455
CCXVII.
——
(Начало іюля 1817 г. Деревня).
У меня и было: полуразрушенный онъ, а не ужь; я описался. Подъ небомъ Италіи моей, именно моей. У Монти, у Петрарка я это живьемъ взялъ, quel benedetto моей! Вообще Италіянцы, говоря объ Италіи, прибавляютъ моя. Они любятъ ее, какъ любовницу. Если это ошибка противъ языка, то беру на совѣсть. Выкинь Эрату, если хочешь. Но скажи Вяземскому, что Фортуна не есть счастіе, а существо, располагающее зломъ и добромъ, нѣчто похожее на судьбу. Ссылаюсь на прекрасную аллегорію Данте въ Чистилищѣ его, на оду Горація, на статью Сенеки къ Луцинію и, если онъ хочетъ — на Ноэлевъ лексиконъ de la Fable, который вѣрно у него передъ глазами, ибо онъ ничего, кромѣ лексиконовъ, не читаетъ, даже и стиховъ своихъ не перечитываетъ. Изрытыя пучины и громъ не
456
умолкалъ — оставь. Это слова самого Тасса въ одной его канцонѣ; онъ зналъ, что говорилъ о себѣ. Челюсти временъ — дурно. Нельзя ли: изъ кладезей временъ? Можно предположить времена различныя, то-есть, различныя эпохи, слѣдственно, и кладези, и времена во множественномъ. Впрочемъ, воля ваша. Мнѣ это все наскучило. Возитесь, какъ хотите. Да, у меня и списка нѣтъ: черное тотчасъ изодралъ въ клочки, а память мою знаешь.
Когда выйдутъ книги, удѣли изъ моихъ три экземпляра: 1) въ Москву, въ университетское общество губителей словесности, 2) въ Казанское общество рубителей словесности, котораго я имѣю честь быть членомъ, и одинъ экземпляръ Дмитріеву. Надпиши ему: отъ автора издатель. Не худо бы тебѣ и самому приписать словечко, отправляя книгу. Я ему обязанъ: въ бытность въ Москвѣ онъ навѣщалъ меня больнаго очень часто и подарилъ мнѣ свою книгу. Другимъ пріятелямъ не могу подносить по пирогу: не въ моей печи ихъ пекутъ. Они и сами добудутъ. Да если хочешь, Жуковскому экземпляръ, изъ моихъ. Онъ мнѣ прислалъ свою книгу. Вяземскій купитъ. А впрочемъ и самъ прошу никому не давать. А мнѣ пришли нѣсколько штукъ покраснѣе переплетенныхъ, ну, хоть одну, да сестрамъ по одной. Не бось! Я не падокъ на свое. Деньги, когда получишь по довѣренности, пришли ко мнѣ: я, ахти, какъ нуждаюсь! Недавно 2650 отослалъ въ ломбардъ и теперь сижу на нуляхъ. Спасибо за сказки. Но 30 рублей — право дорого! Овидій всего нужнѣе. Овидій въ Скиѳіи: вотъ предметъ для элегіи, счастливѣе самого Тасса. Но кстати о Тассѣ. Шепнулъ бы ты Оленину, чтобы онъ задалъ этотъ сюжетъ для академіи. Умирающій Тассъ — истинно богатый предметъ
457
для живописи. Не говори только, что это моя мысль: припишутъ моему самолюбію. Нѣтъ, это совсѣмъ иное! Я желалъ бы соорудить памятникъ моему полуденному человѣку, моему Тассу. Боюсь только одного: если Егоровъ станетъ писать, то еще до смертныхъ судорогъ и конвульсій вывихнетъ ему либо руку, либо ногу; такое изъ него сдѣлаетъ рафаэлеско, какъ изъ истязанія своего, что, помнишь, висѣло въ академіи (къ стыду ея!), а Шебуевъ намажетъ ему кирпичемъ лобъ. Другіе, полагаю, не лучше отваляютъ. И я смѣшенъ, по совѣсти. Не похожъ ли я на слѣпаго нищаго который, услышавъ прекраснаго виртуозу на арфѣ, вдругъ вздумалъ воспѣвать ему хвалу на волынкѣ или балалайкѣ? Виртуозъ — Тассъ, арфа — языкъ Италіи его, нищій — я, а балалайка — языкъ нашъ, жестокій языкъ, что ни говори! Я радъ, что онъ попался въ руки Олину: онъ ему задастъ ломку. Какъ онъ Оссіана переводитъ! И такъ, и сякъ ломаетъ, только дребезги летятъ. Кто такой Панаевъ? Совершенно пастушеское имя и очень напоминаетъ мнѣ медъ, патоку, молоко, творогъ, Шаликова и тминъ, спрыснутый водой. Но не мнѣ бы гулять на счетъ другихъ. Вотъ и мои стишки. Такъ, это сущая бездѣлка! Посланье къ Никитѣ Муравьеву, которое, если стоитъ того, помѣсти въ книгѣ, въ приличномъ оному мѣстѣ, а за то выкинь мою басню, либо какую-нибудь другую глупость; это по крайней мѣрѣ посвѣжѣе. Я это маралъ истинно для того, чтобы не отстать отъ механизма стиховъ, что̀ для нашего брата-кропателя не шутка. Но если вздумаешь, напечатай, а Муравьеву не показывай, доколѣ не выйдетъ книга: мнѣ хочется ему сдѣлать маленькій сюрпризъ. Вотъ какими мелочами я занимаюсь, я, тридцати-лѣтній ребенокъ; но что дѣлать? Мѣшаютъ приняться за что-нибудь
458
поважнѣе. Кто писалъ статьи изъ Череповца на Воейкова? Вѣрно, Иванъ Матвѣевичъ? Ему теперь сполагоря шутить и на меня грѣхи свои сваливать. Пришли мнѣ немедленно отпечатанные листки стиховъ. Поправляй, марай и дѣлай, что хочешь. Просилъ тебя, просилъ Жуковскаго, писалъ къ нему нарочно; прошу всѣхъ добрыхъ людей, но еще прошу тебя: не затѣвай подписки. Лучше вдругъ явиться на бѣлый свѣтъ изъ-подъ твоего крылышка. Ахъ, страшно! Лучше бы на батарею полѣзъ, выслушалъ бы всего Расина Хвостова и всего новорожденнаго Оссіана, нежели вдругъ, при всемъ Израелѣ, растянуться въ лавкахъ Глазунова, Матушкина, Бабушкина, Душина, Свѣшникова, и потомъ — бухъ!.... въ знакомые подвалы,
Гдѣ игры первыхъ лѣтъ, невинны мадригалы и пр.
Cet oracle est plus sûr que celui de Calchas!
Всего мнѣ будетъ грустнѣе лежать возлѣ Писемъ къ графинѣ, возлѣ Шаликова Путешествія въ полуденную Россію и тому подобныхъ сладостныхъ пряностей. Пусть я захраплю лучше на басняхъ Хвостова, и въ изголовьяхъ у меня будутъ его посланія, жесткія, аки камни. Прости.
Не плачу я, а сердцу очень больно
(стихъ Катенина). Еще разъ прошу писать и отвѣчать. Я разорился на письма. Когда кончимъ это печатаніе! Послѣдняя статья, и аминь. Сегодня не успѣю кончить посланія.
Какъ понравились тебѣ поправки Домосѣда? Что сказалъ Крыловъ? Ничего! Слѣдственно, онъ меня ни любитъ, ни уважаетъ Если критикуетъ, то любитъ по крайней мѣрѣ.