ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ, ЕГО ЖЕНА И АЛЕША ПОПОВИЧ
Ох как во сла́вноём во городе во Киеве,
Да у ласкового у князя у Владимира, —
А ще ласковой-то князь да стольнё-киевской
В одну пору, в одно времечко
Он завел-то вот и славной тут честный пир,
Вот и открывал-то он честно́е пированьице,
Пригласил к себи всих кня́зей да всих бояринов,
Уж он русскиих могучиих бога́тырей,
Полени́ц призвал к соби уда́лыих.
10 Да увси тогда на пир прибиралися,
Да увси они да на пиру да разгулялися,
Они увси ту на пиру да угощалися,
Они вси тут да принапилися,
Они сделались вси да в хме́льном разуме,
Ах и вси тогда они, тогда порасхвастались:
Ой да умной хвастал-то всё житьем своим,
А безумный-то хвастал всё богачеством,
Да иной-то тут всё цве́тным платьицом,
Да который-то похвастал да добры́м конем,
20 А и Дюк Степанович — своею удалью,
Да Олешенька Попович — да своею смелостью,
А Чурила да Шаплёнкович — своим наречием.
Говорил тогда Василий свет Буслаевич:
«У меня таперь, у доброго у молодца,
Куньи шубоньки висят у нас не ношены,
Добры комони стоя у нас не езжены,
Золотой казны да сметы нет».
А един тогда Добрыня свет Никитинич,
Он один ничим не хвастаё.
30 Говорил тогда-от князь да таковы слова
Он Добрынюшке Никитичу:
«Вот вси-то у меня-то тут расхвастались,
А что же ты, Добрыня свет Никитинец,
Да е один ничим не хвастаёшь?»
237
Отвечал в ответ Добрыня таковы слова
Он и князю да Владимиру:
«Ах вы ласковой да князь красно солнышко!
Не осмелюся теби́ да сло́ва вымолвить,
Вот и нечем топерь мни выхвастывать:
40 Ах и нету ни именья, ни богачества,
Ах и нету-то без счету золотой казны, —
Только есть одна по ндраву молода жена,
Молода жена, да любима́ семья,
Любима семья, Наталья свет Никулична».
В тую пору, в тое времечко
Разгневались-то тут русские богатыри
На того-то на Добрыню на Никитича,
Насказали оны князю да й Владимиру,
Что и есть в поли́ топерь наездники, —
50 А и ищут-то оны топерь да поединщика:
«Да нам нет кого туды отправити,
Окромя того Добрынюшки Никитича.
У Добрынюшки есть силушка великая,
У Добрынюшки лошадушка звериная, —
Приочистит вси широкие дороженьки,
Тогда и смело нам везди выезжать буде́т».
Они думали, скорёшенько придумали,
И скоренько да надумали, —
Да назначили Добрыню тут на за́ставу.
60 Говорит тут князь да стольно-киевской:
«Ты послушай-ка, Добрыня свет Никитинич!
Поезжай-ка, брат, на заставу,
Поезжай-ка, отправляйся, брат, немедленно,
Очищай ты вси широкие дороженьки,
Чтобы смело нам везде да выезжать будё;
Не надолго поезжай — на двенадцать лет».
Тут стоял тогда Добрыня на резвы́х ногах,
Становился на гридню на столовую, —
Задрожали у него да резвы ноженьки,
70 Помутились у него да очи ясные,
Ай поблекло у него да личко белое.
В тую пору, в тое времечко
Стал Добрыня свет Никитинич,
Он кресты положил по-писа́ному,
Все поклоны он провел по-ученому,
На вси на́ три тут, на четыре на сторонушки,
А и князю-то Владимиру в особину,
Отправился со пиру он со честного,
238
Выходил час со терема высокого,
80 Со палаты белокаменной,
И он по лестницам-то шел — слезно плачется,
Он к дверям-то — богу молится.
Выходил со того двора широкого,
Подходил к свому двору широкому,
Подходил ко палаты своей каменной.
В тую пору, в то́ё времечко
Как сидела-то родитель ёго́ маменька,
Пожила вдова Офимья Александровна,
Во высоком злаченоем во тереме,
90 Под коситчатым окошечком,
Вот смотрела сквозь хрустальнё стеколышко, —
Увидала тут Добрынюшка Никитича
Да й проход со пиру тут со че́стного.
Как тогда Добрыня свет Никитинич
Он взошел да на широкий двор,
Не входил в палату белокаменну,
Не являлся он в высок тере́м,
Заходил прямо во стойло лошадиное,
Уж и брал он там ко́ня доброго,
100 Золоту узду он брал тогда со стопочки,
Шолкову́ю плеть со гвоздика,
А черкальска седелышко со местичка,
Выходил да на широкой двор.
Говорила тут Офимья Александровна
Да й Настасье свет Микуличной:
«Как прошел-то й наш уда́лой добрый молодец
Он й с пиру и с честного;
Он и шел и с пиру, не весёл прошел,
Не весёл прошел, не радошен,
110 Преклонивши младая головушка,
Изменивши да личко белое,
Утопивши у него да очи ясные
Ах да во матушку сыру землю́.
Не является он что-то во высок терем».
Говорила тут Настасья свет Никулична:
«Ой бежи-ка ты скорее во широкий двор,
Уж и где он теперь да проклаждается,
К нам во терем что же долго не является?»
Тут бежала да Офимья Александровна,
120 Ах скорешенько бежала на широкий двор,
239
Увидала своего да сына милого,
Увидала тут Добрыню свет Никитича:
Он уздает-седлает коня доброго,
Полагает он войлучки мягкие,
Ой на войлуки седелышко черкальское,
Он затягивает затяжечки шелко́вые,
Затягивает он пряжечки злаченые, —
Тут затяженьки, пряженьки от дождичка не ржавеют.
Подходила тут родитель его маменька,
130 Ай честна вдова да Офимья Александровна,
Говорила ему да таковы слова:
«Ну вот а й мое да чадо милое!
Что же ты и с пиру не весёл пришел,
Не весёл пришел, не радошен?
Или место там тебе было не по́ чину,
Или чарой там тебя прио́бносли,
Ли какая собака приоблаяла?
Наконец, куда топерь да отправляешься,
Да далече ли топерь да отдаляешься,
140 К нам во терем ты да не являешься?
Нам когда тебя топерь в окошечко посматривать?»
Тут Добрынюшка-то маменьке говаривал,
Да своей-то он родименькой высказывал:
«Ты не спрашивай, родитель моя маменька,
Ты не спрашивай меня, да не выведывай,
Моему топерь ретивому сердеченьку
Не давай ты мне великоей надзолушки.
Уж как ты меня несчастного спородила!
Зародила ты на свет меня несчастного,
150 Зародила неталанного,
Зародила ты на свет меня несмелого,
Зародила ты нерезвого,
Спородила ты меня да неудалого.
Уж ты лучше бы меня да не родила бы,
Уж ты лучше во чреви́ да задавила бы,
Да во сыром дубу ты меня да заморила бы,
Во синём мори́ меня затопила бы,
Да на белый свет меня да не спустила бы.
Уж я лучше бы, молоде́ц, неро́жен был,
160 Уж я лучше бы неро́щен был,
Всё бы лучше бы мо́лодец неженен был,
Уж и лучше бы на пир неприглашеный был.
Зародила б ты, родитель меня маменька,
240
Уж ты удалью в Дюка Степановича,
По наречью в Шурилу Шаплёнкова,
Уж ты смелостью в Олёшуньку Поповича.
Уж как был-то я на честно́м пиру,
Было место мне да и по́ чину,
Да и чарой-то меня не обно́сили там,
170 Никакая тут собака не облаяла.
Вот и вси-то на пиру да напивалися,
Вот и вси-то порасхвастали;
У меня-то как, у доброго у молодца,
Не хватило разума в головушку,
Да на малой не хватило на единый час, —
Уж я глупой-неразумной повыхвастал,
Уж похвастал я да молодой женой,
Молодой женой, да любимо́й семьей,
Любимой семьей, Настасьей свет Никуличной.
180 Рассердились тут ведь русские богатыри
На меня теперь, на доброго на молодца,
Насказали-то князю да й Владимиру:
«А и ищут соби да поединщика наездники,
А нам ведь некого отправить ё,
Окромя нам Добрыни свет Никитича».
Вот назначили меня топерь на заставу,
Не надолго — на двенадцать лет.
А ты бежи скорей во высок терем
Да скажи Настасье свет Никуличной:
190 Если хочет увидать — пускай сейчас придет,
А не хочет увидать — пускай к окну не идет».
Они с маменькой тогда да распрощалися,
Они горькима слезамы обливалися.
Тут побежала-то Офимья Александровна
Да скоренько во высок терём,
Говорила тут Настасье свет Никуличне:
«Ты сидишь ты во высокоём во тереме,
Над собой ты невзгодушки не ведаёшь, —
Ведь уезжаёт-то свет наше й любимоё,
200 Отъезжаёт-то наш удалой добрый молодец,
И седлает-уздает-то коня доброго,
Ты бежи скорее топерь на широкой двор,
Ты выспрашивай его, да выведывай,
Нам когда его пождать, когда в окошечко посматривать».
Тут бежала Настасья свет Никулична
Да скоренько да на широкой двор,
Увидала там Добрынюшку свет Никитича:
241
Он сидит да там на добром коне,
Он да держит-то во ручке плеточку шелко́вую.
210 Подбегала она тут к нему скорёшенько,
Забегала-то с плеча, да боку правого,
Да ко той ко правой стремяночке,
Тут смотрела она на него еще прямёшенько,
Говорила ему она милёшенько:
«Ай же ты Добрыня свет Никитинич!
Ты куда топерь от нас отправляешься?
Ты далече ли отдаляешься,
Нам во терем сегодня не являешься?
Нам когда тебя пождать, когда в окошечко посматривать?»
220 Тут сидел-то Добрыня свет Никитинец,
Шелко́вой плеткой частёшенько помахивал,
С молодой женой Добрыня разговаривал,
Говорил он ей таковы слова:
«Ну вот а й да ты моя да молода жена,
Молода жена, да любима́ семья,
Любима семья, Настасья свет Никулична!
Когда ты про заставу стала выспрашивать,
Тогда я буду тебе рассказывать.
Уезжаю я топерь на заставу,
230 Не надолго уезжаю — на двенадцать лет.
Уж ты год не жди меня, другой не жди,
Ты на третий год в окошечко не взглядывай.
Уж как буду я стоять я там на заставы,
Не приеду к вам домой да из чиста поля.
Приезжать к вам будут гости да немилые,
Привозить вам будут вести нехорошие:
«А и нет в жива́х Добрыни свет Никитича,
Отрублена его буйная головушка», —
Ты не верь, Настасья свет Никулична,
240 Ни князьям не верь, и ни бояринам,
И ни могучиим богатырям.
И частёшенько будут приезживать,
И близёшенько будут подхаживать,
Да милёшенько вам будут разговаривать,
Да в очах будут тебя обманывать,
А и замуж-то тебя будут тут подсватывать, —
Ты жди того времечки двенадцать лет;
На проход будет времени двенадцать лет,
Как не приеду если со чиста поля,
242
250 Ты не верь, моя Настасья свет Микулична,
Ты частёшенько в зеленый сад похаживай,
На кудрявые рябиночки посматривай:
Как приле́тит тут голубь со голубкою,
С куста на́ куст будут перелетывать,
Промежду́ собой будут возгуркивать,
Что нет жива́ Добрыни свет Никитича,
Да отрублена та й буйная головушка,
Он головушкой лежит да под ракитов куст,
А резвыма ногамы ко Пущай-реки,
260 А сквозь толстые кудёрышки трава растет, —
Ты потом, моя Настасья свет Никулична,
Хоть вдовой живи, да хоть заму́ж пойди,
Хоть за кня́зей поди, хоть за бояр поди,
Хоть за русскиих могучиих богатырей,
Только не ходи-ка ты, Настасья свет Никулична,
Ты за смелого Алешу за Поповича,
Та й за женского насмешника».
Ах и тут у Настасьи свет Никуличной
Задрожали ручки белые,
270 Ах подрезало у ё и ножки резвые,
Помутились очи ясныё,
Вот поблекло у ей-то личко белоё,
Она горькима слезами тут заплакала,
Не могла стоять на резвыих на ноженьках,
Тут упала о сыру землю.
Приклонился тут Добрыня свет Никитинич,
Он прощался с своей молодой женой, —
Она видела Добрыню только сядучи,
Не видала с ши́рока двора поедучи.
280 Не воротамы поехал тут широкима,
Да скочил-то через стену городовую,
От ёго пошли поездки богатырские,
От коня пошли поступки лошадиные, —
А в чистом поли пыль столбом стоит.
Тут отправился Добрынюшка на заставу,
Он далече во чисто полё,
Уж и как стал да й Добрыня свет на заставы.
Тут неделя за неделей быдто дождь дожжит,
Месяцы идут, как ручей бежит,
290 А и времечко идет, как река шумит, —
А не видно тут Добрыни из чиста поля.
243
Как прошли тут времечка три года́,
Тут не видно Добрыни из чиста поля.
Приходила тут родитель его маменька,
Пожила вдова Офимья Александровна,
Приходила она тут ко князю ко Владимиру,
Горько-тошно тут она да покорялася,
Она низко да поклонялася:
Тут не белая березка к земли клонится,
300 Не сучечки ко земли да приклоняются,
Не листочки по земли да расстилаются, —
Поклоняется да родитель его маменька.
Говорила-то тут-ка князю таковы слова:
«Ай же ты князь красно солнышко!
Ты за что послал моего чада милого,
Чада милого, дитя любимого,
Вы отправили его теперь на заставу,
Вы безвинного его, да беспричинного?
В первой винушке вы простите-ка,
310 Да со заставы его да воротите-ка».
Отвечал-то князь во ответ да стольнё-киевской:
«Вот приказа́нное да пополнять надо́».
Теперь времечко будто дождь дожжит,
Теперь месяцы́ идут, что ручей бежит,
А наше времечко идет, что река шумит, —
Как прошло того времени шесть годов,
А не видно Добрынюшки с чиста поля.
Тут отправил тут князь да стольно-киевской
Тут Олешеньку Поповича
320 Да узнать о Добрынюшке Микитиче,
Он послал его во чисто поле.
Он приехал со чиста поля
Ко князю ко Владимиру,
Говорил он да таковы слова:
«Что нет жива Добрыни свет Никитича,
Да и отрублена да буйная головушка, —
Он головушкой лежит под ракитов куст,
А резвыма ногамы ко Пущай-реки,
А сквозь желтые кудерышки трава растет».
330 Говорил тогда-от князь да стольно-киевской:
«Поди съезди ко Настасье свет Никуличной,
Ко Офимье Александровной,
Ты снеси-ка весть нерадостну».
244
В одну пору тут тогда, в одно времечко,
Тут приехал тогда Олешенька Попович вот,
Без доклада он приехал на широкий двор,
Не воротами широкима,
А скочил через стену горо́довую,
А слезал да со добра коня,
340 Привязал коня доброго
Ко тому столбу да ко точеному,
Ко тому кольцу да золоченому.
Он без допросу идет в палату белокаменну,
Он явился во высок терём,
Становился на гридень на столовую,
Он кресты полагал да по-писаному,
Вси поклоны тут провёл тут по-ученому,
На все на три, на четыре на сторонушки,
Да Добрынюшкиной маменьке в особину.
350 «Уж ты здравствуй-ка, Добрынюшкина маменька,
Пожила вдова Офимья Александровна!
Я приехал-то топерь да из чиста поля,
К вам привез да весточку нерадостну, —
А вот нет жива Добрыни свет Никитича,
Ай отрублена у него-то буйная головушка».
Вот тут горько-тошно порасплакались
По Добрыне по Никитиче,
Вот уехал тут Олеша с широка двора.
Прошло времени опять, как дождь дожжит,
360 Год за годом, как река бежит,
Прошло того времени девять лет, —
Нет Добрынюшки Никитича с чиста поля.
Стал частёшенько Олешенька поезживать,
Стал Добрынину жену заму́ж посватывать.
Как прошло-то ровно времени девять лет, —
Не приехал-то Добрыня со чиста поля.
Тут приехал князь со княгинею,
Со Опраксией Никуличной,
Да с Олешенькой Поповичем, —
370 Они сватать Настасью свет Никуличну
За Олешу свет Поповича.
Принимала тут Настасья свет Микулична,
Принимала она тут дорогих гостей,
И угощала она да гостей милыих;
Она князя подарила полотёнышком,
Да княгиню тут косиночкой,
245
А Олешу угостила калено́й стрелой,
Говорила ему да таковы слова:
«Уходи-ка ты, кабацкая подпорина,
380 Уходи-ка ты, табачная заморина,
Уходи ты со терема высокого,
Уезжай с двора от нас широкого,
Чтобы век ко мне да не подхаживать,
И на нашу б палату не засматривать».
Уезжал тут князь да со княгинею,
Со Олешею Поповичем.
Как сполонилось тому времени двенадцать лет, —
Не видно Добрынюшки с чиста поля,
Приехал-то да князь со княгиною,
390 Со Олешенькой Поповичем —
Сватать снова Настасью свет Никуличну.
Да й сосватали Настасью свет Никуличну
За Олешеньку Поповича,
Не охотою взяли́ — неволею.
Развели тута они да славный пир,
Тут открыли они славно пированьицо,
Развели тут они пир на двенадцать дён,
Тут ведут они да славный честный пир.
В одну пору, в одно времечко
400 Как сидел Добрыня свет Никитинич,
А под кустышком сидел да под ракитовым, —
Прилетели тут голубь со голубкою,
С куста на́ куст они стали перелетывать,
Да промеж собой стали возгуркивать:
«Вот сидит-то Добрыня свет Никитинец
Да под кустышком ракитовым,
Над собой-то он незгодушку не ведает, —
Как его-то молода жена замуж идет
За Олешеньку Поповича,
410 Не охотою идет — берут неволею,
Вот ведут пир на двенадцать дён».
Разгорелось у Добрынюшки сердеченько,
Расходилася вся сила богатырская,
Как скочил-то он скорее на резвы́ ноги́,
Он садился на добра коня,
Он отправился скорешенько с чиста поля,
Удалялся он со заставы,
Он поехал в свою сторону.
В тую пору, в тое времечко
246
420 Вот сидела родитель его маменька
В высокоём злочёноём во тереме
Под косивчатым окошечком,
Ой смотрела во хрустальное стеколышко,
Ай далече-то й смотрела во чисто поле,
Тут ронила-то она-то слезы горькие,
Поминала сына ро́дного.
Наглядела там далёко во чистом поли, —
Как не черный ворон с поля пу́рхае,
А и едет со чиста поля наездничек,
430 Подъезжает ко ею́ широку двору,
Бело личинько чернёшенько,
А одёженька на ём вся грязнёшенька,
На лошадушке сидит будто лесовый зверь;
Заезжал-то прямо на широкий двор, —
Не воротамы поехал он широкима,
Он скочил-то через стены городовые,
Да слезал да со добра коня,
А спустил коня да на широкой двор,
Он пошел в палату белокаменну,
440 Он по лестницам пошел — да слёзно плачется,
По дверям там — сам он крестится,
Пошел Добрыня во высок тере́м,
Становился он на гридню на столовую,
Он кресты тут положил да по-писаному,
Вси поклоны тут провел да й по-ученому.
«Уж вы здравствуй-ка ты, Добрынюшкина маменька,
Пожила вдова Офимья Александровна!
Я приехал-то теперь да из чиста поля,
Уж как я вам от Добрынюшки поклон привез.
450 Скоро Добрынюшка прибудет к вам».
Отвечала как Офимья Александровна,
Говорила она да таковы слова:
«Ай же ты незнаем добрый молодец!
Не говори ты мни таких соби́ обидных слов,
Не делай моему ретивому сердечушку надзолушки:
Двенадцать лет прошло, как Добрынюшки живого нет,
А Добрыни молода жена замуж идет
За того ли за Олешу за Поповича,
Не охотою идет — берут неволею;
460 Да назначен теперь да пир да на двенадцать дён».
Говорит тогда Добрыня свет Никитинец:
«Ай же ты Офимья Александровна!
247
Уж ты дай-ка мне одёженьку Добрынину,
Уж ты дай-ка мне гусе́лышки Добрынины, —
Я пойду туды на славный пир».
Говорит тогда Офимья Александровна:
«Не проси-ка ты одёженьку Добрынину,
Не проси-ка ты гуселышки Добрынины,
Не ходи ты да на славный пир:
470 Да везди ту у дверей-то караул стоит,
Не пропустят тебя на славный пир, —
Один ты туда незван идешь,
Не оставят тебя там во живности,
Унесешь тогда ты одёженьку Добрынину,
Изведешь ты только гуселышки Добрынины,
Оставь ты мне их на погляженьице».
Говорит Добрыня свет Никитинец:
«Дашь одёженьку — возьму,
Да и не дашь — возьму;
480 Дашь гусёлышки — возьму,
Да и не дашь — возьму;
Благословишь — пойду,
Не благословишь — всё равно пойду».
Тут заплакала Офимья Александровна,
Принесла ему одёженьку Добрынину,
Принесла ему гуселышки Добрынины,
Принесла, заплакала горючьми слезьми,
Снабдила тут уда́ла добра молодца,
Да отправила на славный пир, —
490 Не узнала никак сына родного.
Вот подходит он ко палаты белокаменной,
Вот подходит он ко пиру да ко че́стному, —
Там везди да караул стоит,
Не пускает Добрынюшку на славный пир.
Рассердился тут Добрынюшка Никитинец,
Расходилось у Добрынюшки сердечушко,
Расходилась сила богатырская,
Как стал он руками поширкивать,
Как стал он гусёлками помахивать,
500 Куда ма́хнет — тут и улочка,
Перема́хнет — переулочек,
Как за руку захватит — рука долой,
А едному́ — голова долой.
Вот пробрался во палату белокаменну,
Вот явился он на славный пир,
248
Становился он на гридню на столовую,
Он крестя положил да по-писаному,
Вси поклоны он провел да по-ученому,
На вси на три, на четыре на стороны,
510 А и князю со княгинею в особину.
Говорил тогда князь да стольнё-киевской:
«Вот вси у нас-то гости званые,
Да и вси-то приглашеные,
А один-то гость незван пришел.
А куда же тебя, гостя, да посадить топерь?»
— «Куда посадится — я там сижу,
Что й достанется — то ем да пью».
Говорил тогда князь да стольнё-киевской:
«Твое место-то — за печкой за мура́воёй».
520 Вот заставился Добрыня свет Никитинич
Он за печку за муравую,
Стал Добрынюшка за печенькой постаивать,
Стал с-за печеньки частёшенько посматривать,
Говорил тогда Добрыня таковы слова:
«Мне позвольте-ка, пожалуста,
Хоть и раз сыграть в яровчаты гусёлышки».
Да й дозволили Добрыне свет Никитичу.
Стал за печенькой Добрынюшка постаивать,
Стал частёшенько с-за печеньки посматривать,
530 Стал веселёшенько в гусе́лышки выигрывать.
На пиру тогда игра да всим понравилась, —
Стоят естушки сахарные не ежены,
Стоят питьюшки не питые,
Стоят чарушки да не выпиты.
Говорит княгиня обручёная:
«Во эти-то гусе́лки прежний муж играл.
Вызывайте-ка с-за печки его с-за муравоёй,
Садите ко столу да ко честному, —
Пусть сидит, да где ему место нравится,
540 Угощайте его как и всих гостей».
Говорят Добрыне свет Никитичу:
«Садись к столу ко честному,
Садись, где место нравится».
— «Я желаю сесть супроти́в куто́в,
Насупро́тив самой княгини обручёноей».
А садился Добрыня супротив кутов,
Насупротив княгини обручёноей, —
Подносили ему чару зелена вина:
«Пей, незнаем добрый молодец!»
249
550 Говорит княгиня обручёная:
«Пей, незнаем добрый молодец,
Наместо моего мужа прежнего».
Стоял Добрыня на резвых ногах,
Брал чашу во праву руку,
Спускал туды злаче́н персте́нь,
Которы́м перстне́м с Настасьей обручалися,
Говорит Добрынюшка княгине обручёноей:
«Ну когда пригласили меня ко столу ко честному,
Ну пей теперь, княгиня обручёная,
560 Пей ты чару зелена вина.
Если хочешь ты видать да добра старого,
Выпивай-ка эту чару ты до донышка;
А если пьешь до дна — узнае́шь добра,
А не пьешь до дна — не видать добра».
Взяла княгиня обручёная,
Взяла чару во белу руку,
Понабрала эту чару во праву руку,
Выпивала эту чару да в единый дух.
Выпивала княгиня обручёная,
570 Выпивала зелена вина,
Выпивала чару тут до донышка,
Увидала там злачён перстень,
Каковым перстнём да обручалися,
Говорила тут она да таковы слова:
«Целой век я не надеялась,
Что ведь мой-то муж на сем свете явится,
Да на мою теперь на свадебку объявится.
Да распекло теперь праведное солнышко
На мою на победную головушку.
580 Да не тот мой муж, что со мной сидит, —
А тот мой муж, что супротив стоит,
Супротив сидит да на меня глядит».
Тут окончила Настасья свет Никулична,
Скочила тут через столички дубовые,
Скочила через яствушки саха́рные,
Через питьица медвяные,
Через чарочки непитые,
Она брала-то Добрыню за белы руки,
Целовала его в уста сахарные,
590 Говорила тут тогда да таковы слова:
«Ай же ты да мой-то муж,
Ты Добрыня свет Никитинич!
Ой ты во той вины да не прощай меня,
250
Ты бери-ка да шелко́ву плеточку,
Уж ты бей теперь меня до смертельных ран».
Говорит тогда Добрыня свет Никитинич:
«Уж в этоей вины прощу тебя, —
Что не охотой идешь, берут неволею, —
А Олешеньку-то я не прощу топерь».
600 Как хватал Олешу за желты́ кудри́,
Выдерга́л Олешу с-за стола дубового,
Стал по терему Олешеньку потаскивать,
Стал гусе́льками Олешу поколачивать, —
У Олешеньки-то кости заряжайдали.
Говорит тогда князь да стольно-киевской:
«Ты оставь его на этот раз во живности».
И спустил тогда Олешу со белы́их рук, —
Хоть и битой Олеша, только смелой был.
Он ставал да на резвы ноги,
610 Он садился ко столу тогда ко честному,
Преклонил тут свою да буйну голову,
Говорил тогда вот он да й таковы слова:
«Ну вот всякой на сём свите пожонится,
Да не всякому жонитьба удавается:
Удавалася Добрынюшке Никитичу,
Не удалася Иванушку Годиновичу,
Хуже нет того — Олешеньке Поповичу.
Видно, только-то Олешенька женат бывал,
Верно, столько-то Олешенька с женой сыпа́л».
620 Говорил Добрынюшка да таковы слова:
«Уж вы правильно топерь да это сделали?
Я двенадцать лет как выстоял на заставу,
А он только отнял да от жива мужа́,
Только от жива мужа жену отня́л».
Становился он на гридень на столовыи,
Не полагал креста он по-писаному,
Не давал поклонов по-ученому,
Не кланялся ни князю, ни княгинюшке,
Ни князьям, да й ни бо́ярам,
630 Ни могучиим богатырям,
Уж взял с собой тогда он молоду жену,
Выходил в тот час со терема высокого,
Подходил к своёму́ двору широкому,
Ко палаты белокаменной.
Увидала тут их родима его маменька,
Ай честна́ вдова Офимья Александровна,
Увидала сквозь хрустальное стеколышко,
251
Выбегала-то на ши́рок двор,
Встречала она дорогих гостей.
640 Тут хватил он свою родитель-маменьку,
Да под правую хватил он тут под мышечку,
И занес ее да во высок терём.
Да и стали жить с Настасьей Никуличной,
Уж и стали жить да лучше прежнего.