433

КОММЕНТАРИИ

434

435

СТИХОТВОРЕНИЯ

ОПЫТЫ В СТИХАХ

Образующие первый отдел нашего полного собрания стихотворений Батюшкова «Опыты в стихах» в точности воспроизводят вторую, стихотворную, часть собрания его сочинений 1817 г. «Опыты в стихах и прозе». Задумав в 1819—1821 гг. новое издание своих стихов, Батюшков предполагал одно время назвать его «Опыты в стихах». Таким образом наше название в точности отражает волю самого поэта.

История издания 1817 г. весьма характерна для условий литературного труда того времени, в особенности для только еще начинавшего складываться писательского профессионализма дворян-литераторов. В течение почти всего первого пятнадцатилетия своей литературной деятельности Батюшков — поэт, уже пользовавшийся весьма значительной известностью, бывший на ряду с Жуковским самым выдающимся представителем молодой литературы 10-х годов прошлого века, — ограничивался только публикациями своих стихов в периодических изданиях. Никакого гонорара за стихи издатели, как правило, тогда не платили. Больше того, Батюшков постоянно жаловался, что перепечатывали, а зачастую и впервые, по неисправным и случайным спискам, печатали они его стихи без всякого спроса. Наконец только во второй половине 1815 г., очевидно побуждаемый к тому примером Жуковского, который как раз в это время решил приступить к первому отдельному изданию своих сочинений, начал подумывать об отдельном издании своего стихотворного «маранья» и Батюшков (см. его письма к Жуковскому от августа и декабря 1815 г. в Сочинениях, под ред. Майкова, т. III, стр. 344—346 и 358). Сведущие люди советовали ему самому приняться за издание, ручаясь, что «в течение двух или трех лет» он «сбудет» его и «выручит капитал на капитал» (на деле издание 1817 г. расходилось медленно: экземпляры его имелись в продаже еще в 1834 г., когда было предпринято новое издание книгопродавцом Глазуновым). Однако совершенно неискушенного

436

в книгоиздательском деле поэта пугали связанные с этим неизбежные заботы и обременения, в частности необходимость на время печатанья оставаться в Петербурге или Москве. Последнее же было для него невыполнимым сперва как для состоявшего на военной службе и вынужденного находиться при своей части, в Подолии, затем, по выходе в 1816 г. в отставку, — как для помещика, которого хозяйственные дела требовали присутствия в деревне. «Иметь хлопоты, беспрестанно торговаться с книгопродавцами, жить для корректуры в столице мне невозможно», писал он Н. И. Гнедичу. Не располагал Батюшков и потребным для затрат по изданию «капиталом», хотя деньги на бумагу ему предлагали дать взаймы (ib., стр. 393—394). Продать же свои сочинения кому-нибудь из книгопродавцев-издателей Батюшков также опасался. У него была чисто классовая недоверчивость к «купцу» вообще: «Боюсь их, как огня», писал он. Ему все казалось, что заботящиеся только о материальной выгоде «парнасские сводники» не обратят должного внимания на внешность издания — «изуродуют» его — и к тому же обязательно обманут неопытного автора, например выпустят книгу в двойном против обусловленного тираже: «на место завода выпустят два» (очевидно, издательская практика того времени изобиловала подобными случаями) и т. п. На почве затруднений этого рода в литературной практике поэтов-дворян начала XIX в. сложился особый тип «дружеских» изданий, предпринимаемых более состоятельными друзьями автора — любителями литературы. Так, уже упомянутое нами первое собрание сочинений Жуковского было выпущено его друзьями-арзамасцами — Дашковым, А. И. Тургеневым и Кавелиным. Сочинения большого приятеля Батюшкова, Василия Львовича Пушкина, были изданы Плетневым при ближайшем участии того же Тургенева, Карамзина и Вяземского. Даже Александр Пушкин, прежде чем он начал продавать свои сочинения книготорговцам и издаваться сам, свои первые поэмы издал на тех же «дружеских» основаниях. Свои дружеские услуги в деле издания его стихов предложил Батюшкову один из самых близких его приятелей, поэт Гнедич. Предложение это устраивало Батюшкова во всех отношениях. Гнедич был человеком своего классового круга; Батюшков вполне доверял его художественному вкусу (постоянно посылал ему свои новые стихи и очень считался с его критическими указаниями); помимо всего этого, Гнедич по своей службе в Публичной библиотеке был большим знатоком и любителем книги как таковой. Эстет Батюшков, придававший весьма важное значение и чисто внешнему оформлению, мог быть уверен, что из рук Гнедича издание его стихов выйдет «не варварское, достойное любителя Эльзевиров и Бодони».

Основным в решении Батюшкова издать свои стихи были побуждения чисто-литературного порядка. Поэт хотел подвести под всё им сделанное некую подытоживающую черту («всё это бремя хочется сбыть с рук и подвигаться вперед», писал он Жуковскому). Присоединялось, конечно, сюда и естественное литературное честолюбие — «любовь славы», — в наличии

437

чего Батюшков постоянно признавался друзьям (ib., стр. 404, 448 и др.). Однако в то же время социально-экономическое положение Батюшкова было не таково, чтобы он совершенно мог пренебречь и той, хотя бы и небольшой, материальной выгодой, которую могло дать ему опубликование его сочинений. «Если можешь, — писал он Гнедичу в связи с изданием, — отдай в ломбард тысячу в июне [за заложенное имение Батюшкова — Ред.]. Авось бог вынесет. Мы не Полторацкие! [Хороший знакомый Батюшкова, Д. М. Полторацкий, богатый помещик и коннозаводчик. — Ред.]. В Париж хлеба не везем! И здесь над крохами бьемся. Я так волосы на себе деру, что болею, что мне мешают; нет покоя! Такой ли бы том отпустил стихов? Но еще повторяю: дряни не печатай. Лучше мало — да хорошо. И то половина дряни. Но что делать! — Ей-ей, не до стихов. Это письмо насилу кончу...». «Я нынешний год потеряю половину моего имения, т. е. тысяч на тридцать, — поясняет он ему в другом письме от этого же времени, — и что будет вперед — не знаю. Вовсе нечем существовать будет» (из собрания автографов Публичной библиотеки при «Отчете» за 1895 г., Спб. 1898, стр. 25 и 28). Это сообщало соглашению Батюшкова с Гнедичем смешанный дружески-коммерческий характер. Гнедич уплачивал Батюшкову за право издания его сочинений в стихах и прозе тиражом 2000, сроком на пять лет, 2000 рублей, освобождая его от всяких забот и ответственности по изданию («Согласен на всё, — писал ему Батюшков, — с тем только, что ни во что мне вступаться и ни за что отвечать»). Батюшков настоял и на том, чтобы их отношения были оформлены письменным «условием», т. е., в сущности говоря, договором. Однако подписал его только он один. Равным образом он отклонил первоначально предложенную ему Гнедичем за томик стихов сумму в полторы тысячи рублей, находя ее чрезмерной. В дальнейшем он всё время тревожился, не ввел ли он своего приятеля в невыгодную сделку: «Скажи мне чистосердечно, как ты ведешь дела свои, и выведи меня из страха и раскаянья, что я согласился на твою просьбу» (передать ему издание своих сочинений). Эти опасения побудили Батюшкова в дальнейшем пойти на ряд уступок, частично отразившихся на составе издания. Несмотря на радость выступить, наконец, перед публикой с целой книгой («Бог поможет, и я автор», Сочинения под ред. Майкова, т. III, стр. 396) в Батюшкове сказывалось одновременно чисто классовое нежелание прослыть литератором, «сочинителем». Больше того, он прямо боялся, что репутация автора может повредить его служебной карьере. «Дипломат Батюшков испугается, увидя себя в числе журналистов», писал Вяземский (Остафьевский архив, т. II, Спб. 1901, стр. 61). Сам Батюшков в пору издания 1817 г. решительно требовал от Гнедича не открывать на него, как это обычно делалось, предварительной подписки. «Не надо подписки тем более, что я сам собираюсь в Петербург за делами [устраиваться на службу. — Ред.], и это меня как ножом срежет», заявлял он; и в другом письме снова: «Ты меня убьешь подпискою. Молю и заклинаю не убивать. Ну, скажи, бога ради, как заводить подписку на любовные стишки» (Сочинения под ред. Майкова, т. III, стр. 440 и 442).

438

Однако для Гнедича, человека тоже малосостоятельного, подписка была совершенно необходима, чтобы получить некоторое количество денег и на оплату типографских расходов, и на выплату гонорара самому же Батюшкову (из двух тысяч Гнедич обязался одну уплатить немедленно, другую через шесть месяцев по выходе второго тома). И последний вынужден был примириться с этим. Два месяца спустя он уже не возражает против подписки, объявленной Гнедичем сейчас же по выходе первого, прозаического, тома, и только опасается, что она не даст результата: «У нас в стороне, верно, никто не подпишется... признаюсь тебе, страшусь и за Москву, и Петербург, и другие города. Вряд ли будут охотники» (Из автографов Публичной библиотеки, стр. 28). Однако охотники нашлись. На «Опыты» подписалось 183 человека — цифра по тому времени достаточно значительная. Наибольшее количество дал Петербург — 122 подписчика, Москва — 45, провинция — 16. Классовый состав их почти однороден — это в подавляющем большинстве дворяне, начиная с «высочайших особ» и — по всем степеням родовой и служебной иерархии — вплоть до «их благородий». В числе подписавшихся ряд друзей-писателей (Карамзин, Жуковский, Крылов, В. Л. Пушкин) и литературная молодежь (только что кончившие лицей Дельвиг, Кюхельбекер). Помимо дворян, среди подписчиков имеем 9 купцов (8 в Петербурге, 1 в Торжке) и одного «купецкого сына» из Твери. Несмотря на желание Батюшкова делать как можно меньше шуму вокруг издания вынужден он был примириться и с некоторой, правда весьма скромной, рекламой, пущенной Гнедичем в связи с подпиской. Так, Гнедич опубликовал в «Сыне отечества» (1817 г., № 28, от 13 июля) Н. И. Греча, в типографии которого печатались «Опыты», только что полученное им новое стихотворение Батюшкова «Беседка Муз» со следующим примечанием от редакции: «Это прекрасное стихотворение взято из 2-й части «Опытов в стихах и прозе» К. Н. Батюшкова. Подписка на сие издание в двух частях с двумя весьма искусно гравированными виньетами, на лучшей любской бумаге, принимается: на Невском проспекте против Гостиного двора, в доме, принадлежащем императорской Публичной библиотеке, у Надворного Советника Николая Ивановича Гнедича, в большой Морской на углу Кирпичного переулка, в доме купца Антонова под № 125, в типографии Греча у фактора Грефа; в книжной лавке Матвея Глазунова, в доме Генерал-Маиора Балабина, и у прочих книгопродавцов. При подписке первая часть выдается, а на вторую, которая выйдет в непродолжительном времени, билет. — Иногородные, относясь прямо на имя Н. И. Гнедича и прилагая свои адресы, получают сию книгу немедленно без платежа за пересылку. Имена подписавшихся особ будут припечатаны при последней части. — Цена по окончании подписки возвысится». При подписке цена была назначена за оба тома в 15 руб. (объявление о подписке было напечатано и в «Вестнике Европы» 1817, ч. 44, № 14, стр. 164).

На ряд еще более существенных уступок Батюшков был вынужден пойти и в отношении как характера издания, так и его состава. В самом

439

начале Батюшков хотел издать только свои стихи. Однако лирическая поэзия ни в какой мере не принадлежала к числу ходких товаров тогдашнего книжного рынка. Поэт опасался, что издание только стихов будет прямо убыточным. Еще до того, как он вступил в соглашение с Гнедичем, он советуется с ним, не присоединить ли к изданию стихов прозаических статей: «Как ты думаешь? Собирать ли прозу? Как литература, она, кажется, довольно интересна и даст деньгу. Впрочем я ее не уважаю» (Сочинения под ред. Майкова, т. III, стр. 391). Соображение коммерческой выгодности прозы, которая, впротивовес стихам, рассчитанным самим поэтом на «трех или четырех человек в России», должна была, по его мнению, прийтись по вкусу «массе читателей», перевесило, и Батюшков решил помимо стихов дать «том прозы, низкой прозы». Мало того, «взыскательный художник» в Батюшкове побуждал его ввести в первое собрание своих стихов только самые совершенные вещи — «лучше мало, да хорошо». Однако приходилось считаться и с тем, чтобы книга не оказалась чрезмерно «худощавой» для намеченной за нее цены. Батюшков должен был уступить и здесь. Правда, ему удалось добиться, чтобы Гнедич не включал в издание ряда вещей, которые Батюшков отвергал по соображениям художественного или общественного порядка (переводы из Тассо, «Видение на берегах Леты» и др.), но, с другой стороны, ему пришлось пойти на включение многих не удовлетворявших его пьес («Сон Могольца», некоторые эпиграммы и др.).

Равным образом Батюшкову пришлось спешить больше, чем он того хотел бы, и с подготовкой стихов к изданию. Поэт намеревался самым тщательным образом пересмотреть свои стихи перед тем как сдать их в печать, и внести в них ряд исправлений. С этой целью он сознательно, дабы выиграть время, начал сдачу Гнедичу материала с прозы, которой, как мы только что видели, придавал гораздо меньше значения. «У меня том прозы готов, переписан и переплетен», писал он Гнедичу в начале сентября 1816 г., при самом начале их соглашения. «Приступить к печати, не ожидая стихов. Том стихов непосредственно за сим печатать. Если ты согласишься на мое условие, то я всё велю переписывать и доставлю в начале октября. Им займусь сильно и многое исправлю» (Сочинения под ред. Майкова, т. III, стр. 394). Однако стихи не были готовы и к концу октября: «Начни бога ради печатать прозою. Дай мне время справиться со стихами... Стихам не могу сказать: Vade sed incultus <«Иди так, как есть». — Ред.>. Надобно кое-что поправить» (письмо от 28 и 29 октября, ib., стр. 408). Выслал Батюшков основную часть стихотворного тома «Опытов» только в самом конце февраля 1817 г. (ib., стр. 418).

Однако Батюшков продолжал работать над стихами и после этого, досылая Гнедичу новые написанные им вещи и внося поправки в старые. Помочь ему в этом последнем он призывал как самого Гнедича, так и всех своих друзей, в первую очередь Жуковского и Вяземского. «Где

440

Жуковский? Если он у вас, то попроси его взглянуть на стихи и что можно поправить. Правь сам и всем давай исправлять» (письмо Гнедичу от конца февраля — начала марта 1817 г., ib., стр. 425). «Поправляй, марай и делай, что хочешь», писал он ему снова в начале июля 1817 г. «Просил тебя, просил Жуковского, писал к нему нарочно, прошу всех добрых людей» (ib., стр. 458, см. еще стр. 413, 440 и 446). Доля участия Жуковского, Вяземского и др. в правке стихов Батюшкова не поддается учету, что же касается самого издателя, Гнедича, то, очевидно, он помогал поэту самым активным образом. Об этом свидетельствует автограф стихотворения Батюшкова «Беседка Муз», хранящийся в настоящее время в рукописном отделении Ленинградской Публичной библиотеки. Это — листок, очевидно посланный Батюшковым Гнедичу при письме от мая 1817 г. (ib., стр. 440). Помимо зачеркиваний и поправок самого Батюшкова, ряд мест в тексте подчеркнут Гнедичем, который тут же на полях наносил карандашом предлагаемые им изменения (см. подробное описание этого автографа в нашем примечании к «Беседке Муз», стр. 526). Все эти изменения были санкционированы Батюшковым и вошли в окончательный текст, опубликованный в «Опытах» (Предположение, что Гнедич ввел их в печатный текст своей волей, не получив разрешения на это со стороны самого поэта, исключено: несмотря на данное Гнедичу разрешение «поправлять и делать, что хочешь», Батюшков весьма ревниво следил за судьбой текста посылаемых стихов и всего издания в целом, добившись, даже после отпечатания книги, некоторых существенных в ней перемен. Следы обсуждения различных вариантов сохранились и в его письмах к Гнедичу, см. напр. письмо от июля 1817 г., вошедшее в наше издание (стр. 419). Наконец, при подготовке нового издания стихов Батюшков оставил «Беседку Муз» точно в том виде, в каком она была напечатана в «Опытах»). Равным образом поэт дал право Гнедичу по его усмотрению расположить стихи в книге: «Размещай их как хочешь», писал он ему при отправке в феврале рукописи со стихами. Однако речь здесь могла идти только о том или ином размещении стихов внутри отделов. Самые же отделы и вообще основная структура книги были с самого начала твердо установлены поэтом: «Стихи разделяю на книги: 1-я — элегии, 2-я — смесь, романсы, послания, эпиграммы и проч. и проч.» (Сочинения под ред. Майкова, т. III, стр. 395). Это деление и было положено в основу «Опытов», и только послания были перенесены из «Смеси» в особый самостоятельный отдел. В другом письме он дает руководящие указания Гнедичу и в отношении построения самих отделов: «Советую элегии поставить в начале. Во-первых те, которые тебе понравятся более, потом те, которые хуже, а лучшие в конец. Так, как полк строят. Дурных солдат в середину. Куда Тасса?» (Из автографов Публичной библиотеки, стр. 26). Гнедич в основном так и поступил. Что касается «Умирающего Тасса», то он поместил его, так же как и «Беседку Муз», в самый конец книги: это были последние пьесы Батюшкова, присланные Гнедичу тогда, когда большинство листов, видимо, уже было отпечатано. Впрочем, это соответствовало и желанию Батюшкова — лучшее помещать

441

в конец: современники почти единогласно относили обе эти пьесы к числу лучших его произведений. Установленный в «Опытах» распорядок стихов, видимо, вполне удовлетворил самого поэта; по крайней мере, подготовляя новое издание, он не стал вносить здесь никаких изменений.

Подготовка Батюшковым своих стихов к печати вместо первоначально предполагавшегося им месяца потребовала около года (вышла в свет вторая, стихотворная, часть «Опытов» в октябре 1817 г., через три месяца после первой, поступившей в продажу в июле; цензурное разрешение первой части, подписанное Ив. Тимковским, — 30 декабря 1816 г. Однако Батюшков всё еще продолжал считать, что стихи им недоработаны. Этим объясняется то, что он поместил в качестве эпиграфа при второй части те самые слова из Овидия «Vade sed incultus», применять которые к своим стихам по началу, как мы видели, как раз не хотел. Больше того, когда книга была уже совсем готова, т. е. отпечатана и сброшюрована, Батюшков настоял, чтобы Гнедич вынул из нее несколько пьес и взамен включил другие. Вынуты были три эпиграммы: «Известный откупщик Фадей...», «Теперь сего же дня...», «О хлеб-соль русская...» и стихотворение «Отъезд» (Ты хочешь горсткой фимиама...). Взамен исключенных пьес Батюшков ввел послание «К Никите». (Сохранилось несколько экземпляров книги в первоначальном виде; один из них имеется в Публичной библиотеке имени В. И. Ленина в Москве — из бывшей библиотеки 1-й мужской гимназии.)

Второй части «Опытов» было предпослано следующее предисловие от издателя, т. е. Гнедича: «Мы должны предупредить любителей Словесности, что большая часть сих Стихотворений была написана прежде Опытов в Прозе, в разные времена, посреди шума лагерей, или в краткие отдохновения воина: но назначить время, когда и где что было написано, мы не почли за нужное. Издатель надеется, что читатели сами легко отличат последние произведения от первых и найдут в них бо̀льшую зрелость в мыслях и строгость в выборе предметов». Вначале предисловие, повидимому, заканчивалось хвалебным отзывом, опущенным по просьбе самого поэта (Сочинения под ред. Майкова, т. III, стр. 440). В остальном оно Батюшкова удовлетворило. Указание на боевую обстановку, в которой писались его стихи, ему особенно пришлось по сердцу: он несколько раз повторяет это в схожих выражениях в письмах к друзьям и знакомым (ib., стр. 447, 461).

В бытность в Италии и в Германии в 1819—1821 гг. Батюшков начал подготовлять к печати новое издание стихотворной части своих «Опытов», которое, как указывалось, предполагал озаглавить сперва «Опыты в стихах», а затем просто «Стихотворения Константина Батюшкова». С этой целью он внес ряд изменений и дополнений в бывший при нем экземпляр 2-й части (хранятся в рукописном отделении Л-градской Публичной библиотеки). Прежде всего он вовсе вычеркнул из него 10 пьес («Тибуллова элегия III», «Веселый час», «К Петину», «Сон воинов», «Сон Могольца». «Всегдашний

442

гость...», «Как трудно Бибрису...», «Памфил забавен за столом...» «Надпись к портрету Н. Н.» и «Надпись на гробе пастушки») с указанием: «в будущем издании выкинуть всё, что зачеркнуто». Взамен того он предполагал ввести в новое издание переводы из антологии, «Подражания древним», которые тут же вписал в свой экземпляр (на оставшихся чистыми 232, 242 и 243 стр.) и «Надпись для гробницы дочери М.» (также вписанную им на стр. 256). Сюда же он хотел присоединить еще ряд пьес, названия которых он потом зачеркнул. Среди них можно прочесть: «Воспоминания Италии», «Поэма», «Море», «Судьба поэта», «Псалмы». Остальные 4 названия зачеркнуты так жирно, что не поддаются прочтению (были ли эти пьесы только задуманы Батюшковым или уже написаны, но уничтожены в припадках начинавшейся душевной болезни — сказать трудно). В предисловии от издателя последняя фраза (от «Издатель надеется») вычеркнута. Помимо того, Батюшков намеревался предпослать стихам свою «Речь о влиянии легкой поэзии на язык», внеся в текст ее несколько незначительных перемен. Некоторое количество изменений чисто стилистического порядка Батюшков внес и в ряд стихотворений, опубликованных в «Опытах» (все эти изменения приводятся нами в примечаниях к соответствующим стихам). Майков в своем издании Батюшкова внес эти изменения в основной текст в качестве «последней воли» поэта. Однако мы сочли нужным воздержаться от этого. Ибо, во-первых, правленный Батюшковым экземпляр «Опытов» никак нельзя рассматривать как окончательную редакцию нового издания, а лишь как предварительную наметку к нему; в процессе дальнейшей подготовки воля поэта могла неоднократно меняться. С такими изменениями сталкиваемся уже и в настоящем экземпляре. Так, некоторые пьесы Батюшков принялся было исправлять, а затем вовсе вычеркнул (Майков не усомнился и эти исправления внести в основной текст), наоборот, другие зачеркнул, а после восстановил. Во-вторых, — и это главное, — текст «Опытов» 1817 года представляет собой не только художественный, но и исторический документ. Именно таким, каким Батюшков предстал в «Опытах», знали поэта по преимуществу и его современники, и последующие читатели на протяжении почти всего XIX века (изменения, внесенные им в свой экземпляр «Опытов», весьма небольшие в количественном отношении и мало значительные по существу, появились в печати только в 1887 г.). Отсюда сохранить в неприкосновенности именно текст 1817 года представлялось нам особенно существенным.

Укажем в заключение, что самое название своих сочинений «Опытами» могло подсказываться Батюшкову не только знаменитыми «Опытами» столь чтимого им Монтеня: название это было весьма распространено и в современной ему русской литературе. Любопытно, что его употребляет и тот самый С. С. Бобров, над писаниями которого так издевались Батюшков и его литературные друзья. Собрание его сочинений, вышедшее в 1804 г., называлось «Рассвет полночи или созерцание славы, торжества

443

и мудрости порфироносных, браноносных и мирных гениев России с последованием дидактических, эротических и других разного рода в стихах и прозе опытов» (курсив наш. — Ред.). Эволюция от этого названия к «Опытам» Батюшкова весьма характерна. Последним отбрасывается вся его кудряво-звучная реторика во вкусе XVIII в., скромная же заключительная часть, являющаяся у Боброва родом подзаголовка, превращается в само заглавие.

———

К друзьям (стр. 55). Впервые напечатано в «Опытах». Вписано собственноручно Батюшковым на первой странице так называемой «Блудовской тетради» — авторизованного списка стихов Батюшкова, переданного им Д. Н. Блудову в начале 1815 г. и считавшегося Майковым потерянным (в настоящее время находится в Рукоп. отд. Ленинградской Публичной библиотеки) — с заголовком: «Дмитрию Николаевичу Блудову» и с датой «Петерб. февраля 1815». (См. снимок с автографа в нашем издании.) В издании сочинений Батюшкова под ред. Л. Н. Майкова (Спб. 1887) неправильно отнесено к 1817 г. В тексте Блудовской тетради имеются следующие разночтения:

11. Как падал, как вставал;

15. Здесь дружество найдет ей милого поэта;

16. Найдет и скажет так;

18. И ветрен, и во всем чудак.

В ст. 21 в «Опытах» — Парнассе, но так как в других местах там же встречаем обычное написание, то отдаем предпочтение последнему.

У Пушкина имелся экземпляр второй части «Опытов», испещренный его пометками (местонахождение этого экземпляра в настоящее время неизвестно; однако Л. Н. Майков, видевший его у сына поэта, снял с него копию, нанеся все пометы и замечания Пушкина на свой экземпляр, который находится в настоящее время в Институте русской литературы Академии Наук — б. Пушкинский Дом). О стихотворении «К друзьям» Пушкин отозвался неодобрительно, отметив слабые рифмы 2 и 3 ст., а под последней строкой прямо подписав: «весьма дурные стихи». Тем любопытнее, что, примерно, через год после этого (Майков относит пометы Пушкина на экземпляре «Опытов» ко времени около 1826 г.), в 1827 г., сам Пушкин в аналогичной пьесе — посвящении «Евгения Онегина» своему другу Плетневу — местами весьма близок к Батюшкову, и лишь сообщает, действительно, несколько вялым строкам последнего необыкновенную энергию, сжатость и предельный словесный чекан.

ЭЛЕГИИ

Надежда (стр. 56—57). Впервые — в «Опытах». Перепечатано в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», изд. Общ. любит. отечеств. словесности, изд., 2, Спб. 1821, ч. I, стр. 294. Написание Майков относит предположительно к 1815 г., что и нам представляется

444

наиболее вероятным. Четыре начальных стиха подсказаны четырьмя строками стихотворения Жуковского «Певец во стане русских воинов»: «А мы?... доверенность к творцу» и т. д.). К ним же восходят 13 и 14 строки. Для нового издания своих стихов, подготовлявшегося Батюшковым в 1819—1821 гг., он изменил ст. 18: Он нам источник чувств высоких.

На развалинах замка в Швеции (стр. 57—60). Напечатано: 1) в «Пантеоне русской поэзии», изд. Павлом Никольским, ч. II, Спб. 1814, стр. 217—223 (ценз. дата — 29 апр. 1814 г.), с полной подписью. 2) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», изд. О-вом любителей отечественной словесности, изд. 1, ч. V, 1816, стр. 124—126. Вписано в Блудовскую тетрадь и в сборник Тургенева (см. о нем в примечании к следующему стихотворению). Ст. 96 и в том, и в другом списке читается: «Иль слышен вой зверей». Так же в «Обр. соч.» и в тексте «Опытов». Однако в списке «Погрешностей и перемен», приложенном ко II части «Опытов», дано новое чтение строки, введенное нами в основной текст. Для нового издания Батюшков изменил ст. 54: «Зри дубы в пламени, в сосудах мед сверкает» и ст. 107: «И руны тайные, преданья на скалах». Так же читается 107 ст. и в «Обр. соч.»; кроме того, там же в 67 ст. — спешат. Вместе с такими стихотворениями Батюшкова, как «Умирающий Тасс», «Переход через Рейн» и т. п., принадлежит к особому роду так называемой исторической, или эпической, элегии — новый жанр, введенный Батюшковым в русскую поэзию (ср., напр., «Финляндию» Баратынского). Непосредственные впечатления, вынесенные Батюшковым во время его проезда через Швецию летом 1814 г. (около этого времени, видимо, и написана элегия и дана в «Пантеон» уже после цензурного резрешения всего сборника), соединяются здесь с воздействием литературных источников — весьма популярное в свое время стихотворение Фр. Маттисона «Элегия, написанная на развалинах старого горного замка» и скандинавская мифология. В письме Батюшкова из Швеции к Д. П. Северину от 19 июня 1814 г. (Сочинения Батюшкова под ред. Майкова, т. III, Спб. 1886, стр. 274—283; в сокращенном виде было опубликовано в «Северных цветах» на 1827 г., стр. 30—48) дается ироническое снижение романтической героики его элегии, подсказанное зрелищем современной поэту буржуазной Швеции:

Итак, мой милый друг, я снова на берегах Швеции,

В земле туманов и дождей,
Где древле скандинавы
Любили честь, простые нравы,
Вино, войну и звук мечей.
От сих пещер и скал высоких,
Смеясь волнам морей глубоких,
Они на бренных челноках
Несли врагам и казнь, и страх.

445

Здесь жертвы страшные свершалися Одену,
Здесь кровью пленников багрились алтари...
Но в нравах я нашел большую перемену:
Теперь полночные цари
Курят табак и гложут сухари,
Газету Готскую читают
И, сидя под окном с супругами, зевают.

Элегия из Тибулла (стр. 60—64). Напечатана: 1) в «Пантеоне русской поэзии», ч. IV, 1815, стр. 204—211, под заглавием: «Тибуллова элегия (кн. 1, эл. 3)», 2) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», изд. 1, ч. V, 1816 г. стр. 52—57, 3) в «Вестнике Европы» 1816, составленном М. Каченовским, ч. LXXXVII, № 12, стр. 255—261, везде с полной подписью.

Стихотворение это имеется в рукописном сборнике стихов Батюшкова, принадлежавшем П. А. Ефремову (находится в Рукоп. отд. Института русской литературы Академии Наук и впервые вводится нами в научно-исследовательский оборот; в дальнейшем будем обозначать его: сборник Ефремова). Это переплетенная тетрадь, размером в лист, из 92 заполненных страниц; почерк — писарской; на бумаге — фабричное клеймо: «А. О. 1812 г.». На титульном листе — «Батюшков» и эпиграф:

Et malheur à tout nom, qui propre à la censure,
Peut entrer dans un vers sans rompre la mesure.

[Горе имени, которое, подлежа порицанию, может войти в стих, не нарушая размера. — Ред.]

Список этого стихотворения имеется и в другом рукописном сборнике стихов Батюшкова из архива братьев Тургеневых (находится в Рукоп. отд. того же Института и также впервые вводится нами в исследовательский оборот). Сборник представляет собой тетрадь в плотной коленкоровой обложке, размером в поллиста, из 38 листов с водяным знаком: «У. Ф. Л. П. 1811». В первой своей части совершенно соответствует сборнику Ефремова по составу и расположению материала, хотя и имеет ряд вариантов. Носит тот же эпиграф, видимо приданный самим поэтом. Помимо того, в конце имеется еще несколько стихотворений, отсутствующих в сборнике Ефремова и приписанных явно позже и другой рукой. Сборник, видимо, принадлежал близкому знакомцу Батюшкова, А. И. Тургеневу, что сообщает ему, как и сборнику Ефремова, большую авторитетность (в дальнейшем будем обозначать его Тургеневская тетрадь). Явные описки, довольно обильные в обоих сборниках, не указываем.

Наконец элегия вписана в Блудовскую тетрадь. Подготовляя в 1819—1821 гг. к печати новое издание своих стихотворений, Батюшков исправил 108 стих.

446

Варианты

7.

О, смерть, не тронь меня насильственной рукою

<У Майкова ошибочно: рукой>

(Пант., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

И жизнь мою прервет безжалостной рукою

(В. Евр., Обр. соч.)

16.

В священном трепете бессмертных вопрошала

(Пант., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

17.

И отрок счастливый нам жребий вынимал

(В. Евр., Обр. соч.)

И отрок счастливый ей жребий вынимал

(Пант., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

21—22.

На отдаленный путь. Я сам растроган был
Утешься, Делия, сквозь слезы говорил.

»          »

36—37.

Все тщетно, милый друг, Тибулла нет с тобою!
Богиня грозная, спаси меня от бед!

»          »

41

Как дева чистая во ткань облачена

(Обр. соч.)

42—43.

Воссядет на помост, и мирная луна
И первые лучи румяныя Авроры

(Пант., Блуд. театр., Ефр., Тург.)

46.

Журчанье сладкое домашнего ручья

52.

И острою сохой земли не раздирали

»          »

56.

С сидонским багрецом и златом драгоценным

(Пант.)

С сидонским багрецом и с златом драгоценным

(Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

60.

Конь бодрый не кропил бразды кровавой пеной

(Пант.)

Конь борзый не кропил бразды кровавой пеной

(Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

63—65.

Мед капал из дубов, таяся под корою,
И сладкое млеко серебряной волною
Струилось из сосцов питательных овец.

(Пант., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

68.

Для вас, на пагубу друзей единокровных

»          »

69.

На наковальне млат не исковал мечей.

»          »

73.

И рыщет бледна смерть на суше, на водах

(Пант., Блуд. тетр.)

И рыщет бледна смерть на суше и водах

(Ефр. Тург.)

75.

Будь к мирному певцу навеки благосклонен

(Пант., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)


447

77.

Я с трепетом богов святыню обожал

(Пант., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

78.

Но, если мой конец безвременный настал

»          »

79.

Пусть камень обо мне пришельцам возвещает

(Пант., Ефр., Тург.)

85.

В Элизий проведешь таинственной стезей

(Пант., Обр. соч., В. Евр., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

86—87.

Там вечная весна меж рощей и полей;
Цветет душистый нард и киннамона лозы.

(Пант., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

90.

Там девы юные сплетаясь в хоровод

(Блуд. тетр.)

93.

В объятиях любви неутомимый рок

(Ефр.; скорее всего описка)

94.

Тот носит на главе из свежих мирт венок

(Пант., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

101—102.

Где скрыться? Адский пес стрежет у медных врат,
Рыкает зев его... и тени вспять бежат!

(Пант., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

104.

Ужасный Энкелад и Тифий там огромный

(Пант., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

108.

Там с жаждой пламенной Тантал бесчеловечной

(Пант., В. Евр., Ефр.)


<Это же чтение в тексте «Опытов», но там же, на листе исправлений, указано новое чтение строки; соответственно исправлена строка и в 1819—1821 г.>

Там жадной, пламенный Тантал бесчеловечной

(Тург.)

112.

Клятвопреступницы карающей Киприды

(Пант., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

114.

И разлучал меня, о, Делия, с тобой

(Обр. соч., В. Евр.)

115.

Но ты мне будь верна, друг милый, друг бесценной.

(Пант., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

Но ты мне будь верна, друг милый и бесценной

(Обр. соч., В. Евр.)


448

116.

И в мирной храмине, от взоров сокровенной

(Пант., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

118.

На шаг не покидай домашних алтарей

(Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

126.

Падет... и у дверей твой явится супруг

(Пант., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

129.

В прелестной наготе предстань моим очам

(Пант., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

130.

Власы рассеянны небрежно по плечам

(Обр. соч., В. Евр.)

134.

И Делию Тибулл с восторгом обоймет?

(Ефр., Тург., Блуд. тетр.)


Оригиналом «вольного перевода» Батюшкова послужила 3-я элегия 1-й книги стихотворений Тибулла. Пушкин находил перевод «прекрасным», Белинский — «превосходным». Перевод сделан не позднее 29 ноября 1814 г. (цензурная дата 4-й кн. «Пантеона»).

Воспоминание (стр. 64—65). Впервые напечатано в «Вестнике Европы» 1809, изд. Жуковским и Каченовским, ч. XLVIII, № 21, ноябрь, стр. 28—31, под заглавием «Воспоминания 1807 года», с подписью К...Б... Здесь стихотворение состоит из 88 стихов. Перепечатано с добавлением еще 13 стихов: 1) в «Собрании русских стихотворений, взятых из сочинений лучших стихотворцев российских и из многих русских журналов», изд. Василием Жуковским, 1811, ч. V, стр. 272—275, с полной подписью и тем же заглавием (у Майкова заглавие указано ошибочно); 2) в «Пантеоне русской поэзии», ч. I, 1814, стр. 225—230, с полной подписью и тем же заглавием; 3) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», изд. 1, ч. VI, 1817 стр. 15—19, с полной подписью и тем же заглавием. В «Опытах» Батюшков поместил текст «Пантеона», но дал из стихотворения только 43 первых стиха, опустив всю вторую часть, посвященную воспоминаниям о любовном эпизоде с дочерью рижского купца Мюгеля, в доме которого он лечился в 1807 г. от раны. Майков, ссылаясь на письмо Батюшкова к Гнедичу от 27 ноября — 5 декабря 1811 г. (Сочинения Батюшкова, т. III, стр. 164), в котором он жалуется на неисправность текста «Собрания русских стихотворений» («Как мои стихи — Воспоминание исковеркано! Иные стихи пропущены; и рифмы торчат одни!») и на другое гораздо более позднее письмо к нему же, в котором Батюшков советует при издании его сочинений «иногда справляться с Вестником» (ib., 423), дает в своем издании текст «Вестника Европы» «как наиболее полный и исправный». На самом деле текст «Вестника Европы», который на 13 стихов короче текста «Собрания» и последующих перепечаток, «наиболее полным» назвать никак нельзя. Не является он и «наиболее исправным».

449

Письмо, в котором Батюшков советует справляться с «Вестником», имеет в виду издание прозы. Жалобы же на пропуск стихов, в силу чего некоторые стихи оказываются нерифмованными, имеют в виду строку 52, которая читается в «Собрании»: «Как утешителя, как ангела добра» и, действительно, одна во всем стихотворении не имеет рифмующей с нею строки. Но как раз так же эта строка читается и в «Вестнике Европы». Наоборот, в «Пантеоне» и в «Образцовых сочинениях» взамен этой строки появляются две новые, рифмующиеся между собой. Таким образом, принимая текст «Вестника», Майков как раз дает то самое «исковерканное чтение», против которого решительно протестовал сам поэт.

Стихотворение это имелось также, в полном виде, в пяти современных списках: 1) в составе сборника стихотворений Батюшкова, писанного рукой А. А. Воейковой и принадлежавшего П. А. Висковатову (в дальнейшем обозначаем его как «Сборник Висковатова»), под заглавием «Воспоминания на 1807 год», 2) в составе сборника стихотворений Батюшкова, писанного неизвестной рукой и принадлежавшего А. Н. Афанасьеву, с тем же эпиграфом, что в сборниках Ефремова и Тургенева (описание его дано Афанасьевым в «Библиографических записках» 1861, № 20, стр. 633—643). Уже к моменту издания сочинений Батюшкова Майковым в 1885—1887 гг. местонахождение этого сборника было неизвестно (в дальнейшем обозначаем его как «Сборник Афанасьева»), 3) в Блудовской тетради, 4) в сборнике Ефремова и 5) в Тургеневской тетради.

Приводим по тексту Блудовской тетради, как наиболее авторитетному и хронологически самому позднему, вторую часть стихотворения, опущенную в «Опытах»:

Семейство мирное, ужель тебя забуду
И дружбе и любви неблагодарен буду?
Ах, мне ли позабыть гостеприимный кров,

В сени домашних где богов

Усердный эскулап божественной наукой
Исторг из-под косы и дивно исцелил
50 Меня, борющегось уже с смертельной мукой!
Ужели я тебя, красавица, забыл,
Тебя, которую я зрел перед собою,
Как утешителя, как ангела небес!
На ложе горести и слез
Ты, Геба юная, лилейною рукою
Сосуд мне подала: «Пей здравье и любовь!»
Тогда, казалося, сама природа вновь

Со мною воскресала
И новой зеленью венчала
60 Долины, холмы и леса.

Я помню утро то, как слабою рукою,
Склонясь на костыли, поддержанный тобою,

450

Я в первый раз узрел цветы и древеса...
Какое счастие с весной воскреснуть ясной!
(В глазах любви еще прелестнее весна).

Я, восхищен природой красной,

Сказал Эмилии: «Ты видишь, как она,
Расторгнув зимний мрак, с весною оживает,
С ручьем шумит в лугах и с розой расцветает;
70 Что б было без весны?.. Подобно так и я
На утре дней моих увял бы без тебя!»
Тут, грудь ее кропя горячими слезами,

Соединив уста с устами,

Всю чашу радости мы выпили до дна.

Увы, исчезло все, как прелесть сладка сна!
Куда девалися восторги, лобызанья
И вы, таинственны во тьме ночной свиданья,
Где, заключа ее в объятиях моих,
Я не завидовал судьбе богов самих!..

80 Теперь я, с нею разлученный,

Считаю скукой дни, цепь горестей влачу,
Воспоминания, лишь вами окрыленный,

К ней мыслию лечу,
И в час полуночи туманной,

Мечтой очарованной,

Я слышу в ветерке, принесшем на крылах

Цветов благоуханье,
Эмилии дыханье;
Я вижу в облаках

90 Ее, текущую воздушною стезею...

Раскинуты власы красавицы волною

В небесной синеве,

Венок из белых роз блистает на главе,
И перси дышат под покровом...

«Души моей супруг!»
Мне шепчет горний дух,
«Там в тереме готовом
За светлою Двиной
Увижуся с тобой!..

100 Теперь прости»... И я, обманутый мечтой,
В восторге сладостном к ней руки простираю,
Касаюсь риз ее... и тень лишь обнимаю!

Помимо того, имеются следующие варианты. В основном тексте:

4.

Меж тем как стан дремал в покое

(Ефр., Тург.)

6.

В усталости почил! Луна на небесах

(В. Евр.)


451

6—7.

Смотрел в туманну даль, — меж тем как в небесах
Безмолвно Цинтия блистала

(Ефр., Тург.)

24.

Осталось мрачное воспоминанье

(Тург.)

43.

И тихой смерти ждет

(Ефр., Тург.)

Во 2-й части:

50.

Меня, борющегось уже со смертной мукой

(Ефр., Тург.)

53.

Как утешителя, как ангела добра,

(В. Евр.)

54.

<Отсутствует>

(В. Евр.)

53—54.

У ложа горьких мук, отчаянья и слез

(Аф.)

Как утешителя, как вестника небес.

(Ефр., Тург.)

68.

Расторгнув зимний мразь с весною оживает

(В. Евр.)

70.

Что б было без весны?.. Подобно как и я

(Ефр., Тург.)

83—88.

И в час туманной полуночи
Мечтой обвороженны очи,
Как призрак, красоту в одежде легкой зрят,
Ее и стан, и взгляд;
Я к ней объятия в восторге простираю...
И тень лишь обнимаю.

(В. Евр.)

98.

За быстрою Двиной

(Ефр., Тург.)

101.

В восторге сладостном к ней руку простираю

(Тург.)


Из Риги Батюшков уехал в конце июля 1807 г. Значит, данное стихотворение могло быть написано в период времени от конца 1807 по ноябрь 1809 г.

Воспоминания (стр. 66—67). Написаны, видимо, в 1814 г. Впервые напечатаны в «Опытах», где композиционно оформлены как «отрывок». В рукописном сборнике, находившемся у Жуковского — в дальнейшем обозначаем его: Сборник Жуковского (находится в Рукоп. отд. Ленинградской Публичной библиотеки) — стихотворение имеет название «Элегия», продолжение в 32 стиха (впервые опубликованы в сборнике «XXV лет. 1859—1884. Сборник, изданный обществом для пособия нуждающимся литераторам и ученым», Спб. 1884, стр. 201—204; в том же сборнике, в качестве другого неизданного стихотворения Батюшкова, напечатан отрывок, начинающийся словами: «К младенчеству ль душа прискорбная летит...», на самом деле принадлежащий Жуковскому и вошедший во все собрания его сочинений), карандашную дату «1814» и следующие варианты:

15—16.

Как странник, брошенный из недра ярых волн

На берег дикий и кремнистый,


452

Встает и с ужасом разбитый видит челн,
Валы ревущие и молнии змиисты,
Объявшие кругом свинцовый небосклон.

22—24.

Тебя, последний сердца друг
Опора сладкая, надежда, утешенье
Средь вечных скорбей и недуг

29.

Искать иль гибели, иль славного венца

41.

И мыслил о тебе лишь в горести сердечной.

48.

Обитель древняя и доблестей, и нравов.


Л. Н. Майков ввел в свое издание совершенно произвольно составленную им редакцию, присоединив к первой части стихотворения, напечатанной им по «Опытам» (но с опущением первой строки точек, оправдывающей название пьесы «отрывком»), отсутствующий в «Опытах» конец, заимствованный им из рукописи Жуковского, отличающейся, как мы только что видели, в первой своей части от текста «Опытов» рядом весьма существенных разночтений. Приводим последние 32 стиха, опущенные в «Опытах», очевидно, в силу их слишком личного характера, по рукописи (в издании Майкова введена явно произвольная пунктуация, местами прямо искажающая смысл):

Исполненный всегда единственно тобой,
С какою радостью ступил на брег отчизны!
«Здесь будет, — я сказал, — душе моей покой,
Конец трудам, конец и страннической жизни».
Ах, как обманут я в мечтании моем!
Как снова счастье мне коварно изменило

В любви и дружестве... во всем,
Что сердцу сладко льстило,

Что было тайною надеждою всегда!
Есть странствиям конец — печалям никогда!
В твоем присутствии страдания и муки

Я сердцем новые познал.
Они ужаснее разлуки,

Всего ужаснее! Я видел, я читал
В твоем молчании, в прерывном разговоре

В твоем унылом взоре,

В сей тайной горести потупленных очей,
В улыбке и в самой веселости твоей

Следы сердечного терзанья...

Нет, нет! Мне бремя жизнь! Что в ней без упованья?

Украсить жребий твой

Любви и дружества прочнейшими цветами,
Всем жертвовать тебе, гордиться лишь тобой,
Блаженством дней твоих и милыми очами.

453

Признательность твою и счастье находить

В речах, в улыбке, в каждом взоре,

Мир, славу, суеты протекшие и горе,
Всё, всё у ног твоих, как тяжкий сон, забыть!
Что в жизни без тебя? Что в ней без упованья,
Без дружбы, без любви — без идолов моих?..

И муза, сетуя, без них
Светильник гасит дарованья.

Строки 25—26 этого стихотворения явно отразились в письме пушкинской Татьяны («Вся жизнь моя была залогом..» и т. д.).

Выздоровление (стр. 67—68). Впервые — в «Опытах». Первоначальный автограф этого стихотворения находится в Ленинградской Публичной библиотеке со следующими разночтениями:

5.

Уж очи покрывал смертельный мрак густой,

19.

Мне сладок будет час разлуки роковой:


Содержание стихотворения — то же, что и во второй опущенной части элегии «Воспоминание». В силу этого стихотворение вероятнее всего следует отнести ко времени пребывания Батюшкова в Риге летом 1807 г. По поводу «Выздоровления» Пушкин на своем экземпляре «Опытов» надписал: «Одна из лучших элегий Батюшкова», но отметил неточность 1 ст.: «Не под серпом, а под косою: ландыш растет в лугах и рощах — не на пашнях засеянных».

Мщение (стр. 68—70). Впервые — в «Вестнике Европы» 1816, ч. LXXXIX, № 19 и 20, октябрь, стр. 204—206, с подписью Б... Вписано в Блудовскую тетрадь, под названием «Элегия из Парни».

Варианты

8.

Всё клятвы страшные тебе напоминает.

(Блуд. тетр.)

13.

Взлелеянной весной под сенью безмятежной,

»        »

14.

<Отсутствует>

»        »

17.

Здесь жертвы приносил сто раз у алтарей.

»        »

18—19.

Когда твою грозили младость
Болезнью парки погубить.

»        »

21—22.

Но с новой прелестью ты в силах воскресала
И в первый раз люблю, краснея, мне сказала

»        »

32.

Все небо в молниях зарделося кругом

»        »

Между 34 и 35.

В объятиях любви, на ложе сладострастья

»        »

Покрытая дождем холодного ненастья


454

35.

Для новых радостей ты воскресала в них

(Блуд. тетр.)

Между 36 и 37.

О, нега томная! Источник сладких слез!

(Блуд. тетр., В. Евр.)

При блесках молнии разгневанных небес

»

44.

Неизлечимою глубокою тоскою

(Блуд. тетр.)


В ст. 3 в «Опытах»: легкокрилы. Такое написание вообще у Батюшкова преобладает, но так как наряду с этим в тех же «Опытах» имеем и написание: крылах, крылатой, — отдаем предпочтение последнему.

Стихотворение является подражанием 9-й элегии IV книги Парни (см. «Oeuvres d’Evariste Parny», t. 1, pp. 72—73, Paris 1809). Майков относит его к 1816 г., однако, так как стихотворение это имеется в Блудовской тетради, которая, по справедливому заключению Лернера («Русский библиофил» 1916, № 5, стр. 78), была составлена не позднее февраля 1815 г., оно должно быть отнесено к 1814 или самому началу 1815 г.

Привидение (стр. 70—71). Напечатано: 1) в «Вестнике Европы» 1810, ч. L, № 6, март, стр. 108—110, с подписью К. Б., 2) в «Собрании русских стихотворений» 1811, ч. V, стр. 59—61; 3) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», 1-е изд., ч. V, 1816, стр. 186—188, — в обоих сборниках с полной подписью. Вписано в Блудовскую тетрадь, сборник Ефремова и Тургеневскую тетрадь.

Варианты

7.

Плач и стон не умолит

(В. Евр., Ефр., Тург.)

12—13.

Не приду тебя, друг милый,
Видом мертвого пугать.

В. Евр.)

13.

Мертвецом тебя пугать

(Ефр., Тург.)

35.

Улыбнися, друг любезный

(Тург.)

45.

Я с крылатыми мечтами

(В. Евр.)

52.

Сокровеннейших красот

»        »


Стихотворение представляет довольно свободный перевод элегии Парни «Le revenant» («Выходец с того света», Oeuvres, op. cit. I, pp. 18—20). Перевод сделан в феврале 1810 г. Посылая его в письме к Гнедичу, от середины февраля 1810 г., Батюшков писал: «Посылаю тебе, мой друг, маленькую пьеску, которую взял у Парни, то-есть, завоевал. Идея оригинальная. Кажется, переводом не испортил» (см. в нашем изд., стр. 396).

Тибуллова элегия III (стр. 72—73). Напечатана: 1) в «Вестнике Европы» 1809, ч. XLVIII, № 23, декабрь, стр. 198—199, с подписью К., 2) в «Собрании русских стихотворений», ч. VI (М. 1815), стр. 272—274, причем приписана П. И. Голенищеву-Кутузову; 3) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», изд. 1-е, ч. IV, 1816, стр. 45—47,

455

с полною подписью. Вписана в Блудовскую тетрадь, сборник Ефремова и Тургеневскую тетрадь. Подготовляя в 1819—1821 гг. новое издание стихов, Батюшков сперва начал было исправлять это стихотворение, а затем решил вовсе исключить его.

Варианты

3.

Все тщетно!.. Делии еще с Тибуллом нет

(В. Евр., С. р. ст., Обр. соч., Блуд тетр., Ефр. Тург.)

15.

Под крышей золотой, где дивный ряд столбов

»        »

19.

Сады пространные, где силою трудов

»        »

22.

И руна тирские, багрянцем напоенны

(1819—1821)

26.

И в хижине своей фортуну ожидает.

(В. Евр., С. р. ст., Обр соч.)

27.

И бедность, Делия, мне радостна с тобой!

(1819—1821)

28.

Тот кров соломенный Тибуллу золотой.

(1819—1821)

29.

Тот кров, где съединен души моей с душою,

(В. Евр., С. р. ст., Обр. соч.)

Тот кров, где сопряжен души моей с душою

(Ефр., Тург.)

32.

Утешит ли тогда сей Рим, сей пышный град?

(1819—1821)

33.

Ах, нет! И золото, что катит дно Пактола,

(В. Евр., С. р. ст., Обр. соч.)


Л. Н. Майков, сличая перевод Батюшкова с латинским подлинником, правильно указывает, что запятая после слова «порфир» в ст. 17, имеющаяся в «Опытах» и других изданиях, должна быть уничтожена, как искажающая смысл, тем не менее — яркая иллюстрация небрежности майковского издания — сам же он сохраняет ее в основном тексте.

Перевод сделан в деревне в 1809 г. (см. письмо Гнедичу от 19 сентября 1809 г., в нашем изд. стр. 389). Вся 3-я книга, носящая имя Тибулла, на самом деле этому поэту не принадлежит. В свой перевод Батюшков внес ряд образов и стихов, заимствованных из других тибулловых элегий.

Мой гений (стр. 73). Напечатано: 1) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», ч. V, 1816 (цензурная помета: 10 декабря

456

1815 г.), стр. 228; 2) в «Вестнике Европы» 1816, ч. LXXXVIII, № 15, август, стр. 176—177, с подписью Б—в: 3) в «Опыт русской антологии», Спб. 1828, стр. 129; 4) в «Эвтерпе или собрании новейших романсов, баллад и песен известнейших и любимых русских поэтов», М. 1831, стр. 75, без заглавия; 5) в «Дамском альбоме», Спб. 1844, стр. 19. Стихотворение это находится также в рукописном сборнике Жуковского, где имеет эпиграф:

Spirto beato quale
Se’quando altrui fai tale?

в альбоме Безобразова и рукописном сборнике первой половины 30-х годов Любы Хорошиловой (оба в ИРЛИ). Написано в Каменце в 1815 г. (послано Батюшковым Е. Ф. Муравьевой при письме от 11 августа 1815 г.). Выражение «память сердца» («Что есть благодарность? — память сердца») Батюшков употребляет уже в 1810 г. в своих «Мыслях» («Вестник Европы» 1810, ч. 62, № 13, см. Сочинения под ред. Майкова, т. II, стр. 35) и снова повторяет его в статье «О лучших свойствах сердца» (стр. 142—148), написанной в том же Каменце в 1815 г. Здесь он указывает, что афоризм этот принадлежит «глухонемому философу Масьё воспитаннику Сикарову».

В «Обр. соч.» и «Вестнике Европы» иная расстановка знаков препинания в ст. 8—9 меняет смысл:

Небрежно вьющихся власов
Моей пастушки несравненной.

В «Эвтерпе» ст. 3. И ныне прелестью своей. Ст. 6 вовсе отсутствует.

В издании Майкова предпоследний стих напечатан ошибочно: «Заснул? Приникнет к изголовью». Первые две строки этой пьесы обычно приводятся исследователями как образец чисто «пушкинской» гармонии, свойственной подчас Батюшкову. Известно, что такой признанный знаток и ценитель Пушкина, как поэт Ап. Майков, даже был обманут этим, напечатав при одном из собраний своих стихов эти две строки в качестве эпиграфа из Пушкина. Тем любопытнее, что сам Пушкин их-то как раз и отвергал, написав об этом стихотворении в своем экземпляре «Опытов»: «прелесть кроме первых четырех» (стихов).

Дружество (стр. 73—74). Впервые — в «С.-Петербургском вестнике», изд. Обществом любителей словесности, наук и художеств, 1812, февраль, стр. 166, с подзаголовком «Из Биона» и подписью К. Н. Б. Т. Вписано в Блудовскую тетрадь и имеется в сборниках Висковатова, Афанасьева, Тургенева и Ефремова. Во всех пяти списках с тем же подзаголовком. Вариантов нет. Подражание стихотворению древне-греческого поэта Биона, с которым Батюшков, не владевший греческим языком, мог познакомиться по изданию Н. Ф. Кошанского «Цветы греческой поэзии», М. 1811. Написано в 1811 или в самом начале 1812 г. В «Цветнике» 1810,

457

ч. VI, стр. 368—369, был напечатан перевод того же стихотворения сделанный Катениным: «Дружба. Вионова идиллия».

Тень друга (стр. 74—75). Напечатано: 1) в «Вестнике Европы» 1816, ч. LXXXIX, № 17 и 18, сентябрь, стр. 3—5, с полной подписью; 2) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», 1-е изд., ч. VI, 1817, стр. 247—249; 3) в «Дамском альбоме», Спб. 1844, стр. 245—247. Исправлено для нового издания стихов в 1819—1821 гг.

Варианты

43.

Как дым, как метеор огнистый полуночи

(В. Евр., Обр. соч.)

44.

И сон покинул очи.

(1819—1821)


Список в альбоме В. Н. Головиной (Рукоп. отд. ИРЛИ), с неизвестно откуда взявшимся разночтением 48 ст.: «... едва плескали волны».

Навеяно поездкой на корабле из Англии в Швецию в июне 1814 г.; по свидетельству кн. Вяземского, на корабле же и написано. Батюшков подробно описывает это путешествие в уже упоминавшемся письме к Северину. В нем же приводится еще один стихотворный отрывок. Батюшков, по его словам, обратился к капитану с итальянскими стихами из «Освобожденного Иерусалима» Торквато Тассо. «Он отвечал мне на грубом английском языке, который в устах мореходцев еще грубее становится, и божественные стихи любовника Элеоноры без ответа исчезли в воздухе:

Быть может, их Фетида
Услышала на дне,
И, лотосом венчанны,
Станицы нереид
В серебряных пещерах
Склонили жадный слух
И сладостно вздохнули,
На урны преклонясь
Лилейною рукою;
Их перси взволновались
Под тонкой пеленой...
И море заструилось,
И волны поднялись!

«Тень друга» посвящена памяти близкого друга Батюшкова, поэта-дилетанта И. А. Петина, убитого на 26-м году жизни в лейпцигской «битве народов» в 1813 г. Память об убитом друге постоянно преследовала Батюшкова и позднее, в период его психической болезни: среди его рисунков этого времени настойчиво повторяется мотив одинокой могилы на чужой стороне. О «Тени друга» Пушкин записал: «Прелесть и совершенство — какая гармония!»

458

Эпиграф взят из Проперция (кн. IV, элегия 7 «Тень Цинтии») и значит: «Души усопших — не призрак; смертью не все оканчивается; бледная тень ускользает, победив костер». В. Ржига отмечает близость элегии Батюшкова к одной из метаморфоз Овидия «Цеик и Галькиона» Метаморфозы, кн. XI (см. его заметку «Тень друга» К. Н. Батюшкова» в сборнике «Памяти П. Н. Сакулина», М. 1931, стр. 239—241). Через несколько лет (в 1819 г.) эта метаформоза была переведена Жуковским (см, Полное собрание сочинений под ред. Архангельского, Спб. 1902, т. III, стр. 25—32). Майковым эпиграф из Проперция процитирован и указан неточно. Ошибку Майкова повторяет и Ржига.

Тибуллова элегия X (стр. 76—78). Напечатана: 1) в «Вестнике Европы» 1810, ч. L, № 8, апрель, стр. 277—280; 2) в «Собрании русских стихотворений», ч. IV, 1811, стр. 236—239; 3) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», 1-е изд., ч. IV, 1816, стр. 75—79, везде с полной подписью. В «Опытах» — под ошибочным заглавием «Тибуллова элегия XI». Вписана в Блудовскую тетрадь, сборник Ефремова и Тургеневскую тетрадь. В изд. Майкова ст. 19 напечатан ошибочно: И вы, хранившие...

Варианты

3—5.

Невинный мир и в ад открыл обширный путь!
Но он виновен ли, когда на ближних грудь
За злато в бешенстве железо устремляем,

(В. Евр., С. р. ст., Обр. соч., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

6.

А не чудовищей пустынных им сражаем?

(В. Евр., С. р. ст., Обр. соч.)

А не чудовищей пустынных поражаем

(Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

12.

Тогда б и дни мои я радостьми считал

(В. Евр., С. р. ст., Обр. соч., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

14.

При гласе бранных труб! О, тщетные мечтанья

(Обр. соч.)

20.

В беспечности златой от самых юных дней.

(В. Евр., С. р. ст., Обр. соч.)

28.

Он благодатен был, когда из чаш простых

(Блуд. тетр.)

30.

А на власы его, в знак мирного венчанья

(В. Евр., С. р. ст., Обр. соч., Ефр., Тург.)


459

32.

Он благодатен был сей мирный бог полей

(Блуд. тетр.)

34.

В кругу детей своих оратай престарелый

(В. Евр., С. р. ст., Обр. соч., Ефр., Тург.)

41.

Я сам, увенчанный и в тогу облеченный,

(В. Евр., С. р. ст., Обр. соч., Ефр., Тург.)

43—44.

Пускай народов бич, неистовый герой,
Обрызган кровию за Марсом идет в бой,

(В. Евр., С. р. ст., Обр. соч.)

Пускай, скажу, за лавр неистовый герой,
Обрызган кровию, идет в ужасный бой

(Блуд. тетр.)

Пускай народов бич, неистовый герой
Обрызгнет кровию, идет за Марсом в бой

(Ефр., Тург.)

45—47.

А мне коль благости я сей от вас достоин,
Пускай о подвигах своих расскажет воин,
С друзьями юности сидящий за столом,

(В. Евр., С. р. ст., Обр. соч., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

48.

Пусть ратный стан чертит чаш пролитых вином!

(В. Евр., С. р. ст., Обр. соч.)

И ратный стан чертит чаш пролитых вином!

(Блуд. тетр., Ефр.)

И ратный стан чертит чаш пролитым вином

(Тург.)

52.

Но быстро вслед идет повсюду за тобой.

(В. Евр., С. р. ст., Обр. соч., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

53.

Она низводит нас в те мрачные вертепы,

(В. Евр., С. р. ст., Обр. соч.)

56.

Там теней бледных полк толпится на брегах

(Ефр.)

Там теней хладный полк толпится на брегах

(Тург.)

65.

У светлого огня с подругой молодою,

(В. Евр., С. р. ст., Обр. соч.)

78.

Дни мира вы любви игривой посвященны!

»

81.

Смотри, смиренно сам колена преклоняет.

»

83.

И вот уже меж вас размолвивших сидит

»

И вот уже средь вас размолвивших сидит

(Ефр.)


460

86.

Но счастлив тот, кто мог в минутном исступленьи

(В. Евр., С. р. ст., Обр. соч.)

88.

И пояс невзначай у девы разорвать!

»        »

89.

Счастлив, три крат счастлив, когда одни угрозы

»        »


Перевод относится к концу 1809 или началу 1810 г. (см. письма Батюшкова к Гнедичу от 1 апреля и мая 1810 г., Сочинения, под ред. Майкова, т. III, стр. 87 и 93).

В конце элегии Батюшков значительно смягчил описание побоев жены пьяным оратаем, имеющее в подлиннике резко натуралистический характер. Пушкин предпочитал первоначальный вариант 48 стиха «И ратный стан чертит чаш пролитых вином» за его бо̀льшую точность.

Веселый час (стр. 78—81). Первая редакция под названием «Совет друзьям» написана не позднее начала 1806 г.: напечатана в «Лицее» (периодическое издание Ивана Мартынова), Спб. 1806, ч. I, кн. 1, стр. 11—13, с подписью Бат. В 1810 г. стихотворение было перепечатано в совершенно переработанном виде (с изменением заглавия, частичным изменением ямбов в хореи, введением рефрэна и т. п.) в «Вестнике Европы» 1810, ч. XLIX, № 4, февраль, стр. 280—285, с подписью Констант. Бат. Перепечатано: 1) в «Собрании русских стихотворений», ч. V, 1811, стр. 261—263; 2) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», 1-е изд., ч. II, 1815, стр. 251—254, в обоих изданиях с полной подписью. В этой же редакции вписано: 1) в сборник Висковатова с пропуском строк 25-й — 40-й и эпиграфом: Alles Göttliche auf Erden ist ein Lichtgedanke nur (Все божественное на земле только светозарная мысль); 2) в Блудовскую тетрадь, 3) в сборник Ефремова и 4) в Тургеневскую тетрадь. В двух последних сборниках с подзаголовком: «Посвящено друзьям». В той же редакции вошло в «Опыты». Приводим полностью редакцию 1806 г. Эпиграф к ней взят из стихотворения французской поэтессы Henriette de Castelneau, comtesse de Murat (1670—1716) и значит по-русски: «Нужно ли быть столь мимолетным, сказал я сладостному наслаждению?»

СОВЕТ ДРУЗЬЯМ

Faut-il être tant volage,
Ai-je dit au doux plaisir...

Подайте мне свирель простую,
Друзья! и сядьте вкруг меня
Под эту вяза тень густую,
Где свежесть дышет среди дня;
Приближтесь, сядьте и внемлите
Совету Музы вы моей:

461

Когда счастливо жить хотите
Среди весенних кратких дней,
Друзья! оставьте призрак славы,
Любите в юности забавы
И сейте розы на пути.
О, юность красная! цвети!
И, током чистым окропленна,
Цвети хотя немного дней,
Как роза, миртом осененна,
Среди смеющихся полей;
Но дай нам жизнью насладиться,
Цветы на тернах находить!
Жизнь — миг! не долго веселиться,
Не долго нам и в счастьи жить!
Не долго — но печаль забудем,
Мечтать во сладкой неге будем:
Мечта — прямая счастья мать!
Ах! должно ли всегда вздыхать
И в майский день не улыбаться?
Нет, станем лучше наслаждаться,
Плясать под тению густой
С прекрасной Нимфой молодой,
Потом, обняв ее рукою,
Дыша любовию одною,
Тихонько будем воздыхать
И сердце к сердцу прижимать.

Какое счастье! Вакх веселой
Густое здесь вино нам льет,
А тут, в одежде тонкой, белой
Эрата нежная поет:
Часы крылаты! не летите,
Ах! счастье мигом хоть продлите!

Но нет! бегут счастливы дни,
Бегут, летят стрелой они;
Ни лень, ни сердца наслажденья
Не могут их сдержать стремленья,
И время сильною рукой
Губит и радость, и покой!

Луга веселые, зелены!
Ручьи прозрачны, милый сад!
Ветвисты ивы, дубы, клены,
Под тенью вашею прохлад

462

Ужель вкушать не буду боле?
Ужели скоро в тихом поле
Под серым камнем стану спать?
И лира, и свирель простая
На гробе будут там лежать!
Покроет их трава густая,
Покроет, и ни чьей слезой
Прах хладный мой не окропится!
Ах! должно ль мне о том крушиться?
Умру, друзья! — и всё со мной!
Но Парки темною рукою
Прядут, прядут дней тонку нить...
Коринна и друзья со мною, —
О чем же мне теперь грустить?

Когда жизнь наша скоротечна,
Когда и радость здесь не вечна,
То лучше в жизни петь, плясать,
Искать веселья и забавы
И мудрость с шутками мешать,
Чем, бегая за дымом славы,
От скуки и забот зевать.

Из нового издания своих стихотворений Батюшков предполагал «Веселый час» вовсе исключить.

Варианты 2-й редакции

1.

Вы ль, други, вы ль опять со мною

(В. Евр., С. р. ст., Виск., Ефр., Тург.)

6—7.

Музы опытной совет.
Коль счастливо жить хотите

(В. Евр.)

8.

Средь весенних ваших лет

(В. Евр., С. р. ст., Виск., Ефр. Тург.)

9.

Отгоните ж призрак славы

(Виск., Ефр., Тург.)

14.

Чашу радостей допить.

(В. Евр.)

23—24.

Пить из чаши золотой
С нимфой резвой и младой.

(В. Евр., С. р. ст., Виск., Ефр., Тург.)

27—29.

Душу мы с душой сольем,
На устах ее умрем...
Вы ль, други, вы ль опять со мною

(В. Евр., С. р. ст., Ефр., Тург.)

41—42

Мы потопим горе наше,
Други, в этой полной чаше.

(В. Евр.)


463

50.

Шампанским чашу нам нальет,

(С. р. ст., Виск., Ефр., Тург.)

Густое нам вино нальет,

(В. Евр.)

52.

Эрата нежная поет

(В. Евр., С. р. ст., Виск., Ефр., Тург.)

55.

Но нет, бегут счастливы дни

(В. Евр, Обр. соч., Виск., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

57—58.

Ни лень, ни счастьем наслажденье
Не могут их сдержать стремленье.

(В. Евр.)

60.

Губит и радость, и покой.

(В. Евр., С. р. ст.)

69.

Во прахе будут истлевать,

(В. Евр.)

73.

Но должно ль мне о том крушиться?

(В. Евр., С. р. ст., Виск., Ефр., Тург.)

75.

Но вы, друзья, еще со мною!

(Виск.)


Стихотворение под тем же заглавием «Веселый час» и весьма схожее по мотивам имеется у Карамзина.

В день рождения N (стр. 81). Напечатано: 1) в «Вестнике Европы» 1810, ч. LI, № 10, май, стр. 126, с подписью К. Б.; 2) в «Собрании русских стихотворений», ч. V, 1811, стр. 217; 3) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», 1-е изд., ч. VI, 1817, стр. 121; в обоих изданиях с полной подписью. В сборнике Висковатова — без последних трех строк, так как рукопись в этом месте обрывается. Вписано: 1) в Блудовскую тетрадь (текст не отличается от «Опытов»), 2) в сборник Ефремова, 3) в Тургеневскую тетрадь (в двух последних с заглавием «В день рождения NN»).

Варианты

3.

Как роза нежная цвела

(В. Евр.)

Как роза свежая цвела

(С. р. ст., Обр. соч., Ефр., Тург.)

Как роза юная цвела

(Виск.)

4

Умом и редкой красотою,

(В. Евр.)

8.

Прими от дружества сердечны утешенья,

»          »

10.

Что потеряла ты? льстецов шумливый рой,

»          »


464

Что потеряла ты? льстецов шумливых рой,

(С. р. ст., Обр. соч., Виск., Ефр., Тург.)


По времени появления в печати написано не позднее мая 1810 г.

Пробуждение (стр. 81—82). Напечатано: в «Вестнике Европы» 1816, ч. LXXXVII, № 11, июнь, стр. 183, с подписью Б. и с эпиграфом из Петрарки (сонет CLXIV из «Sonetti e canzoni in vita di M. Laura»): Cosi mi sveglio a salutar l’Aurora (Так пробуждаюсь я, чтобы приветствовать зарю); имеется в сборнике Жуковского с тем же эпиграфом.

Варианты

3—4.

Но мрачный след оставил он
В душе, волнуемой страстями.

(Жук.)

6.

Предтечей утреннего Феба

»


<В рукописи ей в слове предтечей подчеркнуто карандашом, очевидно вследствие получающейся рифмы с предшествующим лучей>.

8.

<Отсутствует>

(В. Евр.)

10.

По перлам утренним цветов

(Жук.)

11.

И топот конский средь лесов

»

И лай борзых, и звон рогов

(В. Евр.)


Так же стих 11-й напечатан в «Опытах», но на листе «Погрешностей и перемен», помещенном впереди текста, строка дана в исправленном виде. Однако Майков дал строку неисправленной.

По утверждению Майкова, стихотворение написано в Каменце (значит между июлем и 10 декабря) 1815 г.; в рукописи Жуковского ошибочно помечено карандашом «1816».

Разлука («Напрасно покидал страну моих отцов...») (стр. 82). Впервые — в «Опытах». Подготовляя в 1819—1821 гг. новое издание, Батюшков слегка изменил ее. Список имеется в сборнике Жуковского.

Варианты

2.

Друзей души моей, блестящие искусства

(Жук.)

8.

Под мной роптал и волновался;

<Так же в «Опытах», но на листе «Погрешностей и перемен» дано новое чтение строки>

За мной роптал и волновался.

(1819—1821) 

15—16.

В страну, где гордый Днестр излучистой струей

Сверкает между гор, Церерой позлащенных

(Жук.)


465

22.

Мне небо на земле блаженство отверзает

(Жук.)

<о в слове «блаженство» подчеркнуто карандашом>


Написано Батюшковым в Каменце в 1816 г. Пушкин отозвался о «Разлуке», как о «прелести».

Таврида (стр. 83—84). Впервые напечатано в «Опытах». В 1819—1821 гг. Батюшков слегка подправил текст. Список имеется в сборнике Жуковского с эпиграфом из Петрарки: «E sol di lei pensando ho qualche pace» — несколько измененный последний стих XVII сонета из «Sonetti e canzone in morte di Laura» (по-русски: «Только думая о ней, обретаю я хоть какой-нибудь покой») — и следующими вариантами:

5.

Мы, дети бедные, отверженные роком,

 

24.

Валит шумящий дождь, сырый туман и мраки

<Слово «сырый» в рукописи подчеркнуто двумя чертами карандашом>.

29.

Со мной в час вечера, под кровом влажной ночи

34.

Румяных уст твоих, и если хоть слегка

36.

И взорам обнажит снегам подобно грудь

<конечное о в «подобно» два раза подчеркнуто карандашом>

38.

Потупя взор, дивится и немеет.

<Такое же чтение последней строки Батюшков принял в 1819—1821 гг.>


Элегия написана Батюшковым во второй половине 1815 г., в бытность в Каменце, откуда он мечтал поехать на берега Черного моря (см. письмо Е. Ф. Муравьевой от 13 июля 1815 г., Сочинения под ред. Майкова, т. III, стр. 333). Одна из наиболее популярных элегий Батюшкова, получившего за нее от современников прозвище «Певца Тавриды». Пушкин о «Тавриде» писал: «По чувству, по гармонии, по искусству стихосложения, по роскоши и небрежности воображения — лучшая элегия Батюшкова». По свидетельству Пушкина же, ст. 21—24 («Весна ли красная блистает средь полей...» и т. д.) были особенно любимы самим Батюшковым.

Судьба Одиссея (стр. 84). Впервые — в «Опытах». Написано по возвращении из заграничного похода в 1814 г. Перевод-переработка шестистишия Шиллера «Odysseus». Подлинник написан гекзаметрами без рифм.

Последняя весна (стр. 84—85). Напечатано: 1) в «Вестнике Европы» 1816, ч. LXXXVII, № 11, июнь, стр. 181—183, с полной подписью (цензурная помета: 10 декабря 1815 г.; ею определяется срок, позднее

466

которого стихотворение не могло быть написано); 2) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», 1-е изд., ч. V, 1816, стр. 109—110. Список в альбоме Дириных (Рукоп. отд. Ленинградской Публичной библиотеки). В «Вестнике Европы» и Обр. соч. имеется вариант 39 ст., неотмеченный майковским изданием: Стенанье рощи повторяли; кроме того, в Обр. соч. в 16 ст. — неотразимый.

Пьеса Батюшкова — подражание популярному стихотворению Мильвуа: «La chute des feuilles» <Листопад>, переводившемуся позднее Баратынским и др.

К Гнедичу («Только дружба обещает...») (стр. 86). Напечатано в сборнике «Талия», изд. А. Беницким, Спб. 1807, стр. 55—56, под заглавием: «Послание к Г**чу» и с подписью К. Б. Имелось в составе рукописных сборников Висковатова и Афанасьева, вписано в Блудовскую тетрадь под заглавием «К Гнедичу 1806 года», в сборник Ефремова и в Тургеневскую тетрадь под заглавием «Послание к Г—чу»; в «Опытах» — «К Г—чу».

Варианты

1.

Дружба только обещает

(Тал.)

5.

Мне оставишь ли для славы
<Видимо, опечатка, так же как в ст. 22: «И собою...»>

(Изд. Майкова)

17.

Пел от неги и досуга,

(Тал., Ефр., Тург.)

21.

Милый Гнедич, исчезает

(Виск.)

Гнедич милый, исчезает

(Блуд. тетр., Тал.)


В «Талии» и в сборниках Афанасьева, Ефремова и Тургенева в конце пьесы прибавлено еще четыре стиха:

Нет, болтаючи с друзьями,
Славы я не соберу;
Чуть не весь ли и с стихами
Вопреки тебе умру.

По словам Майкова, «время написания послания определяется годом издания «Талии»; не невозможно относить его и к более раннему времени». Заглавие Блудовской тетради дает возможность точно установить дату.

К Дашкову (стр. 87—88). Напечатано: 1) в «С.-Петербургском вестнике» 1812, октябрь, стр. 26—28, под заглавием: «К Д. В. Д.», с подписью Б.; 2) в «Сыне отечества» 1813, № XXXI, 3 июля, стр. 209—210, под заглавием: «Послание к Д. В. Дашкову», с тою же подписью; 3) в «Пантеоне русской поэзии», ч. II, 1814, стр. 59—61, «Послание к Д. В. Д.» с полной подписью; 4) в «Собрании стихотворений, относящихся к незабвенному 1812 году», ч. II, М. 1814, стр. 100—101, под заглавием «Послание к Д. В. Д.», с подписью Б.; 5) в «Собрании образцовых русских

467

сочинений и переводов в стихах», 1-е изд., ч. IV, 1816, стр. 283—285. Список — в сборнике Висковатова под заглавием: «Послание к Дашкову». Вписано в Блудовскую и Тургеневскую тетради с заглавием, дающим впервые точную датировку: «К Дашкову 1813 марта С. Петербург» (октябрьский номер «С.-Петербургского вестника» также вышел только в 1813 г.) В «Опытах» под заглавием: «К Д—ву».

Варианты

3—4.

<в обратном порядке>

(Виск.)

43—46.

Среди могил моих друзей,
Утраченных на поле славы,
Мне петь коварные забавы
В столице ветреных Цирцей

  (Спб. В., С. О., Пант., Обр. соч.)

<Последний стих так же читается в Блудовской и Тургеневской тетрадях>

57.

Три раза не подставлю грудь.

(Виск.)


Совсем не отмечалось влияние Батюшкова на Тютчева. Между тем оно несомненно. Так, напр., 3-я строфа «Итальянской виллы» Тютчева — явная перефразировка 23—26 строк стихотворения «К Дашкову». В другой пьесе «Еще томлюсь тоской желаний...» Тютчев целиком повторяет строку Батюшкова из «Моего гения» — «И образ милый незабвенный» и т. д. Глубокое воздействие послание Батюшкова к Дашкову оказало и на Пушкина. Он не только прямо вторит Батюшкову в своих лицейских «Воспоминаниях в Царском селе» (строфа 17 и отчасти 15), но и много лет спустя в 7-й гл. «Онегина» почти повторяет строку из послания (у Батюшкова: «башни древние царей, свидетели протекшей славы», у Пушкина: «Прощай, свидетель падшей славы, Петровский замок...»).

В «Собрании стихотворений, относящихся...» к ст. 55: «Пока с израненным героем» — подстрочное примечание: «Г. Б.», т. е. генерал А. Н. Бахметев, потерявший ногу в Бородинском сражении. В 1813 г. Батюшков был назначен к нему в адъютанты. Стихотворение обращено к Д. В. Дашкову и подсказано зрелищем погорелой и разоренной Москвы.

Источник (стр. 88—90). Напечатано: 1) в «Вестнике Европы» 1810, ч. LIII, № 17, сентябрь, стр. 55—56, с подзаголовком «Персидская идиллия» и с подписью: К—н Б—в; 2) в «Собрании русских стихотворений», ч. V, 1811, стр. 246—247, с подзаголовком «Персианская идиллия» и с полною подписью; 3) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», 1-е изд., ч. IV, 1816, стр. 236—237, также с полною подписью и подзаголовком, как в «Вестнике»; 4) в «Карманной библиотеке Аонид, собранной из лучших писателей нашего времени....» Иваном Георгиевским, Спб. 1821, стр. 153. Вписано в сборник Афанасьева, Блудовскую тетрадь, сборник Ефремова и Тургеневскую тетрадь. Во всех списках с заглавием «Источник. Персианская идиллия».

468

Варианты

2.

Солнце явилось на западе к нам

(С. р. ст., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

10.

Сладко с тобою в туманных краях

(Тург.)

14.

Сладостно шепчет носясь по цветам

(Карм. библ.)

21.

Зафна, краснеешь?.. О, друг мой невинный

(Блуд. тетр.)

23.

Буди же скромен источник пустынный

(В. Евр., С. р. ст., Обр. соч., Ефр., Тург.)

35.

Чувствуешь в сердце и томность, и сладость.

(В. Евр., Обр. соч.)

37.

Зафна, о, друг мой! Там голубь невинный

(С. р. ст.)

38.

С страстной подружкой завидуют нам.

(В. Евр., Обр. соч., Блуд. тетр.)

С страстной подружкой завидует нам.

(С. р. ст., Ефр., Тург.)

<У Майкова ст. 4 с ошибкой: «С ревом и шумом...»>


Стихотворение послано Батюшковым к Жуковскому при письме от 26 июля 1810 г. (Сочинения под ред. Майкова, т. III, стр. 99) в качестве новинки. Является подражанием прозаическому наброску Парни под названием (Le torrent, Idylle persane <«Поток, персидская идиллия»>, Oeuvres, II, Paris 1809, pp. 134—135). Указывая в письме к Жуковскому, что в стихотворении «надобно кое-что поправить» (обычай давать дружеские исправления был вообще широко распространен среди поэтов того времени: Батюшков, в свою очередь, поправлял Жуковского, Гнедича, сам принимал поправки последнего и т. д.), поэт просит вместе с тем оставить несколько смелое выражение «Я к тебе прикасался», ссылаясь на то, что оно заимствовано им у Тибулла. По указанию Л. Н. Майкова, сходное выражение, действительно, встречается в VI элегии 1-й книги Тибулла.

В «Карманной библиотеке Аонид», помимо перепечатки четырех пьес Батюшкова («Источник», «На смерть супруги Кокошкина» и две эпиграммы: «Новой Сафе» и «Мелине, которая...»), напечатана составленная И. Георгиевским «характеристика» Батюшкова («Счастливо успел в версификации и сладостном изображении идей») и его же «Надпись к портрету Константина Николаевича Батюшкова»:

На ратном поле, он, как пламенный герой;
          Как добрый гражданин, во дни златого мира;
В часы ж досужные пленяет нас игрой
          Его далеко-звонка лира.

469

На смерть супруги Ф. Ф. Кокошкина (стр. 90). Напечатано: 1) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», 1-е изд., ч. I, Спб. 1815, стр. 138—139, с полной подписью; 2) в «Пантеоне русской поэзии», ч. VI, 1815, стр. 62—63, с заглавием: «К Ф. Ф. Кокошкину (на смерть его супруги)», с полной подписью; 3) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», 2-е изд., ч. I, 1821, стр. 115—116; 4) в «Карманной библиотеке Аонид», стр. 155; списки: 1) в сборнике Висковатова под заглавием: «На смерть Кокошкиной» с эпиграфом: «Auch ein Klaglied zu seyn ein Mund des Geliebten ist herrlich» (эпиграф, очевидно, выписан или переписан не совсем точно, смысл его, видимо, таков: «Прекрасно быть и жалостной песней на устах возлюбленного»); 2) в Блудовской тетради с заглавием: «К Ф. Ф. Кокошкину. На смерть его супруги» с тем же эпиграфом из Петрарки, что и в нашем основном тексте (по-русски: «В своем самом прекрасном, самом цветущем возрасте... Живая... прекрасная взошла на небо»); 3) в сборнике Ефремова и 4) в Тургеневской тетради (в двух последних под заглавием: «На смерть В. И. К—ой»). В «Опытах» под заглавием «На смерть супруги Ф. Ф. К—на». В. И. Кокошкина умерла 25 апреля 1811 г. Этим определяется время написания стихотворения.

Варианты

7.

Ты свою богиню с воплем и с слезами

(Пант., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

10.

Посади вкруг урны

(Виск., Ефр., Тург.)

11.

Пусть приносит юность в дар чистейши слезы

(Изд. Майкова; видимо, опечатка)

15.

Здесь, в жилище плача, тихий гений

<очевидно, типографская неточность>.

(Обр. соч.)

18.

С вечною тоскою.

(Виск., Ефр., Тург.)


Пленный (стр. 91—93). Напечатано: 1) в «Пантеоне русской поэзии», ч. II, 1814, стр. 269—272, без подписи; 2) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», 1-е изд., ч. II, 1815, стр. 238—240; 3) там же, 2-е изд., ч. II, 1821, стр. 200—202: 4) в «Цветнике избранных стихотворений в пользу и удовольствие юношеского возраста», ч. II, М. 1816, стр. 45—47. Списки в сборнике Висковатова, в Блудовской и Тургеневской тетрадях.

Варианты

11.

Стоял, вперя на Рону взгляды

(Пант., Обр. соч., Виск., Блуд., тетр. Тург.)


470

40.

И в дебрях и снегах

(Тург.)

42.

Отдайте ж край отцов,

(Виск.)

45.

Покрытый в зиму белым снегом.

(Пант., Обр. соч., Виск., Тург.)

61.

О, ветры, в полночи летите

(Тург.)


Написано, видимо, во время заграничного похода 1814 г. По свидетельству Пушкина, стихотворение подсказано эпизодом с братом знаменитого партизана, поэта Дениса Давыдова, Л. В. Давыдовым, который «в плену у французов говорил одной женщине: «Rendez moi mes frimas» («Верните мне мои морозы»). Плен того же Давыдова воспел и кн. П. А. Вяземский в стихотворении 1815 г. «Русский пленник в стенах Парижа». Однако эмоциональная окраска стихов Вяземского совсем другая: его пленник также поет на берегу Сены, но поет патриотические песни, в которых призывает «воинов Москвы и чести» «отмстить за позор древнего Кремля». В «Пленном» Батюшкова Пушкин порицал отсутствие «народности»: «Он неудачен, хотя полон прекрасными стихами. Русский казак поет, как трубадур, слогом Парни, куплетами французского романса». Ст. 15—16 были, по свидетельству Пушкина, «любимыми стихами» П. А. Вяземского.

Гезиод и Омир соперники (стр. 93—97). Впервые — в «Опытах», ч. II, стр. 91—100; перепечатано: 1) в «Радуге» на 1833 г., собранн. и изд. А. И. Н., стр. 246—255, без подписи, с несколькими вариантами, происхождение которых неизвестно (Майковым они не отмечены) и большим количеством опечаток; 2) в «Новом собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах, вышедших в свет от 1816 по 1821 год», изд. О-вом любителей отечественной словесности, ч. I, Спб. 1821, стр. 82—87. В 1819—1821 гг. текст «Опытов» был подвергнут Батюшковым некоторой переработке.

Варианты

15.

Спешите, залейте холодной струей

(Рад.)

93—94.

С чудесной прелестью воспел приятным гласом
Весну, веселую сопутницу Гиад

<Так же 93 и 94 ст. читаются в тексте
«Опытов», но там же на листе «Погрешностей и перемен» дано исправленное чтение>

»

Весну, зеленую сопутницу Гиад

<Сперва вместо «зеленую» Батюшков поставил «румяную»>.

(1819—1821)


Любопытно чтение в «Радуге» ст. 86. В «Опытах» он читается: «Народов, гибнущих по прихоти царей». Николаевской цензуре такое чтение,

471

видимо, показалось совершенно недопустимым, и стих был изменен в прямо противоположном смысле, что делало его совершенно нелепым: «Народов, гибнущих по прихоти своей». Раз «гибнет» на войне, значит сам и виноват!

Начато в 1816 г., окончательно обработано в начале 1817 г. (см. письма к Вяземскому от 14 января и к Гнедичу от второй половины февраля 1817 г. Сочинения под ред. Майкова, т. III, стр. 413, 417).

Элегия Батюшкова представляет собой перевод элегии Мильвуа «Combat d’Homère et d’Hésiode» («Бой Гомера и Гезиода»). Батюшков, как это видно из письма его к Гнедичу от 7 февраля 1817 г., первоначально также назвал свою элегию «Бой Гезиода и Омира». Заключительная строка перевода в подлиннике соответствия не имеет и целиком принадлежит самому Батюшкову. Стихотворение посвящено А. Н. Оленину. В «Опытах» ему предпослано Батюшковым следующее примечание (перед текстом книги):

«Эта Элегия переведена из Мильвуа, одного из лучших французских стихотворцев нашего времени. Он скончался в прошлом году в цветущей молодости. Французские Музы долго будут оплакивать преждевременную его кончину: истинные таланты ныне редки в отечестве Расина.

Многие писатели утверждали, что Омир и Гезиод были современники. Некоторые сомневаются, а иные и совершенно оспаривают это предположение. Отец Гезиодов, как видно из Поэмы «Труды и дни», жил в Кумах, откуда он перешел в Аскрею, город в Беотии, у подошвы горы Геликона. Там родился Гезиод. Музы — говорит он в начале «Феогонии» — нашли его на Геликоне и обрекли себе. Он сам упоминает о победе своей в песнопении. Архидамий, царь Эвбейский, умирая, завещал, чтобы в день смерти его ежегодно совершались погребальные игры. Дети исполнили завещание родителя, и Гезиод был победителем в песнопении. Плутарх в сочинении своем «Пир семи мудрецов» заставляет рассказывать Периандра о состязании Омира с Гезиодом. Последний остался победителем и, в знак благодарности Музам, посвятил им треножник, полученный в награду. Жрица Дельфийская предвещала Гезиоду кончину его; предвещание сбылось: молодые люди, полагая, что Гезиод соблазнил сестру их, убили его на берегах Эвбеи, посвященных Юпитеру Немейскому.

Кажется, не нужно говорить об Омире. Кто не знает, что первый в мире поэт был слеп и нищий?

Нам Музы дорого таланты продают!»

Подготовляя новое издание стихов, Батюшков вычеркнул это примечание. Следует отметить, что тема незавидной материальной доли поэта была весьма популярна в поэзии и журналистике того времени. Так, в «Любителе словесности» (1806, ч. III, стр. 209—212) был опубликован целый пространный «Список бедных авторов». О Гомере в нем было между прочим сказано: «Гомер нищий и слепой читал на перекрестках стихи свои, за что награждали его кусками хлеба».

472

Выражение «слепец всевидящий» (ст. 71) в применении к Гомеру употребил и Гнедич в почти одновременно написанном стихотворении «Рождение Омера». «Как мы сошлись? Это, право, странно, — пишет ему в шутливом тоне, в связи с этим, Батюшков (письмо от 22—23 марта 1817 г. «Из автографов Публичной библиотеки») — и потомство (?) [знак вопроса поставлен самим Батюшковым. — Ред.] что скажет? подумает, что я обокрал тебя! Это ужасно! Я целую ночь не мог спать, и голова разболелась от беспокойства». На самом деле выражение «всевидящий слепец» встречаем уже в письме Батюшкова к Гнедичу от 27 ноября 1810 г., поэма же «Рождение Омера» была читана последним в торжественном собрании Публичной библиотеки только 2 января 1817 г. Помнил ли Батюшков, что таким образом он сам подсказал это выражение Гнедичу с полной определенностью сказать трудно, но, надо думать, что скорее всего помнил.

Элегия Батюшкова вызвала весьма одобрительный отзыв со стороны Пушкина: «Вся элегия превосходна — жаль, что перевод». Резкое критическое замечание было сделано им только по поводу первой строки, в которой в «Опытах» вместо Халкида ошибочно стоит Колхида (в подлиннике Chalcis, а не Colchide): «Невежество непростительное». Однако упрек Пушкина несправедлив: поэт не заметил, что на листе «Погрешностей и перемен», в начале книги, указано правильное чтение строки, выправляющее типографскую опечатку. Сочувственно отозвался об элегии Батюшкова и Белинский, хотя отзыв его, начатый высокой похвалой, в дальнейшем носит несколько половинчатый характер: «Немного нужно проницательности, чтобы понять, что под пером Батюшкова эта поэма явилась более греческою, чем в оригинале. Вообще эта поэма не без достоинств, хотя в то же время и не отличается слишком большими достоинствами, как бы этого можно было ожидать от ее сюжета».

К другу (стр. 97—99). Впервые — в «Опытах»; перепечатано: 1) в «Собрании русских образцовых сочинений и переводов в стихах», изд. 2-е, ч. I, 1821, стр. 87—91; 2), в «Собрании российских стихотворений» (в пользу юношества, воспитываемого в Учебном округе императ. Виленского университета). Духовные и нравственные стихотворения. Вильна 1827, стр. 283—286, с полной подписью. Исправлен в 1819—1821 гг. ст. 56: «Они безмолвьем отвечали». Написано между 1813 — первыми месяцами 1817 гг.

«Друг» — близкий приятель Батюшкова, князь П. А. Вяземский. В 3-й и следующих строфах вспоминается московский дом Вяземского, весьма пострадавший в 1812 г. Гений с перевернутым факелом — «погашающий светильник» (строфа 16-я) — у древних символ смерти. Пушкин отозвался об этом стихотворении: «Сильное, полное и блистательное стихотворение»; а по поводу строки «любви и очи, и ланиты» приписал: «Звуки итальянские! Что за чудотворец этот Батюшков!»

473

Мечта (стр. 99—105). Напечатано: 1) в «Любителе словесности» (ежемесячное издание Николая Остолопова) 1806, ч. III, стр. 216—219, с подписью К. Б—в и следующими примечаниями издателя: к ст. 51—55 «новая и прекрасная мысль», к ст. 72 и 78 «нельзя не заметить и сих счастливых выражений»; 2) в «Вестнике Европы» 1810, ч. XLIX, № 4, февраль, стр. 283—285, с подписью Констан. Бат.; 3) в «Собрании русских стихотворений», ч. V, 1811, стр. 323—331, с полной подписью; 4) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», 1-е изд., ч. VI, 1817, стр. 233—240. Отрывок из «Мечты» (песнь Скальда), отсутствовавший в первоначальной редакции, был введен Батюшковым в статью «Картина Финляндии», впервые напечатанную в «Вестнике Европы» 1810, ч. L, № 8, апрель, стр. 247—257, перепечатанную в «Образцовых сочинениях в прозе» (М. 1811 и 2-е изд. 1824) и введенную в 1-ю часть «Опытов». Списки: 1) в бумагах Жуковского, 2) в сборнике Висковатова с эпиграфом «Но мы, отличенные Зевесовой благостью...», 3) в Блудовской тетради, 4) в сборнике Ефремова и 5) в Тургеневской тетради. Являясь самым ранним из дошедших до нас стихотворений Батюшкова, «Мечта» подвергается вместе с тем неоднократным исправлениям и переработке на протяжении почти всей его литературной деятельности, наглядно иллюстрирующим эволюцию батюшковского стиха от тяжеловесных, еще непосредственно восходящих к образцам XVIII века, ямбических шестистопников первоначальной редакции до легкого изящного метра некоторых кусков последующих редакций (напр., ст. 170—177 нашего основного текста, непосредственно примыкающие к одному из наиболее блестящих достижений Батюшкова — стиху «Моих пенат», см. ниже примечание к этому стихотворению). Первая редакция ее относится к 1802—1803 гг. (публикации «Любителя словесности» и «Вестника Европы»). После опубликования в последнем элегия дополняется и в 1811 г. в «Собрании русских стихотворений» Жуковского появляется в совершенно переработанном виде. Этот новый текст подвергается дальнейшим исправлениям, последние из которых относятся к 1817 г. — времени издания «Опытов». Текст, в котором элегия была напечатана в «Опытах», видимо, окончательно удовлетворил поэта. По крайней мере, при пересмотре им своих стихов в 1819—1821 гг. никаких новых изменений он в него не внес. Несмотря на все это Пушкин считал «Мечту» «самым слабым из всех стихотворений Батюшкова», а к ст. 143—144 сделал примечание: «Катенин находил эти два стиха достойными Баркова».

Приводим редакцию 1802—1803 гг.:

О, сладостна мечта, дщерь ночи молчаливой,
Сойди ко мне с небес в туманных облаках
Иль в милом образе супруги боязливой,
С слезой блестящею во пламенных очах!

Ты, в душу нежную поэта

Лучом проникнув света,

474

Горишь, как огнь зари, и красишь песнь его.
Любимца чистых сестр, любимца твоего,

И горесть сладостна бывает:

10 Он в горести мечтает.

То вдруг он пренесен во Сельмские леса,

Где ветр шумит, ревет гроза,

Где тень Оскарова, одетая туманом,
По небу стелется над пенным океаном;

То с чашей радости в руках

Он с Бардом песнь поет — и месяц в облаках,
И Кромлы шумный лес безмолвствуя внимает,
И эхо вдалеке песнь звучну повторяет.
О, сладостна мечта, ты красишь зимний день,
20 Цветами и зиму печальную венчаешь,

Зефиром по снегам летаешь

И между светлых льдин являешь миртов тень!

Богиня ты, мечта! Дары твои бесценны

Самим невольникам в слезах.
Цепями руки отягченны,
Замки чугунны на дверях

Украшены мечтой... Какое утешенье

Украсить заключенье,

Оковы променять на цепь веселых роз!..
30 Подругу ль потерял, источник вечных слез,

Ступай ты в рощицу унылу,
Сядь на плачевную могилу,

Задумайся, вздохни — и друг души твоей,
Одетый ризою прозрачной, как туманом,
С прелестным взором, стройным станом,
Как Нимфа легкая полей,
Прижмется с трепетом сердечным,
Прижмется ко груди пылающей твоей.
Стократ мы счастливы мечтаньем скоротечным!

40 Мечтанье есть душа поэтов и стихов.

И едкость сильная веков

Не может прелестей сокрыть Анакреона,
Любовь еще горит во Сафиных мечтах.

А ты, любимец Аполлона,

Лежащий на цветах

В забвеньи сладостном, меж Нимф и нежных Граций,

Певец веселия, Гораций,

Ты в песнях сладостно мечтал,
Мечтал среди пиршеств и шумных, и веселых

475

50 И смерть угрюмую цветами увенчал!

Найдем ли в истинах мы голых

Печальных стоиков и твердых мудрецов

Всю жизни бренной сладость?
От них эфирна радость

Летит, как бабочка от терновых кустов.
Для них прохлады нет и в роскоши природы;
Им девы не поют, сплетяся в хороводы;

Для них, как для слепцов,

Весна без прелестей и лето без цветов.
60 Увы, но с юностью исчезнут и мечтанья,

Исчезнут граций лобызанья!

Как светлые лучи на темных облаках,

Веселья на крылах
Дни юности стремятся:
Не долго на цветах
В беспечности валяться.
Весеннею порой
Лишь бабочка летает,
Амуров нежный рой
70 Морщин не лобызает.
Крылатые мечты
Не сыплют там цветы.

Где тусклый опытность светильник зажигает.

Счастливая мечта, живи, живи со мной!

Ни свет, ни славы блеск пустой
Даров твоих мне не заменят.

Глупцы пусть дорого сует блистанье ценят,
Лобзая прах златой у мраморных крыльцов!

Но счастию певцов

80 Удел есть скромна сень, мир, вольность и спокойство.

Души Поэтов свойство:
Идя забвения тропой,
Блаженство находить мечтой.
Их сердцу малость драгоценна:
Как бабочка влюбленна
Летает с травки на цветок,
Считая морем ручеек,

Так хижину свою Поэт дворцом считает

И счастлив!.. Он мечтает.

Варианты первоначальной редакции

(по «Вестнику Европы»)

17—18.

И Кромлы шумный лес безмолвно им внимает.


476

И эхо по холмам песнь звучну повторяет:

20—22.

Цветы в снегах рождаешь,
Зефирам крылья расправляешь
И стелешь в льдинах миртов тень.

24.

Невольникам в слезах.

27—32.

Украшены тобой; и часто заключенный
Оковы променял на цепь веселых роз.
Любовник, день и ночь ты льешь источник слез,
Без друга жизнь влачишь унылу,
Ступай же на ее безмолвную могилу,

35.

С прелестным взором, с стройным станом,

40.

Мечтание — душа поэтов и стихов,

43—45.

Любовь еще горит во пламенных мечтах

Любовницы Фаона;
А ты, лежащий на цветах

48.

Ты с лирою в руках мечтал,

51—54.

В нагих ли истинах от века устарелых
Угрюмых стоиков, сердитых мудрецов
Найдем мы жизни нашей сладость?
От них, я вижу, радость.

56.

Для них нет прелести и в красотах природы,

59.

Весна без радости и лето без цветов

66—67.

Любовью упиваться;
Мечты крылатых слов

68—71.

<Нет>

72.

Не сыплют там своих цветов,

Где юность увядает,

74.

Счастливая мечта, живи еще со мной,

78.

Лобзая прах златой у мраморных крылец.

79—83.

Но счастлив тем певец,

   <У Майкова ошибочно: там>

Когда снискал себе он вольность и спокойство,

А от сует ушел забвения тропой.

   Души поэтов свойство

Блаженство находить в убожестве — мечтой.

85.

Как пчелка медом отягченна,


Для того чтобы показать последовательный ход работы Батюшкова над «Мечтой», воспроизводим рукописный текст последней, сохранившийся в бумагах Жуковского (Рукоп. отд. Ленинградской Публичной библиотеки).

477

Текст этот представляет собой промежуточное звено между редакциями «Вестника Европы» и «Собрания русских стихотворений» (последняя легла в основу окончательного текста «Опытов»). Написан на 5 листах почтовой бумаги; 7 страниц неизвестным почерком и 3 последние страницы рукой самого Батюшкова, что сообщает всей рукописи значение автографа. В конце собственноручная подпись: Константин Батюшков.

Первые 116 стихов — список; 116 ст. первоначально читался: «Как часто в Тиволи! в твоем уединеньи», но зачеркнут самим поэтом, который оторвал весь низ страницы и на следующем белом листке собственноручно дописал стихотворение. В 111 ст., который первоначально читался; «В забвеньи сладостном, меж Нимф и нежных Граций», зачеркнуты три первые слова. 145 ст. первоначально читался: «Для них нет прелести и в красотах природы», но был зачеркнут; новое чтение: «И мертвы прелести роскошные природы» вписано через стих над строкой и также зачеркнуто, взамен чего над следующим стихом дано окончательное чтение, причем первоначальный 145 ст. стал 147. Ст. 151 отчеркнут на полях и рядом с ним надпись, видимо, рукой Жуковского: «поправь». Первые 18 стихов почти целиком совпадают с первоначальной редакцией 1802—1803 гг.; наоборот, с 19 ст. текст представляет собой в основном новую, вторую, редакцию, со включением целых отдельных кусков из первой. Дальнейшая переработка заключается в замене этого механического соединения двух редакций переплавкой всего заготовленного поэтом материала в некое органическое целое. Майков, указывая эту рукопись, отмечающую, как мы видим, один из наиболее интересных моментов в истории создания «Мечты», в примечаниях, в дальнейшем не только оставляет ее без всякого внимания, но и не приводит из нее многочисленных вариантов (его указание, что все они вошли в текст «Собрания русских стихотворений», совершенно не отвечает действительности). Курсивом отмечаем разночтения — до 19 ст. относительно первоначальной, а с 19 ст. относительно окончательной редакции.

О, сладостна мечта, дщерь ночи молчаливой,
Сойди ко мне с небес в туманных облаках
Иль в милом образе супруги боязливой,
С слезой блестящею во пламенных очах!

Ты, в душу нежную поэта
Лучом проникнув света,

Горишь, как огнь зари, и красишь песнь его,
Любимца чистых сестр, любимца твоего,

И горесть сладостна бывает:
10 Он в горести мечтает.

То вдруг он пренесен во Сельмские леса,

Где ветр шумит, ревет гроза,

478

Где тень Оскарова, одетая туманом,
По небу стелется над пенным океаном;

То с чашей радости в руках

Он с Бардами поет — и месяц в облаках
И Кромлы шумный лес безмолвно им в[нимает]
И эхо по холмам песнь звучну повторяет.

Или в полночный час
20 Он слышит Скальда глас
Прерывистый и томный.
Полк юношей безмолвный,
Склоняся на щиты, кругом его стоит.

Царь песней, древний Скальд, мечтой одушевленный,
Могилу указав, где прах героя спит,
Лучами месяца сквозь ветви освещенный,
Гласит и будит гул в долине и в лесах.

«Чья тень», поет сей Скальд в священном исступленьи,
«Там с девами плывет в туманных облаках?
30 Се ты, о, юноша, погибший на сраженьи!

Мир праху твоему, герой!
Твоей секирою стальной

Низвергнут сильных вождь, полки его разбиты

Ты пал на груды тел
От тучи вражьих стрел,
Пал витязь знаменитый....
И се уж над тобой
О, юноша-герой,
Посланницы небесны,
40 Валкирии прелестны,
С улыбкой на устах,
С копьем златым в руках,
Протяжным хороводом
Со месячным восходом
Спустились в облаках.
Невидимо спустились,
Коснулися — и вновь
Глаза твои открылись!
Течет по жилам кровь
50 Чистейшего эфира,
Ты сам бесплотный дух
В страны безвестны мира
Летишь стрелой... И вдруг

Открылись пред тобой те радужны чертоги,
Где уготовали для сонма храбрых боги

При звуке горних лир
Любовь и вечный пир.

479

На злачных берегах среди прохладных теней
Ты будешь поражать там скачущих еленей

60 И быстроногих серн!
Склонясь в тени на дерн,
Там арфой золотою
В восторге Скальд поет
О славе древних лет,
Поет и храбрых очи,
Как звезды тихой ночи,
Утехою блестят.
Но вечер притекает,
Час неги и прохлад,
70 Глас Скальда умолкает.
Замолк, и храбрых сонм
Идет в Оденов дом,
Где дочери Веристы,
Власы свои душисты
Раскинув по плечам,
Прелестницы младые,
Всегда полунагие,
На пиршества гостям
Обильны яства носят
80 И пить умильно просят
Из чаши светлый мед» —
Так древний Скальд поет,
Лесов и дебрей сын угрюмый:

Он счастлив, погрузясь о счастьи в сладки думы!
О, сладостна мечта! Ты красишь зимний день,
Цветы в снегах рождаешь,
Зефирам крылья расправляешь,
И стелешь в льдинах миртов тень.
Богиня ты, мечта! дары твои бесценны

90 Невольникам в слезах.
Цепями руки отягченны,
Замки чугунны на дверях,

Украшены тобой, и часто заключенный
Оковы променял... на цепь веселых роз.
Любовник! День и ночь ты льешь источник слез,
Без друга жизнь влачишь унылу?
Ступай же на ее безмолвную могилу,
Задумайся, вздохни и друг души твоей,
Одетый ризою прозрачной, как туманом,
100 С прелестным взором, с стройным станом,
Как Нимфа легкая полей,
Прижмется с трепетом сердечным
,

480

Прижмется ко груди пылающей твоей.
Стократ мы счастливы мечтаньем скоротечным.

Мечтание — душа поэтов и стихов.

И едкость сильная веков

Не может прелестей сокрыть Анакреона;
Любовь еще горит во пламенных мечтах

Любовницы Фаона;

110 А ты, лежащий на цветах

Меж Нимф и нежных Граций,
Певец веселия, Гораций,

Ты с лирою в руках мечтал,
Мечтал среди пиршеств и шумных, и веселых,
И смерть угрюмую... цветами увенчал.
Как часто в Тиволи, в сих рощах устарелых,

На скате бархатных лугов,

В счастливом Тиволи! в твоем уединеньи
Ты ждал Глицерию и в сладостном забвеньи,
120 Томимый негою на ложе из цветов,
При воскурении мастик благоуханных,

При пляске Нимф венчанных,
Сплетенных в хоровод,
При отдаленном шуме
В лугах журчащих вод,
Безмолвен, в сладкой думе,
Мечтал... и вдруг мечтой
Восторжен сладострастной,

У ног Глицерии стыдливой и прекрасной

130 Победу пел любви
Над юностью беспечной
И первый жар в крови,
И первый вздох сердечной,
Счастливец, воспевал
Цитерские забавы,
И все заботы славы
Ты ветрам отдавал!

Ужели в истинах печальных
Угрюмых стоиков и скучных мудрецов,
140 Сидящих в платьях погребальных

Между развалин и гробов,

Найдем мы жизни нашей сладость!

От них, я вижу, радость

Летит, как бабочка от терновых кустов.
Им девы не поют, сплетяся в хороводы,

Для них, как для слепцов,

Все мертвы прелести роскошныя природы —

481

Весна без радости и лето без цветов.

Увы! но с юностью исчезнут и мечтанья,

150 Исчезнут Граций лобызанья,

Как светлые лучи иль солнце в облаках.

Веселья на крылах
Дни юности стремятся:
Не долго во цветах
Любовью упиваться:
Мечты крылатых снов

Не сыплют там своих цветов,
Где тусклый опытность светильник зажигает!
Счастливая мечта! живи еще со мной!

160 Ни свет, ни славы блеск пустой

Даров твоих мне не заменят!
Пусть дорого глупцы сует блистанье ценят,
Лобзая прах златой у мраморных крылец!..
Но счастлив тем певец,
Когда снискал себе он вольность и спокойство,
А от сует ушел забвения тропой.

Души поэтов свойство

Блаженство находить в убожестве.... мечтой;

Их сердцу малость драгоценна:
170 Как пчелка медом отягченна,
Летает с травки на цветок,
Считая морем ручеек,

Так хижину свою поэт дворцом считает

И счастлив... он мечтает!

Варианты к редакции «Опытов» по «Собранию русских стихотворений», «Собранию образцовых русских сочинений и переводов в стихах», спискам — Висковатова, Блудовской тетради, сборника Ефремова и Тургеневской тетради — и по отрывку, напечатанному в прозаической статье «Картина Финляндии» («Вестник Европы» 1810 и «Опыты», ч. I):

4.

Где тот счастливый край, где мирная пустыня,

(С. р. ст., Обр. соч., Виск., Ефр., Тург.)

5.

К которым правишь ты таинственный полет

(С. р. ст., Обр. соч., Виск.)

6.

Иль любишь дебри ты и грозных скал хребет,

(С. р. ст., Обр. соч., Виск., Ефр., Тург.)


482

8.

Иль Муромски леса угрюмы, посещаешь,

(С. р. ст., Обр. соч., Виск.)

13.

Под тенью яворов ты ходишь по лугам,

(С. р. ст., Обр. соч., Виск.)

Под тенью яворов ты ходишь по холмам

(Ефр., Тург.)

17.

Тобою вдохновенным

(С. р. ст., Обр. соч., Виск.)

27.

По небу носится над пенным океаном;

(С. р. ст.; Обр. соч., Виск., Ефр., Тург.)

31.

И эхо по холмам песнь звучну повторяет.

<в Тург. тетр., очевидно, описка: по волнам>

»        »

32.

В полночный час

(Опыты I, В. Евр.)

33.

Он слышит скальда глас

(С. р. ст., Обр. соч., Виск., Опыты I, В. Евр.)

35.

Сонм юношей безмолвный,

(С. р. ст., Обр. соч., Виск.)

Полк юношей безмолвный

(В. Евр.)

36.

Склоняся на щиты кругом его стоит

(С. р. ст., Обр. соч., Виск., В. Евр.)

37.

И внемлет с трепетом глагол его священный

(С. р. ст., Обр. соч., Виск.)

<Отсутствует>

(В. Евр.)

38.

Царь песней, древний скальд, мечтой одушевленный

(С. р. ст., Обр. соч., Виск., В. Евр.)

39.

<Отсутствует>

»        »

40.

Могилу указав, где прах героя спит

(С. р. ст., Обр. соч.)

Могилу указав, где прах героев спит.

(Виск.)

На холмы указав, где прах героев спит

(Ефр., Тург.)

Между 41—42.

Лучами месяца сквозь ветви освещенный
Гласит и будит гул в долине и лесах

(В. Евр.)


483

41—42.

«Чья тень», гласит певец в священном исступленьи

(В. Евр.)

«Чья тень, чья тень», гласит в священном исступленьи

(С. р. ст., Обр. соч., Виск.)

43.

Там с девами плывет в прозрачных облаках

(С. р. ст., Обр. соч., Виск., Ефр., Тург.)

44—45.

Се ты, о юноша, погибший на сраженьи

(В. Евр.)

45.

Со славой падший на сраженьи!

(Опыты I)

46.

Мир праху твоему, герой!

(С. р. ст., Обр. соч., Виск., В. Евр., Ефр., Тург.)

48.

Низвергнут сильных вождь, полки его
разбиты.

»        »

Враги поверженны разбиты.

(Блуд. тетр.)

49.

Но ты днесь пал на грудах тел

(Опыты I, Блуд. тетр.)

Ты пал на груды тел

(С. р. ст., Обр. соч., Виск., В. Евр.)

Ты пал на грудах тел

(Ефр., Тург.)

50—52.

От тучи вражьих стрел
Пал витязь знаменитый...

И се уж над тобой (так же и в «Опытах», I),

Мой юноша герой (в В. Евр.:
«О, юноша...»)

Посланницы небесны

(С. р. ст., Обр. соч., Виск., В. Евр., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

54.

С улыбкой на устах,

(С. р. ст., Обр. соч., Виск., В. Евр., Ефр., Тург.)

Прелестны всадницы на пламенных конях

(Блуд. тетр.)

55.

С копьем златым в руках,

(С. р. ст. Обр. соч., Виск., В. Евр.)

56.

Под синим неба сводом
Протяжным хороводом

(Ефр., Тург.)


484

Спустились в облаках
В безмолвии спустились!

56.

Протяжным хороводом
Со месячным восходом
Спустились в облаках,
Невидимо спустились

(С. р. ст., Обр. соч., Виск., В. Евр.)

57.

Коснулися и вновь

(В. Евр.)

61.

Ты сам бесплотный дух

(С. р. ст., Обр. соч., Виск., В. Евр., Ефр., Тург.)

62.

В страны безвестна мира

(С. р. ст., Обр. соч., Виск.)

66—67.

При звуке горних лир
Любовь и вечный пир

(В. Евр.)

68.

На злачных берегах среди прохладных теней

»        »

68.

На бархатных лугах, среди прохладных сеней

(С. р. ст., Обр. соч., Виск.)

68.

Среди долин и свежих сеней

(Ефр., Тург.)

70.

И быстроногих серн

(С. р. ст., Обр. соч., Виск., В. Евр., Ефр., Тург.)

71.

Склонясь в тени на дерн

(В. Евр.)

73.

Там с арфой золотою

<в В. Евр.: «Там арфой...»>

(С. р. ст., Обр. соч., Виск., Ефр., Тург.)

76.

Поет и храбры очи

(Блуд. тетр.)

81.

Глас скальда умолкает

<81 стихом в Ефр. сб. и Тург. тетр. стихотворение заканчивается>

(В. Евр.)

87—88.

<Отсутствуют>

(Виск.)

89.

На пиршество гостям

(Блуд. тетр.)

92.

Из чаши светлый мед.

(С. р. ст., Обр. соч., Виск.)

96.

О, сладостна мечта! О, неба дар благой

»        »

98.

Где обмывают брег Гиперборейски воды,

»        »


485

101—102.

В час полночи глухой

<так же в Блуд. тетр.>

Раздастся ветров вой

(С. р. ст., Обр. соч., Виск.)

103.

И в кровлю застучит и дождь, и град осенний

(Блуд. тетр.)

106—108.

И вдвое счастлив был в мечтах

(Виск.)

106.

Или забывшися на персях красоты,

(С. р. ст., Обр. соч.)

108.

И вдвое счастлив был в мечтах!

»        »

109.

Волшебница мечта! Дары твои бесценны

(С. р. ст., Обр. соч., Виск.)

111.

С котомкой нищему, невольнику в цепях.

»        »

112.

Заклепы страшные с замками на стенах

(Блуд. тетр.)

115—116.

И глиняный сосуд с холодною водой
Украшены твоей, волшебница, рукой.

(С. р. ст., Обр. соч., Виск.)

119.

И счастием даришь любимца твоего.

(С. р. ст., Обр. соч.)

126.

Что пред тобою душ холодных радость

(С. р. ст., Обр. соч., Виск.)

127.

<Отсутствует>

»        »

128—129.

Тому, кто ничего не ищет под луной
И милый прах сокрыл в земле сырой.

(Виск., С. р. ст., Обр. соч.)

<В Собр. р. ст. и в Обр. соч: И милый прах друзей сокрыл в земле сырой>

130.

<Отсутствует>

(С. р. ст., Обр. соч., Виск.)

131—144.

<Отсутствуют>

(Виск.)

131.

Кто в жизни не любил и в час глубокой ночи

(С. р. ст., Обр. соч.)

132—135.

<Отсутствуют>

»        »

137.

Всю сладость не вкушал обманчивой мечты?

(там же и Блуд. тетр.)

147.

Не в силах прелестей лишить Анакреона

(Блуд. тетр.)

153.

Ты с лирою в руках мечтал,

(С. р. ст., Обр. соч., Виск.)

167—168.

<У Виск. пропущены слова: мечтой восторжен сладострастной>


486

185.

Для них нет прелести и в красотах природы.

(С. р. ст., Обр. соч., Виск., Блуд. тетр.)

192.

Не расточится там уж более цветов

(С. р. ст., Обр. соч., Виск.)

194.

И время старости могилу разрывает.

»        »

197.

Во век даров твоих для сердца не заменит!

»        »

203.

<Отсутствует>

»        »

204.

Души поэтов свойство

»        »


ПОСЛАНИЯ

Мои пенаты. (стр. 106—115). Напечатано: 1) в «Пантеоне русской поэзии», ч. I, 1814, стр. 55—69, с полной подписью; 2) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», 1-е изд., ч. IV, 1816, стр. 317—328. В Ленинградской Публичной библиотеке есть автограф этого стихотворения с эпиграфом из «La Chartreuse» («Обитель») Грессе:

Calme heureux! loisir solitaire!
Quand on joit de ta douceur,
Quel antre n’a pas de quoi plaire?
Quelle caverne est étrangère
Lorsqu‘on y trouve le bonheur?
<Счастливое спокойствие! Уединенное отдохновение!
Когда наслаждаешься твоею сладостностью,
Какая пещера не будет мила?
Какой вертеп будет непривлекателен,
Если находишь в нем счастье?>

Автограф беловой, но с несколькими исправлениями. Первоначальное заглавие «К Пенатам» зачеркнуто и вместо него написано: «Мои Пенаты. Послание к Ж. и В. 1811» (то же заглавие в «Опытах», но без даты). В изд. Майкова дан, якобы по автографу Публичной библиотеки, бессмысленный вариант 171 ст.: «Слетят на голос мусной». На самом деле в автографе отчетливо читается, как и в тексте «Опытов», — «лирный».

Списки: 1) в сборнике Афанасьева под заглавием «К пенатам», 2) в Блудовской тетради, 3) в сборнике Ефремова, 4) в Тургеневской тетради и 5) в альбоме Безобразова (Рукоп. отд. Института русской литературы Академии Наук, 10,089/LXб22, стр. 902—922; внизу 902 стр. помета другими чернилами: «29 марта 1821. Известие» (видимо, о сумасшествии Батюшкова).

487

Варианты

72.

Любовью передета

(Ефр., Тург.)

104.

Близ девы сладким сном!..

(Пант., Обр. соч., автогр., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

131—141.

О, Лила, друг мой милый,
Душа души моей!
Тобою век унылый,
Средь шума и людей,
Среди уединенья,
Средь дебрей и лесов,
Средь скучного томленья
Печали и трудов,
Тобой, богиня, ясен!
И этот уголок
Не будет одинок!

(Аф., Ефр., Тург.)

144.

Без злата богачей

(Пант., Обр. соч., автогр., Ефр., Тург.)

154.

Плотских свободен уз,

(Пант., Обр. соч., автогр., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

164—170.

Спускайтеся ко мне!
Пусть тени и призраки
Любимых мне певцов,
Разрушив тлен и мраки
Эреба и гробов,
Как жители эфирны,
Воздушною стезей

(Аф., Ефр., Тург.)

169.

Из области эфирной

(Пант., Обр. соч., автогр.)

189—196.

Пером из крыльев Леля
Здесь пишет Карамзин,
Преемник Мармонтеля,
В таблицах Мнемозин
Любовны приключенья
Девиц и светских дам
И сладки откровенья
Чувствительным сердцам.

(Аф., Ефр., Тург.)

197—200.

<Отсутствуют>

(Аф., Ефр., Тург.)


488

После ст. 200 в автографе есть следующие зачеркнутые строки:

Всегда внушенный чувством,
Умел он позлатить
Оратора искусством
Повествованья нить
И в слоге плавном слить
Всю силу Робертсона
И сладость Ксенофона;
Аттической пчелы,
Волшебной...
<Вслед за «волшебной» еще два жирно
зачеркнутых слова, не поддающихся прочтению>

209.

Здесь с Музами играя

(Ефр., Тург.)

212.

Димитриев сидит

»        »

215—216.

Украсил он цветами
Лик истины шутя.
<Обе эти строки зачеркнуты и сбоку дано
новое чтение, совпадающее с текстом
«Опытов»>

(автогр.)

229.

А вы смиренны хаты

(Блуд. тетр.)

253.

Сложи печали бремя

(Изд. Майкова; очевидно, опечатка)

254.

Ж... добрый мой

(Опыты)

260.

Эротом оживить

<У Майкова это же чтение ошибочно введено в текст «Опытов»>

(Пант., Блуд. тетр., Тург., Безобр.)

261.

О, В.....! цветами

(Опыты)

262.

Венчай ты нас, венчай

(Ефр., Тург.)

263—264.

Шампанское реками
В сей кубок
наливай!

(Аф., Ефр., Тург.)

269.

В час неги и услады

(Ефр., Тург.)

277.

О! дай же мне ты руку

(Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

298.

Не сетуйте об нас

(Ефр., Тург.)

303.

И мрачны псалмопенья <тут же зачеркнуто и исправлено: и томны...>

(автогр.)

309.

Вы бросьте на гробницы <зачеркнуто и исправлено: Иль бросьте...>

(автогр.)

312.

И скромный повилик <зачеркнуто и исправлено: с листами...>

(автогр.)


Послание Батюшкова адресовано к Жуковскому и Вяземскому, с которыми он особенно сблизился во время своего пребывания в Москве.

489

Зерно этого центрального для всего творчества Батюшкова до 1812—1813 гг. стихотворения можно усмотреть уже в письме к Гнедичу из Финляндии от 3 мая 1809 г. Приводим относящееся сюда место письма, в виду крайней его характерности:

«Женимся, мой друг, и скажем вместе: «Святая невинность, чистая непорочность и тихое сердечное удовольствие, живите вместе в бедном доме, где нет ни бронзы, ни драгоценных сосудов, где скатерть постлана гостеприимством, где сердце на языке, где фортуны не чествуют в почетном углу, но где мирный Пенат улыбается друзьям и супругам, мы вас издали приветствуем!» Не правда ли? А пока пойдем с рублем к Каменному мосту и потом направо» (Сочинения, т. III, стр. 36).

Однако набросано послание только в 1811 г. в деревне (в письме к Гнедичу от октября 1811 г. он уже выписывает четыре стиха из послания), а дорабатывалось в начале 1812 г. (см. письма к Вяземскому и Жуковскому, ib., стр. 144, 153 и 178). Сам поэт явно придавал этому стихотворению большое значение: тщательно отделывал его, просил Жуковского и Вяземского присылать ему свои замечания и исправления. Вяземскому, очевидно, был послан текст, соответствующий Аф., Ефр. и Тург. спискам. Это видно из замечания Вяземского на содержащийся в нем стих «В таблицах Мнемозин», в котором он усмотрел погрешность против мифологии. Батюшков возражал ему («Мнемозина была матерью муз, но и музы назывались Мнемозинами», письмо от 10 мая 1812 г., ib., стр. 183), но в дальнейшем переработал соответствующее место, вовсе устранив Мнемозин. Послание Батюшкова приобрело огромную популярность, вызвало ответные послания Жуковского («К Батюшкову»: «Сын неги и веселья...») и кн. Вяземского («К Батюшкову»: «Мой милый, мой поэт...»), написанные размером «Моих пенатов» и подхватывающие их основные мотивы (только «погибельным мечтам сладострастья», которыми исполнены «Мои пенаты», Жуковский характерно противопоставляет «душевную чистоту» и «счастье прямой любви»), и непосредственно отразилось на лицейских посланиях Пушкина «К сестре» и «Городок», из которых последнее, по справедливому указанию Гаевского, проделавшего параллельное сличение стихов Батюшкова и Пушкина, является прямым «сколком с «Моих пенатов» («Современник» 1863, т. XCVII, стр. 353—360). Н. О. Лернер в примечании к стихотворению Пушкина «Выздоровление» (прямая зависимость которого от одноименного стихотворения Батюшкова неоднократно, кстати, указывалась исследователями), недоумевает по поводу имеющегося в этом стихотворении «странного образа» девы «в одежде ратной» и «под грозным кивером». Он готов даже предположить, что «больного Пушкина», действительно, «навестила какая-нибудь ветренная Лаиса», скрывшаяся под этим нарядом «от внимательных очей родных поэта» или, на худой конец, что образ этот «являлся поэту в бреду» (Сочинения Пушкина, под ред. Венгерова, т. I, стр. 472). Между тем не подлежит сомнению чисто литературное происхождение этого образа, непосредственно попавшего

490

в стихи Пушкина все из тех же «Моих пенатов». Подражал стихотворению Батюшкова и Денис Давыдов в своем послании 1815 г. «Другу-повесе». Самый размер «Моих пенатов» — короткий и стремительный трехстопный ямб, сменивший собой традиционный тяжелый, медлительный размер посланий XVIII века, является одним из характернейших стилевых проявлений Карамзинской школы и укоренился в дружеских посланиях начала века.

Начало послания Батюшкова в слегка измененном виде вложено Грибоедовым и Катениным в уста Беневольского из комедии «Студент» — персонажа, в котором дана пародия на «карамзинистов». Он же декламирует куски из ответа Жуковского Батюшкову.

Литературными источниками самому Батюшкову послужили стихотворения Дюси «A mes pénates» («Моим пенатам») и Грессе «La chartreuse» («Обитель»); из этого последнего стихотворения заимствован прием перечисления любимых поэтов. Ст. 226 — «Питомец муз надежный» — целиком заимствован Батюшковым из «Послания Попа к Арбутноту» И. И. Дмитриева. Помимо имен, прямо названных в тексте, Батюшков включает в число своих «любимых певцов» Ломоносова («Парнасский исполин»), Державина («Наш Пиндар, наш Гораций»), Богдановича («Сильф прекрасный, воспитанник Харит»). Пушкин отозвался о послании Батюшкова: «Это стихотворение дышет каким-то упоением роскоши, юности и наслаждения, — слог так и трепещет, так и льется — гармония очаровательна», но считал «главным пороком» невыдержанность его «классики» — «слишком явное смешение древних обычаев мифологии с обычаями жителя подмосковной деревни».

Послание Велеурскому (стр. 115—116). Напечатано: 1) в «Пантеоне русской поэзии», ч. IV, 1815, стр. 193—195, под заглавием: «Графу В...» и без подписи; 2) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», 1-е изд., ч. V, 1816, стр. 39—41, под тем же заглавием и с полною подписью; 3) в «Вестнике Европы» 1816, ч. XXXVIII, № 14, июль, стр. 99—101, под заглавием: «Послание к Г. В.», с датой «Москва 1809 г.» и с подписью Б. Списки в сборнике Афанасьева под заглавием: «Графу Вельегорскому», в Блудовской тетради: «Графу В.», в сборнике Ефремова и в Тургеневской тетради, в обоих под заглавием: «Графу Вельгеурскому». В «Опытах» — «Послание Г. В—му».

Варианты

2.

Эраты голосом и стрелами Амура

(Ефр., Тург.)

24.

И руку жмет ему стыдливыми перстами

(Пант., Обр. соч., В. Евр., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

26.

Зарю протекших дней и с прежними бедами.

(Блуд. тетр., Ефр., Тург.)


491

41.

С сильванами сойдут, услышат голос мой

(Изд. Майкова; видимо, ошибка).

42.

Наяды робкие, всплывая над волной

(Ефр., Тург.)


В ст. 49 «Вестника Европы» «им скажут» вместо «им скажет» — очевидная опечатка. Послание обращено к графу М. Ю. Вьельгорскому (Батюшков писал, согласно польскому произношению, Велеурскому), с которым поэт познакомился в бытность свою в Риге, в 1807 г. Майков высказывает сомнение в дате «Вестника Европы», указывая, что Батюшков в 1809 г. не был в Москве. Однако это противоречит письму Батюшкова к сестре от января 1810 г. (т. III, стр. 71), в котором он пишет, что с Рождества, т. е. с конца декабря 1809 г., находится в Москве.

Послание к Тургеневу (стр. 116—118). Напечатано: 1) в «Пантеоне русской поэзии», ч. VI, 1815, стр. 234—237, под заглавием: «К другу», с полной подписью; 2) в «Сыне отечества» 1816, ч. LIII, № 45, 10 ноября, стр. 262—264, под заглавием: «Послание к...», с подписью Б. и пометой: «Москва, 14-го октября 1816 г.»; 3) в «Московском альманахе для прекрасного пола» на 1826 г., стр. 206—208, с полной подписью. Обращено к А. И. Тургеневу и послано ему в качестве экспромпта («ей, ей, impromptu!») при письме из Москвы 14 октября 1816 г. (см. автограф письма в книге П. Н. Полевого «История русской словесности», т. II, стр. 496—497). Исправлено в 1819—1821 гг. Список в альбоме Безобразова в ИРЛИ (10 089 Хб 22) под заглавием «К другу». В «Опытах» — «Послание к Т—ву».

Варианты

2.

Среди веселья и забав

(Безобр.)

14.

Поэта смирного моленье

<Так же в тексте «Опытов», но на листе «Погрешностей и перемен» дано новое чтение строки. Майковым оно не введено в текст>

(Пант., С. О., Моск. альм., письмо)

20.

Они очутятся с сергами.

 (1819—1821)

25.

Жил некто в мире сем ...ов

(Опыты)

50—56.

<Отсутствуют>

(Моск. альм., письмо)

60.

Т..... друг наш! ради неба.

(Опыты).


«Некто Попов» — офицер, вдова и дочь которого лишились во время московского разорения 1812 г. всего своего имущества (см. Сочинения Батюшкова, т. III, стр. 405—407 и 411—412).

А. И. Тургенев славился постоянной готовностью оказывать самую разнообразную помощь всем в ней нуждающимся. Друзья обращались к нему по всяким поводам. Как раз за несколько месяцев до стихотворного

492

послания Батюшкова с аналогичным посланием в стихах же обратился к нему Вяземский (послание Батюшкова по форме прямое ему подражание), прося за какого-то бедного священника (письмо Вяземского Тургеневу от 27 июня 1816 г., Остафьевский архив, I, Спб. 1899, стр. 49). Получив стихи Батюшкова, Тургенев писал Вяземскому: «Читаю с восхищением прелестный impromptu Батюшкова и на другой день получения стихов с похорон поехал прямо на свадьбу Лобанова. Да сбудется писание! <Тургенев имеет ввиду строки Батюшкова: «О ты, который с похорон на свадьбы часто поспеваешь». — Ред.>. Поцелуй за меня Парни Николаевича. Святость его не мешает ему восхищать и восхищаться алебастровыми плечами <«И кудри льняно-золотые на алебастровых плечах...». — Ред.> ...не забудьте прислать подробного уведомления о чете, незабытой судьбою, ибо воспета милым поэтом. Вместо приданого может она показать описание поэта, и за нею женихи будут бегать» (Письмо от 3 ноября 1816 г., ib., 61). Это не помешало Тургеневу позаботиться и о приданом Поповой: через несколько месяцев Батюшков пишет Жуковскому: «Поблагодари Тургенева за Попову: он сделал доброе дело за вяленькие стихи» (письмо от июня 1817 г., Сочинения, т. III, стр. 447). Несочувственно отзывается о «Послании» Батюшкова и Пушкин. Однако 23 ст. — «Оне — вдова и дочь» — целиком вошел в «Медного всадника».

Ответ Гнедичу (стр. 118—119). Напечатан в «Вестнике Европы» 1810, ч. XLIX, № 3, февраль, стр. 186—187, с подписью: Констан. Б...в, вслед за стихотворением Гнедича, обращенным к Батюшкову: «К Б.».

Списки: 1) в Блудовской тетради под названием «Ответ. 1809», 2) в сборнике Ефремова и 3) в Тургеневской тетради (под названием «Ответ»). В «Опытах» — «Ответ Г—чу».

Варианты

10.

Под небо громоздит свой дом;

(В. Евр.)

11.

Но я в безвестности доволен

(В. Евр., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

12.

И счастлив в уголку простом.

(В. Евр., Ефр., Тург.)

13.

Так глиняны свои пенаты

(В. Евр., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

17.

А если к нам любовь заглянет

»        »

24.

Насытившись, оставлю мир.

(В. Евр., Ефр., Тург.)

Оставлю жизнь и красный мир.

(Блуд. тетр.)


В собрании стихотворений Гнедича (изд. 1832 г., стр. 129—133) послание его к Батюшкову датировано 1807 г. — временем, когда

493

Батюшков находился в военных походах. Ответ же Батюшкова, как видно и из его содержания, написан не ранее августа 1809 г. в деревне, куда Батюшков проехал по возвращении с места военных действий в Финляндии. Приводим это забытое стихотворение Гнедича полностью (по первоначальному тексту «Вестника Европы»), во-первых, чтобы сделать более ясным содержание «Ответа», и, во-вторых, чтобы показать несомненную родственность поэтического творчества обоих поэтов (в послании Гнедича предвосхищены мотивы «Моих пенатов», и, наоборот, в нем несомненно сказывается влияние батюшковской «Мечты»).

К БАТЮШКОВУ

Когда придешь в мою ты хату,
Где бедность в простоте живет,
Когда поклонишься Пенату,
Который дни мои блюдет?

Приди — разделим снедь убогу,
Сердца вином воспламеним,
И вместе песнопенья богу —
Часы досуга — посвятим;

А вечер, скучный долготою,
В веселых сократим мечтах:
Над всей подлунною страною
Мечты промчимся на крылах,

И в той земле обетованной,
Где любишь духом обитать,
Внимать трубы звук будем бранной,
И страшны битвы созерцать.

Певец, всегда тебя живящий
И окрыляющий твой дух,
Певец Торкват животворящий
Наш усладит и взор и слух;

Иль царь, отец, бог песнопенья,
Подобный лишь себе Омир,
Раскрыв бессмертные творенья,
Нам явит созданный им мир.

Зевеса мещущего громы
И всех превыспренних богов
Увидим светлые мы домы
И их веселие пиров.

494

Ахилла, грозно восседяща,
Пустившего бразды коням,
Увидим бурею летяща
По стонущим под ним полям.

Иль пронесясь в страны Морвена,
Где Сельма древняя видна,
В тот час, как ночь прострется черна,
И всюду мертва тишина,

И месяц, вставши над горою,
Сквозь облако в поток глядит,
Узрим под Сельмскою стеною,
Где пенистый ручей шумит;

Узрим, как Бард слепой мечтает,
В восторг священный погружен,
И лирою златой бряцает,
Тенями предков окружен;

Как сам Тренмор, отец героев,
Чертог воздушный растворив,
Лежит на тучах, в сонме воев,
Ко старцу взор и слух склонив;

Вдали там легка тень Мальвины,
С златою арфою в руках,
Обнявшись с тению Моины,
Плывут в туманных облаках.

Но можно ли все то словами
Пересказать иль написать,
О чем возможно нам с друзьями,
Под час веселый помечтать?

Счастлив, счастлив еще несчастный,
С которым хоть мечта живет,
Во мрачных днях один он ясный
Хотя в мечтаниях найдет.

Жизнь наша есть мечтанье тени;
Нет сущих благ в земных странах:
Приди ж, под кровом дружной сени
Повеселиться хоть в мечтах!

495

Послание Гнедича и свой ответ Батюшков сам передал для напечатания в «Вестник», «кой-где оба поправив» (письма к Гнедичу от 16 января и 10 февраля 1810 г., т. III, стр. 73 и 76). Начало «Ответа»: «Твой друг тебе навек отныне с рукою сердце отдает» вызвало шутливое замечание Пушкина: «Батюшков женится на Гнедиче!»

К Жуковскому (стр. 119—121). Напечатано: 1) в «Пантеоне русской поэзии», ч. II, 1814, стр. 201—205, под заглавием «К Ж—му», без подписи, с пометой: 1811 г. <повидимому, неточной>; 2) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», 1-е изд., ч. V, 1816, стр. 111—113, без подписи. Списки: 1) сборник Афанасьева, 2) Блудовская тетрадь, 3) сборник Ефремова, 4) Тургеневская тетрадь. Послано в письме к Жуковскому от июня 1812 г., из Петербурга (т. III, стр. 189—190); та же помета в списке Афанасьева. В «Опытах» — «К Ж—му».

Варианты

1.

Прости, отшельник мой

(письмо)

4.

Твой бог и покровитель

»

И бог и покровитель

(Аф., Ефр., Тург.)

5—6.

Будь счастлив, наш Орфей,
Харит любимец скромной
!

(письмо, Аф. Ефр., Тург.)

8.

В глуши дубравы темной
В сени дубравы темной

(письмо) (Аф., Ефр., Тург.)

9—13.

С подругой дни ведет,
С подругой засыпает —
Невидимый поэт,
Невидимо пленяет
Пастушек
, пастухов.

(письмо)

Вместо
19—51.


Под сению свободы,
Достойные природы
И юныя весны!
Тебе — одна лишь радость,
Мне — горести даны!
Как сон, проходит младость
И счастье прежних дней!
Все сердцу изменило:
Здоровье легкокрыло
И друг души моей.


(письмо)

24.

Все благи рассыпая

(Пант., Блуд. тетр., Ефр.)


496

29.

И с трюфелем пирог

(Пант., Блуд. тетр., Обр. соч., Ефр., Тург.)

32.

Ты счастлив, мой поэт;

(Аф., Ефр., Тург.)

34.

Меня неумолимый

(Ефр., Тург.)

41.

Поит давно полынью

»        »

48.

<Отсутствует>

»        »

56.

И ноги ходуном;

<В письме ст. 56: «Спина дугой к земле» поставлен на два стиха ниже>

(письмо)

60—61.

Вся, вся исчезла сила.

(письмо)

И доблесть юных лет

»

64.

Кивая головою

»

67.

Учтивый сатана

»

72.

За стары прегрешенья

»

76.

Читает мне Хвостов

»

Читает мне Хлыстов.

(Аф., Ефр., Тург.)

83.

Читают мне, читают.

(письмо)

Читали и читают

(Ефр., Тург.)


Послание непосредственно примыкает к оконченным за несколько месяцев до того «Моим пенатам» (написано в том же размере), являясь как бы меланхолической концовкой к последним, «Лила» соответствует «Лилете» «Моих пенатов». В письме, при котором отправлено послание, Батюшков высказывает те же жалобы, что и в стихах. Ст. 68—69 — цитата из баллады Жуковского «Громобой». Ст. 2 заимствован из упомянутого послания к Батюшкову Вяземского («Почетный наш поэт, Белева мирный житель»).

Ответ Тургеневу (стр. 122—123). Впервые — в «Опытах», под заглавием: «Ответ Т—ву». Списки — в Блудовской и в Тургеневской тетрадях (с пометой внизу: «В альбоме г. Салтыковой, 1813»).

Варианты

11.

С сильфидами живет

(Блуд., Тург.)

32.

За наши песнопенья

(Тург.)

45.

Любимец нежной Музы

»


Ст. 40 в «Опытах» читается «Там с горести погас». Но перед текстом указано новое чтение строки: «... в горести...». Майковым дано неисправленное чтение. Адресовано А. И. Тургеневу. С Тургеневым Батюшков коротко сошелся в начале 1812 г. В том же году, очевидно, и написано Батюшковым его послание, по содержанию близко примыкающее к посланию Жуковскому и, в особенности, к письму, при котором последнее

497

было ему отправлено. «Любовник Лоры» — Петрарка, «Душеньки певец» — Богданович; «Лесбосская певица» — Сафо.

К Петину (стр. 123—125). Впервые — в «Опытах». Списки: 1) в Блудовской тетради, 2) в сборнике Афанасьева, 3) в Ефремовском сборнике, 4) в Тургеневской тетради; во всех четырех списках под заглавием «Петину»; в «Опытах» — «К П—ну».

Варианты

9.

Помнишь ли, любимец славы

(Тург.)

10.

Нидесальми страшну ночь
<возможно, описка>

(Блуд. тетр.)

11—12.

Не люблю сии забавы
Молвил я и дале прочь

(Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

14.

Шведов за лес провождал

»        »

16.

Фрунт стаканов осаждал

(Блуд. тетр.)

Фляжку с водкой осаждал.

(Аф., Ефр., Тург.)

23.

День мечтаю, ночью плачу

»        »

Ночь мечтаю... утром плачу

(Блуд. тетр.)

24.

О утрате снов моих

(Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

27.

Из родительского крова

(Ефр., Тург.)

40.

Стану пить и воспевать

»        »

43.

Пил с беспечными друзьями

(Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

45.

Счастлив тот и втрое боле

»        »

50.

Вопреки святым отцам,

(Аф., Ефр., Тург.)


Нельзя не заметить, что в списках стт. 16, 43 и, в особенности, 50 звучат гораздо энергичнее и были ослаблены при напечатании послания в «Опытах», что связано с общим идеологическим поправением Батюшкова к этому времени. В издании, которое Батюшков подготовлял в 1819—1821 гг., он не хотел помещать это послание. По правильному заключению Майкова, послание написано в 1810 г.

Послание И. М. Муравьеву-Апостолу (стр. 125—128). Напечатано: 1) в «Пантеоне русской поэзии», ч. VI, 1815, стр. 79—84, под заглавием: «К И. М. М. А.»; 2) в «Вестнике Европы» 1816, ч. LXXXVIII, № 13, июль, стр. 13—17, под заглавием: «Послание И. М. М.»; в обоих с полной подписью; 3) в «Сыне отечества» 1816, ч. XXXI, № 29, стр. 106—108, под заглавием: «Послание И. М. М. А.» (так же и в «Опытах») и с подписью Б.; 4) в «Трудах Общества любителей российской словесности», ч. VII, 1817, стр. 38—43, под заглавием: «Поэт», с полной подписью; 5) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах»,

498

2-е изд., 1822, ч. IV, стр. 289—293, под заглавием: «Послание к И. М. Муравьеву-Апостолу». Автограф в Ленинградской Публичной библиотеке с подписью Б. и под заглавием: «Послание к И. М. М. А.» (рукою М. Е. Лобанова прибавлено: Муравьеву-Апостолу). 25 ноября 1816 г., в обыкновенном собрании Московского общества любителей российской словесности, стихотворение это было прочтено сотрудником П. С. Яковлевым.

В «Опытах» в ст. 28 — явная опечатка: «От мирных лир своих отторженный пиит»; там же на листе погрешностей указано правильное чтение строки; несмотря на это, Майков в своем издании дал строку в ошибочном бессмысленном виде.

Варианты

4.

Кто б ни был: вития иль пламенный пиит,

(Пант., В. Евр., С. О., Тр., автогр.)

35.

Обилием поля роскошные дарит,

(Пант., С. О., автогр.)

37.

Нет! Нет! На севере любимец их не дремлет.

(В. Евр., так же было вначале и в автографе, но затем исправлено)

51.

В душе от юности небесного залог

(Тр.)

82.

Так небом нежною душею одаренный,

(Пант., В. Евр., С. О., автогр.)


Послание написано, видимо, по возвращении Батюшкова из заграничного похода, т. е. между июлем 1814 г. и 24 мая 1815 г. (цензурное разрешение «Пантеона»). Это, по справедливому указанию М. А. Цявловского, исключает признававшееся до сих пор бесспорным влияние послания Батюшкова на стихотворение Пушкина «К другу стихотворцу» (напечатанному в «Вестнике Европы» за 1814 г., ч. LXXVI, цензурное разрешение — 20 июня 1814 г.). Те же мысли о зависимости вдохновений художника от его «первых впечатлений», связанных с условиями места и времени, — любимые мысли самого Муравьева-Апостола, — Батюшков развивает в статье «Нечто о поэте и поэзии».

«Пиит, отторженный от мирных лар» — Виргилий; «Наш Пиндар» — Ломоносов; Дмитриев назван «певцом сибирского Пизарра» за его поэму «Ермак».

499

СМЕСЬ

Хор для выпуска... (стр. 129—130). Впервые — в «Опытах». Перепечатано в «Московском альманахе для прекрасного пола». По розысканиям Майкова, написано в 1812 г. «Хор» принадлежит к числу тех весьма немногих льстиво-патриотических произведений Батюшкова, по поводу которых его родственник и друг, декабрист Н. М. Муравьев, возмущенно замечал: «Захотелось на водку». Ряд аналогичных «прощальных песней» воспитанниц института имеется у Жуковского (Полное собрание сочинений, т. I—III, стр. 47, 67, 70—71). Подготовляя в 1819—1821 гг. новое издание своих стихов, Батюшков решил было вовсе исключить из него «Хор» (перечеркнул его косой чертой), однако затем передумал и сбоку приписал: «NB. «Вычеркнуто ошибкою — печатать».

Песнь Гаральда Смелого (стр. 131—132). Напечатана: 1) в «Вестнике Европы» 1816, ч. LXXXVIII, № 16, август (ценз. разр. 17 июля), стр. 257—258; с полною подписью; 2) в «Новом собрании русских сочинений и переводов в стихах, вышедших в свет от 1816 по 1821 год», изд. О-вом любителей отечественной словесности, ч. I, Спб. 1821, стр. 37—38.

Варианты

10.

О, други, я юность не праздно провел

 (В. Евр.)

39.

Лук звонкий и лыжи и в грозные битвы

»        »


Варианты «Вестника Европы» Майковым не отмечены. В «Собрании русских сочинений и переводов» очевидные типографские погрешности: в ст. 29 пропуск слова «секирой» и в ст. 41 «но тщетно» вместо «не тщетно».

Написано в 1816 г. Толчком послужила книга Л. А. Маршанжи «La Gaule poétique», 1813—1817 (в восьми частях). Подлинник — произведение древне-северной поэзии, приписываемое норвежскому конунгу и скальду Гаральду, жившему в XI в. Песнь обращена к одной из дочерей киевского великого князя, Ярослава Мудрого, на которой Гаральд через некоторое время и женился. Была переведена на многие языки и вызвала многочисленные подражания. В числе других подражал ей, в песне Иснеля, в поэме «Isnel et Aslèga» Парни (отрывок из этой поэмы Парни был переведен Батюшковым в 1811 г.). Неоднократно переводилась она и русскими поэтами, предшественниками Батюшкова — И. Ф. Богдановичем, Н. А. Львовым (Батюшков для своего переложения как раз и воспользовался переводом Львова, изданным отдельной брошюрой, и приложенным к нему же французским переводом Малле). Карамзин в примечаниях к «Истории Государства Российского» дал перевод песни в прозе. Позднее на ту же тему написана «Песня о Гаральде и Ярославне» А. К. Толстым. В письме к Вяземскому от февраля 1816 г., написанном в период работ над «Песнью», Батюшков дает любопытное снижение романтического образа Гаральда: «Вчера поутру, читая «La Gaule Poétique», я вздумал итти в атаку на Гаральда Смелого, то есть перевел

500

стихов с двадцать, но так разгорячился, что нога заболела. Пар поэтический исчез, и я в моем герое нашел маленькую перемену. Когда читал подвиги Скандинава,

То думал видеть в нем героя
В великолепном шишаке,
С булатной саблею в руке
И в латах древнего покроя.
Я думал: в пламенных очах
Сиять должно души спокойство,
В высокой поступи — геройство
И убежденье на устах.

Но, закрыв книгу, я увидел совершенно противное. Прекрасный идеал исчез,

                           и предо мной
Явился вдруг... чухна простой:
До плеч висящий волос
И грубый голос,
И весь герой — чухна чухной.

Этого мало преображения. Герой начал действовать: ходить, и есть, и пить. Кушал необыкновенно поэтическим образом:

Он начал драть ногтями
Кусок баранины сырой,
Глотал ее, как зверь лесной,
И утирался волосами.

Я не говорил ни слова. У всякого свой обычай. Гомеровы герои и наши Калмыки то же делали на бивуаках. Но вот что меня вывело из терпения: перед Чухонцом стоял череп убитого врага, окованный серебром, и бадья с вином. Представь себе, что он сделал:

Он череп ухватил кровавыми перстами
Налил в него вина
И всё хлестнул до дна...
Не шевельнув устами.

Я проснулся и дал себе честное слово никогда не воспевать таких уродов и тебе не советую». (Сочинения под ред. Майкова, т. III, стр. 371—372).

Однако, как об этом свидетельствует «Песнь», Батюшков все же «воспел» Гаральда.

Вакханка (стр. 132—133). Впервые — в «Опытах». Перепечатано в «Карманной библиотеке Аонид» 1821, стр. 174—175. Списки: 1) в Блудовской тетради (и потому написано не в 1816 или 1817 г., как полагал Майков,

501

а не позднее февраля 1815 г.), 2) в сборнике Ефремова, 3) в Тургеневской тетради. В экземпляре «Опытов», по которому Батюшков подготовлял новое издание, он сначала зачеркнул его, но потом приписал сбоку: «NB. Вычеркнуто ошибкою — печатать».

Варианты

4.

Громкий вой их, плач и стоны

(Ефр., Тург.)

5.

В чаще дикой и густой

(Тург.)

12.

И клубили вверх клубком

(Ефр., Тург.)

И клубили их клубком

(Блуд. тетр.)

13.

Стройный стан ее обвитый

(Ефр., Тург.)

16.

Розы ярки багрецом

»        »


В Ефр. и Тург. списках — подстрочное примечание: «Эригона, дочь Икария, которую обольстил Вакх, преобратясь в виноградную кисть».

Мотив стихотворения заимствован из Парни («Déguisements de Vénus» — «Переодевания Венеры» — IX).

Стихотворение Батюшкова вызвало восторженный отзыв Белинского, усмотревшего в нем «Апофеозу чувственной страсти, доходящей в неукротимом стремлении вожделения до бешеного и, в то же время, в высшей степени поэтического и грациозного безумия». «Такие стихи, — добавляет критик, — и в наше время превосходны; при первом же своем появлении они должны были поразить общее внимание, как предвестие скорого переворота в русской поэзии. Это еще не Пушкинские стихи; но после них уже надо было ожидать не других каких-нибудь, а Пушкинских». Пушкин, в свою очередь, считал это батюшковское «подражание Парни» «лучше подлинника, живее». «Вакханка» заметно отразилась на его собственном переводе из Парни — стихотворении «Прозерпина».

Сон воинов (стр. 133—134). Напечатано: 1) в «Вестнике Европы» 1811, ч. LV, № 3, февраль, стр. 178—180, с подписью Конст. Б. и под заглавием: «Сон ратников. Вольный перевод из поэмы: Аснель и Аслега»; 2) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», ч. V, 1816, стр. 214—216, с таким же заглавием и с полною подписью. В «Вестнике Европы» и в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах» после заглавия находятся следующие пояснительные строки: «Сражение кончилось. Скандинавцы учреждают пиршество. Пылают дубы, и чаша радости ходит кругом». Списки: 1) в сборнике Висковатова под заглавием: «Сны воинов. Из поэмы: Иснель и Ислега», 2) в Блудовской тетради: «Сон воинов. Из поэмы», с предварением: «Битвы кончились. Ратники пируют вокруг зажженных дубов и пр.», 3) в Ефремовском сборнике и 4) в Тургеневской тетради (в обоих: «Сон ратников. Из поэмы Аснель и Аслега, сочинение Парни»).

502

Варианты

8.

И слышит зверей гладных вой;

(В. Евр., Обр. соч.)

9.

Иной на лодке утлой реет

(В. Евр., Обр. соч., Ефр., Тург.)

12.

И гибнет в море бедный чолн;

(В. Евр., Обр. соч.)

И гибнет в бездне бедный челн

(Ефр., Тург.)

19—21.

А сей чудовище встречает —
Удар
бесплодно погибает;
Махнул мечом, его рука

(В. Евр., Обр. соч., Ефр., Тург.)

25—26.

Встает и пал! Меж тем как тот

»        »

Скользит по лону тихих вод,

»        »

30.

И вдруг, обрушившись, клокочет

»        »

40.

И брызжет кровь из них рекой

(В. Евр., Обр. соч., Виск., Ефр., Тург.)

41.

Несчастный рану зажимает

»        »

46.

И волны шумного ручья

(Тург.)


После ст. 49, т. е. последнего (по тексту «Опытов»), в Блудовской тетради отмета: «и проч.», лишний раз подчеркивающая отрывочный характер перевода.

Кроме того, в «Вестнике» и в «Собрании образцовых русских сочинений» пьеса эта имеет следующее продолжение:

Все спят у тлеющих костров,
Все спят; один Эрик несчастный
Поет, и в мраке гул ужасный
От скал горам передает:

«Сижу на бреге шумных вод,
Все спит кругом; лишь воют рощи,
И Гелы тень во мгле ревет:
Не страшны мне призраки нощи,
Мой меч скользит по влаге вод!

Сижу на бреге ярых вод.
Страшися, враг, беги стрелою!
Ни меч, ни щит уж не спасет
Тебя с восставшею зарею...
Мой меч скользит по влаге вод!

503

Сижу на бреге ярых вод.
Мне ревность сердце раздирает.
Супруга, бойся! День придет,
И меч отмщенья заблистает!..
Но он скользит по влаге вод.

Сижу на бреге шумных вод.
Все спит кругом; лишь воют рощи,
Лишь Гелы тень во мгле ревет:
Не страшны мне призраки нощи,
Мой меч скользит по влаге вод!»

Это же продолжение имеется в списках Ефремова и Тургенева, без последних пяти строк и со следующими вариантами:

Между
2 и 3.


Сидя при бреге шумных вод

<Очевидно, выпала в печатном тексте по ошибке>

9.

Мой меч скользит по лону вод

10.

Сижу на бреге шумных вод

14.

Мой меч скользит по лону вод

15.

Сижу на бреге шумных вод

19.

Но он скользит по лону вод


Отрывок Батюшкова заимствован из поэмы Парни «Isnel et Asléga, poème imité du scandinave» («Поэма Иснель и Аслега, подражание скандинавскому»). Перевод Батюшкова, сделанный им, очевидно (судя по времени появления в «Вестнике Европы»), в конце 1810 г., вызвал оживленный «словесный спор» по почте между ним и Гнедичем. В этом споре с полной отчетливостью столкнулись различные социальные и литературные позиции двух друзей: убегающего от «службы», «беспечного ленивца», карамзиниста и парнианца, Батюшкова и «чиновника», полуклассика по своим литературным вкусам и симпатиям, Гнедича. Батюшков упорно отстаивает как подлинник Парни, зачисленный, по его словам, «профессором Ноэлем, членом парижского института, в примеры прекрасной и живописной поэзии», так и свой перевод, который «кажется, не хуже подлинника», наконец «легкий род поэзии», в котором Парни «признан лучшим писателем» и который «весьма труден» вообще (специальной защите «легкой поэзии» посвящена его значительно более поздняя «Речь о влиянии легкой поэзии на язык». См. примечания к ней на стр. 594). Гнедич, наоборот, требует от него произведений «эпических, важных»: «Одиножды положив на суде, что я родился для отличных дел, для стихотворений эпических, важных, для исправления государственных должностей, для бессмертия, наконец, ты, любезный

504

друг, решил и подписал, что я враль, ибо перевожу Парни». Друзьям так и не удалось переубедить друг друга (см. Сочинения Батюшкова, под ред. Майкова, т. III, стр. 113—115 и 116—117). Однако дальнейшая судьба этого стихотворения наглядно иллюстрирует последующее постепенное литературное «поправение» Батюшкова. Включив стихотворение в «Опыты», он отбросил от него всю вторую часть — «песнь Эрика», на которую Гнедич в свое время особенно нападал, а в 1819—1821 гг. намеревался вовсе выкинуть его из задуманного им нового издания своих стихотворений.

Разлука (стр. 134—136). Напечатано: 1) в «Пантеоне русской поэзии», ч. II, 1814, стр. 121—123, без подписи; 2) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», ч. II, Спб. 1815, стр. 132—133; 3) в «Карманной библиотеке Аонид», 1821, стр. 150—151. Списки: 1) в Блудовской тетради (без вариантов) и 2) в сборнике Висковатова, где имеет следующие варианты:

17.

Тогда мой легкий конь споткнися

30.

Своей пастушки молодой.

39.

Амур давно все клятвы пишет


Ст. 19 в «Опытах»: «Уздечка бранная порвися», но там же дано исправленное чтение: «браная» (т. е. вышитая); у Майкова строка дана в неисправленном виде.

По известию, сообщенному в статье «Общество литераторов в Нижнем Новгороде» («Нижегородские губ. ведомости» 1845, прибавл., № 8 и 9; «Северная пчела» 1845, № 72), романс написан Батюшковым в бытность его в Нижнем с сентября 1812 г. по январь 1813 г. Быть может, написание его восходит и к еще более раннему времени: так, о гусаре, который, «опершись на саблю свою, призадумался» о появлении соперника, говорится еще в «Прогулке по Москве», написанной не позже первой половины 1812 г.

Ложный страх (стр. 136—137). Напечатано: 1) в «Вестнике Европы» 1810, ч. LI, № 11, июнь, стр. 213—214, без подписи; 2) в «Собрании русских стихотворений», ч. V, 1811, стр. 318—319, с полною подписью; 3) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», 1-е изд., ч. VI, 1817, стр. 227—228, то же с полною подписью. Списки: 1) в Блудовской тетради (без вариантов), 2) в сборнике Афанасьева, 3) в сборнике Ефремова и 4) в Тургеневской тетради.

Варианты

10.

Свет блеснул и в мгле погас,

(В. Евр., С. р. ст., Обр. соч.)

12.

Чуть дыша... блаженства час

(Ефр., Тург.)


505

14.

Наш ли видеть, Хлоя, страх

(Тург., у Ефр. «нам ли», видимо, описка)

15.

Бог любви за всё ручался

(Аф., Ефр., Тург.)

24.

Но улыбки на устах

(Ефр., Тург.)

38.

В влажной ночи на полях

(С. р. ст., Обр. соч.)


Время, позже которого стихотворение не могло быть написано, определяется временем первого появления его в печати.

Близкий перевод элегии Парни «La Frayeur» («Испуг»), Oeuvres, Paris 1809, t. I, стр. 13. Ст. 16 «И Амуры на часах» полностью заимствован Батюшковым из стихотворения М. Н. Муравьева «Богине Невы».

Сон могольца (стр. 137—139). Напечатано: 1) в «Драматическом вестнике» 1808, ч. V, стр. 78—80, под заглавием «Сон Могольца, аполог <в изд. Майкова — бессмысленное: эпилог> из Лафонтена» (прислано) и с подписью: Кон. Бат.; 2) в «Вестнике Европы» 1810, ч. XLIX, № 4, стр. 286—287, с подписью К. Б—в; 3) в «Пантеоне русской поэзии», ч. V, 1815, стр. 239—241, с полною подписью. Списки: 1) в Блудовской тетради, 2) в сборнике Афанасьева, 3) в сборнике Ефремова и 4) в Тургеневской тетради.

Варианты

4.

Пил радость вечную, удел богов одних

(Др. в.)

Пил радость вечную, удел богов самих

(В. Евр., Аф., Ефр., Тург.)

5.

И сладко спал на лоне гурий.

(Др. В., Аф., Ефр., Тург.)

И спал на лоне гурий.

(В. Евр.)

12.

Он думал, что Минос в сих мертвых обманулся

(Др. В.)

13—16.

Иль тайна дивная во сне сокрыта есть;
Велел тотчас к себе гадателя привесть,
А тот ему в ответ: «Дивиться надо мало,
Что в снах большой есть склад.

»        »

18—19.

Не редко сей визирь, оставя двор и град,
Искал уединенья;

(Др. В., В. Евр., Ефр., Тург.)

21—22.

С гадатаем сказав, что значит сновиденье,
Внушил бы я любовь к деревне и к полям,

(Др. В.)


506

23.

Чертог невинности, в тебе успокоенье

(Др. В., В. Евр., Ефр. Тург.)

31.

О, музы! сельских дней утехи и краса

(Блуд. тетр.)

33.

Светил блуждающих несчетны имена

(Др. В., В. Евр., Пант., Блуд. тетр.)

34.

Узнаю ль я от вас? иль если мне дана

(Др. В.)

35.

Охота малая и мало дарованье

(Др. В., В. Евр., Ефр., Тург.)

Способность малая и мало дарованье

(Пант., Блуд. тетр.)

36—37.

Пускай пленит меня источника журчанье,
Или лужок в цветах, который воспою.

(Др. В., В. Евр., Ефр., Тург.)

39.

И я не буду спать под дорогим наметом;

»        »

41.

Иль меньше по трудах мне будет сладок он

(В. Евр.)

43.

Без страха двери сам я смерти отопру

(Др. В., В. Евр., Ефр., Тург.)


По времени появления в печати перевод Батюшкова сделан не позднее 1808 г. Подлинником послужил «аполог» Лафонтена: «Le songe d’un habitant du Mogol» (Livre IX, fable IV), заимствованный им, в свою очередь, из «Гюлистана» Саади. Лирическая концовка басни Лафонтена, по указанию Майкова, навеяна «Георгиками» Виргилия (II кн., стт. 475—489). За несколько лет до того перевод басни Лафонтена был сделан Жуковским и под тем же названием был напечатан в «Вестнике Европы» 1807, ч. XXXII, № 7, стр. 192—194. Именно этот последний перевод, а не Батюшкова, был включен в качестве «образцового» в «Собрание образцовых русских сочинений и переводов в стихах». Батюшковский перевод был введен в «Опыты в стихах и прозе» против желания самого поэта (см. письмо к Гнедичу от февраля — марта 1817 г., т. III, стр. 421). В экземпляре «Опытов», по которому подготовлялось новое издание, Батюшков его вычеркнул.

Любовь в челноке (стр. 139—140). Напечатано: 1) в «Пантеоне русской поэзии», ч. IV, 1815, стр. 186—188, без подписи. Списки: 1) в сборнике Висковатова (9-я строфа отсутствует), 2) в сборнике Ефремова, 3) в Тургеневской тетради — во всех трех под заглавием «Челнок»; 4) в Блудовской тетради. Вариантов нет. В «Опытах» в ст. 24 опечатка: «странный час» вместо «страшный». Время, позже которого

507

стихотворение не могло быть написано, определяется цензурной пометой IV части «Пантеона»: 29 ноября 1814 г.

Счастливец (стр. 140—142). Напечатано: 1) в «Вестнике Европы» 1810, ч. LIII, № 17, сентябрь, стр. 52—53, с подписью К. Б. и не эпиграфом, как сказано у Майкова, а подзаголовком: «(Подражание Касти: Odi le rapide ruote sonanti)» <Слушай грохот быстрых колес — 1-я строка итальянского подлинника>; 2) в «Собрании русских стихотворений», ч. V, 1811, стр. 159—161, без указания, что является подражанием Касти; 3) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в прозе», ч. I, Спб. 1815, стр. 127—129; 4) в «Пантеоне русской поэзии», ч. VI, 1815, стр. 191—194, — в трех последних сборниках с полною подписью. Списки: 1) в Блудовской тетради, 2) в сборнике Висковатова, 3) в сборнике Афанасьева, 4) в сборнике Ефремова и 5) в Тургеневской тетради. Подготовляя в 1819—1821 гг. новое издание своих стихотворений, Батюшков уничтожил помету «подражание Касти».

Варианты

8.

Вылетает из ноздрей

(В. Евр.)

13.

Тимотей, вельмож любимец

(В. Евр., С. р. ст., Ефр., Тург., Виск.)

17.

Вот он с нами повстречался

(С. р. ст., Виск., В.

27.

Не ему счастливцем зваться

Евр.) (Тург.)

29—32.

<Отсутствуют>

(В. Евр., С. р. ст., Виск., Ефр., Тург.)

33.

Там, где мрамор из Пароса,

»        »

34.

Из Каристы на стенах;

»        »

<В «В. Евр.» — Из Каристы на столбах>

46.

Тих, спокоен сверху вид

(Виск., Ефр., Тург.)

47.

Но спустись ко дну... ужасный

(С. р. ст., Обр. соч., Пант., Виск., Блуд. тетр., Ефр., Тург.)

49—52.

<Отсутствуют>

(В. Евр., С. р. ст., Виск., Ефр., Тург.)


Кроме того, после ст. 40 (в строфе 10-й) в «Вестнике», «Собрании», списках Висковатова и Афанасьева имеется еще следующая строфа:

508

Сердцем спит и нем душою,
Тратит жизнь на суеты,
Днем не ведает покою,
Ночью — страшные мечты!

Ст. 14 у Майкова напечатан бессмысленно: «Что за откуп город взял».

Стихотворение по времени его первого появления в печати написано не позже 1810 г. Перевод, довольно свободный, одного из «Анакреонтических стихотворений» Касти (Anacreontiche. «A. Fille. L’avverte acciò non giudichi secondo le apparenze...») («Предупреждение не судить по видимости»). Opere di Giambattista Casti in un volume, Bruxeles 1838, pp. 254—255. Подлинник состоит из 20 строф, в каждой из которых рифмуются 2-е и 4-е строки. Строфа 12-я перевода, содержащая уподобление души колодцу с лежащим на дне крокодилом, целиком заимствована Батюшковым из знаменитой романтической повести Шатобриана «Атала» (слова Шактаса к Рене после погребения Аталы). Вяземский отзывался с восторгом об этой «прекрасной строфе прекрасного перевода» Батюшкова и только предлагал взамен неточных рифм «мрачный» и «ужасный» «вставить темный и огромный». «Неисправная рифма, — добавлял он, — как разноцветная заплата рябит в глазах. Рифма и так уже вставка; так, по крайней мере, подберите оттенку к оттенке» (Сочинения, т. IX, Спб. 1884, стр. 86). Наоборот, А. Ф. Воейков пародировал «экзотический» образ Шатобраина — Батюшкова в своей известной сатире «Дом сумасшедших»:

Чудо! Под окном на ветке

Крошка Батюшков висит

В светлой проволочной клетке;

В баночку с водой глядит,

И поет он сладкогласно:

«Тих, спокоен сверху вид,

Но спустись на дно: ужасный

Крокодил на нем лежит!»

По этому поводу П. А. Вяземский указывал, что приятели прозвали Батюшкова «попенькою, потому что в лице его, а особенно в носу было что-то птичье. Поэтому и Воейков в «Доме сумасшедших» посадил его в клетку» («Русский архив» 1866, стр. 490). Сам поэт, который также постоянно твердил о своем «носе крючком», по его собственным словам, очень «хохотал» над пародией Воейкова (Сочинения, т. III, стр. 345—346).

В шуточном «Парнасском адрес-календаре», составленном Воейковым «для употребления в благошляхетном Арзамасском обществе», он дал Батюшкову следующий лестный отзыв: «К. Н. Батюшков действительный поэт, стольник Муз, обер-камергер Граций».

509

Радость (стр. 142—144). Впервые — в «Опытах». Списки: 1) в Блудовской тетради, 2) в сборнике Висковатова, 3) в сборнике Ефремова и 4) в Тургеневской тетради.

Варианты

7.

  И весело топая

(Ефр., Тург.)

Между
8 и 9.

  Для песней веселию

»          »

12.

  И песни веселия

(Виск.)

13—14.

  Сладчае амврозии
  И нектара сильного

(Ефр., Тург.)

15—16.

  <Отсутствуют>

»        »

16.

  О смертных беспечные

(Блуд. тетр.)

Между
20—21.

  Бледнея, краснеючи

(Ефр., Тург.)

22—31.

  <Отсутствуют>

»        »

34.

И прежние горести

»        »

38.

  Стезей благовонною

»        »

40.

  К великому Пафосу

  К веселому Пафосу

(Виск.)

(Блуд. тетр., Ефр., Тург.; в двух последних явная ошибка: «К веселому певцу»)


По указанию Майкова, состав сборника Висковатова ограничен периодом времени с 1807 по 1814 г. В этих пределах и должно датироваться «подражание» Батюшкова. Подлинник Касти, под названием «Il contento» (Довольный) из отдела его «Анакреонтических стихотворений» («Anacreontiche»), состоит из 41 рифмованной строфы (рифмуются 2-е и 4-е строки), Opere, pp. 261—263. О переводе Батюшкова Пушкин отозвался: «Вот Бат<юшковск>ая гармония». Подготовляя новое издание, Батюшков, как и в предыдущем стихотворении, зачеркнул подзаголовок — «подражание Касти».

К Никите (стр. 144—145). Послание адресовано будущему декабристу Н. М. Муравьеву. Написано в деревне, в начале июля 1817 г. Включено, по желанию Батюшкова, в уже сверстанный том «Опытов» с изъятием некоторых других пьес. В оглавлении к «Опытам» названо: Послание к Н.; в тексте просто «К Н.».

В 1819—1821 гг. Батюшков внес в послание следующие исправления:

33—34.

<Переставлены в обратном порядке>

44.

«Хвалите господа» поем.


510

Стт. 17—44 ср. с заметкой о живописности «новейших сражений» в записной книжке Батюшкова, Сочинения под ред. Майкова, т. II, стр. 313.

Послание было отправлено Батюшковым в письме к Гнедичу, печатавшему в это время «Опыты», от начала июля 1817 г.

Эпиграммы, надписи и пр. (I—XII)

I. «Всегдашний гость мучитель мой...» (стр. 145). Впервые — в «Опытах». Введено в «Опыт русской антологии или избранные эпиграммы, мадригалы, эпитафии, надписи, апологи и некоторые другие мелкие стихотворения», собрано Михаилом Яковлевым, Спб. 1828, стр. 183, с полной подписью и с вариантом ст. 3: «Будь крошечку умней или оставь в покое».

Переделка эпиграммы П. Лебрена «O la maudite compagnie» («О, проклятое общество...»). Майков относит переделку Батюшкова к 1811—1812 гг. (Сочинения Батюшкова, т. I, стр. 348 2-й пагинации). За неимением других данных сохраняем эту дату. Из нового издания Батюшков хотел ее исключить.

II. «Как трудно Бибрису...» (стр. 146). Напечатано: 1) в «Цветнике» 1809, ч. III, № 9, сентябрь, стр. 372, вместе с «Мадригалом новой Сафе», под общим названием «Эпиграммы», с подписью К. Б—в; 2) в «Вестнике Европы» 1810, ч. LI, № 10, стр. 127, с подписью К. В.; 3) в «Собрании русских стихотворений», ч. V, 1811 (по ошибке напечатано дважды на стр. 104 и 216); 4) в «Пантеоне русской поэзии», ч. I, 1814, стр. 136; 5) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», 1-е изд., ч. VI, 1817, стр. 31; 6) там же, 2-е изд., ч. VI, 1822, стр. 28; 7) в «Опыте русской антологии», 1829, стр. 39 (в последних четырех изданиях с полной подписью). В «Цветнике», «Вестнике» и «Собрании русских стихотворений» в 1-м стихе: «Бибрусу» вместо «Бибрису». Списки: 1) в Блудовской тетради (без вариантов), 2) в сборнике Ефремова и 3) в Тургеневской тетради (в последних двух с написанием в 1 ст. «Бибрусу» и вариантом в сборнике Ефремова 2 ст.: «Он пьет, чтобы писать, а пишет, чтоб напиться»). Написана в деревне в августе 1809 г. и отправлена вместе с несколькими другими эпиграммами при письме к Гнедичу от 13 августа 1809 г. (Сочинения Батюшкова под ред. Майкова, т. III, стр. 40). Из нового издания Батюшков хотел ее исключить.

III. «Памфил забавен за столом...» (стр. 146). Напечатана: 1) в «Российском музеуме или журнале европейских новостей», издаваемом Владимиром Измайловым, 1815, ч. III, № 9, стр. 262, вместе с двумя другими эпиграммами, Батюшкову не принадлежавшими, с общей подписью В.; 2) в «Опыте русской антологии», 1827, стр. 82. Издателями П. А. Вяземского ошибочно включена в Полное собрание его сочинений, т. III, стр. 94. По утверждению Пушкина (на его экземпляре «Опытов») эпиграмма написана не Батюшковым, а Блудовым. Однако, если бы это было так, Батюшков, вероятно, настоял бы на ее исключении из «Опытов» одновременно с четырьмя вынутыми из них пьесами

511

Время сочинения эпиграммы приблизительно определяется цензурной пометой «Российского музеума»: «22-го июня 1815 г.» Из нового издания Батюшков намеревался ее исключить.

IV. Совет эпическому стихотворцу (стр. 146). Впервые — в «Опытах». Перепечатано в «Опыте русской антологии», 1828, стр. 18. В издании Майкова ст. 3 неправильно: «...Петр Великий», что разрушает римфу. Майков ошибается, говоря что «при издании «Опытов» Батюшков не желал печатать эту эпиграмму, чего однако Гнедич не исполнил» (Сочинения Батюшкова, изд. 1887, т. I, стр. 338). На самом деле все обстояло как раз наоборот. Эпиграмма была включена с согласия Батюшкова: «Эпиграмму «Как странен здесь судеб устав» и пр. выбрось. Другую оставь на Шихматова, но назови ее «Совет эпическому стихотворцу» (письмо Батюшкова к Гнедичу от февраля — марта 1817 г., Сочинения, т. III стр. 420—421). «Эпический стихотворец» — князь С. А. Шихматов, напечатавший в 1810 г. «Лирическое песнопение» под названием «Петр Великий», по ироническому отзыву Батюшкова, в «300 листов длиной» (письмо к Гнедичу от 1 апреля 1810 г., Сочинения, т. III, стр. 85—86). Эпиграмма Батюшкова, очевидно, относится к тому же 1810 г.

V. Мадригал новой Сафе (стр. 146). Напечатан: 1) в «Цветнике» 1809, ч. III, № 9, сентябрь, стр. 372, вместе с «Как трудно Бибрису» под общим названием «Эпиграммы», с подписью К. Б—в; 2) в «Вестнике Европы» 1810, ч. L, № 5, стр. 32, с подписью Б.; 3) в «Собрании русских стихотворений», ч. V, 1811, стр. 217; 4) в «Пантеене русской поэзии», ч. I, стр. 136; 5) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», ч. V, 1816, стр. 210; 6) там же, 2-е изд., ч. V, 1821, стр. 190 (во всех четырех последних изданиях с полной подписью); 7) в «Карманной библиотеке Аонид», 1821, стр. 156; 8) в «Опыте русской антологии», 1828, стр. 5. Списки: 1) в Блудовской тетради, 2) в сборнике Ефремова, 3) в Тургеневской тетради. Везде под заглавием: «Хлое сочинительнице» и с вариантом 2 ст.: «Да к моему ты горю». В «Цветнике» 1 ст.: «Ты — Сафо, я — Фаон; об этом я не спорю». «Мадригал» написан в деревне в августе 1809 г. (отослан Гнедичу при письме от 19 августа 1809 г.).

VI. Надпись к портрету Н. Н. (стр. 146). Напечатана: 1) в «Собрании русских стихотворений», ч. V, 1811, стр. 216, за полной подписью; 2) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», ч. V, 1816, стр. 210; 3) там же, 2-е изд., ч. V, 1822, стр. 190 — во всех трех сборниках под заглавием: «К портрету — вой». Списки: в Блудовской тетради, в сборнике Ефремова, в Тургеневской тетради (в двух последних: «К портрету ...вой»). Вариантов нет. Из нового издания своих сочинений Батюшков намеревался надпись выкинуть. Написана, судя по времени появления в печати, в 1811 г. Адресат неизвестен.

VII. К цветам нашего Горация (стр. 146). Впервые — в «Опытах». Перепечатано в «Опыте русской антологии», 1828, стр. 112. Обращено

512

к И. И. Дмитриеву, который в 1814 г. переселился из Петербурга в Москву и был занят устройством своего нового дома и сада, при посылке ему цветочных семян (см. М. А. Дмитриев, «Мелочи из запаса моей памяти», 2-е изд., М. 1869, стр. 201). Написано, очевидно, в 1816 г., когда Батюшков находился в Москве и поддерживал близкие отношения с Дмитриевым.

VIII. К портрету Жуковского (стр. 147). Надпись сделана, по словам самого Батюшкова, «по заказу» редактора «Вестника Европы», М. Т. Каченовского, в 1816 г. Напечатана в «Вестнике Европы» 1817, ч. XCI, № 3, февраль, стр. 183, с подписью К. Б. и следующим примечанием редактора: «Предлагая сию надпись, уведомляем наших читателей, что постараемся и самый портрет приложить к одной из книжек «Вестника Европы» текущего года. По желанию многих почитателей г-на Жуковского, готовится еще другого формата портрет его для известного собрания «переводов в прозе». Не угодно ли будет нашим стихотворцам (разумеется, общим приятелям В...я А......а <! — Ред.> прислать к нам надпись для другого портрета». На призыв Каченовского откликнулись два поэта — приятели Жуковского: В. Л. Пушкин и Ник. Иванчин-Писарев. Присланные ими четверостишия были напечатаны в следующей 92-й книжке журнала:

НАДПИСИ К ПОРТРЕТУ В. А. Ж.

1

Он стал известен сам собой.
На лире он любовь, героев воспевает;
Любимец муз соединяет
Прекраснейший талант с прекраснейшей душой!

2

Красавицы! он вас Людмилами дарил,
Героев гимнами, друзей дарил собою,
Дарил несчастных он — чем только мог — слезою:
От славы сам венец в подарок получил.

Каченовскому из всех надписей, видимо, больше всего понравилась последняя, принадлежавшая Иванчину-Писареву. По крайней мере, именно она была помещена под портретом Жуковского, появившимся, наконец, только в самом конце года, при 96-й части «Вестника». Зато надпись Батюшкова была напечатана при другом портрете Жуковского, приложенном к 5-й части его «Переводов в прозе», М. 1817, изданных тем же Каченовским. Однако подлинно победил в этом состязании трех поэтов четвертый, собственно участия в нем и не принимавший: вскоре (в 1818 г.) появилась знаменитая надпись «К портрету Жуковского» Александра Пушкина («Его стихов пленительная сладость...»). Жуковский,

513

в свою очередь, в 1819 г. ответил Батюшкову четверостишием к его портрету.

К ПОРТРЕТУ БАТЮШКОВА

С ним дружен бог войны, с ним дружен Аполлон!
Певец любви, отважный воин,
По дарованию достоин славы он —
По сердцу счастия достоин.

Надпись Батюшкова в «Вестнике» и при «Переводах в прозе» имеет следующий вариант 1-го ст.: «Любимец нежных муз пред нашею столицей». Под «гимнами храбрых» Батюшков разумеет патриотические стихотворения Жуковского «Певец во стане русских воинов» и «Певец в Кремле», навеянные войной 1812 г.

IX. Надпись к портрету графа Эмануила Сен-При (стр. 147). Напечатана: 1) в «Сыне отечества» 1816, ч. XXVIII, № 12, стр. 216, под названием «Надпись к портрету графа Сен-Приеста», с подписью NN. Написана в 1816 г. в Каменце, по просьбе брата гр. Сен-При, подольского губернатора. Послана Жуковскому при письме от середины декабря 1815 г. (см. Соч. под ред. Майкова, т. III, стр. 359—360) в двух вариантах, под на званием: «Надпись к портрету графа Сен-Приеста (русский генерал-лейтенант)», с просьбой указать: «как лучше»:

Варианты

2.

Но лилиям царей он всюду верен был

(письмо Жук., вар. 1)

Но древним лилиям он всюду верен был

(письмо Жук., вар. 2)

4.

Баярда древний дух и славу (доблесть) Дюгесклина

(письмо Жук., вар. 1)

Баярда подвиги и доблесть Дюгесклина

(письмо Жук., вар. 2)


«Лилии отцов» — лилии в гербе французских королей.

X. Надпись на гробе пастушки (стр. 147). Напечатана: 1) в «Вестнике Европы» 1810, ч. LII, № 14, июль, стр. 125, с подписью Б.; 2) в «Музе новейших российских стихотворцев», М. 1814, стр. 82, с тою же подписью; 3) в «Опыте русской антологии», 1828, стр. 146. Списки: 1) в Блудовской тетради, 2) в сборнике Ефремова и 3) в Тургеневской тетради. В двух последних и в «Вестнике Европы» заглавие «Надпись над гробом молодой пастушки» и подзаголовок-пояснение: «Этот гроб находился» (в Тург. театр. — находится) на лугу, на котором собирались плясать пастухи и пастушки». Исправлено, а затем и вовсе вычеркнуто из предполагавшегося Батюшковым нового издания в 1819—1821 гг.

514

Варианты

1

Подруги юные, в беспечности игривой

(В. Евр., Муза)

4—5.

И я на утре дней, в цветущих сих полях

  Все радости вкусила;

»        »

7.

Но что ж осталось мне, пастушки, в сих местах

(В. Евр., Муза)

Но что ж осталось мне, пастушке, в сих местах

(Блуд. тетр.)

Но что ж досталось мне в сих радостных местах

(1819—1821)


В опере Чайковского «Пиковая дама» стихотворение Батюшкова вложено в уста Полины. Написано не позднее июля 1810 г.

XI. Мадригал Мелине, которая называла себя нимфою (стр. 147). Впервые — в «Опытах», ч. II, стр. 207; перепечатано: 1) в «Карманной библиотеке Аонид» 1821, стр. 151; 2) в «Опыте русской антологии», 1828, стр. 75. По всей вероятности, и эта эпиграмма была прислана при письме Батюшкова к Гнедичу от 19 августа 1809 г. (см. выше, стр. 386) и, значит, написана незадолго до того.

XII. На книгу под названием «Смесь» (стр. 147). Впервые — в «Опытах», стр. 207; перепечатано в «Опыте русской антологии» 1828, стр. 109. Время написания неизвестно (не позднее начала 1817 г.).

Странствователь и домосед (стр. 148—158). Напечатано: в «Амфионе» (ежемесячное издание) 1815, июнь, стр. 75—91, с полной подписью. В рукоп. отд. Ленинградской Публичной библиотеки имеется автограф этого стихотворения, который был неизвестен Майкову (в виду того, что он представляет собой одну из весьма немногих рукописей, носящих на себе следы творческой работы поэта, все отличия его отметим дальше особо). Список — в Блудовской тетради с датой «Петербург, февраля, 1815» (в основном стихотворение было закончено уже к 10 января 1815 г., см. ниже выдержку из письма Батюшкова к Вяземскому от этого числа) и эпиграфом из И. И. Дмитриева «Ум любит странствовать, а сердце жить на месте». Текст «Опытов» слегка исправлен в 1819—1821 гг.

Варианты

5.

Как трудно век прожить на родине своей

(Амф., Блуд. тетр.)

7—8.

Все видел, все узнал: но от того умней
Домой не возвратился:

»        »

9.

<Отсутствует>

»        »


515

10—11.

Рассудок покорив мечтам,
Он ищет завсегда... чего, не знает сам.

(Амф., Блуд. тетр.)

15—17.

Нечаянно их дед, иль дядюшка седой
Расстался с жизнью и казной

<в Блуд. тетр.:  ... с казной>

И братья поровну наследство разделили

»        »

18—19.

<Отсутствуют>

»        »

23.

Сокровищем своим насытя взоры,

»        »

29.

Под тенью отчего пената

<у Майкова, как вариант, повторен текст «Опытов»>

(Амф.)

34.

«А ты как думаешь?» «А я с тобой несходен

(Блуд. тетр.)

37—39.

Притом фортуна мне дает благие средства

(Амф., Блуд. тетр.)

   Для замыслов моих;

С тобою пополам большой мешок наследства!

45.

Зачем сей создан свет, кто правит им и как

»        »

46.

Где Геркула столпы? Где гордый Нил родится

»        »

48.

И Феб, горящий Феб все к западу стремится

»        »

51—52.

И мудрые меня своей хвалой почтят

»        »

В Афинах, на брегах и Нила, и Босфора

53.

<Отсутствует>

»        »

60.

Не стану я моим гордиться даром

(Блуд. тетр.)

66.

Ты сам, оставя плуг, придешь ко мне внимать

(Амф., Блуд. тетр.)

71.

Когда... Поверишь ли? Глицерия сама

(Блуд. тетр.)

81.

«Прощай же, братец!» «В добрый час

(Амф.)

82.

Счастливый путь тебе я к мудрости желаю,

(Амф., Блуд. тетр.)

84.

<Отсутствует>

»        »

85.

Схватил свою казну и к городу опять

(Амф., Блуд. тетр.)

91.

Да, кто не пожалел об отческой земле

»        »

Вместо
124—125.


И снова мудрости искать
Меж греков просвещенных!
Сказал, и сделал так
Наш ветреный чудак.

(Амф.)


516

131.

Проклятьем поразил

(Амф.)

136.

«Итак, прошу садиться»,

(Амф., Блуд. тетр.)

158—162.

Сказал, на лодку сел и к Этне путь направил,

   Чтобы узнать зачем и как

   На Этне пламенный башмак

Философ Эмпедокл пред смертию оставил?
Узнал и полетел он в Грецию скорей

(Амф.)

163.

<Отсутствует>

(Амф.)

177.

Как червем, завсегда снедаемый тоскою.

»

195.

Без помощи и пищи

(Амф., Блуд. тетр.)

198—199.

Без муки лучше я покину белый свет,
Чем так мне с голоду томиться!

»        »

202.

С отчаянья топиться.

»        »

218—219.

Так старец возглашал; он был красноречив:
И Филалет остался жив.

»        »

221.

В тени смоковниц и олив

»        »

223.

Где старец двадцать лет,

»        »

226—227.

Забыв вокруг себя людей и целый свет
Там трапезу нашел простую Филалет:

  <у Майкова в вариантах ошибочно:

   «Вот трапезу...»>

»        »

228—229.

<Отсутствуют>

»        »

234.

И так, не диво мне, что с путником Памфил

(Амф.)

И так не дивно мне, что с путником Памфил

(Блуд. тетр.)

236.

«Все призрак», под конец философ заключил,

(Амф., Блуд. тетр.).

239.

И я, и ты, и самый сей обед,

»        »

241.

Со вздохом повторял печальный Филалет

»        »

246.

Наш призрак — Филалет затеял из пустыни

»        »

250.

Который научил,

(Амф.)

256.

Он вывел по тропам излучистым Тайгета

(Амф., Блуд. тетр.)

265.

Что землю лобызал с горячими слезами,

»        »

271.

<Слово «наконец» — курсивом>

(Амф.)

276.

И снова ждет денницы

(Амф., Блуд. тетр.)

279.

Что греки снаряжать войну тогда хотели

(Блуд. тетр.)


517

281.

Но знаю, что тогда уж риторы гремели,

(Амф., Блуд. тетр.)

284.

Всех ране на помост погибельный взмостился

»        »

286.

А с ним и свет дневной родился

(Амф.)

292.

С толпой прислужниц и сирен,

»

295.

Нахлынули толпы, вся площадь закипела.

(Амф., Блуд. тетр.)

297.

Народа праздного толпами

»        »

Вместо 300—313.

Так точно весь народ толпился и шумел
Пред кафедрой бродяги,
Который в первый раз блеснуть умом хотел,

   Но заикнулся, покраснел
   И побледнел,
   Как белый лист бумаги.

В собраньи завсегда народ нетерпелив.

»        »

315.

Шушуканье, а там и громкий хохот

»        »

317.

Разинул рот, потупил взгляды

»        »

320.

«Ну что же? Начинай!» Оратор все ни слова:

»        »

321.

<Отсутствует>

»        »

325.

Уж камни сыплются над жертвой...

»        »

330—331.

И так, философа спасает добрый Клит,
Простяк, философом презренный,

»        »

355.

Все гости заодно с хозяином сказали

»        »

363.

Наш Грек на месте стосковался.

»        »

365—366.

На горы ближние взбирался,
Бродил
всю ночь, весь день шатался;

(1819—1821)

369.

<Отсутствует>

(Амф., Блуд. тетр.)

370.

С софистами об том, об этом толковать

(Амф.)

374.

За розами побрел в страну Гипербореев.

(Амф., Блуд. тетр.)


Автограф Публичной библиотеки — на 4 листах тонкой бумаги с водяным знаком «1814». В период подготовки к изданию «Опытов» Батюшков начал исправлять стихотворение и отослал его Гнедичу в исправленном виде с просьбой сделать свои замечания и с этой же целью показать его Крылову. Оба они замечания сделали (см. письма Батюшкова к Гнедичу от начала и второй половины июля 1817 г., первое — в нашем издании, стр. 422, второе — в изд. под ред. Майкова, т. III, стр. 459). На настоящем автографе имеется ряд карандашных зачеркиваний и пометок в тексте и на полях. В одном случае исправление, нанесенное

518

карандашом, обведено чернилами. Все это позволяет думать, что данный автограф и есть тот текст, который был послан Батюшковым Гнедичу и снова возвращен поэту с замечаниями отчасти Гнедича и главным образом Крылова, мнение которого Батюшков в данном случае особенно ценил, поскольку «Странствователь и домосед» написан чисто басенным складом («Замечаний не получил еще, — пишет Батюшков Гнедичу от июля 1817 г., — когда получу — кончу, но вперед пророчу: всего поправить не могу, а воспользуюсь замечаниями Крылова, которому очень обязан, для другого издания», ib. 459—460. Однако, как свидетельствует настоящий автограф, «замечания» Батюшков все же успел получить и смог воспользоваться ими уже для «Опытов»). Приводим все строки, вызвавшие замечания или имеющие на себе следы тех или иных исправлений, а также дающие варианты в отношении окончательного текста. Все зачеркивания берем в квадратные скобки, исправления даем курсивом.

18.

Вдруг умер дядя их [известный] Афинский Гарпагон

 

37.

[Теперь хвала богам] [я] я с помощью наследства

  <первые три слова зачеркнуты карандашом>

39.

[Совсе] [Имею способы и] Благодаря богам — [все, все имею] теперь имею средства

  <слова «все, все имею» — зачеркнуты карандашом>

46.

[Где Геркула столпы] Где кончится земля?

   Где гордый Нил родится?

  <46 ст. на полях отмечен карандашом>

48.

[И Феб] Зачем горящий [Феб] Феб всё к западу стремится.

51.

В Афинах обо мне тотчас заговорят

53.

Прославится твой брат, твой верный Филалет

<первые три слова жирными чернилами поверх первоначального текста, не поддающегося прочтению>

60.

Не стану я моим [гордиться] превозноситься даром

  <поправка, кажется, не рукою Батюшкова>

61.

[Кичася] [Гордяся] кичася в пурпуре

  <«гордяся» зачеркнуто карандашом и на полях карандашом же «кичася», потом обведенное чернилами>


519

66.

Ты сам, оставя плуг, придешь [ко мне] меня внимать

 

82.

Счастлив[ый]ого пут[ь]и [тебе я] к премудрости желаю

87.

А Филалет — [стрелой] к Пирею

<Слово «стрелой» зачеркнуто, но затем снова восстановлено, что отмечено точками>

89.

И в Мемфис полететь с [румяною] зарею

109.

Об Аписе быке иль грозном Озириде

<«иль» подчеркнуто карандашом>

122.

[Бежать] От гнева старцев разъяренных

Вместо
124—125.


[И снова мудрости искать

Среди сограждан просвещенных.

Сказал и сделал так

   Наш ветреный чудак]

<На полях взамен зачеркнутых написаны два стиха, соответствующие окончательному тексту>

130—133.

<Взяты в карандашные скобки>

148.

А десять лет молчать, молчать и всё поститься

151.

В роскошные Афины воротиться

157.

Прощайте ж постные Кротонски берега

158—159.

Сказал [и на корабль!] и к Этне [мигом] путь направил
За делом! Чтоб узнать на ней зачем и как

161.

Философ Эмпедокл пред смерт[и]ью там оставил

171.

Спеша [Спеша] [ходя] [спеша] из края в край, он игры посещал

198—199.

[Без муки лучше я покину белый свет
Чем так мне с голоду томиться]

<Взамен зачеркнутых две строки, как в основном тексте>

206.

Который над водо[ю]й, любуяся природой

209.

На крае гибельной напасти [или: на тонкой волос от напасти]

216.

Дай руку мне мой [гость] сын и не стыдись учиться

219.

И наш [Филалет] герой остался жив

234.

И так не диво мне, что с путником Памфил

273.

[Для сердца моего единственных на свете]


520

<сбоку> Которых мне ничто не заменит на свете

 

281.

Но знаю только то, что [тогда уж] риторы гремели

299.

Иль Северный Амур с колчаном иль с стрелами

303.

И ритор [объявил] возвестил высокопарным тоном

313.

[В собраньи завсегда] народ всегда нетерпелив [или: Афинянин всегда бывал нетерпелив]

325.

И [уж] камни [сыплются] уж свистят над жертвой


В неизданном письме к П. А. Вяземскому (хранится в Остафьевском фонде архива феод.-крепостн. эпохи, ЦАУ) (Батюшков сообщает, что толчком к написанию «Странствователя и домоседа» послужил ему стих Дмитриева: «Стих и прекрасный — «Ум любит странствовать, а сердце жить на месте» — стих Дмитриева подал мне мысль эту. И где? В Лондоне, когда, сидя с Севериным на берегах Темзы, мы рассуждали об этой молодости, которая исчезает так быстро и невозвратно». В другом письме к нему же (из того же собрания) от 10 января 1815 г. он подчеркивает автобиографичность своего стихотворения: «Теперь кончил сказку «Домосед и странствователь», которая тебе, может быть, понравится потому что напомнит обо мне. Я описал <конечно, в лице «странствователя». — Ред.> себя, свои собственные заблуждения — и сердца, и ума моего». В другом письме по поводу того же стихотворения он пишет: «Я сам над собою смеялся». Помимо того Батюшков придавал особое значение своей «сказке» и потому, что она знаменовала для него выход на новые жанровые пути — переход от эротических и элегических стихотворных «безделок» к более крупному жанру сатирически окрашенной реалистической «повести» в стихах. Однако Вяземскому опыт Батюшкова не понравился: «Вяземский... уверил меня, что сказка моя никуда не годится», писал Батюшков через некоторое время Жуковскому (Сочинения под ред. Майкова, т. III, стр. 360).

Для понимания ст. 299 нужно напомнить, что французы звали калмыков и башкирцев, бывших в составе русских войск, занявших в 1814 г. Париж и вооруженных луками — «Les amours du Nord». «Этот дом» в ст. 272 — дом Е. Ф. Муравьевой почти на углу Фонтанки и Невского (теперь № 25), где Батюшков и написал своего «Странствователя и домоседа». Однако возможно, что Батюшков имел в виду и другой дом на Фонтанке же — А. Н. Оленина (в семье Олениных проживала любимая им девушка А. Ф. Фурман).

Лирическое отступление ст. 268—274 (о радости возвращения в Петербург) явно отразилось на соответствующем лирическом отступлении Пушкина в «Евгении Онегине» (гл. 7, строфа 36).

521

Переход через Рейн (стр. 158—162). Напечатано: 1) в «Русском вестнике» 1817, изд. Сергеем Глинкой, № 5 и 6, прибавление к «Отечественным ведомостям», стр. XXXVIII—XLV, с полной подписью; 2) в «Новом собрании образцовых русских сочинений и переводов» 1821, ч. I, стр. 18—23. Текст «Русского вестника» представляет следующие варианты:

2.

И ищут взорами твои, о, Реин, волны

4.

От стана отделясь, стремится к берегам

64—67.

И нив родительских бродили?
Давно ли? Час настал, и мы, сыны снегов,
Под знаменем Москвы стекаемся с громами
Сюда, с морей, покрытых льдами

82.

Ты слышишь топот ног и новых коней ржанье

86—87.

По трупам вражеским спешат
И се — коней борзых поят,

113.

Но там готовится по мнению вождей

  <очевидная опечатка>

117.

Кругом над ним шумя взвевает

119.

И солнце юное небес

121.

Все клики бранные умолкли, и в рядах

125.

Владыке вышней силы

132.

Досель неслыханный, о, Реин, над тобой


К ст. 109—112 там же имеется следующее примечание издателя: «Черта прелестная, живо изображающая, как дорого все то, что напоминает о родине». В стт. 76—80 речь идет о жене Александра I, бывш. Баденской принцессе Луизе — уроженке этих мест.

Стихотворение завершено, видимо, в конце 1816 — начале 1817 г. (набросано, возможно, и ранее, ближе к изображаемому событию): см. письма Батюшкова к Н. И. Гнедичу от конца февраля — начала марта 1817 г. и к П. А. Вяземскому от 4 марта 1817 г. (Сочинения под ред. Майкова, т. III, стр. 422 и 428), в которых говорится о нем как о новинке. В нем воспевается переход русских войск через Рейн в 1814 г., во время похода на Париж, в котором Батюшков принимал личное участие. Пушкин об этом стихотворении писал: «Лучшее стихотворение поэта — сильнейшее и более всех обдуманное». Под несомненным влиянием этого стихотворения написано и знаменитое пушкинское «Клеветникам России».

Умирающий Тасс (стр. 163—168). Написано с февраля по апрель 1817 г. Напечатано впервые в «Опытах». Батюшков особенно ценил это стихотворение. «Кажется мне, лучшее мое произведение», сообщал он в письмах друзьям в период работы над элегией (письмо Вяземскому от 4 марта 1817 г. Сочинения под ред. Майкова, т. III, стр. 428). «И сюжет, и все мое», — пишет он в другом письме (Гнедичу, 27 февраля 1817 г.,

522

там же, стр. 419). Это, впрочем, не помешало Батюшкову, по вообще свойственной ему мнительности и недоверию к себе, вскоре после окончания элегии начать сомневаться в ее достоинствах. Посылая ее Гнедичу для помещения в «Опытах», он писал: «Куда Тасса? Боюсь! Если не понравится тебе? Тем более, что я, писав его, предался своей воле. Или он очень хорош — или очень плох. Ахти!!» К своей элегии поэт основательно готовился как повторным чтением сочинений Тассо, так и литературы о нем: «Перечитал все, что писано о несчастном Тассе, напитался Иерусалимом» (упомянутое письмо Вяземскому, стр. 429). В частности, Батюшков проштудировал работы Сисмонди «De la littérature du midi de l’Europe» («О литературе Южной Европы»), t. II и Женгене «Histoire littéraire de l’Italie», t. V, («История итальянской литературы»). Реальная биография знаменитого итальянского поэта, Торквато Тассо, обросла романтической легендой, основными элементами которой были — безнадежная, «неравная» страсть его к Феррарской герцогине, Элеоноре д’Эсте, постигнувшие его вследствие этого гонения, заключение в тюрьму, сумасшествие и безвременная смерть. Запоздалое признание и приготовленное для Тассо высшее торжество — увенчание лавровым венком в римском Капитолии, до которого он не дожил всего несколько дней, — было в этой легенде последним штрихом, последовательно завершающим образ гениального несчастливца, покаранного несправедливой судьбой. Легенда о Тассо послужила материалом для ряда художественных обработок, самой значительной и популярной из которых является трагедия Гете «Торквато Тассо», скорее всего известная и Батюшкову. Сам Батюшков в легендарной биографии Тассо усматривал много общего со своей собственной жизненной судьбой. Этим объясняется настойчивое обращение его к образу и творчеству итальянского поэта (юношеское стихотворение 1808 г. «К Тассу», ряд мотивов которого повторен в «Умирающем Тассе», переводы из «Освобожденного Иерусалима» в прозе и в стихах, статья 1815 г. «Ариост и Тассо», многократные упоминания в письмах). О чрезвычайно внимательном чтении Батюшковым произведений Тассо свидетельствуют и многочисленные пометки на принадлежавшем ему экземпляре «Освобожденного Иерусалима» (хранится в рукописном отделении Ленинградской Публичной библиотеки; см. описание этого экземпляра П. А. Бессоновым в Сочинениях Батюшкова, т. II, стр. 460—465). История упорной работы Батюшкова над оформлением его элегии, к сожалению, до нас не дошла: черновик поэт, по его словам, «тотчас изодрал в клочки» (см. выше, стр. 420). Сохранились только последовательные варианты ст. 105: первоначальное чтение его, до нас не дошедшее, видимо, не удовлетворило Гнедича, и он предложил другое: «......из челюстей времен». Батюшкову оно, однако, в свою очередь, не понравилось. «Челюсти времен — дурно. Нельзя ли: из кладезей времен?» В окончательном тексте стих читается: «... из пропасти времен». Стт. 64 и 65 даем так, как они напечатаны в «Опытах». Утверждение Майкова, что чтение «Опытов»: «карающей» вместо «карающи»

523

(последнее он вводит в свое издание) — «несомненная опечатка», не представляется нам убедительным. Некоторая синтаксическая неправильность этих стихов вполне соответствует той крайней степени взволнованности, которой именно в этом месте достигает речь Тассо, вспомнившего о претерпенных им гонениях. С другой стороны, почти невероятно, чтобы Батюшков, исключительно чувствительный к малейшим типографским неточностям в воспроизведении его текста, тщательно снова и снова просматривая текст «Опытов» в связи с планами нового издания, оставил это место, если оно было бы ошибочным, без исправления. Эпиграф взят из трагедии Тассо «Торрисмондо» (конец хора, заключающего последнее, 5-е действие) и значит по-русски:

...Подобно горному быстрому потоку,

Подобно зарнице, вспыхнувшей
В ясных ночных небесах,
Подобно ветерку или дыму, или подобно стремительной стреле
Проносится наша слава; всякая почесть
Подобна хрупкому цветку!
На что надеешься, чего ждешь ты сегодня?
После триумфа и пальмовых ветвей
Одно только осталось душе —
Печаль и жалобы, и слезные пени.
Что мне в дружбе, что мне в любви?

О, слезы! О, горе!

В «Опытах» элегии предпослано (перед текстом книги) следующее примечание:

«Не одна История, но Живопись и Поэзия неоднократно изображали бедствия Тасса. Жизнь его, конечно, известна любителям Словесности. Мы напомним только о тех обстоятельствах, которые подали мысль к этой элегии.

Т. Тасс приписал свой «Иерусалим» Альфонсу, герцогу Феррарскому («o magnanimo Alfonso!»...) — и великодушный Покровитель без вины, без суда заключил его в больницу св. Анны, т. е. в дом сумасшедших. Там его видел Монтань, путешествовавший по Италии в 1580 г. Странное свидание в таком месте первого Мудреца времен новейших с величайшим Стихотворцем!... Но вот что Монтань пишет в «Опытах»: «Я смотрел на Тасса еще с большею досадою, нежели с сожалением; он пережил себя: не узнавал ни себя, ни творений своих. Они без его ведома, но при нем, но почти в глазах его напечатаны неисправно, безобразно». Тасс, к дополнению несчастия, не был совершенно сумасшедший и, в ясные минуты рассудка, чувствовал всю горесть своего положения. Воображение, главная пружина его таланта и злополучий, нигде ему не изменяло. И в узах он сочинял бесперестанно. Наконец, по усильным просьбам всей Италии, почти всей просвещенной Европы, Тасс был освобожден (заключение его продолжалось семь лет, два месяца

524

и несколько дней). Но он не долго наслаждался свободою. Мрачные воспоминания, нищета, вечная зависимость от людей жестоких, измена друзей, несправедливость критиков, одним словом — все горести, все бедствия, каким только может быть обременен человек, разрушили его крепкое сложение и привели по терниям к ранней могиле. Фортуна, коварная до конца, приготовляя последний решительный удар, осыпала цветами свою жертву. Папа Климент VIII, убежденный просьбами кардинала Цинтио, племянника своего, убежденный общенародным голосом всей Италии, назначил ему Триумф в Капитолии. «Я вам предлагаю венок лавровый, — сказал ему папа, — не он прославит вас, но вы его!» Со времени Петрарка (во всех отношениях счастливейшего стихотворца Италии) Рим не видал подобного торжества. Жители его, жители окрестных городов желали присутствовать при венчании Тасса. Дождливое осеннее время и слабость здоровья Стихотворца заставили отложить торжество до будущей весны. В апреле все было готово, но болезнь усилилась. Тасс велел перенести себя в монастырь св. Онуфрия; и там, окруженный друзьями и братией мирной обители, на одре мучений ожидал кончины. К несчастию, вернейший его приятель, Костантини, не был при нем, и умирающий написал к нему сии строки, в которых, как в зеркале, видна вся душа Певца Иерусалима: «Что скажет мой Костантини, когда узнает о кончине своего милого Торквато? Не замедлит дойти к нему эта весть. Я чувствую приближение смерти. Никакое лекарство не излечит моей новой болезни. Она совокупилась с другими недугами и, как быстрый поток, увлекает меня... Поздно теперь жаловаться на фортуну, всегда враждебную (не хочу упоминать о неблагодарности людей!). Фортуна торжествует! Нищим я доведен ею до гроба в то время, как надеялся, что слава, приобретенная наперекор врагам моим, не будет для меня совершенно бесполезною. Я велел перенести себя в монастырь св. Онуфрия не потому единственно, что врачи одобряют его воздух, но для того, чтобы на сем возвышенном месте, в беседе святых отшельников начать мои беседы с небом. Молись богу за меня, милый друг, и будь уверен, что я, любя и уважая тебя в сей жизни и в будущей — которая есть настоящая — не премину все совершить, чего требует истинная, чистая любовь к ближнему. Поручаю тебя благости небесной и себя поручаю. Прости! — Рим. Св. Онуфрий».

Тасс умер 10 апреля на пятьдесят первом году, исполнив долг христианский с истинным благочестием.

Весь Рим оплакивал его. Кардинал Цинтио был неутешен и желал великолепием похорон вознаградить утрату Триумфа. По его приказанию, говорит Жингене в «Истории литературы итальянской», тело Тассово было облечено в римскую тогу, увенчано лаврами и выставлено всенародно. Двор, оба дома кардиналов Альдобрандини и народ многочисленный провожали его по улицам Рима. Толпились, чтобы взглянуть еще раз на того, которого Гений прославил свое столетие, прославил Италию, и который столь дорого купил поздние, печальные почести!..

525

Кардинал Цинтио (или Чинцио) объявил Риму, что воздвигнет Поэту великолепную гробницу. Два Оратора приготовили надгробные речи: одну латинскую, другую итальянскую. Молодые Стихотворцы сочиняли стихи и надписи для сего памятника. Но горесть кардинала была непродолжительна, и памятник не был воздвигнут. В обители св. Онуфрия смиренная братия показывает и поныне путешественнику простой камень с этой надписью: Torquati Tassi ossa hic jacent. Она красноречива.

Да не оскорбится тень великого Стихотворца, что сын угрюмого севера, обязанный «Иерусалиму» лучшими, сладостными минутами в жизни, осмелился принесть скудную горсть цветов в ее воспоминание».

«Тасс приписал свой «Иерусалим...» в значении — посвятил. «O magnanimo Alphonso!» — «О, великодушный Альфонс». «Torquati Tassi ossa hic jacent» — «Здесь лежат кости Торквато Тассо». В экземпляре «Опытов», по которому Батюшков подготовлял новое издание своих стихов, он вычеркнул последний — лирический — абзац «примечания» (от слов: «да не оскорбится...»).

Среди всех произведений Батюшкова «Умирающий Тасс» пользовался особенной популярностью. Неизлечимая психическая болезнь, вырвавшая Батюшкова из литературы в возрасте всего 34 лет, в полном расцвете его художественного дарования, придала в глазах читателей и критики особенное значение его элегии о безумном итальянском поэте. В единодушном хоре восторженных оценок одиноко звучит голос Пушкина, который считал, что попытка Батюшкова изобразить в своем Тассе трагический характер совершенно не удалась поэту, и противопоставлял «добродушному» и «тощему» Тассу батюшковской элегии подлинный трагизм аналогичного произведения Байрона. «Эта элегия, конечно, ниже своей славы», записал он на своем экземпляре «Опытов»... «Сравните «Сетования Тасса» поэта Байрона с сим тощим произведением. Тасс дышал любовью и всеми страстями, а здесь, кроме славолюбия и добродушия, ... ничего не видно. Это — умирающий В<асилий> Л<ьвович>, а не Торквато». Василий Львович — дядя А. С. Пушкина.

Беседка муз (стр. 168—169). Напечатано в «Сыне отечества» 1817, ч. XXXIX, № 28, июля 13-го, стр. 63—64, со сноской: «Это прекрасное стихотворение взято из 2-й части «Опытов» в стихах и прозе К. Н. Батюшкова» (дальше следует подробное изложение условий подписки, см. выше, стр. 436) и с вариантами:

23.

И время жадное в сей тихой сени Муз

25.

Пускай и в сединах, но с юною душой.


В издании Майкова варианты не отмечены.

В Ленинградской Публичной библиотеке имеется автограф этого стихотворения, Майкову неизвестный. Посылая Гнедичу в период подготовки к изданию «Опытов» свои новые стихотворные пьесы,

526

Батюшков писал ему: «Если есть глупые стихи, выпиши их: я постараюсь поправить» (Сочинения под ред. Майкова, т. III, стр. 422). Настоящий автограф не только содержит ряд новых вариантов, но и представляет интереснейший образец совместной работы поэта и его издателя. Тут же, на посланном последнему, видимо, при письме от мая 1817 г. (ib., 440—442), и, очевидно, переправленном назад поэту листке, Гнедич не только отмечает не удовлетворяющие его стихи, но и выписывает на полях предлагаемые им замены, как сейчас увидим, в подавляющем большинстве принятые Батюшковым и вошедшие в окончательный текст «Опытов» (принимая охотно указания и поправки друзей, Батюшков, в свою очередь, постоянно давал и им такие же дружеские советы и указания, см., например, разбор им стихов Жуковского и Вяземского, Сочинения под. ред. Майкова, т. III, 299—302, 311—313). Отмечаем все особенности автографа (зачеркнутое самим Батюшковым берем в квадратные скобки, замены его же даем курсивом. Все отметки и надписи карандашом, очевидно, принадлежат Гнедичу):

1.

Под тению черемухи млечной

<«Млечной» подчеркнуто карандашом>

 

5.

Спешу нести цветы и ульев сот янтарный

<Карандашом на полях «принесть» — вариант, вошедший в «Опыты»>

19.

[Невинны радости] Веселость ясную первоначальных лет

21.

Пускай из памяти забот свинцовый груз

<«Из памяти» взято карандашом в скобки и опущено в «Опытах»>

22.

Исчезнет [иль] и в реке забвения потонет

<«Исчезнет» — в карандашных скобках и опущено в «Опытах»>

23.

И время [самое] жадное в сей [верной] тихой сени муз

<На полях карандашом «тайной», вариант, вошедший в «Опыты»>

24.

[Рукою алчною] любимца их не тронет

27.

[Я] Он некогда прид[у]ет вздохнуть в тени густой

<Над т в слове «тени» карандашом поставлено с — вариант, вошедший в «Опыты»>

28.

Черемухи и сих акаций

<Карандашом внизу страницы: «своих ч-ъ и ак-ий» — вариант, вошедший в «Опыты»>


На обороте листка:

«Как лучше:

он некогда придет?


527

или

Он придет некогда?»

<последняя строка зачеркнута карандашом>

Тут же дается поправка к Тассу (первоначальное чтение до нас не дошло):

«Наконец, нашел!

Земное гибнет всё: и слава, и венец,

Искусств и муз творенья величавы:

Но там — всё вечное, как вечен сам творец,
Податель нам венца небренной славы

Придется ли не знаю: а это лучше и яснее. Не печатай Странствоват. и Домоседа. На днях пришлю поправки. Я всё переделал и, кажется, удачно. С будущею почтою получишь. К. Бат.» (О работе над «Странствователем и домоседом» см. выше в примечании к этому стихотворению).

«Беседка муз» написана в имении Батюшкова, селе Хантонове, в мае 1817 г. и соответствует реальной деятельности Батюшкова как помещика. «Я убрал в саду беседку по моему вкусу, в первый раз в жизни», — пишет он Гнедичу в том же мае 1817 г., посылая ему свое стихотворение-«безделку». «Это меня так веселит, что я не отхожу от письменного столика, и веришь ли? целые часы, целые сутки просиживаю, руки сложа накрест. Сам Крылов позавидовал бы моему положению, особливо, когда я считаю мух, которые садятся ко мне на письменный стол. Веришь ли, что очень трудно отличить одну от другой...» (Сочинения под ред. Майкова, т. III, стр. 441). О беседке в саду пишет он и Жуковскому в письме от июня 1817 г., стр. 449—450. Немудрено, что, пока Батюшков занимался устройством беседок и счетом мух, хозяйственные дела его приходили во всё больший упадок, и имение всё более запутывалось в долгах. Эту оборотную сторону поэтических сельских идиллий очень сознавал и Пушкин. Отзываясь о «Беседке муз» как о «прелести», Пушкин вместе с тем в «Евгении Онегине» не без иронии вспоминает это стихотворение Батюшкова (в сатирических строках о Зарецком, укрывшемся от житейских бурь «под сень черемух и акаций»).

СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ВОШЕДШИЕ В „ОПЫТЫ“

Видение на берегах Леты (стр. 173—181). Впервые опубликовано только в 1841 г. в сборнике «Русская беседа» (Спб., т. I, стр. 1—10 особ. нумер.), изданном в пользу А. Ф. Смирдина, с подписью К. Батюшков. Несмотря на то, что к этому времени с момента написания «Видения» прошло 32 года, оно в некоторых отношениях продолжало сохранять свою сатирическую остроту. По крайней мере, издатели

528

сборника сочли нужным предпослать ему следующее примечание несколько оправдательного характера: «Шуточное это произведение принадлежит ко времени юности знаменитого поэта. Список его сохранился у одного из литераторов, и мы решились напечатать его: оно любопытно, как по отношениям, так и по неподдельному юмору. Русские музы редко шутят, хотя по старинному присловию: «смеяться не грешно над всем, что кажется смешно». Надобно только, чтобы шутка была безгрешна». И издатели всячески позаботились о том, чтобы сделать «шутку» Батюшкова возможно более «безгрешной», опустив все сколько-нибудь сомнительные места (напр., строки о Баркове) и выкинув всё, что относится к «славенофилу», т. е. А. С. Шишкову. В таком ослабленном виде и с тем же примечанием «Видение» появилось девять лет спустя в собрании сочинений Батюшкова 1850 г. Пропущенные места были дополнительно опубликованы М. А. Дмитриевым в его мемуарах «Мелочи из запаса моей памяти», изд. 2-е, стр. 198—199, и П. А. Вяземским (Полн. собр. соч., т. II, стр. 344—345). Подлинной беловой рукописи «Видения» не сохранилось; помимо того, Батюшков сжег и все черновики: «У меня начерно ниже строчки нет» — писал он Гнедичу. «Я сжег нарочно, чтоб после прочитать на свежий ум и переправить» (Соч. под ред. Майкова, т. III, стр. 70). Зато сразу же после написания «Видение» стало распространяться в большом количестве списков. Помимо списка, положенного издателями «Русской беседы» в основу их публикации, и списков, бывших в руках у Дмитриева и Вяземского, еще один список «Видения» имелся в сборнике Афанасьева (опубликован в «Библиографических записках» 1861, стр. 638—643). Список «Видения» был сделан и рукой Гнедича. По списку Гнедича, принадлежавшему Тиханову, стихотворение было напечатано Майковским изданием, причем, несмотря на наличие в этом списке ряда спорных мест и, как теперь выясняется, даже прямых искажений (характерно, что список этот был изрезан самим Батюшковым), Майков ограничился опубликованием только этого текста, по совершенно непонятным причинам и в нарушение общего плана своего издания, не приводя к нему многочисленных вариантов из других списков, в том числе даже из публикаций «Русской беседы», Дмитриева и Афанасьева.

Мало того, и этот текст был опубликован им неисправно (в стихе 13 надо «пренесен» и — что особенно существенно — в ст. 16 «пал» вместо стоящего у Майкова бессмысленного «пел»). За самое последнее время обнаружился еще ряд списков. Самые значительные из них — два списка, находящиеся в Рукоп. отд. Института русской литературы Академии Наук (ИРЛИ), представляющие первоначальную редакцию «Видения» (один, поступивший от К. Я. Грота, 6930 XXXVб 28, другой, имеющийся в архиве братьев Тургеневых, № 1219) и список Блудовской тетради, дающий окончательную редакцию. В виду того, что тексты Блудовской тетради были заведомо просмотрены и аппробированы самим Батюшковым, мы и помещаем именно этот список в нашем основном тексте, исправляя

529

только явную опечатку в 194 ст. («Всегда на фон...» вместо «Всегда на срок...»). Помимо того, список «Видения» имеется в архиве кн. А. М. Горчакова (в арх. феод.-крепостн. эпохи ЦАУ, Ф. 3260 I 5/5 в. К. I.; сделан самим Горчаковым, в бытность его в Царскосельском лицее, и отличается большой исправностью); с ним, как и с другим Горчаковским же списком «Певца в беседе славянороссов», любезно познакомил нас в копиях М. А. Цявловский; оба списка, кроме того, просмотрены нами и непосредственно в оригиналах). Стихотворение носит здесь несколько кудрявое заглавие: «Страшный суд русских пиитов или видение на берегах Леты дон Ипотаса де Ротти». Наконец, «Видение» вписано в сборник Ефремова и в Тургеневскую тетрадь. Список К. Я. Грота, как сказано, представляет особый интерес. Это рукопись на 8 полулистах зеленоватой бумаги с водяным знаком «А. О.», писанная чернилами, неизвестной рукой, с многочисленными исправлениями также чернилами, нанесенными тут же самим Батюшковым. Выправляемый текст дает первоначальную редакцию, остававшуюся до сих пор совершенно неизвестной и местами весьма примечательную (см., напр., стт. 12—15, непристойность которых впоследствии Батюшковым была сильно ослаблена); слой наносимых исправлений приближает ее к окончательной. Ту же, в основном первоначальную, редакцию, не тронутую исправлениями и лишь с некоторыми небольшими отличиями, содержит список из архива Тургеневых. Поэтому даем описание обоих этих списков вместе, в дальнейшем приводя разночтения относительно нашего основного текста из всех остальных (в квадратных скобках даем зачеркнутый текст; курсивом обозначаем поправки, в ломаных скобках — наши пояснения; в тех случаях, когда текст Гротовского или Тургеневского списка отсутствует, — он совпадает с нашим основным текстом).

При обоих списках эпиграф из Буало (несколько переиначенные стихи 211—212 из сатиры IX); этот же эпиграф имеется и во всех остальных списках, кроме Горчаковского и списка Блудовской тетради): «Ma muse sage et discrète sait de l’homme d’honneur distinguer le poète» (Моя муза, мудрая и скромная, умеет отделять стихотворца от порядочного человека).

2.

Заснул [поверх, без зачеркиванья, «я спал»] и видел [чудный] [странный] сон

<Точки под словом «чудный» — знак его восстановления — в подлиннике>

(Гр.)

Заснул и видел чудный сон

(Тург.)

3.

[Мне снилось] Как будто светлый Аполлон

(Гр.)

Мне снилось: светлый Аполлон

(Тург.)

12—15.

[На небо девственною рифмой.
Другой в Цитеру пренесен,
Потея над прекрасной нимфой,

(Гр.)


530

Хотел ее насильно — петь]

<Взамен зачеркнутых вписаны 4 стиха, соответствующие нашему основному тексту и только в 15 ст. — хотел в жару...; в Тургеневском списке — четыре первоначальных стиха>

26—28.

[Певцов Российских ждал приход:

Творец бессмертной Россиады
С певцом бессмертным Петриады]

<Взамен зачеркнутых 3 стиха, как в нашем основном тексте; в Тург. сп. — 3 первоначальных стиха и только в 28 — ... с певцом обнявшись...>

(Гр.)

32.

И Мельпомен[ин]ы друг Княжнин

(Гр.)

42—43.

И ты [стыдливости] что сотворил обиды [Творящий Аретин, Пирон.]

<Ст. 43 исправлен, как в основном тексте; в Тург. сп. оба стиха — в первоначальном виде>

(Гр.)

44.

[И наш зверей] И ты, о мой певец незлобный

(Гр.)

И наш зверей певец незлобный

(Тург.)

46.

Все словом, коих [Аполлон] бог певцов

(Гр.)

Все словом, коих Аполлон

(Тург.)

47.

Венчал бессмертия [венцами] лучами

(Гр.)

Венчал бессмертия венцами

(Тург.)

54.

Рассудок свой и вкус и гла[с]з

(Гр.)

Рассудок свой и вкус и глас

(Тург.)

55.

[Готовили] Садились все пир богатый

  <«за», видимо, случайно не вставлено>

(Гр.)

Готовили все пир богатый

(Тург.)

57—58.

[В Элизий толк своим жезлом.
Я прислан вышним божеством.]

<Взамен зачеркнутых 2 стиха, как в основном тексте, только в 57 — «присланный»...; в Тург. сп. оба стиха в первоначальном виде>

(Гр.)

59—60.

Сюда на [брег туманной] берег тихой Леты
[За мной идут толпой] Бредут покойные поэты

<В Тург. сп. оба стиха в первоначальной ред.>

(Гр.)


531

Вместо
63—65.


[Подземны воды справедливы —
Дурное мигом поглотят,
А для прямых Парнаса чад
Созреют вечности оливы.]

<Взамен зачеркнутых 3 стиха, как в основном тексте; в Тург. сп. — первоначальная ред. и только в 4 ст. — в вечности...>


(Гр.)

72.

[Сказал] шептал, смеяся, Сумароков

(Гр.)

Сказал, смеяся, Сумароков

(Тург.)

87.

Любезных чад своих купают

(Гр., Тург.)

90.

<В Гр. и Тург. отсутствовал; в Гр. вписан позднее>

91.

Чинит жестокие вопросы

<При 99 ст. к словам «сего бо хощет бог» в Гр. подстрочная сноска: «Полустишие, взятое из прекрасного сочинения Мерзлякова Тень Кукова, которое никто не понимает [да нет нужды]»>

<В Гр. к ст. 107 подстрочная сноска: «Г. Мерзляков продолжал как видно Душеньку, если неудачно, то пространно. Амур у него на 40 страницах плачет»>

(Гр., Тург.)

108.

Сказал ему Амур прекрасный

(Гр., Тург.)

109.

Который тут [присутствен] с Психеей был

(Гр.)

Который тут присутствен был

(Тург.)

110.

«Ступай!» — [пошел] нырнул и нет педанта

<В ст. 115 в Гр. поверх «еров» было написано какое-то слово, потом жирно зачеркнутое>

(Гр.)

122—142.

<В Гр. и Тург. отсутствуют; в Гр. промежуточные стихи вписаны сверху и сбоку той же 51 стр.; по тексту совершенно совпадают с основным; к 133 ст. подстрочная сноска: «свидетельствуюсь московскими журналами»>

145.

Вот мой [баран] венок и посошок

(Гр.)

Вот мой баран и посошок

(Тург.)

148—149.

Которыми [я насильно мил] дышал и жил
Которым я насильно мил

(Гр.)


532

<В Тург. 148 ст. — в первонач. чт., 149 — совсем отсутствует>

150.

Вот мой [Амур] баран, моя Аглая

(Гр.)

Вот мой Амур, моя Аглая

<В Гр. к нему сноска: «Аглая, несчастная грация, [с]вовсе[м] не дева, а журнал кн. Шаликова>

(Тург.)

158.

[Рассудок не имею здравой] Мне враг чужой рассудок здравой

(Гр.)

Рассудок не имею здравой

(Тург.)

159—160.

[Но русское люблю душой
Для русских прав мой толк кривой]

<Взамен зачеркнутых два стиха, как в основном тексте; только во втором сперва было «но» — «для» приписано сбоку позднее; в Тург. оба стиха — в первоначальной ред.>

(Гр.)

161.

[«Кто ж ты»] «Да кто же ты?» — «Жан Жак я русской

(Гр.)

«Кто ж ты?» — «Жан Жак я Русский

(Тург.)

164.

Для русских. Нет [боле] уж боле сил

(Гр.)

Для русских. Нет уж боле сил

(Тург.)

167—168.

[Причина порча нравов в том! —
Сказал и бух в реку потом]

<Взамен зачеркнутых два стиха, как в основном тексте; в Тург. — оба в первоначальной ред.>

(Гр.)

169—188.

В Тург. отсутствуют, в Гр. вначале также отсутствовали, но затем вписаны сверху и сбоку 61 стр.; при этом: в ст. 174 — «для ада» зачеркнуто и написано что-то, не поддающееся прочтению; в ст. 177 — над «ага» поставлено «сказал», без зачеркиванья; наконец внизу 22 стр. приписаны еще следующие три стиха, очевидно, предназначенные занять место между стт. 187 и 188, но в окончательный текст не вошедшие:

  Хватившись за покров ее

  Во всем своем [приятном <?>] виде

  (Скажу певицам не к обиде)

192.

<В Гр. к нему сноска: «Этот стих слово в слово г. Боброва. Ничего не хочу присваивать»>

201.

От взора грозныя Эгиды

(Гр.)


533

203.

Слова сии [умел] [успел] понять

....

(Гр.)

209.

Угрюмый ад[ский]а судия

(Гр.)

Угрюмый адский судия

(Тург.)

214.

В [обширном] огромном дедовском возке

(Тург.)

219.

<В Гр. вписан позднее между строк; в Тург.
отсутствует>

226.

Мы [Академии] все с Невы поэты росски

(Гр.)

Мы Академии поэты росски

(Тург.)

228—230.

Несчастны [в хомуты впряженны] в клячей превращенны
[Сочлены юные мои] Сочлены юные мои

[Любовью к славе вдохновленны] Любовью к славе воспаленны

<Исправления вписаны наверху страницы, в ст. 228 помимо того над строкой карандашом; в Тург. все три стиха — в первоначальной ред.>

(Гр.)

231—236.

<В Гр. сперва отсутствовали и вписаны позднее на верху страницы, причем в 232 сперва «тиснут», потом исправленное на «топят», и в 235 — «немного», переделанное на «немножко»; в Тург. — отсутствуют>

241.

[Мне имя есть] Аз есмь зело Славенофил

(Гр.)

Мне имя есть Славенофил

(Тург.)

246.

<В Гр. к нему сноска, приписанная позднее: «В Езде на остров любви истолковано блудная усмешка».>

247.

И рек: [В мужех] О муж умом нескудной

(Гр.)

И рек: «В мужех умом нескудной

(Тург.)

248.

Обретший [чудны] редки красоты

(Гр.)

Обретший чудны красоты

(Тург.)

252.

И [путь] в реку путь им показал

(Гр.)

И путь в реку им показал

(Тург.)

258.

И то [уж] повыбившись из сил

(Гр.)

И то уж выбившись из сил

(Тург.)

259—261.

<В Гр. сперва точки; три стиха, соответствующие основному тексту, вписаны позднее; в Тург. — две строки точек; на полях сбоку стихов 247—261 в Гр. надпись карандашом: «Поставлен с Третьяковским рядом. Это стих не Батюшкова»>


534

265.

В пуху с [косматой] нечесанной г[о]л[о]авой

<Под строкой снова: «В пуху с нечесанной главой»; потом зачеркнуто; то же чтение в Тург.>

(Гр.)

269.

[Пожалуй] Но с вами я опять готов

(Гр.)

Пожалуй с вами я готов

(Тург.)

273.

Я — вам знаком[а]ый, я — Крылов

(Гр.)

<В Гр. к стиху сноска: «Он познакомился с духами через почту»>

274.

«Крылов, Крылов!» [в одно] вскричало

(Гр.)

«Крылов!» в одно вскричало

(Тург.)

280.

— Ну, что ты делал? — «Все пустяк

(Гр., Тург.)

282.

Пил сладко, ел, а боле спал

(Тург.)

288.

Крылов, забыв жестоко <описка?> горе


Разночтения

1.

Вчера Бобровым усыпленный

(Горч.)

Вчера Бобрисом утомленный

(Рус. бес.)

2.

Заснул и видел чудный сон:

(Гнед., Рус. бес.)

Я спал и видел чудный сон.

(Горч.)

3.

Что будто светлый Аполлон

(Рус. бес.)

Мне снилось, будто б Аполлон

(Горч.)

11.

Голоден, наг и утомлен

(Гнед., Горч.)

12.

Упрямой рифмой к светлу Фебу

(Рус. бес.)

15.

Хотел в жару насильно петь

(Гнед., Горч.)

19.

Косою быстрой машет

(Рус. бес.)

25.

При шуме Касталийских вод,

(Горч.)

29.

Честолюбивый Фебов сын

(Гнед.)

Честолюбивый Феба сын

(Горч.)

36.

Между Псишеи легкокрылой

(Гнед.)

Между Психеей легкокрылой

(Горч.)

38—39.

<Отсутствуют>

(Рус. бес.)

41.

И ты прилежный как пчела

»        »

42—43.

<Отсутствуют>

»        »

56.

Как вдруг сын Маиин крылатый

»        »

57.

Присланный высшим божеством

(Гнед.)

В Элизий толк своим жезлом

(Горч.)

Ниссланный высшим божеством

(Рус. бес.)

58.

Я прислан высшим божеством

(Горч.)

Между
59 и 60.

Сказал сидящим за столом

»

60.

За мной идут толпой поэты

(Гнед., Горч.)

61.

Они в реке все погрузят

(Горч.)


535

63.

Здесь будет опыт правосудный

(Горч.)

65—66.

Потонут все. Так Феб судил.

»

Эрмий сказал и силой крыл

»

69.

Здесь будет плата не по платьям

»

72.

Сказал смеяся Сумароков

(Гнед., Горч., Рус. бес.)

73.

Певцов найдете без пороков

(Гнед., Аф.)

77.

Певец проклятый от Парнаса

(Гнед.)

81.

Что буря в долы разнесла

(Горч.)

82.

Так теням сим не бысть числа

(Рус. бес.)

89.

Но тут Минос судьям на страх,

(Горч.)

91.

Чинит расправу и допросы

»

98.

Алкею окоротил крылья,

(Гнед.)

Тиртею окоротил крылья

(Горч.)

101.

«Кто ты, болтун?» «Я Мер-зля-ков».

(Гнед., Горч.)

«Кто ж ты, болтун?» «я Мер-зля-ков».

(Ефр., Тург. тетр.)

104.

<Отсутствует>

(Рус. бес.)

107.

<Отсутствует>

(Гнед., Горч.)

116.

Невинен я. Несу я груду

(Горч.)

117.

Смотри здесь тысяча листов

(Рус. бес.)

118.

Почтенной пылию покрытых

»        »

118—119.

<Переставлены>

(Горч.)

121.

И я!...» — Скорей купать его

(Рус. бес.)

124.

<Отсутствует>

»        »

127.

Все прозой детской и стихами,

(Горч.)

130.

Иной Меланию, Зюльмису

»

132.

Луну, Венеру, голубков

»

137.

Не только в явь, но и во сне

»

Не только в яве и во сне

(Рус. бес.)

142.

Явил на суд творенья новы

(Горч.)

145.

Вот мой баран и посошок

(Гнед., Горч.)

149.

<Отсутствует>

(Рус. бес.)

150.

«Вот мой Амур, моя Аглая.

(Гнед., Горч.)

152.

С просонья в воду поскользнул!!!

(Горч.)

С просонья в Лету проскользнул

(Аф.)

156.

«Кто ты?»... «Я русский и поэт

(Горч.)

157.

Бегу бегом, лечу за славой

»

Я сам бегу, лечу за славой

(Рус. бес.)

Вместо
158—160.


Рассудок не имею здравой

Да русское люблю душой; <Горч.: Дурацкое люблю...>

Для русских прав мой толк кривой


(Гнед., Горч.)

160.

И в том клянусь моей душой

(Ефр., Тург.)


536

161.

«Кто ж ты?» — «Жан-Жак я русский»

(Гнед.)

«Но кто же ты?» — «Жан-Жак я русский

(Горч.)

162.

«Расин и Локк, и Юнг я русский

(Рус. бес.)

164.

«Для русских. Нет уж больше сил

(Гнед.)

«Для русских — нету больше сил

(Горч.)

Для русских нет уж боле сил

(Рус. бес., Тург.)

167—168.

«Причина порча нравов в том».
Сказал — и бух в реку потом

(Гнед., Горч.)

177.

«Ага», судья — девице сей

(Аф.)

184.

Исчезла Сафо!... Нет ее!..

(Гнед., Горч.)

185.

<Отсутствует>

»        »

186.

Потом за нею обе дамы

»        »

Между
187 и 188.


Хватившись (у Горч.: схватились> за покров ее

Совсем им не в приличном виде
(Скажу певицам не в обиде).


»          »

189.

«Ты кто?» — «Я вам скажу без лени

(Горч.)

190—192.

Поэмы три да сотни од
Где всюду мрак, где всюду тени,

Где всюду рощи близ ручья <очевидно, осмысление непонятых слов>

»

200.

Слезят! — Иссякнет изувер

(Горч.)

203.

Успел слова сии понять

»

205—206.

Все стали в пень от изумленья
При речи сей. «Изволь купать

»

209.

Угрюмый адский судия

(Гнед., Тург., Горч.)

216.

<Отсутствует>

(Горч.)

217.

И тянут кое-как гуськом

»

218.

За ним как в осень птицы разны

»

220.

Летят толпою тени праздны

»

222—223.

Кивнула с кашлем головой
И вышла бледна из повозки

(Рус. бес.)

223.

И вышла с стоном из повозки

<затем «стоном» исправлено другой рукой на «кашлем»>

(Горч.)

226.

Мы Академии поэты росски

(Гнед.)

Мы академьи члены росски

(Горч.)

228.

Несчастны в клячи превращенны

»

230.

Любовью к славе воспаленны

(Гнед., Горч.)

232.

И память старца Гермогена

(Горч.)

И тянут старца Гермогена

(Дмитр.)


537

233—234.

Их мысль на небеси вперенна
Слова ж из старых книг берут

(Дмитр.)

235.

Стихи их хоть немножко жестки

(Гнед.)

237.

«Да кто ж ты сам?» «Я также член

»

241.

«Я есмь зело славенофил

»

242.

Сказал и книгу растворил <у Горч. сперва: «затворил», потом поправлено: «растворил»>

(Гнед., Горч., Дмитр.)

246.

Осклабил взор усмешкой чудной

(Рус. бес.)

247

И рек: «В мужех умом не скудной

  <у Горч.: «мужах»>

(Гнед., Горч.)

252.

И в реку путь им показал

(Гнед.)

И путь в реку им показал

(Горч.)

253.

К реке все двинулись толпою

(Гнед., Горч.)

256.

Тот целу книжицу с собою

(Аф., Рус. бес., Тург.)

258.

Почти уж выбившись из сил

(Горч.)

259.

За всех трудов своих громаду

(Гнед.)

261.

Отсрочку получил в награду

(Горч.)

Между
261 и 262.


Поставлен с Тредьяковским к ряду


(Дмитр.)

265.

В пуху с нечесанной главой

(Гнед., Горч.)

266.

С салфеткой, с книжкой под рукой

(Горч.)

269—270.

Как быть! но я опять готов
Хоть сызнова отведать

»

276.

И эхо громко отвечало

»

282.

Пил, сладко ел, а больше спал

»

286.

«Да басни все!» — «Купай! Купай!»

(Гнед., Горч., Аф.)


«Видение» было написано Батюшковым в его имении осенью 1809 г. (не позже конца октября: в письме от 1 ноября Батюшков уже спрашивает Гнедича, как оно ему понравилось, см. Соч. под ред. Майкова, т. III, стр. 55). Это была та первоначальная редакция, которая засвидетельствована списками Я. К. Грота (до авторской правки) и архива бр. Тургеневых.

Сам Батюшков почитал свое стихотворение в этом виде незавершенным («в нем столько описок, столько стихов не оконченных, даже без рифм», ib. 59). 23 ноября того же года он послал А. Н. Оленину и около этого же времени Гнедичу новую «оконченную» редакцию, соответствующую исправленному списку Грота, присоединив ряд новых строк (о «шаликовщине», стт. 122—142 и о женщинах-писательницах — «трех Сафах», стт. 169—188). Батюшков не хотел вначале открывать кому бы то ни было (за исключением Гнедича) свое авторство, опасаясь,

538

что «все рассердятся» («ниже отцу родному долженствовало об этом говорить», письмо Гнедичу, ib. 60). Однако Гнедич не только прочел «Видение» (в его первоначальной редакции) Оленину, но и разрешил сделать с него список, благодаря чему оно с чрезвычайной быстротой разнеслось по всему Петербургу, а через некоторое время распространилось и в Москве. Опасения Батюшкова были не напрасны. Осмеянные им писатели, влиятельные не только в литературе, но и в служебном мире (Шишков и его друзья и единомышленники), действительно весьма «рассердились» на «смелого насмешника» (слова о Батюшкове Пушкина). «У вас (т. е. в Петербурге) на меня гроза. Этого мало: винят меня» — пишет Батюшков Гнедичу из Москвы, а через некоторое время сообщает ему же, что рассказы о всеобщем озлоблении против него «Варяго-россов», т. е. шишковистов, так на него подействовали, что он «несколько ночей не спал, размышляя, что-де я наделал». Под влиянием этого и Гнедич изменил свое отношение к «Видению», к которому вначале «относился с восхищением» (ib., 82, 85 и 86). Зато шум, вызванный «Видением», имел и свою положительную сторону: имя почти неизвестного до тех пор стихотворца было у всех на устах, и нужно прямо сказать, что именно с этого момента начинается более или менее широкая популярность Батюшкова как поэта. Сам Батюшков, поначалу отнесясь к «Видению» несколько пренебрежительно («Этакие стихи слишком легко писать, и чести большой не приносят», ib., 65), в дальнейшем изменил эту точку зрения, утешаясь в испытываемых им огорчениях тем, что «Видение» — «творение оригинальное и забавное», которое останется и переживет «тяжеловесные» «славяно-росские» творения его недругов» (ib., 86). И, действительно, «Видение» продолжало сохранять свое значение во все время боев между карамзинистами и шишковистами. В 1814 г. подражал ему в своем отрывке «Путешествие на Парнас» молодой Рылеев.

Пушкин-лицеист в «Городке» называет «Видение» в числе «драгоценных» «сочинений», «презревших печать». В период своей полной зрелости, отзываясь достаточно пренебрежительно об эпиграммах и шуточных мелочах Батюшкова («Как неудачно почти всегда шутит Батюшков», «Какая плоскость» и т. д.), для «Видения» Пушкин делает исключение: «Но его Видение умно и смешно». Больше того, «Видение» оказало несомненное воздействие и на творчество самого Пушкина. Некоторые места «Видения» отразились в отроческой поэме Пушкина «Тень Баркова». Отдельные стихи «Видения» разошлись по различным его произведениям (напр., ст. 139 «Из этих лиц уныло-бледных» и пушкинская строчка — «О, столько лиц бесстыдно-бледных», строка «В пуху с косматой головой» и пушкинское «В пуху, в картузе с козырьком» — через промежуточное воздействие «Опасного соседа», в свою очередь, в этом месте явно восходящего к тому же «Видению»). Больше того, сам онегинский ямб местами удивительно близок стиху «Видения».

539

Исключительно важно «Видение» для уяснения литературной позиции Батюшкова. Основной удар его сатиры направлен против «славенофила» Шишкова и его приверженцев — членов возглавлявшейся им «Российской академии» — будущих «беседчиков». Одновременно с этим Батюшков бьет и по «шаликовщине», т. е. по крайностям сентиментализма. Однако самого вождя этого последнего, Карамзина, Батюшков не трогает. «Карамзина топить не смею, ибо его почитаю» (ib., 61), решительно отвечает он Гнедичу, занимавшему промежуточную позицию между «классиками» и карамзинистами и, очевидно, призывавшего Батюшкова — «для справедливости» — потопить вместе с Шишковым и его литературного антипода — Карамзина. Больше того, необходимо отметить, что, издеваясь над эпигонами русского классицизма, к его былым лидерам — поэтам XVIII века — Батюшков (в том же «Видении») относится (за исключением одного Тредиаковского) с подчеркнутым пиэтетом.

АНТОЛОГИЯ

Этот отдел образован нами главным образом из переводов и подражаний Батюшкова греческой антологии и из стихотворений, примыкающих по своему характеру к так называемой антологической поэзии. Разработкой антологических жанров Батюшков был занят в самые последние годы своей литературной деятельности — 1817—1821 гг. — период его полной зрелости как поэта. Чтобы не нарушать художественной цельности отдела, мы не ввели в него раннего антологического перевода Батюшкова («Сот меда с молоком...»), сделанного им не позже 1810 г. и которым сам он настолько был недоволен, что не включил в «Опыты». Наоборот, мы нашли возможным поместить в этом отделе перевод строфы из «Чайльд-Гарольда», который хотя и не принадлежит к антологическому роду в строгом смысле этого слова, но, будучи написан Батюшковым в этот же, по преимуществу «антологический», период его поэзии, носит на себе многие его черты, а по художественному своему совершенству вполне достоин занять место между шедеврами его творчества.

Внутри отдела стихотворения расположены в хронологическом порядке.

[Из греческой антологии] I—XIII (стр. 182—186). Переводы из греческой антологии были подготовлены Батюшковым совместно с С. С. Уваровым в 1817—1818 гг. для журнала, предполагавшегося к изданию литературным кружком «Арзамас», членами которого оба они состояли. Уваров написал небольшую критическую статью об антологии, иллюстрируя ее по ходу изложения рядом образцов антологической поэзии в переводах, сделанных Батюшковым. Как уже указывалось, сам Батюшков греческого языка не знал и переводил с помощью Уварова, который, по его собственным словам, с одной стороны, «желая облегчить труд

540

поэта», с другой — в порядке «дружеского соревнования», перевел все выбранные им для Батюшкова пьесы на французский язык и также стихами.

Заявляя, что он сознает, «как опасно подчинять строгим и мелким правилам нашего вкуса совершенную свободу древних», карамзинист Уваров счел, однако, необходимым пригладить подлинник на свой лад. «Мы принуждены были смягчить и, может быть, ослабили некоторые выражения», пишет он о переводе IX пьесы. Последняя строка V пьесы в буквальном переводе значит: «Мы — Алкионы твоей горести». Эту энергическую строку Уваров заменяет «трогательным» образом «печального Алкиона, повторяющего вдали свою жалобу» («le triste Alcyon redit au loin sa plainte»). Батюшков в своем переводе придал этому образу-штампу гораздо большую художественную выразительность, однако всё же он следовал здесь не за подлинником, а за Уваровым.

Тем не менее переводы Батюшкова, несмотря на их достаточно «вольный» характер, замечательным образом передают дух подлинника. Между тем, в связи с начавшимся распадом «Арзамаса», рухнули и планы издания журнала. В виду этого Батюшков и Уваров выпустили статью и переводы отдельной брошюрой: «О греческой антологии», Спб. 1820. Брошюра была издана в количестве всего 70 экземпляров. Из них 40 продавались в пользу некоего бедного семейства фон Б. по 5 р. за экземпляр, а остальные 30 в продажу не поступали. Оба переводчика скрыли себя под инициалами «Ст.» и «А.», т. е. «Старушка» и «Ахилл» — арзамасские имена Уварова и Батюшкова, и вся брошюра была издана в качестве «бумаг», случайно полученных из города Арзамаса и принадлежавших, как гласили предисловия Д. В. Дашкова (он же был и издателем брошюры) и С. С. Уварова, написанные в традиционном стиле шутливых арзамасских мистификаций, — «двум приятелям», «беспечным провинциалам», «страстно любящим литературу», но «с славою незнакомым и совершенно неизвестным на поприще нашей литературы». Несмотря на это, авторство Батюшкова было без труда разгадано современниками, и только В. К. Кюхельбекер в своем критическом разборе брошюры («Сын отечества» 1820, ч. 62, № 23, стр. 146—151) колебался при определении автора между Батюшковым и «молодым певцом Руслана», т. е. Пушкиным, замечая, что «по наслаждению, которое чувствуешь, читая стихи, по сладостной мелодии каждого из них, по удивительному искусству в образовании и сохранении пиитического перевода, высочайшего совершенства в просодии» переводы могут принадлежать только кому-либо из этих двух поэтов. Но и он, в конечном счете, высказался за Батюшкова: «По некоторым приметам, в коих не можем отдать себе отчета, мы склонны приписать сии переводы Батюшкову: многие живо напоминают его образ выражаться». Исключительно высоко оценил переводы Батюшкова Белинский, считая их «истинно-образцовыми, истинно-артистическими». «Все, зная «Умирающего Тасса» и другие большие произведения Батюшкова, как будто и не хотят знать

541

о его переводах из Антологий — лучшем произведении его музы, и это понятно: произведения в древнем роде, подобно камеям и обломкам барельефов, находимым в Помпее, могут услаждать вкус только глубоких ценителей искусства, приводить в восторг только тонких знатоков изящного». И далее, обращаясь к отдельным пьесам, критик восклицает: «Сколько грусти, задушевности, сладострастного упоения, нежного чувства и роскоши образов в этом антологическом стихотворении: «В Лаисе нравится улыбка на устах»... Сколько роскоши и вакханального упоения в этом апофеозе сладострастия: «Тебе ль оплакивать утрату юных дней?..» Какая пластическая образность, умеряющая внутреннее клокотание страсти и просветляющая его до идеального чувства, в этой последней антологической элегии Батюшкова перевода: «Изнемогает жизнь в груди моей остылой»... (Статья о «Римских элегиях» Гете Полн. собр. соч. под ред. Венгерова, т. VI, стр. 264—265). Позднее в стихах о Пушкине, приводя пьеску Батюшкова: «Сокроем навсегда от зависти людей...», критик замечает: «Такого стиха, как в этой пьеске не было до Пушкина ни у одного поэта, кроме Батюшкова; мало того: можно сказать решительнее, что до Пушкина ни один поэт, кроме Батюшкова, не в состоянии был показать возможности такого русского стиха. После этого Пушкину стоило не слишком большого шага вперед начать писать такими антологическими стихами, как вот эти «Счастливый юноша...» или вот эти: «А верно, я любим...» (Полн собр. соч. Белинского, т. XI, стр. 297). Из числа двенадцати антологических пьесок, переложенных Батюшковым, I принадлежит Мелеагру Гадарскому, II — Асклепиаду Самосскому, III — Гедилу, IV и V — Антипатеру Сидонскому, VII, VIII, IX, X, XI и XII — Павлу Силенциарию, VI — безымянна.

Что касается XIII пьесы, помещенной в самом конце брошюры, в качестве «надгробной надписи, с греческого переведенной», якобы «найденной на обверточном листе» рукописи двух арзамасских писателей, источник ее неизвестен.

Перепечатывая переводы Батюшкова в своем издании, Майков придал им произвольные заглавия и подзаголовки и, повторяя ошибки издания 1834 г., допустил несколько погрешностей в воспроизведении текста, в антологических стихах, отличающихся предельной словесной скупостью и формальным совершенством, особенно недопустимых. Так, в пьесе VII ст. 2 им напечатан, как в издании сочинений Батюшкова 1834 г.: «Восторги пылкие и страсти упоенья» (вместо «упоенье»), чем разрушена точность римфы. Название пьесы IX — «К престарелой красавице» вместо правильного «постарелой». Наконец, введена совершенно произвольная пунктуация. В нашем издании мы точно воспроизводим первопечатный текст.

В рукоп. отдел. ИРЛИ Академии Наук имеется в альбоме Е. Н. Хвостовой (6013 XXXI б. 56, стр. 551) автограф IV пьесы «Явор к прохожему», с карандашным рисунком, сделанным, очевидно, самим поэтом и изображающим

542

фигуру молодой женщины перед стволом дерева, увитым диким виноградом. Подпись: К. Б. Вариантов нет. Там же имеются списки переводов Батюшкова с параллельным французским текстом Уварова (списаны все пьесы, кроме VI, XI и XII; X — только по-французски) в альбоме детской писательницы и друга Жуковского, А. П. Зонтаг (9625/LV б. 9, стр. 342—391). Вариантов нет, за исключением разночтения в 4 ст. первой пьесы: «минувших роз» (скорее всего, описка). Подготовляя новое издание своих стихов, Батюшков предполагал включить в него «переводы из антологии».

Подражание Ариосту (стр. 186—187). Впервые напечатано в «Северных цветах на 1826 г., собранных бар. Дельвигом», стр. 63, с полной подписью. Перепечатано в «Опыте русской антологии» 1828, стр. 169. В архиве феод.-крепостн. эпохи ЦАУ хранится список этого стихотворения, сделанный рукой Александра Пушкина. «Подражание» является довольно близким переводом 42-й строфы I песни «Неистового Орланда» Ариоста. Только октаву подлинника Батюшков сжал в шесть строк и придал ей характер совершенно самостоятельной антологической пьески. Подзаголовок (у Майкова неправильно дан в качестве эпиграфа) составляет первую строфу подлинника и значит: «Девушка подобна розе». Переводить из Ариостова «Неистового Орланда» Батюшков начал еще в 1811 г. Приводим первый переведенный им тогда отрывок, сличение которого с данной пьеской показывает с особенной наглядностью огромный рост художественного мастерства Батюшкова:

Увы, мы носим все дурачества оковы,

И все терять готовы

Рассудок, бренный дар небесного отца!
Тот губит ум в любви, средь неги и забавы,
Тот, рыская в полях за дымом ратной славы,
Тот, ползая в пыли пред сильным богачом,
Тот, по морю летя за тирским багрецом,
Тот, золота искав в алхимии чудесной,
Тот, плавая умом во области небесной,
Тот, с кистию в руках, тот с млатом иль с резцом.
Астрономы в звездах, софисты за словами,
А жалкие певцы за жалкими стихами:
Дурачься смертных род, в луне рассудок твой!

(Ариост, песнь XXXIV).

По поэме Ариоста рассудок, утраченный Орландом, был унесен на луну.

Кроме того, в 1816 г. Батюшков перевел прозой эпизод «исступления Орланда» (конец XXIII и начало XXIV песен), см. Соч. под ред. Майкова, т. II, стр. 273—281. «Подражание» написано, видимо, после выхода в свет «Опытов», в которые не вошло, т. е. не раньше конца 1817 г.

543

Ты пробуждаешься, о, Байя... (стр. 187). Впервые опубликовано Лонгиновым в «Современнике» 1857, т. LXII, стр. 82, в качестве «отрывка из неизвестного стихотворения», написанного Батюшковым в Италии в 1819 г. и сохранившегося в памяти друзей. В 1819 г. Батюшков, действительно, побывал в Байе (письмо к Н. М. Карамзину от 24 мая 1819 г.). Однако Лонгинов и вслед за ним Майков и Саитов без всякого основания считают это стихотворение отрывком. На самом деле оно носит совершенно законченный характер, являясь по исключительной звуковой гармонии одним из самых блестящих созданий не только последнего периода творчества Батюшкова, но и всей его поэзии вообще.

Есть наслаждение... (стр. 187). Напечатано в «Северных цветах» на 1828 г., стр. 23. Представляет собой довольно близкий перевод 178-й строфы IV песни «Странствований Чайльд-Гарольда» Байрона. Лонгинов в «Современнике» 1857, ч. LXII, стр. 82, опубликовал, вместе с предыдущим стихотворением, еще пять строк, являющихся продолжением перевода и составляющих начало следующей 179-й строфы:

Шуми же, ты, шуми, огромный океан!
Развалины на прахе строит
Минутный человек, сей суетный тиран,
Но море чем себе присвоит?
Трудися, создавай громады кораблей...

С прибавлением тех же пяти строк пьеса напечатана П. А. Вяземским (Полн. собр. соч. Вяземского, т. IX, стр. 86). Этот недоработанный отрывок Майков в своем издании совершенно неправомерно присоединил к представляющей в переводе Батюшкова вполне законченную пьесу 178-й строфе, и, кроме того, ввел в созданный таким искусственным способом основной текст эпитет «угрюмый океан» вместо «огромный», мотивируя это тем, что именно так соответствующая строка звучала «согласно преданию, сохраненному П. Н. Батюшковым» — братом поэта. В таком чтении эта строка почти буквально совпадает с пушкинскими строками: «Шуми, шуми, послушное ветрило, || Волнуйся подо мной, угрюмый океан», подсказанными тем же местом из Байрона. Возможно, что П. Н. Батюшков бессознательно перенес в пьесу брата этот эпитет именно из пушкинских стихов. В публикации П. А. Вяземского пьеса имеет следующие варианты:

6—12.

Ты сердцу моему дороже;

С тобой, владычица, я властен забывать

И то, что был, когда я был моложе

И то, что ныне стал под холодом годов.

С тобой я в чувствах оживаю.

Их выразить язык не знает стройных слов
И как молчать о них не знаю!


544

(Майков в качестве вариантов 7 и 10 ст. повторяет чтение основного текста, вариантов 9, 11 и 12 стихов вовсе не указывает). Вяземский тут же предлагает читать 8 ст. — «И то, что был, как был моложе», замечая: «а то стих не равен с прочими». Списки: 1) в альбоме С. Н. Карамзиной, список неизвестным почерком; 2) отсюда переписала его в свой альбом А. А. Воейкова (см. Модзалевский, «Из альбомной старицы», Пгр. 1916, стр. 10, и Н. В. Соловьев, «История одной жизни», т. II, Пгр. 1916, стр. 158). Оба списка совершенно соответствуют публикации Вяземского. Альбом Воейковой находится в рукоп. отдел. ИРЛИ, 22728, CLVIII, б. ЗА; 3) в альбоме М. В. Беклешовой (ИРЛИ, 9661, LVIII, б. 1), 4) список рукою бар. Е. Н. Вревской; соответствует тексту «Северных цветов», но с заглавием «Элегия».

Перевод Батюшкова так понравился Пушкину, что был собственноручно списан им (список хранится в архиве ИРЛИ Академии Наук, 24531, 244/192) под названием «Элегия» и, помимо того, снова записан в принадлежавший ему экземпляр «Опытов» (см. статью Л. Н. Майкова «Пушкин о Батюшкове» в сборнике его статей «Пушкин. Биографические материалы и историко-литературные очерки», Спб. 1899, стр. 290—291). Впоследствии, в 1830 г., перевод Батюшкова явно отразился на знаменитом пушкинском «Гимне чуме» (из «Пира во время чумы»): «Есть наслаждение в бою» и т. д.

В 1819—1820 гг. творчество Байрона победоносно проникло в Италию, где Батюшков в это время находился. В письме А. И. Тургеневу из Неаполя, полученном последним 5 января 1820 г., Батюшков сообщал, что «итальянцы переводят поэмы Байрона и читают их с жадностью». «Следовательно, — добавляет в связи с этим Тургенев, — то же явление, что и у нас на Неве, где Жуковский дремлет над Байроном, и на Висле, где Вяземский бредит о Байроне» («Русский архив» 1867, столб. 652—653). С одного из этих переводов (а не с рукописного французского перевода, как весьма сложно рисует это себе Л. Н. Майков), очевидно, и сделал около этого времени свое переложение Батюшков, не владевший английским языком (печатных французских переводов в то время еще не появлялось). Об огромном впечатлении, которое произвела на Батюшкова поэзия Байрона, свидетельствует любопытнейшее письмо, написанное ему Батюшковым в 1826 г., — в разгар психической болезни, когда самого Байрона уже два года как не было в живых (подлинник в Рукоп. отд. Ленинградской Публичной библиотеки).

Лорду Байрону в Англию.

Прошу Вас, Милорд, прислать мне учителя Английского языка, когда я буду обитать снова в Москве, в сем доме. Желаю читать Ваши сочинения в подлиннике. Молитесь Невесте моей.

Константин Батюшков.

Надпись для гробницы... (стр. 187—188). Впервые — в «Сыне отечества» Н. Греча, 1820, ч. LXIV, № 35, стр. 83, под заглавием: «Надгробие

545

русскому младенцу, умершему в Неаполе»; перепечатана в «Опыте русской антологии», 1828, стр. 33. Вписана Батюшковым в экземпляр «Опытов» (стр. 256), по которому он подготовлял новое издание своих стихов. Под заглавием жирно зачеркнутая строка, видимо, подзаголовок. Внизу зачеркнутая же дата: «Неаполь (?), 1820, январь». Даем в основном тексте текст автографа.

В 5 ст. «сетуйте» вместо зачеркнутого: «плачьте, о»; в 8 ст. «И» вместо зачеркнутого «А». В «Сыне отечества» стихотворение напечатано в искаженном виде: 5 ст. разбит на два стиха (причем в первой части вместо «Им молви от меня» — «Шепни им от меня»), наоборот 7 и 8 ст. соединены в один (помимо того, 1 ст. читается: «О русской, милый гость из отческой земли»). Эти искажения были болезненно восприняты друзьями поэта: «Кто так изуродовал Батюшкова в 35-м Сыне», — возмущенно спрашивал Вяземский А. И. Тургенева и тут же предлагал, «чтобы избежать рифмы на полустишии», изменить 5 ст. на «Им от меня шепни...» (Остафьевский архив, т. II, стр. 64). Блудов же, который только что вернулся из Италии и распространил стихотворную новинку Батюшкова по Петербургу, вступил в чрезвычайно резкую и весьма характерную для того времени полемику с напечатавшим стихи по памяти помощником Греча, А. Ф. Воейковым. В следующем, 36 номере «Сына отечества» было напечатано письмо Блудова к издателю:

«Царское Село, 29 августа 1820 г. В последнем номере вашего журнала помещена «Эпитафия младенцу», которая сочинена в Неаполе моим приятелем Батюшковым, а в Россию привезена мною. Это последнее обстоятельство весьма неважно, но я сообщаю вам об этом потому, что в моем мнении оно дает мне лишнее право, если не сердиться и досадовать, то, по крайней мере, жаловаться, видя, что новое и, несмотря на краткость, прекрасное произведение моего друга является в первый раз русским читателям не в настоящем и даже, — простите мне за искренность сего выражения, — в обезображенном виде. Грубые ошибки переписчика или типографщика портят всякое сочинение, но еще более стихи, в коих иногда всё действие и всё достоинство слога зависят от некоторого искусного расположения слов, и следственно разрушаются при малейшей перемене. Сих рушительных перемен или ошибок в эпитафии русского младенца, судя по пространству всей надписи, очень много. Позвольте мне их заметить для вас и для читателей вашего журнала.

Первые четыре стиха напечатаны исправно; с пятого начинаются беспрерывные погрешности.

Шепни им от меня:
Не сетуйте, друзья!

Такая рифма и такие стихи едва ли годны для конфектного билета; Батюшков не в состоянии написать подобных; сверх того, он знает, что нет нужды шептать того, что можно и хорошо сказать вслух. В его надгробии младенец говорит просто:

546

Им молви от меня: не плачьте, о, друзья!
Моя завидна скоротечность:

Не знала жизни я,
А знаю вечность.

Вы видите, милостивый государь мой, что неизвестный посредник между вами и автором, преобразив сначала один, если не хороший, то обыкновенный стих, в два плоские, зато при конце, как будто в вознаграждение, сделал из двух прекрасных стихов один почти дурной:

Не знала жизни я, а знаю вечность.

Надобно заметить, что здесь наш поэт, постигнувший тайны своего искусства, не без намерения, посредством механизма стихов, представил отдельно две великие, но различные выгоды скоротечности умершего младенца. Первая, что он не знал жизни, то есть бедствий и заблуждений; другая, еще важнейшая, что знает вечность, что без испытаний и горя снискал то благо, которое составляет одно — и цель, и цену жизни. В самой гармонии сих коротких стихов, заключающих речь из гроба, есть что-то нежное, приятно-унылое, равно приличное мыслям о спокойствии смерти и о тихом счастии невинности в небесах. Но вся сия прелесть исчезает от неудачной и, вероятно, неумышленной поправки в доставленном к вам списке. Расстояние и время производят одинаковое действие, и наш живой соотечественник, потому только, что живет в отдаленности, осужден разделять участь древних писателей: его стихи, кои равняются в достоинстве с лучшими надписями греческой антологии, уже сделались жертвою беспамятных рапсодов или безграмотных переписчиков. По счастию, не будучи ни Аристархами, ни Вольфами, мы можем исправить сделанное ему зло при самом начале; вы, милостивый государь мой, конечно, не откажетесь помочь нам в этом.

Примите уверение в моем истинном почтении».

На это Воейков в № 37 «Сына отечества» опубликовал следующую ироническую «Благодарность знаменитому литератору»:

«Прочитав в 36-й книжке «Сына отечества» письмо приятеля Батюшкова и друга Батюшкова о надгробной надписи, которую сей приятель и друг нашего славного поэта вывез из Неаполя в Россию (как некогда Солон Илиаду), я чрезвычайно испугался. Опрометью бросился я к некоторым нашим поэтам, удостоивающим меня своего благорасположения, и узнал от них, что ошибка моя не так велика, как сочинитель письма к издателю «Сына отечества» желает ее выставить, что им молви не много стихотворнее слов: шепни им; что последний стих, будучи произведен в пятистопные, может быть, выиграл, и что единственная ошибка состоит в разделении стиха:

Им молви от меня: не сетуйте, друзья!

Сия последняя могла бы почесться важною, если бы первая половина сего стиха не рифмовала со второю. Поэты, приятели мои, видя мое смущение,

547

поспешили приискать несколько подобных рифм в сочинениях нашего Батюшкова, который, несмотря на то, что они не богаты, остается попрежнему одним из первоклассных русских поэтов. Вот сии примеры: мечей, друзей, часть II, стр. 47; очей, друзей, часть II, стр. 51; друзья, края, часть II, стр. 61; друзьям, нам, там же; друзей, Цирцей, там же, стр. 79.

Я не стихотворец; сам не знаю меры содеянного проступка, а поэтам — друзьям своим — не совсем доверяю. Дружба может ввесть их в заблуждение, и потому, несмотря на их доводы, не смею совершенно оправдываться: поспешность моя (с какою диктовал я и потом не сверил) исказила бессмертные стихи того поэта, о котором один наш стихотворец справедливо сказал:

А ты, в венце из роз и с прадедовской чашей...

Признавшись в вине моей, мне осталось поблагодарить неподписавшего своего имени сочинителя письма, который, судя по ревности, с какою защищает честь великого писателя, сам должен быть знаменитым поэтом и, конечно, кроме незабвенной перевозки восьми стихов из Неаполя, оказал важные услуги российской поэзии: он поступил со мною довольно вежливо, и я счастлив, что он, а не другой кто пожурил меня. Я бы мог попасть в руки к одному из тех немилосердных крикунов, которые, будучи больны желчью, все предметы видят в желтом цвете или, что еще хуже, к тем, кои, страдая чернью (сплином), то-есть охотою видеть всё в черном цвете и выуча наизусть Лагарпа, как сорока Якова, перебранили и переценили всё русское от поэмы до эпиграммы, хотя сами ни одною запятою не обогатили отечественной словесности. От таких людей брань нестерпима. П. К—в...»

Приводимое Воейковым стихотворное обращение к Батюшкову принадлежит самому же Воейкову (отрывок из его поэмы «Искусства и науки», напечатанной в «Вестнике Европы» 1819 г.):

А ты в венце из роз и с прадедовской чашей,
Певец веселия и бедствий жизни нашей,
Роскошный Батюшков! пленительный твой дар,
Любви, поэзии, вина и славы жар.
Овидий сладостный, любимец муз Гораций,
Анакреон и ты, вы веруете в граций:
И девы чистые беседуют с тобой
На берегах Невы, под тенью лип густой,
И роза пышная на льду при них алеет,
И обрывать ее косматый мраз не смеет,
И солнце яркое с безоблачных небес
Зимою нежиться зовет в прохладный лес.
У Тасса взял ты жезл Армиды чудотворный,
И гордый наш язык, всегда тебе покорный,

548

Волшебник! под твоим пером роскошен, жив.
Затейлив, сладостен, и легок, и шутлив,
Рисуя нам любви и муку, и блаженство:
Прелестный пламенный твой слог есть совершенство.

«Надпись для гробницы» была написана Батюшковым по просьбе одной его неаполитанской знакомой, Малышевой (дочь сенатора П. Н. Каверина). Через несколько месяцев умерла и сама Малышева. Близко знавший ее С. И. Тургенев просил Батюшкова написать и ей эпитафию. Однако, повидимому, написана она не была (см. Остафьевский архив, II, стр. 62 и 416).

Подражания древним. I—VI (стр. 188—189). Впервые опубликованы в газете «Русь» 1883, № 23, от 1 декабря, стр. 20—21 по автографу Батюшкова с датой «Шафгаузен, июнь 1821 г.», вместе с извещением «от издателей сочинений К. Н. Батюшкова» о ходе работ по подготовке издания и просьбой присылать имеющиеся материалы; вписаны поэтом в тот экземпляр II части «Опытов», в который он вносил свои поправки в бытность за границей. Воспроизводим их по этому экземпляру. (Помимо общей даты в экземпляре «Опытов» под III пьесой имеется дата: 2 июня 1821 г.)

Первая пьеса («Без смерти жизнь не жизнь...») напечатана в «Руси» со следующими, очевидно, ошибками:

4.

О, солнце, чудо ты среди небесных чуд!

5.

И на земле прекрасного так много


[Изречение Мельхиседека] (стр. 189). Впервые опубликовано в «Библиотеке для чтения» 1834 (издание книгопродавца Александра Смирдина), т. II, стр. 18 с полной подписью; повторено, в качестве неопубликованного, в «Русской старине» 1884, т. XLII, стр. 220, под названием: «Константин Николаевич Батюшков. Предсмертное его стихотворение» и с примечанием публикатора, поэта А. И. Подолинского: «Кто мне сообщил это стихотворение, не помню. Сообщавший утверждал, что оно уже по смерти поэта К. Н. Батюшкова было замечено на стене, будто бы написанное углем» (последнее сообщение, очевидно, легендарно).

В альбоме П. Н. и С. Н. Батюшковых в Рукоп. отд. Ленинградской Публичной библиотеки имеется (на листе 271) автограф этого стихотворения с подписью «Батюшков. 1821», по которому его и печатаем, исправляя явные описки: «жизнью» (ст. 2) и «родиться» (ст. 3). (Майков указывает, что он тоже печатает свой текст по автографу, между тем в 1 ст. у него «помнишь» вместо «знаешь».) В том же альбоме имеется список этого стихотворения, сделанный Жуковским. В Рукоп. отд. Ленинградской Публичной библиотеки имеется и еще один список (а может быть, и автограф) этого стихотворения на клочке белой бумаги. Список имеется и в альбоме Воейковой (ее рукою) в ИРЛИ (22728/CLVIII, б. 3А, стр. 442). Наконец, еще один список — в архиве А. М. Горчакова (Арх. феод.-крепостн.

549

эпохи ЦАУ, ф. 3260 К3, д. 5/N), на отдельном листке, его рукою, с надписью: «Последние стихи К. Н. Батюшкова, писанные в 1823 г.» и следующим весьма характерным примечанием: «Si j’osais, j’aurais changé le 4 vers ainsi»: «И одна смерть ему докажет» le «едва ли» est impie, mais malheureusement naturel dans la lutte et le découragement de la vie. <Если бы я дерзнул, я бы изменил четвертый стих следующим образом... «едва ли» — нечестиво, но, к несчастью, естественно в житейской борьбе и унынии>. Любопытно, что «благочестивый» Горчаков оказался здесь не одинок: в схожем виде стихотворение вписано в альбом Воейковой. Брат поэта П. Н. Батюшков в период издания его сочинений писал по этому поводу Л. Н. Майкову: «В альбоме А. А. Воейковой написаны... стихи брата: «Ты знаешь, что изрек...» с следующим вариантом «И смерть одна ему лишь скажет» вместо «едва ли». Хотя последнее и более религиозно, думаю однако, что это ошибка или описка. Жуковский едва ли бы ее сделал» (Из бумаг Л. Н. Майкова, 189, ИРЛИ, не опубликовано).

Варианты

1.

Ты помнишь, что изрек

 (Спис. Публ. библ., Воейк.)

6.

Зачем он шел долиной скорбной слез.

(Б. д. чт.)


Это одно из последних, если не самое последнее стихотворение, написанное Батюшковым до его психического заболевания. Способности слагать стихи Батюшков не утратил и в дальнейшем, однако всё, написанное им за время болезни, представляя весьма любопытный материал для психиатра, отчасти для литературоведа-исследователя, никакого художественного значения не имеет.

Приводим сохранившиеся образцы его стихов этого времени (печатаем по автографам, находящимся в Рукоп. отд. Ленинградской Публичной библиотеки):

I. ПОДРАЖАНИЕ ГОРАЦИЮ

Я памятник воздвиг огромный и чудесный.
Прославя вас в стихах: не знает смерти он!
Как образ милый ваш и добрый, и прелестный
(И в том порукою наш друг Наполеон),
Не знаю смерти я. И все мои творенья,
От тлена убежав, в печати будут жить.
Не Аполлон, но я кую сей цепи звенья,
В которые могу вселенну заключить.
Так первый я дерзнул в забавном русском слоге
О добродетели Елизы говорить,
В сердечной простоте беседовать о боге
И истину царям громами возгласить.

550

Царицы, царствуйте, и ты, императрица!
Не царствуйте, цари: я сам на Пинде царь!
Венера мне сестра, и ты моя сестрица,
А Кесарь мой — святой косарь.

Опубликовано в «Русской старице» 1883, т. XXXIX, стр. 551. После русского текста следует сделанный Батюшковым же перевод его на французский язык прозой.

II. НАДПИСЬ К ПОРТРЕТУ ГРАФА БУКСГЕВДЕНА ШВЕДСКОГО
И ФИНСКОГО. ТА ЖЕ НАДПИСЬ К ОБРАЗУ ГРАФА ХВОСТОВА-СУВОРОВА:

Премудро создан я, могу на свет сослаться:

Могу чихнуть, могу зевнуть;
Я просыпаюсь, чтоб заснуть,
И сплю, чтоб вечно просыпаться.

Константин Батюшков.

14-го мая 1853 года

Вологда, Вологодская удельная контора,

квартира г. Гревенса

Опубликовано в той же книжке «Русской старины», стр. 552.

В ИРЛИ Академии Наук имеется список (из архива Никитенко 19 427/CXXX, б. 1) с разночтениями в 1-м ст. — могу на вас сослаться и в 4-м: ...чтоб вечно не проспаться. Четверостишие это, за исключением заглавия, не носит на себе столь резко выраженных черт душевной болезни, как предыдущее, и, очевидно, было написано Батюшковым в минуту относительного просветления. Наконец, сохранились еще две строки, подсказанные двумя начальными стихами комедии Т. Корнеля «Дон-Жуан или Каменный гость» (переложение в стихи известной мольеровской комедии):

Всё Аристотель врет! Табак есть божество:

Ему готовится повсюду торжество.

РАЗНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

Бог (стр. 190—191). Впервые опубликовано в Майковском издании по списку, принадлежавшему П. Н. Тиханову (полулист синей почтовой бумаги с водяным знаком 1804 г.). В данное время находится в Рукоп. отд. Ленинградской Публичной библиотеки. Принадлежность Батюшкову удостоверяется свидетельством М. Е. Лобанова, надписавшего тут же «К. Н. Батюшкова» (чернилами) и «1803 (полагаю)» карандашом. Судя по водяному знаку, список относится во всяком случае не раньше чем к 1804 г. Не считая первой редакции «Мечты», это самое раннее стихотворение

551

Батюшкова, имеющее еще вполне ученический характер и представляющее прямое подражание одам Державина «Бог» и «Величество божие», столь популярным в свое время (в особенности первая) и вызвавшим огромное количество подражаний в нашей поэзии конца XVIII и начала XIX века (см. перечень их в Сочинениях Державина под ред. Я. Грота, т. I, стр. 191). Ряд реминисценций из Державина находим в стихах и зрелого Батюшкова. Напр., у Батюшкова: «Пока с израненным героем» («К Д. В. Дашкову»), у Державина: «А там израненный герой» («Вельможа»); у Батюшкова: «Где дом твой, счастья дом? Он в буре бед исчез и место поросло крапивой» («К другу»), у Державина: «А то оставь молве правдивой решить, чей дом скорей крапивой иль плющем зарастет» («Ко второму соседу»), «Отчизны сладкий дым» («Послание к Муравьеву-Апостолу»), «Отечества и дым нам сладок и приятен» («Арфа») и т. д. К Державину же непосредственно восходит и излюбленное словосочетание Батюшкова: «неги и прохлады» (см. у Державина: «На смерть князя Мещерского», «К первому соседу» и др.). Несомненна связь между анакреонтическими стихами Батюшкова и Державина (ср. напр. «Любовь в челноке» Батюшкова и «Купидон» Державина). Наконец, и написанное уже психически-больным Батюшковым «Подражание Горацию» на самом деле связано не столько с Горацием, сколько со знаменитым державинским «Памятником», являясь в ряде мест прямым пародическим пересказом последнего.

Сохранились две строки и еще одного стихотворения (от того же, примерно, времени), целиком до нас не дошедшего. Батюшков приводит их в письме к Гнедичу от 1 апреля 1810 г.:

«Для нас всё хорошо вдали,
Вблизи всё скучно и постыло!

Вот два стиха, которые я написал в молодости, т. е. в 15 лет» (Сочинения под ред. Майкова, т. III, стр. 87).

Послание к стихам моим (стр. 191—193). Напечатано в «Новостях русской литературы», журнале П. А. Сохацкого и П. В. Победоносцева, 1805, ч. XIII, январь, стр. 61—64, с подписью Кон — н Батюшков и следующим примечанием: «Сии стихи присланы к нам при следующих строках: «C'est un méchant métier que celui de médire», сказал Боало и, несмотря на то, продолжал браниться с несчастным Котеном и с гармоническим Кинольтом. Знаю и я, что брань самое худое ремесло, и что

Нет счастия тому, кто в оное вдается;
От брани завсегда лишь брань произведется.

Но легче знать пороки свои, нежели исправляться от них. В моей сатире нет личности: самолюбием играть опасно». Благодарим г. автора за сию пиесу и помещаем ее с особливым удовольствием Издат.». Цитата из

552

Буало значит по-русски: «Злословить — плохое ремесло». Эпиграф взят из «Epître au roi de Danemarck Christian VII, sur la liberté de la presse accordée dans tous ses états» [«Послание к королю Дании Христиану VII по поводу дарованной им в его государстве свободы печати»] (1771 г.) и значит: «Освистывайте меня без стеснения, собратья мои, я отвечу вам тем же». Перепечатано под произвольным заглавием «Послание к своим сочинениям» М. Н. Лонгиновым в «Современнике» 1856, № 5, Смесь, стр. 5—6 То же стихотворение под заглавием «Сатира» имеется в списке, просмотренном Батюшковым, в рукописном сборнике, принадлежавшем П. Н. Тиханову (из бумаг Гнедича; сборник на 9 листках почтовой бумаги. Писан неизвестной рукой. На первой странице помета карандашом рукой М. Е. Лобанова «1804 или 1805 года». В настоящее время находится в Рукоп. отд. Ленинградской Публичной библиотеки). В основном тексте даем текст «Новостей».

Список в сборнике Тиханова (эпиграф приписан позднее самим Батюшковым) имеет следующие варианты:

3—5.

Покоя нет на час: на ум стихи идут,
Во сне и на яву Феб с лирою бредут.
Но с страстью пагубной не я один родился

8.

Не славу обретет в награду, но позор.

14.

И грациям стихи голодный воспевает.

19—20.

Бедняга! удержись... Брось, брось совсем писать —
Не лучше ли тебе с ружьем маршировать!

23.

Поверю я; с людьми нельзя ему ужиться.

26.

И сердца мавзолей твердит в своих стихах.


К ст. 25—26 сделано следующее примечание: «Безрифмин точно написал отрывок: «Мавзолей моего сердца».

28. Хотя и Гля—нов в газетах выхваляет. <Гля—нов, очевидно, описка вместо Гла—нов, т. е. Глазунов, известный книгопродавец, расхваливший в объявлении от своей лавки только что вышедшее тогда собрание стихотворений Боброва «Рассвет полночи»>.

29.

Глупон за деньги рад нам всякого хвалить


К ст. 32 сделано следующее примечание: «Кругами утверждает. Всем известно, что остроумный автор Кругов бранил г. К—на и пр. и советовал писать не по-русски».

34.

За коей будем мы не плакать, но зевать.

43.

Дым славы (хоть пустой) нам смертным всем приятен

48.

Что в мире, в тишине мой век бы продолжался.


553

49.

Когда б проклятый Феб мне не скружил весь ум

52.

Не мысля о стихах, о Фебе и о лире.

54.

И день чтоб не писать, не можно мне проводить

<Вероятно, описка: слово «мне» — лишнее>.


Время написания сатиры определяется пометой Лобанова.

Ст. 43. «Дым славы, хоть пустой, полезен нам, приятен» явно подсказан двумя известными строками из Державина: «И дым отечества нам сладок и приятен» и «Поэзия тебе любезна, приятна, сладостна, полезна».

Несмотря на оговорку Батюшкова, что в его сатире «нет личности», на самом деле она полна намеков на ряд писателей-современников, что сообщало ей характер острой злободневности, а нам позволяет сразу же определить позицию молодого поэта в литературных схватках эпохи. Сатира Батюшкова появилась почти сейчас же по выходе в свет «Рассуждения о старом и новом слоге» адмирала А. С. Шишкова (Спб. 1803), в котором он резко нападает на Карамзина и которое открыло собой долгую и упорную борьбу между карамзинистами и шишковистами, заполнившую почти целиком оба первые десятилетия XIX века. Сатира Батюшкова является одним из первых ответных ударов со стороны карамзинистов. Под «автором Кругов», которому Батюшков придает обидное имя Глупона, «бранившим К—на», т. е., конечно, Карамзина, разумеется не кто иной, как сам Шишков, который в своем «Рассуждении» сравнивал развитие значения слова в языке с кругами, расходящимися по воде после брошенного в нее камня. В лице остальных персонажей сатиры высмеивается ряд писателей старой «классической» школы, на которых опирался Шишков, — авторов од, «воспевавших героев», драм, заставляющих «не плакать, а зевать» и т. п. Под «Плаксивиным», который «сошел с ума на слезах», и «Безрифминым», который «чувствительность души твердит в своих стихах», Батюшков также разумеет не писателей-карамзинистов, как это на первый взгляд может показаться, а некоторых приверженцев все того же Шишкова — П. Ю. Львова, выступившего сперва в качестве писателя карамзинской школы, но вскоре примкнувшего к «классикам», Станевича, Боброва. Стукодей — условное имя одного из персонажей сатирического стихотворения В. Л. Пушкина «Вечер», тип сплетника, враля и невежды.

Послание к Хлое (стр. 193—195). Напечатано впервые в Майковском издании по списку сборника Тиханова; значит, исходя из вышеуказанной пометы Лобанова, написано в 1804—1805 гг. Воспроизводим текст списка, устраняя ошибку, допущенную Майковым в 53 стихе. Трудно сказать, кому специально подражал Батюшков в своем «Послании». Мотивы ухода «из города», от «шумного» «света», в деревню, в «мирную хижину» были общим местом карамзинистской поэзии.

554

Перевод Лафонтеновой эпитафии (стр. 195). Список в сборнике Тиханова, что определяет дату написания; по нему было впервые опубликовано в Майковском издании. Оригинал принадлежит перу самого же Лафонтена.

К Филисе (стр. 195—199). Впервые опубликовано в Майковском издании по списку в сборнике Тиханова (причем 66 ст. напечатан неправильно и вставлена из другого списка отсутствующая в списке Тиханова строка между 60 и 61 ст.; она же дана в примечаниях в качестве варианта).

Другой список руки Н. И. Гнедича (также в Ленинградской публичной библиотеке) содержит в себе следующие варианты:

22.

И твой друг с душой покойною

25.

Променять на цепь золочену.

39.

Сам я бегал за фортуною

Между
60 и 61.


Ах, на камень упадет она.

65.

Добродетель — признак слабых душ

75.

<Отсутствует>

76.

Полно! Бросим дале взоры мы.

78—94.

<Отсутствуют>

99.

Совесть чистая — спокойствие.

100—102.

<Отсутствуют>

103.

Но красный месяц с свода ясного


Кроме того, эпиграф к стихотворению выписан здесь не весь и, очевидно, по памяти, а на полях имеются следующие заметки: против 19 ст. — «чародей»; против 29 — «поклонников» и против 36 — «опущена». Написано, очевидно, в те же 1804—1805 гг. Подсказано Батюшкову известным стихотворением Грессе «La Chartreuse» <«Обитель»>, которое отразилось позднее и в «Моих пенатах». «Послание» написано так называемым «русским» псевдонародным размером, который первым употребил Карамзин в своем «Илье Муромце» и которому следовали Херасков, Радищев (в «Бове») и молодой Пушкин (в «Бове» же). Эпиграф значит по-русски:

Блажен смертный, который, неведомый миру,
Живет, довольный самим собой, в укромном уголке,
Которому любовь к тому тлену, что зовется славой,
Никогда не кружила головы своим суетным угаром.

Перевод 1-й сатиры Боало (стр. 199—202). Впервые напечатано в Майковском издании по списку сборника Тиханова (с ошибкой в 114 ст. и неисправленной явной опиской в 24); последние 16 строк приписаны рукой самого Батюшкова, им же вставлено в 56 ст. пропущенное переписчиком слово «он». Написано в 1804—1805 гг. Является скорее подражанием, чем переводом. Батюшков опустил все личные намеки Буало, но приурочение сатиры к русской современности не пошло дальше перенесения

555

действия из Парижа в Москву. Тем не менее, хотя и слишком общие, но достаточно резкие выпады против знатных и богатых «подлецов», вкладываемые сатирой в уста честного, но «бедного и малого чином» «стихотвора», отвечали действительной социальной позиции самого Батюшкова — бедного дворянина-неудачника. В его дальнейшем поэтическом творчестве, почти чуждом сатирических мотивов, негодующие жалобы Дамона прямого развития не получили, но в частных письмах Батюшкова мы постоянно сталкиваемся с аналогичными высказываниями и настроениями. Они же окрасили собой изображение Батюшковым московских вельмож и богачей в его «Прогулке по Москве».

Послание к Н. И. Гнедичу (стр. 203—206). Впервые — в «Цветнике» 1809, ч. II, № 5, май, стр. 184—192, под инициалами К. Б. В дальнейшем не перепечатывалось и введено только в Майковское издание. По указанию самого поэта, написано им в возрасте 17 лет, т. е. в первой половине 1805 г. (Гнедич был в «полтавских степях» в 1805 г.). Это первое из многочисленных посланий Батюшкова к Гнедичу. Письмо, при котором оно было послано, не сохранилось. Однако Батюшков вспоминает о нем в позднейшем письме от октября — ноября 1810 г. (Соч., под ред. Майкова, т. III, стр. 62—66. См. еще на стр. 628 сноску, уточняющую дату письма). Первоначально Батюшков взял эпиграфом к посланию стихи из Парни: Le ciel, qui voulait mon bonheur, || Avait mis au fond de mon coeur || La paresse et l’insouciance... [«Небо, пожелавшее, чтобы я был счастлив, вложило в глубину моего сердца леность и беспечность».] Эпиграф этот послужил поводом к забавному «анекдоту», который Батюшков тут же и рассказывает Гнедичу. В момент написания послания он служил в канцелярии своего родственника М. Н. Муравьева, бывшего попечителем Московского университета. Ближайший начальник Батюшкова был недоволен нерадивостью в исполнении им его служебных обязанностей, и однажды, застав его вместо деловых бумаг за стихотворным посланием, представил последнее самому попечителю в качестве вещественного доказательства «лености и беспечности» автора, в которых он сам сознается словами эпиграфа. Никаких неприятных последствий для Батюшкова это однако не имело. М. Н. Муравьев рассмеялся и оставил стихи себе на память. Для нас эпиграф важен в том отношении, что является первым указанием влияния на Батюшкова Парни, столь значительного в его дальнейшем творчестве. Стихи 80—81: «Так сердцем рождена поэзия любезна, как нектар сладостный, приятна и полезна» явно подсказаны известными строками Державина из оды «Фелице»: «Поэзия тебе любезна, приятна, сладостна, полезна...» В лице Рифмина, подражающего Алкею и Пиндару, Батюшковым высмеивается А. Ф. Мерзляков. Поэт, «поющий любовь» (ст. 85—89) — Гораций.

ЭлегияКак счастье медленно приходит...») (стр. 206—207). Напечатано в «Северном вестнике» 1805, март, ч. V, стр. 338—339, с подписью

556

К. Б—в; затем в Майковском собрании сочинений. Перевод из Парни (XI элегия IV книги «Que le bonheur arrive lentement!» Oeuvres d’Evariste Parny, t. I, Par. 1809, pp. 75—76). Ст. 3—4 в подлиннике отсутствуют). Список в сборнике Тиханова со следующими вариантами:

4.

Иль сам в себе его находит

7.

За то, увы! — я горесть люту

13—14.

Но, прочь, увы! теперь бежит
Мечта, что прежде сладко льстила,

22.

Во мне цвет юности увял

24.

Любовь — увы! — любовь осталась!


Написано в 1804—1805 гг.

[На смерть И. П. Пнина] (стр. 207—208). Напечатано в «Северном вестнике» 1805, ч. VII, № 9, сентябрь, стр. 345—346, после стихотворений: «На смерть Ивана Петровича Пнина» Сергея Глинки и «На смерть его же» Радищева (сына); под заглавием «На смерть его же», с подписью Бат.; отсюда введено в Майковское собрание сочинений. Эпиграф взят из стихотворения Вольтера «La mort de m-elle Lecouvreur, célèbre actrice» <Смерть знаменитой артистки Лекуврер> и значит по-русски: «Что вижу я, все кончено; я тебя обнимаю, и ты умираешь». Написано между 17 сентября 1805 г. (дата смерти Пнина) и временем выхода сентябрьской книжки (дата ценз. разреш. не обозначена).

Безрифмина совет (стр. 208). Напечатано: 1) в «Журнале российской словесности», изд. Николаем Брусиловым, ч. III, 1805, ноябрь, стр. 157, с тремя звездочками вместо подписи; 2) в «Вестнике Европы» 1810, ч. XLIX, № 4, февраль, стр. 286, с подписью К. Относим, по времени напечатания, к тому же 1805 г. (не позже ноября).

Варианты (по Ж. р. сл.)

1.

Совет Ликаст дает

3.

Пусть так! Его ж друзья, невинное творенье


К Мальвине (стр. 208—209). Напечатано: 1) в «Северном вестнике» 1805, ч. VIII, ноябрь, стр. 167—168, под заглавием: «Стихи к М. (с итальянского)», с эпиграфом: «Amica! tu sei la rosa della primavera» (Подруга! ты вешняя роза») и без подписи, 2) в «Собрании русских стихотворений», ч. II, 1810, стр. 196, также без подписи. В собрание сочинений Батюшкова впервые введено Майковым на основании указания самого поэта в письме к Гнедичу, от конца апреля 1811 г. (см. Соч., т. I, стр. 313, по второй пагинации, и т. III, стр. 120). Неверная ссылка Батюшкова на «Лицей» Мартынова легко объясняется тем, что «Северный вестник», где на самом деле была напечатана его «Песня к Мальвине»,

557

издавался тем же Мартыновым. Публикация Майкова дает яркий пример тех неисправностей и небрежностей, которыми при всех своих неотъемлемых достоинствах изобилует Майковское издание Батюшкова. Майков пишет, что основной текст дается им по последней редакции «Собрания русских стихотворений»; на самом деле текст дан по первоначальной редакции «Северного вестника». В примечаниях приводится всего один вариант, также по «Северному вестнику» (!), да и тот с ошибкой. На самом деле текст «Вестника» дает 7 вариантов. Мы печатаем стихотворение по тексту «Собрания», варианты приводим по «Северному вестнику»:

3.

Ее — не льстец я — сердцу можно

4.

И с розой нежною сравнить

10.

Что красота как тень пройдет,

11.

Что только явятся морозы

12.

И лист цветочка опадет!

16.

Но наша жизнь, и та пройдет

18.

Тебе, М..., вслед идут,


Помимо того, в «Северном вестнике» отсутствует деление на строфы. Перевод Батюшкова, исходя из времени напечатания, написан не позднее 1805 г.

Пастух и Соловей (стр. 209—210). Напечатано: 1) в «Драматическом вестнике» 1808, ч. III, № 72, стр. 145—146, с подписью К. Б—в; 2) в Сочинениях Озерова, 5-е изд., 1828, ч. III, стр. 123—125, после стихов Озерову Державина и Капниста: «Подобным образом Батюшков, только что еще выступивший на поприще поэзии, спешил изъявить уважение свое Озерову, посвятив ему басню «Пастух и Соловей» (далее следует текст басни). Майков стих 28 печатает неправильно: «Все душу пастуха задумчиво пленяло». Написана в начале 1807 г. Жихарев в своем «Дневнике чиновника» под 24 мая 1807 г. упоминает о басне Батюшкова, как о свежей литературной новинке.

Сам Озеров в письме к А. Н. Оленину от 23 ноября 1808 г., благодаря его за «доставление прекрасных стихов Константина Николаевича», пишет: «Прелестную его басню почитаю истинно драгоценным венком моих трудов. Его самого природа одарила всеми способностями быть великим стихотворцем, и он уже с молода поет соловьем, которого старые певчие птицы в дубраве над Ипокреном заслушиваются и которым могут восхищаться» («Русский архив» 1869, стр. 137).

Озеров, трагедии которого были восторженно встречены карамзинистами, подвергся жестокой травле со стороны «зоилов строгих» — приверженцев Шишкова, которых Батюшков сравнивает в своей басне с «квакающими лягушками». Незадолго до этого началась война с Наполеоном; Батюшков в начале 1807 г. поступил добровольцем в военное ополчение и в своих письмах из похода постоянно справлялся об Озерове, его трагедии «Дмитрий Донской» и о «противной партии», т. е. о его недругах-шишковистах.

558

Психическое заболевание, позднее постигшее Озерова, карамзинисты ставили в прямую связь с интригами его «зоилов». Батюшков в примечании к одной из своих прозаических статей, сопоставляя судьбу Озерова со столь всегда волновавшей его судьбой «страдальца Тасса», восклицал по этому поводу: «И в наши времена русская Мельпомена оплакивает еще своего любимца, столь ужасно отторженного от Парнаса, от всего человечества! Есть люди, которые завидуют дарованию! Великое дарование и великое страдание — почти одно и то же» (Соч. Батюшкова под ред. Майкова, т. II, стр. 165). Представление о зависти и кознях современников пять лет спустя, в период начавшейся психической болезни, стало одной из бредовых идей самого Батюшкова.

[Н. И. Гнедичу] («По чести мудрено в санях или верхом...», стр. 210—211). Извлечено нами из письма Батюшкова к Гнедичу от 19 марта 1807 г., опубликованного в «Русской старине» 1870, т. I, стр. 67—69, и впервые вводится в собрание его стихотворений. Написано Батюшковым во время первого его военного похода в 1807 г., в Риге, где Батюшков тогда находился, отстав по болезни от своего полка. В самом письме Батюшков пишет: «мне очень нравится военное ремесло», однако в стихах звучат определенно антимилитаристские нотки, как и выраженное сочувствие к «бедным финнам», угнетенным «голодом, войной и русскими». Напечатано Майковым, в тексте писем, с ошибками (в ст. 5 — бессмысленное «частенько», в ст. 8 — «выть»).

[Н. И. Гнедичу] («Прерву теперь молчанья узы...», стр. 211—213). Впервые — в Майковском издании с рядом грубых ошибок (в стихах 38 и 39: ...крылья и ...кормил, чем уничтожается рифма и нарушается размер; в ст. 49: ветви). Написано во время похода в Финляндию и послано Гнедичу 1 июля 1808 г. с припиской: «Вот тебе и стихи. Ожидаю хоть словца от твоей музы; стыдно бы ей было не отвечать, рифмы нам ничего не стоят». Печатаем по подлиннику, который находится в Рукоп. отд. Ленинградской Публичной библиотеки, исправляя дату (у Майкова, т. III, стр. 17, — 1 июня).

К Тассу (стр. 213—216). Напечатано в «Драматическом вестнике» 1808, ч. VI, стр. 62—67, без подписи. Майковым ст. 102 воспроизведен ошибочно: «Где знаки почестей, там смертны пелены». Написано «на походе в Финляндию» в 1808 г. и послано Гнедичу в качестве «новорожденного детища» вместе с переводом отрывка из 1-й песни «Освобожденного Иерусалима» при письме от 7 августа 1808 г. (Соч. под ред. Майкова, т. III, стр. 18—19). «Послание» разрабатывает те же моменты романтизированной биографии Тассо, которые положены Батюшковым в основу его позднейшей элегии «Умирающий Тасс» (см. наше примечание к ней на стр. 520). Ст. 102—103 явно подсказаны Батюшкову знаменитой антитезой из оды Державина «На смерть князя Мещерского»: «Где стол был яств, там гроб стоит, где пиршеств раздавались клики, надгробные там воют

559

лики». Стихи из «Освобожденного Иерусалима», приводимые Батюшковым в его 5-м примечании, заимствованы из 59-й строфы XII песни и значат по-русски: «За каждую каплю этой крови твои глаза заплатят морем слез».

[Отрывок из I-й песни «Освобожденного Иерусалима»] (стр. 217—219). Напечатан в «Драматическом вестнике» 1808, ч. VI, стр. 68—72, непосредственно вслед за предыдущим стихотворением с подписью NNN, без заглавия и со следующим, видимо, авторским примечанием: «Может быть, охотники до стихов с снисхождением прочитают опыт перевода некоторых октав из бессмертной Тассовой поэмы. Если не найдут высоких пиитических мыслей, красоты выражений, плавности стихов, то вина переводчика: подлинник бессмертен». В конце перевода заметка: «продолжение впредь». До издания Майкова не перепечатывался. В Майковском издании ст. 7 напечатан ошибочно: «Вильгельм и мудрый Гельф, первейший из вождей». Перевод делался Батюшковым во время финляндского похода в 1808 г. Послан Гнедичу при том же письме от 7 августа 1808 г.

Свои занятия Тассом во время военных походов Батюшков описывал в более раннем письме Гнедичу же (от 19 марта 1807 г.) следующим шутливым образом: «Вообрази себе меня едущего на рысаке по чистым полям, и я счастливее всех королей, ибо дорогою читаю Тасса или что подобное. Случалось, что раскричишься и с словом: «О, доблесть дивная, о, подвиги геройски!» — прямо на бок и с лошади долой!»

Отрывок Батюшкова дает перевод XXXII—XLI октав (эпизод избрания в вожди Готфрида Бульонского и описание войска крестоносцев) и довольно точно следует подлиннику в смысловом и образном отношениях. Однако вместе с тем Батюшков отказался от передачи основной особенности формы поэмы — ее строфики («Освобожденный Иерусалим» написан октавами, которые сам Батюшков в своей статье «Ариост и Тасс» называет «теснейшими узами стихотворства»). В своем переводе он, правда, сохраняет в соответствии с подлинником членение поэмы на куски по восемь стихов в каждом, но особый строфический рисунок октавы (тройная повторность двух перекрестных рифм, замыкаемых двустишием с новой смежной рифмовкой) им не соблюден (его восьмистрочия построены из четырех смежно рифмующихся двустиший). При необыкновенной чуткости Батюшкова к элементам формы, такой перевод, конечно, не мог удовлетворить самого поэта. И, действительно, Батюшков, задумавший было по началу перевести всю огромную поэму Тассо (более 15 000 стихов), вскоре охладел к этому. Мало того, это предприятие не сулило никаких выгод и в материальном отношении. Батюшков прямо заявляет об этом в письмах к Гнедичу в конце 1809 г.: «Ты мне твердишь о Тассе или Тазе, как будто я сотворен по образу и подобию божиему затем, чтобы переводить Тасса. Какая слава, какая польза от этого? Никакой Только время потерянное...»

560

И через короткое время еще откровеннее: «Мой Таз или Тасс не так хорош, как думаешь, но, если он и хорош, то какая мне от него польза? Лучше ли пойдут мои дела (о которых мне не только говорить, но и слышать гадко), более или менее я буду счастлив? Или мы живем в веке Людовика, в котором для славы можно было претерпеть несчастие, можно было страдать и забывать свое страдание. К несчастью, я не враль и не гений и для того прошу тебя оставить моего Тасса в покое, которого я верно бы сжег, если б знал, что у меня одного он находится» (Соч. под ред. Майкова, т. III, стр. 62—64). Действительно, сам Гнедич смог осуществить свой перевод гомеровской «Илиады» только благодаря специальному «пенсиону», назначенному ему сестрой царя, великой княгиней Екатериной Павловной. Батюшков также пытался при помощи перевода устроить свое служебное положение: получить место в министерстве иностранных дел. С этой целью он намерен был представить начало его той же Екатерине Павловне (Соч. под ред. Майкова, т. III, стр. 72. См. также стр. 87 и 93). Однако из его планов ничего не вышло. В шуточном расписании своего времяпрепровождения в течение суток (в письме к Гнедичу от 30 сентября 1810 г.) Батюшков назначает полчаса на чтение Тасса, полчаса на раскаяние, «что его переводил». Тем не менее Батюшков успел перевести всю первую песнь «Освобожденного Иерусалима» (кроме напечатанного отрывка и еще двух строк из 63-й октавы —

«Се третий шествует Алкастий горд и страшен,
Как древле Капаний у твердых фивских башен», —

приводимых им в письме к Гнедичу от сентября — октября 1808 г. — т. III, стр. 61, в качестве образца «новых рифм», перевод этот до нас не дошел); переводил и из других песен. Через некоторое время Батюшков попробовал было переводить поэму Тасса прозой, однако дальше одного отрывка из 2-й песни (напечатан в «Вестнике Европы» 1817, ч. XCV, сентябрь, № 17 и 18, стр. 3—17) дело и здесь не пошло.

«Поганство» в ст. 15 — «язычники».

Отрывок из XVIII песни «Освобожденного Иерусалима» (стр. 219—224). Напечатан: 1) в «Цветнике» 1809, ч. II, № 6, июнь, стр. 342—356, с подписью К. Б.; 2) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», 2-е изд., 1822, ч. VI, стр. 269—275, с полной подписью. В обоих изданиях — под ошибочным мзаглавием «Отрывок из X песни...» (то же заглавие и у Майкова). Ст. 47 у Майкова воспроизведен ошибочно: с пропуском слова «сельских»; равным образом ошибочно печатает он и в ст. 58: «Пространство все ее текущего кристала». Это последнее явно вызвано желанием «выправить» строку, а на самом деле ломает и размер, и рифму, требующие, чтобы «кристала» читалось с необычным для нас ударением на последнем слоге. Перевод сделан, очевидно, в том же 1808 или в начале 1809 г. В Собрание сочинений включен впервые Майковским изданием. Отрывок Батюшкова заимствован на самом

561

деле не из X, а из XVIII песни подлинника (строфы XII—XXXVII) и передает одно из самых знаменитых мест поэмы — сражение Ринальда с великаном в очарованном лесу враждебной крестоносцам волшебницы Армиды. Перевод носит достаточно вольный характер и отходит еще дальше от подлинника в отношении формы: Батюшков окончательно отказывается в нем от какого бы то ни было строфического членения.

[Н. И. Гнедичу] («Тебя и нимфы ждут...») (стр. 224—225). Извлечено нами из письма к Гнедичу от 4 августа 1809 г., в котором Батюшков зовет его к себе в имение («Русская старина» 1871, т. III, стр. 214; перепечатано в III т. Майковского издания, стр. 38—39), и впервые вводится в собрание стихотворений.

Книги и журналист (стр. 225). Впервые — в «Цветнике» 1809, ч. III, № 9, сентябрь, стр. 366, под заглавием «Крот и мышь», с подписью К. Б—в. Списки: 1) в сборнике Афанасьева (опубликован в «Библиографических записках» 1861, т. III, стр. 637), 2) в Блудовской тетради, 3) в сборнике Ефремова и 4) в Тургеневской тетради.

Гнедич хотел включить эпиграмму в «Опыты», чему Батюшков однако воспротивился (письмо к Гнедичу от февраля — марта 1817 г., Соч. под ред. Майкова, т. III, стр. 421). В собрание стихов введена впервые Майковым по тексту «Цветника». Нами дается по тексту Блудовской тетради, содержащему более позднюю редакцию, в печати до сих пор не появлявшуюся.

Варианты

1.

Крот мыши раз сказал: «Подруга, ну зачем

(Цветн.)

Крот мыши прошептал: «Подруга, ну зачем

(Аф., Ефр., Тург.)

4.

А крошки в них ума и пользы не сбираешь?

(Цветн., Аф., Ефр., Тург.)

5.

«Что нуждымышь в ответ, ума ли я ищу

»        »

6.

Я жить хочу

(Цветн.)

7.

Не знаю, впрок ли то, но баснь сия уликой.

(Цветн., Аф., Ефр., Тург.)


Эпиграмма написана осенью 1809 г. в деревне и послана Гнедичу при письме от 19 августа 1809 г. (см. его у нас на стр. 386). Подсказана французской эпиграммой Пирона на журналиста аббата Дефонтена «Eh! supprime tes sots écrits» <Послушай, прекрати свои дурацкие писания...>. Гнедич счел, что эта эпиграмма направлена против издателя «Северного Меркурия», А. В. Лукницкого. Но сам Батюшков решительно отрицал это: «Напрасно говоришь, что я пишу на какого-то издателя Лукницкого. Я этих ослов плетьми сечь не хочу» (см. выше, стр. 389). Это место

562

из Письма Батюшкова подало повод не понявшим его Л. Н. Майкову и В. А. Саитову совершенно произвольно приписать Батюшкову и ввести в Майковское издание эпиграмму неизвестного автора, напечатанную в «Цветнике» 1810, ч. V, № 3, стр. 353—354, с подписью: 1—12.

«Не годен ни к чему Глупницкого журнал».
Зоилы дерзкие, вы ль это говорите?
Неблагодарные, я разве не видал,
Когда, бывало, вы табак со мной курите,
Когда что завернуть понадобится вам,
Журнал Глупницкого всегда тут пригодится.
Но вас я накажу: ни номера не дам
Журнала этого, когда вам не заспится.

Мы не включаем ее в основной текст, не имея решительно никаких оснований считать ее принадлежащей Батюшкову.

Стихи Е. С. Семеновой (стр. 225—226). Напечатаны в «Цветнике» 1809, ч. III, № 9, сентябрь, стр. 409—412, с подписью К. Б. В собрание сочинений впервые включены Майковским изданием. В последнем произвольно уничтожено деление на строфы и ошибочно напечатан ст. 13: «О, даровании одно другим венчанно!» Написано в том же 1809 г. Однако 6 сентября (дата под стихами в «Цветнике») Батюшков находился на самом деле не в Ярославле, а в своем имении, селе Ха̀нтонове, что видно из датированного этим числом письма Батюшкова к Гнедичу (Соч. под ред. Майкова, т. III, стр. 41—45). С Семеновой в момент написания стихов Батюшков лично не был знаком, но являлся горячим поклонником ее таланта. Большое участие принимал в ней друг Батюшкова, Гнедич, считавшийся мастером по части декламации и руководивший ею в разучивании ролей. С особенным успехом Семенова выступала в ролях героинь трагедий Озерова («... Озеров невольны дани народных слез; рукоплесканий с младой Семеновой делил», Пушкин, «Евгений Онегин», гл. I, стр. XVIII), которые и перечисляются Батюшковым в его стихах. Эпиграф составляет ст. 4 8-й октавы (слова автора о доблести Ринальда). В упомянутом письме к Гнедичу сам Батюшков писал: «Итальянский эпиграф очень приличен к Семеновой; это один из лучших стихов Тассовых... он значит: «В прекрасном теле прекраснейшая душа». «Несчастный слепец» (ст. 3) — царь Эдип.

Эпиграмма на перевод Виргилия (стр. 226). Напечатана: 1) в «Цветнике» 1810, ч. V, № 1, январь, стр. 99, вместе с четырехстишием Гнедича под общим названием «Эпиграммы», 2) в «Опыте русской антологии», 1828, стр. 119, под заглавием «На перевод Виргилия», с полной подписью. В собрание стихотворений впервые введена Майковским изданием. Написана в деревне осенью 1809 г. и послана Гнедичу при том же письме, что и предыдущая. Близкое подражание, почти перевод французской эпиграммы Ж. Л. Лайа, написанной на перевод на французский язык Энеиды.

563

Направлена против Мерзлякова, который издал в 1807 г. книгу переводов «Эклог» Виргилия. В «Видении на берегах Леты» (см. стр. 173) Батюшков снова повторяет, что Мерзляков «задушил Виргилия».

Пафоса бог... (стр. 226—227). При жизни Батюшкова не печаталось и ни в одно собрание (в том числе и Майковское) не вошло. Впервые опубликовано в «Отчете Публичной библиотеки» за 1906 г. (Спб. 1913, стр. 163) по автографу, находящемуся в Рукоп. отд. Ленинградской Публичной библиотеки с подписью Константин Б. и рисунком Батюшкова же, изображающим Эрота, поймавшего бабочку; внизу — приписка неизвестной рукой: «Нарисовал и написал Конс. Никол. Батюшков в 1809 г.»

Эпитафия (стр. 227). Напечатана: 1) в «Вестнике Европы» 1810, ч. LI, май, № 10, стр. 126, с подписью К. Б.; 2) в «Опыте русской антологии», 1828, стр. 127. Приведена Батюшковым в конце письма к Гнедичу от конца ноября 1809 г. со словами: «Умру и стихи со мной... Вот моя эпитафия» (Соч. Батюшкова под ред. Майкова, т. III, стр. 62). Печатаем ее по тексту письма. Майков делает примечание (т. I, стр. 328): «Текст изданий 1834 и 1850 гг. представляет следующий, едва ли принадлежащий самому автору вариант: ст. 2 — Пишите просто здесь: он был и нет его». На самом деле вариант этот имеется в «Вестнике Европы» (там же последние пять слов — курсивом) откуда и заимствован последующими собраниями сочинений.

На перевод «Генриады» или превращение Вольтера (стр. 227). Напечатано в «Цветнике» 1810, ч. V, № 2, февраль, стр. 229—230, с подписью Т. Н. Р. В собрание стихотворений включено впервые Майковским изданием. Принадлежность эпиграммы Батюшкову удостоверяется его письмом к редактору «Цветника» А. Е. Измайлову, при котором была послана эта эпиграмма (Соч. под ред. Майкова, т. III, стр. 74). По предположению Л. Н. Майкова, эпиграмма вызвана плохим переводом «Генриады», сделанным некоим Иваном Сиряковым. Однако при таком объяснении неясно, зачем Батюшкову понадобилось семь лет спустя (перевод издан в 1803 г., эпиграмма же, исходя из письма Измайлову, написанному в начале 1810 г. относится к этому последнему времени, что принимает и Майков) высмеивать столь незначительное и к тому времени, вероятно, совершенно забытое литературное явление.

К Маше (стр. 227). Напечатано: 1) в «Вестнике Европы» 1810, ч. XLIX, № 4, февраль, стр. 286, с подписью К.; 2) в «Собрании русских стихотворений», ч. V, 1811, стр. 228, с тою же подписью; 3) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах» 1816, ч. V, стр. 229, с тою же подписью. По времени напечатания относим к 1809 — началу 1810 г.

Варианты

1.

О, радуйся, мой друг, прелестная Мария!

(Ср. ст., Обр. соч.)

4.

Пусть парки век прядут тебе часы златые

(Обр. соч.)


564

Адресат неизвестен. Стихотворение пародирует слова архангела Гавриила, обращенные, по евангельской легенде, к деве Марии во время так наз. благовещения. Возможность напечатания такого стихотворения наглядно демонстрирует временное послабление цензурного гнета, имевшее место в первое десятилетие царствования Александра I. Несколько лет спустя не только немыслимо было сравнивать печатно свою возлюбленную Машу с девой Марией, но даже самый эпитет «небесный» был запрещен в применении к женской земной красоте. Первая строка стихотворения Батюшкова почти буквально повторена Пушкиным в «Гавриилиаде»: «О, радуйся, невинная Мария!»

[П. А. Вяземскому] («Льстец моей ленивой музы...») (стр. 228). Извлечено нами из неопубликованного письма Батюшкова к П. А. Вяземскому (Архив феод.-крепостн. эпохи ЦАУ, фонд 195, дело № 69, карт. 3) и в печати никогда не появлялось. Начиная письмо стихами, Батюшков дальше пишет: «Я не имел времени даже отвечать вам, любезный князь, будучи оторван приезжим. Вот почему лишен удовольствия вас видеть и слышать, истинно удовольствия, ибо я вас начинаю любить, как брата. Завтра об эту пору постараюсь к вам быть непременно, — стихи мои еще не переписаны, вот почему я избавляю вас от сладкого усыпления, которого вам завтре никак не миновать. К. Бат.». Сбоку приписка: «Пришлите мне Людмилу». Судя по содержанию письма, которое не датировано (нет года и на бумаге), и, в частности, обращению на «вы», оно является самым ранним из всех дошедших до нас писем Батюшкова к Вяземскому и относится к началу их дружеского сближения (во время пребывания Батюшкова в Москве в первой половине 1810 г.), т. е. к марту — апрелю этого года. «Сонлива Лета» — «Видение на берегах Леты», которое как раз в это время производило большой шум в литературных кругах Москвы и к которому непосредственно примыкает и настоящее шуточное стихотворное обращение. Вяземский был в восторге от «Видения». В письме Батюшкова к Гнедичу от конца апреля 1811 г., в котором он пишет о посылаемых ему стихах Вяземского на Шаликова: «Они очень остры и забавны. В этом роде у нас ничего нет смешнее», имеется приписка самого Вяземского: «Кроме однако ж Леты вашей, милостивый государь, Константин Николаевич!». «Людмила» — очевидно, баллада Жуковского. Настоящее стихотворное обращение — первое в ряду многих таких обращений Батюшкова к Вяземскому. В свою очередь, у Вяземского, помимо уже упоминавшегося нами послания в ответ на «Мои пенаты», имеется ряд стихотворных посланий и обращений к Батюшкову: «К моим друзьям. Жуковскому, Батюшкову и Северину», «К Батюшкову» («Шумит по рощам ветр осенний...»), «К Батюшкову» («Ты на пути возвратном...»). Наконец, воспоминаниями о Батюшкове целиком подсказано написанное во время одной из заграничных поездок Вяземского много лет спустя, в 1853 г., стихотворение «Зонненштейн». В психиатрической больнице в Зонненштейне (в Саксонии) Батюшков провел 4 года. Описав в первых строфах красоты этого «волшебного края», Вяземский продолжает:

565

Но облаком в душе засевшей думы
Развлечь, согнать с души вы не могли.

Я предан был другому впечатленью:

Любезный образ в душу налетал,
Страдальца образ — и печальной тенью
Он красоту природы омрачал.

Здесь он страдал, томился здесь когда-то,

Жуковского и мой душевный брат,
Он, песнями и скорбью наш Торквато,
Он, заживо познавший свой закат.

Не для его очей цвела природа

Святой глагол ее пред ним немел;
Здесь для него с лазоревого свода
Веселый день не радостью горел.

Он в мире внутреннем ночных видений

Жил взаперти, как узник средь тюрьмы,
И был он мертв для внешних впечатлений,
И божий мир ему был царством тьмы.

Но видел он, но ум его тревожил —

Что созидал ума его недуг, —
Так бедный здесь лета страданья прожил,
Так и теперь живет несчастный друг.

Стихи на смерть Даниловой... (стр. 228). Напечатаны в «Вестнике Европы» 1810, ч. L, № 7, апрель, стр. 189, с подписью К. и пометой «С. Петербург». Однако помета эта условна: всю первую половину 1810 г. Батюшков провел в Москве. Кроме Батюшкова, стихи на смерть Даниловой написали еще несколько поэтов-современников, в том числе и приятель его Гнедич.

Стихотворение Батюшкова написано между 8 января 1810 г. (дата смерти Даниловой) и выходом апрельской книжки журнала (дата цензурного разрешения не обозначена).

«Известный откупщик Фадей...» (стр. 228). Напечатано: 1) в «Вестнике Европы» 1810, ч. LI, № 10, май, стр. 127, с подписью К. В.; 2) в «Собрании русских стихотворений», ч. V, 1811, стр. 104; 3) в «Пантеоне русской поэзии» 1814, ч. I, стр. 270; 4) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», ч. VI, 1817, стр. 31; 5) там же, 2-е изд., ч. VI, 1822, стр. 27, — везде с полной подписью; 6) в «Опыте русской антологии», 1828, стр. 179, под названием «Эпиграмма» и с вариантом ст. 4: «Дал богу медный грош, и сотни взял рублей». Списки: 1) в Блудовской тетради, 2) в сборнике Ефремова, 3) в Тургеневской тетради (вариантов нет). Эпиграмма была сначала включена в «Опыты», но затем, по желанию Батюшкова, вырезана, вместе с еще тремя стихотворениями, из уже отпечатанной книги. Лицо, против которого направлена эпиграмма, неизвестно. По времени напечатания относим к 1810 г.

566

«Теперь сего же дня...» (стр. 229). Эпиграмма напечатана: 1) в «Вестнике Европы» 1810, ч. LI, № 10, май, стр. 126, с подписью: К. В.; 2) в «Собрании русских стихотворений», т. V, 1811, стр. 104; 3) в «Пантеоне русской поэзии», 1815, ч. IV, стр. 273; 4) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», 1817, ч. VI, стр. 30; б) там же, 2-е изд., 1822, стр. ч. VI, 27, — везде с полной подписью. Была включена в «Опыты», но, как и предыдущая, вырезана из отпечатанной книги. Список в Блудовской тетради (вместе с «Как трудно Бибрису...» под общим названием «Эпиграммы»). Даем текст «Опытов».

Варианты

1.

Теперь с сего же дня,

(В. Евр.)

4.

Для мудрости святой.

(С. р. ст., Пант. В. Евр.)


Написана, видимо, одновременно с предыдущей. Лицо, против которого направлена эпиграмма, неизвестно.

«Истинный патриот...» (стр. 229). Впервые напечатана в «Цветнике» 1810, ч. VI, № 6, июнь, стр. 360, под заглавием «Рыцарь нашего века» и с подписью Т. Р. К.; включена в «Опыты», но вырезана из отпечатанных экземпляров. Списки: 1) в Блудовской тетради, 2) в сборнике Афанасьева (опубликован в «Библиографических записках» 1861, т. III, стр. 637), 3) в сборнике Ефремова, 4) в Тургеневской тетради. В трех последних под заглавием «Русский витязь». В «Цветнике» вариант 8 ст.: На нравы прогневясь, как истый витязь русский. Ст. 2 у Майкова напечатан ошибочно: «О милые остатки. Ст. 3 в Тург. тетр. — Упрямства дедушки... По времени напечатания относим к 1810 г.

Объект и этой эпиграммы в точности неизвестен, но явление, в ней высмеиваемое, носило достаточно типический характер. На эту же тему Батюшковым написано шутливое двустишие в «Прогулке по Москве» (см. в нашем издании, стр. 306) в применении уже к самому себе. О том же достаточно поверхностном дворянском «патриотизме» Батюшков уже с возмущением пишет в письмах из Нижнего-Новгорода, куда он попал вместе со многими москвичами после эвакуации Москвы в 1812 г.: «Везде слышу вздохи, вижу слезы — и везде глупость. Все жалуются и бранят французов по-французски, а патриотизм заключается в словах «Point de paix» <«Ни в коем случае не заключать мира»> (Соч. под ред. Майкова, т. III, стр. 206). Позднее, находясь с русской армией в покоренном Париже, Батюшков снова, но уже в гораздо более добродушных тонах, вспоминает о нижегородском патриотизме московских беглецов; о В. Л. Пушкине, который, «забыв о Наполеоне, гордящемся на стенах древнего Кремля» (слова из тогдашнего стихотворения В. Л. Пушкина), «отпускал каламбуры, достойные лучших времен французской монархии, и спорил до слез... о преимуществе французской словесности»; о «балах и маскерадах, где наши красавицы, осыпав себя бриллиантами

567

и жемчугами, прыгали до первого обморока в кадрилях французских, во французских платьях, болтая по-французски бог знает как, и проклинали врагов наших» (т. III, стр. 268).

Отъезд (стр. 229—230). До 1817 г. в печати не появлялось. Как и предыдущие три пьесы, включено в «Опыты», но вырезано из отпечатанных экземпляров. Списки: 1) в сборнике Афанасьева под заглавием «М...вой... июнь» (опубликован в «Библиографических записках» 1861, т. III, стр. 636), 2) в сборнике Ефремова, 3) в Тургеневской тетради (в обоих под заглавием: «М. Л...вой... июня»), 4) в Блудовской тетради.

Варианты

13.

Иной, я видел, здесь вздыхает,

(Аф., Ефр., Тург.)

16.

Теперь краснеет и молчит

(Аф., Ефр., Тург., Блуд. тетр.)

17.

Труды искусныя Арахны

(Аф., Ефр., Тург.)

22—23.

Тебе лишь дань не заплачу;
Скорей, скорей, шаги
удвоя

(Аф., Ефр., Тург., Блуд. тетр.)


Судя по составу рукописи Афанасьева, в которую вошли стихи 1807—1812 гг., стихотворение написано в этот период, возможно в 1810 г. (см. Майковское, изд., т. I, стр. 339). Майков, желая уточнить рифму, произвольно вводит неправильное чтение 17 стиха: «Труды затейливой Арашны».

На поэмы Петру Великому (стр. 230). Эпиграмма эта напечатана: 1) в «Пантеоне русской поэзии», ч. IV, 1815, стр. 274, без подписи; 2) в «Русском архиве» 1863 (2-е изд.), стр. 879, без подписи и без указания, что она принадлежит Батюшкову, в числе восьми стихотворений, доставленных А. Н. Афанасьевым. Даем текст «Пантеона» (Майков, оговаривая, что берет в качестве основного текста публикацию «Русского архива», на самом деле дает контаминированную редакцию: в 1 ст. — «судеб»).

В «Русском архиве» первые два стиха представляют следующий вариант:

Как странен здесь судьбы устав!
Певцы Петровых дел — несчастья жертвы.

До Майковского издания в сочинения Батюшкова не включалась, но была ошибочна введена по тексту «Пантеона» в собрание сочинений кн. П. А. Вяземского под заглавием «На поэмы в честь Петра Великого» (т. III, стр. 52). Принадлежность эпиграммы Батюшкову удостоверяется его письмом к Гнедичу от конца февраля — начала марта 1817 г. (Соч. под ред. Майкова, т. III, стр. 420—421). «Наш Пиндар» —

568

Ломоносов, который не закончил своей поэмы о Петре Великом. Эпиграмма метит не только в кн. Шихматова, как толкует ее Л. Н. Майков, но, как показывает самое ее заглавие, и во всех современных Батюшкову авторов многочисленных «Петриад», о которых поэт с такой иронией упоминает в письмах (т. III, стр. 85—86) и в своем сатирическом отрывке в прозе «Похвальное слово сну» («Петр Виликий» в 6 песнях Романа Сладковского, Спб. 1803; «Петр Великий», лирическое песнопение в 8 песнях, кн. С. Шихматова, Спб. 1810; «Петриада» в 10 песнях Александра Грузинцева, Спб. 1812). Скорее всего эпиграмма вызвана поэмой Грузинцева и, значит, относится к 1812 г.

Сравнение (стр. 230—231), Напечатано в «Вестнике Европы» 1810, ч. LII, № 14, июль, стр. 124, под названием «Сравнение двух полководцев», с подписью К. Списки: 1) в сборнике Ефремова, 2) в Тургеневской тетради (в обоих под тем же заглавием) и 3) в Блудовской тетради, дающей последнюю редакцию, существенно отличающуюся от первопечатной (Блудовская редакция была опубликована впервые Н. О. Лернером в заметке «Затерянная тетрадь стихов Батюшкова» в «Русском библиофиле» 1916, № 5, стр. 81). Печатаем по Блудовской тетради, исправляя неточность публикации «Русского библиофила» (в 4 ст. «разных» вместо «ратных»).

Варианты

2.

<Отсутствует>

(В. Евр., Ефр., Тург.)

3.

Сей был бичом врагов, а Клит всего робел

(В. Евр.)

Сей бил мечом врагов, а Клит всего робел

(Ефр., Тург.)

4.

<Отсутствует>

(В. Евр., Ефр., Тург.)

6.

А Клит, ленивец наш, спал часто по неделе

»        »


Лицо, давшее повод к эпиграмме, неизвестно. По времени напечатания относим к 1810 г.

Из антологии (стр. 231). Напечатано: 1) в «Вестнике Европы» 1810, ч. LII, № 14, июль, стр., 124, с подписью Б.; 2) в «Собрании русских стихотворений» 1811, ч. V, стр. 227; 3) в «Пантеоне русской поэзии», ч. III, 1814, стр. 105; 4) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», ч. VI, 1817, стр. 161; 5) там же, 2-е изд., ч. VI, 1822, стр. 145; 6) в «Опыте русской антологии», 1828, стр. 51 — везде с полной подписью. Списки: 1) в Блудовской тетради, 2) в сборнике Ефремова, 3) в Тургеневской тетради.

Приводим по тексту Блудовской тетради, в печати не появлявшемуся и дающему гораздо более острую концовку, нежели в известном доселе тексте.

569

Варианты

2.

И Маин сын тебе надолго благосклонен

(В. Евр., Изд. Майкова)

10—11.

Скажите; что за честь,
Когда не волк его, Алкид изволит съесть?

(Все публикации)

11.

Когда не волк его, а бог изволит съесть

(Ефр., Тург.)


Перевод Батюшкова сделан, по указанию Л. Н. Майкова, не с греческого подлинника, (в Anthologia Palatina, IX, 72), а с переложения Вольтера, помещенного в статье об эпиграмме в его «Философском словаре». По времени напечатания написано не позднее июля 1810 г.

На смерть Лауры (стр. 231—232). Напечатано: 1) в «Вестнике Европы» 1810, ч. LIII, № 17, сентябрь, стр. 54, с подписью К. Б.; 2) в «Музе новейших российских стихотворцев» 1814, стр. 53, с полной подписью. Время напечатания определяет срок, позднее которого стихотворение не могло быть написано. В издании Майкова не соблюдено деления на строфы. Перевод одного из наиболее знаменитых сонетов Петрарки, 2-го сонета из цикла «Сонеты и канцоны на смерть Лауры». Строфическая форма сонета (14 стихов, состоящие из двух катренов и двух заключительных трехстиший) Батюшковым не соблюдена: заменена в его переводе 4-мя четырехстишиями.

Первая строка подлинника, приведенная Батюшковым в подстрочной сноске, значит по-русски «Пала высокая колонна и зеленый лавр» (игра слов: Colonna — колонна и друг и покровитель Петрарки, происходящий из средневекового аристократического рода Колонна; Lauro — лавр и Лаура). Батюшков вспоминает этот же сонет в своей статье 1815 г. о Петрарке (Сочинения под ред. Майкова, т. II, стр. 167).

Вечер (стр. 232—233). Напечатано: 1) в «Вестнике Европы» 1810 г., ч. LIV, № 21, ноябрь, стр. 37—39, с подписью К. Б.; 2) в «Музе новейших российских стихотворцев» 1814, стр. 58—59, с полной подписью; 3) в «Собрании русских стихотворений», ч. VI, стр. 294—295, с полной подписью. Списки: 1) в сборнике Афанасьева, 2) в Блудовской тетради, 3) в сборнике Ефремова, 4) в Тургеневской тетради. Даем по тексту Блудовской тетради, представляющему последнюю редакцию и в печати не появлявшемуся. Написано не позже ноября 1810 г.

Варианты

1.

В тот миг как солнца луч потухнет за горою

(Ефр., Тург.)

7.

Вкушает сладкий сон, замену горьких слез

(В. Евр., Муза, С. р. ст., Аф.)

11.

Когда вечерний луч потухнет средь морей

»        »


570

14.

Оратай острый плуг уносит за собою

(Тург.)

17—18.

В тени домашних лар, и всюду сын послушный
С отцом и матерью вкушает пир радушный

(В. Евр., Муза, С. р. ст.)

17—18.

Супруга, рой детей оратая встречает
И брашна сельские поспешно предлагает

(Тург.)

19—20.

Он счастлив... Я один, тоской усыновлен,
Грущу и день, и ночь среди безмолвных стен

(В. Евр., Муза, С. р. ст., Аф., Ефр., Тург.)

25.

Игралище ветров среди пучины пенной

(В. Евр., Муза, С. р. ст., Аф.)

26.

И ты, рыбак, спешишь на брег уединенный

(Ефр., Тург.)


Стихотворение Батюшкова — вольный перевод, подчас даже только подражание 4-й канцоне Петрарки из цикла «Sonetti e canzoni in vita di M. Laura».

[Отрывок из элегии] («О, пока бесценна младость...») (стр. 233—234). Впервые напечатано в сочинениях Батюшкова, изд. 1834, ч. II, стр. 75—76, с примечанием: «Начало сей пиесы не отыскано». У Майкова ст. 7 неправильно: «А когда в сени приютней». Майков датирует стихотворение 1810—1812 гг., вместе с тем совершенно произвольно помещая его среди пьес 1807—1808 гг. По легкости и изяществу стиха пьеса никак не могла быть написана ранее 1810 г.

Мадагаскарская песня (стр. 234—235). Напечатана: 1) в «Вестнике Европы» 1811, ч. LV, № 3, февраль, стр. 177, с подписью К.; 2) в «Собрании русских стихотворений», ч. VI, стр. 241, с полной подписью. Довольно близкий перевод одной из мадегасских песен Парни (Chansons madécasses, Chanson VIII, Oeuvres Parny, t. II, Par. 1809, p. 49), написанных Парни в прозе. (Мадегассы — жители острова Мадагаскара.) Уроженец одной из французских колоний в Африке — острова Бурбона — Парни мог познакомиться с местным фольклором, однако его записи мадегасских песен имеют самое отдаленное сходство с подлинниками, за каковые с его слов их долгое время принимали. Вместе с другими, очевидно, был введен в заблуждение и Батюшков. Перевод Батюшкова близко воспроизводит подлинник, замечательно искусно перелагая прозу Парни в стихи. По времени напечатания относим перевод к 1810 — началу 1811 г.

Филомела и Прогна (стр. 235—236). Напечатана: 1) в «Вестнике Европы» 1811, ч. LX, № 23, декабрь, стр. 186—187, с подписью К.; 2) в «Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах», ч. III, 1815,

571

стр. 226—227; 3) там же, изд. 2-е, ч. III, 1821, стр. 205—206; в обоих изданиях с полной подписью. В «В. Евр.»: ст. 7 — «Здорова душенька-сестрица» (возможно, опечатка). Перевод одной из басен Лафонтена (15 басня 3-й книги), в свою очередь заимствованной им у греческого баснописца Бабрия. Перевод сделан в 1811 г. Одновременно с переводом из Лафонтена Батюшковым была написана другая, повидимому, оригинальная басня, из которой нам сохранилось только пять строк, цитируемых им в письме к Вяземскому от 19 декабря 1811 г. (см. в нашем издании стр. 402). Одновременно Батюшков защищает обе свои басни от Вяземского, который не был удовлетворен ими, но прибавляет: «Впрочем, если хочешь, я никогда писать басен не стану, чтоб не быть твоею баснею». Действительно, басен Батюшков больше не писал, «Филомелу и Прогну» не перепечатывал (впервые введена в собрание сочинений только Майковским изданием), а вторую басню, название которой нам неизвестно, и вовсе не отдавал в печать.

[Н. И. Гнедичу] («Сей старец, что всегда летает...») (стр. 236—237). Извлечено нами из письма Батюшкова к Гнедичу от 27 ноября — 5 декабря 1811 г. (опубликовано в «Русской старине» 1883, т. XXXVIII, стр. 339—346) и впервые вводится нами в собрание стихотворений. Стихи написаны по случаю именин Гнедича: «Завтра ты именинник, и надобно тебя поздравить: вот зачем я должен прибавить целый лист...» и после стихов: «Вот мое желание: оно одинаково и в прозе, и в стихах». Написано 5 декабря 1811 г.

[На членов Вольного общества любителей словесности] (стр. 237). Извлечено нами из письма Батюшкова к Д. В. Дашкову от 9 августа 1812 г. и впервые вводится в собрание его стихотворений. Незадолго до этого началась война с Наполеоном. Батюшков чрезвычайно сильно переживал происходящие события. «Мы... живем в такие времена, каковым и примеру не сыщешь», писал он сестре (письмо от 16 августа 1812 г. Соч. под ред. Майкова, т. III, стр. 201). Тем больше возмущало его имевшее место при начале войны чисто обывательское равнодушие значительной части дворянства, в частности, петербургских дворян-литераторов, членов «Вольного общества любителей словесности, наук и художеств», в котором Батюшков состоял с 1805 г. и из которого некоторое время спустя демонстративно вышел в связи с исключением из него Дашкова, произнесшего издевательскую речь «в честь» новоизбранного члена, гр. Хвостова. «Поговорить ли с вами о нашем обществе, которого члены все подобны Горациеву мудрецу или праведнику, все спокойны и пишут при разрушении миров». Вслед за этим следуют стихи (Соч., т. III, стр. 199). Выражение «Солнцев дом» заимствовано у Державина («На освящение Эрмитажного театра 28 января 1808 г.»).

Переход русских войск через Неман (стр. 237—238). Впервые — в «Славянине» 1830, ч. XIII, стр. 209—210, с полной подписью автора. Целиком

572

это стихотворение Батюшкова до нас не дошло. Написано в связи с началом заграничного похода русских войск, преследовавших разбитого Наполеона (значит не раньше февраля 1813 г.), и напоминает по общему тону более позднее стихотворение Батюшкова «Переход через Рейн». «Задумчивый беглец» (ст. 9) — один из французских ратников. «Царь младой» — Александр I. «Старец вождь» (предпоследний стих) — Кутузов.

[Отрывок из Шиллеровой трагедии...] (стр. 238—248). Впервые опубликован В. (кн. П. А. Вяземским) в «Московском телеграфе» 1828, ч. 19, № 1, стр. 34—45, без прямого указания, что он принадлежит Батюшкову, но со следующим примечанием: «Следующий отрывок найден в бумагах поэта, коего долговременное молчание доныне оплакиваемо русскими музами, и потому он драгоценен. Вероятно, отрывок сей еще не совершенно был исправлен и может почесться опытным упражнением в переводе. В нем не видать последней отделки великого мастера, но виден отпечаток руки поэтической и встречается много превосходных мест. Может быть, он не удовлетворителен для славы поэта, уже основанной на других памятниках, более блестящих, но, без сомнения, удовлетворит он любопытству и вниманию читателей; сообщая отрывок сей «Телеграфу», имею их удовольствие в виду». В Майковском издании отрывок воспроизведен с рядом ошибок: ст. 12 — горячность вечную к сынам; ст. 164 — не потому ль, что я виновен; ст. 35 вовсе пропущен. Датируем отрывок условно 1813 г. В это как раз время в связи с возникшими в Батюшкове, в результате войны 1812 г., отталкиваниями от французской литературы, он стал, в противовес ей, особенно интересоваться литературой немецкой, к которой до того относился несколько пренебрежительно. Интерес этот, естественно, особенно обострился в 1813 г., в период пребывания его в Германии, в частности, в резиденции Гете — Веймаре. В письме оттуда Гнедичу он пишет о своей «новой страсти к немецкой литературе» (Сочинения под ред. Майкова, т. III, стр. 240); в письме из Веймара же сестре упоминает о «Гете, сочинителе Вертера, славном Шиллере и Виланде». В Веймаре же он был на представлении «Дон-Карлоса» Шиллера. «Дон-Карлос» мне очень понравился, и я примирился с Шиллером», писал он в только что упомянутом письме к Гнедичу (письмо от 30 октября 1813 г.).

Новый род смерти (стр. 248). Впервые — в «Сыне отечества» 1814, ч. 17, № 41, стр. 113, с подписью N. Принадлежность пьесы Батюшкову никем не подозревалась до появления заметки Н. О. Лернера («Забытая тетрадь стихов Батюшкова», «Русский библиофил» 1916, № 5, стр. 80), напечатавшего ее по тексту Блудовской тетради. В собрание стихотворений вводится нами впервые (по тексту Блуд. тетр.). Стихотворение, очевидно, вызвано потоком бездарных «патриотических» виршей, порожденных русскими победами и разгромом Наполеона (образцы их приведены в заметке Лернера). Написано между маем (Наполеон прибыл на Эльбу 4 мая) и октябрем (выход журнала) 1814 г.

573

Варианты («Сына отечества»):

4.

И каждый произнес свой строгой приговор

11—12.

«От жажды!»... «Нет» — сказал насмешливый Филон —
«Вы с большей лютостью дни изверга скончайте»


Запрос Арзамасу (стр. 248). Находится в письме Батюшкова к П. А. Вяземскому от 4 марта 1817 г. К стихам приписка: «Успокой мою душу. Я в страшном недоумении. Задай это Арзамасу на разрешение. Почитай это Солнцеву и боле никому. В худой час Василий Львович рассердится: у него бывают такие минуты, как у меня грешного» (Соч. под ред. Майкова, т. III, стр. 426—431). Стихи выверены нами по подлиннику (Арх. феод.-крепостн. эпохи ЦАУ) и впервые вводятся в собрание стихотворений Батюшкова. Шутка Батюшкова — подражание шуточному стихотворению Вольтера «Les trois Bernards» (Три Бернарда). Во втором из Пушкиных автор, очевидно, имеет в виду В. Л. Пушкина, который развелся с женой, первый Пушкин, несомненно, — А. М. Пушкин. Однако, кого разумеет Батюшков под «третьим» Пушкиным, — не совсем ясно. Характеристика его — «страшный плут и прямо в ад ему дорога» — подсказывает более всего молодого Александра Пушкина, который уже славился в это время своими кутежами, любовными проказами и т. п. Однако против этого предположения как будто говорит 2 ст. — «все одни имеют леты»; кроме того, А. С. Пушкин, как и отец его С. Л., также писавший стихи, жил в это время не в Москве, а в Петербурге. Солнцев — Матвей Михайлович, камергер, женатый на одной из сестер В. Л. и С. Л. Пушкиных. Оба брата весьма гордились своим «шестисотлетним дворянством», над чем Солнцев частенько подтрунивал. Линия же Бобрищевых-Пушкиных, имея общего с Пушкиными полулегендарного родоначальника, Радшу, была младше их в генеалогическом отношении. К числу стихотворных арзамасских шалостей Батюшкова относится и шуточная его подпись под одним из обращений к арзамасцам В. Л. Пушкина, в котором последний оправдывается в связи с присланными им в «Арзамас» и жестоко раскритикованными его членами так наз. «Яжелбицкими эпиграммами»:

За неумением  грамоте член Арзамаса Ахилл
5 пальцев приложил

(см. воспроизведение подписи и отпечатка пальцев в книге «Арзамас и Арзамасские протоколы», редакц. М. С. Боровковой-Майковой, предисл. Д. Благого. Изд-во писат. в Ленинграде, 1933). В том же письме к Вяземскому от 4 марта 1817 г. имеется другая стихотворная шутка Батюшкова (видимо, пародия на Карамзина, см. Сочинения, изд. 1848 г., т. III, стр. 425):

Я очень болен,
Но собой доволен;

574

Я неволен,
Но мне, Музы,
Ваши узы
Так легки,
Как сии стишки.

«По ним, — прибавляет Батюшков, — ты можешь судить, какие быстрые успехи делаю в поэзии».

[Надпись к портрету кн. П. А. Вяземского] (стр. 249). Послано Батюшковым в письме к Вяземскому от 9 марта 1817 г. В письме Батюшков просит Вяземского прислать ему портрет Жуковского и прибавляет: «Не я прошу его, твой портрет кличет на стене. Вот ему надпись...»: Дальше следует четверостишие. Выверено нами по подлиннику (Арх. феод.-крепостн. эпохи ЦАУ) и впервые вводится в собрание стихотворений Батюшкова. В письме Вяземского к А. И. Тургеневу от 13 января 1816 г. (Остафьевский архив, т. I, стр. 36) имеется карикатурная зарисовка Батюшковым Вяземского с его же припиской: «Без образа лицо» и с шуточными стихами, начатыми Вяземским и законченными Батюшковым (курсивом даем то, что принадлежит Батюшкову):

Батюшков  хочет сохранить аноним,
Но глупость за него здесь руку приложила,
И ты его узнал,  мой друг Абдолоним.
С тобою будь его и жизнь и сила.

Абдолоним — Сидонский царь. В стихи Батюшкова попал, конечно, только ради рифмы.

Послание («Счастлив кто в сердце...») (стр. 249). Извлечено нами из неопубликованного письма Батюшкова к П. А. Вяземскому (Арх. феод.-крепостн. эпохи ЦАУ, ф. 195, карт. 3, № 69) и в печати не появлялось. Письмо не датировано. Инцидент между «унылым» и «безмолвным» Соковниным и женой Вяземского произошел в июне 1817 г. (см. ниже стр. 601). Вместе с тем, судя по обещанию Батюшкова внезапно нагрянуть в Остафьево, письмо послано из Москвы (передано через выехавшего в Остафьево «мудреца пушкинического», т. е. В. Л. Пушкина), где Батюшков был в начале июля 1817 г. К этому времени и относим послание (больше Батюшков не был в Москве до мая 1818 г., когда Вяземский уже уехал в Варшаву). Письмо начинается словами: «Одни слабые души, подобные твоей, жалуются на погоду; истинный мудрец восклицает», дальше следуют стихи, за которыми приписка: «Итак, если это все поспеет, и дела позволят, то я буду».

[Кн. П. А. Вяземскому] («Я вижу тень Боброва...») (стр. 250). Опубликовано впервые в «Русском архиве» 1866, стр. 474, в статье «Литературные арзамасские шалости». Находится в недатированном и неопубликованном письме к Вяземскому, выверенном нами по подлиннику (Арх.

575

феод.-крепостн. эпохи ЦАУ). За стихами приписка: «т. е. я теперь, сидя с сильной головной болью, от которой ниже сном, ниже перечитыванием Шихматова не избавлюсь». Исходя из даты «Запроса Арзамасу», предположительно датируем и эту шуточную пьесу тем же 1817 г.

Послание к А. И. Тургеневу (стр. 250—251). Впервые напечатано: 1) в «Памятнике отечественных муз», изданном на 1827 г. Борисом Федоровым, Спб. 1827, отдел «Стихотворения», стр. 6—8, с полной подписью; (передано самим Тургеневым); 2) в «Литературных прибавлениях к Русскому инвалиду» 1832, № 77, стр. 615. В обоих местах под заглавием: «Послание к А. И. Т—ву»; 3) в «Русском вестнике» 1871, № 10, стр. 615—616, в статье «Петербургского старожила В. Б.». «Мое знакомство с Воейковым в 1830 г. и его пятничные литературные собрания», под заглавием «Мыза Приютино (А. Н. Оленина)», без семи последних строк, с указанием, что списано с собственноручного списка Карамзина. Майков относит это стихотворение «гадательно к 1817—1818 гг., ко времени после издания «Опытов», ибо в этот сборник оно не вошло». Не признавая мотивировку Майкова достаточно убедительной, сохраняем условно эту дату в виду отсутствия данных для передатировки. Печатаем по «Памятнику отечественных муз».

Варианты

10.

И лаской на устах

(Лит. приб., Р. вест.)

13.

Без бального наряда.

(Р. вест.)

18.

Для отдыха от дел

(Лит. приб., Р. вест.)

26.

И рвет Парнаса розы

»        »

41.

Как пишет Тинислов

(Р. вест.)

50.

Согласен? — По рукам.

(Лит. приб.)


[С. С. Уварову] (стр. 252). Напечатано: 1) в «Северных цветах» на 1826 г., Спб. 1826, стр. 4, под заглавием «К NN», с полной подписью; 2) в «Литературных прибавлениях к Русскому инвалиду» 1833, № 46, стр. 367, с тем же заглавием; 3) в «Москвитянине» 1841, ч. V, № 29, статья «Село Поречье», стр. 189—190. Сохранился собственноручный список этого стихотворения, сделанный А. Пушкиным и посланный им кн. П. А. Вяземскому вместе с «Подражанием Ариосту» (Арх. феод.-крепостн. эпохи ЦАУ, ф. 195, д. № 52, к. 2, л. 52). Список совпадает с публикацией «Северных цветов».

Варианты

(по «Северн. цветам», «Лит. прибавлениям» и списку Пушкина)

3.

Ты не утратил нежный вкус

4.

Еще ты любишь голос лирной

5.

Еще в душе твоей огонь


576

7.

И Аполлонов борзый конь

8.

От муз тебя в Киферу носит

9.

От древней Спарты до Афин.

11.

До стен Пальмиры и Солима

12.

Умом ты мира гражданин

13.

Ты любишь отдыхать с Эратой

15.

И нас уносишь за собой

16.

В миры фантазии крылатой

17.

Тебе легко: ты награжден.

18.

Благословлен, взлелеян Фебом


Стихотворение это надписано Батюшковым на экземпляре «Опытов», подаренном им Уварову (хранился в библиотеке села Поречья Можайского уезда Московской губ.) и относится, очевидно, к 1817 г. По этому автографу напечатал его М. П. Погодин в «Москвитянине», текст которого и берется нами в качестве основного.

К творцу Истории государства Российского (стр. 252—253). Сообщено Батюшковым в письме к А. И. Тургеневу от сентября 1818 г. (подлинник — в ИРЛИ Академии Наук, № 71; у Майкова воспроизведено не совсем точно и датировано 1817 г., однако в томе I, стр. 418—419, Майков оговаривает ошибочность этой даты). Тогда же отправлено Батюшковым жене Н. М. Карамзина анонимно от имени «Навсегда неизвестного», который, «тронутый глубоко, восхищенный чтением «Истории государства Российского», написал несколько стихов к бессмертному оной творцу» (т. III, стр. 470—471). «Историю» Батюшков, по его словам, «не выпускал из рук» в июле 1818 г. (ib., 525). Между июлем и 10 сентября (ib., 594) и написано данное стихотворение. Опубликовано: 1) в «Полярной звезде» на 1824 г., стр. 21—22; 2) в «Утре», сборнике, изданном М. Погодиным, стр. 186—187, М. 1866; 3) в «Русском архиве» 1866, стр. 653. В Архиве братьев Тургеневых (Рукоп. отд. ИРЛИ Академии Наук) имеется автограф этого стихотворения под заглавием: «К творцу Истории государства Российского или Российского государства» и с подписью: К. П. О.; тут же другой рукой: «т. е. Батюшков» (Сборник, 384, л. 166); текст его, в основном совпадающий с текстом письма, берем в качестве основного.

Варианты

6.

Народ любитель громкой славы

(Пол. зв., Утро, Р. арх.)

7.

Забыв ристанья и забавы

(Пол. зв.)

13.

С какою жаждой он внимал,

(Пол. зв., Утро, Р. арх.)


Послание к Карамзину, наряду с надписью Уварову, переводами из антологии и вообще большинством стихотворений, написанных за последние

577

годы перед психическим заболеванием, принадлежит к числу наиболее зрелых вещей Батюшкова. О впечатлении, им произведенном, свидетельствует большое количество отражений и реминисценций из него в творчестве поэтов-современников. Так, Баратынский целиком заимствует из него 1 стих, начиная им свое стихотворение 1840 г. «Рифма». К последним стихам его весьма близок Пушкин в концовке своего послания «Козлову». Мало того, по верному наблюдению С. М. Бонди, которым он с нами поделился, непосредственно связаны с ним, представляя своеобразный частичный его пересказ, заключительные строки послания Пушкина к Жуковскому («Когда к мечтательному миру»), написанного также в 1818 г., т. е. сейчас же вслед за появлением послания Батюшкова. Приводим их в редакции 1818 г. (см. Сочинения Пушкина, изд. Академии Наук, т. II, Спб. 1905, стр. 11):

Смотри, как пламенный поэт,
Вниманьем сладким упоенный,
На свиток гения склоненный
Читает повесть древних лет!
Он духом там, в дыму столетий:
Пред ним волнуются толпой
Злодейства, мрачной славы дети,
С сынами доблести прямой;
От сна воскресшими веками
Он бродит тайно окружен
И благодарными слезами
Карамзину приносит он
Живой души благодаренье
За миг восторга золотой,
За благотворное забвенье
Бесплодной суеты земной:
И в нем трепещет вдохновенье.

Князю П. И. Шаликову (стр. 253—254). Напечатано: 1) в «Новостях русской литературы» или «Прибавлениях к Русскому инвалиду» 1822, кн. II, стр. 61—62, с примечанием кн. Шаликова: «Предчувствую, с каким удовольствием читатели сих листков увидят стихи столь давно умолкшего любезного поэта, полученные мною пред отъездом его в Италию»; 2) в «Собрании образцовых русских сочинений в стихах и прозе», 2-е изд., ч. V, 1822, стр. 115—116; 3) в «Собрании новых русских стихотворений», ч. I, стр. 243—244. Список — в альбоме кн. Шаликова (ИРЛИ Академии Наук, 4786 XXIV б. 183, стр. 41—51). Даем текст списка. Во всех публикациях ст. 29 «Не изменюсь...»; в «Собрании образцовых сочинений» в ст. 26 вариант, если не опечатка (что вернее): «Кастратов, оперу, фигляров, слабый Рим». Датировано самим Батюшковым. В том же альбоме (стр. 171) имеется стихотворение самого Шаликова, обращенное, видимо, к А. А. Воейковой:

578

К АЛЕКСАНДРИНЕ В ***

(при посылке сочинений К. Н. Б.)

Вот милый наш поэт,
Любимый милым Фебом,
Взлелеянный Авзонским небом
(Под коим, кажется, и ты узрела свет:
Такие взоры, стан и вкусы благородны
Стране Бореевой не сродны!);
Вот, словом, Батюшков, счастливец и в судьбе
Завидую ему: он нравится тебе!

На 392 его же «Эпитафия Б...» со сноской: «По слуху, пронесшемуся о смерти любезного поэта»:

Талантом и судьбой он сходен был с Парни:
И рано славен стал, и рано кончил дни!

Дружескую альбомную запись Батюшкова Шаликов напечатал без разрешения поэта, находившегося тогда в крайне тяжелом психическом состоянии и решившего совершенно уйти из литературы (см. его письмо к Гнедичу от 1821 г. и наше примечание к нему, стр. 606—608). Это вызвало резкое осуждение со стороны друзей Батюшкова: «Опять напечатаны стихи Батюшкова и какие же», писал Вяземский А. И. Тургеневу, «где он сравнивает себя с Буяновым. Ну, как они попадутся ему? Что за неуважение такое и варварское насилие? Известно, что Батюшков ничего ни писать, ни печатать не хочет, а его насильно тащут. Шаликову, конечно, приятно довести до сведения публики, что Батюшков обещается и умирая не забывать отечества и его; но зачем же Воейкову (редактору «Новостей». — Ред.), Шаликова теша, оскорблять Батюшкова? Сделай милость, пожури Воейкова и возьми с него слово, чтобы он вперед ничего не печатал Батюшкова; а не то, право, придется изобличить этот литературный разбой» (письмо от 9 янврая 1823 г.; Остафьевский архив, II, стр. 296—297).

Книга, полученная Батюшковым от Шаликова, — «Новые повести» Жанлис, переведенные последним. «Герой Пушкина» — Буянов, главное действующее лицо шуточной эротической поэмы Пушкина «Опасный сосед». Из нее же заимствован ст. 11 послания Батюшкова.

«Жуковский, время все проглотит...» (стр. 254). Вписана Батюшковым в альбом Жуковского, во время встречи с ним в Дрездене между 21 и 24 октября 1821 г. Под стихами дата: «Дрезден 1821 г., à la ville de Berlin» (т. е. гостиница Stadt Berlin, в которой остановился Жуковский), год приписан несколько сбоку, видимо рукой Жуковского. Альбом хранится в Ленинградской Публичной библиотеке (см. отчет за 1902 г., стр. 41—43). Опубликовано в качестве первой публикации, И. А. Бычковым в «Сборнике статей в честь Д. Ф. Кобеко», Спб. 1913,

579

стр. 237—238, «Одно из последних стихотворений Батюшкова». (Однако стихотворение было напечатано уже в «Русской старине» 1887, т. 54, апрель, с указанием, что, по почерку альбомной записи, оно как будто бы Батюшкова).

КОЛЛЕКТИВНОЕ

Певец в Беседе любителей русского слова (стр. 255—262). Опубликовано впервые М. Н. Лонгиновым в «Современнике» 1856, т. LVII, № 5, Смесь, стр. 10—18, под названием «Певец в беседе славянороссов». Н. И. Греч в «Северной пчеле» 1857, № 108, стр. 510, дал некоторые поправки к тексту «Современника». Небольшие отрывки из этого стихотворения опубликованы в «Библиографических записках» 1859, стр. 422 (в напечатанном там письме А. Е. Измайлова к Н. Ф. Грамматину от 17 марта 1813 г.), в «Мелочах из запаса моей памяти» М. А. Дмитриева, изд. 2-е, стр. 199—200; наконец, в Полном собрании сочинений С. Т. Аксакова, Спб., 1886, т. III, стр. 213. Я. Грот опубликовал все стихотворение под названием «Певцы в беседе славянороссов» в IX томе академического издания сочинений Державина по списку, найденному в бумагах последнего (Спб. 1883, стр. 202—209). Несмотря на то, что этот последний список (в дальнейшем обозначаем его Д) дает более полную и явно более исправную редакцию, Майков предпочел ввести в свое издание заведомо искаженный, по указанию самого же Лонгинова, текст списка, бывшего в распоряжении последнего (в дальнейшем обозначаем его буквой Л), частично внеся в него поправки Греча. Как и для «Видения на берегах Леты», вариантов из других списков к тексту «Певца», принятому им за основной, несмотря на их многочисленность и бесспорный подчас интерес, он не приводит. М. А. Цявловский любезно предоставил в наше распоряжение сделанную им копию с новонайденного списка «Певца» руки кн. А. М. Горчакова (Архив феод.-крепостн. эпохи ЦАУ, ф. 3260 I 5/5б. К1). Помимо того, имеется еще три списка, остававшиеся Майкову неизвестными: 1) список из бумаг К. Я. Грота под названием «Певец в Беседе Славяно-Россов» с подзаголовком: «Баллада, эпико-лиро-комико-эпизодический гимн»; в основном совпадает с текстом вышеупомянутого списка, опубликованного в собрании сочинений Державина, но имеет и ряд разночтений, не позволяющих отожествить его с ним; хранится в Рукоп. отд. ИРЛИ (в дальнейшем обозначаем его буквой И); 2) список в Тургеневской тетради под названием «Певцы или певцы (Sic!) в Беседе Славяно-Россов. Балладо-Эпико-лиро-комико-эпизодический гимн» (вписано, как и 4 следующих за ним стихотворения: «Элегия на развалинах замка в Швеции», «Пленный», «Ответ Тургеневу» и «К Дашкову», другим почерком и явно позднее, чем все предшествующие записи тетради: в «Ефремовском списке» эти пять стихотворений отсутствуют) и 3) Список в Рукоп. отд. Ленинградской Публичной библиотеки с тем же заглавием и подзаголовком; на бумаге с водяным

580

знаком «1813 г.», неизвестным почерком (в дальнейшем обозначаем его буквой П).

В качестве основного текста даем текст Горчаковского списка (выверен нами по подлиннику; написан на бумаге с водяным знаком 1814 г.). Текст этот один из самых исправных и, помимо того, имеет особое историко-литературное значение, поскольку имел хождение в лицейской среде и, вероятнее всего, как раз и был тем текстом, по которому знал это стихотворение Пушкин.

Однако и Горчаковский список явно не отличается абсолютной точностью, заключая в себе (что выясняется по смыслу и сличению с остальными списками) ряд описок, неразобранных переписчиком и ошибочно написанных им слов и т. п. Так, в 137 ст. у Горч. «помощник» вместо «псаломщик»; в 139 «и» вместо «иль»; в 142 «смелых» вместо «смелый», что уничтожает рифму; в 144 — бессмысленное «в поповне» вместо «в Поповке»; в 160 — «славянорусский» вместо «славяноросской» (также уничтожает рифму). В виду того что во всех остальных пяти списках согласно дано другое чтение, целиком оправдываемое контекстом, вводим в основной текст это последнее. Равным образом отклоняем даваемое Горч. списком чтение 155 ст. «О! громы их невольно жгут». В списках Л., Д., Тург. и П. дано другое, принятое нами и более осмысленное чтение. В списке И. строка читалась бессмысленно: «От грома их невольно жгут», но карандашом на полях жг исправлено на т. Отличия всех остальных списков и публикаций даем в разночтениях (явные описки не оговариваем).

Разночтения

12.

Друзья! Уже покойных нет

(Л.)

15.

Иль сглоданы мышами

(Д., И., Тург.)

Изглоданы мышами

(П.)

20.

Равно здесь в прозе и в стихах

(Л.)

Давно здесь в прозе и в стихах

(Тург.)

Между
21 и 22.


«Члены и сотрудники».


(Д., П., И., Тург.)

23.

Чья тень под самым потолком

(Л.)

24.

Пред нашими глазами

(Л.)

25.

За ним, пред ним, о страх! кругом

(Д., П., И., Тург.)

За ним, пред ним — о страх! — полком

(Л.)

28.

Насаленном, с кудрями,

(Д, П., Тург.)

Намасленном с кудрями,

(Л., И.)

32.

Вперил ты страшны очи

(Л., Тург.)

36.

Мы все с рассудком в ссоре

(Л.)

37.

Для славы будем пить и жить

(П.)


581

38.

Нам по колени море

(Л., Д.)

Нам по колена море

(И.)

Между
38 и 39.

Сотрудники:

(Л.)

Писать так ты, тебе служить (и проч.).

39—46.

<В Д., И., Тург., П. вложены в уста «членам»>

39.

Напьемся пьяны музам в дань

(Л., Д., И., Тург.)

Сей полный кубок музам в дань <первые три слова вписаны в оставленный пробел позднее другой рукой>

(П.)

40.

Как пили наши деды!

(Л., Д., И., Тург., П.)

41.

Рассудок к чорту, вкусу брань,

(Л.)

42.

Хвала сынам Беседы

(Л., Д., И., Тург., П.)

44.

А мы еще умнее

(Л.)

45.

За пьянство стал умнее он

(Л.)

46.

А ты еще пьянее

(Д.)

А мы еще пьянее

(Л., И.)

Между
46 и 47.


Члены и сотрудники:

Для славы будем жить и пить (и проч.)


(Д.)

47—50.

<В Л. вложены, как и предыдущие, в уста «Певца», в И., Тург., П. — «Членов и сотрудников»; в Д. вовсе отсутствуют>

48.

Врагам беда и горе

(Л., И., Тург., П.)

49.

На что рассудок нам щадить?

(Л., И., Тург., П.)

50.

Нам по колени море

(Л.)

Нам по колена море

(И., Тург.)

Между
50 и 51.


Сотрудники:

Для славы будем жить и пить (и проч.)


(Л.)

55.

Родного крова малый свет,

(Д.; описка?)

57.

Златые игры первых лет

(Л., Д., И., Тург., П.)

63.

<Обозначение «Сотрудники» и следующий за ним стих отсутствуют>

(Д., И., Тург.)


582

Между
63 и 64.


«Члены» вместо «певец».


(Д., И., Тург., П.)

65.

Там наши детки милы

(Л., И., Тург.)

66.

Кладбище милое стихов

(Л.)

69.

И Николев почтенный

(Д., Тург.)

70.

И древних прах календарей

(И.)

Между
71 и 72.

Сотрудники:

(Л.)

Там царство тленья и мышей (и проч.)

Певец.

(Д., И., П.)

73.

Сумбур! твоя держава!

(Д., Тург., П.)

Цвети его держава

(Л.)

80.

Наш каждый ратник, славянин <Тург.; тоже в П., но затем зачеркнуто и другой рукой — «писарь»>

82.

Бежит предатель их дружин

(Акс.)

83.

Кто галлицизмы пишет

<в П. «галлицизмы» вписано позднее в оставленный пробел>

(Л.)

Между
83 и 84.

Члены и сотрудники

(Д., И., Тург., П.)

84.

Наш каждый ратник славянин

(Тург.)

85.

Тот наш, кто день и ночь кадит

(Л., Д., И., Тург., П.)

89.

За ним стоит гора горой

(Д.)

За нас всегда стоит горой

(Л.)

Между
92 и 93.

Сотрудники:

(Л.)

За нас всегда стоит горой (и проч.)

Члены.

(Д., И., Тург., П.)

96.

Рукой неустрашимой

(Д., И.)

97.

О как с наморщенным челом

(Д., И.)

98.

В беседе ты прекрасен

(П.)

99.

Сколь холоден перед столом

(Л., Д., И., Тург., П.)

101.

Упрямство с ним старинных лет

(Д., И., Тург., П.)


583

Между
104 и 105.


Члены и сотрудники:

Друзья! он, он (и проч.)


(Д., И., Тург. П.)

Сотрудники:

(Л.)

Упрямство в нем старинных лет (и проч.) <стт. 105—108 отсутствуют>

(Л.)

108.

Меня в Пиндары прочит

(Д., описка или неточность Грота?)

113.

Твой сын, соперник и клеврет

(Д., И.)

Между
116 и 117.

Сотрудники.

(Л.)

Твой сын, наперсник и клеврет (и проч.)

(Л.)

Певец

118.

Холодных шуб кроитель

121.

Певец, упитанный у нас

(Д., Тург.)

Между
124 и 125.


Сотрудники


(Л.)

Телец упитанный у нас (и проч.)

Певец

126.

Хвостов неутомимый

(Письмо Изм.)

127.

Стихи твои как барабан

(Л., Д., И., Тург., П.)

128.

Для слуха нестерпимы

(Л., Д., И., Тург., П.)

129.

Везде с стихами тут и там

(Л., Д., И., Тург., П.)

129—132.

Летает он и там и сям.
Повсюду волком рыщет,
Пускает притчей в тыл врагам,
Стихами в уши свищет.

(Письмо Изм.)

131.

Пускает притчу в тыл врагам

(Л., Д., И., Тург., П.)

132.

Бедой им в уши свищешь

(И.)

133.

Ты за посланье — все встают <в Тург. этот стих, равно как стт. 125 и 134, отсутствует>

(Д.)

Он за поэму — прочь идут

(Письмо Изм.)


584

134.

И уши затыкают

(Д.)

135.

Лишь за поэму — прочь бегут

(Д.)

136.

За оду — засыпают

(Д.)

Иль уши затыкают

(И.)

Между
136 и 137.

Сотрудники

(Л.)

Лишь за поэму — прочь идут (и проч.)

Певец

139.

Ревешь ты, как на волка бык

(Л.)

Ревет он аки волк иль бык

(Д.)

Ревет он аки вол иль бык

(Тург., П.)

140.

Лугов пустынный житель <у Майкова: пустынных>

(Л.)

143.

И Палицын гроза чтецов

(Л., Д.)

И Палицын гроза писцов

(И.)

И Палицын гроза врагов

(Тург.)

147.

И с польской торбою своей

(Д.)

И с польской лирою своей

(Л.)

И с польской музою своей

(И., Тург., П.)

Между
148 и 149.

Сотрудники

(Л.)

Хвала, наш пасмурный герой (и проч.)

Певец

<Майков, исправляя в 145 ст. написание списка Л. «герой» вм. «Гервей», как явную неточность, здесь однако оставляет ее>


Члены


(Д., И., Тург., П.)

149.

Друзья! Широкий ковш пивной

(Д., Тург., П.)

Друзья, сей ковш пивной большой

(Л.)

Друзья, сей ковш большой пивной

(И.)

153.

В твоих устах стихи ревут

(Л.)

154.

Как волны пеной плещут

(Л., Д., И., Тург., П.)

157.

Хвала тебе, о наш дьячок

(Д., Тург., П.)

158.

Безумный Политковский

(Л.)

Бездарный Политковский

(Греч.)

159.

Жужжишь, гнусишь — и вдруг стишок

(Д., Тург.)

Жуешь, гнусишь и вдруг стишок

(Л., П.)


585

160.

Родишь славяноросский

(Л., Д., Тург., П.)

Между
160 и 161.

Сотрудники

(Л.)

Хвала беседы сей дьячок (и проч.)

Певец

164.

Хвала скулам железным

(Л., Д., И., Тург., П.)

Между
164 и 165.


Члены и сотрудники


(Д., И, Тург., П.)

167—168.

<Отсутствуют>

(Л.)

170.

И точит эпиграммы

(Л.)

Между
172 и 173.


Сотрудники.

Но месть тому, кто нас бранит (и проч.)

(Л.)

Певец Сеид

(Тург.)

173—188.

<Отсутствуют>

(Д.)

Между
180 и 181.


Сотрудники.


(Л.)

Вотще свои, о Карамзин (и проч.)

Певец

Члены и сотрудники

(И., Тург., П.)

Между
188 и 189.


Сотрудники.


(Л., И.)

Отведай, дерзкий, что сильней (и проч.)

Певец

Между
194 и 195.

Граф Хвостов.

(Л.)

195.

Дай притчу я прочту одну

(Д., Тург.)

197.

Ах, нет, домой, друзья, домой

(Тург., П.)

202.

А вы друзья, прощанье

(Д.)

Се вы, друзья, лобзанья!

(И.)

А вы, друзья, лобзанье

(Тург.)

203.

В завет и верныя любви

(П.)


Написан «Певец», очевидно, в первой половине марта 1813 г. Батюшков находился в это время в Петербурге и бывал на заседаниях «Беседы любителей русского слова», где слушал, между прочим, чтение кн. Шаховским

586

его памфлетной «ирои-комической поэмы» «Расхищенные шубы», направленной против Карамзина и карамзинистов, друзей Батюшкова, — В. Л. Пушкина, Блудова и др. В письме к Вяземскому от 27 февраля 1813 г. Батюшков возмущается нападками «беседчиков» на Карамзина и Озерова и обещает «при первом удобном случае» «вывести» «на живую воду славян, которые бредят, славян, которые из зависти к дарованию позволяют себе всё, славян, которые оградясь щитом любви к отечеству (за которое — добавляет Батюшков — я на деле всегда был готов пролить кровь свою, а они чернила), оградясь невежеством, бесстыдством, упрямством, гонят Озерова, Карамзина, гонят здравый смысл и — что всего непростительней — заставляют нас зевать в своей Беседе от 8 до 11 часов вечера» (Соч. под ред. Майкова, т. III, стр. 217). В этом же письме содержится и острота по поводу «Расхищенных шуб» («Шубы очень холодны»), которая была повторена в «Певце» и позднее подхвачена арзамасцами. Показной «патриотизм» «славян», о котором Батюшков с таким раздражением отзывается в письме, видимо, подсказал ему и форму его «Певца», являющегося пародией на чрезвычайно популярное в то время патриотическое стихотворение Жуковского, подсказанное войной 1812 г. «Певец во стане русских воинов» (как раз в ото время вышло новое издание его). «Удобный случай», о котором пишет Батюшков Вяземскому, не заставил себя долго ждать: баснописец А. Е. Измайлов в письме к Грамматину от 17 марта 1813 г. уже сообщает о «Певце в Беседе Славянороссов», как о литературной новости, и приводит из него отрывок. Мало того, Измайлов принимал некоторое участие и в самом сочинении «Певца», на что впервые указал Н. В. Сушков и что подтверждается рукописным сборником стихотворений Измайлова, хранящимся в Ленинградской публичной библиотеке (Собр. автогр. доп. 5/2), где имеются следующие три строфы «Певца» под названием «Пародия некоторых куплетов из «Певца во стане русских воинов» и с датой: 1813 год.

Хвала отважным рифмачам!

Шихматов в юны лета,

Коль верить Балдуса речам,

Осьмое чудо света.

Потемкин, слава наших дней,

И Бунина девица!

В Беседе говорят о ней:

«Стихи плесть мастерица».

Театра нашего хвала,

Грузинцев, Висковатов!

Их Мельпомена родила

На гибель сопостатов.

Хвала, читателей тиран,

Хвостов неутомимый!

587

Стихи твои, как барабан,

Для слуха нестерпимы.

Наскучил людям и чертям,

И день, и ночь он пишет,

А похвалы своим трудам

Ни от кого не слышит.

Он за поэму — прочь идут,

За оду — тут зевают,

Лишь за посланье — все бегут

И уши затыкают.

Хвала, псаломщик наш, старик,

Захаров — преложитель,

Ревет он, аки вол иль бык,

Лугов пустынных житель!

Хвала тебе, грач черный, Львов,

Ковач речений смелый,

И Палицын, гроза чтецов,

В Поповке поседелый!

Хвала, наш пасмурный Гервей,

Обруганный Станевич,

И с польской торбою своей,

Халуй Анастасевич!

В виду того, что строфы эти вписаны в сборник, содержащий исключительно оригинальные пьесы Измайлова, авторство его, по меньшей мере в отношении двух строф «Певца» (третья — по счету первая — из записанных им строф, видимо, была отвергнута Батюшковым и в состав «Певца» не вошла), не подлежит сомнению. Много лет спустя, в 1824 г., Измайлов прибавил еще две строфы, содержащие резкий выпад против Шаховского, Ежовой и тогдашнего петербургского военного губернатора, графа Милорадовича (вписаны в тот же сборник, стр. 87, под названием «Еще пародия»).

«Певец», как ранее «Видение на берегах Леты», пользовался широкой популярностью среди современников; отдельные его словца и выражения разошлись по речам и шуткам «арзамасцев»: в 1814 г. молодой Пушкин подражал ему в своих «Пирующих студентах», в 1825 г. А. И. Писарев — в «Певце на биваках у подошвы Парнаса» (см. «Библиографические записки» 1859, № 20, стр. 610). Понравился он и главному герою пародии, А. С. Шишкову, который, услышав его от С. Т. Аксакова, нашел его «забавным» и попросил список (Аксаков, Соч., III, стр. 212—213).

Среди бумаг, поступивших от К. Я. Грота, в Рукоп. отд. ИРЛИ имеется список стихотворения «Разговор в царстве мертвых — Минос, Львов и Гераков», за подписью Батюшков. Стихотворение это было впервые опубликовано М. Н. Лонгиновым в «Современнике» 1857, № 5, с указанием, что автор ему неизвестен. Оно же под названием «Минос,

588

Львов и Гераков» вписано А. Е. Измайловым в рукописный сборник его стихотворений, находящийся в Ленинградской публичной библиотеке, что было впервые указано Кеневичем. Почти одновременно Я. Грот нашел среди бумаг Державина другой список этого стихотворения неизвестной руки под заглавием «Разговор в царстве мертвых» и с полной подписью Батюшкова (скорее всего это и есть тот самый список, который находится теперь в ИРЛИ). Возможно, что стихотворение это было приписано Батюшкову как автору наиболее прославленных в то время памфлетов против «шишковистов» («Видению на берегах Леты» оно близко, кстати сказать, и в тематическом отношении), но нет ничего невероятного, что Батюшков так же мог принимать известное участие в написании этого стихотворения, как Измайлов принимал его в написании «Певца». Поэтому, не видя достаточных оснований для того, чтобы включать это стихотворение в основной корпус стихов Батюшкова, считаем необходимым привести его в примечаниях:

РАЗГОВОР В ЦАРСТВЕ МЕРТВЫХ

Минос, Львов и Гераков

Минос:       Каких Меркурий мне на суд представил раков?
Кто ты?

Львов:        Я — Павел Львов.

Гераков:                                 Я — Гавриил Гераков.

Минос:       Ну что ж вы делали?

Львов:                                          Я сочинял для дам
Памелу русскую, воздвигнул славы храм,
Писал похвальные слова мужам великим,
Высоким слогом, но — надутым, пухлым, диким,
Предлинные слова в шесть, седмь слогов ковал,
И в Академию Российскую попал.
В Беседу тож меня по просьбе членом взяли.
В газетах с Томсоном приятели сравняли.
За речь последнюю я получил медаль
Округлоплоскую, златую...

Минос:                                                   Очень жаль!
Ну, ты плешивый?

Гераков:                                  Я был также сочинитель.
В кадетском корпусе истории учитель.
Я по природе грек, талант писать мне дан.
Читали ль книжку вы О духе Россиян?
Для добрых? Меншиков? Советы офицерам?

Я преимущество могу взять над Гомером
По цели...

Минос:                        Заврался!

Гераков:                                    Помилуйте! Я — Грек!

589

Минос:       Хоть стоишь ты того, чтоб я тебя поверг,
Однако так и быть, из милости прощаю.
В аду здесь обоим вам должность означаю.

Гераков и Львов: Какую с?

Минос:                                             Фуриям хочу я роздых дать.
Их должность можете на время вы занять.
Читайте в Тартаре свои вы сочиненья,
Довольно грешники почувствуют мученья.

Гераков и Львов: Дадим себя мы знать, и вас благодарим.

Минос:       Ступайте ж... Но едва успеть ли вам двоим?
Да, правда, в помощь к вам годится князь Шихматов,
Захаров с причетом, Грузинцев, Висковатов,
Не знаете ль еще подобных чудаков?

Львов:        Есть патриарх у нас из чуд морских — Шишков.

Гераков:  Есть Палицын старик, Евстафий есть Станевич.

Львов:        А Глинка журналист?

Гераков:                                        Еще Анастасевич.

Львов:        И Меценат его, Эзоп наш и толмач
Расинов...

Минос:                         Граф Хвостов? Вот сильный-то палач.
Молчите. Никого не надобно в прибавку —
Теперь и Фурий всех я отпущу в отставку.

Находящийся в той же связке листов, полученных от К. Я. Грота, список (в двух экземплярах) стихотворения «Бонапарт и эхо» приписан картотекой ИРЛИ Батюшкову без всяких оснований; на одном из этих списков, помимо всего прочего, стоит и подпись X.

Сцены четырех возрастов (стр. 262—274). Л. Н. Майков в своем биографическом очерке Батюшкова (при первом томе собрания его сочинений) рассказывает, что вскоре после возвращения поэта в Россию из заграничного похода 1814 г. Ю. А. Нелединский-Мелецкий обратился к нему с просьбой взять на себя написание порученных императрицей Марией Федоровной Нелединскому торжественных хоров и лирических сцен по случаю ожидавшегося посещения Александром I, также только что вернувшимся из Европы, резиденции матери — Павловска. Батюшков принужден был согласиться: «Трудно было отговориться, — писал он по этому поводу сестре: — старик так был ласков и убедителен. Я намарал, как умел; пьесу играли... К несчастью я спешил: то убавлял, то прибавлял по словам капельмейстера и, вопреки моему усердию, кажется написал не очень удачно; но актеры ее удачно играли» (Соч. под ред. Майкова, т. III, стр. 289). В период подготовки Майковского издания П. Н. Батюшков советовал Майкову «порыться в библиотеке покойной императрицы Марии Федоровны» в Павловске, полагая, что «сцены» должны там находиться (неопубликованные письма П. Н. Батюшкова Л. Н. Майкову в Рукописном отделении ИРЛИ). Неизвестно,

590

последовал ли Майков этому совету, но во всяком случае в своем издании он указал, что текст сцен «не сохранился». Однако вскоре после выхода в свет Майковского издания, в том же 1887 г. М. А. Веневитинов опубликовал в «Русском архиве» (№ 7, стр. 341—363) тетрадь, найденную им в бумагах его матери и содержащую «Собрание хоров петых и сцен, представленных в Павловске июля 27 дня 1814 г.». Это «собрание» полностью заключает в себе и сцены, составленные, по плану Нелединского и в некотором сотрудничестве с ним, Батюшковым. Помимо Нелединского на характер сцен, в частности, на сентиментально-идиллическую их окраску, оказала непосредственное влияние сама Мария Федоровна, которая вела по этому поводу деятельную переписку с Нелединским. Все это, по справедливому указанию М. А. Веневитинова, «определяет долю участия Батюшкова в сочинении пиесы и почти ограничивает ее ролью версификатора, передающего чужие мысли». Исполнению «сцен» предшествовали «хор, петый у первых ворот на пути к Розовому павильону», написанный самим Нелединским, и «хор, петый у вторых ворот, к розовому павильону ведущих», написанный П. А. Вяземским. Кантата в сцене «четвертого возраста» написана Державиным, а заключительный «общий хор» — Я. А. Корсаковым. После сцен был исполнен «Польский», написанный также Нелединским (воспроизводим в нашем издании петитом кантату Державина и хор Корсакова, в виду того что они вмонтированы в текст «Сцен» в качестве органической их части; всё остальное опускаем). Возможно, что Корсакову же принадлежат и некоторые стихи в сцене первого возраста (см. «Русский архив», стр. 363). Батюшков получил за написание «Сцен» от Марии Федоровны бриллиантовый перстень.

Небольшой отрывок из сцен под названием «Арии, петые в Павловском, музыка Кавоса» был вписан в Блудовскую тетрадь и воспроизведен Н. Лернером в «Русском библиофиле», в качестве первой публикации. В собрание сочинений Батюшкова «Сцены» вводятся нами впервые.

[Коллективные стихи Батюшкова, Жуковского, Плещеева и Пушкина] (стр. 274). 4 сентября 1817 г. Батюшков, незадолго перед тем приехавший в Петербург из деревни, Жуковский, А. Пушкин и А. А. Плещеев совершили загородную прогулку в Царское Село, во время которой написали два шутливых экспромпта. Листок с этими экспромптами уцелел в бумагах Жуковского, находящихся в Ленинградской публичной библиотеке (№ 80, л. 12). В корпус стихов Батюшкова вводим их впервые. Л. Н. Майков, приводя их в своей биографии Батюшкова (при I т. собрания его сочинений, стр. 256; ст. 7 второго экспромпта прочитан неверно: вместо «несомненно» нужно «неизменно»), неправильно, как нам кажется, распределяет авторство в отношении первого экспромпта, приписывая два первых его стиха Плещееву, 3—4 стт. — Пушкину, 5—6 стт. — Батюшкову и, наконец 7—8 — Жуковскому. Нам представляется, в результате тщательного сличения этой записи (см.

591

снимок с нее в нашем издании) с рукописями Батюшкова, что первый экспромпт написан не четырьмя, а тремя участниками прогулки: Батюшковым (стт. 1—2), Пушкиным (3—4) и Жуковским (5—8). Второй экспромпт написан Плещеевым (стт. 1—2), Пушкиным (3—5), Батюшковым (6) и Жуковским (7—10) и посвящен общему приятелю всех четырех авторов, кн. П. А. Вяземскому, который должен был вскоре выехать из Москвы на службу в Варшаву.

DUBIUM

Срубленное дерево (стр. 275—277). Напечатано в «Вестнике Европы» 1807, ч. 36, № 21, ноябрь, стр. 30—33, с подписью Б. М. Н. Лонгинов в составленном им рукописном списке сочинений Батюшкова (подлинник в ИРЛИ) включает в их состав и «Срубленное дерево». Возможность принадлежности этой пьесы Батюшкову, видимо, предполагал и П. А. Ефремов, который также работал по Батюшкову (подбирал библиографию, сделал ряд публикаций, в частности писем Батюшкова к Гнедичу в «Русской старице»; П. Н. Батюшков хотел первоначально именно ему поручить редактирование сочинений своего брата, см. неопубликованное письмо П. Н. Батюшкова к М. И. Семевскому в ИРЛИ — бумаги Л. Н. Майкова, 189). В ИРЛИ хранится список этого стихотворения, сделанный Ефремовым. Стихотворение — перевод из испанского поэта Мелендеса-Вальдеса. Батюшков, повидимому, не знал испанского языка, но он мог воспользоваться одним из итальянских или французских переводов. В «Северном вестнике» 1805, ч. VII, стр. 334—335, был опубликован перевод этой же пьесы в прозе. В «Вестнике Европы» Батюшков начал систематически сотрудничать несколько позднее, с 1809 г., но отдельная публикация могла иметь место и ранее. Что касается самого стихотворения, некоторые места его весьма напоминают поэтическую манеру элегий Батюшкова (напр. стт. 80—81 — «с печалию твоей сливает глас унылой, и эхо вдаль несет ее протяжный тон...» и некоторые другие). Все это делает предположение об авторстве Батюшкова в какой-то мере правдоподобным. Наоборот, совершенно исключено авторство Батюшкова в отношении приписываемых ему Лонгиновым в том же списке еще двух пьес: «Отрывка из Сафо» в «Лицее» 1806 г., № 2, произведения абсолютно беспомощного, и «Летней ночи» в «Цветнике» 1809 г., которая на самом деле принадлежит Бенитцкому.

ПРОЗА

Предслава и Добрыня (стр. 281). Опубликовано впервые в «Северных цветах» на 1832 г., стр. 1—46, со следующим примечанием, написанным, по мнению Н. О. Лернера («Заметка о повести Батюшкова». «Пушкин и его современники», вып. XVI, стр. 37—41), А. Пушкиным: «Повесть сия сочинена Батюшковым в деревне 1810 г. и подарена

592

одному любителю словесности, которому свидетельствуем искреннюю благодарность за сообщение драгоценной сей рукописи и за позволение напечатать оную. Может быть, найдут в этой повести недостаток создания и народности; может быть, скажут, что в ней не видно Древней Руси и двора Владимирова. Как бы то ни было, но поэтическая душа Батюшкова отсвечивается в ней, как и в других его произведениях, и нежные, благородные чувствования выражены прекрасным гармоническим слогом». Беловой автограф с некоторыми незначительными поправками хранится в Рукоп. отд. ИРЛИ (из архива А. В. Никитенка).

Воспроизводим текст этого автографа, с которого, очевидно, и была сделана публикация «Северных цветов» — Майкова, исправляя неточности и ошибки последней. Слово «шлем», употребляемое Батюшковым двояко: то «шлем», то «шелом», все время даем в этой второй форме, более соответствующей искусственно-архаизированному языку «старинной повести»; по тому же самому сохраняем написание «крила». В автографе после абзаца, кончающегося словами: «...таковы и наши любовники» (см. у нас стр. 285), имеется следующее зачеркнутое место: «Между тем слава о Владимире гремела во всех концах земли Русской. Капища упали: лучезарный крест сиял на храмах, в которых мирный фимиам и бескровные жертвы курились пред истинным богом». Равным образом зачеркнута дата «1810 года. Августа — деревня».

Несмотря на стремление Батюшкова «не позволять себе больших отступлений от истории» и даже быть наукообразным (ссылки на летопись, на Кайсарова), картина древнерусской жизни, им рисуемая, носит совершенно фантастический характер; на ней явно сказывается влияние сентиментальной исторической повести, сложившейся в школе Карамзина (в частности, повести М. Н. Муравьева «Оскольд»).

Прогулка по Москве (стр. 297). Опубликована впервые в «Русском архиве» 1869, стр. 1191—1208, в качестве «вновь найденного сочинения К. Н. Батюшкова», по списку, принадлежавшему А. Н. Оленину, который надписал на нем: «Сочинение Кон. Ник. Батюшкого. А. О.». Упоминаемый Батюшковым в «Прогулке» «Карусель» происходил в июне 1811 г. Очевидно, вскоре после этого и была написана Батюшковым его «Прогулка», хотя задумал он ее значительно раньше, как видно из письма его Гнедичу от 16 января 1810 г., в котором он пишет: «Получишь длинное описание о Москве, о ее жителях-поэтах, о Парнасе и пр.». И через некоторое время (1 февраля 1810 г.) снова: «Ни слова о Москве: я тебе готовлю описание на дести». Заглавие, в рукописи отсутствующее, дано издателем «Русского архива», П. Бартеневым. Статья перепечатана Майковым в его издании и, как почти всегда, с рядом ошибок. Не будем перечислять их и только отметим мелочь, весьма характерную для невнимательного и небрежного отношения редактора к тексту: он меняет в одном случае многоточие на восклицательный знак, в то время как Батюшков тут же пишет: «Но мы не станем делать восклицаний»...

593

Путешествие в замок Сирей (стр. 309). Впервые напечатано Батюшковым в «Вестнике Европы» 1816, часть LXXXVI, № 6, стр. 136—149, с надписью Н. Н. Н., затем введено им в первый том «Опытов», по тексту которых и печатаем его в нашем издании. Написано в форме письма к Д. В. Дашкову (в оглавлении «Опытов» так и названо «Письмо из замка Сирея»). Белинский относил «Путешествие» к числу «лучших» прозаических произведений Батюшкова. Ряд собственных имен, обозначенных в «Опытах» начальными буквами, в нашем тексте даем полностью.

Прогулка в Академию художеств (стр. 320). Впервые — в «Сыне отечества» 1814, ч. 18, № XLIX, декабря 3, стр. 121—132; № L, декабря 10, стр. 161—176, и № LI, декабря 17, стр. 201—215, без подписи. Вошло с незначительными изменениями чисто стилистического характера в первый том «Опытов», текст которых и воспроизводим (имена иностранных художников, по большей части, даем в обычном написании). Написано между июлем (приезд Батюшкова в Петербург) и декабрем (время напечатания) 1814 г. Никаких других «Прогулок по Петербургу», написанных Батюшковым же и на которые он ссылается в начале своей статьи, до нас не дошло. Вряд ли они и существовали.

В письме к Гнедичу от начала сентября 1816 г. Батюшков указывает, что многим в своей статье он обязан будущему президенту Академии А. Н. Оленину: «Канва его, а шелк мой». Когда Батюшков в 1817 г. услышал о назначении Оленина президентом Академии, он поспешил поздравить его в следующих шутливых приветственных стихах: «Наконец у нас президент в Академии художеств, президент,

Который без педантства,
Без пузы барской и без чванства.
Забот неся житейский груз
И должностей разнообразных бремя,
Еще находит время
В снегах отечества лелеять знобких муз,
Лишь для добра живет и дышет,
И к сим прибавьте чудесам
Как Менгс — рисует сам,
Как Винкельман красноречивый — пишет»

(Письмо А. Н. Оленину от 4 июня 1817 г. Соч. под ред. Майкова, т. III, стр. 444—445.)

Очень высокая оценка статьи Батюшкова дается современным нам критиком-искусствоведом А. М. Эфросом: «Батюшков был Колумбом русской художественной критики. «Прогулка» — ее первый высокий образец. Наше искусство впервые нашло в ней живую связь со своей литературой, со своей историей, со всей русской культурой начала XIX в. Батюшков создал здесь новый литературный жанр... Живость воображения, тонкость вкуса; свободная манера письма и уверенность

594

критического суждения кажутся нам пленительными даже спустя столетие». А. М. Эфрос отмечает и большое влияние, которое «Прогулка» оказала на художественные вкусы молодого Пушкина («Рисунки поэта» 1933, стр. 92—95).

Нечто о поэте и поэзии (стр. 340). Впервые — в «Вестнике Европы» 1816, ч. LXXXVII, № 10, стр. 93—104 под названием «О впечатлениях и жизни поэта», с подписью Б. Введено Батюшковым в «Опыты», редакцию которых и воспроизводим. Белинский замечал по поводу этой статьи, что в ней «между детскими мыслями протискиваются мысли как будто нашего времени».

Похвальное слово сну (стр. 348). Впервые — в «Вестнике Европы» 1810, ч. 53, № 18, стр. 112—122. В 1816 г. Батюшков снова перепечатал его в том же «Вестнике Европы» (ч. 86, № 6, стр. 81—102), подвергнув значительной переработке и прибавив две вступительных части — «Письмо к редактору «Вестника Европы» и «Предисловие». В этой второй, позднейшей редакции, которую Батюшков ввел в «Опыты», и печатаем его в нашем издании (по тексту «Опытов»).

Речь о влиянии легкой поэзии на язык (стр. 361). Опубликована впервые в «Трудах Общества любителей российской словесности при Московском университете», ч. VI, 1816, стр. 35—62, с полной подписью автора. Открывает собою 1-й прозаический том «Опытов», текст которого и воспроизводим. Батюшков придавал этой статье большое значение. Предполагая одно время переиздать свои сочинения, он намерен был из всей своей прозы сохранить только ее, предпослав стихам, в качестве своего рода программного введения. «Речь» была зачитана на заседании общества 26 мая 1816 г. (а не в июле, как сказано в заглавии), но не самим Батюшковым, а Ф. Ф. Кокошкиным. В «Опытах» Батюшков сопроводил «Речь» следующими двумя примечаниями:

«А) Похвала или порицание частного человека не есть приговор общественного вкуса. Исчисляя стихотворцев, отличившихся в легком роде поэзии, я старался сообразоваться со вкусом общественным, может быть, я во многом и ошибся; но мнение мое сказал чистосердечно, и читатель скорее обличит меня в невежестве, нежели в пристрастии. Надобно иметь некоторую смелость, чтоб порицать дурное в словесности; но едва ли не потребно еще более храбрости тому, кто вздумает хвалить то, что истинно достойно похвалы.

Б) Добро никогда не теряется, особливо добро, сделанное Музам: они чувствительны и благодарны. Они записали в скрижалях славы имена Шувалова, г. Строганова и г. Н. П. Румянцева, который и поныне удостаивает их своего покровительства. Какое доброе сердце не заметит с чистейшею радостию, что они осыпали цветами гробницу Муравьева? Ученый Рихтер, почтенный сочинитель Истории медицины в России, в прекрасной речи своей, говоренной им в Московской медико-хирургической академии, и г. Мерзляков, известный профессор Московского

595

университета, в предисловии к Виргилиевым эклогам, упоминали о нем с чувством, с жаром. Некоторые Стихотворцы, из числа их г. Воейков в послании к Эмилию и г. Буринский, слишком рано похищенный смертию с поприща словесности, говорили о нем в стихах своих. Последний, оплакав кончину храброго генерала Глебова, продолжает:

О, Провидение! роптать я не дерзаю...
Но — слабый — не могу не плакать пред тобой:
Там в славе, в счастии злодея созерцаю,
Здесь вянет, как трава, муж кроткий и благой!
Слез горестных поток еще не осушился,
Еще мы... злобный рок навеки нас лишил,
Того, кто счастием Парнаса веселился
........................
Где ты, о, Муравьев! прямое украшенье,
Парнаса русского любитель, нежный друг?
Увы! зачем среди стези благотворенья,
Как в добродетелях мужал твой кроткий дух,
Ты рано похищен от наших ожиданий?
Где страсть твоя к добру? Сей душ избранных дар?
Где рано собранно сокровище познаний?
Где, где усердия в груди горевший жар,
Служить отечеству, сияя средь немногих,
Прямых его сынов, творивших честь ему?
Любезность разума и прелесть нравов кротких —
Исчезло все!.. Увы!.. Честь праху твоему!..»

При подготовке нового издания Батюшков предполагал опустить примечания и внес в текст несколько небольших купюр и изменений.

Из записной книжки (стр. 370). В бумагах Жуковского сохранилась записная книжка Батюшкова от лета 1817 г., проведенного им в деревне (в настоящее время находится в Рукоп. отд. Ленинградской Публичной библиотеки). Книжка эта, которую поэт назвал «Чужое: мое сокровище!» и в которую он заносил выписки из прочитанных им книг, планы будущих работ, всякого рода мысли, замечания и т. п., представляет немалый интерес для истории его личности, уяснения его вкусов, интересов. Мы заимствуем из нее несколько записей, по преимуществу дневникового характера, не рассчитанных на читателей и потому особенно значительных в смысле обрисовки внутреннего облика поэта. Текст, впервые опубликованный Майковым в его издании с рядом неточностей и ошибок, выверен нами по подлиннику. Батюшков, поставивший себе целью делать свои записи «так скоро, как говоришь», оставлял в них ряд слов недописанными; дабы не затруднять читателя и не пестрить текста скобками, мы просто даем их полностью. Встречающиеся помарки и исправления немногочисленны и не представляют собой сколько-нибудь существенного значения.

596

ПИСЬМА

Гнедичу от 2 марта 1807 г. (стр. 383). Впервые опубликовано в «Русской старине» 1870, т. I, стр. 66, по подлиннику, имевшемуся у М. И. Семевского. При письме рисунок пером, изображающий Батюшкова верхом на лошади. Печатаем по «Русской старине». Это первое письмо Батюшкова к Гнедичу, являвшемуся вообще наиболее частым его адресатом. Из всех дошедших до нас писем Батюшкова наибольшее количество обращено именно к Гнедичу (кроме 81 письма, напечатанного в майковском Собрании сочинений Батюшкова, еще 16 писем и записок опубликовано в сборнике «Из собрания автографов Публичной библиотеки» (приложение к отчету библиотеки за 1895 г., Спб. 1898). Данное письмо написано в самом начале военной службы Батюшкова во время похода в Пруссию. Сходный по тону шуточный стихотворный отрывок был набросан Батюшковым в письме от того же приблизительно времени (от 11 мая 1807 г., Собр. соч. под ред. Майкова, т. III, стр. 12) к Н. А. Оленину (сыну А. Н.). Прося его передать поклон «друзьям» — Озерову, Капнисту, Крылову, Шаховскому, Батюшков добавляет: «напомните, что есть же один поэт,

                    ...которого судьбы премены
Заставили забыть источник Ипокрены,
Не лиру в руки брать, но саблю и ружье,
Не перушки чинить, но чистить лишь копье;
Заставили, приняв солдатский вид суровой,
Иттить, нахмурившись, прескучною дорогой,
Дорогой, где язык похож на крик зверей,
Дорогой грязною, что к горести моей
Не приведет меня во храм бессмертны славы
А, может быть, в корчму, стоящу близ ворот.

«Пьяный Ахиллес» — конечно, из «Илиады», переводом которой Гнедич в это время начал заниматься.

Гнедичу от июня 1807 г. (стр. 384). Опубликовано по подлиннику в «Русской старине» 1870, т. I, стр. 69—70, текст которой и воспроизводим. В конце письма вместо подписи Батюшков набросал зарисовку себя на костылях. С рассказом о ране и приезде в Ригу, в дом местного купца Мюгеля (см. ниже «Основные даты жизни и творчества Батюшкова»), ср. позднейшее стихотворение Батюшкова «Воспоминание», в особенности вторую его часть, опущенную в «Опытах».

Гнедичу от 19 августа 1809 г. (стр. 386). Опубликовано по подлиннику в «Русской старине» 1871, т. III, стр. 215—216, текст которой и воспроизводим.

Гнедич получил пенсию от великой княгини Екатерины Павловны для осуществления предпринятого им перевода «Илиады». Двустишие —

597

пародия строк Тредиаковского из его «Стихов похвальных Парнасу» (помещены в приложении к «Езде на остров любви»): «Любо играет и Аполлон с музы в лиры и в гусли также и в флейдузы».

Гнедичу от 19 сентября 1809 г. (стр. 387). Впервые напечатано по подлиннику в «Русской старине» 1871, т. III, стр. 220—222, текст которой и воспроизводим. Говоря, что если бы Костров продолжал жить, то «не осмелился бы написать сице для колесницы», Батюшков имеет в виду рифмы Кострова в его переводе пятой песни «Илиады»:

«Эней в ответ: «Престань и не глаголи сице:
Спеши, спеши воссесть со мной на колеснице».

О Беницком см. наш объяснительный словарь. Батюшков пишет о нем, очевидно, в ответ на сообщение ему Гнедича (в недошедшем до нас письме) о смертельной болезни Беницкого. Гнедич, повидимому, отнес к «издателю Лукницкому» эпиграмму «Книги и журналист», посланную ему Батюшковым при письме от 19 августа 1809 г.

Гнедичу от 1 ноября 1809 г. (стр. 390). Опубликовано в «Русской старине» 1871, т. III, стр. 224—229, текст которой и воспроизводим. В предыдущем «последнем» письме от сентября — октября 1809 г. (см. Майковское издание, т. III, стр. 49—51) Батюшков просит Гнедича похлопотать о принятии его на дипломатическую службу в итальянскую миссию — желание, которое осуществилось только десять лет спустя. Однако сравнения им себя с Дмитриевым в тексте письма не содержится. Видимо, сравнение это было высказано в приложенных к письму стихах (за это говорит и то, что Батюшков просит не печатать его), к сожалению, до нас не дошедших. Письмо представляет весьма большой интерес, с одной стороны, по своему резко «западническому» тону, с другой — по богатому материалу, который оно дает для решения вопроса о философском миросозерцании Батюшкова, стоявшего на почве вольтеровского сенсуализма и решительно восстававшего против «метафизики», под которой он понимает не только идеалистические системы, но и материализм «сочинителя Системы Природы», т. е. Гольбаха. «Анна Петровна» — Квашнина-Самарина; «Алексей Николаевич» — Оленин; «Видение» — «Видение на берегах Леты».

Гнедичу от средины февраля 1810 г. (стр. 396). Опубликовано по подлиннику в «Русской старине» 1874, т. X, стр. 387—388, текст которой воспроизводим. Резкий выпад обиженного «фортуной», обедневшего дворянина Батюшкова против «выблядков счастья» — представителей московской денежной и чиновной аристократии — не является чем-то случайным. Сейчас же по своем приезде в Москву в 1810 г. он писал тому же Гнедичу: «Видение пророка Ирмозиасора. И я зрел град и зрел людие и скоты, скоты и людие и шесть скотов великих везли скота единого...» — Да что ты зрел? — «Москву, ибо оттуда пишу, восторжен,

598

удивлен всем и всяческая. Глазам своим не верил, видел, что одного человека тянут шесть лошадей, и в санях» (письмо от 3 января 1810 г., «Из собрания автографов имп. Публичной библиотеки, Спб. 1898, стр. 11). «Ода Муравьева» — перевод И. М. Муравьева-Апостола одной из од Горация, напечатанный в «Вестнике Европы» 1809 г., часть XLVII, № 20. «Маленькая пьеска», «завоеванная» у Парни, — «Привидение»; «Маленький Муравьев» — сын М. Н. Муравьева, Никита, тогда еще четырнадцатилетний мальчик. «Обещание писать к Гагарину» — Батюшков просил Гнедича похлопотать перед Гагариным о причислении его к дипломатической миссии. «Не столько я благополучен» — цитата из Державина («На смерть князя Мещерского»).

Гнедичу от 7 ноября 1811 г. (стр. 398). Опубликовано в «Русской старине» 1883, т. XXXVIII, стр. 335—337, текст которой воспроизводим. Стихотворение Гнедича, которое Батюшков возвращает ему с поправками, — элегия «Задумчивость» или «Уныние», написанная Гнедичем еще в 1809 г. Гнедич переделал отмеченную Батюшковым строку и ввел, по его совету, несколько стихов из «Меланхолии» Лагарпа. «Расставчиком кавык и строчных препинаний» — приводимая по памяти и потому не совсем верная цитата из стихотворения И. И. Дмитриева «Послание Попа к Арбутноту». «Янька» (стр. 399), видимо, шуточная контаминация Батюшковым слов «я» и «нянька».

Вяземскому от 19 декабря 1811 г. (стр. 400). Опубликовано впервые в Майковском издании (т. III, стр. 166—169) с рядом неточностей, одна из которых привела Майкова к совершенно ошибочному утверждению. То место, где Батюшков говорит о своих баснях, Майков печатает: «Впрочем ты напрасно на меня нападаешь за басни: Сиротка, Филомела (из Лафонтена)», вследствие чего принимает слово «Сиротка» за название одной из басен. Между тем «Сиротка Филомела» — автоцитата из басни Батюшкова «Филомела и Прогна» (ст. 4). Печатаем письмо по подлиннику, хранящемуся в Остафьевском архиве (Арх. феод.-крепостн. эпохи ЦАУ).

Шаликов в борьбе со своими литературными врагами прибегал зачастую к нелитературным средствам: обращался с жалобами и доносами на них к лицам власть имеющим. Отсюда и предостережения Батюшкова. Однако в столкновении его с Каченовским противники оказались достойны друг друга: Каченовский пожаловался на угрожавшего ему Шаликова полицейским властям. За Каченовского горячо вступился попечитель Московского университета П. И. Голенищев-Кутузов, прославившийся доносами на Карамзина, которого он обвинял ни более ни менее как в «якобинстве» (очевидно, по связи с Руссо) и в стремлении произвести государственный переворот. Поскольку Шаликов был в своей литературной деятельности одним из наиболее рьяных приверженцев карамзинского сентиментализма, Голенищев-Кутузов не замедлил и его причислить к «якобинцам» и обратился к министру народного просвещения

599

гр. А. К. Разумовскому со следующей официальной бумагой, весьма ярко иллюстрирующей около-литературные нравы того времени: «Не бесполезным почитаю донести вашему сиятельству, до чего дошла злоба и неистовство модных слезливых писателей, русских якобинцев. Некто, князь Шаликов, злясь на нашего Каченовского за критику на слезливцев, письменно угрожает Каченовского прибить до полусмерти. Почему бедный Каченовский принужден был просить защиты у полиции, и я должен был вчера иметь соглашение с обер-полицмейстером по сему делу, о коем я предварительно доношу вашему сиятельству для того, что оно, сделавшись здесь громко, конечно, дойдет и до Петербурга. Каченовский совершенно прав; он вам известен, то ничего о нем и не скажу, как то, что поведение его самое почтенное и пристойное, а князь Шаликов, как всей публике здесь известно, есть человек буйный, необузданный, без правил и без нравственности». У Батюшкова были все основания опасаться Шаликова: в «Видении на берегах Леты», получившем самое широкое распространение в списках и, конечно, дошедшем и до самого Шаликова, последний фигурирует в качестве «пастушка», «вздыхателя» и «князя вралей». Вяземскому, в свою очередь, также принадлежит одна из самых остроумных сатир на Шаликова — «Первый выход Вздыхалова».

Жена П. А. Вяземского, Вера Федоровна, отличалась красивой наружностью и пользовалась шумным успехом. Сам Вяземский, наоборот, был весьма неказист. Этим и объясняется шуточное пожелание Батюшкова, что бы дети Вяземского вышли похожими на мать, а на отца только умом. Строки: «Рой детей, прелестных, резвых и пригожих, во всем на мать свою похожих» введены позднее Батюшковым (только с изменением эпитета «прелестных» на «веселых») в его «Странствователя и домоседа». «Послание» — стихотворение Батюшкова «Мои пенаты», написанное в форме послания к Жуковскому и Вяземскому. «Жуковский добрый мой» — цитата из этого послания. «Давыдов» — поэт Денис Давыдов; «Пушкин» — В. Л. Пушкин.

Приводим стихотворную шутку Батюшкова из другого письма его к Вяземскому (от 5 мая 1812 г.; выверено нами по подлиннику в Арх. феод.-крепостн. эпохи ЦАУ):

Хвор всё, на силу ды́шу,
Изнурен и бледе́н,
Вирше́й уже не пи́шу:
Мыслями я беде́н.
На силу написал четыре стишка́
Против ударений своего языка.

Гнедичу от 27 марта 1814 г. (стр. 404). Опубликовано по подлиннику в «Русской старине» 1883, т. XXXVIII, стр. 534—538, текст которой воспроизводим. Майков в примечании к этому письму указывает, что место, содержащее упоминание о поездке в Сирей, «может быть рассматриваемо

600

как канва, по которой отделано Батюшковым другое описание той же поездки для печати», т. е. статья «Путешествие в замок Сирей». Однако сам Батюшков датирует написание статьи 26 февраля 1814 г., значит месяцем ранее даты настоящего письма. В этой же статье см. подробнее и об «амуре из антологии». Оленин — Петр Алексеевич, сын А. Н. Оленина, служивший на военной службе, раненный и, по излечении, нагнавший русскую армию уже в пределах Франции. Описание «чудесного зрелища» боя послужило материалом для позднейшего стихотворного послания Батюшкова к Н. М. Муравьеву (1817 г.). «Свет в черепке погас, и близок стал сундук» — цитата из «Опасного соседа» В. Л. Пушкина. Восклицание Батюшкова: «О чудесный народ парижский, — народ, достойный сожаления и смеха!» явно отразилось много лет спустя в строке стихотворения А. Пушкина «Полководец» (1835 г.): «О люди! жалкий род, достойный слез и смеха!»

Дашкову от 25 апреля 1814 г. (стр. 410). Впервые было опубликовано в сокращенном виде в «Памятнике отечественных муз» на 1827 г., стр. 24—36; оттуда вошло в собрания сочинений Батюшкова 1834 и 1850 гг. В полном виде, со списка, найденного в бумагах А. И. Тургенева, напечатано в «Русском архиве» 1867, стр. 1456—1463, текст которого мы и воспроизводим. Содержащееся в этом письме описание торжественного заседания французской Академии Наук является единственным в русской литературе. «Гроза чтецов» — автоцитата из «Певца в Беседе любителей русского слова». Институт — французская Академия; «второй класс» — ее словесный разряд. «Мирное отеческое правление» — старый королевский режим. Определение Батюшковым Аполлона Бельведерского: «Это не мрамор, бог!» заимствовано Пушкиным в его стихотворении 1828 г. «Чернь»: «Но мрамор сей, ведь бог!..» «Лучшим возвращаюсь» — слегка измененные слова И. И. Дмитриева из его послания «К Г. Р. Державину по случаю кончины первой супруги его». «Иван Иванович» — Дмитриев; «Тургенев» — А. И. Тургенев.

В. Л. Пушкину от первой половины марта 1817 г. (стр. 416). Впервые опубликовано в «Московском телеграфе» 1827, ч. XIII, отд. 2, стр. 91—94; оттуда введено в издания сочинений 1834 и 1850 гг. Печатаем по тексту «Московского телеграфа». Письмо это по легкости и шутливой непринужденности своего тона, по почти незаметным переходам из прозы в стихи и обратно является едва ли не самым характерным и наиболее удавшимся образцом эпистолярного жанра Батюшкова. Весьма любопытно сопоставить его с почти одновременным письмом к Василию Львовичу племянника последнего, А. Пушкина, до поразительного совпадающим с ним в жанровом отношении. Напрашивающееся предположение о влиянии Батюшкова на А. Пушкина в данном случае, однако, исключено: письмо Пушкина датировано первой половиной января 1817 г., т. е. двумя месяцами ранее письма Батюшкова, который, находясь с начала года в своем новгородском имении, в свою очередь,

601

вряд ли мог его видеть. (Хотя вообще влияние эпистолярного слога Батюшкова на слог писем Пушкина не подлежит сомнению).

Зато явной реминисценцией из одного стихотворного места письма Батюшкова:

Оставь меня, я не поэт,
Я не ученый, не профессор;
Меня в календаре в числе счастливцев нет,
Я... отставной ассессор! —

являются строки Пушкина в «Моей родословной»:

Не офицер я, не ассессор,
Я по кресту не дворянин,
Не академик, не профессор,
Я просто русский мещанин.

«Кибитка не Парнас» — цитата из известного послания В. Л. Пушкина к арзамассцам. То же с легкими изменениями (местоимение первого лица на второе и т. п.) — и двустишие «Ты злого Гашпара...» и т. д. (первый стих из того же послания, второй — из стихотворения В. Л. «К Делии, подражание Горацию»). «Счастие Жуковского» — назначение ему пенсии. Под тремя звездочками, по предположению Л. Н. Майкова, «вероятно нужно разуметь А. М. Пушкина, который смеялся над стихотворством Василия Львовича, а сам преусердно писал стихи».

Гнедичу от начала июля 1817 г. (стр. 419). Впервые опубликовано по подлиннику в «Русской старине» (1883., т. XXXIX, стр. 241—243), текст которой воспроизводим. Письмо написано Батюшковым в разгар работы по печатанию Гнедичем второго, стихотворного, тома «Опытов». В начале письма речь идет о поправках к элегии «Умирающий Тасс». Тщательное обсуждение их показывает, что Батюшков, на словах давая Гнедичу право «поправлять, марать» и, вообще, делать с его стихами всё, что он ни захочет, на деле относился весьма ревниво ко всяким посягательствам на их текст. Послание к Муравьеву Гнедич, по желанию Батюшкова, вставил, как мы указывали, в уже отпечатанный второй том «Опытов», вырезав взамен некоторые другие стихи. «Черное» — в значении «черновое». «Университетское общество губителей словесности» — «Общество любителей российской словесности». «Иван Матвеевич» — И. М. Муравьев-Апостол. «Глазунов, Матушкин, Бабушкин» и т. д. — московские книгопродавцы. «Где игры первых лет» — автоцитата из «Певца в Беседе любителей русской словесности». Стих Катенина из его баллады «Ольга» приводится Батюшковым по памяти и с ошибкой (на самом деле: «Скорбь терпи, хоть сердцу больно»). «Домосед» — стихотворение Батюшкова «Странствователь и домосед». В письме Батюшкова к Гнедичу от этого же приблизительно времени

602

(конец декабря 1816 г. — начало января 1817 г.) из деревни, начинающемся словами: «Замерзлыми от стужи перстами пишу тебе несколько слов...» и несколькими строками ниже: «более писать не могу», имеется следующая стихотворная шутка:

От стужи весь дрожу,
Хоть у камина я сижу.
Под шубою лежу
И на огонь гляжу.
Но все как лист дрожу,
Подобен весь ежу.
Теплом я дорожу,
А в холоде брожу;
И чуть стихами ржу —

и приписка «По такой стуже лучше писать не умею» (опубликовано в приложении к «Отчету Публичной библиотеки за 1895 г.», Спб. 1890. «Из собрания автографов Публичной библиотеки, стр. 18—19, выверено нами по подлиннику).

Вяземскому от 22 июля 1817 г. (стр. 422). Впервые опубликовано в Майковском издании. Печатаем по подлиннику (Арх. феод.-крепостн. эпохи ЦАУ), исправляя ряд неточностей Майковского издания. «История» с Вяземским, с обсуждения которой Батюшков начинает свое письмо, — бурная влюбленность в его жену, Веру Федоровну Вяземскую, С. М. Соковнина, страдавшего психическим заболеванием. В припадке последнего, встретившись однажды с В. Ф. Вяземской во время прогулки ее по Никитскому бульвару в Москве, он при всех упал перед ней на колени и стал объясняться в любви. Позднее, когда случай этот потерял для заинтересованных лиц (в частности, для П. А. Вяземского) свою остроту, Батюшков неоднократно подшучивал над ним. Так в одном из неопубликованных писем к Вяземскому (Арх. феод.-крепостн. эпохи ЦАУ), прося передать привет его жене, он пишет: «Целую прах ног ее сиятельства с истинным благоговением, страхом, но без надежды — Батюшков-Соковнин». Как мы видели, подшучивает он над ним и в своем послании к «Астафьическому мудрецу». «Оба клуба» — английские клубы в Москве и Петербурге. «Моя проза» — первый прозаический том собрания сочинений Батюшкова «Опыты в стихах и прозе», только что вышедший в это время из печати. «Вестник» — «Вестник Европы». «Труды любителей» — «Труды Общества любителей российской словесности при Московском университете». От поэмы «Русалка» сохранился только набросок плана (беловой автограф на 4 листках с незначительными поправками), который имеется в Арх. феод.-крепостн. эпохи ЦАУ, ф. 195, кар. 17 (16), № 396, среди бумаг Остафьевского архива. Трудно сказать, был ли он приложен Батюшковым к настоящему письму или, что вернее (за что говорит совсем другая бумага и почерк), попал к Вяземскому

603

позднее; неизвестно и то, как отнесся последний к замыслу своего друга. Скорее всего дальше плана дело и не пошло. Приводим его по подлиннику, исправляя ряд ошибок Майковского издания, в частности, неправильное написание имени днепровской русалки: у Батюшкова во всех случаях (кроме одного) «Лида», а не «Лада». Слова, зачеркнутые Батюшковым, даем в прямых скобках:

РУСАЛКА

Песнь первая

Добрыня и сын его, юный Озар, обреченный дочери Оскольдовой, сопутники Оскольда, спешат настигнуть воинство его, идущее по Днепру в окрестностях Киева, воевать Царьград. Радость молодого Озара, в первый раз препоясанного мечом. Задумчивость Добрыни. Они сбиваются с пути. Буря. Находят пристанище у старца, древнего волхва. Он предсказывает Добрыне славное потомство, если спасет сына своего от очарований Лиды, днепровской русалки. Нетерпение Озара. Они настигают воинство, расположенное на берегах Днепра, при шумных порогах. Пиршество воинское. Песни. Озар, утомленный трудами, засыпает: ему является во сне Лида во всей красоте; встревоженный, просыпается, призывает на помощь [образ] имя невесты своей, но образ Лиды глубоко запечатлевается в его сердце.

Песнь вторая

Задумчивый Озар последует войску. Добрыня расстается с сыном и идет по повелению Оскольда отражать племена Булгаров. Советы его сыну. Юноша клянется повиноваться ему. Между тем Лида, неприятельница волхва, желает заманить в свои сети его правнука. Является в виде лани перед войском. Юноши, товарищи Оскольда, покидают ладьи, садятся на коней и скачут за ланью. Их опережает Озар. Он забывает совет волхва не переступать за цветочные цепи в лесу. Скачет за ланью. Преследует ее напрасно до самых берегов Днепра. Усталый засыпает. Русалки опутывают его цепями.

Песнь третья

Он просыпается в царстве Лиды. Кристальные чертоги ее. Описание жизни русалок. Веселость. Их ночные празднества и жертвы Ладе. Любовь Лиды. Озар счастлив. [Но войско возвращается с победою.]

Песнь четвертая

Но войско возвращается с победою. Озар слышит голоса товарищей, видит их сквозь тонкую влагу. Его отчаяние. Между тем Добрыня прибегает к волхву. Его чародейства. Они шествуют по Днепру ночью. Лунное сияние. Озар вырывается из рук Лиды. Ее отчаяние.

В это же время, будучи в деревне, Батюшков набросал в своей записной книжке «Чужое: мое сокровище!» и план задуманного им и также

604

не осуществленного «курса словесности русской». В виду большого интереса, который представляет этот план, являющийся первой попыткой написания систематического курса по истории русской литературы, приводим его целиком (по подлиннику в Рукоп. отд. Ленинградской Публичной библиотеки):

«Выслушайте меня, бога ради! Я намекну вам только, каким образом можно составить книгу приятную и полезную. Удивляюсь, что ни один из наших литераторов не принялся за подобный труд. Вот план en grand:

Говорить об одной русской словесности, не начиная с Лединых яиц, не излагая новых теорий, но говорить просто, как можно приятнее и яснее для людей светских, и предполагая, что читатели имеют обширные сведения в иностранной литературе, но своей собственной не знают; показать им ее рождение, ход, сходство и разницу ее от других литератур, все эпохи ее и, наконец, довести до времен наших. Дайте форму, какую вздумаете, но вот изложение материй:

1) О славенском языке. Опять не начинать от Сима, Хама и Афета, а с Библии, которую мы по привычке зовем славенскою. О русском языке.

2) О языке, во времена некоторых князей и царей. Влияние (пагубное) татар.

3) О языке во времена Петра I. Проповедники. Переводы иностранных книг по именному указу.

4) Тредьяковский и его товарищи. Путешественники и ученые.

5) и 6) Кантемир — статья интересная. Академия наук. Ученые иностранцы. Борьба старых нравов с новыми, старого языка с новым. Влияние искусств, наук, роскоши, двора и женщин на язык и литературу.

7) Ломоносов.

8) Сумароков.

9) Современные им писатели.

10) Фон-Визин. Образование прозы.

11) Болтин, Елагин, историки, переводчики.

12) Обозрение журналов. Влияние их. Участие Екатерины в издании «Собеседника». Придворный театр. Господствование французской словесности и вольтерианизм. Желание воскресить старинный язык русский. Несообразности.

13) Петров. Майков.

14) Державин: «Он памятник себе воздвиг чудесный, вечный».

15) Подражатели его. Взгляд на словесность вообще. Успехи. Недостатки.

16) Богданович. Влияние его.

17) Херасков. Проза его и стихи.

18) Карамзин. Ход его. Влияние на язык вообще.

19) Дмитриев. Характер его дарования, красивость и точность. Он то же делает у нас, что Буало или Попе у себя.

605

20) Подражатели их.

21) Княжнин. Взгляд на театр вообще. Княжнина комедия и трагедия. Может быть климат и конституция не позволяют нам иметь своего национального театра.

22) Озеров.

23) Хемницер. Крылов. Жуковской.

24) Муравьев. Книги его изданы недавно; он первый говорил о морали. Он выше своего времени и духом, и сведениями.

25) Бобров. Мерзляков. Востоков, Воейков. Переводы Кострова и Гнедича. Пушкин. Вяземской. Сумароков, Панкратий. Нелединский. Взгляд на издание Жуковского и потом Кавелина. Замечание на письма И. М. [Муравьева-Апостола] из Нижнего.

26) Шишков. Его мнения. Он прав, он виноват. Его противники: Макаров, Дашков, Никольской.

27) Обозрение словесности с тех пор, как Карамзин оставил «Вестник». Труды Каченовского.

28) Статьи интересные о некоторых писателях, как-то: Радищев, Пнин, Беницкий, Колычев.

Словесность надлежит разделить на эпохи: 1) Ломоносова, 2) Фон-Визина, 3) Державина, 4) Карамзина, 5) до времен наших. Сии эпохи должны быть ясными точками, потом не должно из виду упускать действие иностранных языков на наш язык. Переводы ученых с греческого и латинского. Что заняли мы у Французов и какое действие имели переводы романов Вольтера и пр.

Новикова труды. Влияние новорожденной немецкой словесности и отчасти английской. В чем мы успели? Почему лирический род процветал и должен погаснуть? Что всего свойственнее русским? Богатство и бедность языка. Может ли процветать язык без философии и почему может, но недолго? Влияние церковного языка на гражданский и гражданского на духовное красноречие. Все сии вопросы требуют ясного разрешения и должны быть размещены по приличным местам.

Должно представить картину нравов при Петре, Елисавете и Екатерине: до Ломоносова, при нем, при Державине, при Карамзине. Пустословить на кафедре по следам Баттё и Буттервека легко, но какая польза? Здесь надобно говорить дело, просто, свободно, приятно».

Любопытно отметить, что в графе, посвященной Ломоносову, нарисовано солнце в лучах, что лишний раз свидетельствует о том исключительном значении, которое Батюшков придавал ему в развитии русской литературы.

А. И. Тургеневу от 24 марта 1819 г. (стр. 424). Впервые опубликовано в «Памятнике отечественных муз» на 1827 г.; оттуда введено в собрания сочинений 1834 и 1850 гг. Воспроизводим первопечатный текст. Место из письма, содержащее описание особых географических и климатических условий Неаполя, начиная от слов: «Прелестная земля» и кончая

606

словами «и самый воздух, в котором таится смерть, благовонен и сладок!», явно отразилось на стихотворении Тютчева «Mal’aria». «Великий князь» — Михаил Павлович; «Пушкин» — А. С. Пушкин; его поэма — «Руслан и Людмила». Карамзин был выбран в 1818 г. в Российскую академию, где и произнес 5 декабря 1818 г. вступительную речь.

Карамзину от 24 мая 1819 г. (стр. 427). Впервые опубликовано М. П. Погодиным, повидимому, имевшим в руках подлинник, в сборнике «Утро» в 1866 г. (стр. 187), откуда его и перепечатываем. Карамзин ответил Батюшкову 20 октября 1819 г., выражая надежду, что плодом его итальянских впечатлений «будет милое дитя с венком лавровым для родителя: поэма какой не бывало на святой Руси» (см. Сочинения Карамзина, изд. Смирдина, Спб. 1848, т. III, стр. 700—702). «Катерина Андреевна» — жена Карамзина.

Гнедичу от 21 июля (3 августа) 1821 г. (стр. 429). Впервые опубликовано в «Русской старине» 1883, т. XXXIX, стр. 246—248, текст которой и воспроизводим. Письмо написано Батюшковым из Германии, из Теплица, куда он приехал из Италии брать ванны, и носит на себе явные признаки душевного заболевания. Поводом к нему послужило опубликование в «Сыне отечества» (1821, ч. 68, стр. 8) следующего стихотворения под названием «Б.......в из Рима (элегия)».

Напрасно — ветреный поэт —
Я вас покинул, други,
Забыв утехи юных лет

И милые заслуги!

Напрасно из страны отцов

Летел мечтой крылатой

В отчизну пламенных певцов

Петрарки и Торквато!

Напрасно по лугам брожу

Авзонии прелестной

И в сердце радости бужу,
Смотря на свод небесной!

Ах, неба чуждого красы

Для странника не милы;
Не веселы забав часы

И радости унылы!

Я слышу нежный звук речей

И милые приветы;

Я вижу голубых очей

Знакомые обеты:

Напрасно нега и любовь

Сулят мне упоенья —

607

Хладеет пламенная кровь

И вянут наслажденья.

Веселья и любви певец,

Я позабыл забавы;

Я снял свой миртовый венец

И дни влачу без славы.

Порой, на Тибр склонивши взор,

Иль встретив Капитолий,

Я слышу дружеский укор,

Стыжусь забвенной доли...

Забьется сердце для войны,

Для прежней славной жизни,

И я из дальней стороны

Лечу в края отчизны!

Когда я возвращуся к вам,

Отечески пенаты,

И, снова жрец ваш, фимиам

Зажгу средь низкой хаты?

Храните меч забвенный мой

С цевницей одинокой!

Я весь дышу еще войной

И жизнию высокой.

А вы, о милые друзья,

Простите ли поэта?

Он видит чуждые поля

И бродит без привета.

Как петь ему в стране чужой?

Узрит поля родные —

И тронет в радости немой

Он струны золотые.

Стихотворение это было написано П. А. Плетневым, но в журнале появилось (вследствие уловки соиздателя «Сына отечества» А. Ф. Воейкова, объявившего незадолго до того, что Батюшков «будет украшать журнал своими стихами») без подписи, вследствие чего многие, в том числе Карамзин, приняли его за стихи самого Батюшкова. Одновременно Батюшков узнал о самовольном опубликовании в том же «Сыне отечества» его Эпитафии на гроб младенцу (см. примечание к этому стихотворению на стр. 544). Оба эти случая больной Батюшков воспринял как «злость и лукавое недоброжелательство» со стороны воображаемых врагов, желавших повредить ему в глазах «начальства» и «обожаемого монарха». Совершенно не помышлявший об этом Плетнев, восторженно относившийся к таланту Батюшкова, пытался поправить свою невольную вину перед поэтом, почти сейчас же опубликовав в том же «Сыне отечества» (1821, ч. 70, № 24, стр. 177) хвалебное стихотворение

608

«К портрету Батюшкова», воспринятое последним как новая обида, вследствие чего он вскоре обратился к Гнедичу с новым письмом (от 14/26 августа 1821 г., см. Соч. под ред. Майкова, т. III, стр. 569—571), в котором захватившая его бредовая идея о кознях врагов, явно расхваливающих его, а втайне ищущих его погибели, выступает с еще бо̀льшей резкостью: «...не нахожу выражений для моего негодования: оно умрет в моем сердце, когда я умру. Но удар нанесен. Вот следствие: я отныне писать ничего не буду и сдержу слово. Может быть, во мне была искра таланта. Может быть, я мог бы со временем написать что-нибудь достойное публики, скажу с позволительною гордостию достойное и меня, ибо мне 33 года, и шесть лет молчания меня сделали не бессмысленнее, но зрелее. Сделалось иначе».

«Буду бесчестным человеком, если когда что-нибудь напечатаю с моим именем», заканчивает он это письмо: «Этого мало: обруганный хвалами, решился не возвращаться в Россию, ибо страшусь людей, которые, невзирая на то, что я проливал мою кровь на поле чести... вредят мне заочно столь недостойным и низким средством».

Гнедич, видимо получивший уже к тому времени сведения о тяжелом душевном состоянии Батюшкова, не дал хода его официальному обращению к издателям «Сына отечества», и оно в печати так и не появилось.