375

ПРИМѢЧАНІЯ.

376

377

I.

Отрывокъ изъ писемъ русскаго офицера
о Финляндіи.

———

Напечатано: 1) въ Вѣстникѣ Европы 1810 г., ч. 50, № 8 (апрѣль), стр. 247—257, подъ заглавіемъ: „Картина Финляндіи. Отрывокъ изъ писемъ русскаго офицера“, съ подписью: К. Б.....овъ; 2) въ Образцовыхъ Сочиненіяхъ въ прозѣ знаменитыхъ древнихъ и новыхъ писателей; издалъ Александръ Воейковъ. М. 1811, ч. VI, стр. 248—258, подъ тѣмъ же заглавіемъ и съ полною подписью автора; 3) въ Образц. Сочиненіяхъ, изд. 2-е (1824 г.) ч. VI, стр. 220—228, подъ тѣмъ же заглавіемъ и съ полною подписью; 4) въ Опытахъ, ч. I, стр. 159—173; 5) въ Сочиненіяхъ, изд. 1834 г., ч. I, стр. 158—169; 5) въ Сочиненіяхъ, изд. 1850 г., т. I, стр. 169—181. Въ трехъ послѣднихъ изданіяхъ заглавіе измѣнено въ тотъ видъ, какой удержанъ и въ настоящемъ изданіи.

Варіанты (по Вѣстнику Европы и Образцовымъ Сочиненіямъ).

Къ стран. 1.

Строка 1:

Наконецъ и я видѣлъ страну близкую къ полюсу страну Финляндію, сосѣднюю.....

3:

гдѣ солнце грѣетъ только въ теченіи.....

5-10:

нѣтъ (я видѣлъ..... и въ дикости своей).

11:

выноски нѣтъ.

12-13:

..... не болѣе трехъ недѣль, зима царствуетъ.....

Къ стран. 2.

Стр. 3:

..... омываютъ волнами своими высокія скалы, на.....

5-6:

..... обрушенныхъ, можетъ быть, подземнымъ огнемъ.

12-13:

..... то высокіе утесы, по берегамъ разсѣянные, начертываются.....

14-17:

На нихъ то черный вранъ вьетъ свои гнѣзда и въ часъ туманнаго вечера крикомъ своимъ вызываетъ бурю.

25-28:

нѣтъ (сіи ..... человѣчество).

378

31-33:

Деревья, упадшія отъ руки времени или отъ дуновенія бури, заграждаютъ путь отважнѣйшему охотнику.

Къ стран. 3.

Стр. 6:

..... между грозныхъ скалъ сѣраго гранита, быстро.....

8:

..... деревья и камни.

10:

..... трудолюбивая рука.....

11:

..... сосны, пни, исторгнутые.....

13-14:

..... все сіе образуетъ картину столь ужасную, столь.....

19:

траву, растущую по берегамъ источника.

21:

Гдѣ они? Гдѣ признаки ихъ бытія?....

22:

..... или, лучше сказать, сіи сыны дикихъ, мрачныхъ лѣсовъ....

25-28:

Но существовали народы сіи — угрюмые, непобѣдимые сыны первобытной природы; (выноски нѣтъ).

Къ стран. 4, 5, 6.

Стр. 1:

..... изъ черепа котораго пили кровь. Когда зима останавливала рѣки, сыпала иней и снѣга; когда воды превращались въ ледъ, и море являло видъ безмѣрной снѣжной пустыни, тогда дикія чада лѣсовъ выходили изъ логовищей своихъ и пролагали путь по морямъ Гиперборейскимъ къ новымъ пустынямъ, къ новымъ лѣсамъ. Вооруженные сѣкирой и палицей, они идутъ войной на стада пустынныхъ чудовищей, сражаются, побѣждаютъ и учреждаютъ изобильную трапезу! Томимые голодомъ, нуждою, исполненные храбрости, рѣшимости, презирая равно и смерть и жизнь, они стараются забыть опасность, въ звѣрскомъ изступленіи наполняютъ крикомъ безмолвные лѣса, — и эхо повторяетъ гласъ ихъ въ пространной пустынѣ!

Но сіи пустыни, сіи непроходимые лѣса, сіи мрачные вертепы въ среднихъ вѣкахъ повторяли голосъ скальда. И здѣсь поэзія, сія утѣшительница смертнаго, разсыпала цвѣты свои: она смягчила нравы, укротила звѣрство жителей. Разныя племена народовъ собрались воедино, составили селенія на берегахъ сего залива. Мало по малу и самая природа приняла другой видъ.

Можетъ быть, на сей скалѣ, осѣненной мрачными соснами у подошвы которой, какъ скатерть, разширяются воды озера можетъ быть, мой другъ, на сей скалѣ былъ воздвигнутъ храмъ Одена. Здѣсь поэтъ любитъ мечтать о временахъ преждебывшихъ; здѣсь съ удовольствіемъ смотритъ на облака, быстро пролетающія по мрачному горизонту, или (въ мечтаніи, разумѣется)

Въ полночный часъ
Онъ слышитъ скальда гласъ
Прерывистый и томный.
Полкъ юношей безмолвный,

Склоняся на щиты, кругомъ его стоитъ.
Царь пѣсней, древній скальдъ, мечтой одушевленный,

379

 

Могилу указавъ, гдѣ прахъ героя спитъ,
Лучами мѣсяца сквозь вѣтви освѣщенный,
Гласитъ и будитъ гулъ въ долинѣ и лѣсахъ.
„Чья тѣнь“, гласитъ пѣвецъ въ священномъ изступленьи.
„Тамъ съ дѣвами плыветъ въ туманныхъ облакахъ?
„Се ты, о юноша, погибшій на сраженіи!

„Миръ праху твоему, герой!
„Твоей сѣкирою стальной

„Низвергнутъ сильныхъ вождь, полки его разбиты....

„Ты палъ на груды тѣлъ
„Отъ тучи вражьихъ стрѣлъ,
„Палъ, витязь знаменитый.....
„И се ужъ надъ тобой,
„О юноша-герой,
„Посланницы небесны,
„Валкиріи прелестны,
„Съ улыбкой на устахъ,
„Съ копьемъ златымъ въ рукахъ,
„Протяжнымъ хороводомъ,
„Со мѣсячнымъ восходомъ,
„Спустились въ облакахъ,
„Невидимо спустились,
„Коснулися, и вновь
„Глаза твои открылись;
Течетъ по жиламъ кровь
„Чистѣйшаго эѳира.
„Ты самъ, безплотный духъ,
„Въ страны безвѣстны міра
„Летишь стрѣлой.... и вдругъ

„Открылись предъ тобой тѣ радужны чертоги,
„Гдѣ уготовали для сонма храбрыхъ боги,

„При звукѣ горнихъ лиръ,
„Любовь и вѣчный пиръ!

„На злачныхъ берегахъ, среди прохладныхъ тѣней,
„Ты будешь поражать тамъ скачущихъ еленей

„И быстроногихъ сернъ“.
Склонясь въ тѣни на дернъ,
Съ дружиною младою,
Тамъ арфой золотою
Въ восторгѣ скальд поетъ
О славѣ древнихъ лѣтъ.
Поетъ, и храбрыхъ очи,
Какъ звѣзды тихой ночи,
Утѣхою блестятъ.
Но вечеръ притекаетъ,
Часъ нѣги и прохладъ,

380

 

Гласъ скальда умолкаетъ
Замолкъ..... и храбрыхъ сонмъ
Идетъ въ Оденовъ домъ,
Гдѣ дочери Веристы,
Власы свои душисты
Раскинувъ по плечамъ,
Прелестницы младыя,
Всегда полунагія,
На пиршества гостямъ
Обильны яствы носятъ
И пить умильно просятъ
Изъ чаши сладкій медъ!.....

Къ стран. 7.

Стр. 3-5:

..... пушистаго облака, и деревья при первомъ утреннемъ морозѣ, блестя радугою, отражаютъ солнечные лучи.....

6:

Смотритъ вм. взираетъ.

10-20:

лучи свои, которые, преломляясь, образуютъ круги. Мрачная, ужасная картина! Все тихо и торжественно! Все мертво и печально! Робкая лань пробирается въ чащу, отрясая съ себя иней и снѣгъ. Стадо тетеревей дремлетъ въ глубокой тишинѣ на мшистыхъ еляхъ, — и всякій шагъ странника слышенъ въ снѣжной пустынѣ.

25-33:

..... тогда, мой другъ, природа примѣтно выходитъ изъ тягостнаго, мертваго сна. Озимныя поля одѣваются зеленымъ бархатомъ, луга — душистыми цвѣтами. Ходъ растительной силы примѣтенъ. Сегодня все мертво, наутріе все цвѣтетъ, все благоухаетъ.

Къ стран. 8.

Стр. 2-4:

Лѣтніе дни и ночи особенно пріятны. День предшествуемъ бываетъ обильною росою.

5-6:

во всемъ блескѣ на концѣ озера, въ туманной дали.

9:

молодыхъ березъ, растущихъ.....

13:

..... у подошвы угрюмыхъ скалъ.....

14-19:

..... солнечные лучи умираютъ на гранитныхъ скалахъ. Тысячи насѣкомыхъ (минутные жители пустыни) то плаваютъ на поверхности озера, то кружатся между камышей и развѣсистыхъ ивъ.

21:

..... торжественнымъ плаваніемъ посреди озера привѣтствуютъ.

26:

..... скалахъ, осѣненныхъ густыми соснами, когда.....

29:

..... для живописца.....

31:

въ часъ темной и холодной полуночи.....

33:

оживляется присутствіемъ шумныхъ полковъ.....

Къ стран. 9.

Стр. 2:

..... переносимые изъ одного мѣста въ другое

3-4:

..... древніе пни и цѣлыя деревья, внезапу зажженные.....

381

5:

..... дымъ восходитъ медленно къ небесамъ.....

7-9:

..... голоса воиновъ: все сіе представляетъ картину новую и разительную!

10:

потухъ вм. потухаетъ.

12:

..... пустыннаго водопада.....

14-16:

..... вышинахъ. Мѣсяцъ, склоняясь къ своему западу, освѣщаетъ безмолвный станъ.

21-31:

но эти уединенные кресты вдоль песчанаго берега или вдоль дороги; этотъ рядъ могилъ въ странахъ чуждыхъ, отдаленныхъ отъ родины, кажется, говорятъ мимоидущему воину: и тебя ждетъ побѣда..... и смерть! Здѣсь на каждомъ шагу встрѣчаемъ мы или оставленную батарею, или древній замокъ, котораго готическія острыя башни возвышаются надъ мрачнымъ лѣсомъ, или передовой непріятельскій лагерь, или выжженный мостъ, или опустѣлую деревню.

— Время сочиненія этой статьи опредѣлено помѣтой самого автора: „Финляндія, 1809“; но вѣроятно, статья была окончательно отдѣлана Батюшковымъ только по возвращеніи изъ похода, когда, во второй половинѣ 1809 года, онъ жилъ въ деревнѣ; отсюда въ декабрѣ этого года онъ писалъ Гнѣдичу: „Я здѣсь живу четыре мѣсяца и въ эти четыре мѣсяца почти ни куда не выѣзжалъ. Отчего? Я вздумалъ, что мнѣ надобно писать въ прозѣ, если я хочу быть полезенъ на службѣ, и давай писать — и написалъ цѣлыя груды, и еще бы написалъ, несчастный!“ На позднѣйшую обѣлку статьи указываетъ и то, что въ описаніе финляндской природы Батюшковъ внесъ заимствованія изъ сочиненія Ласепеда „Poétique de la musique“. Извлеченная изъ этого сочиненія картина лѣсовъ и обитателей полярныхъ странъ помѣщена въ очень извѣстномъ въ свое время сборникѣ Фр. Ноеля и Фр. Делапласа (см. объ успѣхѣ этой христоматіи при ея появленіи G. Merlet, Tableau de la littérature française 1800—1815, III, 35—36): Léçons de littérature et de morale, который былъ извѣстенъ Батюшкову какъ это видно изъ письма его къ Гнѣдичу 13-го марта 1811 г. Изъ этого сборника (3-е изданіе: Paris. 1808, t. I, p. 80—81) и приводимъ Ласепедово описаніе:

LES FORÊTS ET LES HABITANTS DES RÉGIONS GLACIALES.

Sous un ciel toujours couvert d’épais nuages, où la clarté du jour ne pénètre qu’avec peine, s’élèvent de vastes et antiques forêts. L’horreur, le silence et la nuit les habitent; des arbres presqu’ aussi vieux que la terre qui les porte s’y élèvent et s’y amoncèlent, pour ainsi dire, sans ordre, les uns contre les autres. Leurs branches touffues et entrelacées n’offrent qu’avec peine des routes tortueuses que des ronces embarrassent encore: là, des cimes énormes succombent sous le poids des années ou la violence des vents; elles tombent avec effort sur des troncs antiques qui gisaient à leurs pieds, et recouvraient d’autres troncs à demi-pourris. L’on n’entend dans ces affreuses solitudes, dans ce séjour rude et sauvage, que les cris rauques et funèbres d’oiseaux voraces, les hurlements des ours qui cherchent une proie, le fracas d’un torrent qui se

382

précipite d’une roche escarpée, rejaillit en vapeur et fait gronder les échos de ces lieux bruts et incultes, ou le bruit des rochers que la main du temps fait rouler au milieu de ces forêts retentissantes.

Là, habitent dans ces cavernes, des hommes durs, féroces, indomptables, ne vivant que de leur chasse, ne se nourrissant que de sang, et ne désirant que de le boire dans le crâne de leurs ennemis. Lorsque l’hiver vient étendre ses glaces sur ces âpres coutrées, qu’il répand à grands flots la neige; que les eaux cessent de couler, se glacent et se durcissent; que les fleuves sont changés en masse solide, capable de soutenir les plus lourds fardeaux et que la mer ne présente plus qu’une plaine rigide de glace dure et compacte, ces hommes féroces sortent de leurs tanières. Tout va leur servir de chemin; ils trouveront méme, sur la mer et sur les fleuves, des routes plus sures, plus courtes et moins embarrassées que celles qui traversent leurs forêts. La massue d’une main et la hache de l’autre, ils partent pour aller au loin surprendre les animaux dont ils se nourrissent, et enlever des bourgades entières pour servir à leurs repas inhumains. Ils vont donner la mort, et peut-être la recevoir. Pressés par la faim, agités par la férocité, pleins de courage, de cruauté et de force, s’animant par leurs victoires passées, cherchant à s’étourdir sur le danger qui les menace, ils profèrent à haute voix l’expression de leurs sensations profondes et horribles; ils crient, ils élèvent leurs voix avec effort, et tâchent d’en remplir tous les lieux qu’ils parcourent; un enthousiasme atroce s’empare de leur âme; une espèce de chant sauvage, une chanson barbare sort de leur bouche avec leurs paroles de mort et de carnage.

Сличеніе описанія Батюшкова съ этимъ отрывкомъ показываетъ однако, что нашъ авторъ значительно приспособилъ подробности Ласепедовой картины къ условіямъ финляндской природы, а при обработкѣ статьи для изданія „Опытовъ“ и сократилъ многія заимствованія (ср. варіанты). — На сдѣланныя Батюшковымъ заимствованія было впервые указано А. Д. Галаховымъ въ примѣчаніяхъ къ Полной русской христоматіи, изд. 3-е, 1849, стр. 66—67.

Трудно опредѣлить источникъ, откуда Батюшковъ внесъ въ свою статью свѣдѣнія о бытѣ Скандинавовъ, которыхъ онъ считалъ древними обитателями Финляндіи. А между тѣмъ несомнѣнно, что бытъ этотъ интересовалъ нашего автора своими поэтическими сторонами, какъ то видно изъ его позднѣйшихъ сочиненій и писемъ. Ближайшія указанія по сему предмету сообщены въ своемъ мѣстѣ; здѣсь же достаточно сказать, что интересъ къ сѣверной поэзіи былъ возбужденъ въ европейскихъ литературахъ главнымъ образомъ появленіемъ Макферсонова псевдо-Оссіана (Fragments of ancient poetry, collected in the Highlands and translated from the gaelic or erse language изданы впервые въ 1760 г.), и что г-жа Сталь, въ книгѣ своей: De la littérature considérée dans ses rapports avec les institutions sociales (1800 г.) рѣзко формулировала различіе между южною и сѣверною поэзіей, признавъ начальнымъ источникомъ и типомъ первой Гомера, а второй — Оссіана. Что Батюшковъ рано познакомился съ Оссіаномъ, это видно изъ первой, извѣстной намъ, піесы его „Мечта“ (1802—1803 гг.); а что въ Финляндіи впечатлѣнія оссіановской поэзіи пробуждались въ немъ особенно сильно, это можно заключить изъ слѣдующихъ словъ его въ письмѣ къ

383

Гнѣдичу, отъ 25-го декабря 1808 г. изъ Вазы: „Купи... мнѣ... книгу: „Ossian tradotto dall’abate Cesaroti“. Я объ ней ночь и день думаю“. — Нужно также имѣть въ виду, что въ 1809 г. Батюшкову была уже извѣстна поэма Парни „Isnel et Aslega“, содержаніе которой заимствовано изъ древне-скандинавскаго быта и обнаруживаетъ въ авторѣ знакомство съ сочиненіемъ Малле (Mallet): Introduction à l’histoire de Dannemarc où l’on traite de la religion, des loix, des moeurs et des usages des anciens Danois (A Genève. MDCCLXIII. Два тома).

— (Стр. 1). Подъ старою Финляндіей Батюшковъ разумѣетъ Выборгскую губернію, территорія которой была завоевана при Петрѣ I и Елизаветѣ Петровнѣ.

— (Стр. 3). Примѣчаніе о рунахъ прибавлено уже въ „Опытахъ“ 1817 г., откуда и перешло въ позднѣйшія изданія „Отрывка“. Батюшковъ могъ видѣть руны въ Швеціи только въ 1814 году.

— (Стр. 5 и 6). Стихи заимствованы изъ піесы самого Батюшкова „Мечта“, написанной въ 1802—1803 гг. и подвергавшейся неоднократнымъ передѣлкамъ, между прочимъ въ 1809 г. (см. прим. къ „Мечтѣ“ въ т. I).

— (Стр. 8). Описаніе лѣтняго вечера въ Финляндіи сравн. съ такою же картиной въ посланіи къ Гнѣдичу оттуда (т. I, стр. 46; т. III, стр. 18).

— О своемъ описаніи Финляндіи Батюшковъ говоритъ въ письмахъ къ Гнѣдичу отъ 1-го апрѣля 1810 г., отъ начала сентября и 25-го сентября 1816 г. и въ письмахъ къ Жуковскому отъ августа 1815 и средины декабря 1816 г. Изъ писемъ къ Гнѣдичу видно, что Батюшковъ колебался помѣстить этотъ первый свой опытъ въ прозѣ въ изданіи сочиненій 1817 года, а изъ письма къ Жуковскому, 1815 г., — что уже въ то время онъ готовилъ исправленія къ этой статьѣ.

— Набросанные Батюшковымъ очерки финляндской природы вызвали стихотвореніе Великосельскаго: „Картина Финляндіи (подражаніе Батюшкову)“ (Литер. прибавленія къ Русскому Инвалиду 1833 г., стр. 223).

II.

Похвальное слово сну.

———

Напечатано въ Вѣстникѣ Европы 1810 г. ч. 53, N 18 (сентябрь), стр. 112—122, и въ этомъ видѣ перепечатывается въ настоящемъ изданіи подъ 1809 г.; впослѣдствіи, въ 1816 г., статья была значительно передѣлана авторомъ и снабжена большимъ предисловіемъ, котораго не было въ первомъ изданіи; поэтому признано было полезнымъ помѣстить ее особо и во второй редакціи подъ 1816 г., съ означеніемъ варіантовъ.

384

Время первоначальнаго сочиненія статьи означено самимъ авторомъ при напечатаніи ея во второй редакціи: 1809 г. мая 1.

Шуточныя похвальныя слова встрѣчаются еще у писателей классической древности, впрочемъ поздняго времени; такъ Авлъ Геллій, въ своихъ Noctes atticae, XVII, 12, говоритъ, что риторъ Фаворинъ сочинилъ Похвальное слово Ѳерситу и Апологію лихорадки и въ послѣдней умудрился сослаться на Платона. По примѣру древнихъ, ученые XVI и XVII вѣковъ сочиняли много подобныхъ же шуточныхъ произведеній: самое извѣстное изъ нихъ — Эразма Роттердамскаго Moriae Encomium (Argentorati, 1511), имѣющее значеніе превосходной сатиры. Нѣмецъ Хр. Гегендорфъ (ум. въ 1540 г.) написалъ Похвалу пьянству, Дан. Гейнзій — Laus asini u laus pediculi (Lugd. Batav. 1629), и т. д. Изъ французской литературы XVIII в. назовемъ для примѣра Éloge de l’ivresse, par A. H. Sallengre (1714 г.), Éloge de l’Enfer, неизвѣстнаго автора (1759 г.), Éloge des Perruques, par le d-r Ackerlio (1797 г.); есть у Французовъ и цѣлые сборники подобныхъ произведеній, напримѣръ: Éloge de quelque chose, suivi de l’éloge de rien, contenant le poème latin de Passerat, intitulé: Nihil, et autres riens, par Maynard, La Fontaine, Melin de Saint-Celais, Régnier. P. An III (изд. Mercier de Compiègne). Есть нѣсколько подобныхъ вещей и въ русской литературѣ. Такъ, Ѳ. Розановъ издалъ: Похвальное слово чему-нибудь, посвященное отъ сочинителя кому-нибудь, а отъ переводчика никому, съ присовокупленіемъ похвальнаго письма никому. М. 1787 (Смирд. N 6275). Очевидно, это переводъ нѣкоторыхъ статей, вошедшихъ и въ сборникъ Мерсье. И. А. Крыловъ, въ первый періодъ своей литературной дѣятельности, написалъ также нѣсколько шуточныхъ похвальныхъ словъ, придавъ имъ притомъ сатирическій оттѣнокъ; таковы: 1) „Похвальная рѣчь моему дѣдушкѣ, говоренная его другомъ, въ присутствіи его пріятелей за чашею пуншу“ (Зритель 1792 г., ч. III, стр. 63—80); 2) „Рѣчь, говоренная повѣсою въ собраніи дураковъ“ (тамъ же, ч. II, стр. 42—58; 3) „Похвальная рѣчь наукѣ убивать время, говоренная въ новый годъ“ (С.-Петерб. Меркурій 1793 г., ч. I, стр. 22—52.); 4) „Похвальная рѣчь Ермалафиду, говоренная въ собраніи молодыхъ писателей“ (тамъ же, ч. II, стр. 26—55), направленная противъ Карамзина. Позже одинъ изъ раннихъ пріятелей Батюшкова, А. П. Беницкій, сочинилъ „Похвальное слово Пипинькѣ, чижику прекрасной Эльмины“ (Цвѣтникъ 1809 г., ч. I, № 2, стр. 214—248). Въ пьесѣ Батюшкова можно видѣть нѣкоторое подражаніе Крыловской „Похвальной рѣчи наукѣ убивать время“, но только въ пріемахъ, въ манерѣ говорить съ важностью о предметахъ неважныхъ, а не въ цѣли, которая у Крылова сатирическая, между тѣмъ какъ Батюшковъ ограничивается самою невинною шуткой.

— (Стр. 11). Благодатный богъ лѣсовъ Киммеринскихъ — Морфей.

— (Стр. 14). Выраженіе Гомерово: Iliad., XIV, 359: επει αυτφ εγω μαλακον περι κωμ’ εκαλυψα, то-есть: послѣ того, какъ я въ мягкій сонъ погрузился.

— (Стр. 15). „Злодѣй, ты не будешь спать“.

385

Слова Макбета въ Шекспировой трагедіи, д. II, сц. 2:

Macbeth, shall slepe no more!

Приводимъ также нѣсколько соотвѣтствующихъ стиховъ изъ перевода И. Кронеберга:

По сводамъ замка

Неумолкаемый носился вопль:
„Гламисъ зарѣзалъ сонъ; за то отнынѣ
„Не будетъ спать его убійца Кавдоръ,
„Не будетъ спать его убійца Макбетъ“.

— (Стр. 15.) „Слова латинскаго стихотворца“ — Персія (III, 39):

Anne magis Siculi gemuerunt aera iuvenei
Et magis auratis pendens loqueribus ensis
Purpureos subter cervices terruit...

— (Стр. 15). Расинъ: Britannicus, acte V, scène VI, слова Агриппины Нерону:

Et ton nom paraîtra, dans la race future,
Aux plus cruels tyrans une cruelle injure!

— (Стр. 16). Стихи Лафонтена взяты изъ басни: Le songe d’un habitant du Mogol (livre XI, fable 4), которую перевелъ самъ Батюшковъ подъ заглавіемъ: „Сонъ Могольца“ (т. II, стр. 47—48).

— (Стр. 17). Стихи Дмитріева взяты изъ его элегіи въ подражаніе Тибуллу (Сочиненія Ив. Ив. Дмитріева. М. 1823, т. I, стр. 127—128).

III.

Прогулка по Москвѣ.

———

Напечатано въ первый разъ въ Русскомъ Архивѣ 1869 г., ст. 1191—1208, какъ „вновь найденное сочиненіе К. Н. Батюшкова“, съ примѣчаніемъ П. И. Бартенева, въ которомъ между прочимъ сказано: „Принадлежность Батюшкову помѣщаемой здѣсь статьи (заглавіе которой выставлено нами, въ рукописи онаго не имѣется) засвидѣтельствована самою рукописною тетрадью; на ней рукою А. Н. Оленина обозначено: „Сочиненіе Кон. Ник. Батюшкаго. А О.“. Тетрадь эта обязательно сообщена въ Русскій Архивъ дочерью Алексѣя Николаевича, Варварою Алексѣевною Олениною“. Показаніе Оленина подтверждается собственными словами Батюшкова, который, въ письмѣ къ Гнѣдичу отъ 16-го января 1810 г., пишетъ: „Получишь длинное описаніе о

386

Москвѣ, о ея жителяхъ-поэтахъ, о Парнассѣ и пр.“; и еще, въ письмѣ тому же лицу отъ 1-го февраля 1810 г.: „Ни слова о Москвѣ: я тебѣ готовлю описаніе на дести“. Этими словами думали мы опредѣлить и время сочиненія статьи; но впослѣдствіи, уже по отпечатаніи 3-го и 4-го листовъ II-го тома настоящаго изданія, выяснилось, что правильнѣе будетъ отнести сочиненіе „Прогулки“ ко второй половинѣ 1811 г. или, можетъ быть, даже къ первой половинѣ 1812 года: такъ можно думать потому, что къ іюню 1811 г. относятся упоминаемый въ Москвѣ карусель и переводъ того отрывка изъ Аріоста, одинъ стихъ котораго помѣщенъ Батюшковымъ въ „Прогулкѣ“, а къ веснѣ 1812 года — чтеніе, въ Бесѣдѣ любителей русскаго слова, стихотворенія кн. С. А. Шихматова „Ночи на гробахъ“, на которое есть намекъ на стр. 20. Заглавіе, данное статьѣ г. Бартеневымъ, удержано нами потому, что соотвѣтствуетъ послѣднимъ словамъ статьи. Изъ нихъ же видно, что статья должна была имѣть продолженіе, и въ немъ-то Батюшковъ, вѣроятно, намѣревался говорить о московскихъ литераторахъ, какъ обѣщалъ то Гнѣдичу въ письмѣ отъ 16-го января 1810 года.

Свободная форма письма, въ которую Батюшковъ облекъ свое описаніе Москвы, была избираема имъ довольно часто для своихъ прозаическихъ произведеній; таковы: отрывокъ изъ писемъ о Финляндіи и письма о поѣздкѣ въ Сирей, о сочиненіяхъ М. Н. Муравьева, объ академіи художествъ. Карамзинскія „Письма русскаго путешественника“, быть можетъ, остались не безъ вліянія на выборъ этой формы. Что описаніе Москвы не было напечатано авторомъ при его жизни, это объясняется какъ тѣмъ, что оно осталось не оконченнымъ, такъ, и еще болѣе, нѣсколько насмѣшливымъ тономъ статьи и встрѣчающимися въ ней личными намеками. Къ сожалѣнію, многіе изъ послѣднихъ уже не могутъ быть объяснены въ настоящее время, но иные все-таки поддаются объясненію, которое и предлагается ниже. Вообще статья, помимо своего литературнаго достоинства, представляетъ любопытныя черты для характеристики нравовъ „допожарной“ Москвы, въ томъ числѣ и такія, которыя не отмѣчены другими наблюдателями. Что касается значенія „Прогулки“ для біографіи и опредѣленія воззрѣній Батюшкова въ данный моментъ, объ этомъ сказано въ обзорѣ его жизни и сочиненій, предпосланномъ настоящему изданію.

— (Стр. 22). Подъ модными писателями, которые проводятъ цѣлыя ночи на гробахъ и бѣдное человѣчество пугаютъ привидѣніями, духами и страшнымъ судомъ, слѣдуетъ разумѣть вовсе не Жуковскаго съ его фантастическими балладами, какъ можно было бы подумать по упоминанію о духахъ и привидѣніяхъ, а петербургскихъ подражателей Юнга и Гервея, главнымъ образомъ — князя С. А. Ширинскаго-Шихматова. Эдвардъ Юнгъ (род. въ 1681, ум. въ 1765 г.) — поэтъ такъ-называемаго іовизма; главный мотивъ его произведеній, и въ особенности важнѣйшаго изъ нихъ — „Ночныхъ думъ“ (The Complaint, or Night-Thoughts, 1741), составляютъ плачь и сокрушеніе о человѣкѣ, мысли о суетности человѣческой жизни, о смерти и безсмертіи и объ утѣшительной силѣ христіанской религіи. „Ночныя думы“ произвели при своемъ появленіи сильное впечатлѣніе — сперва въ Англіи, а затѣмъ и на континентѣ, и вызвали многочисленныя подражанія въ разныхъ литературахъ; такъ,

387

Джемсъ Гервей (1714—1758 гг.) написалъ въ изящной прозѣ „Размышленія“, которыя также были переведены на многіе языки и переложены въ стихи; есть такіе переводы и на русскомъ языкѣ, но въ отрывкахъ. Успѣху Юнговыхъ „Ночей“ внѣ Англіи много содѣйствовалъ переводъ ихъ на французскій языкъ Летурнеромъ, появившійся въ 1770 г. и весьма далекій отъ подлинника: переводчикъ не понялъ проблесковъ юмора у Юнга и исключилъ изъ его многорѣчивыхъ стихотвореній именно то, что̀ придаетъ нѣкоторое разнообразіе его унылымъ картинамъ. Какъ бы то ни было, поэзія Юнга, проникнутая христіанскимъ духомъ, составляла противовѣсъ тѣмъ идеямъ сенсуализма и той неразборчивой насмѣшкѣ, которыя преобладаютъ въ литературѣ XVIII вѣка. Въ свою очередь однако односторонне-мрачное направленіе этой поэзіи подверглось строгому осужденію со стороны Шатобріана (Essai sur la littérature anglaise). Осужденіе это тѣмъ замѣчательнѣе, что Шатобріановъ Рене есть тоже одинъ изъ представителей іовизма, но въ иномъ его фазисѣ. О направленіи Юнга см. Les Nuits d’Young suivies des. Tombeaux d’Hervey. Nouvelle édition précédée d’un essai sur le jobisme, par P. Christian (P. 1843). Въ прошломъ столѣтіи мистики и масоны должны были встрѣтить ламентаціи Юнга особеннымъ сочувствіемъ; такъ оно и было, между прочимъ, и въ Россіи: первые переводы изъ Юнговыхъ „Ночей“ появились въ Вечерахъ, журналѣ, который издавали въ Петербургѣ въ 1772—1773 годахъ нѣсколько литераторовъ, и въ томъ числѣ масоны М. М. Херасковъ и В. И. Майковъ (переводы эти въ прозѣ и принадлежатъ М. В. Сушковой, см. „Нѣсколько данныхъ изъ исторіи русской журналистики“, Л. Майкова, стр. 30—31); позже, въ 1779 г., находимъ переводы Юнговыхъ „Ночей“ въ Утреннемъ Свѣтѣ, журналѣ уже съ болѣе опредѣленнымъ масонскимъ направленіемъ, и т. д. Вмѣстѣ съ „Ночными думами“ переведена была и поэма Юнга: „Страшный Судъ“. Въ два первыя десятилѣтія нынѣшняго вѣка юнговскія темы о бренности всего земнаго стали развивать преимущественно петербургскіе стихотворцы Шишковской школы, желавшіе присвоить себѣ монополію „нравственнаго порядка“: такъ, князь С. А. Шихматовъ сочинилъ „Ночь на гробахъ, подражаніе Юнгу“ (1812 г.) и „Ночь на размышленія“ (1814 г.). Мистическое направленіе, господствовавшее въ нѣкоторыхъ слояхъ тогдашняго общества, соотвѣтствовало литературной модѣ на Юнга. Противники Шишкова вовсе не раздѣляли его восторговъ предъ русскими представителями этой школы. Такъ, напримѣръ, Батюшковъ въ маѣ 1812 г. писалъ Вяземскому изъ Петербурга, что онъ былъ въ засѣданіи Бесѣды любителей русскаго слова, гдѣ Шишковъ читалъ отрывки изъ „Пѣсни на гробахъ“ Шихматова: „Ты себѣ представить не можешь, что за стихи! Все наборъ риѳмъ и словъ. Черствое подражаніе Юнгу, которому бы по совѣсти и подражать не должно“ (III, стр. 182).

— (Стр. 21). Стихъ взятъ изъ посланія И. И. Дмитріева къ Аннѣ Григорьевнѣ Сѣвериной, гдѣ изображается нѣжная мать, предающаяся заботамъ о своемъ ребенкѣ:

... даже въ этотъ часъ, какъ Терпсихора всѣхъ

Зоветъ чрезъ Фауля въ свой храмъ забавъ, утѣхъ,

388

Какъ пудры облака покрыли туалеты,
Какъ все въ движеніи: флеръ, шляпки и корсеты
Картоны, ящики, мужья и сундуки...

Такъ по Сочиненіямъ И. И. Дмитріева, изд. 1823 г., ч. I, стр. 104—105. Тамъ же объяснено, что „Фауль — бывшій тогда содержатель англійскихъ баловъ“.

— (Стр. 23). Стихъ принадлежитъ самому Батюшкову и взятъ изъ небольшаго переведеннаго имъ отрывка изъ XXXIV-й пѣсни Аріостова „Неистоваго Роланда“, который сообщенъ имъ былъ Гнѣдичу въ письмѣ изъ деревни отъ 29-го декабря 1811 года. Въ этой пѣснѣ Аріостовой поэмы разсказывается, какъ сынъ Роланда Астольфъ взлетаетъ на гиппогрифѣ въ райскіе предѣлы и тамъ, на лунѣ, находитъ разсудокъ, утраченный его отцемъ. Отрывокъ, переведенный Батюшковымъ, соотвѣтствуетъ 54-й и 55-й строфамъ XXXIV-й пѣсни подлинной поэмы и заключаетъ въ себѣ перечень разныхъ видовъ безумія, которые свойственны человѣку. Ср. примѣчаніе къ упомянутому выше письму къ Гнѣдичу. — Объ Астольфовомъ путешествіи на луну Батюшковъ упоминаетъ еще въ статьѣ „Вечеръ у Кантемира“ (т. II, стр. 233) и въ письмѣ къ Н. Ѳ. Грамматину отъ января 1813 года.

— (Стр. 24). Говоря о множествѣ книгъ мистическихъ, назидательныхъ, казуистическихъ и пр., писанныхъ французскими разстригами-попами въ пользу добрыхъ женщинъ и читаемыхъ московскими дамами, Батюшковъ разумѣетъ, по видимому, тѣ книжки, посредствомъ которыхъ французскіе іезуиты и сочувствовавшіе имъ эмигранты распространяли католическія идеи въ русскомъ обществѣ того времени. Главнымъ центромъ этой пропаганды былъ Петербургъ, и одною изъ главныхъ опоръ ея среди русскихъ дамъ высшаго круга — извѣстная эмигрантка, княгиня де-Тарантъ, la bienheureuse princesse de Tarante, какъ ее называли ея почитательницы (Р. Архивъ 1866 г., ст. 1712). Но распространялась пропаганда католическихъ идей и на Москву. Извѣстно, что не задолго до событій 1812 г. совершилось тайное обращеніе въ католичество супруги графа Ѳ. В. Ростопчина, графини Екатерины Петровны, рожденной Протасовой (сконч. въ 1859 г.). Маркизъ де-Сегюръ, въ своей книгѣ: Vie du comte Rostopchine (3-me ed., P. 1883, стр. 165—166), разсказываетъ, что къ переходу въ католичество графиню Екатерину Петровну подготовило чтеніе книгъ по христіанской философіи и въ особенности „un volume assez insignifiant, que lui prêta le curé catholique de Moscou“. Этотъ священникъ былъ іезуитъ аббатъ Сюррюгъ. Сестры графини Ростопчиной, княгиня А. П. Голицына (сконч. въ 1842 г.), графиня В. П. Протасова (сконч. въ 1852 г. въ дѣвицахъ) и В. П. Васильчикова (сконч. въ 1814 г.), также были католичками. Обращенію ихъ въ католичество, какъ и многихъ другихъ русскихъ дамъ высшаго общества (С. П. Свѣчиной, графини М. А. Воронцовой и др.), содѣйствовалъ извѣстный графъ Іосифъ де-Местръ, бывшій сардинскимъ посланникомъ при русскомъ дворѣ (см. А. Н. Попова: Москва въ 1812 году, въ Р. Архивѣ 1875 г. кн. II, стр. 278—279). До какой степени такъ-называемая

389

галломанія содѣйствовала сближенію съ католичествомъ, видно изъ примѣра В. П. Тургеневой, матери знаменитаго романиста, которая, даже не будучи католичкой, читала молитвы на французскомъ языкѣ (Воспоминанія о семьѣ И. С. Тургенева, В. П. Житовой: Вѣстникъ Европы 1884 г., ноябрь, стр. 86).

— (Стр. 24—25). Весьма любопытныя свѣдѣнія о состояніи книжной торговли въ старинной Москвѣ находимъ въ дневникѣ С. П. Жихарева, подъ 13-мъ февраля 1806 года: „Бывшій нашъ учитель французскаго языка въ пансіонѣ Рокка̀, Лаво, съ такимъ же учителемъ Алларомъ намѣрены основать обширную торговлю французскими книгами и завести въ центрѣ города, на Лубянкѣ, книжную лавку. Библіографическихъ знаній у нихъ достанетъ, но достанетъ ли капитала — это вопросъ. Утверждаютъ, что они могутъ поддержать себя, подобно другимъ, оборотами кредита, но это все не надолго: à la longue этотъ кредитъ и задушитъ ихъ. А право желательно, чтобъ въ Москвѣ хотя французская книжная торговля развилась и процвѣла, если уже русская не развивается и не процвѣтаетъ. Всѣ вообще жалуются на недостатокъ учебныхъ пособій и средствъ къ высшему образованію; спеціальныхъ и техническихъ книгъ вовсе здѣсь не сыщешь: надобно выписывать изъ Петербурга. Русскіе книгопродавцы не могутъ понять, что для книжной торговли необходимы свѣдѣнія библіографическія, за то и въ какомъ закоснѣломъ невѣжествѣ они находятся! Ни одинъ изъ нихъ не рѣшится предпринять ни одного изданія новой книги на свой счетъ, потому что не сумѣетъ оцѣнить ея достоинства. Увѣряютъ, что извѣстнѣйшіе московскіе книгопродавцы всѣ хорошіе люди; но какая въ томъ прибыль литературѣ и литераторамъ? Ни въ Меѣ и Грачевѣ, ни въ Акоховѣ, Нѣмовѣ и Козыревѣ нѣтъ даже глазуновской смѣтливости, чтобы кормить типографіи изданіемъ хотя „Оракуловъ“ и „Сонниковъ“, а Клаудій сдѣлался типографщикомъ. О прочихъ не стоитъ и упоминать: просто — мелкіе букинисты. Впрочемъ, не много добраго сказать можно и объ иностранныхъ книгопродавцахъ: ни одного въ Москвѣ изъ нихъ нѣтъ, котораго можно было бы сравнить съ какимъ-нибудь Гарткнохомъ, Рейхомъ или Николаи, а цѣны за книги назначаютъ баснословныя: опытные люди утвержаютъ, что втрое дороже, нежели онѣ стоятъ за границею, да и то промышляютъ большею частью всякимъ хламомъ текущей литературы. Французскія книги еще можно найдти у Riss et Sausset. Съ тѣхъ поръ, какъ завелся здѣсь французскій театръ, они выписываютъ много драматическихъ новинокъ; но италіянскихъ и англійскихъ книгъ не сыщешь ни въ одной лавкѣ; старѣйшій изъ здѣшнихъ книгопродавцевъ, Ридигеръ, бывалъ нѣкогда богатъ книгами классической литературы, но теперь жалуются на его бездѣйствіе. Люби, Гари и Поповъ ничто иное, какъ обыкновенные содержатели типографій безъ всякой предпріимчивости: отстали отъ вѣка. Куртенеръ сдалъ торговлю зятю своему Готье, и еще не извѣстно, что̀ будетъ. У Горна много старыхъ нѣмецкихъ книгъ, большею частью педагогическихъ, но о пополненіи своей лавки новыми онъ, кажется, вовсе не думаетъ. Теперь выступаетъ на сцену Лангнеръ съ собственнымъ своимъ изданіемъ отрывковъ иностранной литературы. Будетъ ли въ немъ прокъ — увидимъ“ (Записки современника съ 1805 по 1819 годъ. Ч. I. Дневникъ студента, стр. 304—306). Прибавимъ къ этому, что, по свидѣтельству самого Батюшкова во вступленіи ко 2-й редакціи Похвальнаго слова

390

сну, „ни невѣжество русскихъ книгопродавцевъ, ни плохое состояніе литературы не мѣшали имъ богатѣть и наживаться“ (Соч. II, 203).

— (Стр. 25). Тверской бульваръ, такъ живо описанный Батюшковымъ, какъ любимое гулянье свѣтскихъ людей въ старинной Москвѣ, былъ даже воспѣтъ стихами въ Московскомъ Вѣстникѣ, журналѣ, который издавался въ 1809 г. при особенно усердномъ сотрудничествѣ М. Н. Макарова. Вотъ нѣсколько строкъ изъ этого стихотворенія, которое называется „Слава бульвара“ (Моск. Вѣстн. 1809 г., ч. I, стр. 292):

Бульваръ, утѣха всей столицы,

Собранье рѣдкостей, красотъ,
Гдѣ льются были, небылицы,
Гдѣ торжество дурачествъ, модъ;
Гдѣ клубъ политикъ свой находитъ,
Гдѣ воинъ шпорами разитъ
Гдѣ флегмъ, насупя шляпу, бродитъ,
Гдѣ франтъ уродливо лежитъ;
Гдѣ смѣсь бояръ, вельможей знатныхъ
Съ поселяниномъ и купцомъ,
Горбатыхъ, стройныхъ и не статныхъ,
Гдѣ смѣсь и умнаго съ глупцомъ;
Гдѣ нимфы радости постылой
Берутъ съ проказниковъ оброкъ,
Гдѣ добродѣтель также милой
Себѣ находитъ уголокъ....

Въ томъ же, весьма нынѣ рѣдкомъ, журналѣ помѣщенъ переводъ изъ писемъ одного Француза, посѣтившаго Россію въ 1808 и 1809 гг., и тамъ также находимъ описаніе Тверскаго бульвара: „Здѣшній бульваръ такъ новъ, столь молодъ противъ нашего парижскаго, что врядъ ли годится ему быть и правнукомъ. Вообразите длинную, широкую, довольно изрядно укатанную дорожку, съ двумя небольшими побочными, обгороженную по бокамъ простымъ барріеромъ и обсаженную кой-какими деревьями, изъ которыхъ иныя засыхаютъ, а другія уже высохли. Правда, есть куртинки, есть расположеніе, но этого должно ждать отъ времени. Здѣсь вы не найдете ни чудесныхъ китайскихъ, ни милыхъ англійскихъ бесѣдокъ и домиковъ, каковы у насъ въ Парижѣ. Здѣсь негдѣ торговать бездѣлушками, театральными піесами, портфелями и проч. О фонтанахъ и басейнахъ не должно и спрашивать. Старая галерея, гдѣ продаютъ конфекты, чай и мороженое, — вотъ полная граница вашихъ желаній, и больше ничего. Однако же собраніе публики почти всегда многочисленно; есть даже такіе охотники, которыхъ мнѣ случалось видать гуляющими по бульвару и въ самую дурную погоду“ (Моск. Вѣстн. 1809 г., ч. I стр. 314—315).

Батюшковъ не разъ упоминаетъ о бульварѣ и въ своихъ письмахъ (т. III, стр. 73, 143, 268).

391

— „Пріѣзжій изъ Молдавіи офицеръ“ — то-есть, прибывшій съ мѣста военныхъ дѣйствій съ Турками.

— (Стр. 27). Стихи взяты изъ Вольтера: Epître LXIV: A madame Denis, nièce de l’auteur.

— (Стр. 27—28). Подъ владѣльцемъ огромныхъ палатъ, окруженнымъ ласкателями, иностранцами и шарлатанами и знающимъ всѣ парижскія улицы, должно разумѣть сенатора и библіофила графа Дмитрія Петровича Бутурлина (род. 1763, ум. 1829 г.). Это былъ очень богатый человѣкъ, барскій домъ котораго съ оранжереями, библіотекой, музеумомъ и садомъ находился на Яузѣ, въ Нѣмецкой слободѣ, рядомъ съ дворцовымъ садомъ (см. статью М. Н. Макарова: „Дома московскихъ бояръ вѣка Екатерины II“ въ Моск. Губ. Вѣдом. 1841 г., № 38). Библіотека его, заключавшая въ себѣ лучшія книги по разнымъ отраслямъ знанія, и въ томъ числѣ много книжныхъ и рукописныхъ рѣдкостей, сгорѣла въ 1812 г., но она была описана нѣсколькими иностранными путешественниками, посѣщавшими Москву въ началѣ нынѣшняго вѣка; описанія эти и перечень изданныхъ каталоговъ Бутурлинской библіотеки находятся въ статьѣ Г. Н. Геннади: „Русскіе библіофилы. Библіотеки графа Д. П. Бутурлина и ихъ каталоги“ (Ж. Мин. Нар. Просв. 1856 г., № 1). Князь П. А. Вяземскій, который отчасти былъ путеводителемъ Батюшкова въ знакомствѣ съ Москвой въ 1810—1811 гг., записалъ о гр. Бутурлинѣ между прочимъ слѣдующее: „Книжная память его была изумительна: онъ помнилъ, на какой страницѣ находились мало-мальски любопытныя и замѣчательныя слова. До 1812 года онъ не выѣзжалъ изъ Россіи и зналъ твердо разнообразныя мѣстныя нарѣчія италіянскаго языка и французскаго народонаселенія, зналъ наизусть, до малѣйшихъ подробностей, топографію Рима, Неаполя, Парижа. Онъ удивлялъ иностранцевъ своимъ энциклопедическимъ всевѣдѣніемъ: слушая его, они думали, что онъ много времени прожилъ въ той или другой мѣстности, и едва вѣрили, когда графъ признавался имъ, что онъ не выѣзжалъ еще изъ Россіи“ (Сочиненія князя П. А. Вяземскаго, т. VIII, стр. 166). Подобныя же свѣдѣнія о гр. Бутурлинѣ записала и г-жа Виже-Лебренъ (Souvenirs de madame Vigée-Lebrun, P. 1869, t. II, 69—70; ср. ст. А. Т. въ Др. и Нов. Россіи 1876 г., № 12: „Г-жа Виже-Лебренъ въ Россіи“, стр. 402). Два характерныя письма этого страстнаго библіофила къ А. Н. Оленину, отъ 1809 г., помѣщены въ Р. Архивѣ 1870 г., ст. 1210—1214).

— (Стр. 29). Карусель, о которомъ упоминаетъ Батюшковъ, происходилъ въ Москвѣ въ іюнѣ 1811 г. Въ ч. LVIII Вѣстника Европы (іюль 1811 г.), стр. 62—63, находимъ о немъ слѣдующее извѣстіе: „Въ послѣдней половинѣ минувшаго іюня въ Москвѣ, у Калужской заставы, посреди нарочно устроеннаго обширнаго амфитеатра, два раза дано было прекрасное и великолѣпнѣйшее зрѣлище каруселя. По высочайшему дозволенію государя императора, составилось здѣсь благородное карусельное собраніе подъ главнымъ распоряженіемъ его высокопревосходительства Степана Степановича Апраксина, который наименованъ главнымъ учредителемъ всего каруселя. Стеченіе зрителей было чрезвычайное: въ первый разъ, іюня 20-го, для входа въ ложи и амфитеатръ

392

розданы были зрителямъ билеты; а 25-го числа, для дня рожденія его императорскаго высочества великаго князя Николая Павловича, данъ былъ подобный первому карусель въ пользу бѣдныхъ. Благородные рыцари показывали искусство свое въ верховой ѣздѣ, мѣткость рукъ и умѣнье управлять оружіемъ. Богатый уборъ церемоніймейстеровъ и кавалеровъ, устройство кадрилей, порядокъ шествія, самыя игры, восхитительные звуки четырехъ хоровъ военной музыки, все это выше всякаго описанія, все достойно обширности, многолюдства и пышности древней столицы величайшей въ мірѣ имперіи“. Этотъ пышный праздникъ далъ поводъ къ изданію брошюры: О каруселяхъ. Благородному московскому обоего пола собранію посвящаетъ кавалерскаго карусельнаго собранія членъ Василій Пушкинъ. Москва. Въ типографіи Н. С. Всеволожскаго. 1811 года, Іюня 20 дня (въ 4-ку, 16 стр.). Въ этой брошюрѣ сообщаются историческія свѣдѣнія о каруселяхъ и турнирахъ, при чемъ къ числу послѣднихъ отнесенъ и поединокъ Яна Усмошвеца съ печенѣжскимъ богатыремъ; затѣмъ описываются извѣстный петербургскій карусель 1766 года, московскіе карусели 1784 и 1803 годовъ, и наконецъ представляется списокъ членовъ карусельнаго собранія 1811 года, въ которомъ мы находимъ фамиліи многихъ представителей высшаго московскаго общества того времени. Въ запискахъ С. Н. Глинки (Русск. Вѣстникъ 1866 г., № 5, стр. 212), гдѣ также есть свѣдѣнія объ этомъ каруселѣ, сказано, что на другой день послѣ праздника на вырученныя отъ зрителей деньги „данъ былъ обѣдъ отставнымъ воинамъ, жившимъ въ Москвѣ“. Вѣроятно, еще къ репетиціямъ каруселя относится слѣдующая забавная замѣтка Батюшкова въ письмѣ къ Гнѣдичу отъ 6-го мая 1811 г.: „У насъ карусель, и всякій день кому носъ на сторону, кому зубъ вонъ“. Затѣмъ, въ письмѣ отъ іюля 1811 г. читаемъ: „карусель былъ очень богатъ и довольно неинтересенъ“.

— (Стр. 29). Знаменитая актриса г-жа Жоржъ дебютировала въ Москвѣ 4-го ноября 1809 г. и затѣмъ играла тамъ въ 1810 и 1811 г. Слѣдовательно, Батюшковъ могъ ее видѣть въ бытность свою въ Москвѣ въ эти года. Въ Вѣстникѣ Европы 1809 г., ч. XVIII, есть замѣтки Жуковскаго объ игрѣ г-жи Жоржъ въ „Федрѣ“, „Дидонѣ“ и „Семирамидѣ“. Въ то же время пріѣхала въ Москву и знаменитая русская трагическая актриса Е. С. Семенова. Въ любопытныхъ „Воспоминаніяхъ о пребываніи m-lle Жоржъ въ Москвѣ“ А. П. Глушковскаго (Литерат. Библіотека 1867 г., февраль, кн. I) между прочимъ читаемъ: „Эти два таланта прибыли въ Москву почти въ одно время и состязались другъ съ другомъ: обѣ играли почти однѣ и тѣ же роли — только одна на французскомъ, а другая на русскомъ языкѣ. Бывало, придешь къ m-lle Жоржъ — найдешь ее окруженною поклониками ея совершенства въ игрѣ: тогда она бывала въ полномъ восхищеніи, думая, что она превзошла свою соперницу. Бывая у г-жи Семеновой, я заставалъ ее декламирующею ту роль, которую m-lle Жоржъ уже играла, и которую она должна играть на другой день. У ней обыкновенно, бывало, застанешь литераторовъ, какъ-то Нелединскаго, Ѳ. Ѳ. Кокошкина, С. Н. Глинку и проч., которые дѣлали ей нѣкоторыя замѣчанія и, по врожденному каждому человѣку чувству патріотизма, употребляли всевозможныя старанія, чтобъ Русская превзошла иностранку, что̀ иногда

393

и случалось“. Такъ, пламенный патріотъ Глинка переносилъ свою борьбу съ галломаніей и за театральныя кулисы. Въ самый разгаръ московскихъ восторговъ предъ г-жею Жоржъ Глинка въ своемъ Русскомъ Вѣстникѣ (издавался имъ съ 1808 г. по 1820 и потомъ въ 1824 г.) печаталъ о ней если не враждебные, то во всякомъ случаѣ не восторженные отзывы и между прочимъ говорилъ: „Пріятно видѣть хорошихъ иностранныхъ актеровъ и актрисъ, но безъ сомнѣнія, еще пріятнѣе видѣть актеровъ отечественныхъ, которыхъ души умѣли бы переселяться въ лица представляемыхъ ими русскихъ героевъ. Мы имѣли и имѣемъ такихъ актеровъ и актрисъ; мы будемъ имѣть еще болѣе, споспѣшествуя ревностнѣе ихъ успѣхамъ: будемъ снисходительнѣе къ отечественному посредственному, и тогда скорѣе возродится превосходное“ и т. д. (Р. Вѣстн. 1810 г., № 2, стр. 118). Очевидно, Глинка желалъ, чтобы публика московская встрѣчала г-жу Жоржъ холоднѣе, своими статьями желалъ вызвать охлажденіе и дѣйствительно, на второй годъ представленій г-жи Жоржъ восторги московской публики поуспокоились, и въ 1811 г. Вѣстникъ Европы (№ 9, стр. 67) уже свидѣтельствовалъ, что московскіе почитатели и почитательницы французской актрисы большею частью притворно восхищаются ея игрою, слѣдуя лишь модѣ и вовсе не умѣя цѣнить ее по истиннымъ ея достоинствамъ. Съ этимъ взглядомъ сходится и Батюшковъ, а потому онъ и счелъ умѣстнымъ указать на увлеченіе Глинки которому, очевидно, хотѣлось бы видѣть патріотическіе мотивы въ охлажденіи Москвы къ г-жѣ Жоржъ.

— (Стр. 31). Стихи принадлежатъ самому Батюшкову; въ нихъ та же мысль, что въ его эпиграммѣ „Истинный патріотъ“ (т. II, стр. 107).

— (Стр. 31). Московская французская труппа, игравшая съ г-жею Жоржъ въ трагедіяхъ, совершенно не годились для піесъ этого рода. Въ Вѣстникѣ Европы 1811, № 9, стр. 66, находимъ о нихъ слѣдующее замѣчаніе: „Оперные и комическіе актеры французской труппы, по случаю пребыванія въ Москвѣ дѣвицы Жоржъ, иногда обуваются въ котурны и сопутствуютъ ей на поприщѣ искусства. Отъ нихъ многаго и не требуется; они имѣютъ все право на признательность; безъ нихъ пришлось бы русскимъ актерамъ читать французскіе стихи на сценѣ, чтобы только доставить публикѣ удовольствіе насладиться игрою дѣвицы Жоржъ“.

— (Стр. 32—33). Гулянье на Прѣсненскихъ прудахъ описано тѣмъ же Французомъ, изъ записокъ котораго мы привели описаніе Тверскаго бульвара. Вотъ его слова: „Другое гулянье, такъ называемое Прѣсненскіе пруды, гораздо пріятнѣе перваго. Представьте два прекрасныя, довольно обширныя, свѣтлыя озера, наполненныя рыбою, усѣянныя по берегамъ изрядными англійскими садочками и разными бесѣдками и проч. На нихъ двѣ галлереи для продажи лакомствъ и хорошая оранжерея съ довольнымъ числомъ разныхъ рѣдкихъ растеній, которыя можно и покупать желающимъ. И здѣсь гулять всегда пріятнѣе, нежели на бульварѣ, здѣсь всегда рисуются разные ландшафты и проч. Въ означенные дни на обоихъ сихъ внутреннихъ городскихъ гульбищахъ играетъ музыка, поютъ пѣсельники довольно пріятныя русскія пѣсни и

394

пляшутъ и подпѣваютъ Цыгане. Бульваръ иллюминуютъ почти въ каждую недѣлю одинъ разъ, а на прудахъ дѣлаютъ иллюминацію и фейерверки только въ особенные праздники; однакожь никому не возбраняется дѣлать подобные пикники (на свой счетъ) хоть каждодневно. Во время иллюминаціи тѣснота бываетъ несносна, какъ и у насъ: и жарко, и душно, и пр.“ (М. Вѣсти. 1809 г., ч. I, 315—316).

— (Стр. 33). Подъ слащавымъ франтомъ съ букетомъ цвѣтовъ и съ дѣланною улыбкой Батюшковъ, безъ сомнѣнія, разумѣетъ кн. П. И. Шаликова. Въ тѣхъ же чертахъ изображенъ онъ Батюшковымъ въ „Видѣніи на берегахъ Леты“ (т. I, 80—81), Воейковымъ въ „Домѣ сумасшедшихъ (Р. Старина 1874 г., т. IX, стр. 590, и 1375 г., т. XII, стр. 587), и наконецъ, въ одномъ стихотвореніи князя П. А. Вяземскаго:

Съ собачкой, съ посохомъ, съ лорнеткой
И съ миртовой отъ мошекъ вѣткой,
На шеѣ съ розовымъ платкомъ,
Въ карманѣ съ парой мадригаловъ
И чуть звѣнящимъ кошелькомъ,
Пустился бѣдный нашъ Вздыхаловъ
По свѣту странствовать пѣшкомъ.

Стихи эти сообщены М. А. Дмитріевымъ въ Мелочахъ изъ запаса моей памяти. М. 1869, стр. 94. Въ изданіи сочиненій кн. Вяземскаго нѣтъ этого стихотворенія.

IV.

Мысли.

———

Напечатаны въ Вѣстникѣ Европы 1810 г., ч. 52, (іюль), № 13, стр. 67—68, съ подписью Б., и въ собраніяхъ сочиненій Батюшкова до сихъ поръ не перепечатывались. На принадлежность ихъ Батюшкову указалъ М. Н. Лонгиновъ (Р. Арх. 1863 г., стр. 918). Въ письмѣ къ Жуковскому отъ 26-го іюля 1810 г. Батюшковъ писалъ объ этой статейкѣ: „О прозѣ не говори Каченовскому, что я — ея сочинитель, ибо я не хочу, ибо я маралъ это отъ чистой души, ибо я не желаю, чтобы знали посторонніе моихъ мыслей и ересей“. Нѣкоторыя изъ этихъ мыслей составляютъ отмѣтки Батюшкова при чтеніи и повторяются въ другихъ его статьяхъ. Такъ, „Что есть благодарность? — Память сердца“ повторено въ статьѣ „О лучшихъ свойствахъ сердца“ (т. II, стр. 143) и здѣсь приписано французскому мыслителю, глухонѣмому Жану Масьё, лучшему изъ учениковъ аббата Сикара. „Великія мысли истекаютъ изъ сердца“ — извѣстный афоризмъ Вовенарга: „Les grandes pensées viennent du coeur“ (Vauvenargues, Réflexions et maximes, LXXXVII). Замѣчанія Кондильяка о пользѣ чтенія поэтовъ для образованія ума намъ не удалось найдти въ его

395

сочиненіяхъ; но сходныя съ этимъ мысли встрѣчаются въ Кондильяковом „Essai sur l’origine des connaissances humaines, въ гл. X: Où l’imaginatio puise les agréments qu’elle donne à la verité“.

V.

Анекдотъ о свадьбѣ Ривароля.

———

Напечатанъ въ Вѣстникѣ Европы 1810 г. ч. 54 (декабрь), № 23, стр. 232—235, съ подписью К. Б. Въ изданіяхъ сочиненій Батюшкова никогда перепечатываемъ не былъ. На принадлежность статьи Батюшкову указано М. Н. Лонгиновымъ (Р. Архивъ 1863 г., стр. 918).

Антоній Ривароль (1754—1801 гг.), талантливый французскій писатель конца прошлаго вѣка и еще болѣе занимательный и остроумный собесѣдникъ, считался однимъ изъ послѣднихъ блестящихъ представителей того салоннаго разговора, который процвѣталъ въ до-революціонной Франціи. Человѣкъ свободомыслящій, онъ однако оставилъ Францію послѣ торжества революціи и эмигрировалъ въ Германію, принималъ участіе въ извѣстной гамбургской газетѣ Le Spéctateur du Nord, затѣмъ переселился въ Берлинъ, гдѣ и умеръ. Поставивъ себя во враждебное положеніе къ республиканскому правительству, сторонниковъ котораго онъ преслѣдовалъ остроумными и злыми насмѣшками, Ривароль пользовался большимъ сочувствіемъ среди французскихъ эмигрантовъ, которые и содѣйствовали распространенію его славы внѣ Франціи. Тотчасъ послѣ смерти его издано было довольно большое сочиненіе: Vie philosophique, politique et littéraire de Rivarol (Paris. 1802, два тома), позже, въ 1808 г., перепечатанное подъ заглавіемъ: Esprit de Rivarol. Въ Вѣстникѣ Европы 1810 г., ч. 52 (іюль), стр. 35—40, находимъ извлеченіе изъ этого сочиненія, подъ заглавіемъ „Нѣчто о Риваролѣ“, за подписью ...В... (кн. П. А. Вяземскій?). Извѣстностью Ривароля, какъ занимательнаго собесѣдника, объясняется, почему Карамзинъ переносилъ его имя на Дм. Н. Блудова, отличавшагося тѣмъ же качествомъ, въ то же время, когда Батюшкову давалъ прозвище Парни (въ письмахъ къ А. И. Тургеневу, Москвитянинъ 1855 г., кн. I, стр. 97).

Ривароль называлъ себя графомъ и потомкомъ древней италіянской аристократической фамиліи; его литературный врагъ аббатъ Черутти увѣрялъ даже, что онъ распространялъ слухъ о происхожденіи своемъ изъ Савойской династіи. Точно также и о женѣ его, Луизѣ-Генріеттѣ Матеръ-Флинтъ (Mather-Flint), Шотландкѣ изъ семьи, оставшейся вѣрною Стюартамъ, говорили, что она выдавала себя за лицо, происходящее изъ Саксонскаго дома. Новѣйшій біографъ Ривароля разсказываетъ о бракѣ его слѣдующее: „Rivarol avait rencontré en 1780 ou 1781, dans les hasards parfois perfides de la brillante vie mondaine, une jeune femme romanesque, aventureuse et quelque peu aventurière, plus agée que lui, et qui n’avait guère d’autre mérite que la beauté.

396

Assez instruite pour être pédante, elle possedait pour toute dot cette érudition d’institutrice et des prétentions nobiliaires peut-être moins justifiées que celles de son mari. Elle lui plut; il le lui dit. Elle le prit au mot; il l’épousa. Ils s’en félicitèrent un jour et s’en repentirent toute la vie“ (Rivarol et la société française pendant la révolution et l’émigration. Par m. de Lescure. P. 1883, стр. 73). На притязаніяхъ обоихъ супруговъ на знатное происхожденіе и основанъ анекдотъ, разсказанный Батюшковымъ; только, по его разсказу, г-жа Ривароль желала будто бы породнить себя прямо съ англійскимъ королевскимъ домомъ, а не съ курфюрстами Саксонскими, какъ увѣрялъ Черутти. Впрочемъ, и въ томъ, и въ другомъ видѣ фактъ не вѣренъ, и статейка нашего автора имѣетъ лишь достоинство мило разсказаннаго анекдота. (Кромѣ указаннаго сочиненія Лескюра, см. о Риваролѣ статьи Сентъ-Бева, Арс. Гуссе и Арм. Малитурна при изданіи избранныхъ его сочиненій: Oeuvres de Eivarol. P. MDCCCLII).

— (Стр. 38). „Покояся еще подъ авторскимъ наметомъ“. Стихъ И. И. Дмитріева изъ „Посланія отъ англійскаго стихотворца Попа къ доктору Арбутноту“ (Сочиненія Дмитріева, 1823, ч. I, стр. 61).

VI.

Предслава и Добрыня.

———

Эта „старинная повѣсть“ напечатана въ первый разъ въ Сѣверныхъ Цвѣтахъ на 1832 г., стр. 1—46, съ слѣдующимъ примѣчаніемъ издателей: „Повѣсть сія сочинена Батюшковымъ въ деревнѣ 1810 г. и подарена одному любителю словесности, которому свидѣтельствуемъ искреннюю благодарность за сообщеніе драгоцѣнной сей рукописи и за позволеніе напечатать оную. Можетъ быть, найдутъ въ этой повѣсти недостатокъ созданія и народности; можетъ быть, скажутъ, что въ ней не видно древней Руси и двора Владимірова. Какъ бы то ни было, но поэтическая душа Батюшкова отсвѣчивается въ ней, какъ и въ другихъ его произведеніяхъ, и нѣжныя, благородныя чувствованія выражены прекраснымъ, гармоническимъ слогомъ“. Затѣмъ повѣсть была перепечатана: 1) въ Сочиненіяхъ, изд. 1834 г., ч. I, стр. 268—295, и 2) въ Сочиненіяхъ, изд. 1850 г., т. I, стр. 290—319. Кто былъ обладателемъ рукописи, переданной издателемъ Сѣверныхъ Цвѣтовъ, мы не знаемъ, но предполагаемъ А. Н. Оленина или, еще вѣроятнѣе, А. И. Тургенева: оба они занимались русскою исторіей и могли служить Батюшкову своими указаніями, а Тургеневъ. сверхъ того, былъ пріятелемъ А. С. Кайсарова, на книгу котораго по славянской миѳологіи Батюшковъ ссылается въ примѣчаніяхъ къ повѣсти.

Произведеніе это принадлежитъ къ тому роду повѣстей изъ русской исторіи, первый образецъ которыхъ былъ данъ „Марѳою Посадницей“ Карамзина (1803 г.). Образецъ этотъ вызвалъ многочисленныя подражанія; такъ Жуковвскій написалъ „Вадима Новгородскаго“ (1803 г.), „Три пояса“ и „Марьину

397

Рощу“ (1808 г.); напомнимъ еще „Мстислава“ и другія историческія повѣсти С. Н. Глинки, которыя онъ сперва печаталъ въ своемъ Русскомъ Вѣстникѣ, а въ 1810 г. издалъ отдѣльнымъ сборникомъ; далѣе встрѣчаются: Ксенія, княжна Галицкая (безъ имени автора). С.-Пб. 1808; Игорь, великій князь Сѣвера. Соч. А. К. М. 1814; Рогнѣда или разореніе Полоцка. Соч. Николая Арцыбашева. С.-Пб. 1818, и пр. Нужно замѣтить, что русскія историческія повѣсти сочинялись не столько карамзинистами, сколько противниками карамзинскаго направленія. Особнякомъ стоитъ „Оскольдъ. Повѣсть, почерпнутая изъ отрывковъ древнихъ готѳскихъ скальдовъ“, М. Н., Муравьева, написанная, безъ сомнѣнія, ранѣе „Марѳы Посадницы“, но напечатанная только въ 1810 г., въ Вѣстникѣ Европы, ч. 50, февраль, № 6. Батюшковъ, какъ видно изъ его „Письма о сочиненіяхъ М. Н. Муравьева“ (т. II, стр. 80—82), придавалъ большое значеніе этому произведенію и находилъ что оно „блистаетъ красотами“. Близкое подражаніе „Оскольду“ и замѣтно въ „Предславѣ и Добрынѣ“: въ обоихъ произведеніяхъ изображеніе людей и быта древней Руси имѣетъ тожественный характеръ, заключающійся въ соединеніи пышнаго и величественнаго съ сентиментальнымъ. Въ разборѣ „Оскольда“ Батюшковъ замѣчаетъ, что „эпоха, избранная имъ (Муравьевымъ) для поэтическаго повѣствованія, соединяетъ всѣ возможныя выгоды и доказываетъ его вѣрный вкусъ и обширныя свѣдѣнія. Дѣйствіе происходитъ въ Россіи во времена отдаленныя, которыя поэту столь удобно украшать вымыслами и цвѣтами творческаго воображенія“. Та же мысль высказана Батюшковымъ и въ одномъ изъ примѣчаній къ „Предславѣ“, но уже въ отношеніи къ своему собственному творческому труду: „Мы не позволяли себѣ большихъ отступленій отъ исторіи; но просимъ читателя не забыть, что повѣсть не лѣтопись. Здѣсь вымыселъ позволенъ“. Признавая, что Муравьеву понадобились, для сочиненія своей повѣсти, историческія свѣдѣнія, Батюшковъ въ свою очередь позаботился пріобрѣсти ихъ: онъ заглядываетъ въ Несторову лѣтопись, справляется съ „Славянскою и россійскою миѳологіей“ А. С. Кайсарова и ссылается на нихъ въ примѣчаніяхъ къ своей повѣсти; но при общемъ низкомъ уровнѣ тогдашняго историческаго пониманія и эти справки не дали ему сколько-нибудь вѣрнаго представленія о древне-русской жизни. Онъ, безъ сомнѣнія, самъ это чувствовалъ и потому не печаталъ своей повѣсти: она появилась въ печати уже во время его болѣзни, и какъ видно изъ примѣчанія, сопровождающаго ее въ Сѣверныхъ Цвѣтахъ, уже при самомъ ея появленіи въ ней былъ замѣченъ „недостатокъ народности“.

— (Стр. 42). О Зимцерлѣ см. ниже примѣчаніе къ стр. 52.

— (Стр. 44, прим.). Стихъ принадлежитъ Буало: Epître IX, v. 43.

— (Стр. 48 прим.). Приводимъ тѣ мѣста изъ приписываемой Нестору лѣтописи, которыя имѣлъ въ виду нашъ авторъ: Въ лѣто 6366. Михаилъ царь изиде с вои брегомъ и моремъ на Болгары; Болгаре же увидѣвше, яко не могоша стати противу, креститися просиша и покоритися Грекомъ. Царь же крести князя ихъ и боляры вся, и миръ сотвори с Болгары (Лѣтопись по Лаврентіевскому

398

списку. Спб. 1872, стр. 18). — В лѣто 6423..... Болгаре со Грекы соступишася, и пересѣчени быша Грекы. Семионъ же приа градъ Ондрѣнь, иже первое Арестовъ градъ нарицашеся, сына Агамемнонъ..... (тамъ же, стр. 42).

— (Стр. 51). Упоминаніе о царь-дѣвицѣ указываетъ, что при сочиненіи этой повѣсти Батюшковъ пользовался между прочимъ и извѣстными „Русскими сказками“ М. Чулкова, гдѣ въ ч. I, стр. 187 и слѣд., есть „Повѣсть объ Алешѣ Поповичѣ“, въ которой выводится Царь-дѣвица. Упоминаніе о рѣкѣ Термодонѣ или, правильнѣе, Ѳермодонтѣ, въ Каппадокіи, доказываетъ, что Батюшкову хотѣлось сблизить русскую сказочную дѣву-воительницу съ греческими амазонками, которыя, по греческому сказанію, жили на Ѳермодонтѣ и оттуда будто бы перешли въ Скиѳію и на берега Танаиса (Herodot., IV, 110—117).

— (Стр. 52, прим.). Естественно было Батюшкову ввести въ свою повѣсть, содержаніе которой взято изъ временъ просвѣщенія древней Руси христіанскою вѣрой, черты языческихъ вѣрованій славяно-русскихъ. На стр. 42 онъ упоминаетъ Зимцерлу, на стр. 52 — коня Свѣтовидова, а на стр. 54 — Чернобога. Свѣдѣнія о нихъ онъ нашелъ въ книгѣ Андрея Кайсарова, изданной сперва по нѣмецки подъ заглавіемъ: Versuch einer Slavischen Mythologie. Göttingen. 1804, а затѣмъ въ 1807 году и снова въ 1810 появившейся въ русскомъ переводѣ: Славянская и русская миѳологія. Соч. Г. Кайсарова. Изданіе второе. Москва. Въ типографіи Дубровина и Мерзлякова. 1810 года. — Андрей Сергѣевичъ Кайсаровъ, род. въ 1782 г., былъ соученикомъ Жуковскаго и Ал. Тургенева по Московскому благородному пансіону, слушалъ вмѣстѣ съ Тургеневымъ лекціи въ Геттингенѣ, а также въ Эдинбургѣ, и въ первомъ получилъ степень доктора за диссертацію о крѣпостномъ правѣ въ Россіи: De manumittendis per Russiam servis. G. 1860. По возвращеніи въ Россію онъ поступилъ въ 1811 г. профессоромъ русскаго языка въ Дерптскій университетъ, но въ 1812 переведенъ въ военную службу, въ которой уже находился по выходѣ изъ пансіона до поѣздки за границу. Въ 1813 г. онъ былъ убитъ подъ Ганау. Сочиненіе Кайсарова о славянской миѳологіи составлено безъ критики, какъ и всѣ старинные опыты объ этомъ предметѣ; но оно интересно тѣмъ, что авторъ, работая надъ своею книгой въ библіотекѣ Геттингенскаго университета, могъ воспользоваться нѣкоторыми старыми книгами о славянской миѳологіи, каковы, напримѣръ, сочиненія Френцеля, Вагнера и т. д. Пользуясь Кайсаровымъ, Батюшковъ, разумѣется, принимаетъ съ полнымъ довѣріемъ его сообщенія, въ томъ числѣ и о такихъ божествахъ, которыя едва ли когда-либо существовали въ народномъ вѣрованіи Славянъ: упомянутая Батюшковымъ Зимцерла изображается Кайсаровымъ какъ богиня весны, Свѣтовидъ — какъ верховное божество, а Чернобогъ — какъ представитель злаго начала.

— (Стр. 60). Повѣсть заключается стихомъ, который служитъ также окончаніемъ переведенной Дмитріевымъ изъ Вольтера сказки (La Begueule) „Причудница“ (Соч. И. И. Дмитріева, М. 1823, ч. II, стр. 56).

399

VII.

Путешествіе въ замокъ Сирей.

———

Напечатано: 1) въ Вѣстникѣ Европы 1816 г., ч. LXXXVI, № 6 (мартъ), стр. 136—149, съ подписью NNN; 2) въ Опытахъ, ч. I, стр. 174—195; 3) въ Сочиненіяхъ, изд. 1834 г., т. I, стр. 170—186: 4) въ Сочиненіяхъ, изд. 1850 г., т. I, стр. 182—200.

Варіанты по (Вѣстнику Европы).

Къ стран. 61.

Строка 18-19:

.... который тѣсно примыкалъ.....

Къ стран. 62.

Стр. 13:

на злое дѣло!...

36:

.... отца всѣхъ пороковъ.

Къ стран. 64.

Стр. 6-7:

... даже въ тѣ времена, когда Ленотръ остригалъ...

15:

Сіи лѣса вм. Эти лѣса.

17:

пристройки вм. постройки.

Къ стран. 66.

Стр. 26:

.... для рукоплесканій партера и для прихожей....

Къ стран. 68.

Стр. 16:

долѣе вм. болѣе.

Къ стран. 70-72.

Мѣстоименіе тотъ, этотъ замѣняется мѣстоименіемъ сей.

— Время сочиненія этой статьи означено самимъ авторомъ: 26-го февраля 1814 года; но въ сущности она написана или по крайней мѣрѣ отдѣлана для печати только въ 1815 году, во время пребыванія Батюшкова въ Каменцѣ-Подольскомъ, какъ нашъ поэтъ и пишетъ о томъ Жуковскому въ декабрѣ 1815 года, предъ отъѣздомъ своимъ оттуда. Дата же, выставленная Батюшковымъ, дѣйствительно соотвѣтствуетъ времени поѣздки его въ Сирей, о чемъ онъ и писалъ Гнѣдичу еще въ мартѣ 1814 г. (т. III, стр. 250); дата могла быть взята Батюшковымъ изъ журнала, который онъ велъ во время похода и о которомъ упоминаетъ въ письмѣ къ кн. Вяземскому изъ Парижа, отъ 17-го мая 1814 г. (т. III, стр. 273). Для разказа о поѣздкѣ въ Сирей избрана форма письма къ Д. В. Дашкову потому, что Дашковъ былъ извѣстенъ какъ отличный знатокъ французской литературы и большой почитатель Вольтера (см. сужденіе о немъ Дашкова въ Библіогр. Запискахъ 1859 г., ст. 257—260), память о которомъ такъ тѣсно связана съ Сиреемъ.

400

— (Стр. 61). Дмитрій Васильевичъ Дашковъ (р. 25-го декабря 1788 г., ум. 26-го ноября 1839 г.) происходилъ изъ дворянъ Рязанской губерніи. Первоначальное обученіе онъ получилъ дома, а потомъ поступилъ въ Московскій университетскій благородный пансіонъ, гдѣ былъ однимъ изъ лучшихъ учениковъ. Окончивъ здѣсь курсъ съ отличіемъ (Сушковъ, Моск. универс. благор. пансіонъ. М. 1858, стр. 89), онъ опредѣлился въ архивъ министерства иностранныхъ дѣлъ. Въ 1810 году, по назначеніи И. И. Дмитріева министромъ юстиціи, Дашковъ перешелъ на службу въ Петербургъ, подъ его начальство (Вигель, Воспоминанія, ч. III, стр. 149); въ 1815 году былъ переведенъ въ канцелярію статсъ-секретаря Молчанова, а въ слѣдующемъ поступилъ въ министерство иностранныхъ дѣлъ, при чемъ графъ Каподистріа потребовалъ отъ Дашкова, чтобъ онъ представилъ какое-нибудь сочиненіе на французскомъ языкѣ, касающееся дипломатіи. Дмитрій Васильевичъ по совѣту И. И. Дмитріева написалъ свое мнѣніе на вышедшую тогда брошюру Шатобріана: De Buonaparte et des Bourbons et de la nécessité de se raillier à nos princes légitimes, pour le bonheur de la France et celui de l’Europe. Par F. A. Chateaubriand. P. 1814. Министръ остался вполнѣ доволенъ и взглядомъ автора, и искусствомъ изложенія (М. Дмитріевъ, Мелочи изъ запаса моей памяти. М. 1869, стр. 215). Въ слѣдующемъ году Дашковъ былъ причисленъ къ нашей Константинопольской миссіи, а 14-го іюля 1818 назначенъ вторымъ совѣтникомъ при ней. Отозванный 3-го января 1820 г. отъ своего поста, Дашковъ, по порученію начальства, занялся устройствомъ русскихъ консульствъ въ Левантѣ. Въ 1822 году онъ былъ назначенъ управляющимъ дѣлами Константинопольской миссіи, а въ сдѣдующемъ, кромѣ того, членомъ совѣта коммиссіи составленія законовъ. Въ 1826 году онъ получилъ званіе статсъ-секретаря и занялъ должность товарища министра внутреннихъ дѣлъ; въ 1828 г. ему повелѣно было слѣдовать за государемъ въ главную квартиру дѣйствующей арміи, а по возвращеніи оттуда онъ былъ назначенъ товарищемъ министра юстиціи (26-го марта 1829 г.). 24-го апрѣля того же года Дашковъ, на время отсутствія Д. Н. Блудова, получилъ повелѣніе быть въ должности главноуправляющаго духовными дѣлами иностранныхъ исповѣданій. 2-го февраля 1833 г. онъ занялъ постъ министра юстиціи, а 14-го февраля 1839 г. назначенъ членомъ государственнаго совѣта и предсѣдателемъ департамента законовъ (Опытъ біографій генералъ-прокуроровъ и министровъ юстиціи, соч. П. Иванова. С.-Пб. 1863, стр. 153—164; Вигель, Воспоминанія, IV, 133; Р. Стар., т. VII, стр. 777).

Первоначальные литературные опыты Дашкова относятся ко времени пребыванія его въ университетскомъ пансіонѣ и состоятъ изъ переводовъ съ французскаго. Такъ, во второй книжкѣ Утренней Зари (1803 г.) напечатана идиллія: „Слѣды золотаго вѣка“, а въ третьей (1805 г.) — „О самоубивствѣ“. Въ періодическомъ изданіи И отдыхъ въ пользу (1804 г.) помѣщена статья: „Науки, искусства, ученые, художники и университеты въ Германіи“.

Литературная извѣстность Дашкова тѣсно связана съ знаменитымъ споромъ между сторонниками Шишкова и послѣдователями Карамзина. Въ этомъ спорѣ Дашковъ является однимъ изъ главныхъ противниковъ Шишкова и его партіи, и притомъ, благодаря своимъ знаніямъ, таланту и замѣчательному остроумію, однимъ изъ опаснѣйшихъ ратоборцевъ за Карамзина. Среди своихъ

401

товарищей-литераторовъ Дмитрій Васильевичъ пользовался большимъ уваженіемъ и авторитетомъ.

Первая статья Дашкова, направленная противъ Шишкова, напечатана была въ Цвѣтникѣ 1810 г., № 11 и 12. Она заключаетъ въ себѣ разборъ книги Шишкова: „Переводъ двухъ статей изъ Лагарпа“, вышедшей еще въ 1808 году. Въ 1811 году послѣдовало отдѣльно изданное сочиненіе: „О легчайшемъ способѣ отвѣчать на критики“, въ которомъ Дашковъ окончательно разбилъ своего противника. Шишковисты, конечно, не признали себя побѣжденными, но Дашковъ прекратилъ съ ними полемику. Молчаніе Дашкова вызвало посланіе къ нему, написанное, по всей вѣроятности, А. Ѳ. Воейковымъ и впервые напечатанное М. Н. Лонгиновымъ въ Современникѣ 1857 г. № 3 Библіографическія Записки, стр. 86—89. Посланіе оканчивается такъ:

Скажи, Дашковъ, чего ты ждешь,
Зря лютую сію годину?
И скоро ли перо возьмешь
И саранчу сію сметешь,
Какъ вихрь сметаетъ паутину?

Бывъ съ 1810 года членомъ петербургскаго Общества любителей словесности, наукъ и художествъ, Дашковъ, по поводу избранія въ почетные члены графа Д. И. Хвостова, въ присутствіи послѣдняго, въ засѣданіи Общества 14-го марта 1812 г. сказалъ рѣчь, въ которой съ такою жестокою ироніей осмѣялъ несчастнаго графа, что Общество вынуждено было, хотя ради приличія, исключить Дмитрія Васильевича изъ числа своихъ членовъ. Рѣчь эта напечатана въ Чтеніяхъ Общества исторіи и древностей 1861 г. кн. IV, и въ болѣе полномъ видѣ въ Русской Старинѣ 1884 г., т. 43, стр. 106—108; ср. также Исторію Россійской Академіи, М. И. Сухомлинова, вып. VII, стр. 523.

Извѣстно, что органомъ Общества любителей словесности наукъ и художествъ, послѣ Періодическаго изданія 1804 г., былъ С.-Петербургскій Вѣстникъ, издававшійся въ 1812 году. Журналъ наполнялся трудами членовъ Общества, между которыми Дашковъ занималъ выдающееся мѣсто. Нѣтъ сомнѣнія, что статья „Нѣчто о журналахъ“ (съ подписью Д.), имѣющая значеніе руководящей, принадлежитъ ему. Въ первой же части С.-Петербургскаго Вѣстника, которая вышла въ теченіе января — марта, съ тою же подписью встрѣчаются двѣ рецензіи: одна — на „Исторію Суворова“, соч. Е. Фукса, другая — на „Анекдоты Вольтера“. Наконецъ, анонимная рецензія на книгу Шишкова: „Прибавленіе къ разговорамъ о словесности, или возраженія противъ возраженій, сдѣланныхъ на сію книгу“ также принадлежитъ Дашкову (А. Д. Галаховъ, Историческая христоматія, т. II, стр. 178). Статья эта появилась какъ бы въ отвѣтъ на вышеназванное посланіе, укоряющее Дашкова за прекращеніе полемики противъ Шишкова и его послѣдователей.

Вмѣстѣ съ Д. Н. Блудовымъ и Жуковскимъ, Дашковъ былъ основателемъ и однимъ изъ главныхъ дѣятелей Арзамаса. Когда, въ 1815 году, князь Шаховской

402

поставилъ на сцену комедію свою „Урокъ кокеткамъ или Липецкія воды“ и осмѣялъ въ ней Жуковскаго въ лицѣ балладника Фіалкина, началась „страшная война на Парнассѣ“: на Шаховскаго посыпались со всѣхъ сторонъ обвиненія, эпиграммы и остроты, и Дашковъ явился въ этомъ случаѣ однимъ изъ злѣйшихъ его гонителей. Въ Сынѣ Отечества 1815 г., ч. 25 № 42, стр. 140—148, напечатано „Письмо къ новѣйшему Аристофану“ (съ подписью Д.). Статья эта, по свидѣтельству князя П. А. Вяземскаго (Полное Собр. Сочиненій, т. VII, стр. 412), принадлежитъ Дашкову. Здѣсь авторъ выставилъ Шаховскаго человѣкомъ недоброжелательнымъ ко всѣмъ возникающимъ талантамъ, интриганомъ, завистникомъ и прямо указалъ на него, какъ на виновника погибели Озерова. Князь Вяземскій и Вигель (Воспоминанія, ч. IV, стр. 166) разказываютъ, что послѣ перваго представленія „Липецкихъ водъ“ было устроено въ честь Шаховскаго торжественное празднество въ семействѣ Бакуниныхъ. Автора вѣнчали лавровымъ вѣнкомъ и читали ему похвальныя рѣчи. Дашковъ же по этому случаю сочинилъ кантату, которая пѣлась хоромъ всѣми Арзамазцами. Каждый куплетъ ея оканчивался стихами:

Хвала тебѣ, о Шутовской,
Тебѣ, герой, тебѣ, герой!

Кантата эта напечатана П. Н. Араповымъ въ „Лѣтописи русскаго театра“, стр. 241—242. Въ Русскомъ Архивѣ 1875 г., кн. III, стр. 358, приведенъ одинъ куплетъ изъ нея, но въ измѣненномъ видѣ. Къ этому же времени относится и рѣчь Дашкова, произнесенная имъ въ собраніи Арзамаса по случаю избранія въ члены его В. Л. Пушкина. Рѣчь эта, направленная противъ Бесѣды любителей русскаго слова вообще, и противъ Шаховскаго въ частности, напечатана въ Русск. Архивѣ 1876 г., кн. 1, стр. 65—66.

Во время своего пребыванія въ Турціи Дашковъ принялся за изученіе греческаго языка. Въ письмѣ къ И. И. Дмитріеву изъ Буюкдере, отъ 31-го октября 1818 года, онъ пишетъ: „Главное занятіе мое здѣсь, послѣ службы есть греческій языкъ. И нужда, и давнишняя охота побудили ему учиться. Къ счастію нашелъ я здѣсь исправнаго Лоіотатоса въ наставники и читаю съ нимъ Омира и Платона. Говорить начинаю, но еще худо. Если пробуду здѣсь еще годъ, то буду докой“ (Р. Арх. 1868 г., стр. 590). Но онъ пробылъ не годъ, а четыре года, и дѣйствительно изучилъ греческій языкъ, доказательствомъ чему служатъ его позднѣйшія прозаическія статьи и переводы изъ греческой антологіи. Къ прозаическимъ статьямъ относятся: 1) „Извѣстіе о греческихъ и латинскихъ рукописяхъ въ серальской библіотекѣ“ (Сѣверн. Цвѣты на 1825 г., стр. 162—165); 2) „Аѳонская гора. Отрывокъ изъ путешествія по Греціи въ 1820 году“ (ibid., стр. 119—161); 3) „Еще нѣсколько словъ о серальской библіотекѣ“ (Сѣверн. Цвѣты на 1826 г., стр. 283—296); 4) „Русскіе поклонники въ Іерусалимѣ. Отрывокъ изъ Путешествія по Греціи и Палестинѣ въ 1820 году“ (ibid., стр. 214—283). Что касается антологическихъ стихотвореній Дашкова, то они впервые появились въ Сѣверныхъ Цвѣтахъ на 1825 г., стр. 305-312, подъ заглавіемъ: „Цвѣты, выбранные изъ греческой анѳологіи“, съ двумя звѣздочками вмѣсто подписи. Съ подобнымъ же обозначеніемъ здѣсь

403

помѣщенъ и „Отрывокъ изъ путешествія по Греціи въ 1820 году“, несомнѣнно принадлежащій Дашкову. Затѣмъ, въ Полярной Звѣздѣ на 1825 г., стр. 278—286, также помѣщены „Цвѣты изъ греческой анѳологіи“, съ тремя звѣздочками вмѣсто подписи и съ слѣдующимъ примѣчаніемъ: „Другой отрывокъ сего перевода отборныхъ греческихъ надписей былъ напечатанъ въ Сѣверныхъ Цвѣтахъ, стр. 305—312“. С. Д. Полторацкій ошибочно приписалъ переводы изъ антологіи, помѣщенные въ Полярной Звѣздѣ, Батюшкову (см. Русск. Арх. 1867 г., стр. 670). Наконецъ, въ Московскомъ Телеграфѣ 1828 г., т. XIX. № 1, стр. 46, напечатаны также „Цвѣты, выбранные изъ греческой анѳологіи“, но безъ всякой подписи. На принадлежащемъ Имп. П. Библіотекѣ экземплярѣ этого журнала рукою князя П. А. Вяземскаго сдѣлана замѣтка, что стихотворенія эти принадлежатъ Дашкову. Въ подтвержденіе того, что Дашковъ интересовался греческою антологіей, приводимъ собственныя его слова: „Находясь нѣсколько лѣтъ сряду въ Константинополѣ при россійскомъ посольствѣ и потомъ путешествуя по Греціи, я вездѣ навѣдывался усердно о древнихъ рукописяхъ въ надеждѣ, что какой-нибудь счастливый случай поможетъ мнѣ отыскать всего Тита Ливія и Діодора или утраченныя анѳологіи Мелеагра, Филиппа Ѳессалоникскаго, Агаѳія“ (Еще нѣсколько словъ о серальской библіотекѣ, стр. 287). Племянникъ и отчасти питомецъ Д. В. Дашкова, Вл. П.  Титовъ, нынѣшній предсѣдатель Археографической Коммиссіи, также свидѣтельствуетъ о томъ, что Дашковъ много занимался греческою антологіей и переводилъ изъ нея.

Въ 1813 году Дашковъ издалъ съ своими примѣчаніями „Пѣвца во станѣ русскихъ воиновъ“, а въ 1820 — брошюру С. С. Уварова и Батюшкова: „О греческой антологіи“.

Изъ переписки Дашкова напечатаны: 1) три письма къ П. А. Вяземскому, 1813—1815 гг. (Русск. Арх. 1866 г., стр. 489—502); 2) четыре письма къ Н. Ѳ. Грамматину, 1805—1808 гг. (Библіогр. Записки 1859 г., № 9, стр. 257—262); 3) двѣнадцать писемъ къ И. И. Дмитріеву, 1817—1826 гг. (Русск. Арх. 1868 г., стр. 583—602); 4) письмо къ Н. Г. Масленникову, 1805 г. Библіогр. Записки 1859 г., стр. 262—263).

Князь П. А. Вяземскій въ статьѣ: „Объ альманахахъ 1827 года“ упоминаетъ между прочимъ, что Дашкову принадлежитъ полный рукописный переводъ парамифій Гердера (Полное Собр. Сочиненій князя Вяземскаго, т. II, стр. 13); этотъ переводъ, безъ сомнѣнія, предназначался для того русско-нѣмецкаго литературнаго сборника, который Жуковскій собирался издавать при сотрудничествѣ Дашкова въ 1817 или 1818 гг. (см. письмо Жуковскаго къ Дашкову въ Соч. Жуковскаго, изд. 7-е, т. VI, стр. 439—443). Замѣчательно это позднѣйшее обращеніе Дашкова — сперва горячаго почитателя классической литературы Французовъ — къ нѣмецкой словесности.

Знакомство Дашкова съ Батюшковымъ относится, по всей вѣроятности, къ первой половинѣ 1810 года, которую послѣдній прожилъ большею частью въ Москвѣ, и гдѣ еще оставался Дашковъ предъ переходомъ на службу въ Петербургъ; особенно же сблизились они въ 1812 г., въ бытность Батюшкова въ сѣверной столицѣ (В. С.).

404

— (Стр. 61). Баронъ, а впослѣдствіи графъ Рожеръ де-Дамасъ, французскій дворянинъ, перешедшій въ ранней молодости въ русскую военную службу Онъ отличился при взятіи Измаила въ 1790 году и получилъ въ Россіи чинъ; полковника. Въ 1795 г. онъ поступилъ въ армію принца Конде, въ 1798 г. перешелъ на службу Неаполитанскаго короля и отличался въ военныхъ дѣйствіяхъ неаполитанскихъ войскъ противъ французской республиканской арміи, затѣмъ жилъ въ Сициліи, а потомъ переѣхалъ въ Вѣну. Въ 1813 г. онъ опять оказывается въ русской службѣ и, вмѣстѣ съ русскими войсками, вступаетъ во Францію. Батюшковъ (какъ и Гнѣдичъ) былъ знакомъ съ Дамасомъ въ Россіи и затѣмъ встрѣтился съ нимъ во время похода 1813 г. подъ начальствомъ Раевскаго (т. III, стр. 234, 236), а въ 1814 г. пользовался его одолженіями въ Парижѣ (т. III, стр. 250, 272); онъ называетъ Дамаса добрымъ, честнымъ и храбрымъ (т. III, стр, 234). Во время реставраціи Дамасъ пользовался милостью Людовика XVIII и умеръ въ 1825 году (Dictionnaire Larousse)

— (Стр. 61). Александръ Александровичъ Писаревъ родился въ Петербургѣ въ 1780 году; первоначальное образованіе получилъ въ домѣ своего отца, который находился въ сношеніяхъ со многими европейскими учеными того времени и дважды посѣщалъ Вольтера. Потомъ молодой Писаревъ былъ помѣщенъ въ Сухопутный кадетскій корпусъ, изъ котораго выпущенъ въ 1796 году подпоруручикомъ въ армію; въ слѣдующемъ году переведенъ въ Семеновскій полкъ, въ которомъ и дослужился до генеральскаго чина. Писаревъ участвовалъ въ кампаніяхъ 1807, 1812, 1813, 1814 и 1815 гг., былъ во всѣхъ замѣчательныхъ сраженіяхъ того времени и всегда отличался замѣчательною храбростью. Впослѣдствіи онъ командовалъ гренадерскою бригадою, расположенною въ Калугѣ. Съ 1825 по 1830 г. былъ попечителемъ Московскаго университета и вмѣстѣ съ тѣмъ предсѣдателемъ Общества исторіи и древностей, Общества любителей россійской словесности и Общества испытателей природы. Въ 1830 году онъ былъ назначенъ сенаторомъ, а потомъ военнымъ губернаторомъ въ Варшаву, гдѣ оставался шесть лѣтъ. Разстроенное здоровье заставило его выйдти въ отставку, послѣ чего онъ поселился въ Москвѣ, гдѣ и умеръ 24-го іюня 1848 года.

Писаревъ былъ членомъ петербургскаго Общества любителей словесности, наукъ и художествъ (съ 1804 г.), петербургскаго Медико-филантропическаго (1806—1811), Общества исторіи и древностей (съ 1808 г.), Россійской академіи (съ 1809 г.), Бесѣды любителей русскаго слова (съ 1811 г.), почетнымъ членомъ академіи художествъ (съ 1810 г.) и Академіи Наукъ по отдѣленію русскаго языка и словесности.

Литературная дѣятельность Писарева начинается съ 1802 года. Его сочиненія и переводы печатались въ Новостяхъ Русской Литературы, Сѣверномъ Вѣстникѣ, Лицеѣ, Журналѣ для пользы и удовольствія, Журналѣ Россійской Словесности, Драматическомъ Вѣстникѣ, Цвѣтникѣ, Военномъ Журналѣ, Вѣстн. Европы, С.-Петербургскомъ Вѣстникѣ, Сынѣ Отечества, Русскомъ Вѣстникѣ и въ періодическихъ изданіяхъ Общества исторіи и древностей (въ Сѣв. Вѣстникѣ и въ Журн. Росс. Словесности

405

Писареву принадлежатъ многія статьи и нѣсколько стихотвореній со знакомъ „—“ вмѣсто подписи). Отдѣльно изданные труды его изчислены въ Росписи Смирдина. Въ Сборникѣ 2-го отдѣленія Академіи наукъ, т. V, вып. 2, стр. 59 напечатано его письмо къ Востокову. Послѣ Писарева осталось много рукописныхъ сочиненій, и въ томъ числѣ: 1) Словарь о русскихъ художникахъ, съ обозрѣніемъ исторіи художествъ въ Россіи (этотъ словарь былъ пересмотрѣнъ и дополненъ комитетомъ Академіи художествъ); 2) О женщинахъ-сочинительницахъ во всѣхъ государствахъ, съ разборомъ сочиненій русскихъ писательницъ; 3) Подробныя путевыя записки по Россіи и по чужимъ краямъ съ 1812 по 1817 годъ. См. о Писаревѣ изданныя въ Москвѣ, въ 1817 году, его „Военныя письма и замѣчанія“, 2 части, съ гравир. портретомъ автора; Опытъ Греча; Отчеты Академіи Наукъ по 2-му отдѣленію, съ 1842 по 1851 гг.; Мелочи, М. А. Дмитріева; Московск. Вѣдомости 1849 г., № 8, ст. Н. Д. Иванчина-Писарева).

Батюшковъ нерѣдко говоритъ о Писаревѣ въ своихъ письмахъ: онъ мало цѣнилъ его литературную дѣятельность, но восхищался его храбростью, которой не разъ былъ свидѣтелемъ въ 1813 и 1814 гг., когда и онъ, и Писаревъ служили вмѣстѣ подъ начальствомъ генерала Раевскаго (В. С.).

— (Стр. 61). Пріятельница Вольтера, которую онъ называлъ Сирейскою нимфой, маркиза Эмилія дю-Шатле, урожденная Бретёль (Gabrielle Émilie Le Tonnelier de Breteuil, marquise Du Châtelet, род. 1706 г., ум. 1749 г.). Она была умная и образованная женщина, занималась точными науками и была въ сношеніяхъ со многими учеными своего времени. Ко времени дружбы съ нею Вольтера и пребыванія его въ Сиреѣ относятся многія изъ лучшихъ его произведеній, въ томъ числѣ трагедія „Альзира“, „Исторія Карла XII“ и „Вѣкъ Людовика XIV“. Въ послѣдніе годы жизни маркиза сблизилась съ Сенъ-Ламберомъ, извѣстнымъ авторомъ „Les Saisons“. Исторія жизни Вольтера въ періодъ его близости съ маркизой Дю-Шатле составляетъ содержаніе двухъ томовъ извѣстнаго сочиненія о Вольтерѣ, написаннаго Денуартеромъ: G. Desnoiresterres, Voltaire au chateau de Cirey (P. 1868), и Voltaire à la Cour (P. 1869). Нѣсколько разъ изданы были интересныя письма маркизы Дю-Шатле.

— (Стр. 61). Два нѣмецкіе стиха взяты изъ элегіи Маттисона: „In den Ruinen eines alten Bergschosses geschrieben“, которую перевелъ Батюшковъ подъ заглавіемъ: „На развалинахъ замка въ Швеціи“ (т. I, стр. 189—193). Маттисонъ (род. 1761 г., ум. 1831 г.) принадлежитъ къ числу второстепенныхъ представителей Шиллеровскаго направленія; стихотворенія его встрѣчены были одобреніемъ Шиллера, который, хвалилъ въ нихъ тихую меланхолію и мечтательность, а также красивость описаній природы и плавность рѣчи (Goedeke, Grundriss d. Geschichte der deutsch. Dichtung, B. II, S. 1102). Батюшковъ пристрастился къ нѣмецкой литературѣ только съ 1813 г., когда посѣтилъ Германію (см. т. III, стр. 239, 240, 245), и такъ какъ онъ успѣлъ ознакомиться лишь съ немногими ея произведеніями, главнымъ образомъ — Шиллера, то надобно думать, что и на Маттисона онъ обратилъ вниманіе по указанію автора „Орлеанской Дѣвы“. Отзывъ послѣдняго о характерѣ

406

Маттисона Батюшковъ приводитъ въ своей статьѣ о сочиненіяхъ М. Н. Муравьева (т. II., стр. 83-84).

— (Стр. 64). Стихи Вольтера дѣйствительно заимствованы изъ его втораго посланія къ Фридриху Прусскому: épître au prince royale de Prusse (1738 г.), стихи 54 и 55.

— (Стр. 64). Г-жа де-Семіанъ приходилась племянницей г-жѣ дю-Шатле.

— (Стр. 65). Стихъ Виргилія дѣйствительно находится въ его I-й эклогѣ, ст. 6.

— (Стр. 65 прим.). Вольтерова надпись, которую приводитъ Батюшковъ, озаглавлена въ подлинникѣ: „Inscription pour une statue de l’Amour dans les jardins de Sceaux“, и потому не могла находиться въ саду Сирейскаго замка. Русскій переводъ ея, сдѣланный Дмитріевымъ, въ первый разъ былъ напечатанъ въ сборникѣ А. П. Беницкаго: „Талія“ (С.-Пб. 1807), стр. 126, но въ такомъ видѣ:

Кто бъ ни былъ ты, склонись передъ младенцемъ симъ:
Онъ былъ владыка твой, иль есть, иль будетъ имъ.

— (Стр. 67). Вольтеръ много говоритъ о маркизѣ дю-Шатле въ своихъ сочиненіяхъ и письмахъ: „чудомъ во Франціи“ онъ называетъ ее въ своемъ письмѣ (1738 г.) къ барону Кейзерлингу, который въ 1736 г. пріѣзжалъ въ Сирей въ качествѣ представителя Фридриха Прусскаго (въ то время еще наслѣднаго принца) и былъ очень любезно принятъ Вольтеромъ и маркизой дю-Шатле (Desnoiresterres, Voltaire au chateau de Cirey, стр. 126—129).

— (Стр. 67). Г-жа Жанлисъ (род. 1746 г. ум. 1831 г.), извѣстная плодовитая писательница конца прошлаго вѣка и начала нынѣшняго; вынужденная эмигрировать во время революціи, она возвратилась въ Парижъ въ 1800 г. и успѣла пріобрѣсти милостивое расположеніе перваго консула, которому старалась угодить разными писаніями противъ философіи XVIII в. (Merlet, Tableau de la littérature française 1800—1815, II, стр. 220—228; G. Compayré, Histoire critique des doctrines de l’éducation en France, II, стр. 137—146; Sainte-Beuve, Causeries de lundi, III). Вотъ какъ отзывался о г-жѣ Жанлисъ В. Л. Пушкинъ въ своемъ письмѣ къ Н. М. Карамзину изъ Парижа отъ 12-го сентября 1803 г.: „На сихъ дняхъ я былъ у госпожи Жанлисъ. Она принимаетъ хорошо, говоритъ умно и просто. „Я рѣдко вижусь съ авторами“, сказала она мнѣ — „люблю ихъ читать, но не быть съ ними“. Госпожа Жанлисъ ненавидитъ философію, вздыхаетъ о прошедшемъ и пишетъ романы въ ожиданіи будушаго. Она всѣмъ недовольна, а болѣе всего, кажется мнѣ, старостью“ (Вѣстн. Европы 1803 г., № 20, стр. 247).

Жоффруа (род. 1747 г. ум. 1814 г.), извѣстный театральный критикъ Journal des Débats во время первой имперіи, прославившійся своими яростными нападками на Вольтера, въ которомъ онъ не щадилъ не только образа мыслей, но и литературнаго таланта (Merlet, Tableau, III, стр. 38—47). Ср. неблагосклонное упоминаніе о Жоффруа въ письмѣ Батюшкова къ Гнѣдичу отъ конца 1811 г. (III, 163).

— (Стр. 68). Извѣстный стихъ Вольтера изъ его посланія къ Екатеринѣ II

407

A l’impératrice de Russie Cathérine II (1771), ст. 8. Батюшковъ приводитъ его неточно, ибо въ подлинникѣ онъ читается такъ:

C’est du Nord aujourd’hui que nous vient la lumière.

— (Стр. 69). Библіотека Вольтера была пріобрѣтена императрицей Екатериной и помѣщена въ С.-Петербургскомъ Эрмитажѣ, откуда въ 1861 г., въ количествѣ 7000 книгъ и рукописей, была передана въ Императорскую Публичную Библіотеку (Прогулка по С.-Петербургской Имп. Публ. Библіотекѣ, Р. Минцлофа, С.-Пб. 1872, стр. 14, 35—37).

— (Стр. 71). Два италіянскіе стиха передаютъ, въ нѣсколько измѣненномъ видѣ, двѣ строки изъ первой терцины 8-й пѣсни Дантова „Purgatorio“:

Era già l’ora, che volge ’l disio
A’ naviganti e intenerisce il cuore,
Lo dì c’han detto a’dolci amici addio.

Затѣмъ казаку въ уста влагается, также въ нѣсколько измѣненномъ видѣ, стихъ изъ 8-й строфы „Людмилы“ Жуковскаго, а далѣе приводятся еще два стиха изъ той же баллады, изъ строфы 11-й.

— (Стр. 71). Александръ Осиповичъ Орловскій (род. 1777 г., ум. 1832 г.), русскій батальный и жанровый живописецъ, пользовавшійся большою извѣстностью въ свое время. Въ 1809 г. за картину „Бивуакъ казаковъ“ онъ получилъ званіе академика.

— (Стр. 72). Выше было уже упомянуто, что въ бытность свою за границей Батюшковъ пристрастился къ нѣмецкой литературѣ и въ особенности сталъ изучать Шиллера. На чтеніе Шиллерова „Валленштейна“ указываютъ и позднѣйшія изъ него выписки, помѣщенныя въ записной книжкѣ Батюшкова 1817 года (II, стр. 288—290).

— (Стр. 72). Послѣдній параграфъ письма, гдѣ говорится о старомъ дворянинѣ-роялистѣ, который живетъ въ своемъ дѣдовскомъ замкѣ, и о его дочери томной Агнесѣ, которая готова спѣть случайному ихъ гостю древній романсъ о заблудившемся рыцарѣ, — очень удачно заканчиваетъ собою разказъ Батюшкова о посѣщеніи имъ Сирея и свидѣтельствуетъ о томъ, какъ онъ внимательно и тонко наблюдалъ нравственное состояніе французскаго общества въ моментъ паденія Наполеона и возстановленія Бурбоновъ. Какъ извѣстно, провинціальное, сельское дворянство въ теченіе всего періода первой имперіи питало лигитимистскія симпатіи, которыя нашли себѣ удовлетвореніе въ реставраціи. Въ этихъ-то кружкахъ встрѣтилъ большое сочувствіе особенный разрядъ литературныхъ произведеній — попытки историческаго романа (особенно г-жи Коттенъ), въ которыхъ было очень мало историческаго, но много сентиментальности, и чувствительный романсъ будто бы во вкусѣ старинныхъ трубадуровъ и менестрелей. „Слово трубадуръ“, замѣчаетъ историкъ французской литературы императорскаго періода, — „по видимому, имѣло для нашихъ отцовъ особенную прелесть: оно встрѣчается чуть не на каждой страницѣ тогдашнихъ сборниковъ стихотвореній. Одинъ изъ извѣстнѣйшихъ сотрудниковъ Mercure de France говоритъ, что „слово это нельзя произнести безъ волненія,

408

такъ какъ оно напоминаетъ о невинныхъ играхъ любви и чести“...... Казалось, послѣ столькихъ бурныхъ годовъ, въ сосѣдствѣ боевыхъ полей, всѣ сердца почувствовали потребность сдѣлаться нѣжнѣе, и воображеніе томилось по идеалу сладостнаго забвенія или сентиментальнаго блаженства, призракъ котораго оно искало въ какомъ-то условномъ представленіи среднихъ вѣковъ, обвѣянномъ запахомъ лилій, этого символа смутно оплакиваемой династіи. Эта меланхолія, полная неопредѣленныхъ ожиданій и тайныхъ пожеланій, объясняетъ намъ успѣхъ тѣхъ маленькихъ элегій, что̀ обошли всю Францію, странствуя изъ замка въ замокъ на крыльяхъ трогательныхъ мелодій, которыя напѣвали наши бабушки. Тутъ по крайней мѣрѣ музыка выручала текстъ. Мы готовы даже признать, что эти робкіе, почти безсознательные призывы реставраціи до сихъ поръ еще не утратили того неуловимаго очарованія надеждъ, которое примѣшивалось къ банальности напѣва неудовлетвореннымъ чувствомъ уцѣлѣвшей преданности“ (G. Merlet, Tableau de la littérature française, 1800—1815, t. I, p. 158—160).

Въ частности имя Агнесы (греч. αγνης, вм. αγνος, чистый, невинный) со временъ Мольера служитъ нарицательнымъ именемъ для молодой, невинной и черезъ-чуръ наивной дѣвушки. Мольеръ вывелъ такое лицо въ „l’Ecole des femmes“; тогдашняя критика осуждала его за созданіе этого характера, но онъ защищалъ изобрѣтенный имъ типъ въ другой комедіи „La Critique de l’école des femmes“. Вотъ что̀ говоритъ о Мольеровой Агнесѣ Ип. Люка (Histoire philosophique du théâtre français, Brux., 1862, t. I, p. 163): „Въ своемъ невѣдѣніи жизни Агнеса исполнена наивности, но она не глупа. Умъ пробуждается въ ней съ любовью. Какъ только молодой Орасъ оживилъ эту прекрасную статую, она начинаетъ двигаться; два-три его урока дѣлаютъ изъ нея шаловливую, лукавую женщину“. Въ литературѣ XVIII в. имя Агнесы получило уже типическое значеніе; такъ, Детушъ (1680—1754) написалъ комедію „La fausse Agnès“; у Грессе (1709—1777) одно изъ дѣйствующихъ лицъ комедіи „Le méchant“ (acte II, sc. VII) говоритъ:

On la croit une Agnès; mais comme elle a l’usage
De sourire à des traits un peu forts pour son age,
Je la crois avancée.........

— О своемъ описаніи поѣздки въ Сирей Батюшковъ говоритъ въ письмѣ къ Жуковскому отъ средины декабря 1815 г. и въ письмахъ къ Гнѣдичу отъ начала сентября и 28-го октября 1816 г.

VIII.

Письмо къ И. М. Муравьеву-Апостолу о сочиненіяхъ
М. Н. Муравьева.

———

Напечатано: 1) въ Сынѣ Отечества 1814 г., ч. 16, N XXXV, августа 27-го, стр. 87—116, подъ заглавіемъ „Письмо къ И. М. М. А. О сочиненіяхъ

409

г. Муравьева, изданныхъ по его кончинѣ. Москва, 1810“, и съ подписью: К. О. Б. А.; 2) при сочиненіи М. Н. Муравьева: Обитатель предмѣстія и Эмиліевы письма. С.-Пб. 1815, стр. III—XXIX; 3) въ Опытахъ, ч. I, стр. 81—113, подъ заглавіемъ: „Письмо къ И. М. М. А. О сочиненіяхъ г. Муравьева“; 4) при Полномъ собраніи сочиненій Михаила Никитича Муравьева, т. I, С.-Пб. 1819, стр. I—XXX, съ подписью К. Б.; 5) въ Сочиненіяхъ, изд. 1834 г.; т. I, стр. 96—122, и 6) въ Сочиненіяхъ, изд. 1850 г., т. I, стр. 103—130.

Время написанія письма означено самимъ авторомъ: С.-Петербургъ, 1814 г.

Варіанты (по Сыну Отечества).

Къ стран. 74.

Строка 9:

не одни дарованія, не одно искусство писать.....

29:

..... ни одинъ изъ журналистовъ, впрочемъ столь усердно разбирающихъ календари объяденія, оффиціальныя оды на побѣды, полунѣмецкія драмы и романы, — ни одинъ изъ журналистовъ не упоминаетъ.....

Примѣчаніе изложено такъ:

Въ нынѣшнемъ году г. Гнѣдичъ упомянулъ мимоходомъ о г. Муравьевѣ, говоря о лучшихъ нашихъ писателяхъ. Вотъ его слова: „Прозаическія сочиненія сего мужа, оставившаго по себѣ незабвенную память для музъ Московскаго университета, принадлежатъ у насъ также къ малому числу произведеній, отличныхъ красотою слога и достоинствомъ писателя, образованнаго ученіемъ и вкусомъ древнихъ“ (Разсужденіе о причинахъ, замедляющихъ успѣхи нашей словесности, читанное г. Гнѣдичемъ при открытіи Императорской Публичной Библіотеки). — Мы съ удовольствіемъ...

Къ стран. 75.

Стр. 5:

..... что подѣйствовало на чернь нашей публики и рѣдко отступаютъ отъ сего прекраснаго правила. Они.....

9-12:

сбираетъ плоды съ одного невѣжества, и потому-то ихъ тупое и тяжелое остроуміе можетъ только нравиться одному невѣжеству. Однимъ словомъ, они похожи во многомъ на нашихъ актеровъ, которые, играя для партера, забываютъ, что въ ложахъ присутствуют строгіе судьи искусства.

Къ этому мѣсту слѣдуетъ выноска:

Изъ сего числа кто не исключитъ трудовъ г. Дашкова и книги, имъ изданной „О легчайшемъ способѣ отвѣчать на критики“? Кто не отдастъ полной справедливости красивому слогу г. Макарова и остроумнымъ рецензіямъ г. Беницкаго, разсѣяннымъ въ журналахъ тогдашняго времени? Сіи два писателя, слишкомъ рано похищенные смертію, заслуживаютъ наше уваженіе, и память ихъ всегда останется драгоцѣнна любителямъ словесности.

Примѣчаніе начинается со словъ: Любовь къ отечеству....

410

Къ стран. 80.

Стр. 3:

въ объятія старца.

Къ этому мѣсту слѣдуетъ выноска:

Я часто слышу жалобы матерей и наставниковъ, когда дѣло идетъ о выборѣ русскаго чтенія для втораго возраста дѣтей. Переводы иностранныхъ книгъ — слабые, дурные переводы, къ которымъ они должны были прибѣгать, не удовлетворяли ихъ желанія. Лучшія произведенія въ прозѣ нашихъ писателей не могутъ находиться вполнѣ въ рукахъ юношества, первое — по возвышенному слогу, второе — по содержанію. Чѣмъ замѣнить ихъ? Телемакомъ, вѣчнымъ Телемакомъ! Кампомъ, Беркеномъ, г-жами ле-Пренсъ-де-Бомонъ, Жанлисъ, гдѣ ни слова нѣтъ о Россіи, ни одного отечественнаго воспоминанія, гдѣ все переноситъ юное воображеніе читателя въ землю, ему неизвѣстную, къ предметамъ и обычаямъ, для него вовсе чуждымъ, и такимъ образомъ даетъ ему обо всемъ ложныя понятія! Смѣло могу повторить, что сочиненія г. Муравьева замѣнятъ отчасти сей недостатокъ въ нашей словесности. Къ нему можно примѣнить стихи г. Дмитріева.

Я лучшей не могу хвалы ему сказать:
Мать дочери велитъ труды его читать.

Къ стран. 81.

Стр. 28:

вѣрный вкусъ и познанія.

Къ этимъ словамъ слѣдуетъ такая выноска:

Г. Уваровъ, въ письмѣ своемъ объ экзаметрѣ, говоритъ между прочимъ, что Русскіе могутъ имѣть свою отечественную поэму и назначаетъ для оной именно эпоху до христіанства и послѣдующую, которую называетъ онъ эпохою нашего рыцарства. Прекрасный опытъ (къ сожалѣнію, въ прозѣ) г. Муравьева доказываетъ болѣе всего основательное мнѣніе г. Уварова. Если г. Жуковскій согласился на его приглашеніе написать поэму изъ нашей исторіи, то онъ долженъ непремѣнно избрать сей періодъ, отъ рожденія Славянскаго народа до раздѣленія княжества по смерти Владиміра. Мы пожелаемъ съ г. Уваровымъ, чтобъ авторъ „Пѣвца во станѣ Русскихъ воиновъ“, „Двѣнадцати спящихъ дѣвъ“ и пр., поэтъ, который умѣетъ соединять пламенное, часто своенравное воображеніе съ необыкновеннымъ искусствомъ писать, посвятилъ жизнь свою на произведенія такого рода для славы отечества (которое умѣетъ чувствововать его заслуги) и не истощалъ бы своего безцѣннаго таланта на блестящія бездѣлки.

Къ стран. 86.

Стр. 29-32:

взялъ на себя трудъ, пересмотрѣвъ остальныя рукописи автора, приготовить ихъ для печати, особенно то, что не входило въ планъ книги, изданной г. Карамзинымъ въ 1810 году. Конечно,

411

 

военныя обстоятельства, пожаръ Москвы и другія причины не позволили г. Жуковскому до сихъ поръ выполнить пріятнаго, скажемъ болѣе, святаго долга, возложеннаго на него по собственному его желанію. Любители словесности ожидаютъ.....

Къ стран. 89-90.

Отрывки изъ посланія, въ которомъ находится изображеніе Вольтера, опущены вовсе.

Время сочиненія статьи точно опредѣляется временемъ пріѣзда Батюшкова въ Петербургъ — въ началѣ іюля 1814 г. и 27-мъ августа того же года, когда появилась та книжка Сына Отечества, гдѣ статья напечатана.

— (Стр. 73). Иванъ Матвѣевичъ Муравьевъ-Апостолъ, двоюродный братъ Михаила Никитича Муравьева, родился въ Москвѣ въ 1768 году (см. посвященіе при его книгѣ: „Наставленіе знатному молодому господину“). Первоначальное воспитаніе получилъ онъ въ одномъ изъ лучшихъ нѣмецкихъ пансіоновъ (Р. Стар. 1873 г., т. VII, стр. 654). Отецъ его былъ генералъ-маіоръ Матвѣй Артамоновичъ старшій, мать — изъ рода Апостоловъ (Русск. родословная книга, изд. Р. Старины, т. I, стр. 107). Въ 1801 году Иванъ Матвѣевичъ присоединилъ къ своей фамиліи и материнскую (Полн. собр. законовъ, т. XXXIV, стр. 81). Послѣдній бездѣтный потомокъ гетмана Даніила Апостола исходатайствовалъ у императора Александра дозволеніе передать Ивану Матвѣевичу вмѣстѣ съ фамиліей и свое родовое имѣніе, какъ бы въ вознагражденіе за то, что мать Ивана Матвѣевича, вступившая въ бракъ безъ согласія родителей, была лишена приданаго (Р. Стар. 1873 г., т. VII, стр. 654; т. VIII, стр. 107).

Формулярный списокъ И. М. Муравьева, обязательно доставленный намъ П. И. Барановымъ, даетъ возможность прослѣдить внѣшнія черты его жизни, а нѣкоторыя частныя подробности ея дополняются изъ его сочиненій и другихъ источниковъ. Въ 1773 году Муравьевъ былъ записанъ солдатомъ въ Измайловскій полкъ; 1-го октября 1784 г., уже будучи сержантомъ, опредѣленъ въ штатъ генерала графа Брюса оберъ-аудиторомъ; въ 1785 году переименованъ во флигель-адъютанты къ нему же; въ 1788 году получилъ чинъ секундъ-маіора, а 2-го ноября того же года перешелъ въ коллегію иностранныхъ дѣлъ, гдѣ и оставался на службѣ до 15-го февраля 1790 г., когда получилъ должность оберъ-провіантмейстера. Въ этомъ же году онъ женился на Аннѣ Семеновнѣ Черноевичъ, дочери австрійскаго генерала, родомъ Серба, перешедшаго въ русскую службу (Русск Стар. 1873 г., т. VII, стр. 655). Въ февралѣ 1791 г. Муравьевъ переименованъ премьеръ-маіоромъ въ армію и жилъ въ Шлюссельбургѣ, завѣдуя каналомъ, а въ 1792 году назначенъ, по высочайшему повелѣнію, наставникомъ при великихъ князьяхъ Александрѣ и Константинѣ. Въ 1796 году, по окончаніи воспитанія великихъ князей, Муравьевъ былъ пожалованъ камергеромъ ко двору Константина Павловича, а 21-го декабря того же года — министромъ въ Гамбургъ, къ герцогу Ольденбургскому и епископу Любскому. Пребываніе въ сѣверной Германіи дало ему случай познакомиться съ Кантомъ и Клопштокомъ. Въ 1799 году Иванъ Матвѣевичъ имѣлъ случай пріобрѣсти особенное расположеніе императора Павла. Дѣло въ томъ, что французское правительство потребовало отъ Гамбургскаго

412

сената выдачи одного знатнаго французскаго эмигранта. Сенатъ имѣлъ намѣреніе исполнить это требованіе, но Муравьевъ, возмущенный такимъ наглымъ нарушеніемъ международнаго права, далъ эмигранту пріютъ у себя въ домѣ и затѣмъ отправилъ его въ Петербургъ. Императоръ былъ въ восторгѣ отъ поступка русскаго посланника и тогда же наградилъ его орденомъ св. Анны первой степени (Р. Стар. 1873 г., т. VIII, стр. 108). 16-го октября того же года Муравьевъ былъ перемѣщенъ чрезвычайнымъ посланникомъ и полномочнымъ министромъ въ Копенгагенъ, а въ слѣдующемъ году получилъ чинъ тайнаго совѣтника и опредѣленъ членомъ коллегіи иностранныхъ дѣлъ. 23-го января 1802 г. Муравьевъ получилъ назначеніе быть полномочнымъ министромъ въ Испаніи. Проѣздомъ туда онъ посѣтилъ Парижъ и имѣлъ случай видѣть, какъ „Корсиканецъ началъ заносить свою ногу на тронъ Генриха IV“; тутъ познакомился онъ съ италіянскимъ сатирикомъ Касти, а позже, во Флоренціи, съ Альфіери. Удаленіе Муравьева изъ Мадрида произошло отъ перемѣны отношеній между русскимъ, французскимъ и испанскимъ дворами. Первоначально нашему посланнику поручено было поддерживать Испанію въ противодѣйствіи честолюбивымъ замысламъ Наполеона; но послѣ Аустерлицкаго сраженія испанскій дворъ сталъ заискивать у Наполеона и, въ угожденіе послѣднему, чуждаться русскаго посланника, на котораго Наполеонъ былъ сильно озлобленъ (Р. Стар. 1873 г., т. VIII, стр. 107).

По пріѣздѣ въ Петербургъ, Муравьевъ явился ко двору и, не извѣстно почему, былъ холодно принятъ императоромъ Александромъ (Р. Стар. 1873 г., т. VIII, стр. 108). Немилость государя продолжалась и впослѣдствіи: Иванъ Матвѣевичъ не получилъ никакого назначенія, а только состоялъ при министерствѣ иностранныхъ дѣлъ. Видя явное нерасположеніе къ себѣ императора, Муравьевъ уѣхалъ изъ Петербурга и поселился въ своемъ имѣніи, селѣ Бакумовкѣ, Полтавской губерніи, Миргородскаго уѣзда. Въ 1807 году онъ вступилъ въ милицію и былъ назначенъ окружнымъ военачальникомъ (Р. Стар. 1873 г., т. VIII, стр. 108). Въ 1810 году скончалась Анна Семеновна, а въ 1812 Иванъ Матвѣевичъ вступилъ во второй бракъ съ Прасковьей Васильевной Грушецкой (Русск. родосл. книга, т. I, стр. 235).

27-го марта 1824 г. Муравьевъ былъ назначенъ сенаторомъ, а 9-го августа того же года — членомъ главнаго правленія училищъ. На первыхъ порахъ своего сенаторства Муравьеву пришлось принять участіе въ извѣстномъ процессѣ по поводу перевода на русскій языкъ Госнеровыхъ „Толкованій на Новый Завѣтъ“ (подробности дѣла см. въ Запискахъ А. С. Шишкова, Берлинъ. 1870, т. II, и въ отрывкѣ изъ записокъ Н. И. Греча, напечатанномъ въ Русск. Архивѣ 1868 г., № 9. стр. 1403—1413). „Всѣ сенаторы“, говоритъ Гречъ, — „пристали къ сторонѣ сильнаго Аракчеева, всѣ — кромѣ одного, И. М. Муравьева-Апостола. Разсмотрѣвъ и обсудивъ дѣло со вниманіемъ и чистою совѣстью, онъ написалъ свое рѣшительное и основанное на здравомъ смыслѣ и на законахъ мнѣніе, въ которомъ доказывалъ несправедливость обвиненія и невинность прикосновенныхъ къ дѣлу лицъ“. Мнѣніе это напечатано въ Чтеніяхъ Общества исторіи и древностей росс., 1859 г., т. IV. Къ тому же времени относится и другое замѣчательное мнѣніе Муравьева-Апостола, какъ члена главнаго правленія училищъ. Оно касается вопроса о лишеніи профессоровъ

413

права выписывать запрещенныя книги помимо всякой цензуры. Муравьевъ въ своемъ мнѣніи разобралъ вопросъ со всѣхъ сторонъ и пришелъ къ тому заключенію, „что запрещеніе профессорамъ выписывать книги есть мѣра для нихъ безъ нужды оскорбительная, какъ средство безполезная, а для общей цѣли, для просвѣщенія — вредная“. Мнѣніе это напечатано впервые М. И. Сухомлиновымъ въ „Матеріалахъ для исторіи просвѣщенія въ Россіи въ царствованіе императора Александра I“, С.-Пб. 1866, стр. 80-82 Послѣ 1825 г. Муравьевъ оставилъ дѣйствительную службу, но въ отставку былъ уволенъ только въ 1847 году. Онъ скончался въ Петербургѣ 12-го марта 1851 г. (С. Пчела 1851 г., № 59), въ весьма стѣсненныхъ обстоятельствахъ. Вигель, въ своихъ Воспоминаніяхъ (ч. IV, сгр. 31—32), сообщаетъ нѣсколько чертъ къ характеристикѣ Муравьева онъ называетъ его „красавцемъ и любезникомъ временъ Екатерины“, „умнымъ но легкомысленнымъ человѣкомъ“, не имѣвшимъ твердыхъ убѣжденій. Послѣднее вполнѣ опровергается сочиненіями Муравьева, въ которыхъ онъ очень опредѣленно высказалъ свой независимый образъ мыслей.

Начало литературной дѣятельности Муравьева относится къ 1778 году, когда онъ, будучи подпрапорщикомъ Измайловскаго полка, перевелъ съ французскаго и напечаталъ, съ посвященіемъ князю Н. В. Репнину, „Наставленіе знатному молодому господину или воображеніе о свѣтскомъ человѣкѣ“. Въ посвященіи переводчикъ, между прочимъ, говоритъ: „Не сумнѣнно уповаю, что найденныя благоразуміемъ вашимъ въ ней (книжкѣ) слабости и недостатки мои прикроются врожденнымъ вашимъ великодушіемъ и оправдятся предъ лицемъ вашимъ десятилѣтнимъ моимъ возрастомъ“. Въ 1794 году появилась „Школа злословія“ Шеридана, переведенная Муравьевымъ съ англійскаго и представленная въ первый разъ на эрмитажномъ театрѣ 27-го февраля 1793 г. Піеса эта заслужила одобреніе императрицы, что̀ видно изъ посвященія, предпосланнаго оригинальной комедіи Муравьева: „Ошибки или утро вечера мудренѣе“, напечатанной также въ 1794 году.

Поселившись съ 1805 г. въ деревнѣ, Муравьевъ занялся классическою літературой, преимущественно Гораціемъ, котораго онъ особенно изучалъ. Въ 1809 году Иванъ Матвѣевичъ прислалъ на разсмотрѣніе профессору Буле свой переводъ въ стихахъ оды Горація къ Помпею Гросфу (кн. II, ода 16). Переводъ этотъ тогда же былъ напечатанъ въ Вѣстникѣ Европы, ч. 47, № 20, стр. 267—274, при письмѣ Буле къ редактору журнала. Въ 48-й части В. Евр., № 21, стр. 49—60, Каченовскій помѣстилъ и свою критику на переводъ Муравьева. Въ 1811 году Россійская академія избрала Ивана Матвѣевича своимъ членомъ. Въ этомъ же году, съ открытіемъ Бесѣды любителей русскаго слова, онъ сталъ и ея членомъ по второму разряду, гдѣ предсѣдательствовалъ Державинъ, а съ 1813 года самъ предсѣдательствовалъ въ четвертомъ разрядѣ, замѣнивъ И. С. Захарова. Впослѣдствіи Муравьевъ былъ почетнымъ членомъ 2-го отдѣленія Академіи Наукъ. Въ Чтеніяхъ Бесѣды напечатано его „Краткое разсужденіе о Гораціи“, съ прозаическимъ переводомъ первой сатиры (1811 г., кн. 2, № 2, стр. 15—41) и „Разсужденіе о причинахъ, побудившихъ Горація написать сатиру третью первой книги“, также съ прозаическимъ переводомъ этой сатиры (1812 г., кн. 6, стр. 71—99).

414

Въ 1815 году Муравьевъ напечаталъ въ Вѣстникѣ Европы, ч. 80, № 5 и 6, стр. 86—96, письмо къ редактору, гдѣ опровергаетъ мнѣніе профессора Фишера, приведенное въ № 4-мъ В. Евр. 1815 г., стр. 278, о томъ, будто Цицеронъ имѣлъ ясную мысль о книгопечатаніи и выразилъ ее въ 37-й главѣ второй книги „De natura deorum“. Въ Сынѣ Отечества 1818 г., ч. 46, № 21, стр. 41—59, № 22, стр. 81—100, и № 23, стр. 121—135, напечатана анонимно статья подъ заглавіемъ: „Взглядъ на заговоръ Катилины“, съ слѣдующимъ примѣчаніемъ издателя: „Одинъ знаменитый любитель словесности классической и отечественной принялъ на себя трудъ перевесть на русскій языкъ Письма Цицероновы. Къ каждому письму пріобщаетъ онъ замѣчанія археологическія, историческія и пр., отличающіяся своею важностію, подробностію и новостію. Мы получили отъ почтеннаго переводчика позволеніе украсить нашъ журналъ однимъ изъ сихъ примѣчаній, содержащимъ въ себѣ исторію заговора Катилины, которая написана имъ для наполненія двухлѣтняго промежутка между 11-мъ и 12-мъ письмами Цицерона и посвящается юношамъ, начинающимъ заниматься исторіею, какъ наукою, а не просто упражненіемъ памяти. Книга сія уже печатается въ Москвѣ“. Въ томъ же журналѣ за 1819 г., ч. 52, № 8, стр. 69—78, напечатано „Письмо отъ Цицерона къ Помпонію Аттику“, также съ примѣчаніемъ издателя: „Сіе письмо есть отрывокъ изъ полнаго собранія всѣхъ писемъ Цицерона, переведенныхъ на русскій языкъ И. М. Муравьевымъ-Апостоломъ и печатаемыхъ въ Москвѣ. Почтенный переводчикъ не удовольствовался однимъ переводомъ: онъ присовокупилъ къ нему историческія, филологическія и нравственныя примѣчанія. Одно изъ сихъ примѣчаній, заключающее въ себѣ исторію заговора Катилины, напечатано въ прошлогоднемъ изданіи Сына Отечества. Изъ многихъ примѣчаній на письмо Цицерона къ Помпонію Аттику помѣщаемъ нѣкоторыя, главнѣйшія, чтобъ дать нашимъ читателямъ понятіе, сколь они важны и любопытны“. Къ сожалѣнію, указанныя издателемъ Сына Отечества Письма Цицерона въ переводѣ Муравьева въ свѣтъ не выходили.

Въ 1821 году Муравьевъ издалъ переводъ Аристофановой комедіи „Облака“, вмѣстѣ съ греческимъ текстомъ, обширными историко-филологическими примѣчаніями и предисловіемъ, въ которомъ объясняетъ причины, побудившія Аристофана осмѣять Сократа. Въ концѣ предисловія помѣта переводчика: Хомутецъ, 16-го декабря 1819 г.

Въ 1823 году появилось въ печати знаменитое „Путешествіе по Тавридѣ“. Авторъ посвятилъ книгу „нѣжному другу, сопутницѣ своей по Тавридѣ и на поприщѣ жизни, Парасковьѣ Васильевнѣ Муравьевой-Апостолъ“. Изъ предисловія автора мы узнаемъ, что въ 1820 году онъ, вмѣстѣ съ женой своею, совершилъ двухмѣсячное путешествіе по Крыму. Путешествіе это не было случайнымъ: Муравьевъ приготовлялся къ нему два года, въ теченіе которыхъ занимался почти исключительно чтеніемъ всего того, что̀ относилось къ Крымскому полуострову, начиная съ древнѣйшихъ извѣстій и кончая новѣйшими изслѣдованіями. Объясняя планъ своего сочиненія, Муравьевъ, между прочимъ, говоритъ: „Я писалъ путешествіе мое не на память, а на тѣхъ самыхъ мѣстахъ, которыя описывалъ. Напримѣръ, повѣствованіе мое о Митридатѣ начертано было на горѣ, гдѣ, какъ я полагаю, стояли царскіе чертоги. Такимъ

415

точно образомъ и все прочее описывалъ я, имѣвъ предметы предъ моими глазами. Возвратясь домой, мнѣ оставалось только собрать письма и привести ихъ въ порядокъ, что я и исполнилъ въ концѣ того же 1820 года, и сочиненіе сіе, конечно, появилося бы въ свѣтъ еще въ 1821 году, когда бы не воспрепятствовали тому обстоятельства, отъ меня не зависящія“. Путешествіе Муравьева, до сихъ поръ сохраняющее свое научное значеніе, было переведено на языки нѣмецкій (1825 г.) и италіянскій (1833 г.).

Кромѣ изчисленныхъ трудовъ, И. М. Муравьеву-Апостолу, безъ сомнѣнія, принадлежатъ еще двѣ небольшія статьи въ Сынѣ Отечества 1817 года: 1) письмо къ издателю этого журнала изъ Череповца, за подписью: Вакхъ Страбоновскій (ч. 40, № 22, стр. 113—115), гдѣ указываются забавные промахи въ переводѣ I-й пѣсни Энеиды, сдѣланномъ А. Ѳ. Воейковымъ и напечатанномъ въ Вѣстникѣ Европы 1817 г., ч. XCII, № 7 (ср. догадку Батюшова объ авторѣ этого письма, т. III, стр. 458, и отвѣтную замѣтку А. Ѳ. Воейкова на письмо В. Страбоновскаго въ Вѣстн. Евр. 1817 г., ч. XCVI, стр. 155—157), и 2) довольно строгій разборъ книги: Поэзія эллинскаго языка, или греческая. М. 1817 (ч. № 38, стр. 230—234), безъ всякой подписи, но съ помѣтою: Полтава.

Г. Н. Геннади въ своемъ „Справочномъ словарѣ“ приписываетъ И. М. Муравьеву-Апостолу книжку, вышедшую въ Парижѣ въ 1835 году, подъ заглавіемъ: Quelques observations sur la Russie au sujet de l’oukase du 17 avril 1834. Но это едва ли вѣрно: на стр. 41 этой книги говорится: „Болѣе чѣмъ двадцатилѣтнее пребываніе въ Россіи доказало намъ, что ни въ одной странѣ Европы правосудіе не организовано такъ дурно, какъ въ Россійской имперіи“. Муравьевъ не могъ говорить о своемъ только двадцатилѣтнемъ пребываніи въ Россіи, скорѣе такъ могъ выразиться какой-нибудь иностранецъ; на стр. 104 сообщаются неточныя свѣдѣнія о числѣ казненныхъ за участіе въ бунтѣ 1825 г.; Муравьевъ, сынъ котораго былъ въ числѣ казненныхъ, не могъ сдѣлать ошибки, говоря о событіи, слишкомъ хорошо ему извѣстномъ.

Для характеристики общественныхъ воззрѣній Муравьева особенно важны „Письма изъ Москвы въ Нижній-Новгородъ“, напечатанныя имъ безъ имени автора въ Сынѣ Отечества 1813 г., ч. 8, № 35, стр. 29—97; № 36, стр. 129—139; ч. 9. № 44, стр. 211—234; № 45, стр. 259—270; ч. 10, № 46, стр. 24—33; № 48, стр. 97—105; № 49, стр. 137—155; 1814 г., ч. 11, № 2, стр. 62—73; № 3, стр. 97—109; ч. 12, № 7, стр. 19—30; ч. 16, № 34, стр. 39—54; ч. 17, № 39; стр. 3—17; № 40, стр. 49—60; 1815 г., ч. 19, № 6, стр. 217—228; ч. 23, № 29, стр. 85—99; ч. 24, № 36, стр. 119—141. Всѣхъ писемъ пятнадцать; первыя семь перепечатаны въ Русск. Архивѣ 1876 г., № 10, стр. 129—154. Принадлежность ихъ Муравьеву доказывается письмомъ къ нему Г. Р. Державина отъ 31-го августа 1814 г. (см. Сочиненія Державина, 1-е академ. изд., т. VI, 1871 г., стр. 296—297). „Письма изъ Москвы въ Нижній-Новгородъ“ направлены главнымъ образомъ противъ господствовавшей въ высшемъ русскомъ обществѣ галломаніи, которая сдѣлалась тормазомъ нашего просвѣщенія. Изучать древнихъ классиковъ и подражать имъ — вотъ что̀ необходимо, по мнѣнію Муравьева, для успѣха отечественной словесности (см. объ этихъ письмахъ въ „Исторіи р. словесности“ А. Д. Галахова, изд. 2-е, т. II, стр. 276—281, а

416

также рѣзкіе отзывы Д. В. Дашкова (Р. Арх. 1866, ст. 493, 497). Въ Арзамасскомъ кружкѣ не любили И. М. Муравьева: въ „Парнасскомъ адресъ-календарѣ“, сочиненномъ А. Ѳ. Воейковымъ „для употребленія въ благошляхетномъ Арзамасскомъ обществѣ“, о немъ сказано: „Муравьевъ-Апостолъ, великій усыпитель двора его Парнасскаго величества; обязанъ просиживать ночи безъ сна для усыпленія читателей“ (Р. Арх. 1866 г., ст. 763). Но хотя Муравьевъ и былъ членомъ Бесѣды любителей русскаго слова и даже предсѣдателемъ одного изъ ея отдѣленій, онъ держался въ сторонѣ отъ литературныхъ споровъ, происходившихъ между членами Бесѣды и карамзинистами. Чтобы видѣть, что онъ не сочувствовалъ литературнымъ предразсудкамъ Шишкова, достаточно прочесть 10-е письмо его въ Нижній-Новгородъ, гдѣ онъ доказываетъ, что „вѣсъ и значеніе словамъ даетъ употребленіе, а не опредѣленіе академиковъ“. Какъ извѣстно, ту же мысль высказывалъ и Карамзинъ въ своей рѣчи, произнесенной въ Россійской академіи въ 1818 году. Вообще Муравьевъ выдѣлялся изъ среды бесѣдниковъ своею разностороннею образованностью. Съ глубокими познаніями въ древнихъ языкахъ онъ соединялъ основательное знакомство съ литературою новыхъ европейскихъ народовъ. Не говоря уже о французскомъ и нѣмецкомъ языкахъ, Иванъ Матвѣевичъ зналъ англійскій и италіянскій, а въ бытность свою при Мадридскомъ дворѣ выучился и испанскому языку.

Изъ переписки Муравьева-Апостола обнародовано до сихъ поръ очень немного. Въ Русск. Архивѣ 1876 г., кн. I, стр. 121—128, напечатаны два письма его къ графу С. Р. Воронцову отъ 1801 г. Первое письмо касается ссылки графа Н. П. Панина, съ которымъ Иванъ Матвѣевичъ былъ друженъ и велъ переписку въ бытность Панина посланникомъ въ Берлинѣ. Второе письмо рисуетъ картину общественнаго настроенія по вступленіи на престолъ Александра Павловича. Въ VI томѣ 1-го академическаго изданія сочиненій Державина, стр. 297—298, вслѣдъ за упомянутымъ уже нами письмомъ Державина, помѣщенъ и отвѣтъ Муравьева, проникнутый чувствомъ горькаго сознанія, что онъ, оклеветанный предъ императоромъ, лишенъ возможности служить отечеству. Намеки на эти клеветы можно найдти и въ „Письмахъ въ Нижній-Новгородъ“.

Сколько извѣстно, бумаги И. М. Муравьева-Апостола утратились за границей, гдѣ онъ жилъ въ теченіе послѣднихъ лѣтъ своей жизни и откуда пріѣхалъ незадолго до смерти.

Знакомство К. Н. Батюшкова съ И. М. Муравьевымъ-Апостоломъ восходитъ, вѣроятно, къ очень раннему времени, и имя Ивана Матвѣевича нерѣдко встрѣчается въ письмахъ поэта; но особенное уваженіе къ Муравьеву Батюшковъ почувствовалъ съ тѣхъ поръ, какъ провелъ осень 1812 г. въ Нижнемъ-Новгородѣ, куда собрались бѣжавшіе отъ Французовъ московскіе умники, и гдѣ шли горячіе споры о нашей галломаніи и ея вредѣ для нашего просвѣщенія (см. III, 268). Въ связи съ этими спорами находятся и муравьевскія „Письма въ Нижній-Новгородъ“, оказавшія значительное вліяніе на позднѣйшій образъ мыслей Батюшкова. „Онъ у насъ человѣкъ не обыкновенный“, писалъ о Муравьевѣ Батюшковъ въ письмѣ къ Гнѣдичу отъ февраля 1817 г. (III, 417). Существуетъ посланіе Батюшкова къ И. М. Муравьеву-Апостолу, относящееся къ 1815 году и стоящее въ тѣсной связи съ прозаическою статьей нашего поэта, въ то же

417

время написанною: „О поэтѣ и поэзіи“. Изъ первыхъ строкъ посланія видно, что основная мысль этихъ прозведеній внушена Батюшкову Муравьевымъ.

— (Стр. 73). Муравьевъ, Михаилъ Никитичъ, двоюродный дядя К. Н. Батюшкова, родился 25-го октября 1757 г. въ Вологдѣ (о своей родинѣ Муравьевъ вспоминаетъ въ разныхъ мѣстахъ своихъ сочиненій; они указаны Ѳ. Н. Фортунатовымъ въ Р. Арх. 1867 г., ст. 1652—1654, прим.). Отецъ его, Никита Артамоновичъ (род. 8-го сентября 1721, ум. 18-го апрѣля 1799), служившій долгое время въ инженерахъ, впослѣдствіи тайный совѣтникъ и сенаторъ, въ 1760 году былъ назначенъ вице-губернаторомъ въ Оренбургъ. Здѣсь молодой Муравьевъ началъ учиться нѣмецкому языку у мѣстнаго обывателя Калау, а съ отцомъ сталъ заниматься математикой (Гречъ, Опытъ краткой исторіи русской литературы. С.-Пб. 1822, стр. 283). Въ 1768 году, пріѣхавъ въ Москву, Никита Артамоновичъ отдалъ сына въ университетскую гимназію. Кураторомъ въ то время былъ родственникъ его В. Е. Адодуровъ (1709—1780 гг.). Въ спискахъ учениковъ гимназіи за 1768 и 1769 гг. часто встрѣчается имя Муравьева, получавшаго награды въ разныхъ классахъ. На актѣ гимназіи 17-го декабря 1769 г. Муравьевъ отличился произнесеніемъ рѣчей на нѣмецкомъ и французскомъ языкахъ (Шевыревъ, Исторія Московскаго университета, стр. 170). Изъ гимназіи Михаилъ Никитичъ перешелъ въ университетъ, гдѣ слушалъ лекціи философіи у Барсова и Шадена, о которыхъ онъ съ благодарностью вспоминаетъ въ „Посланіи къ И. П. Тургеневу“ (1774 г.), своему товарищу по ученію и другу. Позднѣе, съ подобнымъ же чувствомъ глубокой признательности, Муравьевъ вспоминаетъ въ своихъ запискахъ о М. М. Херасковѣ, В. И. Майковѣ, Н. А. Львовѣ и въ особенности о пріятелѣ своемъ В. В. Ханыковѣ, который, по его словамъ, „не сдѣланъ, чтобъ остаться въ неизвѣстности, духъ смѣлый и возвышенный“ (Полн. Собр. Сочиненій Муравьева, изд. 1819 г., т. III, стр. 262 и 304). Вообще, мягкосердечіе и признательность были отличительными свойствами характера Муравьева. Онъ никогда не забывалъ людей, которые оказывали ему нравственную поддержку. „Душою привязываешься къ тѣмъ, которые душѣ нашей благодѣтельствуютъ“, говоритъ онъ въ своихъ запискахъ по поводу отношеній къ нему Майкова и Барсова (П. Собр. Соч., III, 304).

Пробывъ три или четыре года въ университетѣ, Михаилъ Никитичъ уѣхалъ въ Архангельскъ, вмѣстѣ съ отцемъ, куда послѣдній былъ командированъ отъ сената по служебнымъ дѣламъ. Живя въ Архангельскѣ, Муравьевъ не оставлялъ занятій науками и велъ въ это время переписку со старшимъ товарищемъ своимъ по университету, Н. Р. (Николаемъ Рахмановымъ?), воспоминаніе котораго о Муравьевѣ напечатано въ Москвитянинѣ 1855 г., № 7, кн. I, стр. 168—170. Въ Полномъ Собраніи Сочиненій Муравьева, I, стр. 246—257, есть три письма Михаила Никитича къ неизвѣстному лицу; письма эти и составляютъ часть вышеназванной переписки, въ чемъ легко убѣдиться, сравнивъ ихъ съ воспоминаніемъ Н. Р. Въ Опытахъ трудовъ вольнаго росс. собранія помѣщена Муравьевымъ „Епистола къ Н. Р. Р.“, очевидно, къ тому же лицу (ч. IV, 1778 г., стр. 292—295).

На 17-мъ году Муравьевъ пріѣхалъ съ отцемъ въ Петербургъ. Вскорѣ Никита Артамоновичъ получилъ назначеніе въ тверскую казенную палату, а Михаилъ

418

Никитичъ, послѣ десятимѣсячнаго пребыванія въ Твери, поступилъ на службу въ Измайловскій полкъ. Но служба не помѣшала его дальнѣйшимъ занятіямъ, и онъ сталъ посѣщать лекціи профессоровъ Академіи Наукъ, между прочимъ Эйлера и Крафта. Зная прекрасно латинскій, французскій и нѣмецкій языки, онъ принялся за изученіе греческаго, англійскаго и италіянскаго (Воспоминаніе Н. Р. и письмо Муравьева къ Карманову отъ 1776 г., напечатанное въ IV т. Лѣтописей русской литературы, изд. Н. С. Тихонравовымъ; Діомидъ Ивановичъ Кармановъ, подобно Муравьеву, былъ сотрудникомъ Вольнаго россійскаго собранія со 2-го сентября 1777 г.; см. о немъ въ „Обитателѣ предмѣстія“ М. Н. Муравьева, письмо 4-е). Особенною любовью Муравьева пользовалась древняя филологія; вообще онъ пріобрѣлъ себѣ основательное и многостороннее образованіе, которымъ и обратилъ на себя вниманіе Екатерины II.

Въ 1785 году Муравьевъ, по выбору императрицы, опредѣленъ былъ наставникомъ къ великимъ князьямъ Александру и Константину, которымъ преподавалъ русскую словесность, русскую исторію и нравственную философію По окончаніи воспитанія великихъ князей, Муравьевъ перешелъ въ статскую службу. Въ 1800 году онъ былъ назначенъ сенатором, въ 1801 — статсъ-секретаремъ у принятія прошеній, а въ 1803 — товарищемъ министра народнаго просвѣщенія и попечителемъ Московскаго университета (Опытъ Греча, стр. 284). 29-го іюля 1807 г. Муравьевъ скончался въ Петербургѣ и похороненъ на Лазаревскомъ кладбищѣ Александро-Невской лавры.

„Непродолжительное управленіе Муравьева Московскимъ университетомъ и округомъ, съ 1803 по 1807 г., ознаменовано преобразованіемъ университета и устройствомъ его округа, приглашеніемъ многихъ профессоровъ на вакантныя каѳедры и открытіемъ ученыхъ обществъ. Вступивъ въ дѣятельныя сношенія съ иностранными учеными, Муравьевъ вызвалъ для Московскаго университета нѣсколько замѣчательныхъ профессоровъ изъ-за границы и расположилъ ихъ соотечественниковъ охотно принимать приглашенія, получаемыя отъ другихъ русскихъ университетовъ. Имя Муравьева, осыпаемаго восторженными хвалами, славилось за границей, какъ имя поборника просвѣщенія, уполномоченнаго правительствомъ призвать въ Россію живыя силы европейскаго ученаго міра. Иностранная пресса пророчила Московскому университету блестящую будущность, полагая, что онъ не только можетъ превзойдти университеты другихъ странъ Европы, но и въ самой Германіи немногіе университеты будутъ въ состояніи выдержать съ нимъ соперничество, — и честь такого славнаго дѣла приписывалась Муравьеву, имя котораго должно сохраниться незабвеннымъ въ лѣтописяхъ русскихъ университетовъ. Вызывая иностранцевъ, Муравьевъ имѣлъ въ виду при помощи ихъ образовать поколѣніе русскихъ ученыхъ. Онъ съ постояннымъ вниманіемъ слѣдилъ за успѣхами Русскихъ, занимавшихъ каѳедры или готовившихся къ профессорскому званію, бесѣдовалъ и переписывался съ ними, содѣйствовалъ ихъ ученымъ работамъ, предпріятіямъ и путешествіямъ. Благодаря Муравьеву и по мысли его, учреждено при университетѣ нѣсколько ученыхъ обществъ“ (М. И. Сухомлиновъ, Матеріалы для исторіи образованія въ Россіи въ царствованіе императора Александра I. С.-Пб. 1866, стр. 11—12). Въ маѣ 1804 г. основано, по почину Муравьева,

419

Общество исторіи и древностей россійскихъ; 26-го сентября того же года — Общество испытателей природы; 2-го января 1805 г. — Общество соревнованія медицинскихъ и физическихъ наукъ. Обзоръ дѣятельности Муравьева за этотъ періодъ его жизни изложенъ въ „Исторіи Московскаго университета“ Шевыревымъ, который пользовался, между прочимъ, бумагами Михаила Никитича, полученными отъ Погодина. Бумаги эти заключаютъ въ себѣ записки Муравьева, касающіяся Московскаго университета, отчеты и письма многихъ профессоровъ. Въ Чтеніяхъ Общества исторіи и древностей росс. 1861 г., кн. III, напечатаны письма къ Муравьеву профессоровъ Двигубскаго, Мудрова, Р. Тимковскаго, Болдырева и Чеботарева. Здѣсь кстати замѣтить, что въ Чертковской библіотекѣ хранятся письма Михаила Никитича къ отцу и сестрѣ его, Ѳедосьѣ Никитичнѣ, бывшей замужемъ за С. М. Лунинымъ.

Преобразовательная дѣятельность Муравьева коснулась и университетской типографіи, которая перестала отдаваться на откупъ и поступила въ непосредственное вѣдѣніе университетскаго правленія. Въ это время при университетѣ стали выходить Московскія Ученыя Вѣдомости (1805—1807 гг.) и Журналъ изящныхъ искусствъ (1807 г.), издававшіеся профессоромъ Буле, сотрудниками котораго и переводчиками его статей на русскій языкъ были Н. Ѳ. Кошанскій и Я. И. Де-Сангленъ. Первый изъ этихъ журналовъ печаталъ библіографію замѣчательныхъ ученыхъ сочиненій, выходившихъ въ Россіи и за границею, кромѣ того, слѣдилъ за всею ученою дѣятельностью университета и его обществъ и давалъ о ней постоянные отчеты. Второй журналъ, котораго вышло всего три номера, былъ посвященъ теоріи и исторіи изящныхъ искусствъ. Статьи Московскихъ Ученыхъ Вѣдомостей и Журнала изящныхъ искусствъ большею частію просматривались самимъ Муравьевымъ; онъ же доставлялъ и рисунки для послѣдняго изданія и неусыпно слѣдилъ за его ходомъ. Самый планъ обоихъ изданій принадлежалъ Михаилу Никитичу (Исторія Московскаго Университета, стр. 378—380; Словарь профессоровъ Московскаго Университета, ч. I, стр. 123 и далѣе) Въ одинъ годъ съ Журналомъ изящныхъ искусствъ сталъ выходить и Другъ Юношества, издателемъ котораго былъ М. И. Невзоровъ. Послѣдній въ предисловіи къ январской книжкѣ своего журнала за 1809 годъ говоритъ: „Ежемѣсячное сіе изданіе начально бытіемъ своимъ обязано покойному попечителю Московскаго университета М. Н. Муравьеву, которому весь университетъ и я лично въ особливости одолжаюся быть навсегда благодаренъ за его милости и благодѣянія. Онъ, любя почти до пристрастія Московскій университетъ и желая всячески его прославить, старался, чтобъ отъ него печатались разныя классическія книги на разныхъ языкахъ, и между тѣмъ желалъ, чтобъ выдавалось и въ типографіи университетской печаталось какое-нибудь повременное изданіе, касающееся воспитанія, подъ именемъ Друга Дѣтей или другимъ. Я и по должности, отъ него на меня возложенной, и желая доброму его въ существѣ своемъ намѣренію удовлетворить, взялъ трудъ сей на себя и рѣшился издавать такого рода изданіе подъ названіемъ Друга Юношества“. Въ посвященіи первой книжки журнала М. Н. Муравьеву издатель, между прочимъ, говоритъ: „Неусыпныя старанія вашего превосходительства о благѣ и просвѣщеніи ввѣреннаго попеченію вашему

420

юношества даютъ вамъ неоспоримое право называться благодѣтелемъ и другомъ юношества“. Муравьеву же посвятилъ Невзоровъ и свои стихотворенія, изданныя еще въ 1804 году. Въ другомъ мѣстѣ своего журнала Невзоровъ такимъ образомъ характеризуетъ Муравьева: „Память сего мужа для чувствующихъ цѣну благотворныхъ добродѣтелей будетъ незабвенна. Всѣ добрые люди, его знавшіе, говорятъ: онъ былъ предобрый человѣкъ“ (Др. Юн. 1809 г., декабрь).

Литературная дѣятельность Муравьева началась очень рано. Въ собраніи рукописей его, хранящихся въ Императорской Публичной Библіотекѣ, есть большой переводъ его съ французскаго, по видимому, приготовленный для печати и помѣченный 1768 годомъ. Затѣмъ, въ собраніяхъ сочиненій его есть „Эклога“, написанная въ подражаніе Виргилію, съ посвященіемъ А. В. Олешеву. Стихотвореніе это помѣчено 1771 годомъ, слѣдовательно, написано, когда автору было 14 лѣтъ. Отдѣльно изданные труды его, начиная съ 1773 года, изчислены (впрочемъ не вполнѣ) въ „Справочномъ, словарѣ“ Геннади. Кромѣ того, произведенія Муравьева печатались въ Опытахъ трудовъ вольнаго россійскаго собранія 1778 и 1783 гг., сотрудникомъ котораго Михаилъ Никитичъ былъ съ 1776 года (въ IV части Трудовъ находится, между прочимъ, стихотвореніе „Роща“, написанное гекзаметромъ, и переводы въ стихахъ изъ Горація, а въ VI части — „Разсужденіе о различіи слоговъ: высокаго, великолѣпнаго, величественнаго, громкаго, надутаго“); затѣмъ въ Утреннемъ Свѣтѣ 1778 г., въ Собесѣдникѣ любитилей россійскаго слова 1783 г., въ Аонидахъ 1797 г., въ Вѣстникѣ Европы 1810 и 1820 гг. и въ Сынѣ Отечества 1815 г. Въ Эфемеридахъ 1804 г., служащихъ продолженіемъ Опыта трудовъ вольнаго россійскаго собранія, напечатаны составленныя Муравьевымъ біографическія извѣстія о Барсовѣ и Шаденѣ (см. Исторію Московскаго университета, стр. 349). Погодинъ напечаталъ въ Москвитянинѣ 1855 г., № 6, біографію Н. А. Львова, найденную въ бумагахъ Михаила Никитича, и сочиненіе ея приписалъ послѣднему; но она написана Ѳ. П. Львовымъ (Соч. Державина, 1-е акад. изд., т. I, стр. 512).

Н. Ѳ. Кошанскій упоминаетъ, что послѣ Муравьева осталось въ рукописи нѣсколько пѣсенъ поэмы: „Полтавская побѣда“ и переводъ латинскими стихами „Петріады“ Ломоносова (Вѣстникъ Европы 1807 г., ч. 35, № 19, стр. 192). Въ бумагахъ Муравьева остались также отрывки изъ трагедіи „Болеславъ“ (см. П. Собр. Сочиненій Муравьева, т. III, стр. 270, примѣчаніе). По поводу этой трагедіи, начатой еше въ 1775 г., какъ видно по рукописямъ Императорской Публ. Библіотеки, самъ Михаилъ Никитичъ говоритъ: „Я рѣшился или совсѣмъ не писать стиховъ, или кончить „Болеслава“. Симъ сочиненіемъ хочу я быть извѣстенъ. Хочу идти тою же стезею, какою шли Сумароковъ, Херасковъ, Майковъ, Княжнинъ, и отрицаюсь отъ всего другаго“ (ibid., стр. 270). Въ „Извѣстіяхъ о упражненіяхъ Императорской Россійской Академіи“ за 1804 годъ сказано, что Муравьевъ въ засѣданіи 2-го іюля читалъ „сочиненія своего Каледонскій балладъ, въ стихахъ“ (Сочиненія и переводы, издаваемые Россійскою Академіею, ч. VI, стр. 46).

М. Н. Муравьевъ былъ членомъ Россійской академіи съ 28-го мая 1804 г.

421

(ibid., стр. 45), академіи художествъ и ученыхъ обществъ при Московскомъ университетѣ, а также почетнымъ членомъ Виленскаго университета и Лейпцигскаго общества латинской литературы, что̀ видно изъ надгробной надписи на могилѣ его. Карамзинъ, обязанный Муравьеву званіемъ исторіографа, издалъ его сочиненія подъ названіемъ: „Опыты исторіи, словесности и нравоученія“, въ 2-хъ частяхъ, съ портретомъ автора (Р. Арх. 1867 г., ст. 456). Въ 1-й части находится 16 мелкихъ статей, касающихся предметовъ, которые Муравьевъ преподавалъ съ 1785 г. великимъ князьямъ Александру и Константину Павловичамъ, и „Разговоры мертвыхъ“. Часть статей, заключающихся здѣсь, была издана еще самимъ авторомъ, а именно: 1) Разговоры въ царствѣ мертвыхъ. Въ градѣ святаго Петра. MDCCXC года. Въ 4-ку; 2) Опыты исторіи, письменъ и нравоученія. Печатано въ Императорской Типографіи 1796 г. Въ 8-ку. Но обѣ эти книжки, кажется, не были пущены въ публику. Во 2-й части карамзинскаго изданія помѣщены: „Обитатель предмѣстія“, „Оскольдъ“ и „Краткое начертаніе Россійской исторіи“. Сочиненіямъ Муравьева предпослано слѣдующее предисловіе Карамзина:

„Михаилъ Никитичъ Муравьевъ, избранный Екатериною Великою участвовать въ воспитаніи августѣйшихъ внуковъ ея, нынѣ благополучно царствующаго Государя Императора Александра Павловича и его императорскаго высочества, цесаревича и великаго князя Константина Павловича, имѣлъ счастіе преподавать имъ наставленія въ исторіи и въ нравственности. Собранныя здѣсь творенія, найденныя между бумагами покойника, большею частію относятся къ сему предмету и были имъ писаны въ сіе время.

„Мысли и правила автора изображаютъ прекрасную, нѣжную душу его, исполненную любви къ общему благу. Каковъ онъ былъ въ мысляхъ и въ чувствованіяхъ, таковъ и въ дѣлахъ: хвала истинная и не всегда заслуживаемая самыми людьми умнѣйшими!

„Говорить ли о рѣдкихъ знаніяхъ покойника? Всѣ главныя произведенія разума человѣческаго, древніе и новые языки, науки историческія, умозрительныя и естественныя были ему извѣстны. Въ послѣдніе годы жизни, пользуясь справедливою довѣренностію монарха, имъ обожаемаго, и будучи обремененъ дѣлами по государственной службѣ, онъ не оставлялъ безъ вниманія ни одной хорошей книги, выходившей въ свѣтъ на какомъ-нибудь языкѣ европейскомъ. Страсть въ ученію равнялась въ немъ только съ страстію къ добродѣтели.

„Не любовь къ памяти незабвеннаго для насъ мужа, но — смѣемъ прибавить — и любовь къ отечественной славѣ заставляетъ насъ издать его творенія, писанныя не для печати, ибо скромность, даже излишняя, не позволяла ему быть въ сношеніи съ публикою. Онъ искалъ только внутренняго одобренія совѣсти — по слову Цицеронову: „mea mihi conscientia pluris est quam omnium sermo“, и самая искренняя, дружеская похвала приводила его въ краску.

„Сердца добрыя, одаренныя любовью къ изящному, не будутъ укорять насъ личнымъ пристрастіемъ. Судъ иныхъ читателей оставимъ безъ уваженія“.

Издавая сочиненія М. Н. Муравьева, Карамзинъ исправлялъ отчасти слогъ его, въ чемъ легко убѣдиться, сравнивъ изданіе 1810 г. съ предшествующими, сдѣланными самимъ авторомъ. Въ Чертковской библіотекѣ въ Москвѣ сохранился

422

экземпляръ этихъ первоначальныхъ изданій съ поправками Карамзина и съ его собственноручнымъ послѣсловіемъ, которое въ изданіи 1810 г. напечатано въ видѣ предисловія.

По поводу изданія 1810 г. Батюшковъ писалъ Гнѣдичу изъ Москвы, отъ 13-го марта 1811 г., слѣдующее: „Муравьева сочиненія доказываютъ, что онъ былъ великаго ума, рѣдкихъ познаній и самой лучшей души человѣкъ. Ихъ нельзя читать безъ удовольствія. Они заставляютъ размышлять“ (III, 115). Позже, въ 1812—1815 гг., Е. Ѳ. Муравьева поручила приготовленіе къ печати тѣхъ сочиненій своего мужа, которыя не вошли въ изданіе 1810 г., В. А. Жуковскому; но онъ медлилъ, и Батюшковъ, возвратясь изъ-за границы въ іюлѣ 1814 г., пенялъ ему за его медленность (III, 304—306), убѣждалъ не отказываться отъ даннаго ему порученія, одобрялъ составленный Жуковскимъ планъ изданія и вызывался быть ему сотрудникомъ при печатаніи стиховъ Муравьева (III, 346, 357—358). Въ концѣ концовъ однако Жуковскій, отвлеченный другими дѣлами, устранился отъ участія въ этомъ предпріятіи, а между тѣмъ, еще раньше, чѣмъ покончились съ нимъ переговоры по этому дѣлу, въ 1815 г., вышло въ Петербургѣ изданіе „Обитателя предмѣстія“ и „Эмиліевыхъ писемъ“, сдѣланное при участіи А. Н. Оленина и К. Н. Батюшкова: первому принадлежитъ въ этомъ изданіи заглавный листъ съ рисункомъ, изображающимъ бесѣду воспитанника съ своимъ наставникомъ, въ лицѣ котораго представленъ самъ Муравьевъ; второй помѣстилъ въ этомъ изданіи свое письмо о сочиненіяхъ Муравьева и, кромѣ того, предисловіе и два примѣчанія. Вотъ предисловіе Батюшкова:

„Разбирая бумаги покойнаго М. Н. Муравьева, мы нашли сочиненіе подъ названіемъ „Эмиліевы письма“, которое можетъ служить продолженіемъ „Обитателя предмѣстія“, отрывка, напечатаннаго въ собраніи его сочиненій: „Опыты исторіи, словесности и нравоученія“ (Москва. 1810 г.). Теперь „Обитатель предмѣстія“ и „Письма Эмиліевы“ составятъ цѣлую особенную книгу, которую наставники могутъ съ пользою вручить дѣтямъ. Зная недостатокъ въ книгахъ, воспитанію посвященныхъ, мы съ удовольствіемъ взяли на себя трудъ издателей и счастливыми себя почитать будемъ, если заслужимъ одобреніе нѣжныхъ матерей и наставниковъ. Переводы иностранныхъ книгъ, часто малые и дурные, не удовлетворяютъ ихъ желанію; лучшія произведенія въ прозѣ нашихъ писателей не могутъ находиться вполнѣ въ рукахъ юношества по возвышенности слога и по содержанію. Чѣмъ замѣнить ихъ? Иностранными книгами, гдѣ ни слова нѣтъ о Россіи, гдѣ все переноситъ юное воображеніе въ землю неизвѣстную, къ предметамъ, для него вовсе чуждымъ, и такимъ образомъ даетъ ему обо всемъ ложныя понятія. „Обитатель предмѣстія“ и „Эмиліевы письма“ замѣнятъ отчасти — такъ кажется намъ — сей недостатокъ въ книгахъ для воспитанія. Здѣсь авторъ часто говоритъ о Россіи, о древней и новой словесности, какъ пламенный любитель всего прекраснаго. Каждое письмо можетъ служитъ урокомъ словесности и нравственности. Вообще къ нашему писателю можно примѣнить стихи г. Дмитріева:

„Я лучшей не могу хвалы ему сказать:
„Мать дочери велитъ труды его читать“.

423

Принадлежность этого предисловія Батюшкову доказывается тѣмъ, что оно по большей части повторяетъ содержаніе и даже выраженія одного изъ примѣчаній къ первому изданію „Письма о сочиненіяхъ Муравьева“ въ Сынѣ Отечества (см. выше въ варіантахъ къ стр. 80).

Упомянутыя выше примѣчанія Батюшкова суть слѣдующія:

I (стр. 188). „Сей отрывокъ, важный по своему содержанію, не принадлежитъ къ „Тетради для сочиненій въ Никольскомъ“.

Это примѣчаніе относится къ статьѣ Муравьева: „Пользы и затрудненія государственнаго званія“, помѣщенной въ концѣ книги, послѣ „Тетради“.

II (стр. 190). „Сія карта хранится въ Парижской императорской, нынѣ королевской, библіотекѣ. Французы съ удовольствіемъ показывали ее русскимъ офицерамъ“.

Это примѣчаніе, относящееся къ той же статьѣ и касающееся карты Каспійскаго моря съ собственноручными поправками Петра Великаго, содержитъ въ себѣ одно изъ воспоминаній Батюшкова о пребываніи его въ Парижѣ въ 1814 году (В. С.).

— (Стр. 74). „Кто зналъ сего мужа въ гражданской и семейственной его жизни, тотъ могъ легко угадывать самыя тайныя помышленія его души“. Съ этими словами слѣдуетъ сопоставить слѣдующія въ письмѣ Батюшкова къ Жуковскому отъ декабря 1815 года: „Для (изданія) стиховъ (Муравьева) я могъ бы быть полезенъ: я поправляю или, лучше сказать, угадываю мысли Михаила Никитича довольно удачно. А въ рукописи надобно многое перемѣнить“ (III, 358). Изъ этого сопоставленія видно, что подъ угадываніемъ мыслей Муравьева Батюшковъ разумѣлъ исправленіе его слога и вполнѣ сочувствовалъ редакторскому труду Карамзина при изданіи 1810 года. Нѣсколько поправокъ рукою Жуковскаго можно замѣтить въ рукописи стихотвореній М. Н. Муравьева, хранящейся въ Императорской Публичной Библіотекѣ.

— (Стр. 74). При перепечаткѣ „Письма“ Батюшковъ счелъ нужнымъ сократить свой жесткій отзывъ о журналистахъ, не обратившихъ вниманія на изданіе сочиненій Муравьева. Исключенію подверглись также (см. варіанты къ стр. 74) нѣкоторые любопытные намеки, которые заслуживаютъ разъясненія.

Подъ календарями объяденія слѣдуетъ разумѣть книгу: Прихотникъ, указующій легчайшіе способы имѣть наилучшій столъ. Годъ первый, содержащій въ себѣ Календарь Объяденія и Сытный Дорожникъ; съ полнымъ описаніемъ лакомыхъ блюдъ каждаго мѣсяца, также всѣхъ животныхъ, птицъ, рыбъ и растеній, приготовляемыхъ въ послѣднемъ вкусѣ. Переводъ съ французскаго. Въ С.-Петербургѣ, въ типографіи И. Глазунова 1809 года. — Переводу этому переводчикъ и издатель предпослали довольно длинное посвященіе какому-то „доброму хозяину и любезному хлѣбосолу“, котораго они именуютъ „вашимъ превосходительствомъ“. Довольно остроумный разборъ этой книги, съ разными разсужденіями о гастрономіи, дѣйствительно помѣщенъ въ Вѣстникѣ Европы 1810 г., ч. 49, № 2, стр. 137—146, съ подписью Т. Странное названіе „календарь объяденія“ объясняется какъ переводъ съ французскаго

424

„Almanach des Gourmands“: такъ называлось, выходившее въ Парижѣ съ 1803 по 1811 г. и пользовавшееся большимъ успѣхомъ, повременное изданіе плохаго писателя, но большаго гастронома Гримо де-ла-Рейньера (см. о немъ и его изданіи въ книгѣ Ch. Monselet, Les Oubliés et les Dédaignés. Figures littéraires de la fin du XVIII siècle. P. 1859, II-ème partie, p. 173—291). Во французскомъ языкѣ слово almanach имѣетъ значеніе и календаря, и альманаха, какъ собственно литературнаго сборника: извѣстный „Almanach des Muses“ прошлаго вѣка соединялъ въ себѣ то и другое. У насъ напротивъ того, упрочилось сперва слово календарь; слово же альманахъ, особенно въ литературномъ смыслѣ, пошло въ ходъ только съ 1820-хъ годовъ. Но еще Пушкинъ, въ 1824 г., писалъ брату: „Пришлите мнѣ всевозможные календари, кромѣ придворнаго и академическаго“ — очевидно, разумѣя литературные альманахи (см. Соч. Пушкина, изд. 8-е, т. VII, стр. 104—105; ср. 90). А. Ѳ. Воейковъ, въ своемъ „Парнасскомъ адресъ-календарѣ“, написанномъ около 1816 г., не затруднился сказать: „Кн. Козловскій — при дополненіи календаря объяденія“ (Р. Архивъ, 1866 г., стр. 763).

Несочувственное упоминаніе Батюшкова о полунѣмецкихъ драмахъ доказываетъ, что и въ 1814 году онъ оставался при тѣхъ же воззрѣніяхъ на драматургію, какія высказывалъ въ 1807—1809 гг. (т. III, стр. 8, 27). То же упорство въ псевдоклассическихъ предразсудкахъ найдемъ и у его современниковъ, напримѣръ, у Гнѣдича, Катенина и т. д. Пресловутый умникъ Вигель скорбѣлъ о паденіи псевдоклассической трагедіи даже въ 1830-хъ и 1840-хъ годахъ, когда писалъ свои „Воспоминанія“ (см. особенно ч. III, стр. 121—122). Но еще съ 1770-хъ гг., съ тѣхъ поръ какъ успѣхъ мѣщанскихъ драмъ на московской сценѣ раздражилъ Сумарокова, наша театральная публика, при всей своей неразвитости, стала обнаруживать влеченіе къ сценической правдѣ и естественности, — ибо качествъ этихъ было все-таки болѣе въ мѣщанскихъ драмахъ, даже второстепенныхъ писателей, чѣмъ въ псевдоклассическихъ трагедіяхъ на героическіе сюжеты. Этимъ объясняется долгій театральный успѣхъ Коцебу — вопреки неодобренію присяжныхъ литераторовъ, точно также какъ и успѣхъ — у средней публики — семейственныхъ романовъ Авг. Лафонтена. Объ этихъ послѣднихъ Батюшковъ тоже упоминаетъ на ряду съ драмами, и также несочувственно.

— (Стр. 74, прим.). Батюшковъ не совсѣмъ точно относитъ Гнѣдичево „Разсужденіе о причинахъ, замедляющихъ успѣхи нашей словесности“ къ 1813 году: оно было читано публично 2-го января 1814 г. и помѣщено въ брошюрѣ: Описаніе торжественнаго собранія Императорской Публичной Библіотеки, бывшаго генваря 2 дня 1814 года. С.-Пб. 1814. Считаемъ не лишнимъ представить нѣсколько замѣчаній объ этомъ разсужденіи, появленіе котораго было въ свое время довольно крупнымъ литературнымъ событіемъ.

Содержаніе разсужденія Гнѣдича заключается въ отвѣтѣ на вопросъ о томъ: „отъ чего, при такомъ множествѣ выходящихъ у насъ книгъ, мы такъ мало видимъ хорошихъ сочиненій, даже хорошихъ переводовъ, даже выборовъ для нихъ хорошихъ?“ Происходитъ это, по мнѣнію Гнѣдича, не отъ недостатка у насъ дарованій, а отъ недостатка ученія и искусства, главнымъ образомъ —

425

оттого, что у насъ нѣтъ ученія классическаго и знанія языковъ древнихъ, которые вели бы къ знакомству съ классическими образцами, питающими и укрѣпляющими разумъ и облагороживающими душу.

Почти все разсужденіе Гнѣдича представляетъ сплошь повтореніе мыслей, уже высказанныхъ въ русской литературѣ другими раньше его. Источниками Гнѣдичу служили, съ одной стороны, Карамзинъ, который еще въ 1803 г. разсматривалъ вопросъ о томъ: „отъ чего въ Россіи мало авторскихъ талантовъ“, а съ другой, и главнѣйшимъ образомъ — И. М. Муравьевъ-Апостолъ, котораго „Письма изъ Москвы въ Нижній-Новгородъ“ начали печататься въ Сынѣ Отечества съ августа 1813 года. У Карамзина заимствованы нѣкоторыя частности, у Муравьева же Гнѣдичъ взялъ, какъ основную идею свою, такъ и ея развитіе: въ „Письмахъ въ Нижній“ также говорится о жалкомъ состояніи у насъ просвѣщенія, о рабствѣ нашемъ предъ французскою образованностью и о томъ, что исцѣлиться отъ галломаніи русское общество можетъ только однимъ средствомъ — усиленіемъ школьнаго классическаго ученія: „Пока мы не будемъ учиться, то-есть, посвящать все время перваго возраста, отъ 7 до 15 лѣтъ, на изученіе греческаго или, по крайней мѣрѣ латинскаго языка, вмѣстѣ съ русскимъ, основательно, эстетически, — до тѣхъ поръ мы.... будемъ не говорить, а болтать, не писать, а марать бумагу“ (письмо IV-е). Есть однако и существенная разница между „Письмами“ Муравьева и „Разсужденіемъ“ Гнѣдича: у перваго аргументація въ пользу вѣрной основной мысли не только блестяща и оригинальна, но и сильна и убѣдительна; у втораго тѣ же мысли изложены вяло, расплывчиво и напыщенно; въ „Письмахъ“ видно широкое образованіе ихъ автора и высказывается неподдѣльное его уваженіе къ великимъ представителямъ западно-европейскихъ литературъ (Шекспиру, Клопштоку, Шиллеру и друг.), которыя авторъ дѣйствительно знаетъ; въ рѣчи Гнѣдича находимъ довольно странныя сужденія о Шекспирѣ (стр. 62—63) и такія замѣчанія о нѣмецкой словесности (стр. 77), которыя показываютъ, что авторъ имѣлъ о ней весьма смутныя понятія1); а между тѣмъ, осуждая нѣмецкую „метафизическую“ поэзію и меланхолію — „странности, не имѣющія ни роду, ни имени“, Гнѣдичъ мѣтилъ, по видимому, на Жуковскаго (см. А. Д. Галахова, Исторія русской словесности, т. II, изд. 2-е, стр. 283). Муравьевъ вовсе не упоминаетъ о Карамзинѣ даже тамъ, гдѣ говоритъ объ образованіи русскаго прозаическаго слога (письмо 10-е), но и по этому предмету, и по многимъ другимъ (о дворянскомъ образованіи, о пренебреженіи Русскихъ къ родному языку и т. п.) онъ высказываетъ почти тѣ же мысли, какія выражалъ и Карамзинъ въ своихъ статьяхъ: „О любви къ отечеству и народной гордости“ (1802 г.) и „Отъ чего въ Россіи мало авторскихъ талантовъ?“ (1803 г.), и въ рѣчи, произнесенной въ Россійской академіи (1818 г.); словомъ, Муравьевъ имѣетъ самостоятельное воззрѣніе на вещи, которое вообще отдѣляется отъ карамзинскаго, но

426

иногда и сходится съ нимъ1). Напротивъ того, Гнѣдичъ не чуждается Карамзина: съ похвалою отзывается о его прозѣ (стр. 92—93), но рядомъ съ нею ставитъ и прозу М. Н. Муравьева — очевидно, не подозрѣвая, что тотъ же Карамзинъ выправлялъ ее для изданія 1810 г., — и тутъ же, какъ замѣтилъ еще Я. К. Гротъ (Письма Карамзина къ Дмитріеву, прим., стр. 79), дѣлаетъ косвенную выходку противъ преобразователя русскаго слога; другую подобную выходку можно видѣть на стр. 82 Гнѣдичева „Разсужденія“, гдѣ русскіе писатели укоряются за то, что позволили чужестранцамъ предупредить себя въ изображеніи великихъ русскихъ государей и героевъ. И это говорилось много лѣтъ спустя послѣ появленія, въ Вѣстникѣ Европы, замѣчательныхъ историческихъ опытовъ Карамзина, когда — какъ всѣмъ было извѣстно — онъ оканчивалъ уже VIII-й томъ „Исторіи Государства Россійскаго“! Понятно, что Карамзинъ оскорбился такимъ недоброжелательнымъ отношеніемъ къ его литературной дѣятельности: въ письмѣ къ Дмитріеву, отъ 30-го іюня 1814 г., онъ говоритъ о рѣчи Гнѣдича иронически (Письма Карамзина къ Дмитріеву, стр. 183, ср. стр. 181).

Похвала М. Н. Муравьеву, о которой упоминаетъ Батюшковъ, высказана въ „Разсужденіи“ Гнѣдича (стр. 93) въ слѣдующихъ словахъ: „Прозаическія сочиненія М. Н. Муравьева, мужа, оставившаго по себѣ незабвенную память для музъ Московскаго университета, принадлежатъ у насъ.... къ малому числу произведеній, отличныхъ красотою слога и достоинствомъ писателя, образованнаго вкусомъ древнихъ“. Къ этимъ словамъ слѣдуетъ еще выноска: „Сіи достоинства болѣе всего обнаруживаются въ прекрасной исторической повѣсти „Оскольдъ“.

— (Стр. 75). Къ сравненію журналистовъ съ актерами въ первомъ изданіи „Письма“ Батюшкова было прибавлено примѣчаніе, въ которымъ онъ съ похвалой отзывается о критикахъ Д. В. Дашкова, П. И. Макарова и А. П. Беницкаго.

Макаровъ, Петръ Ивановичъ, родился около 1765 г. Отецъ его, Иванъ Дмитріевичъ, былъ губернскимъ предводителемъ дворянства Казанской губерніи. Молодой Макаровъ началъ службу въ казанской артиллеріи. Пріѣхавъ впослѣдствіи въ Петербургъ, онъ прожилъ все свое состояніе, вышелъ въ отставку и въ 1795 году отправился путешествовать по Англіи. Живя здѣсь, онъ надѣлалъ

427

долговъ и, не имѣя возможности заплатить ихъ, бѣжалъ на родину. Но по пріѣздѣ въ Петербургъ, не смотря на свои стѣсненныя обстоятельства, онъ выслалъ кредиторамъ должную сумму. Макаровъ умеръ въ 1804 году, во время своего путешествія въ Польшу. Въ литературѣ Макаровъ извѣстенъ главнымъ образомъ, какъ издатель Московскаго Меркурія (1803 г.). Принадлежа къ послѣдователямъ Карамзина, онъ вступилъ въ литературный споръ съ Шишковымъ, когда послѣдній издалъ свое „Разсужденіе о старомъ и новомъ слогѣ“. Критика его на книгу Шишкова напечатана въ 12-мъ нумерѣ Московскаго Меркурія. Сочиненія Макарова изданы въ 2-хъ томахъ, въ Москвѣ, 1805 и 1817 гг. См. о П. И. Макаровѣ статью Г. Н. Геннади въ Современникѣ 1854 г., № 10, а также въ его Словарѣ.

Александръ Петровичъ Беницкій или Бенитцки, какъ онъ самъ иногда подписывался, родился въ 1780 году; воспитаніе получилъ въ пансіонѣ Шадена, гдѣ и изучилъ основательно нѣмецкій и французскій языки. По выходѣ изъ пансіона, Беницкій поступилъ въ армію, но по слабости здоровья прослужилъ съ небольшимъ только четыре года и въ чинѣ поручика уволенъ въ отставку. Послѣ того онъ до самой смерти находился при коммиссіи составленія законовъ. Умеръ въ Петербургѣ отъ чахотки 30-го ноября 1809 г. (Цвѣтникъ 1809 г., ч. IV, стр. 264—265; Опытъ краткой исторіи русской литературы Греча, стр. 327). Беницкій былъ одинъ изъ раннихъ пріятелей Батюшкова. Послѣдній часто вспоминаетъ о немъ въ письмахъ къ Гнѣдичу, какъ о человѣкѣ съ пылкою, благородною душой, съ большимъ умомъ и литературнымъ талантомъ. Онъ сравниваетъ Беницкаго съ французскимъ сатирикомъ Жильберомъ (Gilbert, Nicolas-Joseph-Laurent, род. 1751 г., ум. 1780), произведенія котораго отличаются мрачнымъ мизантрапическимъ характеромъ, вслѣдствіе житейскихъ неудачъ, преслѣдовавшихъ этого писателя. Дѣйствительно, Беницкій обладалъ несомнѣннымъ дарованіемъ и скоро пріобрѣлъ литературную извѣстность, главнымъ образомъ благодаря своимъ сказкамъ и „восточнымъ“ повѣстямъ, которыя отличались живымъ, интереснымъ разказомъ, остроуміемъ и хорошимъ языкомъ. Первые литературные опыты Беницкаго появились въ печати въ 1805 году. Въ Сѣверномъ Вѣстникѣ, ч. VII, стр. 316—332, помѣщена „Комала, пѣснь Оссіана“ съ слѣдующимъ примѣчаніемъ: „Въ одномъ изъ нѣмецкихъ періодическихъ изданій находится сія піеса, стихами, раздѣленная на явленія. Я сдѣлалъ подражаніе съ перевода г. Кострова“. Въ Журналѣ Росс. Словесности напечатано нѣсколько лирическихъ стихотвореній, какъ напримѣръ: „Гробница друга“ (ч. I, стр. 166—170), „Къ амуру“ (ч. II, стр. 35—36), „Пѣснь Вакху“ (ч. II, стр. 36—39), „Весна“ (ч. II, стр. 85—88) „Развалины“ (ч. II, стр. 141—146), „Кончина Шиллера“ (ч. II, стр. 201—204); встрѣчаются также эпитафіи, надписи, эпиграммы, басни и сказка въ стихахъ: „Вдова“ (ч. II, стр. 154—159). Изъ прозаическихъ статей помѣщены: „Перстень, восточная повѣсть“ (ч. II, стр. 117—120) и „Камоэнсъ, творецъ Лузіады“, изъ „Taschenbuch der Reisen“ Циммермана (ч. II, стр. 121—129). Большая часть произведеній Беницкаго напечатана здѣсь съ подписью А. Бе и Бу. Ки. Въ 1807 году Беницкій издалъ „Талію или собраніе разныхъ новыхъ сочиненій въ стихахъ и прозѣ. Книжка I“. Въ предисловіи издатель между прочимъ говоритъ: „Въ числѣ новыхъ піесъ помѣщены здѣсь

428

двѣ или три старыя; причиною сему то, что онѣ были напечатаны съ ошибками, затемнившими смыслъ ихъ, или что онѣ выправлены: слѣдовательно, въ обоихъ случаяхъ имѣютъ нѣкоторое право на помѣщеніе въ собраніи новыхъ сочиненій. Переводовъ, исключая три, четыре анекдота прозою, нѣтъ“. Первая книжка этого сборника (вторая хотя и была отпечатана, но по какимъ-то обстоятельствамъ въ свѣтъ не вышла) состоитъ изъ произведеній Н. И. Гнѣдича, С. С. Боброва, П. Г. Политковскаго, В. В. Попугаева, К. Н. Батюшкова, И. И. Дмитріева, А. Х. Востокова и др. Самому издателю принадлежатъ: „Ибрагимъ или великодушный, восточная повѣсть“, „Параллели: 1) Женщина и дама, 2) Умный и дуракъ“; „Бедуинъ“ (повѣсть). Изъ стихотвореній Беницкаго сюда вошли: „Комала“, уже прежде напечататанная въ Сѣверномъ Вѣстникѣ 1805 г., „Мотылекъ и роза“ и Отчаянная любовь“, нѣсколько эпиграммъ и 13 басенъ. Многія произведенія Беницкаго напечатаны безъ подписи или означены такъ: —Ъ. —И. — Въ 1809 году Беницкій вмѣстѣ съ А. Е. Измайловымъ издавалъ ежемѣсячный журналъ Цвѣтникъ, въ которомъ сотрудниками были главнымъ образомъ писатели карамзинскаго направленія. По смерти Беницкаго Цвѣтникъ хотя и просуществовалъ еще годъ подъ редакціей А. Е. Измайлова и П. А. Никольскаго, но уже не отличался прежнею занимательностію и разнообразіемъ содержанія. Не задолго до смерти Беницкаго Батюшковъ писалъ между прочимъ Гнѣдичу: „Беницкаго, котораго въ тайнѣ музы и три, четыре человѣка много жалѣть будутъ, я думаю, не стало. Безъ него и Цвѣтникъ такъ завялъ, какъ у меня въ саду послѣ осеннихъ дождей китайскій макъ“ (т. III, стр. 42). Къ болѣе замѣчательнымъ оригинальнымъ произведеніямъ Беницкаго, помѣщеннымъ въ Цвѣтникѣ 1809 г., принадлежатъ: 1) „На другой день, индѣйская сказка“ (ч. I, стр. 6—49); 2) „Восточныя сказанія“ (стр. 172—178; 304—309); „Похвальное слово Пипинькѣ“ (стр. 214—218); 4) „Нѣчто о баснѣ“ (ч. II, стр. 226—237); 5) „Грангулъ“, драм, бездѣлка (стр. 19—54). Кромѣ того, есть нѣсколько басенъ и лирическихъ произведеній, къ числу которыхъ принадлежитъ и „Лѣтняя ночь“ (стр. 190), неосновательно приписанная М. Н. Лонгиновымъ Батюшкову. Изъ переводовъ Беницкаго здѣсь помѣщены: 1) статьи изъ „Taschenbuch der Reisen“: „Западная Индія“ (ч. I, стр. 59—83); „Надгробная рѣчь, говоренная по смерти надовесскаго воина“ (ч. I, стр. 105—108); „Сахаръ“ (ч. I, стр. 184—210); 2) „Возвращеніе Бахуса изъ Индіи“, диѳирамбъ, вольный переводъ стихами изъ сочин. Вилламова (ч. I, стр. 293—304); 3) „Германнъ и Туснельда“, изъ Клопштока (ч. II, стр. 149—153); 4) „Балклута, отрывокъ изъ Оссіановой поэмы: Картонъ“ (ч. III, стр. 65—68); 5) „Преступникъ отъ безславія“, изъ Шиллера (ч. II, стр. 84—114; 154—184). Очевидно, Беницкій отдавалъ предпочтеніе нѣмецкой литературѣ передъ французскою, что̀, безъ сомнѣнія, имѣло вліяніе на развитіе его литературныхъ воззрѣній и на характеръ собственныхъ произведеній. Въ критическомъ отдѣлѣ Цвѣтника Беницкій также участвовалъ. Всѣ его рецензіи на новыя книги изчислены на стр. 266—267 IV-й части этого журнала. Изъ посмертныхъ произведеній Беницкаго, напечатанныхъ въ Цвѣтникѣ 1810 г., обращаетъ на себя вниманіе переводъ изъ Шиллера: „Мысли объ употребленіи въ искусствѣ обыкновеннаго и низкаго“ (ч. V, стр. 7—28). Въ Благонамѣренномъ 1821 г. ч. 9, № 3, стр. 192—193, напечатано шуточное стихотвореніе: „Изъясненіе

429

въ любви портнаго“, съ слѣдующимъ примѣчаніемъ А. Е. Измайлова: „Недавно попалось мнѣ это забавное стихотвореніе, написанное рукою покойнаго сотрудника моего и друга А. П. Беницкаго. Общіе наши съ нимъ пріятели увѣрили меня, что оно принадлежитъ ему и никогда еще не было напечатано. Какъ жаль, что онъ столь рано кончилъ жизнь свою! Самые первые опыты его упражненій въ словесности, особенно повѣсти, можно почти назвать образцовыми“. По свидѣтельству того же Измайлова, Беницкому, а не Г. Г. Политковскому, какъ печаталось въ афишахъ, принадлежитъ переводъ комедіи Коцебу „Портной Фипсъ“ (Благонамѣр. 1821 г., ч. 13, прибавл. къ № 3, стр. 16). Переводъ былъ изданъ въ 1808 году. Къ тому же времени относится и стихотвореніе: „Къ—ѣ—ѣ—й“, напечатанное въ Драм. Вѣстникѣ, ч. III, № 68, стр. 120, съ подписью А. Бе. Друзья Беницкаго, въ рукахъ которыхъ находились многія не напечатанныя произведенія покойнаго, имѣли намѣреніе издать полное собраніе его сочиненій и переводовъ, но предпріятіе это не осуществилось (Благонамѣр. 1821 г., ч. 13, прибавл. къ № 3, стр. 16). Извѣстно между прочимъ, что послѣ Беницкаго осталась не оконченная трагедія въ стихахъ: „Неронъ“ (Цвѣтникъ 1809 г., ч. IV. стр. 266) (В. С.).

— (Стр. 75, прим.). Письмо С. С. Уварова къ В. В. Капнисту, изъ котораго Батюшковъ приводитъ нѣсколько словъ, относится къ извѣстному спору между двумя названными писателями о томъ, какимъ размѣромъ слѣдуетъ переводить Иліаду (см. объ этомъ спорѣ А. Д. Галахова, Ист. р. слов., изд. 2-е, т. II, стр. 283—287); письмо Уварова появилось въ печати только въ 1815 г., въ 17-й книжкѣ Чтеній въ Бесѣдѣ любителей русскаго слова; но такъ какъ статья Батюшкова о Муравьевѣ написана и напечатана еще въ 1814 году, то слѣдовательно, письмо Уварова было извѣстно Батюшкову еще въ рукописи.

— (Стр. 76—77). Въ своихъ „Mélanges littéraires“ (1749 г.) Вольтеръ посвящаетъ особую статью разговорамъ въ прозѣ, въ которой строго разбираетъ Фонтенелевы „Разговоры въ царствѣ мертвыхъ“. Конечное его заключеніе таково: „Le malheur de ce livre et de ceux qui lui ressemblent est d’être écrit pour faire voir qu’on a de l’ésprit“.

— (Стр. 77). Разговоръ Игоря и Ольги о богопочитаніи см. въ Полн. Собр. Соч. М. Н. Муравьева. т. I, стр. 310—312; разговоръ между Владиміромъ и Карломъ Великимъ — тамъ же, стр. 313—316.

— (Стр. 78). Мѣста, приводимыя изъ „Обитателя предмѣстія“, см. въ Полн. Собр. Соч. М. Н. Муравьева, т. I, стр. 102—103 (письмо 7-е).

— (Стр. 78, прим.). Выписка изъ Монтаня взята изъ его Essais, livre I, chap. XXVII. — Лабоеси (Etienne de Laboétie), род. 1530 г., ум. 1563; написалъ сочиненіе „Discours de la servitude volontaire“, переводилъ Плутарха, писалъ стихи и пр.; былъ другъ Монтаня и завѣщалъ ему свои рукописи.

430

— (Стр. 79—80). Выписки изъ Муравьева заимствованы изъ „Обитателя предмѣстія“, письмо 3-е: П. Собр. Соч. М. Н. Муравьева, т. I, стр. 81 и слѣд.

— (Стр. 80—81). Повѣсть „Оскольдъ“ въ П. Собр. Соч. М. Н. Муравьева, т. I, стр. 271—299; ср. о ней выше въ нашихъ примѣчаніяхъ, стр. 397.

— (Стр. 81, прим.). Статья Муравьева о Ломоносовѣ въ П. Сбор. Соч., т. III, стр. 215—222.

— (Стр. 83). Выписка взята изъ статьи Муравьева „Разсѣянныя черты изъ землеописанія россійскаго“: П. Собр. Соч., т. II, стр. 349—350. — Относящееся къ этой выпискѣ примѣчаніе Батюшкова говоритъ объ „Исторіи“ Карамзина, появленіе которой было ожидаемо съ нетерпѣніемъ.

— (Стр. 83). У Шиллера есть небольшая статья „Ueber Matthissons Gedichte“, изъ которой Батюшковъ приводитъ слѣдующее мѣсто: „Ein vertrauter Umgang mit der Natur und mit classischen Mustern hat seinen Geist genährt, seinen Geschmack gereinigt, seine sittliche Grazie bewahrt; eine gläutere heitere Menschlichkeit beseelt seine Dichtungen, und rein, wie sie auf der spiegelnden Fläche des Wassers liegen, malen sich die schönen Naturbilder in der ruhigen Klarheit seines Geistes“.

— (Стр. 84). „Просвѣщеніе и роскошь“: П. Собр. Соч. М. Н. Муравьева, т. III, стр. 196—199; „Блаженство“ — тамъ же, стр. 51—53; „Забавы воображенія“ — тамъ же, стр. 113—123.

— (Стр. 87). Нѣтъ никакихъ извѣстій о томъ, чтобъ И. М. Муравьевъ-Апостолъ написалъ свои воспоминанія о М. Н. Муравьевѣ.

— (Стр. 87). Эпистолу къ И. П. Тургеневу см. въ П. Собр. Соч. М. Н. Муравьева, т. I, стр. 61—63. Эпистола относится къ 1774 году.

Иванъ Петровичъ Тургеневъ, одинъ изъ образованнѣйшихъ людей своего времени, родился 21-го іюня 1752 г. и воспитывался въ московской университетской гимназіи въ одно время съ М. Н. Муравьевымъ, то-есть, во второй половинѣ 1760-хъ годовъ. Съ этихъ поръ и началась ихъ дружба. Впослѣдствіи Тургеневъ сталъ ревностнымъ масономъ и сблизился съ Н. И. Новиковымъ, въ семидесятыхъ годахъ, когда послѣдній жилъ еще въ Петербургѣ. Въ 1779 году Иванъ Петровичъ переѣхалъ на жительство въ Москву, гдѣ вмѣстѣ съ Новиковымъ, Шварцемъ, княземъ Н. Н. Трубецкимъ, М. М. Херасковымъ и другими лицами принялъ дѣятельное участіе въ образованіи Дружескаго ученаго Общества и дѣлалъ щедрыя пожертвованія на предпріятія его. Съ 1784 года онъ былъ членомъ Типографической Компаніи. Въ это время Тургеневъ состоялъ генеральсъ-адъютантомъ при главнокомандующемъ, графѣ З. Г. Чернышевѣ. Въ 1785 году, вышедши въ отставку, И. П. Тургеневъ отправился въ Симбирскую губернію, гдѣ было у него имѣнье и, встрѣтивъ тамъ Карамзина, убѣдилъ его бросить свѣтскую жизнь, ѣхать въ Москву и посвятить себя литературѣ.

431

Когда, въ 1792 году, началось преслѣдованіе мартинистовъ, Тургеневу приказано было отправиться на житье въ свои симбирскія помѣстья. Но по вступленіи на престолъ императора Павла онъ былъ возвращенъ изъ ссылки и назначенъ, 15-го ноября 1797 года, директоромъ Московскаго университета, которымъ и управлялъ по конецъ 1803 г., когда послѣдовало преобразованіе университета, и должность директора была уничтожена. Подъ руководствомъ Тургенева въ Московскомъ университетскомъ пансіонѣ получили образованіе многія извѣстныя впослѣдствіи лица, въ томъ числѣ В. А. Жуковскій. Они относились къ нему съ глубокимъ уваженіемъ, почитали какъ отца (Шевыревъ, Исторія Московскаго университета; Лонгиновъ, Новиковъ и московскіе мартинисты). М. И. Невзоровъ, принадлежавшій къ кругу московскихъ масоновъ, отзывается о Тургеневѣ въ слѣдующихъ словахъ: „Онъ былъ мой личный благодѣтель... Онъ былъ добрый другъ юношества и многимъ молодымъ людямъ, особливо въ бытность свою директоромъ Московскаго университета, оказалъ благодѣянія, открывая возможные способы къ ученію, ободряя, награждая и даже по выходѣ изъ училищъ сыскивая разные пути къ должностямъ и благосостоянію жизни“ (Другъ Юношества 1809 г., январь, стр. 2). Въ собраніи стихотвореній Невзорова есть посланіе: „Его превосходительству И. П. Тургеневу выраженіе сердечныхъ чувствъ въ 24 день февраля 1800 г.“. Посланіе это, написанное еще въ Казани по случаю дня рожденія И. В. Лопухина, было прислано И. П. Тургеневу, какъ одному изъ ближайшихъ друзей послѣдняго. Оно перепечатано въ Другѣ Юношества 1810 г., февраль, стр. 95—101. Послѣдніе годы жизни И. П. Тургеневъ жилъ въ Москвѣ (Р. Арх. 1871 г., стр. 0148; С. П. Жихаревъ, Записки современника. Дневникъ студента. С.-Пб. 1859, стр. 37), но въ февралѣ 1807 г. пріѣхалъ въ Петербургъ и здѣсь проводилъ время преимущественно у М. Н. Муравьева (С. П. Жихаревъ, Дневникъ чиновника въ Отеч. Зап. 1855 г., т. CI, стр. 140). Здѣсь Тургеневъ и умеръ 28-го февраля 1807 г. и похороненъ на Лазаревскомъ кладбищѣ Александро-Невской лавры, рядомъ со своимъ старшимъ сыномъ, Андреемъ Ивановичемъ (род. 1-го октября 1781 г., ум. 8-го іюля 1803 г.).

Въ литературѣ И. П. Тургеневъ извѣстенъ, какъ авторъ сочиненій: 1) „Кто можетъ быть добрымъ гражданиномъ и вѣрнымъ подданнымъ“. И. В. Лопухинъ говоритъ въ своихъ запискахъ, что сочиненіе это было переведено на французскій языкъ и пущено въ продажу (Р. Арх. 1884 г., кн. I, стр. 29); на русскомъ языкѣ, въ переводѣ Василія Протопопова, оно напечатано въ 1796 году, съ посвященіемъ Аѳанасію, епископу Коломенскому и Тульскому; 2) Нѣкоторое подражаніе пѣснямъ Давидовымъ. М. 1802. Подъ посвященіемъ „любезнѣйшему другу“ выставленъ 1795 годъ. Перепечатано Невзоровымъ въ Другѣ Юношества 1809 г., январь, стр. 1—18, откуда и узнается авторъ „подражанія“. Кромѣ того, Тургеневу принадлежатъ переводы слѣдующихъ мистическихъ сочиненій: 1) Іоанна Масона, познаніе самого себя. М. 1783; изд. 2-е М. 1786; изд. 3-е М. 1800; 2) Апологія или защищеніе ордена В. К. М. 1784; 3) Іоанна Арндта о истинномъ христіанствѣ. М. 1784; изд. 2-е М. 1800—1801 (В. С.).

— (Стр. 89). Посланіе М. Н. Муравьева, изъ котораго Батюшковъ приводитъ изображеніе Вольтера, есть „Посланіе о легкомъ стихотвореніи“,

432

написанное Муравьевымъ къ Аѳанасію Матвѣевичу Брянчанинову, одному изъ его вологодскихъ пріятелей, и относящееся къ 1783 году. Оно сохранилось въ видѣ корректурнаго листка между рукописями сочиненій М. Н. Муравьева въ Имп. Публ. Библіотекѣ, но въ изданіяхъ сочиненій М. Н. Муравьева не помѣщено. А. М. Брянчаниновъ — извѣстный вологодскій помѣщикъ въ концѣ прошлаго вѣка, женатый на двоюродной сестрѣ М. Н. Муравьева (Р. Арх. 1867 г., ст. 1653). Въ П. С. Соч. послѣдняго (т. I, стр. 20) есть другое посланіе къ А. М. Брянчанинову, подъ заглавіемъ „Сельская жизнь“.

— (Стр. 91). Стихотвореніе „Къ Музѣ“ см. въ П. Собр. Соч. М. Н. Муравьева, I, стр. 64—65.

— (Стр. 91). Письмо о сочиненіяхъ Муравьева заключается стихами изъ Виргиліевой Энеиды, п. VI, ст. 883—884.

XI.

Прогулка въ академію художествъ.

———

Напечатано: 1) въ Сынѣ Отечества 1814 г., ч. 18, № XLIX, декабря 3-го, стр. 121—132, № L, декабря 10-го, стр. 161—176, и № LI, декабря 17-го, стр. 201—215, безъ подписи; 2) въ Опытахъ, ч. I, стр. 114—158; 3) въ Сочиненіяхъ, изд. 1834 г., ч. I, стр. 123—157; 4) въ Сочиненіяхъ, изд. 1850 г., ч. I, стр. 131—168.

Варіанты (по Сыну Отечества).

Къ стран. 93.

Строка 3.

Картинками вм. картинами.

19-20:

Пожаръ все разрушилъ. Но въ памяти моей....

32:

съ Монтанемъ вм. съ Винкельманомъ.

Къ стран. 94.

Стр. 22:

.... пробуждалъ молчаніе пустыни дикой, мрачной, безмолвной;

Къ стран. 95.

Стр. 1:

по берегамъ, когда великая мысль....

16-17:

.... изображался 1703 годъ римскими цифрами.

Къ стран. 96.

Стр. 6:

прійдемъ вм. пройдемъ.

Къ стран. 98.

Стр. 27:

и составляетъ теперь лучшее украшеніе города.

433

Къ стран. 99.

Стр. 25:

знакомецъ вм. знакомый.

27 и 29:

клобъ вм. клубъ.

Къ стран. 101.

Стр. 10:

въ клобѣ вм. въ клубѣ.

12:

безщадно вм. нещадно.

Къ стран. 103.

Стр. 14:

Художники новѣйшіе вообще съ бо̀льшимъ искусствомъ....

Къ стран. 105.

Стр. 23:

Я много наслышался....

26:

Четыре фигуры болѣе человѣческаго роста....

Къ стран. 109.

Послѣ 3-ей строки прибавлено:

Можетъ быть, мое сужденіе слишкомъ строго, ибо картина еще не кончена. Мы замѣтили еще изъ воску барельефъ: Обрученіе Ольги съ Игоремъ. Отдѣлка тщательна, но все вообще сухо. Множество зрителей....

Стр. 31:

Вотъ его рѣзьба камней.

Къ стран. 110:

Стр. 3:

въ отдѣлываніи вм. въ отдѣлкѣ.

26-27:

все доказываетъ его дарованіе, умъ и вкусъ нѣжный.

Къ стран. 111.

Стр. 1:

Самъ Старожиловъ....

30-37:

Цитаты нѣтъ.

Къ стран. 112.

Стр. 10:

.... для любителя древности, или долговременное....

Къ стран. 115.

Стр. 25:

Иванъ Фалотовъ вм. NN.

Къ стран. 117.

Стр. 1-3:

„Запечатайте письмо: его никто не прочитаетъ!“ отвѣчалъ художникъ съ хитрою улыбкою. Его слова успокоили....

Стр. 4:

оскорбить вм. огорчить.

— Время сочиненія „Прогулки въ Академію Художествъ“ опредѣляется промежуткомъ между пріѣздомъ Батюшкова въ Петербургъ въ іюлѣ 1884 г. и напечатаніемъ этой статьи въ декабрѣ того же года.

Подобно двумъ предшествовавшимъ статьямъ, описанію академической выставки 1814 г. Батюшковъ далъ форму письма, назвавъ его „письмомъ стараго московскаго жителя къ пріятелю въ деревню его Н.“. Выдавая автора за стараго

434

Москвича и печатая свою статью подъ псевдонимомъ, Батюшковъ обнаружилъ желаніе скрыть свою личность, какъ сочинителя; причиною тому была, конечно, та чрезмѣрная щекотливость, которую наши художники проявляли относительно сужденій критики; ясный намекъ на это и находимъ въ концѣ статьи. Батюшковъ долженъ былъ поступать въ этомъ случаѣ тѣмъ осторожнѣе, что всѣмъ была извѣстна его близость къ А. Н. Оленину, который хотя въ 1814 г. еще не занималъ офиціальнаго положенія въ Академіи Художествъ, но уже состоялъ ея почетнымъ членомъ съ 1804 г. (П. Н. Петровъ, Сборникъ матеріаловъ для исторіи Имп. Академіи Художествъ, ч. I, стр. 465, 586, 587) и пользовался общею извѣстностью какъ любитель и знатокъ пластическихъ искусствъ; притомъ, будучи близкимъ человѣкомъ къ гр. А. С. Строганову, президенту Академіи съ 1800 по 1811 г., Оленинъ, вѣроятно, еще въ то время имѣлъ вліяніе на академическія дѣла. Нашъ авторъ, въ письмѣ къ Гнѣдичу отъ сентября 1816 г. (т. III, 395), самъ сознается, что канва его статьи принадлежитъ Оленину; поэтому и въ 1817 году, намѣреваясь перепечатать „Прогулку“ въ своихъ „Опытахъ“, онъ считалъ необходимымъ спросить предварительнаго согласія на то Оленина. Вмѣстѣ съ тѣмъ, статьей этою Батюшковъ хотѣлъ выразить свое уваженіе къ тому просвѣщенному человѣку, на котораго общественное мнѣніе указывало, какъ на достойнаго преемника графу Строганову; то же уваженіе неоднократно засвидѣтельствовано и въ письмахъ Батюшкова (см. особенно т. III, 444). Въ особенности высоко цѣнилъ Батюшковъ въ Оленинѣ любовь къ древнему искусству и его заслуги по развитію художественнаго образованія въ Россіи.

— (Стр. 93) Лосенковъ, Антонъ Павловичъ, одинъ изъ извѣстнѣйшихъ русскихъ художниковъ XVIII в., историческій живописецъ и портретистъ, род. 1737 г., ум. 1773. „Имя его имѣетъ важное значеніе въ исторіи русской живописи, не только какъ отличнаго по своему времени художника, но и какъ образователя многихъ даровитыхъ живописцевъ, сообщившаго нашей школѣ серьезное и самостоятельное направленіе“ (отзывъ А. И. Сомова въ книгѣ: Галерея Имп. Акад. Художествъ I. Каталогъ оригин. произведеній русской живописи, С.-Пб. 1872, стр. 147—148; кромѣ того, о Лосенковѣ см. статью П. Н. Петрова въ журналѣ Сѣверн. Сіяніе 1864 г.).

— (Стр. 93). Упоминаніе о Винкельманѣ, съ которымъ въ рукахъ сидитъ авторъ письма, принадлежитъ къ числу варіантовъ позднѣйшей окончательной редакціи „Прогулки“; въ первоначальномъ текстѣ говорилось здѣсь о Монтанѣ, любимомъ писателѣ Батюшкова. Но и замѣна его Винкельманомъ не есть пріемъ искусственнаго сочинительства: далѣе въ „Прогулкѣ“ дѣйствительно находимъ цитату изъ знаменитаго историка древняго искусства.

— (Стр. 94). Два русскіе стиха заимствованы изъ поэмы Дмитріева: „Ермакъ“ (Сочиненія И. И. Дмитріева, изд. 1823 г., т. I, стр. 19).

— (Стр. 94). Французскій стихъ взятъ изъ поэмы Делиля: „Imagination“, пѣснь VI, ст. 32; здѣсь онъ читается съ небольшимъ отличіемъ:

Ainsi un faible gland renferme un chène immense.

435

— (Стр. 94—95). Не подлежитъ, кажется, сомнѣнію, что мечтанія автора письма о Петрѣ Великомъ, стоящемъ на пустынныхъ берегахъ Невы и погруженномъ въ мысль объ основаніи здѣсь будущей столицы Россіи, внушили Пушкину его знаменитое вступленіе къ „Мѣдному Всаднику“.

— (Стр. 96). Приведенные стихи составляютъ первую строфу стихотворенія М. Н. Муравьева „Богинѣ Невы“ (П. Собр. Соч. М. Н. Муравьева, т. I, стр. 35).

— (Стр. 97). Томасъ де-Томонъ (Thomas de Thomon), извѣстный архитекторъ, род. въ 1756 г., ум. въ 1814, въ Петербургѣ; родомъ Французъ, онъ кончалъ свое образованіе въ Римѣ въ то время, какъ начиналась во Франціи революція; поэтому онъ не пожелалъ возвратиться въ свое отечество и уѣхалъ въ Венгрію, а оттуда въ 1798 г. переселился въ Россію. Кромѣ архитектуры, онъ занимался также акварельною живописью. Томонъ возвелъ много замѣчательныхъ зданій въ Петербургѣ, между прочимъ Большой театръ и новое, нынѣ существующее, зданіе Биржи, и нѣкоторыя постройки въ Павловскѣ. Имъ же выстроенъ монументъ Полтавской битвѣ въ Полтавѣ, „тощій памятникъ, столбъ изобрѣтенія Томонова“, по выраженію Батюшкова (т. III, стр. 510). Архитектурные и живописные труды его описаны и изображены въ нѣсколькихъ изданныхъ имъ въ Петербургѣ книгахъ. См. о немъ въ сочиненіи L. Dussieux: Les artistes français à l’étranger. P. 1856, стр. 420—422; сочиненія его изчислены въ каталогѣ иноязычныхъ сочиненій о Россіи, находящихся въ Имп. Публ. Библіотекѣ. Въ рукописномъ отдѣленіи той же Библіотеки находится пропущенная цензурой въ 1809 г. рукопись Томонова сочиненія „Traité de peinture“, съ каталогомъ и изображеніями художественныхъ произведеній самого Томона (Отчетъ Имп. Публ. Библіотеки за 1878 г., стр. 67—68). Здѣсь кстати будетъ отмѣтить еще одну подробность о Томонѣ, не относящуюся до искусства, но характерную для своего времени: Томонъ „былъ извѣстенъ какъ бѣшеный роялистъ и пламенный католикъ; земляки его, средняго состоянія, составлявшіе религіозно-легитимистскую партію, которая такъ безкорыстно стояла за тронъ и церковь, говорятъ, всѣ у него собирались“ (Вигель, Воспоминанія, т. III, стр. 40).

— (Стр. 98). Зданіе адмиралтейства было заложено Петромъ Великимъ 1704 г. въ видѣ крѣпости, съ бастіонами, вооруженными рядомъ пушекъ, и окружено каналами; при Елисаветѣ возведенъ былъ шпицъ надъ главнымъ павильономъ зданія, и въ немъ устроена церковь. Но только при Павлѣ I рѣшено было перестроить адмиралтейскій дворъ, отнявъ у него видъ крѣпости: каналы были засыпаны, на мѣстѣ ихъ и куртинъ укрѣпленія проложена тройная линія бульвара; вся лицевая сторона зданія отдѣлана заново: башня, надъ которою возвышается шпицъ, окружена колоннадой, по сторонамъ главныхъ воротъ явились на пьедесталахъ группы Атлантидъ, а передъ входами въ боковые павильоны положены аллегорическія группы русскихъ рѣкъ. Это удачно произведенная перестройка исполнена была архитекторомъ А. Д. Захаровымъ, а скульптурныя работы произведены Ѳ. С. Щедринымъ и другими

436

ваятелями. Окончена перестройка уже при Александрѣ I (см. статью П. Н. Петрова въ журналѣ Пчела 1875 г.).

— (Стр. 99). Джіакомо Гваренги (Quarenghi), Италіянецъ, талантливый архитекторъ, род. въ 1744 г., ум. въ 1817 въ Петербургѣ; онъ прибылъ въ Россію въ концѣ 70-хъ годовъ прошлаго вѣка и произвелъ много красивыхъ построекъ въ Петербургѣ и его окрестностяхъ, между прочимъ зданіе государственнаго банка, эрмитажный театръ, дворецъ въ Англійскомъ саду въ Петергофѣ, Александровскій дворецъ въ Царскомъ Селѣ, церковь въ Павловскѣ и пр.; много построекъ возведено было Гваренги для кн. А. А. Безбородка; см. о Гваренги брошюру: Giacomo Quarenghi Bergamasco architetto alla corte imperiale di Pietroburgo. Memoria di Giuseppe Colombo B. Torino. 1879, также Дневникъ А. В. Храповицкаго, изд. Н. П. Барсуковымъ, и біографію князя А. А. Безбородка, написанную Н. И. Григоровичемъ, въ Сборникѣ Имп. Русск. Историч. Общества, тт. XXVI и XXIX. Въ брошюрѣ Коломбо напечатаны письма императрицы Екатерины къ своему любимому архитектору. Гваренги былъ друженъ съ Н. А. Львовымъ и И. И. Хемницеромъ (см. Сочиненія и письма Хемницера. Изданіе Имп. Академіи Наукъ. С.-Пб. 1873, стр. 72).

— (Стр. 100). Стихи взяты изъ піесы Державина: „Къ первому сосѣду“ строфа 6-я (Соч. Держ., 1-е акад. изд., т. I, 106).

— (Стр. 101). Сахарова, Марья Степановна, до замужества Синявская, талантливая драматическая актриса, появилась на московской сценѣ еще въ 1767 году, если вѣрить показанію Г. Носова (Хроника русскаго театра. М. 1883, стр. 288), при чемъ сперва играла въ комедіяхъ, а впослѣдствіи перешла на трагическія роли. По словамъ М. Н. Макарова, она преимущественно играла въ піесахъ Коцебу. Но ее скоро замѣнила М. С. Воробьева (Реперт. и Пант. 1843 г., кн. 9, стр. 7: Отрывки изъ театральныхъ воспоминаній московскаго старожила). Съ конца XVIII в. Сахарова играла на петербургской сценѣ (Лѣтопись русск. театра, П. Н. Арапова, стр. 144). С. П. Жихаревъ, въ „Воспоминаніяхъ стараго театрала“, говоритъ, что она занимала сперва первыя роли въ трагедіяхъ, но со времени появленія на сценѣ Е. С. Семеновой и М. И. Валберховой перешла на роли наперсницъ, которыя принимала на себя единственно по убѣжденію князя А. А. Шаховскаго, чтобы содѣйствовать на сценѣ молодымъ актрисамъ. Она прекрасно читала стихи (Отеч. Зап. 1854 г., № 10, стр. 116) (В. С.).

— (Стр. 101). Знаменитая русская трагическая актриса Екатерина Семеновна Семенова родилась въ Петербургѣ 7-го ноября 1786 г. и воспитывалась въ театральномъ училищѣ. Руководителемъ ея былъ И. А. Дмитревскій. Первый дебютъ Семеновой, когда она была еще воспитанницей, состоялся 3-го февраля 1802 г. въ роли Нанины въ Вольтеровой комедіи того же имени. Затѣмъ, съ большимъ успѣхомъ исполняла она въ трагедіяхъ Озерова роли Антигоны (1804 г.), Моины (1805 г.) и въ особенности Ксеніи. Съ 4-го іюля 1805 г.

437

началась ея служба при дирекціи, а съ 1807 г. — знакомство съ Гнѣдичемъ, который занимался съ нею изученіемъ ролей, чѣмъ много способствовалъ ея сценическимъ успѣхамъ. Гнѣдичъ боготворилъ свою ученицу и относился къ ней съ чувствомъ самой нѣжной дружбы. Обладая большимъ драматическимъ талантомъ, прекрасною, выразительною наружностью и необыкновенно звучнымъ голосомъ, Семенова была украшеніемъ русской драматической труппы. Слава ея утвердилась главнымъ образомъ съ тѣхъ поръ, когда она 8-го апрѣля 1809 г., выступила въ роли Аменаиды въ трагедіи Вольтера „Танкредъ“, переведенной для нея Гнѣдичемъ. На спектаклѣ присутствовала знаменитая французская актриса Жоржъ, второй петербургскій дебютъ которой (30-го іюля 1808 г.) былъ также въ этой роли. Исполненіе Семеновой было превосходно, такъ что самые почитатели Жоржъ отдавали ей справедливость. Къ этому же году относятся и стихи Батюшкова къ Семеновой (т. I, стр. 69—70), талантъ которой онъ высоко цѣнилъ. Въ письмѣ къ Гнѣдичу отъ 6-го сентября 1809 г. онъ пишетъ: „Я взялъ перо съ удовольствіемъ и въ первый разъ, можетъ быть, съ пользой и кстати, то-есть, для дружества. Надѣюсь, что Семенова поблагодаритъ хоть словомъ своей руки; я тѣмъ болѣе на это имѣю права, что съ ней незнакомъ“. При письмѣ приложены были и самые стихи. Въ періодъ времени отъ 1809 по 1826 г., сдѣлавшись любимицей публики, Семенова исполнила много различныхъ ролей; особенный восторгъ публики вызывала она въ „Поликсенѣ“ и „Меропѣ“, и въ нѣкоторыхъ мѣстахъ послѣдней превосходила г-жу Жоржъ. Въ 1826 году Семенова сошла со сцены и въ февралѣ слѣдующаго года вмѣстѣ съ княземъ И. А. Гагаринымъ, знакомство съ которымъ восходитъ почти ко времени первыхъ ея сценическихъ успѣховъ, переселилась въ Москву, а въ 1828 г. вышла за него замужъ. Живя въ Москвѣ, она время отъ времени играла на домашнихъ спектакляхъ. Особенными почитателями ея въ Москвѣ были С. Т. Аксаковъ, Н. И. Надеждинъ, М. П. Погодинъ и А. С. Пушкинъ, который оставилъ ей на память экземпляръ „Бориса Годунова“ съ надписью: „Княгинѣ Е. С. Гагариной отъ Пушкина, Семеновой — отъ сочинителя“. Въ 1847 году, пріѣхавъ въ Петербургъ, Екатерина Семеновна въ послѣдній разъ явилась въ „Меропѣ“, игранной съ благотворительною цѣлью на частномъ театрѣ Александра Карловича Галлера, на дачѣ его, по Петергофской дорогѣ. Скончалась она 1-го марта 1849 г. и погребена на Митрофаніевскомъ кладбищѣ. См. о Е. С. Семеновой: Театралъ. Карманная книжка для любителей театра. С.-Пб. 1853; С. П. Жихаревъ, Воспоминанія стараго театрала, въ Отеч. Зап. 1854 г., № 10; Лѣтопись русск. театра, П. Н. Арапова; Русск. Стар. 1873 г., т. VII, стр. 265—269; 1880 г., т. XXVIII, стр. 569—570) (В. С.).

— (Стр. 103). Знаменитая статуя Фальконета еще задолго до своего открытія (1782 г.) была предметомъ самыхъ разнообразныхъ сужденій; эти мнѣнія, часто почти противоположныя, собраны въ статьѣ В. В. Стасова: „Три французскихъ скульптора въ Россіи“ (Др. и Нов. Россія 1877 г., № 4), гдѣ читатель найдетъ свѣдѣнія и о другихъ конныхъ статуяхъ, которыя были изваяны раньше Фальконетова Петра Великаго, въ томъ числѣ и о древней статуѣ Марка Аврелія. Фальконету не нравился конь, на которомъ

438

посаженъ Римскій императоръ, и чтобы вылѣпить своего коня, онъ много изучалъ натуру, особенно арабскихъ лошадей изъ конюшенъ графа Орлова, на которыхъ скакалъ предъ нимъ, вверхъ по искусственной маленькой скалѣ, отличный ѣздокъ генералъ Мелиссино.

— (Стр. 104). Стихъ, относящійся къ Юпитеру, взятъ изъ піесы Дмитріева: „Подражаніе Горацію, ода 1-я книги III-й“, строфа 2-я (Сочиненія И. И. Дмитріева, изд. 1823 г., ч. I стр. 36).

— (Стр. 104.) Изображеніе Аполлона взято изъ стихотворенія Державина „Любителю художествъ“ (гр. А. С. Строганову), строфа 8-я (Соч. Державина, 1-е акад. изд., I стр. 369—370).

— (Стр. 104). Цитата изъ Винкельмана взята изъ его „Исторіи искусства у древнихъ“. Батюшковъ читалъ это сочиненіе, вѣроятно, во французскомъ переводѣ, почему и приводимъ оттуда слѣдующія строки изъ описанія статуи Аполлона Бельведерскаго: „A l’aspect de ce chef d’oeuvre j’oublie tout l’univers; je prends moi-même une attitude noble pour le contempler avec dignité“ (Histoire de l’art chez les anciens, par M. Winkelmann. Traduite par Huber. P. MLXXXIX. T. I, p. 197).

— (Стр. 105). Стихъ взятъ изъ посланія В. Пушкина къ Д. В. Дашкову (см. Сочиненія В. Л. Пушкина, смирдинское изданіе, стр. 24).

— (Стр. 105). Егоровъ, Алексѣй Егоровичъ, извѣстный историческій живописецъ, род. въ 1776, ум. въ 1851 г.; учился въ нашей Академіи Художествъ, а потомъ съ 1803 г. по 1807 находился для усовершенствованія за границей, главнымъ образомъ въ Римѣ. Написанное имъ „Истязание Спасителя“, конченное въ 1814 г., считается лучшею его картиной и находится теперь въ Императорскомъ Эрмитажѣ (см. о немъ А. И. Сомовъ, Картинная галерея Имп. Акад. Худож. I, стр. 165—166).

— (Стр. 108). Фамилія художника, выставившаго видъ окрестностей Шафгаузена, намъ не извѣстна.

— (Стр. 108). Упоминаемый Батюшковымъ проектъ соборной церкви принадлежитъ молодому архитектору Ивану Петровичу Бернаскони, италіянскому уроженцу, но питомцу нашей Академіи Художествъ; въ 1814 г. онъ получилъ за названный проектъ званіе академика и умеръ въ 1827 году (сообщилъ Н. П. Собко).

— (Стр. 108). „Празднованіе Пасхи русскими войсками въ Парижѣ“ или, точнѣе, торжественное молебствіе русскихъ войскъ въ столицѣ Франціи — картина извѣстнаго талантливаго русскаго пейзажиста Максима Никифоровича Воробьева, который родился въ 1787 г., въ 1809 кончилъ курсъ въ нашей Академіи Художествъ и въ 1814 г. получилъ званіе академика за картину, упоминаемую Батюшковымъ. Впослѣдствіи Воробьевъ имѣлъ званіе профессора

439

преподавалъ въ Академіи пейзажную живопись и оставилъ нѣсколько очень замѣчательныхъ произведеній — видовъ Петербурга, Святой Земли и проч. Ум. въ 1855 г. (А. И. Сомовъ, Карт. галерея Имп. Акад. Худ. I, стр. 176—177).

— (Стр. 109). Фамиліи художниковъ, выставившихъ картины: „Спаситель съ блудницей“ и „Венера и Купидонъ“, намъ не извѣстны.

— (Стр. 109). Не знаемъ, что̀ за картину разумѣетъ Батюшковъ подъ названіемъ „тріумфа государя“.

— (Стр. 109). Шуточная поэма В. И. Майкова (род. въ 1728, ум. 1778 г.) — „Елисей или раздраженный Вакхъ“ (1771 г.), въ которой авторъ выводитъ на сцену греческія божества вмѣстѣ съ русскимъ простонародьемъ и даетъ имъ русское обличье. См. Сочиненія и переводы В. И. Майкова. Съ портретомъ автора, со статьею о Майковѣ и примѣчаніями Л. Н. Майкова. (Редакція изданія П. А. Ефремова). С.-Пб. 1867.

„Энеида вывороченная на изнанку“ — поэма Н. П. Осипова (род. въ 1751, ум. въ 1799 г.), представляющая подражаніе „Enéide travestie“ П. Скаррона (род. 1610, ум. 1660 г.). Осиповъ перелицовалъ собственно только восемь пѣсенъ поэмы Виргилія и издалъ свое произведеніе въ 1791 г. въ Петербургѣ. Окончаніе передѣлки принадлежитъ А. Котельницкому, а полное изданіе, въ 6 частяхъ, относится къ 1801—1808 гг.

— (Стр. 109). Какому художнику принадлежала картина, изображавшая больнаго старика съ факеломъ, — опредѣлить не можемъ. Голландскій живописецъ, которому онъ подражалъ, есть Жираръ или, правильнѣе, Герардъ Гонтгорстъ, прозванный dalle Notte, потому что былъ мастеръ писать картины съ огненнымъ освѣщеніемъ среди ночнаго мрака; род. 1592 г., ум. послѣ 1662 (F. Müller’s Künstlerlexicon).

— (Стр. 109). Есаковъ, Алексѣй Екимовичъ, скульпторъ и медальеръ, род. въ 80-хъ годахъ прошлаго вѣка; кончилъ курсъ въ Академіи Художествъ въ 1809 г. и былъ оставленъ при ней для дальнѣйшаго усовершенствованія подъ руководствомъ Лебрехта; въ 1813 г. получилъ званіе академика и опредѣленъ помощникомъ къ главному медальеру Академіи; умеръ 8-го августа 1815 г. (П. Н. Петровъ, Сборникъ матеріаловъ для исторіи Имп. Акад. Худ., ч. I, стр. 400, ч. II, стр. 48, 52, 65). Поэтому въ изданіи „Опытовъ“ 1817 г., при упоминаніи о Есаковѣ въ „Прогулкѣ“, Гнѣдичемъ сдѣлано слѣдующее примѣчаніе: „Пожалѣемъ объ этомъ искусномъ художникѣ: ранняя смерть похитила съ нимъ хорошія надежды. Изд.“ (стр. 145). Первый изъ рѣзныхъ камней Есакова, упоминаемыхъ Батюшковымъ, есть то именно произведеніе этого художника, которое доставило ему званіе академика.

— (Стр. 110). Уткинъ, Николай Ивановичъ, отличный русскій граверъ, род. въ 1780 г., ум. въ 1863. Онъ былъ побочный сынъ Михаила Никитича Муравьева, учился граверному искусству въ Академіи Художествъ у Клаубера,

440

а съ 1803 г. по 1814 г. совершенствовался и работалъ въ Парижѣ, не смотря на наши войны съ Наполеономъ. „На выставкѣ 1814 года находились: гравированный Уткинымъ портретъ князя Куракина и два рисунка: портретъ Куракина (съ котораго сдѣлана гравюра) и „Отдыхъ на пути въ Египетъ“, съ картины Гвидо Рени (для музея Наполеона). За эти работы, въ торжественномъ собраніи Академіи, 19-го сентября 1814 г., по предложенію вице-президента П. П. Чекалевскаго, Уткинъ признанъ „академикомъ гравированія историческаго на мѣди“ (Д. А. Ровинскій, Николай Ив. Уткинъ, его жизнь и произведенія. С.-Пб. 1884, стр. 55). Портретъ кн. Александра Борисовича Куракина, по отзыву г. Ровинскаго, — „одинъ изъ самыхъ капитальныхъ листовъ Уткина“ (тамъ же, стр. 127). Батюшковъ лично зналъ Уткина (т. III, стр. 376).

— (Стр. 110—112). Кипренскій, Орестъ Адамовичъ, портретистъ и историческій живописецъ, род. въ 1783 г., ум. въ 1836. Онъ былъ сынъ крѣпостнаго человѣка, но въ 1788 г. отпущенъ былъ своимъ господиномъ на волю и тогда же принятъ въ воспитанники Академіи Художествъ, гдѣ наставниками его были Г. Угрюмовъ и Д. Левицкій, и гдѣ онъ пользовался, за свои дарованія, особеннымъ покровительствомъ президента гр. А. С. Строганова. Въ 1803 г. Кипренскій окончилъ курсъ въ Академіи и былъ оставленъ при ней пенсіонеромъ; въ 1805 г. удостоенъ былъ 1-й золотой медали за картину „Великій князь Дмитрій Донской на Куликовомъ полѣ“ и такимъ образомъ получилъ право на поѣздку въ чужіе края на казенный счетъ, но по тогдашнимъ политическимъ обстоятельствамъ отправленіе его туда было отложено. Послѣ того онъ ѣздилъ въ Москву и находился въ Твери при великой княгинѣ Екатеринѣ Павловнѣ. Въ 1812 г. онъ получилъ званіе академика и наконецъ въ 1816 г. отправился, на счетъ императрицы Елизаветы Алексѣевны, за границу, цри чемъ посѣтилъ Германію, Швейцарію и Италію. Письмо его изъ Рима, содержащее въ себѣ обзоръ его пути отъ Петербурга до Италіи, напечатано въ Сынѣ Отечества 1817 г., т. XLII, стр. 3—25. Возвратившись въ 1823 г. въ Россію, онъ снова въ 1828 г. уѣхалъ въ Италію и умеръ въ Римѣ. „Кипренскій произвелъ очень много портретовъ и картинъ, за которые современники называли его русскимъ Ванъ-Дейкомъ и Тиціаномъ“ (А. И. Сомовъ, Галерея Имп. Акад. Худож., I, стр. 174—175). Ему между прочимъ принадлежатъ портреты многихъ русскихъ писателей: И. А. Крылова, В. А. Жуковскаго, К. Н. Батюшкова, Д. В. Давыдова А. С. Пушкина, и др. Батюшковъ познакомился съ Кипренскимъ въ домѣ А. Н. Оленина и въ 1819 г. встрѣтился съ нимъ въ Италіи. Въ письмахъ Батюшкова есть нѣсколько упоминаній о Кипренскомъ (т. III, стр. 540 и 542).

— (Стр. 111). Два италіянскіе стиха въ текстѣ взяты изъ Тасса: Gerusalemme Liberata, пѣснь XVI, строфа II.

— (Стр. 111, прим.). Стихи о Вафринѣ взяты изъ Gerusalemme Liberata, XIX, строфы LIX и LX.

Стихи Жуковскаго — изъ „Пѣвца во станѣ русскихъ воиновъ“.

441

— (Стр. 112). Московскіе виды, о которыхъ упоминаетъ Батюшковъ, были писаны академикомъ Ѳедоромъ Яковлевичемъ Алексѣевымъ, родившимся въ 1753 г. и умершемъ въ 1824 г.; онъ воспитывался сперва въ нашей Академіи Художествъ, а затѣмъ учился въ Венеціи (А. И. Сомовъ, Галерея Имп. Акад. Худ., I, стр. 151—152).

— (Стр. 112). Стихъ взятъ изъ сказки Дмитріева „Причудница“ (Соч. И. И. Дмитріева, изд. 1823 г., ч. II, стр. 56).

— (Стр. 112, прим.). Изъ III-й книги „Энеиды“ приведены стихи 349—351.

— (Стр. 113) Варнекъ, Александръ Григорьевичъ, портретистъ, род. въ 1788 г., умеръ въ 1843 г. Съ 1795 г. учился въ Академіи Художествъ у Д. Левицкаго и С. Щукина, въ 1802 г. получилъ 1-ю золотую медаль, а въ 1802 г. былъ отправленъ за границу, откуда возвратился въ 1809 г., и въ 1810 получилъ званіе академика за портретъ гр. С. О. Потоцкаго. Впослѣдствіи былъ преподавателемъ и профессоромъ Академіи. Написанный имъ портретъ гр. А. С. Строганова хранится у наслѣдниковъ графа (А. И. Сомовъ, Галерея Имп. Акад. Худож. I, стр. 172—173).

— (Стр. 113). Графъ Строгановъ, Александръ Сергѣевичъ, род. 1733 г., умеръ 27-го сентября 1811 года. Еще въ ранней своей молодости онъ былъ замѣченъ императрицей Елизаветой Петровной, а впослѣдствіи, по своему благородному, открытому и веселому характеру, пользовался постояннымъ расположеніемъ Екатерины II и часто служилъ посредникомъ между нею и цесаревичемъ Павломъ Петровичемъ. Строгановъ сохранилъ дружеское расположеніе Павла и по его воцареніи: императоръ назначилъ его оберъ-камергеромъ и президентомъ Академіи Художествъ (1800 г.) и поручилъ ему сооруженіе памятника Суворову и постройку Казанскаго собора. Императоръ Александръ также питалъ большое уваженіе къ гр. А. С. Строганову, тѣмъ болѣе, что сынъ его, гр. Павелъ Александровичъ, былъ однимъ изъ самыхъ къ нему близкихъ людей; Александръ назначилъ гр. А. С. Строганова членомъ государственнаго совѣта и за построеніе Казанскаго собора пожаловалъ ему чинъ дѣйствительнаго тайнаго совѣтника 1-го класса. Впрочемъ, графъ А. С. Строгановъ оставилъ по себѣ память не какъ государственный дѣятель, а какъ характерный представитель стараго русскаго барства, и главное — какъ горячій и просвѣщенный любитель искусства и литературы. „Съ иностраннымъ воспитаніемъ и вкусами сочетая русскіе навыки и хлѣбосольство, жилъ онъ барски, по воскресеньямъ угощалъ у себя не однимъ рожденіемъ, но и талантами отличающихся людей“ (Вигель, Воспоминанія, III, 178). Какъ покровителя художествъ и словесности, современники и ближайшее къ нимъ поколѣніе ставили Строганова очень высоко. „Послѣ имени Ивана Ивановича Шувалова“, писалъ П. А. Плетневъ въ 1843 г., — „ничье имя изъ частныхъ лицъ не произносится русскими литераторами и художниками съ такою любовью и благодарностію, какъ имя графа Александра Сергѣевича Строганова. Въ свое время тотъ и другой были русскими Меценатами. Ихъ благородная,

442

прекрасная дѣятельность устремлена была по преимуществу на распространеніе въ отечествѣ изящной образованности и совершеннѣйшаго вкуса. Не напрасно счастіе возвело ихъ на такую степень знаменитости и высоты гражданской, гдѣ они удостоились быть посредниками между престолодержавіемъ и нуждами людей, посвящавшихъ себя безкорыстному служенію музъ“ (Сочиненія и переписка П. А. Плетнева. С.-Пб. 1885, т. I, стр. 499). Еще въ молодости своей, во время заграничныхъ путешествій, гр. А. С. Строгановъ сталъ пріобрѣтать картины знаменитыхъ художниковъ всѣхъ школъ, присутствовалъ на публичныхъ продажахъ и составилъ себѣ богатую коллекцію, въ которой въ 1793 г. считалось 87 картинъ 55 мастеровъ, и для которой графъ самъ составилъ каталогъ: Catalogue raisonné des tableaux qui composent la collection du comte A. de Stroganoff (St.-Pétérsbourg 1793). „Какъ президентъ Академіи Художествъ, Строгановъ по справедливости долженъ быть названъ истиннымъ образователемъ и вдохновителемъ тѣхъ знаменитыхъ художниковъ нашихъ, которые явились у насъ во второй половинѣ XVIII и въ началѣ XIX столѣтія. Доступный каждому изъ нихъ во всякое время, знатокъ ихъ дѣла, участникъ и совѣтникъ въ ихъ предпріятіяхъ, ходатай передъ престоломъ, помощникъ въ нуждѣ, кроткой и теплой души человѣкъ, онъ не только не отвергъ просьбы ни одного художника, но и не пренебрегъ ни однимъ случаемъ, чтобы найти, ободрить талантъ и изъявить сочувствіе къ труду его. Это влеченіе къ искусствамъ сообщалось отъ него и тѣмъ лицамъ, которыя находились съ нимъ въ частыхъ сношеніяхъ. Преемникъ его по Академіи Художествъ, А. Н. Оленинъ, котораго онъ удостоивалъ дружбы своей, конечно, много отъ него заимствовалъ въ постоянномъ стремленіи своемъ ко всему, что̀ касалось до литературы и художествъ“. Эти слова Плетнева (Соч., I, стр. 502) вполнѣ подтверждаются любопытными фактическими указаніями Н. Ив. Греча: „Въ званіи президента Академіи Художествъ онъ отыскивалъ и поощрялъ отечественные таланты: при немъ образовались Егоровъ, Шебуевъ, Варнекъ, Малиновскій-Демутъ и др. Любимцемъ его былъ архитекторъ Воронихинъ, изъ собственныхъ его крѣпостныхъ людей, учившійся въ Академіи, а потомъ, на счетъ графа, въ Италіи. Воронихинъ построилъ Казанскій соборъ, въ которомъ всѣ изваянія, образа и пр. были исполнены Русскими. Графъ Строгановъ не могъ дождаться окончанія. Наконецъ, соборъ освятили 8-го сентября 1811 г., а чрезъ недѣлю онъ скончался и былъ отпѣтъ въ новомъ храмѣ“ (Р. Арх. 1871 г., ст. 301). Въ этомъ разказѣ все вѣрно, кромѣ датъ: освященіе собора происходило 15-го сентября, въ день коронаціи Александра, а смерть Строганова послѣдовала пятнадцатью днями позже (Вигель, Воспоминанія, III, стр. 179).

Изъ литераторовъ, современныхъ гр. А. С. Строганову, особеннымъ расположеніемъ пользовались И. А. Крыловъ и Н. И. Гнѣдичъ. Батюшковъ также зналъ Строганова лично по домамъ М. Н. Муравьева и А. Н. Оленина. Въ октябрѣ 1811 г. Константинъ Николаевичъ писалъ Гнѣдичу: „Строгановъ умеръ! Миръ праху его! Былъ добрый человѣкъ; былъ русскій герцогъ Рокелоръ, острякъ, чудакъ, но все это приправлено было рѣдкой вещью — добрымъ сердцемъ; и я объ немъ жалѣю, и жалѣю о тебѣ, ибо ты въ немъ много потерялъ“ (т. III, стр. 144).

О гр. А. С. Строгановѣ много разсѣяно свѣдѣній и анекдотовъ въ разныхъ

443

сочиненіяхъ и матеріалахъ, относящихся ко времени Екатерины II, Павла и Александра I. См. въ особенности Записки С. А. Порошина, Дневникъ А. В. Храповицкаго (въ изданіи Н. П. Барсукова гр. А. С. Строганову посвящено особое примѣчаніе), Сборникъ матеріаловъ для исторіи Имп. Академіи Художествъ, сост. П. Н. Петровымъ, т. I, стр. 624—626, примѣчанія Я. К. Грота къ академическому изданію сочиненій Державина, брошюру Н. Колмакова: „Памяти графа Александра Сергѣевича Строганова (СП.-б. 1844), указанную выше статью Плетнева, Медали въ честь русскихъ государственныхъ дѣятелей и частныхъ лицъ, Ю. Б. Иверсена, т. II, стр. 206—209, Русскій Архивъ и Русскую Старину за разные года.

— (Стр. 114). Иванъ Петровичъ Мартосъ, извѣстный скульпторъ, род. около 1753 г., ум. въ 1835. Онъ былъ воспитанникомъ нашей Академіи Художествъ съ 1764 по 1773 г., а время съ этого года по 1779 провелъ за границей для усовершенствованія въ скульптурѣ; потомъ былъ преподавателемъ скульптуры въ Академіи, профессоромъ и ректоромъ. Оставилъ очень много произведеній, въ томъ числѣ статуи Іоанна Крестителя въ портикѣ Казанскаго собора, кн. Г. А. Потемкина и императрицы Екатерины въ залѣ Московскаго благороднаго собранія, памятники императору Павлу въ Павловскѣ и въ с. Грузинѣ, родителямъ императрицы Маріи Ѳеодоровны и великимъ княгинямъ Еленѣ и Александрѣ Павловнамъ въ Павловскѣ, Минину и Пожарскому въ Москвѣ, Потемкину въ Херсонѣ, Ломоносову въ Архангельскѣ, герцогу Ришелье въ Одессѣ, бюстъ Александра Павловича въ залѣ новой Биржи въ Петербургѣ и проч. (см. о немъ Ю. Б. Иверсена: Медали въ честь русскихъ госуд. дѣятелей и частныхъ лицъ, т. II, стр. 7, гдѣ указаны и другіе источники).

— (Стр. 114). Екимовъ, Василій Петровичъ, учился въ Академіи Художествъ ваянію въ послѣдней четверти прошлаго вѣка; позже спеціальностью его стало литейное искусство, въ чемъ онъ и достигъ замѣчательнаго совершенства, между прочимъ, „онъ отливалъ всѣ статуи, украшающія Петергофскій садъ“ (Н. Рамазановъ, Матеріалы для исторіи художествъ въ Россіи Кн. I. М. 1863, стр. 8).

— (Стр. 114). О живописцѣ Куртелѣ (Ceurteil) намъ извѣстно только то, что въ 1811 г., по предложенію вице-президента Академіи Художествъ П. П. Чекалевскаго, онъ былъ принятъ въ „назначенные“ (agrégé) къ баллотированію въ академики, и что въ 1813 г. онъ получилъ это званіе за картину, изображающую Филоктета, оставленнаго на островѣ Лемносѣ (П. Н. Петровъ, Сборникъ матеріаловъ для исторіи Имп. Ак. Худ., ч. I, стр. 563 и ч. II, стр. 47—48). Картина его работы, изображающая Марію Магдалину, находится у князя Б. Н. Юсупова, въ с. Архангельскомъ (Dussieux, Les artistes français à l’ étranger, стр. 444).

— Статья Батюшкова вызвала строгія критическія замѣтки со стороны одного изъ весьма близкихъ ему людей, троюроднаго брата его Н. М.

444

Муравьева. Батюшковъ подарилъ ему экземпляръ своихъ „Опытовъ“ съ слѣдующею надписью на фронтисписѣ I-го тома: „Любезному брату и другу Никитѣ Михаиловичу на память. (Ноября 9. 1817 г. Петербургъ). Константинъ Батюшковъ“. На поляхъ этого экземпляра, при чтеніи нѣкоторыхъ прозаическихъ статей, Н. М. Муравьевъ и дѣлалъ свои замѣчанія. Въ виду интереса, который они представляютъ для характеристики критика, предлагаемъ здѣсь тѣ его отмѣтки, которыя относятся къ „Прогулкѣ“. Замѣчанія къ другимъ статьямъ будутъ сообщены въ своемъ мѣстѣ.

На стр. 93, противъ первыхъ 12 строкъ, отмѣчено: дичь; противъ остальныхъ: гиль.

На стр. 94, противъ первыхъ 11 строкъ: гиль; противъ остальныхъ до втораго абзаца: вздоръ.

Начиная отъ послѣдняго абзаца на стр. 93, затѣмъ противъ текста всей стр. 94 и первыхъ 6 строкъ стр. 95 дважды написано: говори объ академіи.

На стр. 95, въ строкѣ 26, подчеркнуты слова „величіе Русскаго царства“, и къ нимъ замѣчаніе: вздоръ, Россія и безъ нихъ была велика.

На стр. 96, въ строкѣ 16, подчеркнуто: „первая рѣка въ мірѣ“, и отмѣтка: О! Географія? Тамъ же, къ строкѣ 25 приписано: какіе дураки!

На стр. 97, въ строкахъ 2 и 3, подчеркнуто: „пейзажъ долженъ быть портретъ“, и отмѣтка: вздоръ.

На стр. 98, строки 7—8: „Хвала и честь великому... преемникамъ“ подчеркнуты, и отмѣтка: захотѣлось на водку. Тамъ же, строка 23, подчеркнуто: „новыхъ людей“, и отмѣтка: черезъ 20 лѣтъ не диво?

На стр. 101, въ строкѣ 22, подчеркнуто: „достойнымъ Екатерины“, и отмѣтка: опять на водку! Тамъ же, подчеркнуты двѣ послѣднія строки и отмѣтка: кади А. О.! (Эти буквы изображены въ видѣ извѣстной Оленинской монограммы)1).

На стр. 102, въ строкѣ 7, подчеркнуто: „монархиню“, и отмѣтка: будетъ на водку.

На стр. 103, строки 14—26 отчеркнуты сбоку и надпись: глупо!

На стр. 108, въ предпослѣдней строкѣ подчеркнуто: „какой предметъ для патріота“, и приписано на полѣ въ ожиданіи на водку!

На стр. 110, противъ строкъ 19—21 приписано на полѣ: правда.

На стр. 111, примѣчаніе, начиная со стиховъ изъ Тасса до конца, перечеркнуто, и написано сбоку: къ чему? а въ концѣ: дѣло не о Фиг. а объ академіи.

На стр. 112, въ строкѣ 20, подчеркнуто: „почти то же“, а на верху приписано: тоже или не тоже.

На стр. 113 строки 13—16 (о Строгановѣ) подчеркнуты, и отмѣтка: безстыдно. Тамъ же, въ строкѣ 27, подчеркнуто: „счастіе пользоваться покровительствомъ“ и отмѣчено: вотъ пружины тайныя.

На стр. 114, въ строкѣ 2, подчеркнуто: „истиннаго... вельможи“, и

445

отмѣтка: вздоръ, ложь. Тамъ же къ строкѣ 7 приписано: ахали и отъ Казанской Церкви. Тамъ же, строки 8—14 обчеркнуты и снабжены на полѣ замѣткой: Ето не критика.

На стр. 115, въ строкахъ 2—3, слова: „Вотъ.... кистію“ снабжены ссылкой на предшествующую страницу, гдѣ, въ строкахъ 13—14, подчеркнуты противорѣчащія имъ слова: „выставя... кисти“.

На стр. 115, въ строкахъ 11 и 12, подчеркнуты: „Давида и школы“, „намъ одни ужасы революціи“, и отмѣтка: Невежество.

Весь постъ-скриптумъ перечеркнутъ и снабженъ припиской: отъ етаго никогда не достанется Ален....

Чтобы не вдаваться въ лишнія подробности, мы не отмѣчали тѣхъ мѣстъ статьи Батюшкова, которыя только подчеркнуты Муравьевымъ, но не снабжены его замѣчаніями.

XII.

Нѣчто о поэтѣ и поэзіи.

———

Напечатано: 1) въ Вѣстникѣ Европы 1816 г., ч. LXXXVII, нумеръ 10, май, стр. 93—104, подъ заглавіемъ „О впечатлѣніяхъ и жизни поэта“, съ подписью Б.; 2) въ Опытахъ, ч. I, стр. 24—39; 3) въ Сочиненіяхъ, изд 1834 г. ч. I, стр. 50—62; 4) въ Сочиненіяхъ, изд. 1850 г., ч. I, стр. 54—68.

Варіанты (по Вѣстнику Европы).

Къ стран. 118.

Строка 5:

сказалъ извѣстный русскій писатель.

8-9:

ихъ-то и должно ловить на лету живописцу, музыканту, поэту.

13-15:

.... не въ силахъ. Нѣтъ, я никогда не взялъ бы пера въ минуту вдохновенія, если бы нашелъ сердце....

20-21:

Но гдѣ сыскать душу, готовую раздѣлять со мною мои чувства? Какое сердце можетъ понять то, что я чувствую, ощущаю. Нѣтъ его....

Къ стран. 119.

Стр. 1-12:

и я прибѣгаю къ искусству выражать мысли мои. Скоротечная, но плодотворная минута поэзіи, ты быстро изчезаешь, но оставляешь вѣчные слѣды у людей, владѣющихъ языкомъ боговъ!

17:

.... вдругъ зардѣется, закипаетъ....

25-27:

выпущены.

29:

нѣжнымъ вм. огненнымъ.

33:

даръ, который можно назвать лучшимъ достояніемъ человѣка, ибо ....

446

Къ стран. 120.

Стр. 2:

непосредственное вм. сильное

13-21:

Сей даръ выражать и чувства, и мысли свои долженъ быть основанъ на наукѣ. Онъ подлежитъ нѣкоторымъ постояннымъ правиламъ, проистекшимъ изъ опытности и наблюденія. Но самое изученіе правилъ, наблюденіе изящныхъ образцовъ недостаточны. Надобно, чтобы вся жизнь, всѣ тайныя помышленія, всѣ пристрастія клонились къ одному предмету, и сей предметъ долженъ быть — поэзія, одна поэзія, ибо она — осмѣлюсь сказать — требуетъ всего человѣка.

22:

Я желалъ бы — пусть назовутъ....

23:

Я желалъ бы вм. желаю.

30:

Цитата опущена.

33:

Чѣмъ плѣняется воображеніе твое....

Къ стран. 121.

Стр. 1:

.... какого-либо генія вм. писателя.

4:

И ты поэтъ!...

5-8:

Итакъ, удались отъ общества, сокройся въ пустыню, окружи себя сельскою природою: посреди грубыхъ, не испорченныхъ нравовъ читай исторію временъ протекшихъ, поучайся въ лѣтописяхъ міра....

14-15:

все испытать: странствовать подобно безсмертному слѣпцу, подобно Тассу, любить подобно творцу Луизіады, сражаться....

19-25:

.... и внятно возвышенному сердцу, обогащенному опытами, воспоминаніями; надобно забыть ничтожныя выгоды жизни и самолюбія, пожертвовать всѣмъ славѣ и тогда только броситься (не съ дерзостію кичливаго ума, но съ легкостію человѣка, испытавшаго всю силу свою, носящаго въ груди своей внутреннее сознаніе оной), тогда только....

Къ стран. 121—123.

Стр. 30-15:

есть требованіе суетное. Что образецъ жизни имѣетъ сильное и постоянное вліяніе на талантъ, въ томъ нѣтъ сомнѣнія. У Французовъ нѣтъ ни исторіи, ни эпопеи, ибо писатели ихъ по большей части жили посреди шумнаго города, посреди всѣхъ обольщеній двора и роскоши. Эпопея и исторія требуютъ вниманія постояннаго и сей важности, и сей силы душевцой, которую общество не только отнимаетъ у человѣка разсѣяннаго, но уничтожаетъ совершенно.

22:

ручей вм. ручеекъ.

Къ стран. 123.

Стр. 5:

.... когда рука его рисовала изображеніе....

6:

орошаемыхъ вм. орошенный.

11:

ларъ вм. полей.

447

14:

военномъ вм. воиновъ.

18:

.... то воспитаніе стихотворца дѣйствуетъ....

19-20:

Ничто не можетъ изгладить изъ сердца вашего первыхъ впечатлѣній юности.

25-26:

Въ преклонныхъ лѣтахъ человѣкъ не пріобрѣтаетъ: онъ скудѣетъ безпрестанно, и послѣднимъ его сокровищемъ....

33:

.... разсказывалъ о нихъ чудеса....

Къ стран. 124.

Стр. 2-3:

.... если они не изглаживались во все теченіе жизни....

4:

поэта вм. писателя.

12:

Сердце человѣческое имѣетъ...

Къ стран. 125.

Стр. 1:

на душу поэта, столь способную принимать всѣ впечатлѣнія. Мы....

10:

полуденныхъ вм. южныхъ.

12:

.... гдѣ все питаетъ его чувства....

13-14:

Напрасно счастливый житель Сициліи желалъ бы....

15:

описать вм. описывать.

19:

и голубое небо Сициліи.

21:

.... могъ описать вѣрными....

22:

.... засуху, столь гибельную....

33:

и течетъ по тверди небесной ...

Къ стран. 126.

Стр. 23:

.... хладнымъ водамъ Сѣвернаго океана...

Изъ письма Батюшкова къ Жуковскому, отъ средины декабря 1815 г., изъ Каменца, видно, что небольшая статья эта, названная тутъ „Воспоминаніями словесности“, была уже написана въ то время (т. III, стр. 359). Позже, проектируя изданіе своихъ сочиненій, Батюшковъ упоминалъ о ней въ письмѣ къ Гнѣдичу отъ начала сентября 1816 г. (т. III, стр. 395).

— (Стр. 119). Приводимыя Батюшковымъ слова Монтаня составляютъ не цитату изъ него, а лишь краткое извлеченіе изъ извѣстнаго предисловія къ его „Essais“; гдѣ Монтань говоритъ слѣдующее: „C’est icy un livre de bonne foy, lecteur. Il t’advertit dez l’entree, que ie ne m’y suis proposé aulcune fin, que domestique et privee: ie n’y ay eu nulle consideration de ton service, ny de ma gloire; mes forces ne sont pas capables d’un tel dessein. Ie l’ay voué à la commodité particuliere de mes parents et amis; à ce que m’ayants perdu (ce qu’ils ont à faire bientôt), ils y puissent retrouver quelques traicts de mes conditions et humeurs, et que par ce moyen ils nourissent plus entiere et plus vifve la cognoissance qu’ils ont eue de moy“ и т. д.

— (Стр. 120). Латинскій афоризмъ принадлежитъ Сенекѣ: „Hoc quod audire volgo soles, quod apud Graecos in proverbium cessit: talis hominibus fuit oratio qualis vita“ (Senec. epist. 114, 1).

448

— (Стр. 121). „Обѣ фортуны“ — латинскій оборотъ рѣчи. См. Corn. Nep. Attic. 14: „pari fastigio stetit in utraque fortuna“. Кромѣ того, изъ „Исторіи италіянской литературы“ Женгене (т. II, стр. 446—449) Батюшкову было извѣстно, что Петрарка написалъ разсужденіе „de remediis utriusque fortunae“, въ которомъ доказывается, что человѣкъ долженъ умѣть съ достоинствомъ и твердостью переносить несчастія, а радости жизни встрѣчать спокойно и сдержанно.

— (Стр. 121—122). Мысль, что образъ жизни писателя оказываетъ сильное вліяніе на его талантъ, и подтвержденіе этой мысли примѣромъ французской словесности, въ которой нѣтъ ни эпопеи, ни исторіи, потому что французскіе писатели жили большею частью жизнью столицы, двора и т. д., заимствованы Батюшковымъ изъ „Писемъ въ Нижній-Новгородъ“ И. М. Муравьева-Апостола (см. письмо IV-е).

— (Стр. 122). „Краснорѣчивая женщина нашего времени“ — г-жа Сталь. Батюшковъ приводитъ слѣдующія слова изъ ея сочиненія „De l’Allemagne“ (Seconde partie, ch. II): „.... il faudrait parler aux poètes comme à des citoyens, comme à des héros; il faudrait leur dire: „Soyez vertueux, soyez croyants, soyez libres, respectez ce que vous aimez, chercher l’immortalité dans l’amour, et la Divinité dans la nature; enfin, sanctifiez votre âme comme un temple, et l’ange des nobles pensées ne dédaignera pas d’y apparaître“. — Батюшковъ имѣлъ случай лично познакомиться съ г-жею Сталь въ бытность ея въ Петербургѣ въ 1812 г. и тогда отозвался о ней такъ: „Дурна какъ чортъ и умна какъ ангелъ“ (т. III, стр. 198).

— (Стр. 122). Упоминая о Тибуллѣ, Батюшковъ имѣетъ въ виду ту самую 3-ю элегію I-й книги его стихотвореній, которую самъ перевелъ не задолго до написанія статьи „О поэтѣ“ (т. I, стр. 194—198).

— (Стр. 122). Стихи изъ Петрарки составляютъ окончаніе 14-й канцоны его, изъ Sonetti e canzoni in vita di M. Laura.

(Стр. 123). Гильомъ Анфре де-Шольё (Guillaume Amfraye de Chaulieu) род. въ 1639 г., въ мѣст. Фонтене, въ Нормандіи, а умеръ въ 1720 г. и былъ похороненъ, по своему желанію, „подъ тѣми прекрасными деревьями, подъ которыми родился“. Онъ принадлежалъ къ духовному сословію, но былъ человѣкъ свѣтскій, преданный веселости и развлеченіямъ, большой поклонникъ женскаго пола и вообще слылъ за эпикурейца. Эта любовь къ наслажденію съ легкою примѣсью меланхоліи и составляетъ преобладающій характеръ его немногочисленныхъ стихотвореній. Вольтеръ высоко цѣнилъ дарованіе Шольё и въ своемъ „Temple du Gout“ выразился о немъ слѣдующимъ образомъ:

Je vis arriver en ce lieu
Le brillant abbé de Chaulieu,
Qui chantait en sortant de table.
Il osait caresser le dieu
D’un air familier, mais aimable.

449

Sa vive imagination
Prodiguait, dans sa douce ivresse,
Des beautés sans correction,
Qui choquaient un peu la ustesse,
Mais respiraient la passion

Съ легкой руки Вольтера установилась слава Шольё, какъ лучшаго изъ французскихъ лириковъ XVII в. въ той области, которую Батюшковъ называлъ „легкою поэзіей“. Его сравнивали даже съ Анакреономъ и Гораціемъ: сужденіе преувеличенное, но несомнѣнно, что Шольё обладалъ дѣйствительнымъ поэтическимъ талантомъ, который онъ однако не развилъ. Батюшковъ любилъ Шольё, и тѣ же самыя почти выраженія, въ которыхъ онъ говоритъ о немъ въ статьѣ „О поэтѣ“, онъ повторяетъ и въ своихъ письмахъ (т. III, стр. 99 и 126).

— (Стр. 123). Замѣтка о Богдановичѣ навѣяна, безъ сомнѣнія, разсказами о немъ М. Н. Муравьева; при другомъ случаѣ, вспоминая о томъ же писателѣ (см. ниже стр. 160), Батюшковъ прямо ссылается на своего дядю, знавшаго Богдановича лично. Впрочемъ, и въ извѣстной статьѣ Карамзина объ авторѣ „Душеньки“ сообщается нѣчто подобное: „Богдановичъ съ удовольствіемъ говаривалъ послѣ о времени ея сочиненія. Онъ жилъ тогда на Васильевскомъ острову, въ тихомъ, уединенномъ домикѣ, занимаясь музыкою и стихами, въ счастливой безпечности и свободѣ; имѣлъ пріятныя знакомства, любилъ иногда выѣзжать, но еще болѣе возвращаться домой, гдѣ муза ожидала его съ новыми идеями и цвѣтами... Мирныя, неизъяснимыя удовольствія творческаго дарованія, можетъ быть, самыя вѣрнѣйшія въ жизни! Нерѣдко призраки суетности и другихъ страстей отвлекаютъ насъ отъ сихъ любезныхъ упражненій, но какой человѣкъ съ талантомъ, вкусивъ ихъ сладость и послѣ вверженный въ шумную, дѣятельную праздность свѣта, среди всѣхъ блестящихъ забавъ его не жалѣлъ о плѣнительныхъ минутахъ вдохновения?“ Мы нарочно привели эту выписку, чтобы показать, что не только анекдотическая сторона статьи о Богдановичѣ, но и разсужденія Карамзина, были приняты Батюшковымъ въ соображеніе, когда онъ писалъ свою статью „О поэтѣ“.

— (Стр. 123). Державинскій „Водопадъ“ дѣйствительно написанъ подъ впечатлѣніемъ водопада Кивача на р. Сунѣ, но не въ то время, когда поэтъ жилъ въ Олонецкой губерніи (1784—1785 гг.), а позже (1791—1794 гг.); напротивъ того, ода „Богъ“ была окончена въ 1784 г. до отъѣзда Державина въ Петрозаводскъ.

Вспоминая о Жуковскомъ, Батюшковъ разумѣетъ его кратковременную службу, въ 1812 г., въ московскомъ ополченіи, во время которой написанъ „Пѣвецъ во станѣ русскихъ воиновъ“.

— (Стр. 124). О сильномъ вліяніи первыхъ впечатлѣній на всю послѣдующую жизнь поэта Батюшковъ говоритъ и въ своемъ посланіи къ Ив. М. Муравьеву-Апостолу (т. I, стр. 203), приписывая ему эту мысль.

450

— (Стр. 124). Стихи приведены изъ сказки Дмитріева „Воздушные замки“ (Соч. И. И. Дмитріева, изд. 1823 г., ч. II, стр. 24).

— (Стр. 124). Ж.-Ж. Руссо вспоминаетъ о пѣснѣ, которую напѣвала ему въ его дѣтствѣ тетка, въ своихъ „Confessions“, 1-ère partie, l. I.

— (Стр. 124). Описаніе боя между Мандрикаромъ и Сербиномъ находится въ XXIV-й пѣснѣ Orlando Furioso, строфы LVIII—LXVI; сравненіе крови, текущей изъ раны, съ пурпурною вышивкой читается въ строфѣ LXVI:

Cosi talora un bel purpureo nastro
Ho veduto partir tela d’argento,
Da quella bianca man più, che alabastro,
Da cui partire il cor spesso mi sento.

— (Стр. 124). Профессоръ И. В. Помяловскій сообщилъ намъ слѣдующую замѣтку касательно упоминаній Виргилія о Мантуѣ:

„Вотъ мѣста, въ которыхъ Виргилій упоминаетъ о своей родной Мантуѣ:

Eclog. IX, 27:

Vare, tuum nomen, superet modo Mantua nobis,
Mantua, vae miserae nimium vicina Cremonae,
Cantantes sublime ferent ad sidera cycni.

Georg. II, 198:

Et qualem infelix amisit Mantua campum,
Pascentem niveos herboso flumine cycnos.

Aen. X, 198:

Ille etiam patriis agmen ciet Ocnus ab oris

Fatidicae Mantus et Tusci filius amnis,
Qui muros matrisque dedit tibi, Mantua, nomen,
Mantua, dives avis; sed non genus omnibus unum:
Gens illi triplex, populi sub gente quaterni;
Ipsa caput populis; Tusco de sanguine vires.

„Въ археологическомъ и историческомъ отношеніяхъ самымъ важнымъ и интереснымъ является послѣднее мѣсто, но оно не заключаетъ въ себѣ воспоминаній юности поэта; ихъ мы видимъ въ двухъ первыхъ мѣстахъ, въ которыхъ намекается на надѣлъ Мантуанской области Цезаревымъ ветеранамъ, произведенный Октавіаномъ, и при которомъ Виргилій, бывшій еще очень молодымъ человѣкомъ, потерялъ доставшееся ему отъ отца помѣстье“.

— (Стр. 125). Бардъ Морвена — Оссіанъ, мнимыя поэмы котораго, изданныя Макферсономъ, имѣли столь огромный успѣхъ въ исходѣ прошлаго вѣка и въ началѣ нынѣшняго.

Вотъ слова Женгене, которыя имѣлъ въ виду Батюшковъ, говоря объ

451

описаніи засухи у Тасса: „Peut-être n’y avait il qu’un poète né sous le ciel le plus brûlant, qui pût tracer avec tant de vérité les effets de ce fléau terrible. On reconnaît dans toute cette description l’homme qui a plus d’une fois senti, comme on le sent dans le pays de Naples, l’influence étouffante du scirocco“ (P.-L. Ginguené, Histoire littéraire d’Italie. Tome V. Paris. MDCCCXII, p. 460).

Пьеръ-Луи Женгене, извѣстный французскій писатель конца прошлаго вѣка и начала нынѣшняго, род. въ 1748 году, ум. въ 1816 году, принадлежалъ къ той литературной группѣ, которая во время имперіи называлась идеологами и, сохраняя философскія преданія XVIII вѣка, составляла либеральную оппозицію Наполеоновскому режиму и примѣнявшимся къ нему литературнымъ дѣятелямъ. Важнѣйшій трудъ Женгене, хорошая по своему времени „Исторія италіянской литературы“ (въ 6 томахъ, съ 2 дополнительными томами, соч. Сальфи), появилась въ 1811—1813 годахъ. Батюшковъ много пользовался этимъ сочиненіемъ при изученіи италіянскихъ писателей. 4-го марта 1817 г. Батюшковъ писалъ кн. Вяземскому: „Представь себѣ: Женгене умеръ, пишутъ въ газетахъ. Вѣришь ли? Это меня очень опечалило. Я ему много обязанъ и на томъ свѣтѣ, конечно, благодарить буду“ (т. III, стр. 431).

— (Стр. 125). Тѣ же самыя мысли о Ломоносовѣ, которыя высказываетъ здѣсь Батюшковъ, повторяетъ онъ и въ своемъ посланіи къ Муравьеву-Апостолу (II, 203—206), написанномъ одновременно со статьей „О поэтѣ“. Батюшковъ, подобно М. Н. Муравьеву, питалъ глубокое уваженіе къ Ломоносову, что̀ и засвидѣтельствовалъ особою статьей о немъ, относящеюся къ тому же 1815 году (см. ниже прим. къ этой статьѣ). Приводимые Батюшковымъ стихи Ломоносова взяты изъ поэмы послѣдняго „Петръ Великій“, кн. II.

— Въ экземплярѣ „Опытовъ“, принадлежавшемъ Н. М. Муравьеву, встрѣчаются слѣдующія его замѣчанія противъ нѣкоторыхъ мѣстъ статьи „О поэтѣ“:

На стр. 119, въ послѣднихъ строкахъ, подчеркнуты: „даръ выражаться“, „лучше достояніе человѣка“, и отмѣчено: неправда.

На стр. 120, противъ строкъ 16—21, написано: не одна поэзія, всякая наука, всякое художество, всякое ремесло требуютъ всего человѣка. Тамъ же, въ строкахъ 21—22, слова, поставленныя въ скобкахъ, подчеркнуты и снабжены замѣчаніемъ: назовутъ глупымъ.

На стр. 123, противъ строкъ 22—23, написано: теплая вода.

— Къ статьѣ „О поэтѣ“ относится слѣдующее замѣчаніе Бѣлинскаго: „Онъ (Батюшковъ) писалъ „о жизни и впечатлѣніяхъ поэта“, гдѣ, между дѣтскими мыслями, проискиваются мысли какъ будто нашего времени, и тогда же писалъ о какой-то „легкой поэзіи“, какъ будто бы была поэзія тяжелая. Не правда ли, что онъ не принадлежалъ вполнѣ ни тому, ни другому вѣку?“ (Сочиненія Бѣлинскаго, т. I, стр. 69).

452

XI.

Нѣчто о морали, основанной на философіи и религіи.

———

Напечатано: 1) въ Россійскомъ Музеумѣ 1815 г., ч. IV, № 12 стр. 236—256, безъ подписи, но съ прибавкою въ заглавіи: „русское сочиненіе“, съ слѣдующимъ эпиграфомъ: „Quand on ne serait pendant sa vie que l’apôtre d’un seul homme, ce ne serait pas être en vain sur la terre, ni lui être un fardeau inutile“ (La Bruyère), и съ замѣтками издателя — при началѣ статьи: — „Авторъ скрываетъ имя свое; но и въ прозѣ узнаютъ поэта“, и въ концѣ статьи: „Сообщено изъ К. П.“; 2) въ Сынѣ Отечества 1816 г., ч. 28, нумеръ 9, марта 3-го, подъ тѣмъ же заглавіемъ и также безъ подписи, но безъ эпиграфа и съ слѣдующимъ примѣчаніемъ издателя: „Издатель С. О. получилъ сію статью изъ Москвы при слѣдующей замѣткѣ: „Препровождаю вамъ русское сочиненіе, достойное быть напечатаннымъ во всѣхъ русскихъ журналахъ. Сочинитель его хочетъ быть неизвѣстнымъ. Помѣщеніемъ онаго въ Сынѣ Отечества вы одолжите многочисленныхъ читателей сего журнала. Москва 15 февраля 1816 г.“ — Исполняя желаніе неизвѣстнаго, издатель свидѣтельствуетъ ему при семъ благодареніе свое за сей подарокъ и жалѣетъ, что публика лишена удовольствія знать, кому она обязана сею прекрасною статьей“; 3) въ Нов. собраніи образцовыхъ русскихъ сочиненій и переводовъ въ прозѣ, ч. I, С.-Пб. 1821, стр. 289—311; 4) въ Опытахъ, ч. I, стр. 308—335; 5) въ Сочиненіяхъ, изд. 1834 г., ч. I, стр. 1—22, и 6) въ Сочиненіяхъ, изд. 1850 г., т. I, стр. 3—35. Въ трехъ послѣднихъ изданіяхъ при статьѣ также нѣтъ эпиграфа.

Время сочиненія статьи — вторая половина 1815 года — опредѣляется письмомъ Батюшкова къ Жуковскому, отъ средины декабря 1815 г., изъ Каменца-Подольска, гдѣ Батюшковъ исчисляетъ свои прозаическія статьи, написанныя въ этомъ городѣ „отъ скуки, безъ книгъ и пособій“, и въ числѣ этихъ статей называетъ „Нѣчто о морали и религіи“ (ч. III, стр. 359). Батюшковъ прибылъ въ Каменецъ въ началѣ іюля 1815 г. Изъ письма къ Гнѣдичу, отъ 20-го марта 1816 г. (ч. III, стр. 379), видно, что статья была перепечатана въ Сынѣ Отечества безъ вѣдома автора. Вѣроятно, ее доставилъ туда князь П. А. Вяземскій. Въ письмѣ къ Гнѣдичу, отъ начала сентября 1816 г. (ч. III, стр. 395), Батюшковъ выражаетъ желаніе включить эту статью въ приготовляемое собраніе своихъ сочиненій.

Варіанты (по Сыну Отечества и Росс. Музеуму).

Къ стран 127.

Строка 13:

.... сіе время вм. это время. (Р. М. и С. О.). Мѣстоименія этотъ, тотъ почти во всѣхъ случаяхъ заменяются мѣстоименіемъ сей. Во избѣжаніе частыхъ повтореній

453

 

одного и того же, въ послѣдующихъ варіантахъ мы уже не указываемъ на эти замѣны.

Къ стран. 128.

Стр. 25-26:

За симъ слѣдуетъ непосредственно эпоха сомнѣній (ibid.).

Къ стран. 129.

Стр. 1:

.... свѣтильникъ мудрости одной или другой школы (ibid.).

20-21:

Какая мудрость не обманется.... (ibid.).

Къ стран. 130.

Стр. 25:

.... всѣ порывы великой души.... (ibid.).

Къ стран. 131.

Стр. 5:

.... ни сердцемъ моимъ (ibid.).

7-8:

.... заключается вся теорія нравственности новѣйшихъ мечтателей.... (Р. М.).

Къ стран. 134.

Стр. 28:

ни въ самыхъ наслажденіяхъ ума, ниже въ сей счастливой философіи.... (ibid.).

Къ стран. 135.

Стр. 15:

Ибо человѣкъ есть странникъ.... (С. О.).

20:

.... онѣ забываютъ.... (Р. М. и С. О.).

Къ стран 137.

Стр. 5:

И свѣтильникъ сей.... (ibid.)

31-32:

....  о слабостяхъ женщины, которой благодѣтельная рука питала его, которой дружество.... (Р. М.).

Къ стран. 139.

Стр. 28:

.... и находите на себѣ одни малые слѣды (ibid.).

Къ стран. 141.

Стр. 20-21:

у насъ родятся философы.... (Р. М. и С. О.).

— (Стр. 127). Выраженіе Кантемира взято изъ его сатиры VII-й (къ кн. Н. Б. Трубецкому), стихи 53—57:

Время то суть перьвыя младенчества лѣта.
Чудко ухо, зорокъ глазъ новый житель свѣта
Пялитъ; всяка вещь ему примѣтна, все ново
Будучи, все съ жадностью сердце въ немъ готово
Принять...

(Сатиры и другія стихотворческія сочиненія кн. Ант. Кантемира. С.-Пб. 1762, стр. 118—119; Сочиненія, письма и избранные переводы кн. А. Д. Кантемира. Изданіе И. И. Глазунова. Редакція П. А. Ефремова. С.-Пб. 1867, т. I, стр. 150—151).

454

— (Стр. 128). „An deux mille quatre cent quarante“ — сочиненіе извѣстнаго французскаго писателя Людовика-Себастіана Мерсье (род въ 1740, ум. въ 1814 г.), вышедшее въ свѣтъ въ 1770 г. въ Амстердамѣ. Мерсье предполагаетъ, что онъ просыпается въ Парижѣ, проспавъ семьсотъ лѣтъ. Въ теченіе этого времени во французскомъ обществѣ совершился полный политическій и общественный переворотъ; онъ сравниваетъ новое настоящее, его окружающее, съ тѣмъ прошедшимъ, котораго когда-то было современникомъ, и разумѣется, сравненіе не въ пользу прошлаго: въ мірѣ водворилось господство разума и справедливости; нѣтъ ни угнетения, ни лихоимства, никакихъ другихъ злоупотребленій; все, о чемъ авторъ мечталъ, какъ о дѣлѣ не осуществимомъ, исполняется предъ нимъ во очію. Разумѣется, такія рамки сюжета давали автору возможность развить проектъ самыхъ смѣлыхъ общественныхъ и другихъ преобразованій, а Мерсье былъ особенно склоненъ къ тому по парадоксальности своего ума. По обычаю времени, книга написана въ декламаторскомъ тонѣ; но изображенная въ ней картина общества совершеннаго во всѣхъ отношеніяхъ явилась сама собою злою сатирой на дѣйствительность, на общество, которое окружало автора. Поэтому французское правительство остановило ввозъ книги Мерсье во Францію, что̀ однако не помѣшало тайному ея распространенію. Впослѣдствіи сочиненіе это было издано уже въ Парижѣ подъ заглавіемъ: L’An deux mille quatre cent quarante. Rêve s’il en fût jamais; suivi de L’Homme de fer, songe. Par L.-S. Mercier. P. 1786. 3 vol. Помѣщенный тутъ фантастическій и аллегорическій сонъ о желѣзномъ человѣкѣ и имѣлъ въ виду Батюшковъ.

Мерсье оставилъ еще много другихъ произведеній, въ которыхъ видѣнъ его смѣлый, живой, самобытный умъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ замѣтна и погоня за оригинальностью. За свое подражаніе Ж.-Ж. Руссо онъ прозванъ былъ „le singe de Rousseau“. Вообще онъ былъ въ постоянной враждѣ съ большею частью современныхъ ему литераторовъ, но пользовался большимъ успѣхомъ у публики. Изъ произведеній его два особенно замѣчательны: „Essai sur l’art dramatique“, въ которомъ онъ, горячій почитатель Шекспира, высказалъ много новыхъ для своего времени мыслей о драматическомъ искусствѣ, и „Tableau de Paris“, очень интересное изображеніе Парижа въ періодъ непосредственно предъ революціей (см. о Мерсье статью Денуартерра при изданіи Tableau de Paris. 1853, и Ch. Monselet, Les Oubliés et les Dédaignés. P. 1859, t. I).

Сочиненія Мерсье много переводились на иностранные языки, въ томъ числѣ и на русскій, въ послѣднія десятилѣтія прошлаго вѣка и отчасти въ началѣ нынѣшняго. Въ числѣ русскихъ переводчиковъ встрѣчаемъ болѣе или менѣе извѣстныя въ литературѣ имена: Н. П. Брусилова, кн. И. М. Долгорукова, Д. Р. Кошелева, А. Ѳ. Лабзина, В. А. Левшина, А. Ѳ. Малиновскаго, А. А. Нартова, В. А. Перовскаго, А. М. Пушкина, И. И. Рахманинова, М. В. Сушковой. Въ „Драматическомъ Словарѣ“ 1787 г. находимъ свидѣтельства, что піесы Мерсье пользовались большимъ одобреніемъ публики и съ успѣхомъ игрались на русской сценѣ (см. Драм. Словарь, въ перепечаткѣ 1881 г., стр. 30, 62, 90, 147). Карамзинъ также былъ въ числѣ почитателей Мерсье и отчасти воспользовался его „Картиной Парижа“ въ своемъ описаніи французской

455

столицы въ „Письмахъ русскаго путешественника“. Что касается Батюшкова, то онъ съ сочиненіями Мерсье былъ знакомъ съ дѣтства: уже въ письмѣ къ отцу, отъ 11-го ноября 1801 г., онъ проситъ прислать ихъ ему (т. III, стр. 3). Впослѣдствіи онъ находилъ сходство между Мерсье и С. Н. Глинкой (т. III, стр. 200).

— (Стр. 130). Карлъ Пино Дюкло, французскій писатель XVIII в., род. въ 1704, ум. въ 1772 г.; ему принадлежитъ нѣсколько небольшихъ романовъ, нѣсколько историческихъ сочиненій и „Considérations sur les moeurs de ce siècle“, сочиненіе, болѣе всѣхъ другихъ его прославившее. Дюкло былъ дѣльный, спокойный, холодный человѣкъ, много видѣвшій на своемъ вѣку, и эти свойства его личнаго характера отражаются на его книгѣ, которая отличается здравою житейскою моралью, болѣе утилитарною, чѣмъ идеальною. Извѣстно, что заимствованія изъ этого сочиненія Дюкло встрѣчаются у Фонъ-Визина (Соч. кн. Вяземскаго, т. V, стр. 87—88).

— (Стр. 130). Мнѣніе свое объ извѣстномъ французскомъ моралистѣ Ларошфуко (род. въ 1613 г., ум. въ 1680 г.), авторѣ „Réflexions ou sentences et maximes“, Батюшковъ высказываетъ въ статьѣ: „О лучшихъ свойствахъ сердца“ (т. I, стр. 143).

— (Стр. 130, прим.). Жанъ-Пьеръ Ансильонъ, реформатскій пасторъ, секретарь Берлинской академіи, род. въ 1767 г., а ум. въ 1837 г. Онъ принадлежалъ къ реформатскому роду, покинувшему Францію послѣ уничтоженія Нантскаго эдикта. Имъ написано нѣсколько сочиненій историческаго и философскаго содержанія. Батюшковъ перефразируетъ по своему слѣдующее мѣсто его статьи „Les gens de lettres“: „Tout le monde frappe monnaie aujourd’hui, avec l’or et l’argent qui sont en circulation; presque personne ne descend dans la mine pour en tirer de nouveaux matériaux. L’excès du mal en amènera le remède, car les idées, les images et les sentimens s’usent, comme les métaux, par l’usage et le frottement, et éprouvent une déperdition continuelle par la refonte“ (Mélanges de littérature et de philosophie, par J.-P.-F. Ancillon. P. Tome II, p. 314).

— (Стр. 134). „Наслажденіе насъ съѣдаетъ“ — „L’ayse nous masche“ (Montaigne, Essais, livre II, chap. XX).

— (Стр. 134). Въ собраніи стихотвореній Катулла № XXVII.

— (Стр. 135, прим.). Цитата изъ „Voyage du jeune Anacharsis en Grèce“ аббата Бартелеми взята изъ статьи „Sur le bonheur“, составляющей приложеніе къ гл. LXXVIII и появившейся только въ изданіи VII года, которое вышло уже по смерти автора „Voyage“. Въ подлинникѣ мѣсто читается слѣдующимъ образомъ: „Etant en Egypte, je connus un prêtre qui, après avoir tristement consumé ses jours à pénetrer l’origine et la fin des choses de ce monde, me dit en soupirant: „Malheur à celui qui entreprend de lever le voile de la nature! Et moi, je vous dis: Malheur à celui qui refuserait de se livrer à cette illusion théatrale

456

que les préjugés et les besoins ont répandue sur tous les objets. Bientôt son ame flétrie et languissante se trouverait en vie dans le sein du néant: c’est le plus effroyable des supplices“. A ces mots, quelques larmes coulèrent de ses yeux, et il s’enfonça dans la forêt voisine“. Батюшковъ очень любилъ сочиненіе Бартелеми и называлъ его божественною книгой: „Она не только быть можетъ путеводителемъ къ храму древности, но исполнена здравой философіи“ (см. т. III, стр. 57).

— (Стр. 138, прим.). Разсказъ о Руссо основанъ на его „Confessions“, гдѣ, въ I-й части, въ концѣ книги VI, читаются и приведенныя Батюшковымъ слова Руссо.

— (Стр. 139). „Квинтиліанъ нашихъ временъ“ — безъ сомнѣнія, Шатобріанъ, который въ молодости, когда писалъ „Essai sur les révolutions“, дѣйствительно былъ близокъ по образу своихъ мыслей къ свободнымъ мыслителямъ XVIII в., и преимущественно къ Руссо.

— (Стр. 140—141). Мысль, что ходъ событій 1812—1814 годовъ заключаетъ въ себѣ нѣчто сверхъественное, долженствующее обратить невѣрующихъ къ религіи, высказана Батюшковымъ и въ письмѣ къ Е. Г. Пушкиной, отъ 3-го мая 1814 г., изъ Парижа: „Признаюсь вамъ, у меня голова кружится, когда я начинаю разсчитывать всю превратность этого года, который, конечно, возвратилъ на путь истинный многихъ и многихъ людей“ (т. III, стр. 267).

— (Стр. 141). Статья заключается стихами Державина изъ оды „На рожденіе великаго князя Михаила Павловича“ (послѣдніе стихи послѣдней 10-й строфы: Соч. Державина, 1-е акад. изд., т. II, стр. 155).

XII.

О лучшихъ свойствахъ сердца.

———

Напечатано: 1) въ Сынѣ Отечества 1816, ч. 29, № 14, апрѣля 7-го, стр. 14—15, съ подписью NN; 2) въ Опытахъ, ч. I, стр. 297—307; 3) въ Сочиненіяхъ, изд. 1834 г., ч. I, стр. 23—31; 4) въ Сочиненіяхъ, изд. 1850, т. I, стр. 26—35.

Изъ письма Батюшкова къ Жуковскому отъ средины декабря 1815 г. видно, что статья эта, подъ заглавіемъ „О лучшихъ качествахъ сердца“, была написана въ Каменецъ-Подольскѣ (т. III, стр. 359). Она упоминается также въ письмѣ къ Гнѣдичу отъ 25-го сентября 1816 г., при чемъ Батюшковъ замѣчаетъ, что это — статья не блестящая, но болѣе всего ему нравится (т. III, стр. 399). Изъ этого же письма видно, что Гнѣдичъ долженъ былъ печатать эту статью не по рукописи Батюшкова, а по тексту Сына Отечества; поэтому можно предполагать, что уже Гнѣдичу, а не самому автору, принадлежатъ тѣ,

457

немногіе, впрочемъ, варіанты, которые отличаютъ текстъ Опытовъ отъ текста журнала.

Варіанты (по Сыну Отечества).

Къ стран. 142.

Строка 19:

звѣри вм. созданія.

20:

звѣрей вм. созданій.

Къ стран. 143.

Стр. 23:

.... остроумнѣйшаго вѣка....

Къ стран. 144.

Стр. 15:

.... дѣлать добро и впередъ....

Къ стран. 145.

Стр. 31:

.... за нимъ въ страхѣ и надеждѣ.

Къ стран. 146.

Стр. 16:

.... всѣ сіи люди....

— (Стр. 142). Жанъ Массьё (Massieu), глухонѣмой, лучшій ученикъ извѣстнаго наставника глухонѣмыхъ, аббата Сикара (1742—1822). Афоризмъ Массьё о благодарности приведенъ Батюшковымъ и въ другой, болѣе ранней статьѣ „Мысли“ (см. выше стр. 35). Та же мысль повторяется Батюшковымъ въ стихотвореніи „Мой геній“ (т. I, стр. 230), которое было написано въ одинъ годъ со статьей „О лучшихъ свойствахъ сердца“.

— (Стр. 146). Джонъ Говардъ, извѣстный англійскій филантропъ XVIII вѣка, род. въ 1726, ум. въ 1790 г.; своими сочиненіями и своею дѣятельностью онъ много содѣйствовалъ улучшенію быта заключенныхъ и усовершенствованію ухода за больными; для осмотра тюремъ и больницъ, а также для пропаганды своихъ филантропическихъ идей, онъ путешествовалъ по разнымъ странамъ Европы, между прочимъ былъ въ Россіи во время второй Турецкой войны при Екатеринѣ II и умеръ въ Херсонѣ. О Говардѣ было много писано: на другой же годъ по его смерти Дж. Айкинъ (J. Aikin) издалъ его біографію; позже восхваленію его Делиль посвятилъ часть своей поэмы „Pitié“; о дѣятельности Говарда въ Россіи писали П. П. Свиньинъ (Отеч. Зап. 1826 г. ч. XXII, стр. 103) и нѣкоторыя другія лица (Москвитянинъ 1852 г., кн. 1-я, 5-я, 10-я и 15-я). Воспоминаніе о Говардѣ находится также въ „Путешествіи по Тавридѣ“ И. М. Муравьева-Апостола, стр. 44—49, и тутъ сдѣлана ссылка на біографію его, помѣщенную въ Журналѣ Имп. Человѣколюбиваго Общества, 1817 г., ч. I.

Варѳоломей Ласъ-Казасъ, испанскій прелатъ, епископъ Кіапы въ Мексикѣ, род. въ 1474 г., а ум. въ 1566. Онъ посвятилъ свою жизнь на заступничество, самое усердное и горячее, но большею частью безуспѣшное, за американскихъ туземцевъ, которые подвергались всевозможнымъ угнетеніямъ, жестокостямъ и истребленію со стороны Испанцевъ въ Новомъ Свѣтѣ. Въ XVIII в., во время распространенія филантропическихъ идей, имя и дѣятельность Ласъ-Казаса особенно прославлены были Рейналемъ (1713—1796) въ его „Histoire philosophique

458

des établissements et du commerce des Européens dans les deux Indes“, (1770 г.) и еще болѣе Робертсономъ (1721—1793) въ его „Исторіи Америки“ (1771—1790). Слич. замѣтку Батюшкова о Ласъ-Казасѣ въ т. III, стр. 103.

Еропкинъ, Петръ Дмитріевичъ, извѣстный государственный дѣятель при императрицѣ Екатеринѣ II, род. въ 1736, а ум. въ 1805 г. Самый замѣчательный эпизодъ его жизни составляетъ его дѣятельность въ Москвѣ во время чумы 1771 г., когда онъ проявилъ благоразумную распорядительность и большое человѣколюбіе. См. о немъ въ Словарѣ достопамятныхъ людей Русской земли, Д. Н. Бантыша-Каменскаго. М. 1836, т. II, стр. 385—393, а также Историческое похвальное слово ему, соч. М. Прокудинымъ-Горскимъ. М. 1805. Въ 1808 г. изданы были Яковомъ Ростомъ письма и рескрипты Екатерины къ Еропкину и его донесенія императрицѣ.

— (Стр. 146). Монтань, во II-й книгѣ своихъ „Essais“, въ главѣ XVI: „De la gloire“, говоритъ: „Combien de belles actions particulieres s’ensepvelissent dans la foule d’une bataille!“

— (Стр. 147). Стихъ изъ Греева „Сельскаго кладбища“, въ первомъ переводѣ Жуковскаго, строфа 15-я.

— (Стр. 147). Мальзербъ (Chrétien-Guillaume de Malesherbes), французскій государственный дѣятель во второй половинѣ XVIII в., род. въ 1721, казненъ въ 1794. Онъ былъ дважды министромъ при Людовикѣ XVI; отпущенный въ отставку въ 1787 г., послѣ того, какъ его совѣты не были приняты королемъ, онъ явился однако защитникомъ его во время революціи, особенно послѣ того, какъ Людовикъ былъ свергнутъ, и до самой смерти короля.

XIII.

Аріостъ и Тассъ.

———

Напечатано: 1) въ Вѣстникѣ Европы 1816 г., ч. LXXXVI, мартъ, № 6, стр. 107—121, съ подписью NNN; 2) въ Опытахъ, ч. I, стр. 233—249; 3) въ Сочиненіяхъ, изд. 1834 г., ч. I, стр. 216—229; 4) въ Сочиненіяхъ, изд. 1850 г., т. I, стр. 234—248.

Статья эта написана въ Каменецъ-Подольскѣ, что̀ видно изъ письма Батюшкова къ Жуковскому отъ средины декабря 1815 г. (т. III, стр. 359); упоминается также въ письмахъ къ Гнѣдичу отъ начала сентября 1816 г. (т. III, стр. 395) и отъ конца февраля — начала марта 1817 г. (т. III, стр. 423).

Варіанты (по Вѣстнику Европы).

Къ стран. 152.

Строка 29:

.... хватаетъ дѣвъ устрашенныхъ.

459

Къ стран. 154.

Стр. 2—3:

Въ сраженіи есть минуты рѣшительныя: онѣ не столь ужасны.

Къ стран. 158.

Стр. 9:

повторяются вм. воспѣваетъ.

Мѣстоименія тотъ, этотъ почти вездѣ замѣняются мѣстоименіемъ сей.

— Батюшковъ еще на школьной скамьѣ началъ знакомиться съ италіянскимъ языкомъ и литературой. Сперва онъ занимался чтеніемъ италіянскихъ поэтовъ и переводами изъ нихъ, а позже обратился и къ историческимъ пособіямъ, къ сочиненіямъ Женгене (Ginguéné, Histoire littéraire de l’Italie) и Сисмонди (Simonde de Sismondi, De la littérature du midi de l’Europe). Слѣды знакомства съ этимъ трудами и видны въ статьяхъ Батюшкова объ италіянскихъ писателяхъ. Кромѣ того, онъ руководствовался замѣчаніями Вольтера; такъ, сужденіе объ Аріостѣ основано на томъ, что̀ говоритъ объ этомъ писателѣ Вольтеръ въ своемъ „Dictionnaire philosophique“, въ статьѣ объ эпической поэмѣ. Оригинальное сужденіе Батюшкова объ Аріостѣ см. его въ письмѣ къ Гнѣдичу отъ 29-го декабря 1811 года (т. III, стр. 170). Въ письмахъ же встрѣчаются замѣтки и о Тассѣ (т. III, стр. 44, 62, 64, 72, 81, 87). Но кромѣ того, для характеристики сужденій Батюшкова о Тассѣ весьма любопытны его отмѣтки на поляхъ принадлежавшаго ему экземпляра „Gerusalemme Liberata“ (см. о нихъ ниже сообщеніе П. А. Безсонова).

— (Стр. 150).

Si come è bello il sol più d’ogni stella!

Стихъ изъ Аріостова „Orlando furioso“, пѣснь VII, строфа X.

— (Стр. 152). Указывая на „Chiama gli abitator“, Батюшковъ разумѣетъ знаменитую по своей звукоподражательности III-го строфу IV-й пѣсни „Gerusalemme liberata“, гдѣ описывается, какъ сатана созываетъ обитателей темнаго царства.

— (Стр. 152). Приводится строфа XXX-я изъ XIX-й пѣсни „Gerusalemme liberata“.

— (Стр. 153). Приводятся строфы XXVIII-я, XXIX-я и первый стихъ строфы XXX-й изъ XX-й пѣсни „Gerusalemme liberata“.

— (Стр. 154). Приводятся строфы L-я, LI-я и LII-я той же пѣсни.

— (Стр. 155, прим.). Приводятся стихи Ломоносова изъ трагедіи „Тамира и Селимъ“, дѣйствіе V, явленіе послѣднее, разсказъ Нарсима о побѣдѣ Дмитрія Донскаго надъ Мамаемъ.

— (Стр. 157—158). „Ринальдо вырывается“... и т. д. Здѣсь Батюшковъ разумѣетъ сцену изъ XVIII-й пѣсни „Gerusalemme liberata“. Рѣчь Петра

460

Пустынника составляетъ въ этой пѣсни конецъ строфы VII-й и начало VIII-й.

„Годофридъ, желая осадить городъ“ и т. д. Здѣсь излагается содержаніе первыхъ строфъ XI-й пѣсни „Gerusalemme liberata“. Стихи взяты изъ строфы VII-й.

Замѣтки К. Н. Батюшкова на принадлежавшемъ ему экземплярѣ Gerusalemme liberata.

(Записка П. А. Безсонова).

П. А. Безсоновымъ найденъ былъ и пріобрѣтенъ экземпляръ „Освобожденнаго Іерусалима“ Торквато Тассо съ собственноручными приписками и примѣчаніями К. Н. Батюшкова. Видно по всему, что покойный поэтъ именно по этому экземпляру изучалъ Тасса и отсюда же сдѣлалъ свой переводъ, получившій извѣстность впослѣдствіи. Примѣчанія его характеризуютъ для насъ и способъ изученія, и то, что наиболѣе его останавливало, и общую начитанность въ древнихъ поэтахъ.

Вотъ описаніе и самого экземпляра, и извлеченіе „примѣчаній“.

„Gerusalemme liberata di Torquato Tasso. Tomo I—II. Venezia MDCCLXXXVII. Presso Antonio Zatta e Figli 8° min.

Примѣчанія писаны и карандашемъ (потому часть стерлась), и чернилами, но переплетено послѣ (въ одну книгу), и потому часть словъ кое-гдѣ урѣзана.

Tomo I.

Canto I. — Стран. 4, противу строфы (октавы) VIII-й и стиховъ:

E pien di fe, di zelo, ogni mortale
Gloria imperio tesor mette in non cale,

приписка карандашомъ: „expression Dantesque“ (выраженіе Дантовское).

Стран. 15, противу строфы XLII и стиховъ:

Quindi gente traea, che prende a scherno
D’andar contra la morte ov’ ei comandi,
Usa a temprar ne’ caldi alberghi il verno,
E celebrar con lieti inviti i prandi,

описаніе отрядовъ, которымъ смерть ни по чемъ, гдѣ приказано, по командѣ, которые привычны отогрѣваться зимою въ теплыхъ гостинницахъ и весело похваливать угощенье, примѣчаніе карандашомъ: „Русскіе солдаты“.

Стран. 16, строфа XLV—XLVI и дал., при описаніи Танкреда и прибывшей къ нему вооруженной дѣвы (Vien poi Tancredi и дал.), приписка карандашомъ: „Какой прелестный эпизодъ“.

Затѣмъ, стран. 18, при строфѣ L-й и описаніи прибывшихъ двухъ сотенъ Грековъ (Venian dietro dugento in Grecia nati... и т. д.) (висятъ на боку кривыя ихъ сабли, звенятъ на спинѣ колчаны и луки, привычны къ бѣгу ихъ лошади, непобѣдимы усталостью, умѣренны въ пищѣ, быстры въ нападеніи и

461

отступленіи, дерутся на бѣгу въ разсыпную и т. п.), примѣчаніе карандашомъ: „Можно ли лучше изобразить нашихъ казаковъ?“

Canto II. Стран. 39, при строфѣ XX-й и дал., въ изображеніи того, какъ при появленіи женщины измѣнилась наружность короля и, что бы ни было внутрѣ, наружность сдѣлалась ласковою — любящею:

Frenò lo sdegno, e placò il fier sembiante,
S’egli era d’alma, o se costei di viso
Severa manco, ei diveniane amante...

приписка карандашомъ: „Splendide mendax! d’Horace, L. III O. XI“ (о мастерскомъ умѣньѣ притвориться, изъ оды къ Меркурію). Приписка эта, относясь ко всей этой страницѣ и строфамъ XX-й — XXII-й, преимущественно имѣла въ виду выраженіе 3-го стиха въ строфѣ XXII-й: „Magnanima menzogna“, великодушная ложь. Нужна была большая начитанность и память, чтобы привести такъ кстати это выраженіе Горація.

Стран. 43, подъ строфами XXXIII—XXXIV, при эпизодѣ „костра“ („Composto è lor d’intorno il rogo omai...“) внизу приписка карандашомъ; „que peut’on opposer de plus pathétique à ce morceau d’une verité aussi pure et touchante!“

Стран. 44, въ концѣ эпизода, въ строфѣ XXVI-й, о предсмертныхъ словахъ:

Mira il ciel com’è bello, e mira il sole,
Ch’a se par che n’ inviti e ne console

(взгляни на небо, какъ оно прекрасно, на солнце, какъ оно будто зоветъ насъ и насъ утѣшаетъ), приписка карандашомъ: „Elle semble déjà jouir d’avance la béatitude céleste en prononçant ces deux derniers vers“ (произнося эти два послѣдніе стиха, она какъ будто предвкушаетъ уже небесное блаженство).

Canto III. — Отмѣчены карандашомъ многія мѣста, но большею частью безъ приписокъ; только:

Стран. 75, противъ строфы XXX-й:

Pur non gì tutto invano...

...e i biondi crini

Rosseggiaron cosi d’alquante stille...

(картина каплей крови на бѣлокурыхъ волосахъ) карандашомъ „прекрасно“.

И выше, при стихахъ строфы XXI-й, стран. 72:

E le chiome dorate al vento sparse,
Giovane donna in mezzo l’campo apparse

(и позлащенные волосы распустивши по вѣтру, явилась вдругъ) карандашомъ: „c’est bien gracieux!“

Canto IV (при этой и VII-й пѣсни всего больше приписокъ). — Стран. 92 съ боку строфы III-й:

Chiama gli abitator’ de l’ombre eterne
Il rauco suon de la tartarea tromba, etc

462

(зоветъ обитателей вѣчныхъ тѣней хриплый — рѣдкій — звукъ адской трубы...) приписка карандашомъ: „C’est ainsi que les grands génies savent manier leur langue“, вотъ какъ великіе геніи умѣютъ обращаться съ языкомъ своимъ. — Строфа заключаетъ въ себѣ риѳмы tromba, rimbomba, piomba. Потому внизу ея еще приписка: „Cet endroit si fameux doit avoir été imité du Dante pour l’ harmonie inimmitative“, это мѣсто, столь знаменитое, должно быть подраженіемъ Данте, ради неподражаемой его гармоніи, и затѣмъ выписаны извѣстные стихи изъ Данте „Inf. C. VI“, съ риѳмами tromba, tomba rimbomba (стихи 94—99, о воспріятіи умершими плоти вмѣстѣ со звукомъ судной трубы).

Стран. 94, при строфѣ IX-й, при воззваніи къ адскимъ божествамъ — силамъ, низверженнымъ съ неба, карандашомъ съ боку: „Allusion à la chûte de Lucifer“, намекъ на паденіе Люцифера.

Стран. 101, строфа XXIX-я, при сравненіи золотыхъ волосъ, которые то просвѣчиваютъ сквозь бѣлое покрывало, то вырываются вонъ наружу, — съ солнцемъ изъ-за бѣлаго облака, замѣтка карандашомъ: „quelle verité dans la comparaison!“

Стран. 104, съ боку стиховъ строфы XXXVIII-й (она поклонилась почтительно и въ стыдливости не промолвила ни слова: „Essa inchinollo, riverente...“) приписка карандашомъ „que cela est vrai!“

— На стран. 107, съ боку строфы XLIX-й: „Spesso l’ambra materna a me s’offria...“, часто тѣнь матери мнѣ являлась, сравненіе карандашомъ съ „Virg. S. 11 Aen. v. 274 et 289“.

Стран. 109, въ строфѣ LIII-й, при словахъ „a l’ aer cieco“, приписка: „Dantesque“ — „слѣпой воздухъ“, какъ называется часто у Данте въ „Аду“: безъ свѣта.

Стран. 110, въ строфѣ LVII-й, при словахъ:

Ahi, che fiamma dal cielo anzi in me scenda,
Santa onestà, ch’io le tue leggi offenda

(клятва, заклятіе), карандашомъ сравненіе съ „Virg. L. IV. Aen. v. 24—27“.

Стран. 120, съ боку строфъ LXXXVII-й — LXXXVIII-й:

Usa ogni arte la donna, onda sia colto
Ne la sua rete alcun novello amante etc.

(пользовалась всякимъ искусствомъ, чѣмъ бы забрать во свою сѣть какого-либо новаго любовника и проч.) замѣтка карандашомъ: „Voici le portrait le plus vrai et le plus charmant d’une coquette“.

На стран. 122, съ боку строфъ XCII-й и XCIII-й, приписана была карандашомъ замѣтка, стершаяся и снова вписанная поэтомъ съ подписью Б. (Батюшковъ), но, къ сожалѣнію, все-таки урѣзанная при переплетѣ. Въ первой изъ этихъ строфъ воззваніе къ любви; „Ahi crudo Amor“, о, жестокая любовь, ты, отъ которой исходятъ равно смертельныя — и зло, и лѣкарство отъ зла, во второй — знаменитое изображеніе обольщеній любви. На сколько осталось отъ замѣтки, можно прочесть: „Cette octave prouverait seule que le coeur a

463

été (de?) nouveau Ahi crudo amor (    ) mouvement de haine. Б.“ (Такая подпись Б. за симъ въ нѣсколькихъ мѣстахъ).

Canto V. — На стран. 125, чернилами на поляхъ изъ строфъ II-й, III-й и IV-й переведены слова: „pregio — récompense, mutabile — превратно, canto — осторожно, leve о lieve — легкой“, съ подписью Б.

Стран. 129, строфа XIV-я („Onde cosi rispose...“) отчеркнута чернилами съ подписью Б.

Canto VI. — Стран. 172, съ боку строфы XLVIII-й, изображающей битву:

Vinta da l’ ira è la ragione e l’arte,
E le forze il furor ministra e cresce...

(побѣждены яростью и разумъ, и искусство, бѣшенство правитъ силами и проч.) приписка карандашомъ: „какая быстрота!“

На стран. 178, при строфѣ LXV-й и ближайшихъ (тревога души при созерцаніи издали битвы) приписка карандашомъ: „Comme c’est naturel!“

Canto VII (опять много приписокъ). — Стран. 196 и 197, съ конца IV-й отмѣченной строфы и при всей V-й, изображающей, какъ тревога любви не оставляетъ покоя и во снѣ, пока все проснется въ природѣ: но и тогда, когда уже откроетъ истомленныя очи, „кажется, будто между водой и вѣтвями проносится олосъ, призывающій ее снова ко вздохамъ и плачу“:

E parle voce uscir tra l’ acqua e i rami,
Ch’ai sospiri ed al pianto la richiami,

приписка чернилами: „Ета вся октава прекрасна. Несчастный умѣетъ во всемъ находить источникъ чувствительности“. Карандашомъ: Б.

Стран. 198, подъ строфою X-ю: „Altrui vile e negletta, a me sì cara“, другому негодна и презрѣнна, а мнѣ столь дорогая, — была приписка по французски карандашомъ, но намѣренно вытерта и осталась лишь подпись Б.

Стран. 201, при подчеркнутыхъ въ строфѣ XVII-й: „Poi dolce la consola“ словахъ:

ove l’antica moglie,

Che di conforme cor gli ha data il cielo

(гдѣ старая супруга, данная ему небомъ, съ согласнымъ сердцемъ), приписка чернилами: „Смотри Филимона и Бавкиду, Лафонт. сказку“.

Тамъ же, въ строфѣ XVIII-й, при отмѣченныхъ словахъ:

Guida la greggia ai paschi, e la riduce
Con la povera verga al chiuso ovile

(провожаетъ стадо на паству и назадъ его гонитъ къ хлѣву бѣдною лозою), приписка чернилами: „какъ здѣсь кстати простыя слова: povera verga!“

Стран. 202, внизу строфы XXII-й, къ словамъ:

Onde, se in vita il cor misero fue,
Sia lo spirito in morte almen felice

464

(потому, если сердце несчастно было въ жизни, пусть по крайней мѣрѣ духъ будетъ счастливъ по смерти), приписка чернилами: „Вотъ источникъ мысли о безсмертіи души. Б.“

Стран. 206, при строфѣ XXXIII-й, противъ имени спутника Армиды Rambaldo di Guascogna приписка на полѣ чернилами: „Un hableur Gascon“, хвастунъ гасконскій.

И затѣмъ вообще въ пѣснѣ VII-й многія строфы отчеркнуты чернилами.

Стран. 215, подъ строфою LIX-ю, при словахъ:

Gli altri di mano e d’animo men forte,
Taciti se ne stanno e vergognosi

(при уходѣ отборныхъ на подвигъ, „прочіе, рукѝ и духа не столь сильныхъ, молча и стыдливо стояли — оставались“), замѣтка чернилами: „Подражаніе Илліадѣ“.

Стран. 216, при строфѣ LXIII-й, при словахъ Раймонда объ его старости („И я не откажусь, хотя бы...“), замѣтка чернилами: „Подражаніе Илліадѣ. Раймондъ есть Несторъ поэмы“.

Стран. 218, при строфѣ LXVIII-й:

Ma sovra tutti gli altri il fero vecchio
Se ne dimostra cupido ed ardente

(но передъ всѣми другими суровый старикъ (Раймондъ) выказываетъ больше рвенія и пылу), и затѣмъ слова къ нему Готфрида: „О, живое зеркало древней доблести“:

O vivo specchio

Del valor prisco,

приписка чернилами: „Агамемнонъ говоритъ Нестору этими словами при цѣломъ войскѣ, которое отказывалось единоборствовать съ Гекторомъ. Б.“.

Стран. 220, при концѣ строфы LXXVI-й (о чудномъ рожденіи и зачатіи коня Аквилина „отъ теплыхъ дыханій плодоноснаго вѣтра“) замѣтка карандашомъ: „Vedi Virg. Georg.“ (Георгики Виргилія).

Стран. 229, при словахъ строфы LI-й:

Qui fa prova de l’arte, e le saette
Tingi nel sangue del ladron francese,

(здѣсь отвѣдай искусство и стрѣлы окрась кровью грабителя Франка), приписка карандашомъ: „Virg. En.“ (Энеида).

Canto VIII. Стран. 245, при 5-мъ стихѣ строфы XXIV-й (зову васъ въ свидѣтели и клянусь, что я не былъ тогда скупъ на жизнь мою, не щадилъ ея, non fui de la mia vita avaro) карандашомъ: Virg. En. C II“.

Въ пѣсняхъ IX-й и X-й (чѣмъ кончается томъ I-й) нѣтъ приписокъ, хотя нѣкоторыя строфы и отчеркнуты карандашомъ.

465

Tomo II.

Въ пѣсни XI-й нѣтъ приписокъ.

Canto XII. — Стран. 52, подъ строфою LXIV-ю (о смерти Клоринды) подпись чернилами: „Что можетъ быть лучше этой строфы!“

— Въ пѣсняхъ XIII-й — XV-й нѣтъ приписокъ, хотя нѣкоторыя строфы и мѣста отчеркнуты.

Canto XVI. — Стран. 147, при строфѣ VI-й (о смятеніи бѣгства съ боя, гдѣ оно сравнено съ колебаніемъ любви, стыда и гнѣва, то борящихся между собою, то уступающихъ), замѣтка карандашомъ: „Ист. (исторія) Тантала“.

— На стран. 155, въ строфѣ XXIX-й

quando repente

De l’arme il lampo gli occhj suoi percosse,

(когда блескъ оружія внезапно поразилъ его очи), repente переведено на поляхъ карандашемъ (ошибочно): „быстрый“.

На стран. 157, при знаменитой XXXVI-й строфѣ („Армида хотѣла кричать: О жестокій, съ чего покидаешь меня одну? Но скорбь заградила выходъ звуку, и вернулось плачевное слово еще горьче назадъ, чтобъ отозваться на сердцѣ“), приписка карандашемъ, къ сожалѣнію обрѣзанная при переплетѣ, такъ что оставалось только: „Voltaire à ce passage... présente une lutte insurmontable au trad...

Въ пѣснѣ XVII-й нѣтъ приписокъ.

Canto XVIII. — На стран. 216, въ строфѣ XXXVI-й, слова „campi Stigi“ объяснены на полѣ чернилами: „Стигійскія поля“ (вѣроятно, для устраненія недоумѣній при чтеніи, такъ какъ въ оригиналѣ stigi напечатано черезъ малое s, какъ нарицательное).

Въ пѣсняхъ XIX-й и XX-й до конца — нѣтъ приписокъ, и даже строфы или мѣста не отчеркнуты, не отмѣчены ничѣмъ, листы не помяты — какъ новые; вѣроятно, и не читаны, по крайней мѣрѣ не читаны внимательно.

XIV.

Петрарка.

———

Напечатано: 1) въ Вѣстникѣ Европы, 1816 г., ч. 86, № 7, апрѣль, стр. 171—192, съ подписью NN; 2) въ Опытахъ, ч. I, стр. 252—275; 3) въ Сочиненіяхъ, изд. 1834 г., ч. I, стр. 230—250; 4) въ Сочиненіяхъ, изд. 1850 г., т. I, стр. 149—271.

Изъ письма Батюшкова къ Жуковскому отъ средины декабря 1815 г. видно, что статья эта написана во второй половинѣ этого года, въ Каменцѣ-Подольскомъ (т. III, стр. 359). Она же упоминается въ письмахъ къ Гнѣдичу отъ начала сентября 1816 г. и отъ конца февраля — начала марта 1817 г. (т. III, 395 и 423).

466

Печатается по изданію 1817 г. Но примѣчаніе, относящееся къ страницѣ 164 текста настоящаго изданія, взято изъ Вѣстника Европы.

Варіанты (по Вѣстнику Европы).

Къ стран. 159.

Строка 8:

онъ занимался критическимъ разборомъ...

Къ стран. 160.

Стр. 33-34:

.... на ней-то основана моя слава.

Къ стран. 161.

Стр. 2:

.... и облеченный природою въ прелести земныя.

Къ стран. 163.

Стр. 15:

затемнить вм. затмить.

Къ стран. 164.

Стр. 18:

сію вм. эту.

Къ стран. 166.

Стр. 25:

а болѣе еще тѣ, въ которыхъ....

Къ стран. 168.

Стр. 32:

сего вм. того.

Къ стран. 169.

Стр. 8:

и смертные страшатся, обращая вспять....

Къ стран. 170.

Стр. 2:

сициліянскихъ поэтовъ и трубадуровъ, которые....

Къ стран. 171.

Стр. 18:

.... чувствительности сердца и набожности....

22-23:

.... посреди блестящихъ вымысловъ сициліянскихъ...

Къ стран. 172.

Стр. 12:

сіе чтеніе вм. это чтеніе.

Къ стран. 173.

Стр. 9:

.... гдѣ она увидѣла меня....

22:

.... нашедши убѣжище у пастырей....

— (Стр. 159). Статья начинается первымъ стихомъ LXXXVIII-го сонета изъ Sonetti e canzoni in vita di M. Laura.

— (Стр. 159). Слова короля Роберта о его любви къ просвѣщенію сохранены Петраркой и приведены у Ginguéné, t. II, p. 361.

467

— (Стр. 160, прим.). См. выше на стр. 123 другой анекдотъ о Богдановичѣ и слич. нашу замѣтку по этому поводу.

— (Стр. 161). Стихи Тибулла взяты изъ I-й элегіи I-й книги, ст. 59 и 60.

— (Стр. 161—162). Приводится сокращенный переводъ послѣднихъ четырехъ терцинъ изъ Trionfo della morte di M. Laura, capitolo I.

— (Стр. 162—163). Сообщается сжатый пересказъ I-й канцоны изъ Sonetti e Canzoni in morte di M. Laura.

— (Стр. 164). Замѣтка о смерти Лауры написана Петраркой по латыни и сообщена въ французскомъ переводѣ у Женгене (т. II, стр. 442—443), откуда Батюшковъ и перевелъ ее, отбросивъ послѣднія строки Въ латинскомъ подлинникѣ замѣтку эту можно найти у Бартоли, Storia della litteratura italiana, t. VII (1884), стр. 192—193. Рукопись Виргилія, въ которую Петрарка внесъ свою замѣтку, дѣйствительно находилась въ Амброзіанской библіотекѣ въ Миланѣ, затѣмъ въ 1796 г. перевезена была въ Парижъ въ числѣ военныхъ трофеевъ, а послѣ Вѣнскаго конгресса возвратилась въ мѣсто своего прежняго храненія.

— (Стр. 164—165, прим.). Г. П., пріятель Батюшкова, Швейцарецъ, по всей вѣроятности нѣкто Петра̀, бывшій воспитателемъ Н. М. Муравьева и умершій въ 1812 г. Батюшковъ говоритъ о немъ въ своихъ письмахъ (т. III, стр. 180 и 186).

Францискъ Вернъ (Vernes de Luze), довольно извѣстный въ свое время французскій писатель, нынѣ однако забытый, род. въ 1765 г., а ум. въ 1834. Онъ былъ сынъ женевскаго пастора, тоже писателя, и съ раннихъ лѣтъ посвятилъ себя словесности. Въ числѣ его произведеній есть поэмы, повѣсти, романы, драматическія сочиненія, философскіе и политическіе опыты и нѣсколько путешествій По направленію своему онъ принадлежалъ къ модному въ его время сентиментализму. Написанная имъ книга „Le Voyageur sentimental ou ma promenade à Yverdon“, вышедшая впервые въ 1786 г., очень нравилась въ свое время, какъ подражаніе Стерну; она выдержала нѣсколько изданій и была переведена на многіе языки, въ томъ числѣ на русскій, подъ заглавіемъ: Чувствительный путешественникъ или моя прогулка въ Ивердюнъ. Соч. Вирнея, перев. А. (Матвѣя Алексѣева). Москва. 1801. Другое его сочиненіе, то именно, о которомъ говоритъ Батюшковъ, называется „Voyage sentimental en France sous Robespierre“. Карамзинъ познакомился съ Верномъ въ бытность свою въ Женевѣ и въ „Письмахъ русскаго путешественника“ (письмо отъ 30-го января 1790 г.) говоритъ о немъ слѣдующее: „На сихъ же дняхъ я узналъ и молодаго Верна. Вамъ извѣстны его „Франсіада“ и „Voyageur sentimental“, въ которыхъ много хорошаго и трогательнаго“.

Послѣднія строки примѣчанія содержатъ въ себѣ намекъ на психическую болѣзнь Озерова, которая была слѣдствіемъ огорченій, пережитыхъ имъ частію на службѣ и особенно въ литературной жизни. Объ Озеровѣ и отношеніяхъ нашего поэта къ нему самому и къ его произведеніямъ говорится въ статьѣ о Батюшковѣ, предпосланной настоящему изданію его сочиненій. Но не смотря

468

на то, будетъ не безполезнымъ собрать здѣсь свѣдѣнія о русскомъ драматургѣ, въ судьбѣ котораго дѣйствительно есть общія черты съ судьбою самаго Батюшкова. Нашъ авторъ питалъ особенное сочувствіе къ двумъ поэтамъ, жизнь которыхъ была омрачена психическимъ разстройствомъ, — къ Тассу и Озерову. Какъ бы предчувствіе собственныхъ несчастій Батюшкова сказывается въ послѣднихъ словахъ примѣчанія: „Великое дарованіе и великое страданіе — почти одно и то же“ (ср. объ этихъ словахъ замѣчаніе Е. П. Ковалевскаго въ его сочиненіи о гр. Д. Н. Блудовѣ: Сочиненія Е. П. Ковалевскаго, т. I. С.-Пб. 1871, стр. 35).

Владиславъ Александровичъ Озеровъ родился 30-го сентября 1770 г. въ селѣ Казанскомъ, Тверской губерніи, Зубцовскаго уѣзда, и какъ кажется, рано лишился матери. Отецъ его, Александръ Иринарховичъ, вторично женившійся, отдалъ сына въ маѣ 1780 г. въ Сухопутный шляхетный кадетскій корпусъ, гдѣ онъ пробылъ семь лѣтъ (А. Карабановъ. Основаніе 1750 русскаго театра. С.-Пб. 1849, стр. 68). Образованіе, полученное Озеровымъ въ корпусѣ, было недостаточно, хотя и считалось по тогдашнимъ понятіямъ хорошимъ. Все вниманіе устремлено было на изученіе французскаго языка и литературы, и въ этомъ отношеніи Озеровъ оказалъ большіе успѣхи. С. Н. Глинка въ своихъ запискахъ говоритъ, что „въ памяти Озерова вмѣщался весь театръ Корнеля, Расина, Вольтера. Превосходно зналъ онъ французскій языкъ, игралъ французскія трагедіи въ нѣкоторыхъ домахъ вельможъ и съ блескомъ высказывалъ свои рѣчи“ (Русск. Вѣстн. 1863 г., № 4, стр. 806). Ближайшее знакомство Озерова съ русскою литературой относится уже къ болѣе позднему времени, когда онъ принялся за изученіе Державина, Дмитріева и Карамзина. Сперанскій, въ одномъ изъ своихъ писемъ къ дочери, произнося рѣзкій приговоръ таланту Озерова, замѣчаетъ: „Я зналъ его коротко. Онъ лучше писалъ по французски и весьма поздно принялся за русскій“ (Русск. Архивъ 1868 г., стр. 1730).

16-го ноября 1787 г. Озеровъ окончилъ курсъ ученія въ корпусѣ съ награжденіемъ первою золотою медалью и выпущенъ поручикомъ. Онъ отправился въ южную армію, былъ адъютантомъ у графа А. Б. де-Бальмена, прежняго директора Сухопутнаго кадетскаго корпуса, и участвовалъ въ занятіи Бендеръ (1789 г.). Потомъ Озеровъ состоялъ адъютантомъ при главномъ директорѣ Сухопутнаго кадетскаго корпуса, графѣ Ѳ. Е. Ангальтѣ. Къ этому времени относятся написанные имъ по французски стихи на кончину Ангальта, послѣдовавшую 24-го мая 1794 г. (Карабановъ, стр. 68; Русск. Архивъ 1869 г., стр. 124). Стихи эти, вмѣстѣ съ русскимъ ихъ переводомъ, въ первый разъ были напечатаны въ Журналѣ для чтенія воспитанникамъ военно-учебныхъ заведеній 1840 г., т. 25, № 100, а затѣмъ перепечатаны въ книгѣ Карабанова, стр. 69—72.

Одаренный отъ природы нѣжною душой и пылкимъ темпераментомъ, Озеровъ, по свидѣтельству его біографа, князя П. А. Вяземскаго, во дни своей юности страстно влюбился въ одну замужнюю женщину. Эта платоническая привязанность, продолжавшаяся до самой смерти любимой особы, не осталась безъ вліянія на характеръ Владислава Александровича. Онъ сдѣлался раздражителенъ и получилъ наклонность къ ипохондріи.

469

Послѣ службы при Сухопутномъ кадетскомъ корпусѣ Озеровъ перешелъ въ лѣсной департамента, гдѣ и пользовался, впрочемъ не долго, особеннымъ покровительствомъ своего начальника, адмирала О. М. Рибаса, который умеръ въ 1800 году (Русск. Архивъ 1869 г., стр. 124). Служа здѣсь, Озеровъ, по словамъ своего двоюроднаго брата, гр. Д. Н. Блудова, терпѣлъ большія непріятности отъ своего начальника, Ѳ. А. Голубцова, который управлялъ въ то время министерствомъ финансовъ. Въ іюлѣ 1808 г. Озеровъ подалъ въ отставку и уѣхалъ къ отцу, въ село Казанское, откуда велъ переписку съ другомъ своимъ А. Н. Оленинымъ. Вотъ что̀ писалъ онъ послѣднему по поводу выхода своего въ отставку: „Мою обязанность передъ отечествомъ исполнилъ, находяся въ службѣ болѣе тридцати лѣтъ и служивъ оберъ-офицеромъ болѣе двадцати лѣтъ. Если не могу быть ему полезенъ столько, сколько желалъ, тому не я причиною, а судьба, стѣснявшая всегда кругъ моихъ обязанностей. По лѣсному же департаменту я имѣлъ случай доставить казнѣ въ продолженіе семи лѣтъ болѣе 1,300000 рублей дохода новою и мною найденною и обработанною статьею сборовъ, которая ежегодно приноситъ отъ 50 до 70 тысячъ рублей. Но вмѣсто поощреній и награжденій я чувствовалъ одни огорченія, испыталъ несправедливости и подвергнулся со всѣми лѣсными чиновниками подозрѣнію правительства. Послѣднее довершило мое негодованіе на службу, когда я увидѣлъ, что ни моя скромная жизнь, ни отказываніе себѣ во многомъ не могли меня исключить изъ-подъ ложнаго мнѣнія, по которому, можетъ быть, считаютъ, что сынъ не царскій и не боярскій, а просто дворянскій, не можетъ быть честнымъ человѣкомъ по воспитанію, по собственному понятію своему и совѣсти“ (Русск. Архивъ 1869 г., стр. 139—140).

Въ концѣ ноября 1808 г. Озеровъ отправился въ Красный Яръ, единственное свое имѣніе, находившееся въ Чистопольскомъ уѣздѣ Казанской губерніи. Изъ письма къ Оленину отъ 23-го ноября 1808 г. видно, что онъ ѣхалъ туда неохотно, подчиняясь только крайней необходимости (ibid., стр. 135). Въ апрѣлѣ 1809 г. Озеровъ получилъ предписаніе отъ Голубцова съ объявленіемъ высочайшей воли о томъ, что онъ можетъ быть уволенъ отъ службы, но безъ просимой прибавки къ пенсіону, который былъ ему пожалованъ еще въ 1801 году. Письма по этому поводу къ Оленину отъ 25-го іюня 1809 г., и въ особенности къ Голубцову отъ 8-го апрѣля того же года, показываютъ, что Озеровъ глубоко оскорбился такимъ рѣшеніемъ и считалъ его несправедливымъ. Кромѣ того, отказъ въ пенсіонѣ обрекалъ его на постоянную жизнь въ глуши. Матеріальныя средства Озерова были такъ незначительны, что о возвращеніи въ столицу нельзя было и думать (ibid., стр. 146, 151). Такимъ образомъ, служба не принесла Озерову ничего, кромѣ огорченій1).

Литературная дѣятельность его началась сравнительно поздно, но скоро увѣнчалась блистательными успѣхами. Но это торжество Озерова было тоже непродолжительно и кончилось полнѣйшимъ разочарованіемъ.

Первымъ литературнымъ опытомъ Озерова на русскомъ языкѣ былъ вольный переводъ съ французскаго героиды Колардо: „Элоиза къ Абелярду“,

470

напечатанный въ 1794 году, съ посвященіемъ „прелестному полу“. Въ предисловіи переводчикъ говоритъ: „Читая г. Колардо, я былъ восхищенъ, мнѣ открылся путь парнасскій, и я почувствовалъ вдохновеніе Аполлона, о которомъ прежде и мысли не имѣлъ“. За этимъ переводомъ послѣдовала трагедія „Ярополкъ и Олегъ“, представленная въ первый разъ въ 1798 году. Піеса эта, написанная подъ вліяніемъ трагедій Сумарокова и Княжнина, не имѣла успѣха. Но въ 1804 году Озеровъ представилъ на разсмотрѣніе театральной дирекціи новую трагедію — „Эдипъ въ Аѳинахъ“, сюжетъ, который былъ заимствованъ изъ оперы Саккини: „Oedipe à Colon“ и изъ трагедій Дюси: „Oedipe chez Admète“ и „Oedipe à Colon“. Князь А. А. Шаховской, бывшій въ то время членомъ репертуарной части, пришелъ въ восторгъ отъ произведенія Озерова и настоялъ на немедленномъ прочтеніи его въ литературномъ собраніи у А. Н. Оленина. 23-го ноября „Эдипъ“ былъ представленъ въ первый разъ на театрѣ. Успѣхъ былъ блестящій. Весь городъ говорилъ о новой трагедіи. 15-го декабря піесу играли на Эрмитажномъ театрѣ, при чемъ государь говорилъ съ авторомъ и пожаловалъ ему подарокъ. Черезъ годъ Озеровъ явился съ новымъ произведеніемъ, также имѣвшимъ большой успѣхъ: 8-го декабря 1805 г. въ первый разъ былъ представленъ „Фингалъ“, трагедія въ трехъ дѣйствіяхъ, съ хорами и пантомимными балетами. А. Н. Оленинъ, вызвавшій Озерова написать эту трагедію въ Оссіановскомъ родѣ, самъ занимался составленіемъ рисунковъ всѣхъ костюмовъ и аксессуарныхъ вещей (П. Н. Араповъ. Лѣтопись русскаго театра. С.-Пб. 1861, стр. 172). „Фингалъ“ былъ переведенъ на французскій языкъ актеромъ Далмасомъ, и этотъ переводъ былъ напечатанъ съ полною музыкой и рисунками всѣхъ принадлежностей въ театральной типографіи, въ 1808 году. На нѣмецкій языкъ трагедія была переведена Р. М. Зотовымъ (ibid.). Послѣднимъ и полнѣйшимъ торжествомъ Озерова была трагедія „Дмитрій Донской“, въ первый разъ представленная 14-го января 1807 г. Необычайный успѣхъ піесы объясняется главнымъ образомъ патріотическимъ содержаніемъ ея, приноровленнымъ къ современнымъ событіямъ. Воспоминаніе объ этомъ торжествѣ Озерова сохранили два очевидца — А. С. Стурдза и С. П. Жихаревъ, присутствовавшіе на первомъ представленіи „Димитрія“ (Москвит. 1851 г., кн. I, № 21, стр. 6—7; Дневникъ чиновника — Отеч. Зап. 1855 г., т. C, стр. 172—175).

Послѣ „Дмитрія Донскаго“ Озеровъ написалъ еще трагедію „Поликсену“. Живя въ отцовской деревнѣ, онъ въ октябрѣ 1808 г. переслалъ рукопись ея Оленину и просилъ его, вмѣстѣ съ Ѳ. Е. Энгелемъ, княземъ А. А. Шаховскимъ и И. А. Крыловымъ, подвергнуть трагедію строжайшему разсмотрѣнію и послѣ того предложить ее театральной дирекціи за 3000 рублей. 14-го мая 1809 г. „Поликсена“ была въ первый разъ представлена и хотя не имѣла такого блестящаго успѣха, какъ предшествовавшія трагедіи Озерова, все же была принята публикою довольно хорошо. Но послѣ втораго представленія дирекція рѣшила снять ее съ репертуара, признавъ представленіе ея невыгоднымъ для себя; автору же было отказано въ уплатѣ условленной суммы. Неудача, постигшая „Поликсену“, которую Озеровъ считалъ лучшимъ своимъ произведеніемъ, глубоко поразила самолюбиваго автора. Онъ впалъ въ совершенное уныніе. „Тысячи непріятностей“, писалъ онъ Оленину 2-го іюня 1809 г., — „навлеченныхъ

471

мнѣ званіемъ автора, и обиды, которыя, можетъ быть, оное навело мнѣ по службѣ, заставляютъ меня отстать отъ стихотворства, бросить перо, приняться за заступъ и, обработывая свой огородъ, возвратиться опять въ толпу обыкновенныхъ людей“ (Русск. Архивъ 1869 г. стр. 150). Въ концѣ 1809 г. книгопродавецъ Заикинъ предложилъ Озерову выпустить вторымъ изданіемъ „Дмитрія Донскаго“, но Владиславъ Александровичъ рѣшительно отказался, равно какъ не захотѣлъ печатать и свою послѣднюю трагедію (см. письмо Озерова къ И. И. Заикину отъ 10-го декабря 1809 г., въ Русск. Архивѣ 1877 г., кн. III, стр. 279). Убитый нравственно, Озеровъ, наконецъ, заболѣлъ. Престарѣлый отецъ перевезъ его въ свое казанское имѣніе, гдѣ Владиславъ Александровичъ и умеръ 5-го сентября 1816 г., задолго передъ смертію лишившись не только разсудка, но даже и языка (Сынъ Отеч. 1816 г., ч. 33, № 41, стр. 120).

Озеровъ хотя и былъ представителемъ ложно-классической школы, но въ свои трагедіи внесъ новый элементъ — сентиментализма; всего лучше удавались ему женскіе характеры. Литературныя заслуги Карамзина и Жуковскаго ценились имъ, что̀ видно, между прочимъ, и изъ письма Озерова къ послѣднему отъ 29-го января 1810 г. (Русск. Архивъ 1875 г., кн. III, стр. 363). За то литераторы-старовѣры, представителемъ которыхъ былъ Шишковъ, не могли сочувственно относиться къ Озерову. Да и литературные успѣхи Озерова были такъ необыкновенны, что породили зависть къ нему. Объ этомъ свидѣтельствуетъ между прочимъ и Батюшковъ въ письмѣ къ Гнѣдичу отъ 3-го мая 1810 г. (т. III, стр. 90). Даже Державинъ подчинился этому чувству и вступилъ въ состязаніе съ Озеровымъ на поприщѣ драматургіи. На завистниковъ таланта Озерова есть не мало указаній въ литературѣ того времени. Такъ, Капнистъ въ своемъ посланіи къ Озерову (Сѣверн. Вѣстн. 1805 г., № 5) упоминаетъ о „зоилахъ“ послѣдняго; то же говоритъ Батюшковъ въ баснѣ „Пастухъ и Соловей“ (Драм. Вѣстн. 1808 г.); В. Л. Пушкинъ въ посланіи къ князю Вяземскому (Росс. Музеумъ, 1815 г.), Жуковскій въ посланіи къ князю Вяземскому и В. Л. Пушкину, Дашковъ въ „Письмѣ къ новѣйшему Аристофану“ (Сынъ Отеч. 1815 г. № 42), Вигель въ своихъ запискахъ (часть III, стр. 126). Такимъ образомъ въ литературныхъ сферахъ укоренилось мнѣніе о какихъ-то недоброжелателяхъ Озерова, которые были причиною его гибели. Указывали даже главнаго виновника — князя Шаховскаго. Это мнѣніе было до того распространено, что вскорѣ послѣ смерти Озерова въ Сынѣ Отечества 1816 г., ч. 33, № 45, стр. 267, появилась слѣдующая эпиграмма:

Угасъ нашъ Озеровъ, лучъ славы Россіянъ!
Умолкъ пѣвецъ Фингала, Поликсены!
Рыдайте, невскія камены!
Ликуй, Аристофанъ!

К. П. Великія Луки.

Дѣйствительно, судьба „Поликсены“ на русскомъ театрѣ убѣждаетъ въ томъ, что противъ Озерова велась интрига, и всѣ обстоятельства такъ сложились, что орудіемъ интриги приходится считать князя Шаховскаго. Такъ думалъ и князь П. А. Вяземскій, изложившій подробности всего дѣла (П. Собр. Соч. кн. Вяземскаго,

472

т. VII, стр. 258). Ревностнымъ защитникомъ Шаховскаго въ этомъ дѣлѣ является С. П. Жихаревъ въ своихъ „Воспоминаніяхъ стараго театрала“; но онъ былъ слишкомъ близокъ къ Шаховскому, и потому показанія его не могутъ считаться вполнѣ безпристрастными, хотя и вѣрны съ внѣшней стороны, за исключеніемъ, впрочемъ, нѣкоторыхъ фактовъ, прямо касающихся Озерова. Всего справедливѣе считать, что въ литературной судьбѣ Озерова отразилась борьба двухъ направленій, господствовавшихъ тогда въ литературѣ: Шишковъ и его сторонники высказались противъ Озерова, а Шаховской, примыкавшій къ этой партіи, явился ихъ орудіемъ. Къ литературнымъ пристрастіямъ примѣшалась, быть можетъ, и зависть къ успѣхамъ трагика (В. С.).

— (Стр. 165). „Я знаю“... переводъ двухъ послѣднихъ терцинъ изъ Петраркова Trionfo d’amore, capit. III.

— (Стр. 166). Изчисленіе великихъ мужей, ставшихъ жертвами страсти, находится въ Trionfo d’amore, capitolo III.

— (Стр. 166—167) „Я увидѣлъ“... переводъ, съ пропусками, изъ Trionfo d’amore, capitolo IV, terz. 7—27.

— (Стр. 167). Приводится первый стихъ извѣстнаго II-го сонета изъ Sonetti e canzoni in morte di M. Laura.

— (Стр. 168—169). То, что̀ Батюшковъ называетъ одой къ Ріензи, есть собственно 2-я канцона изъ Петрарковыхъ Sonetti e canzoni sopra vari argomenti, начинающаяся: „Spirto gentil....“ Изъ нея переведена строфа 3-я. См. объ этой канцонѣ замѣчанія Женгене, отчасти повторяемыя Батюшковымъ, Histoire littéraire d’Italie, t. II, p. 549—553.

— (Стр. 169). Строки, приводимыя изъ письма къ Ріензи, читаются въ Петрарковыхъ Epistolae ad familiares, VII, 7. Онѣ не приведены ни у Женгене, ни у Сисмонди, почему можно заключать, что Батюшковъ зналъ и самыя письма италіянскаго поэта.

— (Стр. 170). Любопытно отмѣтить удачный переводъ извѣстнаго Бюффонова афоризма, предлагаемый Батюшковымъ. Онъ въ самомъ дѣлѣ точно передаетъ подлинныя слова французскаго писателя, которыя въ правильной редакціи читаются: „le style est de l’homme même“, а не такъ, какъ ихъ обыкновенно цитуютъ: „le style c’est l’homme“ (ср. Ed. Fournier, L’esprit des autres. 7-me édition. P. 1882, стр. 389—390). Другой переводъ того же афоризма см. ниже, стр. 175.

— (Стр. 170—171). „Если глаза мои...“ переводъ 6-й строфы изъ канцоны XII-й въ Sonetti e canzoni in vita di M. Laura.

— (Стр. 172—173). „Chiare, fresche...“ извѣстная XI-я канцона въ Sonetti e canzoni in vita di M. Laura. Подражаніе ей Вольтера находится въ главѣ LXXXII-й его „Essai sur les moeurs“.

473

— (Стр. 173). „Сокройте....“ переводъ XX-й строфы изъ VII-й пѣсни „Gerusalemme liberata“.

— (Стр. 174). Ода „Nella stagion“... есть канцона IV-я въ Sonetti e canzoni in vita di M. Laura. Сходный съ Петрарковымъ стихомъ стихъ у Тасса находится къ IV-й строфѣ III-й пѣсни „Gerusalemme“.

— (Стр. 174). Сонетъ „Zefiro...“ есть XLII-й въ Sonetti e canzoni in morte di M. Laura. Сходный стихъ у Тасса находится въ XVI-й строфѣ XVI-й пѣсни „Gerusalemme“.

XV.

О характерѣ Ломоносова.

———

Напечатано: 1) въ Вѣстникѣ Европы 1816 г., ч. LXXXIX, № 17 и 18, сентябрь, стр. 57—63, съ подписью: Б—овъ; 2) въ Опытахъ, ч. I, стр. 40—49; 3) въ Сочиненіяхъ, изд. 1834 г., ч. I, стр. 63—70; 4) въ Сочиненіяхъ, изд. 1850 г., т. I, стр. 69—77.

Статья эта написана во второй половинѣ 1815 г., въ бытность Батюшкова въ Каменцѣ-Подольскомъ, что̀ видно изъ письма его къ Жуковскому отъ средины декабря 1815 г. (т. III, стр. 359). Кромѣ того, она упоминается въ письмахъ къ Гнѣдичу отъ начала сентября и отъ 28-го октября 1816 г. и отъ конца февраля — начала марта 1817 г. (т. III, стр. 395, 408 и 423). Нѣкоторые варіанты въ „Опытахъ“ произошли, вѣроятно, вслѣдствіе поправокъ Гнѣдича, такъ какъ Батюшковъ желалъ, чтобы статья была напечатана, за немногими исключеніями, по тексту Вѣстника Европы.

Варіанты (по Вѣстнику Европы).

Къ стран. 175.

Строка 6:

.... характеръ не обыкновенный, предпріимчивый и смѣлый.

18-19:

они были ему источниками наслажденій....

Къ стран. 176.

Стр. 5:

величайшимъ вм. важнѣйшимъ.

6:

темное вм. тусклое.

Къ стран. 177.

Стр. 5:

управляли вм. владѣли.

11:

посреди вм. среди.

16:

.... трупъ отца, выброшенный....

18:

.... приставалъ съ нимъ для рыбной ловли.

474

Къ стран. 178.

Стр. 7:

любилъ разсказывать первыя свои печали....

23-32:

но, къ счастью нашему, Россія имѣла въ молодомъ вельможѣ покровителя дарованій. Имя Шувалова всегда будетъ драгоцѣнно музамъ отечественнымъ. Онъ....

Къ стран. 179.

Стр. 12:

угадали вм. понимали.

17:

извѣстіе о смерти....

23:

иногда вм. часто.

Къ стран. 180.

Стр. 3:

сѣтовалъ вм. соболѣзновалъ.

4:

.... нашъ сѣверный геній жалѣлъ о....

Мысль выяснить личный характеръ Ломоносова давно занимала Батюшкова: еще въ 1811 году, осуждая Капниста за его неудачныя изысканія о неизвѣстныхъ древнихъ обитателяхъ сѣверной Европы, нашъ поэтъ писалъ Гнѣдичу: „Не лучше ли было заниматься критикой русской исторіи или словесности, изобличеніемъ Шишкова, начертаніемъ жизни Ломоносова, жизни, которую можно написать столь хорошо перу краснорѣчивому?“ (т. III, стр. 151). Однако Батюшковъ самъ не предпринялъ составленія полной біографіи Ломоносова: для этого необходимы были изысканія, къ которымъ онъ не имѣлъ ни склонности, ни удобствъ. Онъ ограничился лишь общею характеристикою Ломоносова по тѣмъ немногимъ матеріаламъ, которые были уже тогда въ печати. Въ ряду этихъ матеріаловъ онъ справедливо отличилъ въ особенности письма Ломоносова къ Шувалову (изданныя впервые лишь въ 1803 году): онъ называетъ ихъ „безцѣннымъ памятникомъ словесности русской“. Кромѣ нихъ и самыхъ сочиненій Ломоносова, Батюшковъ пользовался біографіей его, составленною М. И. Веревкинымъ по замѣткамъ Штелина и помѣщавшеюся при изданіяхъ сочиненій Ломоносова, начиная съ 1784 года, и статьею М. Н. Муравьева „Заслуги Ломоносова въ учености“, которую зналъ еще въ рукописи.

— (Стр. 175). „Разумъ, услаждающійся“... выписка изъ упомянутой выше статьи Муравьева (Полн. Собр. Соч. М. Н. Муравьева, т. III, стр. 218).

— (Стр. 176—177). Разсказъ о женитьбѣ Ломоносова и о вѣщемъ снѣ, имъ видѣнномъ, составленъ по біографіи, приложенной къ собранію сочиненій Ломоносова (Соч. Лом., ч. I, 1784, стр. IX, XIII и XV).

— (Стр. 179). Слова Ломоносова о Рихманѣ взяты изъ извѣстнаго письма его къ Шувалову, впервые напечатаннаго въ Соч. Ломоносова, изд. 1803 г., въ 4-ку, ч. I, стр. 330—333.

— (Стр. 179). „Никакого не желаю мщенія...“ вольная передача словъ Ломоносова изъ письма его къ Шувалову (Соч. изд. 1803 г., въ 4-ку, ч. I, стр. 343).

475

— (Стр. 181). Предсмертныя слова Ломоносова сообщены въ біографіи его при изданіи 1784 г. (Соч., т. I, стр. XVII) почти въ томъ самомъ видѣ, какъ приводитъ ихъ Батюшковъ.

XVI.

Двѣ аллегоріи.

———

Напечатано: 1) въ Вѣстникѣ Европы 1816, ч. 87, № 12, іюнь, стр. 249—255, съ подписью NNN; 2) въ Опытахъ, ч. I, стр. 196—203; 3) въ Сочиненіяхъ, изд. 1834 г., ч. I, стр. 187—192; 4) въ Сочиненіяхъ, изд. 1850 г., т. I, стр. 201—208.

Статья написана во второй половинѣ 1815 г., въ Каменцѣ-Подольскомъ, что̀ видно изъ письма Батюшкова къ Жуковскому отъ средины декабря 1815 г. (т. III, стр. 359).

Варіанты (по Вѣстнику Европы).

Къ стран. 181.

Строка 1-2:

Еслибъ я былъ такъ богатъ, что могъ бы по волѣ исполнять всѣ свои прихоти, то побѣжалъ бы къ художнику Е. N.

16:

Е. вм. Х. — Эта замѣна соблюдается и во всѣхъ послѣдующихъ отвѣтахъ художника.

19-20:

я не назначаю именно генія; отъ васъ зависитъ избрать его — генія поэзіи....

22:

но сего генія пламеннаго, пылкаго, исполненнаго....

Къ стран. 182

Стр. 14:

образъ фигуры.

16:

сего вм. этого.

Къ стран. 183.

Стр. 12:

указуетъ вм. указываетъ.

Къ стран. 184.

Стр. 3:

.... исполняя жестокій долгъ свой....

12:

пещеру и въ этой пещерѣ....

Къ стран 185.

Стр. 11:

мое сердце... Надобно, непремѣнно надобно....

476

XVII.

Воспоминаніе мѣстъ, сраженій и путешествій.

———

Напечатано въ Москвитянинѣ 1851 г., ч. II, стр. 8—11, при письмѣ кн. П. А. Вяземскаго къ М. П. Погодину, по рукописи автора, сохранившейся въ бумагахъ Д. В. Дашкова.

Время сочиненія статьи — вторая половина 1815 года — опредѣляется указаніемъ самого Батюшкова, что она написана въ Каменцѣ-Подольскомъ.

— (Стр. 188). Монтань, въ своихъ „Essais“, посвящаетъ цѣлую главу (livre I, chap. XX) описанію силы воображенія. Въ началѣ этой главы онъ говоритъ о себѣ: „Ie suis de ceulx qui sentent tres grand effort de l’imagination: chascun en est heutré, aulcuns en sont renversez. Son impression me perce; et mon art est de luy eschapper, par faulte de force à luy resister“. Точныхъ однако словъ, соотвѣтствующихъ тѣмъ, которыя приписываетъ Батюшковъ Монтаню, у послѣдняго нѣтъ. По видимому, Батюшковъ желалъ передать по русски извѣстный афоризмъ „L’imagination est la folle du logis“, дѣйствительно приписываемый обыкновенно Монтаню, но на самомъ дѣлѣ, какъ замѣчаетъ Фурнье (Ed. Fournier, L’ésprit des autres, p. 88), сказанный Мальбраншемъ и особенно пущенный въ ходъ Вольтеромъ.

О другѣ Батюшкова, И. А. Петинѣ, см. воспоминаніе о немъ поэта и примѣчанія къ этой статьѣ.

— (Стр. 188). Parca mensa. Тутъ Батюшковъ вспоминаетъ выраженіе Тацита: propria et parciore mensa (Ann. XIII, 16).

XVIII.

Воспоминаніе о Петинѣ.

———

Напечатано въ Москвитянинѣ 1851 г., ч. II, стр. 11—20, по рукописи, сохранившейся въ бумагахъ Д. В. Дашкова.

Время сочиненія статьи опредѣляется помѣтой автора: „Каменецъ, 9-го ноября“. Слѣдовательно, она относится къ 1815 году.

Въ этой статьѣ, равно какъ и въ предшествующей, заключаются почти всѣ свѣдѣнія, какія сохранились въ литературѣ о даровитомъ другѣ нашего поэта, Иванѣ Александровичѣ Петинѣ. Дополненіемъ къ нимъ могутъ служить еще нѣсколько упоминаній Батюшкова о томъ же лицѣ въ письмахъ перваго (т. III, стр. 21, 66, 75, 78, 236, 237), и наконецъ, письмо поэта къ матери покойнаго

477

друга (т. III, стр. 307—309). Въ 1810 г. Батюшковъ написалъ Петину посланіе, въ которомъ вспоминаетъ совершенный ими вмѣстѣ финляндскій походъ 1808—1809 гг. (т. I, стр. 91—92), а въ 1814 г. посвятилъ его памяти элегію „Тѣнь друга“ (т. I, стр. 186—187). Память о другѣ, убитомъ на полѣ сраженія, не оставляла поэта и въ періодъ его психической болѣзни: въ этомъ состояніи онъ часто рисовалъ его могилу на чужой сторонѣ; одинъ изъ такихъ рисунковъ находится у П. Н. Батюшкова.

Какъ питомецъ Московскаго благороднаго пансіона, Петинъ почти съ дѣтства былъ направленъ къ литературнымъ занятіямъ. Первые его литературные опыты появились въ изданіяхъ, гдѣ печатались произведенія пансіонскихъ воспитанниковъ, въ Утренней Зарѣ 1800, 1803, 1806 гг. и въ періодическомъ сборникѣ И отдыхъ въ пользу 1804 г. Они состоятъ изъ переводовъ съ французскаго небольшихъ піесъ чисто литературнаго содержанія и изъ оригинальныхъ стихотвореній, главнымъ образомъ басенъ. Между послѣдними особенною извѣстностью пользовалась басня „Солнечные часы“, попавшая даже въ Образцовыя Сочиненія и въ Собраніе руескихъ стихотвореній, изданныхъ В. А. Жуковскимъ. Позже Жуковскій, старшій товарищъ Петина но пансіону, приглашалъ его сотрудничать въ Вѣстникѣ Европы и предлагалъ ему перевести нѣсколько басенъ Рамлера, но Петинъ уклонился отъ этого предложенія и отвѣчалъ Жуковскому шуточнымъ письмомъ, изъ гор., Ефремова, отъ 14-го октября 1809 г. (Р. Архивъ 1875 г., кн. III, стр. 362—363) — гдѣ между прочимъ говоритъ:

Отъ Феба въ чистую отставку я уволенъ
И больше съ музами знакомства не веду.

Будучи уже капитаномъ лейбъ-гвардіи егерскаго полка, Петинъ сотрудничалъ въ Военномъ Журналѣ, который въ 1810—1811 гг. былъ издаваемъ П. А. Рахмановымъ. Здѣсь (т. IV, кн. XV, стр. 4—27) помѣщена имъ статья объ атакѣ и оборонѣ крѣпостей, составляющая извлеченіе изъ „Фортификаціи“ генерала Белавена и полковника Леклерка. Нѣсколько извѣстій о литературной дѣятельности Петина находится въ книгѣ Н. В. Сушкова: Московскій Университетскій благородный пансіонъ. М. 1858, стр. 77—78.

— (Стр. 190). Произведеніе С. С. Уварова, о которомъ упоминаетъ Батюшковъ, есть его посланіе въ стихахъ на французскомъ языкѣ. Князъ П. А. Вяземскій, въ „Старой записной книжкѣ“ (Соч., т. VIII, стр. 490) говоритъ, что это и другія французскія стихотворенія Уварова ходили по рукамъ и съ жадностью читались въ 1806 или 1807 году.

— (Стр. 193—194). Въ томъ вниманіи, которымъ осыпали Батюшковъ и его неизвѣстный товарищъ французскихъ плѣнныхъ, и которое оскорбило трезвое чувство Петина, предъ тѣмъ видѣвшаго брошенныхъ на произволъ судьбы раненыхъ Русскихъ, нельзя не подмѣтить, кромѣ простаго состраданія къ несчастію, и нѣкотораго характернаго для того времени самоуниженія предъ иностранцами или, по крайней мѣрѣ, желанія показать передъ ними свой европеизмъ. Въ паралель этой сценѣ можно поставить слѣдующую замѣтку

478

С. П. Жихарева въ его Дневникѣ чиновника, подъ 17-мъ января 1807 года: „А каково содержаніе, опредѣляемое французскимъ плѣннымъ! Генераламъ назначается въ сутки по 3 р., полковникамъ по 1 р. 50 коп., маіорамъ по 1 р., прочимъ офицерамъ по 50 коп., унтеръ-офицерамъ по 7 и рядовымъ по 5 коп. сверхъ того, послѣдніе нижніе чины будутъ получать пайки противъ нашихъ унтеръ-офицеровъ и рядовыхъ. Да это такая милость, какой, вѣрно, они не ожидали, и не удивительно будетъ, если наши непріятели охотно будутъ сдаваться въ плѣнъ“ (Отеч. Записки 1855 г., т. C., стр. 178).

— (Стр. 201). Стихи принадлежатъ Жуковскому: это одна изъ строфъ „Пѣвца во станѣ русскихъ воиновъ“.

XIX.

Похвальное слово сну.

———

Эта вторая редакція „Похвальнаго слова сну“ напечатана: 1) въ Вѣстникѣ Европы 1816 г., ч. LXXXVI, № 6, мартъ, стр. 81—102, съ подписью: „Любитель сна Дормидонъ Тихинъ“ и съ помѣтой „1809 г. мая 1“; 2) въ Опытахъ, ч. I, стр. 204—232; 3) въ Сочиненіяхъ, изд. 1834 г., ч. I, стр. 193—215; 4) въ Сочиненіяхъ, изд. 1850 г., т. I, стр. 209—233. Позднѣйшая редакція „Слова“ отличается отъ первоначальной, вопервыхъ, прибавкою двухъ вступительныхъ статей — письма къ редактору Вѣстника Европы и предисловія, и вовторыхъ, разными мелкими вставками и разночтеніями въ самомъ текстѣ. Перечисленіе здѣсь сихъ послѣднихъ было излишне, такъ какъ выше цѣликомъ напечатана была редакція 1809 года.

Время передѣлки статьи опредѣляется временемъ появленія второй ея редакціи въ Вѣстникѣ Европы. Быть можетъ, однако, переработка ея занимала Батюшкова еще въ Каменцѣ-Подольскомъ въ 1815 г., такъ какъ въ декабрѣ этого года онъ уже писалъ Жуковскому о своей готовности прислать ее въ исправленномъ видѣ (т. III, стр. 359). Эта же вторая редакція „Похвальнаго слова сну“ упоминается въ письмѣ къ Гнѣдичу отъ начала сентября 1816 г. (т. III, стр. 395).

Варіанты (по Вѣстнику Европы 1816 года).

Къ стран. 204.

Строка 12:

.... они уцѣлѣли и въ пожарѣ столицы.

16:

Гарпагона вм. антикварія.

Къ стран. 205.

Стр. 30:

достатокъ и счастливыя обстоятельства....

479

Къ стран. 208.

Стр. 6:

.... всѣ члены потомъ согласились....

17:

    въ нѣкоторомъ разстояніи и закрыты....

Къ стран. 211.

Стр. 5:

.... и я, одобренный

8:

погибала вм. погибла.

24:

розы, райскія розы горятъ на ланитахъ....

Къ стран. 212.

Стр. 9:

пропасти, съ которымъ подѣлился послѣдними крохами, съ которымъ плакалъ наединѣ. Кажется, что....

17:

вздохнулъ вм. вздохнувъ

18:

.... и прошепталъ....

Къ стран. 215.

Стр. 8:

сіи вм. тѣ

10:

сей вм. тотъ.

Къ стран 216.

Стр. 23-26:

Четверостишіе изъ Лафонтена обозначено: Le songe d’un habitant du Mogol.

32:

разрѣшить вм. рѣшить.

Въ концѣ „Похвальнаго слова сну“ означено время сочиненія его: 1809 г. мая 1.

— (Стр. 203). Въ первые годы нынѣшняго столѣтія появилось у насъ нѣсколько поэмъ, посвященныхъ прославленію Петра Великаго, а именно: 1) Петръ Великій, въ 6 пѣсняхъ. Соч. Романа Сладковскаго. С.-Пб. 1803; 2) Петръ Великій. Лирическое пѣснопѣніе, въ 8 пѣсняхъ. Соч. князя Сергѣя Шихматова. С.-Пб. 1810; 3) Петріада, въ 10 пѣсняхъ. Соч. Александра Грузинцова. С.-Пб. 1812. Эти чрезвычайно слабыя произведенія тогда же подали Батюшкову поводъ къ двумъ эпиграммамъ (т. I, стр. 110). Поэма Сладковскаго была едва ли не ничтожнѣе всѣхъ. „Современная критика“, замѣчаетъ А. Д. Галаховъ, — „потѣшалась надъ его дѣйствительно чудовищною поэмой и выписывала изъ нея стихи, дикіе по смыслу и нестерпимые для слуха, напримѣръ: „Гласъ изліялъ надежду въ сердце горъ“; „слезъ токъ течи изсякъ“; „не бѣгай праздностей особою своею“, Лондонъ — „возможной на земли центръ мудрости почтенной“; „чрезъ Ворсклу при преправѣ“; „піютъ сокъ съ нѣжныхъ розъ, съ піонъ, взоръ веселящихъ“ (Истор. Христоматія. С-Пб. 1861, т. II, стр. 163—164). Очень неблагопріятный разборъ поэмы Сладковскаго былъ помѣщенъ А. А. Писаревымъ въ Сѣверн. Вѣстникѣ 1804 г., ч. I. Позже Сладковскій былъ осмѣиваемъ М. В. Милоновымъ и особенно жестоко А. Ѳ. Воейковымъ въ слѣдующихъ стихахъ его „Дома сумасшедшихъ“, составляющихъ пародію стиховъ самого Сладковскаго (Русск. Старина 1875 г., т. XII, стр. 558):

480

Вотъ Сладковскій восклицаетъ:
„Се, се Россы! Се самъ Петръ,
„Се со всѣхъ сторонъ зіяетъ
„Молнія изъ тучныхъ нѣдръ!
„И чрезъ Ворсклу при преправѣ
„Градовъ на сушѣ творецъ
„Съ драгостью пошелъ ко славѣ,
„А поэмѣ сей конецъ!“

— (Стр. 204). Трагедіи на библейскіе сюжеты составляютъ одну изъ характерныхъ особенностей нашей литературы въ началѣ нынѣшняго столѣтія. Въ то время появились слѣдующія піесы этого рода: 1) Иродъ и Маріамна — Г. Р. Державина. С.-Пб. 1809; 2) Дебора — кн. А. А. Шаховскаго. С.-Пб 1811; 3) Маккавей — П. А. Корсакова. С-Пб. 1815. Кромѣ того, еще въ 1807 г. В. С. Филимоновъ напечаталъ переводъ трагедіи Клопштока: „Смерть Адама“, а В. Г. Анастасевичъ въ 1811 г. издалъ переведенную имъ съ французскаго драматическую ораторію: „Саулъ“. Такъ какъ Шаховской принадлежалъ къ сторонникамъ Шишкова, нападалъ на Карамзина (въ „Новомъ Стернѣ“, 1805 г.) и былъ подозрѣваемъ въ интригахъ противъ Озерова, то его произведенія были недружелюбно встрѣчаемы петербургскими карамзинистами По поводу „Деборы“, игранной въ первый разъ 24-го января 1810 г., говорили, что часть этой трагедіи принадлежала жившему съ Шаховскимъ и также служившему при театрѣ Л. Н. Неваховичу; этою молвою объясняются слѣдующія строки въ шуточной кантатѣ Шаховскому, написанной Д. В. Дашковымъ для „Арзамаса“ (см. Лѣтопись русск. театра, П. Арапова, стр. 204 и 241. ср. въ настоящемъ томѣ стр. 402):

Еврей мой написалъ Дебору,

А я списалъ.

Въ моихъ твореньяхъ много вздору,

Кто жь ихъ читалъ?

С. П. Жихаревъ, въ своемъ „Дневникѣ чиновника“ (Отеч. Зап. 1855 г. т. CI, стр. 128—129), послѣ одного литературнаго вечера у А. С. Шишкова записалъ разсужденія князя С. А. Шихматова, объясняющія, почему у нѣкоторыхъ нашихъ писателей явилось пристрастіе къ Библіи, выразившееся между прочимъ и въ выборѣ сюжетовъ для трагедій: „За ужиномъ, обильнымъ и вкуснымъ, А. С. Хвостовъ съ Кикинымъ начали шутя нападать на Шихматова за отвращеніе его отъ миѳологіи, доказывая, что это непобѣдимое въ немъ отвращеніе происходитъ отъ одного только упрямства, а что, вѣрно, онъ самъ чувствуетъ и понимаетъ, какимъ огромнымъ пособіемъ могла бы служить ему миѳологія въ его сочиненіяхъ. „Избави меня Боже“, съ жаромъ возразилъ Шихматовъ, — „почитать пособіемъ вашу миѳологію и пачкать вдохновеніе этою бѣсовщиной, въ которой, кромѣ постыднаго заблужденія ума человѣческаго, я ничего не вижу. Пошлыя и безстыдныя бабьи сказки — вотъ и вся миѳологія. Да и самая-то древняя исторія до временъ христіанскихъ, египетская, греческая и римская, — сущія бредни, и я почитаю, что поэту-христіанину неприлично

481

заимствовать у нея уподобленія не только лицъ, но и самыхъ происшествій, когда у насъ есть исторія библейская, неоспоримо вѣрная и сообразная съ здравымъ разсудкомъ. Славныя понятія имѣли эти Греки и Римляне о божествѣ и человѣчествѣ, чтобы перенимать нелѣпыя ихъ каррикатуры на то и другое и усвоивать ихъ нашей словесности!“

— (Стр. 204). „Россійскій Ѳеатръ или полное собраніе всѣхъ россійскихъ ѳеатральныхъ сочиненій“, — изданіе, предпринятое Академіей Наукъ по мысли княгини Е. Р. Дашковой и продолжавшееся съ 1786 по 1794 г. Содержаніе 38 частей его подробно описано А. Н. Неустроевымъ въ его Историческомъ розысканіи о русскихъ повременныхъ изданіяхъ и сборникахъ за 1703—1802 гг. С.-Пб. 1874, стр. 435—444. Въ двухъ книгахъ Р. Ѳеатра, относящихся къ 1793 г. (чч. XXXIX и XL), помѣщены только двѣ трагедіи: „Филомела“ И. А. Крылова и „Вадимъ Новгородскій“ Я. Б. Княжнина. Никакихъ другихъ трагедій въ 1793 г. не появлялось и въ отдѣльномъ изданіи. Намекъ Батюшкова не можетъ быть относимъ къ неудачной піесѣ Крылова, справедливо забытой и не содержащей въ себѣ ничего „отечественнаго“. Итакъ, гораздо вѣроятнѣе, что нашъ поэтъ разумѣетъ „Вадима“. Какъ извѣстно, трагедія эта, написанная въ 1789 г., была напечатана уже послѣ смерти автора, послѣдовавшей 14-го января 1791 года, и ея напечатаніе вызвало неудовольствіе императрицы Екатерины: она приказала конфисковать и сжечь отпечатанные экземпляры, а двухъ старшихъ сыновей покойнаго автора допросить — дѣйствительно ли „Вадимъ“ есть сочиненіе ихъ отца, и читалъ ли онъ кому-нибудь свою піесу. Впрочемъ, разслѣдованіе не имѣло дальнѣйшихъ послѣдствій, и дѣло кончилось тѣмъ, что печатные экземпляры „Вадима“ стали очень рѣдки, а за то появились рукописныя ея копіи. Въ 1871 г. „Вадимъ“ былъ перепечатанъ, съ предисловіемъ П. А. Ефремова, въ Р. Старинѣ, т. III; подлинные документы по этому дѣлу изданы въ Р. Архивѣ 1863 г., а разныя подробности сообщены въ статьяхъ М. Н. Лонгинова и В. Я. Стоюнина, въ Р. Вѣстникѣ 1860 г., №№ 4 и 10; въ статьѣ г. Стоюнина помѣщенъ разсказъ одного изъ допрошенныхъ сыновей трагика, Бориса Яковлевича Княжнина. Батюшковъ былъ пріятельски знакомъ съ нимъ (т. III, стр. 234) и, слѣдовательно, могъ имѣть точныя свѣдѣнія объ этомъ происшествіи. Въ первыя десятилѣтія нынѣшняго вѣка „Вадимъ“ цѣнился очень высоко. А. Ѳ. Воейковъ, въ одномъ изъ отрывковъ своей поэмы „Искусства и науки“ (Вѣстникъ Европы 1819 г., т. 104, № 8, стр. 248—255), говоритъ слѣдующее:

Моя любимая трагедія — Вадимъ.
Съ какою силою начертанъ Княжнинымъ
Новогородскій Брутъ и Цесарь величавой!
Одинъ — блистающій въ коронѣ чистой славой,
Свободу благостью заставившій забыть
И отъ безвластія власть спасшую любить;
Другой — свирѣпъ и яръ, какъ тигръ неукротимый,
По добродѣтелямъ за полубога чтимый:

482

Обоимъ славная, ужасная судьба!
И не рѣшенною осталася борьба
Величья царскаго съ величьемъ гражданина:
Корнелева пера достойная картина!

Упоминаніе объ „отечественномъ“ характерѣ „Вадима“ доказываетъ, что Батюшковъ также цѣнилъ гражданское значеніе піесы. Впрочемъ, вообще о талантѣ Княжнина онъ судилъ довольно строго; въ письмѣ къ Гнѣдичу, отъ 6-го сентября 1809 г., онъ говоритъ: „Я читалъ все это время Княжнина сочиненія. Сколько хорошаго, сколько ума и соли! И какое холодное, мерзлое дарованіе!“ (т. III, стр. 44).

— (Стр. 205). Въ Вѣстникѣ Европы 1810 г., ч. 50, № 8, стр. 317—320, было помѣщено „Историческое и философическое разсужденіе о блохахъ“ за подписью А. Нхмвъ (А. Н. Нахимовъ) и съ помѣтою „Харьковъ“.

— (Стр. 208). Стихи принадлежатъ Державину и составляютъ первую строфу піесы „Гостю“ (см. Соч. Держ., I-е акад. изданіе, т. I, стр. 670).

— (Стр. 216). „Otium sine litteris mors est“ слова Сенеки: Senec epist. 82. Прочія объясненія находятся въ примѣчаніяхъ къ первой редакціи „Похвальнаго слова сну“.

XX.

Вечеръ у Кантемира.

———

Напечатанъ: 1) въ Опытахъ, ч. I. стр. 50—80: 2) въ Сочиненіяхъ, изд. 1834 г., ч. I, стр. 71—95; 3) въ Сочиненіяхъ, изд. 1850 г., ч. I, стр. 77—102.

Собственноручный подлинникъ этой статьи Батюшкова сохранился въ собраніи автографовъ Императорской Публичной Библіотеки. По этой рукописи статья здѣсь и печатается, съ цѣлью устранить отличія, представляемыя текстомъ „Опытовъ“ и составляющія, по всей вѣроятности, поправки Гнѣдича.

Варіанты (по Опытамъ).

Къ стран. 220.

Строка 25:

.... но истинный любитель всего прекраснаго...

Къ стран. 228.

Стр. 31:

.... свойственны всему человѣчеству.

Къ стран. 229.

Стр. 15:

.... это вліяніе уменьшается или смягчается образомъ правленія...

483

Къ стран. 230.

Стр. 16:

усовершаетъ вм. совершенствуетъ

Къ стран. 232.

Стр. 5:

своихъ вм. его.

Къ стран. 233.

Стр. 28;

слѣдственно вм. слѣдовательно.

Къ стран. 234.

Стр. 29:

.... старины и новизны....

Къ стран. 235.

Стр. 18:

отыскать вм. отыскивать.

20:

.... во всей наготѣ его.

Статья была написана въ 1816 г. Это видно изъ нѣсколькихъ писемъ къ Гнѣдичу отъ сентября и октября этого года (т. III. стр. 395, 399, 401, 405 и 410), при чемъ въ одномъ изъ нихъ Батюшковъ говоритъ, что статья будетъ интересна, но опасается, что цензура можетъ къ ней „привязаться“; поэтому, вѣроятно, онъ и предлагалъ Гнѣдичу „Кантемира завернутъ въ серединку“; въ другомъ изъ этихъ писемъ онъ опредѣляетъ содержаніе статьи тѣмъ, что, представляя въ ней разговоръ Кантемира съ Монтескье, онъ „немного поцарапалъ“ послѣдняго; эта-то полемика съ знаменитымъ французскимъ мыслителемъ и придаетъ особенный интересъ статьѣ, весьма важной для характеристики общественныхъ воззрѣній Батюшкова въ позднѣйшій періодъ его литературной жизни.

— (Стр. 219—220). Характеристика Кантемира составлена Батюшковымъ по біографіи его, помѣщенной при французскомъ переводѣ его сатиръ, который былъ сдѣланъ аббатомъ Гуаско: Satyres du prince Cantemir, traduites du russe en français, avec l’histoire de sa vie. A Londres MDCCL. О пользованіи книгой Гуаско (изъ которой извлечена и первая русская біографія Кантемира, приложенная къ первому изданію его сатиръ, 1762 г.) Батюшковъ самъ говоритъ въ одномъ изъ писемъ къ Гнѣдичу (т. III, стр. 339).

— (Стр. 219). Стихи Кантемира приведены, съ нѣкоторымъ измѣненіемъ, изъ сатиры VI-й: о истинномъ блаженствѣ, стихи 11-й и 12-й (Сочиненія, письма и избранные переводы кн. А. Кантемира. С.-Пб. 1867, т. I, стр. 138; Сатиры и другія стихотворческія сочиненія кн. А. Кантемира. С.-Пб. 1762, стр. 106).

— (Стр. 220). Приведенный стихъ взятъ изъ сатиры князя П. А. Вяземскаго: „Къ перу моему“ (П. собр. соч. кн. П. А. Вяземскаго, т. III, стр. 123). Въ стихотвореніи Вяземскаго, относящемся въ 1816 г., какъ и статья Батюшкова, высказывается та же мысль, что у нашего автора:

484

.... въ лѣтописяхъ свѣта

Нашъ любопытный взглядъ едва ль бы могъ найдти
Отъ ремесла стиховъ отставшаго поэта.
Онъ пишетъ, онъ писалъ, онъ будетъ вѣкъ писать;
Ни лѣтамъ, ни судьбѣ печати не сорвать
Съ упрямаго чела служителя Парнасса.
Въ пеленкахъ Аруетъ стихами лепеталъ,
И смерть угрюмую стихами онъ встрѣчалъ;
Несчастія отъ музъ не отучили Тасса;
И Бавій нашъ (въ странѣ, гдѣ зла, ни мести нѣтъ,
О тѣни славныя, свѣтила прежнихъ лѣтъ,
Простите дерзкое именъ мнѣ сочетанье!)
И Бавій — за него предъ небомъ клятву дамъ —
По гробъ не измѣнитъ ни риѳмамъ, ни свисткамъ:
Вотще насмѣшки, брань и дружбы увѣщанье, —
Съ послѣднимъ вздохомъ онъ издастъ послѣдній стихъ.

— (Стр. 221). Монтескье самъ сохранилъ намъ свидѣтельство о своемъ знакомствѣ съ Кантемиромъ и своемъ уваженіи къ нему въ слѣдующихъ словахъ своего письма къ Гуаско отъ 1-го августа, 1774 года: „L’abbe Venuti m’a fait part, mon cher abbé, de l’affliction que vous a causée la mort de votre ami, le prince Cantemir.... Vous trouverez partout des amis pour remplacer celui que vous avez perdu; mais la Russie ne remplacera pas si aisement un ambassadeur du mérite du prince Cantemir“ (Oeuvres de Montesquieu. P. 1795. T. V, p. 264).

„Аббатъ В., извѣстный остроумецъ“ — безъ сомнѣнія, аббатъ Вуазенонъ, извѣстный своими эротическими сказками (1708—1775 гг.). Онъ дѣйствительно былъ близокъ съ Монтескье, о которомъ оставилъ нѣсколько интересныхъ воспоминаній. Приводя ихъ, Сентъ-Бевъ называетъ автора „un contemporain de Montesquieu, mais qu’on ose à peine citer à son sujet, le frivole abbé de Voisenon“ (Sainte-Beuve, Causeries de lundi, t. VII, p. 82). Такъ и Батюшковъ, стѣсняясь дурною литературною славой Вуазенона, не выставилъ его имени всѣми буквами.

— (Стр. 223). Кантемиръ дѣйствительно перевелъ сочиненіе Фонтенеля „О множествѣ міровъ“, но не представлялъ его въ академію. Появленіе этого перевода въ печати въ 1740 г. было встрѣчено въ Россіи не одобрительно людьми, враждебными наукѣ (Пекарскій, Наука и литература при Петрѣ Великомъ, т. I, стр. 511).

— (Стр. 224). У г-жи Жофрень (m-me Geoffrin, 1699—1777) собирался, въ срединѣ прошлаго вѣка, весь парижскій литературный міръ. Монтескье охотно посѣщалъ ея салонъ, хотя и не любилъ хозяйки (L. Vian, Histoire de Montesquieu. P. 1878, p. 191—192), и она платила ему тѣмъ же (Sainte-Beuve, Causeries de lundi, t. VII, p. 81).

485

— (Стр. 225). Кантемировъ переводъ „Персидскихъ писемъ“ Монтескье остался не напечатаннымъ, и гдѣ хранится рукопись его — не извѣстно.

— (Стр. 225—227). Извѣстно, какое значеніе Монтескье, въ своемъ сочиненіи „De l’ésprit des loix“, приписываетъ вліянію климата страны на воспріимчивость ея обитателей къ гражданственности. Разсмотрѣнію этого вопроса онъ посвящаетъ XIV-ю книгу своего разсужденія и затѣмъ, въ другихъ мѣстахъ его, возвращается къ тому же предмету. Въ этихъ-то замѣчаніяхъ Монтескье Батюшковъ почерпнулъ тѣ мысли, которыя онъ въ своей статьѣ влагаетъ въ уста, какъ самому Монтескье, такъ отчасти и Вуазенону. Онъ тѣмъ болѣе имѣлъ права поступить такимъ образомъ, что Монтескье въ данномъ случаѣ указываетъ на примѣръ Русскихъ. Такъ, во 2-й главѣ XIV-й книги онъ говоритъ, что сѣверные народы вообще обладаютъ болѣе грубыми фибрами и потому менѣе чувствительны къ боли, и прибавляетъ: „Il faut écorcher un Moscovite pour lui donner du sentiment“. Батюшковъ приводитъ эти слова съ вопросительнымъ знакомъ (стр. 227, прим.). Въ 14-й главѣ V-й книги Монтескье съ сочувствіемъ говоритъ объ успѣшной преобразовательной дѣятельности русскаго правительства, но въ то же время замѣчаетъ: „Mais il y a des causes particulières qui rameneront peut-être le gouvernement moscovite au malheur qu’il voulait fuir“. У Батюшкова это опасеніе высказываетъ Вуазенонъ (стр. 225—226). Нужно однако замѣтить, что и самъ Монтескье противорѣчитъ себѣ въ сужденіи о воспріимчивости Русскихъ къ просвѣщенію: рядомъ съ вышеприведенными отрицательными его заключеніями по этому предмету, мы находимъ у него и нѣчто другое: въ 15-й главѣ XIX-й книги онъ замѣчаетъ, что жестокія мѣры, сопровождавшія Петровское преобразованіе, были излишни, и что Петръ могъ бы достигнуть своихъ цѣлей болѣе мягкими средствами; дѣло въ томъ, что, по мнѣнію Монтескье, до-петровскіе русскіе нравы были явленіемъ наноснымъ, чуждымъ климату страны, слѣдствіемъ иноземнаго ига. По этому поводу опять находимъ у Монтескье фразу: „l’empire du climat est le premier de tous les empires“, которая и Батюшковымъ вложена ему въ уста (стр. 225).

— (Стр. 227). Вуазенонъ произноситъ стихи изъ Виргиліевыхъ „Георгикъ“, III, 364.

— (Стр. 232). Заставляя Кантемира упомянуть о пѣсняхъ горныхъ Шотландцевъ, Батюшковъ, безъ сомнѣнія, разумѣлъ пѣсни такъ-называемаго Оссіана, которыя онъ, подобно большинству своихъ современниковъ, считалъ дѣйствительно народными, а не поддѣльными, и потому допускалъ, что о нихъ могли говорить и до появленія книги Макферсона (1760 г.).

— (Стр. 233). О царствѣ луны и объ Астольфѣ см. выше, стр. 338, примѣчаніе къ стр. 23.

— (Стр. 233). „Какъ можно быть Персіаниномъ“. Заставляя Кантемира отвѣчать этими словами на восклицаніе Вуазенона: какъ можно въ Парижѣ

486

писать русскіе стихи, Батюшковъ намекаетъ на одинъ эпизодъ въ „Персидскихъ письмахъ“ Монтескье. Тутъ, въ письмѣ XXX-мъ, одинъ изъ Персіанъ, пріѣхавшихъ въ Парижъ, разсказываетъ, что онъ привлекалъ къ себѣ общее вниманіе Парижанъ, пока носилъ свою національную одежду; когда же онъ одѣлся въ европейское платье, всѣ перестали обращать на него вниманіе, и если кто-нибудь въ обществѣ объявлялъ, что среди нихъ есть пріѣзжій Персіанинъ то послѣдній слышалъ вокругъ себя жужжаніе: „Ah, ah! Monsieur est Persan! C’est une chose bien extraordinaire! Comment peut-on être Persan!“

XXI.

Рѣчь о вліяніи легкой поэзіи на языкъ.

———

Напечатана: 1) въ Трудахъ Общества любителей россійской словесности при Московскомъ университетѣ, ч. VI, 1816 г., стр. 35—62, съ полною подписью автора, но безъ примѣчаній; 2) въ Опытахъ, ч. I, стр. 1—23; 3) въ Сочиненіяхъ, изд 1834 г., ч. I, стр. 32—49; 4) въ Сочиненіяхъ, изд. 1850 г., т. I, стр. 36—54.

Въ настоящемъ изданіи „Рѣчь“ печатается но экземпляру „Опытовъ“, который былъ въ рукахъ автора, и въ который онъ внесъ нѣсколько поправокъ, предполагая издать вновь свои стихотворенія, а изъ прозаическихъ статей помѣстить въ новое изданіе только эту рѣчь, въ видѣ введенія къ стихамъ. Эти позднѣйшія поправки отмѣчены нами въ перечнѣ тѣхъ варіантовъ, которыми текстъ „Опытовъ“ отличается отъ текста „Трудовъ“.

Время сочиненія „Рѣчи“ — 1816 годъ. Во всѣхъ собраніяхъ сочиненій Батюшкова въ заглавіи „Рѣчи“ прибавлено, что она была читана имъ „при вступленіи въ Общество любителей россійской словесности въ Москвѣ, іюля ... 1816 г.“. Въ вышеупомянутомъ экземплярѣ „Опытовъ“ съ поправками автора проставлено и число: „17-го іюля“ Между тѣмъ изъ протокола 19-го обыкновеннаго собранія Общества, происходившаго 26-го мая 1816 г., видно, что „Рѣчь“ Батюшкова была читана въ этомъ засѣданіи, но не самимъ авторомъ, а Кокошкинымъ (Труды Общ. люб. росс. слов., ч. 8, стр. 80). Впрочемъ, авторъ находится въ то время въ Москвѣ, но присутствовалъ ли въ засѣданіи — не извѣстно.

Варіанты (по Трудамъ общества любителей росс.
словесности и Опытамъ 1817 г.).

Къ стран. 237.

Строка 16—17:

.... моего усердія къ словесности и доставили мнѣ счастіе засѣдать съ вами, на ряду съ мужами, отличными по дарованію. Они доставили мнѣ счастіе засѣдать въ древнѣйшемъ святилищѣ... (Труды).

487

Къ стран. 238.

Стр. 4—5:

.... и чувствую слабость силъ и занятій моихъ, но утѣшаюсь... (Труды).

12—15:

имена ихъ становятся безсмертными: не одно отечество, весь міръ приноситъ имъ свободную дань удивленія и благодарности, ибо счастливыя произведенія творческаго ума принадлежатъ не одному народу исключительно, но дѣлаются достояніемъ всего человѣчества (Труды).

23:

Ломоносовъ пробудилъ языкъ возстающаго народа (Труды).

Къ стран. 239.

Стр. 6—8:

Онъ зналъ, что у всѣхъ народовъ, древнихъ и новѣйшихъ, легкая поэзія, которую называютъ прелестною роскошью... (Труды).

13—14:

но Ѳеокритъ, Мосхъ и Віонъ, мудрецъ Ѳеосскій и пламенная Сафо.... (Труды).

20:

музу Тибулла, Проперція, Катулла и Овидія не отвергали (Труды).

27—28:

Тибуллу, Овидію и поэзіи Мавровъ, исполненной воображенія и нѣги. Маро.... (Труды и Опыты).

33:

Въ Англіи чувствительный Валлеръ, въ Германіи.... (Труды).

Къ стран. 240.

Стр. 11:

семъ вм. этомъ (Труды).

21:

внимать вм. внимаетъ (Труды)

25—26:

.... спокойствія, бросается къ ногамъ разгнѣваннаго Эдипа? (Труды).

Къ стран. 241.

Стр. 9:

.... искусство трудное и требующее всей жизни.... (Труды и Опыты).

11—12:

.... этого мало: надобно сдѣлаться поэтомъ... (Труды).

16:

.... ибо языкъ и общество еще не были... (Труды).

21:

.... ничто прекрасное и доброе не теряется (Опыты).

22:

современникамъ вм. со временемъ (Труды).

Къ стран. 241—242.

Стр. 29 1:

(... въ которыхъ ... въ пословицы): нѣтъ (Труды).

Къ стран. 242.

Стр. 1:

.... стихи сдѣлались пословицами, ибо въ нихъ виденъ и тонкій умъ наблюдателя свѣта, и рѣдкій талантъ; стихотворенія Карамзина.... (Опыты).

3:

и стройности мыслей и слога; гораціанскія оды... (Труды).

4—5:

вдохновенныя пламенною страстію пѣсни Нелединскаго; прекрасныя подражанія древнимъ и другія творенія въ легкомъ родѣ Мерзлякова; баллады.... (Труды).

488

7:

.... нѣкоторыя стихотворенія Востокова.... (Труды).

10:

.... наконецъ, стихотворенія Муравьева, гдѣ изображается, какъ въ зеркалѣ, прекрасная душа его; посланія князя Долгорукова.... (Опыты).

10—11:

.... наконецъ, стихотворенія Муравьева, въ которыхъ изображается, какъ въ зеркалѣ, прекрасная душа его; князя Долгорукова, исполненныя живости и остроумія; нѣкоторыя посланія Воейкова.... (Труды).

22:

усиливаются вм. увеличиваются (Труды).

27—29:

Главною тому причиною можно положить не одно измѣненіе языка, но измѣненіе самаго общества.... (Труды).

Къ стран. 243.

Стр. 5:

яснымъ и вѣрнымъ зеркаломъ его языка.... (Труды).

15:

писателей вм. авторовъ (Труды).

20—21:

.... и уважаютъ — смѣю сказать — боготворятъ... (Труды и Опыты).

Къ стран. 244.

Стр. 4—6:

.... эпопея Омера, Аріоста и Клопштока ей равно извѣстны, равно драгоцѣнны... (Труды).

10:

въ обширномъ его значеніи... (Труды).

12—14:

(она... поэта): нѣтъ (Труды).

30:

въ какомъ мѣстѣ? Въ Москвѣ.... (Труды).

Къ стран. 245.

Стр. 20:

въ нѣдрахъ отечества.... (Труды).

21—25:

.... пріобрѣлъ обширныя свѣдѣнія во всѣхъ отрасляхъ ума человѣческаго; за благодѣянія наставниковъ онъ воздавалъ благодѣяніями сему святилищу наукъ, и имя его будетъ любезно... (Труды).

28—29:

.... языковъ древнихъ, искусство писать... (Труды).

Къ стран. 246.

Стр. 1:

свѣтильниковъ мудрости, которые... (Труды).

13:

И сей человѣкъ... (Труды),

14—15:

.... И онъ былъ свидѣтелемъ величайшихъ событій въ мірѣ, великихъ подвиговъ... (Труды).

28:

благословляютъ имя монарха, который столь щедро... (Труды).

31:

издавна гордится отечество. Правительство.... (Труды).

Къ стран. 247.

Стр. 24—25:

.... и мы, если не достигнемъ, то по крайней мѣрѣ, приближимся (Труды).

Примѣчаній автора въ Трудахъ вовсе нѣтъ; въ исправленномъ экземплярѣ „Опытовъ“ они также зачеркнуты, но мы сочли полезнымъ помѣстить ихъ вслѣдъ за текстомъ „Рѣчи“.

489

О „Рѣчи“ своей Батюшковъ упоминаетъ въ письмахъ къ Гнѣдичу отъ начала сентября и 25-го октября 1816 года (т. III, стр. 394—395 и 401). Изъ послѣдняго упоминанія видно, что Батюшковъ очень дорожилъ своимъ произведеніемъ: „Вручи Никитѣ (Муравьеву) экземпляръ моей рѣчи. Но чтобъ онъ не показывалъ никому до напечатанія. Эта рѣчь нашумѣла здѣсь. Ты не удивишься, прочитавъ ее:

Я истину осламъ съ улыбкой говорилъ“.

Позднѣйшее намѣреніе нашего поэта перепечатать „Рѣчь“ при новомъ изданіи своихъ стихотвореній подтверждаетъ то же самое.

По справедливому замѣчанію Бѣлинскаго, „вся эта статья не что иное, какъ апологія легкой поэзіи“. Но критикъ осуждаетъ самый терминъ, употребленный Батюшковымъ. „Въ то время“, говоритъ Бѣлинскій, — „понятія объ искусствѣ были довольно темны и сбивчивы: съ поэзіею смѣшивали все, что̀ писалось размѣренными строчками съ рифмами; чувствительная пѣсенка и свѣтскій комплиментъ дамѣ, втиснутый въ четверостишіе, съ названіемъ: „къ Клименѣ“ или „къ Темирѣ“, все это считалось поэзіею, и по преимуществу „легкою“, хотя этому явно противорѣчила тяжесть дубовой версификаціи. Такъ и Батюшковъ не совсѣмъ отчетливо понималъ то, что̀ называлъ „легкою поэзіею“. Онъ говорилъ, что на Руси Ломоносовъ изобрѣлъ ее, и высоко ставилъ заслуги въ „легкой поэзіи“ Сумарокова, Богдановича, Державина, Дмитріева, Хемницера, Карамзина, Капниста, Нелединскаго, Мерзлякова, Муравьева, Долгорукаго, Воейкова, В. Пушкина и другихъ. Вообще можно замѣтить, что подъ словомъ „легкая поэзія“ онъ разумѣлъ легкіе роды лирической поэзіи — пѣсню, сонетъ, элегію, эпиграмму, мадригалъ, тріолетъ и т. п. Но ближайшее къ истинному воззрѣніе на предметъ видимъ мы въ его указаніи на Симонида, Ѳеокрита, Сафо, Катулла, Тибулла и Овидія, какъ представителей у древнихъ того, что̀ онъ называлъ „легкою поэзіею“. Очевидно, у Батюшкова была мысль, но до того неопредѣленная, что онъ не отыскалъ слова для ея выраженія... По его превосходнымъ переводамъ изъ Антологіи (видно), что онъ на дѣлѣ гораздо лучше понималъ и рѣшалъ вопросъ, чѣмъ въ теоріи“ (Соч. Бѣлинскаго, т. IV, стр. 448). Не отрицая справедливости во многомъ, что̀ здѣсь сказано Бѣлинскимъ, должно признать, что онъ не совсѣмъ вѣрно понялъ мысль нашего поэта: „легкую поэзію“ Батюшковъ разумѣлъ не столько со стороны формы, сколько со стороны содержанія; въ кругъ произведеній „легкой поэзіи“ онъ включаетъ не только „мелкіе роды лирической поэзіи“, но и всякія произведенія лирики интимной, чисто личной, въ противоположность лирикѣ съ общественнымъ характеромъ; это видно по перечню поэтовъ, которыхъ онъ считаетъ представителями „легкой поэзіи“. Самый же терминъ взятъ Батюшковымъ у Французовъ, и если по сущности своей онъ не отличается точностью, за то получилъ довольно опредѣленный смыслъ по давности своего употребленія.

„Рѣчь“ Батюшкова представляетъ интересъ между прочимъ по разсѣяннымъ въ ней сужденіямъ автора о русскихъ поэтахъ. Въ нижеслѣдующихъ примѣчаніяхъ къ „Рѣчи“ мы собрали изъ другихъ сочиненій Батюшкова, и

490

главнымъ образомъ изъ писемъ и записной книжки его, встрѣчающіеся въ нихъ подобные же отзывы, чтобы такимъ образомъ составить сводъ его воззрѣній на развитіе русской поэзіи. Несомнѣнно, что въ „Рѣчи“ авторъ нашъ высказывалъ свои сужденія очень осторожно (ср. 1-е примѣчаніе къ „Рѣчи“, стр. 247—248); болѣе откровененъ онъ и строгъ въ своихъ письмахъ. Вообще, изъ разныхъ замѣчаній Батюшкова видно, что онъ былъ неслишкомъ высокаго мнѣнія объ успѣхахъ русской поэзіи со временъ Ломоносова (см. въ особенности замѣтку объ изданномъ Жуковскимъ „Собраніи русскихъ стихотвореній“ въ письмѣ къ Гнѣдичу отъ конца апрѣля 1811 г., т. III, стр. 121). Тѣмъ не менѣе, онъ считалъ полезнымъ и своевременнымъ составленіе обзора новой русской литературы и въ 1817 г. даже набросалъ планъ такого очерка (т. II, стр. 336—339). Любопытно, что такое же желаніе высказывали, почти въ то же время, и другіе писатели, напримѣръ, Пушкинъ. Очевидно, потребность подвести итогъ прошлому возникла въ связи съ окончательнымъ образованіемъ русскаго литературнаго языка трудами Карамзина, когда, вслѣдствіе того, вопросы внѣшней формы отступили на второй планъ, и явилась возможность развивать внутреннее содержаніе литературы.

— (Стр. 239 240). Было бы излишне комментировать тотъ быстрый очеркъ развитія лирики у разныхъ поэтовъ, который Батюшковъ набрасываетъ на этихъ страницахъ. Но нельзя не замѣтить, что въ указаніи поэтовъ англійскихъ и нѣмецкихъ, знакомыхъ нашему автору гораздо менѣе, чѣмъ писатели древніе, французскіе и италіянскіе, онъ руководствовался сужденіями М. Н. Муравьева. Такъ, изъ англійскихъ поэтовъ Батюшковъ говоритъ объ одномъ Валлерѣ (1605—1687 гг.), нынѣ совершенно забытомъ, хотя въ свое время онъ славился изяществомъ своего выраженія. И Муравьевъ (П. собр. соч. т. I, стр. 65) находитъ у этого поэта

неподражаемы черты,

Которымъ нѣтъ ни правилъ, ни закона.

Изъ Нѣмцевъ Батюшковъ упоминаетъ только Гагедорна, Клопштока и Шиллера; послѣдняго, какъ и Виланда, „остроумнаго поэта и зиждителя новаго языка въ своемъ отечествѣ“ (т. II, стр. 151), Батюшковъ читалъ довольно много; что же касается двухъ первыхъ, то они упомянуты нашимъ поэтомъ также едва ли не на основаніи авторитета Муравьева (ср. П. собр. соч. М. Н. Муравьева, т. I, стр. 195; ср. 59).

— (Стр. 240). Въ связь съ сужденіемъ Батюшкова о русскомъ языкѣ, которое находится въ „Рѣчи“, должно поставить слѣдующія слова его въ письмѣ къ Гнѣдичу отъ 28-го ноября — 5-го декабря 1811 года: „Отгадайте, на что я начинаю сердиться? На что? На русскій языкъ и на нашихъ писателей, которые съ нимъ немилосердно поступаютъ. И языкъ-то по себѣ плоховатъ, грубенекъ, пахнетъ татарщиной. Что за ы? Что за щ? Что за ш, шій, щій, при, тры?“ (т. III, стр. 164—165).

— (Стр. 241). Тѣ же похвалы Богдановичу и его „Душенькѣ“, какія читаются

491

въ „Рѣчи“ Батюшкова, находимъ и въ его стихотвореніяхъ (т. I, стр. 77, 137; ср. также т. II, стр. 123). Бѣлинскій справедливо замѣтилъ, что въ этихъ отзывахъ нашъ поэтъ, при всемъ своемъ дарованіи и художественномъ тактѣ, платилъ дань времени и безсознательно преклонялся предъ силой литературнаго преданія, еще вполнѣ господствовавшаго въ его время (Сочиненія Бѣлинскаго, т. V, стр. 299). Напомнимъ, что подобное же мнѣніе о „Душенькѣ“ Богдановича выражали Карамзинъ и Дмитріевъ, сужденія которыхъ имѣли большой вѣсъ въ глазахъ Батюшкова. Напротивъ того, князь Вяземскій, равно близкій и къ Карамзину съ Дмитріевымъ, и къ Батюшкову, высказывалъ еще около 1813 года довольно строгое сужденіе о Богдановичѣ (П. собр. соч. кн. Вяземскаго, т. VIII, стр. 23—24).

О Дмитріевѣ см. еще отзывъ Батюшкова въ „Моихъ пенатахъ“ (т. I, стр. 138; тамъ же и о Хемницерѣ). Бѣлинскій (Соч. т. IV, стр. 472) вооружается противъ похвалъ Батюшкова Дмитріеву, но если вникнуть глубже въ слова нашего автора о писателѣ, который въ его время, и справедливо, считался ближайшимъ сподвижникомъ Карамзина въ литературной реформѣ, то окажется, что отзывъ этотъ не приписываетъ высокаго поэтическаго таланта Дмитріеву и ограничиваетъ его заслугу усовершенствованіемъ стихотворной рѣчи. Этому заключенію вполнѣ соотвѣтствуетъ замѣчаніе Батюшкова о Дмитріевѣ въ записной книжкѣ (см. въ этомъ томѣ стр. 337).

Несравненно болѣе сочувствія слышится въ отзывѣ Батюшкова о Крыловѣ. Нашъ поэтъ рано оцѣнилъ его своеобразное дарованіе (см. въ т. III, стр. 53, письмо къ Гнѣдичу отъ 1-го ноября 1809 г.) и очень удачно очертилъ оригинальную личность Крылова въ своемъ „Видѣніи на берегахъ Леты“ (т. I, стр. 35). Позже онъ упоминаетъ о Крыловѣ въ „Посланіи къ Тургеневу“ (т. I, стр. 282), а въ одномъ изъ писемъ къ Гнѣдичу изъ-за границы поручаетъ ему сказать Крылову, что „и въ арміи его басни читаютъ наизусть“ (т. III, стр. 242; ср. также т. II, стр. 316 и 340).

— (Стр. 242). О стихотвореніяхъ Карамзина Батюшковъ говоритъ только однажды — въ своей „Рѣчи“. Питая къ нему глубокое уваженіе, онъ, очевидно, не желалъ пропустить его въ перечнѣ другихъ современныхъ писателей, хотя, быть можетъ, и не признавалъ за нимъ настоящаго поэтическаго таланта. Князь Вяземскій, котораго и позднѣйшія сужденія служатъ нерѣдко къ разъясненію мыслей Батюшкова, въ своей статьѣ (1866 г.) о стихотвореніяхъ Карамзина, согласно съ нашимъ авторомъ, указываетъ на преобладающій въ нихъ элементъ чувства и развиваетъ эту мысль такимъ образомъ: „Съ нимъ (Карамзинымъ) родилась у насъ поэзія чувства, любви къ природѣ, нѣжныхъ отливовъ мысли и впечатлѣній: словомъ сказать, поэзія внутреняя, задушевная. Въ ней впервые отразилась не одна внѣшняя обстановка, но въ сердечной исповѣди сказалось, что сердце чувствуетъ, любитъ, таитъ и питаетъ въ себѣ. Изъ этого пока еще — согласенъ я — довольно скромнаго родника пролились и прозвучали позднѣе обильные потоки, которыми Жуковскій, Батюшковъ, Пушкинъ оплодотворили нашу поэтическую почву“ (П. собр. соч. кн. Вяземскаго, т. VII, стр. 150—151).

492

— (Стр. 242). Капнистъ еще ожидаетъ своего біографа въ нашей литературѣ; существующія о немъ свѣдѣнія очень скудны и разбросаны; поэтому мы сочли не неумѣстнымъ собрать здѣсь эти данныя, тѣмъ болѣе, что Капнистъ, если не произведеніями, то нѣкоторыми сужденіями своими въ литературныхъ вопросахъ оказалъ, въ извѣстной мѣрѣ, вліяніе на Батюшкова.

Василій Васильевичъ Капнистъ, сынъ бригадира Василія Петровича Капниста отъ втораго брака его съ Софьей Андреевной Дуниной-Борковскою, родился въ 1757 году въ Миргородскомъ уѣздѣ Полтавской губерніи, въ селѣ Обуховкѣ, которое, вмѣстѣ съ другими деревнями, было пожаловано въ 1743 году императрицею Елизаветою отцу поэта за военную службу. Капнисты ведутъ свой родъ отъ венеціанскаго графа Стомателло Капнисси, внукъ котораго выѣхалъ въ Россію съ острова Занта (А. М. Лазаревскій, Очерки малороссійскихъ фамилій — Русскій Архивъ 1876 г., кн. III, стр. 437—438). О дѣтствѣ В. В. Капниста мы не имѣемъ никакихъ свѣдѣній. Первоначальное образованіе онъ получилъ, вѣроятно, подъ наблюденіемъ матери. Въ 1771 г., по 15-му году, онъ уже находился въ Петербургѣ, посѣщалъ школу Измайловскаго полка и началъ въ немъ службу капраломъ; въ томъ же году онъ былъ произведенъ въ подпрапорщики и въ фурьеры, а въ началѣ слѣдующаго года перешелъ сержантомъ въ Преображенскій полкъ и здѣсь въ 1775 году пріобрѣлъ первый офицерскій чинъ. Въ это время онъ посвящалъ всѣ свободные часы наукамъ: знакомился съ языками французскимъ и нѣмецкимъ, съ древними и новѣйшими классиками и не пренебрегалъ отечественными писателями — Ломоносовымъ, Петровымъ, Сумароковымъ. Вскорѣ послѣ производства Капнистъ вышелъ въ отставку съ чиномъ подпоручика гвардіи. Въ началѣ 1782 г. онъ былъ избранъ въ предводители дворянства Миргородскаго уѣзда Кіевскаго намѣстничества, но въ августѣ того же года поступилъ подъ начальство князя А. А. Безбородка, получивъ должность контролера главнаго почтоваго правленія; затѣмъ однако въ маѣ 1783 г. онъ бросилъ и эту службу и уѣхалъ на родину, гдѣ въ январѣ 1785 г. былъ избранъ кіевскимъ дворянствомъ въ губернскіе предводители. Въ 1787 году Каинистъ получилъ чинъ надворнаго совѣтника и былъ назначенъ главнымъ надзирателемъ кіевскаго шелковичнаго завода (Сочиненія Державина, 1-е акад. изд., т. VIII, стр. 278). Въ 1797 году Капнистъ, находясь уже въ отставкѣ, пріѣзжалъ въ Петербургъ по тяжебному дѣлу съ своимъ сосѣдомъ Тарновскимъ. Въ это время состоялось высочайшее повелѣніе о высылкѣ изъ столицы всѣхъ неслужащихъ дворянъ; тогда Капнистъ, чтобъ имѣть возможность продлить свое пребываніе въ столицѣ, обратился къ Л. А. Нарышкину съ просьбой о доставленіи ему службы (Сочиненія Державина, т. II, стр. 106). 31-го декабря 1799 г. онъ, съ чиномъ коллежскаго совѣтника, былъ причисленъ къ театральной дирекціи и получилъ въ завѣдываніе русскую труппу. Въ это время русскій театръ въ Петербургѣ былъ въ упадкѣ, и въ публикѣ замѣчалось явное охлажденіе къ нему; напротивъ, французская труппа обращала на себя общее вниманіе. Капнистъ употреблялъ всѣ усилія, чтобъ оживить русскую сцену, и съ этою цѣлію вызвалъ изъ Москвы извѣстныхъ артистовъ — Шушерина, Сахарова и Пономарева (П. Н. Араповъ, Лѣтопись русскаго театра, стр. 138, 143). Капнистъ состоялъ при театральной дирекціи по 14-е августа 1801 г. и при

493

увольненіи былъ награжденъ чиномъ статскаго совѣтника. Въ 1802 году онъ былъ утвержденъ генеральнымъ судьею 1-го департамента Полтавскаго генеральнаго суда, а затѣмъ, съ 24-го марта 1812 г. по 19-е февраля 1818 г., числился при департаментѣ народнаго просвѣщенія. Осенью 1819 г. Василій Васильевичъ посѣтилъ Тавриду и, возвратясь въ Обуховку, отправилъ 20-го декабря къ князю А. Н. Голицыну письмо, въ которомъ обратилъ его вниманіе на необходимость принять мѣры къ охраненію тамошнихъ древностей отъ разрушенія и истребленія, а также на необходимость ученаго изслѣдованія Крыма и Тамани. Вслѣдствіе этого представленія, доведеннаго княземъ Голицынымъ до свѣдѣнія императора Александра, въ 1821 году академикъ Кёлеръ и архитекторъ Паскаль были отправлены въ Крымъ для ученыхъ изысканій. Въ 1822 году Капнистъ былъ избранъ полтавскимъ дворянствомъ въ губернскіе предводители, а 28-го октября 1823 г. онъ скончался въ своей любимой Обуховкѣ, гдѣ и погребенъ1).

Какъ писатель, Капнистъ принадлежалъ къ тому литературному кружку, душою котораго былъ извѣстный знатокъ искусствъ и литературы Н. А. Львовъ, а наиболѣе видными представителями — Хемницеръ, Богдановичъ, Державинъ и отчасти Оленинъ. Со всѣми ими Капнистъ находился въ болѣе или менѣе дружескихъ отношеніяхъ, но особенно близки къ нему были Львовъ и Державинъ. Знакомство со Львовымъ относится еще ко времени пребыванія Капниста въ Измайловскомъ полку, гдѣ оба они посѣщали полковую школу, находившуюся подъ особеннымъ покровительствомъ А. И. Бибикова, который, по словамъ Державина, „былъ охотникъ до наукъ, особливо до стихотворства“ (Соч. Державина, т. I, 18; т. II, 105). Впослѣдствіи Львовъ содѣйствовалъ Капнисту въ поступленіи на службу къ Безбородку. Кромѣ дружбы, ихъ связывали и семейныя отношенія: Капнистъ женился на Александрѣ Алексѣевнѣ Дьяковой, а Львовъ — на ея сестрѣ Марьѣ Алексѣевнѣ. Чрезъ Львова Капнистъ познакомился и съ Хемницеромъ, въ литературной дѣятельности котораго принималъ большое участіе. Капнистъ оказалъ несомнѣнное вліяніе на Хемницера, который въ своихъ не напечатанныхъ сатирахъ и нѣкоторыхъ басняхъ является его подражателемъ (Сочиненія и письма Хемницера. С.-Пб. 1873, стр. 29—30, 33). Въ 1799 году Капнистъ и Львовъ, съ участіемъ Оленина, издали басни уже умершаго Хемницера, при чемъ употребили большое стараніе на исправленіе и даже передѣлку многихъ изъ нихъ (ibid., стр. 215—216). Съ переходомъ Капниста въ Преображенскій полкъ начинается сближеніе его съ Державинымъ, который съ 1795 года также дѣлается своякомъ его и Львова, женившись на Дарьѣ Алексѣевнѣ Дьяковой (Соч. Державина, т. II, 105). Литературныя занятія способствовали ихъ сближенію, не смотря на то, что Державинъ былъ 13-ю годами старше Капниста. Собственно черезъ Капниста Державинъ и сошелся съ Львовымъ и Хемницеромъ (ibid., т. VIII, 277, 281). Подъ вліяніемъ этихъ-то лицъ совершился поворотъ

494

Державина къ самостоятельному творчеству, начало котораго онъ самъ относитъ къ 1779 году (ibid., т. VI, 443) Державинъ оченъ дорожилъ совѣтами своихъ друзей въ литературныхъ дѣлахъ. Они усердно занимались просмотромъ его сочиненій, дѣлали въ нихъ поправки, переводили для него произведенія древнихъ классиковъ, даже составляли виньетки. Подробный обзоръ ихъ дѣятельности въ этомъ отношеніи представленъ Я. К. Гротомъ въ академическомъ изданіи сочиненій Державина. Что касается Капниста, то онъ обращалъ большое вниманіе на чистоту слога. Въ рукописной тетради Державина, относящейся къ 1790-мъ годамъ, сохранилось слѣдующее двустишіе, подъ заглавіемъ „Цыдулка автору“:

Писанья ты свои прилежно вычищай:
Вѣдь изъ чистилища приходятъ уже въ рай

Въ примѣчаніи къ двустишію сказано: „Переводъ съ французскаго, на которомъ сію эпиграмму сочинилъ г. Капнистъ въ отвѣтъ на посланные мои стихи“ (Сочиненія Державина, т. III, 485). Капнистъ значительно превосходилъ Державина въ образованіи и знаніи иностранныхъ языковъ, изъ которыхъ французскимъ владѣлъ вполнѣ свободно; нѣмецкій языкъ былъ также ему не чуждъ, что̀ между прочимъ видно изъ письма его къ А. А. Прокоповичу-Антонскому (Сочиненія Капниста. С.-Пб. 1849, стр. 628). Изъ древнихъ языковъ онъ зналъ только латинскій, на которомъ могъ свободно читать, греческаго же, по собственному признанію, вовсе не зналъ (ibid., стр. 606).

Въ домѣ Державина Капнистъ познакомился съ И. И. Дмитріевымъ Послѣдній въ своихъ запискахъ говоритъ о немъ слѣдующее: „Онъ по нѣскольку мѣсяцевъ проживалъ въ Петербургѣ, пріѣзжавъ изъ Малороссіи, его отчизны, и веселымъ остроуміемъ, вопреки меланхолическому тону стиховъ своихъ, оживлялъ нашу бесѣду“ (Взглядъ на мою жизнь. М. 1866, стр. 61). Д. Н. Бантышъ-Каменскій, лично знавшій Капниста, указываетъ на живость и остроуміе, какъ на отличительныя черты его характера (Словарь, стр. 87—88). У Державина же или у Львова Капнистъ познакомился и съ А. В. Храповицкимъ, который въ 1793 году написалъ къ нему посланіе, начинающееся слѣдующими строками:

Умъ пылокъ у тебя, пріятенъ слогъ и чистъ,
Зачѣмъ не пишешь ты, любезный мой Капнистъ?

Посланіе это (напечатанное Н. В. Сушковымъ, но съ пропусками, въ Раутѣ, кн. III, М. 1854, стр. 145—147, подъ заглавіемъ „Письмо къ другу“) заключаетъ въ себѣ не мало сатирическихъ намековъ на современниковъ. Въ той же книжкѣ Раута, стр. 247, напечатанъ экспромптъ Капниста къ Мих. Вас. Храповицкому, съ помѣтой: 1808 г. марта 5 дня.

Съ начала нынѣшняго столѣтія Капнистъ примыкаетъ къ литературному кружку А. Н. Оленина, въ домѣ котораго и познакомился съ нимъ Батюшковъ. Изъ друзей Оленинскаго дома Капнистъ находился въ довольно близкихъ отношеніяхъ съ Гнѣдичемъ и первый подалъ ему мысль продолжать переводъ Иліады, ободряя „осмотрительную его скромность при начальныхъ опытахъ въ

495

семъ многотрудномъ, но блистательномъ поприщѣ“ (Сочиненія Капниста, стр. 602). Ихъ сближало другъ съ другомъ и малороссійское происхожденіе. Гнѣдичъ изъ Петербурга переписывался съ Капнистомъ, жившимъ въ Малороссіи. Два письма Гнѣдича къ нему, отъ 1811 года, напечатаны въ VI-мъ томѣ 1-го акад. изданія сочиненій Державина, стр. 374—376. Въ іюнѣ 1810 г., какъ видно изъ этихъ писемъ, Гнѣдичъ посѣтилъ Обуховку (ср. письмо Батюшкова къ Гнѣдичу отъ 30-го сентября 1810 г., т. III, стр. 101).

Первымъ литературнымъ произведеніемъ Капниста была „Ode à l’occasion de la paix conclue entre la Russie et la Porte Ottomane à Kaynardgi le 10 juillet, anno 1774“. Ода эта была напечатана отдѣльно въ 1775 году, а въ 1780 г. появилась вторично въ августовской книжкѣ С.-Петербургскаго Вѣстника. Самъ авторъ называлъ ее впослѣдствіи „преглупою французскою одою, писанною сочинителемъ на 17-мъ году его возраста, чего однакожь онъ ни себѣ, ни глупому своему произведенію въ извиненіе не ставитъ“ (Сочиненія В. Капниста, изд. 1796 г., стр. 58—59). Въ бумагахъ Державина сохранился подстрочный переводъ этой оды на русскій языкъ, писанный поперемѣнно то его рукою, то рукою Капниста (Сочиненія Державина, т. I, стр. 716). Объ этой одѣ авторъ упоминаетъ и въ своей извѣстной Сатирѣ первой, которая напечатана въ іюньской книжкѣ С.-Петербургскаго Вѣстника за 1780 г.:

Стихами слабыми и на чужомъ языкѣ
Екатеринины пѣлъ славныя дѣла.

Сатира Капниста заключала въ себѣ между прочимъ рѣзкія сужденія о современной литературѣ и нѣкоторыхъ ея представителяхъ, фамиліи которыхъ ясно указаны авторомъ въ очень прозрачной передѣлкѣ1). „Сатира первая“ доставила автору извѣстность, но возбудила собою полемику. Въ сентябрской книжкѣ С.-Петербургскаго Вѣстника появилось „Письмо къ г. К., сочинителю Сатиры первой“, въ которомъ неизвѣстный авторъ является защитникомъ осмѣянныхъ писателей, называетъ Капниста глупцомъ и дерзкимъ ругателемъ и въ заключеніе говоритъ: „О слогѣ вашей сатиры, не упоминая о многихъ слабыхъ и низкихъ мѣстахъ, скажу только то, что и въ самомъ началѣ оныя, гдѣ, кажется, вы старались, собравъ всѣ силы вашего разума, ополчиться на пороки, нѣтъ ни одного стиха, который бы не былъ повтореніемъ того, что другіе писатели прежде васъ написали...“ Затѣмъ приводятся цитаты изъ Буало, Фонъ-Визина и Сумарокова, указывающія на заимствованія Капниста. Редакція С.-Петербургскаго Вѣстника помѣстила это, по ея выраженію, „колкое письмо“, исполняя требованіе незнакомаго сочинителя, но съ „нѣкоторыми общими примѣчаніями“ отъ себя и въ нихъ включила басню, гдѣ подъ искуснымъ художникомъ разумѣется Капнистъ, а подъ завистью — его критикъ. Впослѣдствіи Капнистъ передѣлалъ свою сатиру и

496

напечаталъ ее въ V-й части Собесѣдника любителей русскаго слова, подъ заглавіемъ: „Сатира первая и послѣдняя“. Въ этой редакціи она вошла и въ собранія его сочиненій. Перепечатка сатиры въ Собесѣдникѣ состоялась по желанію издателей его, княгини Е. Р. Дашковой и О. П. Козодавлева (Исторія Росс. академіи, М. И. Сухомлинова, вып. VI, стр. 340—341). Послѣдній просилъ объ этомъ автора особымъ письмомъ, напечатаннымъ въ 1-й книжкѣ журнала съ слѣдующимъ эпиграфомъ изъ Томаса:

Reveille-toi, mortel, deviens utile au monde,
Sors de l’indiffèrence, où languissent tes jours.

Вслѣдъ затѣмъ, во 2-й книжкѣ Собесѣдника появилось „Посланіе къ гг. издателямъ отъ Любослова“, содержащее въ себѣ придирчивую критику на первую часть журнала. Эпиграфъ въ письмѣ Козодавлева къ Капнисту далъ поводъ Любослову высказать слѣдующее сужденіе объ авторѣ сатиры: „Для г. Капниста толь важныхъ выраженій очень много; они приличны патріоту, герою и министру. Желательно, чтобъ всѣ умы отдавали справедливость достоинствамъ не по предубѣжденію, но по существу заслуги“ (стр. 112). Капнистъ отвѣчалъ на это сатирическимъ письмомъ, съ нѣкоторымъ оттѣнкомъ презрѣнія къ своему критику (Собесѣдникъ, ч. VIII, стр. 16—18)1).

20-го марта 1785 года Капнистъ былъ избранъ въ члены Россійской академіи. Находясь въ то время въ Петербургѣ, онъ получилъ приглашеніе на ближайшее засѣданіе, на которое однако не явился. Вообще онъ очень рѣдко посѣщалъ академію и не принималъ никакого участія въ ея трудахъ. Только въ 1814 году онъ согласился участвовать въ академическихъ работахъ по составленію словаря. Ему порученъ былъ выборъ словъ изъ Слова о полку Игоревѣ и изъ Русской Правды (Исторія Росс. академіи, М. И. Сухомлинова, вып. VII, стр. 55—57).

Кромѣ „Сатиры первой“, большою извѣстностью пользовалась „Ода на рабство“, написанная Капнистомъ въ 1783 году и напечатанная только въ „Лирическихъ сочиненіяхъ“, изд. 1806 г. По поводу этой оды Державинъ писалъ Капнисту отъ марта 1786 г.: „При семъ препровождаю тебѣ, мой другъ, твои сочиненія, съ которыхъ копіи княгинѣ Дашковой я отдалъ. Она требовала оды и о рабствѣ; но я сказалъ, что ты оной не оставилъ, по причинѣ, что не нашелъ въ своихъ бумагахъ; а притомъ изъяснилъ ей, что ни для ея, ни для твоей пользы напечатать и показать напечатанную императрицѣ тоё оду не годится и съ здравымъ разсудкомъ не сходно, на что̀ она весьма согласилась и осталась довольною“ (Соч. Державина, т. V, стр. 848—849). Очевидно, Дашкова хотѣла помѣстить оду Капниста въ Новыхъ Ежемѣсячныхъ Сочиненіяхъ, которыя начали издаваться съ 1786 года и служили какъ бы продолженіемъ Собесѣдника, прекратившагося въ 1784 году. Осторожность

497

Державина объясняется содержаніемъ оды: въ ней вспоминаются прежнія времена Малороссіи, когда она будто бы пользовалась свободой, и высказываются жалобы на тѣ узы рабства, которыя-де наложены на родину поэта. Безъ сомнѣнія, ода эта была вызвана указомъ 3-го мая 1783 г., по которому поселяне Кіевскаго, Черниговскаго и Новгородъ-Сѣверскаго намѣстничествъ объявлялись крѣпостными людьми тѣхъ помѣщиковъ, на чьихъ земляхъ засталъ ихъ новый законъ (Полн. собр. законовъ, т. XXI, № 15724). Ода на рабство, по словамъ самого автора, послужила поводомъ къ сочиненію „Оды на истребленіе въ Россіи званія раба Екатериною II въ 15 день февраля 1786 года“ (Лирическія сочиненія Капниста, стр. 36). Въ это время, какъ извѣстно, состоялся указъ, которымъ повелѣно было подписываться на просьбахъ не рабъ, а вѣрноподданный (Полн. собр. зак., т. XXII, № 16329). Оду свою Капнистъ отправилъ къ Н. А. Львову для представленія императрицѣ, о чемъ упоминаетъ въ письмѣ къ Державину изъ Обуховки отъ 20-го іюня 1786 г. (Соч. Державина, т. V, стр. 514). Сотрудничество Капниста въ Новыхъ Ежемѣсячныхъ Сочиненіяхъ и началось этою одой, напечатанною въ XV-й части журнала (1787 г.), съ подписью: „вѣрноподданный В. Капнистъ“. Затѣмъ въ XVII-й части появились „Стихи на переводъ Иліады Костровымъ“, перепечатанные тогда же въ Зеркалѣ свѣта, ч. V, № 82, а въ ч. XIX-й (1788 г.) — ода „Надежда“, которая еще въ 1780 году была помѣщена въ VI-й части С.-Петербургскаго Вѣстника; при перепечаткѣ въ ней были сдѣланы измѣненія.

Въ 1789 году Державинъ напечаталъ въ XLI-й части Новыхъ Ежемѣсячныхъ Сочиненій „Изображеніе Фелицы“. 58-я строфа этого стихотворенія заключаетъ въ себѣ обращеніе поэта къ Рафаэлю съ просьбой изобразить Екатерину II, что̀ подало поводъ Капнисту написать „Отвѣтъ Рафаэля пѣвцу Фелицы“, помѣщенный въ майской книжкѣ того же журнала за 1790 годъ. Шуточный отвѣтъ Капниста не понравился самолюбивому пѣвцу Фелицы, который получилъ его еще въ рукописи подъ заглавіемъ: „Рапортъ лейбъ-автору отъ екатеринославскихъ музъ трубочиста Василія Капниста“. Державинъ отвѣчалъ своему другу рѣзкимъ письмомъ отъ 31-го декабря 1789 г., въ которомъ, изчисляя недостатки его произведенія, говоритъ: „Ежели ты хочешь впередъ писать прямо по русски, то пріѣзжай къ твоимъ друзьямъ и совѣтуй съ ними, или оставляй, что напишешь, про твоихъ земляковъ; а безъ того, не токмо читать или печатать, любя твою славу, стиховъ твоихъ, но и принимать ихъ не будемъ, ибо, кромѣ твоей оды „Надежда“ и сатиры, здѣсь при твоихъ друзьяхъ написанныхъ, послѣдующія твои сочиненія никакого уваженія не заслуживаютъ. Ежели таковыми стихами подаришь ты потомство, то въ самомъ дѣлѣ прослывешь парнасскимъ трубочистомъ, который хотѣлъ чистить стихи другихъ, а самъ нечистотою своихъ былъ замаранъ. Сіе не я одинъ, но и всѣ, прочтя твои присланные сюды стихи, сказали“. Хотя Державинъ ссылался на общихъ друзей, однако Львовъ не раздѣлялъ его мнѣнія. Это видно изъ слѣдующей замѣтки Львова на сохранившейся рукописи „Отвѣта“: „Гаврила не правъ въ нѣкоторыхъ своихъ бурныхъ примѣчаніяхъ; я ему скажу; а если нѣкоторыя мною справленныя неровности ты простишь и помилуешь, то переписавъ, какъ должно печатать, пришли: я напечатаю“. Капнистъ принялъ нѣкоторыя поправки

498

Львова, уничтожилъ одну строфу и сдѣлалъ въ концѣ приписку: „Съ италіянскаго языка перевелъ В. Капнистъ“. Львовъ же впослѣдствіи прибавилъ на рукописи: „А вотъ за это бестію кнутомъ, не ври“ (Соч. Державина, т. I, 297—299; т. V, 766—768; т. VIII, 586—588). Ссора эта однако не имѣла серьезныхъ послѣдствій: друзья продолжали переписываться, и Державинъ по прежнему принималъ совѣты и поправки Капниста къ своимъ сочиненіямъ.

Съ 1792 года Капнистъ дѣлается сотрудникомъ Московскаго Журнала, въ VIII-й части котораго напечатана его „Ода на счастіе“. Карамзинъ, вообще уважавшій талантъ и мнѣнія Капниста (Письма Карамзина къ Дмитріеву, стр. 37, 64, 122), въ письмѣ къ И. И. Дмитріеву отъ 28-го января 1793 г. далъ объ этой одѣ такой отзывъ: „Ода на счастіе гладка. Сочинитель имѣетъ вкусъ. Но находишь ли ты въ сей пьесѣ новыя, живыя, глубокія чувства и творческое воображеніе?“ (тамъ же, стр. 33). Въ 1793 году вышла отдѣльною брошюрой „Ода на всерадостное обрученіе Ихъ Императорскихъ Высочествъ в. кн. Александра Павловича и в. кн. Елизаветы Алексѣевны, совершившееся мая въ 10 день“. С.-Пб. Въ 4-ку (въ Справочномъ Словарѣ Геннади не указана). Съ 1796 по 1799 г. Капнистъ участвовалъ въ Аонидахъ Карамзина. Здѣсь напечатаны: „Уныніе“, „Мотылекъ“, „Гимнъ солнцу слѣпаго старца Оссіана“, „Потеря дня“, „Другу моему“ (въ собраніи сочиненій: „Богатство убогаго“), „Утро въ гротѣ гр. А. С. Строганова“ (въ собр. соч.: „Графу А. С. Строганову“), „На новый 1797 годъ“, „Подражаніе IV-й одѣ Горація“ (въ собр. соч.: „Весна“), „Пѣсня“ (въ собр. соч.: „Вздохъ“), „Графу Суворову-Рымникскому на прибытіе его въ С.-Петербургъ 1779 г. февраля дня“ (въ собр. соч.: „На отъѣздъ въ Италію гр. Суворова-Рымникскаго“). Въ 1796 году Капнистъ издалъ въ Петербургѣ свои сочиненія. Книга украшена пятью гравюрами работы Набгольца и оканчивается слѣдующимъ оригинальнымъ двустишіемъ самого автора:

Капниста я прочелъ и сердцемъ сокрушился,

Затѣмъ читать учился.

22-го августа 1798 года въ первый разъ появилась на сценѣ знаменитая „Ябеда“. Успѣхъ піесы былъ блистательный, благодаря общественному ея значенію и хорошему исполненію. По свидѣтельству Арапова, державинскій кружокъ способствовалъ Капнисту окончить и отдать на театръ свою комедію (Лѣтопись р. театра, стр. 139—140). Поводомъ къ сочиненію „Ябеды“ послужилъ процессъ, веденный Капнистомъ съ помѣщикомъ Тарновскимъ (Соч. Державина, т. II, 106, т. VIII, 278). Приступая къ печатанію своей комедіи, авторъ чрезъ Ю. А. Нелединскаго-Мелецкаго, бывшаго тогда статсъ-секретаремъ, испросилъ позволеніе посвятить ее императору Павлу (Русск. Старина 1873 г., т. VII стр. 714; Современникъ 1836 г., т. II, стр. 308). Предметъ и цѣль піесы вполнѣ ясно выражены авторомъ въ слѣдующихъ строкахъ посвященія:

Я кистью Таліи порокъ изобразилъ,
Мздоимства, ябеды всю гнусность обнажилъ
И отдаю теперь на посмѣянье свѣта.

Въ благодарность за мастерское исполненіе роли Кривосудова Капнистъ предоставилъ актеру Крутицкому право изданія своей комедіи. „Ябеда“ была играна

499

четыре раза сряду. 20-го сентября назначалось уже пятое представленіе ея, но совершенно неожиданно послѣдовало высочайшее повелѣніе о запрещеніи піесы и изъятіи ея изъ продажи (Лѣтопись русскаго театра, стр. 140; Р. Стар. 1873 г., т., VII, стр. 715). Обличеніемъ взяточниковъ Капнистъ пріобрѣлъ себѣ много враговъ среди чиновнаго люда, и наиболѣе вліятельные изъ нихъ, безъ сомнѣнія, употребили всѣ усилія, чтобы представить автора комедіи въ глазахъ государя опаснымъ для общества человѣкомъ (любопытныя, хотя и не совсѣмъ достовѣрныя подробности объ этомъ см. въ Библіогр. Запискахъ 1859 г. № 2). Даже въ позднѣйшее время Капнистъ нашелъ себѣ недоброжелателя въ лицѣ извѣстнаго Ф. Ф. Вигеля, который, причисляя автора „Ябеды“ къ литературнымъ ничтожествамъ и приписывая ему скрытую ненависть къ Великоруссамъ, иронически говоритъ: „Онъ много написалъ стиховъ и весьма хорошихъ и, заключивъ поприще свое великимъ твореніемъ, называемымъ „Ябеда“, опустился на лавры. Не обращая вниманія на наши слабости, пороки, на наши смѣшныя стороны, онъ въ преувеличенномъ видѣ, на позоръ свѣту, представилъ преступныя мерзости нашихъ главныхъ судей и ихъ подчиненныхъ. Тутъ ни въ дѣйствіи, ни въ лицахъ нѣтъ ничего веселаго, забавнаго, а одно только ужасающее, и не знаю почему назвалъ онъ это комедіей“ (Воспоминанія, ч. III, стр. 144—145). Даже по вступленіи на престолъ Александра I опала съ „Ябеды“ была снята не тотчасъ. Державинъ, въ письмѣ къ Капнисту отъ 30-го іюля 1804 г., говоритъ: „Посылаю къ вамъ „Ябеду“, которую продаютъ изъ лавокъ, не знаю по указу ли, или безъ указу, но разрѣшенія играть ее нѣтъ, и не играютъ, можетъ быть — потому, что никто не проситъ о томъ; ибо теперь вкусъ здѣсь на шуточныя оперы, которыя украшены волшебными декораціями и утѣшаютъ болѣе глаза и музыкою слухъ, нежели умъ“ (Соч. Державина, т. VI, стр. 156, 162). Въ 1800 году Капнистъ самъ поставилъ на сцену пастушескую оперу въ 1-мъ дѣйствіи: „Клорида и Милонъ“, сюжетъ которой взятъ изъ древне-греческой жизни. Она была представлена въ первый разъ 6-го ноября и понравилась публикѣ; напечатана въ томъ же году, безъ имени автора. Музыку для оперы написалъ русскій композиторъ Ѳоминъ, имя котораго часто встрѣчается въ піесахъ того времени. Но Карамзинъ, въ письмѣ къ И. И. Дмитріеву отъ 23-го декабря 1800 г., сочинителемъ музыки называетъ А. А. Плещеева. М. Н. Лонгиновъ дѣлаетъ по этому поводу предположеніе, что Ѳоминъ ссужалъ свое имя любителямъ, опасавшимся неудачи (Лѣтопись русскаго театра, стр. 142; Письма Н. М. Карамзина къ И. И. Дмитріеву, стр. 122, 051). Возобновленіе „Ябеды“ на сценѣ послѣдовало лѣтомъ 1805 года, что̀ видно изъ рецензіи, напечатанной въ Сѣверномъ Вѣстникѣ, того же года, ч. VI, іюнь, стр. 373. Рецензентъ, вполнѣ признавая общественное значеніе комедіи, называетъ ее „зеркаломъ въ которомъ увидятъ себя многіе, какъ скоро только захотятъ въ него посмотрѣться“. 23-го іюня того же года „Ябеда“ была представлена на домашнемъ театрѣ А. Л. Нарышкина, на его дачѣ Га-Га на Петергофской дорогѣ. Спектакль этотъ посѣтилъ императоръ Александръ (Лѣтопись русскаго театра, стр. 171). Изъ послѣдующихъ представленій „Ябеды“ замѣчателенъ бенефисъ актера Щеникова, 2-го сентября 1814 г., когда комедія исполнялась по новой редакціи, съ поправками самого автора. Экземпляръ „Ябеды“, принадлежавшій Щеникову и заключавшій въ себѣ отмѣченные

500

имъ варіанты, подробно описанъ въ Русской Старинѣ 1873 г., т. VII, стр. 715—717. Комедія Капниста долго держалась на сценѣ. Популярность ея была очень велика, такъ что нѣкоторыя выраженія комедіи обратились въ пословицы.

Вступленіе на престолъ Александра I Капнистъ привѣтствовалъ одой, напечатанною въ Петербургѣ отдѣльною брошюрой въ 4-ку. Въ собраніяхъ сочиненій Капниста она носитъ заглавіе: „Память ноября 6-го дня 1796 года“: это объясняется тѣмъ, что ода не составляетъ панегирика вступающему на престолъ государю, а исключительно изображаетъ царствованіе Екатерины II, ея внѣшнія и въ особенности внутреннія дѣла.

23-го ноября 1804 г., какъ извѣстно, состоялось первое представленіе „Эдипа въ Аѳинахъ“. Капнистъ, безъ сомнѣнія, знакомый съ Озеровымъ по дому Оленина, присутствовалъ на этомъ спектаклѣ и тогда же написалъ извѣстное посланіе къ нему, напечатанное въ VI-й части Сѣвернаго Вѣстника 1805 г. и отдѣльно (Роспись Плавильщикова, № 5332). 17-го мая 1806 г., въ пользу актера Рыкалова, представлена была комедія Капниста „Сганаревъ, или мнимая невѣрность“. Это — передѣлка комедіи Мольера „Sganarelle, ou le cocu imaginaire“. Впослѣдствіи Капнистъ самъ осмѣялъ своего „Сганарева“ слѣдующею эпиграммой, напечатанною въ Сынѣ Отечества:

Никто не могъ узнать изъ цѣлаго партера,
Кто въ Сганаревѣ смѣлъ такъ осрамить Мольера;

Но общій и согласный свистъ
Всѣмъ показалъ, что то Капнистъ.

Не бо̀льшій, если не меньшій успѣхъ имѣла и его трагедія „Антигона“, представленная въ первый разъ на Маломъ театрѣ 21-го сентября 1814 г., въ бенефисъ К. С. Семеновой. Въ Сынѣ Отечества того же года, № XXXIX, стр. 43, появилась слѣдующая замѣтка рецензента: „Видѣвъ одно представленіе, не смѣемъ ничего сказать рѣшительнаго о семъ новомъ произведеніи нашего извѣстнаго лирика; но сколько можно судить по впечатлѣнію на слухъ и на сердце, стихи не сдѣлали большаго очарованія, и трагедія не могла возбудить соучастія“ Добродушный авторъ и на этотъ разъ осмѣялъ себя тремя эпиграммами, напечатанными въ Сынѣ Отечества и вошедшими въ смирдинское изданіе его сочиненій.

Въ 1806 году въ Петербургѣ были напечатаны „Лирическія сочиненія“ Капниста, съ посвященіемъ императору Александру, который пожаловалъ автору брилліантовый перстень, препровожденный Н. Н. Новосильцовымъ при письмѣ отъ 3-го октября 1806 г. (Лирическія сочиненія, стр. 247). Это собраніе сочиненій состоитъ изъ слѣдующихъ отдѣловъ: 1) оды духовныя, 2) торжественныя, 3) нравоучительныя и элегическія, 4) гораціанскія и анакреонтическія. Изданіе отличается изяществомъ и украшено рисунками Шустова и И. А. Иванова, которые гравировалъ Сандерсъ.

Кромѣ упомянутыхъ уже нами періодическихъ изданій, сочиненія Капниста печатались въ Другѣ Просвѣщенія, Отеч. Запискахъ, Вѣстникѣ Европы и въ Трудахъ Московскаго и Казанскаго общества любителей словесности, гдѣ Капнистъ былъ почетнымъ членомъ.

501

Съ самаго основанія Бесѣды любителей русскаго слова (14-го марта 1811 г.). Капнистъ былъ и ея почетнымъ членомъ. Изъ произведеній его, напечатанныхъ въ Чтеніяхъ Бесѣды, главнымъ образомъ обращаютъ на себя вниманіе прозаическія статьи. Въ 17-мъ Чтеніи (1815 г.) помѣщено извѣстное „Письмо къ С. С. Уварову“, который совѣтовалъ Гнѣдичу переводить Иліаду гекзаметрами; Капнистъ же находилъ невозможнымъ существованіе гекзаметра въ русскомъ языкѣ и предлагалъ для перевода Гомера размѣръ русскихъ народныхъ пѣсенъ. Уваровъ, какъ извѣстно, опровергъ его мнѣніе, чѣмъ окончательно убѣдилъ Гнѣдича переводить Иліаду размѣромъ подлинника. Разсужденіе свое о гекзаметрахъ Капнистъ еще въ концѣ 1813 года посылалъ на просмотръ Державину, Уварову и В. С. Томарѣ (Соч. Державина, т. VI, 278). Въ 18-мъ Чтеніи было напечатано Капнистомъ „Краткое изысканіе о Гипербореанахъ и коренномъ россійскомъ стихосложеніи“, представленное въ Бесѣду 8-го декабря 1814 года. Въ этомъ изслѣдованіи Капнистъ, сѣтуя на Ломоносова за то, что онъ „не возобновилъ древняго русскаго стихосложенія, предъ всѣми иностранными толико преимущественнаго“, рѣшается „вступить дерзостною ногою въ ристалище, минованное исполиномъ отечественнаго стихотворства“ и для того старается прежде всего доказать тожество Славянъ съ Гипербореянами, народомъ знаменитымъ, отъ котораго сами древніе Греки заимствовали искусства и науки. Очевидно, что въ этой части своего изслѣдованія Капнистъ руководствовался не строгою научною критикой, а чувствомъ патріотизма и различными фантастическими гипотезами, въ чемъ впрочемъ и самъ сознается. Въ концѣ своего изысканія онъ приводитъ образцы „русскаго кореннаго стихосложенія“ изъ „Бахаріаны“ Хераскова, „Ильи Муромца“ Карамзина и наконецъ отрывокъ изъ своего перевода Оссіановой поэмы „Картонъ“. Проѣзжая въ 1802 году чрезъ Москву въ Малороссію, Капнистъ посѣтилъ Хераскова и Карамзина, читалъ имъ небольшую поэму Оссіана, переведенную имъ размѣромъ простонародныхъ русскихъ пѣсенъ, и заслужилъ похвалу обоихъ (Соч. Капниста, смирд. изд., стр. 612; Бантышъ-Каменскій, Словарь достоп. люд. Русской земли, ч. II, 1847 г., стр. 68). О „Картонѣ“ упоминается также въ письмахъ Державина къ Капнисту отъ 30-го декабря 1813 г. и отъ 22-го января 1814 г. (Соч. Державина, т. VI, стр. 279—280) и въ письмѣ Капниста къ Уварову. По примѣру Капниста Гнѣдичъ также пытался переводить Оссіана русскимъ складомъ и находилъ, что этотъ складъ всего умѣстнѣе для передачи на нашъ языкъ Оссіановыхъ поэмъ (Сѣв. Вѣстникъ 1804 г., ч. I, стр. 65). „Краткое изысканіе о Гипербореанахъ“, какъ и слѣдовало ожидать, было встрѣчено въ печати насмѣшливыми отзывами (см. Вѣстникъ Евр. 1815 г., ч. LXXIX, № 2, стр. 103—105). Изъ письма Батюшкова къ Гнѣдичу отъ 7-го ноября 1811 г. видно, что Капнистъ уже въ то время занимался изслѣдованіемъ о Гипербореянахъ. Предметъ, избранный имъ, вызвалъ слѣдующій не лестный отзывъ Батюшкова: „Боже мой, чѣмъ Капнистъ занимается! Добро бы свое выдумывалъ! А то старыя бредни выпускаетъ въ свѣтъ, бредни дураковъ-Шведовъ, упсальскихъ профессоровъ, бредни Бальи-астронома, бредни этимологистовъ, которымъ насмѣялся Вольтеръ до сыта, бредни людей сумасшедшихъ, бредни безполезныя, которыя не питаютъ ни ума, ни сердца, бредни

502

головы ажь гуде!“ (т. III, стр. 150—151). Митрополитъ Евгеній въ письмѣ къ гр. Д. И. Хвостову, отъ января 1815 г., замѣчаетъ по поводу труда Капниста: „Въ журналѣ Сынѣ Отечества читалъ я критическое замѣчаніе объ Иперборейцахъ. Дѣйствительно, это феноменъ въ нашей словесности. Но онъ не новый. Ибо еще Тредьяковскій въ книгѣ своей о трехъ русскихъ древностяхъ доказывалъ происхожденіе греческаго языка отъ славянскаго. Тогда почли это славеноманіею, а теперь какъ почтутъ, не знаю“ (Сборн. 2-го отдѣл. Акад. наукъ, т. V, вып. 1, стр. 159).

Въ 1819 году Капнистъ издалъ въ Петербурге отдѣлъною брошюрой свое разсужденіе на русскомъ и французскомъ языкахъ: „О возстановленіи первыхъ шести пѣсней Одиссеи въ первобытный ихъ порядокъ“. Прежде того оно было уже напечатано въ Сынѣ Отечества 1817 г., ч. XLI, № 40, стр. 50—54. Въ LVI-й части того же журнала за 1819 г., № 38, стр. 193—213, появилась его статья: „Мнѣніе о томъ, что Улиссъ странствовалъ не въ Средиземномъ морѣ, но въ Черномъ и въ Азовскомъ моряхъ“. Но обѣ статьи не обратили на себя вниманія критики. Самъ Капнистъ говоритъ объ этомъ въ письмѣ къ А. А. Прокоповичу-Антонскому отъ 23-го іюня 1823 г.: „Молчаніе о нѣкоторыхъ изложенныхъ мною мнѣніяхъ, какъ-то: о перемѣщеніи пятой пѣсни „Одиссеи“ въ первую и о странствованіяхъ Улисса не въ Средиземномъ, но въ Черномъ морѣ, долженъ я считать знакомъ презрѣнія просвѣщенныхъ читателей къ моему велемудрствованію“ (Соч. Капниста, изд. 1849 г., стр. 629).

Нѣкоторыя изъ лирическихъ стихотвореній Капниста очень цѣнились въ свое время и пользовались большою извѣстностью; такъ, его элегія „На смерть Юліи“ вошла въ „Карманный пѣсенникъ“, изданный въ 1796 году И. И. Дмитріевымъ, и даже, по словамъ Н. Д. Горчакова, была положена на музыку (Москвит. 1846 г., ч. IV, № 7; стр. 31: Воспоминаніе о Капнистѣ). Изъ позднѣйшихъ элегій особенно славились двѣ: „Въ память береста“ (В. Евр 1823 г., ч. 132, № 21) и „Обуховка“ (Сынъ Отеч. 1818 г., ч. 48, № 33). Довольно любопытенъ слѣдующій отзывъ о стихотвореніяхъ Капниста, принадлежащій М. Н. Макарову и, безъ сомнѣнія, отражающій сужденія современниковъ: „Въ пѣсняхъ Капниста есть также своя отличительная классическая правильность... вездѣ лоскъ ученый, иногда слишкомъ выясненный, но все-таки пріятный, не тяжелый“ (Моск. Наблюдатель 1835 г., ч. 3, стр. 617). Многія изъ лирическихъ стихотвореній Капниста составляютъ переводы изъ латинскихъ поэтовъ или подражанія имъ. Любимымъ классикомъ его былъ Горацій. Послѣдніе годы своей жизни Капнистъ почти исключительно занимался имъ. Эти-то гораціанскія оды Капниста и разумѣетъ Батюшковъ, упоминая о немъ въ своей „Рѣчи“.

Въ 1849 году вышло смирдинское изданіе сочиненій Капниста. Оно пополнено многими стихотвореніями, написанными послѣ 1806 года, но не заключаетъ въ себѣ оды „На рабство“. Въ него же вошли драматическія піесы Капниста, прозаическія статьи и семь писемъ къ А. А. Прокоповичу-Антонскому. Замѣтимъ однако, что въ Трудахъ Московскаго общества любителей словесности напечатаны еще письма къ Антонскому, не вошедшія въ изданіе Смирдина, а также письмо къ А. В. Болдыреву.

Къ числу не изданныхъ произведеній Капниста принадлежитъ „Плачь

503

надъ Москвою“. Стихотвореніе это было прислано имъ Державину при письмѣ отъ 29-го апрѣля 1813 г. изъ села Кибинцевъ, принадлежавшаго Д. П. Трощинскому, у котораго въ то время Капнистъ гостилъ (Соч. Державина, т. VI, стр. 267—268). Объ этомъ же стихотвореніи самъ авторъ упоминаетъ въ письмѣ къ А. С. Шишкову отъ 13-го августа 1813 г. (Исторія Росс. академіи М. И. Сухомлинова, вып. VII, стр. 56).

Батюшковъ рано познакомился съ Капнистомъ; еще 19-го марта 1807 г. онъ писалъ Гнѣдичу: „Поклонись Меценату-Капнисту. Да скажи ему, что я не только Тасса съ собою не взялъ, но даже нѣтъ ни одного полустишія“ (т. III, стр. 8). Изъ этихъ словъ можно заключить, что Капнистъ обратилъ вниманіе Батюшкова на изученіе знаменитаго италіянскаго поэта. Позднѣе, уже по выходѣ въ свѣтъ „Опытовъ“ Батюшкова, гдѣ былъ напечатанъ „Умирающій Тассъ“, Капнистъ обратился къ нему съ посланіемъ (Сынъ Отеч. 1817 г., ч. 41, стр. 182—183), въ которомъ между прочимъ говоритъ:

Скажи мнѣ, Батюшковъ любезный,
Дай дружбѣ искренній отвѣтъ:
Зачѣмъ нельстивый и полезный
Ты пренебрегъ ея совѣтъ?
Зачѣмъ великолѣпно Тасса
Рѣшился вновь похоронить,
Когда средь русскаго Парнасса
Его ты могъ бы воскресить?
На то ль онъ краски безподобны
И кисть свою тебѣ вручилъ,
Чтобъ въ память ты его надгробный
Лишь кипарисъ изобразилъ?

Эти строки объясняются тѣмъ, что въ 1809 г. Батюшковъ предпринялъ было переводъ „Освобожденнаго Іерусалима“. Изъ писемъ Батюшкова къ Гнѣдичу видно, что Константинъ Николаевичъ переписывался и съ Капнистомъ (т. III, стр. 40, 42, 53, 88), но переписка ихъ остается неизвѣстною. Изъ разныхъ отзывовъ Батюшкова (преимущественно въ ранніе годы его литературной дѣятельности) видно, что онъ признавалъ въ Капнистѣ поэтическій талантъ. Въ письмахъ къ Гнѣдичу онъ неоднократно проситъ о присылкѣ ему сочиненій Капниста (т. III, стр. 13, 15, 36), а однажды высказываетъ даже такую мысль: „Кто хочетъ писать, чтобъ быть читаннымъ, тотъ пиши внятно, какъ Капнистъ, вѣрнѣйшій образецъ въ слогѣ“ (т. III, стр. 47). (В. С.).

— (Стр. 242). Юрій Александровичъ Нелединскій-Мелецкій (род. 6-го сентября 1752 г., ум. 14-го февраля 1828 г.) не принадлежалъ къ числу присяжныхъ, такъ-сказать, литераторовъ; но его немногочисленныя произведенія, въ особенности его, по выраженію Батюшкова, „вдохновенныя страстію“ пѣсни пользовались большою извѣстностью въ свое время и ставились на ряду съ подобными же произведеніями Карамзина и Дмитріева.

504

Свѣдѣнія о жизни Нелединскаго собраны въ книгѣ его внука (сына его дочери), князя Дм. Ал. Оболенскаго: „Хроника недавней старины“ (С.-Пб. 1876). Здѣсь же помѣщены и воспоминанія о Нелединскомъ князя П. А. Вяземскаго, который выросъ на его глазахъ, зналъ его близко и превосходно охарактеризовалъ эту замѣчательную личность. Кромѣ того, въ нѣкоторыхъ другихъ статьяхъ кн. Вяземскаго, и въ особенности въ его „Старой записной книжкѣ“, встрѣчается также не мало разказовъ и замѣтокъ о Юріѣ Александровичѣ. Изъ всѣхъ этихъ свѣдѣній обнаруживается, что Нелединскій былъ человѣкъ очень даровитый, умный и образованный, любезный въ обществѣ, очень пріятный собесѣдникъ и большой поклонникъ женской красоты, а въ молодости и большой повѣса. Но къ сожалѣнію, свои богатыя дарованія онъ растратилъ въ свѣтской жизни, и потому они принесли мало плодовъ, по крайней мѣрѣ для литературы. Одинъ изъ очень умныхъ и дѣльныхъ его современниковъ, Н. Н. Бантышъ-Каменскій, знавшій Нелединскаго съ молодости, замѣтилъ о немъ: „Вотъ человѣкъ съ достоинствами, но праздный!“ (Р. Архивъ 1876 г., кн. III, стр. 268). Батюшковъ тоже говорилъ, въ одномъ изъ писемъ Гнѣдичу, что „лѣность — его душа“ (т. III, стр. 128), и находилъ впослѣдствіи, что разсѣянный образъ жизни погубилъ Нелединскаго какъ писателя (т. III, стр. 404).

Начало литературной дѣятельности Нелединскаго восходитъ еще къ концу третьей четверти прошлаго вѣка: извѣстны его „Строфы на миръ 1774 года“. Наиболѣе позднія изъ его стихотвореній — польскій и хоръ, пѣтые въ Павловскѣ 27-го іюля 1814 г. Въ печати его стихотворенія появлялись въ Собесѣдникѣ любителей росс. слова 1783 г., въ Московскомъ Журналѣ 1791 и 1792 гг., въ Чтеніи для вкуса, разума и чувствованій 1792 г., въ Аонидахъ 1796 г., въ Вѣстникѣ Европы 1803, 1808, 1812 и 1813 гг., въ Чтеніи въ бесѣдѣ любителей русск. слова, кн. 11, въ Трудахъ общества любителей росс. словесности при Моск. университетѣ, и въ „Карманномъ пѣсенникѣ“ И. И. Дмитріева, 1796 г. Два стихотворенія его: стихи на кончину гр. П. И. Панина, 1789 г., и ода на побѣду подъ Мачиномъ, 1791 г., были напечатаны отдѣльно. Собранія его стихотвореній изданы дважды: Смирдинымъ въ Полн. собраніи русск. авторовъ, вмѣстѣ со стихами бар. Дельвига (1850 г.), и кн. Оболенскимъ, подъ заглавіемъ: Стихотворенія Юрія Александровича Нелединскаго-Мелецкаго. С.-Пб. 1876. Это второе изданіе значительно полнѣе смирдинскаго, но все-таки не содержитъ въ себѣ всѣхъ извѣстныхъ въ печати стиховъ Нелединскаго. Единственная прозаическая статья его — о собраніи сословій 15-го іюля 1812 г. въ Слободскомъ дворцѣ — напечатана въ Московскихъ Вѣдомостяхъ 1820 г., № 58. Краткая автобіографія Нелединскаго помѣщена въ Москвитянинѣ 1844 г., т. I, ч. 1, стр. 262—264, и въ болѣе полномъ видѣ въ „Хроникѣ недавней старины“. Тамъ же находятся многія письма Нелединскаго, преимущественно къ роднымъ, цѣликомъ или въ отрывкахъ. Еще письма Нелединскаго къ разнымъ лицамъ помѣщены въ Р. Архивѣ 1866, 1869, 1870 и 1873 гг., а отрывки изъ писемъ къ дочери, С. Ю. Самариной, въ Р. Старинѣ 1882 г., т. 33 (въ статьѣ о великой княгинѣ Еленѣ Павловнѣ).

505

Какъ человѣкъ, занимавшійся литературой только мимоходомъ, Нелединскій не принадлежалъ ни къ какой литературной партіи. Пѣсни его пользовались широкою извѣстностью далеко за предѣлами литературнаго міра, потому что въ тѣ времена пѣсни вообще были въ модѣ (М. Дмитріевъ, Мелочи изъ запаса моей памяти. М. 1869, стр. 45—46). Но собственно въ литературномъ кругу произведенія Нелединскаго были оцѣнены преимущественно Карамзинымъ, который дорожилъ сужденіями Нелединскаго и его сотрудничествомъ для своихъ изданій (Письма Карамзина къ Дмитріеву, стр. 37, 61), и Дмитріевымъ, когда онъ предпринялъ изданіе „Пѣсенника“ (тамъ же, стр. 30, 31). Позже главными почитателями таланта Нелединскаго также являются сторонники Карамзина — Жуковскій, Батюшковъ, князь Вяземскій и другіе арзамасцы, большею частью лично знавшіе Нелединскаго и, слѣдовательно, ближе могшіе оцѣнить его даровитость. Батюшковъ (въ письмѣ къ Гнѣдичу отъ 29-го мая 1811 г., т. III, стр. 128) называетъ Нелединскаго „Анакреономъ и Шольё нашего времени“ а въ стихотвореніи „Мои пенаты“ ставитъ его на ряду съ Богдановичемъ (т. I, стр. 137). Вяземскій и въ печати сравниваетъ его съ Шольё (стихотвореніе „Погребъ“ въ Вѣстникѣ Европы 1816 г., № 17 и 18, стр. 11; П. собр. сочин., т. III, стр. 117). Воейковъ, въ своемъ „Парнасскомъ адресъ-календарѣ“ характеризуетъ его слѣдующимъ образомъ: „Дѣйствительный поэтъ, чрезвычайный и полномочный посолъ царя Парнасскаго при дворѣ царицы Паѳосской. Имѣетъ на головѣ миртовый вѣнокъ и лавровый листъ въ петличкѣ съ надписью: „за переводъ Заиры“ (Р. Архивъ 1866 г., стр. 761; Р. Старина, т. 9, стр. 612). Кн. Вяземскій до конца жизни сохранилъ особенное уваженіе и нѣжность къ памяти Нелединскаго и высоко цѣнилъ его поэтическое дарованіе. Такъ, приведя нѣсколько стиховъ, написанныхъ Нелединскимъ, уже старикомъ, къ красавицѣ Е. С. Обрѣсковой, Вяземскій замѣчаетъ: „Сколько страсти въ этихъ стихахъ! И для того, кто зналъ поэта, сколько истины и задушевности въ выраженіи этой страсти! Это не піитическія упражненія на заданную себѣ сентиментальную и мадригальную тему. Нѣтъ, эти стихи выливались свободно изъ сердца, которое и въ молодости и къ другому кумиру внушило поэту слѣдующіе стихи:

О, еслибы могъ смертный льститься
Особый даръ съ небесъ имѣть:
Хотѣлъ бы въ мысль твою вселиться,
Твои желанья всѣ узрѣть,
Для нихъ пожертвовать собою
И тайну ту хранить въ себѣ,
Чтобъ счастлива была ты мною,
А благодарна лишь судьбѣ.

„Такихъ стиховъ не мало отыскивается у Нелединскаго...“ (Р. Архивъ 1866 г., ст. 890). Это позднѣйшее сужденіе кн. Вяземскаго вполнѣ объясняетъ намъ тотъ отзывъ, который Батюшковъ далъ о Нелединскомъ въ 1816 году.

О личныхъ сношеніяхъ нашего поэта съ Нелединскимъ см. во вступительной статьѣ къ настоящему изданію.

506

Совершенную противоположность Нелединскому представляетъ собою Алексѣй Ѳедоровичъ Мерзляковъ (род. 1778 г., ум. 26-го іюля 1830 г.). Для перваго литература была только забавой и развлеченіемъ, тогда какъ послѣдній, питомецъ Московскаго университета и съ 1804 г. профессоръ россійской поэзіи и краснорѣчія въ немъ, представляетъ собою типъ кореннаго словесника: въ теченіе многихъ лѣтъ онъ былъ офиціальнымъ поэтомъ университета и однимъ изъ главныхъ дѣятелей въ возникшемъ въ 1811 г. Московскомъ обществѣ любителей словесности, а публичными лекціями своими о литературѣ пріобрѣлъ извѣстность авторитетнаго критика. Воспитанный въ принципахъ псевдоклассицизма, онъ остался вѣренъ имъ до конца жизни, не смотря на то, что самъ сочинялъ пѣсни въ народномъ духѣ, что съ раннихъ лѣтъ находился въ дружескихъ связяхъ съ Жуковскимъ и видѣлъ нарожденіе новыхъ литературныхъ направленій.

Какъ человѣкъ, получившій классическое образованіе, Мерзляковъ вполнѣ раздѣлялъ мнѣніе М. Н. Муравьева о необходимости внесенія классическаго элемента въ русскую литературу. Съ этою цѣлью онъ, ободряемый Муравьевымъ, принялся за переводы греческихъ и римскихъ поэтовъ. Первые опыты переводовъ Мерзлякова: Сцены изъ Эврипидовой „Альцесты“ и Пиндарова ода Гіерону Сиракузскому были напечатаны въ Эфемеридахъ 1804 г., періодическомъ изданіи, предпринятомъ Муравьевымъ съ цѣлью распространенія вкуса къ древней филологіи. Затѣмъ, въ Вѣстникѣ Европы съ 1806 года стали появляться эклоги Виргилія, изданныя въ 1807 году отдѣльно, съ прибавленіемъ нѣкоторыхъ эклогъ Ѳеокрита, Біона и Мосха; въ VI-й книжкѣ Утренней Зари 1808 г. напечатана была „Ars poëtica“ Горація. Кромѣ Гораціевой піитики, Мерзляковъ еще въ 1807 году перевелъ піитику Аристотеля. Другіе переводы Мерзлякова изъ Гомера, Тиртея, Пиндара, Сафо, Эсхила, Софокла, Эврипида, Каллимаха, Клеонта стоика, изъ „Энеиды“ Виргилія, одъ Горація, изъ Тибулла, Проперція и Овидія печатались въ Вѣстн. Европы, Амфіонѣ, Трудахъ общества любителей словесности, Ураніи и потомъ, въ 1825—1826 гг., явились въ двухъ томахъ, подъ заглавіемъ: „Подражанія и переводы изъ греческихъ и латинскихъ стихотворцевъ“. Въ предисловіи къ этому сборнику Мерзляковъ говоритъ, что его цѣлью было „представить образцы древнихъ писателей во всѣхъ родахъ стихотворныхъ сочиненій, дабы учащійся могъ ихъ имѣть на своемъ языкѣ при самомъ истолкованіи правилъ піитики“. Тамъ же объясняетъ онъ и способъ своего перевода, особенно греческихъ трагиковъ: „Смѣло могу сказать, что почти всѣ представляемые здѣсь отрывки весьма близко переложены, но не переводы въ тѣснѣйшемъ смыслѣ слова; ибо я, переводя въ стихахъ, и не могъ, и не хотѣлъ этого сдѣлать. Даже предупреждаю знатоковъ греческаго подлинника, что я многое сокращалъ, что̀ мнѣ казалось слишкомъ растянутымъ, или неотносительнымъ къ минутѣ дѣйствующей страсти; иное перестанавливалъ и соединялъ первый актъ съ пятымъ въ своемъ отрывкѣ, дабы составить изъ того нѣчто цѣлое драматическое“ и пр. (см. вообще о Мерзляковѣ статью С. П. Шевырева въ Словарѣ профессоровъ Московскаго университета, т. II).

Весьма любопытно прослѣдить по разнымъ замѣчаніямъ Батюшкова взглядъ его на литературную дѣятельность Мерзлякова. Въ 1809 г., когда послѣдній

507

былъ извѣстенъ еще немногими переводами своими изъ древнихъ, но уже напечаталъ не малое количество оригинальныхъ стихотвореній, Батюшковъ вывелъ Мерзлякова въ числѣ дурныхъ, обреченныхъ на забвеніе поэтовъ въ своемъ „Видѣніи на берегахъ Леты“ и заклеймилъ его прозвищемъ „педанта“ (т. I, стр. 79). Таково, вѣроятно, было впечатлѣніе, вынесенное нашимъ авторомъ изъ первой встрѣчи съ Мерзляковымъ въ домѣ М. Н. Муравьева, который въ 1805 г. вызывалъ молодаго профессора въ Петербургѣ и „ввелъ его въ лучшій кругъ писателей, ученыхъ и государственныхъ людей“. И самъ Муравьевъ замѣтилъ тогда въ Мерзляковѣ недостатокъ „manners and fashion“ (Шевыревъ, Исторія Моск. университета, стр. 346), то-есть, недостатокъ той urbanité, которая, по мнѣнію нашего автора (т. III, стр. 47; т. II, стр. 243), должна быть лучшею школой для поэта „въ легкомъ родѣ“. Въ 1810 г. Батюшкову пришлось встрѣтиться съ Мерзляковымъ въ Москвѣ, гдѣ тогда ходила по рукамъ рукопись „Видѣнія“, и благородное поведеніе Мерзлякова въ отношеніи къ сочинителю сатиры (т. III, стр. 86 и 166) обезоружило послѣдняго. Ближе познакомившись съ московскимъ словесникомъ, Батюшковъ сталъ снисходительнѣе относиться и къ его произведеніямъ. Такъ, въ маѣ 1810 г. онъ писалъ Гнѣдичу: „Мерзляковъ читалъ 4-ю пѣснь Тасса, въ которой истинно есть прекрасные стихи“; и въ ноябрѣ 1811 г.: „Альцеста“ и „Поликсена“ Мерзлякова прекрасны. Это ему дѣлаетъ честь. Есть мѣста прелестныя и невольно исторгаютъ слезы“ (т. III, стр. 165). Къ переводамъ же Мерзлякова изъ Тасса относится и слѣдующій позднѣйшій отзывъ Батюшкова въ письмѣ къ Тургеневу, отъ 10-го сентября 1818 г.: „Слушать буду сегодня переводъ Мерзлякова, у котораго много пламенныхъ стиховъ и другаго прочаго“ (т. III, стр. 532). Не смотря однако на эти похвалы, въ Батюшковѣ оставалось нѣкоторое нерасположеніе къ Мерзлякову: онъ не могъ помириться съ тѣмъ, что университетскій поэтъ не цѣнилъ заслугъ Карамзина (т. III, стр. 141), и посмѣивался надъ „московскимъ пантеономъ“, то-есть, обществомъ любителей словесности (т. III, стр. 127, 132). Должно замѣтить, что вообще о Мерзляковѣ не особенно сочувственно отзывались ближайшіе друзья и почитатели Карамзина; см. отзывы о немъ И. И. Дмитріева (Р. Арх. 1867 г., ст. 1073—1074) и А. Ѳ. Воейкова въ „Парнасскомъ адресъ-календарѣ“ (Р. Арх. 1866 г., ст. 762). Изъ сличенія первоначальнаго текста „Рѣчи“ Батюшкова съ ея позднѣйшею редакціей видно, что въ начальный текстъ внесена была похвала и нѣкоторымъ оригинальнымъ стихотвореніямъ Мерзлякова „въ легкомъ родѣ“; но при перепечаткѣ „Рѣчи“ въ „Опытахъ“ это мѣсто было исключено. Такимъ образомъ, Батюшковъ признавалъ достоинство только за переводными піесами Мерзлякова. Замѣчательно, что о лучшихъ поэтическихъ произведеніяхъ Мерзлякова, объ его пѣсняхъ въ народномъ духѣ (см. о происхожденіи многихъ изъ нихъ указанія М. А. Дмитріева въ Мелочахъ изъ запаса моей памяти, стр. 172—164, а также весьма любопытное замѣчаніе самаго автора въ письмѣ къ А. И. Тургеневу — въ Р. Архивѣ 1866 г., ст. 648—649) Батюшковъ не говоритъ ни слова.

— (Стр. 242). Поэтическій талантъ Жуковскаго Батюшковъ цѣнилъ очень высоко; это видно, какъ изъ отзыва его въ „Рѣчи“, который рѣзко отличается отъ стоящихъ рядомъ сужденій о другихъ поэтахъ, такъ и изъ многочисленныхъ

508

замѣтокъ о Жуковскомъ, разсѣянныхъ въ другихъ сочиненіяхъ и письмахъ нашего автора. Въ „Воспоминаніи о Петинѣ“ (т. II, стр. 201) Батюшковъ называетъ Жуковскаго „поэтомъ, который сильно чувствуетъ и сильно выражаетъ горесть“. Ср. также „Мои пенаты“, посланіе къ Жуковскому и стихи къ его портрету (т. I, стр. 139, 144—145, 246). „Ты имѣешь все“, пишетъ Жуковскому нашъ авторъ, — „чтобы сдѣлать себѣ прочную славу, основанную на важномъ дѣлѣ“ (т. III, стр. 306; ср. еще тамъ же, стр. 73, 81, 112, 120, 299,—302, 451 и проч.). Тѣмъ не менѣе, воображеніе Жуковскаго Батюшковъ называлъ „своенравнымъ“ (ср. то же выраженіе въ варіантахъ къ „Письму о сочиненіяхъ М. Н. Муравьева“, т. II, стр. 410). Смыслъ этого эпитета разъясняется изъ сопоставленія между собою нѣкоторыхъ отрывковъ изъ писемъ Батюшкова. Въ письмѣ къ Гнѣдичу, отъ февраля 1811 г. (т. III, стр. 111), читаемъ: „Жуковскій написалъ балладу, въ которой стихи прекрасны, а сюжетъ взятъ на Спасскомъ мосту“ (то-есть, изъ лубочной литературы; говорится о I-й ч. „Двѣнадцати спящихъ дѣвъ“). Затѣмъ, въ письмѣ къ кн. Вяземскому отъ іюля 1812 г.: „Я читалъ балладу Жуковскаго... Жаль..., что онъ занимается такими бездѣлками“ (стр. 194); и въ письмѣ къ тому же лицу, отъ 10-го іюня 1813 г.: „Пора ему взяться за что-нибудь поважнѣе и не тратить ума своего на бездѣлки“ (стр. 227). Наконецъ, то же высказалъ Батюшковъ и самому Жуковскому, въ письмѣ отъ 3-го ноября 1814 г.: „У тебя воображеніе Мильтона, нѣжность Петрарки, и ты пишешь баллады! Оставь бездѣлки намъ. Займись чѣмъ нибудь достойнымъ твоего дарованія!“ (стр. 306). И еще въ письмѣ отъ августа 1815 г.: „Ты будешь совершенный поэтъ, если твои дарованія возвысятся до степени души твоей, доброй и прекрасной, и которая блеститъ въ стихахъ твоихъ“ (стр. 345; стр. 356). Словомъ, Батюшковъ, цѣня талантъ Жуковскаго, не сочувствовалъ роду поэзіи, имъ избранному, то-есть, балладамъ. Поэтому Батюшковъ и настаивалъ, чтобы Жуковскій занялся большою поэмой о Владимірѣ Святомъ (т. II, стр. 410, и т. III, стр. 99; ср. выше, стр. 410). Нерасположеніе Батюшкова къ балладамъ объясняется тѣмъ, что онъ понималъ ихъ въ слишкомъ ограниченномъ смыслѣ, имѣя въ виду лишь немногіе образцы балладъ-романсовъ во французской литературѣ (напримѣръ, Казотта) и упуская изъ виду то широкое развитіе, какое получила баллада у Нѣмцевъ и Англичанъ, подъ перомъ Бюргера, Шиллера, Вальтера Скотта, Саути и др. (см. о балладѣ, какъ особомъ поэтическомъ родѣ, замѣчанія П. Загарина: В. А. Жуковскій и его произведенія М 1883, стр. 29 и слѣд., а также H. Dederich, Uhland als episch-lyrischer Dichter. Padeborn. 1873, стр. 6 и слѣд). Здѣсь кстати будетъ замѣтить, что воспитанный на французской литературѣ Батюшковъ сходился въ нерасположеніи къ нѣмецкимъ балладамъ съ И. И. Дмитріевымъ, тоже питомцемъ Французовъ; послѣдній однажды, въ 1819 г., писалъ А. И. Тургеневу: „Оторвите Жуковскаго отъ нѣмчизны. Пора ходить на своихъ ногахъ, описать что-нибудь поважнѣе“ (Р. Архивъ 1867 г., ст. 1113).

— (Стр. 242) Стихотворная дѣятельность Александра Христофоровича Востокова (род. 1781 г., ум. 1864), заслужившая сочувственный отзывъ Батюшкова, теперь забыта и вполнѣ заслонена его великими заслугами на поприщѣ славяно-русской филологіи; но въ свое время, въ первые годы нынѣшняго вѣка, она имѣла нѣкоторое

509

значеніе. Питомецъ Академии Художествъ, Востоковъ принадлежалъ къ числу членовъ-учредителей Вольнаго Общества любителей словесности, наукъ и художествъ, которое возникло въ Петербургѣ въ 1801 г., и въ изданіяхъ этого, знакомаго и Батюшкову, кружка молодыхъ литераторовъ (Свитокъ музъ, 2 кн. 1802 и 1803 гг.; Періодическое изданіе, 1 кн. 1804 г.; С.-Петербургскій Вѣстникъ 1812 г.) Востоковъ преимущественно печаталъ свои произведенія. Кромѣ того, они появлялись въ Цвѣтникѣ 1809 и 1810 гг. и въ Сынѣ Отечества 1812—1814 гг. Послѣднія его стихотворенія — переводы четырехъ сербскихъ народныхъ пѣсенъ — напечатаны въ Сѣверныхъ Цвѣтахъ 1827 г. Отдѣльно изданы его стихи дважды: 1) Опыты лирическіе и другія мелкія сочиненія въ стихахъ. 2 части. С.-Пб. 1805—1806; 2) Стихотворенія Александра Востокова. Изданіе исправленное и умноженное. С.-Пб. 1821. Съ самаго начала своей литературной дѣятельности Востоковъ особенно интересовался вопросами версификаціи и старался примѣнять къ русскому стиху различные размѣры, встрѣчающіеся въ метрикѣ греческой и латинской кромѣ того, онъ писалъ стихи „народнымъ русскимъ складомъ“ и старался выработать его теорію. Его „Опытъ о русскомъ стихотвореніи“ появился сперва въ С.-Пб. Вѣстникѣ 1812 г., а въ 1817 г. былъ отпечатанъ отдѣльною книгой. Конечно, въ этихъ попыткахъ скорѣе виденъ изслѣдователь языка, чѣмъ поэтъ, но во всякомъ случаѣ заслуга Востокова касательно стихотворной техники несомнѣнна, хотя онъ и не сумѣлъ достигнуть той музыкальности стиха, которую выработалъ Жуковскій. По содержанію, стихотворенія Востокова замѣчательны между прочимъ въ двухъ отношеніяхъ: вопервыхъ, у него есть нѣсколько небольшихъ поэмъ на сюжеты изъ древне-славянской жизни, а вовторыхъ, у него встрѣчается довольно много переводовъ, со вкусомъ выбранныхъ изъ Сафо, Ѳеокрита, греческой антологіи, Катулла, Горація, Драйдена, Ж.-Б. Руссо, Вольтера, Дората, Рамлера, Клопштока, Лессинга, Гердера, Гете, Шиллера и др. См. о литературной дѣятельности Востокова статью Н. Корелкина въ Отеч. Запискахъ 1855 г. т. XCVIII; замѣтки А. Д. Галахова въ „Историч. Христоматіи“, т. II (С.-Пб. 1861); брошюру Н. И. Греча: Памяти Ал. Хр. Востокова (С.-Пб. 1864) и переписку Востокова въ Сборникѣ 2-го отд. Имп. Ак. Наукъ, т. V, вып 2.

Батюшковъ упоминаетъ о Востоковѣ только однажды — въ „Рѣчи“. Кромѣ того, въ письмѣ къ Гнѣдичу, отъ мая 1818 г., онъ приводитъ нѣсколько плохихъ стиховъ Востокова, вѣроятно, подавшихъ поводъ къ насмѣшкамъ въ свое время (т. III, стр. 493). Стихи эти могутъ служить доказательствомъ тому, что Востоковъ, въ своемъ подражаніи Карамзину, увлекался до употребленія такихъ галлицизмовъ, какихъ у Карамзина никогда не встрѣчается, особенно въ стихахъ.

— (Стр. 242). Въ сужденіи о стихотвореніяхъ князя Ивана Михайловича Долгорукаго (род. въ 1764 г., ум. 1823 г.) Батюшкову пришлось проявить особенную осторожность. Прежде всего онъ долженъ былъ помнить, что Долгорукій состоялъ почетнымъ членомъ въ томъ самомъ Московскомъ обществѣ любителей россійской словесности, для котораго была написана „Рѣчь“ нашего автора, что онъ очень цѣнилъ это отличіе и какъ бы въ отплату за него превозносилъ похвалами университетскаго поэта Мерзлякова (Соч. кн. Долгор., смирд. изд.,

510

т. I, стр. XI). Затѣмъ Батюшковъ долженъ былъ имѣть въ виду, что Долгорукій, хотя и стоялъ въ сторонѣ отъ господствующаго литературнаго движенія, однако пользовался довольно большою литературною извѣстностью, благодаря нѣсколькимъ своимъ произведеніямъ — любовнымъ посланіямъ и сатирическимъ піесамъ, въ которыхъ современники находили оригинальность и оттѣнокъ особаго — будто бы русскаго — остроумія. Объ этомъ свидѣтельствуетъ самъ Долгорукій въ предисловіи къ 3-му изданію своего сборника „Бытіе моего сердца“ (Соч. кн. Долгор., смирд. изд., т. I, стр. XIV), и то же подтверждаютъ позднѣйшіе отзывы М. А. Дмитріева (Князь Ив. Мих. Долгорукой и его сочиненія. М. 1863, стр. 187) и князя П. А. Вяземскаго. Послѣдній между прочимъ замѣчаетъ: „У него была своя публика, разукрашенная разными Глафирами, Парашами, Людмилами, Раидами и многими другими, которыя всѣ вмѣстѣ и каждая въ свою очередь одаряли поэта вдохновеніемъ. Въ предисловіи къ третьему изданію сочиненій своихъ онъ прямо говоритъ: „Первое изданіе стиховъ, вышедшее въ 1802 году и второе въ 1808, были посвящены женскому полу“. И чистосердечно, и похвально! Критикѣ нечего тутъ совать свой носъ и перо свое. Это не по ея части“ (Полн. собр. соч. кн. Вяземскаго, т. VIII, стр. 478—479). И дѣйствительно, при той несомнѣнной искренности, съ которою Долгорукій раскрывалъ въ своихъ произведеніяхъ „бытіе своего сердца“, онъ въ особенности оказывался по плечу большинству тогдашняго общества. Очень вѣрно объясняетъ М. А. Дмитріевъ эту связь между Долгорукимъ и его публикой и вліяніе послѣдней на него въ слѣдующихъ словахъ своего вышеупомянутаго сочиненія (стр. 257—258): „Свѣтское общество, довольное немногимъ количествомъ просвѣщенныхъ понятій, довольное собою и жизнію, говорящее на чужомъ языкѣ и легкомысленно порхавшее отъ забавы къ забавѣ, не могло требовать отъ поэта важныхъ откровеній духа, еще менѣе могло внушать ему важные помыслы. Съ одной стороны, его легкомысліе, съ другой — недалекость горизонта понятій и непросвѣщеніе другаго круга, напримѣръ, дворянскаго провинціальнаго, все это окружало поэта жизнію, въ которой трудно было его природному таланту развиться до художества ни въ полнотѣ духа, ни въ красотѣ формы, ни въ отчетливости языка стихотворнаго. Вліяніе всѣхъ этихъ причинъ, всѣхъ этихъ разнородныхъ и неопредѣленныхъ началъ, всей этой недозрѣлости видно и на стихотвореніяхъ князя Долгорукаго“. А если принять въ разчетъ, что Долгорукому, въ его молодости, досталось рѣдкое въ тѣ времена преимущество прослушать курсъ ученія въ Московскомъ университетѣ (1777—1780 гг.), и что впослѣдствіи онъ имѣлъ возможность слѣдить хотя бы за французскою литературой, то скудость умственнаго развитія, которая проявляется въ его сочиненіяхъ, должна быть отнесена, въ значительной мѣрѣ, и на счетъ ограниченности его личныхъ способностей.

Во всякомъ случаѣ, кн. Ив. М. Долгорукій, съ его полнымъ отсутствіемъ идеальныхъ стремленій и развитаго чувства изящнаго, былъ писатель вовсе не во вкусѣ Батюшкова. Еще въ 1809 г., въ письмѣ къ Гнѣдичу отъ 6-го сентября, онъ жалуется, что за неимѣніемъ книгъ въ деревнѣ, принужденъ читать пряники Долгорукаго (т. III, стр. 42). Здѣсь заключается намекъ на слѣдующіе, вѣроятно, подававшіе въ свое время поводъ къ насмѣшкамъ, стихи Долгорукаго въ піесѣ „Пиръ“ (Соч. Долгор., смирд. изд., т. I, стр. 384):

511

Посовѣстившись брать съ собой въ дорогу книжку,
Отъ голоду въ запасъ взялъ вяземску коврижку.
Не риѳму здѣсь хочу для книжки прибирать —
Нѣтъ, истинно люблю я пряники жевать.

Позже, въ письмѣ къ Вяземскому, отъ 26-го августа 1811 г. (т. III, стр. 138), Батюшковъ опять упоминаетъ объ этихъ пряникахъ, которые Долгорукій воспѣвалъ „вмѣстѣ съ Глафирою и съ прочими гостями его сердца“. Очевидно, стихотворство Долгорукаго служило Батюшкову только предметомъ насмѣшекъ. Поэтому и въ „Рѣчи“ (въ ея первоначальной редакціи) онъ снисходительно отмѣтилъ въ посланіяхъ князя только „живость и остроуміе“; при перепечаткѣ же „Рѣчи“ въ „Опытахъ“ и слово „остроуміе“ было вычеркнуто.

Для оцѣнки отзыва Батюшкова о Долгорукомъ нелишне принять во вниманіе и тѣ отношенія, въ которыхъ находились между собою Долгорукій и тотъ литературный кругъ, гдѣ вращался Батюшковъ. М. А. Дмитріевъ, въ своемъ сочиненіи о Долгорукомъ (стр. 262—264), говоритъ, что князь „стоялъ одинокъ между тогдашними авторами: онъ не былъ въ связи съ ними, не былъ въ сношеніяхъ литературныхъ, не принадлежалъ къ ихъ кругу. Кромѣ И. И. Дмитріева, съ которымъ сблизила его на короткое время гвардейская служба, онъ не былъ коротко знакомъ ни съ однимъ изъ современныхъ писателей“. Долгорукій однако печаталъ свои стихотворенія въ Аонидахъ Карамзина (1797—1798 гг.), о чемъ и вспоминалъ впослѣдствіи съ удовольствіемъ (Соч., смирд. изд., т. I, стр. 386), и вообще признавалъ его образцовымъ писателемъ (тамъ же, стр. XI), но въ то же время помѣщалъ свои произведенія и въ изданіяхъ не расположеннаго къ Карамзину Сохацкаго: Пріятное и полезное препровожденіе времени (1798—1799 гг.) и Иппокрена (1799—1801 гг.). У Карамзина мы не встрѣтили никакихъ отзывовъ о Долгорукомъ. Къ Дмитріеву Долгорукій въ молодости (1789 г.) написалъ дружеское посланіе, въ которомъ между прочимъ говоритъ, что Богъ ему „талантъ открылъ перомъ своимъ плѣнять“ (Соч. Долгор., смирд. изд., т. I, стр. 235); но впослѣдствіи старые сослуживцы разошлись: князь находился подъ судомъ послѣ своего губернаторства во Владимірѣ и считалъ Дмитріева, бывшаго въ то время министромъ юстиціи, виновникомъ своихъ неудачъ по службѣ (М. А. Дмитріевъ, Князь Ив. М. Долгорукой, стр. 116). Съ своей стороны, И. И. Дмитріевъ, зная страсть князя играть на театрѣ, которая не покидала его и въ старости, и во время служебныхъ неудачъ, посмѣивался надъ этою слабостью Долгорукаго (Р. Архивъ 1867 г., ст. 1103). Изъ книги М. А. Дмитріева видно, что Долгорукій находился въ короткихъ отношеніяхъ къ В. Л. и А. М. Пушкинымъ и къ Ѳ. Ѳ. Кокошкину, а самъ князь свидѣтельствуетъ (Соч., смирд. изд., т. I, стр. 186), что онъ наслаждался произведеніями Жуковскаго, котораго зналъ и лично. Что же касается другихъ молодыхъ литераторовъ, принадлежавшихъ къ кружку Арзамаса, то въ ихъ средѣ талантъ Долгорукаго, по видимому, не пользовался уваженіемъ; такъ напримѣръ, Воейковъ вовсе не упоминаетъ о князѣ въ своемъ „Парнасскомъ адресъ-календарѣ“. Изъ этого видно, что холодный отзывъ Батюшкова о Долгорукомъ вообще сходенъ съ тѣмъ, что̀ думали о немъ люди болѣе или менѣе близкіе нашему поэту. Въ письмѣ къ Гнѣдичу,

512

отъ апрѣля 1811 г., Батюшковъ упоминаетъ Долгорукаго въ числѣ плохихъ поэтовъ на ряду съ кн. Шаликовымъ (т. III, стр. 121); но, по мнѣнію Вяземскаго, который на послѣднихъ страницахъ своей „Записной книжки“, слѣдовательно, уже въ концѣ своей литературной дѣятельности, взялъ Долгорукаго подъ свою защиту, такое сближеніе невѣрно: „Онъ — влюбчивый поэтъ. Онъ — поэтъ-сердечкинъ, но не въ родѣ Шаликова. Въ немъ была искренность, была нерѣдко глубина чувства“ (П. собр. соч. кн. Вяземскаго, т. VIII, стр. 477).

— (Стр. 242). О сочиненіяхъ А. Ѳ. Воейкова Батюшковъ упоминаетъ лишь весьма мало; онъ придавалъ имъ, очевидно, небольшую цѣну. Отмѣтимъ только въ одномъ изъ писемъ къ Гнѣдичу (т. III, стр. 164) похвальный отзывъ о сатирѣ Воейкова „Объ истинномъ благородствѣ“, напечатанной сперва въ Вѣстникѣ Европы 1806 года, ч. XXIX, № 19, въ формѣ посланія къ Сперанскому, а потомъ перепечатанной подъ названіемъ „Посланіе къ Эмилію“ въ „Собраніи русскихъ стихотвореній“, изданномъ Жуковскимъ. На эту же сатиру-посланіе Батюшковъ ссылается ниже, въ примѣчаніяхъ своихъ къ „Рѣчи“ (стр. 248). Кстати замѣтить, что добродушный Жуковскій усердно бралъ литературное дарованіе Воейкова подъ свою защиту (письмо къ А. И. Тургеневу отъ 21-го февраля 1817 г., Р. Арх. 1867 г., ст. 817).

— (Стр. 242). Василій Львовичъ Пушкинъ былъ одинъ изъ близкихъ пріятелей нашего поэта, хотя и значительно старше его годами. Онъ родился въ Москвѣ 27-го апрѣля 1770 года. Отецъ его, Левъ Александровичъ (род. въ 1723 г., ум. въ 1790), служившій въ гвардіи, былъ женатъ два раза: первая жена его, М. М. Воейкова, оставила трехъ сыновей; отъ второй, О. В. Чичериной, родились Сергѣй и Василій Львовичи и двѣ дочери — Анна Львовна и Елизавета Львовна, вышедшая впослѣдствіи замужъ за Матвѣя Михайловича Солнцева. Владѣя большимъ состояніемъ, Левъ Александровичъ жилъ въ Москвѣ открыто и роскошно, по временамъ удаляясь въ свои помѣстья, особенно въ село Болдино, Лукояновскаго уѣзда Нижегородской губерніи. Сыновья его получили блестящее домашнее воспитаніе. Главнымъ предметомъ ихъ обученія былъ, конечно, французскій языкъ, которымъ Сергѣй и Василій Пушкины владѣли въ совершенствѣ. Василій Львовичъ, кромѣ французскаго, зналъ нѣмецкій, англійскій, италіянскій и латинскій языки. Поступивъ въ Измайловскій полкъ, гдѣ тогда находился и И. И. Дмитріевъ, Василій Львовичъ дослужился только до чина поручика, а въ 1797 году вышелъ въ отставку и поселился на житье въ Москвѣ. Здѣсь онъ вращался среди лучшаго общества, щеголяя остроуміемъ и утонченною любезностью (Росс. родословная книга, ч. IV, стр. 186—187; Опытъ краткой исторіи русск. литературы, Н. И. Греча. С.-Пб. 1822, стр. 333; Отеч. Зап. 1853 г. № 11, стр. 11: Родъ и дѣтство Пушкина, П. И. Бартенева). Къ этому времени относится его знакомство съ Карамзинымъ, сотрудничество въ его Аонидахъ и женитьба на красавицѣ Капитолинѣ Михайловнѣ Вышеславцовой, съ которою однако Василій Львовичъ развелся въ 1802 году (Р. Арх. 1879 г., кн. I, стр. 509). Въ 1803—1804 гг. Пушкинъ путешествовалъ по Европѣ и посѣтилъ Германію, Францію и Англію. М. Н. Макаровъ говоритъ, что во все время своего путешествія Василій Львовичъ велъ переписку

513

съ друзьями (Дамск. Журн. 1830 г., ч. XXXI, № 28, стр. 168). Изъ этой переписки напечатаны только два письма его къ Н. М. Карамзину: одно изъ Берлина отъ 28-го іюня 1803 г., другое изъ Парижа отъ 12-го сентября того же года (В. Евр. 1803 г., ч., X, № 14, стр. 109—113; ч. XI, № 20, стр. 245—251). „Въ Берлинѣ“, пишетъ Пушкинъ, — „я живу очень пріятно. Г. Алопеусъ, министръ нашъ, человѣкъ умный и благосклонный. Г. Коцебу былъ у меня, и я третьяго дня у него ужиналъ; подарилъ ему портретъ вашъ, и онъ благодарилъ меня чрезвычайно. Вчера я видѣлъ въ первый разъ Ифланда: актеръ безподобный, и какихъ я, конечно, видалъ мало. Онъ играетъ такъ натурально, такъ хорошо, что я хотя по нѣмецки знаю плохо, но понималъ все. Актрисы здѣсь также очень хороши: Унцельманъ, Миллеръ и пр. Я сидѣлъ въ ложѣ у Коцебу; играли его новую комедію „Die Pagen-Streiche“, которая еще неизвѣстна въ Россіи. Сегодня я званъ на вечеръ къ г. Мерта, здѣшнему книгопродавцу, ученому и любезному человѣку“. Далѣе слѣдуетъ описаніе достопримѣчательностей города. Изъ соотечественниковъ своихъ Пушкинъ упоминаетъ о священникѣ Иванѣ Борисовичѣ Чудовскомъ и говоритъ: „Онъ съ удовольствіемъ вспоминаетъ о васъ и сказывалъ мнѣ, что вы у него пили чай въ Дрезденѣ“. Въ Берлинѣ же Василій Львовичъ познакомился съ однимъ Полякомъ, Бернаки, любителемъ русской литературы. Бернаки сообщилъ Пушкину польскія басни, изъ которыхъ Василій Львовичъ перевелъ одну и переслалъ Карамзину. Басня эта „Соловей и Чижъ“ напечатана въ Вѣстн. Евр. 1803 г., ч. X, № 15, стр. 203. Въ письмѣ изъ Парижа Пушкинъ разсказываетъ о знакомствѣ своемъ съ аббатомъ Сикаромъ, Дюсисомъ, Бернарденомъ де-Сенъ-Пьеромъ, Арно, Виже, Мерсье, г-жею Жанлисъ, супругами Рекамье и актрисою Дюшенуа, при чемъ прибавляетъ: „Вы знаете мою страсть къ спектаклямъ и можете вообразить, съ какимъ удовольствіемъ бываю въ парижскихъ!“ Въ Сенъ-Клу Василій Львовичъ представлялся первому консулу и и его женѣ, при чемъ аудіенція продолжалась около получаса. Желая познакомить Французовъ съ нашею народною поэзіей, Пушкинъ перевелъ на французскій языкъ нѣсколько старинныхъ русскихъ пѣсенъ, которыя тогда же были напечатаны въ журналѣ графа Сегюра Archives littéraires (Дамск. Журн. 1830 г., ч. XXXI, № 28 стр. 168). О пребываніи Пушкина въ Англіи свидѣтельствуютъ современники его: И. И. Дмитріевъ, М. А. Дмитріевъ и М. Н. Макаровъ. Послѣдній говоритъ между прочимъ, что Василій Львовичъ, живя въ Лондонѣ, занимался англійскимъ языкомъ и перевелъ нѣсколько отрывковъ изъ Томсоновой поэмы: „Четыре времени года“. Когда Пушкинъ возвратился изъ-за границы, Парижемъ отъ него такъ и вѣяло. Одѣтъ онъ былъ съ парижской иголочки съ головы до ногъ; прическа à la Titus, углаженная, умащенная древнимъ масломъ, huile antique. Въ простодушномъ самохвальствѣ давалъ онъ дамамъ обнюхивать голову свою“ (П. собр. соч. кн. Вяземскаго, т. I, стр. XXIX). Не однѣ однако моды вывезъ Пушкинъ изъ своего путешествія; въ это же время онъ собралъ драгоцѣнную библіотеку; многія изъ книгъ его собранія принадлежали королевской и другимъ богатымъ до революціи французскимъ библіотекамъ. Извѣстный библіоманъ того времени, графъ Д. П. Бутурлинъ, завидовалъ собранію Пушкина, а самъ владѣлецъ очень гордился своимъ пріобрѣтеніемъ (Дамск. Журн., стр. 169). Заграничное

514

путешествіе В. Л. Пушкина подало И. И. Дмитріеву поводъ написать шуточное стихотвореніе: „Путешествіе NN въ Парижъ и Лондонъ. Писанное за три дни до путешествія. Въ трехъ частяхъ“. Съ согласія Василія Львовича піеса эта была напечатана въ 1808 г., въ Москвѣ въ типографіи П. П. Бекетова (въ 32-ю д. л.), съ приложеніемъ виньетки, изображающей самого Пушкина, который слушаетъ декламацію знаменитаго трагика Тальмы. Съ послѣднимъ Василій Львовичъ дѣйствительно познакомился въ Парижѣ (въ 1-мъ томѣ Полнаго собранія сочиненій князя П. А. Вяземскаго, стр. 309, напечатана остроумная записка Тальмы къ Пушкину). Первое изданіе „Путешествія NN“, напечатанное въ количествѣ 50 экземпляровъ, исключительно для дружескаго кружка, въ продажу никогда не поступало и составляетъ большую библіографическую рѣдкость. Но это стихотвореніе было перепечатано М. Н. Лонгиновымъ въ Современникѣ 1856 г., № 8, стр. 141—146. Въ бумагахъ П. П. Бекетова, въ числѣ рукописныхъ стихотвореній И. И. Дмитріева, сохранилось и это, подъ заглавіемъ: „Путешествіе В. Л. Пушкина въ чужіе края въ 1803 и 1804 гг.“ (Р. Арх. 1876 г., стр. 981). Въ сочиненіяхъ А. С. Пушкина, изд. 8-е, т. V, стр. 241, есть небольшая замѣтка объ этомъ произведеніи.

Возвратившись изъ-за границы, В. Л. Пушкинъ исключительно посвятилъ себя литературѣ и сталъ сотрудничать въ различныхъ петербургскихъ и московскихъ журналахъ. Будучи сторонникомъ Карамзина, какъ по личнымъ отношеніямъ, такъ и по литературнымъ убѣжденіямъ, Василій Львовичъ принялъ дѣятельное участіе въ спорѣ, возникшемъ между послѣдователями стараго и новаго слога. Въ 1810 году, находясь въ Петербургѣ, онъ напечаталъ въ декабрьской книжкѣ Цвѣтника посланіе къ В. А. Жуковскому, въ которомъ, осмѣивая „весь соборъ безграмотныхъ Славянъ“, говоритъ:

Я — признаюсь — люблю Карамзина читать
И въ слогѣ Дмитреву стараюсь подражать.
Кто мыслитъ правильно, кто мыслитъ благородно,
Тотъ изъясняется пріятно и свободно.
Славянскія слова таланта не даютъ,
И на Парнассъ они поэта не ведутъ.
Кто русской грамотѣ, какъ должно, не учился,
Напрасно тотъ писать трагедіи пустился;
Поэма громкая, въ которой плана нѣтъ,
Не пѣснопѣніе, но сущій только бредъ.
Вотъ мнѣніе мое! Я въ немъ не ошибаюсь
И на Горація и Депрео ссылаюсь...

Въ то же время и Д. В. Дашковъ выступилъ противъ Шишкова съ своею критикой „Перевода двухъ статей изъ Лагарпа“. Отвѣтомъ Дашкову и Пушкину явилось „Разсужденіе о краснорѣчіи. Священнаго Писанія“, читанное Шишковымъ въ годичномъ собраніи Россійской Академіи 3-го декабря 1810 г. (напеч. въ 1811 г.). Это разсужденіе, доказывающее тожество языковъ славянскаго и русскаго, заключаетъ въ себѣ между прочимъ и личные намеки на В. Л. Пушкина. Послѣдній не замедлилъ отвѣтомъ и въ 1811 году напечаталъ отдѣльною

515

брошюрой „Два посланія“ съ слѣдующимъ „предувѣдомленіемъ“: „Первое изъ сихъ посланій (къ В. А. Ж.) напечатано было въ 12-мъ номерѣ Цвѣтника 1810 г. и было причиною происшествія весьма страннаго въ нашей словесности. Всѣмъ извѣстна польза, проистекающая изъ сего рода дидактическихъ сочиненій: древніе и новые писатели употребляли оныя для исправленія пороковъ или, переходя отъ общаго къ частному, для направленія на прямой путь въ словесности молодыхъ, неопытныхъ авторовъ. Важная и благородная цѣль сочиненій сихъ всегда была достойно уважаема. Кто бы подумалъ, что въ наше просвѣщенное время будутъ презирать ихъ, подражанія онымъ называть модными посланіями и, что всего хуже, отвѣчать на нихъ непозволительными личностями? Въ одномъ „Присовокупленіи“, читанномъ, какъ увѣряютъ въ академіи (въ чемъ однакожь я весьма сомнѣваюсь), г. сочинитель говоритъ слѣдующее: „Сіи судьи и стихотворцы въ посланіяхъ своихъ взываютъ къ Виргиліямъ, Гомерамъ, Софокламъ, Еврипидамъ, Гораціямъ, Ювеналамъ, Саллустіямъ, Ѳукидидамъ, затвердя одни только имена и, что всего удивительнѣе, научась благочестію въ „Кандидѣ“, а благонравію и знаніямъ въ парижскихъ переулкахъ, съ поврежденнымъ сердцемъ и помраченнымъ умомъ вопіютъ противъ невѣжества и, обращаясь къ тѣнямъ великихъ людей, толкуютъ о наукахъ и просвѣщеніи“.

Risum teneatis, amici?

„И я вмѣсто того, чтобы сердиться на такую нескладицу, хотѣлъ бы лучше самъ посмѣяться ей отъ добраго сердца; но обвиненія, относящіяся до нравственности и вѣры, слишкомъ важны. Я долженъ былъ опровергнуть оныя и, кажется, исполнилъ сіе во второмъ посланіи къ Д. В. Дашкову, равномѣрно навлекшему на себя учтивою критикою гнѣвъ новѣйшихъ нашихъ Славянъ“. Посланіе это касается всѣхъ вообще „раскольниковъ-Славянъ“, которыхъ Пушкинъ выставляетъ врагами истиннаго просвѣщенія, а въ частности — Шишкова, выведеннаго подъ именемъ Старослова.

Въ 1811 году Пушкинъ находился уже въ Москвѣ и напечаталъ книжку „О каруселяхъ“ (см. выше, стр. 392), которая была встрѣчена неблагосклоннымъ отзывомъ Каченовскаго въ Вѣстникѣ Европы 1811 г., ч. 58, № 16. Къ этому же времени относится извѣстное сатирическое стихотвореніе Пушкина „Опасный сосѣдъ“. Батюшковъ въ письмѣ къ Н. И. Гнѣдичу, отъ первой половины апрѣля 1811 г., говоритъ: „В. Л. Пушкинъ сочинилъ сатиру, сюжетъ весьма благороденъ: б....; но стихи истинно прекрасны, много силы, живости, выраженія... Пушкинъ въ своей сатирѣ удивительно смѣшно отдѣлалъ Шихматова, Шаховскаго и Шишкова“ (т. III, стр. 118).

„Опасный сосѣдъ“ имѣлъ пять изданій. О первомъ изъ нихъ мы находимъ любопытное извѣстіе въ біографической статьѣ Н. И. Греча о баронѣ Павлѣ Львовичѣ Шиллингѣ-фонъ-Канштатѣ (род. около 1787 г., ум. въ 1837 г.): „Въ Мюнхенѣ“, пишетъ Гречъ, — „изобрѣтена и усовершенствована литографія. По вторичномъ вступленіи союзныхъ войскъ въ Парижъ (1815 г.), Шиллингъ былъ тамъ и вмѣстѣ съ другими Русскими былъ приглашенъ министерствомъ нашимъ къ содѣйствію въ составленіи и перепискѣ разныхъ актовъ на французскомъ языкѣ, которыхъ нельзя было повѣрить иностранцамъ. Эти работы занимали

516

значительное число лицъ день и ночь. Шиллингъ, по природѣ нетерпѣливый и неусидчивый, кряхтѣлъ за письменнымъ столомъ и однажды какъ-то сказалъ, что этого продолжительнаго копированія бумагъ можно бъ было избѣжать употребленіемъ литографіи, которая въ то время едва ли гдѣ была извѣстна, исключая Мюнхена. Слѣдовало налитографировать что-нибудь по русски. Шиллингъ припоминалъ себѣ разныя стихотворенія, выученныя имъ въ Первомъ кадетскомъ корпусѣ и въ свѣтѣ, и ни одного не могъ вспомнить вполнѣ. Вдругъ напалъ онъ на карикатурную идиллію В. Л. Пушкина: „Опасный сосѣдъ“, выгравировалъ ее и отправился съ нею обратно въ главную квартиру. Содержаніе опыта возбудило общій смѣхъ, а исполненіе оказалось безукоризненнымъ. При министерствѣ иностранныхъ дѣлъ (въ Петербургѣ) заведена была литографія, первая въ Россіи, и Шиллингъ назначенъ ея директоромъ“ (С. Пчела 1853 г., № 142). Второе изданіе напечатано въ Лейпцигѣ, въ типографіи Брокгауза, въ 1855 году, съ предисловіемъ С. Д. Полторацкаго, гдѣ между прочимъ говорится слѣдующее: „Въ маѣ мѣсяцѣ 1830 года, передъ выѣздомъ моимъ изъ Москвы въ путешествіе за границу, видѣлся я въ послѣдній разъ съ В. Л. Пушкинымъ, въ домѣ его на Басманной. На этомъ вечерѣ были оба братья Полевые, издатели Московскаго Телеграфа (1825—1834), и многіе другіе русскіе литераторы. Находясь въ обыкновенномъ своемъ веселомъ расположеніи духа, Пушкинъ разсмѣшилъ насъ всѣхъ слѣдующею просьбою, съ которою обратился ко мнѣ: „Милый мой, ты, вѣроятно, будешь въ Берлинѣ, въ Лейпцигѣ, Парижѣ; тамъ есть русскія типографіи; потѣшь меня, пожалуйста: напечатай моего „Опаснаго сосѣда“, лучшее и удачнѣйшее изъ моихъ стихотвореній. Оно извѣстно въ Россіи только въ рукописи, и жаль, если пропадетъ и не дойдетъ до потомства. Вотъ тебѣ исправный списокъ: тисни его и тѣмъ порадуй меня“. Мы всѣ захохотали, услышавъ такое порученіе. Я не далъ обѣщанія выполнить желаніе автора, потому что не полагалъ этого возможнымъ. Узнавъ же (въ бытность мою въ Москвѣ въ іюлѣ 1853 года) изъ... статьи Н. И. Греча, напечатанной въ С. Пчелѣ, что это стихотвореніе В. Л. Пушкина было уже литографировано въ 1815 году и роздано многимъ лицамъ, находившимся при главной квартирѣ русской арміи, исполняю нынѣ, по истеченіи 25-ти лѣтъ, желаніе покойнаго автора, которому, вѣроятно, не было извѣстно изданіе, литографированное въ Мюнхенѣ, потому что онъ ничего не упомянулъ мнѣ объ этомъ, когда давалъ свое порученіе. Первое изданіе должно быть большою библіографическою рѣдкостью, да и едва ли сохранилось оно у кого-нибудь“. Послѣдующія изданія напечатаны въ Берлинѣ въ 1859, 1871 и 1876 гг. Объ „Опасномъ сосѣдѣ“ въ первый разъ печатно упомянуто въ посланіи А. С. Пушкина „Городокъ“ (Росс. Музеумъ 1815 г., № 7) слѣдующими стихами:

И ты, замысловатый
Буянова пѣвецъ,
Въ картинахъ столь богатый
И вкуса образецъ.

Другое посланіе А. С. Пушкина (1816 г.) къ своему дядѣ (Соч. изд. 8-е, т. I, стр. 160) начинается такъ:

517

Тебѣ, о Несторъ Арзамаса,

Въ бояхъ воспитанный поэтъ,
Опасный для пѣвцовъ сосѣдъ,
Защитникъ вкуса, грозный Вотъ!

Въ „Евгеніѣ Онѣгинѣ“ есть также нѣсколько стиховъ объ „Опасномъ сосѣдѣ“. Батюшковъ, находя сатиру Пушкина изящнымъ, оригинальнымъ поэтическимъ произведеніемъ, не разъ упоминаетъ о ней въ письмахъ къ Гнѣдичу (т. III, 128, 132, 255).

Нашествіе Французовъ заставило В. Л. Пушкина удалиться изъ Москвы въ Нижній-Новгородъ, гдѣ собралось тогда почти все лучшее московское общество (см. письма Батюшкова, т. III, стр. 206 и 268, и статью въ С. Пчелѣ 1845 г., № 72, подъ заглавіемъ: „Общество литераторовъ въ Нижнемъ-Новгородѣ въ 1812 году“). Въ письмѣ къ князю П. А. Вяземскому изъ Нижняго-Новгорода, отъ 14-го декабря 1812 г., Пушкинъ говоритъ: „Я потерялъ въ ней (Москвѣ) все движимое мое имѣніе. Новая карета, дрожки, мебели и драгоцѣнная моя библіотека, все сгорѣло... Ты спрашиваешь: что̀ я дѣлаю въ Нижнемъ-Новгородѣ? Совсѣмъ ничего. Живу въ избѣ, хожу по морозу безъ шубы, и денегъ нѣтъ ни гроша Вотъ завидное состояніе, въ которомъ я теперь нахожусь... Посылаю тебѣ стихи мои къ жителямъ Нижняго-Новгорода. Три первые куплета тебѣ извѣстны. Вотъ и послѣдніе“ (Р. Арх. 1866 г., стр. 241—243). По поводу этого посланія князь П. А. Вяземскій дѣлаетъ слѣдующее замѣчаніе: „И. И. Дмитріевъ любилъ Пушкина, но не щадилъ его своими шутками: онъ говорилъ, что эти стихи напоминаютъ ему колодника, который подъ окномъ проситъ милостыню и оборачивается съ ругательствомъ къ уличнымъ мальчишкамъ, которые дразнятъ его“ (ibid.).

По словамъ М. Н. Макарова, Пушкинъ, живя въ своей нижегородской деревнѣ около Лукоянова, велъ постоянную переписку съ родными и друзьями и приготовлялъ къ изданію свои стихотворенія (Дамск. Журн. 1830 г., ч. XXXI, № 28, стр. 169) Выѣхавъ изъ Нижняго-Новгорода, Пушкинъ побывалъ, въ Петербургѣ и въ концѣ февраля 1813 года возвратился въ Москву. Въ письмѣ къ князю П. А. Вяземскому, отъ 27-го февраля 1813 г., Батюшковъ упоминаетъ о выѣздѣ Василія Львовича изъ Петербурга на канунѣ чтенія „Расхищенныхъ Шубъ“ Шаховскаго. Эта героикомическая поэма въ трехъ пѣсняхъ, печатавшаяся въ Чтеніяхъ въ Бесѣдѣ любителей русскаго слова, кн. 3, 7 и 19 (1811—1815 гг.), имѣла большое значеніе въ полемикѣ сторонниковъ Карамзина съ послѣдователями Шишкова. Авторъ ея еще „Новымъ Стерномъ“ (1805 г.) возбудилъ къ себѣ большую непріязнь въ первыхъ, которые съ тѣхъ поръ стали преслѣдовать Шаховскаго насмѣшками и давали ему въ печати прозвище Шутовскаго. В. Л. Пушкинъ въ „Опасномъ сосѣдѣ“ также задѣлъ его слѣдующими стихами:

Двѣ гостьи дюжія смѣялись, разсуждали
И Стерна Новаго, какъ диво, величали.
(Прямой талантъ вездѣ заступниковъ найдетъ!)

518

Шаховской рѣшился отмстить своимъ литературнымъ врагамъ „Расхищенными Шубами“, гдѣ главнымъ дѣйствующимъ лицомъ является переплетчикъ и старшина мѣщанскаго клуба Гашпаръ, именемъ котораго впослѣдствіи стали называть самого Шаховскаго. Во второй пѣсни „Расхищенныхъ Шубъ“ есть ясные намеки на Пушкина. Такъ, рѣчь нотаріуса Спондея почти цѣликомъ заимствована изъ посланія Василія Львовича къ Жуковскому. Два слѣдующіе стиха:

Хотя въ Меркуріи романсъ твой помѣщенъ,
Хоть эпиграммою ты сдѣлался извѣстенъ...

указываютъ на стихотвореніе Пушкина „Къ камину“ и на эпиграмму его (Какой-то стихотворъ..), напечатанную въ Аонидахъ (1798—1799 гг.), кн. III, стр. 248.

Въ 1814 году Пушкинъ опять ѣздилъ въ Нижній-Новгородъ и здѣсь написалъ второе посланіе къ Д. В. Дашкову (Вѣстн. Евр. 1814 г., ч. 74, № 7), въ которомъ упоминаетъ, между прочимъ, объ одномъ изъ своихъ литературныхъ непріятелей, называя его новымъ Ювеналомъ. Здѣсь, очевидно, подразумѣвается М. В. Милоновъ, который не разъ осмѣивалъ Пушкина въ своихъ сатирахъ. Объ одной изъ подобныхъ сатиръ упоминаетъ и Батюшковъ въ письмѣ къ князю П. А. Вяземскому, отъ 10-го мая 1812 года (т. III, стр. 185).

Появленіе на сценѣ (23-го сентября 1815 г.) „Липецкихъ Водъ“ Шаховскаго, гдѣ, какъ извѣстно, былъ осмѣянъ романтизмъ Жуковскаго, вызвало цѣлую бурю негодованія среди того кружка, къ которому принадлежалъ послѣдній, и послужило поводомъ къ основанію Арзамасскаго общества въ противовѣсъ Бесѣдѣ любителей русскаго слова. Къ этому времени относится и посланіе Пушкина къ князю П. А. Вяземскому (Росс. Музеумъ 1815 г.), направленное противъ литературныхъ „завистниковъ-невѣждъ“ вообще, а въ частности противъ Шаховскаго, имя котораго было связано съ печальною судьбой Озерова (см. выше, стр. 471—472). Князь Вяземскій (Полн. собр. сочиненій, т. III, стр. 73—74) и Жуковскій (Сочиненія, изд. 7-е, т. I, стр. 423—425) отвѣчали Василію Львовичу также посланіями.

Въ началѣ 1816 года Пушкинъ пріѣхалъ въ Петербургъ, вмѣстѣ съ Карамзинымъ и кн. Вяземскимъ, а въ концѣ марта съ ними же воротился въ Москву (Погодинъ, Н. М. Карамзинъ, ч. II, стр. 135 и 159; Загаринъ, В. А. Жуковскій, изд. 2-е. М. 1883, стр. 199). Ко времени пребыванія Пушкина въ Петербургѣ относится и избраніе его въ члены Арзамаса. По словамъ кн. Вяземскаго, Василія Львовича увѣрили, что это общество — родъ литературнаго масонства, и что при вступленіи въ него нужно подвергнуться нѣкоторымъ испытаніямъ, довольно тяжелымъ. Пушкинъ, который уже давно былъ настоящимъ масономъ1), легко и охотно согласился на всѣ предстоящія испытанія.

519

Принятіе Пушкина въ члены Арзамаса происходило въ домѣ С. С. Уварова, при чемъ главнымъ изобрѣтателемъ торжественнаго и смѣшнаго церемоніала былъ Жуковскій. Подробности объ этомъ см. въ Мелочахъ М. А. Дмитріева, въ Воспоминаніяхъ Вигеля (ч. V, стр. 41—43) и въ VII-мъ томѣ Полн. собр. сочиненій кн. Вяземскаго. При своемъ посвященіи Пушкинъ получилъ прозвище „Вотъ“. М. А. Дмитріевъ разсказываетъ, что вскорѣ послѣ того „Василій Львовичъ, ѣдучи изъ Москвы, написалъ эпиграмму на станціоннаго смотрителя и мадригалъ его женѣ. И то, и другое онъ прислалъ арзамасцамъ; и то, и другое найдено плохимъ, и Пушкинъ былъ разжалованъ изъ имени Вотъ; ему дано было другое: Вотрушка. Василій Львовичъ чрезвычайно огорчился и упрекнулъ арзамасцевъ дружескимъ посланіемъ:

Что дѣлать! Видно, мнѣ кибитка не Парнассъ....

„По разсмотрѣніи посланія, оно было найдено хорошимъ, а нѣкоторые стихи сильными и прекрасными, и Пушкину возвращено было прежнее Вотъ и съ прибавленіемъ я васъ, то-есть, Вотъ я васъ, Виргиліево quos ego. Пушкинъ былъ отъ этого въ такомъ восхищеніи, что ѣздилъ по Москвѣ и всѣмъ это разсказывалъ“ (Мелочи, стр. 89—90). Въ посланіи къ арзамасцамъ Пушкинъ, сознавая недостатки присланныхъ имъ стихотвореній, указываетъ, между прочимъ, и на свои литературныя заслуги:

Вы вспомните о томъ, что первый, можетъ быть,
Осмѣлился глупцамъ я правду говорить;
Осмѣлился сказать хорошими стихами,
Что авторъ безъ идей, трудяся надъ словами,
Останется всегда невѣждой и глупцомъ;
Я злаго Гашпара убилъ однимъ стихомъ
И, гнѣва не боясь Варяговъ безпокойныхъ,
Въ восторгѣ я хвалилъ писателей достойныхъ.
Неблагодарные, о томъ забыли вы,

520

И нынѣ, не щадя сѣдой моей главы,
Вы издѣваетесь безчинно надо мною...

Упоминаемая М. А. Дмитріевымъ эпиграмма, вѣроятно, и есть та, которая напечатана въ Складчинѣ, стр. 367, подъ заглавіемъ: „Сходство съ Шихматовымъ и хромымъ почталіономъ“.

Крайне легковѣрный и довѣрчивый къ людямъ, Пушкинъ отличался рѣдкимъ добродушіемъ. Пріятели Василія Львовича пользовались его простосердечіемъ и подвергали его разнымъ мистификаціямъ. Пушкинъ обижался, но не сердился на своихъ друзей. Особенно частыя ссоры, кончавшіяся обыкновенно примиреніемъ, происходили у него съ Алексѣемъ Михайловичемъ Пушкинымъ, его родственникомъ, котораго Василій Львовичъ никакъ не хотѣлъ признать поэтомъ, а послѣдній въ свою очередь осмѣивалъ стихи Василія Львовича и называлъ ихъ жиденью. „Твои басни“, говорилъ онъ, — „такъ пусты содержаніемъ своимъ, что скоро будешь ты ограничиваться одними заглавіями и писать и печатать: Оселъ и Корова, басня; Попугай и Левъ, басня, и такъ далѣе“ Полн. собр. сочиненій кн. Вяземскаго, томъ VIII, стр. 176, 488). Но однажды Василій Львовичъ серьезно обидѣлся на Алексѣя Михайловича, который распустилъ слухъ о его смерти. Въ написанномъ по этому поводу стихотвореніи онъ говоритъ:

Я умеръ и для тѣхъ, гдѣ ближнихъ въ часъ иной

Поносятъ и ругаютъ.

Но я живу еще для искреннихъ друзей,

Душѣ и сердцу милыхъ.

Стихотвореніе должно относиться къ 1816 году, судя по письму Батюшкова къ А. И. Тургеневу (т. III, стр. 407).

Добродушіе Пушкина вполнѣ выразилось въ посланіи его къ арзамасцамъ. Таковъ онъ является и въ отзывахъ современниковъ, которые, сверхъ того, отмѣтили и нѣкоторыя слабыя и смѣшныя стороны его характера, какъ напримѣръ, страсть къ щегольству и чтенію своихъ и чужихъ стиховъ. Дмитріевъ, въ указанномъ выше шуточномъ стихотвореніи, заставляетъ Пушкина говоритъ о самомъ себѣ такъ:

Я самъ готовъ, когда хотите,
Признаться въ слабостяхъ моихъ:
Я, напримѣръ, люблю, конечно,
Читать мои куплеты вѣчно,
Хоть слушай, хоть не слушай ихъ;
Люблю и страннымъ я нарядомъ,
Лишь былъ бы въ модѣ, щеголять;
Но словомъ, мыслью, даже взглядомъ,
Хочу ль кого я оскорблять?
Я право добръ и всей душою
Готовъ обнять, любить весь свѣтъ...

521

Тотъ же Дмитріевъ подмѣтилъ и разные маневры Василія Львовича при чтеніи своихъ стиховъ: „Онъ то восторженно прочтетъ стихотвореніе, то нѣсколькими тонами понизитъ свое чтеніе, то ухватится за первый попавшійся предлогъ и прочтетъ стихи свои какъ будто случайно“ (П. собр соч. кн. Вяземскаго, т. VIII, стр. 70). Батюшковъ въ письмѣ къ князю Вяземскому изъ Нижняго-Новгорода, отъ 3-го октября 1812 года, указываетъ на ту же страсть Пушкина: „Отъ печали Пушкинъ лишился памяти и на силу вчера могъ прочитать Архаровымъ басню о соловьѣ. Вотъ до чего онъ и мы дожили!“ (т. III, стр. 206). Вигель говоритъ, что Пушкинъ, будучи еще восемьнадцатилѣтнимъ молодымъ человѣкомъ, отличался на званыхъ вечерахъ чтеніемъ длинныхъ тирадъ изъ трагедій Расина и Вольтера, участвовалъ въ любительскихъ спектакляхъ и писалъ французскіе куплеты (Воспоминанія, ч. I, стр. 197). Но ни въ чемъ такъ не отличался Василій Львовичъ, какъ въ стихахъ на заданныя риѳмы: въ мастерствѣ и проворствѣ писать bouts-rimés никто не могъ съ нимъ сравняться. Въ такомъ родѣ было написано имъ „Разсужденіе о жизни, смерти и любви“, которое онъ читалъ на вечерѣ у М. М. Хераскова, чѣмъ привелъ въ совершенное недоумѣніе и даже разсердилъ почтеннаго хозяина дома (М. А. Дмитріевъ, Мелочи, стр. 30—31, 91). У Хераскова же Василій Львовичъ читалъ и свою піесу „Къ любимцамъ музъ“, подражаніе Горацію, заключительный стихъ которой далъ поводъ М. В. Милонову осмѣять Пушкина въ сатирѣ „Къ моему разсудку“. Каламбуры Пушкина, экспромпты и записки въ стихахъ были извѣстны всему московскому обществу. С. П. Жихаревъ въ своемъ „Дневникѣ студента“, стр. 172, приводитъ одинъ изъ экспромптовъ Василія Львовича. Записки Пушкина въ стихахъ изданы въ 1834 году его пріятелемъ княземъ П. И. Шаликовымъ. Батюшковъ, въ одномъ письмѣ къ кн. Вяземскому отъ ноября 1811 года (т. III, стр. 152), намекаетъ шутя, что иногда экспромты Василья Львовича оказывались заимствованными изъ французскихъ альманаховъ. Точно также и Дмитріевъ, въ письмахъ къ А. И. Тургеневу (Р. Арх. 1867 г., ст. 1096, 1103, 1119), говоритъ, что Василій Львовичъ выдавалъ иногда свои басни и вообще стихотворенія за оригинальныя, тогда какъ на самомъ дѣлѣ онѣ были переведены или передѣланы съ французскаго. Что касается щегольства Пушкина, то оно дѣйствительно доходило до смѣшнаго. Вигель, описывая свое знакомство съ Василіемъ Львовичемъ въ домѣ графа Ив. Петр. Салтыкова, разсказываетъ, что Пушкинъ, узнавъ о пріѣздѣ Дюрока, немедленно отправился въ Петербургъ единственно для того, чтобы позаимствоваться послѣдними новостями французскаго туалета у французскаго дипломатическаго агента, который представлялъ изъ себя картинку моднаго журнала. Возвратившись изъ Петербурга, Пушкинъ изумилъ всѣхъ толстымъ и длиннымъ жабо, короткимъ фрачкомъ и головою въ мелкихъ курчавыхъ завиткахъ, какъ баранья шерсть, что̀ называлось тогда à la Дюрокъ (Воспоминанія Вигеля, ч. I, стр. 198).

Друзья Пушкина, хотя и посмѣивались надъ нимъ, однако искренно любили добродушнаго Василія Львовича, въ особенности арзамасцы, величавшіе его своимъ старостой и арзамасскимъ прокуроромъ. „Добрый и любящій общественную жизнь, Василій Львовичъ“, говоритъ М. А. Дмитріевъ, — „переходилъ, такъ сказать, отъ поколѣнія къ поколѣнію: онъ былъ пріятель дѣдовъ, отцовъ

522

и внуковъ. Онъ былъ пріятель съ Карамзинымъ и Дмитріевымъ, потомъ съ Жуковскимъ, Батюшковымъ, Дашковымъ и ихъ современниками, которые всѣ были его моложе; потомъ сдѣлался пріятелемъ и съ нами, которые были и ихъ моложе... Кто-то очень удачно называлъ его другомъ юношества и всякихъ лѣтъ“ (Мелочи, стр. 92—93). Отзывъ Вигеля о Пушкинѣ въ главныхъ чертахъ сходенъ съ отзывами другихъ современниковъ. Наружность Василія Львовича Вигель описываетъ такимъ образомъ: „Рыхлое, толстѣющее туловище на жидкихъ ногахъ, косое брюхо, кривой носъ, лицо треугольникомъ, ротъ и подбородокъ à la Charles-Quint, а болѣе всего рѣдѣющіе волосы, не съ большимъ въ тридцать лѣтъ, его старообразили. Къ тому же беззубіе увлаживало разговоръ его, и друзья внимали ему хотя съ удовольствіемъ, но въ нѣкоторомъ отъ него отдаленіи. Вообще дурнота его не имѣла ничего отвратительнаго, а была только забавна“ (Воспоминанія, ч. I, стр. 197—198). А. А. Кононовъ, познакомившійся съ В. Л. Пушкинымъ въ 1829 году и почти ежедневно бывавшій у него, засталъ его уже измѣнившимся по наружности, но сохранившимъ еще свою вражденную живость: „Старикъ, чуть движущійся отъ подагры, его мучившей, небольшой ростомъ, съ открытою физіономіей, съ сѣдыми немногими остававшимися еще на головѣ волосами, очень веселый балагуръ — вотъ что̀ видѣлъ я въ немъ при первомъ свиданіи. При дальнѣйшемъ знакомствѣ я нашелъ въ немъ любезнаго, добраго, откровеннаго и почтеннаго человѣка, не генія, какимъ былъ его племянникъ, даже не безъ предразсудковъ, но человѣка, какихъ немного, человѣка, о которомъ всегда буду вспоминать съ уваженіемъ и признательностью“ (Библіогр. Зап. 1859 г., стр. 306—307).

Изъ всѣхъ родственниковъ своихъ Василій Львовичъ особенно любилъ брата Сергѣя Львовича (см. посланіе къ нему, 1797 г., въ Аонидахъ, ч. II). Любовь къ брату перешла и на знаменитаго племянника, который росъ на глазахъ Василія Львовича и на его же глазахъ выступилъ на литературное поприще. Первые опыты Александра Сергѣевича были приняты дядею съ истиннымъ восхищеніемъ. На одно изъ раннихъ стихотвореній А. С. Пушкина „Желаніе“, посвященное дядѣ, послѣдній отвѣчалъ племяннику письмомъ изъ Москвы, отъ 17-го апрѣля 1816 г., въ которомъ говоритъ: „Люби его (Карамзина), слушайся и почитай. Совѣты такого человѣка послужатъ къ твоему добру и, можетъ быть, къ пользѣ нашей словесности. Мы отъ тебя многаго ожидаемъ... Что до тебя касается, мнѣ въ любви моей тебя увѣрять не должно: ты сынъ Сергѣя Львовича и братъ мнѣ по Аполлону. Этого довольно“ (Складчина. С.-Пб. 1874, стр. 367). Есть посланіе Василія Львовича къ А. С. Пушкину (Моск. Телегр. 1829 г., ч. 26, стр. 129—130), въ которомъ дядя выражаетъ свой неподдѣльный восторгъ передъ талантомъ племянника:

Твои стихи, повѣрь, читаетъ
Съ живымъ восторгомъ дядя твой.
Латоны сына ты любимецъ:
Тебя онъ вкусомъ одарилъ!
Очарователь и счастливецъ,
Сердца ты наши полонилъ
Своимъ талантомъ превосходнымъ,

523

Всѣ мысли выражать способнымъ.
Русланъ, Кавказскій Плѣнникъ твой,
Фонтанъ, Цыганы и Евгеній
Прекрасныхъ полны вдохновеній!
Они всегда передо мной,
И не для критики пустой,
Я ихъ твержу для наслажденья.

Добрыя отношенія между племянникомъ и дядею сохранились до конца жизни послѣдняго (см. замѣтку М. Н. Лонгинова въ Р. Арх. 1863 г., стр. 868—871).

Послѣдніе годы жизни Пушкинъ провелъ безвыѣздно въ Москвѣ. Онъ скончался 20-го августа 1830 года и похороненъ въ Донскомъ монастырѣ. Не смотря на тяжкую болѣзнь, Василій Львовичъ не переставалъ интересоваться литературой и еще на канунѣ своей смерти сказалъ Александру Сергѣевичу: „Какъ скучны статьи Катенина!“ Передъ этимъ Василій Львовичъ читалъ Литературную Газету, въ которой печатались статьи П. А. Катенина по теоріи поэзіи (Полн. собр. соч. кн. Вяземскаго, т. IX, стр. 137—138; Р. Арх. 1870 г. ст. 1369). Въ Литер. Газетѣ (т. I, стр. 150) напечатано и одно изъ послѣднихъ стихотвореній Пушкина — посланіе къ В. А. Жуковскому, помѣченное 9-мъ января 1830 г. За мѣсяцъ до кончины Василій Львовичъ былъ на прощальномъ концертѣ извѣстной италіянской пѣвицы Каталани и поднесъ ей четверостишіе своего сочиненія на французскомъ языкѣ (Моск. Вѣдомости 1830 г., № 60 стр. 1654).

Начало литературной дѣятельности Пушкина относится къ концу прошлаго столѣтія. Въ С.-Петербургскомъ Меркуріѣ 1793 г., ч. IV, стр. 109—119, появилось первое его печатное стихотвореніе „Къ камину“, съ подписью .....нъ и имѣло въ то время большой успѣхъ (Русск. Вѣстн. 1863 г., № 4, стр. 794: Отрывокъ изъ записокъ С. Н. Глинки). Затѣмъ, его произведенія печатались въ Пріятномъ и полезномъ препровожденіи времени (1794—1795 гг.), въ Аонидахъ (1796—1799 гг.), гдѣ между прочимъ помѣщено сатирическое стихотвореніе „Вечеръ“; въ Приношеніи религіи (1798—1801 гг.), Вѣстникѣ Европы (1802—1817 гг.), Другѣ просвѣщенія (1804—1806 гг.), Патріотѣ (1804 гг.), Моск. Зрителѣ (1806 г.), Аглаѣ (1808—1812 гг.), Трудахъ общества любителей росс. словесности (1812—1821 гг.), Росс. Музеумѣ (1815 г.), Дамск. Журналѣ (1823—1831 гг.), Полярной Звѣздѣ на 1824 и 1825 гг., Литер. Музеумѣ 1827 г. и Моск. Вѣстникѣ того же года. Въ 1829 году, въ Подснѣжникѣ появилась первая глава изъ его повѣсти „Храбровъ“, въ заключительныхъ стихахъ которой Пушкинъ заявилъ, что онъ не сочувствуетъ возникшему на его глазахъ романтическому направленію:

Представлю я въ главѣ другой,
Читатель, новыя картины.
Дошедъ разсказа половины,

524

Я смѣлой напишу рукой
Рядъ цѣлый точекъ....
...........

И отъ правилъ

Романтиковъ не отступлю:
Я точки въ повѣстяхъ люблю.
Лордъ Байронъ тысячи ихъ ставилъ,
И подражатели его,
Гиро, Суметъ, Викторъ Гюго,
Лишь точками извѣстны стали
И славу за вихоръ поймали.

Симпатіи свои къ старому французскому классицизму Пушкинъ вполнѣ опредѣленно выразилъ и въ статьѣ: „Замѣчанія о людяхъ и обществѣ“, напечатанной въ Литер. Музеумѣ на 1827 годъ. Онъ говоритъ: „Тартюфъ“ и „Мизантропъ“ превосходнѣе всѣхъ нынѣшнихъ трилогій. Не опасаясь гнѣва модныхъ романтиковъ и не смотря на строгую критику Шлегеля, скажу искренно, что я предпочитаю Мольера — Гете и Расина — Шиллеру. Французы перенимали у Грековъ и сами сдѣлались образцами въ драматическомъ искусствѣ“. Вторая глава изъ „Храброва“, вошедшая и въ смирдинское изданіе сочиненій Пушкина, была напечатана въ Сѣверныхъ Цвѣтахъ на 1829 годъ. М. Н. Макаровъ говоритъ, что по плану Пушкина вся повѣсть должна была заключать въ себѣ шесть главъ, отрывки изъ которыхъ Василій Львовичъ читывалъ своимъ пріятелямъ (Дамск. Журн. 1830 г.. ч. 31, № 28, стр. 184).

Кромѣ русскихъ періодическихъ изданій, Пушкинъ сотрудничалъ и во французскихъ. Такъ, въ 192-мъ нумерѣ газеты Le Conservateur Impartial 1814 г. помѣщены его couplets, перепечатанные въ Сборникѣ, издаваемомъ студентами Имп. Петерб. университета. Вып. I. С.-Пб. 1857, стр. 346—347. Въ Bulletin du Nord 1828 г., № 1, напечатана „Le Schâll noir“, вольный переводъ стихами извѣстной піесы А. С. Пушкина. Кн. Вяземскій (П. собр. соч., т. VIII, стр. 489) съ похвалой отзывается о французскихъ стихахъ В. Л. Пушкина.

Въ 1822 году, въ Петербургѣ, вышло первое собраніе стихотвореній В. Л. Пушкина, въ одномъ томѣ. Всѣ стихотворенія раздѣлены здѣсь на три части: въ первой заключаются посланія, во второй — басни и сказки, въ третьей — смѣсь. Къ книгѣ приложенъ портретъ автора, гравированный С. Галактіоновымъ. Стихотворенія свои Пушкинъ издавалъ заочно, при участіи князя П. А. Вяземскаго (Р. Архивъ, 1867 г., стр. 1136) и Н. М. Карамзина; любопытно, что собраніе его стихотвореній встрѣтило при печатаніи нѣкоторыя цензурныя затрудненія (Письма Карамзина къ Дмитріеву, стр. 312, 332, 336—337). Смирдинское изданіе 1855 года представляетъ перепечатку предшествующаго, съ прибавленіемъ только пяти новыхъ піесъ. Какъ то, такъ и другое изданіе очень неполны.

Батюшковъ хотя и находился въ дружескихъ отношеніяхъ съ В. Л. Пушкинымъ, но о сочиненіяхъ его былъ не высокаго мнѣнія, исключая впрочемъ „Опаснаго Сосѣда“, появленіе котораго вызвало съ его стороны большія похвалы

525

и на ряду съ ними замѣчаніе: „И это написала вялая муза Василія Львовича“ (т. III, стр. 128). Знакомство съ Пушкинымъ относится, безъ сомнѣнія, къ 1810 году, почти всю первую половину котораго Батюшковъ прожилъ въ Москвѣ. (В. С.).

— (Стр. 243). Съ помѣщенными въ „Рѣчи“ разсужденіями о вліяніи общественной среды и нравовъ на писателей, посвящавшихъ себя „легкой поэзіи“, ср. то, что̀ говоритъ Батюшковъ объ urbanité въ письмѣ къ Гнѣдичу 19-го сентября 1809 г. (т. III, стр. 47). Съ другой стороны, однако, взглянулъ Батюшковъ на этотъ вопросъ въ статьѣ „О поэтѣ“ (т. II, стр. 121) и въ письмѣ къ кн. Вяземскому отъ 10-го іюня 1813 г. (т. III, стр. 227).

— (Стр. 243). „Всѣ роды хороши, кромѣ скучнаго“ — извѣстный афоризмъ Вольтера, находящійся въ предисловіи къ его „Enfant prodigue“.

— (Стр. 244). Приведенный стихъ принадлежитъ И. И. Дмитріеву и находится въ переведенномъ имъ „Посланіи отъ англійскаго стихотворца Попа къ доктору Арбутноту“ (Соч. И. И. Дмитріева, изд. 1823 г., т. I, стр. 67):

Конгревъ меня хвалилъ, Свифтъ не былъ мой хулитель;
И Болингброкъ, сей мужъ, достойный вѣчныхъ хвалъ,
Другъ старца Драйдена, съ восторгомъ обнималъ
Въ отважномъ мальчикѣ грядущаго поэта.

Князь Вяземскій удачно примѣнилъ тотъ же стихъ къ отношеніямъ Карамзина къ А. С. Пушкину (П. собр. соч. кн. Вяземскаго, т. VII, стр. 150).

— (Стр. 248). Рихтеръ, Вильгельмъ Михайловичъ профессоръ повивальнаго искусства въ Московскомъ университетѣ, извѣстный московскій врачъ, род. въ 1767 г., ум. въ 1822. Кромѣ многихъ сочиненій по медицинѣ, онъ написалъ на нѣмецкомъ языкѣ „Исторію медицины въ Россіи“. Она была переведена и на русскій языкъ и издана въ Москвѣ въ 1814—1820 гг. Онъ былъ лично извѣстенъ М. Н. Муравьеву и былъ домашнимъ врачемъ у кн. П. А. Вяземскаго, такъ что Батюшковъ могъ лично знать его (Р. Архивъ 1866 г., ст. 226—227; Словарь професс. Моск. унив., т. II).

(Стр. 248). Буринскій, Захаръ Алексѣевичъ, магистръ и суббибліотекарь Московскаго университета, родился въ Переяславлѣ-Залѣсскомъ въ 1780-хъ годахъ. По окончаніи курса въ Московской гимназіи, онъ въ 1801 году поступилъ въ университетъ, гдѣ руководителемъ и другомъ его былъ Мерзляковъ, а ближайшими товарищами — М. В. Милоновъ, Р. Ѳ. Тимковскій и Н. Ѳ. Кошанскій. Они устроивали литературныя бесѣды и занимались чтеніемъ греческихъ и римскихъ классиковъ. Будучи уже кандидатомъ, Буринскій, по назначенію попечителя М. Н. Муравьева, переводилъ съ англійскаго „Краткое начертаніе исторіи свѣта“ Гиббона (напеч. въ 1805 г.) и съ греческаго — историка Геродіана. Изъ послѣдняго перевода Буринскаго сохранился стихотворный отрывокъ, который и напечатанъ Р. Ѳ. Тимковскимъ при изданіи Федровыхъ басенъ въ 1806 году.

526

Кромѣ того, Буринскій написалъ „Разсужденіе о томъ, какую пользу принесла Россіи война съ Турками 1736 года“. За послѣдній трудъ Муравьевъ утвердилъ его магистромъ словесныхъ наукъ. Михаилъ Никитичъ предполагалъ отправить Буринскаго за границу для приготовленія къ университетской каѳедрѣ (Исторія Московск. универс. стр. 345, 348, 381). Современники очень цѣнили поэтическій талантъ и остроуміе Буринскаго. Вотъ какъ отзывается о немъ одинъ изъ его товарищей, С. П. Жихаревъ: „Не забуду и тебя, милый, безпечный мой Буринскій, будущее свѣтило нашей литературы, поэтъ чувствомъ, поэтъ взглядомъ на предметы, поэтъ оборотомъ мыслей и выраженій и образомъ жизни, словомъ — поэтъ по призванію!“ (Записки Современника. I. Дневникъ студента, стр. 239). Буринскій умеръ въ 1808 году. Въ память ему Мерзляковъ написалъ надгробную пѣснь, которая напечатана въ Вѣстникѣ Европы 1808 г., ч. 40, № 13, съ подписью М.

Отдѣльно изданные сочиненія и переводы Буринскаго перечислены въ Справочномъ Словарѣ Геннади, кромѣ „Стиховъ на кончину Петра Ѳедоровича Глѣбова-Стрѣшнева, генералъ-маіора и кавалера, воспослѣдовавшую 23 октября 1807 г.“ Въ 4-ку, б. г. и м. п. Жихаревъ въ своемъ „Дневникѣ студента“ (стр. 81) приводитъ стихи Буринскаго на смерть Давыдовой. Стихи эти были положены въ свое время на музыку.

Приведенные Батюшковымъ стихи Буринскаго взяты изъ его элегіи на смерть Глѣбова-Стрѣшнева. Генералъ этотъ, сынъ Ѳ. Ив. Глѣбова отъ втораго брака его съ Елизаветою Петровной Стрѣшневой, дочерью Петра Ив. и двоюродною сестрою Ив. Ник. Стрѣшнева, послѣднихъ представителей этого рода (Росс. родосл. книга, ч. IV, стр. 91—92), былъ шефомъ Ольвіопольскаго гусарскаго полка, участвовалъ въ сраженіи подъ Прейсишъ-Эйлау и отличался замѣчательною храбростью и человѣколюбіемъ. По окончаніи кампаніи 1807 г. онъ возвратился въ Москву и послѣ шестидневной болѣзни скончался, оставя жену и малолѣтнихъ дѣтей.

— Въ экземплярѣ „Опытовъ“, принадлежавшемъ Н. М. Муравьеву, встрѣчаются слѣдующія его замѣчанія противъ нѣкоторыхъ мѣстъ „Рѣчи о вліяніи легкой поэзіи на языкъ“.

На стр. 238, въ строкахъ 21 и 23 подчеркнуто слово „пробудилъ“, и къ нему сдѣлано примѣчаніе: Не будите меня молодую рано-рано по утру! Тамъ же, къ строкѣ 24 замѣчено: И такъ Ломоносовъ создалъ красноречіе библіи, слова о Полку Игоря и Летописси Нестора? Тамъ же, въ строкѣ 29 подчеркнуты слова: „ибо языкъ идетъ всегда наравнѣ съ успѣхами оружія“, и къ нимъ отмѣтка: О какъ обработанъ и усовершенствованъ долженъ былъ быть языкъ татарскій при Батые и Тамерлане.

На стр. 239, въ строкахъ 15—16 къ словамъ „оружіемъ, не талантомъ“ замѣтка: оружіемъ безъ таланта нельзя действовать. Тамъ же, противъ строкъ 21—25, гдѣ говорится о Петраркѣ, отмѣчено: школьной наборъ словъ. Тамъ же, противъ строки 31 и словъ „почти пагубное“ отмѣчено: что нибудь одно или пагубное или не пагубное и что̀ значитъ почти.

527

На стр. 240, въ строкѣ 3, подчеркнуто „страсти и любви“ и отмѣчено: и любовь страсть. Тамъ же подчеркнуты строки 5—8 о Державинѣ, и сдѣлана ссылка на предшествующую страницу, гдѣ было замѣчаніе: школьный наборъ словъ. Тамъ же, въ строкѣ 31, подчеркнуты слова: „научаетъ наслаждаться истинно прекраснымъ“, и къ нимъ примѣчаніе: чтобъ наслаждатся истинно прекраснымъ не надо учителя“. Тамъ же, противъ строки 32 и словъ „въ легкомъ родѣ поэзіи“ отмѣчено: во всякомъ роде.

На стр. 241, строки 19—23 подчеркнуты и снабжены отмѣткой: двусмысленно. Тамъ же, въ строкахъ 26 и 27, подчеркнуто: „остроумныя, неподражаемыя сказки Дмитріева», и къ этому замѣчаніе: грубая ложъ — заблужденіе или — лесть.

На стр. 242 въ строкѣ 1, противъ словъ, что Крылова „стихи сдѣлались пословицами“ приписано: правда. Тамъ же, въ строкахъ 2 и 3, подчеркнутъ отзывъ о стихотвореніяхъ Карамзина, и приписано: постыдное пристрастіе. Тамъ же подчеркнуты отзывы о Капнистѣ, Мерзляковѣ, Жуковскомъ, кн. Долгорукомъ, Воейковѣ и В. Пушкинѣ, и вдоль поля написано: да исправится молитва моя, яко кадило предъ Тобою. Тамъ же, противъ подчеркнутыхъ строкъ 20—23, написано: Рыбье сравненіе! Куда же деватся людямъ, когда воды будутъ возрастать и увеличиватся съ вѣками.

На стр. 243, въ строкахъ 21 и 22, подчеркнуты слова: „искусство, какъ лучшее достояніе человѣка“, и сдѣлано примѣчаніе: Поэзія не есть лутчее достояніе человека — а вера? добродетель? — свобода? Тамъ же передъ абзацомъ проведена черта, и сбоку написано: конецъ о вліяніи легкой поэзіи на языкъ.

На стр. 244, въ строкахъ 24 и 25, подчеркнуты слова: „поравняйте славу языка его со славою военного“, и сдѣлана ссылка на стр. 238, гдѣ въ строкѣ 29 подчеркнуты слова: „языкъ всегда идетъ наравнѣ съ успѣхами оружія“.

На стр. 245, въ строкѣ 2, подчеркнуты слова: „въ древнемъ отечествѣ... новаго величія“, и приписано сбоку: что значитъ — древнее отечество новаго величія? Тамъ же, въ строкахъ 25 и 26, подчеркнуты слова: „сердцамъ добрымъ и чувствительнымъ“, и сбоку приписано: смотр. Письма Русскаго Путешеств. Тамъ же, въ строкѣ 27, подчеркнуты слова: „всѣ заслуги“, и отмѣчено сбоку: qui dit trop ne dit Rien.

На стр. 246, противъ строкъ 9—15, вдоль поля написано: Воздержи руку мою! Тамъ же, противъ строкъ 15—20, вдоль поля написано: Жертва вечерняя услыши мя Господи! Тамъ же, въ строкахъ 20—21, подчеркнуты слова: „неразлучной спутницы монарха“, и приписано: Аустерлицъ. Тамъ же, въ строкахъ 22—23, подчеркнуты слова: „ввѣренный ему Святымъ Провидѣніемъ“, и приписано: Не пріемли имени Господа Бога твоего въ суэ. Тамъ же, въ строкахъ 26 и 27, подчеркнуты слова: „всѣ благородныя сердца, всѣ патріоты“, и приписано: Какая дерзость ручатся за другихъ! Кто выбралъ автора представителемъ всехъ патріотовъ??

На стр. 249, въ строкѣ 5, подчеркнуто слово: „храбрости“, и сдѣлано примѣчаніе: Авторъ большой храбрецъ; онъ хвалитъ даже и то,

528

что не достойно похвалы. Тамъ же, въ строкѣ 12, подчеркнуто слово „покровительство“ и приписано: пахабное поганое слово!

XXII.

Гризельда.

———

Напечатана: 1) въ Опытахъ, ч. I, стр. 276—296; 2) въ Сочиненіяхъ, изд. 1834 г., ч. I, стр. 251—267; 3) въ Сочиненіяхъ, изд. 1850 г., ч. I, стр. 272—289.

Объ этомъ своемъ переводѣ изъ Боккачіо Батюшковъ упоминаетъ въ письмѣ къ Гнѣдичу отъ конца февраля — начала марта 1817 г. (т. III, стр. 420, 423 и 426) и въ письмѣ къ кн. Вяземскому отъ 4-го марта 1817 г. (т. III, стр. 427 и 431). Въ письмѣ къ Гнѣдичу нашъ поэтъ говоритъ: „Напечатай мою „Гризельдушку“ и „Заразу“. „Гризельда придастъ интересу: будетъ что-нибудь и для дамъ. Это не шутка!“ Изъ письма же къ кн. Вяземскому видно, что Батюшкову надоѣдало переводить „длинные періоды Боккачіо“. Нельзя однако не признать, что ему очень удалось воспроизвести простоту Боккачіева разсказа. „Гризельда“ составляетъ въ „Декамеронѣ“ послѣднюю повѣсть десятаго дня.

XXIII.

Олиндъ и Софронія.

———

Напечатано въ Вѣстникѣ Европы 1817 г., ч. XCV, сентябрь, №№ 17 и 18, стр. 3—17, съ подписью Б., и послѣ перепечатываемо не было.

Объ этомъ отрывкѣ изъ Тасса упоминается въ тѣхъ же письмахъ къ Гнѣдичу и Вяземскому, что̀ и о „Гризельдѣ“.

— (Стр. 267, прим.). Приводимый Батюшковымъ для сравненія стихъ Петрарки взятъ изъ Trionfo della morte di madonna Laura, cap. I. Соотвѣтствующіе стихи у Тасса читаются такъ (c. II, str. XXVI):

E smarrisce il bel volto in un colore,
Che non è pallidezza, ma candore.

XXIV.

Изступленіе Орланда.

———

Напечатано въ Вѣстникѣ Европы 1817 г., ч. XCV, сентябрь, №№ 17 и 18, стр. 17—29, съ подписью Б., и послѣ перепечатываемо не было.

Объ этомъ отрывкѣ изъ Аріоста упоминается въ тѣхъ же письмахъ къ Гнѣдичу и кн. Вяземскому, что̀ и о „Гризельдѣ“.

529

XXV.

Письмо Бернарда Тасса къ Порціи о воспитаніи
дѣтей.

———

Напечатано въ Вѣстникѣ Европы 1817 г., ч. XCIV, августъ, №№ 15 и 16, стр. 165—172, съ подписью Б. и съ нижеслѣдующимъ примѣчаніемъ редактора: „Любопытно видѣть, какъ родители Торквато пеклись объ его воспитаніи. Бернардо, какъ извѣстно, былъ и самъ славный стихотворецъ и писатель, достойный уваженія; а изъ этого письма видно, что онъ былъ и добрый человѣкъ. Это слова почтеннѣйшаго Б....а, приславшаго ко мнѣ переводъ свой“.

Объ этомъ переводѣ упоминается въ тѣхъ же письмахъ къ Гнѣдичу и кн. Вяземскому, что̀ и о „Гризельдѣ“.

XXVI.

Чужое — мое сокровище.

———

„Чужое — мое сокровище“ есть записная книжка Батюшкова, въ которую онъ, въ теченіе лѣта 1817 г., живя въ деревнѣ, вносилъ выписки изъ прочитаннаго, свои замѣтки при чтеніи и воспоминанія изъ прошлаго. Записная книжка эта, до сихъ поръ вовсе неизвѣстная и нынѣ впервые печатаемая по рукописи, найденной въ бумагахъ В. А. Жуковскаго, составляетъ драгоцѣнный памятникъ занятій и размышленій нашего поэта въ періодъ высшаго развитія его таланта. Она дозволяетъ предполагать, что подобныя же замѣтки Батюшковъ дѣлалъ и въ другія времена; подтвержденіемъ тому могутъ служить и нѣкоторыя указанія изъ его переписки; такъ, въ письмахъ его къ Гнѣдичу, писанныхъ изъ деревни въ 1809 и 1811 гг., встрѣчаются также, какъ въ записной книжкѣ, замѣтки, вызванныя читанными въ то время Батюшковымъ книгами (т. III, стр. 56, 57, 136). Позже, въ 1814 г., онъ самъ писалъ кн. Вяземскому изъ Парижа, что велъ тамъ записки, и даже собирался сообщить ихъ своему другу (т. III, стр. 273); однако Вяземскій, издавая впослѣдствіи то письмо Батюшкова, гдѣ находится это указаніе, замѣтилъ: „Записокъ этихъ не имѣю и никогда не видалъ. Не помню даже, чтобы послѣ, при свиданіи нашемъ, Батюшковъ мнѣ о нихъ говорилъ“ (Р. Архивъ 1866 г., ст. 861). Быть можетъ, при помощи этихъ записокъ Батюшковъ составилъ описаніе своего пребыванія въ Парижѣ въ письмѣ оттуда къ Д. В. Дашкову, отъ 25-го апрѣля 1814 г.; то же можно предположить и относительно письма къ Д. П. Сѣверину, изъ Готенбурга, отъ 19-го іюня 1814 года, которое, судя по рукописи его, хранящейся въ Императорской Публичной Библіотекѣ, было самимъ

530

Константиномъ Николаевичемъ приготовлено къ печати. Еще позже, въ 1818 г., во время путешествія въ Одессу, Батюшковъ посѣтилъ развалины Ольвіи и также описалъ свою поѣздку туда (т. III, стр. 518 и 522); но и это описаніе, предназначенное для А. Н. Оленина, не нашлось въ бумагахъ послѣдняго. Наконецъ, изъ сказаннаго въ письмѣ Батюшкова къ Жуковскому, отъ 1-го августа 1819 г. (т. III, стр. 560, 561), можно заключать, что и въ Италіи нашъ поэтъ не покидалъ обычая заносить на бумагу свои мысли и впечатлѣнія, хотя и не имѣлъ намѣренія печатать что-либо объ Италіи (т. III, стр. 553).

— (Стр. 288, прим.). Есть мнѣніе, что прозаическія статьи Батюшкова имѣютъ значеніе преимущественно стилистическое (Галаховъ, Ист. русск. слов., изд. 2-е, т. II, стр. 272). Не находя возможнымъ согласиться съ этимъ, мы указали на интересъ, представляемый прозаическими статьями, какъ во введеніи къ настоящему изданію, такъ и въ примѣчаніяхъ ко II-му тому его. Здѣсь прибавимъ, что прозаическія статьи нашего автора очень ясно представляютъ, какъ развивалось и видоизмѣнялось его міросозерцаніе, и въ этомъ отношеніи замѣтка его записной книжки о томъ, „что̀ писать въ прозѣ“, очень любопытна: она свидѣтельствуетъ, что мысль Батюшкова постоянно работала, и что умъ его былъ занятъ вопросами, которые въ его время не затрогивались вовсе въ нашей литературѣ: къ числу такихъ предметовъ относятся избранныя имъ темы: о сочиненіи А. Н. Радищева, о русскомъ ландшафтѣ, о войнѣ и баталіяхъ въ отношеніяхъ къ живописи и поэзіи. Почти всѣ указанныя въ этой замѣткѣ темы уже давно занимали Батюшкова, и притомъ къ разработкѣ ихъ онъ готовился соотвѣтственнымъ чтеніемъ. Такъ, предполагавшійся этюдъ объ Исландіи находится въ очевидной связи съ интересомъ нашего автора къ сѣверной поэзіи, выразившимся еще въ „Письмѣ изъ Финляндіи“ (1809 г.) и позже переводами элегіи Маттисона и пѣсни Гаральда; для ближайшаго изученія этого предмета Батюшковъ намѣтилъ себѣ сочиненія І. Ѳ. Буле (1763—1821 гг.), извѣстнаго профессора естественнаго права и теоріи изящныхъ художествъ въ Московскомъ университетѣ, составившаго также „Опытъ критической литературы русской исторіи“ (Versuch einer Kritischen Literatur der Russischen Geschichte. M. 1810), гдѣ есть обзоръ литературы древнѣйшей исторіи сѣвера, и поэму Монтброна: Les Scandinaves, poëme, traduit du swéo-gothique; suivi d’observations sur les moeurs et la religion des anciens Peuples de l’Europe barbare. Par Joseph-Cherade Montbron. 2 vol. A Paris. An IX—1801, въ которой онъ особенно цѣнилъ объяснительныя статьи, и о которой писалъ къ князю Вяземскому еще въ 1811 г. (т. III, стр. 139). На А. Н. Радищева вниманіе Батюшкова было обращено еще при началѣ его литературной дѣятельности, когда онъ былъ въ сношеніяхъ съ членами С.-Петербургскаго Вольнаго общества любителей словесности, наукъ и художествъ (см. вводную статью къ настоящему изданію, гл. III); въ записной книжкѣ онъ еще разъ упоминаетъ о немъ на стр. 338. Для статьи о ландшафтѣ Батюшковъ предполагалъ навести справки у прославленнаго въ прошломъ вѣкѣ идиллика, Швейцарца Саломона Геснера (1730—1788 гг.), который написалъ Briefe über die Landschaftsmalerei, и у Христіана Гиршфельда (1742—1792 гг.), автора многочисленныхъ сочиненій по садоводству

531

и планировкѣ садовъ, пользовавшагося въ свое время большою извѣстностью по этой части. Точно также объ изображеніи военныхъ сценъ въ живописи и поэзіи есть замѣтка на стр. 313, и къ тому же предмету относятся нѣкоторыя сдѣланныя Батюшковымъ выписки (стр. 295—296, 312). Еще раньше нѣсколько замѣчаній нашего автора о томъ же предметѣ находится въ статьѣ его объ Аріостѣ и Тассѣ (стр. 152—155).

— (Стр. 288—290). Стихи приведены по нѣмецки изъ Wallenstein’s Tod, дѣйствіе II, сцена 3 (слова Валленштейна), и то же по французски изъ переработки Шиллеровой трагедіи Б. Констаномъ: Wallstein, tragédie en cinq actes et en vers, précédée de quelques réflexions sur le théatre allemand et suivie de notes historiques, par Benjamin Constant de Rebecque. Paris. 1809, стр. 23.

— (Стр. 290—293). Это посланіе кн. Вяземскаго къ Батюшкову не находится въ Полномъ собраніи сочиненій кн. Вяземскаго и вообще никогда не было напечатано.

— (Стр. 293—294). Стихотвореніе „Всякой на свой покрой“ помѣщено въ П. собр. соч. кн. Вяземскаго, т. III, стр. 300—301, при чемъ отнесено къ 1823 году. Впервые появилось оно въ Полярной Звѣздѣ на 1823 г., стр. 182. Нашъ текстъ представляетъ варіанты.

— (Стр. 294—295). „Столъ и постеля“ кн. Вяземскаго помѣщено въ П. собр. сочин. его, т. III, стр. 238, при чемъ отнесено къ 1821 году. Впервые это стихотвореніе появилось въ Благонамѣренномъ 1821 г., ч. 14, стр. 145 и въ нашемъ текстѣ также представляетъ варіанты.

— (Стр. 295). Графъ Павелъ Александровичъ Строгановъ (род. во Франціи въ 1774 г., умеръ близъ Копенгагена въ 1817 г.), генералъ-адъютантъ императора Александра, командиръ 2-й гвардейской пѣхотной дивизіи, въ прежней своей гражданской службѣ сенаторъ, товарищъ министра внутреннихъ дѣлъ и членъ главнаго правленія училищъ.

— (Стр. 295—309). Выписки, которыя приводитъ Батюшковъ на этихъ страницахъ, взяты изъ извѣстнаго сочиненія Симонда де-Сисмонди: „De la Litérature du midi de l’Europe“, первое изданіе котораго появилось въ 1813 году, а второе — въ 1819. Экземпляръ перваго изданія Батюшковъ пріобрѣлъ, вѣроятно, за границей (ср. III, стр. 527).

Сирвента Г. де Сенъ-Грегори приведена у Сисмонди въ т. I, гл. IV.

Посланіе Мендозы у Сисмонди помѣщено въ т. III, гл. XXVI.

Италіянскимъ писателямъ XVII в. Сисмонди посвящаетъ гл. XVI-ю т. II, писателямъ XVIII в. — главы XVII-ю — XX-ю т. II и XXI-ю — XXII-ю въ т. III. Въ этой же послѣдней главѣ Сисмонди говоритъ и о тѣхъ италіянскихъ писателяхъ, которыхъ Батюшковъ называетъ своими современниками. Выписки, имъ сдѣланныя, взяты изъ соотвѣтствующихъ главъ. Съ произведеніями Касти

532

(стр. 304) Батюшковъ былъ знакомъ давно: еще въ 1810 году онъ подражалъ ему въ піесахъ „Радость“ (т. I, стр. 120—121) и „Счастливецъ“ (тамъ же, стр. 122—124). Быть можетъ, на этого писателя указалъ Батюшкову И. М. Муравьевъ-Апостолъ, который былъ лично знакомъ съ Касти (см. выше, стр. 412).

— (Стр. 309). Выписка изъ Аріостова „Orlando furioso“ составляетъ конецъ строфы XXV-й и начало XXVI-й въ пѣснѣ XXXIII-й.

— (Стр. 309). Стихи Княжнина взяты изъ его „Посланія къ тремъ граціямъ“ (Соч. Я. Б. Княжнина, изд. 1817 г., т. V, стр. 50).

— (Стр. 310—311). Изъ VIII-й пѣсни „Россіады“ Хераскова приведены стихи 24—37, 32—82 и 84. Написанный Мерзляковымъ разборъ „Россіады“ (въ видѣ письма къ Жуковскому) былъ напечатанъ въ Амфіонѣ 1815 г., книжки 1—3, 5, 6, 8 и 9.

— (Стр. 312—314). Делилевъ переводъ „Энеиды“ появился въ первый разъ въ 1804 году и вторично былъ изданъ въ 1813. Примѣчанія къ этому переводу принадлежатъ Мишо. Выписка Батюшкова взята изъ примѣчаній къ кн. X-й. Замѣтки объ Эвандрѣ мы не нашли въ примѣчаніяхъ къ извѣстному намъ 2-му изданію Делилева перевода.

— (Стр. 314). Изъ притчъ Соломона приведены стихи 16 и 17 изъ 25-й главы.

— (Стр. 314—315). Басня Крылова „Добрая лисица“ появилась въ первый разъ въ 17-мъ Чтеніи въ Бесѣдѣ любителей русскаго слова, вышедшемъ въ 1815 г., но съ цензурною помѣтой: 18 декабря 1814 г., стр. 43, и затѣмъ вошла безъ перемѣнъ въ изданіе басенъ, вышедшее въ Петроградѣ, въ 1815—1816 гг., въ 5 частяхъ, съ рисунками Оленина (при трехъ первыхъ частяхъ); см. ч. IV, стр. 32—34.

— (Стр. 316). Стихотвореніе кн. Вяземскаго на смерть сына см. въ П. собр. соч. его, т. III, стр. 114—115; впервые оно было напечатано въ Вѣстникѣ Европы 1816 г., ч. 88, стр. 101. Смерть малолѣтняго князя Димитрія послѣдовала въ концѣ 1815 года (Р. Арх. 1870 г., ст. 1686).

— (Стр. 319). Статья о Симонидѣ извлечена изъ 76-й главы Voyage du jeune Anacharsis, т. VI.

— (Стр. 319—320). Сенеку Батюшковъ читалъ въ переводѣ Лагранжа (ср. стр. 359): Oeuvres de Séneque le philosophe. Traduction de Lagrange. A Tours. An 3 de la République Française. Первое изъ приведенныхъ мѣстъ находится въ т. I, стр. 177—178: Lettre XXXVI: Des avantages du repos. Des voeux du vulgaire. Du mépris de la mort; второе — тамъ же, стр. 383: Lettre LXXI

533

Des conseils: quand il faut en donner. Du courage philosophique; третье — тамъ же, стр. 405: Lettre LXXIV: Qu’il n’y a de bon que ce qui est honnête; четвертое — тамъ же, стр. 416, въ томъ же письмѣ.

— (Стр. 321—323). Выписка изъ Сенеки по переводу Лагранжа, т. I, стр. 281: Lettre LVII: De la division des êtres suivant Platon. За выпиской слѣдуетъ вольный переводъ оттуда же.

— (Стр. 326). Дважды приведенное здѣсь восклицаніе дѣйствительно принадлежитъ Вольтеру и находится въ его комедіи „Charlot“, дѣйствіе I, сцена 7-я, въ слѣдующемъ видѣ:

Et voilà justement comme on écrit l’histoire!

— (Стр. 327—328). Въ Сѣверной Почтѣ 1812 и слѣдующихъ годовъ намъ не удалось найдти тотъ разсказъ о Н. Н. Раевскомъ, который разумѣетъ Батюшковъ. Но анекдотъ этотъ повторялся въ печати неоднократно; между прочимъ объ этомъ случаѣ упоминаетъ Д. В. Давыдовъ въ своихъ „Замѣчаніяхъ на Некрологію Н. Н. Раевскаго“ (Соч. Д. В. Давыдова. М. 1860, т. III, стр. 9). Но едва ли не первый намекнулъ на это обстоятельство Жуковскій въ „Пѣвцѣ во станѣ русскихъ воиновъ“. Въ 1813 году Академія Художествъ уже задавала тему для исторической картины, почерпнувъ сюжетъ изъ этого происшествія (Сборникъ матеріаловъ для исторіи Импер. Академіи Художествъ, ч. II, стр. 45).

— (Стр. 329). Писаревъ — Александръ Александровичъ, свѣдѣнія, о которомъ см. выше, стр. 404—405. О храбрости его Батюшковъ упоминаетъ въ письмѣ къ Гнѣдичу отъ 30-го октября 1813 г. (т. III, стр. 236).

— (Стр. 329). Левъ Васильевичъ Давыдовъ (род. въ 1792 г., ум. въ 1848), родной братъ извѣстнаго партизана и поэта. Въ отечественную войну онъ числился адъютантомъ при генералѣ А. Н. Бахметевѣ, но состоялъ, въ той же должности, собственно при Н. Н. Раевскомъ. Впослѣдствіи, онъ, уже въ чинѣ генералъ-маіора, былъ директоромъ 2-го кадетскаго корпуса въ Москвѣ (Сочиненія Д. В. Давыдова. М. 1860, т. II, стр. 21; Р. Архивъ 1879 г., кн. II, стр. 334). Батюшковъ познакомился съ Л. В. Давыдовымъ въ 1810 или 1811 г. въ Москвѣ, гдѣ посдѣдній принадлежалъ къ обществу князя П. А. Вяземскаго (т. III, стр. 155, 168, 218, 331).

— (Стр. 330). Стихи, сказанные Раевскимъ, взяты изъ трагедіи Вольтера „Euriphile“, д. II, сц. 1-я, слова Алкмеона.

— (Стр. 332). О Сенъ-Ламберѣ уже упомянуто выше на стр. 405. Онъ жилъ очень долго (род. въ 1717 г., ум. въ 1803) и вторую половину своей жизни посвятилъ обработкѣ большаго сочиненія по нравственной философіи, подъ заглавіемъ: „Principes des moeurs chez toutes les nations ou Catéchisme moral“,

534

которое было окончено въ 1788 г., а издано въ нѣсколькихъ частяхъ съ 1797 по 1800. Составъ этого сочиненія слѣдующій: 1) analyse de l’homme; 2) analyse de la femme; 3) raison; 4) catéchisme universel; 5) commentaire du catéchisme universel; 6) analyse historique de la société. Это кодексъ утилитарной морали въ духѣ сенсуализма; авторъ старается доказать, что въ основѣ всѣхъ чувствъ человѣка обнаруживается „l’action secrète du mobile interessé“. Сочиненіе это, по выраженію Сентъ-Бева, мертворожденное уже при самомъ своемъ появленіи, напомнило о Сенъ-Ламберѣ, давно забытомъ какъ поэтѣ, и въ 1806 г. было представлено Французскимъ институтомъ къ увѣнчанію большою преміей, но Наполеонъ не изъявилъ на то своего согласія. Это присужденіе, поддержанное самымъ лестнымъ отзывомъ М.-Ж. Шенье въ его „Tableau de la littérature française depuis 1789“ (изд. въ 1808 г.), надѣлало много шуму въ свое время, тѣмъ болѣе, что рядомъ съ „Катехизисомъ“ Сенъ-Ламбера могло конкурировать на премію произведеніе Шатобріана: „Le Génie du christianisme“, но это послѣднее сперва было совершенно отстранено институтомъ отъ конкурса, а позже, въ началѣ 1811 г., удостоилось только почетнаго отзыва, но все-таки не преміи (Sainte-Beuve, Chateaubriand et son groupe littéraire sous l’Empire. T. I, p. 332—333; сужденія института о книгѣ Шатобріана изложены въ Obsérvations critiques sur l’ouvrage intitulé: Le Génie du christianisme, par m. de Chateaubriand. P. 1817. Обстоятельства эти, безъ сомнѣнія, были извѣстны Батюшкову, который, въ августѣ 1811 г., писалъ Гнѣдичу: „Я читаю теперь Сенъ-Ламберта и бываю доволенъ, какъ ребенокъ. Сенъ-Ламбертъ — добрый человѣкъ, и съ нимъ весело бесѣдовать, по крайней мѣрѣ лучше, чѣмъ съ Шатобріаномъ, который, признаюсь тебѣ, прошлаго года зачернилъ мое воображеніе духами, Мильтоновыми бѣсами, адомъ и Богъ вѣсть чѣмъ“ (т. III, стр. 135). — Въ 4-й части сочиненія Сенъ-Ламбера особый отдѣлъ посвященъ наблюденію надъ самимъ собою (De l’examen de soi-même).

— (Стр. 332). Ланской и Сергѣй Николаевичъ Ушаковъ, извѣстные въ свое время кавалерійскіе генералы, убиты 24-го февраля 1814 г. въ сраженіи подъ Краономъ, а не подъ Ланомъ (Laon), какъ говоритъ Батюшковъ (Михайловскій-Данилевскій, Императоръ Александръ и его сподвижники въ 1812—1815 гг., т. VI, № 43, стр. 12; Богдановичъ, Исторія импер. Александра, т. IV, стр. 435).

— (Стр. 333). „Тихій нравъ въ крови“. У Державина въ стихотвореніи „Праздникъ воспитанницъ дѣвичьяго монастыря“ (Соч., 1-е акад. изд., т. II, стр. 87) есть дѣйствительно стихъ со сходнымъ выраженіемъ:

Хладъ безстрастія въ крови.

— (Стр. 334—335). Сдѣланная Батюшковымъ выписка изъ „Paul et Virginie“ Б. де-Сенъ-Пьера и слѣдующее за нею замѣчаніе Шатобріана находятся въ „Génie du christianisme“, отд. II, кн. III, гл. 7.

— (Стр. 335). Подъ Д., у котораго жилъ Батюшковъ въ Парижѣ въ 1814 году, должно разумѣть барона Рожера де-Дамаса, о которомъ см. выше, стр.

535

404, а также Р. Архивъ 1870 г., ст. 390. Въ журналѣ Le Correspondant за 1885 г., кн. 4 и 5, появилась подробная біографія Дамаса, соч. Л. Пенго (Pingaud), изъ которой видно, что онъ приходился внукомъ г-жѣ дю-Шатле.

— (Стр. 336). Весьма любопытенъ составленный Батюшковымъ планъ сочиненія о русской словесности, и нельзя не пожалѣть, что онъ не былъ приведенъ нашимъ авторомъ въ исполненіе: мы имѣли бы въ этомъ трудѣ изложеніе его взгляда на русскую литературу, болѣе полное, чѣмъ то, какое находимъ въ его рѣчи „о легкой поэзіи“ и нѣкоторыхъ другихъ статьяхъ. Вотъ что̀ писалъ по этому поводу Батюшковъ къ кн. Вяземскому, отъ 23-го іюня 1817 года: „Хочется написать въ письмахъ маленькій курсъ для людей свѣтскихъ и познакомить ихъ съ собственнымъ богатствомъ. Въ деревнѣ не могу приняться за этотъ трудъ, требующій книгъ, совѣтовъ и здоровья, и одобрительной улыбки дружества“ (т. III, стр. 453). Статьи Батюшкова о Кантемирѣ и Ломоносовѣ (о послѣднемъ сравн. также замѣчанія въ записной книжкѣ, стр. 344—347) доказываютъ, что въ позднѣйшій періодъ своей литературной дѣятельности онъ дѣйствительно занимался этими двумя писателями, какъ бы подготовляясь къ упомянутому труду. На чтеніе сочиненій Сумарокова указываетъ записка къ М. Н. Загоскину (т. III, стр. 479), писанная Батюшковымъ въ 1817 г., въ бытность его въ Петербургѣ, вскорѣ послѣ составленія плана для сочиненія о русской словесности. Наконецъ, чтеніе „Россіады“ Хераскова около того же времени (ср. выше, стр. 310—312) также находится, вѣроятно, въ связи съ тѣмъ же предполагаемымъ трудомъ. Но дальнѣйшихъ слѣдовъ этихъ занятій мы не имѣемъ.

Разныя сужденія Батюшкова о новой русской литературѣ и ея представителяхъ собраны нами въ примѣчаніяхъ къ рѣчи „о легкой поэзіи“ и, сверхъ того, разсматриваются въ статьѣ о жизни и сочиненіяхъ Батюшкова, предпосланной настоящему изданію. Поэтому въ нижеслѣдующихъ примѣчаніяхъ мы ограничиваемся сообщеніемъ свѣдѣній лишь о такихъ лицахъ, преимущественно второстепенныхъ, о которыхъ до сихъ поръ намъ не приходилось говорить.

— (Стр. 336). „Библія, которую мы по привычкѣ зовемъ славенскою“. Эти слова объясняются тѣмъ, что Батюшковъ принялъ мнѣніе Каченовскаго, который утверждалъ, что языкъ нашей Библіи есть старинное нарѣчіе сербское. Мнѣніе это Каченовскій высказалъ въ своемъ разсужденіи, читанномъ въ Московскомъ обществѣ любителей словесности, въ 1816 г., въ присутствіи Батюшкова. Въ письмѣ къ Гнѣдичу, отъ конца октября 1816 г., Батюшковъ писалъ по этому поводу: „Каченовскій читалъ разсужденіе о славянскихъ діалектахъ. Я не критикъ, я невѣжда, но кажется, онъ рѣжетъ истину; онъ утверждаетъ, что Библія писана на сербскомъ діалектѣ; то же, думаю, говоритъ и Карамзинъ. А славенскій языкъ вовсе изчезъ; онъ чистый и не существовалъ, можетъ быть, ибо подъ именемъ Славенъ мы разумѣли всѣ поколѣнія славянскія, говорившія разными нарѣчіями, весьма различными одно отъ другаго. Онъ разбудитъ славянофиловъ. Если правду говоритъ Каченовскій, то каковъ Шишковъ съ партіей! Они влюблены были въ Дульцинею, которая никогда

536

не существовала“ (т. III, стр. 409). Разсужденіе Каченовскаго напечатано въ Трудахъ Моск. общ. люб. р. словесн. за 1817 г., ч. VII.

— (Стр. 338). Семенъ Сергѣевичъ Бобровъ родился, вѣроятно, въ концѣ 1760-хъ годовъ, а умеръ въ 1810 году, въ Петербургѣ. Воспитанникъ сперва духовной семинаріи, а потомъ Московскаго университета, онъ съ 1785 года служилъ въ сенатѣ, а затѣмъ въ 1792 году перемѣщенъ былъ въ морское вѣдомство; сверхъ того, съ 1804 года онъ состоялъ по коммиссіи о составленіи законовъ (Вѣстн. Евр. 1810 г. ч. 51, № 11, стр. 245—246; Другъ Юношества того же года, май, стр. 125—128).

Будучи студентомъ, Бобровъ пользовался покровительствомъ Хераскова, и съ тѣхъ поръ началась его литературная дѣятельность. Произведенія его печатались въ Собесѣдникѣ любителей русскаго слова (1784), Дѣтскомъ Чтеніи (1785), Покоящемся Трудолюбцѣ (1785), Зеркалѣ Свѣта (1787), Бесѣдующемъ Гражданинѣ (1789), Московскомъ Журналѣ (1792), Новостяхъ русской литературы (1802—1805), Сѣверномъ Вѣстникѣ (1805) и Цвѣтникѣ (1809). Кромѣ того, Бобровъ принималъ участіе во второмъ изданіи „Кировыхъ путешествій“, Рамсея, которыя въ 1785 году были напечатаны въ Москвѣ подъ заглавіемъ: „Новая Киропедія“; участіе Боброва состояло въ томъ, что онъ свѣрилъ съ подлинникомъ прежній переводъ съ французскаго, Авраама Волкова, изданный еще въ 1765 году (Другъ Юношества 1810 г., іюнь, стр. 126—127). Знакомый съ языками латинскимъ, французскимъ, нѣмецкимъ и англійскимъ, Бобровъ особенно интересовался англійскою литературой. Въ царствованіе императора Павла, будучи командированъ по служебнымъ дѣламъ въ черноморскіе порты, Бобровъ посѣтилъ Крымъ, и это подало ему поводъ сочинить описательную поэму „Таврида или мой лѣтній день въ Таврическомъ Херсонисѣ“, которая была напечатана въ 1798 г. въ Николаевѣ, и вторично, въ 1804 г., въ Петербургѣ, подъ заглавіемъ: „Херсонида или картина лучшаго лѣтняго дня въ Херсонисѣ Таврическомъ“. Поэма эта, посвященная сперва Н. С. Мордвинову, а потомъ императору Александру, написана бѣлыми стихами. Въ предисловіи авторъ въ оправданіе избраннаго имъ размѣра ссылается на авторитеты Шекспира, Мильтона, Аддисона, Томсона, Экензайда и „мудраго пѣвца ночей священныхъ Юнга“, а также на Клопштока. Позже имъ была написана бѣлыми же стихами еще большая мистико-аллегорическая поэма: Древняя ночь вселенной или странствующій слѣпецъ. С.-Пб. 1807—1809. Въ предисловіи къ этой поэмѣ авторъ объясняетъ, что онъ хотѣлъ изобразить въ ней паденіе и возрожденіе духа человѣческаго, который и разумѣется здѣсь подъ странствующимъ слѣпцомъ. Вообще по направленію своему Бобровъ примыкаетъ къ группѣ русскихъ писателей-мистиковъ, воспитавшихся подъ вліяніемъ Новикова; мистическимъ направленіемъ объясняется и его любовь къ Юнгу. Другой писатель той же мистической группы, М. И. Невзоровъ, въ своей статьѣ: „Живописные и философическіе отрывки изъ сочиненій г. Боброва“, замѣчаетъ по поводу „Древней ночи вселенной“: „Не сія ли, по видимому, поэма подаетъ случай молодымъ критикамъ мыслить о г. Бобровѣ, что будто бы онъ писалъ такъ, что его никто не разумѣетъ? Однако подлежитъ еще сомнѣнію: стихотворецъ ли въ

537

такомъ случаѣ причиною нашего неразумѣнія, или мы сами, которые взъѣхали на такую несчастную высоту просвѣщенія, что ежели развернемъ какое-нибудь новое сочиненіе и, переворотя двѣ и три страницы, не увидимъ скоро какой-нибудь сѣроглазой Ирисы или бѣлобрысой Лаисы, по крайней мѣрѣ какой-нибудь пустячной розы или ландыша, то уже почитаемъ то сочиненіе непонятнымъ и еще безтолковымъ“ (Др. Юнош. 1810 г., іюнь, стр. 159). Выходка Невзорова направлена на князя Вяземскаго, который въ Вѣстникѣ Европы 1810 г., ч. 51, № 11, стр. 210 (ср. П. собр. соч., т. III, стр. 15) напечаталъ слѣдующую эпиграмму:

Нѣтъ спора, что Бибрисъ боговъ языкомъ пѣлъ:
Изъ смертныхъ бо никто его не разумѣлъ.

Собраніе сочиненій Боброва вышло въ 1804 году въ Петербургѣ, подъ общимъ заглавіемъ: „Разсвѣтъ полночи или созерцаніе славы, торжества и мудрости порфироносныхъ, браноносныхъ и мирныхъ геніевъ Россіи съ послѣдованіемъ дидактическихъ, эротическихъ и другихъ разнаго рода въ стихахъ и прозѣ опытовъ“, 4 части (послѣдняя часть заключаетъ въ себѣ „Херсониду“). Другія отдѣльно изданныя сочиненія Боброва изчислены въ Справочномъ Словарѣ Геннади. Въ Сѣверномъ Вѣстникѣ 1804 года, ч. II, помѣщенъ разборъ „Разсвѣта полночи“, въ которомъ неизвѣстный рецензентъ хотя и признаетъ во многихъ произведеніяхъ Боброва „безцѣнныя красоты природы“ и восхищается „прекрасными новосоставленными словами“, но находитъ, что авторъ „вольность сію простираетъ до излишества и вмѣсто высокихъ словъ дѣлаетъ гигантическія, какъ напримѣръ, когда говоритъ: „Въ одеждѣ скорби слезошвенной“ или: „Музы въ плачѣ растопленны“. Дѣйствительно, подобныя сложныя слова, преимущественно въ эпитетахъ, какъ напримѣръ, гороносныя воды, водосланое море, кровомлечное лицо и т. п., составляютъ особенность стихотворства Боброва. Державинъ, по словамъ С. П. Жихарева, придавалъ большое значеніе его таланту (Отеч. Зап. 1854 г., № 10, стр. 94; 1855 г., № 4, стр. 418). Карамзинъ, въ ранній періодъ своей литературной дѣятельности, также, по видимому, интересовался Бобровымъ (Письма къ Дмитріеву, стр. 22) и печаталъ его стихотворенія въ своихъ изданіяхъ. Но молодые представители карамзинскаго направленія относились къ Боброву съ насмѣшками. Такъ и Батюшковъ, въ письмахъ своихъ нерѣдко упоминающій о Бобровѣ, какъ о плохомъ стихотворцѣ, осмѣялъ его въ „Видѣніи на берегахъ Леты“ (т. I, стр. 82—83) и въ двухъ эпиграммахъ (тамъ же, стр. 72 и 283), а князь Вяземскій, кромѣ указаннаго уже двустишія, напечаталъ въ той же книжкѣ Вѣстника Европы эпиграмму „Быль въ преисподней“ (см. Полн. собр. соч., т. III, стр. 14), гдѣ между прочимъ называетъ Боброва шахматно-пѣгимъ геніемъ. Очевидно, этотъ эпитетъ составляетъ намекъ на слѣдующія строки изъ описанія аспидовъ во 2-й пѣсни „Херсониды“:

И выставляетъ пестру спину,
Иль шахматное, пѣго чрево.

Впрочемъ, и нѣкоторые писатели старой школы были не высокаго мнѣнія о поэзіи Боброва. Примѣромъ можетъ служить А. А. Палицынъ, который въ

538

своемъ „Посланіи къ Привѣтѣ“ (Харьковъ. 1807, стр. 47—48) отзывается о Бобровѣ такимъ образомъ:

Но вкусъ Хераскова забывъ въ своей Тавридѣ,
И въ страсти къ новому, игрой трескучихъ словъ,
Шероховатостью и мыслей, и стиховъ,
Подходитъ тамъ въ иныхъ мѣстахъ къ Телемахидѣ.

О сей Тавридѣ судъ такой
Привѣтинъ, а не мой.

Я очень знаю то, съ какими похвалами
Таврида славилась недѣльными листами.

Упоминаніе о „недѣльныхъ листахъ“, то-есть, періодическихъ изданіяхъ, вѣроятно, относится къ похваламъ, высказаннымъ Боброву въ Сѣверномъ Вѣстникѣ. (В. С.).

— (Стр. 338). Панкратій Платоновичъ Сумароковъ родился въ 1765 году, а умеръ въ 1814. Онъ учился дома подъ руководствомъ Француза Перло, затѣмъ поступилъ въ гвардію и въ это время пополнилъ недостаточность своего образованія и познакомился съ языками латинскимъ, нѣмецкимъ и италіянскимъ. Въ 1787 г. онъ былъ сосланъ въ Тобольскъ по винѣ одного своего сослуживца, который сбылъ какому-то купцу сторублевую ассигнацію, нарисованную для шутки Сумароковымъ. Прощенъ Сумароковъ былъ только въ 1802 году (Памятная книжка Тобольской губерніи на 1884 г. Составлена А. И. Дмитріевымъ-Мамоновымъ и К. М. Голодниковымъ. Тобольскъ. 1884, стр. 287) и съ тѣхъ поръ до самой смерти жилъ въ своей тульской деревнѣ.

Начало литературной дѣятельности Сумарокова относится къ 1786 году, когда въ журналѣ Лѣкарство отъ скуки и заботъ (ч. I, стр. 188) появилась его первая эпиграмма. Послѣ того онъ печаталъ свои стихи въ Пріятномъ и полезномъ препровожденіи времени (1795 г.), въ Аонидахъ (1798—1799 гг.) и въ Журналѣ пріятнаго, любопытнаго и забавнаго чтенія (1802 г.), который и редактировалъ въ первый годъ изданія. Въ 1804 году Сумароковъ, по просьбѣ Карамзина, принялъ на себя редакцію Вѣстника Европы, но въ слѣдующемъ же году передалъ ее М. Т. Каченовскому. Сочиненія Сумарокова были изданы дважды. Первое изданіе, подъ заглавіемъ: „Собраніе нѣкоторыхъ сочиненій, подражаній и переводовъ“, напечатано въ Москвѣ въ 1799—1809 гг., въ двухъ частяхъ, съ посвященіемъ „почтеннѣйшему русскому путешественнику“ (Карамзину). Второе изданіе вышло въ Петербургѣ въ 1832 году, подъ заглавіемъ „Стихотворенія П. Сумарокова“. Изданіе это заключаетъ въ себѣ сказки, басни, поэму „Амуръ, лишенный зрѣнія“ (ср. П. собр. соч. кн. Вяземскаго, ч. VIII, стр. 272) и разныя стихотворенія, въ числѣ которыхъ находится „Ода въ громко-нѣжно-нелѣпо-новомъ вкусѣ“, съ слѣдующимъ предисловіемъ автора: „Къ сочиненію сего вздора подали мнѣ мысль нѣкоторые изъ новыхъ нашихъ стиходѣевъ, изъ коихъ одни желаютъ подражать Горацію нашему, г. Д....ну, и другіе К....ну и Д.....ву, но какъ, вмѣсто вкуса и таланта, имѣютъ они только непреодолимую

539

охоту марать бумагу, то и пишутъ точно такую чепуху, какую читатель найдетъ въ сей одѣ, если будетъ имѣть терпѣніе ее прочитать“ (стр. 127). Изданію 1832 г. предпосланъ очеркъ жизни П. П. Сумарокова. Какъ издатель, Сумароковъ извѣстенъ слѣдующими трудами: 1) Библіотека ученая, экономическая, нравоучительная, историческая и увеселительная въ пользу и удовольствіе всякаго званія читателей. Тобольскъ. 1793—1794, въ 12-ти частяхъ (Истор. разысканіе о русск. поврем. изданіяхъ и сборникахъ за 1703—1802 гг., А. Н. Неустроева; Памятн. книжка Тобольской губерніи на 1884 г., стр. 319—340); 2) Источникъ здравія или словарь всѣхъ употребляемыхъ снѣдей, приправъ и напитковъ изъ трехъ царствъ природы извлекаемыхъ.... М. 1800; изд. 2-е. М. 1808; 3) Испытанный способъ быть здоровымъ, долговѣчнымъ и богатымъ.... 3 части. М. 1809—1810. До послѣдняго времени Сумароковъ считался издателемъ выходившаго въ Тобольскѣ журнала Иртышъ, превращающійся въ Ипокрену (1789—1791), но изъ архивныхъ данныхъ, обнародованныхъ А. И. Дмитріевымъ-Мамоновымъ, оказывается, что журналъ этотъ издавался на средства Тобольскаго приказа общественнаго призрѣнія, Сумароковъ былъ только сотрудникомъ, а редакція лежала на обязанности учителей Тобольскаго главнаго народнаго училища (Памятн. кн. Тоб. губ. на 1884 г., стр. 274).

Вниманіе Батюшкова было обращено на Панкратія Сумарокова, вѣроятно, давними отношеніями послѣдняго къ Карамзину, съ которымъ Сумароковъ былъ сослуживцемъ по Преображенскому полку, и въ которомъ знаменитый писатель признавалъ нѣкоторый талантъ и находилъ въ его стихахъ „много шутливаго и забавнаго“ (Письма Карамзина къ Дмитріеву, стр. 115). Согласно съ этимъ отзывомъ и князь Вяземскій на первыхъ страницахъ своей записной книжки (П. собр. соч., т. VIII, стр. 3) называетъ Сумарокова „удачнымъ подражателемъ Богдановича въ каррикатурныхъ изображеніяхъ, коренной принадлежности русскаго ума“.

— (Стр. 338). Подъ изданіемъ Жуковскаго и Кавелина Батюшковъ разумѣетъ Собраніе русскихъ стихотвореній, взятыхъ изъ сочиненій лучшихъ стихотворцевъ россійскихъ и изъ многихъ русскихъ журналовъ, изданное Василіемъ Жуковскимъ. 5 частей. М. 1810—1811. Изданіе это представляетъ собою первый опытъ сборника русскихъ стихотворныхъ произведеній. Въ первыхъ двухъ томахъ помѣщены стихотворенія лирическія (оды, пѣсни, романсы и небольшія баллады); третій томъ содержитъ въ себѣ повѣсти (къ которымъ отнесены и большія баллады), сказки и басни; въ четвертомъ томѣ помѣщены сатиры, посланія, элегіи, идилліи, дидактическія и описательныя стихотворенія, а въ пятомъ — смѣсь, къ которой отнесены эпиграммы, мадригалы, эпитафіи, надписи, отрывки изъ эпическихъ и драматическихъ произведеній и наконецъ такія стихотворенія, кои по содержанію своему не принадлежатъ ни къ какому особенному роду поэзіи. Взглядъ, которымъ Жуковскій руководствовался при выборѣ стихотвореній, онъ высказываетъ въ предисловіи къ „Собранію“ слѣдующими словами: „Всему превосходному, слѣдовательно, всему лучшему въ произведеніяхъ классическихъ русскихъ поэтовъ назначили мы въ нашемъ изданіи почетное мѣсто; но вмѣстѣ съ стихотвореніями

540

первой степени старались мы не забыть и такихъ, которыя, не имѣя превосходства отличнаго, съ нѣкоторыхъ однако сторонъ заслуживаютъ вниманіе нашихъ читателей; съ именами, ознаменованными славою, желали мы соединить и имена неизвѣстныя, то-есть, имена такихъ поэтовъ, которые, написавъ весьма немного, но это немногое съ дарованіемъ, не получили еще достаточнаго права на славу; или имена такихъ поэтовъ, которые по множеству произведеній своихъ заслужили одно незавидное наименованіе писателей обильныхъ и въ нѣкоторыхъ только отрывкахъ показали нѣсколько дарованія. Сообразно съ этимъ правиломъ, все выходящее изъ границы посредственнаго, то-есть, или написанное слогомъ пріятнымъ, съ легкостью и имѣющее нѣкоторую привлекательную живость, или, не смотря на грубый слогъ, отличающееся высокостію мыслей и силою чувства, ощутительныхъ подъ корою грубаго слога; острая эпиграмма, пріятная басня — единственное произведеніе поэта неизвѣстнаго или единственно хорошее между произведеніями поэта плодовитаго — должны имѣть право гражданства въ нашемъ „Собраніи“: ибо намѣреніе наше состояло не въ томъ, чтобы соединить одни превосходнѣйшія произведенія стихотворцевъ классическихъ, но въ томъ, чтобы издать всѣ вообще стихотворенія, почему-либо заслуживающія не быть пренебреженными отъ публики“.

Батюшковъ, въ письмѣ къ Гнѣдичу изъ Москвы, отъ апрѣля 1811 г., объяснялъ намѣренія Жуковскаго слѣдующимъ образомъ: „Кстати объ изданіи Жуковскаго. Скажу тебѣ, что его здѣсь бранятъ безъ милосердія. Но согласись со мною: если выбирать истинно хорошее, то нельзя собрать и одного тома. Если хотѣть дать понятіе о состояніи нашей словесности, то какъ дѣлать иначе? Печатать и Шишкова, и Долгорукова, и другихъ. Впрочемъ, эти книги суть истинный подарокъ любителямъ свѣтскимъ и намъ, писателямъ, какъ для справокъ, такъ и для чтенія. Лучшая сатира на Шишкова, какую кто-либо могъ сдѣлать, находится въ этомъ собраніи, то-есть, его стихи, его собственные стихи, которые ниже всего посредственнаго“ (т. III, стр. 121).

Причины порицаній, которымъ подверглось изданіе Жуковскаго, были разныя, болѣе же всего, конечно, самолюбіе авторовъ, произведенія которыхъ не попали въ „Собраніе“, или попали въ маломъ числѣ. Извѣстно однако, что Державинъ (которому планъ изданія былъ сообщаемъ предварительно) остался недоволенъ Жуковскимъ именно за то, что онъ взялъ слишкомъ много изъ его сочиненій (подробности объ этомъ см. въ Соч. Державина, 1-е акад. изд., т. VI, стр. 208—211, 849; т. VIII, стр. 940—942). Гнѣдичъ удивлялся, что въ первые томы „Собранія“ Жуковскій не помѣстилъ ничего изъ стихотвореній Батюшкова, „будучи съ нимъ знакомъ“, — на что̀ послѣдній далъ впрочемъ обстоятельный отвѣтъ (т. III, стр. 120). Въ числѣ недовольныхъ „Собраніемъ“ оказался и И. И. Дмитріевъ, но по особымъ причинамъ. Жуковскій задумалъ свое изданіе еще около 1807 года, и тогда же представлялъ планъ своего изданія, то-есть, перечень имѣющихъ войдти въ него стихотвореній, на судъ Дмитріева; Дмитріевъ, только что получившій французскій сборникъ „Petite encyclopédie poétique“, въ которомъ собраны были „лучшія стихотворенія отъ поэмы до дистиха“, и помѣщено „при каждомъ родѣ наставленіе“, совѣтовалъ издателю русскаго „Собранія“ перевести эти наставленія, самый же подборъ

541

стихотвореній въ программѣ Жуковскаго вполнѣ одобрилъ (Р. Арх. 1871 г., ст. 411, 415); Жуковскій согласился было прибавить и наставленія (тамъ же, ст. 416), но впослѣдствіи раздумалъ, и потому въ 1809 г., еще до выхода „Собранія“ въ свѣтъ, Дмитріевъ писалъ по этому поводу А. И. Тургеневу: „Любезный, но крайне увалчивой Жуковской, собирая года три свою христоматію, обѣщая къ каждому роду стихотворенія написать краткое наставленіе, которое могъ бы онъ, не ломая головы своей, перевести изъ „Petite encyclopédie poétique“, кончилъ все это тѣмъ, что печатаетъ сборъ всякой всячины. Тутъ вы найдете и пѣвцовъ, и птенцовъ“ (Р. Арх. 1867 г., ст. 1078—1079). Это свое мнѣніе Дмитріевъ не скрылъ впрочемъ и отъ самого издателя, благодаря его въ 1811 г. за присланныя книги, онъ прибавилъ: „Хотя вы не слишкомъ разборчивы были въ выборѣ піесъ, но тѣмъ не менѣе оказали, конечно, услугу любителямъ русской словесности“ (Р. Арх. 1871 г., ст. 417). Печатно высказалъ нѣсколько замѣчаній по поводу „Собранія“ кн. Вяземскій въ Вѣстникѣ Европы 1810 г. (ср. П. собр. соч. его, т. I, стр. 1—2).

Въ 1815 году, въ Москвѣ была напечатана шестая часть „Собранія русскихъ стихотвореній“, служащая дополненіемъ къ изданію Жуковскаго, съ слѣдующимъ предисловіемъ: „Г. Жуковскій, издатель „Собранія русскихъ стихотвореній“, оказалъ большую услугу любителямъ русской поэзіи. Знатоки, отдавая справедливость его разборчивому вкусу, жалѣютъ, что онъ въ „Собраніи лучшихъ русскихъ стихотвореній“ по скромности не помѣстилъ произведеній собственной своей музы. Мы напечатали избраннѣйшія изъ его сочиненій и переводовъ, прибавя къ нимъ для разнообразія нѣсколько старыхъ піесъ, которыя не вошли въ планъ прежняго изданія, и нѣсколько новыхъ, которыя показались въ свѣтъ по напечатаніи уже „Собранія русскихъ стихотвореній“. Издатель дополненія, помѣстя оду „Богъ“, псаломъ „Коль славенъ нашъ Господь въ Сіонѣ“, отрывки изъ „Владиміра“, „Тавриды“ и нѣсколько эклогъ Сумарокова, исполняетъ желаніе просвѣщенной публики“. Подъ предисловіемъ выставлена дата: „С.-Петербургъ. 1811 года, ноября 25-го дня“ и слѣдующая подпись издателя: „Пожилой любитель отечественной словесности“. Изъ словъ Батюшкова оказывается, что подъ этимъ псевдонимомъ слѣдуетъ разумѣть Дмитрія Александровича Кавелина (род. въ 1780 г., ум. въ 1851), пріятеля Жуковскаго и, подобно ему, питомца Московскаго благороднаго пансіона (Шевыревъ, Ист. Моск. унив., стр. 266). Біографическія свѣдѣнія о Кавелинѣ см. въ Вѣстникѣ Европы за 1885 г., № 6, въ статьѣ объ его сынѣ, извѣстномъ писателѣ К. Д. Кавелинѣ, также въ „Матеріалахъ для исторіи образованія въ Россіи въ царствованіе Александра I“, М. И. Сухомлинова, и въ книгѣ В. В. Григорьева: Императорскій С.-Петербургскій университетъ въ теченіе первыхъ 50-ти лѣтъ его существованія. С.-Пб. 1870. Въ молодости своей Кавелинъ занимался литературой. Стихотворенія его встрѣчаются въ Пріятномъ и полезномъ препровожденіи времени (1795—1797) и въ Аонидахъ (1796). Пѣсни Кавелина пользовались въ свое время даже нѣкоторою извѣстностію (С. П. Жихаревъ, Записки современника. I. Дневникъ студента, стр. 260). Кромѣ того, во время войны 1812 года Кавелинымъ напечатано нѣсколько патріотическихъ солдатскихъ пѣсенъ на отдѣльныхъ листкахъ. Впослѣдствіи Кавелинъ, по предложенію Жуковскаго, былъ

542

принятъ въ члены Арзамаса. Вигель, въ своихъ „Воспоминаніяхъ“, характеризуетъ его слѣдующимъ образомъ: „Гораздо старѣе Жуковскаго, онъ однакожь учился съ нимъ вмѣстѣ въ Московскомъ университетскомъ пансіонѣ, который оставилъ онъ нѣсколько годовъ прежде его. Онъ принадлежалъ къ партіи Сперанскаго, находился подъ покровительствомъ и въ тѣсной дружбѣ съ Магницкимъ. Онъ никогда не былъ выскочкою, держалъ себя тихо, скромно, удалялся отъ общества, оттого, можетъ быть, не увлеченъ былъ ихъ паденіемъ и сохранялъ значительное мѣсто директора медицинскаго департамента. Но безъ нихъ онъ какъ бы осиротѣлъ и, какъ кажется, желалъ составить новыя связи, пристать къ чему-нибудь, къ кому-нибудь. Придравшись къ прежнему соученичеству, онъ очень ласкался къ Жуковскому и предложилъ ему печатать его сочиненія въ типографіи своего департамента1). Онъ былъ человѣкъ весьма не глупый, съ познаніями, что-то написалъ, казался весьма благоразумнымъ, ко всѣмъ былъ привѣтливъ, а не знаю, какъ-то ни у кого сердце не лежало къ нему. Дѣйствующее лицо безъ рѣчей, онъ почти всегда молчалъ, неохотно улыбался и между нами былъ совершенно лишній. Жуковскій наименовалъ его Пустынникомъ“ (Воспоминанія Ф. Ф. Вигеля, ч. V, стр. 43—44). Болѣе рѣзкій отзывъ о Дм. А. Кавелинѣ далъ другой его современникъ, А. Ѳ. Воейковъ, въ своемъ „Домѣ сумасшедшихъ“ (Р. Стар. 1874 г., т. IX, стр. 588).

— (Стр. 338). Павелъ Александровичъ Никольскій — лицо очень мало извѣстное въ литературѣ, даже и въ свое время, но Батюшковъ зналъ Никольскаго лично и, вѣроятно, цѣнилъ его способности, почему и внесъ его въ свой списокъ противниковъ Шишкова. П. А. Никольскій былъ сынъ Ал. Сем. Никольскаго, члена Россійской академіи, напечатавшаго нѣсколько переводовъ. П. Никольскій родился въ 1791 г., учился въ горномъ корпусѣ и потомъ пополнилъ свое образованіе домашними занятіями: овладѣлъ французскимъ, нѣмецкимъ, англійскимъ и италіянскимъ языками на столько, что занимался переводами съ нихъ, а года за три до своей смерти сталъ изучать и языки классическіе. Такимъ образомъ онъ подготовлялъ себя къ литературной дѣятельности. Теорія словесности обращала на себя особенное его вниманіе, почему онъ и занялся изученіемъ Квинтиліана, Блера, Батте, Зульцера, Лагарпа и другихъ. Въ 1810 году, послѣ смерти Беницкаго, Никольскій вмѣстѣ съ А. Е. Измайловымъ издавалъ журналъ Цвѣтникъ, въ которомъ помѣщены многіе его переводы и рецензіи. Въ 1812 г., въ качествѣ члена Общества любителей словесности, наукъ и художествъ, онъ участвовалъ въ Санктпетербургскомъ Вѣстникѣ; здѣсь печатались его переводы восточныхъ повѣстей, напоминавшихъ по содержанію и языку повѣсти Беницкаго. Сверхъ того, Никольскій перевелъ двѣ части Лесажева „Жильблаза“ и съ англійскаго — около половины „Векфильдскаго священника“. Отрывокъ изъ „Жильблаза“ былъ напечатанъ уже по смерти переводчика въ Благонамѣренномъ

543

1818 г., ч. I., стр. 237. Впослѣдствіи братъ покойнаго, Аполлонъ Александровичъ, докончилъ переводъ „Жильблаза“ и напечаталъ его въ 8-ми частяхъ въ 1819—1821 гг. (Сынъ Отеч. 1819 г., ч. 53, № 17, стр. 239; ч. 55, № 32, стр. 276). Въ 1814 году Никольскій предпринялъ изданіе „Пантеона русской поэзіи“, котораго вышло 6 частей или 12 книгъ, заключающихъ въ себѣ собраніе лучшихъ русскихъ стихотвореній во всѣхъ родахъ, при чемъ піесы расположены въ каждой книгѣ систематическимъ порядкомъ. Нѣкоторыя стихотворенія доставлены были издателю отъ авторовъ съ поправками; другія, какъ напримѣръ, „Мои пенаты“ Батюшкова, напечатаны здѣсь въ первый разъ. Никольскій въ теченіе 1814—1815 гг. успѣлъ выпустить только семь книгъ „Пантеона“; книги же 8-я, 9-я и 10-я хотя и были приготовлены имъ къ печати, но вышли въ свѣтъ въ 1816 году, уже по смерти его. Изданіе же послѣднихъ двухъ книгъ, сдѣланное другомъ покойнаго, А. Е. Измайловымъ, относится къ 1817 г. Никольскій имѣлъ въ виду сдѣлать со временемъ второе изданіе „Пантеона“ по примѣру „Petite encyclopédie poétique“, расположивъ стихотворенія по родамъ, съ пріобщеніемъ теоріи каждаго рода поэтическихъ произведеній. Никольскому нужно еще приписать помѣщенное въ Сынѣ Отечества 1814 г., ч. 11, № 6, стр. 244—251, письмо въ Лондонъ, будто бы переведенное съ англійскаго. Анонимный авторъ этого письма, основываясь на видѣнномъ имъ въ Петербургѣ представленіи „Аталіи“, высказываетъ свое мнѣніе о русскомъ театрѣ. Онъ находитъ постановку піесы въ высшей степени безобразною, но восхищается Семеновою; про другихъ же исполнителей отзывается такъ: „Необыкновенный ростъ, необыкновенная борода, необыкновенный крикъ и необыкновенныя кривлянья — вотъ все, что̀ нашелъ я въ нихъ достойнымъ примѣчанія... Замѣчу однакожь, что нѣкоторые изъ нихъ имѣютъ и необыкновенныя способности, чтобъ быть хорошими актерами“. Корень зла, по мнѣнію автора, заключается въ томъ, что русскіе актеры не получаютъ никакого образованія, искусствомъ своимъ занимаются какъ ремесломъ и чуждаются просвѣщеннаго общества. Въ отвѣтъ на эту статью появилось „Письмо отставнаго россійскаго актера изъ С.-Петербурга въ Петрозаводскъ къ другу его NN“ (Сынъ Отеч., ч. XII, № 11, стр. 145—153), въ которомъ авторъ пытаегся, но неудачно, защитить русскій театръ и въ то же время обнаруживаетъ недоброжелательство къ Семеновой. Въ слѣдующемъ же нумерѣ Сына Отечества Никольскій, уже за своею подписью, помѣстилъ „Замѣчанія на письмо отставнаго актера“, съ слѣдующимъ эпиграфомъ изъ басни Крылова:

Хотя услуга намъ при нуждѣ дорога,

Но за нее не всякъ умѣетъ взяться.

Никольскій умеръ въ Петербургѣ въ 1816 году (Сынъ Отеч. 1816 г., ч. 33, № 40, стр. 67); по смерти его въ печати появились двѣ его переводныя статьи: „Любитель словесности“ (Сынъ Отеч. 1816 г., ч. 33, № 43) и „О поэзіи вообще“, изъ Блера (ibid. 1817 г., ч. 38, № 26; ч. 39, № 27). Н. И. Гречъ, бывшій въ дружескихъ отношеніяхъ съ Никольскимъ, въ своихъ воспоминаніяхъ такимъ образомъ характеризуетъ его, какъ писателя: „Когда вспомню о Никольскомъ, о смѣлыхъ, здравыхъ и свободныхъ отъ всякаго

544

предразсудка мысляхъ его въ литературѣ; когда приведу себѣ на память его сужденія о писателяхъ, тогда намъ современныхъ, а нынѣ выслушивающихъ приговоръ потомства, — тогда мнѣ кажется, что нынѣшніе лучи проистекли отъ искры, таившейся въ душѣ сего необыкновеннаго юноши. Не знаю, былъ ли бы онъ самъ производителемъ, но увѣренъ, что русская литература имѣла бы въ немъ нынѣ своего Джонсона, Лессинга, Шлегеля, что его ясный, критическій, безпристрастный умъ былъ бы лучезарнымъ свѣтиломъ въ тусклой храминѣ нашей словесности“ (Сочиненія Н. Греча, изд. А. Смирдина, т. III, стр. 406). (В. С.).

— (Стр. 338). Предположивъ посвятить, въ своемъ очеркѣ новой русской литературы, особый параграфъ Вѣстнику Европы послѣ того, какъ Карамзинъ оставилъ его редакцію, а Каченовскій сдѣлался главнымъ дѣйствующимъ лицомъ въ журналѣ, Батюшковъ, очевидно, придавалъ важное и полезное значеніе въ тогдашнемъ литературномъ движеніи этому періодическому изданію, и въ частности — журнальной дѣятельности М. Т. Каченовскаго (1775—1842). Это вполнѣ подтверждаютъ письма нашего поэта, гдѣ нерѣдко встрѣчаются отзывы о Каченовскомъ, большею частью сочувственные; Батюшковъ осуждалъ въ немъ только неблагопріятное отношеніе къ историческимъ трудамъ Карамзина. Подробности объ этомъ предметѣ см. въ вводной статьѣ къ настоящему изданію.

— (Стр. 338). Заслуживаетъ вниманія мысль Батюшкова, что особыя „интересныя“ статьи могутъ быть посвящены нѣкоторымъ писателямъ, каковы: Радищевъ, Пнинъ, Беницкій и Колычевъ. Двое первыхъ дѣйствительно имѣютъ довольно много общаго между собою по направленію своей мысли: оба они воспитались подъ вліяніемъ освободительныхъ идей XVIII вѣка и въ первые годы нынѣшняго столѣтія, въ то время, когда Батюшковъ начиналъ свою литературную дѣятельность, пользовались большимъ уваженіемъ петербургской молодежи; придавалось значеніе мнѣніямъ Радищева и по вопросамъ собственно литературнымъ; что же касается Пнина, то онъ одинъ изъ первыхъ въ Петербургѣ выразилъ свое сочувствіе къ дѣятельности Карамзина. Обо всемъ этомъ и объ отношеніяхъ Батюшкова къ Радищеву и Пнину, котораго онъ зналъ лично, см. въ гл. III вводной статьи, предпосланной настоящему изданію; стихотвореніе нашего автора на смерть Пнина см. въ т. I, стр. 31—32. Ал. П. Беницкій принадлежалъ къ литературнымъ сверстникамъ Батюшкова при началѣ его писательской дѣятельности; свѣдѣнія о Беницкомъ см. выше, стр. 427—429: Батюшковъ въ письмахъ къ Гнѣдичу не разъ выражаетъ сожалѣніе о его предсмертной болѣзни и рановременной кончинѣ. О стихотворцѣ Евгеніѣ Колычевѣ извѣстно весьма мало. С. П. Жихаревъ упоминаетъ о немъ, какъ объ одномъ изъ молодыхъ московскихъ писателей, имѣвшихъ нѣкоторый успѣхъ въ свое время. (Записки современника, I. Дневникъ студента, стр. 44; Дневникъ чиновника, въ Отеч. Запискахъ 1855 г., № 8, стр. 387). Колычевъ печаталъ свои стихи въ С.-Петербургскомъ Журналѣ, который издавалъ въ 1798 году Пнинъ. Не знаемъ, объ этомъ ли Колычевѣ говоритъ Вигель, описывая своихъ сослуживцевъ по Московскому архиву иностранной коллегіи (Воспоминанія, ч. I, стр. 176).

545

— (Стр. 339). Баттё (Ch. Batteux, 1713—1780) — извѣстный авторъ „Cours de littérature“ и многихъ другихъ сочиненій. Бутервекъ (Fr. Bouterweck, 1766—1822) — профессоръ нравственной философіи въ Геттингенскомъ университетѣ, извѣстный многими сочиненіями по философіи и литературѣ. Эстетическія теоріи обоихъ этихъ писателей обстоятельно изложены С. П. Шевыревымъ въ его книгѣ: Теорія поэзіи въ историческомъ развитіи у древнихъ и новыхъ народовъ. М. 1836 Бутервекъ написалъ также исторію новой европейской литературы, которая по нѣмецки издана была въ 1801—1819 гг., а вслѣдъ затѣмъ появилась и во французскомъ переводѣ: „Histoire de la poësie et de l’éloquence chez les peuples modernes“. Батюшковъ зналъ это сочиненіе (т. III, стр. 423), и указаніе на него нужно прибавить къ сдѣланному нами на стр. 459 перечню пособій, которыми нашъ авторъ пользовался при изученіи италіянской литературы.

— (Стр. 339). „Tout vouloir est d’un fou“ — афоризмъ Вольтера изъ его посланія къ Гельвецію.

— (Стр. 340). Въ первой строфѣ „Видѣнія мурзы“ (Соч. Державина, 1-е акад. изд., т. I, стр. 157) приведенный Батюшковымъ стихъ читается такъ:

На темноголубомъ эфирѣ...

— (Стр. 341—343). Съ сочиненіями Лукіана Батюшковъ могъ быть знакомъ по ихъ французскимъ переводамъ, которыхъ два появилось почти одновременно, съ 1788 по 1793 г.; одинъ былъ сдѣланъ аббатомъ Масьё (Massieu) а другой — членомъ академіи надписей Беленомъ де-Баллю (Belin de Ballu) Съ послѣднимъ изъ названныхъ переводчиковъ Батюшковъ могъ быть знакомъ и лично, такъ какъ Беленъ де-Баллю жилъ въ Россіи: въ декабрѣ 1803 г. онъ поступилъ профессоромъ греческой словесности въ Харьковскій университетъ, а въ 1811 г. переведенъ въ томъ же званіи въ педагогическій институтъ и умеръ въ Петербургѣ въ 1815 г. Батюшковъ могъ встрѣчаться съ этимъ ученымъ эллинистомъ у С. С. Уварова. Некрологъ Б. де-Баллю помѣщенъ въ выходившей въ Петербургѣ газетѣ Le Conservateur Impartial 1815 г., № 50.

— (Стр. 344—347). Цитаты изъ Ломоносова приведены по изданію его сочиненій 1803 г., въ 8-ку: изъ слова о химіи — ч. III, стр. 15—17, 20, 45, изъ слова о рожденіи металловъ — ч. III, стр. 202—203.

— (Стр. 347). Цитата изъ „Рене“ Шатобріана взята изъ того мѣста этой повѣсти, гдѣ Рене разсказываетъ отцу Суелю и Шактасу свое прошлое.

— (Стр. 350—352). Лукреція Батюшковъ читалъ въ переводѣ Маркетти: Tito Lucrezio Caro della natura delle Cose libri sei tradotti da Alessandro Marchetti. Переводъ этотъ имѣлъ нѣсколько изданій въ XVIII и XIX столѣтіяхъ. Батюшковъ дѣлаетъ извлеченіе изъ индекса къ этому переводу.

546

— (Стр. 353—355). Первыя двѣ выписки изъ „Grandeur et décadence des Romains“ Монтескье взяты изъ гл. XII, третья — изъ гл. XVIII-й, четвертая — изъ гл. XXIII-й.

— (Стр. 356). Стихи Державина взяты изъ 5-й строфы „Приглашенія къ обѣду“ (Соч., 1-е акад. изд., т. I, стр. 668).

— (Стр. 356—357). Баронъ Кроссаръ, французскій эмигрантъ, оставившій свое отечество въ 1791 году и служившій сперва въ арміи принцевъ, потомъ въ голландской, а въ 1796 г. перешедшій въ австрійскую службу; съ 1812 г. по 1814 онъ находился въ русской службѣ и получилъ чинъ генералъ-маіора; по возстановленіи Бурбоновъ возвратился въ отечество и въ 1829 г. издалъ, въ шести томахъ, Mémoires militaires et historiques pour servir à l’histoire de la guerre depuis 1792 jusqu’en 1815 inclusivement. Изъ этихъ записокъ дѣйствительно видно, что онъ любилъ подавать совѣты разнымъ военноначальствующимъ. Описывая, въ томѣ V-мъ, военныя событія въ Богеміи въ августѣ 1813 г., Кроссаръ называетъ Раевскаго „храбрымъ искуснымъ“ генераломъ.

— (Стр. 358). Выписка изъ Сенеки по переводу Лагранжа, т. I, стр. 486: Lettre LXXIX: Description de Scylla, de Charibde et du Mont Etna. Les Sages sont égaux entre eux.

— (Стр. 359—360). Двѣ выписки изъ Сенеки по переводу Лагранжа, т. I, первая — стр. 95—96, изъ письма XIX: Des avantages du répos; вторая и третья — стр. 103—105, изъ письма XXI: Sur la vraie gloire du Philosophe.

— (Стр. 361). Александръ Андреевичъ Петровъ (род. въ началѣ 1760-хъ годовъ, ум. въ 1793 г.), воспитанникъ Московскаго университета, впослѣдствіи членъ Дружескаго ученаго общества въ Москвѣ, былъ другомъ Карамзина, который признавалъ въ немъ своего руководителя и по смерти Петрова посвятилъ его памяти статью „Цвѣтокъ на гробъ моего Агатона“, а впослѣдствіи (въ 1803 г.) изобразилъ его характеръ въ лицѣ Леонида въ статьѣ „Чувствительный и холодный“. Въ Русскомъ Архивѣ 1863 и 1866 гг. напечатаны важныя для характеристики обоихъ друзей письма Петрова къ Карамзину, относящіяся къ 1785—1792 гг. О Петровѣ см. статью М. Н. Лонгинова въ Сборникѣ литературныхъ статей, посвященныхъ памяти А. Ф. Смирдина, т. IV; здѣсь указаны и литературные труды Петрова.

— (Стр. 363). Выписка изъ Сенеки по переводу Лагранжа, т. II, стр. 96: Lettre LXXXVIII: Des Arts libéraux, et de ce qu’il faut en penser.

— (Стр. 363—366). Выписки изъ Лонгина приведены по переводу Ив. Ив. Мартынова: О высокомъ или величественномъ. Твореніе Діонисія Лонгина. Переводъ съ греческаго, съ примѣчаніями переводчика. С.-Пб. 1803. Выписанъ заголовокъ гл. 31-й, и затѣмъ цѣликомъ главы 32-я и 33-я.

Извѣстный переводчикъ греческихъ классиковъ Иванъ Ивановичъ Мартыновъ (род. въ 1771 г., умеръ въ 1833) былъ лично знакомъ Батюшкову съ тѣхъ

547

поръ, какъ послѣдній въ 1802 г. поступилъ на службу подъ его начальство въ департаментъ народнаго просвѣщенія. Нѣсколько замѣчаній Батюшкова о Мартыновѣ см. въ письмахъ къ Гнѣдичу въ т. III, стр. 16 и 35, письмо къ нему самому — тамъ же, стр. 473—474.

— (Стр. 366). Изъ переписки и записокъ Державина видно, что въ числѣ его знакомыхъ и сослуживцевъ по межевому департаменту былъ сенаторъ Семенъ Александровичъ Неплюевъ; въ одномъ письмѣ къ Капнисту, отъ 4-го августа 1803 г., Державинъ, уже уволенный отъ должности министра, называетъ этого Неплюева, съ которымъ имѣлъ служебныя столкновенія, „велемудрымъ“ (Соч. Державина, 1-е акад. изд., т. VI, стр. 143).

— (Стр. 369). Сдѣланный Батюшковымъ переводъ слова митрополита Платона напечатанъ былъ, подъ приведеннымъ въ текстѣ заглавіемъ, въ 1801 году въ Петербургѣ, „à l’imprimerie du Gouvernement“, и составляетъ брошюру въ 16 страницъ въ малую восьмушку. Объ изданіи этого перевода четырнадцатилѣтній переводчикъ, 11-го ноября 1801 года, писалъ отцу слѣдующее: „Въ свободное время переводилъ я рѣчь Платона, говоренную на случай коронаціи; а какъ она понравилась Платону Аполлоновичу, то онъ и хочетъ ее отдать напечатать. Къ оной присоединилъ и посвятительное письмо Платону Аполлоновичу, которое, такъ и рѣчь, были поправлены Иваномъ Антоновичемъ“ (т. III, стр. 2). О. П. А. Соколовѣ и Ив. Ант. Триполи см. въ вводной статьѣ къ настоящему изданію, гл. II.

————

Сноски

Сноски к стр. 425

1) Сходныя мысли о нѣмецкой литературѣ находимъ въ рѣчи „О предметахъ, свойствѣ и вліяніи изящнаго вкуса на счастіе жизни“, проф. П. А. Сохацкаго, котораго Гнѣдичъ, вѣроятно, слушалъ въ Московскомъ университетѣ (см. Словарь профессоровъ Московскаго университета, т. II, стр. 438).

Сноски к стр. 426

1) Здѣсь кстати можно указать на одно мѣсто въ сочиненіяхъ Карамзина, которое могло подать поводъ считать его не сочувствующимъ классическому образованію. Въ концѣ статьи „Отъ чего въ Россіи мало авторскихъ талантовъ“ между прочимъ говорится: „Образцы благороднаго русскаго краснорѣчія едва ли не полезнѣе самыхъ классовъ латинской элоквенціи, гдѣ толкуютъ Цицерона и Виргилія“. Быть можетъ, въ этомъ, впрочемъ не безусловномъ, отрицаніи пользы латинской элоквенціи слѣдуетъ видѣть намекъ на проф. Сохацкаго, съ которымъ у Карамзина были старые литературные счеты (Словарь проф. Моск. унив., II, 440; Филологич. Разысканія Я. К. Грота, изд. 2-е, ч. I, стр. 71). Карамзинъ не зналъ по гречески, но свободно читалъ по латыни, какъ это видно изъ многихъ примѣчаній къ „Исторіи Государства Россійскаго“.

Сноски к стр. 444

1) Батюшковъ однако говоритъ въ этомъ мѣстѣ статьи не объ А. Н. Оленинѣ, а о графѣ А. С. Строгановѣ.

Сноски к стр. 469

1) Нѣкоторыя свѣдѣнія о службѣ Озерова мы имѣли возможность, благодаря любезности В. Г. Трирогова, провѣрить по архиву лѣснаго департамента.

Сноски к стр. 493

1) У Бантыша-Каменскаго (Словарь достопамятныхъ людей Русской земли. С.-Пб. 1847, ч. II), изъ котораго заимствована большая часть приведенныхъ нами свѣдѣпій, годъ смерти Капниста показанъ невѣрно; извѣстія Бантыша-Каменскаго о службѣ Капниста въ министерствѣ народнаго просвѣщенія провѣрены нами по дѣламъ архива этого министерства.

Сноски к стр. 495

1) Подлинныя фамиліи перечисленныхъ здѣсь авторовъ раскрыты М. А. Дмитріевымъ (Мелочи изъ запаса моей памяти. М. 1869, стр. 43), кромѣ одной — Компаровскаго; здѣсь должно разумѣть Якова Кантаровскаго, автора нѣсколькихъ одъ, изданныхъ въ прошломъ вѣкѣ (см. у Сопикова №№ 2822 и 11509).

Сноски к стр. 496

1) Въ 1805 году, въ Сѣверномъ Вѣстникѣ, ч. VI, стр. 295—297, была напечатана пародія на сатиру Капниста, въ которой осмѣяны Карамзинъ, Дмитріевъ и другіе писатели. Ср. Русск. Архивъ 1868 г., ст. 1092 и 1094 (Письма И. И. Дмитріева къ Д. И. Языкову).

Сноски к стр. 518

1) Въ 1810 году, при возобновленіи масонскихъ ложъ, въ спискѣ членовъ ложи Соединенныхъ Друзей (Les Amis Réunis) находится и колл. асс. Василій Пушкинъ, въ степени «избраннаго». Въ связи съ этимъ, вѣроятно, состоитъ и поздравленіе Карамзинымъ Василія Львовича съ новымъ достоинствомъ масона (Письма Карамзина къ Дмитріеву. С.-Пб. 1866, стр. 136). Ложа Соединенныхъ Друзей была основана 10-го іюня 1802 года по французской системѣ, вывезенной изъ Франціи Жеребцовымъ. Въ Московскомъ музеѣ находится напечатанный въ 1810 году сборникъ французскихъ пѣсенъ этой ложи, заключающій въ себѣ три французскія пѣсни брата Пушкина, безъ сомнѣнія — Василія Львовича (Матеріалы для исторіи масонскихъ ложъ, А. Н. Пыпина, въ В. Евр. 1872 г., № 1, стр. 566, 589). Пѣсни эти приведены вполнѣ въ сочиненіяхъ С. В. Ешевскаго, ч. III, стр. 410—413. Графъ М. В. Толстой въ своихъ воспоминаніяхъ говоритъ, что въ ложѣ Ищущихъ Манны, открытой въ Москвѣ гр. М. Ю. Віельгорскимъ въ 1817 году, Пушкинъ былъ первымъ стуартомъ (стражъ, stewart). Имя его значится въ спискѣ членовъ этой ложи, составленной въ 1819 году (Р. Арх. 1881 г., кн. 2, стр. 58; ср. Вѣстникъ Европы 1872 г. № 1, стр. 595). Поступленіе В. Л. Пушкина въ масоны подало поводъ къ одному ловкому намеку Милонова, о которомъ упоминаетъ Батюшковъ въ письмѣ къ кн. Вяземскому (т. III, стр. 185)

Сноски к стр. 542

1) Типографія эта была одна изъ лучшихъ въ Петербургѣ. Стихотворенія Жуковскаго вышли въ 1815—1816 гг., въ 2-хъ частяхъ. Изданіе изящно и украшено виньеткой А. Н. Оленина.