45

ПОМОРЬЕ И БЫЛИННАЯ ТРАДИЦИЯ НА НЕМ

Маршрут поездки. — Природа и пути сообщения. — Быт экономический и
духовный. — Собирание старин-былин. — Результаты поездки. — Способ записи. —
Отношение населения к собиранию и записыванию. — Выводы. — Перечень
мест, где существуют старины-былины, и лиц, которые знают их.

Летом 1899-го года я предпринял свою первую этнографическую поездку на Север главным образом для собирания старин (былин)1. Всего я провел в ней больше месяца: из Москвы я выехал 5 июня, а обратно в Москву из Архангельска выехал 8 июля.

Собираясь на Север, я хотел посетить на Зимнем берегу д. Золотицу, а потом проехать на р. Мезень, поездить по ней и почтовым трактом вернуться в Архангельск; но так как я располагал только июнем и началом июля, а на восток пароходы начинали тогда ходить только с середины июля, то я переменил свой план и поехал на запад от Архангельска, в Поморье. Маршрут моей поездки был таков: из Архангельска на пароходе Архангельско-Мурманского пароходства я приехал в г. Оне́гу, из г. Онеги добрался пешком в д. А́ндозеры (в 12 вер. к северо-востоку от г. Онеги), на лодке и частию пешком в д. Камени́ху (на р. Онеге, на 15 в. выше г. Онеги), Жеребцо́ву Гору, Средний Двор, Нау́мовскую (по-народному Пота́йбельё)2, затем проехал из г. Онеги на пароходе в д. Ню́хчу (на запад от г. Онеги на морском берегу), из Нюхчи на почтовом карбасе в д. Ко́лежму (в 50 в по морю на запад от Нюхчи), отсюда на пароходе в посад Суму́ и обратно в Архангельск, а из последнего по железной дороге в Москву. Таким образом я посетил 9 поселений, но записи я произвел только в пяти местах: Онеге, Андозерах, Каменихе, Нюхче и Колежме.

<...> Местность, лежащая по южному берегу Белого моря, начиная с г. Онеги, называется Поморьем. У южного берега Онежского залива, на котором расположена эта местность, раскинута масса гранитных островков, которые называются «лу́дами». Эти островки начинаются уже с р. Онеги, у устья которой находится остров Кио с Крестным монастырем, основанным в 1657 г. патр. Никоном. Прибрежная полоса берега представляет гранитную равнину, на которой по местам возвышаются горки гранита, застывшие волны коего образуют уступы. В некотором отдалении от берега на гранитном основании появляется слой земли, все увеличивающийся в толщину по мере углубления в материк. Сначала, когда земляной пласт еще тонок, на нем находятся болота и луга, а затем, когда этот пласт делается толще, на нем растет лес. Для поселений человека наиболее пригоден, конечно, достаточно толстый земляной пласт, а так как он находится иногда довольно далеко от моря, то и поселения человека расположены в нескольких верстах от моря (напр., дер. Колежма приблизительно в 4, д. Нюхча в 20—25, посад Сума в 5—6, город Онега в 15—18 верстах). Следствием гранитной подпочвы является присутствие в реках

46

массы камней и порогов, что затрудняет плавание даже на карбасах (лодках), не говоря уже о брамах (барках) и яхтах, на которых можно двигаться только во время бывающих два раза в сутки приливов и отливов.

Пути сообщения между приморскими деревнями бывают различны в зависимости от времени года. Зимой, когда замерзают болота, между деревнями устанавливается зимний временный тракт. Летом вследствие растаявших болот зимнего сухопутного тракта не существует (постоянный почтовый тракт отсутствует в большей части Поморья, верстах на 150, от д. Унежмы до п. Сумы и далее), поэтому единственным средством сообщения является водный путь по рекам и морю3. Но этот путь, вследствие мелей, камней и порогов в устьях рек, затруднителен и не безопасен; во время же сильных ветров, подымающих волнение в море и устьях рек, этот путь становится прямо опасным (так как карбас может залить, опрокинуть или разбить о камни) и даже совсем прекращается на несколько дней, вследствие чего у жителей, питающихся в большей части береговых деревень привозным хлебом, выходят запасы и им приходится голодать. Осенью же и весною дело еще ухудшается: тогда совсем нет путей сообщения. Осенью вследствие бурь, туманов и темноты пароходы перестают ходить, вследствие чего прекращается летний путь; зимней же сухопутной дороги еще нет, так как выпадает много дождя, а болота еще не замерзли. Весною же зимний путь прекращается, так как на нем тают снега и болота, вследствие чего на нем можно утонуть; а летний путь еще не действует, так как пароходов не пропускают (иногда до первых чисел июня) льды. Поэтому осенью и весною население поморской деревни бывает отрезано в течение нескольких недель не только от остального мира, но даже и от соседних деревень.

По почве и климату южный берег Онежского залива доступен для земледелия, но занимаются им не везде одинаково: на восточной половине больше, а на западной меньше или даже вовсе не занимаются. В г. Онеге и деревнях, окружающих ее, занимаются земледелием (в д. Андозерах, по отзывам крестьян, хлеб родится сносно и если не хватает кое у кого своего хлеба, то потому, что маловато земли). В д. Нюхче земледелием занимаются уже мало и много покупают хлеба. Сеют здесь главным образом ячмень и рожь. С дер. же Колежмы начинается местность, где в прибрежных деревнях земледелием не занимаются, а косят только сено. Впрочем, в Колежме раньше сеяли хлеб, но когда рыбный промысел на Мурмане стал приносить больше, чем земледелие, то последнее забросили; теперь здесь есть только маленькие огородики при избах (но и то больше для славы), обыкновенно же огородом и полем называют здесь луга, страдать здесь значит косить.

Из промыслов, имеющих важное значение для жителей, надо отметить в г. Онеге занятие на двух лесопильных заводах, а по деревням ловлю рыбы. В деревнях, лежащих на северо-восток и юг от г. Онеги, занимаются ловлей речной рыбы параллельно с земледелием; здесь ловят и семгу, для чего ставят поперек р. Онеги заборы. В деревнях, лежащих на запад от г. Онеги, рыболовство приобретает все большее и большее значение. Здесь не довольствуются

47

ловлей рыбы из своих рек, озер и Белого моря весной и зимой, а уезжают на лето для ловли ее в Ледовитый океан, на северный берег Кольского полуострова, называющийся Мурманом. На этот промысел, имеющий важное экономическое значение для Поморья, отправляется буквально все мужское население даже с девятилетними подростками, за исключением немногих должностных лиц (старшины, писаря и сотского; десятскими являются уже женщины). На этот промысел стараются попасть возможно раньше. Те, которые оставили суда на зимовку на Мурмане, отправляются туда самой ранней весной через Кольский полуостров или же немного попозже уезжают туда на пароходах Архангельско-Мурманского пароходства. Те, которые имеют свои суда под деревней, ждут освобождения моря от льда и первого попутного ветра, чтобы выехать туда; но часто они долго не могут дождаться продолжительного попутного ветра: несколько времени подует ветер на северо-восток, а потом повернет в обратную сторону и несет с собой парусные суда поморов. Ездят на Мурман крестьяне на яхтах (парусных судах с двумя мачтами, без рей, подымающих до 5000 пудов). Яхты имеют наиболее богатые крестьяне, а более бедные нанимаются к ним в работники. Проработав лето на Мурмане и продав свою добычу или на Мурмане или в Архангельске, поморы накупают в Архангельске муки и других припасов и нужных вещей и возвращаются к осени домой. Когда замерзает море, они ловят рыбу также и из-под льда. Кроме того, зимой крестьяне охотятся, рубят и возят лес. Леса на Севере казенные; крестьяне получают из них в год по 7 бревен около 4½ вершков в верхнем отрубе. Остальной лес, годный для рубки, продается как крестьянам, так и купцам. Срубив и свезши лес зимой, крестьяне весною сплавляют его к устьям рек и к лесопильным заводам. По р. Суме гонят лес крестьяне из внутренней местности, известные под названием бурлаков.

Поэтому круг занятий мужского поморского населения распределяется приблизительно таким образом: ранней весной — ловля рыбы, идущей вверх по рекам, поздней весной и летом — рыболовство на Мурмане, а зимой — рыболовство из-под льда (дома ловят между прочим камбалу, семгу, навагу и сельдь), охота и рубка леса.

По отъезде поморов на Мурман дома остаются женщины, малые мальчики, не могущие еще ехать на Мурман, и древние старики, отъездившие туда. Но и оставшиеся дома все время заняты делом. Старики везут на продажу (между прочим в г. Онегу) наловленную весной рыбу; женщины все время прядут и ткут, потом в первый день после Петрова дня чуть ли не все поголовно отправляются в лес и ломают березовые ветви и затем в продолжение нескольких дней вяжут из них веники, после чего принимаются косить траву по болотам и лугам. Особенно усердствуют колежемки, которые хвастают тем, что накашивают столько сена, что его не только хватает для их собственного скота, но часть его можно даже продать (покупают его поморы, живущие западнее, ибо хотя у них есть луга, но жонки4 их будто бы ленивы и не накашивают достаточного количества сена для скота). Кроме того, женщины каждый день заняты домашними делами и между прочим уходом за скотом. Здесь держат коров и овец, которых каждый день выгоняют на пастбище и пригоняют обратно; здесь держат также и лошадей, которые в настоящих поморских

48

деревнях, лишенных летнего сухопутного пути, летом не употребляются для работы, а пасутся все время по лесам, в деревне же появляются зимою, когда на них ездят по зи́мнику, из одной деревни в другую или на море за ловлей рыбы или в лес по дрова. Свиней в Поморье нет; кур я также не видал.

Таковы в общих и главных чертах занятия поморского населения. Но эти занятия, как рассказывал мне в д. Колежме слепой старик 73 лет Кузьма Михеевич Кононов (известный больше по отчеству), были раньше несколько другие. Раньше на Мурман ходили меньше, а занимались зато солеварением, которое происходило так: напускали в неглубокий, но обширный чан морской воды, и затем ее подогревали, пока она не испарится. Но так как на это уходило много дров, то правительство запретило истреблять лес. Крестьяне думали, что тут им и гибель, но на их счастье Бог послал много сельди и семги, которых они ловят у своих берегов; а затем они стали чаще ходить на Мурман. Если мы с этим сопоставим упомянутое уже выше известие, что раньше в д. Колежме занимались земледелием, то мы получим некоторое представление о прежних занятиях населения, вытесненных усиленным рыболовством.

Население в большей своей части отличается зажиточностью (здесь можно встретить дома, коим не стыдно было бы стоять и в городе; из р. Нюхчи, при моем въезде в нее, вышло на Мурман до 30 яхт, принадлежащих нюхоцким крестьянам) и независимостью даже по отношению к чиновникам (коих называют царскими нищими). Но эта достаточность средств еще не вызвала умения пользоваться ими и не скрывает их грубости и темноты. Здесь, несмотря на достаточность средств, не умеют приготовить из хороших припасов вкусной пищи, а портят их своим приготовлением. Живут здесь в одноэтажных и двухэтажных избах, соединенных с сараем и называющихся не только избами, но также фатерами и келиями5.

В г. Онеге и окрестных деревнях население православное. На западе же, в настоящих поморских деревнях, население, хотя и числится православным, но на самом деле раскольничье или сильно привержено к расколу; некоторые старики спасаются (молятся) в одиночку по лесам, избегая встреч с другими людьми. Параллельно с христианством, в форме ли православия или раскола, еще очень сильны следы язычества, обнаруживающегося в вере в домовых (хозе́ина, хозе́йку) и в занятии колдовством, например, при порче, исправлении и лечении наговорами, свадьбе, изгнании клопов и т. п.

Теперь перехожу к способу собирания сведений о старинах (былинах) и собиранию самых старин (былин).

Во все время своей поездки я старался находиться в близких отношениях к крестьянам: во время движения по железной дороге я расспрашивал о старинах (былинах) крестьян и крестьянок по вагонам и на станциях железной дороги; в Архангельске я с этой целью часто ходил по базарной площади и ездил с простым народом из города в предместье Со́ломбалу на маленьких пароходах Макарова, опрашивая при этом крестьян, крестьянок и калик — нищих. Благодаря этим опросам я получил много сведений о положении эпоса на восток от р. Сев. Двины и по С. Двине, записал в Архангельске несколько духовных стихов, но о положении эпоса в Поморье сведений не получил.

49

Оказывается, что те крестьяне, которые занимаются отхожими промыслами и подолгу не бывают дома, ничего не знают о старинах (былинах); живущие же больше в деревне со своими и только изредка отлучающиеся из дому имеют о старинах (былинах) более положительные сведения.

В г. Архангельске, г. Онеге, д. Нюхче и д. Колежме я расспрашивал о старинах (былинах) интеллигентных и могущих претендовать на интеллигентность лиц. В г. Архангельске о них ничего не знали, в Онеге также, за исключением диакона собора В. Э. Титова; напротив того, живущие в большей близости с народом в д. Нюхче отставной подполковник В. С. Белоголовый и свящ. о. А. Костылев и в д. Колежме лесной объездчик Харионовский давали посильные указания.

Крестьян и интеллигентных лиц я опросил во время этой поездки свыше 100 человек.

Не имея никаких сведений о присутствии старин (былин) на западе от г. Архангельска, кроме сведений о прежних записях, я тем не менее отправился 10-го июня туда и прежде всего в г. Онегу. И здесь я расспрашивал стариков, рабочих и калик, хотя наводил некоторые справки и у интеллигентных лиц. Сначала, за неимением старин, я записывал сказки, нагово́ры и народные рецепты, но потом получил сведения о существовании здесь старин (былин), побывал в д. Андозерах, Каменихе и других, записал в Андозерах одну историческую песню, в Каменихе 5 старин (былин) и затем одну старину в г. Онеге. Отсюда я поехал 18 июня в д. Нюхчу, а из Нюхчи 26 июня в д. Колежму и в этих двух деревнях нашел более богатую жатву. Хотя затем я провел 1 день (4 июля) в посаде Суме, но вследствие нездоровья деятельных опросов не делал.

Всего я провел в поездке 34 дня, из коих около 16 дней употребил на переезды и переходы и около 18 на разыскивание сказителей, уговоры их и записи. За это время я приобрел 12 рукописей и записал всего 181 номер, в том числе 36 старин и исторических песен, духовных стихов 25, раскольничьих стихов 6, сказок 6, песен 3, песен игрищных 7, свадебных 10, свадьбу д. Нюхчи с ее обрядами и заплачками, похоронных причитаний 4, причитание при работе, наговоров 50 и лекарственных рецептов 15.

Старины (былины) я записывал только с голоса (т. е. с пения) и с соблюдением диалектических особенностей. Записав старину с пения, я затем ее прочитывал певцу или певице, прося повторить сомнительные стихи. Так как мне приходилось записывать народную речь первый раз, то сначала при записи первых номеров были некоторые недостатки, которые я устранял и устранил при записи дальнейших номеров; поэтому чем далее, тем более совершенной становилась моя запись.

Крестьяне и крестьянки, у которых я собирал сведения или которых просил петь и сказывать, относились к моему делу различно: одни доверчиво, другие недоверчиво. Причины для недоверия бывали различны. Прежде всего для населения было странно то, что образованный человек настолько интересуется его песнями, что ездит из Москвы специально записывать их: лучшая моя сказительница в д. Колежме Авдотья Ко́ппалина вполне искренно и серьезно советовала мне занять место только что умершего у них волостного писаря. Население не могло примириться с мыслью, что я занимаюсь серьезным делом, и поэтому наиболее подозрительные субъекты на место моей будто бы мнимой причины подыскивали свои причины, сообразно со своим умственным

50

кругозором и социальным положением. Одни думали, что я «подослан от станового», и боялись, чтобы я не увел их куда-нибудь; некоторые досужие головы боялись, как бы я не предстал со своим рукописанием на тот свет и их за то не припекли6; раз сыграла роль случайная причина, связанная с экспедицией Этнографического Отделения Императорского Географического общества во главе с г. Истоминым: в д. Андозерах, которая находится верстах в 12 от г. Онеги и в которую я пришел поздним вечером, один знаток наговоров сообщил мне еще вечером один наговор и одну песню, подавая надежду сообщить мне еще что-нибудь на следующее утро, но утром отказался наотрез, отговариваясь незнанием; отказом ответила и другая крестьянка; оказалось, что крестьяне думали, как это объяснила везшая меня обратно крестьянка, что я «подослан от царской семьи»; эту догадку сделали они потому, что у них был раньше г. Истомин, говоривший им, что дает им плату за пение из царских денег. Менее вредным для дела было то, что в одном месте кто-то додумался, что я собираю для того, чтобы играть это потом в театре, а в д. Каменихе один крестьянин, бывший быть может в солдатах, додумался, что я шпион, хотя смысл этого слова был, кажется, и для самого выдумщика не совсем ясен. — Кроме этих общих причин недоверия, были еще частные причины, коренившиеся в общественном положении тех лиц, к которым я обращался. Некоторые старухи, кроме одного какого-нибудь духовного стиха, не хотели больше ничего петь, так как это не идет к их положению, в котором они должны сокрушаться о своих грехах и молиться, а не петь. Одна старуха в д. Колежме, сын которой торгует в д. Поное, отказалась петь старины (былины), так как ей, очевидно, было стыдно петь да еще за деньги. Старообрядцы, избегающие близкого соприкосновения с православными и интересовавшиеся прежде всего при встрече со мной, как я крещусь, и́стово или щёпотью, и давно ли пришел антихрист, уклонялись от разговоров со мною как с мирским; а один склонный к расколу, но ходивший по монастырям, сначала уверял других, что за пение сошлют в Сибирь, а потом мне говорил, что ему не к лицу петь, так как он богомолец. Встречаясь с недоверием, я старался убедить (если видел, что можно это сделать) в том, что я безопасен, и заинтересовать своим делом, прочитывая собранное мною в других местах; это часто мне и удавалось: стращавший других Сибирью и сам ссылавшийся на свое богомолье крестьянин кончил тем, что пропел хорошую старину (былину) об Алеше Поповиче и дал ценные сведения о своей местности; в одном доме старуха ответила, что она ничего не знает, но ее дочь и другая девушка пропели мне первыми в этой деревне несколько песен и указали, к кому еще можно обратиться. — Некоторые же крестьяне и крестьянки, как я упомянул выше, относились к моему делу с доверием. Это происходило от того, что они по обстоятельствам своей личной жизни были способны понять, почему одни и те же старины (былины) и другое я записываю по нескольку раз в разных местах7.

51

Крестьяне относились к моему старанию записывать точно сочувственно, если они сообщали наговоры, но при продолжительной записи их длинных похоронных причитаний и старин (былин), особенно в тех случаях, когда какое-либо место повторялось (например, при троекратном вопросе Ильи Муромца сыну об имени), они обнаруживали склонность сократить: например, пропев без записи вопрос Ильи Муромца три раза, они затем при пении с записью упоминали этот вопрос только два раза, или не допевали до конца старины, говоря, что остальное я знаю сам или могу придумать получше их.

При пении крестьяне употребляют особые термины: заводи́ = начинай, заводи с конца = начинай с начала; слово = литературному стиху (т. е. одной строчке), голос не бежит — когда не могут вспомнить напева.

Теперь я перейду к вопросам, относящимся к положению народного эпоса в Поморье.

1) Былины в посещенной мною местности, Поморье, вымерев в городе Онеге, известны еще по деревням.

2) Сами певцы называют былины в Поморье старина́ми, а в верховьях р. Пинеги ста́ринами (с переносом ударения); но настоящее народное название былин знают только лучшие сказители и сказительницы, обычно же женщины называют их стихами наравне с духовными стихами.

3) Записанные здесь мною старины отличаются краткостью: размеры их колеблются от 27 до 223 стихов.

4) Наибольшей популярностью, если судить по моим записям, здесь пользуются старины-фабльё: «Князь, княгиня и старицы» (6 вариантов) и «Князь Дмитрий и его невеста Домна» (4 вар.), а из богатырских старин «Бой Ильи Муромца с сыном».

5) Кроме записанных мною старин, здесь есть такие, которых мне не удалось записать (о Садке, Хотене, Голубиной книге, Птицах и, по-видимому, Сватовстве на племяннице кн. Владимира).

6) Среди записанных мною здесь старин одна — совершенно новая, записанная одновременно со мною еще А. В. Марковым на Зимнем берегу. Это — «Вдова, ее дочь и сыновья корабельщики». Старина же «Туры» является раскольничьей обработкой начала старины о Василии Игнатьевиче.

7) Лиц, которые занимались бы специально пением старин, нет: старины поют крестьяне и крестьянки, не имеющие специального названия (я, по крайней мере, ни разу не слышал названия скази(а)тель, скази(а)тельница, ни других подобных).

8) Репертуар этих крестьян и крестьянок очень мал: обыкновенно каждый из них знает одну, две старины; и только раз я встретил знавшую более десятка (А. Коппалину); но зато в поморских деревнях много таких мелких знатоков. Это видно из того, что в д. Каменихе я записал 4 старины от 2 лиц (и мог бы записать больше, если бы, к сожалению, не подумал, что у моей сказительницы уже записывал г. Истомин)8, в г. Онеге 1 старину от одной сказительницы, в д. Андозерах 1 историческую песню от одного лица, в д. Нюхче 5 старин от 5 лиц, а в д. Колежме 25 старин от 9 лиц, причем одна Авдотья Коппалина сообщила 12 старин. Кроме того, надо иметь в виду то, что часть сказителей не могла или не хотела петь старин, и то, что в поморских деревнях

52

мужское население во время моей поездки по Поморью отсутствовало и поэтому истинные числа сказителей и сказительниц выше указанных мною.

9) Собранные мною старины записаны от 18-ти лиц: 14 женщин и 4 мужчин. Таким образом число сказительниц в 3 раза слишком превышает число сказителей.

10) На стороне женщин находится преобладание также и в числе пропетых старин: 4 сказителя пропели 4 старины, а 14 сказительниц остальные 32, причем одна из них пропела мне 12 старин, а раньше знала их еще больше.

11) Лица, певшие старины, были средних или преклонных лет.

12) Источниками, из коих пропевшие мне почерпнули свое знание старин, были родители, родные, односельчане и, быть может, также калики и скиты; но этот последний вопрос нуждается в бо́льшем исследовании9. Кроме того, один сказитель, а именно А. Аг. Поташов, говорил, что свою старину «Получение Ильей Муромцем силы, связь его с женщиной и бой с сыном» он выучил, слушая, как колежемский крестьянин Б. П. Золотовский, работавший вместе с ним, читал ее по книжке, будто бы притом печатной и написанной так, как он пел, т. е. мерными стихами. Другие крестьяне, узнавшие про Илью Муромца из книг, имели под руками книги со сказками об Илье; поэтому надо будет проверить утверждение Поташова, причем иметь в виду попытку его пропеть вслед за этой стариной о явлении Ильи Муромца переодетого каликою, к Идо́лищу10.

13) На русский эпос в Поморье оказывают свое влияние сильные здесь еще раскольники. Здесь я записал старину «Туры», которая является раскольничьей переделкой начала старины о Василии Игнатьевиче: здесь видение малых туров объяснено в раскольничьем духе: Богородица не предвещает невзгоды над Киевом, а закапывает христианскую веру, пророча с уливанием, что не бывать этой вере на святой Руси. Здесь мы имеем дело, вероятно, с намеренным влиянием раскола. Но раскольники влияют не только на эпос, а и вообще на народную поэзию. В д. Нюхче от одной сказительницы я записал два стиха: стих «Поздо, поздо вечерамы...» и стих «Умоляла мать родная своё дитя...». Первый стих, по словам сказительницы, прислал в Поморье сосланный на Кавказ раскольник. Второй стих я еще списал в числе других стихов в д. Колежме при посещении раскольничьей кельи из бывшего там стиховодника. Кроме того, та сказительница, у которой я записал эти стихи, говорила,

53

что бывала подолгу в раскольничьем Пертозерском скиту, где у нее есть родственница, что она там выучила эти стихи, что там им учат. По-видимому, раскольничьи стихи и переделка старины назначены для того, чтобы дать свою поэзию раскольникам вместо православной (духовных стихов некоторые здешние раскольники недолюбливают); вместе с тем они могут подготовлять православных к принятию раскольничьих воззрений.

14) Интересны ответы на вопросы, кто, когда и где пел и поет старины. Сказительница Авдотья Коппалина говорила, что раньше пели старины в Великом посту. Колежемский крестьянин Кузьма Михеевич Кононов говорил, что старухи пели их во время поста, а крестьяне учили старинам друг друга со скуки, когда без дела приходилось стоять в море на вахте. По словам сказительницы Анны Гавриловны Синицыной, пели старины: 1) на бесёдах, 2) на у́дбищах наваги и 3) в Великом посту11. Семидесятилетняя сказительница П. В. Посникова выучила свои старины и другое частью у матери, частью на вечеринках. Торговец смолой, родом из Усть-Паденьги Шенкурского уезда, говорил, что умерший не более 5 лет тому назад крестьянин Елизаров пел свои старины на мельнице, по просьбе съехавшихся на помол. — А. Коппалина поет теперь старины, когда ей станет скучно. Иногда она поет их со своей соседкой П. В. Посниковой. Старик-нищий с р. Уфтюги, впадающей в С. Двину с правой стороны ниже Вычегды, говорил, что вверху по р. Уфтюге соберется 3—4 человека старообрядцев и поет вместе старинки про Илью Муромца, стих об Есафе-царевиче. Отсюда видно, что женщины поют старины предпочтительно во время постов, особенно Великого, и на вечеринках, а мужчины во всякое продолжительное свободное время, когда бывает скучно.

15) Новые песни привозят возвращающиеся с Мурмана поморы.

На основании своих опросов я узнал, что старины (былины) поются вне Поморья в следующих местах:

в Олонецкой губернии:

1) Каргопольского уезда, Ловжинской волости, в д. Захарьевской (знает много Павел Петрович Гриньков, седой старик под 75 лет; от жел. дор. до Каргополя 84+12 вер. до деревни; остановиться можно у кр. Ив. Васильева или Зайкова в д. Софоново);

2) по словам Гр. Негодяева, в дд. Корельском и Коневе Каргопольского уезда калики поют старины;

3) по р. Онеге, верстах в 150 от ее устья (неизвестный крестьянин из этой местности говорил в г. Архангельске торговцу из В. Тоймы, поехавшему потом со мной на одном пароходе в г. Онегу, что он немного поет про Илью Муромца, но торговец известил меня об этом слишком поздно);

4) подле озера Выга в д. Сиро́зере знает старинки Леонтий Лукич Лайкачов, а в д. Возмосоме Григорий Микитич;

в Вологодской губернии:

5) Сольвычегодского уезда, по верховьям р. У́фтюги, впадающей в С. Двину с правой стороны ниже Вы́чегды (здесь в верховьях реки старообрядцы, собравшись в числе нескольких человек, поют старинки про Илью Муромца, стихи об Есафе-царевиче; по р. Уфтюге подниматься вверх надо на карбасе);

54

в Архангельской губернии:

6) Шенкурского уезда, в д. Усть-Паденьге на р. Ваге, верстах в 30 от г. Шенкурска (встреченный мною отсюда торговец говорил, что несколько лет тому назад у них умер старик кр. Елизаров, который на мельнице, по просьбе съехавшихся на помол, пел старины про Илью Муромца и быть может и других богатырей);

7) по словам нюхоцкого священника, на реке Нижней Пуе, впадающей в Вагу, слепец Петр знает стихи и старины;

8) в д. Березнике Двинском на берегу С. Двины ниже устья р. Ваги (здесь, по словам тамошнего крестьянина, изредка поют старины про Илью Муромца);

9) Пинежского уезда, Тимошенской вол., в д. Сульцах подле Суры, в верховье р. Пинеги (певший мне в д. Каменихе Онежского у. старик Иов, кр-н д. Сульцы, говорил, что у них знают старины, что проехать можно к ним по р. Пинеге на пароходах бр. Володиных или Кыркалова или с С. Двины от д. Н. Тоймы по новому тракту на верховья р. Пинеги, и что остановиться можно у его соседа Самойла Федоровича; быть может, знают старины и в д. Суре, о чем можно спросить там кр. Василия Андреевича);

10) Мезенского уезда, в д. Усть-Вашке при впадении р. Вашки в р. Мезень (крестьянин из деревни близ г. Пинеги, говорил, что он, когда был еще мальчиком, назад тому лет 50, то, будучи за тайболой (сплошным лесом) в д. Усть-Вашке, слышал, как пел там старик старину).

Печорского уезда: 11) в деревнях вокруг с. Усть-Цыльмы и 12) в Красноборской волости (крестьянин с р. Печоры из Усть-Цыльмы, служащий теперь на таможне надсмотрщиком, говорил: у них на Печоре знают старины в окрестных деревнях подле Усть-Цыльмы и поют их еще и теперь; выше в Красноборской волости поют старины и зыряне, но на зырянском языке; перевести могут отставные солдаты; поют, например, про Платова-казака, Илью, Добрыню, Ивана; по р. Печоре ходят пароходы: ранней весною, когда воды больше, они доходят до Усть-Щугор, а летом только до Усть-Кожвы; навигация из г. Архангельска на Печору начинается с конца июня, ибо раньше стоит в устье р. Печоры лед, пригнанный северным ветром12; — особенно хорошо попасть для сбора старин в Усть-Цыльму на ярмарку, когда туда съезжается много народа; ярмарка начинается после ледохода и продолжается с месяц, а некоторые торговцы остаются и на 1½ месяца; к ним везут из Пермской губернии хлеб, а от них рыбу и пушных зверей; в с. Усть-Цыльме у этого крестьянина есть брат-псаломщик, вышедший из 3-го класса семинарии и не хотевший поступить в диаконы: у них православных мало, все староверы13, — поэтому служба только в праздники, а то охота)14.

То обстоятельство, что в самом г. Архангельске я получил известия о положении эпоса только в местности, лежащей на восток от Сев. Двины, и ничего не узнал о местности, лежащей на южном и западном берегах Белого моря, следует, вероятно, объяснять тем, что крестьяне восточной половины губернии

55

в экономическом отношении, вследствие направления своих рек и трактов, более тянут к Архангельску, куда приходят в поисках за заработками, чем крестьяне-рыболовы западной половины губернии, реки которой хотя впадают в Белое море, но которую два ее тракта (Онежско-Каргопольско-Вытегорский и Сумско-Петрозаводский) приближают к Петербургу.

В посещенных мною местах я записал старины не у всех лиц, знавших их. Одни из этих лиц отсутствовали, другие уклонялись от пения по ложному стыду или по недостатку времени, а третьи из боязни, чтобы им за пение чего-нибудь не было15. Здесь я привожу список лиц, знающих старины, с теми скудными сведениями о них, которые мне удалось получить.

1) В Андозерах Онежского уезда певал в молодости старины про Илью Муромца теперь уже 70-летний старик Василий Иванович Большаков; я не застал его; он — лесник и был в то время на прорубке просеки;

2) в д. Покровской Онежского уезда поет (старины ли?) старик Павел Козаков;

3) в д. Кянде Онежского уезда рассказывают сказки об Илье Муромце;

4) в д. Каменихе Онежского уезда Анна Григорьевна Каменева знает старину «Слеталася птица из-за моря»;

5) в д. Унежме Онежского уезда Павла Варзухина знает старины;

6) в д. Нюхче Кемского уезда:

а) Семен Предигин Исаков знает старины, стихи, наговоры;

б) 80-летний старик Иван Кушеркин рассказывает про Илью Муромца, Алексея человека Божия, Егория Храброго, а его отец и дед пели это;

7) в д. Ко́лежме Кемского уезда:

а) старообрядка Офимья Никонова, по словам сказительницы П. Посниковой, знает старины про Илью Муромца и Соловья-разбойника, но сама Офимья ответила мне, что ничего не знает;

б) Авдотья Ильична Лейнова знает «Голубиную книгу», но не хотела петь мне из стыда и по недостатку времени, хотя я просил ее об этом два раза;

в) глухой старик Кузьма Мих. Кононов знает про Федора Ивановича и рассказывает про Илью Муромца;

г) Соломанья Шумова знала старину «Иван Гостиный сын», но по старости подзабыла и не могла спеть ее;

д) тетка Анны Гавр. Шумовой знает про 1) Садка, 2) Чусову вдову, 3) Дуная, 4) Голубиную книгу, 5) Ивана (?) — но петь мне она стыдилась, отговариваясь забывчивостью;

е) Анна Ив. Шумова, теперь Борова́, знает «Во славном было во Новегороде», хотела было петь мне, но потом уклонилась;

ж) Авдотья Коппалина знала раньше: 1) про Часову вдову и 2) о том, как 3 тотарина увезли девицу, но забыла; из последней старины она помнит только стихи:

«Русская земля потаиласе,
Тотарская земля показаласе»;

это не Козарин, ибо сказительница его мне пропела (может быть «Саул Леванидович» или «Сватовство царя Вахрамея» или «Соломан и Василий»).