Видѣніе на берегахъ Леты.

——

Ma muse sage et discrète

Sait de l’homme d’honneur distinguer le poête.

   Boileau.

Вчера, Бобровымъ утомленный,
Заснулъ и видѣлъ чудный сонъ:
Какъ будто свѣтлый Аполлонъ,
За что не знаю прогнѣвленный,
Поэтамъ нашимъ смерть изрекъ.
Изрекъ — и всѣ упали мертвы
Невинны Аполлона жертвы.
Иной изъ нихъ окончилъ вѣкъ,
Сидя на чердакѣ высокомъ
10 Въ издранномъ шлафорѣ широкомъ,
Голоденъ, нагъ и утомленъ
Упрямой риѳмой къ свѣтлу небу.
Другой, въ Цитеру принесенъ,
Красу умильную, какъ Гебу,
Хотѣлъ въ жару насильно..... пѣть
И пѣлъ безъ чувствъ въ концѣ эклоги.
Вездѣ, о милосерды боги,

77

Вездѣ пируетъ алчна смерть,
Косою острой быстро машетъ,
20 Богату ниву аду пашетъ
И губитъ Фебовыхъ дѣтей,
Какъ вѣтръ осенній злакъ полей.

Межь тѣмъ въ Элизіи священномъ,
Лавровымъ лѣсомъ осѣненномъ,
Подъ шумомъ Касталійскихъ водъ,
Пѣвцовъ нечаянный приходъ
Узналъ почтенный Ломоносовъ,
Херасковъ, честь и слава Россовъ,
Честолюбивый Фебовъ сынъ,
30 Насмѣшникъ, грозный бичъ пороковъ,
Замысловатый Сумароковъ
И, Мельпомены другъ, Княжнинъ.
И ты сидѣлъ въ толпѣ избранной,
Стыдливой граціей вѣнчанной,
Пѣвецъ прелестныя мечты,
Между Псишеи легкокрылой
И бога нѣжной красоты!,
И ты тамъ былъ, наѣздникъ хилой
Строптива дѣвственницъ сѣдла,
40 Трудолюбивый какъ пчела,
Отецъ стиховъ Тилемахиды!
И ты, что сотворилъ обиды
Венерѣ дѣвственной, Барковъ!
И ты, о мой пѣвецъ незлобный,
Хемницеръ, въ басняхъ безподобный!
Всѣ словомъ, коихъ богъ пѣвцовъ
Вѣнчалъ безсмертія лучами,
Сидѣли тамъ оливъ въ тѣни,
Обнявшись съ прежними врагами;

78

50 Но спорили еще они
О томъ, о семъ и не безъ шума.
(И въ раѣ — думаю — у насъ
У всякаго своя есть дума,
Разсудокъ свой и вкусъ, и глазъ).
Садились всѣ за пиръ богатый,
Какъ вдругъ Маіинъ сынъ крылатый,
Присланный вышнимъ божествомъ,
Сказалъ сидящимъ за столомъ:
«Сюда, на берегъ тихой Леты,
60 «За мной идутъ толпой поэты.
«Они въ рѣкѣ сей погрузятъ
«Себя и вмѣстѣ юныхъ чадъ.
«Здѣсь опытъ будетъ правосудный:
«Стихи и проза безразсудны
«Потонутъ въ мигъ.... Такъ Фебъ судилъ!»
Сказалъ Эрмій и силой крилъ
Отъ ада къ небу воспарилъ.

«Ага», фонъ-Визинъ молвилъ братьямъ,
«Здѣсь будетъ встрѣча не по платьямъ,
70 «Но по заслугамъ и уму».
«Да много ли», въ отвѣтъ ему
Сказалъ смѣяся Сумароковъ,
«Пѣвцовъ найдете безъ пороковъ?
«Поглотитъ Леты всѣхъ струя,
«Поглотитъ всѣхъ, иль я не я!»
«Посмотримъ», продолжалъ въ полгласа
Пѣвецъ, проклятый отъ Парнасса1),
«Егда прійдутъ».... Но вотъ они,
Подобно какъ въ осенни дни2)

79

80 Поблекши листвія древесны,
Что буря въ долахъ разнесла,
Такъ тѣнямъ симъ не вѣсть числа!
Идутъ толпой въ ущелья тѣсны
Къ рѣкѣ забвенія стиховъ,
Идутъ подъ бременемъ трудовъ;
Безгласны, блѣдны приступаютъ,
Любезныхъ дѣтищей купаютъ....
И болѣе не зрятъ въ волнахъ.
Но тутъ Миносъ, пѣвцамъ на страхъ,
90 Старикъ угрюмый и курносый,
Чинитъ расправу и вопросы:
«Кто ты? Вѣщай!» «Я тотъ поэтъ,
«По счастью очень плодовитый»,
Былъ тѣни маленькой отвѣтъ,
«Я тотъ, вѣнками розъ увитый,
«Поэтъ, философъ, педагогъ,
«Который задушилъ Виргилья,
«Алкею окоротилъ крилья,
«Я здѣсь: сего бо хощетъ богъ
100 «И долгъ священныя природы...»1)
«Кто ты, болтунъ»? «Я Мер-зля-ковъ».....
«Ступай и окунися въ воды!»
«Иду... Во мнѣ вся мерзнетъ кровь...
«Душа всего, душа природы,
«Спаси... спаси меня, любовь!
«Авось!...» «Нѣтъ, нѣтъ, болтунъ несчастный»,
Сказалъ ему Эротъ прекрасный,
Который тутъ съ Псишеей былъ2),
«Ступай, пошелъ!...» И нѣтъ педанта!

80

110 «Кто ты?» спросилъ допрощикъ тѣнь,
Несущу связку фоліанта.
«Увы, я цѣлу ночь и день
«Писалъ, пишу и вѣчно буду
«Писать все прозой безъ еровъ;
«Невиненъ я. На эту груду
«Смотри: здѣсь тысячи листовъ,
«Священной пылію покрытыхъ,
«Печатью мелкою убитыхъ,
«И нѣтъ ера ни одного./
120 «Да я».... «Скорѣй купать его!»

Но тутъ явились лица новы
Изъ бѣлокаменной Москвы.
Какія странныя обновы!
Отъ самыхъ ногъ до головы
Обшиты платья ихъ листами,
Гдѣ прозой дѣтской и стихами.
Иной — кладбище, мавзолей,
Другой — журналъ души своей,
Другой — Меланію, Зюльмису,
130 Глафиру, Хлою, Миликтрису,
Луну, веспера, голубковъ,
Барановъ, кошекъ и котовъ1)
Воспѣлъ въ стихахъ своихъ унылыхъ
На всякій ладъ для женщинъ милыхъ...
О вѣкъ желѣзный!... А онѣ
Не только въ явѣ, но во снѣ
Поэтовъ не видали бѣдныхъ.
Изъ этихъ лицъ уныло-блѣдныхъ
Одинъ, причесанный въ тупей,

81

140 Поэтъ присяжный, князь вралей,
На судъ явилъ творенья новы.

«Кто ты?» «Увы, я пастушокъ,
«Вздыхатель, завсегда готовый;
«Вотъ мой баранъ и посошокъ,
«Вотъ мой букетъ цвѣтовъ тафтяныхъ,
«Вотъ списокъ всѣхъ красотъ упрямыхъ,
«Которыми дышалъ и жилъ,
«Которымъ я насильно милъ;
«Вотъ мой Амуръ, моя Аглая»...1)
150 Сказалъ и, тягостно зѣвая,
Съ просонья въ Лету поскользнулъ.

«Уфъ, я усталъ! Подайте стулъ!
«Позвольте мнѣ, я очень славенъ,
«Безсмертенъ я — пока забавенъ!»
«Кто жь ты?» «Я Русскій и поэтъ!2)
«Бѣгомъ бѣгу, лечу за славой,
«Разсудокъ не имѣю здравой,
«Да русское люблю душой;
«Для Русскихъ правъ мой толкъ кривой».
160 «Кто жь ты?» «Жанъ-Жакъ я русскій,
«Расинъ и Юнгъ, и Локкъ я русскій;
«Три драмы русскихъ сочинилъ
«Для Русскихъ. Нѣтъ ужь больше силъ
«Писать для Русскихъ драмы слезны;
«Труды мои всѣ безполезны!
«Причина порча нравовъ въ томъ».
Сказалъ — и бухъ въ рѣку потомъ.

82

Тутъ Сафы русскія печальны,
Какъ бабки наши повивальны,
170 Несли расплаканныхъ дѣтей.
Одна — прости Богъ эту даму!
Несла уродливую драму,
Позоръ для ада и мужей,
У коихъ сочиняютъ жены.
«Вотъ мой Густавъ, герой влюбленный!»
«Ага!» судья пѣвицѣ сей,
«Названья этого довольно!
«Сударыня, мнѣ очень больно,
«Что вы, забывъ послѣдній стыдъ,
180 «Убили драмою Густава.
«Въ рѣку, въ рѣку!»... О жалкій видъ!
О тщетная поэтовъ слава!
Изчезла Сафо! Нѣтъ ея!....
Потомъ, за нею обѣ дамы,
На дамъ живыя эпиграммы,
Хватившись за покровъ ея,
Совсѣмъ имъ не въ приличномъ видѣ
(Скажу пѣвицамъ не къ обидѣ),
Нырнули въ глубь туманныхъ водъ.

190 «Кто ты?» «Я виноносный геній!
«Поэмы три да сотню одъ,
«Гдѣ всюду ночь, гдѣ всюду тѣни,
«Гдѣ роща ржуща ружій ржотъ1),
«Писалъ съ заказу Глазунова
«Всегда на срокъ.... Что вижу я?
«Здѣсь рѣетъ между водъ ладья,
«А тамъ въ разрывахъ черна крова

83

«Уранія, душа сихъ сферъ,
«И всѣ титаны ледовиты,
200 «Прозрачной мантіей покрыты,
«Слезятъ...... Изсякнулъ изувѣръ
«Отъ взора пламенной эгиды!»
Одинъ отецъ Тилемахиды
Слова сіи умѣлъ понять.
На томъ брегу рѣки забвенья
Стояли тѣни въ изумленьи
Отъ рѣчи сей. «Изволь купать
Себя и всѣхъ своихъ уродовъ»,
Сказалъ, не слушая доводовъ,
210 Угрюмый адскій судія.
«Да всѣхъ поглотитъ васъ струя!»

Но вдругъ на адскій берегъ дикій
Призракъ чудесный и великій
Въ обширномъ дѣдовскомъ возкѣ
Тихонько тянется къ рѣкѣ.
На мѣсто клячей запряженны
Тамъ люди, въ хомуты вложенны,
И тянутъ кое-какъ гужомъ.
За нимъ, какъ въ осень трутни праздны
220 Крылатымъ въ воздухѣ полкомъ,
Летятъ толпою тѣни разны
И тамъ и сямъ. По слову: стой!
Кивнула блѣдна тѣнь главой
И вышла съ кашлемъ изъ повозки.
«Кто ты?» спросилъ ее Миносъ,
«И кто сіи?» На сей вопросъ:
«Мы академіи поэты росски»,
Сказала тѣнь. «Но кто сіи
«Несчастны, въ клячей превращенны?»

84

230 «Сочлены юные мои,
«Любовью къ славѣ воспаленны.
«Они Пожарскаго поютъ
«И топятъ старца Гермогена;
«Ихъ мысль на небеса вперенна,
«Слова жь изъ Библіи берутъ.
«Стихи ихъ хоть немножко жестки,
«Но истинно варяго-росски».
«Да кто жь ты самъ?» «Я также членъ,
«Кургановымъ писать ученъ,
240 «Извѣстенъ сталъ не пустяками,
«Терпѣньемъ, по̀томъ и трудами.
«Я есмь зѣло славенофилъ».
Сказалъ и книгу растворилъ.
При словѣ семъ въ блаженной сѣни
Поэтовъ приподнялись тѣни.
Пѣвецъ Любовныя Ѣзды
Осклабилъ взоръ усмѣшкой блудной1)
И рекъ: «Въ мужѣхъ умомъ не скудной,
«Обрѣтшій рѣдки красоты
250 «И смыслъ въ моей Деидаміи,
«Се ты, се ты!».... «Слова пустыя!»
Угрюмый судія сказалъ
И въ рѣку путь имъ показалъ.
Къ рѣкѣ всѣ двинулись толпою,
Ныряли всячески въ водахъ;
Тотъ книжку потопилъ въ струяхъ,
Тотъ цѣлу книжищу съ собою.
Одинъ, одинъ славенофилъ,
И то повыбившись изъ силъ,
260 За всѣхъ трудовъ своихъ громаду,

85

За твердый умъ и за дѣла
Вкусилъ безсмертія награду.

Тутъ тѣнь къ Миносу подошла
Неряхой и въ нарядѣ странномъ:
Въ широкомъ шлафорѣ издранномъ,
Въ пуху, съ нечесанной главой,
Съ салфеткой, съ книгой подъ рукой.
«Меня въ расплохъ», она сказала,
«Въ обѣдъ нарочно смерть застала,
270 «Но съ вами я опять готовъ
«Еще хоть сызнова отвѣдать
«Вина и адскихъ пироговъ:
«Теперь же часъ, друзья, обѣдать.
«Я вамъ знакомый, я Крыловъ»1).
«Крыловъ, Крыловъ!» въ одно вскричало
Собранье шумное духовъ,
И эхо глухо повторяло
Подъ сводомъ адскимъ: «Здѣсь Крыловъ!»
«Садись сюда, пріятель милый!
280 «Здоровъ ли ты?» «И такъ и сякъ».
«Ну что жь ты дѣлалъ?» «Все пустякъ:
«Тянулъ тихонько вѣкъ унылый,
«Пилъ, сладко ѣлъ, а болѣ спалъ.
«Ну вотъ, Миносъ, мои творенья;
«Съ собой я очень мало взялъ:
«Комедіи, стихотворенья,
Да басни всѣ». «Купай, купай!»
О чудо!... Всплыли всѣ! И вскорѣ
Крыловъ, забывъ житейско горе,
290 Пошелъ обѣдать прямо въ рай.

86

Еще продлилось сновидѣнье,
Но ваше длится ли терпѣнье
Дослушать до конца его?
Болтать, друзья, неосторожно:
Другаго и обидѣть можно,
А Боже упаси того!

————