315
Во славном было городе во Муроме,
В селе Карачарове,
Жил кресьянин Иван Тимофеевич.
У его было любимое чадо,
5 Его звали Ильёй.
Сидел он седуно́м тридцать лет.
Как минулось ему тридцать лет —
Стал ходить на ногах крепко,
Почуствовал в себе силушку великую.
10 И сделал себе конскую сбрую,
Оседлал коня доброго бог̇атырского —
Пришол к отцу, к матери
Просить благ̇ословения
Ехать в Киев-град Бог̇у помолиться,
15 Князю поклониться,
Опраксею-королевичню посмотреть и себя показать.
Дают благ̇ословения и говорят такие речи:
«Сын наш любезный!
Не делай обиды, не проливай крови хрисьянской!»
20 Видели Илью Муромца — на коня садилса,
А на поездке только курева́ пошла.
Приехал он во леса́ тёмны — табо́р разбойницкий.
Стали наступать человек по десять1 и по двадцать:
Хотят коня отнять.
25 Илья Муромец снял с плеча туго́й лук, спустил в сы́рой дуб,
Стрела начала́ рвать в мелкие чере́нья —
Тог̇да эти испугались, взмолились ему:
«Удалой добрый молодец!
Бери за нашу вину сколько надобно:
30 Пла́тье цве́тное или табун лошадей!»
(Ишь, сколько награблено было!)
Илья Муромец усмехнулся:
«Если этим мне брать — некуды будет девать!»
А сказал им: «Вперёд этим отважьтесь!»
(Чтобы не грабили.)
Приехал он в Чернигов-город.
Чернигов-город сила басурманская город окружила. Хотят2 силушку повырубить, Божьи
церкви под дым спустить.
Илья Муромец подумал себе: «Не честь-хвала бог̇атырская3 отдать Чернигов-град на
пору́ганье!» Поворотил коня на пра́вую руку, начал саблей рубить, конём топтать — всю
си́лушку повырубил. А на главнокомандующего — голову́ отсек, воткнул копьё и поехал в город.
316
40 Горожане отворяют городские ворота. На одном блюде несут золотые ключи, а на другом — золотую
казну. Берут его за белы руки и вводят в белокаменны палаты, угощают разными кушаньями
и говорят таковы речи: «Удалый добрый молодец! Живи у нас!» Он спросил у их: «Где у вас
премая4 дорога ехать в Киев-град, которая была закладена Соловьём-розбойником тридцать5
лет?»
Он и поехал. Приехал он на реку Смородину за двадцать вёрст от Соловья-розбойника. Услышал
Соловей-розбойник, стал свистать. Подъехал Илья Муромец ближе, а Соловей-розбойник
начал свистать пуще прежнего. Подъехал Илья Муромец под самое Соловьиное гнездо, которое
было на двенадцати5 дубах (в картинах Вы не видали?). Конь пал о́карачь. Но бог̇атырское
сердце не устрашилось. Стал бранить: «Ох ты, волчья сыть, травеной мешок! Не бывал ты во чистом
поле, не слыхал ты вороньего6 карканья!» Тогда снимал он с плеч туго́й лук, накладывал он
колену́ стрелу́, спускал в сы́рой дуб: стрела́ попала ему в правый глаз, Соловей-розбойник свалилса
с гнезда, как овсяной сноп. Илья Муромец подхватил его и приковал к столбу [дубовому].7
На пути у Соловья-розбойника было три дочери, и было принято три зятя на их. Старшая
дочь взгленула в трубочку подзорную и сказала: «Вот наш батюшко с добычей едет, мужика везет!»
Друга сестра взгленула: «Нет, — говорит, — нашего батюшку везут у стремени прикованна!»
Стали просить: «Мужья наши милые! Подите и отоймите нашего батюшка у мужика!»
Конечно, были богатырьки́:8 ко́ни добрыи. Едут навстречу к Илье Муромцу. Соловей-розбойник
был хитёр, сказал: «Зетья мои милые, не троньте и не дразните такова́ сильнего бог̇а́тыря!9 Лучше
вам от его смерть не принять — а зовите лучше пиво-вару пить!» Зетья́ соскочили с добры́х коней
и стали просить: «Удалый добрый молодец! Пожалуйте пиво-вару пить!» Тог̇да он поворотил коня
на взъезд (на взвод)10 и увидал, што железная подворотня поднята на цепях над воротами (убить
умышляли). Хотели его убить. Тог̇да Илья Муромец увидал неправду, ткнул ей копьём — подворотня
пала. А он поехал в Киев.
Приехал он ко Владимеру-князю во двор. Поставил коня не связанного, не привязанного.
65Зашол он во светлу́ гридню; молитса Спасу Пречистому, бил челом князю Владимеру, Опраксеи-
королевичне, всем могучим бог̇а́тырям и пале́ницам преудалым. Спросил тут Владимер-князь:
«Какой ты, куда едешь?» — «Я города Мурома, села Карачарова, Иванов сын». — «Што ты
править едешь?» — «Я ехал мимо Чернигов-град, силу басурманскую очистил, с собой привёз
Соловья».
70
Тог̇да вскричал Владимер-князь: «Што ты меня омманываешь? В тридцать лет никто не мог,
а ты привёз!» А он утверждает. Тог̇да Добрыня Микитич и Алёша Попович попросили узнать.
Ответили, што есть. Тог̇да Владимер-князь приказал принести бог̇атырскую чару. Ещо хотел себя
испробовать. «Подите, Добрыня Микитич и Олёша Попович, ведите его сюда!» Пошли они, хотели
его взять — он зашипел: «Не ваше пью-кушаю, не вас и слушаю!» Пришли, сказали Владимеру,
што: мы не можем. Тог̇да Илья сказал Муромец: «Идите, скажите, што я велел!» —
«Соловей-розбойник, тебе Илья велел ведь!» — «Сейчас готов!» — говорит. Те привели его в
кнеженецкие полаты. Сказал Владимер-князь: «Ильюшка, хотя бы он засвистал!» Тог̇да попросил
Илья Муромец кнеженецкую ку́нью шубу (не надеялся на него, окаянного). На себя надел
ей. Владимер-князя взял под правую мышку, Опраксею-королевичню — под левую. И говорит:
«Ну, Соловей, свисти в полсвиста, а не во весь свист!» А Соловей-розбойник начал свистать во
всю мочь. Хотел убить всех своим свистом. Все пали. Владимер-князь говорит: «Скажи, што полно!»
Илья вскричал — но Соловей-розбойник не остановилса! Тог̇да он взял его за́ уши, ударил о
317
пол и убил: «Таких неверных слуг я не люблю!» Владимер-князь почтил его первым бог̇атырём и
назначил пир.
На пиру Илья Муромец и Добрыня Микитич назвали́сь назва́ными бра́тьями. Поехали в
чистое полё себе супротивника искать. Ездили три месеца. Приехали на роста́ни: одна из Чернигова-
города, другая — из Киева. Из Киева-города идёт кали́чка перехожая. Костыль у его — косая
сажень, шляпа — бытто в тридцать пудов (дедка говорил). Илья Муромец увидел его, слез с коня
и стал пошиньгивать. «Не тронь меня, старый11 козак Илья Муромец! Не знашь, што в стольнем
городе деется? Приехал во стольный11 Киев пог̇аный Издолищо (брат Соловья-розбойника),
сидит у Владимера-князя за столом, а Владимер-князь слугой ходит. И спрашива̄т тебя, Илья
Муромець. Отнял он звоны́ колоко́льные, четья́-петья́ черковные.12 И не велит просить милостыню
ради Христа, а велит просить ради пог̇аного Издолища!»
Тог̇да сказал Илья Муромец: «Каличищо, дай платье каличье — бери у меня платье
95бог̇атырское! На коне пое́зди, а я схо́жу» Сказал калика: «Кабы Добрыне Микитичу или Олёше
Поповичу (а Добрыня тут же!) — не дал бы без бою, без драки, а тебе, старому, — слову
нет!» Ког̇да поменялись13 одеждою, Илья Муромец посадил калику на коня своего и сказал: «Ходи
ступою бродо́вою, а не ходо́вою!» Сам пошол во Киев-град. Пришол пред кнеженецкия полаты,
закричал громко: «Батюшко Владимер, столне-киевский князь! Пошли мне милостыню ради
Христа!» Все испужались. Пог̇аное Издолище вздрогнуло. «Што тако каличищо мало громогласно!
Поди, зови его сюда!» Князь вышел и говорит: «Калика, зайди в и́збу!» Илья Муромец зашол,
поздоровалсе с Владимером-князем, с Опраксеей-королевичней, со всеми могучими,
удалыми бог̇а́тырями. Пог̇аному Издолищу челом не бьёт! Спросил пог̇аный Издолищо: «Ходишь-бродишь
по чисту полю — не видал ли там Илью Муромца?» «Видал», — говорит. — «А
какой он есть?» — «А такой же, как и я!» — «Экокой у вас Ильюшка: я на одну доло́нь положу
— другой притя́пну!» Илья Муромец не ответил, а встал к кирпичной печке, как калика.
Пог̇аный Издолищо попросил есть. Принесли ему очень много — он всё съел. Попросил он пить.
Принесли ему большой котёл воды — он взял за́ уши, весь выпил. Тогда Илья Муромец не утерпел:
«У моёго у батюшки, — говорит, — у попа у ростовского, жила-была корова обжорчива; ходила
по пова́рням, олови́ну жрала да издохла, — тебе, тотарину, та же честь будет!»
Тог̇да он схватил кнеженецкий булатный нож, его кинул — Илья Муромец увернулса. Тог̇да
Илья Муромец вынел из-за пазухи шляпу. «Ну, пог̇аный Издолищо, сиди, не вертись!» Кинул шляпой
этой через кнеженецкие полаты — попа́ло в голову́, и два простенка вышибло. Тог̇да Илья Муромец
сказал: «Ну, убирайте!» Тог̇да пошол искать калику, обменялись одеждой. Илья Муромец
подарил его золотом. Приехал ко Владимеру-князю. Владимер-князь сделал великий для его пир.
После пиру, ког̇да все улеглись, Илья Муромец стал по кнеженецким полатам похаживать,
стал похвастывать. Снял он с плеч собольнею шубку и шубку стал попинывать, к шубы приговаривать:
«Вот как я пинаю свою кунью шубку — так бы я пинал поганого Издолища туловище по
чисту́ полю!» Снял он шапочку собольню, стал под ма́тицу подкидывать, к шапке приговаривать:
«Как я пинаю шапочку — так бы я пинал голову пог̇аного Издолища по чисту́ полю!» Тут были
слуги несте́рпчивы, сказали Владимеру-князю, што Илья Муромец пинал шубку и шубы приговаривал:
«Как я пинаю шубочку — так стал когда ле бы пинать Владимера туловище!» Пинал шапочку
собольню и приговаривал: «Как я пинаю шапочку — так бы стал пинать Владимера голову!»
Владимер-князь этому поверил, приказал посадить Илью Муромца во глубо́к погрёб, задёрнуть
решоткыми железныма и закатать каменьями серыми.
318
Опраксея-королевичня была хитра и мудра: приказала сделать ходы подземельние и тайно
кормить его. Как минуло тридцать годов — наехала на город сила басурманская. Хотят силу повырубить,
Опраксею-королевичню в поло́н взять. Владимер-князь осталса в печали великой. Однажды
сидел он с Опраксией-королевичней наединке и думал: «Как — сдать город или итти
войной?» Спроговорит Опраксея-королевичня: «Ой еси, Владимер-князь! Не жив ли у нас ещо
старик Илья Муромец?» Спроговорил Владимер-князь: «Кабы я не в любви с тобой жил — отсек
бы по плеч тебе голову!» Повторила Опраксея-королевичня во второй раз. Сказала Опраксея-королевичня
и в третий раз: «Не жив ли у нас старик Илья Муромец?» Тог̇да он приказал разрыть
глубокий погреб. Откатили каме́нья серые, отдернули железные решотки, увидали: он чита̄т книгу
Евангелье. Тог̇да спроговори́л Владимер-князь: «Прости меня, Илья Муромец! Выручи нас из
неволюшки великой!» Илья Муромец не вымолвил. Спроговорит Опраксея-королевичня: «Ох ты
ой еси, старик Илья Муромец! Выручи нас из неволи великой!» Тог̇да он выскочил, как ясён сокол:
«Ну, Опраксея-королевичня, будь ты мне вторая мать! Выручила ты меня из смерти напрасной».
Тог̇да он попросил на три дня одуматься. Уговорил полки. Пошли против неприятеля
войной, очистили всю силу неприятельску!
(Боле и всё.)