыней о старшей дочери короля «Настасьи-королевисьни» указание: «А та Дунаю сыну-та [Ивановичу] слега́, Она ему слега́ да ему будёт да молода жена».

Позабыто Пахоловой также, что Дунай едет сватать Апраксию с Добрыней Никитичем и Алешей Поповичем (в некоторых залотицких вариантах и с Ильей Муромцем), — в тексте П. С. Пахоловой Дунай едет один.

103. Пир у князя Владимира. Запись в сентябре 1940 г.

О происхождении этой записи Э. Г. Бородина-Морозова рассказывает в статье «Сказительница Павла Пахолова» («Север», литературно-художественный альманах Архангельского отделения Союза советских писателей, № 13, Архангельск, 1952, стр. 176—177). Как-то Марфа Семеновна Крюкова, возражая против объединения сестрой нескольких былин в одно целое (см. «Женитьба Добрыни», текст № 98), сослалась на свой опыт, наоборот, раздробления большой сложной былины на отдельные части. В 1940 г., когда был исчерпан весь репертуар Павлы Семеновны, Марфа Семеновна посоветовала сестре переложить в былину какую-нибудь «гисторию». И тогда Павла Семеновна, быть может припомнив слова старшей сестры о возможности развертывать отдельные эпизоды в самостоятельные произведения, спела описание богатырского пира и сказала, что это старина про то, «как у князя Владимира заводился почесен пир». «Боле не могу вспомнить, — сказала Павла Семеновна, — ету пропевала старину мама моя покоенка. У мамы часть старин небольши были. Старина старине не парны». «Таким образом, Павла Семеновна соблюла необходимый этикет, сказав, что и до нее пропевали эту былину в Золотице и притом в ее родном дому». На самом же деле это попытка Павлы Семеновны сложить по примеру старшей сестры былину из готовых деталей. Близкого к данному тексту описания пира в записи от Аграфены Матвеевны нет, все ее сцены пира более кратки, но описание Павлы Семеновны перекликается с текстами Марфы Крюковой, в которых постоянно изображается, как на пиру играют в струночки золоченые и пропевают про богатырские подвиги.

Слово «былина» Павла Семеновна, как и ее сестра Марфа, по словам Э. Г. Бородиной-Морозовой, употребляла в разговоре редко и всегда с ударением на последнем слоге (былина́).

104. Говорил-то дядюшка племянничку [Иван Годинович]. Запись 8 сентября 1938 г.

Варианты Зимнего берега: Марк., 14, 78; Крюк., I, 51, 52.

В 1900-е годы А. В. Марковым были записаны на Зимнем берегу всего два варианта: от А. М. Крюковой (Марк., 14) и от Гаврилы Крюкова (Марк., 78). Оба являются совершенно разными обработками сюжета. Вариант Г. Л. Крюкова традиционен: невесту себе намечает сам Иван Годинович; она (названная в этом варианте Овдотьей), хотя и соглашается как будто с радостью идти замуж за Ивана, но эта готовность явно притворная, так как в дальнейшем во время боя Ивана со старым ее женихом, Вахрамеищем, помогает последнему; стреляя в прилетевших к шатру голубей, Вахрамеище поражает сам себя; Овдотья, боясь возмездия, делает безуспешную попытку убить Ивана и сама подвергается жестокой расправе. Ироническим замечанием Алеши Поповича о неудачной женитьбе Ивана заканчивается былина. Вариант Аграфены Крюковой относится

561

к особой версии, явно более поздней, возникшей в процессе забывания исконного смысла сюжета. Во второй версии старый жених погибает уже во время боя, причем его бывшая невеста — Настасья — способствует гибели, оказывая помощь Ивану Годиновичу, и повествование заканчивается свадьбой. Версия эта представлена всего несколькими текстами: вариант Аграфены Матвеевны, который она вела с Терского берега (Марк., стр. 96), другой терский вариант (Марк.-Богосл., II, стр. 76) и единственный пинежский (Григ., I, 170).

К этой версии примыкает и текст П. С. Пахоловой, а также один из двух вариантов былины, записанных от М. С. Крюковой (Крюк., I, 52); другой (там же, 51) — передает сюжет, хотя и развернутый побочными эпизодами и деталями, но по традиционной схеме.

Былина Пахоловой, усвоенная, по ее словам, от матери, очень близка к материнскому варианту не только по общей композиции и построению отдельных эпизодов, но в ряде мест и по словесной ткани. Но она более пространна, причем в отдельных деталях, отсутствующих у матери, перекликается с вариантом старшей сестры, от которой, очевидно, и заимствованы эти детали (ср., например, мотивировку героя, почему он не женится, перенесенную из былины о трех поездках Ильи, — стихи 6—7 настоящего варианта и 14—15 варианта Марфы Крюковой; упоминание рядом с королем его жены, «королевы, пожилой жены»; насмешку короля над князем Владимиром, перенесенную из «Дуная»; обстановку горницы невесты — ковер, заморское зеркало, и т. д.) и развязка: наказание, которому подвергает свою невесту герой, — наполнить большое вместилище слезами, и заступничество за нее князя Владимира. У Аграфены Крюковой этого эпизода нет. Одинаковы у сестер и заглавия.

105. Про Дюка Степановича. Запись 25—29 сентября 1940 г. Варианты Зимнего берега: Марк., 15, 101, 113; Марк.-Богосл., I, стр. 88; Крюк., I, 53, 54.

Текст представляет типичную для Зимней Золотицы обработку сюжета: конфликт — в споре Дюка о своем богатстве только с князем Владимиром; столкновение и состязание с Чурилой совершенно отсутствуют (из четырех записанных в 1900-е годы золотицких вариантов только в одном, от А. М. Крюковой, имеется состязание с Чурилой, и то оно отнесено в самый конец и передано очень кратко; Марк., 15, стихи 284—316); текст начинается с пышного описания «подворьица» матери Дюка, которое затем повторяется, в данном варианте — в сопоставлении Дюком Киева с Индией, когда он проходит по киевской улице, и на пиру у князя Владимира, в других золотицких вариантах — в похвальбе Дюка в Киеве либо в словах матери, когда к ней приезжают оценщики.

П. С. Пахолова ссылается, как на источник своего знания данного сюжета, на исполнение былины дедом, Василием Леонтьевичем Крюковым, от которого она слышала ее, когда была «маленька» и потому «худо помнит», и от которого, по ее словам и словам сестры Марфы, переняла и последняя (Крюк., I, примечание к № 53). Действительно, в вариантах обеих сестер имеются детали, только им свойственные (имя матери Елена Костентиновна, золоченые и серебряные берега реки на родине Дюка — у Пахоловой и две струйки, золоченая и серебряная, этой реки — в былине Марфы Семеновны; Крюк., I, 53). Но есть у Пахоловой и эпизоды, чуждые золотицкой традиции и встречающиеся только в прионежской (эпизод трех застав и отвод, который Дюк дает Алеше Поповичу как оценщику). Очевидно, П. С. Пахоловой приходилось слышать или читать былину в прионежской обработке. Вероятно, и здесь источником была книга Оксенова «Народная поэзия», в которой сюжет о Дюке помещен в сводном тексте, основанном на вариантах заонежских сказителей А. Е. Чукова и И. А. Касьянова (Гильф., II, 152 и 159).

106. Про Хотеюшка Блудовича. Запись 30 августа 1938 г.

Варианты Зимнего берега: Марк., 20; Крюк., I, 59.

Текст Пахоловой является четвертым вариантом былины о Хотене, записанном в Зимней Золотице (кроме указанных выше, см. еще вторую запись 1937 г. от Марфы Семеновны Крюковой; Рук. отд. ИРЛИ, Р. V, колл. № 90). Он, как и варианты М. С. Крюковой, восходит к тексту матери, и это подтверждает и сама исполнительница: «Эта старина матушкина Аграфены Матвеевны. Она всё пряла да вязала да всё пела. От ей слыхала».

Текст сохраняет в основном композицию материнского текста, являющегося одной из наиболее ярких и интересных обработок сюжета, и ряд его своеобразных мотивов: мотив социального неравенства — насмешки Часовой жены над бедностью Хотея, ухаживание Хотея за оскорбленной на пиру матерью, связывание сыновей Часовой жены бычьими ремнями, обращение Часовой жены за защитой к князю Владимиру, его совет помириться и отдать дочь за Хотея. Вместе с тем Пахолова выпускает отдельные детали (например, упоминание о свадебном пире) и вносит новые: включены в конце

562

повествования насмешки над Хотеем самой девушки (возможно, перенято от старшей сестры, которая вставила этот эпизод под влиянием баллады о Домне, — в тексте матери девушка только выражает негодование, что Хотей посмел посвататься); Хотей, захватив в плен сыновей Часовой жены, не привязывает их к дереву, а ведет их связанными по Киеву, мимо окон Часовой жены (этим усилен оскорбительный характер мести Хотея). За исключением несколько растянутой сцены в доме Часовой жены по ее возвращении с пира (стихи 110—174), текст Пахоловой отмечен чертами хорошего эпического стиля.

107. Глеб да сын Володьевич. Запись 28 августа 1939 г.

Варианты Зимнего берега: Марк., 50, 80; Крюк., II, 79.

В 1900-е годы на Зимнем берегу записаны были два варианта от Аграфены Матвеевны Крюковой (Марк., 50) и от Гаврилы Леонтьевича Крюкова (Марк., 80). По содержанию и построению они близки друг к другу, отличаются отдельными деталями: в тексте № 50 Глеб — из Новгорода, а не из Москвы, Корсунь заменена Арапской землей, упоминается Илья Муромец в качестве дружка Маринки (ср. в ее же былине о бое Ильи с сыном — Марк., 4 — мать сына носит то же имя), из пяти загадок четыре не совпадают.

По словам исполнительницы, она усвоила былину от Гаврилы Леонтьевича. Действительно, ее вариант более близок к № 80, но все четыре загадки повторяют загадки материнского варианта (в противоположность Марфе Крюковой — Крюк., II, 79, — у которой загадки те же, что у Гаврилы Леонтьевича).

Конец былины у Пахоловой тоже такой, как у матери, — изображение расправы. Глеба Володьевича с жителями Консыря (у Гаврилы Крюкова былина заканчивается казнью Маринки). Любопытно, что М. С. Крюкова тоже помнила о расправе, но сознательно изменила конец: жители Консыря просят не губить их, и Глеб прекращает начатое избиение, размыслив: «Не виноваты ведь и как же жители во Консыри».

108. Петровичи-Сбродовичи. Запись 27 сентября 1940 г.

Варианты Зимнего берега: Марк., 7, 93; Крюк.. I, 33.

Текст представляет характерную для Зимней Золотицы обработку сюжета с включением мотива неверности жен братьев Петровичей и с участием Ильи Муромца в спасении девушки. По словам исполнительницы, она слыхала эту былину от матери и деда Гаврилы Леонтьевича Крюкова (записи от него нет).

Текст близок к варианту матери (Марк., 7), но отличается от него, а также от вариантов дочери (П. В. Негадовой, см. настоящее издание, 124) и сестры (М. С. Крюковой) некоторыми своеобразными деталями, которых нет и в варианте Ф. Т. Пономарева из Верхней Зимней Золотицы (Марк., 93) и которые с самого начала и затем в продолжение всего повествования сосредоточивают внимание на образе Алеши Поповича: в начале былин он изображен ездящим в чистом поле; проезжая мимо подворья князя Владимира, он решает «приворотить» к нему на пир; подробно рассказывается о приходе Алеши; он садится возле Ильи Муромца; выступление его против Петровичей мотивируется хмельным состоянием (стих 142); о неверности жен Петровичей говорит тоже Алеша (в других вариантах — Илья Муромец или сама сестра Петровичей). Изменено также имя девушки (Святослава, вместо обычного Настасья или Елена).

109. Про царицу Соломаниху. Запись 10 сентября 1939 г.

Варианты Зимнего берега: Марк., 23, 83; Тих.-Милл., II, 67; Крюк., II, 81.

Из трех записанных на Зимнем берегу в конце XIX в. вариантов нет ни одного, который можно было бы считать ближайшим источником данного текста, но построение сюжета в основном то же, и имеется перекличка с каждым из названных вариантов в различных эпизодах, в то же время есть и некоторые характерные отличия. С записями Маркова сближает данный вариант отсутствие эпизода опаивания Соломанихи «забудущим напитком»; в записи 1870-х годов Вл. Розанова (Тих.-Милл., 67) этот традиционный эпизод, в особенности характерный для прионежских вариантов, имеется. Одинаковы и имена героев (в записи Розанова — другие). Но отдельные детали других эпизодов как раз роднят текст Пахоловой с вариантом 1870-х годов (ср. слова Соломанихи и Ивана Микульевича об уме Соломана со стихами 250—254 записи Розанова, обращение в обоих вариантах Соломана перед казнью к собравшимся, чтобы они шли по домам, так как его смерть будет страшной, прозаическое добавление — с концовкой записи Розанова). Имеются и словесные совпадения (см., например, своеобразное выражение Соломанихи: «Отойдет он (Соломан, — Ред.) хитростью и мудростью»). Однако, эти черты имеются и в тексте старшей сестры (Крюк., II, 81) и скорее всего были переняты от нее, так же как и более подробное, чем в других ранних вариантах, развертывание отдельных эпизодов (см. столкновение Васьки Торокашки с караульщиками у царских палат, сцену в палатах и др.).

563

По сообщению исполнительницы, она переняла былину от деда Василия Леонтьевича Крюкова.

110. Козарушка Петровиць. Запись в августе 1939 г.

Варианты Зимнего Берега: Марк., 16, 17, 102, 110; Крюк., I, 61.

Характерная для беломорской группы вариантов (Зимний и Терский берега) обработка сюжета — с выделением на первый план темы семейных отношений, заслоняющей в этих вариантах тему освобождения сестры из татарского плена (такой характер носят и некоторые печорские, мезенские и нижнепинежские варианты). Эпизод освобождения становится здесь лишь одним из звеньев в развитии темы отношений к Казарину его родителей: в большинстве вариантов (Марк., 16, 17, 102 и др.) спасение Казарином, их любимой дочери разрешает конфликт, заставляет родителей принять Казарина как сына в свой дом; в данном варианте «счастливое» разрешение конфликта имеет несколько половинчатый характер: князь Петр Коромыслов лишь разрешает дочери поделиться с братом своим наследством. Соответственно общей направленности былин указанной группы в них отпал мотив неузнавания братом сестры и связанного с ним предложения любовной связи или брака; это видим и в тексте Пахоловой. В передаче эпизода освобождения этот текст близко к одному из вариантов, записанных от А. М. Крюковой (Марк., 17), но в других частях былины имеются значительные расхождения: у Аграфены Крюковой герой не Козарин, а Михайло, у него 9 братьев, которые его ненавидят и хотят погубить, сестра сама потихоньку от родителей растит брата. Весь текст Крюковой значительно более краток (180 стихов).

Сама Пахолова вела свой текст от деда, Василия Леонтьевича, вспоминая при исполнении, что он пел эту былину во время поездок на карбасе на пожню. На него же ссылается и Марфа Крюкова (Крюк., I, стр. 717), с былиной которой (там же, 61) вариант Пахоловой имеет тоже ряд сближений.

На тексте Пахоловой сказалось также, по-видимому, и воздействие исполнительского метода старшей сестры — в чрезмерной детализации отдельных эпизодов, в излишних словесных повторениях и во фразеологии («Обучайсе ты поездкам всё да рыцарьским» и т. п.).

111. Про Домнушку Фалилеевну. Запись 28 августа 1938 г.

Варианты Зимнего берега: Марк., 33; Крюк., II, 71; Рук. отд. ИРЛИ, Р. V, колл. № 90, папка 5, № 9.

Текст Пахоловой, как и вариант матери (Марк., 33) и старшей сестры (Крюк., II, 71), передает сюжет в более поздней версии, с самоубийством Домны, заменившим ее убийство (или избиение) Дмитрием, которое имеется в исконной версии (о версиях см.: Д. М. Балашов. Князь Дмитрий и его невеста Домна. К вопросу о происхождении и жанровом своеобразии баллады. Сб. «Русский фольклор», т. IV).

От материнского варианта текст Пахоловой отличается довольно значительно. По-разному построена вступительная часть. У Пахоловой это развернутый рассказ о сватовстве через послов, у А. М. Крюковой — традиционный эпизод высмеивания Домной Дмитрия из окошка, когда он идет в церковь (у Пахоловой насмешки Домны над наружностью Дмитрия перенесены в ответ сватам). Иной и конец — А. М. Крюкова к смерти Домны присоединяет еще самоубийство самого Дмитрия. Некоторые эпизоды у Пахоловой более развернуты (см. изображение того, как Домна снаряжается, как ее встречают у Дмитрия). Некоторое влияние на вариант Пахоловой оказала, очевидно, обработка сюжета Марфой Крюковой (ср. тот же эпизод одевания и прихорашивания Домны перед тем, как идти к сестре Дмитрия, имя матери Домны) но все же Пахолова в целом остается в пределах традиции, в то время как Марфа Семеновна вносит много новых и чуждых традиции данного сюжета подробностей, невероятно усложняя и удлиняя повествование (412 стихов).

В 1945 г. Э. Г. Бородиной-Морозовой вторично записан от П. С. Пахоловой текст той же баллады. Развитие сюжета в основном то же, выпущен лишь эпизод обращения сватов первоначально к матери Домны, а в конце прибавлено, что князь Митрей «сам да смерть принял». Словесно текст несколько отличается от публикуемого и короче его на 35 стихов.

112. Князь Михайло. Запись 13 августа 1939 г.

Варианты Зимнего берега: Марк., 31; Крюк, II., 83, 84; Советский фольклор, № 2—3. М. — Л., 1936, стр. 142—151.

Текст восходит к варианту матери исполнительницы, но более развернут деталями и повторениями. (Текст матери короче на 114 стихов). Так, об убийстве княгини свекровью князь Михайло узнает два раза — от отцов-попов духовных и от нянюшек-мамушек (в варианте матери — один раз, от рыболовов). У А. М. Крюковой нет и отсылки князя Михайла матерью «ко суседу на беседу» ( у ней всего две, а не три отсылки — в горницы и в церковь).

564

В варианте Пахоловой имеются нетрадиционные детали: отъезд князя Михайла не на «грозну службу», а на собрание всех царей и королей, посвященное «годовым учетам» (явно заимствовано у Марфы Крюковой, см.: Крюк., II, стр. 255—256; Советский фольклор, № 2—3, стр. 143—144); иная дорожная примета несчастья — сломанная оглобля (по общерусской традиции князь уезжает не в экипаже, а верхом, приметы — спотыкается конь и слетает пуховая шляпа); переодеванье князя в домашнее платье прежде чем идти искать княгиню — упоминание о скидывании богатырской одежды встречается и у Марфы Крюковой (Крюк., II, стр. 265), но в ином виде и с определенной художественной целью: князь Михайло как раз не скидывает платье, не переодевается, так как спешит отыскать жену.

113. Жил князь девяноста лет [Князь, княгиня, старицы]. Запись 1 сентября 1939 г.

Варианты Зимнего берега: Марк., 30, 115; Крюк., II, 89.

Сюжетная схема текста традиционна (данная былина-баллада вообще отличается устойчивым содержанием и композицией, см. об этом: Аст., II, стр. 768), но в передаче встречаются необычные детали: действие приурочивается к Киеву (в некоторых вариантах Киев упоминается лишь как место, куда уезжает князь, см.: настоящее издание, 140; Крюк., II, 89); князь уезжает в неверную страну сбирать дани-пошлины (обычно про цель поездки говорится неопределенно, что он спустя три года после женитьбы «гулять пошел»); перед отъездом дает княгине наказ, как ей вести себя в его отсутствие (такой наказ, еще более развернутый, наблюдаем только в варианте старшей сестры).

Конец изложен у Пахоловой более развернуто, чем в ранних записях из Зимней Золотицы: в варианте Аграфены Крюковой (Марк., 30) третья старица, прося князя пощадить ее, лишь обещает оживить княгиню, в тексте Маркова (№ 115) не указано, при помощи чего старица оживляет княгиню. Главная же необычная подробность, дающая новое освещение эпизоду оклеветывания, это отказ княгини старицам в их просьбе пустить их ночевать. Этот отказ мотивирует злобное отношение к княгине стариц (обычно же оно не объяснимо), которые тут же, явно с злым умыслом, дают ей совет встречать князя раздетой (в одном из ранних золотицких вариантов — Марк., 115, — княгиня сама говорит старицам, что если бы князь приехал ночью, она от радости выбежала бы встречать его не одевшись, и старицы используют это в своих злых целях).

По словам исполнительницы, она переняла былину от своей тетки Ирины.

114. Моряночка. Запись 19 августа 1939.

Варианты Зимнего берега: Марк., 27, 114; Крюк., II, 86, 87.

Текст восходит к варианту Аграфены Матвеевны Крюковой (Марк., 27). Отличается от него несколько большей детализацией в середине повествования (ср. описание отдыха в поле и начало плача захваченной в плен морянки) и отсутствием в конце решения братьев-разбойников бросить свои разбойные дела. Этот конец имеется и в другом варианте записи 1900-х годов из Верхней Золотицы (Марк., 114).

В тексте сохранена характерная для зимнезолотицких вариантов подробность: морянка со своим мужем и сыном едут домой не в лодке (как в олонецких и некоторых других вариантах), что соответствует наименованию мужа морянином и указанию, что вдова выдала свою дочь замуж в какое-то место за морем, а на лошадях. «Золоченую карету» (у Аграфены Матвеевны не упоминается) П. С. Пахолова, вероятно, позаимствовала у старшей сестры (см.: Крюк., II, 86 и 87), в последнем варианте имеется и мотивировка, почему они поехали не на корабле (стр. 295—296).

115. Про петуха и лисицу. Запись 20 октября 1940 г.

Текст представляет собой оформленную в былинный стих известную народную сказку о лисе-исповеднице, возникшую на основе сатирической повести XVII в. о куре и лисице (см. тексты повести в кн.: В. П. Адрианова-Перетц. Русская демократическая сатира XVII века. М. — Л., 1954; там же, на стр. 209—210 и в сб. А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки», т. I. «Academia», 1936, стр. 520—522 — списки сказочных вариантов).

Как в большинстве сказок, в данном тексте уже нет обличения формального благочестия и лицемерия, в центре — установившийся в сказочном эпосе о животных образ хитрой хищницы лисы и одурачивание ее петухом (обычное сказочное разрешение столкновения между животными более сильным и более слабым).

Текст Пахоловой — второй зафиксированный записью случай попытки переоформления в былину данного сказочного сюжета (см.: Гильф., I, 29). Но олонецкий вариант отражает в языке влияние повести (имеются сказки, которые сохранили связь с языком повести) и имеет иную развязку: одураченная петухом в первый раз лисица подманивает его снова и на этот раз съедает его (такую развязку знают и некоторые сказки).

565

По словам исполнительницы, она усвоила былину от своего отца, Семена Васильевича Крюкова. На него же ссылался племянник П. С. Пахоловой, Ив. Ив. Крюков, от которого в 1948 г. Э. Г. Бородина-Морозова записала данный сюжет в виде сказки.

116. Марута Богуслаевна. Запись 20 октября 1940 г.

Варианты Зимнего берега: Крюк., II, 115; Рук. отд. ИРЛИ, Р. V, колл. № 90, папка 1, № 21.

Основой песни является украинская дума о Марусе Богуславке (см.: В. Антонович и М. Драгоманов. Исторические песни малорусского народа. Киев, 1874 стр. 239—240).

Сюжет в былинной обработке известен только в записях от М. С. Крюковой и от П. С. Пахоловой. Последняя ссылается как на источник былины на исполнение матери, Марфа же Семеновна при каждой записи указывала самые различные источники (см.: Русский былинный эпос на Севере, стр. 262—263). Вероятнее же всего, как уже было отмечено (ук. соч., стр. 259, 262), это сочинение самой Марфы Крюковой, которая, по свойственной ей тенденции распевать в форме былины сказки, повести, исторические песни и баллады, развернула в целую повесть и несложный сюжет об освобождении Марусей Богуслаевной, наложницей турецкого вельможи, пленников из неволи. В повествование включены описание жизни Маруты в родном доме, осада города турецкой армией, встреча с Марутой турецкого царевича, его требование под угрозой разорения выдать ему Маруту, отъезд Маруты в Турцию ради спасения родины, жизнь Маруты в Турции, освобождение ею пленников. В наиболее развернутом варианте 1937 г., кроме детализации всех указанных частей, прибавлен еще конечный эпизод посещения Марутой могилы матери.

Пахолова, несомненно, переняла былину от сестры, о чем свидетельствует характерный для Марфы Крюковой стиль всего повествования. Но в пересказе Пахоловой выпало самое существенное звено повествования — освобождение пленников. Рассказ завершается приездом Маруты в Турцию и пиром по случаю ее приезда. Все предшествующие эпизоды непомерно растянуты, многословны. От известных нам вариантов Марфы Семеновны текст отличается также включением не имеющего никакого отношения к сюжету эпизода обучения турецкого царевича воинской науке на Милитрисских островах (первые 109 стихов). Однако все это место настолько в стиле Марфы Семеновны, что, очевидно, оно или восходит к одному из ее вариантов данной былины, нам неизвестных, или заимствовано из других ее былин: обучение разных богатырей воинскому искусству на «Милитрийских славных островах» неоднократно встречается у Марфы Крюковой (Крюк., I, 39, 40, 57, стр. 391, 400, 641—642; Крюк., II, 92, стр. 348) — там получают «рыцарское образованьице» Волх Святославич, Чурила, Ждан-царевич. Так же непомерно растянуты эпизоды встречи и сватовства.

Вообще если Марфе Крюковой в более сжатом варианте записи 1938 г. (Крюк., II, 115) удалось все же изобразить историю Маруты как патриотический подвиг, то у Пахоловой вся эта история превратилась в плохо слаженное и скучное повествование о том, как некий турецкий царевич женился на русской девушке.

117—120. Записи Э. Г. Бородиной-Морозовой в августе 1948 г. от Серафимы Семеновны Крюковой, 58 л., Архангельская обл., Приморский р-н, д. Нижняя Зимняя Золотица.

117. Поездка Ильи Муромца. Запись 30 августа 1948 г.

Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 94.

Как и вариант Павлы Семеновны Пахоловой, текст является оформлением в самостоятельную былину второго из эпизодов былины «Три поездки Ильи Муромца». При этом, так же как и у Пахоловой, сохраняется указание на три дороги при росстани с той только разницей, что эта надпись не на столбиках, а на камне (как и у Марфы Семеновны, у матери — на дубовом столбе).

Текст Серафимы Крюковой и в ее стихотворной части, и в прозаическом пересказе примыкает по основным мотивам и композиции к соответствующей части вариантов матери и старшей сестры Марфы. От последней Серафима Крюкова заимствовала придуманное, очевидно, самой Марфой Семеновной объяснение уединенной жизни коварной красавицы уходом ее от преследований злой мачехи. От сестры Марфы Серафима Семеновна усвоила и самый стиль эпического сказа: нагнетение деталей и подчас утомительное многословие (см. размышления Ильи Муромца у камня с надписью и описание поездки), а также отдельные излюбленные Марфой Крюковой выражения: приметочка «очунь чудная, очунь дивная», «как пеньицо-кореньицо ломается», «мудрые люди», наименование коня Ильи «Белеюшком» — последнее, впрочем, принадлежит вообще традиции семьи Крюковых, см. былины А. М. Крюковой и Г. Л. Крюкова (Марк., стр. 217, 353—355).

566

118. [Домна Фалилеевна]. Запись в августе 1948 г.

Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 111.

Вариант без начальной части. Только сообщив его, исполнительница вспомнила о насмешках Домны над Митреем Митреяновичем. Конец досказан прозой. Сюжет явно перенят от старшей сестры, Марфы Семеновны, ср.: Крюк., II, стр. 137, — изображение того, как снаряжается Домна; упоминание там же о «животворящем» кресте сна матери; стр. 139 — изображение пира и роли князя Владимира и княгини Апраксеньи, стр. 141 — самоубийство Митрея и похороны его с Домной в одном гробу.

119. [Князь Михайло]. Запись 26 августа 1948 г.

Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 112.

Текст Серафимы Крюковой восходит к варианту матери исполнительниц, А. М. Крюковой (Марк., 31), следуя в точности его композиции, но передает все эпизоды более кратко. Внесен новый мотив, отсутствующий в материнском варианте, а также в другой записи 1900-х годов в д. Верхняя Зимняя Золотица (Марк., 119): жена князя Михайлы просится с ним в дорогу. Этот мотив имеется в двух вариантах, записанных от Марфы Крюковой: в 1934 г. (Советский фольклор, № 2—3. М. — Л., 1936, стр. 142) и в 1938 г. (Крюк., II, стр. 256), и, вероятно, ею включен в порядке характерного для нее усиления психологических моментов. В третьем варианте от Марфы Семеновны, наиболее близком к материнскому тексту (Крюк., II, 83), этого мотива нет.

Вступительная часть (стихотворная) была начата Марфой Семеновной и спета сестрами вместе. После 37 стиха Марфа Семеновна замолчала и Серафима Семеновна перешла на рассказ.

120. Моряночка. Запись 29 августа 1948 г.

Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 114.

Текст исполнительница знала нетвердо и это сама подчеркнула: «Я етой старины настояшшо не знай. У меня за шутосьнё идет». Начало пела вместе с Марфой Семеновной, но когда последняя замолчала, Серафима Семеновна вскоре перешла на рассказ, в течение которого старшая сестра уличила ее в ошибке: когда Серафима Семеновна рассказала, как разбойники стали «дел делить» и старший брат обещал ее кормить «кобылятиной», Марфа Семеновна перебила сестру: «Поди ты — кобылятина ета поется у Козарушки у Петровиця да „Как над рекой над Дарией“ да у Олешеньки Поповиця (т. е. в былине о Казарине, в песне о татарском полоне и в былине об освобождении Алешей Поповичем сестры из татарского плена, — Ред.), а здесь никака кобылятина не поется».

В передаче отдельных эпизодов видно воздействие вариантов старшей сестры: упоминание о том, как братья брали маленькую сестру на руки; указание на то, что младшего брата увели старшие в разбой обманом; попытку морянки разбудить мужа, когда он слышит топот коней; захоронение разбойниками убитых ими зятя и племянника и надпись об их гибели на могиле; прощение матерью младшего сына; уход остальных на богомолье (ср. с обоими вариантами Марфы Семеновны: Крюк., II, 86 и 87).

121—125. Записи Э. Г. Бородиной-Морозовой 13—14 сентября 1938 г. от Пелагеи Васильевны Негадовой, 34 л., Архангельск.

121. Про Илью Муромца. Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 92.

Текст представляет собой контаминацию двух сюжетов — об исцелении Ильи Муромца и о победе его над Соловьем-разбойником. Оба сюжета полузабыты, что подтверждается и ремарками самой исполнительницы. В особенности разрушен 2-й сюжет, в передаче которого исчезли все характерные и широко известные детали (гнездо Соловья на дубах, его устрашающий свист, от которого спотыкается конь Ильи, Илья в подворье Соловья и другие), и позабыто даже имя самого врага. Сама исполнительница, сказав былину, заметила: «... уже очень нескладно у меня вышло».

Но как и в других былинах, сообщенных П. В. Негадовой, содержание передано, хотя и обедненно и почти конспективно, но в логической последовательности эпизодов. Исполнительнице удалось также удержать свое изложение в рамках эпического стихотворного склада.

По словам П. В. Негадовой, она слышала былину от бабушки, Аграфены Матвеевны, и действительно, некоторые детали первой части несомненно восходят к ее тексту, записанному в 1899 г. (Марк., 42). Ср. самое начало, наименование работы, на которую ушел отец Ильи, «тяжелой работушкой (стихи 21—22 у Крюковой и 25 у Негадовой), одинаковое выхаживание жеребенка путем выкатывания его в росах Иванской, Ильинской и Петровской (стихи 35—39 у Негадовой, 135—140,

567

222—225 и 253—256 у Крюковой), указание на цвет коня (серый жеребенок у Крюковой, Сереюшко у Негадовой). Но у А. М. Крюковой сюжет об исцелении не объединяется с сюжетом о Соловье-разбойнике, который входит в состав «трех поездок Ильи Муромца» (Марк., 1). Такое объединение, однако, настолько традиционно, что Негадова могла заимствовать его от какого-либо другого сказителя, из книги, из лубка, а может быть, и от самой А. М. Крюковой, композиционные вариации которой, при ее большой склонности к импровизации, не были, конечно, исчерпаны записями Маркова.

122. Про Добрынюшку Никитиця. Варианты Зимнего берега: Марк., 6, 62 (к.), 112; Крюк., I, 28.

Как и все былины П. В. Негадовой, эта отмечена некоторой лаконичностью в передаче отдельных эпизодов при сохранении традиционной композиции сюжета. Сама Негадова ведет свой вариант от былины А. М. Крюковой (Марк., 6): «Это от бабушки ише всё. Ейная память». Однако ряд характерных деталей варианта Аграфены Матвеевны не вошел в былину Негадовой. Так, в ней нет ложного сообщения князя Владимира, что будто бы он сам разведал о гибели Добрыни и даже лично предал его тело сырой земле, — это перекладывает вину в обмане с Алеши Поповича на князя Владимира (у Негадовой обманную весть привозит Алеша, и лишь по его просьбе князь Владимир отправляется к матери и жене Добрыни сватом). Нет и роли в последней сцене Ильи Муромца, удерживающего Добрыню от убийства крестового брата — эпизод, воспринятый Марфой Крюковой и сохраненный в обоих ее вариантах (Марк., 62; Крюк., I, 28), у Негадовой Добрыня рубит Алеше голову за ложную весть, привезенную его матери, что является необычной развязкой в данном сюжете. Различны и мотивировки запрета выходить замуж за Алешу Поповича (у А. М. Крюковой оба богатыря положили заповедь не делать друг другу зла, у Негадовой — более традиционная мотивировка: Алеша «бабий просмешшичек»). Своеобразно и необычно у Негадовой поручение, возлагаемое на Добрыню князем Владимиром (съездить в Литву и отрубить голову поганому Идолищу).

Все эти отступления от текста А. М. Крюковой имеются и в соответствующей части сводной былины матери П. В. Негадовой (настоящий сборник, 98, и комментарий к тексту).

123. Про Дюка сына Степановича. Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 105.

Типичная для Зимней Золотицы обработка сюжета. Подобно другим былинам П. В. Негадовой, и данный вариант, развивая основные мотивы, сильно сокращает повествование и приводит к обеднению былины. В данном тексте это сказывается особенно сильно: состязание с Чурилой совершенно исключено, нет сцены пира, а сопоставление Киева с Индией Дюк делает уже в церкви и касается только чистоты Киева и качества калачиков, эпизод проверки рассказа Дюка не развернут, дан схематично, в пяти стихах (86—90). Но своеобразный конец — женитьба Дюка на племяннице князя Забаве Путятичне — в других золотицких текстах, даже у Марфы Семеновны, не встречается. Нет этого эпизода и в материнском варианте.

Сама исполнительница ведет свою былину от трех сказительниц семьи Крюковых: «Тёта Марфа пропевала, только она длинно очень, часть от ней пошло, часть от бабушки (Аграфены Матвеевны, — Ред.), а часть от мамы (Павлы Семеновны, — Ред.). Мама тоже пропевала».

124. Братьица Сбродовичи. Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 108.

Текст передает сюжет в традиционной обработке золотицких вариантов, включающих мотив неверности жен (Марк., 7, 93; Крюк., I, 33; настоящий сборник, 108). По словам исполнительницы, она усвоила былину от своей тетки, Марфы Семеновны Крюковой, вариант же последней восходит к материнскому тексту (Марк., 7). Как и в обоих крюковских текстах, в данном выделена активная роль Ильи Муромца, участвующего в спасении девушки. Но текст П. В. Негадовой значительно короче (у Аграфены Матвеевны — 219 стихов, у Марфы Семеновны — 425), в строгом эпическом стиле, очень стройный.

125. Князь Михайло. Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 112.

Текст по общей композиции и содержанию отдельных эпизодов близок к варианту Аграфены Матвеевны Крюковой (Марк., 31), к которому и возводит свою былину сама Негадова. Но текст Негадовой короче (на 50 стихов), отсутствуют некоторые детали: надпись матери о совершенном преступлении на колоде с телом снохи (мотив нетрадиционный и, очевидно, внесенный Аграфеной Матвеевной импровизационно во

568

время исполнения Маркову); совет «отцов духовных» в церкви, где ищет свою жену князь Михайло, спросить о ней рыболовов (у Негадовой князь прямо после церкви идет к рыболовам, непонятно, почему); захоронение колоды с телами погубленных княгини и младенца; укор сына матери (сохранен в варианте С. С. Крюковой, № 119). Опущено также упоминание о дорожных приметах несчастья (конь споткнулся, пухова шляпа свалилась), входящее в общерусскую традицию данного сюжета.

126—132. Записи Э. Г. Бородиной-Морозовой в августе 1939 г. от Анны Васильевны Стрелковой, 73 л., Архангельская обл., Приморский р-н, д. Нижняя Зимняя Золотица.

126. [Исцеление Ильи Муромца]. Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 92.

Содержание текста ограничено только самим эпизодом исцеления, которому придана завершенность (отсутствуют обычные в сюжете помощь Ильи Муромца в крестьянской работе родителям — о них вообще не упоминается, добывание богатырского коня).

По словам А. В. Стрелковой, она слышала былину от мужа, Филарета Ефимовича Стрелкова, который «из книжек их (былины, — Ред.) читал».

Мотив — Илья Муромец лежал во гноищи — известен был и другим сказителям Зимней Золотицы (Марк., 91, — изложение рассказа Ф. Т. Пономарева).

127. Как князь Владимер женилсе. Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 102. Кроме того: Марк., 10; Крюк., I, 45.

Текст представляет обычное построение былины «Дунай» из двух частей: 1) женитьба князя Владимира и 2) женитьба самого Дуная. Но в той и другой части имеются значительные отступления от традиции. В первой части: Дунай оказывается двоюродным братом князя Владимира; Дунай едет в королевство Задонское один и сразу же по приезде идет к Апраксии; сцены с отказом короля нет, отец Апраксии вообще не упоминается; сохранив золотицкую черту — помолвку Апраксии за Идолище, но опустив участие короля, Стрелкова излагает дело так, будто Дунай уже знает об этой помолвке; образ Идолища напоминает Соловья-разбойника (стихи 149, 150). Во второй части: Дунай не на обратном пути в Киев встречает Настасью, а едет к ней свататься уже после того, как привозит Апраксию в Киев, где на пиру похваляется, что он привезет Настасью себе в жены; традиционного боя с Настасьей нет; на пиру после женитьбы хвастает не Дунай, а сама Настасья; о сыновьях во чреве Настасьи речи нет. Характер отступлений от традиционной сюжетной схемы говорит о явном забывании былины исполнительницей.

А. В. Стрелкова ссылалась на какую-то «книжку про богатырей», которая находилась у ее отца, Василия Ефимовича Субботина, и где была и данная былина: «Книга толстая была».

128. [Отрывок из былины].

В записях из Зимней Золотицы и из других мест аналогичных текстов нет. О том, что в Киеве (или в Царьграде) всё не по-старому и что запрещено просить милостыню именем Христа, обычно сообщает Илье в былине об Идолище Поганом калика перехожая (Марк., стр. 355; Крюк., I, стр. 120).

Исполнительница сослалась на Семена Васильевича Крюкова, от которого она якобы слыхала данный вариант на совместных полевых работах: «Пропевал, когда страдали в Травном ру́чьи».

129. Про Еруслана Лазаревича.

Текст представляет обработку в былинной форме известных эпизодов сказки о Еруслане, касающихся истории отношений героя к дочери царя Вахрамея: женитьбы Еруслана на Вахрамеевне, его отъезда и измены жене, встречи и боя с молодым богатырем, в котором он по перстню признает сына, возвращения вместе с сыном к Вахрамеевне. Эти эпизоды оформлены в тексте в целостный, завершенный сюжет с выключением ряда побочных деталей и с внесением некоторых изменений в схему соответствующих фрагментов сказки: Еруслан не изгнан из родного города за «богатырские шуточки», а уезжает по своей воле искать приключений; царство Вахрамея он спасает не от Змея, а от напавшей на царство «силушки великой», при этом вставлен рассказ о предварительной встрече с Вахрамеем в поле и поединке с ним. Жену Еруслан покидает не ради желания посмотреть девичье царство, а вследствие нового нападения врагов. Совсем кратко (в четырех всего стихах, 59—62) говорится об измене Еруслана Вахрамеевне.

Наоборот, последующие эпизоды — отъезд сына для поисков отца, единоборство, узнавание сына по перстню и возвращение к Вахрамеевне — даны развернуто.

569

Случаи включения «Еруслана» и отдельных его фрагментов в круг былинных сюжетов отмечены еще несколькими записями, а также сообщениями собирателей. См.: Сок.-Чич., 31 и 92; Кон., 20, а также ст.: А. М. Астахова. К вопросу об отражениях в русском былинном эпосе сказания о Еруслане (Тр. ОДРЛ, XIV. М. — Л., 1958), где указаны особенности этих вариантов и двух текстов М. С. Крюковой из личного собрания Э. Г. Бородиной-Морозовой.

Вероятно, оформление фрагментов «Еруслана» в былину принадлежит самой А. В. Стрелковой или кому-либо в ее семье. По словам сказительницы, отец ее, Василий Ефремович Субботин, и ее братья читали про Еруслана «по книжке».

130. Князь Михайло. Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 112.

Текст представляет собой два отрывка из позабытой исполнительницей баллады. В начальных стихах ощущается некоторое смешение с другой балладой — о гибели оклеветанной жены (ср. с № 131). Продолжение, спетое Марфой Крюковой, является ее импровизацией, не имеющей аналогий в собственных вариантах Марфы Семеновны.

131. [Князь, княгиня и старицы]. Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 113.

Традиционный тип обработки сюжета о гибели оклеветанной жены. В клеветническом рассказе стариц о поведении княгини и затем в изображении того, что́ на самом деле находит князь, пропущены некоторые постоянные детали: слова стариц о висящих якобы колыбелях с прижитыми в отсутствие князя детьми, о конях, якобы стоящих «в назьму», изображение коней, стоящих «в шелку» и др. (настоящее издание, 140).

В конце неясно, как же исцелил князь княгиню, какова тут роль третьей старицы. За исключением конца, текст развивает сюжет в логической последовательности.

132. Про моряночку. Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 114.

По словам исполнительницы, она переняла былину от Марфы Федоровны Седуновой, дочери сказителя Верхней Зимней Золотицы Федора Тимофеевича Пономарева. Действительно, текст Стрелковой ближе к варианту, записанному Марковым в Верхней Золотице (Марк., 114), чем к варианту А. М. Крюковой (выспрашивание морянки одним из разбойников, откуда она родом, отдельные текстуальные совпадения). Но конец своеобразен: вместо решения братьев бросить разбой, здесь — обещание сестре найти ей мужа «из своей среды», не купца и не помещика. Это сообщает данному варианту некоторый социальный оттенок (о социальных мотивах в вариантах этой былины см.: Аст., I, стр. 554).

133—138. Записи Э. Г. Бородиной-Морозовой в 1943—1944 гг. от Елизаветы Васильевны Субботиной, Архангельская обл., Приморский р-н, д. Нижняя Зимняя Золотица.

133. Про Добрыню Микитича. [Бой Добрыни с Ильей Муромцем]. Запись 26 декабря 1944 г.

Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 99.

Самый краткий из всех вариантов сюжета о бое Ильи Муромца с Добрыней, записанных в обеих деревнях Зимней Золотицы. В значительном сокращении даны изображение молодого богатыря и приезд Ильи Муромца в подворье матери Добрыни. Но главное отличие от большинства золотицких вариантов — в развязке: обычно побеждает Илья Муромец или сразу (Марк., 46; Крюк., I, 17; настоящее издание, 99), или после временного своего поражения из-за несчастной случайности (подвертывается нога). В варианте же Субботиной победителем сразу оказывается Добрыня, и только узнав, что под ним Илья Муромец, он просит простить его. Подобный же исход столкновения встречаем из золотицких только в одном тексте (Тих.-Милл., 15, запись от Ф. Т. Пономарева из Верхней Золотицы), а также на Пинеге (Григ, I, 186) и на Мезени (Григ., III, 87). Здесь уже — нарушение традиционного соотношения богатырских качеств Ильи Муромца и Добрыни. В тексте имеются и другие нарушения традиции: похвальба Ильи Муромца при известии о силе и удали молодого богатыря, искажающая образ Ильи (стихи 22—24), и неожиданный ответ Ильи Добрыне, что он не помнит отца с матерью.

134. Добрынюшка Микитич [Добрыня и Алеша]. Запись 12 мая 1948 г.

Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 98.

Публикуемый текст на сюжет неудачной женитьбы Алеши Поповича на жене Добрыни связан с традицией Зимнего берега (см. мотивы: поручение съездить за

570

ключевой водой, напр., Марк., 5, 73, 112; предупреждение матерью об опасных заставах на дороге; ссылка ее на Добрынина отца, избегавшего ездить на Пучай-реку; конь, извещающий о несчастье). Но он не повторяет ни одного из прежде записанных вариантов, а соприкасается в отдельных местах то с одним, то с другим. Так, вся начальная часть (пир, поручение, выступление Добрыни) очень близка к соответствующей части текста № 73 из сборника Маркова (Нижняя Золотица, от Г. Л. Крюкова), приход Добрыни к матери под видом нищего, просящего милостыню, также изображен в записи Маркова из Верхней Золотицы (Марк.-Богосл., I, стр. 62—63, от Ф. Т. Пономарева). Последние стихи заключительной сцены повторяют стихи 117, 119 текста № 112 из сб. Маркова. С последними двумя текстами вариант соприкасается и почти буквальным совпадением других формул (ср., например, стихи 152—153, 189—190 со стихами 79—80, 100—101 текста № 112 и со стихами 299—300, 343—344 текста сб. Марк.-Богосл.).

Вместе с тем есть и своеобразные детали: ответ Добрыни матери, уговаривающей его не ехать, характеризующий чувство собственного достоинства у Добрыни (стихи 62—63), образ встревоженной жены (стихи 75—81); своеобразно передана сцена узнавания, в которой главная роль принадлежит игре мнимого калики на гуслях. Эти места обнаруживают интерес исполнительницы к деталям психологического характера.

Текст отличается четкой и стройной композицией, но имеются отдельные признаки забывания: не указана мотивировка запрета выходить замуж за Алешу Поповича, забыто традиционное имя жены Добрыни.

Сама исполнительница ведет свой вариант от исполнения своей матери, Ирины Васильевны Пономаревой.

135. Как женился князь Владимер. Запись 5 мая 1943 г.

Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 102.

Начало былины о Дунае, но без обычной вступительной части, изображающей пир и похвальбу пирующих. Отсутствует также и традиционный образ желаемой невесты. В отличие от большинства золотицких вариантов выступает в ответ на вопрос князя Владимира о невесте не Добрыня, ссылающийся на Дуная, а сразу же сам Дунай. Упоминание князя Задонского вместо короля литовского или ляховинского встречается в традиции Зимнего берега (Марк., 109; настоящее издание, 127).

136. Козарушка. Запись 12 мая 1943 г.

Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 110.

Самое начало былины о Козарине. Оно близко соответствующей части варианта сборника Маркова, 102 (запись от В. И. Чекалева из Верхней Золотицы), отличается от него отсутствием мотивировки «шуточек» Козарушки (у Чекалева его дразнят «маленькие ребятушки» незаконным происхождением).

По словам Е. В. Субботиной, она слышала эту былину от свекра, Василия Ефимовича Субботина.

137. Сорок калик со каликою. Запись 12 мая 1943 г.

Варианты Зимнего берега: Марк., 22, 82, 96, 105; Крюк., I, 46.

В 1899 г. на Зимнем берегу было записано 4 варианта былины от крупнейших сказителей Нижней и Верхней Золотицы: от А. М. Крюковой, от Г. Л. Крюкова, Ф. Т. Пономарева и В. И. Чекалева. Все эти варианты близки друг к другу, отличаясь лишь некоторыми деталями, особенно в конце повествования: так, только в тексте А. М. Крюковой (Марк., 22) говорится, что Опраксея за свой поступок поражена гнойной болезнью и оживший Михайлушко исцеляет ее, в остальных же песня кончается тем, что калики, уверившись в невинности Михайла, просят у него прощения; в начальной части с различными деталями изображается действие на окружающих пения каликами Еленского стиха (земля потрясается, реки выливаются из берегов, князь Владимир еле стоит, его держат под руки богатыри или он падает с коня на землю и т. п.).

Публикуемый текст более всего близок вариантам из Верхней Золотицы (Марк., 96, 105), совпадая с ними не только в деталях композиции, но в ряде мест и текстуально. Пучай-река вместо Ердань-река и упоминание короля Задонского перенесены из других золотицких былин («Добрыня и Змей», «Добрыня и Алеша», «Дунай» и др.).

138. Моряночка. Запись 12 мая 1938 г.

Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 114.

Текст примыкает к тем золотицким вариантам, которые заканчиваются решением братьев бросить разбой и возвратиться к матери (Марк., 27, 114; настоящее издание, 120, 155); наиболее близок к тексту № 114 из Верхней Золотицы. Имеются небольшие отличия: сестру не младший брат допрашивает, когда другие братья спят, а все

571

разбойники, и непосредственно после преступления, слыша ее рыдания и упреки; изменена привычная для Золотицы терминология (вместо моряночка — поморочка, вместо купца заморского — купца поморского).

139—140. Записи И. М. Колесницкой и М. А. Шнеерсон в июле 1937 г. от Парасковьи Васильевны Онуфриевой, 68 г., Архангельская обл., Приморский р-н, д. Нижняя Зимняя Золотица.

139. Иван Горденович. Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 104.

Текст представляет прекрасно сохранившийся традиционный тип былины в той же редакции, что и вариант Г. Л. Крюкова (Марк., 78). Имеются некоторые отличия от текста Крюкова: значительно более развернуто начало, систематически проведена троичность (Иван три раза просит короля отдать за него Авдотью, в конце три раза велит Авдотье дать ему напиться); но нет некоторых деталей, имеющихся у Крюкова: письма короля Вахрамеишшу об увозе Иваном Авдотьи, ранения Ивана в первом бою.

В том же году эту былину от П. В. Онуфриевой записала Р. С. Липец (Славянский фольклор. М., 1951, стр. 210—217), а в декабре 1944 г. былина снова была записана Э. Г. Бородиной-Морозовой. Сравнение всех вариантов показывает исключительную устойчивость текста: отклонения одного от другого лишь в перестановке стихов, в незначительной перестройке отдельных стихов, в замене некоторых слов (например, брала — взяла, кинулась — бросалася, благослови меня — позволь мне и т. п.), в пропуске или, наоборот, во внесении отдельных стихов, принципиально ничего в повествовании не меняющих. Наиболее часты пропуски отдельных стихов в записи 1944 г., вследствие чего этот вариант наиболее короткий.

140. Князь Андрей и старицы. Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 113.

Текст представляет собой повсеместно традиционный тип обработки данного сюжета. Как и былина об Иване Горденовиче той же исполнительницы, передает сюжет в строгой эпической форме, без лишних слов и подробностей. Через месяц после данной записи произведена была Р. С. Липец повторная запись (Славянский фольклор, стр. 217—219), свидетельствующая об исключительной устойчивости варианта Онуфриевой. Вторичный текст имеет лишь дополнительных 4 стиха: два в самом начале — обращение стариц к княгине и ее обращение к старицам («А уж ты здравствуй... А да уж вы здравствуйте» и два в конце, заключающие обещание третьей старицы оживить княгиню:

А соберу  я  все  косточки  с  чиста  поля,
Исцелю  твою  княгинушку,  исправлю.

В остальном оба текста полностью совпадают.

Наименование князя Андреем имеется в тексте сборника Маркова, 115, в варианте Крюковой (Крюк., II, 89); см. также настоящее издание, 131).

Таким же устойчивым оказался текст и в 1944 г. в записи, произведенной Э. Г. Бородиной-Морозовой. Отклонения от первых двух записей редки и незначительны. Они состоят: 1) в заменах отдельных слов и их сочетаний: «прожилась» вместо «пропилась», «приуторены» вместо «приутоптаны», «А и круг конюшны-то пойдешь» вместо «А да на конюшен двор зайдешь», «три старица» вместо «три старицы», хотя в конце слово употреблено, как обычно, в женском роде: «А он перьву старицю настыг» и т. д.); 2) в перестановке некоторых стихов при описании того, что́ князь найдет при возвращении и что́ он нашел; 3) в пропуске в конечной части текста двух стихов, являющихся характерной формой эпического повторения с подхватом («Да лошадь добрую себе он, неезжалую, Да неезжалую-то лошадку, постухмяную»); 4) во внесении стиха, усиливающего впечатление быстроты действий князя, убедившегося в обмане (после стиха 65 — «Да тут немного князь Андреюшко розговаривал»). В третьей записи сохранились два конечных стиха, имеющихся в опубликованном Р. С. Липец варианте, только стихи переставлены. Как и в публикуемой записи, зафиксировано имя героя в литературном произношении — Андрей, а не в диалектном — Ондрей, как в записи Липец.

141—142. Записи В. П. Чужимова в августе 1934 г. от Ивана Егоровича Точилова, 45 л., д. Нижняя Зимняя Золотица. Печатаются по рукописи В. П. Чужимова, хранящейся в Гос. литер. музее в Москве, инв. № 9, папка 9.

141. Камско побоишшо. Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 96.

572

В отличие от двух других публикуемых в настоящем сборнике вариантов былины (№№ 96 и 143) данный текст сохранил в центральной части встречу Ильи Муромца с Идолищем и известный диалог с ним, а в конце — эпизод боя Добрыни и Ильи Муромца с бабой Латынгоркой (в данном тексте с «поленицей преудалою») и гибель Добрыни после перенесенного им позора поражения. Оба ранних золотицких варианта (Марк., 81 и 94) содержат эти эпизоды, но в текст Точилова внесены своеобразные детали: Добрыня убивается о камень случайно, приняв его за корабль, на котором хотел бежать; богатыри не могут одолеть ожившей неверной силы и гибнут. В основной своей части текст Точилова ближе к варианту Ф. Т. Пономарева (Марк., 94), чем Гаврилы Крюкова (Марк., 81); с ним объединяют его выделение роли Ильи Муромца (именно он, а не князь Владимир дает распоряжение собрать богатырей) и яркий социальный мотив (ср. у Точилова слова Ильи: «Мне не жалко-то вора князя Владимира» и т. д. — стих 95 и сл., у Пономарева: «Ишше не́ жаль мне тебя, князя, со кнегиною, Ишше не́ жаль мне бояринов да брюшиников»). Но текст Точилова значительно короче (у Пономарева 530 стихов).

За исключением самого конца, несколько смятого, публикуемый текст выдержан в хорошем эпическом стиле.

142. Добрыня и Илья. Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 99.

Вариант необычен для золотицкой традиции этого сюжета, для которой, судя по прежним вариантам, чуждо смешение с былиной об Илье Муромце и сыне. В этом отношении данный текст ближе всего к пинежскому варианту М. Д. Кривополеновой (ср.: Григ., I, 113; Кривоп., 4), где это смешение присутствует. С пинежским текстом сближает данный вариант и включение в начальную часть «шуточек» молодого Добрыни. Впрочем, этот мотив имеется и в тексте И. П. Прыгунова из Верхней Золотицы (Марк., 108). Реминисценции былины о бое Ильи Муромца с сыном привели в данном тексте к повторению эпизода боя Добрыни с Ильей, заканчивающегося уже традиционным братанием богатырей. Также в отличие от других золотицких вариантов не Илья Муромец, прослышав о силе молодого Добрыни, ищет с ним встречи, а Добрыня сам едет искать приключения (то же у Кривополеновой). Наблюдаются припоминания отдельных мотивов и из других былин («Три поездки Ильи Муромца», былина о Соловье-разбойнике, «Добрыня и Дунай»). Все это говорит о том, что четкого знания сюжета о бое Добрыни с Ильей у И. Е. Точилова в момент записи не было.

143—146. Записи А. М. Астаховой в июле 1937 г. от Анны Васильевны Бронниковой, 80 л., Архангельская обл., Приморский р-н, д. Нижняя Зимняя Золотица.

143. [Камское побоище]. Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 96.

Текст Бронниковой близок к варианту Ф. Т. Пономарева из Верхней Зимней Золотицы (Марк., 94) в основной его части — повествовании о Камском побоище; присоединения же к концу былины встречи и боя Ильи с сыном, а Добрыни с бабой Латынгоркой, как это видим у Пономарева, в публикуемом варианте нет. Но и основная часть значительно сокращена, опущены многие детали и описательные места: наказ Идолища послу; пересказ Ильей содержания ярлыка; перечисление богатырей, которых следует созвать на бой; отправление Добрыни на разведку; посылка князем Владимиром Олеши к богатырям, расположившимся в поле, с упреком в промедлении. Нет и диалога Ильи и Идолища, перенесенного золотицкими исполнителями из былины Илья Муромец и Идолище (см. обе марковских записи). Таким образом, и данный текст, подобно варианту П. С. Пахоловой, более сосредоточен на основном событии. Отсутствие побочных эпизодов делает его динамичным. При всей своей краткости сюжет отличается четкостью построения: в нем, как и в тексте Пономарева, имеется яркий социальный мотив — князья-бояре обвиняют Илью Муромца в измене, а Илья говорит, что ему не жаль князей-бояр, а жаль в Киеве божьих церквей и бедных вдов. (У Пономарева сказано еще, что ему, Илье, не жаль и князя с княгинею: Марк., 94, стихи 162—166 и 200—206).

Мелкие своеобразные черты данного текста: слов «из-за Уральского» нет у Пономарева и в другом золотицком варианте, очевидно, притянуты осмыслением «Камского», как наименования места, откуда выступает вражеская сила, см. начальный стих; наименование Васьки, посла татарского, «Черным» тоже нет в других вариантах, но у Пономарева в изображении прихода Васьки в палаты князя Владимира имеется деталь: «А не кстит он своего-та личя черново», — очевидно, от этой традиционной детали (грудь врага — черная, лицо — черное и т. д.) и произошло отмеченное наименование

573

Васьки; на созыв богатырей послан вместо Михайлушки (см. оба варианта Маркова, а также: Крюк., I, 34) Микулушка; похваляется и затем закалывается один Олеша Попович (в других вариантах — Олеша и Гаврила Долгополый).

144. [Иван Гордёнович]. Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 104.

Текст при всей своей краткости сохраняет все основные черты традиционного типа былины, представленного в ранних золотицких записях вариантом Гаврилы Крюкова. С последним роднит этот текст, кроме точного повторения композиционной схемы, и наименование невесты Овдотьей белой лебедью.

На вопрос, от кого она усвоила былину, А. В. Бронникова сказала: «Эту пели всё промежду собой, друг от дружки. Прежде по избам ходили, избы мыли, так пели. В великий пост песни не пели, а старины́ эти пели».

Публикуемый текст до стиха 33 представляет собой хорошо сохранившееся начало, близкое к ранним записям (особенно к тексту: Марк., 96) не только по построению вступительного эпизода, но и по словесному его оформлению (некоторые стихи совпадают дословно). Последующие эпизоды Бронникова передала конспективно, не закончив былины и признавшись, что «призабыла».

145. [Илья Муромец]. Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 92. Кроме того: Марк., 43, 44 (к.), 69 (к.), 92 (пр.).

Публикуемый пересказ былины восходит к лубочному тексту, который подписывался под восемью картинками, изображавшими эпизоды исцеления, встречи с разбойниками, освобождения Чернигова, победы над Соловьем-разбойником, покушения на жизнь Ильи дочери Соловья, свиста Соловья в палатах князя Владимира, встречи Ильи и Добрыни с каликой, освобождения Киева от Идолища (см. тексты №№ 15—25 в издании: Былины в записях и пересказах XVII—XVIII веков. Памятники русского фольклора. М. — Л., 1960).

Кроме общей композиции, текст близок к лубочному по построению и деталям указанных эпизодов, иногда точно передавая формулировки лубка (ср. наказ родителей, выражение «стала рвать стрела на косую сажень землю», изображение пути к Соловью, обращение Соловья к зятьям и многое другое). Сама А. В. Бронникова отметила происхождение своего текста от лубка: «У отца была картина, и все было списано, было печатно, и я выучила. „Илья Муромец и Идолишшо“ тоже на картины была».

Однако имеются и некоторые отступления от лубочного текста, которые обусловлены, с одной стороны, забыванием исполнительницей отдельных мест (например, предложение устрашенными разбойниками не казны, а быть у них «царем», передача эпизода освобождения города одной лишь фразой, перестановка эпизодов в сцене встречи с семьей Соловья — в лубочном тексте сперва дано обращение разбойника к зятьям, потом уж покушение дочери, что логичнее), с другой стороны, тем, что А. В. Бронникова слышала, а может быть, и читала те же эпизоды в других версиях и редакциях. Это касается главным образом эпизода исцеления: в лубке самый эпизод совершенно не развернут, кратко говорится, что Илья сидел сиднем тридцать лет, но вот стал «ходить на ногах крепко и ощутил в себе силу великую». А. В. Бронникова включает в свой рассказ приход калик, получение Ильей силы от вина и пива (с традиционным повторением — в первый раз Илья получает излишек силы, во второй раз сила сбавляется наполовину), приход Ильи к родителям на пожню (но без эпизода помощи родителям). В рассказ о встрече с Соловьем Бронникова вставила традиционный упрек Ильи коню, споткнувшемуся от свиста Соловья. В сцену расправы с Соловьем-разбойником внесена отсутствующая в лубке деталь — Илья убивает Соловья «столетним дубом», деталь вообще необычная для данной сцены и возникшая у Бронниковой как припоминание расправы Ильи или другого богатыря с врагом из какой-нибудь другой былины. В остальном текст Бронниковой очень точно следует за лубком.

146. [Сорок калик]. Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 137.

Традиционное начало былины. Эпизод прельщения калики Михайла Апраксией не развернут, и потому непонятен ее поступок — прятание в сумку калики золотой чаши.

147—149. Записи Э. Г. Бородиной-Морозовой 20 октября 1940 г. от Григория Михайловича Плакуева, 72 л., Архангельская обл., Приморский р-н, д. Нижняя Зимняя Золотица.

147. Дюк Степанович. Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 105.

574

Прозаический пересказ былины о Дюке в традиционной золотицкой обработке (см. примечание к № 105 настоящего сборника). Но передача традиционной золотицкой композиции сильно обеднена: нет пышного описания «подворьица» Дюка, с которого начинаются все золотицкие варианты и которое в некоторых повторяется в дальнейшем рассказе. Сокращено вообще сопоставление Дюком Киева со своим родным городом. Уменьшено число посланных оценщиков: едет один Добрыня Никитич во всех других вариантах — Добрыня с Алешей Поповичем, у П. С. Пахоловой — Илья Муромец. Своеобразна и нигде в других вариантах не встречается концовка связывающая былину о Дюке с общей героической направленностью русского былинного эпоса: Дюк обещает князю Владимиру быть защитником его от внешних врагов.

По словам Плакуева, он усвоил содержание былины от своего дяди, Гаврилы Леонтьевича Крюкова, на тоне. Сравнение пересказа Плакуева с текстом Г. Л. Крюкова (Марк.-Богосл., I, стр. 88) показывает значительное сокращение и отмеченное уже обеднение содержания в передаче Плакуева, но основные опорные эпизоды сохранены.

148. Петровичи-Сбродовичи. Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 108.

Золотицкий тип былины о сестре Петровичей-Сбродовичей, пересказанный прозой. Традиционная композиция, включающая мотив неверности жен (своеобразная черта золотицких вариантов) сохранена (ср.: Марк., 7 и 93), но передана очень кратко. Необычным является упоминание об Илье Муромце как любовнике жен Петровичей-Сбродовичей. В записанных в 1900-е годы вариантах имена любовников неустойчивы: в одном это Чурила и Перемякин племянник, в другом — Добрыня и Перемет. Перенесение этой роли на Илью Муромца говорит о известном затемнении в сознании исполнителя образа Ильи.

По словам Плакуева, эту былину «пел на голосах Гаврило Крюков» (Марковым не записана). Слышал он ее и от Ф. Т. Пономарева: «Почошкин пел покойник. Она на голосах-то красивая». (Вариант Пономарева см.: Марк., 93).

149. — [Небылица]. Варианты Зимнего берега: Марк., 88 (Нижняя Золотица), 116 (Верхняя Золотица).

В обоих вариантах имеется образ летящего медведя, а во втором — и образ несущихся по морю жерновов.

Впервые текст опубликован: Кривоп., стр. 154. Спев отрывок, исполнитель прибавил: «А, быват, и больше было. А я больше не помню. А после, как еропланы залетели, мы и вспомнили, как Василий Крюков пел про медведя. А жернова-ти теперя мины!» (там же). Василий Леонтьевич Крюков — свекор Аграфены Матвеевны Крюковой.

150. [Дунай]. Запись И. М. Колесницкой и М. А. Шнеерсон 13 июля 1937 г. от Натальи Федоровны Поповой, 73 л., Архангельская обл., Приморский р-н, д. Нижняя Золотица.

Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 102.

Текст представляет традиционное начало былины о женитьбе князя Владимира, развернутое в хорошем эпическом стиле. Но вопреки золотицкой традиции, по которой о подходящей для князя невесте говорят Добрыня Никитич или Дунай (Марк., 75 и 109; настоящее издание, 102, 127, 135), здесь выступает безыменный «удалой да доброй молодец».

151—152. Записи А. М. Астаховой 26 июля 1937 г. от той же исполнительницы.

151. [Чурила Плёнкович]. Варианты Зимнего берега: Марк., 19, 87, 103; Марк.-Богосл., I, стр. 80; Крюк. I, 58.

Полузабытый и обедненный текст: в стихотворной форме переданы только начало и часть диалога мужа и жены, остальное кратко пересказано, забыт конец. Но сохранены характерные черты золотицкой традиции: об измене мужу сообщает Алеша Попович, служанка — племянница обманутого мужа, но она помогает неверной жене; присутствие чужих вещей мотивируется занесением их детьми.

152. Моряночка. Варианты Зимнего берега, см в комментарии к тексту № 114.

Текст, за исключением самого конца, близок к варианту У. М. Онуфриевой (настоящее издание, 155). В конце перекликается с № 132 нашего издания (обещание выдать сестру замуж «лучше прежного»), но не имеет его социального мотива.

Несколько раньше (13 июля) ту же балладу записали со слов Н. Ф. Поповой И. М. Колесницкая и М. А. Шнеерсон (Рук. отд. ИРЛИ, Р. V, колл. № 90, папка 2).

575

Сопоставление показывает устойчивость текста. Есть отличия, кроме появления в спетом варианте характерных для песенного исполнения повторов: в тексте сказанном после слов «лошадь неезжалую» (стих 15, в спетом — 16), следует:

Наряжал он  коня да  в золотой  убор,
Запрягал он лошадь добрую во карету.

Ответ моряночки на расспросы разбойника передан косвенной речью:

Она  вот  зачала ему  рассказывать:
Того-то,  например,  отца,  матери,
Такого-то роду-племени,  такого города.

153—154. Записи И. М. Колесницкой и М. А. Шнеерсон 28 июля 1937 г. от Ирины Захаровны Седуновой, Архангельская обл., Приморский р-н, д. Нижняя Зимняя Золотица.

153. Чурило. Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 151.

Текст И. З. Седуновой сближается с вариантом Аграфены Крюковой (Марк., 19), который она относила к былинам, усвоенным ею на своей родине, на Терском берегу. У Седуновой, как и у А. М. Крюковой, смешаны роли действующих лиц: Чурила оказывается не любовником неверной жены, а обманутым мужем. Имя любовника Крюкова позабыла: «Не помню — Светополк ли Светополковиць, Еруславь ли Еруславьевиць, только не Пересмяка» (Марк., стр. 128, примечание). Но И. З. Седунова, очевидно, слышала былину и в традиционной редакции, на что указывает распределение ролей в начальной части, которое, однако, в дальнейшем повествовании было изменено. С вариантом Аграфены Матвеевны текст Седуновой сближают еще некоторые характерные детали: имя неверной жены — Авдотья (ни в одной из остальных трех ранних записей из Зимней Золотицы нет, имеется в варианте Марфы Семеновны — Крюк., I, 58), узнавание мужем об измене жены через присутствующих в церкви людей (в других вариантах — только через Алешу Поповича). Но конец былины иной, чем у Аграфены Матвеевны. У последней Чурила убивает обоих любовников, затем Илья Муромец находит ему невесту, Чурило получает себе «жону верную». Конец, аналогичный развязке в данном тексте (обманутый муж убивает только любовника; но на пиру, который он затем собирает, жена отравляет его), встречаем в варианте из Верхней Зимней Золотицы от В. И. Чекалева (Марк., 103), где эпизод пира и отравления дан более развернуто и дополняется еще отравлением племянницы.

154. Князь Михайло. Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 112.

Текст без начала. В отдельных деталях несколько отличается от других золотицких вариантов: князь Михайло пытается заколоться сразу же после того, как не нашел княгини, о случившемся он узнает только от «нянек-манек», они советуют закинуть тоню, князь бросается в море. Эти мотивы, а также имя жены (Катерина) и название моря (Хвалынское) роднят этот вариант с пинежскими текстами (Аст., II, 195, 197, 204, 219, стр. 777).

155. Моряночка. Запись И. И. Колесницкой и М. А. Шнеерсон в июле 1937 г. от Ульяны Михайловны Онуфриевой, 70 л., Архангельская обл., Приморский р-н, д. Нижняя Зимняя Золотица.

Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 114.

Текст имеет характерные черты золотицких вариантов, совпадает с ними и фразеологически (ср., например, стихи 26—27, 33—34 с соответствующими местами текста № 27 у Маркова, стихи 20—22 с соответствующими стихами текста № 114 у Маркова). В конце, как и в вариантах №№ 132, 138 настоящего издания, рассказывается о возвращении разбойников вместе с сестрой к матери, но о дальнейшей судьбе не говорится.

156. [Моряночка]. Запись А. М. Астаховой 4 августа 1937 г. от Авдотьи Ивановны Седуновой, 72 лет, Архангельская обл., Приморский р-н, д. Нижняя Зимняя Золотица.

Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 114.

Обычный тип золотицкой обработки сюжета. Указание, что взяли в полон не только морянку, но и морянина, — очевидный результат забывания трагической ситуации, о чем свидетельствует и конечное примечание.

576

157—158. Записи Э. Г. Бородиной-Морозовой 1939 и 1945 гг. от Серафимы Яковлевны Седуновой, 62 л., Архангельская обл., Приморский р-н, д. Нижняя Зимняя Золотица.

157. Чурилушка Пленкович и Вадихматьева жена. Запись 10 июня 1945 г.

Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 151.

Текст Седуновой сохранил характерные черты зимнезолотицкой обработки сюжета: в него введена роль Алеши Поповича, который и доносит обманутому мужу об измене его жены; служанка — племянница мужа, но она заодно с женой (в данном варианте это еще более подчеркивается — при возвращении мужа она спешит предупредить неверную жену); жена объясняет присутствие вещей Чурилы занесением их бабушкиными детьми. Сохранены и отдельные детали зимнезолотицких вариантов: «ремешок семишолковый», за который «дерьгат» Чурила, а затем и муж, разговор служанки с Чурилой и с возвратившимся дядюшкой через «окошечко», которое она открывает «немножечко», указание на одновременное прохождение по дорожке Чурилы и Алеши, двух братьев «крестовых», «названых» и др. Особенно близок данный текст по композиции и словесной ткани к варианту № 87 сборника Маркова, см. также: Марк., 103; Марк.-Богосл., I, стр. 80. Последний был записан от Ф. Т. Пономарева (Почошкина) деда сказительницы, на которого она и сослалась, в ответ на вопрос, от кого она слышала былину: «Слыхала от деда Федора Тимофеевича Почошкина и от матери своей Марии Федоровны и от тетки своей Наталии Федоровны, обе ему дочери были».

Текст Серафимы Седуновой короче и варианта Пономарева, и других названных зимнезолотицких вариантов. В нем нет подробного описания встречи Чурилы неверной женой (Марк., 87, 103) и прихода Алеши Поповича в церковь (см. все три варианта), нет подкупа Чурилой служанки и монолога обманутого мужа в церкви, угрожающего Чуриле (вариант Пономарева), нет описания расправы с Чурилой. Более кратко переданы и другие эпизоды. Это делает текст значительно более динамичным. В качестве художественных особенностей текста следует отметить стройную композицию, живой диалог, украшающие эпитеты (лампадочки хрустальные, свечи воскуяровые и др.) и особенно изображение действующих лиц в быстрых движениях: служанка выбегает на бряцание кольца, открывает и закрывает окошко, бежит предупредить жену о приходе Чурилы, а затем о возвращении мужа, Вадихматей, узнав об измене жены, «крутёхонько собирается» и устремляется к «широку́ двору».

158. Самаряночка. Запись 29 августа 1939 г.

Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 114.

Как все золотицкие тексты, данный изображает путешествие морянина с семьей на лошадях, а не в лодке, но не в карете, как у П. С. Пахоловой и М. С. Крюковой, а в санках (деталь, связанная, очевидно, с обычными переездами на санях и летом по северному бездорожью). «Моряночка» («Заморяночка») превратилась в «Самаряночку», наверное, под влиянием каких-либо книжных историй, в которых упоминалась Самария (см. вторую ремарку исполнительницы): Седунова вспомнила о Филарете Ефимовиче Стрелкове, который якобы эту балладу «читал в книгах».

159—161. Былины Тита Егоровича Точилова, 57 л., из Верхней Зимней Золотицы, записанные им самим и присланные в письмах к А. М. Астаховой в 1938 г.

159. [Илья Муромец, исцеление и выезд на подвиги]. Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 92.

Текст представляет собой контаминацию былины об исцелениии Ильи Муромца с рассказом о первом его подвиге. Но вопреки общерусской традиции, в которой сюжет об исцелении объединяется обычно с былиной об Илье Муромце и Соловье-разбойнике, здесь он присоединен к встрече Ильи в поле с чужеземным богатырем. Былина осталась незаконченной, по словам Точилова, вследствие нехватки у него бумаги. Но после посылки ему тетрадей Точилов прислал еще былину о Добрыне и Алеше, три сказки и объемистую автобиографию («былину из своей жизни»), данный же текст так и остался незаконченным.

В завершенной части на сюжет исцеления Т. Е. Точилов следует традиционной композиции: родители Ильи-седуна уходят на работу, прохожие калики исцеляют Илью и наделяют его силой при помощи чары вина, которую по их просьбе приносит им Илья, и которую они ему «отворачивают». Илья Муромец по совету калик выхаживает себе богатырского коня. Сохранен и эпизод повторного подношения чары с целью уменьшить первоначально полученную Ильей чрезмерную силу. Но обычный эпизод помощи Ильи родителям в их крестьянской работе отсутствует.

160. [Добрыня Никитич и Алеша Попович]. Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 98.

577

Текст восходит к варианту, записанному А. В. Марковым в Верхней Золотице от А. П. Бурой и А. И. Лыткиной (Марк., 112), повторяя точно всю композицию и все своеобразные детали. В частности, повторяет и необычный наказ Добрыни жене не идти спустя 12 лет ни за кого, а идти за Алешу Поповича (Марк., стр. 555). Таким образом, традиционный острый конфликт (нарушение женой наказа Добрыни под давлением «высоких сватов», князя Владимира и княгини Апраксии) исчезает, остается только вина Алеши Поповича, принесшего обманную весть о гибели Добрыни. В соответствии с таким построением сюжета отсутствует суровая расправа Добрыни с Алешей, а также укор князю, который, как и в тексте сборника Маркова, никакого участия в интриге не принимает. Сохраняется только насмешка Добрыни в адрес Алеши Поповича, что ему «женитьба не издавалася».

Вся заключительная сцена передана кратко и обедненно. Обращает на себя внимание лишь следующая деталь: главная роль в узнавании женой Добрыни своего мужа принадлежит игре на гуслях (Марк., 112; настоящее издание, 133).

161. [Илья Муромец и Соловей-разбойник]. Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 92.

Публикуемый вариант является воспроизведением текста сборника Кирши Данилова «Первая поездка Ильи Муромца в Киев» (К. Д., 49) с некоторыми добавлениями, пропусками и изменениями внутри стихов (перестановкой слов, вставками слов и частиц, выправляющих ритм стиха и т. п.). Сильно сокращена сцена в подворье Соловья-разбойника — выпущены стихи 59—89 текста Кирши, пропущено и еще несколько отдельных стихов. Вставлено традиционное описание скачки коня — стихи 70—75 публикуемого варианта, прибавлен весь конец, начиная с 152 стиха. Некоторые стихи превращены в два или даже в три стиха путем повторов с подхватами, например:

Кирша Данилов Говорит Илья Муромец Иванович. (Стих 40).	Данный текст Говорил-то коню да Илья Муромец, А Илья Муромец да сын Иванович, Говорил-то он да таковы слова. (Стихи 37—39).
Бери ты у нас золотой казны, сколько надобно. (Стих 93).	Ты бери-ко у нас да золотой казны, Ты бери-ко у нас, сколько тебе надобно. (Стихи 60—61).
А и ты гой еси, Илья Муромец сын Иванович. (Стих 178).	Ей ты гой еси, удалой доброй молодец, Что Илья да ты Муромец сын Иванович. (Стихи 148—149).

Происхождение варианта неизвестно. По сообщению В. П. Чужимова, который познакомился с исполнителем в 1934 г., Тит Егорович имел обыкновение записывать былинные тексты. Точное следование порядку стихов былины Кирши Данилова заставляет предполагать, что когда-то Точилов переписал текст сборника Кирши к себе в тетрадь, но переписывая, менял построение стихов, выпускал и вставлял стихи и отдельные слова на основе хорошо известной ему былинной традиции. Добавленные в конце 13 стихов не имеют соответствия в других известных нам вариантах данной былины и, видимо, принадлежат самому Точилову.