15

Эда,

финляндская повѣсть.

    On broutte là où l'on est attaché.
                                  Proverbe.

Сочинитель предполагаетъ дѣйствіе небольшой своей повѣсти въ 1807 году, передъ самымъ открытіемъ нашей послѣдней войны въ Финляндіи.

Страна сія имѣетъ нѣкоторыя права на вниманіе нашихъ соотечественниковъ любопытною природою, совершенно отличною отъ русской. Обильная историческими воспоминаніями, страна сія была воспѣта Батюшковымъ, и камни ея звучали подъ конемъ Давыдова, пѣвца-наѣздника, именемъ котораго справедливо гордятся поэты и воины.

Жители отличаются простотою нравовъ, соединенною съ нѣкоторымъ просвѣщеніемъ, подобнымъ просвѣщенію Германскихъ провинцій. Каждый поселянинъ читаетъ Библію и выписываетъ календарикъ, нарочно издаваемый въ Або для земледѣльцевъ.

Сочинитель чувствуетъ недостатки своего стихотворнаго опыта. Можетъ быть, повѣсть его была бы занимательнѣе, ежели бъ дѣйствіе ея было въ Россіи, ежели бъ ходъ ея не былъ столько обыкновененъ, однимъ словомъ, ежели бъ она въ себѣ заключала болѣе поэзіи и менѣе мелочныхъ подробностей. Но долгіе годы, проведенные сочинителемъ въ Финляндіи, и природа Финляндская и нравы ея жителей глубоко напечатлѣлись въ его воображеніи. Что-жъ касается до остального, то сочинитель могъ ошибиться; но ему казалося, что въ поэзіи двѣ противоположныя дороги приводятъ почти къ той же цѣли: очень необыкновенное и совершенно простое,

16

равно поражая умъ и равно занимая воображеніе. Онъ не принялъ лирическаго тона въ своей повѣсти, не осмѣливаясь вступить въ состязаніе съ пѣвцомъ Кавказскаго Плѣнника и Бахчисарайскаго Фонтана. Поэмы Пушкина не кажутся ему бездѣлками. Нѣсколько лѣтъ занимаясь поэзіею, онъ замѣтилъ, что подобныя бездѣлки принадлежатъ великому дарованію, и слѣдовать за Пушкинымъ ему показалось труднѣе и отважнѣе, нежели итти новою, собственною дорогою.

_______

17

Часть первая.

Чего робѣешь ты при мнѣ,
Другъ милый мой, малютка Эда?
За что, за что наединѣ
Тебѣ страшна моя бесѣда?
5 Вѣрь, неспособенъ я душой
Къ презрѣннымъ умысламъ разврата;
Ты, какъ сестра, любима мной:
О, полюби меня, какъ брата!
Въ родной, далекой сторонѣ
10 Сестру я милую имѣю:
Черты лица у васъ однѣ;
Я нѣжно, нѣжно друженъ съ нею.
Но что? ты видишь: воинъ я;
Всегда кочуетъ рать моя;
15 За нею по свѣту блуждая,
Богь вѣсть, уже съ какой поры,
Я не видалъ родного края,
Не цѣловалъ моей сестры!
Лицемъ она, будь сердцемъ ею;
20 Мечтѣ моей не измѣни
И мнѣ любовію твоею
Ея любовь напомяни!
Мила ты мнѣ. Веселье, муку,
Все жажду я дѣлить съ тобой.
25 Не уходи, оставь мнѣ руку!
Довѣрься мнѣ, другъ милый мой!
Къ чему пустая боязливость?
Во мнѣ пылаетъ чистый жаръ...

18

Такъ говорилъ младый гусаръ
30 Финляндкѣ Эдѣ. Взглядовъ живость,
Изъ-подъ фуражки по щекамъ
Два черныхъ локона къ плечамъ,
Віясь, бѣгущіе красиво,
Гусарскій щегольской уборъ, —
35 И безъ рѣчей для дѣвы горъ
Все было въ немъ краснорѣчиво.
Ему отчизной Русь была.
Полковъ бродящая судьбина
Его недавно завела
40 Въ пустыни пасмурныя Финна.
Суровый край: его красамъ,
Пугаяся, дивятся взоры;
На горы каменныя тамъ
Поверглись каменныя горы;
45 Синѣя, всходятъ до небесъ
Ихъ своенравныя громады;
На нихъ шумитъ сосновый лѣсъ,
Съ нихъ бурно льются водопады;
Тамъ холмъ очей не веселитъ,
50 Онъ лавой каменной облитъ;
Главу одѣвши въ мохъ печальный,
Огромнымъ сторожемъ стоитъ
На немъ гранитъ пирамидальный;
По дряхлымъ скаламъ бродитъ взглядъ;
55 Пришлецъ исполненъ смутной думы:
Не міра-ль давняго лежатъ
Предъ нимъ развалины угрюмы?
Нежданный цвѣтъ въ пустынѣ той,
Отца простого дочь простая,
60 Красой лица, души красой
Блистала Эда молодая.
Прекраснѣй не было въ горахъ:
Румянецъ нѣжный на щекахъ,
Летучій станъ, власы златые
65 Въ небрежныхъ кольцахъ по плечамъ,
И очи блѣдно-голубые,
Подобно Финскимъ небесамъ,

19

Готовность къ чувству въ сердцѣ чистомъ, —
Вотъ Эда вамъ!

                              На камнѣ мшистомъ
70 Предъ хижиной своей одна
Сидѣла подъ-вечеръ она.
Подсѣлъ онъ скромно къ дѣвѣ скромной,
Завелъ онъ кротко съ нею рѣчь;
Ея не мыслила пресѣчь
75 Она въ задумчивости томной,
Внимала слабымъ сердцемъ ей,
Такъ роза первыхъ вешнихъ дней
Лучамъ невѣрнымъ довѣряетъ,
Почуя теплый вѣтерокъ,
80 Благоуханный свой шипокъ
Его лобзаньямъ открываетъ
И не предвидитъ близкій хладъ.
Давно рука ея лежала
Въ рукѣ его. Потупя взглядъ,
85 Она краснѣла, трепетала,
Но у Владиміра назадъ
Руки своей не отнимала.
Онъ къ сердцу бѣдную прижалъ.
Взоръ укоризны, даже гнѣва
90 Тогда поднять хотѣла дѣва,
Но гнѣва взоръ не выражалъ.
Веселость ясная сіяла
Въ ея младенческихъ очахъ,
И, наконецъ, въ такихъ словахъ,
95 Она лукавцу отвѣчала:

„Ты мной давно уже любимъ:
Зачѣмъ же нѣтъ? Ты добродушенъ,
Всегда заботливо послушенъ
Малѣйшимъ прихотямъ моимъ.
100 Онѣ докучливы бывали;
Меня ты любишь, вижу я:
Душа признательна моя.
Ты мнѣ любезенъ: не всегда ли

20

Я угождать тебѣ спѣшу?
105 Я съ каждымъ утромъ приношу
Тебѣ цвѣты; я подарила
Тебѣ кольцо; всегда была
Твоимъ весельемъ весела,
Съ тобою грустнымъ я грустила.
110 Что-жъ? — я и въ этомъ погрѣшила:
Намъ строго-строго не велятъ
Дружиться съ вами. Говорятъ,
Что вѣроломны, злобны всѣ вы;
Что васъ бѣжать должны бы дѣвы;
115 Что какъ-то губите вы насъ;
Что пропадешь, когда полюбишь...
И ты, я думала не разъ,
Ты, можетъ быть, меня погубишь“.

— „Я твой губитель? Вѣчный Богъ
120 Мнѣ да готовитъ наказанье!
Я другъ твой, вѣрный другъ, въ залогъ
Прими нѣжнѣйшее лобзанье!“
— „Что, что, зачѣмъ? Какой мнѣ стыдъ!“
Младая дѣва говоритъ.
125 Ужъ поздно. Встать, бѣжать готова
Съ негодованіемъ она.
Но держитъ онъ. „Постой! два слова!
Постой! Ты взорами сурова;
Ужель ты мной оскорблена?
130 Нѣтъ, я тебя не покидаю:
Мое забвенье мнѣ прости!“

— „Я не сержуся; но пусти!“ —
— „Я гнѣвъ въ очахъ твоихъ читаю,
Увѣрь меня, что онъ погасъ;
135 Поцѣловать еще мнѣ разъ
Позволь себя“. — „Пусти, несчастной!“

— „И за ребяческую блажь
Ты неизвѣстности ужасной
Меня безжалостно предашь!
140 И не поймешь мое страданье!

21

И такова любовь твоя!
Нѣтъ, болѣ ей не вѣрю я!
Другъ милый мой, одно лобзанье!
Тебя-ль не тронетъ сердца боль,
145 Словъ убѣдительнѣйшихъ сила?
Одно лобзанье мнѣ позволь!“ —
И отвращенное дотоль
Лицо тихонько обратила
Къ нему бѣдняжка.

                                     О злодѣй!
150 Съ какою медленностью томной,
И между тѣмъ какъ будто скромной,
Напечатлѣть умѣлъ онъ ей
Свой поцѣлуй! Какое чувство
Ей въ грудь младую влилъ онъ имъ!
155 И лобызаніемъ такимъ
Владѣетъ хладное искусство!
Ахъ, Эда, Эда! для чего
Такое долгое мгновенье
Во влажномъ пламени его
160 Пила ты страстное забвенье?
Полна съ поры мятежной сей
Желанья смутнаго заботой,
Ты освѣжительной дремотой
Ужъ не сомкнешь своихъ очей.
165 Слетятъ на ложе сновидѣнья,
Тебѣ безвѣстныя досель,
Иль долго жаркая постель
Тебѣ не дастъ успокоенья.
На камняхъ розовыхъ твоихъ
170 Весна игриво засвѣтлѣла,
И ярко зеленъ мохъ на нихъ,
И птичка весело запѣла,
И по гранитному одру
Свѣтло бѣжитъ ручей сребристой,
175 И лѣсъ прохладою душистой
Съ востока вѣетъ поутру;
Тамъ за горою долъ таится,

22

Уже цвѣты пестрѣютъ тамъ;
Уже черемухъ ѳиміамъ
180 Тамъ въ чистомъ воздухѣ струится:
Своею нѣгою страшна
Тебѣ волшебная весна.
Не слушай птички сладкогласной!
Отъ сна возставшая, съ крыльца
185 Къ прохладѣ утренней лица
Не обращай и въ долъ прекрасной
Не приходи, а сверхъ всего
Бѣги гусара твоего!

Уже пустыня сномъ объята;
190 Всталъ ясный мѣсяцъ надъ горой,
Сливая свѣтъ багряный свой
Съ послѣднимъ пурпуромъ заката;
Двойная, трепетная тѣнь
Отъ черныхъ сосенъ возлегаетъ,
195 И ночь прозрачная смѣняетъ
Погасшій непримѣтно день.
„Другъ, поздно!“ дѣвица шепнула;
Оставивъ друга своего,
Пошла въ свой уголъ, но взглянула
200 Дорогой дважды на него.

_______

Часть вторая.

Была безпечна, весела
Когда-то добренькая Эда;
Одною Эдой и жила
Когда-то дѣвичья бесѣда;
205 Она привѣтно и свѣтло
Когда-то всѣмъ глядѣла въ очи:
Что-жъ измѣнить ее могло?
Что-жъ это утро облекло
И такъ внезапно въ сумракъ ночи?
210 Она разсѣянна, грустна;

23

Въ бесѣдахъ вовсе не слышна;
Какъ прежде, яснаго привѣта
Ни для кого во взорахъ нѣтъ;
Вопросы долго ждутъ отвѣта,
215 И часто страненъ сей отвѣтъ;
То жарки щеки, то безцвѣтны,
И, тайной горести плоды,
Нерѣдко свѣжіе слѣды
Горючихъ слезъ на нихъ замѣтны.

220 Бывало, слишкомъ зашалитъ
Съ малюткой хитрый постоялецъ:
Она къ устамъ приставитъ палецъ,
Ему съ улыбкой имъ грозитъ.
Когда же бусы подаритъ
225 Или платокъ повѣса ловкой,
Она красивою обновкой
Похвастать къ матери бѣжитъ,
Межъ тѣмъ его благодаритъ
Веселымъ книксомъ. Шаловливо
230 На друга соннаго порой
Плеснетъ холодною водой
И убѣгаетъ торопливо,
И долго слышенъ громкій смѣхъ.
Ея трудовъ, ея утѣхъ
235 Всегда въ товарищи малюткой
Бывалъ онъ призванъ съ милой шуткой.
Взойдетъ ли утро, ночи-ль тѣнь
На усыпленны холмы ляжетъ, —
Ему красотка добрый день
240 И добру ночь привѣтно скажетъ.

Гдѣ время то? При немъ она
Какой-то робостію нынѣ
Въ своихъ движеньяхъ смущена;
Веселыхъ шутокъ и въ поминѣ
245 Теперь ужъ нѣтъ; простыхъ рѣчей
Съ нимъ даже дѣва не заводитъ,
Какъ будто сталъ онъ недругъ ей;

24

Зато порой съ его очей
Очей задумчивыхъ не сводитъ;
250 Зато порой наединѣ
Къ груди лукавца, вся въ огнѣ,
Бѣдняжка грудью припадаетъ,
И, страсти гибельной полна,
Сама уста свои она
255 Къ его лобзаньямъ обращаетъ;
А въ ночь безсонную одна,
Одна съ раскаяньемъ напраснымъ,
Сама волненіемъ ужаснымъ
Души своей устрашена,
260 Уныло шепчеть: что со мною?
Мнѣ съ каждымъ днемъ грустнѣй, грустнѣй.
Ахъ, гдѣ ты, миръ души моей!
Куда пойду я за тобою!
И слезы дѣтскія у ней
265 Невольно льются изъ очей.

Она была не безъ надзора.
Отецъ ея, крутой старикъ,
Отчасти въ сердце къ ней проникъ.
Онъ подозрительнаго взора
270 Съ несчастной дѣвы не сводилъ;
За нею слѣдомъ онъ бродилъ
И подсмотрѣлъ ли что такое,
Но только хитрый мой шалунъ
Разъ видѣлъ, слышалъ, какъ ворчунъ
275 Взадъ и впередъ въ своемъ покоѣ
Ходилъ сердито, какъ потомъ
Ударилъ сильно кулакомъ
Онъ по столу и Эдѣ бѣдной,
Предъ нимъ трепещущей и блѣдной,
280 Сказалъ рѣшительно: „Повѣрь,
Не сдобровать тебѣ съ гусаромъ!
Вы за углами съ нимъ недаромъ
Всегда встрѣчаетесь. Теперь
Ты рада слушать негодяя.
285 Худому выучитъ. Бѣда

25

Падетъ на дуру. Мнѣ тогда
Забота будетъ небольшая:
Кто мой обычай ни порочь,
А потаскушка мнѣ не дочь.“
290 Тихонько слезы отирая
У бѣдной Эды, „что ворчать?“ —
Тогда промолвилася мать:
„У насъ смиренная такая
До сей поры была она.
295 И въ чемъ теперь ея вина?
Грѣшишь, бѣдняжку обижая.“
— „Да, молвилъ онъ, ласкай ее,
А я сказалъ уже свое.“
Изъ спора этого ни слова
300 Владиміръ мой не проронилъ;
Ему онъ умыселъ внушилъ:
Все какъ-то злому учитъ злого.

День послѣ, въ комнаткѣ своей,
Уже вечернею порою,
305 Одна съ привычною тоскою
Сидѣла Эда. Передъ ней
Святая Библія лежала.
На длань склоненная челомъ,
Она разсѣяннымъ перстомъ
310 Разсѣянно перебирала
Ея измятые листы
И въ дни сердечной чистоты
Невольной думой улетала.
Взошелъ онъ съ пасмурнымъ лицомъ,
315 Въ молчаньи сѣлъ, въ молчаньи руки
Сжалъ на груди своей крестомъ.
Примѣты скрытой, тяжкой муки
Въ немъ все являло. Наконецъ:
— „Долгъ отъ меня, — сказалъ хитрецъ, —
320 Съ тобою требуетъ разлуки.
Теперь услышать милый гласъ,
Увидѣть милыя мнѣ очи
Я прихожу въ послѣдній разъ.

26

Покроетъ землю сумракъ ночи
325 И навсегда разлучитъ насъ.
Виной родитель твой суровой:
Его укоры слышалъ я;
Нѣтъ, нѣтъ, тебѣ любовь моя
Не нанесетъ печали новой!
330 Прости!“ — Чуть дышуща, блѣдна,
Лукавца слушала она.
— „Что говоришь? Возможно-ль? Нынѣ?
И навсегда, любезный мой!“...
— „Бѣгу отселѣ; но душой
335 Останусь въ милой мнѣ пустынѣ.
Съ тобою видѣть я любилъ
Потоки тѣ же, тѣ же горы;
Къ тому же небу возводилъ
Съ небесной радостію взоры:
340 Съ тобой въ разлукѣ свѣту дня
Уже не радовать меня!
Я волю далъ любви несчастной
И погубилъ, довѣрясь ей,
За мигь летящій, мигъ прекрасной
345 Всю красоту грядущихъ дней.
Но слушай! Срокъ остался краткой:
Пугаяся ревнивыхъ глазъ,
Вездѣ преслѣдующихъ насъ,
Доселѣ мелькомъ и украдкой
350 Видались мы; моей мольбой
Не оскорбись на разставаньѣ:
Позволь, позволь имѣть съ тобой
Мнѣ безмятежное свиданье!
Лишь мраки ночи низойдутъ,
355 И сномъ глубокимъ до денницы
Отяжелѣлыя зѣницы
Твои домашніе сомкнутъ,
Приду я къ тихому пріюту
Моей любезной: о, покинь
360 Дѣвичій страхъ и на минуту
Затворъ досадный отодвинь!
Прильну въ безмолвіи печальномъ

27

Къ устамъ красавицы моей
И полдуши оставлю ей
365 Я въ лобызаніи прощальномъ:
Рѣшись!“

                                  Волненія полна,
Прискорбно дѣва поглядѣла
На обольстителя; не смѣла
Ему довѣриться она:
370 Бѣдою что-то ей грозило;
Какой-то страхъ въ нее проникъ;
Ей смутно сердце говорило,
Что не былъ простъ его языкъ.
Святая книга, какъ сначала,
375 Еще лежавшая предъ ней,
Ей долгъ ея напоминала.
Ко груди трепетной своей
Прижавъ ее: „Нѣтъ, нѣтъ, — сказала, —
Зачѣмъ со злобою такой
380 Играть моею простотой?
Ты духъ нечистый, вижу ясно.
Жестокій! Сердце Эды ты
Лишилъ ужъ первой чистоты.
Что вновь замыслилъ? Нѣтъ, ужасно!
385 Отъ друга сердце далеко,
Я безъ надеждъ, безъ утѣшеній,
Съ тоски моей умру легко,
Умру безъ новыхъ прегрѣшеній.“
Но вправду врагъ ему едва-ль
390 Не помогалъ: съ такою силой
Излилъ онъ ропотъ свой, печаль
Столь горько выразилъ, что жаль
Злодѣя стало дѣвѣ милой,
И слезы падали у ней
395 Въ тяжелыхъ капляхъ изъ очей.
И въ то же время то моленья,
То пени расточалъ хитрецъ.
„Что медлишь? Дороги мгновенья!“
Къ ней приступилъ онъ, наконецъ.

28

400 „Дай слово!“ — „Всей душой тоскуя,
Какое слово дать могу я?
Сказала, — сжалься надо мной!
Владѣю-ль я сама собой!
И что я знаю!“ Пылко, живо
405 Тутъ къ сердцу онъ ее прижалъ.
„Я буду, жди меня,“ сказалъ,
Сказалъ — и скрылся торопливо.
Уже и холмы и поля
Покрыты мраками густыми.
410 Смиренный ужинъ раздѣля
Съ неприхотливыми родными,
Вошла дѣвица въ уголъ свой,
На дверь задумчиво взглянула.
Повѣрь, опасенъ гость ночной! —
415 Ей совѣсть робкая шепнула.
И дверь ея заложена.
Въ бумажки мягкія она
Златые кудри завернула,
Снять поспѣшила какъ-нибудь
420 Дня одѣянія неловки,
Тяжелодышущую грудь
Освободила отъ шнуровки,
Легла и думала заснуть.
Ужъ поздно; полночь; но рѣсницы
425 Сонъ не смыкаетъ у дѣвицы.
„Стучаться будетъ онъ теперь.
Зачѣмъ задвинула я дверь?
Я своенравна въ самомъ дѣлѣ.
Пущу его: вѣдь мигъ со мной
430 Пробудетъ здѣсь любезный мой,
Потомъ навѣкъ уйдетъ отселѣ.“
Такъ мнитъ ужъ дѣвица и вотъ
Съ одра тихохонько встаетъ,
Ко двери съ трепетомъ подходитъ,
435 И вотъ задвижки роковой
Уже касается рукой;
Вотъ руку медленно отводитъ,
Вотъ приближаетъ руку вновь;

29

Желѣзо двинулось. Вся кровь
440 Застыла въ дѣвушкѣ несчастной,
И сердце сжала ей тоска.
Тогда же чуждая рука
Дверь пошатнула: „Другъ прекрасной,
Не бойся, Эда, это я!“
445 И, отъ смятенья духъ тая,
Сама себя не разумѣя,
Дѣвица бѣдная моя
Уже въ объятіяхъ злодѣя...
Заря багрянитъ сводъ небесъ.
450 Восторгъ обманчивый исчезъ;
Съ нимъ улетѣлъ и призракъ счастья:
Открылась бездна нищеты:
Слезами скорби платишь ты
Уже за слезы сладострастья!
455 Стыдясь пылающаго дня,
На краѣ ложа роковаго
Сидишь ты, голову склоня.
Взгляни на друга молодаго!
Внимай ему: нѣтъ, нѣтъ, съ тобой
460 Онъ не снесетъ разлуки злой;
Тебѣ всѣ дни его и ночи;
Отецъ его не устрашитъ:
Онъ подозрѣнья усыпитъ,
Обманетъ бдительныя очи;
465 Твой будетъ онъ, покуда живъ...
Напрасно все: она не внемлетъ,
Очей на друга не подъемлетъ,
Уста безмолвныя раскрывъ,
Потупя въ землю взоръ незрящій.
470 Ей то же друга разговоръ,
Что вѣтръ, безсмысленно свистящій
Среди ущелинъ финскихъ горъ.

_______

30

Часть третія.

Недолго, дѣва красоты,
Предателя чуждалась ты,
475 Томяся грустью безотрадной!
Ты уступила сердцу вновь:
Простила нѣжная любовь
Любви коварной и нещадной.

Идетъ поспѣшно день за днемъ.
480 Гусару дѣва молодая
Уже покорствуетъ во всемъ.
За нимъ она, какъ лань ручная,
Повсюду ходитъ. То четой
Пріемлетъ ихъ въ полдневный зной
485 Густая сѣнь дубровы сонной,
То зазоветъ дремучій боръ,
То приглашаютъ гроты горъ
Въ свой сумракъ нѣги благосклонной;
Но чаще сходятся они
490 Въ долу сосѣдственномъ, глубокомъ;
Въ густой рябиновой сѣни,
Надъ быстро льющимся потокомъ,
Они садятся на траву.
Порой любовникъ въ томной лѣни
495 Послушной дѣвѣ на колѣни
Кладетъ безпечную главу
И легкимъ сномъ глаза смыкаетъ.
Духъ притая, она внимаетъ
Дыханью друга своего;
500 Древесной вѣтвью отвѣваетъ
Докучныхъ мошекъ отъ него;
Его кудрявыми власами
Играетъ дѣтскими перстами.
Когда-жъ подъемлется луна,
505 И дикій край подъ ней задремлетъ,

31

Въ пріютъ укромный свой она
Къ себѣ на одръ его пріемлетъ.

Но дѣва нѣжная моя
Томится тайною тоскою.
510 Разъ, обычайною порою,
У водъ любимаго ручья
Они сидѣли молчаливо.
Владиміръ въ тихомъ забытьи
Глядѣлъ на свѣтлыя струи,
515 Предъ нимъ бѣгущія игриво.
Дорогой сорванный цвѣтокъ
Онъ какъ-то бросилъ въ быстрый токъ.
Вздохнула дѣва молодая,
На друга голову склоня:
520 „Такъ, — прошептала, — и меня,
Мигъ полелѣя, полаская,
Такъ на погибель бросишь ты!“
Уста незлобной красоты
Улыбкой милой улыбнулись,
525 Но скорбь взяла-таки свое,
И на глазенкахъ у нее
Невольно слезы навернулись.
Она косынкою своей
Ихъ отерла и, веселѣй
530 Глядѣть стараяся на друга: —
„Прости! Безумная тоска!
Сегодня жизнь моя сладка,
Сегодня я твоя подруга,
И завтра будешь ты со мной,
535 И день еще, и, статься можетъ,
Я до разлуки роковой
Не доживу, Господь поможетъ!“

Ужели не былъ тронутъ онъ
Ея любовію невинной?
540 До сей поры, шалунъ безчинной,
Онъ только зналъ бокаловъ звонъ,
Дымъ трубокъ, шумныя бесѣды

32

Соратныхъ братіевъ своихъ
И за преступныя побѣды
545 Слылъ удальцомъ промежду нихъ.
Наукой жалкою обмановъ
Гордился онъ — и точно въ ней
Другого былъ посмышленнѣй.
Успѣлъ онъ нѣсколько романовъ,
550 Зѣвая и крутя усы,
Прочесть въ досужные часы
Отъ царской службы и стакановъ;
Собой пригожъ былъ, нравомъ живъ.
Едва пора самопонятья
555 Пришла ему, наперерывъ
Влекли его къ себѣ въ объятья
Супруги, бывшія мужей
Чрезчуръ моложе иль умнѣй.
И жадно пилъ онъ наслажденье,
560 И имъ повѣса молодой
Избаловалъ воображенье.
Не испытавъ любви прямой,
Питомецъ буйнаго веселья,
Въ пустынѣ скучной заключенъ,
565 За милой Эдой вздумалъ онъ
Поволочиться отъ бездѣлья
И, какъ вы видѣли, шутя,
Увлекъ прелестное дитя.
Увы, мучительное чувство
570 Его тревожило потомъ!
Не разъ гусарскимъ языкомъ
Онъ проклиналъ свое искусство;
Но чаще, сердцемъ увлеченъ,
Какая дѣва, думалъ онъ,
575 Ея прелестнѣй въ поднебесной,
Душою проще и нѣжнѣй?
И Провидѣнья перстъ чудесной
Онъ признавалъ во встрѣчѣ съ ней.
Своей подругой неразлучной
580 Ужъ зрѣлъ ее въ мечтахъ своихъ,
Уже въ тѣни деревъ родныхъ

33

Велъ съ нею вѣкъ благополучной...
Вотще!

                                Коварный Шведъ опять
Не соблюдаетъ договоровъ:
585 Вновь хочетъ съ Русскимъ испытать
Неравный жребій бранныхъ споровъ.
Ужъ переходятъ за Кюмень
Передовыя ополченья:
Война, война! Грядущій день —
590 День рокового разлученья.

Нѣтъ слезъ у дѣвы молодой.
Мертва лицемъ, мертва душой,
На суету походныхъ сборовъ
Глядитъ она: всему конецъ!
595 На ней встревоженный хитрецъ
Остановить не смѣетъ взоровъ.
Сгустилась ночь. Въ глубокій сонъ
Все погрузилося. Унылой
Въ послѣдній разъ идетъ онъ къ милой.
600 Ей утѣшенья шепчетъ онъ,
Ее лобзаетъ онъ напрасно.
Внимаетъ, чувства лишена,
Даетъ лобзать себя она,
Но безотвѣтно, безучастно!
605 Мечтанья всѣ бѣжали прочь.
Они томительную ночь
Въ безмолвной горести проводятъ.
Ужъ въ путь зоветъ сіянье дня,
Уже ретиваго коня
610 Младому воину подводятъ;
Ужъ онъ садится. У дверей
Пустынной хижины своей
Она стоитъ, мутна очами.
Дѣвица бѣдная, прости!
615 Ужъ по далекому пути
Онъ поскакалъ. Ужъ за холмами
Не виденъ онъ твоимъ очамъ...
Согнувъ колѣни, къ небесамъ

34

Она сперва воздѣла руки,
620 За нимъ простерла ихъ потомъ
И въ прахъ поверглася лицомъ
Съ глухимъ стенаньемъ смертной муки

Сковалъ потоки зимній хладъ,
И надъ стремнинами своими
625 Съ гранитныхъ горъ уже висятъ
Они горами ледяными.
Изъ-подъ одежды снѣговой
Кой-гдѣ вставая головами,
Скалы чернѣютъ за скалами.
630 Во мглѣ волнистой и сѣдой
Исчезло небо. Зашумѣли,
Завыли зимнія метели.
Что съ бѣдной дѣвицей моей?
Потухъ огонь ея очей;
635 Въ ней Эды прежней нѣтъ и тѣни;
Изнемогаетъ въ цвѣтѣ дней;
Но чужды слезы ей и пѣни.
Какъ небо зимнее блѣдна,
Въ молчаньи грусти безнадежной
640 Сидитъ недвижно у окна,
Сидитъ и бури вой мятежный
Уныло слушаетъ она,
Мечтая: „Нѣтъ со мною друга;
Ты мнѣ постылъ, печальный свѣтъ!
645 Конца дождусь ли я, иль нѣтъ?
Когда, когда сметешь ты, вьюга,
Съ лица земли мой легкій слѣдъ?
Когда, когда на сонъ глубокій
Мнѣ дастъ могила свой пріютъ,
650 И на нее сугробъ высокій
Бушуя вѣтры нанесутъ?“

Не тщетно дѣва молодая
Кончину раннюю звала:
Ужъ Эды нѣтъ! Кручина злая
655 Ее въ могилу низвела.

35

Кто-бъ думать могъ? Въ ея обитель
Межъ тѣмъ лукавый соблазнитель
Неожидаемый летѣлъ.
Какой онъ умыселъ имѣлъ,
660 Богъ вѣсть. Но прибылъ онъ, — и что же? —
Узрѣлъ ее на смертномъ ложѣ.
Въ слезахъ предъ милою упалъ:
„Постой, отчаянный взывалъ,
Тебѣ-ль назначена могила!
665 О жертва милая любви,
Я твой навѣкъ, живи, живи!
Ты-ль голосъ друга позабыла?“
Но меркнулъ свѣтъ въ ея очахъ;
На леденѣющихъ устахъ
670 Уже душа ея бродила...

Кладбище есть. Тѣснятся тамъ
Къ холмамъ холмы, кресты къ крестамъ,
Однообразные для взгляда;
Ихъ (межъ кустами чуть видна,
675 Изъ круглыхъ камней сложена)
Обходитъ низкая ограда.
Лежитъ уже давно за ней
Могила дѣвицы моей.
Кто, кто теперь ее отыщетъ,
680 Кто съ нѣжной грустью навѣститъ?
Кругомъ все пусто, все молчитъ;
Порою только вѣтеръ свищетъ
И можжевельникъ шевелитъ.

_______