40

ОТ РЕДАКТОРА

Батюшков — наше далекое литературное прошлое. Закончившаяся более ста десяти лет тому назад поэтическая деятельность Батюшкова теряется в лучах славы его гениального ученика — Пушкина, на долю которого выпало развернуть в полном блеске все, что Батюшков, потенциально в себе заключая, не успел и не мог бы творчески осуществить. И все же Батюшков и для нас сейчас не только звено — хотя бы звено и исключительно важное — в общей цепи нашего литературного развития. Батюшков принадлежит к тем немногим высоким мастерам русской поэзии, которым удалось создать нестареющие образцы прекрасного. В лучших своих поэтических творениях Батюшков и до сих пор живет полноценной художественной жизнью. И недаром современный нам поэт, один из видных деятелей нашей литературы, не далее как в 1932 году в крупном советском журнале печатает восторженные стихи об «оплакавшем Тасса» «нежном» певце, который принес с собой «шум стихотворства и колокол братства и гармонический проливень слез».

В нашем издании сочинений Батюшкова мы даем полное собрание его стихов, избранную прозу и избранные письма.

Значение поэзии Батюшкова в истории нашей литературы настолько велико и бесспорно, что мотивировать необходимость познакомить советского читателя именно с полным собранием его стихотворений нет никакой нужды. Иное дело — проза Батюшкова. Сам он смотрел на свою прозу с чисто служебной точки зрения («Чтобы писать хорошо в стихах, надо много писать прозою» и в другом месте: «Я хотел учиться писать и в прозе заготовлял воспоминания или материалы для поэзии»). И действительно, проза Батюшкова также сыграла известную роль в выработке

41

нашего литературного языка, но равнять значение Батюшкова-прозаика со значением его как поэта, конечно, никак нельзя. Переиздавать сейчас всю прозу Батюшкова было бы, может быть, избыточной роскошью. Но дать читателю поэзии Батюшкова представление о нем и как о прозаике, во всяком случае, желательно.

Это определило принцип отбора прозаических произведений Батюшкова для нашего издания. Мы руководствовались здесь стремлением, с одной стороны, представить все основные виды Батюшковской прозы: прозу описательную, образцы теоретических и критических статей, наконец, художественную прозу, с другой — включить произведения, наиболее значительные по своему содержанию и продолжающие в какой-то мере сохранять эту значительность вплоть до наших дней. Исходя из этого, мы ввели в наше издание из всей довольно многочисленной прозы Батюшкова — всего 26 opus’ов — только шесть произведений: «Прогулку по Москве», дающую одно из наиболее красочных и живых, притом сатирически-заостренных описаний жизни и быта старой «допожарной» Москвы, которое прочтется с интересом и современным читателем; «Прогулку в Академию художеств», положившую начало нашей изо-критике; «Похвальное слово сну», несмотря на свою шуточную форму, представляющее любопытнейшее выражение психоидеологии того социального слоя, к которому принадлежал Батюшков; две статьи — «Нечто о поэте и поэзии» и знаменитую «Речь о влиянии легкой поэзии на язык», дающие существенный материал для уяснения теоретических взглядов Батюшкова на его дело поэта; наконец, «старинную повесть» «Предслава и Добрыня» — малоудачный, но, к сожалению, единственный (не считая перевода из Бокаччьо) опыт Батюшкова в области художественной прозы. Наоборот, мы сочли возможным опустить такие произведения Батюшкова, как «Отрывок из писем русского офицера о Финляндии» или «Вечер у Кантемира», неизменно фигурировавшие во всех старых хрестоматиях и учебниках словесности, но для читателя наших дней могущие представить исключительно исторический интерес. Зато мы даем выдержки из записной книжки Батюшкова, имеющие крупное автобиографическое значение, и несколько его писем.

На «письма к друзьям» Батюшков, по примеру своих литературных наставников, Вольтера и Парни, смотрел как на особый род словесного творчества, позволяющий сочетать «прозу», понимаемую и как жанр, и

42

как житейская категория, и стихи — полуироническое описание «трудов и дней», беглую характеристику, элегическое раздумье, философскую мысль и веселую, зачастую достаточно фривольную шутку. «Писать ничего не стану, кроме писем к друзьям», — полушутя, полувсерьез заявлял он как-то незадолго перед концом своей литературной деятельности и прибавлял: «Это мой настоящий род. Насилу догадался». Неслучайно и значительную часть своих прозаических произведений (обе «Прогулки», «Путешествие в замок Сирей» и др.) Батюшков облекал все в ту же форму писем к друзьям. Познакомиться хотя бы с несколькими образцами этого «настоящего» — эпистолярного — жанра творчества Батюшкова совершенно обязательно, если хочешь составить себе законченное представление о цельном творческом облике поэта.

В наше собрание мы вводим по два-три письма, относящихся к различным, наиболее характерным периодам жизни поэта (война 1807 года, пребывание в деревне и в Москве в 1809—1811 годах, заграничный поход 1814 года, подготовка в 1817 году издания «Опытов», наконец, дипломатическая служба в Италии и начало душевного заболевания). Это не только дает возможность судить об известной эволюции эпистолярного стиля Батюшкова, но и вводит, как бы «изнутри», в основные моменты его биографии

Сочинения Батюшкова издавались всего четыре раза (не считая двух позднейших, так называемых «общедоступных» изданий, представляющих сокращенную перепечатку четвертого издания). Три собрания его сочинений вышли при жизни поэта. В первом из них, выпущенном в 1817 году под названием «Опыты в стихах и прозе», Батюшков принимал непосредственное участие: издание было составлено его другом, известным поэтом и переводчиком «Илиады» Н. И. Гнедичем, по указаниям и коррективам самого Батюшкова. Второе и третье издания были выпущены уже после психического заболевания поэта и без всякого его участия. Второе, предпринятое книгопродавцем и издателем И. И. Глазуновым под названием «Сочинения в прозе и стихах», в основном сохранило характер «Опытов» (деление на две части деление стихов на три отдела: элегии послания и смесь), но несколько изменило порядок следования пьес и пополнилось рядом новых произведений, опубликованных по выходе в свет «Опытов» (повесть «Предслава и Добрыня», 35 новых стихотворений — в издании 1817 года их было всего 64 — и 8 писем). Третье издание, выпущенное

43

А. Ф. Смирдиным в его известной серии «Полное собрание сочинений русских авторов» под названием «Сочинения Батюшкова», представляет собой простую перепечатку издания 1834 года (из новых произведений в него введено только «Видение на берегах Леты»), отличаясь притом крайней неудовлетворительностью в передаче текста (ряд небрежностей и прямых искажений).

Первым и единственно научным изданием Батюшкова явилось четвертое собрание его сочинений, выпущенное в трех монументальных томах к столетнему юбилею со дня рождения поэта его братом, П. Н. Батюшковым, под редакцией Л. Н. Майкова и при ближайшем участии В. И. Саитова (в дальнейшем будем именовать его для сокращения «Майковским изданием»).

Майковское издание составляет огромный шаг вперед в отношении собирания и опубликования всего литературного наследия Батюшкова. Получившие возможность широко использовать архивные материалы (семейного архива Батюшковых, архивов П. А. Вяземского, Жуковского и др.), Л. Н. Майков и В. И. Саитов проделали чрезвычайно большую и весьма важную подготовительную работу: обследовали автографы Батюшкова, которых, правда, вследствие его обыкновения уничтожать за собой все им написанное, оказалось весьма немного, списки его произведений, наконец, просмотрели всю нашу периодику за первые тридцать лет прошлого века. В результате стихотворный корпус Майковского издания пополнился 33 новыми пьесами, частью затерянными в старых повременных изданиях, частью опубликованными впервые по рукописям. В примечаниях к основному тексту впервые был дан, по рукописям и первопечатным текстам, обширнейший свод вариантов и библиографический перечень всех предшествующих публикаций. Особенной заслугой издания явилось то, что в нем впервые были собраны, а отчасти и впервые опубликованы многочисленные письма Батюшкова (около 300 номеров, заполнивших собой вместе с примечаниями весь III том издания), представляющие документ исключительной ценности для истории всей нашей литературной жизни первых двух десятилетий XIX века. Наконец, к Майковскому изданию была приложена ценная монография редактора «О жизни и сочинениях Батюшкова» и тщательно составленные объемистые примечания текстологического, реального и историко-литературного характера.

44

Однако последнее по времени (два однотомных издания Батюшкова 1887 и 1896 годов являются, как уже указывалось, всего лишь сокращенной перепечаткой трехтомника 1887 года) издание Майкова все же не может считаться последним словом в деле издания сочинений Батюшкова. За сорок пять лет, протекших со времени Майковского издания, появился ряд новых публикаций (особенно много было опубликовано писем, но имеется ряд публикаций и стихотворных текстов), найден ряд новых автографов и списков. В частности, обнаружена была так называемая «Блудовская тетрадь» (Майков считал ее утерянной), дающая наиболее авторитетный из всех дошедших до нас списков стихов Батюшкова с рядом новых и часто весьма существенных разночтений (впервые сообщение о ней с кратким предварительным описанием было сделано Н. О. Лернером в его заметке «Затерянная тетрадь стихов Батюшкова «Русский библиофил» 1916, № 5, стр. 76—81. В настоящее время Блудовская тетрадь находится на хранении в рукописном отделении Ленинградской публичной библиотеки). Несколько новых стихотворных текстов Майков ввел в состав стихов Батюшкова из его писем, однако часть их почему-то оставил только в тексте последних. Мы вводим и их в наше собрание стихотворений Батюшкова (исключение составляют только всякого рода отрывочные рифмованные куски, неоформленные наброски или те из более или менее законченных пьес, которые составляют органическое целое с прозаическим текстом письма и без ущерба не могут быть от него отделены: мы или сохраняем их внутри публикуемых нами писем, или приводим в примечаниях). В результате мы даем в нашем издании в основном корпусе стихотворений Батюшкова одиннадцать новых пьес: 1) Н. И. Гнедичу («По чести мудрено в санях или верхом...»), 2) Н. И. Гнедичу («Тебя и нимфы ждут...»), 3) «Пафоса бог, Эрот прекрасной...», 4) «Льстец моей ленивой музы...», 5) Н. И. Гнедичу («Сей старец, что всегда летает...»), 6) На членов Вольного общества любителей словесности, 7) Новый род смерти, 8) Запрос Арзамасу, 9) «Счастлив, кто в сердце носит рай...», 10) Надпись к портрету Вяземского и 11) «Жуковский, время все проглотит...» Стихотворения №№ 4 и 9 извлечены нами из неопубликованных писем Батюшкова к кн. П. А. Вяземскому (находятся в Остафьевском фонде Архива феод.-крепостн. эпохи ЦАУ) и в печати появляются впервые. Кроме того, мы включаем в наше издание «Сцены четырех возрастов», написанные Батюшковым в драматической

45

форме в стихах и в прозе и также не вошедшие ни в одно из собраний его сочинений. Равным образом в примечания нами также вводится весьма большое количество вариантов, новых строк, а подчас и целых стихотворных кусков, отсутствовавших у Майкова и извлеченных нами из автографов, списков и журнальных публикаций.

Мало того, при всех своих неоспоримых достоинствах издание Майкова не свободно и от некоторых (правда, почти всегда неизбежных в работах этого рода) недочетов. Так, при воспроизведении стихотворных текстов Батюшкова (как в основном тексте, так, в особенности, в вариантах) им допущено весьма большое количество всякого рода текстологических погрешностей — пропусков, неточностей и прямых ошибок. Сам Батюшков, который был чрезвычайно чувствителен к правильной публикации своих стихов, не обинуясь, назвал бы эти погрешности искажениями. В нашем издании, заново просмотрев все имеющиеся в настоящее время в распоряжении исследователей рукописи произведений Батюшкова и все их печатные публикации, мы постарались всё это исправить.

Вряд ли могут быть признаны правильными некоторые приемы текстологической работы Л. Н. Майкова. В предисловии сам он указывает, что в основание печатаемого им текста положена «та последняя редакция, которая дана ему самим автором», т. е. принимает принцип так называемой «последней воли» поэта. Принцип этот, вообще весьма популярный среди текстологов, конечно, не должен фетишизироваться. В каждом данном случае редактор обязан тщательно выяснить, чем была обусловлена так называемая «последняя воля» автора, куда она направлена. Так, например, Николай I требовал, как известно, от Пушкина, чтобы он внес ряд исправлений в текст своего «Медного всадника». Пушкин начал было эти исправления производить. Однако совершенно очевидно, что редактор Пушкина должен был бы категорически отказаться следовать за той «последней редакцией», которая могла бы возникнуть в результате таких исправлений. Равным образом нельзя не учитывать идеологической эволюции редактируемого автора, возможности его всяческого «поправения». И, конечно, ни один редактор того же Пушкина не откажется от его «Гавриилиады», несмотря на то, что сам поэт в последние годы своей жизни склонен был решительно отрекаться от нее, как и вообще от некоторых «вольнолюбивых» произведений своей юности. Эволюция Батюшкова

46

— мы знаем — шла как раз в направлении политического поправения. Однако тщательный анализ его текстов показывает, что это поправение, за исключением нескольких случаев (они в своем месте оговорены и приняты нами во внимание), почти не отразилось на характере исправлений, вносимых им в свои стихи. По большей части все эти исправления были вызваны соображениями чисто художественного порядка, требованиями растущего поэтического мастерства. В силу этого принцип «последней воли» в отношении стихотворного текста Батюшкова является наиболее правильным. Однако, на словах целиком принимая этот принцип, на деле Майков не только неоднократно нарушает его, но и вводит подчас новую и совершенно произвольную редакцию, представляющую собой контаминацию первоначального и последнего текстов. Один раз это приводит даже к тому, что в основной текст Майковского издания попадает как раз та редакция, которая самим Батюшковым была аттестована прямо как «исковерканная» (см. наши примечания к стихотворениям «Воспоминание» и «Воспоминания»).

Не всегда следуя авторской воле в отношении текста, Майков совершенно не считается с ней в отношении принятого им в своем издании расположения стихов. Всё стихотворное наследство Батюшкова размещено им в хронологическом порядке — по годам написания или первой публикации.

Хронологический принцип расположения материала в ряде случаев имеет неоспоримые права. Однако не следует смотреть на него, как на что-то непререкаемое, пригодное абсолютно во всех случаях редакторской практики. Для собрания сочинений Пушкина, у которого почти нег «дурных» стихов, хронологическое расположение материала, пожалуй, должно быть признано самым правильным. Наоборот, Батюшков в силу своей исторической и литературной позиции — на переломе между XVIII веком и Пушкинской эпохой — в своих стихах является поэтом крайне неровным, — наряду с вещами, могущими стать почти вровень с Пушкинскими, им был написан ряд произведений слабых, зачастую поражающих своей беспомощностью. Сам поэт для отдельного издания своих стихов — «Опытов» 1817 года — произвел строгий отбор, тщательно отделив всё то, что он считал лучшим в своем творчестве, от ученических, мало удавшихся, несовершенных вещей. Отобранные для «Опытов» стихи он расположил по определенному плану, оформив книгу, как это

47

видно из указаний, делаемых им его издателю, Гнедичу, как некое композиционное целое. Механически разбрасывая все стихи Батюшкова по узко-хронологическим делениям, Майков не только разрушает это целое но и буквально убивает поэзию Батюшкова в художественном отношении: подлинно-совершенные стихи Батюшкова, затерянные при таком расположении среди его слабых, длиннотных вещей, почти не доходят до сознания читателя.

В нашем издании мы делим все стихи Батюшкова на два больших раздела. В первом мы в точности воспроизводим стихотворную часть «Опытов», во втором помещаем стихи, не вошедшие в «Опыты».

В этот второй раздел попадают, однако не только ранние вещи поэта или произведения, которые он сам не считал достойными войти в собрание его стихов, но и то относительно немногое, что было написано им после «Опытов», в том числе едва ли не наиболее совершенные из его созданий — стихотворения в антологическом роде, которые Белинский, давая им самую восторженную характеристику, называл «лучшим произведением его музы». По времени написания антологические стихи Батюшкова должны были бы стоять в самом конце раздела. Но тогда, чтобы добраться до них, читателю пришлось бы предварительно преодолеть все то, что сам поэт отбрасывал от себя, как слабое, несовершенное, недостойное его имени. Кроме того, отдельные антологические пьесы перемежались бы стихами совсем другого рода. Поэтому, желая сохранить максимум художественного воздействия на читателя этих шедевров Батюшковской поэзии, мы выделили их из всей массы стихов второго раздела в особый цикл «Антология». Равным образом мы особо выделяем знаменитый памфлет Батюшкова «Видение на берегах Леты» — самое боевое произведение поэта времен его молодости, направленное против литературно и политически-консервативной группы «шишковистов» и не введенное им, несмотря на уговоры друзей, в состав «Опытов» только в силу уже неоднократно указывавшегося нами его общего идеологического поправения. Все остальные стихи второго раздела объединены нами под общим названием «Разных стихотворений» и расположены в строгом хронологическом порядке по годам написания.

Думается, что скомпанованное таким образом полное собрание стихов Батюшкова приобретает вполне стройный и вместе с тем художественно оправданный облик. Сперва идут «Опыты» дающие всё наиболее значительное

48

и отобранное самим поэтом за первые пятнадцать лет его творчества (1802—1817). Затем следуют «Видение на берегах Леты» и антология, охватывающая почти всё, написанное им за последние три-четыре года (1818—1821). За пределами этого остается Батюшков, главным образом, своих ученических, слабых, случайных, не удовлетворявших самого поэта вещей. Правда, и в этом последнем отделе имеется несколько превосходных пьес, в том числе два-три из лучших стихотворений Батюшкова, написанные им в последний период, но не принадлежащие к антологическому жанру. Однако думается, что и они удачно завершают раздел, давая наглядное представление о росте формального мастерства поэта.

Текст стихов печатается нами по современной орфографии, за исключением случаев, когда те или иные особенности написания Батюшкова отражают особенности языка его времени или несут определенную стилистическую функцию (отмененные орфографические формы, поскольку они связаны с рифмой, и т. п.). Равным образом мы сохраняем особенности пунктуации Батюшкова во всех тех случаях, когда они имеют определенное интонационное значение, связаны с ритмом и вообще в какой бы то ни было мере влияют на ту или иную произносимость стиха.

Чтобы не обременять вступительной статьи чисто биографическим материалом, мы сгруппировываем все необходимые сведения по истории жизни и творчества Батюшкова в краткой хронологической канве.

В примечаниях нами даются необходимые сведения текстологического, библиографического и историко-литературного характера.

Краткие справки-характеристики исторических лиц, объяснения столь многочисленных в стихах Батюшкова мифологических имен, равно как и все «realia», отнесены нами в конец книги и расположены в словарном порядке, составив своего рода путеводитель по Батюшкову.

Считаем долгом принести глубокую благодарность за помощь в нашей работе всякого рода указаниями и справками Н. О. Лернеру, М. А. Цявловскому, Б. А. Грифцову и И. Н. Розанову. Существенную поддержку в выверке текстов оказала мне София Рафаиловна Благая. Весьма способствовало нашей работе неизменно внимательное отношение работников рукописного отделения Ленинградской публичной библиотеки — И. А. Бычкова, В. В. Майкова и В. Г. Геймана, и рукописного отделения Института русской литературы Академии Наук СССР — Н. К. Пиксанова и А. И. Перепечь.

Д. Б