489

ПРИМЕЧАНИЯ

490

491

В настоящем издании печатаются тексты, в своей совокупности образующие корпус классических былин и дающие представление о сюжетном богатстве русского героического эпоса. В издании не представлены сюжеты второстепенного значения, позднейшие по происхождению, зафиксированные в прозаических пересказах, в неполных записях, а также песни переходного характера — от былин к балладам или к историческим песням. Каждый сюжет демонстрируется одним полным текстом, отвечающим требованиям художественной цельности и сюжетной разработанности.

Любой былинный текст, независимо от его достоинств, не отражает полноты и многообразия сюжета, которые раскрываются лишь при ознакомлении с вариантами былины. Многие сюжеты известны в десятках полноценных вариантов, записанных в разное время в различных местах от разных сказителей. В вариантах находят отражение закономерный процесс множественной реализации эпического замысла (см. об этом вступит. статью), исторические сдвиги в осмыслении эпической средой содержания былин, культурно-бытовые напластования разного времени, творческая работа сказителей. Различия в вариантах нередко затрагивают существенные стороны содержания, характеристики персонажей, дают несходные художественные разработки одних и тех же эпизодов. В тех случаях, когда мы имеем дело с текстами одной былины, в которых существенно отличается изложение узловых моментов — сюжетные ходы, трактовки основных коллизий, — мы вправе говорить о наличии редакций или версий данной былины. Отдельные редакции находятся между собою в отношениях как взаимозависимости, так и независимой, самостоятельной реализации одного эпического замысла. Публикуемый в настоящем издании раздел «Приложение» преследует цель обогатить читательское восприятие былин в разнообразии их конкретных трактовок. Варианты представлены в «Приложении» в виде наиболее значимых и интересных фрагментов. Римская нумерация вариантов обозначает номер, под которым в примечаниях к основному тексту былины даются сведения и пояснения, относящиеся к фрагментам.

И основные тексты, и варианты выбраны для настоящего издания из авторитетных научных сборников, содержащих подлинные записи былин из разных мест России, производившиеся примерно с середины XVIII в. до середины XX столетия. Основная масса текстов отражает севернорусскую былинную традицию, незначительное число — традиции сибирскую, поволжскую, казачьих районов (Дон, Терек, Урал). Читатель должен иметь в виду, что степень точности записи былинных текстов в разных сборниках (и даже внутри одного сборника) неодинакова. Абсолютно точное воспроизведение поющегося былинного текста — со всеми повторами, частицами,

492

фонетическими нюансами — большая редкость. Чаще мы имеем дело с записями, в которых такие подробности текста, выявляющиеся в процессе пения, не воспроизведены или воспроизведены неполно.1

Все тексты в основном корпусе публикуются без каких бы то ни было сокращений. Слова, неудобные в печати, заменяются точками в угловых скобках. В тех случаях, когда тексты взяты из контаминаций (в которых произошло сращение былинных сюжетов), печатается только одна часть, что оговаривается в примечании. В текстах раздела «Приложение» допускаются незначительные пропуски стихов, содержащие повторения основного текста или малоинтересные подробности. Эти пропуски отмечаются строкой точек в угловых скобках.

Былины приводятся под названиями, привившимися в научной литературе, — названия, принадлежащие исполнителям или первым публикаторам, не учитываются. Разбивка текстов на стихи, сделанная собирателями или первыми публикаторами, как правило, сохраняется.

При подготовке текста былин в настоящем издании, как и в других современных изданиях фольклорных произведений научно-популярного типа, необходимо было учитывать, что собиратели по-разному воспроизводили собственно языковые особенности былинных текстов: одни (А. Григорьев, А. Марков) придерживались требований крайней фонетической точности, сохраняя в записях такие черты, как оглушение согласных перед глухими или в конце слов, пропуски звуков в известных сочетаниях, особую мягкость некоторых согласных в ряде северных говоров и такие ярко бросающиеся в глаза особенности фонетики, как цоканье и чоканье, оканье (ёканье) и т. д.; другие (П. Рыбников) лишь в минимальной степени фиксировали диалектные особенности в фонетике и даже подчас нивелировали диалектные морфологические особенности; третьи (А. Гильфердинг) искали средний путь, стремясь точно воспроизвести существенные, значимые диалектные черты с опущением тех, которые могли чрезмерно усложнить читательское восприятие текстов. Следовательно, записи разных собирателей дают очень большой разнобой и не могут подвергаться сплошной унификации. Задача составителя состояла в том, чтобы освободить тексты от крайностей и мелочных излишеств фонетической записи. Орфографическая упорядоченность распространена в первую очередь на передачу произношения безударных гласных, ассимиляции согласных по звонкости и глухости, произношения согласных в конце слов, твердости и мягкости шипящих и др. Записи были освобождены и от передачи таких диалектных особенностей, как цоканье и чоканье, мягкость ц (цярь), шш вместо щ (Идолишшо), повышенная мягкость отдельных согласных (полесьничек), другие фонетические тонкости, имеющие узколингвистический интерес. Все диалектные особенности лексики, морфологии, синтаксиса, зафиксированные в записях, сохранены. Пунктуация в значительной степени пересмотрена в соответствии с современными нормами и унифицирована.

Показанная собирателями расстановка ударений, отличающаяся от литературной нормы, сохраняется — в пределах данного текста — только первый раз и при повторениях опускается; смена ударений всякий раз отмечается. При этом необходимо иметь в виду, что в изданиях, из которых взяты тексты, расстановка ударений далеко не всегда достаточно последовательна, и в ряде случаев читателю приходится руководствоваться традицией и ритмикой строки.

493

Примечания содержат данные об исполнителе и месте записи. Время записи и регион сообщаются лишь в тех случаях, когда эти сведения отсутствуют в выходных данных соответствующего сборника, указанных в списке условных сокращений. Читателю, желающему получить подробные сведения о сказителях, об обстоятельствах записи и т. д., следует обратиться к сборникам, откуда взяты тексты (там же он найдет, как правило, сведения о хозяйствовании, о быте и культуре населения края, об обстановке исполнения былин и т. п.). Примечания включают также сведения о тексте былин, о сюжетах и малопонятных подробностях. Пояснения устаревших, диалектных слов вынесены в Словарь. Толкования слов даются применительно к их значениям в текстах былин.

Условные сокращения, принятые в примечаниях

Астахова-1, 2 — Былины Севера. Т. 1: Мезень и Печора / Записи, вступительная статья и комментарий А. М. Астаховой. М.; Л., 1938. Т. 2: Прионежье, Пинега и Поморье / Подгот. текста и коммент. А. М. Астаховой. М.; Л., 1951.

Публикация записей былин, сделанных во время экспедиций 1926—1933 гг. по следам старых собирателей — П. Рыбникова, А. Гильфердинга, А. Григорьева, Н. Ончукова и в местах, где прежде былины не записывались. Комментарии содержат библиографию вариантов былинных сюжетов и характеристику областных сюжетных редакций. В т. 1 также — библиография научной литературы о сюжетах и краткий обзор выводов исследователей по истории сюжетов.

Астахова-1958 — Илья Муромец / Подготовка текстов, статья и комментарии А. М. Астаховой. М.; Л., 1958 (Серия «Литературные памятники»).

Свод всех сюжетов об Илье Муромце. Приводится полностью по нескольку редакций и вариантов каждого сюжета. Реальный и исторический комментарий, полная библиография текстов по сюжетам.

БПЗБ — Былины Печоры и Зимнего берега: Новые записи / Издание подготовили А. М. Астахова, Э. Г. Бородина-Морозова, Н. П. Колпакова, Н. К. Митропольская, Ф. В. Соколов. М.; Л., 1961.

Сборник былин, записанных в 1940—1950-е гг. на Печоре и в конце 1930-х и в 1940-е гг. на Зимнем берегу Белого моря. Комментарии содержат сравнительную характеристику публикуемых вариантов. Приложены нотные записи.

Вар. — вариант, варианты.

Гильфердинг-1, 2, 3 — Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфердингом летом 1871 года: 4-е издание. М.; Л., 1949—1951. Т. 1—3. (Первое издание — Спб., 1873.)

Григорьев-1, 2, 3 — Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым в 1899—1901 гг. Т. 1, ч. 1: Поморье; ч. 2: Пинега. М., 1904. Т. 2: Кулой. Прага, 1939. Т. 3: Мезень. Спб., 1910.

494

Гуляев — Былины и песни южной Сибири: Собрание С. И. Гуляева / Под редакцией В. И. Чичерова. Новосибирск, 1952.

Записи былин сделаны в 1840—1850-е гг. в Алтайском крае.

Жданов-1895 — Жданов Ив. Русский былевой эпос: Исследования и материалы. Спб., 1895.

Жданов-1904 — Сочинения И. Н. Жданова. Т. 1. Спб., 1904.

Жирмунский-1974 — Жирмунский В. М. Тюркский героический эпос. Л., 1974.

Жирмунский-1979 — Жирмунский В. М. Сравнительное литературоведение. Восток и Запад. Л., 1979.

Известия-1, 2, 3 — «Известия Академии наук по отделению русского языка и словесности». 1852—1854. Т. 1—3 (раздел «Памятники и образцы народного языка и словесности»).

Киреевский-1, 2, 3, 4 — Песни, собранные П. В. Киреевским / Изданы «Обществом любителей российской словесности». М., 1860—1862. Вып. 1—4.

Кирша Данилов — Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым: 2-е дополненное издание / Подготовили А. П. Евгеньева и Б. Н. Путилов. М., 1977. (Серия «Литературные памятники».)

Сборник былин и других песенных жанров, дошедший в рукописи XVIII в. Первое собрание подлинных записей былин с нотами. Место записи по одним предположениям — Западная Сибирь, по другим — Урал. Впервые в неполном виде сборник был издан А. Ф. Якубовичем в 1804 г., затем более полно — К. Ф. Калайдовичем в 1818 г. Первое научное издание — под редакцией П. Н. Шеффера в 1901 г.

Лобода — Лобода А. Русские былины о сватовстве. Киев, 1905.

Марков — Беломорские былины, записанные А. Марковым. М., 1901.

Собрание былин, записанных в 1898—1899 гг. в деревнях Зимнего берега Белого моря (часть записей отражает былинную традицию Терского берега Белого моря).

Миллер — Былины новой и недавней записи из разных местностей России / Под редакцией В. Ф. Миллера. М., 1908.

В книге собраны былины, появившиеся в разрозненных публикациях после 1894 г., а также неопубликованные тексты былин в записях конца XIX — начала XX в. из разных мест России.

Миллер-1, 2, 3 — Миллер В. Ф. Очерки русской народной словесности. Т. 1, М., 1897; Т. 2. М., 1910; Т. 3, М.; Л., 1924.

Ончуков — Печорские былины / Записал Н. Ончуков. Спб., 1904.

Записи былин 1901—1902 гг.

Парилова — Соймонов — Былины Пудожского края / Подготовка

495

текстов, статьи и примечания Г. Н. Париловой и А. Д. Соймонова. Предисловие и редакция А. М. Астаховой. Петрозаводск, 1941. Собрание былин, записанных в 1938—1939 гг.

Пропп — Пропп В. Я. Русский героический эпос: 2-е издание, исправленное. М., 1958.

Пропп — Путилов-1, 2 — Былины: В двух томах / Подготовка текста, вступительная статья и комментарии В. Я. Проппа и Б. Н. Путилова. М., 1958.

Наиболее полная антология былин, включающая все известные сюжеты (многие — в нескольких вариантах). Комментарии содержат сжатые характеристики сюжетов, объяснения реалий, словарь.

Путилов — Путилов Б. Н. Русский и южнославянский героический эпос: Сравнительно-типологическое исследование. М., 1971.

Рыбников-1, 2, 3, 4 — Песни, собранные П. Н. Рыбниковым. М., 1861—1862. Ч. 1—2; Петрозаводск, 1864. Ч. 3; Спб., 1867. Ч. 4.

Собрание былин, записанных в основном в Заонежье в 1860—1864 гг. (2-е издание — М., 1909—1910. Т. 1—3).

Смирнов — Смолицкий-1974 — Добрыня Никитич и Алеша Попович / Издание подготовили Ю. И. Смирнов и В. Г. Смолицкий. М., 1974. (Серия «Литературные памятники».)

Свод сюжетов былин о Добрыне Никитиче и Алеше Поповиче (каждый сюжет — в нескольких вариантах), с реальным и историческим комментарием и полной библиографией текстов.

Смирнов — Смолицкий-1978 — Новгородские былины / Издание подготовили Ю. И. Смирнов и В. Г. Смолицкий. М., 1978. (Серия «Литературные памятники».)

Свод сюжетов о Василии Буслаеве, Садко, Хотене Блудовиче и о скоморохах (каждый сюжет — в нескольких вариантах), с реальным и историческим комментарием и полной библиографией текстов.

Соколов — Чичеров — Онежские былины / Подбор былин и научная редакция текстов Ю. М. Соколова. Подготовка текстов к печати, примечания и словарь В. И. Чичерова. М., 1948.

Сборник былин, записанных в 1926—1928 гг. экспедицией по следам П. Н. Рыбникова и А. Ф. Гильфердинга под руководством Б. М. и Ю. М. Соколовых.

Ст. — стих.

Тихонравов — Миллер — Русские былины старой и новой записи /Под редакцией Н. С. Тихонравова и В. Ф. Миллера. М., 1894.

496

Во втором отделе книги собраны былины, рассеянные в различных изданиях 1880—1890-х гг., а также неопубликованные разрозненные записи второй половины XIX в. из разных мест России.

Халанский — Халанский М. Е. Южнославянские сказания о Кралевиче Марке в связи с произведениями русского былевого эпоса. Варшава, 1893—1895.

СТАРШИЕ БОГАТЫРИ. ПЕРВЫЕ ПОДВИГИ БОГАТЫРЕЙ КИЕВСКИХ

Исцеление Ильи Муромца. Гильфердинг-2. № 120. Зап. от В. П. Щеголенка, дер. Боярщина (Кижи). Текст является частью сводной былины, объединяющей сюжеты: Илья Муромец и разбойники, Илья Муромец и Идолище, Илья Муромец и Соловей-разбойник.

Сюжет об исцелении Ильи Муромца в цикле посвященных ему былин естественно рассматривать как открывающий поэтическую биографию богатыря. Характерные для сюжета темы — чудесное избавление героя-сидня от недуга, наделение его богатырской силой и неуязвимостью, обретение им боевого коня и снаряжения, а также «первый» (предварительный) подвиг — традиционны для героического эпоса и героических сказок многих народов (ср.: Жирмунский-1974. С. 242—256; Жирмунский-1979. С. 25—27, 217—218; Путилов. С. 91—95; Халанский. С. 83—90). Возможно, что в русской былинной традиции изложение сюжета в полной его форме — факт сравнительно поздний (Астахова-1. С. 617). Характерно, что среди записей преобладают прозаические и прозаизированные версии. Однако представления об Илье Муромце как крестьянском сыне, ставшем богатырем благодаря чудесному питью, принесенному странниками, и о том, что ему смерть в бою не писана, несомненно, изначально заложены в эпической биографии Ильи как неотъемлемые черты его богатырства.

Он не имел-то да ни рук, ни ног — т. е. богатырь «не владел» руками и ногами.

Два старца незнакомые. В других вар. — «калики перехожие».

Дай-ка пива выпити яндому́. В других вар. странники посылают Илью за водой либо сами подносят ему питье.

Услышал Илей в себе силу великую и т. д. Эпизод с питьем и получением силы передан в тексте несколько сбивчиво. В более точном изложении Илья после второго питья ощущает в себе непомерную силу, и ему дают выпить третий раз, чтобы силу уменьшить и довести ее «до нормы» (см. вар. I).

За три поприща о́т дому. Расстояние от дома до места работы (букв. — трое суток пути) здесь по-эпически гиперболизировано.

Дал тебе господь руце, нозе. Органичен для эпизодов чудесного исцеления Ильи мотив вмешательства неведомых фантастических сил; старцы же выступают как исполнители их воли. Сказитель Щеголенок был склонен трактовать древнюю былинную фантастику в христианско-религиозном духе, что и отразилось в изложении данного эпизода. Слова «руки» и «ноги» он произносил здесь по-церковнославянски.

Не писана тебе смерть на убоищи. Обычно это предсказание делают странники (см. вар. I, II).

I. Соколов — Чичеров. № 70. Зап. от П. Е. Миронова, дер. Семеново (Пудога).

II. Григорьев-3. № 50. Зап. от Е. В. Рассолова, дер. Печище.

А да ведет он ведь коничка-селеточка. Согласно объяснению сказителя, конь

497

«сего лета», т. е. родившийся в этом году.

А не съезжайся-ка ты с Самсоном тут и т. д. Самсон и Святогор в былинах дублируют друг друга в одинаковых сюжетах, чаще, однако, фигурирует Святогор (см. след. былину). Былинные сюжеты собственно о Самсоне восходят к библейско-апокрифическим сказаниям (ср.: Жданов-1904. С. 582—686). Мотив запрета на встречу Ильи Муромца со Святогором — Самсоном подсказан, очевидно, сюжетом: Илья Муромец и Святогор (см. след. былину). О том, что Святогора «земля не несет», см. след. былину, вар. III. Далее в тексте рассказывается о помощи Ильи Муромца отцу на пашне, о покупке богатырского коня, отъезде и встрече со Святогором (отрывок см.: «Илья Муромец и Святогор», вар. V).

Илья Муромец и Святогор. Парилова — Соймонов. № 4. Зап. от А. М. Пашковой, г. Петрозаводск. Сказительницей объединены два самостоятельных сюжета: Святогор и тяга земная и Святогор примеряет гроб.

Святогор-богатырь... подхватывает да одной рукой. В изложении Пашковой отчасти сглажены особенные черты Святогора, отделяющие его от киевских богатырей: связь его с мифическими горами, одиночество, непомерная тяжесть, невозможность его приложить силы к какому-то делу. Типовые черты Святогора как эпического героя с большей определенностью и более традиционно даны в вар. I и III. В русском эпосе Святогор — один из самых загадочных персонажей. Он представляет «первое» поколение богатырей-великанов, не участвующее в событиях эпической истории Киевской Руси и обреченное на гибель (см. Путилов. С. 78—83). Возможно, что мифологическим предшественником Святогора было хтоническое существо, враждебное людям: указания на это проявляются в мотивах связи Святогора с землей и ее таинственными силами.

Хотел поднять погонялкой эту сумочку и т. д. Определение сумочки как «скоморошной» принадлежит, видимо, А. М. Пашковой и не поддается удовлетворительному объяснению. Обычно в вар. говорится о переметной сумочке, которая появляется перед Святогором в ответ на его похвальбу (вар. I). Значение сумочки загадочно: согласно вар., она заключает в себе «тягу земную», «весь земной груз», «всю тяготу»; тем самым наряду с прямым значением сумочки как фантастически тяжелого предмета появляется возможность истолкования ее в обобщенно-символическом плане: как воплощения всей силы земли, как особой земной силы, овладеть которой можно лишь посредством сознательной человеческой деятельности (в вар. Святогору противостоит богатырь-пахарь Микула Селянинович), как силы Русской земли, которая нуждается в разумно действующих героях (в вар. поднять сумочку предлагает Святогору Илья Муромец). См.: Пропп. С. 79—83. Образцы поэтического и социально-философского истолкования переметной сумочки дали Г. И. Успенский («Власть земли») и Н. А. Некрасов («Кому на Руси жить хорошо», гл. «Савелий, богатырь святорусский»).

Верно, тут мне, Святогору, да и смерть пришла. В вар. I былины Святогор действительно гибнет в столкновении с «тягой земной».

А берет он шалапугу подорожную. В былинах шалапуга (шелепуга) оказывается под руками у богатыря либо когда он вообще не вооружен, либо когда обычное оружие не дает эффекта.

Святогору гроб да поладился и т. д. Мотив встречи героя со «своим» гробом, примеривания и невозможности освободиться от него (в чем выражена идея предуказанности и неотвратимости гибели героя) распространен в мировом фольклоре (ср. Жданов-1904. С. 653—658).

Мни твоей-то силушки не надобно. Согласно различным вар. сюжета, Святогор готов передать Илье свою силу (или часть ее) через последний вздох, смертную слюну, пот либо через купанье «в силе» (см. вар. IV, V). В основе

498

этого мотива лежат архаические представления о природе богатырской силы и о магических способах ее передачи. По-видимому, Святогор хочет сделать Илью своим преемником. Обычно Илья принимает лишь часть силы, избегая превращения в великана. В тексте А. М. Пашковой полный отказ Ильи от предложения Святогора подчеркивает несогласие наследовать его силу.

I. Рыбников-1. № 7. Зап. от карельской крестьянки Дмитриевой (Кижи). Текст записан был сплошной строкой, так как Дмитриева не пела, а проговаривала. Разделение на стихи, местами несколько искусственное, произведено первыми издателями.

II. Рыбников-1. № 8. Зап. от Л. Богданова (Кижи). Разделение на стихи (как и в вар. I) принадлежит первым издателям. Первую часть текста составляет сюжет: Исцеление Ильи Муромца.

Выходит оттоль жена богатырская и т. д. Сохранились (в единичных вар.) былины о женитьбе Святогора — Самсона, основанные на мотиве предуказанного судьбой брака. Святогор узнает от чудесного кузнеца о своей суженой, находит ее спящей, покрытой коростой и «гноищем», и, желая избавиться от невесты, наносит удар ей по груди мечом, а сам уезжает. Между тем удары меча избавляют девушку от коросты и возвращают ей необыкновенную красоту. Позднее суженые встречаются, и Святогор по рубцу на груди узнает в жене предназначенную ему невесту: так он убеждается, что «от судьбины своей никуда не уйдешь» (Рыбников-1. С. 40—41). Эпизод с женой, которую Святогор возит в запертом хрустальном ларце и в кармане, мотив неверной жены, соблазняющей попавшего в плен героя, в былинах очень редки и, по-видимому, вошли в них из сказок (ср. Жданов-1904. С. 849—869).

Дивья мне потыкатися — не удивительно (не чудо), что я спотыкаюсь.

Поменялся крестом и назвал меньшим братом. Побратимство постоянно упоминается в былинах как форма особенно близких отношений между богатырями, основанных на взаимной преданности и готовности в любой момент прийти на помощь. Обычай побратимства восходит к древнему общественному быту славян (см.: Громыко М. М. Обычай побратимства в былинах // Фольклор и этнография: У этнографических истоков фольклорных сюжетов и образов. Л., 1984. С. 116—125).

III. Гильфердинг-1. № 1. Зап. от П. Л. Калинина, дер. Горка (Повенец). Вторую часть былины составляет сюжет: Святогор примеривает гроб. Окончание необычно: умирающий Святогор отправляет Илью Муромца к своему отцу просить «прощеньица вечного». Старик думает, что Илья убил его сына, и пытается сам убить богатыря, но затем образумливается и посылает сыну «прощенье вечное».

IV. Григорьев-3. № 114. Зап. от А. М. Мартынова, дер. Малые Нисогоры. Первую часть былины составляют эпизоды, соответствующие ст. 52—147 основного текста, и сюжет: Святогор и тяга земная.

Давали бы они да как божью помо́щь — т. е. высказывали пожелание успеха в работе.

V. Григорьев-3. № 50. Зап. от Е. В. Рассолова, дер. Печище. Первая часть былины — см. «Исцеление Ильи Муромца», вар. II.

А сделалась в ём сила необъятна тут. Пример отклонения певца от основного эпического замысла, согласно которому Илья Муромец как богатырь нового типа не может наследовать полную силу Святогора. По-видимому, смысл совета Святогора, не принятого во внимание Ильей, — искупаться в третьей силе, минуя первую и вторую, — состоял в том, чтобы Илья получил силу не «необъятную», а соответствующую его богатырской природе.

499

Илья Муромец и Соловей-разбойник. Астахова-2. № 131. Зап. от П. И. Рябинина-Андреева, дер. Гарницы (Заонежье). Одна из самых распространенных былин, записанная в большом числе вар. В цикле об Илье Муромце занимает центральное место. К ней нередко в качестве вступительной части сказители присоединяют сюжет об исцелении Ильи. Особое значение содержания былины определяется тем, что в ней воспевается один из главных воинских подвигов богатыря и описывается его вхождение в состав киевского богатырства, а также раскрываются главные героические качества Ильи.

Из того ли города из Муромля, Из того ль села да Карочирова. Правильная форма — Муром, Карачарово (село под этим названием действительно находилось под Муромом). Попытки исследователей по-другому истолковать название места происхождения Ильи (вместо Мурома — Моровийск Черниговского княжества, вместо Карачарова — Карачев Орловской губ., и др. — см., например: Миллер-3. С. 87—90) ничего нового к пониманию былины не прибавляют.

Кладовал он заповедь великую... Наруши́л он заповедь великую. Обещание богатыря не обнажать в пути оружия и последующий отказ от него — обязательные мотивы данной былины (ср. также вар. I, II, III, IV). Обычное объяснение даваемой при выезде заповеди то, что действие происходит в церковный праздник. В более архаической традиции (отразившейся в сходных сказаниях других народов) мотив выражен в виде запрета со стороны матери, опасавшейся, что сын погибнет в битве или поединке (сестра тайком вплетала оружие в гриву коня, и богатырь обнаруживал его в нужный момент).

Реченька Смородинка — эпическая река. Хотя известны реальные реки с таким (или схожим) названием, в былинах и песнях Смородинка имеет устойчивое обобщенно-поэтическое значение, генетически связанное с мифологическими представлениями о реках: смрадная, знойная; служащая границей между «этим» и «иным» миром; река-застава, обладающая фантастическими свойствами; место столкновений героев с их противниками; место переправ, имеющих жизненно важное значение для персонажей.

У той ли берёзыньки покляпоей. Покляпая (искривленная) береза — признак обитания фантастических персонажей, враждебных героям.

У того креста Леонидова. Леонидов крест (обычная форма — Леванидов) упоминается по преимуществу как место назначенных встреч богатырей и остановок во время их странствий. Возможно, что в данном случае он упомянут певцом по инерции, но можно также допустить, что Соловей-разбойник захватил его, включив в состав своих «нечистых» мест, и Илья Муромец возвращает Леванидову кресту его статус священного места.

Со́ловей-разбойничек Дихмантьев сын и т. д. Соловей — один из типичных для русского эпоса персонажей «гибридного» характера: в нем соединяются черты фантастической птицы, чудовища, человека. Устойчивые признаки Соловья — сидит на семи дубах, обладает способностью убивать свистом или криком; он глава эндогамной семьи (ср. вар. I: род Соловья воспроизводится через систему внутрисемейных браков). Своими корнями этот образ уходит в архаический эпос и мифологию, в нем прослеживаются черты мифологического стража, охраняющего вход в «иной» мир, возможно — черты «хозяина» леса. В то же время в былине он предстает врагом Киевского государства, препятствующим объединению русских земель и спокойной жизни страны. Победа Ильи Муромца одновременно созвучна подвигу мифологического культурного героя (уничтожение чудовища, враждебного этническому коллективу) и имеет отчетливо выраженный государственный, общенародный смысл.

Здравствуй, князь Владимир... Прямоезжеей — во стольно-Киев-град. В тексте певцом здесь допущены перестановки, вносящие некоторую путаницу. Более точно это место изложено в другой

500

записи от того же певца (Соколов — Чичеров. № 96): там сначала говорится о возвращении Владимира из церкви, затем следуют его вопросы к приезжему — откуда и кто он, далее ответ Ильи, включая ст., отсутствующие в публикуемом тексте:

Я заутреню ведь ту христовскую
Я стоял во городе й во Муромле,
Да й хотел сюда попасть к обедне во стольнёй Киев-град.
Моя путь-дорожка призамешкалась,
Я не мог попасть ко городу ко Киеву —
Я попал на рать-силу великую
Да под тем под городом Черниговом.

Далее следует вопрос Владимира о дороге и ответ Ильи.

Замуравела да ровно тридцать лет. В другой записи от того же певца (Соколов — Чичеров. № 96) еще добавлено:

Так ведь никто тут не проезживал,
Да и пехотою никто тут не прохаживал,
Да и ни птица черный ворон не пролётывал,
Да и пестрый зверь тут не прорыскивал.

На поле на Кули́ково. Одно из устойчивых значений поля Куликова в былинах — место казни.

I. Киреевский-1, № 4. Впервые — Известия-1. С. 115. Зап. в селе Павлово (Нижегородской губ.).

II. Григорьев-3. № 56. Зап. от Е. В. Рассолова, дер. Печище.

III. Григорьев-2. № 73. Зап. от Т. И. Широкого, село Долгая Щель.

IV. Астахова-1. № 28. Зап. от Н. К. Семенова, дер. Белощелье (Мезень).

Три поездки Ильи Муромца. Гильфердинг-2. № 171. Зап. от Ф. Никитина (Выгозеро). Сказитель объединил текст с былиной «Илья Муромец и Соловей-разбойник». Былина о трех поездках Ильи Муромца трактуется обычно как поздняя по происхождению, сложенная на основе сказочных сюжетов и как бы дополнившая основную эпическую биографию героя (ср.: Астахова-1. С. 614—615; Миллер-3. С. 142—146). Между тем былина вполне органично вписывается в цикл об Илье, обнаруживая связи не только со сказочной, но и с мифологической и архаической эпической традициями. Одна из главных идей былины — судьба оказывается не властной над героем: он не боится предсказаний и опровергает их, уничтожая зло в разных его обличьях.

Латырь-камешок (более распространенная форма — Алатырь) — эпический камень, с которым в былинах связаны типовые значения: места встреч богатырей, места предуказанных испытаний, иногда — гибели. «Бел-горюч камень Алатырь» имеет, скорее всего, мифологическое происхождение, он «всем камням отец», обладает чудесными свойствами; упоминается нередко в заговорах. Существует также объяснение алатыря-камня как алтарного камня, составившего основу Сионской церкви в Иерусалиме; по христианской легенде, у этого алтаря Христос установил таинство причащения (см.: Веселовский А. Н. Разыскания в области русского духовного стиха. Спб., 1881. Вып. 3. С. 23—24).

Как молодинка ведь взять — да то чужа корысть. Молодая жена — чужая добыча, чужая выгода.

Курева стоит — обычная формула в былинах для изображения быстрого отъезда героя.

Проехал... Корелу проклятую, Не доехал... до Индии до богатыи, И наехал... на грязи

501

на смоленские. Характерный пример условной эпической географии. Места, названные здесь, имеют типовые эпические значения: Корела — чужая опасная земля, которую герою надо благополучно миновать; Индия — далекая и богатая земля, до которой герою обычно не удается добраться; грязи смоленские — место, где героя ожидает прямая опасность.

То не для красы, братцы, и т. д. В былинах обычно подчеркивается, что драгоценные, изысканные предметы нужны богатырю не для красоты, а ради какой-либо практической цели. Предметы, служащие украшением, знаком щегольства, характеризуют героя с отрицательной стороны.

Не оставил разбойников на семена. Рассказ о первой поездке Ильи известен также в виде самостоятельной былины — «Илья Муромец и разбойники» (см. вар. II): здесь богатырь обычно ограничивается тем, что разгоняет разбойников.

Сильная поляница удалая. Женщины-богатырки выступают в былинах обычно как представительницы «чужого», враждебного мира; богатыри либо укрощают их и увозят к себе («Женитьба Добрыни», «Дунай Иванович»), либо уничтожают.

Раздал он злато, серебро по сиротам. Рассказ о третьей поездке богатыря в записях былины излагается чаще всего сжато, подчас несколько сбивчиво, либо вовсе опускается. В одном вар. Илья отказывается от третьей поездки, так как ему не нужно богатство (Гильфердинг-2. № 190). Встречаются также трактовки, идущие от религиозно настроенных сказителей: богатырь отдает клад на постройку церкви или в монастырь и затем уходит в киевские пещеры, где окаменевает, — влияние легенды о мощах Ильи Муромца, будто бы хранящихся в Киево-Печерской лавре (Киреевский-1. № 2; Гильфердинг-1. № 58; Гильфердинг-3. № 221, 266).

I. Астахова-1. № 13. Зап. от М. Г. Антонова, дер. Усть-Низем (Мезень). За вступлением сразу следует рассказ о встрече с разбойниками, затем о наезде богатыря на камень с письменами. Финальный эпизод — освобождение пленников.

II. Григорьев-1. № 105. Зап. от М. Амосова, дер. Красное (Пинега). Текст ограничивается эпизодом столкновения Ильи Муромца с разбойниками.

III. Гильфердинг-3. № 197. Зап. от И. Г. Захарова, дер. Пога (Водлозеро). Далее в тексте — только сюжет: Илья Муромец и разбойники.

Илья Муромец и Идолище. Гильфердинг-1. № 4. Зап. от П. Калинина, дер. Рим на Пудожской Горе (Повенец).

А й татарин да поганыи, Что ль Идолищо великое и т. д. Идолище — типичный для былин «гибридный» персонаж. В данном тексте ему приданы черты предводителя татарского войска. В большинстве известных записей Идолище действует один и изображается как чудовище уродливых размеров (ср. вар. I, II, III). Имя, внешность, прожорливость и другие детали в описании Идолища позволяют возводить его к персонажам архаического эпоса и мифологии — антропоморфным чудовищам из «иного» мира (ср., например, абаасы в якутских олонхо, богатырей Эрлика в алтайских сказаниях и др.). В былинах этот персонаж подвергся эпической историзации, он выступает как враг Русской земли, Киева, насильник, и борьба богатыря с ним получает характер общегосударственного подвига.

Старец перегримищо... Дай-ка мне-ка платьицев нунь старческих. Перегримищо — пилигрим, паломник, калика перехожая — популярный персонаж былин, может выступать в роли вестника. Переодевание богатыря в одежду странника — один из типовых былинных мотивов. В данном сюжете пилигрим сам сродни богатырю, однако он не решается выступить против Идолища.

По походочке так Илья Муромец... А й велик у вас казак да Илья Муромец?

502

В подтексте сюжета есть мотив предуказанной встречи Ильи и Идолища: последний знает, что ему предсказана гибель от богатыря, поэтому расспрашивает странника об Илье и как будто успокаивается, узнав, что его соперник — самый обыкновенный человек. См. отголосок того же мотива в вар. II.

У нашего попа... Левонтья у Ростовского. Согласно другим былинам, Левонтий Ростовский — отец Алеши Поповича. Упоминание его пришло из былины «Алеша и Змей Тугарин» (см. след. былину и примеч.).

I. Григорьев-3. № 19. Зап. от А. Е. Петрова, дер. Дорогая Гора.

II. Григорьев-3. № 51. Зап. от Е. В. Рассолова, дер. Печище.

А пошел молодец... А катится буйна голова со могучих плеч. Начало былины восходит к балладам и лирическим песням о добром молодце и Горе (см.: Повесть о Горе-Злочастии / Издание подготовили Д. С. Лихачев, Е. И. Ванеева. Л., 1984. С. 41—77).

Гуня сарацинская — здесь: странник, одетый в рубище (от «гуня» — ветхая одежда, рубище). Эпитет «сарацинская» означает, по-видимому, что странник побывал на Востоке, в «сарацинской земле» (ср. выше, в основном тексте: Илья убивает Идолище «клюхою сорочинскою», взятою у странника).

А кто помянёт у нас да Илью Муромца и т. д. См. примеч. к основному тексту.

Очи ясны вымать ёго косицами, Да язык бы тянуть да ёго теменём. Характерная для былин типовая формула описания особо изощренной казни. По мнению исследователей, в этом описании отразились способы казни в средние века, которые применяла церковь к вероотступникам и еретикам (ср.: Майков Л. О былинах Владимирова цикла. Спб., 1863. С. 92; Марков А. В. Бытовые черты русских былин // «Этнографическое обозрение», 1903. № 4. С. 25). См. тот же мотив в былине «Сорок калик».

III. Гильфердинг-3. № 196. Зап. от И. Г. Захарова, дер. Пога (Водлозеро). Этот и следующие два текста принадлежат к так наз. царьградской версии сюжета. Хотя действие перенесено из Киева в Царьград, а вместо Владимира фигурирует царь Константин Боголюбович, узловые моменты содержания остаются те же. Замена Киева на Царьград привела к выдвижению на первый план мотивов защиты церкви и былого центра православия: в этом следует видеть влияние каличьей среды, в которой, возможно, и была создана эта версия (Пропп. С. 233—237).

IV. Гильфердинг-1. № 48. Зап. от Н. Прохорова, дер. Буракова (Пудога).

V. Киреевский-4. № 5. Зап. в Архангельском уезде.

Алеша Попович и Тугарин. Ончуков. № 85. Зап. от П. Г. Маркова, дер. Бедовая (Пустозерская вол.). Некоторые исследователи считают, что былина об Алеше и Тугарине сложилась раньше предыдущей и повлияла на нее. Скорее всего, однако, мы имеем дело с двумя самостоятельными параллельными разработками, сходство которых в ряде вар. особенно усиливается благодаря взаимодействию их в процессе бытования.

Нам ехать, не ехать нам в Суздаль-град и т. д. Перебор городов дан здесь в шуточной форме, но идея вполне серьезна: богатыри выбирают постоянным местом своих деяний Киев — центр Русской земли.

Левонтья сын Ростовского. Возможно, имеется в виду святитель Леонтий, мощи которого хранились в Успенском соборе в Ростове и были открыты в середине XII в. Тем самым можно предполагать, что у Алеши Поповича в эпосе была почетная родословная (сын епископа).

Тугарин... Змеевич — персонаж «гибридного» типа, соединяющий признаки антропоморфного чудовища, крылатого змея и представителя сил, враждебных Руси. Уродливой внешностью и прожорливостью он подобен Идолищу. В вар. подчеркиваются

503

его черты чужеземного насильника. Попытки идентифицировать Тугарина с половецким ханом XI в. Тугор-каном неосновательны (см.: Миллер-2. С. 113—117). Более оправдано сопоставление имени Тугарина с общеславянским корнем «туг» в значении «обида», «гнет», «горе» (см.: Смирнов — Смолицкий-1974. С. 399). Истоки образа — в архаическом эпосе и в мифологии.

Не в любе живешь? В других записях более определенно говорится о любовных отношениях между Тугарином и княгиней (см. вар. I, II).

Шелон земли греческой. По-видимому, заимствование из былины «Добрыня и Змей» (см. примеч. к след. былине — к словам: «колпак земли греческой»).

Подвернулся под гриву лошадиную и т. д. Мотив воинской хитрости, применяемой Алешей в поединке с Тугарином, здесь лишь намечен. Более определенно см., например, в сборнике Кирши Данилова: Алеша бросает Тугарину упрек в том, что тот будто бы привел с собой несметную силу; удивленный Тугарин оборачивается, и в этот момент Алеша наносит удар.

I. Миллер. № 40. Зап. в Донской области. Впервые — «Этнографическое обозрение». 1902. № 2.

Кленова стрела — по-видимому, переделано из «калена стрела».

Овечин конь не ворухнется. Судя по контексту, речь идет об Алешином коне.

II. Миллер. № 39. Зап. В. Богоразом от Соковикова, заимка Черноусова (Нижняя Колыма). Впервые — «Этнографическое обозрение». 1896, № 2/3.

Добрыня и Змей. Гильфердинг-1. № 5. Зап. от П. Калинина, дер. Горка (Повенец). Текст извлечен из большой сводной былины, включающей также сюжеты: Добрыня и Маринка, женитьба Добрыни, Добрыня, его жена и Алеша Попович. Одна из самых популярных былин, известна в большом числе записей из разных мест. В эпическом цикле о Добрыне может рассматриваться как рассказ о первом подвиге богатыря. В вар. сюжет предваряется вступлением о происхождении и детстве Добрыни (см. 1).

Не езди-тко на гору Сорочинскую. Гора Сорочинская упоминается в эпосе как место обитания вражеской силы, как фантастическая, чудесная; реальной географической привязки не имеет.

Не куплись-ка ты во матушке Пучай-реки. Запрет вызван тем, что мать богатыря обладает вещим (хотя и неполным) знанием: ей ведома опасность, но неведом исход встречи с нею, и поэтому она не только предупреждает сына об угрозах, но и противится его намерениям.

О двенадцати змея было о хоботах. Фантастический многоголовый змей (или змея) — типовой персонаж, широко представленный в мифологии, сказках, преданиях, архаическом и классическом эпосе народов мира; борьба героя со змеем — распространеннейшая тема мирового фольклора. В былинном змее (или змее́) либо непосредственно, либо в виде следов отражены архаические черты и функции: стража огненной реки (реки смерти; пограничной реки между человеческим и «иным» миром); «хозяина» стихий, гор и пещер; похитителя и поглотителя жертв. Побеждая змея в первый раз, Добрыня осуществляет роль культурного героя.

Захочу я нынь Добрынюшку цело́ сожру. В другом вар. содержатся указания на то, что Змею предсказана гибель от Добрыни; при виде беспомощного богатыря он торжествует, думая, что предсказание не исполнится, например (Кирша Данилов. С. 183):

А стары люди пророчили,
Что быть Змею убитому
От молода Добрынюшки Никитича, —
А ныне Добрыня у меня сам в руках.

504

Колпак да земли греческой — монашеский головной убор. В том, что богатырь побеждает Змея не обычным оружием, а шапкой монашеской формы, исследователи усматривают символический смысл: шапка воплощает силу молодого христианизированного государства и превосходство его героев над язычеством (земля греческая — Византия). Некоторые ученые были склонны видеть в сюжете отражение факта крещения Руси, ссылаясь, в частности, на совпадение имени богатыря и дяди князя Владимира, участвовавшего, согласно летописи, в крещении новгородцев, отечества племянницы князя (Потятичны) и имени другого участника крещения новгородцев (Путяты), названия былинной реки (Пучай) и реки Почайны, в которой якобы крестили киевлян. Такая интерпретация, однако, не проясняет реального содержания былины; к тому же в ней есть натяжки и сомнительные моменты (см.: Миллер-1. С. 144—148).

Быдь-ка ты, Добрынюшка, да больший брат и т. д. Об обычае побратимства см. выше примеч. к былине «Святогор». В данном случае речь идет о договоре побратимства-посестримства. В дальнейшем Змей нарушает договор, что в былинах рассматривается как серьезное преступление.

Ухватила тут Забаву дочь Потятичну. Похищение змеем (либо другим чудовищем) девушки, дочери (или племянницы) царя, князя и т. д. — широко известный мотив мирового фольклора. В историко-типологическом плане ему предшествует мотив регулярного принесения змею в жертву девушки ее соотечественниками; спасение девушки от жертвоприношения, а позднее — от похищения, заточения, брака со змеем и т. п. — функция героя мифов, сказок, сказаний, легенд, а затем — и произведений литературы. В былине эта тема разработана в духе «историзации» архаических коллизий и мотивов, с включением их в круг событий, связанных с защитой Киева. Соответственно подвиг Добрыни приобретает государственную окраску.

А не при́жре матушка да тут сыра земля и т. д. Здесь отражены древнейшие представления, согласно которым кровь убитых существ из «иного» мира земля может принять лишь после исполнения героями определенных магических действий и специального заговора.

Я бы назвала нынь другом да любимыим и т. д. Согласно эпическим нормам отношений между персонажами, спасенная девушка выступает либо как суженая спасителя, как его любимая, либо должна стать его добычей. Диалог Забавы с Добрыней основан на переосмыслении этого мотива.

Роду христианского — т. е. крестьянского.

I. Ончуков, № 59. Зап. от И. В. Торопова, дер. Рощинский ручей (Усть-Цильма).

Добрыня и Маринка. Гильфердинг-3. № 267. Зап. от И. Г. Третьякова, дер. Росляково (Кенозеро).

Добрынюшка-то стольничал... чашничал... у ворот стоял. Этой формулой в былинах характеризуется служба некоторых богатырей при дворе князя Владимира. Судя по различным текстам, характеристики эти не отражают реального значения службы стольника, чашника и т. д.

Потравила та Маринка девяти ли молодцов. В мифах, сказках, эпосе разных народов известен образ женщины-чародейки, привораживающей мужчин и затем умерщвляющей их либо превращающей их в животных (ср.: Сумцов Н. Ф. Былины о Добрыне и Маринке и родственные им сказки о жене-волшебнице // «Этнографическое обозрение». 1892, № 2/3. С. 143—169). В духе «историзации» архаических тем и персонажей эпоса события здесь привязаны к Киеву и к Добрыне. Некоторые исследователи полагают, что в имени чародейки отложились народные представления о Марине Мнишек, которую в песнях XVII в. изображали волшебницей и еретицей (ср.: Миллер-2. С. 288—298).

Добрынюшка-то матушки не слушался и т. д. Причины, по которым

505

Добрыня, вопреки запрету матери, ищет встречи с Маринкой, а также характер отношений богатыря и волшебницы не вполне ясны и в разных текстах толкуются по-разному, иногда — прямо противоположным образом (см. вар. I, II, III, IV). Согласно наиболее прямолинейной трактовке, Добрыня намеревается жениться на Маринке (мотив мнимой суженой) и легко оказывается ее жертвой: в этой версии сюжета Добрыня ничем не отличается от своих предшественников — женихов, обращенных в туров. По другой версии, Добрыня идет, чтобы убедиться в справедливости всего, что рассказывают о Маринке: он ведет себя независимо, вызывающе, убивает (или изгоняет) Тугарина, но все же любовный заговор Маринки действует и на него, после чего он становится добычей волшебницы.

Она резала следочики Добрынюшкины и т. д. Здесь воспроизводится любовный заговор на вырезанную из следа богатыря землю.

I. Гильфердинг-2. № 78. Зап. от Т. Г. Рябинина, дер. Середка (Кижи). В этой редакции далее: Добрыня предлагает Маринке идти за него замуж, она соглашается; венчание совершается «вокруг кустышка ракитова», а затем Добрыня казнит Маринку за любовную связь с «татарином поганым, Горынищем проклятыим».

II. Кирша Данилов. № 9.

А и божья крепко, вражья-то лепко. Заключительная формула заговора, должная закрепить результат.

III. Гильфердинг-1. № 5. Зап. от П. Калинина, дер. Горка (Повенец).

IV. Киреевский-2. № 3. Зап. от неизвестного сказителя в г. Шенкурске (Архангельская губ.).

V. Гильфердинг-2. № 163. Зап. от И. Еремеева, дер. Кокорина (Кижи).

Она стала Добрынюшку обвёртывать и т. д. Характерна серия последовательных превращений, которым Маринка подвергает Добрыню. То же самое происходит при расколдовывании.

Волх Всеславьевич. Кирша Данилов. № 6.

А понос понесла и дитя родила. В этом мотиве отразились древнейшие тотемистические представления о животных-предках и о чудесном зачатии героя: согласно древним мифологическим представлениям, рождение от змея приносит герою особые качества волшебника и богатыря (сравнительную характеристику мотива см.: Жирмунский-1974. С. 24, 210—211).

Вольх Всеславьевич. Имя героя связано с древнерусским «волхв» — колдун, кудесник; отчество совпадает с материнским, что может указывать на отсутствие у героя отца.

А и будет Вольх в полтора часа. Быстрый рост и раннее проявление богатырских качеств — обычный мотив в героическом эпосе. Особенность его разработки применительно к герою: он «обучается» оборотничеству, становится великим охотником (см. особенно вар. I) и побеждает врагов с помощью волшебных качеств, что выделяет его среди других богатырей как героя архаического типа.

Индейский царь... царство Индейское... Про царя Салтыка Ставрульевича... царица Аздяковна. Индия упоминается в былинах как эпически условная страна. Мотив похода в Индию — след древней разработки (поход героя в «иной» мир, в далекую землю). По-видимому, предшествующая форма сюжета содержала описание похода племенного вождя с целью захвата добычи и полона; позднее появились мотивы превентивного похода князя в соседнюю страну (см.: Пропп. С. 73—75). Имена царя и царицы отражают тенденцию присоединения былин к эпическому циклу о борьбе с татарами.

За щитом... взять — взять войной.

Рыбий зуб — моржовая кость; в былинах — предмет особенной красоты. Здесь имеется в виду подворотня из кости с прорезным орнаментом, возможно наделенная магической прочностью.

506

I. Гильфердинг-2. № 91. Зап. от К. И. Романова, дер. Лонгасы (Кижи).

Вольга сударь Буславлевич. О Вольге см. ниже примеч. к былине «Вольга и Микула».

Левым зверём — львом-зверем.

Науй-птица. Одно из названий мифической птицы, обладающей чудесными качествами (также — Нагой-птица, Ной-птица, Могуль-птица и др.).

А ночесь спалось, во снях виделось... Сама спала, себе сон видела. Пророческий сон жены (матери, сестры), предсказывающий гибель мужу (сыну, брату), — традиционный мотив в эпосе. Здесь под

пташицей подразумевается Турец-сантал, под

вороном — Вольга. Слова сантала означают: он не верит, что сон относится к нему, и адресует его самой царице.

Вольга и Микула. Гильфердинг-2. № 156. Зап. от И. А. Касьянова, село Космозеро (Кижи).

Мо́лодой Вольга́ Святославович и т. д. В сознании сказителей Вольга и Вольх из предшествующей былины — одно лицо, но Вольге придан облик феодального князя, а черты кудесника и чудесного охотника сохранены в вар. лишь в виде следов.

Во тридцатыих. Здесь у певца пропуск, который восстанавливается по тексту другого сказителя (Рыбников-1. № 3):

Жаловал его родный батюшка,
Ласковый  Владимир стольно-киевский,
Тремя  городами со крестьянамы

и  т. д.

Шилом пяты, носы востры и т. д. Описание щегольской обуви пахаря перенесено из былины о Дюке, где оно относится к Чуриле (см. ст. 358—361).

Пожаловал меня... Тремя ли городами... еду к городам за получкою. В реальной истории Древней Руси этому соответствует передача князю вотчины великим князем; получивший ее едет собирать дань. Установить, какие действительные города кроются за былинными названиями, исследователям не удалось (ср.: Миллер-1. С. 172—174). В вар. названия меняются.

Они подрубят-то сляги калиновы. Здесь Микула предсказывает то, что происходит в дальнейшем, согласно одной из версий (Гильфердинг-1, № 45): мужики, узнав о приближении Вольги и Микулы,

Поделали  мосточики  поддильнии,
Поддильнии  мосточки  все калиновые,
Калиновы  мосточки  все фальшивые.
Да зашла эта силушка  Никулушкина
А на эти  мосточки  на  калиновы, —
А подломились ты  мосточки  да  калиновые,
А калиновы  мосточки фальшивые,
А погинуло тут силушки  да  много тут.

Смородина — см. с. 499.

А грошов-то стало мало ставиться и т. д. Денег становилось все меньше, а мужиков — все больше.

БОГАТЫРСКИЕ СРАЖЕНИЯ

Бунт Ильи Муромца против князя Владимира. Киреевский-4. № 7. Зап. в Архангельском уезде.

Никита Заолешанин. Прозвище «залешане» встречается в других былинах применительно к богатырям-мужикам; возможно, происходит от Залесской (т. е. Ростово-Суздальской) земли.

507

Илья Муромец в ссоре с князем Владимиром. Гильфердинг-2. № 76. Зап. от Т. Г. Рябинина, дер. Середка (Кижи).

Не позвал... Ильи Муромца. Причины конфликта богатыря с князем излагаются в разных редакциях сюжета по-разному: князь «забывает» о богатыре, «не учествует» (см. предыдущую былину), верит клевете бояр (см. вар. I), ему не нравится прямота высказываний богатыря и др.

Он не знает, что ведь сделати и т. д. В вар. Илья в противовес княжескому пиру устраивает свой пир с «голями кабацкими» — на городской площади возле теремов князя.

На церквах-то он кресты вси да повыломал. В вар. Илья сбивает «золоченые маковки» с княжеских «теремов златоверхиих». Ср. также: «С колоколов языки-то он повыдергал» (Парилова — Соймонов. № 2).

I. Григорьев-2. № 55. Зап. от И. Д. Сычова, дер. Сояна. Текст — первая часть былины, далее сюжет развивается как одна из редакций былины «Илья Муромец и Калин-царь».

II. Гильфердинг-1. № 47. Зап. от Н. Прохорова, дер. Буракова (Пудога).

Братец мой крестовыи. Об обычае побратимства см. примеч. к былине «Илья Муромец и Святогор», вар. II, с. 498.

Илья Муромец и Калин-царь. Былины Ивана Герасимовича Рябинина-Андреева / Подг. текстов и примеч. А. М. Астаховой. Петрозаводск, 1948. № 1. Зап. в Петрограде в 1921 г.

Владимир-князь... С Ильей Муромцем да й порассорился. В некоторых вар. о ссоре рассказывается подробно, эпизод разрабатывается в духе былины «Илья Муромец в ссоре с князем Владимиром». С заточением богатыря связывается решение татар напасть на Киев (Гильфердинг-2. № 257):

Да прошел туто слух по всем  землям, по всем ордам,
Да прознали то все короли  иностранные,
Что не стало во  Киеве во городе
Славного бога́тыря  Ильи  Муромца.

Она видит — дело есть нехорошее и т. д. Мотив помощи заточенному герою со стороны дочери царя (князя и т. п.) известен в эпосе тюркском, южнославянском и др. Девушка, принадлежащая враждебному лагерю, помогает герою освободиться, бежит вместе с ним, становится его женой и т. д.

Улицы стрелецкие. Стрельцы появились на Руси в XVI в. В данном случае имеется в виду требование убрать из Киева военную силу.

А дает он ему строку и т. д. В других вар. татарский царь может вовсе отказать в отсрочке либо свести ее до минимума (см. далее былину «Камское побоище»).

Литва поганая... собаки царя Калины. В былинах постоянно объединяются или дублируют друг друга «Литва», «земля Литовская» и «татары», «Орда», совпадая в общем понятии иноземных захватчиков, «чужой» земли.

Крестовый... батюшка... Сампсон... Самойлович. В вар. также: Самсон Колыбанов, Колыванович. Персонаж под такими именами в разных сюжетах возглавляет богатырскую дружину, которая сначала уклоняется от участия в защите Киева. Возможно, что в нем отложились следы представлений о старших богатырях Самсоне — Святогоре. Самсон упоминается также в других былинах в составе дружины Ильи Муромца.

Его добрый конь тут богатырскии и т. д. Мотив, согласно которому богатырский конь не может исполнить третью задачу и предупреждает об этом хозяина, но тот не слушает и поэтому терпит временное поражение, известен в эпосе разных народов. В тюркском эпосе подобная слабость коня мотивируется тем, что богатырь взял его в поход до срока, не дождавшись полного его роста.

I. Кирша Данилов. № 25.

Могозея — искаженное название Мангазеи, города в Сибири, вероятно внесенное сибирскими певцами: пример

508

позднего и не обоснованного исторически включения в эпос географической реалии.

Связали ему руки белые. Илья Муромец изъявляет готовность отвезти Калину подарки от Владимира; Калин бранит Илью, и тот требует, чтобы татары ушли от Киева, после чего Калин велит схватить богатыря.

II. Киреевский-4. № 6. Зап. в Архангельском уезде.

Батый — в публикуемом вар. заменяет Калина-царя.

III. Гильфердинг-2. № 75. Зап. от Т. Г. Рябинина, дер. Середка (Кижи).

Илья Муромец, Ермак и Калин-царь. Гильфердинг-2. № 105. Зап. от А. В. Сарафанова, дер. Гарницы (Кижи).

Ермак Тимофеевич. Ермак вошел в цикл былин о татарском нашествии как герой преданий и исторических песен XVI—XVII вв.; представляет в эпосе тип юного богатыря, безоглядно рвущегося к подвигу.

I. Киреевский-4. № 6.

Чудны иконы по плавь реки. Обычай избавляться от ветхих икон, сплавляя их по воде, был законным и наиболее распространенным. В данном случае речь идет об уничтожении тем же способом всей массы икон, т. е. обычай принимает форму кощунства.

Уж давно нам от Киева отказано. Здесь след мотива ссоры богатыря с князем (см. предыдущие былины).

Поезжали ко Батыю с подарками. После передачи подарков и отъезда Ильи Муромца к богатырям повествование в этой редакции развивается как в былине «Илья Муромец и Калин-царь».

Камское побоище. Григорьев-2. № 91. Зап. от С. Г. Шуваева, дер. Нижи.

А у вас-де-ка нынче на святой Руси И какой-то есь стар казак Илья Муромец? и т. д. Диалог Баканища и Ильи Муромца и их поединок перенесены из былины «Илья Муромец и Идолище».

Была бы у нас на нёбо-то листница и т. д. Именно мотивы хвастовства и драматических его последствий выделяют былину «Камское побоище» среди других былин о татарском нашествии. Для этой — определяющей — части сюжета устойчивы подробности: хвастают богатыри, не участвовавшие в основной битве и принадлежащие к социальным верхам; хвастовство выражается в вызове «силе небесной» и в готовности совершить подвиг в масштабах всей земли; побитая сила оживает и от ударов богатырей удваивается в числе. Развязки в этой былине различны (ср. вар. I, II, III).

И проздравляём-то мы вас с Камским-то побоищом. Под этим названием битва упоминается и в других вар. По предположению исследователей, слово «Камское» произошло из «Калкское», и, следовательно, в основе былины лежит сказание о битве на реке Калке 1223 г., закончившейся поражением русских князей. В вар. встречается также «побоище Мамаево». По другим предположениям, в названии битвы отразились походы князей на Каму.

I. Астахова-1. № 44. Зап. от А. И. Палкина, село Большие Нисогоры.

Силушку Кудреванкову — см. ниже былину «Васька Пьяница и Кудреванко-царь».

II. Григорьев-2. № 64. Зап. от Е. К. Мелехова, дер. Сояна.

Еще тут приехало два братёлка. Действие происходит у князя Владимира, куда после победы приезжает Илья Муромец с богатырями.

III. Григорьев-3. № 90. Зап. от Е. В. Бешенкина, дер. Юрома.

Как будили дружину. В этом вар. богатыри напиваются после победы и ложатся спать.

Окаменел Илья. Мотив окаменения героев (заключения их в горы, в пещеры) известен в героическом эпосе и в преданиях других народов. С ним связаны и представления о возрождении окаменевших

509

героев и возвращении их в решительный для судьбы народа час.

Василий Игнатьевич и Батыга. Гильфердинг-1. № 60. Зап. от И. Фепонова, дер. Мелентьевская (Пудога).

А й выходила-то турица златорогая и т. д. Мотив предсказания несчастья Киеву встречается в такой форме только в этой былине. Древняя его основа связана с культом туров у славян, с верой в особую магическую силу и вещие способности туров — диких быков (см.: Липец Р. С. Образ древнего тура и отголоски его культа в былинах // «Славянский фольклор». М., 1972. С. 98—100). На эту мифологическую основу наслоились поздние религиозно-христианские представления (в вар. девица — это богородица, оплакивающая предстоящую гибель Киева; богородица считалась покровительницей Киева; возможно, что былинный образ восходит к мозаичному изображению богородицы на стене Софийского собора — «Нерушимой стене». Ср.: Миллер-1. С. 312—315). Дальнейшее содержание былины оказывается опровержением зловещих предзнаменований.

Книга Леванидова — священная книга (об эпитете «Леванидов» см. примеч. на с. 499).

Батыга. Можно в этом имени видеть отголосок имени Батыя, что, однако, не дает оснований усматривать в былине отклики на реальные события. В других вар. вместо Батыги упоминаются имена, не поддающиеся исторической идентификации.

Со черным дьячком да со выдумщичком. В других вар. также: думный дьячок, вор-выдумщик. В былинах так обозначается высокое должностное лицо при татарском царе. Термин взят из практики древнерусского канцелярского делопроизводства (правильно: дьяк).

Голь кабацкая — так называли в XVI—XVII вв. пьяниц из народных низов, бродяг, беглых, мастеровых, нищих (ср. выше былины: «Бунт Ильи Муромца против князя Владимира» и «Илья Муромец в ссоре с князем Владимиром»). Таким образом, Василий Игнатьевич характеризуется как богатырь самого низкого социального положения.

Убил-то Василий три головушки и т. д. Этот эпизод может быть сопоставлен с эпизодом из древнерусской повести о нашествии Тохтамыша на Москву в 1382 г.: здесь некий московский суконщик Адам «с Фроловских ворот пусти стрелу... уби некоего от князей ордынских, славна суща, иже велику печаль сотвори Тахтамышу и всем князем его» (Русские повести XV—XVI веков / Составитель М. О. Скрипиль. М.; Л., 1958. С. 40).

На ты лясы́ Батыга приукинулся — поверил словам, принял за чистую монету.

Ай чистые поля были ко О́пскову и т. д. Образец балагурной припевки, не связанной с сюжетом. В тексте есть местные мотивы, содержащие насмешливые отзывы о жителях некоторых районов Русского Севера.

Пудожаночки, лёшмозёрочки, пошозёрочки — жительницы Пудоги, Лекшмозера, Почозера (Карелия).

Васька Пьяница и Кудреванко-царь. Григорьев-3, № 33. Зап. от И. А. Тяросова, дер. Дорогая Гора.

Буян-остров — эпический и сказочный остров, где находятся чудесные предметы или обитают фантастические существа и могут совершаться необыкновенные действия.

Шахов, Ляхов — названия вымышленных городов со значением далеких, глухих; иногда связываются с «землей Ляховинской». Названия происходят, вероятно, от древнерусских слов «чехи», «лехи» («ляхи») — с утратой реального значения.

Панове, уланове — в былинах этими словами обозначается окружение вражеского царя; возможно, они порождены временем польско-шведской интервенции начала XVII в.

I. Ончуков, № 4. Зап. от Ф. Е. Чуркиной, дер. Чуркина (Усть-Цилемская вол.).

Иконы да на поплав воды. См. примеч. к былине «Илья

510

Муромец, Ермак и Калин-царь» (вар. I, с. 508).

Как и еду ле я с вами в стольно-Киев-град и т. д. Здесь намечается иной поворот сюжета: Васька Пьяница в союзе с татарами и идет с ними на Киев. В тексте подчеркнута антибоярская направленность действий Васьки.

Скурла — в данном тексте имя главы татарского войска.

II. Ончуков. № 18. Зап. от А. Д. Осташовой, дер. Боровая (Усть-Цилемская вол.). Этот вар. отличается финалом: после победы над татарами (как в основном тексте) князь предлагает Василию «города с пригородками», он же просит права «пити-де вино везде безденежно». Бояре хотят выгнать Ваську («боле Васинька не надобно»):

Как скочил-то Василий на резвы ноги,
Он схватил-то столесенки кедровые,
Он убил всех бояр да толстобрюхиих.

III. Григорьев-1. № 69. Зап. от В. Чащина, дер. Городец (Пинега). Временный переход Васьки на сторону татар мотивируется здесь тем, что «богатыри» бранят его за убийство Кудреванки.

Не дам я вам... Прожиточных христьян да во свою веру ввести. Последний ст. не на месте, он должен следовать за ст., относящимися к князю и княгине. Богатырь согласен прибить только князей и бояр.

Михайло Данилович. Григорьев-3. № 39. Зап. от Ф. П. Рюмина, дер. Тимшелье.

Позволь мне-ка снять платьё богатырскоё. Уход богатыря в монастырь не влечет за собой отказа от мирских забот. Характерно, во-первых, что отец слагает с себя богатырские обязанности и передает их растущему сыну (тема смены поколений) и, во-вторых, что он продолжает наблюдать за сыном и помогать ему.

Да от роду мне только четырнадцать лет. Богатырь-малолеток — типовой персонаж героического эпоса ряда народов. Обычно герой этого типа вынужден (или хочет вопреки предупреждениям) выступить на богатырском поприще ранее указанного ему срока, когда формирование его как богатыря не завершено (см. след этого мотива в вар. I).

Ко камешку ко Латырю. См. выше примеч. к былине «Илья Муромец и Соловей-разбойник». См. также былину «Исцеление Ильи Муромца»: здесь под камнем находятся и снаряжение, и конь богатыря.

А-й не заезжай ты... в серёдочку и т. д. Предупреждение об опасности, ожидающей богатыря именно в середине враждебной силы, и о необходимости сохранять осмотрительность в бою — типовой мотив героического эпоса разных народов. В данном случае он вызван тем, что малолетний богатырь отправляется на подвиги раньше положенного срока.

Схватили тут Михайла и т. д. Ср. выше аналогичный эпизод в былине «Илья Муромец и Калин-царь».

Ищёт тут он да своего сына. В подтексте этого эпизода — убеждение отца, что сын нарушил его предупреждение и погиб.

Уезжай ты, татарин и т. д. Неузнавание близкими людьми друг друга, возникающий на этой почве конфликт, узнавание по метке на теле, по имени — распространенные мотивы героического эпоса.

I. Рыбников-3. № 22. Зап. от карела В. Лазарева, дер. Кяменицы (Повенец).

Взял из погреба коня батюшкова и т. д. Здесь наиболее отчетливо выражена идея преемственности двух поколений богатырей — отца и сына; согласно эпической традиции, сын одновременно превосходит отца («латы ему тесноваты», «сабля легковата») и уступает ему в мудрости и воинском искусстве. В финале Михайло встречает отца в облике богатыря-калики; отец признается ему, что считал сына убитым и хотел отомстить за него татарам — «обкровавить свои... старческие платьица пустынные».

511

II. Материалы, собранные в Архангельской губернии летом 1901 г. А. В. Марковым, А. Л. Масловым и Б. А. Богословским // «Труды музыкально-этнографической комиссии». М., 1911. Ч. 2. № 30. Зап. от П. Ф. Коневой, село Кузомень (Терский берег).

Василий Казимирович и Добрыня. Григорьев-3. № 54. Зап. от Е. В. Рассолова, дер. Печище.

Съезди-тко, Васильюшко, во Большу орду и т. д. В рамках эпически условного сюжета исторически реальным выступает мотив отсылки дани Владимиром в Орду: такая практика установилась в XIV в., а до того дань передавалась на местах баскакам — уполномоченным Орды. Прекращение выплаты дани произошло при Иване III, во второй половине XV в. В былине превращение татар в данников Киева с реальной историей не согласуется.

А есь ле у вас да таковы стрельцы и т. д. Предложение царя устроить состязание плохо мотивировано. Одна из возможных мотивировок — та, что царь рассчитывает, победив послов, восстановить взимание дани.

А надеюсь... на молоды Добрынюшку на Микитича. В эпосе (как и в сказках) типовым является персонаж, выполняющий вместо главного героя трудные задачи.

Наезд литовцев. Рыбников-1. № 73. Зап. от неизвестного крестьянина-лодочника, дер. Шальский погост (Пудога). Впервые — «Олонецкие губернские ведомости». 1860, № 35. С. 141. Ст. 56 и 68 исправлены по газетной публикации (вместо «второму» — «третьему»).

На Паневе было, на Уланеве. Эти географические названия произошли от «панове, уланове» (см. выше примеч. к былине «Васька Пьяница и Кудреванко-царь», с. 509). Ср. в другом тексте (Рыбников-1. № 74):

Во той земли, в хороброй Литвы,
У Цимбала короля литовского,
Как было столованье — почестен пир
На своих-то на пановей,
На пановей, на улановей.

Два Ливика, Королевскиих два племянника. В вар.: «два витвичка», «витники». Некоторые исследователи считают первичной именно эту вторую форму, выводя ее либо из испорченного «Витовт» (имя литовских князей), либо из чешского vítnik — витязь, удалец. По другому толкованию, «королевские племянники» — это польские князья, братья Лешко и Конрад Казимиричи, действовавшие против русских князей в конце XII — нач. XIII в. (ср.: Жданов-1895. С. 507—516). В любом случае Ливики — персонажи вымышленные, ассоциируемые с западными врагами Русской земли.

Чимбал-король (также Цимбал, Цумбал и др.). И титул, и имя персонажа вымышлены (в вар.: «король земли Польскии»).

Поедем мы... на почестный пир. Здесь пир — метафора битвы.

Князь Роман Митриевич. Персонаж с тем же именем и титулом (с различными отчествами) известен в балладах и упоминается иногда в других былинах. Имя Роман в эпосе стало типовым. Попытки возвести былинного героя к историческим лицам — галицкому князю Роману Мстиславичу (XII — нач. XIII в.) или Роману Брянскому (XIII в.) не могут считаться доказательными, хотя не исключено, что выбор имени героя был частично подсказан воспоминаниями об этих лицах (ср.: Жданов-1895. С. 425—523).

Во землю во Левонскую — эпическое воспоминание об исторической Ливонии. В других вар. король предлагает также напасть на «Индию богатую», «Корелу проклятую», на «Золотую орду» и др. Исторические реалии в былине в преобладающем своем составе ведут к западным областям

512

и западным соседям Руси.

Черных мужичков повырубили. Черные мужички в былинах — это народ, основная масса сельского и городского населения («черные люди»), более всего страдавшие от чужеземных набегов.

Полонили оны... Настасью Митриевичну. В вар. она выступает как жена, сестра, племянница героя. Мотив, согласно которому главной целью вражеского наезда является захват в плен жены (сестры) богатыря, находящегося в отсутствии, типичен для героического эпоса разных народов. В вар. (Рыбников-1. № 75) племянники обещают королю:

Явим тебе выслугу великую —
Привезем Настасью Митриевичну
И с малым со отроком с двумесячным.

Кидайте на реку на Смородину. О реке Смородине см. с. 499. В былине о наезде литовцев Смородина — вещая река. В вар. Роман отбирает дружину, испытывая воинов питьем воды: он берет «силу», которая пьет из шлемов.

Тыя жеребья против быстрины пошли и т. д. По-видимому, правильнее это место передано в тех вар., где надежной признается дружина, чьи жребии пошли против течения, «встрет воды», «встречу быстрин» (Гильфердинг-1. № 42, 61).

Сам князь обвернется серым волком и т. д. По-видимому, эта подробность перенесена из былины «Волх Всеславьевич».

Ты, безглазый, неси безногого. Мотив «хромец на слепце» принадлежит мировому фольклору и встречается в древней и средневековой литературе; известен он и по другим былинам (ср.: Жданов-1895. С. 475—476).

Сухман. Рыбников-1. № 6. Зап. от неизвестного крестьянина-лодочника, дер. Шальский погост (Пудога). К былине восходит воинская повесть о Сухане XVII в. (текст и исследование см.: Малышев В. И. Повесть о Сухане: Из истории русской повести XVII века. М.; Л., 1956).

I. Малышев В. И. Ук. соч. С. 153. Зап. от старика-нищего с Сузинского завода (Алтай) в серед. XIX в. Впервые (с редакторскими поправками) — Тихонравов — Миллер. № 54. Алтайская версия былины характерна отсутствием конфликта богатыря с князем, в этом отношении она ближе к воинской повести о Сухане.

Илья Муромец с богатырями на Соколе-корабле. Тихонравов — Миллер. № 16. Исполнитель и место записи неизвестны. Впервые — «Живая старина», 1890, № 1.

Хвалунское — Хвалынское, т. е. Каспийское.

Желтых песков не хватывал — не причаливал к песчаному берегу.

Хорошо Сокол-корабль изукрашен был и т. д. Эпически приукрашенное описание корабля основано на том, что передняя часть древних судов обрабатывалась в форме голов людей, зверей, чудовищ, украшалась резьбой.

Три церкви соборные и т. д. По сведениям собирателей, былина на этот сюжет исполнялась в XIX в. как обрядовая песня. В Енисейском округе ее исполняли как колядку, при этом носили бумажную «звезду», на которой были изображены корабль (нос его — в виде змея), богатыри, три церкви, солнце и месяц, турецкий город, турки в лодках. Возможно, что «церкви соборные» появились в результате переосмысления традиционного для христианской символики изображения церкви в виде носящегося по морю корабля (ср.: Миллер-3. С. 346—349).

513

I. Миллер, № 18. Зап. от М. Кривогорницына, дер. Походская (Колыма). Впервые — «Известия Отделения русского языка и словесности АН». 1900. Т. 5, кн. 1. С. 75. Припев после каждой строки: «Сдудина ты, сдудина! Сдудина ты, сдудина!»

II. Тихонравов — Миллер, № 17. Зап. на Урале. Впервые — Железнов И. И. Уральцы: Очерки быта уральских казаков: 2-е изд. Спб., 1888. Т. 3. С. 123.

Илья Муромец и сын. Григорьев-3. № 16. Зап. от А. Е. Петрова, дер. Дорогая Гора. Одна из самых сложных по содержанию былин. В основной редакции сюжет развивается до того момента, когда Илья Муромец повергает противника («как расстегивал латы его кольчужные») в рамках традиционной эпической темы: герой, обороняющий родную землю, вступает в поединок с чужеземным нахвальщиком, угрожающим Киеву, терпит сначала неудачу, затем получает дополнительную силу и побеждает. Существенными для этой части сюжета являются картины богатырской заставы (см. особенно вар. II), мотивы похвальбы и угроз чужеземца (вар. II), неспособность кого-либо из богатырей, кроме Ильи, противостоять ему (вар. III).

Называл его сыном... любимыим. Тема боя отца с сыном, не узнающих друг друга, принадлежит мировому эпосу (иранский, древнегерманский, кельтский, эстонский). В былине весь дальнейший ход событий окутан загадочностью; неясны мотивы поведения Сокольника. Неясным становится и предшествующее содержание: почему сын Ильи Муромца выступает как враг Киева? Частично эти загадки разъясняются через другие редакции сюжета.

I. Григорьев-3. № 64. Зап. от И. А. Чупова, дер. Кильца. Особенность этой редакции — изложение обстоятельств рождения Сокольника и частичное объяснение мотивов его поведения.

Баба Златыгорка. В вар. также Латыгорка, Семигорка и др. Она представляет «чужой» мир, и брак Ильи с нею носит временный характер.

Сокольник. Здесь и в ряде других текстов — богатырь-малолеток; подобно другим богатырям, его отличает фантастически быстрый рост.

Он задумал съездить взять ведь... Киев-град. Принадлежность к «чужому» материнскому роду определяет положение Сокольника как врага Киева. В соответствии с былинной традицией он наделяется чертами татарского воина-богатыря; изначально, однако, выезд Сокольника на Русь мотивировался по-другому, и эта мотивировка сохранилась в некоторых редакциях: сверстники дразнят Сокольника «заугольником» (безотцовщиной), он добивается от матери признания относительно своего рождения и едет, чтобы отомстить отцу за свой позор. Таким образом, в пределах одной былины сталкиваются мотивы, относящиеся к разным историческим эпохам и стадиям эпического творчества: так возникают разные версии мотива «конфликт отца с сыном».

II. Ончуков. № 1. Зап. от Ф. Е. Чуркиной, дер. Чуркина (Усть-Цилемская вол).

Тридцать-то было богатырей и т. д. Персонажи, упоминаемые здесь, встречаются в других былинах: Самсон Колыбанович — в былине «Илья Муромец и Калин-царь»; Мишка Торопанишко — возможно, то же лицо, что Таракашка в былинах «Данила Ловчанин» и «Царь Соломан и Василий Окулович»; Пермя Васильевич — может быть, Бермята из былины «Чурила и Катерина»; Потанюшка, Лука и Матвей — в составе дружины Василия Буслаева; Лука и Матвей — также в «Камском побоище»; Скопин — герой исторических песен XVII в. Для перечня участников богатырской дружины (который встречается и в других сюжетах) характерно, что певцы почти не учитывают той роли, в какой эти персонажи выступают в других былинах.

Не знай зверь

514

там бежит и т. д. В образе Сокольника есть черты мифического охотника, атрибутами которого являются дикие звери и птицы. О мифологических связях богатыря говорит образ орла, живущего на скале в море.

III. Киреевский-1. № 1. Зап. в Шенкурском уезде (Архангельская губ.).

Неладно, ребятушки, поло́жили и т. д. Здесь и в других вар. отвод Ильей Муромцем богатырей делается по их качествам как личного, так и социального порядка («боярские роды хвастливые», «поповские глаза завидущие»), — редкий в русском эпосе пример заострения социально-психологической характеристики богатырей.

IV. Григорьев-3. № 4. Зап. от В. Я. Тяросова, дер. Дорогая Гора. Эпизод убийства матери отсутствует, сразу следует рассказ о покушении Сокольника на спящего Илью.

Константин Саулович. Кирша Данилов. № 26.

Царь Саул Леванидович (в вар. I — Саур Ванидович). Имена персонажей и названия земель указывают на то, что описываемые события относятся к «чужой» истории. Исследователи без достаточных оснований видели в былине заимствование — из византийского или тюркского эпоса. Скорее всего, это один из немногих былинных сюжетов, выходящих за пределы национальной исторической тематики (ср. также «Царь Соломан и Василий Окулович»); содержание и персонаж — вымышленные.

Завела его матушка и т. д. Перенесение эпизода из былины «Василий Буслаев и новгородцы».

Только у матушки выспросил и т. д. Сюжет развивается здесь по той же схеме, что и сюжет былины «Илья Муромец и сын», но с другим смыслом: Константин отправляется на поиски отца, согласно воле последнего, для совместных подвигов; затем развертывание сюжета идет по схемам, обычным для былин о подвигах русских богатырей: выбор наиболее опасного пути, встреча с татарским войском и уничтожение вражеской силы.

Копати ровы глубокие и т. д. Ср. выше сходный мотив в былине «Илья Муромец и Калин-царь».

Вислоухие, висячие —разини, простофили.

Углич. Упоминание города Углича составляет одну из загадок былины. Гипотетичным остается предположение о том, что в былинных эпизодах преломились воспоминания о расправе с угличанами, вызванной смертью царевича Димитрия в 1591 г. (см.: Миллер-1. С. 450—451).

Царя в Орде, короля в Литве. Уподобление этих двух земель является типовым для былин.

I. Собрание народных песен П. В. Киреевского: Записи Языковых в Симбирской и Оренбургской губерниях / Подг. текстов к печати, статья и коммент. А. Д. Соймонова. Л., 1977. Т. 1. № 17. Зап. в селе Станишном (Симбирская губ.) в 1830-е гг. Впервые — Киреевский-3. № 1.

Выползала змея лютая — след мотива чудесного зачатия от змеи (ср. былину «Волх Всеславьевич»).

Михайло Козарин. Григорьев-1. № 20. Зап. от М. Е. Лобановой, дер. Пильегоры (Пинега).

На роду Козарина испортили и т. д. «Порча» (в вар.: «на родинах, на крестинах»), вследствие которой Козарин оказывается вне родной семьи, — типичная в ряде вар. подробность. В других вар. причины нелюбви родителей и отлучения сына от дома излагаются неопределенно и противоречиво. За всеми мотивировками кроется архаический подтекст, раскрываемый путем сравнительного анализа сюжета: над Козарином и его сестрой висит угроза предуказанного инцеста, они — суженые; родители как бы предвидят эту опасность и хотят предупредить ее, разлучив детей. В ходе эволюции сюжета появляются поздние мотивировки:

515

сына «испортили», невзлюбили, отдали на воспитание чужой старухе; дочь похитили татары, разбойники.

Я скажу тебе да три словечушка и т. д. Слова вещего ворона свидетельствуют о предуказанном характере дальнейших событий. В вар. ворон прямо предупреждает Козарина о встрече с суженой и о том, что она не станет его женой.

Косы сама да приговариват и т. д. Жалобы девушки на свою участь оформлены в виде обрядового плача невесты. Коса — символ девичества; расчесывание, заплетение и расплетение косы составляли значимый элемент русского свадебного обряда; изображение полонянки как несчастной невесты, а плена — как трагического брака обычно для славянских песен о татарском (турецком) полоне.

Сам большой татарин девку утешал и т. д. Похитители выступают в роли женихов, состязающихся за право владеть девушкой. Козарин в этом контексте — также один из претендентов, побеждающий своих соперников.

Он стал у девицы стал выспрашивать. В ряде редакций (в том числе см. вар. III) расспросам предшествует попытка Козарина овладеть девушкой: в этом мотиве сохраняется след архаического замысла (инцест брата — сестры); узнавание снимает угрозу инцеста.

I. Марков. № 102. Зап. от Ф. Т. Пономарева, дер. Верхняя Зимняя Золотица.

Ёго дразнят тут маленьки ребятушка... Да пошел наш Козарушко искать батюшка. Здесь Козарин напоминает Сокольника («Илья Муромец и сын») и Константина Сауловича (в одноименной былине).

Еще тут же пригласил да Козарушка Петровича. В ряде вар. обычно примирения Козарина с родителями не происходит.

II. Григорьев-3. № 43. Зап. от С. В. Рычкова, дер. Тимшелье.

III. Григорьев-1. № 121. Зап. от А. А. Завернина, дер. Карпова Гора (Пинега).

Полонили матку каменну Москву, Да доставалася девица трем татаринам. След старого мотива: набег на город или страну совершается ради захвата одной женщины.

IV. Григорьев-1. № 112. Зап. от М. Смоленской, дер. Лохново (Пинега).

Поедём-ка, да доброй молодец... да повенчаемся. Согласно эпической традиции, девушка признает в своем освободителе жениха.

Брат-от на сестры не жонится. Эпические нормы повествования не требуют объяснения, как Козарин узнает в полонянке свою сестру.

V. Гуляев. № 16. Зап. от Л. Тупицына, г. Барнаул. Впервые — Тихонравов — Миллер. № 41.

Королевичи из Крякова. Гильфердинг-3. № 302. Зап. от Е. Я. Завала, село Оше́венск (Кенозеро).

Кряков. Попытки отождествить Кряков с. Краковом, а героев былины — с персонажами польской истории XVI в. очень слабо обоснованы (см.: Миллер-2. С. 307, 336). В былинах об Илье Муромце богатырь освобождает Кряков от захватчиков, встречается в Крякове с Идолищем и др.

Возговорит ворон по-человечески. Как и в былине о Козарине, ворон здесь — вещая птица, сообщающая о предуказанной встрече.

Татарин касимовский. Эпитет, вероятно, связан с Касимовским царством (XV—XVII вв.) на р. Оке.

Ты любезной мой брателко! Узнавание братьев вносит несогласованность в сюжет: Василий Петрович одновременно выступает как герой, ищущий родных (см. вар. I), и как чужеземный воин-нахвальщик (ср. «Илья Муромец и сын»).

I. Астахова-2. № 135. Зап. от П. И. Рябинина-Андреева, дер. Гарницы (Прионежье).

II. Гильфердинг-2. № 136. Зап. от С. К. Неклюдиной, село Зяблые Нивы (Кижи).

516

ЭПИЧЕСКОЕ СВАТОВСТВО

Дунай Иванович. Григорьев-3. № 73. Зап. от А. П. Чуповой, дер. Кильца.

Потюрёмщичёк сидит... Дунай да сын Иванович. Обстоятельства заточения Дуная излагаются в былине «Бой Добрыни и Дуная», возможно созданной позднее: здесь Дунай — приезжий богатырь, он раскидывает шатер иноземного образца и грозит русским богатырям; в борьбу с ним вступает Добрыня, богатыри не могут одолеть друг друга, их разнимает Илья Муромец. По одной версии, они становятся побратимами, по другой — Дуная привозят в Киев и Владимир заточает его (Смирнов — Смолицкий-1974. №№ 22, 23; Пропп — Путилов-1. С. 289).

Много служивал царям да и царевичам. В эпической биографии Дуная неизменно подчеркивается его многолетняя служба в чужих землях, переходы от одного властителя к другому; чаще, всего называется литовский король, иногда (вар. I) Золотая Орда. Возможно, эпос отразил здесь право феодалов на такие переходы, практиковавшиеся в Древней Руси.

Поезжайте за Опраксеей да королевичной... А князь-от Владимир да быв холопищо. Намек на реальную практику династических браков русских князей и царей с иноземками. Известны такие браки и с литовскими княжнами. Однако попытки исследователей возвести былинный эпизод к конкретному историческому факту (сватовство князя Владимира Святославича к полоцкой княжне Рогнеде) не обоснованы (ср.: Миллер-1. С. 148—153). Есть основания говорить о влиянии эпических разработок темы сватовства на древнерусскую литературу, в том числе на летописные рассказы (ср.: Лобода. С. 240—241). Реплика короля литовского о том, что Владимир — «холопищо», лишь отдаленно напоминает зафиксированный летописью отказ Рогнеды, мотивируемый тем, что Владимир — «робичич», т. е. сын князя и рабыни; по существу же это — формульное былинное выражение, означающее высокомерное отношение иноземного короля к киевскому князю (ср. аналогичную реплику в былине «Иван Годинович», вар. II).

Вы бейте татаровьей. Несообразность («татары» в «городе Ляховитском»), вполне обычная для былин, где названия «чужих» земель и этносов носят условно-обобщающий характер.

Кто-де за мной в сугон погонится, А тому от меня да живому не быть... А помнишь ли ты... Похожоно было с тобой и т. д. Исконный архаический смысл коллизии в тексте несколько размыт. Суть ее в том, что мужем богатырки может стать лишь одержавший победу над нею в поединке; всякий борющийся с нею — претендент, каждый поединок — акт сватовства, победитель — суженый. Дунай, согласно подтексту, — суженый Настасьи. Между тем этот подтекст частично перекрывается в былине историей прежней любви и связи героев. Эта последняя тема подробно разрабатывается в балладе «Дунай и королева»: Дунай служит у литовского короля, вступает в связь с его дочерью, о чем узнают (Дунай сам хвастается на пиру); богатыря ведут на казнь, Настасье удается спасти его (подставить вместо него другого), помочь бежать (см.: Пропп — Путилов-1. С. 286).

Говорила тут Настасья и т. д. Согласно эпическим представлениям, богатырка, однажды побежденная, утрачивает свои богатырские качества. Сюжет развивается через нарушение этого правила, однако главной причиной трагедии оказывается поведение богатыря, его спесь и упрямство.

Славной тихой Дон. Дон — поздняя замена, имеется в виду, конечно, река Дунай (см. вар. I, IV). Замена подсказана тем, что в народных песнях Дунай и Дон часто упоминаются рядом. Эпизод чудесного возникновения реки в вар. толкуется по-разному: в вар. III река вытекает из крови богатыря, в вар. I — богатырь бросается в воду, отсюда происходит ее название; типична более общая форма — от Дуная «протекла» река Дунай (вар. IV). Различные

517

толкования в конечном счете связаны с мифологическими представлениями о происхождении великих рек; в былине, несомненно, сохранились следы древнего общеславянского культа реки Дунай (ср.: Мачинский Д. А. «Дунай» русского фольклора на фоне восточнославянской истории и мифологии // Русский Север. Проблемы этнографии и фольклора. Л., 1981. С. 110—171).

I. Кирша Данилов. № 11.

Еким сын Иванович. Дунай получает в качестве помощника «молода Екима Ивановича, Который служит Алешке Поповичу».

А и ряженой кус — да не суженому есть. Смысл фразы: Афросинья — суженая Дуная, но достается не ему. Это противоречит основному замыслу сюжета, предполагающему, что Дунай устраивает брак Владимира, а затем сам женится на своей суженой — второй из сестер — богатырке.

Везти за Дунаем золоту казну. Несмотря на то что Дунай увозит Афросинью силой, ее отец посылает вслед богатое приданое.

И обрал у девицы сбрую всю и т. д. Здесь Дунай совершает ритуал превращения богатырки в «обыкно́венную» женщину, в послушную жену.

II. Гильфердинг-2. № 94. Зап. от К. И. Романова, дер. Леликово (Кижи).

III. Григорьев-3. № 80. Зап. от Л. К. Прокопьева, дер. Азаполё.

IV. Соколов — Чичеров. № 132. Зап. от А. Б. Суриковой, дер. Конда (Кижи).

Иван Годинович. Рыбников-3. № 23. Зап. от Т. Романова, дер. Пирзаковская (Пудога).

За синим морем... во городе да во Чернигове. Обычное для былин нарушение реальной географии; в данном случае оно вызвано тем, что, в соответствии с эпической традицией, герой ищет невесту в чужой, дальней земле, т. е. если назван Чернигов, то он должен предстать в качестве далекого города.

У Дмитрия — гостя торгового. Снижение социального статуса отца невесты — позднее привнесение, в старших редакциях он — чужеземный царь, король и проч. (см. вар. IV).

Захотелось мне... Настасью замуж мне взять. Выбор невесты не мотивируется; можно предполагать, что в подтексте былины — Настасья — суженая Ивана Годиновича и богатырю ведомо, что она ему предназначена.

Ведь моя-то Настасья просватана и т. д. В эпосе многих народов сватовство героя осложняется вмешательством претендентов, которые хотят захватить невесту, при этом герой отстаивает свое право на суженую (см.: Путилов. С. 125—190). Иван Годинович действует сам как нарушитель брачных норм; оправданием ему служит убеждение, что его суженую просватали «незаконно» и за противника Руси (см. вар. II, где князь Владимир толкует отказ как оскорбление его достоинства).

Как идет Настасья из бела шатра и т. д. В большинстве вариантов поведение Настасьи толкуется как предательство по отношению к Ивану Годиновичу, продиктованное корыстью, но в подтексте есть намек на то, что Настасья полностью принадлежит «чужому» миру и не намерена его оставлять (см. примеч. к вар. IV). По логике сюжета, она мнимая суженая богатыря.

I. Гильфердинг-2. № 83. Зап. от Т. Г. Рябинина, дер. Середка (Кижи).

II. Кирша Данилов. № 16.

Честью не даст, ты и силою бери. Далее рассказывается о втором приезде Ивана Годиновича в Чернигов; он забирает Настасью в тот момент, когда дружки царя Афромея Афромеевича привозят ей подвенечное платье. В заключительной части былины Ивана освобождает подоспевшая дружина; Афромея Афромеевича увозят к Владимиру, а Иван расправляется с Настасьей.

518

III. Григорьев-3. № 71. Зап. от А. П. Чуповой, дер. Кильца.

Тут пошел старой казак. Роль свата выполняет Илья Муромец.

Всё из-за хлеба давают да из-за соли и т. д. Имеется в виду, что дочерей других отцов выдают замуж с хлебом-солью, т. е. при обоюдном согласии, мирно.

IV. БПЗБ. № 104. Зап. от П. С. Пахоловой, дер. Нижняя Зимняя Золотица (Зимний берег). В образе невесты смутно проглядывают черты колдуньи; в вар. они иногда более определенны, невеста оказывается связанной с мифологическим миром, враждебным людям: «На головке у Авдотьи белы лебеди... На подножках у Авдотьи черны вороны» (Киреевский-3. № 1).

V. Гильфердинг-2. № 188. Зап. от А. В. Батова (Выгозеро). Борьба Ивана Годиновича с Кощеем описана здесь как богатырский поединок равных, со сменой оружия и заключительной победой русского богатыря. Стрела, посланная Кощеем из лука, взятого им у Ивана Годиновича, оборачивается «в груди татарские» благодаря заклинанию, которое произносит Иван.

VI. Рыбников-1. № 33. Зап. от Н. Прохорова, дер. Буракова (Пудога).

VII. Миллер. № 73. Казачья редакция. Зап. от Ф. Пономарева и В. Шамина, станица Щедринская (Терская обл.). Впервые — «Сборник для описания местностей и племен Кавказа». Тифлис, 1900. Вып. 27. С. 80.

Михайло Потык. Гильфердинг-1. № 39. Зап. от А. Тимофеева, дер. За́горье (Толвуй).

Испроговорит эта лань да златорогая: «За того я пойду в замужество» и т. д. Начало былины развивается по обычным схемам эпических песен о сватовстве: герой встречает свою суженую на охоте (вар. III), во время набега (вар. II), она сама является к нему (вар. I). В данном тексте прослеживается архаический мотив предназначенности девушки тому, кто одолеет ее (ср. «Дунай Иванович»). Во всех вар. былины невеста принадлежит либо «иному» миру, либо чужой земле и обладает волшебными, колдовскими качествами.

Кто у нас да наперед помрет, Тому-то сесть да во сыру землю. Правильно: «другому сесть». Как показали современные исследования, Марья лебедь белая в древней эпической традиции — существо, принадлежащее миру мертвых; цель ее — увести в этот мир мужа (см.: Новичкова Т. А. К истолкованию былины о Потыке // «Русская литература». 1982, № 4. С. 154—163).

Приплыло тут к ней змеищё-веретенище и т. д. По древним представлениям, подземные змеи пожирали трупы. Победа над змеей приводит к оживлению умершего. В былине змеи служат героине (см. вар. III). В других вар. вместо змеи действует сама героиня, которую Потыку удается укротить.

Приезжает-то король да ведь Ляхетскии и т. д. Нашествие врага с целью захвата одной женщины — типовой мотив эпоса. Начиная с этого эпизода, действие развивается в соответствии с противоположными замыслами героев: Потык ведет борьбу за возвращение жены, не догадываясь о ее предательстве; Марья лебедь белая стремится осуществить свой замысел — увести мужа в царство смерти.

I. Гильфердинг-1. № 52. Зап. от Н. Прохорова, дер. Буракова (Пудога).

А у меня уста были поганые и т. д. Готовность Марьи приобщиться к киевскому миру — уловка, в действительности она остается колдуньей и «чужой». В вар. Потык после женитьбы получает от князя задание — ехать к Вахрамею Вахрамеевичу, отцу Марьи, с данью. Потык вызывает царя играть в шахматы, обыгрывает его, накладывая на проигравшего

519

огромную дань в пользу Киева; известие о смерти жены заставляет Потыка вернуться домой (см. вар. IV).

II. Григорьев-3. № 70. Зап. от А. П. Чуповой, дер. Кильца.

Ракитов куст... у змеи есь да дети малые. Ракитов куст в фольклоре связан с миром умерших. К тому же миру принадлежит змея, которой помогает Потык. Спасение змеи из огня — популярный мотив в фольклоре. Почему Марья противится действиям Потыка, выясняется позже: когда Потык в первый раз настигает Марью, увезенную иноземным царем, и по ее приказанию его привязывают к дубу, змея освобождает богатыря.

III. Марков. № 8. Зап. от А. М. Крюковой, дер. Нижняя Зимняя Золотица (Зимний берег).

IV. Гильфердинг-1. № 6. Зап. от П. Калинина, дер. Горка (Повенец).

Наезжае было царь Бухарь заморскии и т. д. Характерная тенденция к включению былины о сватовстве в цикл сюжетов на тему борьбы против татар; это никак не влияет на основное развитие сюжета. Возможно, весь эпизод — переработка мотивов былины «Василий Казимирович и Добрыня» (см. также примеч. к вар. I).

V. Григорьев-2. № 65. Зап. от Е. К. Мелехова, дер. Сояна.

Отправились да в путь-дорожечку. Затем Потыка освобождает змея, он догоняет беглецов и вновь поддается «на бабьи прелести»; на этот раз его закладывают в камень и опускают в море, змея вновь выручает его; Потык догоняет Марью и Коршея и казнит их, а сам бросается на копье.

Хотен Блудович. Григорьев-3. № 69. Зап. от А. П. Чуповой, дер. Кильца.

Наливала чару зелена вина... Еще втапоре Овдотье за беду стало и т. д. Сущность конфликта определяется различиями в социальном статусе женщин, которое в былине выражено в условной форме: очевидно, что Чусова (Часова) принадлежит к социальным верхам и кичится этим, Блудова — к низам (ср. вар. I). У Хотена особое положение: он богатырь.

Ведь когда был обсажон да стольне-Киев-град и т. д. Попытка певцов включить Хотена в круг богатырей, боровшихся с татарами.

Я бы лучше вас родила девять ка́меней и т. д. См. вар. II, где смысл этого пожелания раскрыт более ясно.

Она ведь уж да роду царского. Ср. вар. III, где Владимир ложно приписывает девушке княжеское родство.

I. Рыбников-2. № 22. Зап. от К. Романова, дер. Лонгасы (Кижи).

II. Ончуков. № 46. Зап. от Д. К. Дуркина, село Усть-Цильма.

III. Рыбников-1. № 44. Зап. от Л. Богданова, дер. Середка (Кижи).

IV. Киреевский-4. № 2. Зап. в г. Онеге (Архангельская губ.). Впервые — Известия-3. С. 377.

Соловей Будимирович. Гильфердинг-1. № 53. Зап. от Н. Прохорова, дер. Буракова (Пудога).

А мхи были, болота и т. д. Запев, внешне не связанный с сюжетом, в разных вариациях типичен для былины о Соловье Будимировиче: он включает одновременно пейзажные зарисовки отдельных мест России и бытовые характеристики их обитателей, нередко шутливые. Одна из самых поэтических запевок — в сборнике Кирши Данилова (см. ниже примеч. к «Агафонушке»).

Волга мать-река... море Турецкое... смотрите славный Киев-град. Маршрут корабля эпически условен. В других вар. называются еще вымышленные реки, земли и моря.

Да как тут в караблю было написанноё и т. д. Изображение фантастически украшенного корабля типично для былин (см. «Илья Муромец с богатырями на Соколе-корабле» и примеч.).

Со́ловей да сын Гудимирович. Обычно в других вар. — Будимирович.

Меряйте-ка лудья морски-то. Отражение опыта севернорусских певцов: в их описаниях нередко соединяются черты северной и южной природы.

А есть как я с-за славного

520

синя моря. Эти слова героя, так же как и некоторые географические названия («земля Веденецкая», «город Леденец», «море Веряйское»), позволили исследователям увидеть в Соловье Будимировиче чужеземца, приезжающего из Венеции, Исландии и др. (см. об этом: Пропп. С. 172—173, 574—575). Более основательно предположение, что он — русский купец, явившийся в Киев с заморскими товарами. Вар. вносят значительную путаницу в установление происхождения Соловья. Вполне оправдано понимание приезда издалека в символическом плане: герой — жених, согласно обрядовым правилам играющий роль заезжего (купца).

Позволь-ка еще А поставить-построить мне-ка три терема́ и т. д. Подобно женихам в сказках или в обрядовых свадебных песнях, Соловей строит чудесные терема; в вар. он строит их в саду девушки, иногда сад вырубается (символическая рубка сада невесты описывается в свадебных песнях). Имя героя также, возможно, связано со свадебной символикой: в песнях жених-соловей будит невесту (см.: Лобода. С. 134—146).

Надевайте... платьица лосиные... звериные. Дружина Соловья уподобляется чудесным помощникам из сказок. В данном случае можно предполагать еще отражение следов тотемных связей героя с животным.

А возьми-тко меня ты за себя замуж. Мотив «самопросватывания» может быть объяснен как выражение невестой признания того, что Соловей Будимирович, соорудив чудесные терема, выполнил трудную задачу, поставленную жениху (ср. сказки на эту тему), и подтвердил, что он — суженый; т. е. первоначально «самопросватывание» означало согласие невесты на брак. О выборе девушкой суженого поется в свадебных песнях.

Идолище сватает племянницу князя Владимира. БПЗБ. № 83. Зап. от Т. С. Кузьмина, дер. Тельвиска (Нарьян-Марский р-н, Печора). По-видимому, относительно поздняя былина, архаическую основу которой составляют мифы, сказки, сказания, известные в мировом фольклоре: чудовище требует в жены царскую дочь, герой спасает девушку и уничтожает насильника. В соответствии с общей тенденцией русского эпоса «мировая» тема переработана применительно к коллизиям былинного Киева.

Анну дочи Путятичну. Племянница князя Владимира под разными именами фигурирует в ряде былин как невеста, как жертва Змея и др.

Как запечалился Владимир и т. д. В соответствии с былинной традицией Владимир изображается беспомощным, неспособным оказать сопротивление насильнику.

Еще милости-де просим хлеба кушати и т. д. В отличие от архаических сюжетов на тему увоза и спасения девушки, героиня сама организует свое спасение, богатыри лишь помогают ей.

По серёдочке чарочки огонь горит и т. д. Типовая формула описания отравленного («сонного») питья.

I. Марков. № 49. Зап. от А. М. Крюковой, дер. Нижняя Зимняя Золотица (Зимний берег). Все начало соответствует эпическим песням и сказкам о невесте, которую особенно берегут и сватовство к которой сопряжено с выполнением чудесных задач.

II. Григорьев-3. № 100. Зап. от М. Г. Михашина, дер. Тиглява.

Добрыня Никитич, его жена и Алеша Попович. Соколов — Чичеров. № 150. Зап. от Н. С. Богдановой, г. Петрозаводск. Одна из самых популярных былин. Множество записей характеризуется разнообразием мотивировок и разработок узловых эпизодов; в лучших вар. особенное внимание уделено раскрытию внутреннего состояния героев и выявлению нравственно-психологических аспектов эпического конфликта.

Разгневались-то тут русские богатыри. Мотивировки отъезда Добрыни в известных

521

записях разнообразны (см. вар. I, II, где инициатива поездки принадлежит самому богатырю). В данном тексте завязку конфликта можно истолковать так: хвастовство Добрыни верностью жены вызывает возмущение; богатыри, окружающие Владимира, решают отослать Добрыню и в отсутствие его устроить испытание его жене. Дальнейший ход событий, однако, выходит далеко за рамки этого замысла.

Слезно плачется. Необычная для богатыря реакция на княжеское поручение может быть объяснена тем, что Добрыне ведомы предстоящие испытания.

Ты жди того времечки двенадцать лет и т. д. Установление определенного срока, в течение которого жена должна ждать мужа и по истечении которого может вступать в новый брак, — типовой мотив мирового фольклора: он составляет обязательную часть эпических и сказочных сюжетов на тему «Возвращение мужа на свадьбу своей жены» («Одиссея» Гомера, различные версии тюркоязычного эпоса об Алпамыше, французские поэмы о Карле Великом, южнославянские юнацкие песни, сказки типа азербайджанской «Ашик-Кериб», баллады).

Только не ходи-ка ты... за смелого Алешу за Поповича. Мотивировки запрета здесь и в вар. IV — результат исторической эволюции сюжета. В других редакциях запрет мотивируется тем, что Алеша — побратим Добрыни: «За Олешеньку Поповича не ходи, Мне Олешенька да ведь крестовый брат» (Смирнов — Смолицкий-1974. № 61). Этот мотив восходит к более архаическому, согласно которому претендентом на роль второго мужа выступал один из родственников (братьев, членов рода) героя. Этнографическую основу его составляет обычай левирата, требовавший, чтобы женщина после смерти мужа становилась женой его брата. В эпосе реальный обычай переосмысляется и обращенная форма его составляет теперь зерно конфликта: притязания «брата» расцениваются как нарушение нравственных норм общества и сам нарушитель изображается как незаконный жених и враг героя.

Прилетели тут голубь со голубкою и т. д. См. вар. VII: о свадьбе сообщает конь; Добрыня с эпической быстротой возвращается домой. В эпосе и сказках других народов устойчивы подробности: герой, узнающий о свадьбе в самый последний момент, чудесным образом успевает приехать.

Ай же ты незнаем добрый молодец! и т. д. Обязательный мотив всех сюжетов на тему возвращения мужа: он является неузнаваемо изменившимся, приходит на свадьбу одетым в чужое платье, в рубище, в грязном виде и др. Добрыня приходит на пир в своем платье, но его все равно не узнают. Хотя неузнавание можно объяснять рационально (долгое отсутствие, постарение и др.), в основе мотива лежит, по-видимому, архаическое представление о человеке, внешне изменившемся после пребывания в «ином» мире.

Во эти-то гусе́лки прежний муж играл... Увидала там злачён перстень. Момент идентификации настоящего мужа — важнейший в сюжетах на тему возвращения. В фольклоре разных народов узнавание происходит как по кольцу (или другому предмету, известному только супругам), так и по особой песне. В былине узнавание как бы дублируется.

Стал гусе́льками Олешу поколачивать. Мотив наказания претендента в былине дается обычно ослабленно. В ряде эпических песен других народов муж беспощадно расправляется с претендентами («Одиссея», «Алпамыш»).

I. Астахова-2. № 104. Зап. от К. Д. Андрианова, дер. Конда (Кижи).

Ты женись-ка на Настасье на Микуличной. Мотив женитьбы Добрыни разрабатывается также в виде самостоятельного сюжета: Добрыня встречает в поле богатырку, побеждает ее в единоборстве (Пропп — Путилов-1. С. 57; ср. «Дунай Иванович»).

II. Сказитель Конашков / Подг. текстов, вводная статья и коммент.

522

А. М. Линевского. Петрозаводск, 1948. № 7. Зап. в дер. Семеново (Пудога), в 1937 г.

III. Гильфердинг-2. № 149. Зап. от А. Е. Чукова, дер. Горка (Кижи).

IV. Астахова-2. № 129. Зап. от А. К. Ястребовой, дер. Клименцы (Прионежье).

V. Григорьев-2. № 35. Зап. от А. И. Нечаева, дер. Сояна.

А добром не пойдешь — дак возьму силою. Узнав об этом, мать Добрыни идет к Илье Муромцу, просит его поехать поискать Добрыню; Илья находит богатыря, сообщает ему о случившемся, они спешат в Киев.

VI. Гильфердинг-1. № 38. Зап. от А. Тимофеева, дер. Загорье (Толвуй).

VII. Гильфердинг-2. № 157. Зап. от И. А. Касьянова, село Космозеро (Кижи). Текст соединен с сюжетом: Добрыня и Змей.

VIII. Григорьев-3. № 119. Зап. от П. А. Поташовой, дер. Большие Нисогоры.

Она сидит на печи, слезно уливаючи и т. д. Образец включения в былину эпизода исполнения похоронного причитания.

IX. Миллер, № 27. Зап. от А. О. Пантелеева, дер. Ченожи (Пудога) Впервые — Шайжин Н. С. Олонецкий фольклор. Петрозаводск, 1906.

Была знадебка родимная и т. д. Узнавание героя по знаку на теле (родинке и др.) — типовой мотив в сюжетах о возвращении мужа.

X. Астахова-2. № 172. Зап. от А. В. Коломаевой, дер. Большой Куганаволок (Водлозеро).

Уж он струночки приводит от Царя-града и т. д. Традиционная формула (по-разному варьируемая) для описания особо искусной игры на гуслях.

Данила Ловчанин. Киреевский-3. № 2. Зап. в селе Павлово (Нижегородская губ.). Впервые — Известия-1. С. 81. Мелкие неточности исправлены по первой публикации.

Вы ищите мне невестушку хорошую и т. д. Сходный мотив см. в былине «Дунай Иванович». В былине «Данила Ловчанин» новым является мотив «чужой жены». В эпосе разных народов встречается героическая разработка темы: враг уводит жену героя (или правителя «своей» земли), герой вступает в борьбу и возвращает женщину (см.: Путилов. С. 164—190). В «Даниле Ловчанине» разработка приобретает остросоциальный смысл: Владимир готов погубить своего богатыря, чтобы овладеть его женой.

А Мишатычка Путятин приметлив был — т. е. был сообразителен, умел быстро переметнуться на другую сторону.

Лишняя стрелычка тее приго́дится и т. д. Здесь Василиса Никулична обнаруживает качества вещей жены, предугадывающей ход событий.

А на вострый конец сам упал. Мотив самоубийства богатыря — от отчаяния или в знак протеста — встречается в былинах «Дунай Иванович» и «Сухман».

Спорола сее Василисушка груди белые. Мотив самоубийства героини является типовым для славянских баллад о девушке, которую татары (турки) увозят силой и которая предпочитает плену (браку с похитителем) смерть; самоубийство может восприниматься как символ брака героини с землей или рекой, в которой она тонет (см.: Путилов Б. Н. Славянская историческая баллада. М.; Л., 1965. С. 53—75).

Царь Соломан и Василий Окулович. Соколов — Чичеров. № 138. Зап. от А. Б. Сурикова, дер. Конда (Кижи).

А у него-то было заведено столованьице и т. д. Описание пира у чужого царя по аналогии с пиром у князя Владимира типично для былин, особенно когда имеется в виду неопределенно-условная земля. Одинаково разрабатывается и исходный мотив, в данном случае — намерение царя жениться (ср. «Дунай Иванович» и «Данила Ловчанин»).

Царь Соломан. Имя героя несомненно

523

восходит к имени библейского царя Соломона. Сюжет былины связан со сказаниями о Соломоне и его неверной жене, распространенными в средние века в книжных версиях и устных преданиях.

Я ведь знаю, как у жива мужа да жену отнять и т. д. Былинная разработка сильно отличается от книжных, где покушение иноземного царя на жену Соломона объясняется желанием рассчитаться с Соломоном, некогда соблазнившим жену царя; в книжных версиях жена Соломона сознательно изменяет мужу и, чтобы бежать от него, выпивает напиток, вызывающий временную смерть; Соломон, подозревая обман, испытывает «мертвую» разными способами, затем хоронит в склепе, откуда ее похищает иноземный царь, оживляющий ее и увозящий к себе. Дальнейшее развитие былинной и книжных версий сходно.

Уж не бей ты меня по-холопьему. Перед этими словами в тексте, по-видимому, смысловой пропуск: ср. вар. II, где Василий хочет тут же рубить Соломану голову и тот останавливает его: «А не честь тебе, хвала будёт голова срубить».

Он и первую петлю́ пройде и т. д. В другом вар. (Соколов — Чичеров. № 128) более ясно: «Ты наладь-ка три петельки шелковыих: Перву петельку пройдет хитростью, Другу петельку пройде мудростью, А в третью петельку подавится». Отсюда становится понятным, почему позднее Соломанида сама вешает третью петельку — чтобы Соломан хитростью не избежал смерти.

Первую-то кере́жку конь везет и т. д. Смысл иносказания относится к положению трех героев: Соломана везут силой, Василий идет сам, а Соломаниду «черт несет». В другом вар. (Соколов — Чичеров. № 208) несколько по-иному: «Да и первы колеса уже конь везет, Да и задни колеса зачем черт несет?» Здесь в иносказание заложен и вещий смысл: «задни колеса», т. е. Соломанида и Василий едут на верную гибель. В вар. Соломан прямо раскрывает этот смысл: когда Соломанида просит простить ее, он отвечает: «Зачем ты в карете поехала? Я ведь сказал, что карету черт несет» (Соколов — Чичеров. № 240).

Повесила третью петлю. Объяснение см. выше. Мотив с тремя петлями имеет и второй смысл: в итоге они оказываются предназначенными для трех участников преступления против Соломана.

I. Соколов — Чичеров. № 218. Зап. от А. Т. Артемьевой, дер. Першлахта (Кенозеро).

Уж я видела сон да преужасныий и т. д. Зловещий сон — типовой мотив в эпосе разных народов. Соломан разгадывает значение сна и предупреждает жену об опасности.

II. Григорьев-3. № 61. Зап. от Е. В. Рассолова, дер. Печище.

III. Соколов — Чичеров. № 235. Зап. от Л. А. Артемьева, дер. Телицино (Кенозеро).

Чурила и Катерина. Гильфердинг-3. № 224. Зап. от И. П. Сивцева, по прозванию По́ромский, село Поромское (Кенозеро).

Канун-де честного Благовещенья. То, что свидание любовников происходит накануне праздника Благовещения, должно усиливать момент нарушения ими моральных правил: этот день имел значение «дня воздержания по преимуществу» (Жданов-1895. С. 286).

Выпадала порошица и т. д. В зачине былины подчеркивается необычный по времени года снегопад (праздник Благовещения — 7 апреля; в вар. упоминается также летний праздник Петров день).

Чурило сын Плёнкович. См. еще былины «Чурило Пленкович» и «Дюк Степанович». Характеристика героя как «щапа» — франта и «бабьего угодника» есть в этих сюжетах.

Да ронил ён гвоздочики серебряные и т. д. Имеются в виду детали фантастически роскошной обуви Чурилы (другие детали см. вар. II).

Опущалась болесни́ца ниже пупа и т. д. В такой иносказательной форме обычно с насмешкой описывается «любовный недуг» жены-изменницы.

Да дождался Христова воскресенье и т. д. Имеется в виду праздник Пасхи и наступавший после него

524

мясоед — время свадеб.

Принял с девкой золотые венцы — т. е. обвенчался.

I. Гильфердинг-3. № 242. Зап. от М. И. Тряпицына, дер. Усть-Поча (Кенозеро).

II. Гильфердинг-1. № 67. Зап. от П. Т. Антонова, дер. Гагарка (Пудога).

Подпяты, пяты шилом востры́ и т. д. Традиционное описание щегольской обуви Чурилы: сапоги на острых высоких каблуках и с острыми носами.

III. Ончуков. № 69. Зап. от В. Д. Шишолова, дер. Верхнее Бугаево (Усть-Цильма).

IV. Григорьев-3. № 13. Зап. от С. И. Сахарова, дер. Дорогая Гора.

V. БПЗБ. № 4. Зап. от А. А. Носовой, дер. Трусовская (Печора).

НОВГОРОДСКИЕ ГЕРОИ

Садко. Гильфердинг-1. № 70. Зап. от А. П. Сорокина, дер. Новинка (Пудога). Текст Сорокина — самый полный и самый развернутый из всех известных. Он объединяет три сюжета о Садко, которые встречаются у других сказителей самостоятельно: Садко и водяной царь, Садко в споре с новгородцами, Садко в подводном царстве. Записи от Сорокина легли в основу оперы Н. А. Римского-Корсакова.

А й как тут вышел царь водяной и т. д. В этом эпизоде отразились мифологические представления о чудесном музыканте, своей игрой завораживающем стихийные силы природы. Сходный мотив есть в карельских рунах, где игру Вяйнямейнена на кантеле слушает хозяйка горы. Возможно также, что в данном мотиве преломились воспоминания о магических промысловых обрядах, исполнявшихся ради получения добычи (Смирнов — Смолицкий-1978. С. 392). Другая разработка мотива встречи с водяным царем в вар. I.

Обделал в теремах всё да по-небесному и т. д. Описание палат, украшенных подобно небесному своду, типично для русского эпоса и перенесено в данный текст из былин «Дюк Степанович» или «Соловей Будимирович».

Настоятели новгородские — игумены, т. е. лица, возглавлявшие новгородские монастыри.

Побогатее меня славный Новгород. Апофеоз торгового могущества Новгорода выражен в некоторых текстах в более ясной форме — Садко побежден одними новгородскими товарами (Соколов — Чичеров. № 137): «А на четвертый день от товаров и прохода нет... „Не я, видно, богат, — богат великий Новгород“». В ряде вар. Садко удается победить лишь обратившись за поддержкой к святому Николе Можайскому. Особую разработку мотива поражения Новгорода см. в вар. I.

А поехал он да по Волхову и т. д. Образец былинного маршрута, соединяющего исторически точные данные с условно-эпическими.

Морскому царю дани да не плачивали и т. д. Представления о необходимости выплаты дани, о кормлении, о принесении жертвы мореплавателями и рыбаками Морскому царю («хозяину» воды) были широко распространены в прошлом, они были известны новгородцам и их потомкам на Русском Севере и в Сибири.

Самого Садка требует царь Морской и т. д. В основе этого мотива и последующего его развития лежат мифологические рассказы о людях, попадавших в «иной» (подземный, подводный) мир — как по воле его хозяев, так и по собственной инициативе или случайно, о женитьбе на водяной деве (см.: Веселовский А. Н. Мелкие заметки к былинам // «Журнал Министерства народного просвещения». 1890, № 3. С. 1—4). Смысл путешествия Садко на дно морское в вар. не вполне ясен — третья часть былины содержит противоречия и недосказанности. Тонущий жребий —

525

знак смерти. В подтексте Садко — жених поневоле: Морской царь хочет женить его на «своей» и оставить у себя, цель же Садко — вернуться домой, и единственный путь к этому — «правильный» выбор невесты. Игра на гуслях — не просто средство потешить царя, но и подтверждение своей роли героя-жениха (о других испытаниях см.: Пропп. С. 103).

Микола Можайский. Святой Никола Мокрый у новгородцев считался покровителем мореплавателей, защитником от бурь и бедствий на море (см.: Пропп. С. 104).

Так ты эту Чернаву-то бери в замужество. Выбор (угадывание) героем своей суженой среди множества девушек широко известен в сказках и в эпосе других народов как последнее, заключительное испытание жениха. В данной ситуации успешный выбор обеспечивает Садко возвращение.

Здоровкался со своею с молодой женой. Эта подробность вносит дополнительное противоречие в содержание былины. Подобные сюжетные несогласованности особенно характерны для сводных текстов.

I. Кирша Данилов. № 28. Текст объединяет два первых сюжета о Садко. Редакция первого сюжета уникальна.

Богат Новгород всякими товарами заморскими и т. д. Здесь положение Новгорода трактуется явно иронически — от его богатств остались одни гнилые горшки.

II. Марков. № 95. Зап. от Ф. Т. Пономарева, дер. Верхняя Зимняя Золотица (Зимний берег). Текст объединяет второй и третий сюжеты о Садко в кратком схематичном изложении: Садко спускается на дно морское без гуслей, Морской царь сразу же предлагает ему взять суженую, совет герою дает «бабушка».

Не на лу́ду ли нашел — характерная подробность севернорусского морского пейзажа.

III. Кирша Данилов. № 47. Текст — самостоятельная редакция третьего сюжета о Садко.

IV. Рыбников-3. № 41. Зап. от В. Лазарева, карела, дер. Кяменицы (Повенец). Текст объединяет второй (очень краткая редакция) и третий сюжеты о Садко.

Я затем тебя сюда требовал и т. д. Мотив загадывания загадок можно рассматривать как первое испытание жениха (второе испытание — игра на гуслях, третье — выбор суженой). В некоторых вар. Морской царь ссылается на то, что у него с царицей возник спор (в данном тексте: «У нас с царицею разговор идет») и Садко должен рассудить их.

V. Рыбников-1. № 63. Зап. от Л. Богданова, дер. Середка (Кижи). Текст объединяет второй (краткая редакция) и третий сюжеты о Садко. Мотив сватовства отсутствует: после того как Садко рвет струны, «царь Водяник» отпускает его домой.

Василий Буслаев и новгородцы. Рыбников-1. № 56. Зап. от неизвестного крестьянина-лодочника, Шальская вол. (Пудога).

Жил Буслав в Новегороде и т. д. Смысл начала — в противопоставлении буйному герою его миролюбивого отца, поддерживавшего всю жизнь установленный порядок. Начало заключает также в скрытой форме типовой для эпоса разных народов мотив рождения великого богатыря от престарелых родителей.

Будет Василий семи годов и т. д. Аналогичный мотив буйного поведения, озорства подрастающего богатыря встречается также в былине «Бой Добрыни с Ильей Муромцем» (см.: Пропп — Путилов-1; Смирнов — Смолицкий-1974).

Обучился Василий наук воинскиих и т. д. В других вар. обычно говорится об обучении Василия грамоте и церковному пению. В данном случае эпизод разработан несомненно по аналогии с началом былины «Волх Всеславьевич».

Выбирал себе дружину хоробрую. В большинстве вар. подробно разрабатывается мотив необычного подбора дружины, очень существенный для понимания содержания былины

526

(см. вар. I. ).

Ударил о велик заклад... Биться Василью с Новым-городом и т. д. Смысл этого центрального эпизода былины неоднозначен и в силу его неопределенности толкуется исследователями по-разному Василий противопоставляет себя с дружиной всему Новгороду, его социальным силам — боярам и торговым людям. Он выступает против сложившихся новгородских порядков как богатырь, которому чужда окружающая среда.

Выступали на мостик на Волховский и т. д. В эпизоде побоища на Волховом мосту справедливо усматривают отражение исторически реальных фактов новгородского средневекового быта: кулачные бои между разными сторонами Новгорода составляли традиционную забаву зимних (как правило) праздников; они носили подчас весьма жестокий характер. На Волховом мосту происходили и столкновения социального порядка (см.: Жданов-1895. С. 259—263; Смирнов — Смолицкий-1978. С. 368—371). В изображении былинного побоища пародийно переосмыслены традиционные описания сражений богатырей с татарами (заточение Василия матерью, вооружение дружины, помощь «богатырки»-чернавки).

Старчище Пилигримище. В других вар. также: старчище Угрюмище, Андронище, старец — сильный богатырь. Неизменно подчеркивается его принадлежность как к духовному сословию, так и к богатырству. В вар. у него на голове огромный колокол. В некоторых вар. Василий, бросая вызов Новгороду, исключает при этом старчище из числа соперников. По мнению исследователей, в образе старчища заключен обобщающий смысл: он «как бы воплощает в своем лице тот старый Новгород, против которого Василий Буслаевич ведет борьбу» (Пропп. С. 461).

I. Рыбников-2. № 33. Зап. от неизвестного старика калики, дер. Красные Ляги (Каргопольский уезд).

Тати-воры-разбойники. Из сопоставления вар. очевидно, что Василий собирает дружину из представителей преимущественно новгородских низов.

Черняный вяз. В тексте Кирши Данилова (с. 49) добавлено:

В половине было налито
Тяжела свинцу чебурацкого,
Весом тот вяз был в двенадцать пуд.

Иванище Сильное и т. д. Среди дружинников Василия названы эпизодические персонажи из других былин: Иванище (см. «Илья Муромец и Идолище»); Потанюшка Хроменькой (из исторической песни «Кострюк», см. также «Илья Муромец и сын»). В вар. упоминаются еще Костя Новоторженин, Фома Толстокожевников, Котельная причарина, мужики Залешена, дети боярские Лука и Моисей (см. «Камское побоище»). Следует учесть, что персонажи из других былин входят в сюжет о Василии Буслаеве без своих характеристик. Испытание членов дружины пародийно переосмысляет соответствующие мотивы героических былин (ср. «Волх Всеславьевич», «Наезд литовцев»). Исследователи усматривают в дружине Василия изображение новгородских ушкуйников — участников торгово-разбойничьих экспедиций на Волге (Жданов-1895. С. 263—282).

II. Кирша Данилов. № 10.

Во братшину в Никольшину. Смысл вхождения Василия с дружиной в одну из братчин, собравшуюся в Николин день, — в нарочитом создании конфликтной ситуации: столкновение с чужой братчиной неизбежно. Василий, в соответствии с принятыми правилами, отдает за себя и за дружину денежный взнос. В вар. подчеркивается, что Василий является на пир незваным — это усиливает конфликт.

527

Смерть Василия Буслаева. Ончуков. № 89. Зап. от П. Г. Маркова, дер. Бедовая (Пустозерская вол.).

Мне ехать, Василью, в Ераса́лим-град и т. д. В описании замысла, сборов и самой поездки Василия заложены противоречия: поездка замышляется как покаянная, но одновременно она оформляется как военный поход и сопровождается поступками богатыря, обличающими в нем неверие в силу предсказаний, религиозных догм и нежелание примириться с действительностью.

Нов черле́н корабь. Подобное же описание корабля, снаряжения и украшений в былинах «Илья Муромец с богатырями на Соколе-корабле», «Соловей Будимирович».

Себе ты спала, да себе видела. Этой формулой герой обычно отвечает на предсказание, явившееся во сне его жене, матери, сестре; ответ демонстрирует неверие богатыря в сон. Предсказание в данном случае вызвано как будто тем, что Василий отбрасывает голову, выказывая пренебрежительное отношение к смерти. Но можно предполагать, что оно связано с дальнейшим поведением Василия.

Побежали они да в Еросалим-град. В ряде вар. этому эпизоду предшествует встреча Василия с казаками (см. вар. I). Путь от Новгорода к Иерусалиму в вар. обычно представлен либо неопределенно, либо условно-эпически.

Скинывал-то Василий цветно платьицо и т. д. В память о крещении Христа в Иордане паломники совершали обряд окунания в реку, входя в нее одетыми. Василий совершает кощунство, купаясь в реке нагим, и ему угрожает за это смерть (см. вар. I: «Потерять его вам будет»). В других вар. иногда усиливается мотив кощунства. На предупреждение девушки Василий отвечает (Тихонравов — Миллер. № 61):

Как была ты, девица, на сей стороне,
Я бы сделал тебе двух мальчиков,
Двух мальчиков, двух богатырей.

По другому толкованию исследователей, Василий не кощунствует, но пытается таким купаньем испытать возможность преодоления грозящей смерти.

Мы станем скакать через камешок и т. д. В вар. I и II желание скакать рождается вопреки запретительной надписи: тем самым весь эпизод следует трактовать как продолжение борьбы Василия с предсказаниями гибели. Исследователи предлагали различные толкования камня: как обладающего таинственной силой — приносящего гибель неверующим; как могильного и др. Василий прыгает, чтобы убедиться, что он одержал победу над силами смерти (см.: Юдин Ю. И. Интерпретация былинного сюжета // Методы изучения фольклора. Л., 1983. С. 146—153). Эпизод с камнем придает былине трагический характер.

Василий сын Игнатьевич. Имя и отчество указывают на героя былины «Василий Игнатьевич и Батыга», но очевидных оснований для отождествления героев нет. В другом вар. Василий говорит о себе как о славном богатыре, который погиб в столкновениях с сарацинами (Григорьев-3. № 4, 74).

I. Кирша Данилов. № 19.

Где-то стоят казаки-разбойники. В этом можно усматривать желание певцов связать Василия Буслаева с героями разинских песен: упоминание острова Куминского с казачьей заставой, казаков, нападающих на корабли, характерно для этих песен.

II. Астахова-1. № 14. Зап. от М. Г. Антонова, дер. Усть-Низема (Мезень).

528

ЭПИЧЕСКИЕ СОСТЯЗАНИЯ

Глеб Володьевич и Маринка Кайдаловна. Марков. № 50. Зап. от А. М. Крюковой, дер. Нижняя Зимняя Золотица (Зимний берег).

Жил князь да во Новеграде. По другим вар. (см. вар. I, II) князь живет в Москве.

Морё Арапскоё... во землю во татарскую... Арапскую. В географической номенклатуре былины преобладает эпическая условность. В названиях «город Корсунь», «море Корсуньское» (см. вар. I), возможно, преломились воспоминания о греческой колонии Корсуне (Херсонесе) на Крымском берегу Черного моря, с которой Киевская Русь имела торговые связи. Принципиально значимым для сюжета является то, что Глеб Володьевич — русский князь, а Маринка — чужеземка.

К еретице, ко разбойнице. В этой характеристике ощутимы отголоски былины «Добрыня и Маринка» и исторической песни о Гришке Отрепьеве. Вопрос об отношениях между персонажами этих сюжетов, с одинаковым именем Маринка, остается открытым (см.: Миллер-2. С. 288—298).

Еще были дороги́ у нас перчаточки. Не вполне ясный смысл этого места частично разъясняется через вар. I.: драгоценные перчатки везли в подарок князю. Из древнерусских грамот известно, что среди подарков, которые по обычаю приезжие купцы подносили князьям и их приближенным, фигурировали «персчатые рукавицы» (см.: Марков А. В. Из истории русского былевого эпоса // «Этнографическое обозрение». 1904, № 3. С. 33). В поступке Маринки можно усматривать как преднамеренное оскорбление князя, так и скрытый намек на желание быть просватанной за него.

Дружку милому... Ильи Муромцу. Упоминание Ильи Муромца в этом контексте скорее всего — ошибка певца.

Загану-то я тебе, князь, шесть загадок. Разгадывание загадок как условие освобождения — типовой мотив эпоса и сказок. Но оно является также одним из этапов эпического или сказочного сватовства (см. «Садко»). В былине явное противоречие: Глеб Володьевич, отгадывая загадки, идентифицируется как жених (суженый), но он против брака с Маринкой (см. вар. I, II). В подтексте имеется в виду намерение Маринки женить на себе Глеба с целью погубить его (ср. аналогичные мотивы в былинах «Добрыня и Маринка» и «Три поездки Ильи Муромца»).

Он хотел-то взять-то у ей золоту чарку и т. д. Типовой блок мотивов, встречающихся в других былинах: герою подносят отравленное питье, он готов выпить яд, но его вовремя предупреждают (женщина, конь и др.); от расплескивающегося питья загорается земля, трава, конская грива (ср. «Михайло Потык»).

I. Марков. № 80. Зап. от Г. А. Крюкова, дер. Нижняя Зимняя Золотица (Зимний берег).

II. БПЗБ, № 107. Зап. от П. С. Пахоловой, дер. Нижняя Зимняя Золотица (Зимний берег).

Чурила Пленкович. Гильфердинг-3. № 223. Зап. от И. П. Сивцева, по прозванию Поромский, дер. Немятова (Кенозеро).

А и́де молодцов до пяти их сот... Красных девиц а опозорили. Основному замыслу сюжета более соответствует редакция, в которой о набеге на киевские огороды дружины Чурилы и об издевательствах над женщинами рассказывают князю «огородники», сменившие с жалобами рыбаков и охотников (см., например: Парилова — Соймонов. № 1).

Двор у Чурила на Почай на реки, У чудна креста-де Мендалидова, У святых мощей а у Борисовых. В других вар. встречаются реки Сарога, Черега. Характерен эпически условный и значительный смысл (с элементами сакральности), который придается месту, где расположен двор Чурилы; несомненно, что место

529

это — «чужое» (ср. Почай-реку в былине «Добрыня и Змей», крест Леванидов — в былине «Илья Муромец и Соловей-разбойник»).

Всё в терему-де по-небесному и т. д. Типичное описание терема: имеются в виду особым образом расписанные потолки и стены с изображениями небесных светил, звезд. Возможно, такое описание отражает реальную практику украшения боярских комнат в XVII в. (см.: Шамбинаго С. Древнерусское жилище по былинам // Юбилейный сборник в честь В. Ф. Миллера. М., 1900. С. 129—150).

Да еде молодцов а боле тысящи. Здесь пропуск, который восстанавливается по другой записи от того же сказителя (см. вар. II).

Да по до́рогу яблоку свирскому. Имеются в виду пуговицы в форме шаров, покрытых золотым вальяком, т. е. изысканной резьбой. Свирский — возможно, изготовленный в районе Свири; в других вар. — любские, т. е. любекские (из города Любека), заморские. Здесь в тексте пропуск: ср. в другой записи от того же сказителя (вар. II).

Да старицы по келья́м онати́ дерут и т. д. Онати — возможно, испорченное «мантии», монашеские одежды (ср.: «манатьи на сее дёрут» — Киреевский-4. № 2). В другом вар.: «старушки костыли грызут» (Парилова — Соймонов. № 1).

Отселья. В записи Рыбникова от того же сказителя — очелье, т. е. часть головного девичьего убора, богато отделанная и украшенная.

Да поклон отдал Чурила да и вон пошел. История о чужом богатыре — щеголе, красавце, не прижившемся в Киеве, сюжетно не согласуется с другими двумя былинами, где Чурила действует как персонаж, прочно связанный с Киевом (см. «Чурила и Катерина», «Дюк Степанович»).

I. Рыбников-1. № 45. Зап. от девяностолетнего старика, волость Колодозеро (Пудога). В записи текст объединен с былиной «Чурила и Катерина». В качестве «позовщичка» Чурила приходит к Катерине. Кровавой развязки нет, Бермята в конце укоряет Чурилу: «А эк ли зовут на почестен пир?»

II. Рыбников-3. № 24. Зап. от И. П. Сивцева, по прозванию Поромский, дер. Немятова (Кенозеро).

Дюк Степанович. Гильфердинг-3. № 225. Зап. от И. П. Сивцова, по прозванию Поромский, дер. Немятова (Кенозеро).

Из славного города из Галича и т. д. Перечень мест, географически и исторически не сопоставимых. Возможно, что здесь отразились воспоминания о расцвете Галицкой земли в XII—XIII вв. Принципиально важным, однако, для сюжета является то, что Дюк живет в земле, превосходящей Киев богатством и устройством быта; вместе с тем земля эта подчинена Киеву, так как представитель князя является в Галич с сознанием своей власти.

В нос и в пяты втираны каменья яфонты — т. е. вставлены в острие и в тупой конец.

Во субботу великодённую и т. д. С этого момента былина развивается с несомненной оглядкой на сюжет «Ильи Муромца и Соловья-разбойника»: Дюк собирается выехать из дома на Пасху; мать отказывается дать ему благословение; он выбирает богатырского коня, по пути преодолевает фантастические преграды; подобно Илье, далекий путь из Галича в Киев покрывает с необычайной быстротой, князь не верит ему. Такое своеобразное повторение ситуаций — способ героизации Дюка. Масштабы ее, однако, ограничиваются тем, что Дюк не выдерживает сравнения с Ильей, и, кроме того, пристрастие к роскоши снижает его героическую характеристику.

Бермята — персонаж былины «Чурила и Катерина».

Да на славу приехал к тебе — т. е. приехал, наслышанный о славе Киева, чтобы убедиться в справедливости рассказов о его красоте и богатстве. Вместе с тем замысел былины изначально предполагает намерение Дюка противопоставить мнимой славе и богатству Киева истинную славу и красоту своего

530

города.

Взяти с того пятьсот рублей. Ср. в другой записи от того же сказителя вар. IV.

Да напоил он голей кабацких. Реминисценция из былин «Илья Муромец в ссоре с князем Владимиром» и «Бунт Ильи Муромца против князя Владимира».

Потом пошла ужо толпа-де вдов. В другой записи от того же сказителя (вар. IV) здесь далее: «Потом пошла уже другая толпа Подсолнечных сорока сажен». (Подсолнечные — зонтики, которыми слуги закрывали матушку Дюка от солнца.)

Да описывать Дюково богачество — Да не описать будёт. В изображении роскоши жилища матери Дюка, в его похвальбе условиями галицкого быта, в некоторых других подробностях исследователи усматривали влияние известного в средневековье литературного памятника XII в. — Эпистолии пресвитера Иоанна (в русских редакциях — «Сказание об Индейском царстве»; см.: Веселовский А. Н. Южнорусские былины. Спб., 1884. С. 171—198. Критику этих сопоставлений и выводов см.: Пропп. С. 594).

Да улетел Чурило во чисто поле. Чурила в данной былине выступает представителем княжеско-боярского Киева, что не вяжется с его характеристикой в былине «Чурила Пленкович». В данном случае выбор Чурилы в качестве соперника Дюка чисто ситуативен.

I. Гильфердинг-1. № 9. Зап. от П. Калинина, дер. Горка (Повенец). Дюк выезжает из «Индеюшки богатыи», из «Корелы проклятыи». После хвастовства в Киеве Дюк собирается домой, но князь его не отпускает, тогда он посылает коня к матери за золотом для заклада и дорогим платьем для состязания. Илья Муромец, Добрыня и Потык едут на родину Дюка и убеждаются в справедливости его описаний.

II. Гильфердинг-3. № 213. Зап. от П. А. Федулова, дер. Бостилово (Водлозеро).

III. Гильфердинг-2. № 85. Зап. от Т. Г. Рябинина, дер. Середка (Кижи). В названии земли Дюка объединяются «Галича проклятая», «Индия богатая», «славный богат Волын-город индейский». Эпизод с посылкой матерью денег и платья совпадает с вар. I. Оценивать сокровища богатыри едут в сопровождении самого Дюка; вар. кончается пиром, который устраивает богатырям Дюк.

IV. Рыбников-3. № 29. Зап. от И. П. Сивцева, по прозванию Поромский, дер. Немятова (Кенозеро).

Иван Гостиный сын. Соколов — Чичеров. № 270. Зап. от И. Ф. Сидорова, дер. Щанниково (Кенозеро).

Иван Гостиной сын похвастал он добры́м конем. По логике сюжета более естественно, что конями хвастает и вызов присутствующим бросает князь, а Иван необдуманно принимает вызов (см. вар. I).

Меж обедней, заутренёй благовещенской. Подобно некоторым другим сюжетам, исполнение богатырского подвига падает на праздник (см. «Илья Муромец и Соловей-разбойник» и «Дюк Степанович»).

Три девяноста — т. е. три раза по девяносто. В других вар. «заклад» — в соответствии с былинной традицией — подтверждается «порукой» других лиц, причем подчеркивается антагонизм поручителей (Гильфердинг-3. № 307):

По князе-то все поручаются,
По Иване-то никто не поручается, —
Поручилося две голи две кабацкие.

Не тоскуй-ка ты и т. д. В образе матери Ивана явно проступают черты сказочной или эпической мудрой матери, которой ведом ход событий и которая способна помочь сыну.

Да и рвё он шубы соболиные. В вар. I этот эпизод изложен по-другому: после всех испытаний Ивана князь

531

намерен захватить коня, когда тот будет в чистом поле. Узнав об этом намерении, конь советует Ивану надеть кунью шубу, и, когда Владимир начинает осматривать в поле коня, тот стаскивает с хозяина шубу и рвет рукав, после чего перепугавшийся князь решительно отказывается от коня.

Дам три погреба да золотой казны и т. д. Есть вар., где князь отдает Ивану «пол-Киева... полдворца восударского» (Григорьев-1. № 90, 129).

I. Ончуков. № 22. Зап. от П. Р. Поздеева, село Усть-Цильма. Подобно ряду других печорских редакций различных былин, в этой усилены антикняжеские мотивы: князь признает свое поражение лишь после серии дополнительных испытаний, не предусмотренных «закладом»; усилен триумф героя, который побеждает многократно.

Ставер Годинович. Гильфердинг-2. № 151. Зап. от А. Е. Чукова, по прозванию Бутылка, дер. Горка, Пудожгорская волость (Повенец).

Приехал ты из зе́мли Ляховицкия. Принадлежность Ставра и его жены к иноземному миру — эпическая условность. Существенным для сюжета является то, что они живут вне Киева и ведут себя независимо.

Так и то мне, молодцу, не похвальба и т. д. Ставер хвастает не красотой и молодостью жены, а ее умением обмануть, одурачить князей, бояр, Владимира.

Накрутилася Васильем Никуличем и т. д. Дальнейшее повествование включает былину о Ставре в обширный круг эпических сюжетов мирового фольклора о женщине-воине, об «испытании пола» и торжестве женской хитрости (см.: Сазонович И. Песни о девушке-воине и былина о Ставре Годиновиче. Варшава, 1886; Веселовский А. Н. Мелкие заметки к былинам // «Журнал Министерства народного просвещения». 1890, № 3. С. 26—35; Путилов. С. 244—250).

Помнишь ли ты, Ставёр, памятуешь ли и т. д. В словах жены заложены иносказания, значение которых связано с супружескими отношениями, но Ставер воспринимает сказанное буквально и поэтому не понимает смысла.

I. Астахова-2. № 166. Зап. от И. Г. Чванова, дер. Коровниково (Прионежье). В хвастовстве Ставра проглядывают качества оборотистого купца. Прямые обозначения социального статуса Ставра в разных вар. не совпадают (боярин, знатный чужеземец).

Свезу на рынок и повы́продам и т. д. В другой редакции (Астахова-2. № 159): «Которые похуже — вам, князьям, боярам, повыпродам, А которы получше, то сам ношу». Василиса Микулична является в Киев как чужеземная богатырка, сватается к племяннице Владимира, грозит разбить Киев и увести в плен князя. Эпизоды испытаний отсутствуют: на пиру богатырка требует музыканта, в конце концов готова взять Ставра с собой, отказавшись от племянницы.

II. Соколов — Чичеров. № 23. Зап. от Г. А. Якушова, дер. Мелентьевская (Пудога).

III. Соколов — Чичеров. № 72. Зап. от П. Е. Миронова, дер. Семеново (Пудога). Изображение жены Ставра как могучей богатырки совпадает с вар. I. Этому соответствует характер хвастовства Ставра:

А у мени жона молода была
А поле́ница ли была славна, уда́лая,
А богатырша ли была напольная...

IV. Кирша Данилов. № 15.

Стал с ним в шахматы играть Золотыми тавлеями. Хотя основное значение слова «тавлеи» — игра в кости, но в былинах оно обычно обозначает шахматы, шахматную доску. Описание игры — как всегда в былинах — схематично и условно.

Заступь — здесь:

532

ход, но возможно, что в данном случае три «заступи» — это три партии, которые «посол» выигрывает.

Шах да и мат, да и под доску. Возможно, имеется в виду, что проигравший лезет под стол.

V. Гильфердинг-2. № 109. Зап. от А. В. Сарафанова, дер. Гарницы (Кижи).

VI. Астахова-2. № 136. Зап. от П. И. Рябинина-Андреева, дер. Гарницы (Прионежье).

Сорок калик. Григорьев-2. № 43. Зап. от П. А. Нечаева, дер. Сояна.

От озёра от Маслеёва и т. д. Место, откуда отправляются калики, в вар. называется по-разному.

Ко кресту да Леванидову — см. примеч. на с. 499; здесь крест указывает на священное место и на особую важность происходящих сборов.

Сорок калик и т. д. Ради паломничества к религиозным местам калики могли создавать сплоченные, хорошо организованные группы, которые подчинялись строгим правилам и имели во главе атамана.

Михайло Михайлович — атаман (в других вар. его зовут Касьяном). В других вар. именно атаман «кладет заповедь», которую калики принимают к исполнению.

В землю копья потыкали. Обычно в вар. говорится о клюках-посохах — предметах обычного снаряжения калик. Здесь необычное вооружение придает каликам богатырские черты (иногда они характеризуются как богатыри, в старости ставшие каликами).

В сыру землю ёго копать до пояса и т. д. Возможное толкование этого жестокого наказания см. в примеч. к былине «Илья Муромец и Идолище» (вар. II).

Мы пошли... в Ерусалим-град и т. д. Паломничество в Иерусалим считалось священной целью калик.

На плакуне-травы дак окататися. В народных представлениях, плакун-трава обладала магическими свойствами, в частности ее корень предохранял «от соблазна». С другой стороны, в духовном стихе «Голубиная книга» плакун-трава — «всем травам мати», это — слезы богородицы: отсюда понятно, почему поклонение плакун-траве намечено каликами при посещении Иерусалима.

Еленьской стих — т. е. греческий (эллинский) стих. Имеется в виду, очевидно, какой-то духовный стих византийского происхождения. Духовные стихи составляли основной песенный репертуар калик.

Она брала братынечку серебряну. В вар. «чарочку серебряную» подкладывает по поручению княгини Алеша Попович.

Оставляли казнёна на чистом поле и т. д. В тексте Кирши Данилова калики, оставив атамана в земле, уходят в Иерусалим, возвращаются через несколько месяцев и находят атамана живым; он выскакивает из земли. Калики идут в Киев, атаман «духом своим» излечивает княгиню, на которую напала болезнь за ее проступок. Таким образом, в былине прослеживаются мотивы духовных стихов и житийных легенд, в которых калики воплощают высокую нравственность, выдерживают испытания соблазном, обретают качества святых. Эти представления сочетаются с характерным для русского эпоса противопоставлением героев киевским властителям (в данном случае — княгине).

I. Кирша Данилов. № 24.

Вавило и скоморохи. Озаровская О. Э. Бабушкины старины: 2-е изд., измененное и дополненное. М., 1922. С. 62. Зап. от М. Д. Кривополеновой (Пинега).

Скоморохи — см. о них во вступит. статье, с. 34. Во время массовых гонений во второй половине XVII в. часть скоморохов осела на Севере, растворившись среди местного населения. По-видимому, М. Д. Кривополенова унаследовала через ряд поколений частично традиции скоморошьего искусства (ср.: Морозов А. М. Д. Кривополенова и наследие скоморохов // Кривополенова М. Д. Былины, скоморошины,

533

сказки / Редакция, вступит. статья и примеч. А. А. Морозова. Архангельск, 1950. С. 111—134).

Мы пошли на инищоё царство и т. д. Инищое, видимо, иное, чужое, враждебное. Былина героизирует скоморохов, придавая их искусству большое социальное назначение.

Кузьма с Демьяном — святые, пользовавшиеся в народной среде особой популярностью: они считались «божьими кузнецами» и покровителями ремесленников; с ними был связан праздник Кузминки, с которого, как считалось, начиналась зима. Чудеса, которые совершают герои, принадлежат одновременно скоморохам (поскольку главное орудие их — музыка) и святым.

Полетели голубята ти стадами и т. д. Мотив чудесного появления птиц подсказан, возможно, традиционными представлениями о Кузьме и Демьяне как покровителях птиц (Кузминки — «курячий праздник»). Названия птиц — диалектные названия куропаток, рябчиков, разновидностей тетеревов.

Еще красная да тут девица и т. д. По распространенным в прошлом представлениям, Кузьма и Демьян считались покровителями девушек (Кузминки были также «праздником девиц»).

СКОМОРОШИНЫ. ПАРОДИИ. НЕБЫЛИЦЫ

Старина о большом быке. Гильфердинг-3. № 303. Зап. от Е. Я. Завала, село Ошевенск (Кенозеро).

Про быка Рободановского. По-видимому, имеется в виду известная в русской истории боярская фамилия Ромодановских.

Степи рукой не добыть — не достать до хребта.

Промежду роги косая сажень — деталь, напоминающая изображение Идолища (ср. «Илья Муромец и Идолище»).

Афанасий Путятинский — вероятно, представитель также известной боярской фамилии Путятиных (другая ветвь — Путяты). В завязке сюжета отразились распри в боярской среде, особенно характерные для XVI—XVII вв.: один боярин замышляет увести у другого фантастически крупного быка.

Да как был-то Зеновей-слуга и т. д. Этот эпизод посвящен описанию похищения быка. Похититель, в прошлом связанный с волжской вольницей, пользуется специально сплетенным из висевшей конопли «вязивцом» (привязью) и уводит быка, надев ему на ноги лапти задом наперед.

Да и тот концом пропадет и т. д. С этих предупреждающих слов начинаются злоключения участников дележа быка: мясника, кожевника, харчевников, волынщика.

Полтора годы в деле была и т. д. Речь идет о шкуре, обработка которой не удалась.

Как кожи по рядам провели и т. д. Здесь и далее в аналогичных эпизодах речь идет о наказании кнутом тех, кто позарился на разные части быка, и о взыскании с них денег за быка. Суровость наказания и громадная сумма взыскания объясняются тем, что бык принадлежал знатному боярину. В подтексте заложена древняя обрядовая основа: во время скотоводческих сборищ — братчин совершался ритуал принесения в жертву быка и специального раздела туши (см.: Власова З. И. К вопросу о традиции в фольклоре: «Старина о большом быке» в свете историко-этнографических данных // «Русская литература». 1982, № 2. С. 168—182. Там же — содержательный комментарий и сопоставление редакций).

Да не гости те Строганова и т. д. Имеются в виду, очевидно, знаменитые купцы Строгановы (или их доверенные лица), обладавшие в XVI—XVII вв. большими правами, в частности правом неподсудности их людей местным властям; можно предположить, что «заступы крепкие» заключались во внесении Строгановыми денег за взыскиваемых, которые тем самым переходили в их владение.

Лише только головы отстать — если бы не заступники, пришлось бы лишиться головы.

Да он дру́гом пузырь

534

доступил и т. д. Через кого-то достал «пузырь» для изготовления «волыночки».

Ловля филина. Астахова-2. № 218. Зап. от М. Е. Чуркина, дер. Марьина Гора (Пинега). Юмористическая скоморошина, известная лишь в нескольких записях с Пинеги. Сказительница исполняла ее скороговоркой.

Прикажи, суда́рь хозяин и т. д. По-видимому, это типовое вступление, исполнявшееся скоморохами в порядке обращения к слушателям.

Еще щё у нас тако́, Что удеялося. Здесь пародируются формулы исторических песен, имевшие в виду значительные события.

Спредиковывает. В другом вар. (Григорьев-1. № 161): «придикоиваё»; по объяснению сказительницы — «пужат», т. е. пугает.

Петрушка-то встает и т. д. Как и выше (

Борисович Иван Поутру рано вставал и т. д.), здесь пародийно переосмыслены былинные описания сборов богатырей в поход.

Они садились вдруг и т. д. Пародируется обычное для исторических песен описание казачьего круга, собравшегося для обсуждения важных дел.

Как пошли наши ребята Хилина ловить и т. д. В центральной части песня развивается в рамках традиционной фольклорной темы: глупцы не умеючи принимаются за какое-то дело, придавая ему непомерно преувеличенное значение, прилагают не соответствующие масштабам дела усилия, терпят бедствие.

Уж мы как будем, ребята, Хилина делить? Пародируется ситуация, встречающаяся в былинах и исторических песнях: персонажи их делят захваченную добычу, полон, сокровища.

I. Григорьев-1. № 158. Зап. от А. Елисеевой, дер. Шардонема (Пинега). Сказительница назвала старину «перецытыркой».

И не Шидмицей пужать. По-видимому, имеется в виду дер. Шиднема, расположенная выше по Пинеге. Далее текст переходит в шуточную песню на иную тему. Подобно другим песням этого типа, она строится по принципу нанизывания не связанных между собою ситуаций и различных нелепостей и включает словесную игру.

II. Григорьев-1. № 154. Зап. от О. Г. Кузнецовой, дер. Шардонема (Пинега).

За едно ле думу думали. Здесь пародийно использована формула песен о казачьем круге, собравшемся для обсуждения важных дел.

III. Астахова-2. № 200. Зап. от А. П. Губиной, дер. Кеврола (Пинега).

Не хидницать-пужать. В словаре публикатора (см.: Астахова-2) объяснено как «хищничать». В вар. I этому соответствует название деревни.

Поповы те девки и т. д. Об этой части см. примеч. к вар. I. В тексте Губиной проявляется характерная особенность песен этого типа — сцепление микросюжетов на основе образно-словесных ассоциаций: сначала речь идет о некоем Ковре, которого девушки приглашают, затем появляется реальный ковер, который перекидывают в сад у церкви, и т. д. Известна присказка, где сюжет о девках поповых (в редакции, близкой к вар. I) сразу переходит в сюжет о попе и попадье (см.: Сказки и предания Северного края / Запись, вступит. статья и комм. И. В. Карнауховой, М.; Л., 1934. № 95).

Агафонушка. Кирша Данилов. № 27. В тексте соединены пародия и небылица.

А и на Дону... На крутых берегах. Здесь использованы формулы зачинов лирических песен («У нас на Дону» и «По крутому бережку»).

Высока ли высота потолочная и т. д. Непосредственный источник пародии — запев былины о Соловье Будимировиче в том же сборнике:

535

Высота  ли, высота  поднебесная,
Глубота, глубота, окиян-море,
Широко раздолье по всей  земли,
Глубоки омуты  днепровские.

А у Белого города... Убили они курицу пропащую. Пародируются мотивы и формулы военно-исторических песен XVII—XVIII вв. Перечисляемое «оружие» относится к женскому домашнему обиходу.

А и шуба-то на нем была свиных хвостов и т. д. Пародия на описание роскошной шубы богатыря в былинах: обычно — соболья или кунья, на шубе «подтяжка позолочена», одна пола стоит пятьсот рублей, другая — тысячу; пуговицы — из «вальяка красного золота», петельки — «белого шелку шемаханского» и т. п.

Слепые бегут и т. д. Характерный для скоморошин набор нелепых ситуаций.

Блинами голова испроломана и т. д. Ср. в былине о Чуриле Пленковиче: у жалобщиков «булавами буйны головы пробиваны» (Кирша Данилов. С. 87).

В то же время и в тот же час и т. д. Отсюда и до конца — небылица, построенная на нанизывании невозможных, нелепых, фантастических ситуаций (реальность в «вывернутом» виде). Мотивы небылиц свободно варьируются и соединяются (см. следующие тексты).

А и то старина, то и деянье — концовка героических былин, встречающаяся в сб. Кирши Данилова.

I. Песенный фольклор Мезени / Издание подготовили Н. П. Колпакова, Б. М. Добровольский, В. В. Митрофанова, В. В. Коргузалов. Л., 1967. № 254. Зап. от А. Г. Власовой, дер. Кузьмин городок, в 1958 г.

Небылица в лицах. Григорьев-1. № 87. Зап. от М. Д. Кривополеновой, дер. Шотогорка (Пинега).

Гулейко — здесь: таракан.

Старина-небывальщина. Якушкин П. И. Соч. Спб., 1884. № 139. Зап. в г. Шенкурске (Архангельская губ.). Соединение небылицы с элементами пародии.

По запольицу они да езки бьют — устраивают езы (загородки для ловли рыбы) в дальнем поле.

Сороженек — да они с рожками. Имеется в виду плотва, одетая в женские головные уборы.

Уклеенок да его почелочках. Имеются в виду рыбы уклейки с головными девичьими уборами в виде венцов с лентами.

Хлопот — сверчок (объяснение собирателя). Таким образом, пародийное описание относится к печной баталии.

Он хрен да редечку повыломал и т. д. Пародийная реминисценция из былины о Чуриле Пленковиче — мотив жалобы огородников на дружину Чурилы.

Небылица про щуку из Белого озера. Ончуков. № 79. Зап. от Н. П. Шалькова, село Великая Виска (Пустозерская вол.).

Да худому-де горё да не привяжется и т. д. Начало небылицы навеяно мотивами песен о Горе: оно привязывается к молодцу, не пожелавшему вести жизнь в достатке у родителей; молодец убегает, не в силах спастись от Горя — бросается в море; именно в этой заключительной ситуации Горе выражает удовлетворение тем, что молодец сумел «горе измыкати».

Старина о льдине. Песенный фольклор Мезени / Издание подготовили Н. П. Колпакова, Б. М. Добровольский, В. В. Митрофанова, В. В. Коргузалов.

536

Л., 1967. № 255. Зап. от П. Н. Сахаровой, дер. Дорогая Гора, в 1958 г. Начальные ст. пародируют зачины былин.

С Покрова дни сидела да до Петрова дня. Праздник Покрова отмечался 1 (14) октября, Петров день — 29 июня (11 июля). Таким образом, имеются в виду необычные сроки «сидения» льдины.

I. Григорьев-3. № 22. Зап. от А. Я. Торосова, дер. Дорогая Гора. Часть текста — пародия в духе «Агафонушки».

II. Астахова-2. № 215. Зап. от А. Н. Вехоревой, дер. Шотова Гора (Пинега).

Сноски

Сноски к стр. 492

1 См.: Иванова Т. Г. Классические собрания былин в свете текстологии // «Русская литература». 1982, № 1. С. 135—148.