182
XC.
——
(5-го мая 1812 г. Петербургъ).
Прости мнѣ, мой милый другъ, лѣнь и придурь. Я хотѣлъ писать къ тебѣ съ Филимоновымъ и съ Н. Тургеневымъ и не съ однимъ не успѣлъ.
Хворъ всѐ, на силу ды̀шу,
Изну̀ренъ и блѣдѐнъ,
Виршѐй уже не пѝшу:
Мысля̀ми я бѣдѐнъ.
На силу написалъ четыре стишка̀
Противъ удареній своего языка̀.
Точно я былъ боленъ — лихорадкой, разумѣется. Да и можно ли быть здоровымъ? Вчера читалъ московскую Бесѣду и вчера былъ въ питерской. Мы выслушали сгоряча: первое — разсужденіе о Ѳеофанѣ Прокоповичѣ Шишкова, который нашего проповѣдника превозносилъ выше Цицерона: Croyez cela et buvez de l’eau. Потомъ онъ же читалъ выписку изъ поэмы Шихматова Пѣсни на гробахъ. Ты себѣ представить не можешь, что за стихи! Все наборъ риѳмъ и словъ. Чорствое подражаніе Юнгу, которому бы по совѣсти и подражать не должно. Засѣданіе кончилось комплиментомъ князю Шихматову, и всѣ зѣло восхищались. И у васъ не лучше! Что пишутъ ваши Москвичи? Есть ли у нихъ здравый разсудокъ? Какъ? Ни одной путной піесы въ цѣлой книжищѣ! Есть надежда, мой другъ, что мы перещеголяемъ и древнихъ, и новѣйшихъ, есть надежда! Упрямство и невѣжество нашихъ писателей, лѣность и невѣжество нашей публики подаютъ надежду, которая намъ, конечно, не измѣнитъ.
183
Поклонись отъ меня Пушкину; я ему буду отвѣчать на той почтѣ и писать къ тебѣ гораздо болѣе. Будь здоровъ, мой милый и добрый князь! Сѣверинъ тебя цѣлуетъ. Будь здоровъ, и Богъ съ тобой! Батюшковъ.