336

105

ПРО ДЮКА СТЕПАНОВИЧА

Подошла Корела-та река под Индею богатою,
Под богатую Индию да именитую.
Ише жил-то был боярин Дюк да сын Степанович,
А и жила-была да [его] ро́дна матушка,
5 Как боярина Елена Костентиновна.
А и как у Дюковой было ро́дной матушки
Ише подворотице было на семи вёрста́х,

337

А на семи вёерстах да семидесяти семи столбах,
Ише кажной-от столбичок-от был да всё точёной-от,
10 Што точёны столбички были́ да позоло́чены.
А и у Дюка у Стёпановича да ро́дной матушки,
Как Елены-то было да Костентиновны,
На домах-то крыши́ были да золочёные.
Как у Дюковой было родной матушки,
15 Как у Елены же было Костентиновны,
А и как именьице-богасьвице было́ да очунь много же.
Ишше сорок-то было у ей прислужниць-то,
Как ужжа сорок-то было́ у ей да рукомойницей
А и как у Дюковой родной матушки,
20 И стирали на ей да всё рубашочки,
А на Дюка́-то сына́ боярина.
А и сорок-то было́ у их да всё колачницей,
А и пекли-то всё колачики белы́-круписьцеты,
А круписьцеты колачики да перьвосортные.
25 А и как у Дюка-то было у Стёпановиця
У его-то всё ро́дной матушки,
А и как Елены-то всё да Костентиновны,
А ишо было лошадиной сбруды много-то.
А и было у Дюка сына да всё Степановича
30 Ишше было́ у его на дворе текла да быстра реченька,
Быстра реченька текла, берега были́ да всё золоченые,
Золочены бережка, на другой стороне были́ серебряныя.
Ишше у Дюка-то было у Стёпановича
У его-то же все да ро́дной матушки,
35 Как у Елены-то было Костентиновны,
Ишше хлебом-ти анбары были всё наполнёны.
Как не беленька березка к земли клонитце,
А не мурава трава да поклоняитце,
А ише боярин-от Дюк да сын Степанович
40 Пред родимой своей ро́дной матушкой да низко кланяетце:
«Благослови-ко меня, ро́дна матушка,
Ты чесна вдова Елена Костентиновна,
Мне-ка съездить-то боярину Дюку сыну́ Степановичу
Как во славной-от во город ко Киеву,
45 А ко ласкову князю́ к Владимеру,
И ко Владимеру-князю́ да Святослаевичу,
Посмотрять же мне-ка хотце города же Киева,
А не сравнять ли можно с Индиёй богатою,
Со богатой Индиёй да именитою».
50 Говорила же Дюку ро́дна матушка,
Ише та ли всё Елена Костентиновна:
«Уж ты ой еси, моё ты чадо милоё,
Чадо милоё же ты, любимоё,
Ты младенькой боярин Дюк да сын Степанович,
55 Ише ты же у меня да ише да очунь мла́дой-от,
Очунь мла́дой-от да очунь глупой-от,
Ише ума-разума да ты не полного.
Ты уедёшь да во славной город-от во Киев-от
Ты ко ласковому князю ко Владимеру,
60 Ко Владимеру да Святослаевичу,

338

И наговоришь ты всё таких речей, каких не надобно.
И ты мла́денькой у мня ише всё да у́ мня глупенькой,
Ты же будёшь хвастать князю ты Владимеру,
Моим именьицом, богасьвицом сиротским-то!
65 А и ты не хвастай-ко, да млад боярин Дюк Степанович!
И наедут ко мне да во Индею богатую,
Во богатую во Индею да именитую,
И пошлет-то князь Владимер мне обценщичков,
Описывать будут моё сиротско имущесьво!»
(Бабке казалось, што бедна!)
70 Тут благословляла боярина да Дюка всё Степановича
Как его же да ро́дна матушка,
А и как боярина Елена Костентиновна,
И провожала его само́го, ему наказывала:
«А и ты не хвастай-ко, моё дитетко сердесьнёё,
75 Ты премла́дой боярин Дюк да сын Степанович,
И ты своим именьицом сиротским же.
И ты послушай-ко меня, свою да ро́дну матушку,
Как боярину Елену Костентиновну».
Ише говорила Дюку да ро́дна матушка,
80 А как боярина Елена Костентиновна:
«Уж ты ой еси, моё ты чадо милоё,
Ешо есь-то до города до Киева
Есь же три-то заставушки великие:
А как перьва-та заставушка великая —
85 Есть таки леса, леса дремучие,
Они дремучие, они очунь темные,
Ише ти-то леса да всё они расходятся,
Они расходятце да всё надо их проехати.
Добру коню да всё надо их пробежать скоре́.
90 А ише есь заставушка великая —
Есь такие горы высокие,
А гора с горой да всё расходятце,
А ишо в ту пору надо в то времячко проехать их,
Надо коню твоему да пробежать скоро.
95 А третья заставушка да есь великая —
Ише очунь есь река да очунь она быстрая,
А ише бежит она да как из облака,
Нужно проехати тебе да и успеть же всё».
А и тут говорил боярин Дюк да сын Степанович
100 Он своей-то да ро́дной матушки,
Как боярины Елены Костентиновны:
«А не страшшай меня, да ро́дна матушка,
Я поеду — сам знаю да сам же ведаю».
Как приезжал же Дюк да сын Степанович
105 Он ко тем-то горам да ко высоким-то,
А гора-то с горой да разошласе тут.
Брал он в руки скоре́ да плёточку шелко́вую,
Он махал на Бурушку скорёшенько,
Приезжал-то Дюк-от сын да всё Степанович
110 Ко другой-то ко заставушки великою,
А и он ко тем-то ко лесам, лесам дремучим-то.
А и перед им-то, добрым молодцом Дюком сыном Степановичем,

339

А и во ту же пору, в то же времечка разошлись леса,
А и как леса, леса дремучие.
115 А и как стегал коня, своёго коня богатырьского,
Проезжал-то он втору заставушку великую.
Проезжал-то он к третьей заставы богатырьскою,
Как ко той ли ко реченьки ко быстрою
(Я думаю ко Муравленки),
А и речка очунь быстрая, очунь широкая.
120 А и она свирепа очунь, она-от великая.
А и тут проезжал-от Дюк же-от сын да всё Степанович
На своём добро́м кони́ да богатырьском-то,
А и он же брал в руки́ свою плеточку шелко́вую,
А и он ударил своего добра́ коня да богатырьского.
125 А и как зача́л его доброй конь да перескакивать
А и через реченьку-ту быструю,
А и перескочил-то Дюка сына Степановича
Скоро-быстро-то его да добро́й же конь.
Приезжал-то Дюк же сын да всё Степанович
130 А ко городу ко славному ко Киеву,
А как ко ласкову ко князю ко Владимеру,
А ко его-то ко грины княженеською.
А и он скакал скоро́-то Дюк Степанович со добра́ коня,
А и со добра́ коня скакал с богатырьского
135 Ко тому ли ко столбичку к золоченому,
Ко тому ли ко колечушку золоченому.
А и он же привязывал своего да он добра́ коня
А и он ко тому ли ко колечушку золоченому,
А и насыпал коню пшеници белояровой,
140 А и он пошел скоро́ на крылечушко на княженейское.
А и как стречали тут у князя у Владимера,
А и как стречали-то его всё да караульшшички.
А и как же кланялисе Дюку сыну Степановичу:
«А ишше, ишше здрастуй, здрастуй,
145 Единородный добрый молодец!
А и мы не знам-то как тебя называть по имени,
А и как по имени называть тебя, по отечесьву?»
А и говорил тогда же им Дюк да сын Степанович,
И говорил-то им же он да всё же спрашивал:
150 «А и уж вы ой еси, караульшшички же княженейские,
А ише где у вас же князь Владимер Святослаевич?»
А и отвечали караульшшички вси княженейские:
«А и у нас нет князя Владимера Святослаевича,
А и он ушел у нас по утру-ту, утру ранному,
155 А и до восходу-ту ушел да соньця красного
Во божью́-ту церковь он молитисе,
А и он ко ранным-то ушел да ко заутренням
И ко поздым-то ушел да ко обеденкам».
А и как и тут же Дюк да сын да всё Степанович,
160 А и не заходил-то он во княженеськи во грины-то,
И поворотилсе он обратно, пошел во божью́ церковь,
А и как пошел-то он по улици же, по мостам,
А и как во Киеви во городи грязь была да всё осённая,
А и часты-ти дождички же шли да всё очу́нь же они.

340

165 И не поднравилосе Дюку сыну Степановичу,
И он взял свою соболиную шубочку
И заздынул-то ей, штобы не замарать-то ей,
А и берег-то он своих башмачиков сафьяных-то,
А и штобы не замарать-то их в грязи во грязною.
170 А и сам же думат собою думушку же крепкую:
«Што сказали — Киев-город-от хорошой-от!
А во Киеви во городи всё нехорошое:
А уж как мосты-ти стоят да всё простыя-ти,
А и уколачены, нече́м они не обтянуты.
175 А и как у меня-то же во Индеи богатою,
А во богатою во Индии именитою,
А и как у родимой-то у моей да ро́дной матушки,
А и как у той ли всё у Елены Костентиновны,
А уж как мосты-ти насланы всё хорошие,
180 А и как разосланы ти ковры сукна заморские, —
А не замарать бу́дёт негде башмачо́к сафьяных же».
А и приходил-то Дюк сын Степанович
А во божью-ту церковь да присвяшшенную,
Он же крест-от клал да по-писа́нному,
185 Он поклон же вел Дюк да сын Степанович да по-ученому.
И тут огляделисе во церквы всё народ же весь,
Как весь народ-от ти люди да всё же добрые,
А и вси попы-отци-ти все да всё духовные,
А и все причетнички-ти огляделисе церковные,
190 А и тут же князь же всё Владимер-от смотрял стоял.
А и подходил-то Дюк Степанович ко князю-то,
А и он ко князю ко Владимеру Святослаевичу,
А и он-ко брал же в рученьку его же правую,
А и он же кланялсе да челобитьицом.
195 А и тут же спрашивал его князь да всё Владимер-от:
«А и ты скажи-ко-се м(ы)не, да доброй мо́лодець,
Ишше как тебе всё по имени назвать?
А и как по имени назвать да по отечесьву?
И ты королевич ли наехал, царевич ли?
200 А и ты из каких землей наехал да из каких же стран?»
И говорил-то князю Владимеру Дюк Степанович:
«Я не королевич, князь, да не царевич же,
А и не из дальних стран и всё да не приезжих же,
А из той ли той из Индии богатою,
205 Как богатою же Индии, именитою,
Как боярины же я да Елены Костентиновны
(Сын-то!)
А и уж я Дюк же сын Стёпанович!»
А и отходили тогда службы же церковные,
А и вси расходилисе народ да люди добрыя.
210 Ише тот-от князь Владимер Святослаевич
Ише стал звал Дюка сына Стёпановича
И как во свой-от-то во терем княженеськой-от
И как попить-то всё, покушати.
И тогда пошел-то к им же Дюк да сын Степанович,
215 Он пошел скоро́ по улицам славна города,
Он пошел с князём же всё со Владимером.

341

Заходили-то скоро́ во грины княженеськие,
И он садил-то Дюка сына всё Степановича
Он за те все столы да за окольния,
220 Он за те ли всё за скатерти за браныя,
И за те ли-то садил за ествы саха́рные,
Как за те ли всё за питья за дороги заморские,
И он усадил его во большо́ место́ во почесьноё.
А они сидели пили всё да и кушали,
225 А и только Дюк-от сын Степанович сидел не ел, не пил,
А и вон не ел, не пил сидел да всё не кушал-то,
А он колачик-от мякиш ел да корку под стол бросал.
А и тут Владимёр-князь Святослаёвич,
А и он увидал-то, заметил Дюка Степановича:
230 «Што же, Дюк сын да всё Степанович,
А и ты у мня ешь-то хлеб, мякиш-то под стол бросашь?»
И говорил-то тут боярин-от Дюк сын Степанович:
«А и уж ты ой еси же, князь Владимер Святослаевич,
И што у вас-то колачики ем я всё, кушаю,
235 А у вас пахнут-то колачики на серу́ еловую.
А как у нас-то во Индии во богатою,
А как у моей-то у ро́дной матушки у Елены Костентиновны,
А у ей-то колачик-от съешь, другого хочитце,
А другой-от же съешь да третий с ума нейдет!
240 А как у моей-то у ро́дной матушки Елены Костентиновны
А как же печки-ти у ей да всё муравлены,
А и как помёлышки да у ей у ро́дной матушки,
А как помёлышка у ей да всё шелко́выя.
А о́на мочит мо́я родна матушка Елена Костентиновна,
245 А о́на мочит-то медовою водой же на́ под-то!
А и как уж ты ой еси же, князь Владимер Святослаевич,
А у вас опечки-ти все в комнатах да всё кирпичные,
(Уж начал хвастать-то, а мать-то не наказывала!)
А и как кирпичныя же печки же ти, помёлышка сосновыя!
А уж вы мочите помёлышка водой святой
250 Со Дунаю-то речки быстрою.
А и как у моей-то ро́дной матушки
У нас во Индеи богатою,
А во богатою во Индеи, именитою,
А у моей-то у ро́дной матушки у Елены Костентиновны,
255 Как у моей-то ро́дной у матушки сорок калацьницей,
Ай они пекут-то у ей колацики круписьцетые,
А и пекут-то также всё да как ись хочетсе.
А и как у вас-то, князь Владимер, во городи во Киеви
Ай ише улици у вас да всё же грязныя,
260 Как уж как грязныя же всё грязью осённою,
А и у вас мосты-ти всё во Киеви нехорошие,
А и замарал свою дорогую шубочку соболиную,
Замарал я свои башмачки-ти всё сафьяные.
А и как у моей-то у родимою у матушки,
265 Как у Елены у Костентиновны, улици всё хорошие,
А и как у вас-то всё во городи во Киеви
Ишо дома-ти все настроили всё нехорошие.
А и как у той ли у нас во Индеи богатою,

342

Как богатою во Индеи, именитою,
270 А и как у моей-то у ро́дной у матушки, у Елены Костентиновны,
А и как именьица-богасьвица не сосцитать бу́дет,
А и так же, князь же всё Владимиру, не подумати, —
А и как у моей-то ро́дной у матушки Елены Костентиновны
А и одной сбруды счету не дать будёт,
275 А и как моих-то подвиг да всё же рыцарьских,
А ище рыцарьских-то моих да богатырьских всё».
А уж как тут говорили князю́ Владимеру,
А и говорили тут его бояра любимые:
«Уж ты ой еси же, наш князь Владимер же,
280 Ты Владимер-князь же всё да Святослаевич,
А ето наехала скоморошина из чиста́ поля,
А он убил, я думай, короля-царя,
А он снял с них дорого́ пла́тьё же цве́тноё.
А он веко́м же етого платья не видывал,
285 А потому, шшо он смотри́т на себя, усматриват,
А он веко́м его да всё не нашивал!»
И князю-ту Владимеру за беду пало́,
За беду пало́ да за обидушку показалосе, —
А што пустым-то нетом наехал скоморошина
290 Из чиста́ поля́, расхвастал, расхвастался.
И говорил-то князь Владимер таковы слова:
«А уж вы ой еси, кого послать мне во Индею богатою?
А во богатою во Индею именитую?
Послать-то всё обценшичков обценить же всё,
295 И пусь обценят-то всё его именьицо-богасьвицо!»
А говорил тогда боярин-от Дюк сын Степанович,
И говорил же он же князю всё Владимеру:
Уж ты ой еси, к(ы)нязь Владимер Святослаевич,
И не посылай-ко-се обценщичков во Индею,
300 Как во Индею ешшо да во богатою,
А во богатою во Индею именитую,
А не посылай-ко-се Алешеньку Поповиця,
Как Алеши-то Поповицю не выехать будёт,
А он же роду-ту же всё да он попоського,
305 А и попоського роду-ту всё завидного.
А посылай-ко-се же ты Илью, Илью Муромца,
А Илью Муромца же сына всё Ивановича,
А во-вторых-то посылай Добрынюшку Никитича,
А они оценят-то, опишут ихнее именьицо-богасьвицо!
310 А уж ты ой еси же, князь да всё Владимер же,
А на чернила ты продай город Чернигов-от,
А на бумагу-ту продай да славной Киёв-град.
А ты тогда-то посылай обценшичков описывать,
А ты описывать же Индею богатую,
315 А как богатую же Индею, именитую!»
И тут же скоро князь Владимер посылал же он,
А он обценшичков же Илью да Илью Муромца,
Добрынюшку-ту всё же он Никитича,
А во-третьих-то посылал Олешеньку Поповиця.
320 А и тут садилсе Дюк-от сын да всё Степанович,
Он садилсе скоро он да на ремча́той стул,

343

И брал в руки́ скоро́ он перышко лебединоё,
А и он писал-то скору грамотку скорописцету
Он на той ли-то на беленькой бумажечки
(На ербовой белой бумажечки),
325 А он писал скоро́ своей матушки родимою
Как Елены-то писал да Костентиновны,
Скорописцету писал он ей же грамотку,
Описал што видел всё во городи во Киеви.
Он привязал свою-ту грамотку ко добру́ коню,
330 Ко добру́ коню своёму богатырьскому,
И он ко тем-то к стременам да ко золоченым-то.
А и он спускал своего добра́ коня да богатырьского,
А и он спускал его домой во Индею богатою,
А и как богатою во Индею, именитою,
335 А и ко родимой ко своей да родной матушки,
Как ко той ли ко Елены Костентиновны.
Побежал его да доброй конь далече же,
И далече побежал да во чисто́ по́лё,
А и зар(ы)жал-то он же голосом кониным-то,
340 А и расставалсе со своим любимым хозяином,
А и как со Дюком он же со Степановичем.
И засадил тогда же князь Владимер Дюка Степановича
А он во те́мную садил его во те́мницу,
А и заключил его в злодеюшку заключебную.
345 И прибегал-то е́го доброй конь во Индею,
Во богатою во Индею, именитою,
Ко его-то ро́дной матушки к Елены Костентиновны.
А и как заржал-то он же голосом лошадиным-то,
Услыхали тут же Дюковы караульшшички,
350 Выбегали скоро они да всё на улицю,
Увидали-то добра́ коня богатырьского
Как же Дюкова сына да всё Степановича.
Как у коня-то увидали суночку-котомочку,
Ише суночка-котомочка была рыта бархата,
355 А и дорогим-то росшита была красным золотом,
А и россажена была ета суночка дорогим да скатным жемчугом.
А и как тут отвязывали суночку-котомочку,
А из суночки-то розвязывали, вынимали они,
Вынимали скору грамотку скорописцету,
360 И они прочитывали грамотку скорописцету.
А й они пошли скоро́ долаживаться
А ко Дюковой-то ро́дной матушки,
А и как до Елены-то Костентиновны:
«Уж ты ой еси, наша любима боярина,
365 Ты Елена всё у нас да Костентиновна!
Как прибежал-то из города из Киева
А ише конь-от, лошадь у нас да богатырьская.
А и как же Дюка нет у нас Степановича,
А и как у нас он посажон во тёмны те́мници.
370 А и как у князя-то же всё да у Владимера
Заключили его в злодеюшку заключебную,
А и он же хвастал-то своим именьицом-богасьвицом.
А и как же едут-то из города из Киева,

344

Как от князя-то да едут от Владимера,
375 Как обценивать твое всё именьицо-богасьвицо!»
А и тут Елена-то Костентиновна скоро вставала она
А со той ли со кроваточки кисовою,
Она со той ли со периночки пуховою.
А и одевали ей нянюшки всё же, мамушки,
380 Ишше сенны ей да красны девушки.
А ишше тут же говорили ей, россказывали,
А она тяжелёшенько воздохнула, сама проплакала:
«И говорила я своёму да чаду милому,
Уж я милому своему, родимому,
385 А и я премладому же Дюку сыну Степановичу:
„Ты поедешь во славной город Киев-от,
Ты не хвастай своим именьицом сиротским-то,
А то пошлет-то князь Владимир нам обценшичков,
И всё опишут нашо именьицо-богасьвицо!“».
390 И в ту же пору, в то время едут обценшички,
И они не можут найти Индеи богатою,
А што богатою же Индеи, именитою.
Ездят, ездят по темну лесу дремучему,
А как остановили-то своих добрых коней богатырьских-то,
395 А они привязали-то их ко лесиночкам-то дремучим-то,
(Уж Илья Муромець был не хитрой-то!)
А и вылезли-то на лесину они высо́ко-то,
И смотрели во трубочки подзорныя,
Увидали-то же они Индею богатою,
И а што богатою же Индею, именитою, —
400 А как будто на домах пекёт да красно солнышко.
А как видно Дюк-от да сын Степанович
По́слал ско́ру-ту же он да всё да ско́ру грамотку
Ко своей-то он да же и ро́дной матушки,
А ко Елены-то же он да Костентиновны.
405 А и как завидели они Индею богатою,
А и тут приехали скоро́ они во Индею богатою,
Как ко Дюку-ту ко Степановичу,
И ко его-то они наехали к ро́дной матушки,
И ко Елены-то вони да Костентиновны,
410 И ко его-то они наехали подворьицю,
И где-ка жил-то же Дюк да сын Степанович.
Ишо што у Дюка-та подворьицо на семи верстах,
И на семи верстах, на семидесяти семи столбах,
А ише кажной же столбичок был же точёной,
415 А ише точёны были же да золочёные.
А на дому-ту у его крыши всё золоты́ блестят,
А и застречали тут же Дюковы караульшшички,
А и как стречало их тут да счету не дать будёт.
А и стречали-то Дюковы всё придворнички,
420 И они шли-то заходили по тёплым каледорам-то,
А и постречали-то Дюковы всё привратницы,
Ай они все-то принаряжены в рытом бархати.
Уж тут кланялись обценшички Дюковой ро́дной матушки:
«Уж ты здрастуй-ко, здрастуй, Дюкова ро́дна матушка!
425 Ты Елена-то всё да Костентиновна!»

345

А ответили же тут Дюковы прислужницы:
«А мы не Дюковы же всё да ро́дны матушки, —
Уж мы Дюковы же всё да мы прислужницы!»
И-й оны идут опять по тёплым каледорам же.
430 И как постречалисе же Дюковы рукомойницы, —
Много-много их же тут, да счет не дать буде́т.
И они в шелку идут, всё убраны все в се́ребри.
И тут же кланялись обценшички Дюковой ро́дной матушки:
«Уж ты здрастуй, здрастуй, Дюкова ро́дна матушка,
435 И ты Елена же всё здрастуй Костентиновна!»
Отвечали же тут всё да рукомойницы:
«А и мы не Дюковы же всё да ро́дны матушки!
А уж мы Дюковы же всё да рукомойницы,
А мы стирам бельё да на Дюка сына Степановича,
440 На его стирам же мы да ро́дну матушку,
А на Елену ту же мы да Костентиновну!»
Тут идут опять обценшички по каледорам всё, —
И постречалисе тут Дюковы колачницы,
А идут они вси в серебру, в жемчугу,
445 А они кланялись же низёхонько:
«Уж ты здрастуй-ко, здрастуй, Дюкова ро́дна матушка,
А ты Елена же всё да Костентиновна!»
Отвечали тут же Дюковы колачницы:
«А и мы не Дюковы же всё да ро́дны матушки,
450 Уж мы Дюковы же всё да мы колачницы,
А мы пекём-то про Дюка сына Степановича,
А про его-то мы пекём да ро́дну матушку,
Мы Елену-ту пекём да Костентиновну.
Уж мы беленьки им пекём да всё колачики».
455 А и как пошли опять как вперед да всё обценшички, —
А и постречалась Дюкова ро́дна матушка,
А и как ей двое-трое ведут под руку праву́,
А под леву́-ту ведут да всё же мамушки.
И вся во золоти идёт Дюкова ро́дна матушка,
460 Как блестит на ей всё как да платьё цве́тноё,
И тут подходили-то обценшички ко Дюковой ро́дной матушки,
Как ко Елены-то они да Костентиновны,
А и кланялись они ей да всё низёхонько:
«А уж ты здрастуй-ко-се, Дюкова ро́дна матушка,
465 Ты Елена всё здрастуй Костентиновна!»
А и говорила тогда Дюкова ро́дна матушка:
«Уж вы здрастуйте, мужики обценшички,
А вы приехали ко мне во Индею богатую,
А во богатую во Индею, именитую,
470 А вы описывать моё именьицо сиротскоё.
А пусть князь Владимер продаст да всё Чернигов-град,
А на бумаги-ти пусь продаст да славной Киёв-град»,
И тогда-то приезжайте всё описывайте
И моё именьицо тогда, моё богасьвицо.
475 И вы пойдемте, мужики вы всё обценшички,
А засадили вы моего да чада милого,
Засадили во темницы во тёмные
Вы премла́дого у мня Дюка Степановича.

346

А за чего его засадили? Всё за правду-ту.
480 А он же хвастал всё именьицом своим богасьвицом,
Он князю Владимеру же сказывал же правду сушшую,
А не поверили вы его словам же верным же.
И вы подемте-ко я покажу своё именьицо!
И вам писать будёт три годика, не описать будёт
485 А моего именьица же моего богасьвица!»
А и повела она обценшичков-мужиков же всё,
А повела она к своей да золотой казны.
А как на том бело́м на двори
Висят бочки-сороковки всё с красным золотом,
490 На цепочках-то веся́т на серебрянных,
А на другой стороны веся́т бочки с цистым се́ребром.
А как повела она по белу двору открытому,
А и как бежала реченька не очунь глубокая,
А как на реченьки выливалось у их чисто се́ребро.
495 А и повела тогда же Дюкова ро́дна матушка
Их где в избу, где-то ве́сла сбруда лошадиная
И от тех-то от коней богатырьских же,
И ве́сло, ве́сло-то премножестьво — счет не дать бу́дёт,
И как не дать счету, не описать будёт.
500 И она блестела ишшо сбруда вся на золоти,
И она блестела вся на се́ребри.
А и тут же повела она тут где было́ Дюково цве́тно платьице,
А и отпирала она же комнаты же высокие,
Где как было́ его пла́тьё было цве́тноё,
505 И как завешено же все спички, наполнено.
И тут говорила-то обценщичкам ро́дна матушка,
Как Елена говорила им Костентиновна:
«А уж вы ой еси, мужики же вы обценщички,
И поезжайте вы во славной город Киев вы,
510 И вы скажите-ко вы же князю всё Владимеру,
А как Владимеру же князю Святослаевичу,
И нехорошо ему же так да всё же делать-то —
А позасадить-то моего да чада милого,
Чада милого моего любимого,
515 Да рыцаря-то у мня его прехитрого,
А у мня прехитрого́ у мня Дюка, премудрого,
А и как могучего же его да всё бога́тыря!»

(Тут всё кончаетсе. Боле не могу вспомнить).