209

КОММЕНТАРИЙ

Жизнеописание Аввакума

К стр. 139

отец ему духовной. — В древней Руси духовным отцом или духовником назывался исповедник, т. е. «белый» приходской священник или монах, обладающий правом совершения тайной исповеди, отпущения грехов и наложения за них наказаний (епитимий). Выбор духовного отца был личным делом каждого христианина. Духовный отец был полновластным нравственным руководителем своих духовных детей; он также своей подписью скреплял различные документы, в том числе духовные завещания, которые только после этого получали юридическую силу. Поэтому «понуждение» Аввакума к описанию своей жизни Епифанием, его духовным отцом, имело значение авторитетной для современников нравственной мотивировки. Ранее духовником Аввакума был Иван Неронов (см. стр. 220).

Всесвятая троице... и языком... — Это молитва, которая читается в начале Псалтыри. К ее тексту Аввакум относится свободно, исключая из него в трех местах те части фраз, которые наставляют молящегося к чтению псалмов: «...кончати делы благими бого-духновенныя сия книги, яже святый дух усты Давыдовы отрыгну, их же ныне хощу глаголати...», «...и утверди сердце мое не о глаголании устен стужати си, но о разуме глаголемых веселитися, и приготовится на творение добрых дел, яже учюся и глаголю, да добрыми делы просвещен...», «...и языком воспою...» (подчеркнутое исключено Аввакумом). Таким образом, содержание молитвы, безусловно, хорошо известной современникам Аввакума, меняет свое назначение: под «делами благими», которыми по молитве надлежит закончить чтение псалмов, Аввакум подразумевает здесь историю своей жизни, «яже ныне хощу глаголати...» (Псалтырь, М., 1650, л. 17—17 об.).

...Дионисия Ареопагита. — По преданию, ученик апостола Павла, первый епископ в Афинах (Деяния апостолов, 17, 34). В средние века Дионисию приписывались обширные богословские сочинения (четыре книги и десять посланий), составленные в действительности в конце V — начале VI в. в Сирии неизвестным по имени писателем, испытавшим влияние философии неоплатоника Прокла (ум. 485 г.). Эти сочинения носят следы древних мистерий, отличаются мистицизмом и символическим истолкованием богослужения. Они были сопровождены толкованиями Максима исповедника (ум. 662 г.), оказали большое влияние на византийскую литературу и пользовались авторитетом как в восточных, так и западных христианских странах. Перевод сочинений Псевдо-Дионисия с греческого на церковнославянский язык был закончен в 1371 г. Исайей из Афона, видимо, болгарином. Митрополит Киприан привез на Русь копию перевода, собственноручно им сделанную. Восходящие к этому переводу списки сочинений Псевдо-Дионисия распространялись на Руси до XVIII в. В XVI в. эти сочинения были включены митрополитом Макарием в великие Минеи Четьи (на 3 октября). Новый перевод Псевдо-Дионисия с

210

греческого языка на церковнославянский был сделан в Москве в 1675 г. Евфимием (см. стр. 280). В XVII в. на Руси никто не сомневался в принадлежности этих сочинений легендарному Дионисию Ареопагиту.

О божественных именех. — Название второй книги Псевдо-Дионисия. Аввакум исходит из отвлеченных рассуждений этой книги о многоразличности внешних наименований бога (см. ВМЧ, 399—400) при неизъяснимости его существа, но он вносит конкретное разграничение: четыре имени «истинные» и «сущие», т. е. точно определяющие бога, остальные же имена — «похвальные» или «виновные», т. е. подобающие при упоминании божества.

непостоянен. — Этот эпитет (отсутствующий у Псевдо-Дионисия), обычно понимался так: «против которого никто не может стояти» (Берында, л. 141); «...устоять неможно» (Алексеев, 194), ср. псалом: «Господи, кто постоит...» (129, 3). Аввакум вносит свое толкование: «и непостоянен бог в едином месте» (653), «Понеже божество непостоянно глаголется, яко ни возлежит, ни седит, ни места требует» (604, Паскаль, 67, 3).

...Дионисия о истинне. — Ср. у Псевдо-Дионисия: «Себе бо отвержение испадение истины есть; истина же суще есть, и истины испадение сущаго испадение есть. Аще убо истина сущее есть, отвержение же истины сущаго испадение, от сущаго испасти бог не может... и еже не быти несть (т. е. не существующего нет. — А. Р.) якоже убо кто речет еже не мощи не может...» (ВМЧ, 562, 564).

Лучше бы им... не глаголати господа... нежели истиннаго отсекати... — Такая же мысль была высказана в полемическом «Ответе православных», написанном Федором при участии Аввакума и др. пустозерских узников (1669): «Отраднее бы им и лучше господа не положити в символе, нежели истиннаго изметати, но не буди то от нас» (Хлудов, л. 16).

в духа святаго, господа, истиннаго и животворящаго... — Текст восьмого члена символа веры (формулы основных понятий православия) на Руси писался по-разному. Слово «господь» в древнегреческом языке было и существительным («господь», «господин») и прилагательным («господственный»). При переводе символа веры на церковнославянский язык в одних случаях оно было прочтено как существительное («господь»), в других, ошибочно, как прилагательное («господственного» или еще менее точно — «истинного»). «Стоглав» (1551) отметил эти колебания: «Глаголется и в духа святаго истиннаго и животворящаго ино то гораздо; неции же глаголют и в духа святаго господа истиннаго ино то не гораздо. Едино глаголати или господа или истиннаго» (94). В практике печатных книг первой половины XVII в. правильный перевод был объединен с неправильным («господа истиннаго»). Решив исправить символ веры по греческому образцу, Никон (см. стр. 213) извлек из книгохранилища подлинный греческий текст деяний константинопольского собора 1592 г., созванного по случаю учреждения в России патриаршества. Перевод символа веры из этого текста был представлен Никоном на церковный собор 1654 г. и утвержден. Новая редакция символа веры отличалась от принятой в русских старопечатных книгах следующими деталями: слово «истиннаго» отсутствовало, вместо «его же царствию несть конца» писалось «его же... не будет конца», вместо «рождена, а не сотворенна» — «рождена, не сотворенна», «и во едину... церковь» — «во едину... церковь». Устранению слова «истиннаго» раскольники придавали большое значение. Авраамий (см. стр. 275) писал: «и сим они нарушением не токмо всею церковию возмутиша, но и всею тварею, небом и землею потрясоша, извержением истиннаго из символа» (VII, 277). По мнению Никиты Пустосвята, Никон напечатал новую редакцию символа

211

веры «с хромых символов писаных книг и ревнуючи римскому папежу» (IV, 124). Требуя от царя восстановления прежней формулы, вожди раскола механически приводили огромное количество ссылок на форму изложения символа веры в сочинениях церковных авторитетов (напр., в «Ответе православных», л. 8—16). Аввакум самостоятельно составил философскую аргументацию в пользу данной формулы, для чего привлек, видимо, имевшийся у него или присланный ему уже после написания «Ответа православных» сборник сочинений Псевдо-Дионисия.

Тешит нас Дионисий... сице пишет... — Последующее рассуждение принадлежит не Псевдо-Дионисию, а комментатору его сочинений Максиму Исповеднику, который пишет: «Разумны же и въистину христиан, занеже истиною разумев Христа и темь богоразумие (богопознание. — А. Р.) стяжав, единьственый глаголю истиный разум...» (ВМЧ, 557). Аввакум упрощает это рассуждение. Ссылка на авторитет Дионисия должна была укрепить в глазах читателей создаваемое Аввакумом представление о нем самом и о его сторонниках как «истинных христианах», готовых стоять «даже до смерти» за свои убеждения.

К стр. 140

Ищитати беги небесныя. — Наблюдать движение светил; «Беги небесные» — название рукописного астрономического сборника первой половины XVIII в., заглавие его — «Беги небесные, о движении и течении двою великих светил небесных солнца и луны и других пяти планет...» (ГБЛ, № 1577).

вся сия... яко уметы. — Из послания Павла к филиппийцам. «И вменяю вся уметы быти, да Христа приобрящу» (3, 8), уметы — грязь, навоз. Это сравнение было распространенным в среде раскола. Феоктист писал боярыне Морозовой: «Мужайся о благих.., а я ж... наветы и ловления, яко уметы вменяя... диавола победи» (I, 309).

К Тимофею пишет... дитя... — По преданию, Тимофей — ученик апостола Павла, ефесский епископ. В книге Псевдо-Дионисия есть сообщение о переписке Тимофея и Дионисия по вопросу о естественнонаучных представлениях: «Иже в Ефесе любопремудрьци вопрошаху святаго Тимофея о некоих вещах, а наипаче от внешней премудрости. Святый же Тимофей... въпрашаше святаго Дионисия о сих...» (ВМЧ, 271). Дионисий действительно обращается к Тимофею так: «Ты же, о дете, ...» (ВМЧ, 296). Он адресует к Тимофею свои книги, но приводимого Аввакумом ответа на вопрос Тимофея в них нет. В «Книге бесед» Аввакума есть специальное рассуждение «О внешней мудрости» (288—289).

Чти Апостол, 275. — «Апостол» — книга, содержащая так называемые деяния апостолов и их послания. «Апостол» читался в церкви и разделялся соответственно по дням недели на «зачала» и главы. Цифра 275 — это обозначенный Аввакумом номер «зачала», содержащего отрывок «погибающий... о неправде» (2-е послание Павла фессалоникийцам, 2, 10—12).

Дионисий... со учеником своим... в Солнечнем граде. — Солнечный град — славянский перевод греческого названия Гелиополь — один из крупных городов древнего Египта (в 31 км сев. Каира); в нем с древнейших времен было положено начало религии солнечного монотеизма, сделавшейся в эпоху Нового царства общегосударственным культом Амона-Ра, который в некоторых чертах приближался к религии Ветхого завета. В народных легендах Амон-Ра представлялся как бог света, сокрушивший духа тьмы, сотворивший мир, богов и людей. Существовали легенды и о якобы вознесшемся на небо «илиопольском старце» (Франк-Каменецкий, I, 14, 18). Видимо, эти легенды повлияли на данные рассуждения ранних христианских философов. В послании к Поликарпу от

212

лица Дионисия говорится о том, как Дионисий со своим учеником Аполофаном наблюдал в Египте в Солнечном граде чудесное затмение солнца, происходившее по преданию (Лука, 23, 44) во время распятия Христа. Особый характер этого затмения был в том, что оно происходило будто бы «не по естеству»: «От въсток бо пришедши луне подътече солнце и затвори весь круг его» (ВМЧ, 273—274), а затем «вспять бо оттече», т. е. луна опять вернулась на восток (в действительности лунная тень, закрывающая солнце, всегда скользит по земной поверхности с запада на восток).

солнце во тму преложися... черным видом. — Эти образы восходят к библейской традиции: «солнце и месяц померкнета и звезды угасят свет свой», «солнце обратится во тму и месяц в кровь» (Иоиль, 2, 10, 31; Библия, М., 1663).

Сей Дионисий... бысть в недоумении. — Эпизод основан на «Житии» Дионисия Ареопагита: пошел Дионисий с «другом своим» Аполофаном «в Египет к Елиополу» и там, когда Христос был распят, «солнце пред естство светлость в тму преложи... Видев сие, Дионисий в забытие прииде... и рече: «Или бог сотворитель света страждет, или свет западеся». То рече духом святым, чого жадным умом поняти не мог...» (Франко 226).

есть на небеси пять звезд заблудных... закрывает солнце. — Астрологическая теория, толкующая о прямом и попятном движении пяти известных в древности планет по зодиаку и о совмещении их путей с солнцем. К ним неправомерно присоединяется луна, пять звезд превращаются в пять лун, при помощи которых делается попытка символически истолковать солнечное затмение.

солнце затмилось в 162 году... перед Петровым днем недели за две... — Это сокращенное написание, полностью следует — в 7162 г., по древнерусскому летоисчислению; в переводе на современное — 1654 г. затмение солнца (полное) было в среду 2 (нов. ст. 12) августа 1654 г., оно имело в Смоленске наибольшую фазу в 11 ч. 49 м. Аввакум допускает две ошибки: затмение было «недели за две» не перед Петровым днем, а перед Успением (15 авг.); оно было не «перед мором», а уже во время эпидемии чумы, которая началась в Москве в июле 1654 г. Аввакум писал автобиографию примерно через 20 лет после этих событий, когда их подробности могли забыться. Он группирует факты таким образом, чтобы затмение солнца в качестве небесного «знамения» предшествовало чуме, а оба эти события являлись как бы следствием никоновской реформы.

от запада луна подтекала. По Дионисию... — У Псевдо-Дионисия этой астрологической теории нет. Она как раз прямо противоположна приведенным выше представлениям о чудесном затмении солнца. В отличие от Дионисия Аввакум утверждает, что движение луны с запада (единственно реальное) является зловещим знамением, а движение ее с востока (невозможное) ему представляется «по обычаю». Такое изменение взгляда Дионисия, при оставшейся ссылке на его авторитет, понадобилось Аввакуму для того, чтобы символически истолковать два солнечных затмения, имевших место в его время. Аввакум не мог прямо приложить к толкованиям этих затмений описание Дионисия, так как оно противоречило бы реальным наблюдениям современников и оказалось бы неправдоподобным.

Симеон,— Архиепископ сибирский и тобольский (с 1651 г.), в прошлом земляк Аввакума, постриженник хорошо известного Аввакуму Макарьевского желтоводского монастыря. Симеон сочувственно относился к сосланным в Тобольск (в разное время) Аввакуму и Лазарю (см. стр. 281). Он выехал из Тобольска в Москву (22 января 1654 г.) для участия в церковном соборе по исправлению богослужебных книг и обрядов (март или апрель 1654 г.). Затмение солнца застало его, когда он выехал из Москвы в связи с начавшейся уже эпидемией чумы. Возможно, что Симеон заезжал в излюбленный им

213

Макарьевский монастырь на Волге. В Тобольск Симеон вернулся в декабре 1654 г., когда и мог поделиться там с Аввакумом своими впечатлениями о затмении солнца.

Никон (1605—1681). — Патриарх московский, земляк Аввакума, крестьянский сын Никита из села Вельдеманова. На вопрос: — «какова ты роду?» — юный Никита отвечал: — «простолюдин есть» (Шушерин, 3—4). По Аввакуму он «детинка-бродяга был, и у Макария Желтовоцка (в монастыре) поводился в крылосе» (463). «Я Никона знаю, — писал Аввакум впоследствии, — не далеко от моей родины (в другом месте — «верст с пятнадцать», 463) родился... в деревне; отец у него черемисин, а мати русалка (в другом месте у Аввакума: «одва не татарка ли его... родила», 463), Минка да Манька (Мариам — по Шушерину. — А. Р.), а он, Никитка, колдун учинился, да баб блудить научился, да в Желтоводие с книгою поводился, да выше, да выше, да и к чертям попал в атаманы» (894). Сделав удивительную для своего времени карьеру — от крестьянина до патриарха, — Никон стал «собинным другом» царя Алексея и, подчинив его своему влиянию, провел ряд церковных реформ (1653—1656 гг.). Связывая эти реформы с эпидемией чумы, Аввакум опирался на распространенное народное мнение. Перед самым «мором» Никон предпринял уничтожение икон «латинского» письма, публично издеваясь над ними (выкалывал на изображениях глаза и т. п.). Когда начался «мор» и Никон уже выехал из Москвы с царицей и всей царской семьей (царь был в польском военном походе), в столице поднялось против него и Арсения Грека (см. стр. 289) народное восстание (25 августа 1654 г.), патриарха хотели убить, усматривая в его «иконоборчестве» причину «мора». Деятельные меры Никона против «мора» тоже вызывали осуждение. Федор (см. стр. 268) писал, что Никон «оставя овцы христова стада и начат бегати от божия суда по лесам... и по монастырям крыяся, и царицу и чады с собою водя... не на бога уповая... А он, отступник, волхвуя тогда, древеса собирая, мозжевель, и по странам пути полагати повеле и зажигати, и сквозе той огнь сам богоотступник проходя и всех людей окуряя..., к болящим не повеле священником ходити и святых тайн не сподобляти, а сам многих в селех людей... в храминах заваливая, а иных заваливши огнем сожигая и живых...» (VI, 294).

бог излиял фиял гнева... на Рускую землю. — Ср. в Апокалипсисе: «...и излийте седмь фиал ярости божия на землю» (16, 1). Так же осмыслял «мор» и Федор: «Тогда же господь бог гнев свой излия на Рускую землю, посла смертоносную язву на человеки» (VI, 294).

зело мор велик был. — Чума в Москве и ряде других городов свирепствовала с июля по декабрь 1654 г., в Москве от чумы погибло до 150 тыс. человек, т. е. более половины москвичей.

минув годов с четырнатцеть... солнцу затмение было. — Это затмение солнца (кольцеобразно-полное) было 22 июня (нов. ст. 2 июля) 1666 г., в пятницу и в Петров пост, который в данном году длился с 11 по 29 июня. Оно произошло через 12, а не через 14 лет после первого затмения, описанного Аввакумом.

и протопопа Аввакума. — Аввакум нередко писал о себе в третьем лице даже в письмах: «а протопоп Аввакум... ево (Никона, — А. Р.) не боится» (Первая челобитная царю, 728).

и на Угреше в темницу, проклинав, бросили. — Аввакум был лишен сана и предан проклятию решением церковного собора 13 мая 1666 г. в кремлевском Успенском соборе, а затем повелением царя с 15 мая заключен в Никольском монастыре на Угреше под Москвой, после чего и было затмение. Эта хронология событий дала возможность Аввакуму истолковать затмение солнца как «гнев божий» по поводу осуждения его самого и его товарищей. Аввакум отмечает и час, когда было затмение («в час шестый тма бысть»). По

214

астрономическим данным в Смоленске фаза этого затмения была в 9 ч. 12 м. утра, следовательно, в Москве — около этого же времени (Святский, 56—57). По древнерусскому счислению времени это было около 7 часов (Прозоровский, 192). Начало затмения (на исходе 6 часа) совпало с началом литургии в церквах и могло напомнить современникам о евангельском описании затмения в момент распятия Христа: «от шестаго же часа тма бысть» (Матфей, 27, 45). Такое совпадение позволило Аввакуму эффектно использовать применительно к своему случаю эту форму описания евангельского затмения.

день века. — По христианским представлениям день конца света и страшного суда. Такую же отсылку к страшному суду делал Иван Неронов (см. стр. 220), ходатайствовавший в 1664 г. за Аввакума перед царем: «И ту, государь, неправду властелинскую разсудит общий всех нас праведный судия в день своего пришествия, что они изгоняют и мучат, яко злодея, и осудили ево (Аввакума. — А. Р.) в Пусто-озеро...» (I, 200).

при Исусе Наввине... Чти книгу Дионисиеву... — По библейской легенде Иисус Навин, преемник Моисея и полководец, разбил войска аморрейских царей у города Гаваона. При этом по его молитве бог будто бы остановил солнце и луну почти на целый день, пока не была одержана победа над врагами (книга Иисуса Навина, 10, 12—13). Подробности, сообщаемые Аввакумом («ста Исус крестообразно», «возвратилося солнце к востоку»), отсутствуют в Библии, а также у Псевдо-Дионисия и его комментатора Максима исповедника, который упоминает только «великие знамения на небеси, еже при Исусе Навине, и при Езекии другое, и при Христе третие...» (ВМЧ, 744); стилистически здесь подражание канону в службе Игнатию Богоносцу: «Крестообразно моисеовыма рукама амаликову силу в пустыни победил...» (Минея служебная, М., 1644, л. 450).

К стр. 141

И при Езекии... — По преданию Езекия, царь иудейский, тяжело заболев, попросил у пророка Исайи в качестве знамения того, что он будет исцелен, сделать так, чтобы тень возвратилась назад на десять ступеней. По молитве Исайи это будто бы и совершилось (IV книга Царств, 20, 8—11).

Он же Дионисий пишет о небесных силах... — в книге «О небесном священноначалии» Псевдо-Дионисий дает описание трех божественных триад (главы 6—9), которое сводится к следующему: «Знаменай, яко сии суть троичьстии чини умных сил. Первая троица — престоли, таже херувим, и потом серафим. Вторая троица — господьствия, силы, власти, сия и средняа глаголются. Третья троица — начала, архангели, ангели, обще же именем — вси ангели» (ВМЧ, 333). У Аввакума «силы» второй троицы и «начала» третьей переставлены местами.

благословенна слава от места господня. — «И слышах глас... благословенна слава господня от места его» (Книга Иезекииля, 3, 12).

По алфавиту, аль— отцу, иль— сыну, уйя— духу святому. — В «Деяниях» собора 1666—1667 гг. приводится такое же толкование аллилуй Германа, патриарха константинопольского (VIII в.): «Алл — отец, ил — сын, уиа — дух святый, сиречь: слава отцу, слава сыну, слава духу святому» (II, 277). Аввакумом здесь это толкование почерпнуто из «Алфавита» (древнерусского сборника словарно-энциклопедического характера), в котором был раздел «О аллилуйи» (ГИМ, собр. А. С. Уварова № 503, л. 63 об.).

Григорий Ниский. — Епископ г. Ниссы (ум. в 394 г.); боролся с ересью ариан, написал ряд догматических и экзегетических сочинений.

Василий Великий (329—378). — Один из «отцов церкви», старший брат Григория Нисского, епископ Кесарии Капподокийской, борец с арианством, основатель капподокииского

215

монашества, автор многочисленных сочинении, которому приписывалось также составление одной из двух литургий.

К стр. 142

у Дионисия. — В толкованиях на Псевдо-Дионисия Максим Исповедник, объясняя его выражение «хвалу божию являти», только упоминает об аллилуйи (ВМЧ, 677). Ни у него, ни у Псевдо-Дионисия нет суждений о том, как именно следует возглашать аллилуйю.

поют: свят... славы его! — возглас «серафимов», восходит к библейской традиции: книга пророка Исайи (6, 3); повторяется у Псевдо-Дионисия (ВМЧ, 324).

богородица протолковала о аллилуйи... Василию... — Молитвенный возглас «аллилуйя» перешел вместе с книгою псалмов из еврейского богослужения в христианское. Славянское написание «аллилуйя» (т. е. — славьте бога) взято с греческого. Вопрос о том, как следует возглашать «аллилуйю» — дважды или трижды — вызвал споры в Пскове еще в XV в. Евфросин Псковский (ум. в 1481 г.) долгие годы боролся с псковским духовенством за «сугубую» (двойную) аллилуйю, получив в этом, по преданию, непосредственную поддержку константинопольского патриарха, к которому он ходил для разрешения спора. В «Житии» Евфросина Псковского, написанном между 1505 и 1510 гг. неизвестным автором и обработанном в 1547 г. священником Василием, автор (первый) рассказывает о том, как к нему явилась во сне богородица и произнесла речь, согласно которой «дважды да глаголется... аллилуиа», а тройная аллилуйя есть «латынское» (т. е. католическое) безверие» (ПСРЛ — ы, IV, 104—6). Такого же мнения держался Максим Грек, написавший специальное «слово» — «К смеющим трищи глаголати аллилуйя». Основываясь на «Житии» Евфросина и на суждениях Максима Грека, митрополит Макарий ввел в постановления «Стоглавого собора» (1551) следующее: «Отныне всем православным хрестьяном говорити двугубое аллилуйе, а в третие — слава тебе, боже» (Стоглав, 202—203). Введение Никоном «трегубой» аллилуйи вызвало со стороны раскола протест, который был особенно ожесточенным именно в силу того, что здесь он мог опираться на авторитеты Евфросина, Максима Грека и «Стоглава». Когда в 1658 г. во время одного из церковных праздников Никон «повелел четверить аллилуйя», а монах Григорий (Иван Неронов, см: стр. 220) сослался на Евфросина Псковского, «патриарх рече: «Вор-де, блядин сын Евфросин!» и Григорий рече: «Как таковая дерзость, и как хулу на святых вещаешь? Услышит бог и смирит тя!»» (I, 162, ор. IV, 287). Собор 1666—1667 гг. принял компромиссное (решение: окончательно утвердив под страхом отлучения от церкви трегубую «аллилуйю» и не отрицая «святости» Евфросина, он сложил всю вину на его биографа: «И о еже писано в житии преподобнаго Евфросина, от соннаго мечтания списателева о сугубой аллилуии, да никто тому верует, зане все тое писание блядовое есть, от лстиваго и лживаго списателя на прелесть благочестивым народом» (II, 222). После этого официального решения ссылка Аввакума на Евфросина и на видение его биографа (он ссылается на вторую редакцию «Жития», составленную Василием) приобретала острый полемический характер.

духу и от сына исхождение являют. — Католический символ веры, в отличие от православного, утверждает «исхождение» так называемого святого духа не только от бога-отца, но и от бога-сына. Аввакум протестует против католического влияния, сказавшегося на реформах Никона.

...во веки веком. — Аввакум придерживается этой старой формулы, замененной в никоновских книгах на «во веки веков»; последнее же, по его мнению, «малое-де слово сие, да велику ересь содержит» (465).

216

Афанасий Великий (293—373 гг.). — Епископ г. Александрии, прозванный «отцом православия». Символ, веры, приписываемый Афанасию, в первой своей части был принят на первом вселенском соборе в Никее (325 г.), в котором участвовал и Афанасий, а во второй части — на соборе в Константинополе (381 г.), где обе части символа веры были соединены.

иже хощет спастися... соприсносущны суть себе и равны. — Аввакум воспроизводит не совсем точно (с небольшими перестановками и пропусками) символ веры, взятый из книги «Собрание краткия науки о артикулах веры», М., 1649, лл. 2—4. Следующие за изложением символа веры слова Аввакума: «Особно бо есть отцу нерождение... божество и царство» — заимствованы им из помещенного в этой же книге «изложения вкратце о вере» Анастасия Антиохийского и Кирилла Александрийского, где сказано: «Вопрос: что есть особно всякому от трех состав и что обще? Ответ: Особно яко есть отцу нерождение, сыну же рождение, а духу святому исхождение. Обще же им божество и царство» (л. 5—5 об.).

его же царствию несть конца. — Так писалось в дониконовских книгах (см. Псалтырь с восследованием. М., 1649, л. 167). Аввакум и его соратники усматривали в никоновском изменении этой формулы («не будет конца») униатскую ересь, предполагавшую, по их мнению, что царство Христа было некогда прервано и вновь возобновится при втором его явлении. Авраамий (см. стр. 275), обращаясь по этому поводу к царю, писал, что никониане символ веры «раздрали» (VII, 276; см. VI, 197). Аввакум писал еще выразительнее: «Слыши, никониянин..., яко вечно царство господне и не пресекается времены. Аще и блядословишь на погибель себе, не по разуму говоря: его же царству не будет конца, и я на тебя не дивлю: понеже пьян ты...» (433).

(Совет отечь). — Эти слова служат заглавием последующего рассказа о «предвечном совете» или «отечестве», который изображался иконописцами, например, на окладе одной из икон конца XVII — начала XVIII в. так: справа бог-отец, благословляющий сына на служение миру; влево от отца Христос, между ними престол; на нем восьмиконечный крест, с тростию и копнем (голгофский), над ним — дух, в виде голубя...» (Древности, 53—54; Паскаль, 76, 2).

К стр. 143

чти Маргарит: «Слово о вочеловечении». — «Маргарит» («Жемчужины») — сборник поучений Ионна Златоуста (издан в Москве, 1641). Аввакум заимствует изложение из слова 7-го «О вочеловечении» (л. 476—477), несколько сокращая и драматизируя его.

по вышереченному Афанасию. — Аввакум перефразирует здесь начало и конец символа веры: кто веру «не соблюдает... во веки погибнет», «Сия есть кафолическая вера, ея же аще кто... верити не будет, спастися не возможет» (Артикул веры, лл. 2, 4).

с сим живу и умираю. — Эти заключительные слова вводной части автобиографии являются девизом Аввакума. На последнем допросе 5 августа 1667 г. перед ссылкой в Пустозерск Аввакум подал «письмо своей руки», в конце которого говорилось: «А я держу православие бывшее и прежде Никона патриарха и книги держу писменныя и печатный... с сими книгами живу и умираю» (II, 23).

в селе Григорове. — Григорово расположено юго-восточнее б. Нижнего-Новгорода за р. Кудьмой (правый приток р. Волги), теперь — в Больше-Мурашкинском районе Горьковской обл. По писцовой книге XVII в. Григорово выглядело так: «село стоит на трех усадах, а между усадов ключь; а в селе церковь... Бориса и Глеба древяна» (Паскаль По следам, 138), в которой и служил отец Аввакума.

217

мати моя овдовела, а я осиротел молод. — В конце автобиографии говорится, что Аввакум получил в подарок книгу Ефрема Сирина (изданную в 1647 г.) и обменял ее на лошадь, за которой ухаживал 14-летний брат Евфимий. Если считать, что Аввакум сделал этот обмен в 1647—1648 гг. (Паскаль, 77, 3), то отец его умер не раньше 1632—1633 гг., когда Аввакуму было 11—13 лет (он родился в 1620—1621 гг., см. ниже).

Изволила мати меня женить. — Один из списков автобиографии дает дополнительные сведения: «...женить семнадцати лет, жену мне привела четырнадцати лет» (ГИХЛ, 310, 447); следовательно Аввакум женился около 1638 г.; даты жизни его жены Анастасии Марковны — 1624—1710 гг.

преселихся во ино место. — Очевидно, в упоминаемое далее (стр. 173) село Лопатищи (теперь Работкинского района, Горьковской обл.), расположенное несколько севернее Григорова. Видимо, в Лопатищах Аввакум стал дьяконом и жил там с 1642 по 1652 г.

Рукоположен во дьяконы... — Для определения хронологии раннего периода жизни Аввакума нужно исходить из следующего: известно, что Аввакум прибыл в Москву в 1652 г. в качестве протопопа г. Юрьевца-Повольского и внес собранные им деньги в патриарший приказ. Это было, видимо, уже после смерти патриарха Иосифа (ум. 15 апреля 1652 г.), так как о смерти его в «Житии» не упоминается, но до возвращения Никона из Соловков (9 июля 1652 г., см. стр. 228). Аввакум речным путем двигался «по Волге... на Кострому» (стр. 145), которую проехал 1—3 июня 1652 г. (см. стр. 228), выехав в самом конце мая из Юрьевца-Повольского, где он прожил только «осм недель» (стр. 145), перед чем он был в Москве, когда царь и «поставил» его в протопопы этого города. Следовательно, Аввакум получил протопопство не позже, чем в марте 1652 г. Так как Аввакум стал диаконом 21 года (1642 г.), «в попы поставлен» 23 лет, и был попом 8 лет (1644—1652), затем «совершен в протопопы» (31 года, в марте 1652 г.), то рождение его следует относить к промежутку между 1620 и 1621 гг., видимо, 29 июня, так как память св. Аввакума, в честь которого он мог быть назван (на 8-й день жизни), отмечалась 6 июля.

А егда в попах был... годов будет тому с полтретьяцеть. — 25 лет, в течение которых длилась проповедническая деятельность Аввакума. Из 30 лет своего «священства» Аввакум исключает здесь два года дьяконства, а также первые три года пребывания сельским священником. Так как автобиография писалась в 1672—1673 гг., то, вычитая 25 лет, получим 1647—1648 гг. Как раз в это время Аввакум впервые побывал в Москве, познакомился со Стефаном Вонифатьевым (см. стр. 219), вернулся в село Лопатищи с его подарками (см. стр. 291) и с «грамотою» (см. стр. 144); все это укрепило его положение и позволило начать самостоятельную проповедническо-учительную деятельность.

детей духовных... сот с пять или с шесть. — Обычно духовник в древней Руси имел 15—20 духовных детей. Аввакум гордится своей большой духовной семьей, более 30 из своих духовных детей он называет по именам в разных местах своих сочинений. В их числе были люди разнообразного общественного положения: боярыни, княгини, воеводы, священники, дьяконы, иноки, инокини, юродивые и простые люди, девицы и вдовы, собственные дети (Смирнов С., 210—211). Наказывая своих духовных детей, Аввакум утверждал, что делает это «по данной мне власти от Исус Христа» (859—860). Он широко пользовался правами духовного отца для пропаганды своих идей и прямо противопоставлял свою власть над духовными детьми власти патриарха: «Не имат власти таковыя над вами и патриарх, якоже аз о Христе, — кровию своею помазую душа ваша и слезами помываю» (861).

прииде... исповедатися девица... угасло злое разжежение. — Аввакум боролся со своим

218

искушением традиционным способом. В «Прологе» (М., 1641) на 27 декабря есть «Слово о черноризце, его же блудница непрельстивши умре и воскреси ю, помолився богу», где рассказывается о том, как к египетскому монаху-пустыннику пришла «жена, некая блудница», намереваясь его соблазнить. Он впустил ее в келью, и тогда «нача диавол растреляти его к ней. Он же... вожже светилник, и раждизаем похотию..., положив персты своя на светильник и сожже я, и не чюяща горяща я, за преумножение разъжжения плоти» (л. 555). Но биографическая реальность рассказа Аввакума в известной мере подтверждается тем, что сцена, описанная им, полностью соответствует установленному обряду исповедания: «В церкви же иерей облачется во священную одежду и возьмет... евангелие и ...крест и положит на налой ... Хотяй же каятися, входит со страхом... И поставляет иерей мужской пол одесную, а женский пол ошую, а сам стоя близь...» (Чин исповеданию. — Требник, М., 1651, л. 144 об.). Священнику предписывалось вникать во все подробности: «Ведомо буди тебе, о, иерею! Егда вопрошаеши кающегося о растлении и многоразличных кровосмешениих и о падениих... тогда вопрошай подробну» (л. 150 об.) (ср. у Аввакума — «подробну возвещати»). Предусматривались случаи, когда духовники грешили со своими духовными дочерьми. В исповедальных вопросах к женщинам говорится: «Блуда со отцем духовным не сотворила ли еси?» А у исповедников, в свою очередь, спрашивали: «Не пал ли ся еси с духовною дочерью?» «Малакия» — вид разврата; в том же «Чине исповеданию» — «Согреших малакию и блудом всяким» (л. 38).

плакався пред образом... яко и очи опухли. — Плач со слезами был непременным условием искреннего покаяния; в «Чине исповеданию» говорилось: «...слезы еже плакатися грехов своих, без плача бо невозможно покаятися» (Требник, М., 1647, л. 98 об.). Постоянные описания плача своего и своих духовных детей становятся у Аввакума излюбленным средством изобразительности, тесно связанным с традиционной фразеологией и символикой. Подобно собственному плачу, он описывает в «Книге толкований и нравоучений», как святой Андрей Юродивый «плакав... нощь всю неутешно, яко и очи ему от слез опухли» (507; Виноградов, XIV, 372—374);

бремя тяшко, неудобь носимо. — Аввакум использует фразеологию того же «Чина исповеданию», где осуждаются иереи-лицемеры, возлагающие на паству «бремена не удобь носима» (Требник, М., 1651, л. 185).

очи сердечнии. — Духовный взор, как некое прозрение, которое по христианским представлениям давалось только подвижнику: «просвещенна очеса сердца вашего» (Послание Павла к ефсеянам, 1, 18). Традиционная формула житийной и церковно-учительной литературы.

да же отлучит мя бог от детей духовных. — Приходской священник мог не иметь духовных детей (Смирнов С., 33). Аввакум хотел быть приходским священником, перестав быть духовником.

при реке Волге. — Это было в селе Лопатищи, расположенном в 7 км от Волги.

Лукин и Лаврентиев. — Ниже упоминается духовный сын Аввакума Лука Лаврентьев (стр. 285), но возможно, что здесь не он имеется в виду.

К стр. 144

по писаному: обьяша мя... обретох. — Псалом, 114, 3—4. Аввакум описывает последующий эпизод в первой челобитной царю: «Егда я был в попех в Нижегороцком уезде, ради церкви божия был удавлен и три часа лежал, яко бездушен, руки мои и ноги были избиты, и имение мое не в одну пору бысть в разграблении» (725).

со двема малыми пищалми... ис пистоли. — Большой гладкоствольный пистолет, вошедший

219

в употребление с начала XVII в., заряжался с дула, имел кремневый замок, который давал искру для зажигания пороха на полке («порох пыхнул»); воин обычно вооружался «парою пистолей» (Историческое описание, I, 70—2).

Прокопей... в земле закопан. — Второй сын Аввакума. На допросе в Сибирском приказе 15 сентября 1653 г. Аввакум сказал, что «детей у него: большой сын Ивашко 9 лет, другой Пронька пять лет, третей Корнилко осми дней, да дочь Агрипейка осми лет» (Никольский, 159). Эпизод может быть датирован рождением Прокопия: очевидно, он родился 1 июля 1648 г. (память св. Прокопия приходится на 8 июля). По другим данным — встреча с В. П. Шереметевым (стр. 223), выход в свет книги Ефрема Сирина (стр. 291) — можно предполагать, что первый приход Аввакума в Москву был в 1647 г. (Паскаль, 82, 3). Но это заставило бы признать, что Аввакум в Сибирском приказе по ошибке сказал о возрасте сына «пять лет», когда ему было уже шесть.

на пути крестили, яко же Филипп... — В «Деяниях апостолов» рассказывается, как апостол Филипп встретил на дороге из Иерусалима в Газу ефиопского вельможу-евнуха (каженика), обратил его в христианство «и крести его» (8, 26—38).

к... Стефану. — Протопоп дворцового Благовещенского собора и духовный отец царя Стефан Вонифатьев происходил, как и Аввакум, из Нижегородского края, род его подробно записан в «Синодике» Макарьевского Желтоводского монастыря (Белокуров, Суханов, I, 170, пр. 7). Он принимал уже участие в церемонии венчания Алексея Михайловича на царство как «благовещенский протопоп Стефан» (ДРВ, VII, 242) и вскоре сделался инициатором благочестивых новшеств молодого царя. Даже на царской свадьбе (16 января 1648 г.) он, вопреки старому обычаю, «молением и запрещением устрой не быти... смеху никаковому, ниже кощунам, ни бесовским играниям, ни песнем студним, ни сопелному, ни трубному козлогласованию» (I, 272). Вместо веселых «труб и органов и всяких свадебных потех» на свадьбе певчие дьяки распевали церковные песни (Забелин. Быт цариц, 221). Стефан оказался деятельным наставником царя, его поучения касались злободневных общественных и экономических вопросов: он «еще же и бояр увещаваше... непрестанно, да имут суд правый без мзды, и не на лица зряща да судят...» (I, 273). Об интересе Стефана к этим вопросам свидетельствует принадлежавшая ему «Книга, глаголемая Златоуст», в которой было помещено «Слово о правде», где говорится о том, что русский царь должен «неленостно снискати... ко благополучию всем сущим под ним. Не единеми вельможами еж о исправлении пещися, но и до последних. Вельможи бо суть потребни, но ни от коих своих трудов не издоволятся. Вначале же всего потребни суть ратаеве (пахари. — А. Р.), от их трудов есть хлеб, от хлеба же всех благих главизна...» (Зебелин, Калачов, 43—50). Аввакум к Стефану «приходил почасту» (I, 484) и Стефан, по словам его, имел «святую душу» (245). При Стефане образовалась группа активных церковников — «братия», которая приступила к церковно-реформаторской работе (см. стр. 14). Но Стефан не имел качеств, необходимых для широкой государственной деятельности. По мнению Аввакума, он «не в хитрословии бо силен был, но в простоте сердца» (733). Современники также считали, что хотя Стефан и имел «велию ревность» к благочестию, но был «в божественном писании не до конца худог» (искусен; I, 273). После смерти патриарха Иосифа Стефан был выдвинут окружавшей его «братией» на патриарший престол, но он отказался от него и, по словам Аввакума, сам «увеща царя и царицу, да поставят Никона» (245), а вскоре и вовсе подчинился деспотичному патриарху и, как писал Аввакум, «всяко ослабел» (I, 25). Стефан продолжал помогать своим прежним друзьям и новым врагам патриарха; скрывал в своем доме Ивана Неронова, был посредником между ним и царем, сочувствовал арестованному Аввакуму. Эта двойственная позиция привела

220

Стефана к необходимости отойти от дел. В 1654 г. он основал в Москве (у Красного холма) небольшой монастырь — пустынь во имя Зосимы и Савватия (Выходы, Указатель, 55), и вскоре сам постригся в монахи под именем Савватия. Последний год жизни Стефан провел под надзором Никона в только что построенном им и лично ему принадлежавшем уединенном Иверском монастыре (на одном из островов озера Валдай), где и умер: «Инок Саватей, что был ваш духовник, к богу отиде, ноября 11 день» (1656 г.), как сообщал Никон царю (Письма, I, 305). Аввакум относился к Стефану с большим уважением. Возвратившись из Сибири, он писал царю: «Добро было при протопопе Стефане, яко все быша тихо и немятежно ради его слез, и рыдания, и негордаго учения: понеже не губил Стефан никого до смерти, якоже Никон, ниже поощрял на убиение. Тебе, свету, самому житие его вестно» (724).

к Неронову протопопу Иванну — (1591 — 2 января 1670). — Один из первых выдающихся деятелей раскола, учитель и друг Аввакума. Жизнь Неронова в первой ее половине во многом напоминает жизнь Аввакума. Неронов родился в дер. Лом на р. Саре Вологодской волости в семье крестьянина Мирона (в народном произношении его отчество «Миронов» стало «Неронов»). На Устюге учился у одного священника («зело медленно, яко един букварь учаше лето и месяцев шесть»; I, 249), перешел в Юрьевец-Повольский (где впоследствии жил Аввакум), около которого в селе Никольском, как и Аввакум впоследствии, обличал попов «ради беззаконных их деяний». Вскоре Неронов перешел в село Лысково около Нижнего-Новгорода, где поселился у священника Анании, вокруг которого завязался узел родственных и духовных отношений, сблизивший с самого начала нескольких выдающихся впоследствии деятелей общественно-религиозного движения. Сын Анании, впоследствии митрополит суздальский Иларион, был женат до пострижения на Ксении — сестре будущего епископа Павла коломенского (см. стр. 231), который был родом из соседнего села и мог знать поэтому Неронова, а также Никона, так как Никон, еще будучи «бельцом», бывал у Анании, а тот, по преданию, предрек ему патриаршество. От Анании Неронов перешел в Нижний-Новгород, где занял заброшенную деревянную церковь и, «клепаше... в древяно било», созывал к ней народ. К Неронову, как потом и к Аввакуму, приводили «бесныя и кличущия» и он лечил их; он бился со скоморохами (см. стр. 222), обличал бояр за бритье бород (см. стр. 223), постоянно «биемый» сидел в темницах. Перед войной с Польшей (1632—1633) стал вмешиватьсся в государственные дела, «много моли царя и патриарха о умирании тоя брани» (I, 267), предсказывая неудачу. Война действительно оказалась неудачной, но 31 января 1632 г. Неронов был сослан в Карельский Никольский монастырь «за его гордость и высокую мысль» (ААЭ, III, 284). После ссылки он жил в Нижнем-Новгороде и бывал в Москве. К этому времени (1647 г.) относится его встреча с Аввакумом у Стефана Вонифатьева, стараниями которого (а также Ф. М. Ртищева, см. стр. 260) с 1649 г. Неронов переехал в Москву и был поставлен протопопом Казанской церкви на Красной площади. После резких публичных столкновений с патриархом Никоном Неронов был сослан (13 августа 1653 г.) в Спасо-Каменный монастырь. Проводив его в ссылку, Аввакум вместе с Даниилом костромским ходатайствовал о нем перед царем. Из ссылки Неронов обращался с посланиями к царю, к царице и Стефану Вонифатьеву, в которых осуждал реформы Никона и постоянно просил за «братию»: сосланных епископа Павла коломенского, Аввакума, Даниила, Логгина, пострадавших, по его словам, «якоже и древле начальник вере ... Христос» (I, 79—80). Никон отправил Неронова подальше на север (с 1 июля 1654 г.) в Кандалакшский монастырь, «за оток окияна моря». По пути туда в Вологде Неронов выступил в церкви с проповедью, где прямо заявил народу: «Завелися новые еретики, мучат православных

221

христиан» — и предрек самовольный уход Никона с патриаршего престола: «Да время будет, и сам с Москвы поскочиш, никем же гоним, токмо божиим изволением» (I, 106—107). В письме к царю (27 февраля 1654 г.) и в «епистолии» ко «всей братии» Неронов первым из вождей раскола оживил традиционную идею антихриста, якобы «хотящаго прийти напоследок и возмутити вселенную» (I, 53), связав ее с никоновскими гонениями. Неронов ранее других подметил начало расхождения между царем и Никоном, указал царю на превышение власти со стороны патриарха и требовал собора для коллегиального и более демократического решения церковных дел, в котором наряду с князьями церкви, по его мысли, надлежало «собратися... и протопопом, и... иноком, иереем и дияконом..., такожде в мире живущим» (I, 66). Бежав на лодке из Кандалакшского монастыря, принесенный страшной бурей к Соловецкому монастырю Неронов был торжественно принят архимандритом Ильей (см. стр. 296), а затем странствовал, скрывался от Никона в самой Москве в келье Стефана Вонифатьева. С разрешения Стефана, но тайно от Никона, Неронов был пострижен в монахи под именем Григория (25 октября 1656 г.). В этот период происходит изменение общественной позиции Неронова. Когда Неронов, как впоследствии и Аввакум, насаждал угодное верховной власти благочестие и боролся с народными обычаями, он подвергался избиениям со стороны своей же «паствы». Теперь же, став борцом за «старую веру» и обличителем деспота-патриарха, он делается, как и Аввакум, народным любимцем. Народ скрывает его от преследований Никона, «зане простии людие зело любяху Иоанна, яко же проповедника истинне и пред цари не стыдящася» (I, 143). Когда посланцы патриарха «обретоша» Неронова в одном из сел, там произошло возмущение: «Християня же волости тоя скрыша Григория, а посланных от патриарха оскорбиша». Хотя за это многие были посажены в темницы и погибли, «но яко зеницу ока, или яко отца, Иоанна храняху, и в домех своих, яко божия ангела» (I, 144). В 1656 г. Неронов был заочно осужден и проклят собором, в котором участвовали, кроме русских иерархов, патриарх Макарий антиохийский и митрополит Григорий никейский. Характерно, что на первом месте в числе обвинений Неронова были указаны собором не церковно-обрядовые расхождения, а то политическое обстоятельство, что он «написа... многая ложная и несведома о... царе... Алексее Михайловиче... и о ...Никоне патриархе» (I, 129). Неронов решил не творить «раздор» со вселенскими патриархами, испугался их проклятия и внешне примирился с церковью. Он продолжал еще обличать Никона перед ним самим и перед царем, но уже в большей мере за личный деспотизм патриарха, чем за его обрядовые нововведения: «Кая тебе честь, владыко святый, — говорил Неронов, — что всякому еси страшен и друг другу грозя глаголют: знаешь ли, кто ты? Зверь ли лютый, лев, или медведь, или волк?» (I, 148). Поскольку Неронов в принципе пошел на уступки, царь и патриарх старались примириться с ним. На соборе 1666 г. Неронов принес покаяние, по указанию царя он был в 1669 г. поставлен архимандритом Данилова монастыря в Переяславле Залесском, где и умер. В период своего примирения с церковью Неронов «и единомысленники (т. е. — раскольники. — А. Р.) своя увещаше писанми ко обращению» (II, 116). 26 июня 1667 г. он приезжал к заключенному на Воробьевых горах Аввакуму «уговаривать же» (709). За эту измену раскольники осуждали Неронова. Корнилий говорил: «Блюдите чада, дабы не пострадать такожде, яко... Григорей Неронов, маловременное житие возлюбивше» (Дружинин, № 211, л. 69). Но Аввакум всегда высоко чтил Неронова. Еще в 1653 г. он писал ему в ссылку: «Ты подобен еси Павлу (апостолу. — А. Р.), благодать устны твоими действует» (I, 25). Аввакум умолчал в автобиографии о посещении его Нероновым в качестве церковного пропагандиста, упомянув только: «Изнемог, бедной, — принял три перста» (стр. 146), а из Пустозерска он пытался переубедить друга: «Григорью Неронову писал: лучше

222

во огни згори, или в воде утони, неже по новым служебником причащайся, служа, и прочая» (873). Не будучи в силах осудить Неронова, Аввакум с Мезени (1665 г.) писал его ученику Феоктисту о нем: «Про все пиши; а про старцово житие мне не пиши, не досаждай мне им: не могут мои уши слышати о нем хульных глагол ни от ангела. Уш-то, грех ради моих, в сложении перстов малодушествует. Да исправит его бог — надеюся!» (909).

Они же обо мне царю известиша. — Аввакум точно отмечает совместный в этот период образ действий Вонифатьева и Неронова, которые вместе «прихождаху оба... в царския палаты, и простираху учения духовная: и приемляше благословение от них царь и царица» (I, 277).

государь... меня почал с тех мест знати. — Царь Алексей Михайлович (1629—29 января 1676 г.). Это было началом длительных и сложных отношений Аввакума с царем, не прекращавшихся до самой смерти последнего. В данный период молодой царь совместно с Вонифатьевым, Нероновым и др. уже задумывал свою реформу по исправлению благочестия. Аввакум, очевидно, вместе с «грамотой», охранявшей его права, получил от Вонифатьева и указания о том, как надлежит исправлять нравы своей паствы, что и сказалось по его возвращении «на старое место» (Лопатищи).

плясовые медведи з бубнами и з домрами... хари и бубны изломал... — Хари — маски, надевавшиеся скоморохами; одна из них — маска козы, которую надевал мальчик — помощник вожака медведя. Домра — струнный инструмент скоморохов. Медвежья комедия была одним из любимых народных развлечений древней Руси. В XVII в. она входила в состав скоморошеских представлений, которые резко осуждались еще митрополитом Даниилом («скомрахи и плясцы», ПСРЛ-ы, IV, 201). «Домострой» включал эти развлечения во «всякия богомерзкия дела: блуд..., сквернословие..., песни бесовския, плясание..., бубны, сопели и медведи...» (16). «Стоглав» предписывал под страхом отлучения от церкви: «...иже последуют поганским обычаем... хранящей медведи... на прелщение простейших человек... такоже неподобных одеяний и песней плясцов и скомрахов... не творити» (397—399). В 1636 г. группа попов Нижнего-Новгорода, среди которых был Иван Неронов, послала патриарху Иоасафу челобитную с жалобой на церковные беспорядки и народные праздники, когда ходят «медветчики с медведи и плясовыми псицами, а скомороси... прелести бесовския деюще, пиянствующе, пляшуще и в бубны биюще... и в личинах ходяще» (Рождественский, 26). Неронов еще в свои юные годы «разжегся духом» и обличал людей, собирающихся на «бесовская игралища» и налагающих «на лица своя личины различныя страшныя» (I, 246—247). Будучи попом в Нижнем-Новгороде, он обратил внимание на «множество скомрахов, иже хождаху по стогнам града с бубны и с домрами и с медведьми» (I, 260). Неронов «запрещайте им», сокрушаше их бубны и домры» и даже со своими учениками выходил по ночам в рождественские праздники сражаться с ними, «и тако сражающася, многи раны от скомрахов, бесовских слуг, приемляше...» (I, 261). Царь Алексей начал борьбу с народными обычаями и церковными беспорядками в общегосударственном масштабе. Во время исповеди все священники обязаны были спрашивать мирян: «Или слушал еси скоморохов, или гусельников?», и если этот факт имел место, то кающийся мирянин должен был отвечать: «Согреших, в сладость слушая гудения гуслей и орган, и труб, и всякаго скоморошества, бесовскаго неистовства, и за то им и мзду давах» (Требник, М., 1647, л. 28, 37). С конца 1647 г., как раз в тот период, когда Аввакум побывал в Москве, царь и патриарх Иосиф начинают повсеместно рассылать грамоты и воеводам, и церковным властям об искоренении всех этих явлений под страхом суровых наказаний. Так, царской грамотой, адресованной темниковскому протопопу Даниилу, товарищу Аввакума (см. стр. 233), предписывалось, чтобы «скоморохов

223

бы с домрами, и с гуслями, и с гудками, и с бубнами, и с медведи... и со всякими бесовскими играми отнюдь не было». Протопопу приказывалось: «А где объявятся домры, и гусли... и бубны, и хари и ты б то все у всяких чинов людей велел выимать и, изломав, сжег...». Ему давались полномочия «ослушников... смирять без пощады, не бояся никого», заковывать их в цепи, штрафовать, ссылать. Воеводам и духовенству указывалось повсюду рассылать списки этих грамот, читать их по «торжкам» и «во церквах... по вся воскресныя дни» (Уставная грамота, 7—5). Вернувшись в Лопатищи после встречи с Нероновым, Аввакум точно последовал его живому примеру и был одним из первых провинциальных попов, которые попытались практически осуществить требования царя и Стефана Вонифатьева. Хотя усердие Аввакума, его смелость и сила были так велики, что он одолел в единоборстве и скоморохов, и двух медведей, эта его деятельность не могла, конечно, искоренить народного обычая: в грамоте царя Федора Алексеевича (от 19 июля 1681 г.) пишется о беспорядках в селе Лыскове (недалеко от Лопатищ) и о том, что «у кабака, близ их часовни, скоморохи и медведи пляски и всякая бесовския игры чинили» (Титов А. 39).

Василий Петровичь Шереметев (ум. 1659 г.). — Боярин, один из первых придворных вельмож. Аввакум, очевидно, слышал о нем еще в юные годы, когда Шереметев был воеводой в Нижнем-Новгороде, где 24 июля 1636 г. принял представителей ехавшего в Персию голштинского посольства, секретарь которого Олеарий описал эту встречу, отметив, что «во время угощения... он (Шереметев. — А. Р.) говорил всякие веселые и умные речи, так что мы — ввиду странности этого явления в России — должны были удивляться ему» (358). В 1656 г. (5 марта) Шереметев участвовал в «большой встрече» антиохийского патриарха Макария при входе его в Золотую палату. Шереметев был назначен воеводой в Казань до 23 июня 1647 г. (РИБ, X, 376; Паскаль, 85, I), выехал из Москвы после и августа и следовал водным путем (реки Москва, Ока, Волга). Мимо села Лопатищи, где произошла его встреча с Аввакумом, он мог проехать, видимо, в сентябре 1647 г., вскоре после того, как и Аввакум вернулся в село из Москвы.

велел благословить сына своево Матфея... (ок. 1629—1657 г.). — Младший сын В. П. Шереметева, обычно сопровождавший его в походах и на воеводствах, сверстник царя Алексея, один из его любимых стольников и товарищей по охоте, впоследствии — способный полководец, погибший в битве со шведами. Матвей ведал «кривым столом» во время царских обедов при перенесении мощей митрополита Филиппа (см. стр. 225) и при поставлении Никона в патриархи (ДР, III, 322—323). В 1656 г. встречал антиохийского патриарха Макария в «средней встрече». Начал брить бороду с юных лет, видимо, потому, что он, как и его отец, привык к общению с иностранцами и воспринял некоторые их обычаи.

благословить... бритобратца. Аз же не благословил, но от писания ево и порицал... — Спор о «брадобритии» имел в древней Руси давнюю историю. Против него возражали митрополит Даниил и Максим Грек, оно осуждалось в «Стоглаве» (1551 г.) потому, что «се творяще человеческаго ради угождения, противящеся законом ненавидимы от бога будете, создавшаго нас по образу своему» (162). Но эта мода распространялась в верхах общества. Еще при жизни царя Михаила Федоровича Иван Неронов, придя в Москву из Нижнего-Новгорода, заметил, что в праздник пасхи «царь, и бояре, и прочие сигклита царева мужие, имаху обычай... бриюще власы брад и глав...» (I, 263). Неронов «вознегодова, вменяя таковой обычай быти иноземнический, варварский, и начат многим бояром с дерзновением глаголати..., обличаше и поношаше развращению... их». За это Неронов «много пострада..., биемый от них и влачимый» (I, 264). Царь Алексей круто изменил

224

отношение к этому обычаю. В «Чине исповеданию» был помещен специальный вопрос, задаваемый священником каждому мужчине: «По еретическому преданию брады своея не брил ли еси?» На это полагалось отвечать: либо — «Не бривал, честной отче», либо — «Согреших, богосозданную нашю доброту обругах, врага и еретика послушав, браду свою брил и иных на то поучах» (Требник, М., 1647, л. 27 об., 43). Царь приказал также поместить в новом «Служебнике», который печатался в Москве с 10 мая 1646 г. по 8 сентября 1647 г., большую статью «О том еже православным христианом брад не брити» (л. 619 об. — 635). В ней указывалось, что новый царь решил «от православнаго народа истребити... и исторгнути сие еретическое предание еже брад бритие». Вспоминалась речь царского деда патриарха Филарета в «соборном собрании» по поводу крещения «латин»: «проклинаю богоненавидимую блудолюбнаго образа прелесть... еже остругати браду». Предупреждалось, что если кто-либо в этом вопросе будет «прекословив и непочорив», то «на таковых... буди общая церковная клятва... его же... и мы проклинаем». Категорически предписывалось: «И... повсюду и всех концех великия Руси... всему священному чину от нынешнего... времени завещеваем, яко врагов истинне брадобритцев от церкви отлучати и запрещати...». Печатание этого «Служебника» заканчивалось как раз в то время, когда Аввакум был в Москве у Стефана Вонифатьева, который со «тшательством» относился к изданию некоторых духовных книг (VI, 143) и, очевидно, должен был посвятить Аввакума в новейшие свои и царские намерения. В последовавших за этим царских грамотах, где осуждались народные развлечения, скоморошество, там же осуждалось и «брадобритие». Эти далекие по своему происхождению и характеру явления объединялись в грамотах как проступки в равной мере «еретические». Вернувшись из Москвы, еще под свежим впечатлением полученных там наставлений, Аввакум сразу столкнулся с обоими этими «богомерзкими» обычаями и в борьбе с ними не побоялся противоречить знатному воеводе. Поэтому, узнав о расправе Аввакума со скоморохами, Шереметев в качестве нового испытания и, издеваясь над рвением Аввакума, предложил ему благословить сына-«бритобрадца». Это случайное сцепление обстоятельств, внутренне уже связанных в сознании Аввакума, способствовало тому, что они запомнились и навсегда отразились в ярком эпизоде его рассказа. Порицая Матвея «от писания», Аввакум имел перед собой не только живой пример Неронова, но и подобранный уже в Москве материал указанной выше статьи, из которой он применил на практике, а затем внес в автобиографию наиболее яркие формулы «блудолюбный образ» «бритобратца» (ред. А), «брадобритца» (ред. В).

браня много... протолкали. — Характерно, что Шереметев порицал Аввакума за его расправу со скоморохами, хотя Аввакум выполнял при этом прямые указания царя и церкви. Видимо, Шереметев, как и некоторые другие воеводы, не одобрял церковных царских затей. Еще более резкое столкновение произошло у предшественника Аввакума Ивана Неронова в Нижнем-Новгороде с воеводой Федором Шереметевым, когда Неронов после своих сражений со скоморохами «обличаше» воеводу «пред народом о неправдах от него творимых», за что тот повелел попа «жезлием бити по обнаженныма ногама... и ввергоша его в темницу» (I, 262). Вскоре эти противоречия между местным духовенством, проводившим в жизнь царские начинания, и местной светской властью стали заметным явлением, получившим отражение в царских грамотах, которые предписывали уничтожать народные обычаи. Так, в грамоте к темниковскому протопопу Даниилу сказано: «А будет... воевода и приказные люди учинят тебе против сего нашего указу в чем поруху... и ты б о том писал к нам, к Москве, и наш указ о том к тебе будет» (Уставная грамота, 76). В таком же противоречивом положении оказался другой товарищ Аввакума, костромской протопоп Даниил, которого воевода Юрий Аксаков выдал восставшим (см. стр. 228).

225

у царя на сенях со мною прощались. — Примирение с Шереметевым произошло в «сенях» царского дворца. «Сени» представляли собою большие живописно украшенные комнаты, предшествовавшие палатам; возможно, что здесь имеются ввиду сени Золотой палаты, где представлялись царю и духовные власти, и бояре (Забелин, Быт царей, 71—73, 149—151, 172, 290). В редакции Б добавлено: «Петр и Матфей Шереметевы прежде мору добры до меня были» (93). Следовательно, примирение это произошло во время второго пребывания Аввакума в Москве (1652—1653 г.). Шереметевы, вероятно, слышали об Аввакуме и ранее, так как старший сын В. П. Шереметева Петр был женат (с 1644 г.) на дочери Федора Волынского (РБС, 203), которому принадлежало с. Григорово — родина Аввакума. (Леонид, III, 220; Паскаль, 86, 2).

а брату моему меншому бояроня Васильева и дочь духовная была. — Речь идет о жене В. П. Шереметева Евдокии Богдановне, которая была в числе «приезжих боярынь» царицы (Барсуков. Род Шереметевых, III, 466—468). Судя по тому, как Аввакум перечисляет своих братьев «Козма и Герасим, болши ево», т. е. больше третьего брата Евфимия (см. стр. 172), старшим после самого Аввакума был Козьма, который служил попом одной из дворцовых церквей «вверху у царевны» (редакция В, 168), он во время чумы «съехал с Москвы», куда вернулся в 1666 г. (I, 359). Герасима Стефан Вонифатьев в 1652—1653 г. «при себе жить устроил попом в церкви» (В, 168), по свидетельству Ивана (сына Аввакума), Герасим был дворцового «Благовещенского собора попом» (Есипов, 119), затем он служил в церкви «Дмитрия Селунского, что у Тверских ворот» (I, 369; Забелин. Материалы, I, 449). Евфимий в этот период был еще юношей — «псаломщиком» 18—19 лет (см. стр. 172). Таким образом, здесь речь идет, очевидно, о Герасиме, так как он был «меньшим» (по сравнению с Аввакумом и Козьмой) и в то же время был уже придворным попом и поэтому мог стать духовным отцом знатной боярыни.

К стр. 145

Ты, господи, изведый мя из чрева матере моея... — Ср. псалом: «Яко ты еси исторгни мя из чрева, упование мое от сосцу матери моея» (21, 10).

с Филиппом (1507—1569 г.). — До монашества — боярин Федор Колычев. Участвовал в дворцовом заговоре и бежал в Соловецкий монастырь, где впоследствии стал игуменом. В 1566 г. Филипп занял престол всероссийского митрополита, поставив перед Иваном Грозным в качестве условия отмену опричины, чего не последовало. Филипп в Успенском соборе обращался к царю со смелыми обличительными речами, осуждая действия опричников и царские зверства. Он пострадал, как писал Аввакум, «за опришлину» (285) — был заточен в тверском Отрочем монастыре, где вскоре Малюта Скуратов задушил его «возглавием» (подушкой) по царскому приказу. В 1591 г. «мощи» Филиппа были перевезены в Соловецкий монастырь, а в 1647 г. он был канонизирован. Перенесение Никоном «мощей» Филиппа в 1652 г. в Москву (см. стр. 228) было обставлено с большой торжественностью. Царь обратился к Филиппу как к живому, с «молебным» посланием, в котором умолял его простить «согрешение прадеда нашего царя... Иоанна, нанесеннаго на тя неразсудно завистию и нездержанием ярости» и, преклоняя «сан свой царский» и «всю мою власть», приглашал его в Москву — «прииди с миром во свояси» (СГГД, III, 472).

аще зарежут... з Захариею пророком. — По преданию Захария — иудейский священник в иерусалимском храме, отец Иоанна Предтечи (см. стр. 308), наделенный даром пророчества (Лука, I, 5—67). Когда Иоанну было шесть месяцев, прошел слух, что царь Ирод собирается перебить всех младенцев. Ирод не смог найти Иоанна, спрятанного матерью

226

«и повеле заклати отца его Захарию посреде жертвенника и пролияти кровь его в церкве. И тако заклан бысть...» (Пролог, М., 1641, л. 20—20 об.). В «Книге бесед» Аввакум писал: «Захарии главу отрезали в церкве» (337).

яко Стефана Пермъскаго (ск. 1340—1396). — Стефан, первый епископ пермский, успешно проповедовал христианство среди зырян (коми), для которых составил первую азбуку. В «Житии» Стефана рассказывается о его споре с зырянским волхвом Памом: они условились вместе войти в прорубь на Вычегде «и пустивеся на низ по подледию... единою пролубию оба купно пакы возникневе, да его же аще вера права будет, сии цел изидеть». Но испытание не состоялось, так как волхв «побеже, посрамися...» (Житие Стефана, 50—53). Ссылаясь на Стефана Пермского, Аввакум дает вольное толкование этого эпизода.

блядин сын. — Подобные выражения не свидетельствуют об особой грубости стиля Аввакума, так как они были общераспространенными в России XVII в. Приехавший из Антиохии Павел Алеппский писал: «У патриарха, царя и вельмож главное ругательство обыкновенно: «мужик, бл.дин сын» (IV, 126). В официальном «Сказании о святом соборе» 1666—1667 гг., написанном поэтом Симеоном Полоцким, писалось, что перед собором «предста блядословный Аввакум» (II, 81).

шелепуга. — От «шелеп» — особого рода бич, орудие наказания, налагаемого духовной властью; «шелепуга»—под влиянием народного употребления. Ср. в былине: «Скоро Алеша каликою наряжается, И взял шелепугу дорожную... Хлеснул его (Тугарина. — А. Р.) шелепугою по буйной голове» (Кирша Данилов, 128).

в горницу. — В избе это чистая неотапливаемая комната, в которой не живут, а лишь летом спят отдельные члены семьи, где так же принимают гостей.

«Прости, государь, согрешил пред богом и пред тобою!» — Аввакум влагает в уста «начальника» слова евангельского блудного сына: «Отче, согреших на небо и пред тобою» (Лука, 15, 18).

и маслам священным помазал. — Такое лечение больных елеем (лампадным маслом) практиковалось веками. По преданию, оно рекомендовалось еще апостолом Иаковом: «Болит ли кто в вас; да призовет пресвитеры... и да молитву сотворят над ним, помазавше его елеем» (5, 14). Апостолы будто бы «бесы многи изгоняху, и мазану маслом многи недужныя» (Марк 6, 13).

господь гордым противится, смиренным же дает благодать. — Распространенное библейское изречение; ср. Притчи Соломона 3, 34; Послание ап. Иакова 4, 6.

Аз же сволокся к Москве. — Аввакум вторично бежал в Москву из Лопатищ не позже начала марта 1652 г.

в протопопы поставить. — Протопоп — старое название (вышло из употребления в нач. XIX в.) настоятеля (старшего священника) соборной церкви, управляющего также делами подчиненных ей приходских церквей. В уездных городах протопопы были исполнителями правительственных и епархиальных распоряжений, собирали церковные подати. Изгнание из Лопатищ не было поставлено в вину Аввакуму, он получил значительное повышение (сан протопопа, какой имел и царский духовник) и был назначен духовным руководителем города в родных для него «Нижегородских пределах» потому, что именно благодаря своим столкновениям с населением и местными властями зарекомендовал себя ревностным исполнителем реформ царя и Стефана Вонифатьева.

в Юрьевец-Повольской. — Торговый городок. (Теперь г. Юрьевец в Ивановской обл., на Волге). По писцовой книге 1676 г., это был «город каменной, да острог деревянной» (Виноградов. Н., 139), он имел каменную стену, ров, в одной части — «копаный», а в другой части — «самородный» (во время бунта «попы и бабы» хотели убить Аввакума

227

и говорили «тело собакам в ров кинем!»). В городе была деревянная соборная церковь, где Аввакум был протопопом (Никольский, 159, № 1), и еще 10 подначальных ему церквей, два небольших мужских и два девичьих монастыря, «девять дворов пушкарских», «тюрма в тыну, изба земская» (там же, 140—141). Юрьевец-Повольский входил в состав патриаршей области, и все церкви, их земли, дворы духовенства и прихожан были обложены разными податями, которые должны были вноситься местным протопопом лично в Москве в казну патриарха. Двор протопопа, описанный в писцовой книге через 24 года после того, как в нем жил Аввакум («мое дворишко»), также облагался податью: «Двора его длиннику двадцати четыре сажени, поперечнику двадцат две сажени, в другом конце девять сажен. Сказали старожилы, что то место тяглое. Платит с саженей по пяти алтын» (там же, 80—81).

Дьявол научил попов, мужиков и баб... — Этот бунт против Аввакума объяснялся возраставшими противоречиями между низшим и средним духовенством, причем последнее (протопопы) выступало в качестве проводника налоговой политики патриарха. Так, несколько позднее, в мае 1657 г. патриарх Никон писал костромскому воеводе о таких случаях: «Которые попы в городе Костроме и в уезде... протопопу костромского собора... учнут быть сильны, венченых знамян (налога за бракосочетание) по указу платить не станут, и ты б ему, протопопу.., на тех попов велел давать приставов, сколько человек пригоже» (Щапов, I, 205). Аввакум проявлял большое усердие как в области насаждения благочестия, так и в области налоговой, чем и вызвал это столкновение. «Попов и баб» он не только «унимал от блудни», но и сурово облагал их «подвенечной пошлиной», заставляя, видимо, платить налог и за неосвященные церковью сожительства. Уходя «ночью» из города, он успел захватить с собой деньги и внес их в Москве в патриарший приказ, причем оказалось, что он «собрал с тех венечных знамен сверх указанных пошлин 9 рублев 22 алтына 3 денги», тогда как в действительности число браков среди его паствы было меньше и пошлин за них должно было быть меньше (Николаевский, I—II, 150—151). Развращенность подначальных Аввакуму попов была типичной чертой эпохи. Иконописец Григорий жаловался царю в 1651 г., что в Вязьме поп «сам блудник... и прочая учит, глаголя: «Что за грех еже похоть исполнити?», а другой «поп молодой... сваеё попадии недоволен будучи, з другою живучи, детище прижил, и ее замуж выдал» (Каптерев, 181).

к патриархову приказу. — Имеется в виду упоминаемая в писцовой книге 1676 г. «изба приказная» (Виноградов Н., 141), принадлежавшая казенному патриаршему приказу, который заведовал налогами, поступавшими в казну патриарха.

бабы... с рычагами. — Рычаг (ухват) — палка с железной рогаткой на конце, которой ставят в русскую печь горшки и т. п.

Воевода с пушкарями прибежали. — В первой челобитной к царю (1664 г.) Аввакум описывает этот эпизод: «Бит ослопием, и топтан злых человек ногами, и дран за власы руками: отнял меня Дионис Крюков еле жива» (725). «Денис Максимов сын Крюков» был назначен воеводой в Юрьевец-Повольский из Москвы, как и Аввакум, незадолго до описываемых событий. В 1650 г. («ноября в 30 день») он упоминается в числе дворян, составлявших свиту царицы Марии Ильиничны (ДР, III, 143—144). Пушкари в XVI в. составляли артиллерийский персонал городских крепостей и обладали определенными правами. К середине XVII в. крепостные сооружения во внутренних городах были заброшены, и боярин Б. И. Морозов указал (1648 г.) пушкарям быть по уездам «в приставах», т. е. обратил их в местную полицейскую стражу. Такие обязанности пушкарей и описаны Аввакумом (Смирнов. Правительство Морозова, 19—20).

228

На Кострому прибежал... протопопа ж Даниила изгнали. — Кострома принадлежала к патриаршей области, в ней примерно в то же время, что и в Юрьевце-Повольском, началось общественное движение против среднего духовенства (протопопа Даниила и игумена Герасима). Еще 25 мая 1652 г. ночью, заслышав пение песен, Даниил вышел на берег Волги «унимать» ослушников, но крестьяне его «на берегу насмерть били, и скуфью сбили», а затем «у воеводского двора, при воеводе, при Юрье Аксакове, того же протопопа ослопием били» (Грандилевский, 405). 28 мая, как свидетельствует «сыскное дело», в Кострому пришла толпа крестьян, возглавляемая попом Иваном. Восставшие освободили трех узников, посаженных Даниилом «в палату», и «которые люди стоят за благочестие, они тех побивали до смерти... протопопа Данилу хотели убить...» В это время у «соборной церкви скоморохи песни пели» (там же). Костромские попы, как и юрьевские, объединились со своими прихожанами (крестьяне, городская беднота) в «мятеже» против протопопов Даниила и Аввакума, к восставшим костромичам примкнули и скоморохи, гонимые местными протопопами. Даниилу пришлось бежать в Москву. Костромские события были неожиданностью для Аввакума. Даниила он не застал («ано и тут... Данила изгнали»), значит, весть о событиях ко времени его ухода из Юрьевца-Повольского (около трех дней пути) туда еще не дошла. Следовательно, Аввакум прибыл в Кострому 1—3 июня 1652 г.; он двигался к Москве водным путем по Волге, где как раз к этому времени устанавливается пора летнего судоходства.

К стр. 146

привез... Филиппа митрополита. — Царь Алексей Михайлович и митрополит Никон, озабоченные укреплением престижа государственной и церковной власти, решили обновить кремлевский Успенский собор и умножить его «святыню» перенесением в собор останков патриархов Гермогена (из Чудова монастыря) и Иова (из Старицы), а также митрополита Филиппа (из Соловков), за останками которого царь послал Никона. Никон выехал из Москвы 11 марта 1652 г., а 15 апреля умер патриарх Иосиф.

с митрополитом казанским Корнилием (ум. 17 августа 1656 г.). — Аввакум, очевидно, знал Корнилия и раньше, когда тот был игуменом расположенного в нижегородском крае Макарьевского Желтоводского монастыря (1647—1648 г.). Никон был поставлен патриархом (25 июля 1652 г.) «рукоположением... Корнилия, митрополита Казанского и Свияжского» (ДР, III, 322).

написав челобитную за руками. — Челобитная до нас не дошла; «за руками» — подписанную собственноручно. В «Книге бесед» Аввакум писал об этом: «И я, окаянной, о благочестивом патриархе к челобитной приписал свою руку. Ано врага выпросили и беду на свою шею» (245—246).

Царь... пишет к нему послание навстречю... — Царь не решился приступить к избранию нового патриарха без Никона и в мае 1652 г. направил в Соловки два письма своему «собинному... другу душевному и телесному». Царь предписывал Никону возвращаться «поскорее к нам, обирать на патриаршество именем Феогноста»; названное здесь имя не означало какой-либо кандидатуры в патриархи, а содержало намек (Феогност — греч. — известный богу), который был продолжен царем и в посланном Никону описании смерти патриарха Иосифа: «а ожидаем тебя... к выбору, а сего мужа (т. е. будущего патриарха. — А. Р.), три человека ведают: я, да Казанский митрополит (Корнилий. — А. Р.), да отец мой духовной (Стефан Вонифатьев. — А. Р.), ...а сказывают свят муж». Таким образом, подтверждается сообщение Аввакума о руководящем участии в этом тайном деле

229

Корнилия и Вонифатьева, а также через них близость самого Аввакума к обсуждению кандидатуры патриарха. Позже Аввакум писал, что Никон «вскрался» на патриарший престол, «оболстя святую душу протопопа... Стефана, являяся ему яко ангел, а внутрь сый диявол. Протопоп же увеща царя и царицу, да поставят Никона на Иосифово место... Тогда и я при духовнике (Стефане. — А. Р.) в тех же палатах шатался...» (245). Аввакум почти точно передает обращение царя к Никону в обоих письмах, особенно во втором: «От царя... преосвященному Никону, митрополиту новогородцкому и великолуцкому, от нас, земного царя, поклон. Радуйся, архиерее великий...» (Бартенев, 149—212). Но Аввакум произвольно добавляет к титулу Никона «...и всеа Руси». Этих слов не было и не могло быть в царских письмах, так как они составляли принадлежность титула патриарха, но не митрополита, кем был в то время Никон. Вводя это важное для современников добавление, Аввакум намекает на то, что избрание Никона патриархом было уже предрешено со стороны царя.

Никон, друг наш... — Аввакум подчеркивает прежние дружеские отношения между «братией» и Никоном и резкое изменение их после его избрания патриархом. Это подтверждается выступлением Неронова на соборе (июль 1654 г.): «Прежде сего совет имел ты (Никон. — А. Р.) с протопопом Стефаном... и на дом к протопопу Стефану часто приезжал... и не прекословил нигде..., а ныне... и протопоп Стефан за что тебе враг стал? везде ты ево поносиш и укоряеш, а друзей его разоряет... Доселе ты друг наш был, на нас востал» (I, 47).

в Крестовую пускать. — Крестовая палата — приемный зал патриарха в кремлевском патриаршем дворце, в котором он занимался делами церковного управления и ежедневно у крестов (отсюда название палаты) совершал богослужение. Здесь же в 1666 г., пишет Аввакум, «в Крестовой стязався власти со мною» (стр. 165), а в 1667 г. «сошедшися во крестовую полату патриаршую» (II, 62) вселенские патриархи Паисий, Макарий и весь «собор», судили Аввакума и Никона. По воспоминаниям присутствовавшего при этом Павла Алеппского (сына антиохийского патриарха Макария), Крестовая палата, перестроенная Никоном в 1655 г., поражала своим великолепием и размерами (13 × 19 м.): «Особенно удивителен обширный свод без подпор в средине. По окружности палаты сделаны ступеньки... Они выстланы чудесными разноцветными изразцами. Огромные окна ее выходят на собор (Успенский. — А. Р.); в них вставлены оконницы из чудесной слюды, украшенной разными цветами, как будто настоящими...» (IV, 104—105). Замечание Аввакума о Никоне характерно, так как он ограничил доступ к себе не только своих бывших друзей, но и высших сановников. По свидетельству Павла Алеппского: «Бояре прежде входили к патриарху без доклада привратников... Теперь же, как мы видели собственными глазами, министры царя и его приближенные сидят долгое время у наружных дверей, пока Никон не дозволит им войти; они входят с чрезвычайной робостью и страхом...» (III, 47), «бояре стояли у его дверей на сильном холоде, пока патриарх не приказывал их впустить» (III, 159). Крестовая палата — выдающийся памятник русской архитектуры.

В пост великой прислал память... — Памятная записка Никона была послана им в Казанскую церковь в первый день великого поста (в 1653 г. приходился на 21 февраля).

я у нево все и жил... — Аввакум служил в церкви Неронова и жил у него с семьей; на допросе (15 сентября 1653 г.) он показал, что «протопопица де ево живет Казанские богородицы бывшего протопопа Ивана Неронова на дворе» (Никольский, 159), а за день до этого (14 сентября), сообщая из тюрьмы сосланному Неронову о беспорядках в его доме, писал: «А дом твой ни то, ни се, без меня и пущи пропал: сказывают, пьянствуют, да бранятся. А жена моя потерпела, да и з двора збрела» (I, 26).

230

егда куды отлучится, ино я ведаю церковь. — Во второй половине 1652 г. Неронов уезжал в Вологду, а затем на Лом — свою родину (I, 200—201).

к Спасу, на Силино покойника место. — В числе подписавших деяние собора 1649 г. значится: «Спаской протопоп Сила» (Белокуров. Собор 1649, 38), но уже деяния собора 1654 г. (март — апрель) подписаны иначе: «Спаской, что у государя на сених, протопоп Александр подписал» (Деяние, л. 22). Вопрос о назначении Аввакума настоятелем дворцовой церкви Спаса-на-Бору мог ставиться во время его жизни в Москве в 1652 г., до патриаршества Никона (Паскаль, 92, 4).

чел народу книги. Много людей приходило. — Стефан Вонифатьев и его «братия» возобновили давно уже прекратившийся на Руси обычай чтения проповеди, т. е. чтения и толкования (после окончания службы) поучений «отцов церкви» и житий святых. Материал для этого легко было найти в издававшихся при патриархе Иосифе сборниках, получивших значительную популярность: «Пролог» (1641 г.), «Маргарит» Иоанна Златоуста (1641 г.), «Кириллова книга» (1644 г.), книга поучений Ефрема Сирина (1647 г.), «Книга о вере» (1648 г.), книга Ефрема Сирина и поучения аввы Дорофея (1652 г.) и др. Иван Неронов потому и был назначен протопопом Казанской церкви, что Стефан Вонифатьев, Ф. М. Ртищев и сам царь знали его как человека «речиста», церковь же эта стояла «на Красной площади... посреди торжища... и мног народ по вся дни непрестанно в ней бывает» (I, 275). Когда Неронов «прочитоваше народу святыя книги, тогда бываху от очию его слезы, яко струя, и едва в хлипании своем проглаголываше слово божественнаго писания; сказоваше же всякую речь с толкованием, дабы разумно было всем христианом» (I, 277). Одновременно с этим вводил проповедь и митрополит новгородский Никон; он был, по словам современников, «богодохновенною беседою украшен, и глас его благоприятен», имел обычай «во дни недельныя... народа слову божию учити, его же для сладостнаго поучения мнози от дальных приходов» приходили (Шушерин, 13). Муромский протопоп Логгин «божественная писания проповедающе, якоже златокованная труба вопиюще» (Воздвиженский, 99). Этот житийно-риторический стиль восхваления искусства новых русских проповедников из числа «братии» сменялся просторечно-насмешливым стилем, когда оценка их деятельности исходила от их соперников — приехавших в Москву киевских ученых монахов. В одном доносе (1650 г.) говорилось, что киевские старцы «всех укоряют и ни во что ставят благочестивых протопопов: Ивана (т. е. Неронова) и Степана (т. е. Вонифатьева) и иных: враки де они вракуют, слушать у них нечего..., учат де просто, ничего не знают, чему учат» (Каптерев, 145). Представители «братии» не могли соперничать с киевлянами в богословской школьной учености, но сила их проповеди в том и состояла, что учили они «просто». Это и подчеркивалось как заслуга в «Житии» Неронова, который еще в своей бедной нижегородской церковке «толковаше всяку речь ясно и зело просто слушателем простым» (I, 257). Неронов вынес проповедь за пределы церкви прямо в народ, «хождаше по стогнам града (Нижнего-Новгорода — А. Р.) и на торжищи, нося с собою книгу... Иоанна Златоустаго, именуемую Маргарит, возвещая всем путь спасения» (I, 258). Молодой провинциальный протопоп Аввакум с увлечением учился («любо мне») искусству проповеди в Казанской церкви у Ивана Неронова. Проповедь в народной среде так увлекала Аввакума, что из-за этого у него и «радение худо было» о предлагавшемся ему месте придворного священника. Вскоре, после ссылки Неронова и столкновения Аввакума с причтом Казанской церкви (см. стр. 234), «Аввакум чел поучение на паперти..., а он... лишние слова говорил, что и не подобает говорить» (I, 29). Так Аввакум впервые сделал церковную проповедь средством протеста против господствующей церкви. Подводя итоги своей жизни, он отмечал прежде всего свою агитационно-проповедническую деятельность:

231

«Не почивая, аз... во церквах, и в домех, и на распутиях, по градом и селам, ...в царствующем граде, и во стране Сибирской проповедуя...» (стр. 143). Мастерство проповеди Аввакума оказало большое влияние на его литературное творчество.

В памети Никон пишет... крестились. — Патриарх начал свои реформы с изменения двух наиболее заметных обрядов (перстосложение и поклоны). Его «память» до нас не дошла, но приблизительно в то же самое время (11 февраля 1653 г.) вышло из печати новое издание следованной Псалтыри, в котором по сравнению с предшествующими изданиями Никоном были сделаны аналогичные изменения — изъяты статьи: а) о 17 великих поклонах («метаниях») при чтении великопостной молитвы Ефрема Сирина, причем оставлено было только четыре таких поклона, остальные были заменены малыми («поясными») поклонами; б) о двоеперстном крестном знамении, которое заменялось троеперстным (Николаевский, I—II, 160). Распоряжение Никона о поклонах было приравнено Нероновым в его письме царю (27 февраля 1654 г.) к «непоклоннической ереси» (I, 55). Аввакум требовал: «И в посты метание твори на колену, а поясные поклоны ровняй главу с поясом...» (696).

видим, яко зима хощет быти... — Ср. в «Книге бесед»: «Яра ныне зима, но тамо сладок рай» (350). Сравнение реформ Никона с «зимою» возникло сразу с их наступлением: оно уже есть в письме к Неронову его духовных детей Плещеевых: «Ей, вправду, ныне люта зима...» (Бороздин, 5).

Чюдов — Монастырь в московском Кремле около Малого дворца; основан в 1356 г. митрополитом Алексеем (см. стр. 256) во имя «чуда архистратига Михаила» (откуда и название); состоял в ведении патриархов и был одним из центров книжности, в нем помещалась первая школа Арсения Грека (см. стр. 289).

седмицу в полатке молился. — Молился в течение первой недели великого поста в одной из келий; полата, полатка — каменное строение.

подобает вам неослабно страдати! — В письме к Вонифатьеву, посланном из ссылки (13 июля 1654 г.), Неронов сам описал содержание своего видения, но несколько иначе. «Во 161 году на первой неделе великого поста (21—27 февраля 1653 г. — А. Р.) гласу пришедшу от образа спаса сице: „Иоанне, дерзай и не убойся до смерти; подобает ти укрепити царя о имени моем, да не постраждет днесь Русь“» (I, 99—100). В «Житии» Неронова этот эпизод дается ближе к описанию Аввакума: «...Иоанну приспе время страдания, уз, и темниц, и изгнания, еже сам... пророчески о себе предвозвестил бяше учеником своим» (1, 281).

коломентьскому епископу Павлу. — Только что поставленный епископом (17 октября 1652 г.) земляк Аввакума Павел был единственным церковным иерархом, который выступил на защиту «старой веры» и на соборе 1654 г. в присутствии патриархов Никона и Макария антиохийского возражал против изменения обряда поклонов во время молитвы Ефрема Сирина; около его подписи под «Деяниями» собора есть приписка: «Смиренный епископ Павел коломенский и каширский; а что говорил на святем соборе о поклонех и тот устав харатейной во оправдание положил зде, а другой писмяной» (л. 21). Сразу после собора Никон своим единоличным решением низложил и сослал Павла. Позже (в июле — августе 1654 г.) Никон обратился к константинопольскому патриарху Паисию с вопросами об исправлении церковных обрядов и книг, указав на несогласие с этим Павла и Ивана Неронова. В ответной грамоте (пришла в Москву в сентябре — октябре 1655 г.). Паисий писал (перевод с греческого): «О епископе же коломенском Павле, и о протопопе Иоанне Неронове... яко не согласуета вами» (ни касательно книг, ни литургии, ни перстосложения, и требуют других молитв), «наипаче же (глаголет) о убогих (т. е. — о бедных)...

232

отвещаем: яко вся суть знамение ереси и раздора... да отвержете и разлучите их извержением от овец христовых» (Скрижаль, 1656, л. 713). Федор впоследствии отметил, что Никон писал на Павла и Неронова греческому патриарху «ложная басни, оправдуя сам себя, а на них клевеща, яко диавол, будто они составили свои новыя молитвы и чины церковныя» (VI, 198). Павел был сослан в Палеостровский монастырь (на Онежское озере), а затем — в Хутынский монастырь около Новгорода, где, по словам Федора, «нача уродствовать» (юродствовать — А. Р.). Потом явились слуги Никона и «похвативше его, яко волцы кроткую христову овцу, и убиша его до смерти, и тако его сожгоша огнем по никояову велению» (VI, 196). Но во время суда над Никоном (на соборе 1666 г.), когда ему была поставлена в вину расправа над Павлом, в официальном акте отмечалось глухо: «По низложении Павла... его же из мантии обнажи жестоце... и на лютая биения и наказания предаде... и погибнути бедному кроме вести, от зверей ли снеден или в воду впад утопе, или иным коим обычаем погибе» (Дело о Никоне, 450). Эта неопределенная формулировка собора должна была, видимо, скрыть неслыханный случай сожжения епископа без суда, так как признание такого факта могло бы повредить делу утверждения на этом же соборе реформ церкви, принятых ранее тем же Никоном. Участие епископа Павла в борьбе с реформами Никона было очень важным фактом для движения раскола. Даже в конце 80-х годов XVII в. среди донских казаков ходили слухи, что Павел «из ссылки ушол и ныне на Дону у них, а называют его, что он их особой и лутчий патриарха» (ДАИ, III, 180).

з Данилой, написав ис книг выписки о сложении перст... Эти выписки были первым произведением полемической литературы раскола; они не сохранились, но их содержание, видимо, послужило для Аввакума материалом при составлении впоследствии специальной статьи «О сложении перст» (693—700). В этот период изгнанный из Костромы Даниил, как и Аввакум, состоял при Казанском соборе у Ивана Неронова. Совместно с Даниилом Аввакум от лица всей «братии» подал также царю челобитную с просьбой освободить только что сосланного Ивана Неронова, в письме к которому сам Аввакум излагал содержание этой челобитной: «О благочестивый царю, откуду се привнидоша во твою державу? Учение в России не стало и глава от церкви отста...» (I, 23—24). Эти обвинения, как и содержащиеся в челобитной резкие суждения о Никоне, послужили одной из причин последовавшего ареста Даниила, а затем и Аввакума. Впоследствии Аввакум вспоминал о Данииле: «И до мору, приходя в Казанской... многажды пел со священномучеником, с костромским протопопом, пострадавшим за правоверие от Никона волка и адова пса» (911).

в монастыре за Тверскими вороты. — Девичий монастырь был учрежден в 1654 г. около церкви Страстной богоматери, которая была построена за Тверскими воротами (теперь около Пушкинской площади) на месте встречи иконы богоматери «страстныя», перевезенной в 1641 г. в Москву из Нижнего Новгорода.

остриг голову и, содрав однорятку... — Обряд лишения духовного сана («расстрижение») сопровождался публичным снятием с осужденного присвоенной его сану верхней одежды, замены ее простой мирской одеждой, острижением волос на голове и бороды. Однорядка. — Верхняя долгополая одежда (сшитая «в один ряд» кроенной ткани) без воротника с длинными свисавшими рукавами, под которыми делались прорехи для рук; шилась из шерстяных тканей, носилась поверх кафтана женщинами и мужчинами, в том числе — священниками. Среди домашних вещей Никона были и «две однорядки поповские» (Переписная книга, 15, 61). Обычная однорядка стоила от 2 до 5 руб. (Забелин. Быт царей, II, 651). Далее Аввакум пишет: «У протопопицы моей однорятка московская

233

была... рублев в полътретьяцеть» (стр. 151), т. е. 25 руб., — цена очень высокая, составляющая как раз годовое жалование противницы Аввакума царициной крайчей Анны Ртищевой (Козловский, 16). Такие однорядки делались очень яркими, например: «Однорятка женская, сукно малиновый цвет, у ней двенатцать пуговиц серебряные болшие... плетень золотной» (Савваитов, 89).

отвел в Чюдов в хлебню. — Обычным церковным наказанием было помещение провинившегося в монастырскую пекарню. Например, при первой ссылке Неронова в Карельский Никольский монастырь велено было «его держать в хлебне... сковав и сеять на братью мука год» (ААЭ, III, 284). Во время его ссылки в Спасо-Каменный монастырь он сам говорил: «Аз к вам прислан от святителя патриарха... велено мне быть в хлебне, и мука сеять, и ходить в черных службах» (I, 113). В ту же «хлебню» Чудова монастыря, по рассказу Аввакума, был посажен Федор-юродивый см. стр. 164).

темниковскаго Даниила ж протопопа (в редакции В добавлено — никольскаго). — Темников — небольшой город (теперь в Мордовской АССР), в котором до 1653 г. соборной считалась церковь Николая Чудотворца (Холмогоровы. Материалы, 3). Очевидно, Даниил, в результате борьбы с народными обычаями (см. стр. 222), подобно Аввакуму и Даниилу костромскому, должен был покинуть свой город и идти в Москву, где он и присоединился к «братии» Стефана Вонифатьева. В дальнейшем, несомненно, Даниил принес покаяние, так как в 1670 г. (7 сентября) он опять состоял в должности темниковского протопопа (РИБ, XXI, 865, 1538). В декабре того же года, когда Темников был отбит князем Ю. А. Долгоруким у войск Степана Разина, в городе был пойман и повешен сын Даниила поп Пимен, который участвовал в восстании и в темниковской соборной церкви «молил бога... за воровских казаков» (Попов, 106—109). Пимен сказал, что отец его, «бывший темниковский протопоп Данило, живет на Москве, укрываясь от сыску, у сына своего хлебеннаго приказу у подьячего у Макара...» (там же). Даниил был разыскан: в 1673 г. митрополит новгородский Иоаким, направляя Даниила в Деревяницкий монастырь (около Новгорода), писал игумену: «И вы б... держали ево у себя под крепким началом... он священства отлучен... и чернил и бумаги ему давать и никаких писем ему писать... не велели», если же будет непослушен и «ево протопопа Данила... держать скована за сторожею» (Летописные известия, 81; Паскаль, 95, 3).

в монастыре у Спаса на Новом. — Новоспасский монастырь был первоначально устроен в Московском Кремле, но с XV в. переведен на Крутицы. В XVII в. был одним из первых по значению монастырей.

скуфью снял. — Сам Неронов писал: в соборной церкви «патриарх Никон велел с меня... скуфью снять» (I, 50). Скуфья, небольшая островерхая шапочка, дается священникам и дьяконам при рукоположении и является знаком священства; снятие скуфьи было тяжелым наказанием. Собор 1666 г. подтвердил, что, «егда согрешит священник... и архиерей... возьмет от него скуфью (Деяния, л. 65—66). Олеарий писал, что скуфья — «это священный... предмет... Кто бьет попа и попадет на шапку или же сделает так, что она упадет на землю... должен платить за «безчестие». Однако... попов все-таки бьют... Чтобы при этом пощадить святую шапочку, ее сначала снимают, потом хорошенько колотят попа, и снова аккуратно надевают ему шапку» (330).

в Симанове монастыре. — Один из богатых монастырей, основанный на юго-восточной окраине Москвы около 1370 г.

Спасов Каменной монастырь. — Маленький древний (с XIII в.) монастырь на островке озера Кубенского в 45 км. севернее г. Вологды.

234

Кольской острог. — Неронов был сослан не в Кольский острог (г. Кола), а в Кандалакшский рождественский монастырь на Кольском полуострове.

мняйся стоя... не падет. — Ср. в первом послании Павла к коринфянам: «Тем же, мняйся стояти, да блюдется, да не падет» (10, 12).

аще возможно духу антихристову прельстити и избранныя. — Евангельское: «Восстанут бо лжехристи и лжепророцы и дадят знамения велия и чудеса, якоже прельстити, аже возможно, и избранныя» (Матфей, 24, 24).

взяли от всенощнаго Борис Нелединской со стрелцами... — Аресту Аввакума придавалось большое значение, за ним было послано такое высокопоставленное лицо, как Борис Иванович Нелединский, патриарший стольник (с 1629 г.), а затем — патриарший боярин (с 9 ноября 1652 г.; Руммель и Голубцов, II, 132). Аввакум был взят в ночь на воскресенье 21 августа 1653 г. (Гейден, 12). Этому предшествовало следующее: проводив Неронова в ссылку, Аввакум хотел служить вместо него в Казанской церкви, говоря «батко де мне приказал» (I, 29), но встретил резкое сопротивление попа Ивана Данилова и всего причта. Тогда он начал служить всенощные при доме Ивана Неронова, где он жил с женою и детьми, в «сушиле» (в сарае), причем от Казанской церкви, как жаловался Иван Данилов, «прихожан отозвал, а иные... приходили... позывать от церкви в сушило. А иной и так говорил: в некоторое время и конюшня-де иные церкви лучше» (I, 21, 31). Когда время уже приближалось к заутрене, писал Аввакум Неронову, «вскочиша в молитвенный дом Борис Нелединской со стрельцами, и книги попраша, а меня почали бить взашей и за волосы драть в патрахели» (I, 22). Эти службы в «сушиле» и вся обстановка, в которой они устраивались Аввакумом, явились с его стороны прямым актом отделения от господствующей церкви и вообще противоречили всяким церковным канонам, в том числе и тем традициям «старой веры», которые он защищал. Поэтому с течением времени, вновь рассказывая об этих событиях, Аввакум все дальше отходил от изложения их реального содержания. В первой челобитной к царю он опустил упоминание о «сушиле»: «Меня взял от всенощнаго з двора протопопа Иоанна Неронова... Борис Нелединской» (725). В автобиографии опущено упоминание о дворе Неронова, но сохранилась деталь — «меня взяли от всенощнаго», что создает впечатление ареста Аввакума в церкви. Этим воспользовалась позднейшая старообрядческая легенда, уже прямо создавшая картину его ареста во время службы «в церкви... богородицы Казанскаго образа... яша блаженнаго» (Виноград, л. 17 об. — 18).

человек... шестьдесят взяли. — В письме к Неронову (14 сентября 1653 г.) Аввакум указывает, что с ним было схвачено «человек с сорок и болши» (I, 22), Данилов указывает — 33 человека, но незадолго до этого были еще арестованы челобитчики за сосланного Неронова — «человек... с 40» (I, 31), что вместе дает более 60 человек.

К стр. 147

до Андроньева (или Спасо-Андроникова) монастыря. — На окраине Москвы (на р. Яузе, около Рогожской заставы), основан ок. 1360 г. и назван по имени своего первого игумена Андроника.

кланялся... не знаю — на восток, не знаю — на запад. — Во время молитвы следовало обращаться лицом на восток, чего Аввакум не мог определить, сидя в темноте.

бысть же я в третий день приалъчен. — Подражание «Деяниям апостолов», где о Петре сказано: «Бысть же приалчен и хотяше вкусити» (10, 10).

ста передо мною... не загорожено. — Эпизод с ангелом отсутствует в письме к Неронову

235

(14 сентября 1653 г.), в котором описывалось это пребывание в Андроньевом монастыре и которое писалось там же («сижу все на чепи...», I, 24) в последний день заключения. Это «чудо» придумывается позже: оно описывается в 1664 г. в первой челобитной царю: «Тут мне пищу приносе аньгел за молитв... протопопа Стефана» (Вонифатьева; 725, ср. 735): В одной из бесед (1678 г:) Аввакум привел вариант этого эпизода: «Въза[л]кал я, бедной, в третей той день, хватить куса хлеба захотел. А се много кричал, обличая ево, собаку (Никона. — А. Р.), изнемог. Молодые были времена — поесть-тово захотелося! Ныне бы, за божиею помощию, хотя и три недели, ино бы даром. Пришел ко мне тогда в потемках тех не знаю человек, не знаю ангел, принес хлеба и штей. Накормил меня, да и опять ево не стало. А двери те полатные не отворялись. Бог ево знает, как он сквозь стену ту пролез. Шти те силно сладки были. Ну, полно о том». (Прянишников, л. 108). Эпизод с ангелом создан в подражание легенде об апостолах, которым «ангел же... ношию отверзе двери темницы» («Деяния апостолов», 5, 19; 12, 7—9).

не их то дело, но сатаны лукаваго. — Аввакум обычно приписывает действия своих врагов влиянию на них дьявола, ср.: «Не ваше то дело, но бесовское научение» («Книга бесед», 290).

взяли Логина... — Протопоп г. Мурома на р. Оке, один из ревностных сторонников «братии», происходил из крестьян муромского уезда. В июле 1653 г. по доносу муромского воеводы Никон созвал собор, на котором осудил Логгина, несмотря на активную защиту его Иваном Нероновым (I, 41—44). Затем, 1 сентября, «на соборе при государе патриарх Никон и власти... Логина прокляли» (Иероним, 71). Аввакум описывает это событие по свежим следам: «А Логина остриг... и однорядку с него и кафтан стащил... и били ис церкви взашей доволно в одной рубахе... На чепи ево тащили от патриархова двора до богоявленскаго монастыря за шею по земле» (письмо к Неронову, I, 24—25). Это описание предваряет рассказ автобиографии, за исключением важной детали — отсутствует позднее придуманное чудо со сброшенной Логгином рубашкой. В письме Аввакума к Неронову указывается, что Логгина вывели из церкви «в одной рубахе» (т. е. он ее не сбрасывал), а в автобиографии уже — «нагова», что получило дальнейшее развитие в старообрядческом предании, по которому Логгин обратился к Никону со словами библейского Иова: «отъял еси одежды моя верхняя, ругал мя се и срачицу отдаю ти, не боюся безчестия: наг изыдох из чрева матери моея, наг и в землю возвращуся» (Виноград, л. 17; Иов, I, 4). В 1666 г. в челобитной ко вселенским патриархам Неронов указывал на скрытую причину быстрого осуждения Логгина: Никон расправился с ним «мстя себе бывшее обличение от того Логина... в его никонове небрежней, и высокомерном и гордом житии» (I, 234). Дело Логгина оказалось столь громким, что в 1655 г. обратило на себя внимание А. Олеария, который отметил, что «Логин осмелился проповедывать и начал, вместе с некоторыми подчиненными ему попами в Муроме... произносить открытые проповеди, поучать народ... Когда... патриарху это стало известно, он... отрешил проповедников от должностей, проклял их... и сослал...» (312). По указу Никона Логгин жил около Мурома «в деревне у отца под началом» (1, 25), как писал Аввакум. В июне 1654 г. он ездил в Вологду, где встретился с отправляющимся в ссылку Нероновым и писал под его диктовку письмо к Стефану Вонифатьеву (I, 94—108). Вскоре, по словам Аввакума, Логгин «скончался в мор» (247).

в соборной церкви... остриг в обедню. — Лишение духовного сана происходило в кремлевском Успенском соборе во время литургии (русское ее название «обедня»).

Во время переноса... при дверех царских стоял. Увы разсечения тела христова... — Во время третьей части литургии («литургия верных») совершается так называемое принесение

236

жертвы тела и крови Христа под видом хлеба и вина. Для этого «святые дары» (в сосудах: потире — чаше с вином, разбавленном водой, и дискосе — блюдце с хлебом в виде нарезанных просфор) переносятся священником и дьяконом с жертвенника на престол. Оба они выходят из алтаря через северные врата иконостаса, проходят среди храма, входят опять в алтарь через царские (средние) врата, причем первым входит дьякон. Священник сначала ставил потир на престол, потом снимал дискос «со главы дияконовы» и устанавливал его рядом с потиром, оба сосуда накрывались особым покрывалом — «возду́хом». Потом в сосудах будто бы и происходило «пресуществление» их содержимого в тело и кровь Христа. Порядок этих действий не был изменен никоновской реформой (ср. Служебник, М., 1651, л. 146—147 об. и Служебник, М., 1657, л. 294). Аввакум же отмечает происшедшее в данном случае нарушение обряда, так как Ферапонт с потиром еще не вошел в алтарь (задержавшись почему-то у царских врат), когда патриарх уже поставил дискос на престол, отчего и произошло якобы «разсечение» тела христова. Он хочет показать, что лишение сана Логгина происходило при допущении церковного беззакония со стороны патриарха, но зато при явных знаках небесного благоволения к самому пострадавшему, рубашка которого заменила «возду́ух». При этом, однако, сам Аввакум допустил «еретическое» объяснение обряда: он говорил о «разсечении» тела Христова еще до того, как «пресуществление» совершилось на престоле, так как считал, что это превращение произошло уже на жертвеннике во время приготовления «даров». Этот вопрос входил в полемику Аввакума с Федором (см. VI, 128). При описании нарушения этого обряда Аввакум пользуется традиционными представлениями, которые встречались, например, при осуждении многогласного церковного пения: «тело христово раздирают», «паче же христова распинания и тела его раздирания, еже безчинно... пети во многия гласы вдруг» (Списание о единогласии, 54, 62). Федор писал, что противники Никона «возбраняли ему много, еже бы не раздирал церкве христовы» (VI, 197).

Ферапонт (ум. в сентябре 1654 г.). — Архимандрит Чудова монастыря с 1649 г, участвовал в соборе Никона 1654 г. (ЧОИДР, 1905, кн. 3, 25; Деяние, 1654, л. 21 об.). Когда в Успенском соборе служил патриарх, вместе с ним были обязаны служить четыре архимандрита главных московских монастырей; первым среди них был чудовский архимандрит (Павел Алеппский, III, 129).

содрали с него однорятку (см. стр. 232) и кафтан. — Ср. в письме Аввакума к Неронову (1653 г.) — «и однорядку с него и кафтан стащил в то же время» (I, 24—25). Кафтан — одежда с длинными рукавами и полами, которую носили мужчины и женщины всех слоев общества XVII в.; шился из атласа, сукна и других тканей, надевался в качестве верхнего платья или под однорядку. Сохранилось описание кафтана Стефана Вонифатьева: в 1649 г. «на казенном дворе сделан кафтан поповской в камке куфтере зеленой, положен испод черевей лисей краснобурой, нашивка нашита шелковая, пуговицы серебряныя золоченыя; и тот кафтан царица Мария Ильинична пожаловала духовнику Стефану» (Савваитов, 34).

царица в церкви была. — По письму Аввакума к Неронову: «В то время у обедни и царь был» (I, 25). Присутствие царя и царицы Марии Ильиничны (см. стр. 272) объясняется тем, что это было 1 сентября, когда в древней Руси праздновали новый год («летопровождение»).

связався много со мною. — В этих первых спорах с «властями» Аввакум сразу обнаружил те качества бесстрашного полемиста, которые впоследствии достигли у него огромной силы. Этот эпизод подробнее описан под непосредственным впечатлением в письме Аввакума к Неронову; патриарх «меня имал из монастыря (Андроньева — А. Р.) к себе

237

на двор, и велел вести Москвою пешова за рукава, снемши с рук, яко разбойника. И был я в приказе день един перед судьями на распросе про челобитную, что братия о тебе (т. е о Неронове. — А. Р.) подавали государю. А писал ее Данило костромский да я. А в ней написано слово так: «О, благочестивый царю, откуду се привнидоша во твою державу? Учение в России не стало и глава от церкви отста...» И я судьям сказал: «Глава, реку, Иван... а свини те, которые разоряют благочестие...» Патриарший архидьякон Евфимий «со мною стязався и, побраня меня матерны, велел паки отвести в Ондроньев монастырь», (I, 23—24).

в Никитин день ход со кресты... — 15 сентября, по обычаю, «ходили власти со кресты к великомученику Никите (в церковь. — А. Р.), в Басманную слободу» (Доп. к III ДР, 353). Эта процессия направлялась из кремлевского Успенского собора к восточной окраине Москвы, Аввакума же вели навстречу ей из Андроньева монастыря в Кремль. Встреча эта запомнилась Аввакуму надолго, так как должна была сильно унизить его, тем более, что в составе процессии было, несомненно, немало людей, хорошо его знавших.

Сибирской приказ. — Один из «приказов» (органов государственного управления), ведавший всеми сношениями с Сибирью — сбором пушнины, ссылкой на поселение и др. Г. Котошихин писал: «И ис тех приказов, Казанскаго и Сибирскаго, ссылаются с Москвы... на вечное житье всякаго чину люди, за вины; а тех ссылочных людей в тамошних городех верстают в службы, смотря по человеку...» (93).

отдали дьяку Третьяку башмаку, что ныне... старец Саватей. — Один из ранних сторонников Аввакума, младший дьяк Сибирского приказа Семен Третьяк Васильев Башмак; его служба протекала попеременно между Тобольском и московским Сибирским приказом. Позже из ссылки он писал царю: «Сибирское дело мне было за обычай..., знал в чем вам, великому государю, поработать, а за своим ни за чем не ходил, для чего послан, — то и делал, убивался о вашем государеве, яко горлица». (Три челобитные, 52). Через руки Башмака проходили несметные богатства царской «меховой» казны (пушнины), приносившей, по словам Котошихина, дохода «в год болши шестисот тысечь рублев» (93). Но эта служба тяготила Башмака. Он писал думному дьяку М. Ю. Волошенинову: «В Тобольску в живых обретаюся... в бури и волнах сланаго сего житейскаго моря». (Попов Переписка, 19). Там он занимался чтением книг, излюбленных и Аввакумом: «Чол Библию от перваго листа до последняго, также и любопремудраго Дионисия Ареопагита отчасти коснулся и еще требую сладкия сея чаши» (там же, 19, 20). Выходец из простых людей, Башмак стал начитанным человеком, и к нему начинали обращаться за разрешением духовных вопросов, причем он отвечал, по его словам, «начертах ово от книжнаго разумения, а ино от просторечия». Башмак сам составил сборник своей переписки с такими известными лицами, как князья С. И. Шаховской, А. Н. Трубецкой, боярин И. Д. Милославский (отец царицы). Прослужив 40 лет в царских приказах, он вскоре после ссылки Аввакума (в 1654 г.) постригся в монахи в Чудовом монастыре под именем Савватия, подал царю челобитную с обвинением справщиков Печатного двора в том, что они портят книги и «плевы» в них сеют, и за это в 1661 г. был сослан в Кирилло-Белозерский монастырь. Оттуда он снова писал царю, просил освободить его и снова указал на ошибки во многих церковных книгах изданий 1637, 1658 и 1660 гг. В этой челобитной Савватий Башмак в известной мере предвосхитил взгляды Аввакума на русский язык: он протестовал против писания «по чужим пословицам» (Три челобитные, 39), говорил, что «ныне» справщики книг и многие люди «словенским языком... гнушаются, иже широк есть, и великословен, и умилен», они же «на греческий тесной язык воспящаются, а своей охуждают», избегая «природнаго и пространнаго своего словенскаго языка» (там же, 35—36).

238

В актах собора 1666 г. «старец Саватей Башмак» (II, 12—13) и его челобитная упоминались, но сам он на соборе не был; видимо, уже после собора Савватий был перевезен в Москву и, как пишет Аввакум, заключен в Новоспасском монастыре.

послали меня в Сибирь... Протопопица младенца родила. — 1 сентября 1653 г. Никон указал: «Отставленнаго протопопа Аввакума за ево многое безчинство сослать з женою и з детьми в Сибирской город на Лену» (Никольский, 159; видимо, — в Якутск). Но 16 сентября это решение было смягчено: по царскому указу Аввакум ссылался в Тобольск. Он выехал в Сибирь с женой, сыновьями Иваном (9 лет), Прокопием (5 лет), новорожденным Корнилием («осми дней»), дочерью Агриппиной (8 лет) и племянницей Мариной.

три тысящи верст недель с тринатцеть волокли... половину пути. — По книгам Ямского приказа в XVII в. путь считался 2610 верст (Лаппо-Данилевский, 10—11). Юрий Крижанич, сосланный в Тобольск (1661—1676 г.) считал 3 тыс. верст, а время пути в оба конца зимой — 12 недель (Титов, 164). Аввакум двигался вдвое медленнее, так как он ехал по осенним дорогам с семьей в 6 человек и двумя московскими казаками, к которым от каждого этапа до следующего присоединялось еще по 3 стрельца. Путь лежал так: Москва, Переяславль-Залесский, Ярославль, Вологда (телегами), Тотьма, Устюг Великий, Соль-Вычегодская (водою), Кайгород, Соль-Камская, Верхотурье, Туринский острог, Тюмень, Тобольск (санми). Ехать приказано было без всякой задержки. Аввакум выехал из Москвы 17 сентября или несколько позже и прибыл в Тобольск на последней неделе декабря 1653 г. (Никольский, 143).

К стр. 148

Архиепископ в Тобольске к месту устроил меня. — Тобольск, основанный в 1587 г., стал административным центром Сибири, через который совершались все экономические и церковные сношения края с Москвой. Ввиду большого военного и хозяйственного значения Тобольска в него назначались царем по два воеводы одновременно, причем главный воевода был «первый воевода большой» для всей Сибири, командовал сибирскими войсками и выбирался из лиц очень знатного происхождения. Архиепископ Симеон (см. стр. 212) правил всеми церковными делами Сибири. Он энергично укреплял свою епархию, просил прислать из Москвы попов, в 1652 г. добился у патриарха разрешения поставить протопопа, кроме кафедрального Софийского собора, еще в Вознесенский городской собор. Как раз к этому времени приехал протопоп Аввакум, причем в царской грамоте на имя Симеона указывалось «а священство у него, Аввакума, не отнято» и поручалось устроить его где-либо «у церкви» (Никольский, 160). Как только Аввакум был сослан, в Москве уже разнесся слух: «а сказывают, будет-де тамо (в Сибири) в протопопех» (I, 31). Симеон сразу и поставил его «тобольским вознесенским протопопом». Архиепископ был «добр» к Аввакуму, тем более, что сам он был в это время последователем начинаний Стефана Вонифатьева, а внезапный разрыв «братии» с Никоном в далеком Тобольске еще не ощущался во всем его значении.

в полтора годы пять слов государевых сказывали на меня. — Аввакум жил в Тобольске с конца декабря 1653 г. по 29 июня 1655 г. Сказать «слово» или «слово и дело» государево — обычная формула доноса о государственном преступлении (Новомбергский, 250). Каждый такой донос вызывал немедленное и суровое расследование. Если Аввакум смог при таких условиях оставаться на своем месте, значит ложность доносов на него была очевидной и, кроме того, он пользовался поддержкой воевод, которые не давали ходу каждому такому «слову».

239

дьяк Иван Струна... душею моею потряс. — Последующий эпизод в значительной мере подтверждается документальными источниками. Выехав в Москву 22 января 1654 г., архиепископ Симеон поручил административное управление епархией двум светским людям — приказному Григорию Черткову и дьяку Ивану Васильеву Струне, который вскоре стал вершить дела «с приказным не по совету, один». По какой-то причине он начал преследовать дьячка вознесенской церкви Антона, но не решился войти в церковь для его ареста во время службы «с людми»; войдя один, он сам оказался во власти Аввакума. Описанное столкновение вызвало сложную ситуацию: по «Уложению» 1649 г. «будет какой безчинник кого ни буди в церкви божий ударит... и его бити батоги, да на нем же взяти тому, кого он ударит, безчестие» (т. е. штраф; I, 6). Первая глава «Уложения», в которую входит эта статья, называется: «О богохульниках и о церковных мятежниках». Поэтому Аввакум сам точно указал, что он Струну «за церковный мятеж постегал». Но, с другой стороны, допустив собственноручную расправу, Аввакум подлежал церковному отлучению: еще «Стоглав» подтвердил правило о том, «аще кий епископ или презвитер... бьет вернаго или невернаго, да извержется» (128—129). Таким образом, обе стороны имели основания для обвинений. Борьба со Струной истолковывается Аввакумом в традиционно-житийном духе: Струна действовал «дьявольским научением», но безуспешно, так как его люди бежали «гоними духом святым» и «божиим страхом», следовательно, небесные силы были на стороне автора. «Большой» тобольский воевода, стольник князь Василий Иванович Хилков (с 31 мая 1652 по 17 февраля 1656 г.) сочувствовал Аввакуму, но домашние средства его княгини («в сундук посылала» — редакция В, 173) не помогали. Столкновение со Струной тянулось «с месяц», а «потом» (25 декабря 1654 г.) вернулся Симеон, который обнаружил, что в его архиерейском Софийском доме за время правления Струны «воровства и кражи объявилося много», причем выделялось «пребеззаконное» дело Струны, описанное и Аввакумом: подали Струне, как сообщил в Москву Симеон, «челобитную жена на мужа, а дочь на отца, что тот мужик дочь свою насильствовал. И он, вор, зделал не по правде. Мужика оправдал, а жену ево и дочь велел бить без пощады...» Симеон посадил Струну в хлебню на цепь и впоследствии (в 1656 г.) Струна жаловался царю, что архиепископ мучил его «многое время» и притом «по челобитию ссыльного протопопа Аввакума» (Аввакум пишет «и мое дело тут же помянул»). Струне удалось бежать «к воеводам» (В. И. Хилкову и кн. И. И. Гагарину-Посному), где он и предъявил обвинения не только против Аввакума, но и против архиепископа Симеона, использовав для этого типичный для данного времени прием политического доноса на местную власть для избежания наказания со стороны этой власти. Струна извещал про «неистовые слова» Аввакума, а, кроме того, указал, как писали тобольские воеводы, что «Аввакум ходит с посохом — а посох де с яблоки вызолочен, а на рогах оправлено серебром — и про иные его Аввакумовы, безчинства». Следствие показало, что Аввакум ходил по Тобольску не с протопопским «двоерогим» посохом, а с великолепными посохами (их у него было два — на перемену), украшенными «яблоками» — знаком епископского достоинства, которого он не имел. Посохи были отправлены в Москву, дело дошло до Никона и повлияло на дальнейшую судьбу Аввакума (Никольский. 144—161).

Матфей Ломков (Митрофан). — Неизвестен. Павел митрополит (см. стр. 266). Дьякон Афанасий. — Служил в кремлевском Успенском соборе, был приверженцем Никона, как это видно из того, что во время попытки Никона самовольно возвратиться на патриарший престол Афанасий приносил в Успенский собор «детей своих к патриарху к благословению» (Дело о Никоне, 150).

240

Петру Бекетову, за пристав. — Струна, как политический доносчик был отдан «до государева указа» под охрану Бекетову. Бекетов был заслуженным сибирским «землепроходцем». Еще в 1622 г. он ходил с казаками из Енисейска в «Якутскую землю», а в 1629 г. в «Брацкую землю», в 1632 г. он основал Якутский острог, строил остроги по рекам Селенге, Хилоку, с 1642 г. он — стрелецкий и казачий голова (полковник). Его походы за «государевым ясаком» неоднократно сопровождались боевыми столкновениями с якутами, бурят-монголами. Он был послан енисейским воеводой А. Ф. Пашковым в Даурию «на дальную службу» (ДАИ, III, 390). Высланный Бекетовым вперед М. Урасов с десятью казаками поставил (октябрь 1653 г.) на правом берегу р. Шилки около устья р. Нерчи небольшой острог, куда пришел и Бекетов. Осенью тунгусы сожгли посевы хлеба и угнали лошадей. Бекетов вынужден был уйти на р. Амур, а острог был разрушен тунгусами (Пуляевский, 2). 2 августа 1654 г. Бекетов был еще на Амуре (ДАИ, III, 527), после чего мог вернуться в Енисейск, а затем приехать в Тобольск к началу описываемых событий (апрель 1655 г.).

по правилам за вину кровосмешения... в церкве болшой. — Между архиепископом Симеоном и тобольскими воеводами постоянно шла тяжба о пределах власти. Хотя Струна подлежал архиепископскому суду, воеводы отказались выдать его Симеону, и тогда архиепископ решился ответить на донос дьяка отлучением его от церкви, что он и сделал в кафедральном Софийском соборе в «неделю православия», т. е. в первое воскресение великого поста (в 1655 г. это было 4 марта), когда произносится проклятие всем еретикам: «...проклял и от церкви божий отлучил» (Никольский, 162). За кровосмешение, по церковным правилам, полагалось временное отлучение: «Аще кто кровь смесит отець со дщерию или мати с сыном, да примут опитимью на 30 лет...» или «Аще кто блудит... с отцем... 8 лет в церковь не входити». (Смирнов. С. Материалы, 66, 154). Но предание Струны проклятию, да еще после того, как он известил «слово и дело государево» на проклинавших его священнослужителей, должно было вызвать у сторонников дьяка недовольство: ведь сам Струна кровосмешения не сотворил, а лишь допустил суд «по неправде», что в Сибири было делом обычным. Сам факт кровосмешения также не вызвал особого негодования, ввиду известной тогда в Сибири свободы нравов, на которую жаловался патриарх Филарет: там «поимают за себя в жены... сестры своя родныя и двоюродныя..., а иные де и на матери свою и на дщери блудом посягают и женятся на дщерях...» (СГГД, III, 245). Естественно, что пристав Струны Бекетов, отвечая за его неприкосновенность, пришел в церковь, «браня» Симеона и Аввакума. Внезапная смерть Бекетова, человека пожилого и перенесшего множество лишений (возможно, кровоизлияние после сильной ссоры в церкви), была истолкована как небесное возмездие. Однако это событие долгие годы тревожило совесть Аввакума («душе моей горе»), так как Бекетов напрасно погиб, «жалея Струны». Само по себе дело Струны не имело большого значения, но в борьбе со Струной Симеон и Аввакум слишком полагались на свою местную власть, не чувствовали всей важности того раскола, который произошел между всесильным Никоном и его бывшими друзьями. Никон благосклонно отнесся к Струне: выждав некоторое время, он в 1656 г. его «пожаловал, от запрещения и из-за пристава ево з женою и з детьми освободить велел...» (Никольский, 162). Струна еще здравствовал в Тобольске в 1668 г. (ДАИ, V. 320—321). Но Никон использовал это дело: по словам самого Симеона, донос дьяка Струны «государя патриарха велмы подвергнул на гнев», и архиепископу в течение года было запрещено совершать службу, причиной чего была, видимо, не столько расправа со Струной, сколько обнаружившаяся при этом дружба с Аввакумом.

Посем указ пришел... ересь никонову. — Никону из-за царского заступничества за Аввакума

241

не удалось сразу осуществить свое намерение сослать его на Лену (см. стр. 238). Но в 1655 г. положение изменилось: царь был в польском походе, и Никон полновластно правил государством именем малолетнего царевича Алексея и своим; собор (25—31 марта), на котором присутствовал антиохийский патриарх Макарий, окончательно укрепил его реформы. Поэтому Никон, не дожидаясь результатов следствия по доносу Струны, сразу дал указ от имени царевича Алексея (полученный тобольскими воеводами 27 июня): «Аввакума з женою и з детьми послати из Тобольска с приставом... на Лену в Якуцкой острог» (Никольский, 160). По сведениям отписки воевод: Аввакума «из Тобольска послали мы в Енисейской острог... июня в 27 день» (Никольский, 161). Аввакум же пишет «в Петров день», т. е. 29 июня (см. стр. 175).

Два брата жили у царицы... умерли. — Из трех братьев Аввакума, называемых им самим, от чумы умер Евфимий, а Герасим и Козьма остались живы (см. I, 359—369). Видимо, у Аввакума был четвертый брат, умерший от чумы вместе с Евфимием.

Да не узнались... церковью мятут. — Т. е. «никониане» не распознали в эпидемии чумы божественного предзнаменования и продолжали преобразовывать церковь.

мор, меч, разделение. — Аввакум излагает «пророчества» Неронова в стиле библейских формул: «И послю на них мечь, и глад, и пагубу» (книга Иеремии, 24, 10), «мечь, глад, звери злы, смерть» (книга Иезекииля, 13, 21) Иван Неронов действительно писал царю (6 ноября 1653 г.), что если «церквам мир не предан будет, крепости не будет имети быти хотящая брань, но за премногое прогневание... бога велия погибель и тщета будет» (I, 38), он просил царицу (2 мая 1654 г.) умолить царя «первое со враги церкви брань сотворити (т. е. с Никоном. — А. Р.), потом на иноплеменник да идет», а иначе — «скорбь и тщету тамо приняти будет» (I, 81); имелась в виду война с Польшей (1654—1667 гг. с перерывами), которая, однако, оказалась удачной. Обращаясь «ко всей братии» из ссылки (13 июля 1654 г.), Неронов предупреждал: «...блюдитеся раскола» (I, 122). Пророчество о «море» отмечается в «Житии» Неронова, составленном уже после его смерти; из Кандалакшского монастыря он «писаше к некиим боголюбцем, яко грядет гнев божий с смертоносною язвою. Писа же и к супруге своей, да приимет чин иноческий, яко грядет мор; и собыстся то его пророчество вскоре» (I, 28). Однако Неронов был сослан в Кандалакшский монастырь из Спасо-Каменного 1 июля 1654 г., когда «мор» в Москве уже начался. Видимо, его попытки связать «мор» с движением раскола были ближайшим последствием, а не предвещанием этих событий. Аввакум изменил последовательность этих обстоятельств.

К стр. 149

...корабль свой... выше сего рекох. — Аввакум объединяет здесь символический образ являвшегося ему в видении корабля (см. стр. 144) с реальными обстоятельствами своего водного путешествия (Виноградов, 233—234).

Енисейской. — Острог основан около 1618 г., переименован в 1629 г. в город (уездный).

Дауры... от Москвы. — Даурской землей называлось в XVII в. Восточное Забайкалье и частично Приамурье в бассейне рек Шилки, Аргуни, Зеи, Бурей, отчасти Сунгари и Уссури. Эта местность населялась даурами (до серед. XVII в.), тунгусами, бурят-монголами. По сведениям якутского воеводы Д. А. Францбекова (1650 г.) «Даурская земля Лены прибыльнее, и против всей Сибири будет, что место всем украшено и изобильно» (РИБ, XV, 1). Аввакум дал противоположную оценку: «Никон послал меня в смертоносное

242

место, в Дауры...» (726). Далее Аввакум вновь повторяет, что он «волочился» 20 тыс. верст (стр. 159). Путь Аввакума от Москвы до Нерчинска и обратно составлял более 18 тыс. км (Паскаль, 138, 8), или был близок к 20 тыс. верст (Савицкий, 226). По книгам Ямского приказа, от Москвы до Албазинского острога в XVII в. считалось 6 500 верст (Лаппо-Данилевский, 10—11). Но в первые годы овладения этим краем реальное расстояние до него плохо представлялось и нередко преувеличивалось, например, один воевода рассказывал Никону, что «вторая Сибирь, — где он побывал, — отстоит на тридцать тысяч верст» (Павел Алеппский, III, 69).

Афанасий (Филиппович) Пашков (ум. в 1664 г.). — Воевода, правнук выехавшего из Польши при Иване Грозном Григория Пашкевича; в 1638 г. служил «на государевом дворе», затем был воеводою на Кевроле и Мезени (1644—1646 гг.), в 1648 г. служил опять в Москве в качества «объезжею головы» одного из районов города, потом был послан воеводой в Енисейск (1650—1655 г.), где развил энергичную деятельность, стремясь к пополнению царской «казны» и личному обогащению. Без затрат государственных средств, местными силами, он построил вокруг Енисейска деревянную крепостную стену с башнями, построил 200 дощеников для предполагавшейся большой экспедиции в Даурию тобольского воеводы князя Лобанова-Ростовского (Паскаль. Покорение Амура, 15—16), разведывал пути в Китай, направил в Даурию Петра Бекетова. В то же время он занимался ростовщичеством, отнимал для себя товары у купцов. Новый енисейский воевода И. П. Акинфов привез Пашкову царский указ (от 20 августа 1655 г.) ехать воеводой в «новую Даурскую землю». В подробном «наказе» на воеводство (РИБ, XV, 1—37) Пашкову предписывалось привести под государеву «высокую руку» даурского князя Лавкая и «иных землиц князей» в «вечное холопство», собирать большой «ясак» в виде «мяхкой рухляди» (соболь и др. меха), «проведывать» про «серебряную руду, и про медь, и про олово», а также — «есть ли по Шилке реке и по иным рекам пашенныя... места». Предлагалось построить острог и в нем устроить «настоящую церковь» с двумя приделами «во имя Алексея митрополита, да Алексея человека божия» (Алексей — в это время имя царя и царевича). Архиепископу Симеону указывалось послать к Пашкову из Тобольска «двух попов и дьякона» (ДАИ, IV, 17). В качестве одного из этих попов и должен был ехать Аввакум, который провел с семьей зиму 1655—1656 г. в Енисейске. Пашков тоже «зимовал со всеми ратными людьми в Енисейском, суды готовил и наряжался на службу в Даурскую землю» (ДРВ, III, 185), собирая людей и продовольствие из 11 сибирских городов и острогов (Тобольск, Тара, Тюмень, Верхотурье, Туринск, Березов, Томск и др). По царскому указу его отряд должен был быть небольшим — 300 стрельцов и казаков (ДАИ, IV, 17), но ему удалось набрать сверх того еще 120 человек. Между Пашковым и Акинфовым начались разногласия и ссоры из-за буйства прибывших в Енисейск участников пашковского полка, а также и из-за снабжения экспедиции снаряжением. В Москву посылались взаимные обвинения и доносы. Это сильно задержало экспедицию, отплытие которой из Енисейска состоялось на 40 дощениках только 18 июля 1656 г. (Паскаль, 106, 2, 3). Пашков отправился на даурское воеводство «с сыном своим Еремеем... и со всем домом своим» (ДРВ, III, 188).

суров человек: безпрестанно людей жжет, и мучит, и бьет. — Приказ ехать в Даурию под началом Пашкова с женою и детьми не мог не потрясти Аввакума, который еще в Енисейске зимой 1655—1656 гг. наблюдал зверства воеводы. Судя по документам, «Афанасий Пашков в Енисейском остроге подъячих бил и мучил... и на пытках пытал», и даже «человека своего без государева указу казнил» (Бороздин. Источники, 578). Особенно должно было взволновать Аввакума обращение Пашкова с местным духовенством:

243

Пашков принуждал монахинь Рождественского енисейского монастыря подписать челобитную на воеводу И. Акинфова, не читая ее, причем старицу Прасковью «бил по щекам своими руками и пытал ее у себя на дворе», а енисейского соборного попа Игнатия велел «полчаном своим, на улице бив насмерть, притащить к себе перед окошко и поругався лаял ево, и велел, с него однорядку ободрав, бить батоги» (там же). Возвратившись в Москву, Аввакум подал царю вместе со своей челобитной (1664 г.) специальную записку, где подробно перечислял зверства Пашкова во время даурского похода (701—704).

большая Тунгуска — р. Ангара, по которой Пашков двигался от ее впадения в р. Енисей, вверх до ее истока (оз. Байкал), что в те времена представляло огромные трудности, так как река отличается бурным течением.

Дощеник. — Плоскодонное судно с палубой, которое применялось в Сибири для движения по рекам и озерам при помощи паруса, весел или бичевы. Казаки Петра Бекетова, советуясь с монгольским царевичем (в 1653 г.), говорили: «А суды де у нас по девяти сажен в длину, а в ширину по три сажени, а людей по тридцати человек в судне», на что царевич сказал: «Вам до Иргень озера не дойтить, потому что велики суды не по воде. Хилка (Хилок. — А. Р.) де река мелка и узка» (ДАИ, III, 393). Хороший дощеник поднимал до 300 пудов груза и вместе с парусом и оснащением стоил 25—30 руб. (Шунков, 181).

простоволоса ходя. — Для Аввакума эта деталь имела большое значение, так как замужняя женщина в древней Руси должна была всегда ходить с покрытой головой в знак власти мужа над нею; появиться же на людях с непокрытой головой считалось бесчестием; например в 1640 г. некий муж подал челобитную на попа, обвинив его в том, что он «у жонки моей с головы сорвал шапку и простоволосу на улице поставил, и тем жонку мою он позорил...» (Новомбергский. Колдовство, стр. XIX).

Шаманский порог. — На р. Ангаре, которая разделяется здесь каменистым островом на два рукава; длина порога 5,5 км, на нем постоянно бьют большие волны (до 4 м высотой).

две вдовы... замуж о[т]дать. — Вдовы плыли, очевидно, в енисейский женский Христо-рождественский монастырь, основанный в 1623 г. (Архангельский, 18). Ввиду крайней малочисленности женщин (особенно русских) в Сибири в это время, там процветала полная свобода нравов: воеводы и казаки захватывали женщин, покупали и продавали их, насильно выдавали замуж, разводили, ссылали. В царском наказе Пашкову предписывалось крестить туземных «жонок и девок» и выдавать их замуж (РИБ, XV, 29). Пашков хотел распространить свою власть и на пожилых вдов. Аввакум же основывался на христианских правилах отношения к вдовам: «Вдовицы чти», «Вдовица же да причитается не менши лет шестидесятих (возраст, указанный и Аввакумом)... в делах добрых свидетельствуема» (Первое послание Павла к Тимофею; 5, 3, 9, 10).

Долгий порог — На р. Ангаре, где она течет между отвесными скалами, имеющими «очертания фантастических замков, башен, колонн, разрушенных крепостей» (Чалеев, 65). Порог имеет длину 7 км и для небольших судов (типа дощеников) не опасен.

«Для-де тебя дощеник худо идет!» — Аввакум, обремененный женою и детьми, видимо, не хотел сходить с дощеника, что замедляло движение, а Пашков имел основание торопиться, так как он очень поздно вышел из Енисейска (18 июля) и должен был доплыть до братского острога до наступления холодов.

утес каменной, яко стена стоит. — В этой местности изверженные породы падают к рекам часто совершенно отвесными стенами (Савицкий, 221). В современных Аввакуму описаниях Сибири этот край изображается очень сходно: «И от Байкала моря пошел

244

пояс камень великой и непроходной...», «И по всем тем рекам леса темная и страшная» (1683 г.; Титов, 85, 88); «А Амурским морем в Китайское царство... пределан путь каменем, будто стеною...» (1672 г.; Титов, 110); «А той камень возмется от Байкальской пучины и до моря, и в море прошел далеко такожде стеною, а конца никто не знает» (там же).

змеи великие. — В данной местности, по свидетельству проф. В. Г. Гептнера, водятся только мелкие змеи (уж, гадюка, щитомордник, узорчатый полоз). Аввакум, несомненно, воспользовался местными легендами о каких-то «великих» змеях; рассказы о страшных змеях шли с юга: в пустынных плоскогорьях между Китаем и «Тангутцкою землею... великое множество змей, которые многих людей и скотов заедали до смерти» (1883; Титов, 89).

гуси... птицы разные. — Аввакум перечисляет характерных для Прибайкалья птиц, тонко подмечая специфические признаки некоторых из них: серый гусь; красная утка или огарь (утицы — перие красное); ворон сибирский; пегая или даурская галка, верхняя сторона тела которой черная, а нижняя серовато-белая (галки серые); орлан белохвост или восточносибирский орел-беркут; русский сокол; сибирский кречет; улар или горная индейка (курята индейские); лебедь-кликун; пеликан (бабы — народное название, засвидетельствованное А. Олеарием, который видел у Каспийского моря «больших зобатых гусей, которых русские зовут «бабами»... зовут их и пеликанами»; 397, 416—418). Северная граница распространения улара и пеликана в XVII в., очевидно, захватывала Прибайкалье, а затем передвинулась южнее (Дементьев, I, 52—59; IV, 188—193); козы... бараны дикие — Аввакум указывает основных животных Прибайкалья и Забайкалья: сибирская косуля; сибирский лесной олень; лось; забайкальский кабан; монгольский или алтайский баран (архар) — обитал до начала XIX в. (Насонов, 113, 216; Гептнер, I, 638); волк. При перечислении «...и олени, и зубри...» Аввакум во втором случае пропустил одно «и», следует читать — «и [и]зубри» (ср. Савицкий, 89), так как «зубров», по указанию В. Г. Гептнера, здесь в историческую эпоху не было, а изюбрь распространен (см. стр. 159); указание на изюбря в ряду близких к нему животных (коза, олень, лось) вполне закономерно и подтверждает тонкую наблюдательность Аввакума. В описании Сибири 1683 г. приводится общая характеристика фауны, во многом совпадающая со сведениями Аввакума: «Великое множество всякого зверя: лосей, оленей, медведов, лисиц, росомак, соболей, бобров, выдер; рыбы всякой такожде безчисленно: осетров, стерлядей, щук, тайменей, карасей, линей, плотиц; и всяких птиц: лебедей, стерхов, жеравлей, цаплей, баб, гусей, казарок, розных родов уток, гагар, соколов, кречетов розных цветов, ястребов, орлов, скоп, челиков» (Титов, 73). Аввакум также дает сводное описание животного мира Прибайкалья, приурочивая его к рассказу о событиях на Долгом пороге.

На те горы... со птицами витать — перефразировка псалма «Превитай по горам, яко птица» (10, 2). Рассказывая о древних восточных подвижниках, Аввакум замечал: «Миленкие голубчики со зверми витали» (510).

И аз ему... написал... показуеш. — Аввакум приводит начало своего не дошедшего до нас письма к Пашкову. Этот текст мог запомниться ему почти точно, так как он использовал здесь слегка измененный текст «Устава крещения», по которому священник, произнося «Запрещение первое», должен отгонять дьявола словами: «Запрещает ти, диаволе... Христос... убойся бога, седящаго на херувимех и призирающаго в бездны, его же трепещут ангели и архангели, престоли, господьства, начала, власти, силы многоочитая херувим и шестокрилатая серафим, его же трепещут небо и земля, море и вся, яже в них». Смысл такого цитирования заключался для Аввакума в том, что на место «дьявола» в нем ставился

245

«человече», т. е. Пашков, для которого это сопоставление не могло остаться незамеченным. Возможно, что мысль об использовании этого текста возникла у Аввакума в связи с тем, что в первом и втором «запрещениях» дьяволу дается символическое описание земного ландшафта, несколько напоминавшее те грозные картины природы, которые он видел: «Убойся бога, создавшего небо... и поставльшаго горам предел... и удолиям мерило...» Или: «Его же воззрение изсушивает бездны и запрещение таит горы...» (Требник, М., 1651, л. 95 об. — 96 об.). Аввакум дал яркое и точное описание реальной природы, а поучительный текст практически использовал.

и послал к нему. — Описываемые далее события несколько по иному излагаются Пашковым в отписке к царю, где он стремился оправдать себя и обвинить Аввакума (4 июня 1657 г.): «Во 165-году (1656) сентября в 15 день, как я... буду... на Долгом пороге, и тот ссыльной роспопа Аввакумко ...писал своею рукою воровскую... память глухую безымянно (т. е. анонимно), буттось... везде в начальных людях, во всех чинах нет никакие правды. И иные, государь, многия непристойныя ...речи... хотя... в полку моем учинить смуту» (Паскаль, 108, 4; Малышев, IX, 398). За это Пашков велел Аввакума «бить кнутом на козле». Он считал даже, что Аввакум «за многие неистовые речи» заслуживает «смертные казни», которую без государева указа, как писал Пашков, «учинить не смею» (там же). Возможно, что письмо Аввакума содержало какие-либо выпады против «неправды» не только Пашкова, но и вообще сибирских начальников, которые, по словам архиепископа Симеона (в его челобитной царю), были «добры до... всяких чинов людей, что лисы до кур, или что волки до овец» (Оглоблин, 183).

жалеют по мне. — Аввакум умел подчинять людей своему влиянию, и часть казаков, как впоследствии и стражников-стрельцов, сочувствовала ему. Это подтверждается отпиской Пашкова: «Да к тому ж... вору роспопе... учели было приставать такия ж воры и захватчики... служилой человек Филька Помельцов», которого Пашков велел «бить кнутом на козле нещадно», и др. Всех их воевода «ис полку своево выслал вон» (Малышев, IX, 338—339).

«Поп ли ты, или роспоп»? — Вопрос этот вызывался тем, что в глазах Пашкова положение Аввакума было двойственным. По указу Никона предписывалось Аввакуму «божественной службы... служить невелети» (Никольский, 157, 161); не будучи лишен протопопского сана, он был под временным «запрещением». Но архиепископ Симеон послал Аввакума с Пашковым по царскому указу «вместо белова попа» (Бороздин, 117). Пашков не давал Аввакуму отправлять церковные функции: «Пашков не дал мне мира и масла» (стр. 158), чтобы крестить новорожденную Ксению, не давал Аввакуму, как он потом писал царю, причащать умиравших служилых людей: «И пречистые тайны у меня отнял и держал у себя в коробке (704). Замечая рост влияния Аввакума в своем «полку», Пашков и потребовал от него самого ответа на данный вопрос. Впоследствии Аввакум изложил описательно вопрос Пашкова и ответ на него: «Роспопу беднова, еже есть меня протопопа, умышлял погубить» (922). «Роспопа», как официально именовал Пашков Аввакума в отписке царю, было обычным названием попа, лишенного сана. Игнатий Тобольский писал (1696 г.) о распространении в Сибири учения «проклятого псеидопророка Аввакума разпротопопа» (Послания, 168).

чекан ухватя... ударил. — Заостренный с обуха молоток, который служил оружием и знаком начальнического достоинства. Этот эпизод получил далеко идущие последствия. Сам Пашков в отписке о наказании Аввакума умолчал о своем рукоприкладстве, но архиепископ Симеон в 1658 г. писал царю, что «Афанасий Пашков... Аввакума бил чеканом сам своими руками... бил его чеканом по голове, и голову всю испроломил, и Аввакум

246

протопоп от того убойства на многое время омертвел...» (Бороздин, 117). Симеон сообщал царю о своем отказе послать Пашкову по новому его требованию «попа белова да диакона», потому что «он нравом озорник великой». Дьякон Леонтий умер в Братском остроге, а просьба о «попе белом» никак не мотивировалась воеводой, но опасный смысл ее был ясен: так как на этой должности у Пашкова состоял посланный Симеоном Аввакум, то присылка архиепископом нового попа означала бы окончательное превращение протопопа в рядового ссыльного. Симеон сочувствовал Аввакуму, тем более, что сам в это время вел ожесточенную борьбу с тобольскими воеводами, причем воевода А. И. Буйносов-Ростовский даже грозил: «А вашему-де архиепископу и самому из головы мозг вышибу!» (Оглоблин, 170). Царь, а в особенности царица и старшая царевна, благоволили к Аввакуму, их, несомненно, обеспокоила и приписка Симеона: «А нынеча, государь, тот протопоп Аввакум жив или нет, того не ведаю» (Бороздин, 117). Поэтому царь тут же принял решение (осуществившееся только через четыре года), о котором сообщил Симеону: за то, что «Афанасей Пашков попов бьет и протопопа Аввакума бил чеканом и кнутьем... Пашкова от Даурския службы велено отставить» (там же, 118).

разболокши. — При наказании кнутом раздевали до бедер; слово «разболокши» имело специальное значение при наказании батогами, которое могло производиться и в более легкой форме «по рубашке» (Сергеевский, 165).

семъдесят два удара кнутом. — Симеон пишет об этом — «ударов шездесят» (Бороздин, 117), но в первой челобитной царю Аввакум повторяет в развернутой форме: «По лицу грешному воевода бил своими руками, из главы волосы мои одрал и по хрепту моему бил чеканом, и семьдесят два удара кнутом по той же спине...» (726). Такое наказание было очень тяжелым; ср. в одной из грамот Никона в принадлежавший ему Иверский монастырь — «тех воров... бить кнутом нещадно, давать бы ударов по 50» (Сергеевский, 161, пр. 5). В XVII в. кнут состоял из короткой деревянной рукоятки, к которой прикреплялся упругий кожаный столбец с кольцом или кожаной петлей, державшей длинный (ок. 70—80 см) «хвост» из широкого и твердого сыромятного ремня, согнутого в длину таким образом, что острые края его срезали кожу на спине человека; когда «хвост» размягчался от крови, он заменялся новым, иногда он имел острые металлические наконечники.

К стр. 150

молитву говорил. — По отписке Пашкова, Аввакум во время избиения «говорил» (вернее кричал) еще: «Братцы казаки, не подайте! — буттось он, вор, на них... надежен» (Паскаль, 110, 3; Малышев, IX, 398).

в казенной дощеник... на беть кинули. — Судно, на котором везли «государеву пороховую и свинцовую казну» (Паскаль, 110, 1); беть — бревно, укрепленное поперек судна и служащее для поддержания мачты.

Кто даст судию между мною и тобою? — Тема суда человека с богом развивается в библейской «Книге Иова», где Иов — «человек непорочен, истинен, благочестив» (I, 1, 8; 2, 3), вера которого подвергается испытанию страшными несчастьями, говорит богу: «Да приидем вкупе на суд, дабы ходатай нам был, и обличали, и разслушаяй между обема» (9, 32; см. 14, 3; 19, 7).

яко... царство небесное. — Из «Деяний апостолов» (14, 22).

приехали к порогу... Падуну... в щепы изломает... — Самый опасный из порогов р. Ангары, расположен ниже острова Интей; он пересекает реку вкось семью каменными грядами, из которых три являются наибольшими (три залавка); непосредственно ниже порога

247

Ангара входит в сужение, образованное отвесными утесами высотою до 85 м при ширине реки около 1 км (шириною с версту). Один из фарватеров порога назывался «старыми воротами». Аввакум пишет: «40 дощеников все прошли в ворота...» (стр. 156); по рассказу местного лоцмана, «бывало еще, целой караван вошел в порог не воротами, а... прямо через гряду; ну, так те, почитай, все разбились», если бы течение бросило судно на гряду камней, оно «превратило бы его в щепу» (Чалеев, 62—63). Это не противоречит дальнейшему рассказу Аввакума о дощенике Пашкова, который «на камень бросила вода», а потом он благополучно «сплыл с камени» (стр. 157), что очевидцам показалось чудом. На Падуне перед «крутым сливом вдоль всего порога залегает мель или шивера из крупных и гладких камней... суда, проходя эту шиверу... часто становятся на камни, но так как дно здесь гладкое... повреждений никаких не случается» (Романов, 8). «Вода у порогов кипит, словно в огромном котле... и далеко окрест слышится ее громовой грохот» (Буньков, 91). Аввакум дал первое описание трех крупнейших порогов Ангары, отличающееся точностью и выразительностью. В настоящее время на Падуне построена Братская ГЭС.

окол порога тащили. — Соответствует описанию Сибири 1683 г.: «По Ангаре реке пороги зело страшные: запасы и товары, вверх идя и на низ пловучи, на себе обносят...» (Титов, 83).

Братский острог (около современного г. Братска в Иркутской обл.). — Острогом в Сибири называлась деревянная крепость, имевшая не более 4 башен (при большем их числе — «город»). Братский острог был поставлен русскими в «земле братов» (бурят-монголов), куда в 1627 г. впервые пришел для сбора «ясака» Максим Перфирьев, а в 1628 г. — Петр Бекетов (см. стр. 239). Острог был построен в 1631 г. на правом берегу р. Оки (в 2 км от устья) казаками во главе с двумя офицерами (фамилия одного — Московитинов). Пашков прибыл в острог 1 октября 1656 г., пройдя весь путь вверх по Ангаре менее, чем за 10 недель, тогда как обычно (по описанию 1667 г.) это требовало «ходу 12 недель» (Титов, 30). Острог оказался разоренным после нашествия «братов» в 1654 г. Пашков перенес его на левый берег Оки ближе к ее устью (при впадении в Ангару), восстановил укрепления и содействовал поселению в остроге русских крестьян (Паскаль. Покорение Амура, 54). В 1675 г. в остроге останавливался русский посол в Китае Николай Спафарий, который в дневнике отметил. «А в остроге церковь... А жилых дворов казачьих с 20». По «Чертежной книге Сибири» С. Ремезова (1701) острог представлял собою квадратную постройку с четырьмя угловыми башнями, тыновой оградой и проезжими воротами (Михайловская, 6—13).

сидел до Филипова поста в студеной башне... — Аввакум, по преданию, был посажен в сохранившуюся доныне (в 1959 г. перевезена в с. Коломенское под Москвой) северо-западную башню Братского острога (см. фото на стр. 153); башня сложена из лиственичных бревен, имела около 7 м высоты; в ней было два этажа, стены были прорезаны бойницами (Михайловская, 12—15). В челобитной архиепископа Симеона (1658) говорится, что Пашков велел Аввакума «вкинуть в студеную тюрму и сидел он... с Покрова пречистыя богородицы (т. е. 1 октября. — А. Р.) по ево поезду, как он, Афонасей, и поехал из Брацкого острогу в Дауры» (Бороздин, 117). Филипповский пост начинается с 15 ноября; «там зима в те поры живет» — Аввакум отмечает раннее наступление зимы в этом районе, отличающемся суровым климатом. В редакции В датировка иная, возможно, более точная: Аввакум был переведен из башни в избу «в шестую неделю после побои», т. е., если считать от 15 сентября (дата наказания), это было между 20 и 27 октября.

248

с аманатами. — С заложниками, которые брались русскими начальниками у местных племен (главным образом из знатных родов) и содержались в острогах в качестве основного средства, принуждавшего эти племена платить «государев ясак» — преимущественно пушнина.

Иван — невелик был. — Старший из детей Аввакума; зимой 1656—1657 гг. ему было 12 лет.

К стр. 151

На весну паки поехали впредь. — Пашков отплыл из Братского острога «по первой полой воде» (Паскаль. Покорение Амура, 55); это было в первых числах мая, так как 20 мая 1657 г. «полк» прибыл уже в Балаганский острог, куда от Братского острога было «ходу 2 недели» (Титов, 30—31).

На Байкалове море. — По царскому указу Пашкову следовало идти вверх по Ангаре «через Ленской волок, мимо Илимской острог» (ДАИ, IV, 53), далее по рекам Оклеме и Тугиру. Однако еще в Енисейске, на основании собранных сведений, Пашков убедился в том, что для тяжело груженного каравана этот путь недоступен, и сообщил в Москву о маршруте через Байкал. Поднимаясь по Ангаре, Пашков, вместо того чтобы войти в устье ее правого притока р. Илим, продолжал путь до оз. Байкал и пересек его до устья р. Селенги. По описанию Сибири 1667 г., «Байкал-озеро перебегают парусом до Селенги реки дни в три и вверх по Селенге... от Байкала... до усть Хилки 13 дней» (Титов, 30—31). В «Сказании о великой реке Амуре» (1672 г.) говорится: «Приплыл досчаниками Афанасий Пашков..., а приехал через Байкал и Селенгою рекою и, оставив Селенгу, плыл рекою Хилком до Иргенскаго острога..., и в Иргенском, оставив суды, озерами и волоками до Ингоды реки 1 день, и на той же Ингоде сделал новые большие досчаники, и плыл вниз по Ингоде и по Хилку (Шилке. — А. Р.) до усть Нерчи 3 сутки, и тут построил Нерчинской острог меж рек Нерчи и Шилки» (Титов, 106). Этот путь прямо на юго-восток был более кратким, чем первоначальное намерение обогнуть Байкал с севера. Преемник Пашкова на воеводстве в Даурии И. Б. Толбузин просил (1662 г.) прислать ему из Енисейска хлебные запасы по маршруту Пашкова, добавив, что «через Тугирский волок... хлебных запасов... в Нерчинский острог никакими мерами возить не можно» (ДАИ, IV, 273).

По Хилке... лямку тянуть. — Движение вверх по р. Селенге, впадающей в оз. Байкал, а затем по ее левому притоку р. Хилоку потребовало огромных усилий. При переходе в устье р. Хилока грузные дощеники были оставлены, пришлось сделать легкие плоскодонные барки (Аввакум далее пишет: «барку... оторвало») и тащить их против быстрого течения (Аввакум: «вода быстрая»), что заняло 12 недель, как доносил Пашков 29 июля 1658 г. (Паскаль, 113, 6).

Два лета в водах бродили. — Аввакум объединяет здесь свои воспоминания о двух летних походах (1657 и 1658 гг.); подъем по р. Хилоку и спуск по р. Ингоде. Брести приходилось по воде, ввиду того что забайкальские реки разливаются летом после обильных дождей.

зимами чрез волоки волочилися. — Так назывался путь через водораздел (здесь: реки Хилок — Ингода), когда суда перетаскивались по суше на катках (иногда при помощи воротов).

доехали до Иръгеня озера... стали зимою волочитца. — Иргень входит в систему небольших озер, расположенных на болотистом плоскогорий, разделяющем бассейны оз.

249

Байкала и р. Амура. Отряд Пашкова поднялся по рекам от Байкала (уровень 461 м) до Иргеня (уровень 1100 м), куда прибыл, очевидно, к октябрю 1657 г. Пашков восстановил разрушенный Иргенский острог, а затем, зимой 1657—1658 г., стал передвигаться волоком в сторону р. Ингоды, где она делает резкий поворот на восток (у г. Читы) и становится судоходной (Паскаль. Покорение Амура, II, 58).

нарту зделал. — Легкие сибирские сани, обычно запрягаются собаками или оленями.

на плотах по Ингоде... Лес гнали хоромной и городовой. — р. Ингода, соединяясь с р. Онон, образует большую р. Шилку. Ингода имеет быстрое течение, порожиста и мелководна (Аввакум: «река мелкая»). Передвижение по сибирским рекам на плотах широко практиковалось и впоследствии (Савицкий, 221). Лес был заготовлен во время зимовки у р. Ингоды для постройки двух острогов (стен с башнями и домов) на р. Шилке, так как вниз по ее течению (у р. Нерчи) местность бедна лесом. Всего было заготовлено 170 плотов, с двумя — тремя людьми на каждом.

Четверътое лето... плаванию. — Передвижение Аввакума заняло годы 1655—1658; лето 1655 г. — путь из Тобольска в Енисейск, где Аввакум зимовал; лето и осень 1656 г. — путь из Енисейска в Братский острог, там зимовка; весна — осень 1657 г. — путь из братского острога через Байкал до оз. Иргень, зимой волок — Иргень — Ингода; весна 1658 г. — плавание по Ингоде.

батоги суковатые. — Прутья толщиной в мизинец; наказание батогами считалось вторым по тяжести (после кнута); (Сергеевский, 165—167).

огонь да встряска. — Специальные обозначения пытки на дыбе с прижиганием огнем; эта пытка описывается, например, в «Житии» боярыни Морозовой: «Приведена бысть к огню Мария (Данилова). И обнаживше ю до пояса, руки назад завязали, и подъяша на тряску, и снемше с дыбы, бросили на землю» (VIII, 183). В поданной царю записке Аввакум писал, что Пашков в «Даурской земле» многих служилых людей «пытал, бил кнутьем, и ребра ломал, и огнем жег», одного — «жжег до смерти», двух — «послал нагих за реку мухам на снедение», двух — «повесил» (701—704).

...однорятка московская была. — См. стр. 232.

на Нерче реке живучи. — Левый приток р. Шилки. Пашков прибыл к устью Нерчи к началу июня 1658 г. Он построил Нерчинский острог (сначала названный «Нелюдским»), но не на правом берегу Шилки, где был ранее поставлен разрушенный тунгусами острог Бекетова и Урасова, а на левом берегу, около устья Нерчи. Пашков доносил, что он выбрал «самое угожее место... у хлебных пашен и у соболиново угожего промыслу» (Паскаль. Покорение Амура, 59).

Все люди з голоду поморил... промышлять. — Из Енисейска необходимое продовольствие не поступило, и в отряде начался голод. В записке о Пашкове Аввакум писал: «Не отпущаючи на промысл... переморил болши пяти сот человек голодною смертию» (702), что нельзя считать значительным преувеличением, так как Пашков в начале похода имел 420 чел., затем к нему прибывали еще группы казаков, а новый воевода И. Толбузин принял у него в трех острогах только 75 чел. Учитывая опыт Пашкова, Толбузин писал, что «хлеб в Нерчинском остроге и на Иргене озере не родитца», просил прислать из Енисейска «хлебных запасов», в противном же случае, писал он, «мне с служилыми людми... всем помереть будет голодною смертию» (ДАИ, IV, 273).

по степям скитающеся и по полям (и по лесу — редакция В, 182). — В районе Нерчинска преобладает лесостепь и отчасти сухая черноземная степь.

а зимою — сосну. — В другом случае: «кашку сосновую» (стр. 155); для Забайкалья характерно сочетание степей с сосновыми борами (Савицкий, 222). Защитники сторожевого

250

поста на р. Верхней Шилке во время нападения на них беглых казаков (декабрь 1656 г.) тоже питались сосновой корой (Паскаль. Покорение Амура, II, 55).

кобылятины бог даст... всякую скверну. — В отписке от 29 июля 1658 г., сообщая о голоде, Пашков подтверждал, что некоторые его люди «осквернилися по великой нуже с голоду едят кобылятину» (Паскаль. Покорение Амура, II, 61). В записке о Пашкове Аввакум писал: «Осмь человек свою казачью лошадь съели, и он их пытав, в тюрме и уморил... и иных многих, бил кнутьем за то, что оне з голоду кобыльи кишки немытые с калом и кровь с снегом хватали и ели от нужи великие» (702—703).

два сына маленьких умерли. — Это младшие сыновья Аввакума — «Корнилко» (его имя позднее не встречается) и, видимо, родившийся в Сибири «младенец», имя которого неизвестно; в редакции В: «А протопопица муку и младенца за плечами на себе тащила» (181).

озяблых ели волъков... сам я, грешной, волею и неволею причастен кобыльим и мертвечьим звериным и птичьим мясам. — Церковь запрещала есть конину, мясо многих зверей и птиц. Аввакум пользуется здесь принятой фразеологией ср. в молитве «о еже скверно ядших», просившей простить «вкушавшему мяс нечистых» (Потребник, М., 1625, л. 116), или в «Номоканоне»: «А ядущий влъка, лисиць... и прочеа елика суть нечиста... или коне..., аще кто обрящется се снедь съ воля своя и хотением, да покается лет 4, аще ли же по неволи своей и по нужди сънесть, да покается лето едино» (Смирнов С. Материалы, 145).

К стр. 152

Кто даст... душу свою. — Аввакум использует цитату из библейской книги Иеремии: «Кто даст главе моей воду и очесем моим источник слез, и плачуся день и нощь...» (9, 1), соединяя ее с фразой из «службы сретению» — «...подождь ми слезы теплы, да оплачю свою душю, юже зле погубих» (Минея общая, М., 1650, л. 579).

боляроня... Евдокея Кириловна — жена Еремея Пашкова (см. стр. 253); называя жену и сноху А. Пашкова «боярынями», Аввакум употребляет этот термин в бытовом значении (барыня, дворянка), а не в значении высшего придворного чина (как, например, боярыня Феодосья Морозова, стр. 165), которого у Пашковых не было.

гривенку — другую... полпудика. — В древней Руси единицы веса; «большая гривенка» или «фунт» — около 410 г.; пуд — около 16,4 кг.

Огрофена... девицею, бедная моя, на Мезени, с меншими сестрами... — Федор в своем письме из Пустозерска на Мезень (1669 г.) к семье Аввакума слал свое благословение «и сестрам Агрипене и Акилине, и Оксинье Аввакумовнам» (Барсков, 69). Старшую дочь Аввакум особенно любил: «Я Огрофене холстинку послал (письмо на Мезень, 1669 г.), да неведомо: до нее дошла, неведомо — нет; уш-то ей, бедной, некому о том грамотки написать?» (915).

А мать и братья в земле закопаны сидят. — По указанному письму Федора и по письмам Аввакума к семье (915, 922) видно, что с Анастасией Марковной на Мезени жили Иван, Прокопий и Афанасий Аввакумовичи, но заключены в осыпанные землей темницы были с матерью только два старших сына (кроме Афанасия).

не начный блажен, но скончавый. — Этим изречением, представляющим собою перефразировку евангельского текста (Матфей, 24, 13; Марк 13, 13), Аввакум пользуется неоднократно и в более полном виде: «Не начный блажен, но скончавый: претерпевай до конца, той спасен будет» (351, 514).

251

в Даурской земле... годов с шесть и с семь. — Аввакум приблизительно считает свое пребывание в Даурии со времени выезда из Тобольска и до времени выезда обратно из Нерчинского острога («шесть» лет) или позднее — из Иргенского острога («семь» лет), т. е. с 1655 по 1661—1662 г.

яко ничто же успевает, но паче молъва бывает. — Эти евангельские слова, относящиеся к Пилату (Матфей, 27, 24), Аввакум относит к Пашкову. Эти же слова, вошедшие в поговорку, Аввакум употребляет ниже (стр. 160, 164).

ослом при Валааме. — По библейской легенде (книга «Числ», 22), прорицатель Валаам отправился к моавитскому царю Валаку, для того чтобы проклясть израильтян. Ослица, на которой он ехал, увидела ангела, преграждающего путь, и трижды, несмотря на побои хозяина, сворачивала с дороги, а затем обратилась к Валааму человеческим голосом, после чего и он увидел ангела. По наставлению ангела, Валаам не проклял, а благословил израильтян. Эпизоды о Юлиане и рыси, о Сисинии и олене не установлены.

Бог идеже хощет побеждается естества чин. — Распространенное изречение литургических текстов; например, в каноне богородице (Канонник, М., 1651, л. 200 об.).

блудница мертваго воскресила. — в «Житии» Федора Едесского говорится о том, как у некоей матери заболел ребенок. Она понесла его к святому, и ей встретилась «блудница многими грехи обдержима». Мать бросила ей на руки умирающего ребенка и просила помолиться о нем. В ответ на мольбу «блудницы» с неба якобы сошел «пресветел свет» и тотчас «младенец оживе» (ПДПИ, т. 59, 143—147).

К стр. 154

тела христова... сих тайн. — Аввакум имеет в виду так называемое таинство причастия (вкушение из рук священника хлеба и вина, символизирующих тело и кровь Христа), а также к числу «таин» относит другие свои действия (крестное знамение, вода «святая»).

не брегут о исповеди. — В древней Руси было правилом, чтобы причастию (обычно четыре раза в год во время постов) предшествовала исповедь. Католическая церковь не требовала исповеди перед каждым причастием (которые совершались значительно чаще, доходя даже до еженедельных) и считала ее обязательной только при наличии тяжких грехов.

Аще священника... не получиш. — В редакции В пояснено — «священника православна», т. е. по мысли Аввакума — в случае отсутствия священника (поставленного в этот сан до реформ Никона) можно исповедаться опытному («искусному») мирянину и получить от него причастие. В одном из посланий Аввакум объяснял: «Аще нужда привлечет, и причаститися без попа можно... Аще мужск пол, или женск, в нынешнее, настоящее, огнепальное время со исповеданием и с прощением друг ко другу тела христова и крови причащаетесь...» (831—832). Вопрос о совершении исповеди и причастия вне церкви сделался очень важным для раскола в условиях гонений со стороны государственной и церковной власти. Отвечая на вопросы своих единоверцев, Аввакум неоднократно разрабатывал эту тему (см. 689, 832, 837).

запасный агнец... по правиле... постели платочик... водицы маленко. — «Агнец» это мягкая часть хлеба, вынутая священником из просфоры во время проскомидии (приготовление «даров») и положенная в дискос, где она символически представляет тело Христа; «запасным агнцем» называлась освященная часть просфоры, которая использовалась для причащения вне церкви — больных или находившихся в пути. Раскольники пользовались «агнцем», освященным только в дониконовской церкви. Сохранение и распространение в их среде такого «агнца» после реформы Никона представляло большие трудности; «агнец» носился

252

ими с собой в специальном мешочке (Отразит, писание, 68). «Платочик» должен был заменить церковный покров «антиминс», «водица» заменяла растворенное водою вино.

«Верую... Аминь» — молитва, произносившаяся священником и дьяконом в алтаре перед принятием причастия (Служебник, М., 1651, л. 170—170 об.).

чернова попа. — Священник-монах Сергий, соперник Аввакума и единственный узаконенный церковнослужитель в «полку» Пашкова.

з бояронею в Вознесенском монастыре вселились. — Очевидно, жена Пашкова Фекла Симеоновна с упомянутыми здесь двумя вдовами после смерти мужа (1664 г.) поселилась, а затем постриглась в монахини под именем Феофании Пашковой в Вознесенском монастыре (в московском Кремле), игуменьей которого она была с июня 1673 г. и до своей смерти в 1685 г. (Строев. Списки, 223; Паскаль, 119, 2). Там же, видимо, перед смертью постриглась Евдокия Кирилловна, которую Аввакум и «погребал» в этом монастыре (см. стр. 156). В Вознесенском монастыре тогда была группа последователей Аввакума, в том числе «уставщица» Елена Хрущева — его духовная дочь (Смирнов. Внутренние вопросы, 170—172; Барсков, 312; Тихомиров, 20).

с Нерчи... возвратилися к Русе. — Первоначально это был только переезд из Нерчинского острога в Иргенский, куда в начале весны 1660 г. переселился Пашков.

К стр. 155

Курочка... во весь год по два яичка на день давала. — Эти сведения фантастичны, так как только отдельные лучшие экземпляры кур способны снести в течение года немногим более 300 яиц, и притом с определенными перерывами.

Козма и Дамиян. — В «Прологе» (М., 1641) на 1 ноября отмечается «память святых чюдотворец и безсеребреник Козмы и Дамияна», которые «святым же духом и врачевскую хитрость имуще и врачеваху не точию человеки, но и скоты...» (л. 282). В народе их считали, в частности, покровителями кур.

кутьи наелись. — Кутья состояла из «вареныя пшеницы с медом смешенныя и различными сладкими овощами украшенныя» (Служебник, М., 1657, л. 506) и применялась при совершении церковных служб в память о святых и панихид по умершим; здесь Аввакум называет кутьей пшеничную кашу.

Симеон — впоследствии ростовский воевода стольник Семен Еремеевич Пашков; в 1703 г. он ездил в Балахонский уезд, где занимался расследованием дел по расколу, а затем сообщил свои интересные наблюдения митрополиту Дмитрию Ростовскому, который включил его рассказы в свою книгу «Розыск о раскольнической брынской вере» (М., 1745, ч. 3, л. 25 об — 26 об.).

я молитву давал и крестил. — Аввакум фактически не подчинился указу Никона, запрещавшему ему священнослужение. Речь идет о молитве «матере со младенцем в 40 день» после рождения (Требник, М., 1651, л. 111).

к шептуну-мужику... у Орефы колдуна. — И у русских, и у народов Сибири колдуны постоянно приглашались к больным детям (Михайловский, 78—86). Царские и патриаршие грамоты констатировали, что «иные люди тех чародеев... в дом себе призывают и к малым детям, и те волхвы над больными и над младенцы чинят всякое бесовское волхование» (АИ, IV, № 35). Возмущение Аввакума было вполне законным, так как считалось, что «всякое волхование отречено есть от бога, яко бесовское служение есть» (Стоглав, 402). В XVII в. по царским указам людей, подозреваемых в колдовстве, били батогами, ссылали, сжигали (Новомбергский. Колдовство, стр. IX). Каждый священник,

253

исповедуя женщин, должен был спрашивать: «Или к волхвам ходила еси, или к себе в дом приводила еси?» (Требник, М., 1647, л. 54).

К стр. 156

сына среднева Ивана. — У Еремея Пашкова было два сына с именем «Иван»: «большой» (впоследствии — стольник) и «меньшой»; оба они в 1687 г .участвовали в крымском походе в качестве поручиков (Лобанов-Ростовский, II, 78); речь идет, видимо, о «меньшом» Иване.

зимовье каплет. — Сибирское название хижины, временной постройки охотников, сборщиков «ясака».

патрахель. — Обычная в древней Руси форма названия «епитрахили» — одного из облачений священника в виде полосы ткани, которая надевается на шею и служит символом якобы присущей ему благодати; без епитрахили не разрешается совершать ни богослужений, ни священнодействий. Ср. в «Стоглаве»: «Возложив поп на себя патрахель» (112).

К стр. 156

Еремей (Афанасьевич Пашков). — По царскому указу был послан в Даурию, будучи у отца своего «в товарищах» (ДРВ, III, 185), т. е. вторым воеводой. В дальнейшем он сделал карьеру: в 1667 г. царь послал его во Владимир «для сыску серебряной руды» уже в придворном звании стольника (РИБ, XXI, 1343), затем он был воеводой в Тамбове, в Козлове, третьим воеводой в Киеве (1680 г.). В 1676 г. Еремей был назначен в Казанский разрядный приказ, а в 1682 г. участвовал в соборе по уничтожению местничества в качестве «выборного человека».

Мунгальское царство. — Монголия. По сообщению (1641 г.) бурятского князя Куржума: «Мугалы живут... вверх по Селенге..., а бой у них... лучной, а легким де ходом ездим на конях в десять день до Мугал...» (Богданов, 33). Монголы взимали дань с родственного им племени бурят-монголов и частью с тунгусов, которых русские стремились привести «под государеву руку». С 1655 г. во главе «желтых мунгалов» стоял тушету-хан Чихунь-Дорчжи, который незадолго перед тем (1652 г.) еще в качестве царевича (хунтайджи, а по русской отписке — «Кунтуции») вел переговоры с казаками Петра Бекетова (ДАИ, III. № 112). Началась борьба царской администрации с забайкальскими монголами за сферы влияния. Но с 1652 по 1664 г. в документах, посвященных истории этих отношений, наблюдается пробел, который отчасти восполняется сообщением Аввакума о данном походе. Еремей не мог с такими малыми силами «царство воевать», его поход преследовал задачи укрепления царского владычества в пограничной области и сбора дани. Афанасий Пашков был уполномочен на военные действия царским наказом, который предписывал ему на местных князьков и «улусных» людей — «изменников и непослушников посылати государевых ратных людей с огненным боем, и велети их преж уговаривати всякими мерами ласкою... А будет их уговорити немочно... их войною смирить» (РИБ, XV, 28). Поход Еремея состоялся в августе — сентябре 1661 г. Его неудача объяснялась, видимо, тем, что 17 енисейских казаков, «умысля воровски», как писал Афанасий Пашков, изменили Еремею: «Ночью покрадчи у... Еремея и у служилых людей ружье и многую... рухледь, побежали на плотах вниз по Ингоде...» (ДАИ, IV, 261).

иноземцов 20 человек. — Иноземцами русские называли представителей всех сибирских народов, в данном случае это тунгусы.

заставил иноземца шаманить. — Аввакум дает первое и точное описание камлания шаманов, которые были жрецами, врачевателями болезней, колдунами почти у всех сибирских

254

народов. Бурятские, даурские и тунгусские шаманы приносили жертвы духам (в виде барана или другого животного) перед началом какого-либо предприятия, пророчествовали об успехе дела, гадали по сожженной лопатке барана (по рисунку трещин на ней). Шаманство получило особенное развитие около Байкала. По описанию бурятского ученого Д. Банзарова, шаман, сидя, читает молитвы и все сильнее бьет в бубен, затем «он встает, оставляет бубен, начинает плясать, прыгать, кружиться, биться, произнося заклинания и испуская ужасные вопли, так что пена выступает изо рта»; во время камлания шаманы призывают злых духов (Аввакум: «бесов»), а после пляски падают на землю (Банзаров, 114; Михайловский, 82—86). Шаман был приглашен перед походом Еремея скорее всего тунгусами, которые участвовали в походе. Но не удивительно, что его предсказаниям, по словам Аввакума, были рады и «воеводы» (Афанасий и Еремей). Юрий Крижанич в своей «Истории о Сибири» подтверждал, что и русские обращались к шаманам с вопросами «о своей судьбе». Как и Аввакум, он считал, что шаманы — «вещуны» (т. е. служители дьявола; Титов, 170—171).

Зеведеевичи... советовали: «Господи... во ину весь. — Апостолы — братья Иаков и Иоанн, сыновья Зеведеевы; далее несколько измененная цитата из Евангелия (Лука 9, 54—56).

Приложи им зла, господи, приложи. — Из библейской книги Исайи (26, 15).

К стр. 157

рыкнул... яко зверь — традиционное сравнение агиографической литературы; в «Чтении» Нестора о Борисе и Глебе убийцы их «рыкающе, аки звери дивии» (Орлов, 29).

колешчатую пищаль. — Гладкоствольное и с дула заряжающееся ружье, имевшее «замок колесный», снабженный стальным зазубренным колесом, которое, вращаясь, ударяло зазубринами по кремню, что давало искры для воспламенения пороха на полке. Такой замок вошел в употребление в XVI в. и по сравнению с фитильным замком был гораздо надежнее («не лжет»).

Согрешил... кровь неповинну. — Аввакум приписывает Пашкову евангельские слова, Иуды, предавшего Христа: «Согреших, предав кровь неповинную» (Матфей, 27, 4, ср. Виноградов, 213).

косен (т. е. медлен) бог во гнев, а скор на послушание. — Близкое изречение типа поговорки есть в молитве на «священие маслу»: «Скорый в помощь и косня в гнев» (Требник, М., 1651, л. 222); в послании Иакова: «Да будет всяк человек скор услышати и косен глаголати, косен во гнев» (I, 19).

Бог любит тех детей, которые почитают отцов. — Ссылка на заповедь: «Чти отца твоего и матерь твою...» (Второзаконие, 5, 16; Исход 20, 12).

кормщик... Григорей Телной. — Возможно, родственник «Ивашки Тельного» из «Березовского города», которого Пашков «ис полку своево выслал вон» за сочувствие Аввакуму. Жители Березова были опытными навигаторами, из их числа и мог Пашков выбрать себе кормщика (Паскаль, 131, 5; Малышев, IX, 398).

Я ко исходу душевному и молитвы проговорил. — Приготовляясь к смерти, Аввакум вспомнил «Молитву на исход души человеку» (Требник, М., 1647, л. 189—190).

ведаю ево стряпанье. — Такое переносное обозначение было свойственно Аввакуму для описания казней и мучений: «Да и много у них стряпни той было» (337; Виноградов, 244).

Аще живем... умираем. — Из послания Павла к римлянам (14, 8).

что медведь моръской белой. — Белых медведей Аввакум мог видеть на Мезени, а

255

также в Москве, куда они были привезены из Мезени зимой 1664 г. для царской «потехи» (Забелин. Быт царей, II, 307).

Десеть лет он меня мучил, или я ево. — Аввакум указывает весь период своего знакомства с Пашковым (с 1655 г. в Енисейске до 1664 г. в Москве), намекая на сложный характер их отношений: в первые годы даурского похода воевода «мучил» Аввакума безнаказанно, но потом моральный авторитет протопопа все более возрастал в его глазах. При возвращении в Москву отставленного воеводы Пашкова и прощенного царем Аввакума (причем, Никон был уже в опале) положение резко изменилось в пользу Аввакума, чем он сразу же воспользовался. В челобитной к царю, он писал о Пашкове: «Время ему и пострищись, даже впред не губит, на воеводствах живучи, христианства». Но для своего полного морального торжества над врагом Аввакум просил царя: «Не вели ему мстити... Аще и стропотное, но мое он чадо... и чадо мое, и брат мне по благодати...» (729—730). Возможно, что Пашков в Сибири, или уже в Москве стал духовным сыном Аввакума (С. Смирнов, 211). В редакции В Аввакум сообщает: «Царь мне ево головою выдал» (185), что вполне вероятно, так как царь еще в 1658 г. велел «отставить» Пашкова от воеводства за первое избиение Аввакума (см. стр. 246). Пашков пытался откупиться: «Давал мне на Москве и денег много, да я не взял» (185). Наконец, грозный воевода покорился: «Видит беду неминучюю, прислал ко мне со слезами. Я к нему на двор пришел, и он пал предо мною, говорит: „Волен бог, да ты и со мною “» (185). Тогда-то Аввакум осуществил свою мечту и «с чернцами чюдовскими постриг и поскимил» (185) Пашкова в Чудовом монастыре. Для старого и своевольного воеводы это было таким потрясением, что его разбил паралич (по Аввакуму: «рука и нога... отсохли»), и он вскоре умер. Десятилетняя борьба с Пашковым окончилась для Аввакума полной победой, о чем он с удовольствием вспоминал в письме из пустозерской темницы к своей семье (1673 г.): «Помнишь — зверь Даурской всяко роспопу беднова, еже есть меня, протопопа, умышлял погубить... На Москве в руки мне бог его выдал, — растеняся лежит предо мною, что мертвой! Помнишь, жена, как он мне говорит: „Ты волен, и со мной, что хощешь, то и сотворишь!“ А я постриг его и посхимил... Помнишь ли, в Даурах казакам на поезде говорил... и везде по городам мне, реку, Пашкова постричь надобно! “» (922).

К стр. 158

Перемена ему пришла, и мне грамота. — Новый воевода И. Б. Толбузин, обогнув Байкал с севера, пришел на лыжах в Нерчинский острог, затем «в Иргенский острог (12 мая 1662 г.) на перемену воеводе Афанасию Пашкову, и из Иргенского острогу отпустил... Пашкова мая в 25 день через Байкал» (ДАИ, IV, 278, ср. 272). «Перемена» — обычный термин: воевода оставался на своей должности одну перемену, две перемены (два-четыре года; Паскаль, 133, 2.) Грамота, пришедшая к Аввакуму, не сохранилась. Аввакум отплыл из Иргенского острога «месяц спустя», т. е. в конце июня 1662 г.

от иноземцов дрожали и боялись. — Плаванье по забайкальским рекам с небольшой охраной было опасным. Так, Онуфрий Степанов в 1654 г. сообщал с Амура, что «государеву ясачную казну послать стало нельзя, потому земля вся сколыбалась, драки стоят частые, с малыми людми послать стало невозможно, но чтобы с государевою казною иноземцы какого дурна не учинили...» (ДАИ, III, 527). В 1662 г., когда ехали Пашков и Аввакум, было крупное восстание сибирских племен (см. стр. 259).

семнатцеть... человек, в лотку седше. — См. ниже — карбас (стр. 159) — небольшое плоскодонное судно барочного типа, управлялось кормовым веслом, строилось наскоро с расчетом на «одну путину» (ССЭ, II, 530). Пашков плыл в более крупных «дощениках».

256

Книгу Кормъчию дал... кормщика дал. — «Кормчая» — сборник церковного законодательства и права, перешедший на Русь из Византии через Сербию в начале XIII в. «Кормчая» была издана в 1650 г., а затем с некоторыми изменениями переиздана патриархом Никоном в 1653 г. Аввакум, несомненно, имел издание 1650 г.; оно представляло собой огромный том (731 лист) в деревянном, обтянутом кожей, переплете. Вести эту книгу обратно на Русь Аввакуму, имевшему одну лодку, было, видимо, обременительно, а в далеком Иргенском остроге она представляла большую ценность. Созданная здесь Аввакумом игра слов (каламбур; В. Виноградов, 223) подсказана ему традиционной символикой послесловия «Кормчей»: «Якоже в кораблестроительном художестве чювственнаго мира, паче инех плавающим нужнейшее есть кормничество... сице и в настоящем мире сего мори, в художьстве кораблеплавательком божественнаго писания, паче инех плавающим в корабли, глаголю же в христове церкви, нужнейше и потребнейше есть кормничество, сиречь божественныя догматы... Сего ради сия... книга... получи именование ей Кормчая, юже ныне... мудрокормный кормчий и великоразумный хитрец... государь... Алексей Михайлович... восхоте сие духовное кормничество предати (издать)» (Кормчая, М., 1650, л. 642—647; Паскаль, 134, 4).

на кол было посадил. — Эта казнь применялась в России в XVII и начале XVIII в. (Сергеевский, III—3).

яко Раав блудная... людей спрятал. — По библейскому рассказу «блудница Раав» спрятала в своем доме двух юношей-разведчиков, посланных в г. Иерихон еврейским полководцем Иисусом Навином (Кн. Иисуса Навина, 2; послание Иакова 2, 25).

Старец да и раб христов. — Первый — Епифаний, второй — возможно, Афанасий, к которому адресует свою автобиографию Епифаний (см. стр. 302).

Ксенью крестил. — Второй ребенок, родившийся у Аввакума в Сибири (видимо, в Нерчинском или Иргенском остроге); была на Мезени (Оксиня — в письме Федора, стр. 250).

Я сам и жене своей молитву говорил... а я у них поп. — Читать очистительную молитву своей жене священнику разрешалось только в исключительных случаях, «аще не будет иного попа» (Смирнов С. Материалы, 23). Также, «аще несть ин поп, священник сам да крещает свои детищь» (Требник, М., 1651, л. 114 об. — 115).

Афанасья... крестил... причастил. — Младший сын Аввакума, который родился на Мезени, видимо, в 1665 г. в письме к семье из заключения в монастыре Николы на Угреше (1666 г.) Аввакум писал: «Аще жив, мизинцу моему целование...» (Малышев. Доклады, 262). Афанасий не был заключен в земляную тюрьму вместе с матерью и двумя старшими братьями, очевидно, по малолетству. В 1673 г. Аввакум писал на Мезень. «Афонасьюшко Аввакумович, голубчик мой! Утешил ты меня». Оказывается, местный воевода рассказал протопопу о том, что когда он спросил у ребенка о сложении перст, Афанасий показал двуперстие, а на угрозу посадить его в тюрьму «рек: Силен-де бог, не боюся!» (922—923). Этот ответ тронул не только отца, но и воеводу, который рассказывал о нем «похваляя» мальчика.

И детей своих... причащал сам же, кроме жены своея, есть о том в правилех... А что запрещение то отступническое... гузно тру. — По церковным правилам «от попа своего не достоит попадьи комкати» (причащать: Смирнов С. Материалы, 39), что Аввакум и выполнял, отвергая при этом наложенное на него Никоном «запрещение» совершать церковные обряды. Аналогичное сравнение вслед за Аввакумом дает Федор. «За предания отеческия правая стоим и умираем, а их бесовскими клятвами беззаконными, яко онучами и стелками, афедроны подътираем» (VI, 202).

257

К стр. 159

Петр и Алексей, и Иона. — Русские митрополиты. Петр (1305—1326 г.) перенес центр русской церкви из Владимира в Москву и содействовал Ивану Калите в его борьбе за укрепление московского княжества. Алексей (1354—1378 г.) был опекуном малолетнего московского князя Дмитрия Донского, способствовал централизаторской политике московских князей, отличался образованностью. Иона (1448—1461 г.) участвовал в обороне Москвы от ногайцев, составил 38 учительных посланий. Эти митрополиты много сделали для укрепления Московского государства и были канонизованы. В каноне, им посвященном, они воспевались как «заступницы и покровителие граду Москве», «избавляюще нас от варварского нахождения и междоусобныя брани», трудами их «мрак неведения отгоняшеся» (Канонник. М., 1651, л. 370—378 об.). На авторитет этих митрополитов в ходе борьбы постоянно в равной мере ссылались и вожди раскола, и защитники государственной церкви, например, Никон считал их за «великих чюдотворцев и учителей московских» (Поучение о моровой язве, М., 1656, л. 50).

...со Христом живучи! Хотя на меня каменья накладут, я... и под каменьем лежу... — При помощи этого намека Аввакум сближает себя с Христом, на гроб которого, по преданию, был положен «камень велий» (Матфей, 27, 60), но ангел будто бы «отвали» его; ср. еще в службе мученику: «Праведник — яко финик, процветет, воздвижен и стужием и камением посыпаем...» (Минея общая, М., 1650, л. 56).

изубря, болшова зверя. — Крупный сибирский олень, достигающий высоты в плечах 145 см, веса до 250 кг; возможно, что подчеркнутые Аввакумом большие размеры зверя указывают в данном случае на близкого к изюбрю, но более крупного алтайского марала (вес до 300 кг; Гептнер, I, 142). П. Паскаль неправильно считает, что речь идет о «зубре» и переводит словом «bison» (137).

до Байкалова моря... станица... рыбу промышляют. — Спустившись к Байкалу по р. Селенге, в мелководном устье которой скопляется много рыбы, Аввакум встретил становище охотников-рыбаков. Так как охота на соболей велась зимой, летом артели охотников должны были рыбачить для пропитания (Бородкина, 168—180; Кожов, 65, 71); обитающий в забайкальской тайге баргузинский черно-бурый соболь является лучшим по меху (Огнев, II, 592).

с карбасом нас... на гору несли. — Очевидно, подняли на более высокий берег из опасения частых в этих местах штормов.

осетроф... в запоре. — В этой части Байкала осетр ловился в изобилии (Бородкина, 178; Кожов, 72); запор — сибирское название частокола и плетня, устанавливаемого поперек реки или залива для ловли рыбы.

парус скропав. — Аввакум использовал для шитья паруса «бабье сарафанишко» (редакция Б, 118).

со сто, или с осмъдесят веръст. — Аввакум переплыл Байкал наискось от устья р. Селенги к истоку р. Ангары, что составляет 80—100 км.

буря ветренная... — Бури Байкала славятся своей силой (превосходят бури Черного и Азовского морей), «горный» северо-западный ветер срывает вытащенные на берег лодки (ССЭ, I, 192; Кожов, 5).

горы высокие, утесы каменные... не видал таких нигде. — По маршруту Аввакума прибайкальские скалистые горы являются наиболее высокими, они поднимаются над уровнем озера более, чем на 1,5 тыс. м.

258

Наверху их полатки и повалуши... и дворы. — Горы близко подходят к Байкалу и образуют живописные обрывистые берега (Кожов, 4). Хребет Приморский, обрамляющий западный берег Байкала, имеет плоские и широкие вершины с тупыми гребнями (по Аввакуму — «полатки»), на которых отдельно стоят высоты, то округленные, то куполовидные («повалуши»), особенно характерны цирки («дворы»), их ручки и спинка (спец. термины) и составляют «ограду». Исследователи Прибайкалья постоянно обращали внимание на своеобразное очертание его хребтов, первое описание которых дал Аввакум (Савицкий, 227), сравнив их с живописным силуэтом древнерусского города, монастыря или усадьбы (Воронин, 54). «Повалушей» называлась обширная часть деревянных городских хором, предназначавшаяся для пиров и праздников; эта часть дома имела вид башни (Красовский, I, 69).

болши романовскаго луковицы, и слаток зело... травы красный и цветны... — Особый романовский лук выращивался около уездного г. Романова, теперь г. Тутаев Ярославской обл.; «по своему сладковатому вкусу» он превосходил «даже ростовский» (ЖМВД, 109). Аввакум впервые сообщил сведения о растениях Прибайкалья, богатого съедобными кореньями (в Нерчинске он с семьей «корение копали», стр. 151); исследователи отмечают даурскую лилию с крапчатыми красными цветами, вареные луковицы которой съедобны, а также дудчатый лук или татарку, «с очень сладкими основаниями листьев» (Комаров, 24— 25). Известен своей красотой белый пион Забайкалья (Савицкий, 227—228).

Рыба... и прочих родов много. — В Байкале водится множество видов рыб, из которых Аввакум первым в литературе назвал наиболее крупных и ценных в промысловом отношении: сибирский осетр (вес 30—115 кг, раньше до 200 кг); таймень (10—65 кг), чаще встречается в р. Селенге и Ангаре; байкальский омуль (до 3 кг); сиг (до 8 кг). Стерляди в Байкале нет, но она водится в Ангаре (Берг, I, 89, 296, 346, 392; III, 1318: Кожов, 65—74). Перечисление рыб и животных у Аввакума имеет (для XVII в.) естественно-научный характер.

нерпы и зайцы великий... на Мезени, таких не видал. — Байкальский тюлень или нерпа (длина до 165 см, вес 50—130 кг; Кожов, 78); морской заяц (поморское народное название) — наиболее крупный тюлень северных морей (длина до 3 м, вес до 350 кг; Наумов, 25), часто встречался на Мезенском побережье, где заходил далеко в реки (Огнев, III, 459). Со времени первых научных наблюдений над фауной Байкала (академическая экспедиция Гмелина 1732—1743 г.; Кожов, 5) там наблюдалась только нерпа. Очевидно, Аввакум оказался единственным наблюдателем, засвидетельствовавшим наличие в Байкале морского зайца, впоследствии исчезнувшего (ср. Савицкий, 88); достоверность этих наблюдений подтверждается тем, что они основаны на сравнении байкальских «нерп» и «зайцев» с мезенскими, которых Аввакум увидел впоследствии, причем был удивлен тем, что живущие в «пресной» воде Байкала звери оказались крупнее своих собратьев, обитающих «в окиане море болшом».

осетры и таймени жирны гораздо — нельзя жарить на сковороде... — Осетр и в особенности таймень дают много жира; излюбленным блюдом байкальских рыбаков была жирная рыба, жареная на «рожнях» (Бородкина, 185).

А все то у Христа... для человеков... А человек, суете которой уподобится... яко бес... аз согрешил паче всех человек. — Аввакум противопоставлял прекрасный пейзаж «греховному» поведению человека, взяв за основу псалом: «Человек суете уподобися: дние его яко сень преходят» (143, 4); этот псалом вспоминался Аввакуму во время плавания по Байкалу, так как далее в нем возносится мольба к богу о защите от «вод» и от врагов: «Избави мя от вод многих, из руки сынов чуждых» (143, 7); в последнем случае могли

259

подразумеваться восставшие сибирские племена (см. стр. 259). В известной Аввакуму книге Иоанна Златоустого «Маргарит» отмечалось: «Всяк человек суета есть, яже бога оставляй и суетная гоня» (М., 1641, л. 472 об.). Обращаясь к грешному человеку, Златоуст писал: «Егда бо гневаяся, пыхаеши, аки осел, ржеши, аки конь, на жены; питаешися, аки медведь, дебелиши тело, аки бык..., гневаешися, аки змий... ненавидиши человеков, аки рысь, враждуеши же, аки злый бес». (Пономарев, IV, 103). Опираясь на эти литературные образы, Аввакум заканчивал самоуничижительной концовкой, взятой из традиционной фразы каждого священника, исповедующего своих духовных детей: «Но что суть греси твои, чадо... исповеждь без стыдения, аз бо таков же человек, и грешнее паче всех человек» (Требник, М., 1647, л. 19 об.).

К стр. 160

приступи ко мне со опрятъством. — По словарю П. Берынды: опрятно — «скромные», ср. у Аввакума: перед царем «опрятне став, поклонюся тебе...» (756), херувимы перед богом «благоговеинство показуя и опрятство великое — не смеют просто стоять» 1655).

привязалъся еси жене, не ищи разрешения... — (т. е. развода) — из первого послания Павла к коринфянам (7, 27).

В Енисейске зимовал... в Тобольске зимовал. — Зимы 1662—1663 и 1663—1664 гг.

по всем городам... кричал... обличая безбожную лесть. — Эти обличения долго помнились современникам: митрополит Игнатий, боровшийся в конце XVII в с сибирским расколом, писал: «Но кто изречет оныя хулы, иже сии сквернии человеци, Аввакум и Астомен (ссыльный казанский монах), изрыгаша, и какова чадения, сиречь угару, прежде в России, потом уже и в сибирской сей стране не исполниша» (Послания Игнатия, 107; Гудзий, 405).

Три годы ехал из Даур; а туды волокся пять лет против воды. — Аввакум прибыл в Москву весной 1664 г. (в период с февраля до середины мая); свой путь обратно («возвратилися к Русе», стр. 154) он начинает отсчитывать не от Иргенского острога (Гудзий, 405—406; Паскаль, 141, 2), откуда он выехал в конце июня 1662 г., а от Нерчинского острога, оставленного им в конце зимы 1660—1661 г. Таким образом, от Москвы он ехал три года (1661—1663 г.). Путь его от Тобольска до Нерчинского острога (1655—1658 г.) составляет не пять, а четыре года; плавание против течения началось только от слияния рек Иртыша и Оби и продолжалось до оз. Иргень. Ссылка Аввакума от выезда из Москвы до возвращения длилась около 10 лет 8 месяцев.

ждут березовских наших. — Из г. Березова (теперь село в Ханты-Мансийском нац. округе), построенного как крепость в 1593 г. на левом берегу р. Сев. Сосьвы, в 20 км от ее впадения в р. Обь; березовцы постоянно сообщались с Тобольском речным путем.

медведен я... накупил. — «Медведем» называли залежавшийся товар (Даль, II, 311). Существовал заговор «на мед» для избавления от залежавшихся товаров; в 1639 г. было возбуждено дело против некоей Ульянки, где говорилось: «У которых людей в торговле товар заляжет и она тем торговым людям наговаривает на мед, а велит им тем медом умыватца, а сама наговаривает: «Как-де пчелы... слетаютца, так бы де и тем торговым людей для их товаров купцы сходились» » (Новомбергский. Колдовство, стр. XIII).

Приехав в Тобольск. — На р. Енисее навигация открывается обычно в начале мая (ССЭ, I, 879), видимо, Аввакум прибыл в Тобольск к концу июня 1663 г.

всю Сибирь башкиръцы с татарами воевали. — В 1662—1663 гг. было большое восстание башкир, татар, вогуличей, черемисов, чувашей, калмыков, остяков и других сибирских народов под предводительством Девлет-Кирея, который «поднялся на Русь», мечтая

260

восстановить «Сибирское царство» своего деда, хана Кучума. Восстание было вызвано тяжестью «ясачной» подати, многими беззакониями русских воевод и их приказчиков. Приуральская Сибирь была разорена, но вскоре повстанческие отряды, действовавшие разрозненно и плохо вооруженные, были разбиты русскими стрельцами, солдатами и казаками (Огородников, 9—11, Бахрушин, 155—157). Аввакум описал встречу с одним из таких отрядов.

Верхотурье — город (теперь Свердловской обл.), считавшийся границей Сибири; по переписи 1666 г. имел всего 196 дворов, до 100 чел. стрельцов; в 1663 г. город был в центре восстания и окрестности его были опустошены набегами.

Иван Богдановичь Камынин (ум. в 1682 г.). — Стольник, был верхотурским воеводой с 1659 по 1664 г. (Дмитриев, 132), в дальнейшем ведал в Москве Приказом каменных дел (ДАИ, VI, 32), был послом в Персии. Будучи вкладчиком Боровского Пафнутьева монастыря, Камынин («добрый человек») зашел к заключенному там Аввакуму и облегчил его участь (редакция В, 200).

К Федору Ртищеву зашел. — Федор Михайлович Ртищев (1626—1673 г.) крупный государственный деятель; в 1650 г. он — царский постельничий, который «ведает царскою постелю и спит в одном покое вместе, когда (государь) с царицею не опочивает;... у того постельничего для скорых и тайных его царских дел печать» (Котошихин, 22); во время приезда в Москву Аввакума он ведал приказом большого дворца (1662—1664 г.; Козловский, 28—36). Ртищев был одним из образованнейших людей своего времени («любомудрия рачитель»), учился у киевских монахов греческому языку, покровительствовал Епифанию Славинецкому и Симеону Полоцкому. В Москве, видимо, в своем доме он устроил школу, в которой киевские старцы, опытные «во учении грамматики словенской и греческой, даже до риторики и философии» (ДРВ, XVIII, 401), преподавали москвичам. Сам Ртищев так увлекался познаниями киевлян, что «в нощех же презирая сладостной сон со мужи мудрыми и божественнаго писания изящными, в любезном ему беседовании иногда целыя нощи бодростне препровождая» (там же, 401—402); точно так же трое суток он беседовал с Аввакумом. Ртищев сочетал свою приверженность к новому западному просвещению с уважением к отечественной старине. Первоначально он примыкал к «братии» Стефана Вонифатьева, почитал за «советника своего» Ивана Неронова, переписывался с его учеником Феоктистом (I, 335) и, очевидно, тогда уже знал Аввакума. В период гонений на Неронова со стороны Никона Ртищев дал ему приют в своем доме на «многи дни» (I, 287). Впоследствии он поддерживал связи и с отставленным от патриаршества Никоном. Ртищев стремился к церковному умиротворению и, по-видимому, считал возможным свести непримиримую борьбу двух общественно-религиозных направлений лишь к богословским разногласиям. Дом его стал местом постоянных столкновений по этим вопросам. Отец его, М. А. Ртищев, осуждал за раскол свою племянницу, боярыню Ф. П. Морозову, — духовную дочь Аввакума; дядя Ртищева по матери, Спиридон Потемкин, образованный старовер, ссорился с его сестрой Анной Михайловной, сторонницей Никона. Приезд Аввакума из Сибири превратил эти домашние споры в ожесточенные философско-богословские диспуты. К Ртищеву в дом, который помещался за кремлевскими Боровицкими воротами на углу Знаменки (теперь ул. Фрунзе) и Моховой, Аввакум «бранитца со отступниками ходил», «в дому у него с еретиками шумел много» (стр. 174). Это подтвердил Неронов, который писал царю (6 декабря 1664 г.), что Аввакум «говорил в дому околничева Феодора Михайловича Ртищева» (I, 199). Аввакум тщательно готовился к этим диспутам и собирал для них материалы (I, 484—487). В ответ на вопрос Ртищева: «Достоит ли учитися риторике, диалектике и философии?» (заданный

261

27 июля 1664 г.), он составил целое послание, в котором обращался к Ртищеву: «Свет мой, Федор Михайлович», «кормилец мой» — и добавлял: «Писанейце же, государь, сие мне отдай, а пьяным философом не кажи, понеже плотская мудрствуют и тебя обманывают...». По-видимому, кроме русских иерархов церкви, в этих спорах принимали участие и киевские ученые монахи. Ртищев заслужил любовь крупнейших представителей обоих борящихся направлений: «дружище наше старое», — писал о нем Аввакум (стр. 163), «наше убежище», — писал Симеон Полоцкий (Харлампович, 20). Однако, описывая жизнь Ф. П. Морозовой (см. стр. 263), Аввакум осудительно отозвался о беспринципной политике Ртищева: «Приехал в дом к ней (Морозовой. — А. Р.) сродник ея, Федор Ртищев, шиш антихристов и, лаская, глаголаше: «Сестрица, потешь царя-тово и перекрестися тремя перстами, а втайне, как хочешь, так и твори. И тогда отдаст царь холопей и вотчины твоя» (ГИХЛ, 298).

к руке поставить. — Официальное выражение, означающее царскую милость (разрешалось поцеловать руку царя при публичном представлении), например: «И пожаловал великий государь на отпуске к руке патриарших архимандритов и старцев» (при отъезде антиохийского патриарха Макария; ДР, III, 767).

К стр. 161

в Кремли (на Новодевичьи подворьи, редакция Б, 120) — подворье помещалось рядом с Вознесенским монастырем в бывшем дворе Петра Головина (с 1586 г.), в его палатах (Забелин. Ист. Москвы, 266).

шапку...муръманку. — «Мурманка» или «мурмолка» — относилась ко второму разряду парадных шапок (после горлатных), была высокой шапкой с плоской тульей, делалась из бархата или парчи, имела меховую лопасть в виде отворотов, украшалась запоною с жемчужным или с белым дорогим пером.

и в духовники звали. — Место царского духовника занимал протопоп Лукьян, но царь мог высказать пожелание сделать своим духовным отцом Аввакума вместо него (в редакции Б Аввакум пишет: «И скаска была» (121), т. е. был уже составлен документ об этом назначении при условии его примирения с церковью. В одном из посланий Аввакум писал: «Вот и меня в духовники звали, да как о Христе Исусе не захотел, да не захотел же...» (Бороздин, 34); этот отказ был поворотным пунктом всей деятельности Аввакума.

К стр. 162

А се мне в Тобольске... благодеяния забыть? — Эпизод относится к жизни Аввакума в Тобольске осенью и зимой 1663 г.; на царевнины имянины — возможно,, на именины Татьяны Алексеевны, 12 января. При воеводах — И. А. Хилкове и втором — Даниле Яковлеве (который в 1664 г. в Тобольске умер).

да не полъма растесан будеши... да не полъма разсеку тя. — перефразировка евангельского «и растешет его полма» (Матфей, 24, 51).

просвиромисания... в олътаре у жертвенника... им ругался. — Аввакум присутствовал при приготовлении «святых даров» во время первой части литургии в алтаре на жертвеннике — столе, стоящем слева от престола. Он «ругался», так как этот обряд был изменен Никоном (вместо 7 просфор приготовлялось 5 и т. п.; см. IV, 100—104).

Я и к обедне не пошел, и обедать ко князю пришел. — Типичный для Аввакума каламбур (Виноградов, 223). Очевидно, имеется в виду обед у воеводы по случаю празднования именин царевны.

262

князь Иван Андреевич Хилков (Большой). — Боярин, был на воеводстве в Тобольске (3 февраля 1659 г. — 19 февраля 1664 г.; повидимому Аввакум уехал из Тобольска в Москву до 19 февраля).

бежал на базлуках. — Скобы с шипами, которые рыбаки подвязывают к подошвам, для ходьбы по гладкому льду.

там снегу не живет, морозы велики живут... озеро веръст с восьм. — Ср. «пять недель по лду голому ехали» (стр. 154). Это описание предвосхищает научные наблюдения над климатом данного края: «Особенно малоснежной зимой отличается восточная часть Забайкалья, где многие места совсем не знают санного пути» (Савицкий, 222). Средняя температура января на оз. Иргень около — 25 градусов С. В редакции В Аввакум уточняет место: «Ходил я на Шакшу озеро... лед треснул и меня напоил бог» (232). Оз. Шакшипское расположено в 15 км от из. Иргень на высоком степном плоскогорий, имеет в длину до 12 км, в ширину 6 км.

жаждущему Израилю... затрещал лед... гора великая льду стала. — Аввакум наблюдал явление, когда озерный лед, имевший горизонтальную поверхность, под влиянием ветра и температурных колебаний внезапно покрывается (на местах трещин) гребнеобразными выступами, из которых может образоваться целый ледяной вал (Савицкий, 224). Это явление Аввакум обставил литературными признаками традиционного «чуда»: оно происходит будто бы в ответ на его молитву о «жаждущем Израили», которая опирается на библейский рассказ о том, как Моисей напоил народ в пустыне, ударив жезлом по камню, из которого потекла вода (Исход, 16, 2—7); ср. у Аввакума: «Ты еси бог наш, разразивший камень в пустыни, и потекоша вода...» (473).

стах на обычном месте. — Ср. у Епифания — «поставлю на обычном месте» (стр. 200); начинать молитву дома или в церкви полагалось «став убо на обычном своем месте» (Канонник, М., 1651, л. 3). Употребляя эти формулы и отмечая свою непременную ориентацию — «на восток зря» (ср. «поклонився к востоку»; Служебник, М. 1655, л. 172, 176), Аввакум, как и Епифаний, подчеркивает, что в любых условиях (на озере, в поле, в лесу) он поступает в соответствии с установленным ритуалом.

на сошке складенки поставя — установив на деревянной подпорке складень; бравшуюся в путешествие складную икону.

Не глад хлеба, ни жажда воды..., но глад велий... бога не моля, жити. — Перефразировка библейского: «Глаголет господь: и послю глад на землю, не глад хлеба, ни жажду воды, но глад слышания слова господня» (Амос, 8, 11).

К стр. 163

павечернишные псалмы. — Псалмы, читаемые перед вечерней службой, обычно в келье; полунощница — служба, совершаемая в полночь или после полуночи, час первый — служба в 7—9 час. утра.

и сколько друзей первых на Руси заедем. — Сколько прежних друзей на Руси застанем (встретим; Гудзий, 368).

были дожди безпрестанно, ячменцу было сеяно... дождь необычен излиялся, и вода из реки выступила... — В восточном Забайкалье реки разливаются летом от сильных дождей и таяния снега в горах (Савицкий, 223). Пашкову в царском наказе предписывалось «высмотрити... накрепко», есть ли на р. Шилке «пашенная угожня места» и поручалось «крестьян в пашню строити» (РИБ, XV, 19). В 1658 г. Пашков произвел значительные яровые и озимые посевы ржи и ячменя (Паскаль. Покорение Амура, II, 59), но из-за незнания климатических условий эти опыты земледелия были неудачны. Район Нерчинска

263

в XVII в. оставался почти бесхлебным, а подвоз хлеба из Енисейска стоил намного больше, чем стоил самый хлеб (Шунков, 185, 205).

Сеен позд[н]о, а поспел рано. — Аввакуму казалось «чудом» скорое созревание хлебов, что свойственно областям континентального климата (Савицкий, 223).

и пошел страною, так бог к нему странным гневом! — Игра слов (Виноградов, 223).

...Родиону Стрешневу. — Родион Матвеевич Стрешнев (ум. в 1687 г.) еще мальчиком служил у царевича Алексея Михайловича в качестве стольника и стал его товарищем. В дальнейшем был на дипломатической службе, вел переговоры с Богданом Хмельницким о воссоединении Украины. Пользовался доверием царя, который возлагал на него посредничество в своих столкновениях и с Никоном, и с Аввакумом (Гудзий, 368). В 1676 г. Стрешнев был пожалован в бояре и стал «дядькой» царевича Петра.

посулили мне Симеонова дни. — 1 сентября 1664 г.

Пожаловал... десеть рублев... (в редакции В добавлено: Прокопей Кузьмич Елизаров 10 же рублев). — Аввакум сразу получил 100 руб. Это были большие деньги, они составляли, например, первоначально двухгодовое жалование старшего справщика печатного двора Арсения Грека (см. стр. 289); Епифаний Славинецкий за перевод на русский язык «дохтурской книги» (лечебника) получил 10 р. (Николаевский, VII—VIII, 57, 165, 182). Кабальная оплата годовой работы мужчины составляла 5 р. («Уложение» 1649 г., X, ст. 261). П. К. Елизаров — думный дворянин, начальник Земского приказа с 1657 по 1671 г., ведавший административным управлением Москвы.

Лукъян духовник. — Протопоп благовещенского собора Лукъян Кириллов, царский духовник (с 1657 по 1666 г.; Дневальные записки, 206). Позже его отношение к Аввакуму изменилось; Федор писал (1665 г.): «Подавал я духовнику челобитную об Аввакуме, о свободе, и он в глаза бросил с яростию великою» (I, 398—399).

у Феодосьи Прокопьевны Морозовы... и сестра ее, княгиня Евдокея Прокопьевна (Урусова). — Яркие фигуры раннего раскола; сестры принадлежали к высшему придворному обществу, были дочерьми окольничего П. Ф. Соковнина, родственника царицы Марии Ильиничны и ее дворецкого. Феодосья была выдана замуж за пожилого боярина Г. И. Морозова, брата всесильного временщика, царского «дядьки» Б. И. Морозова, который также ей покровительствовал. Она состояла в числе «приезжих боярынь» царицы, занимая среди них высокое место. Аввакум ярко описал выезды Морозовой: «Ездила... в корете драгой, и устроенной сребром и златом, и аргамаки многи, 6 или двенадесять с гремячими чепьми. За тобою же слуг, рабов и рабыней, грядущих сто, или два ста, а иногда человек и с триста, оберегали честь твою и здоровье...» (408). Морозова рано овдовела и вскоре познакомилась с Аввакумом, вернувшимся из Сибири. «Вдова-де я молодая, — говорила она Аввакуму,—...пускай-де тело свое умучу постом, и жаждею... И в девках-де, батюшко, любила богу молитися, кольми же во вдовах подобает...» (ГИХЛ, 296). Влияние Аввакума определило дальнейший жизненный путь Морозовой. Домашний уклад своей жизни она перестроила по монастырскому образцу, наполнила дом нищими, монахинями. По словам Аввакума, она «им своима рукама служаше, язвы гнойныя измываше и во уста их пищу влагаше... и с ними ядяше из единаго сосуда» (417). Морозова «власяницу под одеянием ношаше», а по вечерам «одевавшеся в худыя рубы» (416) и ходила по городу, раздавая нищим милостыню и сшитые ею самою рубахи. Умерщвяя свою плоть, Морозова «в банях бо тело свое не парила» (ГИХЛ, 297). Она, как писал Аввакум, «пред очима человеческима ляжет почивати на перинах мяхких под покрывалы драгоценными, тайно же снидет на рогозницу...» (ГИХЛ, 296). Наконец (в декабре 1671 г.), Морозова тайно была пострижена в монахини (под именем Феодоры) раскольником Досифеем. «Житие»

264

Морозовой, написанное кем-то из близких к ней людей, сообщает о спорах боярыни с ее дядей М. А. Ртищевым, который отстаивал реформы Никона. Дядя говорил: «Вем аз яко пагуби тя и прельсти злейший он враг... за его же учение умрети хощеши, — реку же обаче Аввакума, проклятаго...» (VIII, 151). Сам Аввакум писал, что Морозову обвиняли за связи с ним: «Со осужденным Аввакумом водится. Он-де ее научил противитися царю» (ГИХЛ, 298).

В мае 1666 г. вотчины Морозовой были отобраны, но потом «для прошения государыни Марьи Ильичны» возвращены ей (Заозерский, 30). В этот период после возвращения Аввакума с Мезени и во время суда над ним Морозова постоянно оказывала ему и его товарищам моральную и материальную помощь (см. стр. 268, 273). Со смертью царицы (1669) она лишилась своей опоры, но она отказалась присутствовать на новой свадьбе царя, где ей надлежало возглавлять боярынь. За это Морозова была подвергнута опале (царь говорил: «Тяжко ей братися со мною, един кто от нас одолеет всяко...»; VIII, 157). Вскоре (16 ноября 1671 г.) она с сестрою своею Евдокией (женой царского кравчего, боярина князя П. С. Урусова) была арестована, закована в цепи и заключена в Печерский монастырь (а Евдокия — в Алексеевский). Однако ни уговоры патриарха Питирима, митрополитов Павла и Илариона, ни жесточайшие пытки на дыбе, ни смерть сына, ни окончательная конфискация всех ее огромных богатств не сломили упорства Морозовой. Судьба знатных сестер привлекала внимание всей Москвы, волновала придворное общество, оживляла движение раскола в городских низах. Однажды, когда Морозову везли на дровнях мимо Чудова монастыря «под царские переходы», она в знак протеста «рукою же десною своею, простерши, ясно изобрази сложение перст, высоце вознося... и цепию звяцаше непрестанно: мняше бо она, яко на переходах царь смотрит победы ея...» (VIII, 167); именно так изображена Морозова на знаменитой картине В. И. Сурикова. Разгневанный патриарх, «ревый яко медведь», просил царя сжечь Морозову. Сруб уж был построен на Болоте, «да бояре не потянули» (VIII, 186). Попытка старшей сестры царя Ирины Михайловны, которая помогала и Аввакуму во время его сибирской ссылки, заступиться за Морозову («Не хорошо, братец!») озлобила царя, приказавшего сослать сестер в Боровск в Рождественский монастырь «в жестокое заточение». Там в «земляной тюрьме» на руках Морозовой умерла Евдокия (11 сентября 1675 г.). Вскоре, изнемогая от голода, Морозова сказала стражнику: «Помилуй мя, даждь ми калачика. Он же рече: ни, госпоже, боюся. И глагола мученица: и ты поне хлебца. И рече: не смею. И паки мученица: поне мало сухариков. И глагола: не смею...» (VIII, 200). Она обратилась к стражнику с предсмертной просьбой (ум. 2 ноября 1675 г.) вымыть ей сорочку — «не подобно ми есть, еже телу сему в нечисте одежды возлещи в недрах матери своея земли». Он вымыл сорочку в реке, «лице же свое омывше слезами» (VIII, 201). Отношение Аввакума к Морозовой отличалось резкими контрастами. Он восхищался ее подвигами, многократно называя Морозову, Урусову и заключенную с ними Марию Данилову «святыми», обращаясь к ним в стиле высокой риторики: «О, трисиятельное солнце и немерцающие звезды! Кто не удивится и кто не прославит терпение и мужество ваше...» (411). «О, светила, великая, солнце и луна Руския земли, Феодосия и Евдокия...» (925). На смерть их Аввакум написал «О трех исповедницах слово плачевное» (ГИХЛ, 295—302), исполненное торжественной поэзии и вместе с тем простой человечной задушевности. В этом слове Аввакум вспоминал о своей любимой ученице Морозовой: «Бывало, сижю с нею и книгу чту, а она прядет и слушает...» (ГИХЛ, 297). В письмах к Морозовой он писал: «Друг мой сердечной! Еще ли дышешь, или сожгли, или удавили тебя?» (924). После смерти Морозовой Аввакум восклицал: «Увы мне, осиротевшему!.. Увы, детоньки, скончавшияся

265

в преисподних земли!» (ГИХЛ, 301). Он призывал тогда народ: «Соберитеся, рустии сынове, соберитеся девы и матери, рыдайте горце и плачите со мною вкупе...» (ГИХЛ, 302). Вместе с тем при жизни Морозовой (при малейшем ее несогласии с Аввакумом) он резко и насмешливо бранил ее: «Уж мне баба указывает, как мне пасти христово стадо! Сама вся в грязи, а иных очищает; сама слепа, а зрячим путь указывает! Образумься!.. Глупая, безумная, безобразная, выколи глазища-то свои челноком...» (914—915). Или: «Да што на тебя и дивить! У бабы волосы долги, а ум короток» (928). Переписка Аввакума и Морозовой представляет большой историко-литературный интерес.

у Анны Петровны Милославские... — Одна из ближних боярынь царицы, урожденная княжна Пожарская (внучка знаменитого князя Д. М. Пожарского), по мужу, И. А. Милославскому, была в родстве с царицей Марией Ильиничной. «Добра же ко мне покойница была», — писал о ней Аввакум (ГИХЛ, 297), умерла в 1668 г. (ДАИ, V, 117).

написав царю многонко-таки... отступника Никона, злодея и еретика. — Покинув патриарший престол в 1658 г., Никон не был лишен сана патриарха; вопрос о лишении его этого сана и об избрании нового патриарха не мог быть решен без участия вселенских патриархов и долго откладывался. После получения грамоты восточных патриархов, осуждавших поступок Никона (Гиббенет, II, 101—106), начались переговоры по поводу нового кандидата на патриаршество. Аввакум вмешался в это дело; упоминаемая им челобитная до нас не дошла, но о ней, как о причине новой своей ссылки, он говорит в другой своей челобитной царю (1664 г.): «И ныне скорбь к скорби постиже мя, — мню, маленкова ради моего моленейца к тебе... о духовных властях» (751). Это подтвердил и Неронов в челобитной царю (6 декабря 1664 г.): «Оклеветали ево (Аввакума) тебе... власти, гневаяся на нево, что он тебе... подал моленейцо о Сергие Салтыкове и о Никоноре (впоследствии один из главных руководителей Соловецкого восстания) и о иных ко жребию святительскаго чина» (I, 198—199). Челобитная Аввакума в копии хранилась среди бумаг Феоктиста: «Протопопова к великому государю роспись — хто в которые во владыки годятца» (I, 336). Аввакум решился дать царю такую рекомендацию, видимо, ввиду благожелательного приема, оказанного ему царем в Москве, вплоть до предложения духовничества, и по примеру того времени, когда духовник Стефан Вонифатьев через царя указывал патриарху Иосифу «боголюбцев», которых следовало поставить «в митрополиты, и в архиепископы, и епископы» (I, 47). Челобитная вызвала ссылку Аввакума, так как содержала уже не богословскую полемику с церковью, а предложение о смене иерархов церкви, о перемене церковной политики. Челобитная была подана до 22 августа 1664 г., так как далее в связи с нею Аввакумом упоминается «Павел архимарит», который с этого числа был поставлен митрополитом Крутицким (Гудзий, 369).

К стр. 164

с Феодором юродивым. — В древней Руси юродивых (часто — людей психически больных) почитали как «пророков» и обличителей «грехов»; они пользовались уважением в народе, за то что нередко выступали как защитники общественной справедливости, смело обличавшие феодалов. В то же время церковь неоднократно причисляла юродивых к «лику святых». Юродивые постоянно жили во дворце при царе Алексее на полном его содержании (Забелин. Быт царей, I, 374). Возвращаясь из Сибири, Аввакум стал привлекать к себе юродивых. Он умел влиять на них, и их добровольные страдания в пользу «старой веры» еще более усиливали впечатление от страстных проповедей самого протопопа. В окружении «юродствующих» и «беснующихся» сам Аввакум должен был казаться многим современникам пророком. В то же время юродивые выполняли весьма

266

ответственные поручения Аввакума. Аввакум вывез Федора из Устюга Великого, проезжая его по пути в Москву. В Москве Федор жил у Аввакума и переписывал выписки из книг, которые подбирал Аввакум для своей полемики с никонианами (I, 484, прим. 2); он же был «приставлен» к «бешанному» Филиппу (см. стр. 174). Аввакум послал Федора со своим очень важным письмом к царю, так как знал его расположение к юродивым и надеялся, что таким путем письмо сможет попасть прямо в царские руки. Царь «сам у него, протяня руку ис кореты, доставал (письмо), да в тесноте людской не достал» (редакция В, 196), но потом «взял у него писмо». Также поступил Аввакум и со своей челобитной из Холмогор: ее «подал великому государю Киприян, Христа ради уродивый» (754), который в 1675 г. при Аввакуме был казнен в Пустозерске, а в Москве часто «во единой ризе ходяй... на колесницу востечая с царем ездяше» (Виноград. 39 об.). Передавая рассказ Федора — «железа все грянули с меня и дверь... отворилася сама» (стр. 166) или говоря, что «железы разъсыпалися на ногах» Федора, Аввакум стремился создать ореол святости вокруг своего друга, опираясь на хорошо известные современникам «Деяния апостолов», где рассказывалось, как у заключенного в темницу Петра «спадоша ему ужа железная с руку» (12, 7), а при выходе его из города ворота сами «отверзошася» (12, 10). После освобождения Федора из Чудова монастыря Аввакум «отвел» его жить к Морозовой, а Феоктист советовал ей: «Блаженнаго Киприяна, и многострадальнаго Федора, и трудника неленостна Афанасия (см. стр. 275), яко ангелы божия зри...» (I, 310). Однако между боярыней и Федором произошел серьезный конфликт; по ее словам, он «всем домом моим мутил» (Барсков, 36). Аввакум писал Федору иронически: «Ведаю веть я и твое высокое житье, как у нея живучи, кутил ты!» (там же, 45). После смерти Федора Аввакум писал Морозовой: «Он не болно пред вами виноват был, — обо всем мне пред смертию... писал: стала-де ты скупа быть, не стала милостыни творить и им-де на дорогу ничево не дала, и с Москвы от твоей изгони съехал...» (927). После ссылки Аввакума Федор был заключен в Рязани, но бежал в Москву, а затем, видимо, с сыновьями Аввакума зимой 1668—1669 гг. пришел на Мезень к Анастасии Марковне (Аввакум был уже в Пустозерске). Аввакум стремился установить связь с восставшим Соловецким монастырем, оборонявшимся от царских войск. Он возлагал на Федора важное поручение: «В Соловки те Федор хотя бы подъехал; письма те спрятав, в монастырь вошел, как мочно тайно бы, письма те дал, и буде нельзя, ино бы и опять назад совсем» (Барсков, 45). Аввакум неоднократно писал Морозовой: «Помирися с Федором...» (там же, 34—35), «Я детям своим велю Федора любить — доброй он человек... Такова то ты разумна — не смогши с корову, да подойник о землю! Себя было тебе бить по роже той дурной, как и я себя чотками...» (там же, 39—40). Федор был повешен на Мезени в марте 1670 г.

посадить... под Красное крылцо. — Красное крыльцо служило парадным входом во дворец и представляло собою покрытую двухшатровой кровлей террасу, которая тянулась по фасаду дворца от Благовещенского собора до Грановитой палаты. На крыльце стоял стрелецкий караул, а под ним было караульное помещение, куда и посадили Федора (Забелин. Быт царей, I, 71, 301; Скворцов, 431—432; Паскаль, 151, 6).

Павел архимарит (ум. в 1675 г.). — Один из самых активных противников движения раскола; поставлен 22 августа 1664 г. митрополитом сарским и подонским (крутицким); во время отставки Никона трижды исполнял обязанности местоблюстителя патриаршего престола, встречал прибывших в Москву восточных патриархов Паисия и Макария, руководил подготовкой собора 1666 г. Деятельность Павла освещалась современниками по-разному, в зависимости от того, к какой из борющихся сторон они принадлежали. В надгробном

267

«Слове» о Павле, написанном, видимо, Епифанием Славинецким, ему ставились в особую заслугу «труды его, яже подъят в борьбе с нечестивыми церкве раскольники, с Никитою, с Лазарем, с Федором, с Аввакумом», против которых он «паче всех... потрудихся» (Слово о Павле, 601). Неронов жаловался вселенским патриархам, что Павел — «нача гнати мя и мучити паче Никона» (I, 239). Аввакум писал, что по приезде с Мезени он был отдан Павлу: «Он же меня у себя на дворе, привлачая к своей прелестной вере, томил всяко пять дней; и козновав и стязався со мною...» (ГИХЛ, 328). По словам Авраамия, Павел на него, «яко зверь разпыхался» (VII, 267). В «Слове» же традиционно отмечалось, что он «во вся дни жизни своея смиряшеся пред богом и человеки» (604). Павел был образован, изучал греческий язык, ведал одно время Печатным двором, собрал большую библиотеку. В своем крутицком доме он поместил Епифания Славинецкого с помощниками (1674 г.) для работы над исправлением Библии. Поэтому в «Слове» указывалось, что «письменником же сущим он бе отец, дом его пристанище, трапеза его — обилное препитание, не точию же телесное, но и духовное», «тамо состязания философский совершахуся... бяше дом его училище мудрости...» (Слово о Павле, 605). Павел украсил Крутицы, «яко ин некий рай» (Соловьев, 84—91). Однако о том же доме Павла Федор (два месяца проведший там в заключении) писал: «Вселишася беси мнози в дому его», а Павел, «окаянный отступник..., не може отгнати бесов от дому своего, призываху многих шептунов, врачей и волхвов, дабы... выгнали бы демонов из дому его: хотяще бо бесами бесов изгнати» (VI, 237). Епифаний Славинецкий отмечал в Павле черты монашеского идеала: Павел будто бы «не любяше злата и сребра», по словам же Федора; «посла царь Павлу-митрополиту в почесть полторы тысящи сребра за ков и труды его, еже потрудился над нами и по воле его устроил» (VI, 236). По «Слову», Павел «в терпении своем... очесам не даде сна,... гортани не даде услаждения, стомаху (желудку) отъимаше удовление» (603—604). Аввакум был другого мнения: «На Павла-митрополита что глядишь? Тот не живал духовно, — блинами все торговал, да оладьями, да как учинился поленком, так по боярским дворам блюды лизать научился...» (336). Свои споры с Павлом и Иларионом Аввакум характеризовал так: «С кобелями-теми грызся, яко гончая собака, с борзыми...» (770).

многие приходили ко мне... церкви-де ты запустошил. — Еще в 1653 г. Аввакум «от церкви... прихожан отозвал» (I, 31). Теперь, после сибирской ссылки и ласкового приема в Москве, он повторил этот опыт своего воздействия на массы, но в бо́льших масштабах. Тогда на него жаловались попы Казанской церкви, а теперь князья церкви — «власти». Поведение Аввакума подтверждается следственным делом (30 августа 1664 г.): «Протопоп Аввакум... от церкви Софии..., что за Москвою рекою в Садовниках, прихожан учением своим отлучил многих» (I, 481).

Петр Михайловичь Салтыков (ум. в 1690 г.) — Боярин, крупный администратор, ведавший в это время Малороссийским приказом; руководил следствием по делу Никона; в 1662—1664 гг. он также принимал участие в церковных делах.

повезли на Мезень. — Городок (теперь город Архангельской обл.) на правом берегу р. Мезени, впадающей в белое море. Аввакум с семьей был выслан из Москвы 29 августа 1664 г. в Пустозерск. По пути туда, следуя водным путем до р. Северной Двины к Холмогорам, а далее — лесными дорогами Нижней Тайболы, он прибыл на Мезень 29 декабря 1664 г. Еще из Холмогор Аввакум писал царю, умоляя его разрешить ему остаться там и не ехать зимой в Пустозерск «потому что путь нужной, на оленях ездят. И смущаюся, грешник, чтоб робятишка на пути не примерли с нужи» (753). На Мезени произошла благоприятная для него остановка: по отписке царю мезенского воеводы

268

А. X. Цехановицкого, окрестные крестьяне «учинили бунт» и отказались дать деньги и подводы, необходимые для отправки ссыльных и их стражников в Пустозерск. С Мезени (январь 1665 г.) Аввакум писал царю: «... не вели нас, двенатцати человек, поморить безгодною смертию з голоду и без одежды, вели, государь, нам из своея государевы казны давать корм» (Малышев. Доклады, 261, 266). Еще в декабре 1664 г. Неронов подал царю челобитную, в которой умолял его не ссылать в Пустозерск Аввакума, «безчисленные беды претерпевшего» в Сибири, мотивируя свою просьбу так же, как затем и сам Аввакум: «чтоб маленким ево сироткам в зимное время на нужном пути до Пуста-озера от студени безгодною смертию не помереть, яко же и прежде в Даурах двое детей от глада помроша...» (I, 198—201). На Мезени Аввакум жил в Окладниковой слободе относительно свободно: бывал у воеводы, даже ссорился с ним, лечил его жену (редакция Б, 144—148), а по преданию — служил в церкви (Малышев, VI, 375).

к Москве възяли. — В 1666 г. «марта 1 день привезли с Мезени к Москве» (708). Царем был уже решен вопрос о созыве в Москве большого собора с участием вселенских патриархов для суда над Никоном и над упорствующими вождями раскола и для выбора нового патриарха. До открытия собора царь стремился подготовить желаемый исход его заседаний: он устроил у себя предварительное заседание всех русских архиереев и заставил их письменно ответить на вопросы, обеспечивающие признание никоновских реформ. В то же время царь усиленно добивался примирения Аввакума и его сторонников с церковью и заранее приказал привести его из ссылки. В этот период Аввакуму в Москве была предоставлена свобода: он бывал опять у Ф. Морозовой: «Отай с нею две нощи сидел, несытно говорили, како постраждем за истину...» (ГИХЛ, 298). После этих бесед Аввакум первый предпринял демонстративное выступление: «Пришел я в церковь соборную (кремлевский Успенский собор) и ста пред митрополитом Павликом (ст. стр. 266), показуяся, яко самовольне на муку приидох» (там же, 299).

Пафнутьев монастырь. — Основан Пафнутием в 1444 г. около г. Боровска (Калужской обл.); с XVI в. представлял собою крепость, окруженную каменной стеной с башнями; считался весьма почитаемым и пользовался царскими милостями. Аввакум пробыл там с 9 марта по 12 мая 1666 г.; митрополит Павел велел игумену Парфению его «на чепи мучить. Игумен же зело гораздо, переменяя чепи, 9 недель меня мучил... говоря: „ приобщися нам!“ Аз же смеюся их безумию» (ГИХЛ, 328). Морозова поддержала Аввакума: «прислала ми потребная» (ГИХЛ, 299).

а оне лезут в глаза. — Аввакум любит это сопоставление, применяя его и к врагам, и к друзьям: «Оне миленькие... несытно пуще в глаза лезут, слово в слово, яко комары или мушицы» (567, см. 845).

з дьяконом ярославским, с Козмою... не знаю коего духа человек. — Аввакум перефразирует слова Христа «не веста, коего духа еста вы» (Лука, 9, 55). Служивший у Никона Федор Трофимов, впоследствии примкнувший к расколу, писал: «Никонов ученик, Ярославля болшаго Коровниковския слободы дьякон Козма, приезжал к нему, Никону, почасту...» (IV, 287). Видимо, этот же «дьякон вдовой» уговаривал Аввакума при вторичной ссылке в Пафнутьев монастырь еще дважды: 12 сентября 1666 и 30 янв. 1667 г., причем в этот последний раз «приходил к нему пьян ночью, хотел извести его» (709); «скаска» Аввакума до нас не дошла.

К стр. 165

стязався власти со мною. — Спор Аввакума с церковным собором происходил в Крестовой палате утром 13 мая 1666 г. Главари собора «стязавшеся со мною от писания:

269

Иларион рязанской и Павел крутицкой. Питирим же (будущий патриарх, см. стр. 264), яко красная девка, нишкнет — только вздыхает ...И лаяше меня Павел и посылаше к чорту...» (ГИХЛ, 328). Не без иронии пишет Аввакум о том, что побуждаемый Морозовой, он во время этого спора «столько напел, сколько было надобе» (ГИХЛ, 299).

ввели меня в соборной храм и стригли по переносе. — В главном столичном храме — кремлевском Успенском соборе — 13 мая 1666 г., во время литургии после переноса «святых даров».

дьякон Феодор. — Один из первоучителей раскола, как и Аввакум, происходил из семьи сельского попа (Ивана), служившего в вотчине боярина Н. И. Одоевского в селе Колычеве Дмитровского уезда. После «морового поветрия» на Федора была сделана «запись ...бутто он крестьянский сын» (I, 405), обрекавшая его на судьбу крепостного, но ему удалось освободиться от «записи» и он стал дьяконом богородицкого придела дворцового Благовещенского собора (1659 г.) и был «самозритель» (VI, 229) борьбы царя и церкви с противниками никоновских реформ. Переход Федора в лагерь раскола означал его отказ от придворной духовной карьеры и произошел тогда, когда вожди движения были уже подвергнуты жестоким гонениям. Федор самостоятельно изучал старые и новые церковные книги московские, киевские, острожские, сербские, болгарские, «читал книг десятков с шесть» (VI, 144) и, по словам Авраамия, «паче иных в божественном писании потрудившася» (VII, 261). Убедившись, что никоновские справщики «блудят што кошки по кринкам... по книгам и, яко мыши, огрызают божественныя писания», стал он собирать полемические материалы и (в марте 1665 г.) подал царскому духовнику челобитную «об Аввакуме, о свободе» (I, 339). Федор был арестован (9 декабря 1665 г.) и отдан «Павлу краснощекому (митрополиту крутицкому) под начал на двор» (I, 425), где «был посажен на цепь» (VI, 233). Когда Павел сказал ему, что не отрицает «старого благочестия», но хочет исполнить царскую волю, Федор смело заявил: «Добро угождати Христу..., а не на лица зрети тленнаго царя и похоти его утешати!». Отношение к Федору сразу изменилось: «И посем преста увещати мя ласкою» (VI, 234). 11 мая Федор предстал перед собором и, по словам документа, «изблева яд змеин от уст своих и отригну слово злоклеветное и ложное на начальнейшия правители... церкве» (I, 414); 13 мая «обругаша мя с протопопом Аввакумом во един день» (VI, 236); он был сослан в монастырь Николы на Угреше, но не выдержав голодовки и сурового заключения, дал «покаянное письмо», где признавал церковные реформы. Вскоре он был отправлен в Покровский монастырь, но скрылся оттуда и «выкрадчи из дому своего, где преж сего жил, жену свою и детей, бежал» (II, 31) «был сыскан», окончательно осужден собором; ему отрезали язык и сослали в Пустозерск, куда он прибыл 20 апреля 1668 г. В темнице Федор написал ряд сочинений, среди них основное место занимают изложенный им от лица четырех узников «Ответ православных» и наиболее интересное в историко-литературном отношении «Послание к сыну Максиму» (1678 г.), представляющее целую книгу. Федор резко ополчался против царя Алексея, «мучителя», «жестосердаго» и «лукаваго» (VI, 83, 92), «злочестиваго богоратника и мерзкаго богоненавистника, и богохульника, и богоотступника» (VI, 39), «рога антихристова» (Барсков, 69), составлял выкладки из церковной истории, в которых сопоставлял Алексея Михайловича с византийскими императорами-«еретиками» (VI, 213—220). В Пустозерске положение Федора было особенно тяжелым; начались ею ожесточенные догматические споры с товарищами. Обе стороны писали в Москву своим приверженцам. Полемический тон Федора по отношению к Аввакуму был сдержанным. Хотя он и писал своему сыну Максиму, что наложенная на него протопопом «клятва (проклятие) ...неправедна есть и страстна» (VI, 100) и он «по страсти

270

гневной лжет на мя» (107), но тут же признавал, что товарищи его «подвижники... и страстотерпцы великия» (VI, 137). Аввакум же стремился подавить влияние своего идейного противника любыми средствами. Когда Федор написал «книжицу» о своих прениях «со клевреты моими» и дал ее прочитать «батку Аввакуму», тот донес сотнику, это Федор ночью вылезал из темницы в окно и посещал «братию вне ограды». Стрельцы схватили Федора, «в тыну, нага суща... и начата бити зело без милости двема дубцы великими стоящаго, и все тело мое избиша нагое до крови», а потом «к стене привязали и знобили на снегу часа с два. А друзи мои зряще мя и смеющеся!». Стрельцы отобрали и передали Аввакуму книги и выписки Федора, он же «ис тех книжиц моих листка с три токмо выдрал лукавно и те листки послал на Русь братьям нашим, перепортя писание мое, еже бы меня обвинили, а его бы учение оправдали...» (VI, 131). Федор заключал это описание с грустью: «Друзи мои ненавидят мя» (VI, 132). Федор старался укрепить свою правоту перед Аввакумом ссылками на якобы имевшие место чудеса. Он рассказывал, как в мае 1677 г. был избавлен от «потопа воднаго»: весной темницу Федора заливало водой: «Бысть велика вода у меня, да к тому еще отец Аввакум научил стрелца просечь борозду к моей избе, да паче притекает сверху вода ко мне, зане в то время аз послал челобитную на него оную к царю, и того ради излиха прогневася на мя. И оттого паче вода умножися» (Барсков, 155). Но после молитвы Федора «внезапу зашуме в темнице вода, и стече вся с мосту в землю, яко в пропасть...» (там же, 156). В спорах с Федором Аввакум написал (1679 г.) целую «Книгу обличений». Уступая противнику в логике суждений. Аввакум старался самостоятельно осмыслить догматические понятия в народном духе, что приводило его к еретическим с точки зрения церкви утверждениям. Он превосходил Федора горячей убежденностью в своей правоте, образностью речи, остротой полемики. По отношению к Федору, своему духовному сыну, Аввакум не стеснялся в выражениях, называя его «дитятко проклятое», «дитятко бешенное», «лютой лис и обманщик». Влияние Аввакума среди единоверцев возобладало, но и Федор не отказался от своих взглядов, проспорив около 13 лет, «соузники» встретили смерть на одном костре, очевидно, непримиренными.

на патриархове дворе. — Двор был расположен с северо-западной стороны Успенского собора в Кремле. Никон расширил двор, построил новый дом патриарха, соединив его переходами с царским дворцом.

на Угрешу к Николе в монастырь. — Монастырь был расположен в 15 км к юго-востоку от Москвы, на левом берегу р. Москвы; построен, по преданию, в 1380 г. Дмитрием Донским в память о победе над татарами. Расположенный вблизи от царского «потешного села» Острова, монастырь часто посещался царем Алексеем Михайловичем. Узников отправили туда 15 мая 1666 г. «Посадивше на телегу, — писал Федор, — повезли мимо Коломенсково, ...по болотам, а не прямою дорогою, ко Угрешскому монастырю, чтоб никто не видал знакомой, куды посадят. И по сем, ехавши, аз оглянулся и увидех: вдали мене отца Аввакума везут». Ср. рассказ Аввакума: «Помотрю, ано предо мною и дьякона тащать» (редакция В, 199). «И как привезли к монастырю нас, — продолжал Федор, — и взяли отца Аввакума два стрельца под руки, и обвиша главу его япончею и повели на монастырь сторонними враты... не ведал, камо его деша. И пришед полуголова и велел стрельцом взяти мя такоже, а главу мою со очима рогожею покрыть и до ног. И ...посадиша мя в башню пустую, а бойницы замазали и двери заключили» (I, 422). Из тюрьмы Аввакум писал жене на Мезень «лучинкою»: «У Николы на Угреше сижю в темной палате, весь обран и пояс снят... Иногда есть дают хлеб, а иногда и щи. Дети бедные к монастырю приезжают, да получить меня не могут...» (Малышев. Доклады, 262).

271

Не им было, а быть же было иным. — Если бы не они это сделали, то сделали бы другие (Гудзий, 371).

нужда соблазнам прийти. — Из евангельской проповеди Христа: «Горе миру от соблазн; нужда бо есть прийти соблазном...» (Матфей 18, 7).

невозможно соблазнам... соблазн. — Цитируются с незначительными неточностями евангельские слова Христа (Лука, 17, 1). Это двойное цитирование евангелия по одному поводу нужно Аввакуму, чтобы убедить читателя («Виждь, слышателю...») в том, что и правое дело может терпеть поражение.

по Евангелию... Выпросил у бога светлую Росию сатона, да же очервленит ю кровию мученическою. — В «Книге бесед» Аввакум дает другой вариант этой мысли: «Русская осветилася земля кровию мученическою» (337). Представление о «светлой России» как о богоизбранном царстве сложилось в русской литературе еще в конце XV в. В повести о Новгородском белом клобуке рассказывалось, как в константинопольскому патриарху Филофею явились во сне папа Сильвестр и Константин Великий и сказали, что белый клобук необходимо отправить в Новгород, так как Византия скоро попадет «в пленение агарянское», а третий Рим будет в русской земле «и страна наречется светлая Росия» (ПСРЛ-ы, I, 296). В 1666 г. в послании к царю Федор ссылался на этот рассказ (VI, 35), его же повторяли пустозерские узники в «Ответе православных», изложенном Федором, «...в третьем же Риме, в Москве, там благочестие просияет паче первых царств, и то наречется светлая Россия от бога: тамо пошли белый клобук, да похвалятся сынове рустии» (VI, 277). На этот же рассказ ссылались Аввакум в пятой челобитной царю (760), Авраамий (VII, 87, 98, 396, 419; VIII, 366), Лазарь (IV, 250), пытаясь возродить по-своему старую теорию Москвы — третьего Рима. Форма данного изложения в автобиографии Аввакума основывается на традиционной фразеологии («мученическими кровьми священную ризу очервив...»; Служба преподобномученику, Минея общая, М., 1650, л. 94) и в готовом Риде была уже предложена в более раннем (1669—1671 г.) послании Авраамия: «По евангелию — нужды прийти соблазном, а в другом евангелисте — невозможно не прийти соблазном... того ради бог попускает соблазны, да же избрании будут, даже разжегутся, да же убелятся, да же искуснии явлени будут. Выпросил убо светлую Росию сатана, да же очервленит ю кровию мученическою» (Барсков, 157). Авраамий находился в оживленной переписке с пустозерскими узниками. Возможно, что в конце 1669 г., получив послание Федора и другие материалы из Пустозерска, Авраамий присоединил к ним и это свое послание «к христолюбцу некоему» (Барсков, 370—377), копию которого он послал Аввакуму. Это тем более вероятно, что в данном послании Авраамий прославлял своих товарищей: «Отец Аввакум воистину апостол христов есть... И не усумнися о сем, еже апостолами нынешних страстотерпцев нарицати» (там же, 161—162). Аввакум воспользовался удачной формулировкой Авраамия.

Держали... семнатцеть недель. — Аввакум был в Никольском монастыре с 15 мая по 3 сентября 1666 г. (I, 373—374). Морозова вновь поддержала его. «И туда потребная присылайте ми» (ГИХЛ, 299).

божие присещение быстъ; чти в цареве послании, тамо обрящеши. — В редакции В Аввакум датирует это видение — «в вознесеньев день», который в 1666 г. приходился на 24 мая. В пятом послании к царю, написанном в Пустозерске (1669 г.), Аввакум описывает видение, посетившее его на Угреше. Молясь о том, чтобы царь оставил церковные заблуждения, он «от труда... забыхся» и увидел царя, а «на брюхе» его «язву зело велику, исполнена гноя многа»; стал он ее,«слезами... покропляя, руками сводити, и бысть брюхо твое цело и здраво». Но на спине царской оказалась «язва больши первыя», которую

272

не удалось исцелить до конца. Это видение Аввакум приводит как свидетельство безнадежности своих попыток обратить царя на путь «старой веры». Аввакум описал свое видение в 1669 г., но нежелательные для царя слухи о нем распространились еще в то время, когда он был заключен в монастыре Николы на Угреше. 7 июля 1666 г. в монастырь пришли из Москвы сыновья Аввакума Иван, Прокопий и племянник Макарий; они были схвачены и допрошены. Выяснилось, что они ходили к отцу «под окошко и спрашивали его о здоровье, и он-де им сказал: «Живете-де не тужите». А о явлении-де и ни о чем иных слов... не говорил». Они подтвердили, что «видения никакова от него не слыхали» (I, 362—364). Через два месяца митрополит Павел велел их освободить «с записью, чтоб им... ложных снов отца своего Аввакума никому не розсказывать» (I, 368).

И царь приходил в монастырь. — В «Дневальных записках приказа Тайных дел», где отмечались все переезды царя, нет указания на это посещение, но там указывается, что 30 июля 1666 г. царь «изволил итить в Остров» (222) откуда он и мог заехать в близлежащий монастырь Николы на Угреше (Паскаль, 159, 1).

велико нестроение вверху у них бысть с царицею... от казни отпросила меня. — В послании 1678—1679 гг. Аввакум писал: «Токмо добра была царица Марья, а царя озлобили... лукавыя власти... Оне с сердца приговор написали сжечь меня, да царица-покойница не дала» (ГИХЛ, 260). Лазарю, Епифанию и Федору перед ссылкой в Пустозерск были отрезаны языки, но Аввакум избежал этого. Возможно, что следствием ссоры царя с царицей из-за Аввакума был тот факт, что после его расстрижения в тот же день, 13 мая, расстроенный царь уехал без царицы в «поход совсем в село Преображенское» (ДР, III, 619), где был более недели.

И Воротынской... наш человек. — Князь Иван Алексеевич Воротынский (ум. в 1679 г.) был двоюродным братом царя по матери; обычно сопровождал царя в походах и переездах. Аввакум преувеличивал его сочувствие расколу. Воротынский присутствовал при пытках Морозовой и обращался к ней с упреками, напоминая о ее высоком происхождении: «Что сотворила еси? От какие славы и в какое безчестие прииде! Кто ты еси, и от коего рода? Се же тебе бысть, яко приимала еси в дюм Киприана и Федора юродивых... и их учения держалася, царя прогневала еси!» (VIII, 184).

Князь Ивана... Хованъскова... били. — Князь Иван Иванович Хованский-Большой (1645—1701 г.), сын И. Н. Хованского, ездившего с Никоном в Соловки (см. стр. 228), упоминается как стольник в 1664 г. Описанное Аввакумом наказание повлияло на Хованского, заставив его временно отойти от раскола, на что сетовал Аввакум (около 1670 г.): «А Хованской князь Иван Болшой изнемог же. Чему быть!... рафленые куры, да крепкие меды как покинуть?» (929). В 1676 г. Хованский был назначен комнатным стольником к царю Федору, а в 1682 г. пожалован в бояре. Но Хованский сохранил свои симпатии к «старой вере». Точно так же как и Аввакум, сетующий, что его сыновья избежали казни «и не догадались венцов победных ухватити» (стр. 169), Хованский горевал, когда его принудили участвовать во «всешутейшем соборе» Петра I: «Бог-де дал было мне венец, да я потерял! Имали-де меня в Преображенское и... Микита Зотов (сподвижник Петра) ставил меня в «митрополиты», и дали-де мне для отречения столбец, и... я отрицался, а во отречении спрашивали вместо «веруешь ли?», «пьешь ли?»... и лучше-де было мне мучения венец принять, нежели такое... чинить». Он сокрушался: «Бороды-де бреют, как-де у меня бороду выбреют, что мне делать?» (Есипов, 68—69). Хованский умер в тюрьме, привлеченный по делу книгописца Г. Талицкого, который пытался печатать листовки «для возмущения ж к бунту», называя в них Петра I «антихристом».

Исаию сожгли. — Исайя был дворецким боярина П. Н. Салтыкова. По рассказу Семена

273

Денисова, он убеждал боярина в старом «благочестии стояти». Когда Салтыков в присутствии царя стал креститься двумя перстами, царь сказал: «Кто тя сему научи? Не ин, но Исайя, твой дворецкий!» Исайя был арестован и его допрашивал сам царь сначала «мирными и кроткими словесы», но встретив его упорство, он передал его «гражданскому суду» и после страшных пыток, которые не смогли «непобедимаго победити», Исайя был сожжен «преже всех» (Виноград. л. 34—35).

Морозову... разорили и сына... уморили. Морозова, по словам Аввакума, сына своего, стольника Ивана Глебовича (около 20 лет), «в жертву прииесе богу ...скончался скоро отрок от великия печали, егда отступники с тобою разлучили» (410). По «Житию» Морозовой после ее ареста Иван «от многие печали впаде в недуг», а присланные царем врачи «так его улечили, что в малых днях к гробу предаша» (VIII, 172). Узнав о смерти (в конце 1671 или начале 1672 г.) Ивана из письма Морозовой, Аввакум писал ей: «А что-петь о Иване-то болшо сокрушаешься?... Да собаки опоганили при смерти, так у матушки и брюхо заболело: «Охти мне, — сына опоганили! Во ад угодил!» Не угодил — не суетися!». Хотя перед смертью никониане «по новому робенка причастили» (396—397), Аввакум напоминал его матери в качестве гарантии «его спасения»: «Я благодарю бога о нем — причастил я ево (это было в мае 1666 г. на подворье Пафнутьева монастыря), помню: довлеет ему сие во веки веком!» (397). После смерти Ивана имущество Морозовой было распродано и роздано боярам.

Евдокею ...от детей отлучили... Петра Урусова на другой-де женили. — По свидетельству Аввакума: «у Евдокеи... преставися дочь во время ея мучения. И еще трое деточек осталося... Писала из своея темницы в темницу ко мне, зело о них печаловаше...: „Ох, батюшко, ох, свет мой! Помолись о детушках моих, ничто же мя так, якоже дети, крушат...“» (ГИХЛ, 300). «Зело покойница перед смертью-тою докучала мне о них, — писал Аввакум... — Рукою своею наморала.. столбец... Да долго столпцы-те были у меня: почту, да поплачу» (849—850). «Девушка красная, княжна Анастасьюшка Петровна», — обращался он к старшей из дочерей и добавлял: «Я ее маленку помню, — у тетушки-той (у Морозовой) вместе обедывали». Аввакум наставлял: «Слушайте-тко, Евдокея и Настасьюшка... живите так, как мать и тетка жили...» (849). Сохранились трогательные письма Евдокии из Боровска к детям, к которым она обращалась со слезами: «Не зрите вы мя в темнице сидящую, аки во гробе» (Высоцкий, 25). П. С. Урусов вскоре после ареста Евдокии и еще при ее жизни женился вторично — на С. Д. Строгановой (Долгоруков, 2, 28).

свезли меня паки в... Пафнутьев... держали год без мала. — Отправленный из Никольского монастыря 3 сентября 1666 г., Аввакум прибыл вторично в Пафнутьев монастырь 5 сентября и был там до 30 апреля 1667 г.(708—709). Царским указом игумену Парфению предписывалось Аввакума «беречь накрепко с великим опасением, чтоб он с тюрмы не ушел и дурна никакова б над собою не учинил, и чернил и бумаги ему не давать и никого к нему пускать не велеть...» (I, 372). Но несмотря на эти строгие условия, Морозова, как писал Аввакум, «потребная присылаше ми и грамотки» (ГИХЛ, 299).

келарь Никодим. — Келарь ведал хозяйством монастыря и был вторым лицом после игумена.

табаку испил. — Нюхать или курить (в древней Руси — «пить») табак запрещалось: «О табаке заказ учинен крепкой под смертною казнию, чтобы нигде русские люди и иноземцы всякие табаку у себя не держали и не пили, и табаком не торговали» («Уложение», гл. 25, 446). Но Федор писал, что патриархи Паисий и Макарий с их свитой «на Москве бо живучи... торговали вином и табаком, — запрещения не бысть им о том» (VI, 248).

274

Авраамий отмечал, что греки учат русских «владык» «курят ести и табаку пити по еретически» (VII, 70).

у газскаго митрополита. — имеется в виду грек Паисий Лигарид (1610—1678 г.), бывший митрополит Газы, который вместе с патриархами Паисием и Макарием руководил собором 1667 г. Лигарид получил образование в иезуитской греческой коллегии в Риме, защитив там докторскую диссертацию. В 1657 г. Никон пригласил Лигарида в Москву, но в 1662 г., когда Никон был в опале, Лигарид стал его злейшим врагом и добился особого доверия у царя, почитавшего его как «пророка божия». Лигарид проявил себя как интриган и ловкий мошенник. Перейдя в православие, он продолжал вымогать жалование у католической конгрегации Пропаганды; будучи проклят и лишен патриархом Паисием газской кафедры, он прибыл в Москву с подложными грамотами газского митрополита, а затем выпрашивал у царя крупные суммы денег, якобы на нужды своей епархии. В Москве он спекулировал соболями и драгоценными камнями, занимался маклерством, брал взятки, писал доносы. Царь Алексей Михайлович все это прощал Лигариду, так как он опирался на него в сложной обстановке одновременной борьбы и с Никоном, и с расколом. Никон удачно характеризовал Лигарида в своем письме к нему: «Свой престол оставивши, скитаешися, яко волк, хапая и угрызая братню совесть» (Каптерев, II, 316). Обманувшись демонстративной враждой Лигарида к Никону, вожди раскола отнеслись к нему с уважением. Неронов назвал его в челобитной царю «правдоглаголевый Паисия», считая, что он «яко от бога послан» (1, 188—189). Только Аввакум упомянул о нем с презрением, как о торговце табаком. В 1666 г. царь поручил Лигариду написать ответ на челобитную Никиты Пустосвята. Симеон Полоцкий перевел затем латинское сочинение Лигарида на русский язык. Лигарид вместе с Симеоном Полоцким и Юрием Крижаничем оказался первым полемистом против раскола. Однако книга его, далекая от русской жизни и конкретных потребностей разгоравшейся борьбы, была признана непригодной (издана в «Материалах» т. IX). О «новых раскольниках» (Аввакуме, Лазаре, Епифании, Никите, Неронове) Лигарид отметил: «Бездну лжи написали они против нас, далеко превосходящую зловонный навоз Авгия» (I, 189).

К стр. 166

своему владыке стоит или падает. — Перифразировка из послания Павла к римлянам: «Своему господеви стоит или падает» (14, 4).

на велик день. — На пасху, которая приходилась в 1667 г. на 7 апреля.

«Блаженна обитель... и юзы!» — Подражание житиям святых, ритмически упорядоченное (Виноградов, 285), ср. в службе священномученикам: «...дерзати доблестно на различныя муки, и юзы, и темницы...» (Минея общая, М., 1650, л. 86).

горе... вси человецы. — Из евангелия от Луки (6, 26), означает у Аввакума: горе тому, о котором все люди будут говорить хорошо; смысл этого сожаления раскрывается следующей евангельской фразой: «Ибо так поступали со лжепророками отцы их». Не желая прослыть таковым, Аввакум велел Никодиму не говорить «о тайне» своего видения.

как до краю доживать. — В представлениях Аввакума, «край» — конец жизни, смерть, ср.: «Егда же постигнет скончатися, в покой пойдешь..., добрел до краю...» (504).

Иларион. — Один из самых ожесточенных врагов Аввакума. В молодые годы, когда Иларион был попом в селе Лыскове, а затем игуменом Макарьевского Желтоводского монастыря (1649—1656 г.), Аввакум был дружен с ним. Будучи архиепископом рязанским (с 1657 г.) Иларион стал после отставки Никона одним из советников царя: «Якоже ты, — писал Аввакум, — ухищрением басней своих и пронырством царя льстишь и люди божий губишь» (337). Вместе с Павлом крутицким Иларион энергично занимался расследованием

275

дел раскольников, готовил собор 1666—1667 гг., на котором выступал и против Никона, и против Аввакума. За это патриархи Паисий, Макарий и новый патриарх Иоаким московский наградили Илариона почетным отличием — белым клобуком и патриаршим саккосом (верхняя одежда архиереев), а Паисий подарил ему еще свою мантию и посох. В 1669 г. Иларион был поставлен первым рязанским митрополитом. Один из самых ярких сатирических выпадов Аввакума против князей церкви относится к Илариону: «Друг мой Иларион, епископ рязанской! Видишь ли, как Мелхисидек жил? На вороных в каретах не тешился, ездя! Да еще был царския породы. А ты хто? Вспомяни-тко, Яковлевич, попенок! В карету сядет, растопырится, что пузырь на воде, сидя на подушке, расчесав волосы, что девка, да едет, выстави рожу, по площади, чтобы черницы-ворухи-унеятки любили» (335—336). Иларион был начитан, по свидетельству Аввакума, изучал греческий язык: «Гречанин архимандрит Дионисий (см. стр. 280) учит Илариона... греческим буквам, реку, — и нравом...» (751). Незадолго до смерти он написал «заветное писание», не лишенное литературных достоинств. Сквозь традиционное самоуничижение в нем чувствуется реальная самооценка автора: «Все житие мое изжих в суетах и злобах», «В море житейских плавах доныне, и се приближаюсь к пристанищу инаго века; торжище доспевает к разрушению, аз же не купил елея во светильник мой во сретение жениха небеснаго...» (Воздвиженский, 136—150). Иларион умер 6 июня 1673 г., но Аввакум пишет о нем как о живом («ныне»); возможно поэтому, что автобиография была написана до середины этого года или, во всяком случае, до его третьей четверти.

принуждая к новому антихристову таинъству. — К принятию причастия с никонианского священника.

К стр. 167

черев из него вышло... пять аршин. — Свиной солитер, обычно 2—3 м длиной.

На Устюге. — г. Устюг Великий, расположенный на левом берегу р. Сухоны, известен с XIII в., по переписи 1678 г. имел несколько более 1000 дворов; лежал на пути в Сибирь.

Псалътыр... новых печатей... в печ кинул. — За период 1653—1663 гг. было выпущено восемь изданий «Псалтыри» с внесенными Никоном изменениями. Сожжение церковной книги считалось преступлением. В 1658 г. Неронов был обвинен в том, что «сожег Служебник новой, и сего ради взысканию велику бывшу...». Заподозрив в доносе своего друга Ф. М. Ртищева, Неронов «свирепо к нему рек; „Июдо, предавай! С тобою у меня была речь, а не дело“» (I, 159—160), однако влиятельный окольничий заступился за него, и обвинение заглохло.

Афонасьюшко... — во иноцех Авраамий. — Ученик Аввакума. Аввакум подтверждает, что юродивый Афанасий и монах Авраамий — одно и то же лицо: «Спаси бог за послание отца Авраамия. Сын мне духовной был, в белцах Афанасей. Пускай згорел за Христа!» (834). Нижегородец по происхождению. Авраамий рано начал скитаться по монастырям, где он пользовался книгохранилищами и много читал. Затем Авраамий поселился в Москве, где, видимо, познакомился с Аввакумом. Как и юродивый Федор, он жил одно время в доме Морозовой. В одном из писем к ней он резко критиковал князей церкви: «Начальницы славою света сего суетнаго прельстишася, и аки тмою, сластолюбием и сребролюбием помрачишася...» (Смирнов. Внутренние вопросы, 013). Деятельность Авраамия развернулась после собора 1666—1667 гг., когда противники никоновских реформ были осуждены. Он служил связующим звеном между сосланными вождями движения и их сторонниками в Москве. Из темницы монастыря Николы-на-Угреше Аввакум (1666 г.) писал Авраамию: «Любо мне, что ты еретиков побеждаешь, среди торга их, псов, взущаешь

276

Аще бы я был с тобою, пособил бы тебе хотя немного...» (Малышев. Доклады, 263). Вскоре Авраамий начал подписывать некоторые послания пустозерских узников, удостоверяя их истинность: так, вслед за Аввакумом он удостоверил послание Федора (VI, 79). В 1667—1669 гг. он составил обширный полемический сборник «Христианоопасный щит веры против еретического ополчения», в котором собраны его полемические писания, послания его друзей (Аввакума, Федора, Феоктиста, Ивана Неронова), автобиографическая «записка» Епифания, некоторые сочинения писателей прошлого (Максим Грек и др.). С ростом гонений слезливый юродивый превратился в бесстрашного полемиста против государственной церкви. 6 февраля 1670 г. Авраамий был арестован за переписку с Аввакумом, которому он послал «грамотки» (VII, 389, 403). Пришли за Авраамием «со многими служивыми людьми и со оружием и дрекольми, яко на разбойников сущих»; посадили его на Мстиславовом дворе «в чюлан», а «окно заколотили гвоздями накрепко», страже было приказано «ничего со мною не говорить» (VII, 393). Однако Авраамий скоро «с караульщиками попризнался» (VII, 412) и получил возможность сноситься со своими сторонниками. На допросах он старался не выдавать друзей и, прикрываясь своей известностью в качестве юродивого, говорил: «Я человечишко скудоумной и беспамятной... и иных писем не помню, где взял». Но «власти» не без основания отвечали. «Безпамятной! Да и памятным сидя разбирать, колко ты наплел!» (VII, 413). Иларион рязанский упрекал Авраамия в том, что «не учася риторства, ни философства, ниже грамматического здраваго разума», начал «говорить выше ума своего» (VII, 395), с чем юродивый смиренно согласился, но сам не без гордости записал сказанные о нем слова секретаря-подьячего: «Авраамий горазд грамоте, посрамил архиереов» (VII, 413). Основное обвинение — связь с Аввакумом — Авраамий не только подтвердил, но и прямо заявил судьям: «А я отца Аввакума истинна христова ученика исповедаю: сего ради и вопрошаю, хощу от него научитися всякому доброму делу» (VII, 389). Авраамий, сидя в тюрьме, дал яркие описания своих споров с «властями». Его столкновение с митрополитом Павлом описано было им дважды. В официальной челобитной царю он обрисовал Павла чертами традиционного злодея: «И Павел митрополит... яко зверь разпыхался... и пришед близ мене, взем мя левою своею рукою за бороду, правою же нача мя по ланитам бити...» (VII, 267). В своем «Вопросе и ответе», рассчитанном на распространение среди единоверцев, он дал превосходное сатирическое описание той же самой сцены: «И сие мое разсуждение Павлу... зело полюбилося: не усидел на месте своем и, востав, прииде ко мне, и любезно ми от своего смирения почал подавать благословение — взем мя левою своею рукою за бороду и нача браду мою крепко держати, паче терзати. И сие творя святитель, болезнуя о мне, исповедал брады моея, крепка ли есть... сего ради держа мя, чтобы не пошатился от его благословения, и о помост полатный не ушибся. Егда исповедал браду мою, начал десницею своею по ланитом моим доволно мя благословляти, да и по носу доволно мя благословил...» (VII, 391). Авраамий указывал царю на неурожай 1670 г., засуху, пожары, восстания (очевидно, восстание Степана Разина). Он писал «Гнев божий сниде в державу царствия твоего», и ставил условие: «Аще не умириши церкви, не будет мирно царьства твое, но начало мятежем и к большей погибели приходит» (VII, 265). Он просил у царя свободы для Аввакума и его «соузников», требовал «суд прям» для них с Никоном. Обращаясь к царю, он называл своих друзей «святыми», а самому «равноапостольному» государю бросил в лицо страшное обвинение: «Ты ныне, царю, нечестивый еретик и новый отступник... мучитель и гонитель святых прозовешися» (VII, 213). Авраамий был сожжен в Москве «на Болоте» (см. стр. 305) весной 1672 г.

и яко хлеб сладок принесеся святей троице. — Это сравнение образовано путем соединения

277

традиционного сопоставления с «пшеницей» Игнатия Богоносца, который «зубы звериными сломлен бысть и хлеб сладок тому (богу) показася» (Минея служебная. Январь. М., 1644, л. 449 об.), и обращения к мученику Поликарпу: «Всесожжение свершено и чиста жертва принесеся спасу всех, отче Поликарпе» (Минея служебная. Февраль. М., 1646, л. 269). В письме к Авраамию (1666 г.) Аввакум писал: «Два венцы вечными увяземся... и все тело огню да предасться, даже сладок хлеб троицу в приношение буду» (Малышев. Доклады, 263); ср. в послании «Стаду верных»: «Аще и все тело предадут огневи, и мы — хлеб сладок троице принесемся» (809). Это же изречение, по словам Аввакума, произносили Ф. Морозова, Е. Урусова и М. Данилова во время пыток (ГИХЛ, 301). Этот образ впоследствии часто употреблялся в литературе раскола при описании сожжений и самосожжений: «Огнем бо сожегся и, яко Тиронь, испекся; хлеб же яко сладок Троице принесеся» (Отразит. писание, 82, 85).

поставили на подворье. — Подворье Боровского Пафнутьева монастыря, как указал П. В. Сытин, было в Москве на Посольской улице (теперь проезд Владимирова, 5). Здесь Аввакум продолжал общаться со своими друзьями; Морозова, как он пишет, «притече во юзилище ко мне, и по многим временам беседовахом... Она же в пять недель мало не всегда жила у меня... Иногда и обедали с Евдокеею со мною во юзилище, утешая меня...» (ГИХЛ, 299).

волоча... в Чюдов. — Аввакум сообщал, что 3 и 11 мая его «имали в Чюдов монастырь, по приказу государеву» (709), где его допрашивали чудовский архимандрит Иоаким (впоследствии патриарх) и ярославский архимандрит Сергей Волк.

поставили перед вселенских патриархов. — В Москву 2 ноября 1666 г. торжественно прибыли «кир Паисий — папа и патриарх великого божия града Александрии и всей вселенной судия» и «кир Макарий — патриарх божия града великая Антиохии и всего востока» (II, 147). Когда им пришлось по приглашению русского царя «двигнутися со своих престолов» (II, 147), что они сделали охотно в ожидании богатых подарков в Москве, турецкий султан лишил их этих престолов, но затем, по ходатайству царя Алексея Михайловича, их положение было восстановлено. Находясь в Москве, они фактически патриархами не были, но считались таковыми. Новый собор открылся 1 декабря 1666 г.: после осуждения Никона и избрания московским патриархом Иоасафа II-го, он приступил к рассмотрению дел раскола и 13 мая 1667 г. предал проклятию дониконовские обряды. Аввакум писал: «Июня в 17 день имали на собор сребролюбныя патриархи в крестовую, соблажняти... не одолели» (709).

наши... что лисы, сидели. — Сравнение характерное, оно употреблено и Федором: «Вси же власти русския... начаша к патриархом (Паисию и Макарию) дары многие приносити, злато и сребро, и соболи... и стали той праведный суд их заминати лестию, яко лукавии лисове хвостами след свой...» (VI, 246).

бог отверз грешъные мое уста. — Перефразировка псалма: «Господи, устне мои отверзеши...» (50, 16).

вся-де наша палестина. — Обычное обозначение всех южных и восточных православных церквей и народов, ср. в рассказе Арсения Грека соловецким монахам: «Не услышь, господи, того, что у нас деется во всей Палестине!» (Белокуров, Суханов, II, 120), см. ниже — «палестинскаго патриарха» (стр. 170).

крестисся пятью перъсты. — Пятиперстие приравнивалось двоеперстию, символика этого знамения поясняется Аввакумом в трактате «О сложении перст» (693).

Последнее слово... и римляне, и ляхи, — все-де тремя перъсты крестятся... — Утверждая заимствованное Никоном у греков троеперстие, собор действительно сделал ссылку на

278

другие народы, но только на православные: «Тако бо имуть вси народи христианстии, мнози языцы, иже суть во православии, от востока до запада» (II, 216). Во время полемики с Федором грек Афанасий, митрополит иконийский, будто бы говорил: «Аз во многих землях бывал, в турской и в латынской, и у нас во Афонской горе, и в немецкой, а вси так крестятся, — показал сложа три перста свои» (VI, 58). Не исключена возможность, что в горячем устном споре по поводу троеперстия представители собора упомянули и о католических народах (у которых только благословение делается троеперстно), так как «латинское» влияние сказалось на никоновских реформах. Упоминание «римлян» и «ляхов» не могло попасть в акты собора, но было использовано Аввакумом для того, чтобы опорочить его руководителей. Есть, однако, предположение, что Аввакум допустил «передержку», добавив «римлян» и «ляхов», чтобы дискредитировать в глазах читателей своих противников (Гудзий, 373).

Рим давно упал... и у вас православие пестро стало от насилия туръскаго Магмета... у нас... самодеръжство. — Аввакум пишет о завоевании Константинополя султаном Магометом II в 1453 г. и далее повторяет положения старой теории «Москва — третий Рим», которую в самом конце XVI в. пытался воскресить константинопольский патриарх Иеремия, говоря царю Федору Ивановичу при учреждении в России патриаршества: «...ветхий Рим падеся аполлинариевою ересью. Второй же Рим, иже есть Константинополь, агарянскими внуцы от безбожных турок обладаем. Твое же... великое руссийское царство — третий Рим благочестием всех превзыде... и ты един под небесем христианский царь именуешися во всей вселенней, во всех християнех» (Правосл. собеседник, 1863, март, 343). Эти идеи были подхвачены движением раскола, но уже без связанных с ними ранее политических притязаний. Авторитет греческой церкви в русском обществе XVII в. пал очень низко. Еще до Аввакума восставшие соловецкие монахи писали царю (1668 г.), что у греков «вера... от насилия поганых турков до конца иссякла» и именно грекам нужно приезжать в «российское царство самим учитись православной христианской вере», однако «греческие учителя приехали... не веры исправлять, но злата и сребра и вещей собирати и мир истощать» (III, 253—254). Авраамий писал царю: «И лучше, государь, старым греком верить, а не нынешним плутом, турским святителем, которые меняют веру и продают на золотыя и на сребро, и на соболи сибирския» (VII, 324—325).

К стр. 168

по преданию... Мелетия антиохийскаго и Феодорита Блаженнаго... Петра Дамаскина и Максима Грека. — Эти признанные церковные авторитеты особенно ценились вождями раскола, так как из их сочинений или из сочинений, которые им приписывались, можно было вывести представление о том, что они учили двуперстному знамению. В «Прологе» (на 12 февраля), а затем в «Стоглаве» была записана легенда о том, как епископ Мелетий (ум. в 381 г.), произнося речь при вступлении в Антиохию, «показа персты три... и не бысть знамения. Посем же Мелетий два совокупль, а три пригну... и изыде от него яко огнь молнии... и тако посрами еретики» (135). По «Стоглаву», Мелетий и Феодорит блаженный (около 386—457 г., епископ кирский) «возвещают... иже кто не знаменуется двема персты, якоже и Христос, да есть проклят» (134). «Слово святаго Феодорита како благословляти и креститися» не принадлежало Феодориту Блаженному, но оно было известно на Руси в списках к XV в., авторитет его был признан митрополитом Даниилом и «Стоглавом» (гл. 31), затем оно вошло в официальные церковные издания (Катехизис большой, М., 1627, л. 5 об. — 6; Кириллова книга, М., 1644, л. 180 об.; Палтырь, М., 1647, л. 11 — 11 об. и др.). На соборе 1667 г. патриархи Паисий и Макарий заявили о

279

подложности «Слова» (II, 274), но раскол продолжал опираться на него потому, что оно было признано русской дониконовской церковью. Ссылки на Мелетия, Феодорита, Петра Дамаскина (ученого монаха из Дамаска, вторая половина XII в.) часто делались и до Аввакума Нероновым (I, 56—58), Никитой Пустосвятом (IV, 78—80), Федором (VI, 37, 43, 53, 162). Среди этих авторитетов особенно почитался Максим Грек (ум. в 1556 г.), выдающийся писатель, учившийся в Венеции, Флоренции и Париже, приехавший в Москву в 1518 г. и живший на Руси до своей смерти. По мнению Федора, патриарх послал Максима на Русь, «яко второго Злотоуста» (VI, 34). Максим подтвердил двоеперстие, двойную аллилуйю. Собор 1667 г. не решился отвергнуть авторитет Максима и сделал оговорку: «А еще глаголют на преподобнаго Максима Грека, яко и он мудрствоваше 2-жды глаголами аллилуиа... и в том лгут... ибо Максим премудр бяше и не могл бы сице противных писати» (II, 269—270).

московский ...собор при царе Иване. — Стоглавый собор (февраль 1551 г.) состоял из представителей высшего духовенства и боярской думы и был созван Иваном Грозным для реорганизации церкви и ограничения землевладений духовных феодалов. Собор принял постановления, изложенные в сборнике «Стоглав». Аввакум имел все основания ссылаться на Стоглавый собор, так как в течение века его решения пользовались всеобщим признанием. В Служебнике, напечатанном 18 октября 1652 г., т. е. уже в первые месяцы патриаршества Никона, при решении вопроса о введении единогласного пения делалась официальная ссылка на собор, «яко же при благоверном великом государе... Иоанне Васильивиче всея Русии и при ...Макарии митрополите» (л. 6). Аввакум дважды подчеркивает, что собор этот был «при царе Иване», что должно было сообщать его решениям как духовный, так и государственный характер. Руководители собора 1667 г. подчеркивали тоже самое относительно царя Алексея: собор «равен вселенским, понеже и царь бе на нем» (Деяния, 93). Собор 1667 г. решительно отверг постановления Стоглавого собора «о сложении двою перстов и о сугубой аллилуй и о прочем»: «Тую неправедную и безразсудную клятву макариеву (митрополита Макария) и того собора разрешаем и разрушаем, и тот собор не в собор» (II, 221).

знаменоносцы Гурий и Варсонофий. — После завоевания Казани Иваном Грозным была учреждена (1555 г.) казанская епархия, первым архиепископом которой был избран Гурий (около 1500—1563 г.), его ближайшим помощником был архимандрит Варсонофий (1495—1576 г.). Гурий присутствовал на Стоглавом соборе; оба они были канонизованы в 1595 г. Живя в Москве у Ивана Неронова, был «протопоп Аввакум служитель церкви предела Гурия и Варсанофия, казанских чудотворцев» (VII, 218) и, следовательно, считал их своими покровителями. «Знаменоносцами» назывались монахи-схимники, на мантиях и клобуках которых вышивались большие кресты (знамения).

глупы-де были... наши русские святыя... грамоте не умели... — В «Книге бесед» Аввакум уточняет этот эпизод: «...пред патриархами теми вселенскими, говорише мне Иларион и Павел: „Аввакум милой, не упрямься, что ты на русских святых указываешь, глупы наши святые были и грамоте не умели, чему им верить!“ Помните, чаю, не забыли, — как я бранить стал, а вы меня бить стали» (291—292). Еще до Аввакума хорошо известный ему Савватий Башмак (см. стр. 237) в 1662 г. писал царю, что никониане своим исправлением книг «опорочили... не такмо простых людей, и святых многих... дураками зделали, яко глупы были, еже доселе того не разумели» (Три челобитные, 40). Ср. у Аввакума: «А русских тех святых дураками зовут, грамоте-де не умели» (Прянишников, л. 128). Собор 1667 г. официально мотивировал свое осуждение установлений Стоглавого собора за то, что они были приняты якобы «простотою и невежеством... зане той Макарий митрополит, и иже с ним, мудрствоваша невежеством своим безразсудно» (II, 221).

280

чист есмь аз, и прах... отрасаю. — Аввакум подражает легендарному Павлу, который перед своими противниками «отряс ризы своя, рече к ним...: чист аз...» (Деяния апостолов 18, 6) и перефразирует евангельское: «И прах от ног ваших отрясите» (Лука, 9, 5).

лутче един... нежели тмы беззаконных. — Из библейской Книги премудрости Иисуса, сына Сирахова (16, 3).

закричали: «Возми, возми его!...» — Аввакум сближает это описание своего осуждения с евангельским описанием осуждения Христа: «Возопиша же вси народи, глаголюще: возми сего...» (Лука, 23, 18).

и патриархи... Человек их с сорок... — На соборе было три патриарха (Паисий, Макарий, Иоасаф), всего в нем участвовало свыше сорока (42—47) архиереев.

Иван Уаров (Уварович). — Калитин, дьяк патриаршего двора; доверенное лицо Никона, выступал в качестве свидетеля по его делу в 1660 г. (Дело Никона, 34).

толъмачю архимариту (Денису, редакция в, 207). — Архимандрит афонского Иверского монастыря грек Дионисий приехал в Москву в 1655 г.; во время собора он был переводчиком при патриархах Паисии и Макарии; по словам Федора, московские власти «такова плута и приставили им, каковы сами» (VI, 247). Он написал сочинение (Каптерев, II, прилож.), в котором осудил старые русские обряды как якобы еретические, сложившиеся в результате невежества. Это сочинение послужило для восточных патриархов руководством во время собора и легло в основу третьей главы его «Деяний». Когда восточные патриархи не решились осудить Лазаря (см. стр. 281), московские власти повлияли на них через Дионисия, которого они «ласкающе всяко, еже бы он патриархов своих уговорил» (VI, 246). Дионисий, по сообщению Федора, цинично напомнил патриархам, что они «заезжие» люди, и если будут судить по-своему, то им не только «чести большой и милостыни довольной и даров не будет от великого государя», но и сошлют их, «якоже нашего Максима Грека святогорца, и во свою землю не отпустят вас, аще в задор станет дело!» Пример многолетнего заключения Максима Грека был красноречив и «патриархи же послушали его...» (VI, 247). Дионисий пользовался скверной репутацией: в челобитной к царю Аввакум обвинил его в «содомском» грехе, совершенном будто бы в Успенском соборе (751), что подтвердил и Федор (VI, 246). Дионисий вернулся на Афон в 1669 г.

таков нам... преподобен... незлобив. — Сокращенная цитата из послания Павла к евреям (7, 26).

«Мы уроди... мы же немощни!» — Аввакум отвечает собору несколько перефразированными словами Павла из первого послания к коринфянам (4, 10).

Евфимей, чюдовской келарь. — (ум. в 1705 г.). Видимо, это инок Чудова монастыря, ученик и друг Епифания Славинецкого. Евфимий изучил греческий, латинский, польский и еврейский языки, написал несколько сочинений, сделал ряд переводов, много потрудился как библиограф. С 1652 г. по приглашению Никона он стал справщиком Печатного двора, оставаясь уставщиком Чудова монастыря. В «Житии» патриарха Иоакима (ум. в 1690 г.) есть указание на келарство Евфимия: «Поведа же сие видение («явление» Иоакима)... отцу Ефимию старому келарю Чюдовскому, той же Ефимий мне в беседовании духовном исповеда» (92—93). Неожиданное сочувствие участника собора Евфимия Аввакуму имело скрытые основания. В господствующей церкви, хотя и объединенной общей целью борьбы за реформы Никона, намечалось два течения: одно было православно-грекофильское, сосредоточенное вокруг школы Чудова монастыря (Епифаний Славинецкий, Евфимий), другое с оттенком «латинства», представленное Симеоном Полоцким и его школой в Спасском монастыре. Будучи одним из организаторов собора 1666—1667 г. и опираясь на группу своих единомышленников (Павел Крутицкий, Иларион рязанский, Паисий Лигарид,

281

Лазарь Баранович), Симеон Полоцкий получил соборное утверждение своей полемической книги «Жезл правления» (1666—1667 г.). Эта книга была направлена против Никиты Пустосвята и Лазаря и, по признанию собора, составлена она «из чистого серебра слова божия» (ДАИ, IV, 456). Однако Евфимий правильно указал, что Симеон допустил в книге католическое толкование некоторых догматов, потому что он «не чет греческих книг (не бо знаше что греческаго писания), но чет латинские токмо книги» (Горский и Невоструев, II, 3, 480). Впоследствии Евфимий резко критиковал сочинения Симеона «Венец веры», «Обед душевный», «Рифмотворную псалтырь» и даже написал на него стихотворную сатиру. В критику Симеона включился и Епифаний Славинецкий (в 1673 г.). Эти споры были в разгаре в те годы, когда Аввакум писал автобиографию. Но, очевидно, уже во время собора упреки Аввакума князьям церкви за ссылки на «римлян и ляхов» сблизили его с Евфимием.

Воробьевы горы. — Теперь Ленинские горы, возвышенность на юго-западной окраине Москвы.

священника Лазоря. — Один из четырех Пустозерских узников, близкий товарищ Аввакума, Лазарь был попом в г. Романове (на Волге). В 1653 г. он был в Москве, познакомился с Аввакумом. По словам Семена Денисова Лазарь начал «свободным языком проповедывати» (Виноград. 27); в письме попа казанского собора Ивана Данилова (1653) указывалось, что Лазарь «в церковь не ходит» (I, 32). Протест против реформ сочетался у Лазаря с поведением отнюдь не благочестивым. Сосланный в Тобольск (14 июля 1661 г.), он сблизился с сыльным же знаменитым писателем Юрием Крижаничем, который впоследствии (1675 г.) писал: «А об Лазару как знает сей град; еже [е]му никогда вулицы бываху тисны; и люди его под руки водиша, когда сам не могаше до дома притти» (Соч. III, 129). Он смутил гостей Крижанича, рассказывая «басни гадкы». Крижанич считал, что те, кому «вулицы... хмельним бывают тисны, то не суть знаки апостолов, ни посланик от бога учителев на изправлянье церкви» (там же). Федор писал, что в расчеты московских «властей» входило начать разбирательство дел раскола на соборе именно с дела Лазаря: «воры два Павлик и Ларион, увещаше царя поставити его, Лазаря, прежде, сего ради: «Той-де поп не московский и был в дальных ссылках (Тобольск, Мезень, Пустозерск. — А. Р.), и нашего совета (и дел всяких) не весть... не боимся мы того» (VI, 243). Лазарь подал царю обличительный свиток «Роспись вкратце нововведным церковным раздором» (IV, 179—206). Чувствуя, однако, что догматические вопросы мало занимают собор, Лазарь, по словам Федора, неожиданно сделал предложение, которое поставило в тупик патриархов: «Молю вас, — сказал он, — ...повелите ми идти на судьбу божию во огнь, и аще сгорю, то правы новые книги, аще же не сгорю, то убо правы старые наши отеческие книги...» (VI, 244). Требование традиционного «божьего суда» заставило патриархов сказать: «А больше сего судить мы не умеем!». Русские «власти» растерялись «и страх нападе на них: от кого нечаяли, сие изыде!» (VI, 245). Царь колебался семь месяцев, а затем Лазарь был осужден без предложенного им испытания. В своей «сказке» царю из Пустозерска Лазарь повторил эту просьбу уже от имени всех узников: «Итти нам на общую правду, на божию судбу, предо всем царством самовластно взыти на огнь во извещение истинны...» (IV, 236). В документах собора отмечалось его обвинение князей церкви, имеющее социальный смысл: «Зияя, аки волк, на всех пастырей церковных..., ниже пастырми... их нарицая, но соблазнительми и прелестниками, и разбойнически престолы силою имения и злата и сребра, и человеческою помощию и ухищрением восприяша» (II, 15—16). Лазарю (одновременно с Епифанием) отрезали язык и снова сослали его в Пустозерск, где вместе со своими товарищами он подвергся вторичной казни, а затем

282

был с ними сожжен в 1682 г. Из Пустозерска Лазарь послал царю и патриарху пространные челобитные (см. стр. 285). Догматические рассуждения Лазаря свидетельствовали о его начитанности, но отличались налетом мистицизма. Ему не хватало ясности мысли Федора, образности и полемического задора Аввакума. Для облика Лазаря характерно было противоречивое сочетание высокомерия и простодушия, героизма и смирения. Он жаловался в начале челобитной царю: «Книг, государь, нам не дают лет больше десяти; а в печали у нас память губится», и просил простить его, если написано «не делом» (IV, 224), а в конце той же челобитной утверждал, что «писал сие не по преодержимому слову человеческия мудрости, но в показании святаго духа и силы...» (IV, 266). Он готов был смело «взыти на огнь» за свои убеждения и в то же время по-житейски жаловался на тяготы заключения: «В тесных темницах затворены, а хлеба дают нам по полутора фунта на сутки, да квасу нужнова, — ей, ей, и псом больши сего метают! — а соли не дают, а одежишка нет же, ходим срамно и наго...» (IV, 263).

Анна и Каиафа. — По преданию иудейские первосвященники, судившие Христа. С Каиафой Федор сравнивает митрополита Павла и архимандрита Иоакима (VI, 222, 234).

с обрасца делают. — Аввакум считал, что осудившие его патриархи берут пример с судивших Христа иудейских первосвященников. Собор 1667 г. по рекомендации патриархов Паисия и Макария принял для осуждения раскольников в качестве образца те меры, которые применялись византийскими императорами против еретиков, осужденных вселенскими соборами: «Овым языки отрезаша, овым руце отсекоша, овым уши и носы, и позориша их по торгу, и потом сослани быша в заточение...» (II, 375).

...на Андреевское подворье; таже в Савину слободку. — У подножья Воробьевых гор, около старинной церкви Андрея Стратилата, находился основанный Ф. М. Ртищевым Андреевский монастырь, где жили приехавшие с Украины ученые монахи. На Воробьевы горы узники были привезены сразу после спора с патриархами (17 июня 1666 г.), затем, 30 июня, они были переведены, как уточняет Аввакум, «во Андреевский монастырь на Конюшенной двор» (709). Саввина слобода находилась поблизости — при Саввином монастыре, который с 1649 г. был присоединен к Новодевичьему монастырю (Забелин, Материалы, 1, 751).

К стр. 169

к Николе на Угрешу; тут государь присылал... Юрия Лутохина. — Правительство настойчиво стремилось и после собора добиться раскаяния Аввакума. Поэтому до вынесения ему окончательного приговора царь посылал своих доверенных лиц «уговаривать» узников. Так, 26 июня к Аввакуму приезжал «конюший Тимофей (Семенович) Марков» (редакция Б, 208), который был дьяком Конюшенного приказа (1663—1669 г.), с ним — Григорий Неронов (709); 4 июля на Андреевское подворье приезжал Д. М. Башмаков (см. стр. 283): «Бытто без царева ведома был, а опосле, бывше у меня, сказал: по цареву велению был» (редакция В, 208). 20 июля узников привезли в монастырь Николы на Угреше, куда приезжал к ним 22 июля стрелецкий голова Юрий Петрович Лутохин, управляющий царским имением в с. Измайлове, доверенный человек царя (Заозерский, 76, 77, 289). К 5 августа Аввакум, Лазарь и Епифаний были привезены в Москву на Никольское подворье, где три архимандрита — Филарет владимирский, Иосиф хутынский и Сергий ярославский — допрашивали их вновь («и взяли у нас о правоверии еще скаски»). Действительно, «по допросу Аввакум подал писмо своей руки», в котором упрекал царя, своеобразно объясняя его поведение: «А государь царь... православен, но токмо простою своею душею принял от Никона, мнимаго пастыря, внутрянняго волка, книги, чая их

283

православны, не разсмотря плевел еретических...» (II, 22—23). В записке Аввакума этот допрос, видимо, ошибочно относится не к 5 августа, а к 5 июля (703; Паскаль, 175, 1). 10 августа его перевезли в Чудов монастырь, куда приходили его «прелщати» митрополит Павел Крутицкий, архиепископ Иларион рязанский, а затем — архимандрит Иоаким. Все эти уговоры, непосредственно направляемые царем, не дали никаких результатов.

комнатные люди. — Так назывались придворные, особенно близкие к царю. Г. Котошихин пояснил: в тех случаях, когда царь жалует «в бояре» или «в окольничьи» своих бывших «спальников» (молодых людей, поочередно ночевавших перед царской спальней), «называют их комнатный боярин или окольничий, а в посолственных письмах пишут ближними бояры или окольничими, потому что от близости пожалованы» (О России, 24). Такой и была карьера «ближнего боярина» А. С. Матвеева.

Артемон и Дементей. — 8 августа 1667 г. к Аввакуму ночью приезжали «уговаривати же» (703) А. С. Матвеев и Д. М. Башмаков. Артамон Сергеевич Матвеев (1625—1682 г.) — крупный государственный деятель. Он имел прямое отношение к борьбе с расколом. В 1665 г. он принял участие в поездке в Вязники — «о сыску старца Капитона» (РИБ, XXI, 1143). В период собора 1667 г. он был приставлен к восточным патриархам. Аввакум дает интересное описание его встречи с Матвеевым и «с философом с Симеоном» (Полоцким) 22 и 24 августа: «Зело было стязание много: разошлися яко пьяни, не могл и погесть (поесть) после крику. Старец мне говорил: острота, острота телеснаго ума, да лихо упрямство, а се не умеет науки!» (704). Матвеев же «учнет грозить смертию», а под конец он «сквозь зубов молвил: нам-де с тобой не сообшно!» (706). «Артамон, — по словам Аввакума, — заедино, наговоря царя со властьми, — возьми да пали бедных наших, и Соловки не пощадели» (ГИХЛ, 260); Федор также отмечает, что во время суда над Лазарем «царь же повелел тут стояти... голове Артемону Сергееву» (VI, 244), которого в другом месте он сравнивает с Малютой Скуратовым и пишет: «Артемон, льстец нынешнего царя Алексия, душепагубной потаковник и верным всем наветник лютый» (VI, 213). Описывая одно из видений, Федор рисует «на воздусе седяща сатану на престоле и грекотурских патриархов, и русских властей, седящих окрест его, и Артемона, голову стрелецкаго, предстояща ту» (VI, 240). В дальнейшем судьбы Аввакума и Матвеева еще раз неожиданно сблизились. Вскоре после смерти царя Алексея лишенный покровительства Матвеев был обвинен в колдовстве (читал «черную книгу» — лечебник) и в умысле на жизнь больного царя Федора. Он был сослан (1677 г.) в «место плачевное, в Пустоозеро», где уже находился Аввакум. В отличие от Аввакума с товарищами, Матвеев в условиях суровой ссылки пал духом и постоянно писал царю: «С голоду страждем» (История о невинном заточении, 127), «страждем и умираем с голоду безвинно и непрестанно горькими и кровавыми слезами обливаемся» (там же, 128). В 1680 г. Матвеев был переведен на Мезень, он продолжал жаловаться царю и сделал сопоставление: «А что... жалованья дано... и того будет на день нам... по три денежки... А и противникам церковным, которые сосланы на Мезень, Аввакума жена и дети, и тем твоего государева жалованья на день по грошу на человека, а на малых по три денежки, а мы, холопи твои, не противники ни церкви, ни вашему царскому повелению» (там же, 208). Аввакум дает Матвееву выразительную характеристику, рассказывая о том, как Матвеев повлиял на пустозерского попа «Оську Никольского», возвращенного уже было Аввакумом в «старую веру»: «Агда же Артамон сюды приехал, и паки ево («Оську». — А. Р.) развратил. Артамон — ученой ловыга, и цареву душу в руках держал, а сия ему тварь — за ничто же» (ГИХЛ, 262). В 1682 г. Матвеев был возвращен в Москву и убит 15 мая в Кремле во время стрелецкого мятежа. Сын его, граф А. А. Матвеев, вельможа петровского времени, побывавший с отцом в Пустозерске, написал мемуары, в которых есть упоминание об Аввакуме.

284

...и Дементей. — Дементей Минич Башмаков (1618—1705 г.), один из крупнейших администраторов («приказных») XVII в., секретарь и доверенное лицо царя; иностранцы называли его «вице-канцлером» (Гурлянд, 337—339; Заозерский, 276—286). В 1653 г. он построил церковь св. Николая, «что в Башмачках» (у б. Всесвятских ворот), где и был похоронен (Древности, VII, 3—4). Приказ Тайных дел, который упомянут Аввакумом, был устроен (1654—1676 г.) царем для непосредственного осуществления надзора над всем центральным государственным аппаратом, для производства расследований по политическим преступлениям и вообще был царской канцелярией. Дела о расколе велись Патриаршим приказом, но в особо важных случаях царь переносил их в приказ Тайных дел. Так было, когда решалась судьба Аввакума. Это видно из письма Феоктиста, который в 1665 г. просил Морозову узнать «про... Аввакума: послана ли государева грамота, чтоб ево из ссылки свободить по тем челобитным, что старцу Григорию Неронову сам государь приказал написать?.. Григорий самому государю... одну дал, а другую тайных дел дьяку...» (I, 314). В результате Аввакум, сосланный с семьей первоначально в Пустозерск, был оставлен на Мезени. Вторично царь вмешался в дело об Аввакуме после его расстрижения, поручив его Башмакову. Затем в 1669 г. царь приказывал пустозерскому воеводе «отписать», «зачем по се время тюрма не делана» для Аввакума и его товарищей, а отписку ту «подать в приказе сыскных дел... думному дьяку Дементию Башмакову» (Барсков, 153). Ему же отсылались в 1668 г. материалы допросов участников Соловецкого восстания. Вмешательство царя при посредстве Башмакова в дела Патриаршего приказа преследовало, видимо, двойную цель: царь придавал политическое значение делу Аввакума и хотел принять все меры предосторожности и тайны, опасаясь народных волнений (и так уже при его расстрижении было «зело мятежно»), вместе с тем он под влиянием царицы и других членов своей семьи, благоволивших к Аввакуму, не хотел его убийства, которое легко могли устроить церковные «власти» после отлучения протопопа от церкви, если бы он оставался в их руках.

соединись со вселенъскими-теми хотя неболшим чем. — Как бы полемизируя с этими словами царя, Аввакум призывал своих сторонников бежать никонианской «прелести»: «Ни в малом, ни в великом к ней не соединяйтеся» (323).

Своево... царя потеряли. — Аввакум намекает на гибель Византийской империи при нашествии турок (см. стр. 278).

братию казня, а меня не казня, сослали в Пустозерье. — Царским указом от 26 августа 1667 г. в Пустозерск ссылались Аввакум, Епифаний, Лазарь и Никифор; они выехали из Москвы 30 августа и прибыли на место 12 декабря 1667 г. в сопровождении 10 московских стрельцов под командой сотника Федора Акишева. По пути, как говорит народное предание, «Аввакум к народу обращался, просил, чтобы старых обрядов держались... руку высоко взметнул с крестом верным и крикнул: «Этого держитесь, не отступайтесь!»» (Малышев, VI, 372). Пустозерский острог (в 1961 г. оставалось три дома, в Ненецком нац. округе Архангельской обл.) был основан в 1499 г. в устье р. Печоры. По сведениям переписной книги 1679 г., там было 90 дворов, жителей более 600 человек, три церкви, воеводская изба, таможня, тюрьма (Паскаль, 176, 6; Малышев. Две заметки, 351). По отписке воеводы Ивана Неелова, строившего тюрьму для Аввакума и его товарищей, это «место тундряное, студеное и безлесное» (Барсков, 150).

послал к царю два послания... Сказал ему... богознамения некая. — Челобитная (четвертая) — «первое невелико», и челобитная (пятая) — «другое болши» (755—766). В четвертой челобитной (1668 г.) Аввакум сообщал о смерти Никифора и просил отпустить из Москвы на Мезень «двух сынов моих к матери» (756). Пятая челобитная (1669 г.) представляет

285

собой «последнее тебе плачевное моление... ис темницы, яко из гроба» (757), о восстановлении старой веры, в подтверждение чего Аввакум описывает три свои видения.

дьяконово снискание... книга «Ответ православных» и обличение на отступническую блудню. — Обширное коллективное богословско-полемическое сочинение, изложенное дьяконом Федором от лица четырех пустозерских узников (Аввакум, Лазарь, Федор, Епифаний). Книга состоит из двух основных частей, указанных Аввакумом (собственно «ответа» никонианам и сказания о «превращении новых книг и богомерзких ересех»). Издана в отрывках (VI, 269—298, 315—334; VIII, 354—360). Аввакум называет книгу «снисканием» Федора, в самой книге говорится: «Нами же многотрудне поискася истинна, как распря наста, и многим потом и слезами снискася многаго ради книжнаго разгласия» (Хлудов, № 282, л. 8 об.). Из письма Федора к семье Аввакума на Мезень видно, что книга «Ответ православных» была послана туда до 1 сентября 1669 г. Федор просил Ивана Аввакумовича дать ее списать «добрым письмом» и послать в восставшие Соловки и в Москву (Барсков, 68—69). «Ответ» мог прибыть в Москву до конца 1669 г. и явиться причиной новых казней пустозерских узников в марте — апреле 1670 г. (Паскаль, 178, 1, 2).

от Лазаря... два послания царю и патриарху. — Две пространные «сказки» в защиту «старой веры» были написаны Лазарем в феврале 1668 г. Лазарь просил своего пристава, сотника Федора Акишева, и воеводу Ивана Неелова, чтобы они были посланы в Москву без цензуры «за его печатью». Воевода потребовал, как и полагалось, «вычитать» сказки, но Лазарь отказался. После длительной переписки он уступил и отдал воеводе «сказки», которые были посланы в Москву с опозданием на два года и доложены царю 15 апреля 1670 г., когда пустозерские казни уже совершились (IV, 223—284; Барсков, 53—56; Веселовский, 3—5, 18). По словам Федора, Лазарь «писал страшно и дерзновенно зело — суда на еретиков просил» (Барсков, 68).

повесили... Феодора... да Луку Лаврентьевича. — В начале XVIII в. распространялась легенда о Федоре и Луке как о мучениках. В небольшой неопубликованной повести «О страдальцах Мезенских преславно нечто и удивления достойно зде повествуется» со слов Семена Денисова и новгородца Гавриила рассказывается о том, как они приехали по делам Выговской пустыни «до Мезенских слобод»; там скончались Федор и Лука «по многиих безчеловечных мучениих горкою удавою», были погребены и над ними поставлен «срубец мал покровен». Войдя в него, Семен и Гавриил стали петь панихиду, но не смели даже свечу зажечь «за опасение и страх». Они почувствовали «воню некую благоуханную», исходящую от могилы. При этом Гавриил «многими обливаем слезами, бяше бо и от естества слезлив сущь». Стремясь прославить подвиг Федора и Луки, автор повести, в отличие от Аввакума, приписывает им высокое происхождение: они будто бы «родом благородна дворяне суще и ревностию древняго благочестия уязвлена отложивше высокий чин и славу маловременную». Они «нетленными... венцы увязоста: ученицы бывше и дети духовныя дивнаго во страданиих священнопротопопа Аввакума...» (Дружинин, № 31, л. 408 об. — 410 об.). По Аввакуму, Лука «усмарь» — кожевник.

вопросил его Пилат. — Римский проконсул Иудеи, допустивший, по преданию, распятие Христа. Пилатом Аввакум называет здесь Ивана Елагина.

...венцов победных ухватити. — Сыновья Аввакума, по его мысли «не догадались» стать мучениками, «венцы победные приемше» (служба мученикам, Минея общая, М., 1650, л. 70).

Петр отречеся... прощен бысть. — Имеется в виду евангельский рассказ об отречении апостола Петра от Христа (Матфей, 26, 75); ср.: «Третицею отвержеся Петр, но вскоре

286

реченное ему разуме, принесе к тебе слезы покаяния...» (Триодь цветная, М., 1630, л. 120 об.).

и, изшед вон, плакася горъко. — Евангельская цитата (Матфей, 26, 75).

полуголова Иван (Кондратьевич) Елагин. — Был послан на Мезень и в Пустозерск как человек доверенный и уже знакомый с местными условиями: с марта 1661 по 1663 г. он был воеводой на Мезени; затем служил в качестве полуголовы (подполковника) в московском стрелецком полку, который входил в личную охрану царя. Елагин нес службу во дворце и получал подарки от царя, например, получил «на свадьбу... 5 ведер вина, 10 пуд меду, 10 полот ветчины... 5 баранов» (РИБ, XXI, 1216). «Для посылки Кевронской и Мезенской» Елагину было дано 23 февраля 1670 г. 50 руб. Следовательно, мезенские казни могли быть не ранее середины марта, после чего Елагин срочно (как пишет Федор — «пригнав же скоро»; VI, 225) выехал в Пустозерск. Действия Елагина были признаны успешными, так как он получил повышение: с октября 1672 г. он встречается в документах уже как «голова» стрельцов (Дневальные записки, 284).

К стр. 170

палестинъскаго патриарха Паисея. — Так Аввакум называл иногда вселенских патриархов (ср. об одном русском митрополите: «Тут же в сонмище с палестинскими седит...», 468); «Я взят бысть палестинскими» на собор (ГИХЛ, 299). В редакции В он уточняет: «Паисея александрийскаго патриарха» (211).

И я сопротив тово плюнул и умереть хотел, не едши. — Ср. в отдельной записке об этой казни: «Плюю-де я на ево (на царский) хлеб, не ядше умру, а не предам благоверия» (713). Аввакум, как и в Москве в 1667 г., в отличие от своих товарищей избежал казни, видимо, из-за сохранившегося к нему благоволения в царской семье.

Лазаря... взяли, и язык... вырезали. — Казнь произошла публично (по словам Федора — «при всем народе»; VI, 225) 14 апреля 1670 г. Способ казни (вырезание языков и отсечение пальцев правой руки) имел символическое значение, отмеченное в записке Аввакума: «Указано за их речи языки резать, а за крест (за двуперстие) руки сечь» (713—714). Авраамий в челобитной царю несколько иначе раскрывает смысл казней: «Языки резати, дабы не глаголали о истине, и руце отсекати, дабы не писали на прелесть их обличительных словес» (VII, 262). Федор писал, что царь распорядился об этих казнях вследствие того, что митрополиты Павел, Иларион и др. «злии советницы» жаловались царю: во-первых, пустозерские узники «хвастают после казни (бывшей в Москве), будто им паки Христос дал языки иныя, и говорят по прежнему ясно», а во-вторых, «будто мы послания писали на Дон к казакам и мир весь всколебали» (VI, 223—224).

Он же... говорит без языка. — По записке о казни, Лазарь сказал Елагину: «Мужик, мужик, скажь царю: Лазарь без языка говорит и болезни не чюю» (714).

рука отсеченная... сложила сама персты по преданию... — Против этой легенды, служившей пропаганде двуперстия, представители государственной церкви выдвинули другую легенду: по словам «Увета духовного» (М., 1682) в сентябре 1682 г. патриарх Иоаким нашел в патриаршей ризнице «Ковчег» с «мощами» апостола Андрея, привезенными в Москву из Салоник в 1644 г.; открыв его, он увидел якобы, что «телесная зде обретенная рука апостола Андрея яве показует треперстное сложение» (251 об.).

инока-схимника Епифания. — Схима (так называемый ангельский образ) — высшая степень монашества, которая присваивалась отшельникам; схима разделялась на малую и

287

великую. Посвящение в первую из них называлось «последованием малой схимы, сиречь мантии» (Дьяченко, 694). Епифаний принял малую схиму перед уходом из монастыря в пустыню (1657 г.), когда он был пожалован от Мартирия мантией (см. стр. 207).

взяли дьякона Феодора: язык вырезали... говорит ясно против прежнева. — Казни товарищей Аввакума стали ими самими окружаться ореолом якобы последовавших вскоре «чудесных» исцелений, что вызывало аналогии из легенд о древних христианских мучениках и играло важную роль для пропаганды идей раскола. Инициатива принадлежала Аввакуму: встретившись с Епифанием и Лазарем (1667 г.) в Братовщине (после их казни на Болоте), он первый «грамоту писал» своим сторонникам о том, что богородица Епифанию «отверзла уста и язык даде, и учал говорить ясно» (711—712). Этот же эпизод был описан Федором в «Сказании об Аввакуме, Лазаре и Епифаний» (VI, 48). Кроме того, Федор в 1667 г. в своем «прении» с митрополитом иконийским Афанасием, в ответ на его угрозы и как бы предвосхищая события, заявил: «Лазарю и Епифанию паки дал Христос языки: силен бо есть и мне дати, аще отрежут, якоже Максиму Исповеднику дал Христос язык по отрезании и Иоанну Дамаскину руку богородица исцелила» (VI, 55). Вскоре (25 февраля 1668 г.) и Федору язык был отрезан. После второй (пустозерской) казни он писал сыну Максиму: «О страдании моем дарованием дву язык по отрезании и десницы моей, якоже... Дамаскину и Максиму Исповеднику» (VI, 91); «дах бо два языка на отрезание царю Алексею Михайловичу и руку свою на отсечение» (VI, 144). О намеренно пропагандистском характере распространения этих «чудес» (дарование рук и языков) свидетельствует тот факт, что разойдясь с Федором во взглядах и стараясь его опорочить в глазах читателей (см. стр. 269), Аввакум сам стал отрицать эти «чудеса», возникшие по его же инициативе: «И вас молю, аще кто где узрит ево (Федора) письма подметныя, предавайте огню..., яко в них яд пишет... и отсохлою своею рукою сеченою утвержает писанное: «Сие-де писано рукою моею сеченою за православие, слушайте-де и сице веруй-те, якоже писано...» Исперва о казни нарочито говорил, а ныне онемел, при прежнем худо и говорит... А рука, отсеченной уд, исперва была цела, а ныне измозгла. Он же со стыда ея велел в землю бросить» (ГИХЛ, 258).

осыпали нас землею... за четырми замъками. — По царской грамоте, местному воеводе Ивану Неелову надлежало сделать для узников «тюрьму крепкую и огородить тыном вострым в длину и поперег по десять сажен, а в тыну поставить четыре избы колодником сидеть, и меж тех изб перегородить тыном же, да сотнику и стрельцом для караулу избу» (Барсков, 150). Однако зимой (они прибыли в декабре) построить тюрьму было невозможно, и воевода поместил узников «порознь, очистя пустозерских крестьян избы». Строительство тюрьмы затянулось, так как ижемские и устьцилемские крестьяне отказывались сплавлять для нее лес; постройка началась в августе 1669 г. По письму Федора, «в малыя темницы к Покрову переведут нас» (к 1 октября 1669 г.), «тюрьмы нам зделали по сажени, а от полу до потолгу головой достать» (Барсков, 68—69). После казней эти избы были осыпаны землею.

стражие же пре(д) дверми стрежаху темницы. — Из «Деяний апостолов» (12,6), где описывается заключение Петра.

поем... песни песням... в силе своей. — Аввакум излагает отрывок библейской Песни песней Соломона (4, 1—2), но с характерным изменением: Соломон воспевал не мать свою Вирсавию, а возлюбленную Суламифь. Пояснение Аввакума, взятое им в скобки, — «(Хвала о церкви)» дает символически-богословское истолкование этих библейских стихов.

И прочих наших... жарили, да пекли. — После собора 1666—1667 г. прокатилась волна казней сторонников раскола. В «Деяниях» собора указывалось, что всем, кто будет противиться

288

его решениям, «быть в церковной казни, без всякия пощады» (II, 144). В «Книге бесед» Аввакум подробнее излагает этот рассказ о казненных (249).

К стр. 171

Мой Христос не приказал... огнем да кнутом... в веру приводить. — Осуждение насилий, чинимых руководителями церкви, как отступления от идеалов христианства, проявилось уже в заявлении Неронова Никону (1657 г.): «Добро было, святитель, подражати кроткого нашего учителя... Христа, а не гордостию и мучением сан держати. Смирен... Христос..., а ты добре сердит» (1, 151). Федор в челобитной к царю (1666 г.) писал, что Никон «мучительски вся творил... И ныне кажется ученик быти Христов, ноги умывает водою: а иным те же ноги ломает дубиною, а иным кнутом кожю одирает. Христос... тако не творяше» (VI, 36).

шедше в мир... осужден будет. — Евангельская цитата (Марк, 16, 15—16).

Магмет написал... мечем подклонити. — Основатель ислама Мухаммед (около 570—632 г.) создал учение о войне с «неверными» как средстве распространения своей религии. Эта идея проводится в священной книге магометан «Коране» («Когда встретитесь с неверными, то ссекать с них головы...», 47, 4), а также в манифесте Мухаммеда, где он объявил себя последним пророком, который «послан с мечом» (Ирвинг, 161). Аввакум имел возможность ознакомиться с этим учением во время ссылки в Сибирь, так как среди сибирских народов были последователи ислама (поэтому он и называет Мухаммеда «татарским» богом). Кроме того, в обряде крещения магометан предписывалось, чтобы каждый из них проклинал учение, в котором Мухаммед «поставляет срацины в ненависть тех (христиан) и заколение, и путь божий именуя, еже на христианы брань» (Требник мирской, М., 1639, л. 487). Террористическая политика господствующей церкви дала Аввакуму повод для сопоставления ее с этим учением. В «Книге бесед» он иронически рекомендовал никонианам: «Не мнитеся, бедные, подвизайтеся гораздо, яко Махмет, поклоняйте мечем непокоряющихся в веру свою» (337). Такое же сопоставление давал Федор, который писал, что на соборе 1666—1667 гг. «погубити всех умыслиша по махметовым правилом, а не по церковным» (VI, 182).

Писано... плод добр творити. — Евангельская цитата (Матфей, 7, 18).

не по што ходить в Перъсиду, а то дома Вавилон. — Намек на библейскую легенду о том, как царь Навуходоносор построил около Вавилона золотого истукана и заставил всех поклоняться ему. Трех отказавшихся это делать иудеев он приказал бросить в раскаленную печь, но ангел спас их от огня (Книга Даниила, III). Аввакум не раз возвращался к этим образом; он писал: «Не пошто в персы итти пещи огненныя искать. Но бог дал дома Вавилон, в Боровске (где была заключена Морозова, см. стр. 264) пещь халдейская, идеже мучатся святии отроци» (286); «Не пошто нам ходить в Персиду мучитца, а то дома Вавилон нажили» (700).

не прелагаю предел вечных, до нас положено... — Эта формула, выражающая отношение Аввакума к дониконовской церкви, в негативной и более полной форме была уже дана в «Ответе православных», где по адресу никониан говорилось: «Порождения ехиднины, доколе грызете чрево матери своея... лучше бо вам не прелагати предел вечных, яже положиша отцы наши» (РИМ, Хлудов, № 282, л. 6—6 об.). В одном из посланий Аввакум писал: «Не прелагаем пределы, иже отцы положиша» (853); ср. библейское: «Не прелагай предел вечных, яже положиша отцы твои» (Притчи Соломоновы, 22, 28).

Не блуди, еретик... и пелены не шевели. — Речь идет вначале об изменении Никоном обряда пресуществления «святых даров» (см. стр. 261) и формы креста (вместо восьмиконечного

289

введен четырехконечный «латинский»). Затем говорится об изменении покрытия алтаря: по обычаю алтарь покрывался антиминсом (платом со вшитыми в него «мощами» святых), а сверху него ниспадающей до земли индитией, во время литургии к ним добавлялся еще один покров — литон. Аввакум писал: «А иной кобель борзой антимис сорвал с престола..., а им... литон устроил с мощами наверху индитии... И в заходе (отхожем месте) на столчаке разстели литон, да и обедню пой!» (368). По реформе антиминс стал помещаться над индитией.

внутрь олътаря молитвы иерейские откинули. — По старым служебникам перед литургией священник, стоя в алтаре, произносил две молитвы, каясь в своих грехах и как бы отпуская их самому себе. Никон отменил их, о чем писал и Лазарь: «В новых служебниках... молитвы архиерейския и иерейския отставлены: и тем они возгордилмся, мнятся чисты быти» (IV, 193).

ектеньи переменили. — Общая молитва всех присутствующих в церкви, содержащая прошения о различных нуждах. Указанная перемена была уже отмечена в челобитной царю соловецких монахов (1667 г.): «На троицкой вечерни молитву святому духу отняли всю и ектинию большую отставили же» (Барсков, 20).

духу лукавому молитца велят. — В молитве перед крещением читались слова, призванные отогнать беса: «Да не утаится в воде сей бес темен, ниже да снидет со крещающимся дух лукав, помрачение помыслом...» (Требник, М., 1651, л. 102). В никоновском «Требнике» это место было переведено неудачно: «Да не утаится в воде сей демон темный: ниже да снидет с крещающимся, молимся тебе, дух лукавый, помрачение помыслов...» (М., 1658, л. 42), что создавало впечатление молитвы «духу лукавому». Первым обратил на это внимание Никита Пустосвят в своей челобитной царю в 1665 г. (IV, 16).

и брак венчав, против солнца же водят. — По старому обычаю, узаконенному Требниками (1602 и 1623 гг.) и Уставом (1610 г.), при бракосочетании, крещении и освящении церквей духовная процессия двигалась по движению солнца («посолонь»). Никон потребовал противоположного движения, а собор 1666—1667 гг. осудил всех тех, кто считал, что «по солнцу подобает ходити» (II, 231). В одной неопубликованной беседе Аввакум защищал этот обычай как бы свойством самой природы: «Солнце и луна и звезды и само небо кругом в посолонь вертится, а вы... ходите противу солнца и всея твари» (Прянишников, л. 67 об.), или писал: «А твердь под водами в посолонь кругом грядый». (ГИХЛ, 264).

Арсен. — Арсений Грек, один из ближайших помощников Никона; родился, видимо, в турецком городе Трикале (около 1610 г.), окончил в Риме греческую иезуитскую коллегию и принял ради этого католичество; учился в Венеции и в Падуанском университете, изучал философию и медицину. Приехав в Константинополь, Арсений постригся в православные монахи, но вскоре был вынужден перейти в магометанство. Скитаясь по Валахии к Молдавии, Арсений снова перешел в православие, а в Польше сделался униатом. Он жил при дворе польского короля, которого вылечил от болезни («камня» и «чечуя»), и с королевской рекомендательной грамотой отправился в Киев. Там Арсений сблизился с ехавшим в Россию иерусалимским патриархом Паисием и в составе его свиты прибыл в Москву (1649 г.), где и остался в качестве преподавателя «риторского учения». Когда Паисий отправился обратно, с ним ехал посланный царем на Восток Арсений Суханов, который узнал от патриаршего казначея историю жизни Арсения и написал об этом в Москву (Белокуров. Суханов, I, XIV). В Москве было произведено срочное следствие, и Арсений был официально признан «еретиком» (Каптерев. Характер отношений России, 217); для «исправления веры» он был сослан (27 июля 1649 г.) в Соловецкий монастырь, причем

290

игумену Илье (см. стр. 296) указывалось держать его в крепости, в земляной тюрьме, Арсений сразу поразил соловецких монахов, явившись к ним в «мирской» рубашке, и даже «креста на нем, Арсены, не было». Однако он круто изменил свое поведение и, как свидетельствует небольшая соловецкая повесть, при испытании его веры старался заслужить расположение монахов, «умилен седяше», говоря: «Рад творити по-вашему, вижу, что еще у вас благочестие же не изронено», а о греках говорил: «У нас и половины веры нет, все потеряно». Свое поведение Арсений объяснял Мартирию (см. стр. 297) стремлением к образованию: «Что-де, батко, таить тобя, — говорил он, — был-де я во многих школах, сиречь училищах, во многих государствах; да только не примешь того государства веры, и во училищи не примут». (Белокуров. Суханов, II, 117—119). В июне 1652 г. в Соловецком монастыре с Арсением встретился Никон, посланный туда за «мощами» Филиппа (см. стр. 228). Для Никона Арсений оказался находкой как человек высоко образованный, знавший несколько языков, совершенно беспринципный в вопросах веры, а также целиком от него зависимый. По мнению соловецких монахов, Арсений был Никону «потребен за единонравие с ним» (там же, 195). Аввакум мог многое узнать об Арсении от Епифания, который жил в Соловецком монастыре в годы его заключения там. Поскольку Епифаний был учеником Мартирия, «под началом» которого в то же время находился и Арсений, можно думать, что Епифаний оказался одним из ближайших свидетелей встречи Никона с Арсением. В биографии Епифания отразилась легенда об этой встрече: когда Никон (будучи еще митрополитом) вошел в темницу, Арсений поклонился ему «и проглагола волшебным и еретическим пророчеством: „Святый патриарх российский, благослови!“» (ГПБ, Q I, 1062 л. 169). Будто бы поэтому Никон и выписал Арсения в Москву, сделавшись патриархом. Легенда об этом пророчестве Арсения быстро распространилась и уже в 1682 г. была изложена перед правительством раскольниками в Грановитой палате во время «спора о вере» (Три челобитные, 102—103). В 1653 г. Арсений стал «дидаскалом» первой школы, организованной в Чудовом монастыре для обучения славянскому, латинскому и греческому языкам, в 1654 г. Никон сделал его главным справщиком книг на Печатном дворе. Во время «мора», выезжая из Москвы, Никон взял с собой Арсения, затем назначил ему необычно высокое жалованье (70 руб. в год). Арсений перевел с греческого книгу «Скрижаль» (1656 г.), служившую оправданием реформ Никона, сборник «Анфологион» (1660 г.), «Житие Алексея, человека божия» (1660 г.), «Хронограф». Арсений не овладел в полной мере церковнославянским языком, и в его переводах было немало ошибок (см. вопрос о молитве «духу лукавому», стр. 289). Это обстоятельство дало основание для мнения Аввакума о позиции Никона — «печатай, Арсен, книги как-нибудь...». Но задачей Никона и Арсения было не произвольное искажение русских старопечатных книг, а сознательное перенесение на русскую почву современных им греческих образцов. Поэтому, когда в 1660 г. возник собор по поводу искажения книг, Арсений заявил: «Потребники-де перевел я з греческаго письма по указу великаго государя слово в слово, а от своего ума ничтож не прибавил» (I, 477). После падения Никона Арсений сразу перешел на сторону его придворных врагов, сблизился с Паисием Лигаридом (стр. 273) и перевел на церковнославянский язык его благодарственное слово царю, а также его стихотворения. Однако карьера Арсения вскоре заглохла; в 1662—1666 г. он снова оказался в ссылке в Соловках. Среди всех деятелей реформы особую ненависть со стороны вождей раскола заслужил после Никона именно Арсений. Их возмущал сам факт, что этот продажный авантюрист, официально признанный в Москве «еретиком», был приставлен к исправлению церковных книг. Когда во время эпидемии чумы в Москве произошло народное восстание, направленное против Никона, восставшие обвиняли патриарха в том, что он «держит-де у себя

291

еретика старца Арсения и во всем-де ему дал волю..., и тот-де чернец многие книги перепортил и ведут-де нас к конечной погибели» (Гиббенет, II, 475). Аввакум правильно оценивал чисто исполнительную роль Арсения в делах реформы. Но ближайшие друзья Аввакума склонны были переоценивать значение деятельности Арсения. Федор писал: «Арсений Грек, враг божий, научил его, Никона, покупать те книги еретические, он переводил их на наш язык словенский, и тем они разврат велий сотворили во всей Русской земли» (VI, 158); «И Никона прелстил, — писал Авраамий, — окаянный Арсений, чернец грек» (VII, 31; 314).

«Печатай... книги как-нибудь, лишь бы не по-старому!» — в одной из «бесед» Аввакум повторяет: никониане изменяют церковное предание «и говорят сами, дьяволом научени: как-нибудь, лишь бы не по-старому!» (412). Эта формула была молвой своего времени: ее отмечал Корнилий. Будучи в Москве в начале реформ Никона, он пошел в Успенский собор в день благовещения «и слыша спорующихся. Едини глаголаху: «Пой по-новому!». Друзии ответствоваху: «Не поем по-новому...». И паки глаголаху: «Как-нибудь пой, токмо не по-старому, но по-новому!» (Дружинин, № 211, л. 64).

не нам, богу нашему слава. — Перефразировка псалма «Не нам, господи, не нам, но имени твоему даждь славу» (113, 9), ср. стр. 178.

К стр. 172

аще и невежда словом, но не разумом. — Из 2-го послания Павла к коринфянам (11, 6). Применяя к себе эту самооценку Павла, Аввакум имел возможность опереться на традицию известного ему Киево-Печерского патерика, где говорилось: «Сей бо... Спиридон бяше невежа словом, но не разумом: не от града прииде в черничество, но от некоего села...» (120).

благословил меня... книгою... Ефрема Сирина. — Выдающийся проповедник и церковный писатель (ум. в 373 г.). Книга поучений Ефрема Сирина была издана в Москве в 1647 г., причем дважды (1 февраля и 29 августа). Она была подарена Аввакуму в 1647 или 1648 г. при первой встрече со Стефаном Вонифатьевым, который имел обыкновение «благословлять» этой книгой (см. Заволоко, 568).

грамоте горазд... взят был к болшой царевне вверх во псаломщики. — Псаломщик, являясь членом церковного причта, обязан был читать и петь на клиросе, вести делопроизводство (метрические книги и др.); Евфимий принадлежал к «крестовому чину» царевен, в который в 1654 г. входило 5 дьяков, обязанных ежедневно утром и вечером в дворцовых покоях совершать чтение и пение «Часослова» и «Псалтыри» (Забелин. Быт цариц, 296, 403); он состоял при «старшей» царевне — сестре царя Ирине Михайловне (1627—1679 г.), которая покровительствовала в дальнейшем Аввакуму и Морозовой. «Верхом» назывались жилые хоромы царя и его семьи.

в мор... скончалъся. — Евфимий умер от чумы (в 1654 г.) в возрасте около 20 лет.

в день недельный... на полунощнице... говорил кафизму непорочную... — Псалом 118, который составляет 17 кафизму Псалтыри (делится на 20 кафизм) и начинается словами «Блаженни непорочнии» (откуда и ее название); читается во время ночной службы в начале понедельника.

«Призри на мя и помилуй мя!» — Псалом из той же кафизмы, 118, 132.

начах действовать над обуреваемым молитвы Великаго Василия. — Аввакум перефразирует «Молитву запрещательную святаго Василия о избавлении от духа лукавого, егда мучит человека», где сказано: «Убойся воплощеннаго бога подобия, и не укрыйся в рабе божий сем, имя рек, убойся, бежи и не возвратися..., но отиди на непроходную землю и

292

на безводную и неделанную, на ней же человек не живет. Бог же един призирает, связаяй всея прельщающая его образ» (Требник мирской, М., 1639, л. 389 об.).

душе... и к тому не вниди в него. — В эту молитву Аввакум включает евангельские слова Христа: «Душе немый и глухий, аз ти повелеваю: изыде из него и к тому не вниде в него» (Марк, 9, 25) и Павла: «Запрещаю ти именем Исуса Христа, изыди из нея» (Деяния апостолов, 16, 18).

К стр. 173

и, пружався, изыде. — Евангельское описание изгнания беса Христом (Марк, 9, 26).

в жерновный угол. — Хозяйственная часть старинной крестьянской избы, в которой ставили жернов и прялки.

указал под печь. — Большая русская печь ставилась в левом углу избы, первом от входа; в «подпечии» было специальное место для котят, в «запечке» — для щенят; именно туда и должен был спрятаться воображаемый бес, — по Аввакуму существо низкорослое, ср. ниже — «бился я з бесами, что с собаками».

Сундовик. — Небольшая река, протекающая близ села Григорова, правый приток Волги.

к Илариону игумну. — Аввакум ездил к игумену Макарьева Желтоводского монастыря (расположенного на Волге, поблизости от Лопатищ) Илариону (см. стр. 274); по незнанию или по ошибке Аввакум называет здесь Илариона архиепископом, хотя с 1669 г. он был митрополитом.

он просвиру вынял за брата. — Во время проскомидии (см. стр. 235) священник вынимает частицу из просфоры за здоровые тех лиц, имена которых ему указываются.

К стр. 174

Кирилушко, московской стрелец. — Узников отвезли в Пустозерск и сторожили там 10 московских стрельцов (Барсков, 146).

«Отче наш» проговорю. — Так называемая господня молитва (Матфей, 69—13), которую каждый христианин обязан был читать не менее трех раз в день и перед едой.

и как рыбою покормлю... бес... вздивиячится. — Возмущение «беса» против рыбы имело, возможно, в своей основе состояние больного стрельца но, могло истолковываться символически, так как рыба считалась символом Христа (Гудзий, 379).

попом сорокоуст дал. — Сорокоустом называлась не только 40-дневная молитва в церкви по умершим, но и необходимые для этого предметы (свечи, ладан и др.); Аввакум имел возможность дать их пустозерским попам, потому что некоторые из них (Георгий и Андрей) были его учениками и долгое время еще (до начала XVIII в.) служили по старому обряду (Малышев. Две заметки, 349).

учил ево исусовой молитве — краткая молитва («Господи Исусе Христе сыне божий, помилуй мя грешнаго»), перешедшая на Русь в XV в. с Афона от исихастов (безмолвников) и узаконенная «Домостроем» (гл. 13), где сказано, что она произносилась единым выдохом («яко из ноздри дыхания») и была призвана помогать «от всех козней диявольских».

со вдовою... Фетиньею. — В письме на Мезень к семье Аввакума (1669 г.) Федор упоминает о «вдовой сестре Фотинье Ярофиевне» (Барсков, 69). «Фетинья», хотя и ссорилась с протопопицей, но была так верна семье Аввакума, что последовала за нею в ссылку.

К стр. 175

меня, яко паучину, терзает. — Библейское сравнение; «Наказал еси человека, и истаял еси, яко паучину (паутину) душу его» (Псалтирь, 38, 12); в известном Аввакуму «Житии

293

Евфросина Псковского»: «всякое коварство дьяволе, яко паучину зжег» (Серебрянский, 19, см. 79). В «Винограде российском» о самом Аввакуме сказано, что он «вся бо ухищрения и казнодейства никонова доблий, яко паучину, растерза» (18).

все, плачючи, стегали. — Домашнее наказание подтверждается словами Аввакума в его письме (1669 г.) к Ф. Морозовой: «Нутко, ты посмиряй себя, как я, бывало, всем себя велю домашним по трижды ударить плетью, колико душ прилучится в дому моем; иное прилунится человек 20 или 30, а все бьют мя, а я молитвую» (Барсков, 34).

«Аще кто бить меня не станет, да не имать со мною части». — Аввакум перефразирует легендарные слова Христа, который, омывая ноги апостолу Петру, говорил: «Аще не умыю тебе, не имаши части со мною» (Иоанн, 13, 8).

Бес же, видев неминучюю. — Ср. в редакции В.: «Видит беду неминучюю» (о Пашкове; 185).

Соблудил в велик день з женою своею. — Накануне праздников (здесь — пасха) и воскресений церковные правила предписывали воздержание; за нарушение правил было наказание: «Аще кто в суб. вечере сблудит с женою или во святый день, 8 дни постится от мяса и млека, поклон 200 на день» (Смирнов С. Материалы, 65).

на крылосе. — Народное наименование «клироса» — помещения для хора в церкви на возвышении перед южными и северными вратами иконостаса.

в притворе велел пономарю... — Притвор (или трапеза) — самая западная часть храма, отделенная глухой стеной от средней части; пономарем назывался низший служитель в церкви, звонивший в колокола, певший на клиросе.

к болшому воеводе... платье княинино на себя вздел... — Главный тобольский воевода В. И. Хилков (см. стр. 239), его жена Ирина Григорьевна.

К стр. 176

уж розвякался. — Ср. ниже: «Моево вяканья много... ты слышал». Определяя свой рассказ как «вяканье», Аввакум подчеркивает свое «небрежение о красноречии». Пренебрежительно-ироническое значение слова «вякать» в XVII в. иллюстрируется примерами из «Отравительного писания»: «Мужик тот, што мерен дровомеля деревенской... и вякает и бякает, на все наплевать», «ныне еще есть учитель, бедной старчик-черничик, учит по уставам диким и лешим, вякает же бедной, что кот заблудящей» (49, 57; см. Виноградов, 216—217).

там же, где брата беси мучили. — В с. Лопатищи.

«О всепетую» проговоря. — «О всепетая мати...» — последний (13) кондак в каноне богородицы (Канонник, М., 1651, л. 223).

А иное два Василия... кал свой ели. — Об одном из них Аввакум рассказывает в «Книге обличений»: «...на Лопатищах, Васильем звали: на чепи сидя... г... о-то свое ухватя, в рот пехает себе же; а сам говорит: царь, царь, царенки, царенки». (591).

привезена... ис кумыков. — Речь идет о калмыках, орда которых к 30-м годам XVII в. перешла из Западного Китая в пределы Сибири и Поволжья.

вели меня тесным путем. — Анне казалось, что ангелы ведут ее в рай, куда, по евангельскому преданию, только «узкая врата и тесный путь вводяй» (Матфей, 7, 14).

привели во светлое место... — Картина рая в рассказе Анны напоминает проложное описание: некий Созоман «мало уснув... обретяся в некоем дому чюдне, в нем же бяше свет пречист, и сады всяцы и различны, овощи имущи благовонны и ветви до земли преклоняющеся, и птицы многообразны пояху в версех тех прекрасныя песни...» (Пролог, М., 1643, л. 864 об.).

294

К стр. 177

у нас папарты... — В отличие от учения церкви, считавшего ангелов существами духовными и бесплотными, Аввакум представлял и описывал их в облике телесном, близком к человеческому: «Власы и торочки (тороки — см. ниже) на главах и крыла у них» (VI, 118). Папорты — крылья, которые представлялись подобными птичьим (с перьями); папорот или папороток — малое крылышко, т. е. второй сустав крыла, локоток, две кости между плечиком и кистью.

бело у ушей. — Имеются в виду «тороки» или «слухи», белые ленточки, которые, извиваясь, как бы входят в уши ангелов и символизируют на иконах их особое внимание к вещаниям божиим. У иконописных ангелов волосы всегда придерживаются лентой, концы которой развеваются около ушей; в ряде случаев концы этой ленты и были приняты за особые ленты — «слухи», что ясно видно на иконах «Видение Евлогия», вторая половина XVI в., Сольвычегодск, «Архангел Михаил», XV в., московская школа, № 77 (Гос. Третьяковская галерея).

нападе на нея бес во время переноса. — В древней Руси считали, что в важный момент литургии, когда совершался перенос «святых даров» с жертвенника на престол, дьявол делал попытку овладеть своей жертвой (Гудзий, 379).

у чала кричать... коковать. — Описание типичного припадка кликушества; ср. в одном из документов (1628 г.): «Жену-де ево Марью испортили, вопит кукушкою и зайцем кликает» (Новомбергский. Колдовство, стр. XVIII). Припадки кликуш часто происходили в церкви во время службы, их «бессмысленные речи перебивались отрывочно молитвами, собачьим лаем, хрюканьем свиньи» (Есипов, II, 196).

покиня херувимскую петь. — Аввакум прервал исполняемую им молитву, входящую в состав литургии — «Херувимскую песнь, юже обычне объдержит вселенская церковь» (Служебник, М., 1651, л. 144 об.).

во иноцех Агафья. — Розыски этой Анны-Агафьи шли в Москве в 1666 г. Когда арестовали двух сыновей и племянника Аввакума за то, что они навестили его в монастыре Николы на Угреше, их спрашивали, не знают ли они «черницы татарки», на что Прокопий «про старицу татарку сказал, что-де она живет на Москве... толко-де прихаживала к батюшку на Москве во двор поредку» (1, 360—361). Калмычка Анна в Москве могла быть названа «татаркой». Аввакум о ней добавляет «и събрела на Устюг» (редакция Б, 144).

спину вытру и шулнятка. — Обычное в те времена лечение «священным» маслом; шулнятка — живот, чрево.

Изнемогла у меня жена... приехал к ней отец духовной. — Тяжело заболевший человек, готовясь к смерти, должен был исповедаться и получить «отпущение грехов». Священник не мог быть духовным отцом и исповедником своей жены, и поэтому подобные обязанности относительно Анастасии Марковны исполнял не Аввакум, а кто-либо из соседних сельских попов.

аз же... пошел по книгу в церковь. — Аввакум пошел за Требником (М., 1647), содержащим «Чин исповеданию православным», в соответствии с которым и должна была происходить исповедь его жены.

егда на паперть пришел, столик... стоял... И егда в трапезу вошел... — Папертью называется внешний притвор — площадка перед трапезой (притвором); Аввакум застал обстановку, приготовленную к совершению обряда «освящению воде», когда «поставляется столец... в паперте церковнем...» с необходимыми для данного случая предметами (Служебник, М., 1651, л. 281).

295

К стр. 178

ризы и стихари. — Риза (фелонь) — одеяние священника, стихарь — дьякона; эти одеяния хранились в алтаре.

Июда чюдотворец... — По преданию, Иуда до того, как он предал Христа, мог творить чудеса, «зане и Иуда бе апостол» (Иоанн Златоуст. Беседы. Киев, 1623, стб. 788).

пять тысящ пятсот лет во аде был осужден. — По преданию, Адам находился в аду до тех пор, пока туда не спустился Христос и не извлек его. По византийской хронологии, принятой Никоном, «сотворение мира» было за 5508 лет до рождения Христа; раскольники соответственно исчисляли 5500 лет. Лазарь писал: «Да в новых же книгах от рождества христова убавлено в летописях осмь лет» (IV, 194).

елика сотвори бог..., в Деяниих зач. 36 и 42 зач. и величашеся имя... Исуса. — Из «Деяний апостолов» (15, 12, 19, 17). Ср. выше: «апостоли о себе возвещали же, егда что бог соделает в них» (стр. 171).

Мнози же... сказующе дела своя. — Из «Деяний апостолов» (19, 18).

Жизнеописание Епифания

К стр. 179

отче святый. — Так Епифаний называет Аввакума.

Родился я в деревне... идох во град некий... — Место и время рождения Епифания неизвестны. Видимо, Епифаний был несколько старше Аввакума, так как он стал его духовным отцом.

идох... во... обитель Соловецкую. — В автобиографической «записке» Епифаний пишет, что он «из мира изыдох» и пришел в Соловки «в 153-м году» (1645 г.); следовательно, в «град некий» (название его неизвестно), в котором он прожил семь лет, он пришел из деревни в 1638 г.

...обитель Соловецкую. — Соловецкий монастырь, расположенный на юго-западном берегу Соловецкого острова на Белом море, был основан в XV в., а с конца XVI в. он превратился в мощную пограничную крепость, обнесенную высокой стеной из «дикого камня» (гранита), хорошо вооруженную пушками и нередко отражавшую нападения шведов, норвежцев, датчан и финнов. Монастырь находился под особым покровительством царей, деятельно умножал свои доходы и укреплял независимость. Основным промыслом монастырских хозяйств было солеварение, но также велась добыча слюды, железа и жемчуга, развивался морской промысел (рыба, «рыбий зуб» — моржовые клыки). Соловецкие игумены занимались не столько делами духовного «спасения», сколько делами своего огромного хозяйства; они также самостоятельно вели дипломатические переговоры со шведскими и финскими военачальниками, сами командовали своим гарнизоном. Ко времени прибытия Епифания в Соловки, когда игумен Илья (в 1648 г.) жаловался царю на бедность («бьют челом твои государевы нищий богомольцы»; ДАИ, III, 114), монастырь в действительности достиг своего расцвета. Это был богатейший самоуправляющийся торговый город, владевший всем западным побережьем Белого моря от р. Онеги до р. Колы и располагавший своим флотом (50 ладей). В нем было (1652 г.) 377 монахов и 700 «бельцов» — слуг (включая стрельцов и казаков). После того как церковный собор 1666—1667 гг., осудивший Аввакума и Епифания, предал всю «старую веру» проклятию, в Соловецком монастыре началось восстание, в котором приняли активное участие и бежавшие

296

в Соловки сторонники Степана Разина. В течение восьми лет (1668—1676 г.) монастырь успешно оборонялся против царских войск, но из-за предательства одного из монахов был взят. Аввакум и другие пустозерские узники глубоко сочувствовали этому восстанию и пытались завязать тайные связи с осажденным монастырем. Осада Соловецкого монастыря отразилась в народных песнях.

ко... Зосиме и Саватию. — Основатели Соловецкого монастыря. В 1429 г. монахи Савватий и Герман, жившие при часовне в устье р. Выг, переплыли на Соловецкий остров и поставили келью. В 1435 г. Савватий вернулся на р. Выг и там умер. В 1436 г. Герман (см. стр. 308) привез на Соловки монаха-пустынника Зосиму, который и основал небольшое монашеское общежитие, составившееся из местных поморов. Зосима был выбран игуменом в 1452 г., умер в 1478 г.

Илья. — Постриженник Соловецкого монастыря Илья Пестриков в 1645 г. был поставлен его игуменом, а в 1651 г. новгородский митрополит Никон посвятил его в сан первого соловецкого архимандрита. Но в дальнейшем Илья отстаивал самостоятельность Соловецкого монастыря против централистских устремлений Никона. Сделавшись патриархом, Никон безуспешно пытался отстранить Илью от управления монастырем. В 1655 г. Никон Илью «запретил от службы» в церкви, поводом к чему послужило то содействие, которое Илья оказал беглому Ивану Неронову. Когда в 1657 г. в Соловки были привезены новые «служебники» (15 экз.) Никона, Илья решительно отверг их, а на тех монахов, которые из страха хотели их принять, «закричал с своими советники, яко дивии звери: «Живых де не выпустим из трапезы!»» (III, 10—11), и всех недовольных «понудил с великим угрозой и прещением», а поп Герман, который «обедню пропел» по тем «служебникам», был «бит плетьми нещадно» (III, 7, 8, 87). Илья был смел и деспотичен. В 1649 г. при помощи наговора он выжил из монастыря кума и любимца царя Михаила Федоровича Александра Булатникова; когда в 1648 г. царь велел Илье выстроить каменную церковь в Анзерском скиту для известного основателя скита Елеазара (учителя Никона, впоследствии канонизированного), Илья долго откладывал это дело и даже на время заключил Елиазара в темницу. Царь и патриарх вынуждены были мириться с самоуправством Ильи, так как его положение в монастыре было прочным и правительство само нуждалось в его помощи. В 1655 г. для покрытия государственных расходов из-за войны с Польшей Илья отвез царю из монастырской казны 13 тыс. рублей серебряной монетой. Илья сильно укрепил обороноспособность монастыря, увеличил боевые и хлебные запасы. С 1654 г. все монахи «по благословению» Ильи как архимандрита и военачальника стали обучаться военному делу и были расписаны по местам — по башням, стенам и пушкам на случай осады: 425 монахов было «под оружием». В 1657 г. Илья предупредил царя о готовящемся нападении шведов, заново отстроил и вооружил артиллерией Кемский острог (на острове Лепе посреди р. Кемы), а в 1658 г. шведы были успешно отражены. Военные и организационные навыки монахов, привитые Ильей, пригодились им впоследствии во время осады монастыря царскими войсками (1668—1676 г.). Сначала Илья энергично боролся с пьянством в монастыре и просил царского указа «у бражников по кельям пьяное питье выимать и за безчинство их смирять» (Досифей, 1, 282), но затем (со времени своих раздоров с Никоном) «третей год стал пить» (III, 11) сам и жил на широкую ногу, посылая новгородскому митрополиту Макарию рыбу из собственного погреба, что противоречило уставу. Старообрядческая легенда, напротив, представляла колоритную фигуру Ильи в облике подвижника-аскета: был он, по словам Семена Денисова, «муж добраго разсуждения» и «великаго воздержания: иже толикое воздержание стяжа, яко един хлеб с водою ядяше, да не познан будет не ядый варения, воду теплую за трапезою

297

ядяше» (Есипов, II, 8—9). Илья умер в 1659 г., как подчеркивает Денисов, «в старом благочестии». В XVII в. он почитался как местный святой, хотя и был активным сторонником раскола. Епифаний вспоминает об Илье с чувством высокого уважения, имея к этому реальные основания. Монастырская карьера Епифания развивалась параллельно с возвышением Ильи и, видимо, при его прямом покровительстве. Как раз в год прихода Епифания в монастырь Илья становится его игуменом. В последующие годы (1647—1652 гг.) Илья ведет упорную борьбу с царскими агентами, приезжавшими в Соловки для сыска «сошлых» крестьян, которые укрывались в монастыре и его вотчинах, как и Епифаний, в качестве «бельцов». Илье удается неоднократно отказывать властям в выдаче крестьян или ограничивать эту выдачу (ДАИ, III, 114—115), причем крестьяне в 1651 г. выражают желание «постричись в Соловецком монастыре» (ДАИ, III, 289), но только не возвращаться к помещикам. Тогда Илья, став в 1652 г. архимандритом и «провидя» Епифания «внутреннима очами и видя его великую веру и усердие и безрассудное послушание и труды яже во обители, и постриже его во иноческий... образ и нарече ему имя Епифаний» (биография Епифания, ИРЛ, ПС № 24, л. 60 об. — 61). Несомненно по указанию Ильи Епифаний отдается в послушание известному и близкому к Илье старцу Мартирию (см. ниже). По словам Епифания, его в монастыре и «в попы ставили», но он отказался. Такое намерение по отношению к еще молодому монаху не могло бы иметь места без участия руководителя монастыря — Ильи, который, очевидно, обратил внимание на начитанность и благочестие Епифания. При Епифаний в 1655 г. Илья с большим почетом «честне прияша» Ивана Неронова (см. стр. 220), бежавшего из заключения в Кандалакшском монастыре, «добре беседова» с ним и, отпуская его в Москву, «последнее целовався, рек: «Страдальче, бием одолевай! Храбрый воине, подвизайся!»» (1, 140—141). Епифаний наблюдал смелую борьбу, которую вел Илья против новопечатных книг; в разгар этой борьбы он и оставил монастырь, несомненно, с согласия Ильи. Вполне понятно поэтому, что впоследствии именно Илья (уже умерший) «явился» во сне Епифанию и вдохновил его на писание обличительной книги, «указуя перстом на киноварницу: «Се есть, — рече, — твое дело!»» (VII, 63).

12 лет... у них. — Епифаний был сначала (со времени прибытия в Соловки в 1645 г.) «в послушании» семь лет, т. е. в качестве «бельца»-мирянина на испытательном сроке и работах, затем, в 1652 г. постригся в монахи и прожил в монастыре еще пять лет (до 1657 г.).

Мартирию священъноиноку. — Духовный отец Епифания («старец мой келейной») в Соловецком монастыре. Перед уходом Епифания из монастыря Мартирий дал ему медный «вольяшный» (литой) образ богородицы и свою «монатейцу» (мантия — верхняя черная монашеская одежда без рукавов и капюшона), которую он хранил потом 24 года и из пустозерской темницы переслал Симеону (см. стр. 207). Мартирий занимал заметное положение в монастыре, где «старцами» становились только наиболее влиятельные монахи. Об авторитете Мартирия свидетельствует и тот факт, что именно ему были отданы «под начал» для исправления знаменитый Арсений Грек (см. стр. 289) и один из активных участников соловецкого восстания, близкий к «опальным людям» Александр Стуколов (III, 104). Добившись от Арсения признания в том, что он «трижды учения ради философскаго Христа и православныя веры отвергшася» (III, 306), Мартирий, по словам Епифания, поставил в известность об этом соловецких монахов, «оберегая» своих духовных детей (следовательно, и самого Епифания) от влияния Арсения. Видимо, при участии Мартирия в монастыре сложилась повесть об Арсении (Белокуров. Суханов, II, 117— 120). Мартирий, несомненно, оказал влияние на последующее литературное творчество

298

Епифания. Он был достаточно начитан (см. его рассказ Епифанию из «Отечника», стр. 303) и был одним из создателей соловецких легенд. Так, в 1646 г., уже во время пребывания Епифания в монастыре, Мартирий был основным помощником игумена Ильи при открытии и перенесении по царскому указу «мощей» митрополита Филиппа из-под паперти церкви Зосимы и Савватия в новый Преображенский собор. Откапывая гроб Филиппа (доски «невозмогоша отторгнута, понеже мощи от воды восходящия... примерзли»), Мартирий «приник» со свечей к «скважине» в стоящем рядом гробу Ионы («наставника Филиппова») и «зрит святаго Иону, яко жива суща, и лице его блещащеся, яко свет, не токмо же тело его тлению коснуся, но и облещащая одежда никако же тления пострада» (Сол., № 939, л. 121—121 об.). Впоследствии, когда у некоего инока Малахии случилась «болезнь зубная тяжка зело», Мартирий «вдал ему ветхаго гроба чудотворца Филиппа малую дщицу к болящей ланите», и тот якобы после соответствующего видения поправился. Эти легенды оказали влияние на мировоззрение и литературное творчество Епифания. В документе 1666 г. Мартирий упоминается в качестве «черного попа» (III, 104), в документе 1668 г. о нем пишут, видимо, как уже об умершем — «благоговейна (вар.: благовернаго) священноинока Мартирия» (III, 306).

книги новыя начата посылати во всю Рускую землю. — Новопечатные, измененные под руководством Никона книги рассылались повсеместно. В данном случае они были отправлены из Москвы в Новгород, а затем из Новгорода в Холмогоры: 30 августа 1657 г. были доставлены 15 «служебников» и три другие «церковные книги» (III, 3—5), которые 10 октября того же года были пересланы оттуда в Соловецкий монастырь. Никоновские «служебники» к этому времени вышли уже тремя изданиями (от 31 августа 1655 г., 31 июля 1656 г., 5 мая 1657 г.); здесь, видимо, пересылались «служебники» третьего, новейшего издания, так как они были еще «не переплетены» (III, 7). Мнения соловецких монахов по поводу этих книг разделились: часть из них, во главе с архимандритом Ильей, который принял книги «тайно» и «положил в казенную палату» (III, 7), резко восстали против этих книг, однако другие монахи стояли за введение их в церковный обиход. Епифаний принадлежал к руководящей группе Ильи, но ушел из монастыря до того, как между обеими группами монахов произошло открытое столкновение (соборы перед пасхой 1658 г. и 8 июня того же года).

К стр. 180

Пала вера... Никоном и Арсеном. — Особенное ожесточение соловецких монахов и в их числе Епифания против Никона и Арсения как инициаторов церковных реформ вызывалось тем, что многие из них достаточно хорошо знали этих лиц. Никон долгое время (1635—1642 г.) жил в соседнем с Соловками Анзерском ските. Став новгородским митрополитом, Никон поддержал Анзерский скит в его борьбе с Соловецким монастырем (1652 г.). Он ввел в Соловках значительно удлинившее службу «единогласное» пение, ввел ограничения братского стола во время постов, сделал более суровым режим живших в монастыре ссыльных. Будучи патриархом, Никон (в 1654 г.) отделил от соловецких владений в пользу своего крестного монастыря (на острове Кие) ряд земель и солеварниц (АИ, IV, № 188), а также взял семь пудов слюды. Для своего обихода Никон взял в Соловецкой библиотеке несколько ценных книг, а из ризницы — золотую запонку с яхонтом и изумрудом, драгоценную панагию и золотую цепь. Вывезя в 1652 г. из Соловков останки митрополита Филиппа (см. стр. 228), Никон нанес монастырю не только оскорбление, но и большой материальный ущерб, так как эти «мощи» привлекали многочисленных богомольцев. Эти обстоятельства не могли пройти мимо Епифания, так как его духовный отец

299

Мартирий имел близкое отношение к содержанию «мощей» Филиппа (см. выше). Как раз в этот приезд Никона в Соловки за «мощами» Филиппа там произошла памятная Епифанию его встреча с Арсением Греком (см. стр. 290).

взем книги... — Отсюда видно, что в отличие от многих соловецких монахов Епифаний был грамотен и, вероятно, пользовался монастырской библиотекой, которая была очень богата. В пустыне он читал эти книги: «евангельская, и Апостол, и иныя святыя книги..., к тому ж и жития святых, и страстотерпческия борения и подвиги...», «два канунца: един чюдотворцем соловецким, а другой Филиппу», митрополиту (VII, 57, 62); это были книги, несомненно, дониконовской печати и рукописные.

потребная пустынная. — Нужное для жизни в пустыне; пустыней называлось уединенное место — поселение монаха-отшельника или небольшой монастырь. В лесистом Поморском крае, малодоступном для органов царской церковной власти и изобиловавшем живописными озерами, островами, реками, таких «пустынь» в XVII в. было множество.

образом... медяным вольяшньш. — По биографии Епифания, ему был дан образ «меднолитный»; вольяжный или вальяжный — литой металлический.

на Суну... — р. Суна впадает в Кондопожскую губу Онежского озера; она течет через ряд озер и каменистых порогов, образуя водопады редкой красоты.

виданский остров. — Островок (около 4 км в длину, 400—700 м в ширину), образованный разделением р. Суны на два рукава, один из которых составляет собственно Суну, а другой раньше назывался р. Ви́даной (отчего и происходило название острова), а теперь называется Малой Суной. Против южной оконечности острова находится дер, Чикулай, раньше называвшаяся Виденские Нишки (нишка — карельск. — хребет, возвышенность, которая и образует в данном случае сам остров и речной порог против него). Название острова на географических картах отсутствует, местные жители еще называют его «Ви́данский, или Ви́даньский остров» или только «остров». Западная и северо-западная сторона острова равнинная, а восточная — скалистая, покрытая хвойным лесом. Остров находится в 12—14 км от старого устья р. Суны, вверх по ее течению на полпути до водопада Кивач. Остров и окружающая его местность очень живописны.

старца... Кирила. — Известный поморский раскольник Кирилл (в миру — Карп) родился в деревне Андреев-Наволок (около старого устья р. Суны) в 1608 г. в семье зажиточного крестьянина Игнатия Васильева. Шестнадцати лет его женили, но через три года он тайно ушел из дому и постригся в монахи в Юрьегорской пустыни (около Каргополя). Затем Кирилл обошел множество монастырей Поморского края, прожил три года в Соловецком монастыре и через 18 лет странствий вернулся в родное село. Родители его и жена, «с радостию плачь смесивше», уговорили его поселиться поблизости на острове Ви́данском, где он и устроил келью. После ухода Епифания в Москву Кирилл выхлопотал у Олонецкого воеводы себе во владение то место на острове, где он хотел создать монастырь, и с разрешения новгородской митрополии на средства своего отца нанял, «древоделы искусныя художники... и изографы», построил небольшой Сунарецкий Троицкий монастырь, в котором постриглись его родители, жена, дочь и внук. Кирилл «крепок бе телом, силен и мощен» одолеваемый «блудными помыслы», он «томил» свою плоть, подставляя обнаженное тело укусам комаров, мух и оводов и избивая себя еловыми ветвями до крови.

В 1684 г. его староверческий монастырь подвергся жестоким гонениям властей, но Кирилл успел бежать и поселился около оз. Выга. Там, в «непроходимой пустыни», он ловил рыбу и питался хлебом из древесной коры; умер он в 1690 г., заслужив именование «первого выгорецкаго пустынножителя». Неопубликованное «Житие» Кирилла не лишено литературных достоинств и интересных исторических сведений (см. ГПБ Q 1, 1062 г., л. 52—152 об.).

300

толчею и мельницу. — У Кирилла была мельница двух родов: он имел возможность устроить водяную мельницу почти прямо против своей кельи на небольшом, но бурном Троицком пороге, образованном гранитной грядой, пересекающей р. Видану (рукав Суны); впоследствии там постоянно была мельница, обслуживавшая местных крестьян и закрытая лишь в начале 30-х годов XX в. Кроме того, у Кирилла была и толчея, т. е. ступа (выдолбленная в камне), в которой толкли зерно толкачом (пестом).

И той мя старец принял... с великою радостию. — Епифаний вызывал в людях симпатию к себе; по «Житию» Кирилла, тот принял его «со всякою любовию» (ГПБ, Q 1, 1062, л. 89); в Соловках «приняли мя с радостию»; когда Епифаний пришел на р. Водлу «принят его Коронилий с радостию» (ГПБ, Q 1, 401, л. 161 об.), или — «радуяся» (Дружинин, № 211, л. 72).

...во Александров монастырь... — В биографии Епифания поясняется: «Кирил восхоте итти во обитель великаго Александра Свирскаго ради поклонения к мощам его и ради приятия от игумена и отца своего духовнаго благословения (на создание у себя церкви. — А. Р.). Понеж оной старец Кирилл прежде живяше во обители Александрове несколько времени» (ГПБ, Q 1, 1062, л. 169). Там Кирилл и получил «образ троицы местной» (там же, л. 98) для основания своего маленького монастыря, названного им поэтому Троицким. Александро-Свирский монастырь был основан в 1487 г. новгородским монахом Александром (прозванным «олонецкое солнце», ГПБ, Q 1, 1062, л. 75) на оз. Рощинском вблизи р. Свири. К середине XVII в. этот монастырь пользовался большой известностью, чему способствовало открытие «мощей» Александра в 1641 г.

в деревне живущим. — Дер. Андреев-Наволок у старого устья р. Суны.

...не обмывся... внидоша в келию его. — Такой поступок считался греховным и был предусмотрен «Чином исповеданию», где спрашивалось: «Или быв с женою и не забывал ли еси еже омытися?», «Или быв с мужем забыла еси омытися и святыни коснулася?» (Требник, М., 1647, л. 29 об., 51 об.). Именно этот факт предопределил в глазах рассказчика успешное нападение беса на Ивана.

во странноприимную келью. — У Кирилла было две кельи (так называлось отдельное жилище монаха) «странноприимница» — для приема странников, а в данном случае для крестьян, приезжавших на его мельницу «ради молотья с хлебом» (Житие Кирилла, ГПБ, Q 1. 1062, л. 84), и келья-«молчальница» — для себя (там же, л. 169). Небольшой монастырь, устроенный Кириллом на этом месте, был расположен в юго-западной части острова на берегу р. Ви́даны, место его установлено нами (в июле 1961 г.) при содействии старожила С. Г. Чикулая (см. фото на стр. 183; кельи Кирилла, где сначала жил и Епифаний, помещались под видными на фотографии высокими деревьями); остатки монастырских построек в виде полусгнивших нижних бревен небольших срубов еще сохранились.

К стр. 182

псалмы. — Религиозные песнопения, приписываемые древнеизраильскому царю Давиду, но частично более позднего происхождения; были собраны в ветхозаветной книге «Псалтыри» и читались при каждом утреннем и вечернем богослужении, а также в бытовом обиходе. «Псалтырь» была основной учебной книгой в древней Руси.

каноны. — Церковные песнопения, выражающие основной смысл и значение того или иного праздника и состоящие из девяти песен; здесь означает положенное по уставу число молитв, которые должны читаться монахами в кельях.

до крещения христова за два дни. — Так называемое крещение господне (богоявление), церковный праздник 6 января. Новые «служебники» были присланы в Соловецкий

301

монастырь в середине октября 1657 г.; Епифаний пробыл после этого в монастыре еще «время некое» и ушел на р. Суну; шел он «четыреста верст», видимо, уже в начале зимы и не менее месяца, следовательно, прибыл к Кириллу в самом конце 1657 г. и был помещен в его келье, которая стояла «пуста», 4 января 1658 г. — за два дня до указанного им праздника.

Кирило... сказал в духовне. — В духовной беседе.

от его келии полверсты... — По биографии Епифания, он построил свою келью от кельи Кирилла «по той же реки пониже на том же острову за полпоприща» (ГПБ, Q 1, 1062, л. 173 об.). Келья Епифания была расположена южнее кельи Кирилла на берегу р. Виданы почти у оконечности Виданского острова, где оба рукава Суны сливаются.

строил себе келейцу... о пяти стенках. — Келья была построена по типу двухкомнатной маленькой крестьянской избы: бревенчатый сруб (вытянутый прямоугольник) разделялся внутренней (пятой) стеной поперек; ремонтируя келью после пожара, Епифаний сделал обычные в крестьянских избах «сенечки» (сени, стр. 184), т. е. устроил еще одну внутреннюю перегородку (параллельную пятой стене), и тогда между поперечной (пятой) стеной и этой перегородкой образовались сени в виде узкого корридора, делящего келью на две неравные части, одна из которых — более просторная, жилая (для отдыха и «рукоделия») имела печь, топившуюся по-черному (без дымохода), а другая часть — «малая» (для «книг» и молитвы) напоминала горницу, она была «белая», т. е. незакопченная, чистая, так как она не отапливалась. Келья имела «оконце» (стр. 189), «мост» (пол, стр. 185) и потолок, бревна конопатились лесным «мохом» (стр. 184), как это было обычно для северных областей в те времена. Дверей было две: при входе «сенные», а из сеней во внутреннее помещение — «келейные» (стр. 186, 191). «Верьх» (крыша, стр. 184) был из теса.

с локтем сажень. — Древнерусские меры длины: локоть — расстояние от локтевого сгиба до вытянутого среднего пальца, приблизительно 46 см; сажень (казенная, или маховая, или косая) составляла приблизительно 178—213 см. Длина одной половины кельи была 225—250 см, а всей кельи около 5 м.

и рукоделия. — Епифаний, по его словам, изготовлял «ведерки или ящики» (см. стр. 202), «ведерцы» (VII, 63), а по его биографии — «кресты делаше деревянные... и сосуды» (Q 1, 1062, л. 180 об.).

стенки вытесал. — Все плотницкие работы, включая изготовление досок, велись при помощи топора, так как пилы в этом крае еще не вошли в употребление.

опечек зделал. — Основание под печь, которое делалось в северных избах в виде низкого четырехугольного бревенчатого сруба, заполненного глиной или песком. На «опечек» устанавливалась печь, сложенная из дикого камня (на Ви́данском острове много гранита) на глиняном растворе («печь склал каменную со глиною», стр. 184).

К стр. 184

на сенишка лесу много. — Приготовленные для постройки сеней бревна.

К стр. 185

бити о лавку, о коничек. — Коник (коничек), лавка для спанья в виде ларя, рундука.

до покрова за две недели. — Покров богородицы, церковный праздник 1 октября, в «записке» Епифания указано, что это было «во 173-м году», т. е. в 1664 г.

пяди три или две. — Пядь — мера длины, равная расстоянию между вытянутыми большим и указательным (или средним, или мизинцем) пальцами, приблизительно 23 см.

302

Никола. — Епифаний призывает на помощь популярного в древней Руси святого Николая (епископ Мирликийский, IV в.), отличившегося, в частности, своими демоноборческими подвигами.

иду на Вытергу... волость велика... — р. Вытегра, вытекающая из Маткозера и впадающая с юго-востока в оз. Онежское; Вытегорский погост известен с XV в. (теперь г. Вытегра, в 18 км от устья реки Вытегры).

К стр. 186

...и аз то паки отдавал требующим. — Перефразировка послания апостола Павла к ефесянам: «...делая своима рукама благое, да имать подаяти требующему» (IV, 28).

во сто седмьдесят третьем году, после велика дни вскоре. — Вскоре после пасхи, т. е. после 26 марта 1665 г.

воздех руки мои на высоту небесную. — Поднятие рук вверх (воздеяние) — ритуальный обычай, восходящий к библейскому преданию и сопутствующий произнесению особенно знаменательных слов молитвы.

черьвей..., глаголемых мравии. — В этом крае обитают самые крупные представители муравьев в России, гнездящиеся в лесах, дуплах, пнях (Насонов Н., 9—10). На Виданском острове этих муравьев множество и теперь.

всяка плоть не похвалится пред богом. — Из первого послания апостола Павла к коринфянам, 1, 29.

варом их стал варить... кошницею носил. — Вар, приготовлявшийся из сосновой смолы и служивший для осмоления судов, был необходим в хозяйстве Епифания, так как у него был «карбас»; кошница — плетеная корзина.

К стр. 187

простите мя... в слове и в деле, и в помышлении. — Перефразировка молитвы в составе ежедневного «Начала правилу»: «Или словом, или делом или помышлением согреших и прости мя» (Канонник, 1651, 4 об.).

К стр. 188

посетившему мя некогда в темнице, Афанасию. — Возможно, что это был тот Афанасий, которому в конце 1666 — начале 1667 г. Иван Неронов писал из ссылки в Москву («Возлюбленному моему и добродею Афанасию Максимовичу», 1, 222). Посещение Епифания Афанасием «в темнице» могло состояться в тот же период (с лета 1666 г. по 27 августа 1667 г.) в Москве или под Москвой (Воробьевы горы или Братовщина) Аввакум писал Афанасию: «Носи гораздо пироги-те по тюрмам-тем» (927). Второй вариант части автобиографии (список М 2) Епифаний адресует не Афанасию, а Симеону, имея в виду, может быть, духовного сына Аввакума, известного в движении раскола Симеона Крашенинникова — игумена Сергия.

послан ти крест... кедровой. — В письме на Мезень к своей семье (осенью 1669 г.) Аввакум сообщает: «И вам же послано девять крестов, — старец (т. е. Епифаний. — А. Р.) трудился... А кресты кедровые послано» (913—914).

К стр. 189

во 172 году... зимой. — Зима 1663—1664 г.

четверик ржи. — Четверть, древнерусская мера сыпучих тел в XVII в. составляла примерно шесть пудов ржи или пять пудов ржаной муки (98 или, соответственно, — 80 кг).

303

за порогами страшными, великими, непроходимыми. — Очевидно, вверх по р. Суне за большими водопадами Кивач, Пор-порог и Гирвас.

ни оленя... соболя, или лисицу драгую. — Здесь названы животные и птица, характерные для данной местности в прежнее время и частично еще сохранившиеся там: северный олень (Гептнер, 1, 310—311), русская лесная куница, заяц-беляк, среднерусская лиса; «лисица драгая», чернобурая, отмеченная в Олонецкой губ. в середине XIX в. (Памятная книжка, 62) и, по свидетельству крестьянина-старожила С. Г. Чикулая, встречавшаяся на р. Суне до недавнего времени, наличие соболя здесь в XVII в. вполне вероятно (Огнев, II, 569); тетерев североевропейский (Дементьев, IV, 52) распространен и теперь.

боран великий. — Очевидно, животное фантастическое.

К стр. 190

слова вырезал на кресте. — На крестах обозначались слова «Царь славы Исус Христос ника»; ника (греч.) в данном употреблении — побеждает.

О преподобнем Ефросине. — Строитель Курженской пустыни на острове оз. Курженского (в 90 км к сев-вост. от Вытегры), где еще в XIX в. были часовня и памятник ему Евфросин перешел в Андомскую пустынь (в 6 км от Андомского погоста, в устье р. Андомы), в которой умер. Видение Евросина Епифанию произошло между эпизодами, датированными в его «Житии» 1663 г. и в его автобиографической «записке» — 1664 г.

прииде ко мне... Варлам. — Вслед за Епифанием к Кириллу пришел соловецкий инок Варлаам, и Кирилл поставил ему келью, «отстоящую от него, яко едино поприще». Варлаам, как и Епифаний, делал «сосуды» и имел только «единую сукняну рясу, иже на нагом теле ношаше всегда без переменения». Когда Кирилл задумал построить церковь, а Епифаний отговаривал его и «предрек» неизбежную гибель церкви от никониан, Варлаам в этом споре высказался дипломатично: «Не ратую бо на Епифаниево проречение, не пресекаю же и твоего усердия...» Кирилл сначала «оскорбися мало», но от слов Варлаама «мало поутешися». Перед уходом в Москву Епифаний беседовал с Кириллом и Варлаамом «и показа им книги своя, написанные на обличение новолюбителей». Занимаясь аскетическими подвигами, Варлаам выкопал под кельей ров, поставил там гроб и «возлежаше во гробе и плакаше по вся дни». От поста он так изнемог, что «едва мощно слышати глас его». Вскоре Кирилл застал его мертвым «во гробе лежаща» и произнес над его телом плач: «О моего сиротства последняго! Епифаний, оставив мя, венца купити пойде, и Варлаам, несказався мне, в неведомый путь убежа...» (см. ГПБ, Q 1, 1062, л. 91 об., 94 об., 106—106 об.).

К стр. 191

прискочиша беси к келии моей, и зашумели... — В автобиографической «записке» Епифания в дополнение к этому рассказывается: «В нощи возговориша громко под оконцом моим: приезд бо бысть бесом на двоих конех и на двоих санех» (VII, 57). Это видение относится, видимо, к зиме 1659—1660 г.

К стр. 192

кондаки. — Церковные песнопения, содержащие краткое описание жизни Христа, богородицы, святого или излагающие основное содержание праздника.

икосы. — Церковные песнопения, излагающие основные обстоятельства жизни богородицы или святого.

писано во «Отечьнике» — «Отечниками» или «Патериками» назывались распространенные

304

в древней Руси переводные или, в отдельных случаях, оригинальные сборники повестей о жизни «святых отцов» — христианских подвижников. В составе библиотеки Соловецкого монастыря сохранился один из таких «Отечников», так называемый «Лавсанк», а также «Пролог» (обе рукописи XVII в., ГПБ, Сол. № 456/487, л. 195—196; № 494/704, кн. 2, л. 1—2), в которых помещена повесть, пересказанная здесь Епифанием. В повести речь идет о Ватопедском монастыре (на Афоне). Мартирий, а затем, очевидно, и сам Епифаний литературно обработали эту небольшую повесть, сообщили ей образность и живость изложения, отсутствовавшие в оригинале.

«Радуйся, невесто неневестная». — Заключительный припев, многократно повторяющийся в составе канона богородице (Канонник, М., 1651, л. 202, 208 об., 209 об., 210 об. и др.).

К стр. 193

акафисто. — Акафист, хвалебное песнопение, здесь в честь богородицы, состоящее из 25 отдельных песнопений (кондаки, икосы).

«Воду прошед». — Ирмос «Воду прошед, яко по суху», воспевающий библейское избавление израильтян от египетского пленения (Канонник, М., 1951, л. 4).

...всем братиям, умеющим грамоте..., а неумеющии туто ж стоят. — В XVII в. больше половины соловецких монахов (выходцев из крестьян и поморов) и даже часть священников были неграмотны; одним из поводов для отказа от новых церковных книг для них было то, что они «грамоте ненавычны и к учению косны» (III, 5).

три накона. — Три раза; након — обозначение кратности действия.

«Что будет смерти нету... Господи, возми душу мою от мене...» — Стремление к смерти считалось большим грехом; в «Чине исповеданию» был вопрос: «Или просил еси себе смерти?» (Требник, М., 1647, л. 28 об.); в одном из поучений говорилось: «Неправедно есть жгому недугом себе заклати и погубити, ...неподобно ...заклати себе ножем отчаяния...» (Евангелие учительное, М., 1652, л. 16). Епифаний отвергает этот запрет потому, что он, как ему кажется, пролил свою кровь «помощию христовою» за правое дело, что позволяет ему уподобить себя священномученикам, о которых говорилось: «Кровь свою пролил еси за Христа», «и за веру пострадал еси до крове» (Минея общая, М., 1650, л. 71 об., 73).

К стр. 194

помаза ми раны те серою еловою, нутреннею. — Сера или живица (терпентин) — смола ели или сосны, добывавшаяся при помощи глубокого надреза в коре и древесине дерева (поэтому Епифаний называет ее «внутренней») и употреблявшаяся для технических и медицинских целей.

в седмый день после мучения. — 21 апреля 1670 г.

на Угрешьском подворье Никольском. — Помещавшееся в московском Кремле подворье (контора и гостиница) Николаевского монастыря на Угреше (см. стр. 270).

от сонмища никониянска. — Имеется в виду церковный собор 1666—1667 гг.

Никифора протопопа. — В отличие от других пустозерских «соузников», Никифор не был ни выдающимся первоучителем раскола, ни писателем. Он оказался первой жертвой, при помощи которой приглашенные царем в Москву «вселенские» патриархи Паисий александрийский и Макарий антиохийский (см. стр. 277) постарались утвердить свой духовный авторитет и власть. Приставленные к патриархам русские дворяне донесли царю (13 октября 1666 г.), что «идучи святейшие вселенские патриархи... в Синбирску, государь,

305

протопопа Микифора за ослушанье и за непокоренье о крестном знамении и за то, что не служит по новым служебником, остригли и в тюрму приказали посадить...» (Гиббенет, II, 961). Никифор был привезен в Москву, осужден церковным собором, но так же, как и Аввакум, не подвергся «казни» отсечения языка. Затем вместе с Аввакумом, Епифанием и Лазарем он был сослан в Пустозерск. В челобитной к царю (конец 1668 — начало 1669 г.) Аввакум писал: «Брат наш, синбирской протопоп Никифор, сего суетнаго света отыде...» (756).

К стр. 195

в Братошино. — У Аввакума названо точнее: «В Братовщину ко мне обоих привезли» (705); Братовщина — село в 32 км от Москвы на полпути в Троице-Сергиеву лавру (г. Загорск), где цари, отправлявшиеся в Лавру, останавливались для отдыха.

Василей Бухвостов. — Василий Борисович Бухвостов, голова московского стрелецкого полка (полковник), стольник, думный дворянин, с 1697 г. воевода в Казикермене, с 1698 г. — окольничий; его стрельцы в 1666—1667 гг. обычно были «в провожатых» при ссыльных из Москвы в разные места «бунтовщиках». Епифаний и его товарищи были отправлены в Пустозерск под охраной подчиненного Бухвостову сотника Федора Акишева (Барсков, 150). Бухвостов был близок А. С. Матвееву (см. стр. 283) — «сотрапезник Артемонов»; ожидая его возвращения из ссылки в 1682 г., он «радость обрете, понеже Артемона ожидаше вскоре, и будут царством владети паче прежняго и людми мять и обидети бедных и продавать» (Повесть о стрелецк. восст., л. 707, сообщ. В. И. Буганов).

на Болото. — Болотная площадь, которая была расположена напротив Кремля по другую сторону р. Москвы, между р. Москвой и ее старым руслом; с восточной стороны к Болоту подходил «государев сад». На площади происходили кулачные бои и казни. «Казнь» Епифания и Лазаря «учинена на Болоте августа в 27-м числе» 1667 г. (Барсков, 147).

отрезаша нам языки. — По рассказу Лазаря: «Были-де две плахи и два топора и, посадя на скамьи, языки наши вырезали» (710).

в мале души не вытрясли на телегах. — Епифания и Лазаря везли окольными путями «по за слободам, по полям, з дороги на дорогу перенимаяся, яко же кто есть не благо, паче зло сотворил, укрываяся бегает» (710).

Тогда Аввакум... — Этот эпизод подробнее описан Аввакумом: «Егда сию грамоту писал, в то время старец ко мне прислал из иныя избы стрельца с радостию: не кручинься-де и обо мне, и мне-де дала язык пресвятая богородица... И я, Аввакум, збродил к нему, сам встащился... Аз же возрадовахся, начен «Достойно» говорить, он же у меня перехватил со усердием великим, и тако кончили отпуст. Поговоря кое-что, разыдохомся, сказывая мне, как проглаголах и как его казнили... она же (богородица. — А. Р.) мне отверзла уста и язык даде, и учал говорить ясно» (711—712).

«Достойно есть». — Молитва в честь богородицы, по словам Аввакума, ее «всегда говорят в начале всякаго правила» (688). «Слава» и «Ныне» — начальные слова стихов молитвы, обращенной с хвалою к богу и с просьбой о заступничестве.

И по трех днех повезоша... — Епифания и др. повезли в Пустозерск 30 августа 1667 г., следовательно, приведенный выше эпизод датируется 26—27 августа.

до Вологды. — Путь в Пустозерск проходил через Вологду.

взем персты мои и положил в зепь. — Епифаний, как и другие вожди раскола (см. стр. 287), старался сохранить свои отсеченные пальцы; зепь — сумка, пазуха.

«Помилуй мя, боже, по велицей милости твоей... возрадуется язык мой правде твоей». — Псалом 50, 3, 16.

306

К стр. 196

«Господи, уста мои отверзеши, и уста моя возвестят хвалу твою». — Псалом 50, 17— 18.

«Предзрех господа предо мною выну, яко одесную мене есть... возрадовася язык мой». — Псалом 15, 8—9.

«Вопроси отца твоего, и возвестят тебе, старца твоя, и рекут ти». — Из библейской книги Второзаконие (32, 7).

болше дву недель. — Т. е. в начале мая 1670 г.

на возду́хе лежат... взял рукою моею со возду́ха. — Епифаний имеет в виду церковный «возду́х» (см. стр. 236).

К стр. 197

«Благословен господь бог израилев, творяй чудеса един». — Псалом 71, 18.

сие было 179 году в великий пост, тогда хлеба не ел две недели три дни. — 1671 г., в период великого поста, длившегося в данном году с 14 марта до 22 апреля. Этот пост подробно описан Аввакумом: «Дьякон Федор да Епифаний — старец до суботы пятыя недели пищи не принимали ж... я и старец десять дней сперва и воды не хлебали», после 20 дней поста «старец в суботы и недели (воскресные дни. — А. Р.) ел»; Аввакум и Лазарь, оказавшиеся более стойкими, «журили» Епифания и Федора (он «все квасом забавлялся крепонько»), когда они «захотели есть, да изнемогли; нечево стало делать, — добавляет Аввакум, — благословил я и(х) нехотя. Егда же дожили до четвертыя суботы, старец и дьякон взалкали...» (719—722).

К стр. 198

образу нерукотворенному спасову. — По восточным и западным средневековым легендам, Христос сам воспроизвел «нерукотворно» свое лицо на полотенце, которым он вытерся.

писано величество царево. — Царский титул.

«Веруете... в духе святаго не истиннаго?..». — Упоминаемый здесь царский наказ не сохранился, но, очевидно, что пересказом документа в такой форме Епифаний умышленно придает ему кощунственный смысл. В наказе должна была идти речь о признании формулы символа веры без ранее входящего в нее слова «истиннаго» (см. стр. 210).

поперег долони. — Поперек ладони.

многажды умирал от дыма. — Ср. у Аввакума: «задушили было меня... и дыму негде было итти» (В, 200); мучение узников дымом было распространено. Еще Максим Грек «и от дыма и от горести темничные был на мног час, яко мертв», а писца его Селивана «в дым повесили и дымом уморили» (Горский и Невоструев, II, 579; Паскаль, 161, 8). Федор писал из Пустозерской темницы: «Гладом и наготою... утомляем есмь, и дымом повседневным и горким чадом умерщвляем всегда» (VI, 132).

К стр. 199

...время Феофила-старца, он плакал 30 лет над корчагою. — В Киево-Печерском патерике рассказывается о Феофиле, который имел «сосуд» и, когда на молитве «прихождаху ему слезы», собирал их в него, «наполнив слез за многа лета», чем и старался угодить богу. Но слезы эти были отвергнуты: перед смертью Феофила к нему якобы явился ангел, который показал ему другой «сосуд», больше первого, «благоухания исполнен», — в

307

нем-то и находились слезы, пролитые Феофилом случайно мимо приготовленного им сосуда. Епифаний мог ознакомиться с этим сюжетом по изданию «Патерик или Отечник Печерский» (Киев, 1656 и 1661) или по рукописным «патерикам» (в Соловецкой библиотеке сохранилось семь списков «печерских патериков»), но он передавал этот рассказ по памяти, заменив «сосуд» «корчагой» (большой глиняный горшок или чугун) и добавив, что Феофил плакал «30 лет».

сотник. — Воинское звание стрелецкого командира (начальник сотни) здесь, видимо, Федор Акишев, привезший Епифания и его друзей в Пустозерск и стороживший их там.

кляпичек. — Короткий и широкий нож.

К стр. 200

крест... поклонной или воротовой. — а) Крест значительных размеров, Епифаний около своей кельи читал «по книге... у креста болшово» (стр. 187); б) крест нательный, носившийся у «ворота».

тропарь: «Спаси... люди своя». — Тропарем называется часть церковного песнопения, стихи в каноне; это тропарь «честному кресту» (Минея служебная, М., 1644, л. 199).

кондак: «Вознессыйся иа крест». — Кондак (см. стр. 303) Христу (Минея служебная, л. 207).

ирмос: «Божественное... крестную силу». — Ирмосом называется первый стих канона, связывающий последующие стихи (тропари); здесь ирмос из канона кресту, слова «Слава, господи, кресту твоему честному», «И ныне» — вставлены Епифанием (Минея общая, М., 1650, л. 195).

«Да воскреснет... аминь». — Молитва кресту, входившая в повседневные «спальные молитвы» (Канонник, М., 1651, л. 29—30); вместо слов «помогай нам» Епифаний пишет «помогай ми».

кресту твоему... славим. — Тропарь из службы на крестопоклонную неделю (Триодь постная, М., 1650, л. 369).

К стр. 201

Господи... помилуй нас. — Иисусова молитва (см. стр. 292).

И приступя ко кресту... — Перефразировка молитвы на крестопоклонную неделю (Триодь постная, л. 383 об., 386), далее просторечная переделка фраз той же молитвы: «К тебе возведох очи мои», «И облобызаем древо честное» (л. 392, 393), «Сподобишася целовати... крест твой» (390).

и всю внутреннюю мою... — Использование псалма 102, 1.

«Верую, господи, яко ты...». — Использование начала молитвы перед причастием (см. стр. 252).

«Господи... яко благ и человеколюбец». — Это отпуст, молитва, которая произносится священником в конце каждой службы, но разнообразится по содержанию. Епифаний взял за основу наиболее полный отпуст — на пятницу (посвященный кресту и Иоанну Предтече; Служебник, М., 1651, л. 71—71 об.), заменил упомянутых в нем св. Иоакима и Анну Николаем и добавил близких ему соловецких подвижников (см. ниже).

Сие кресту свершение. — Описанная Епифанием служба кресту не является повторением тех крестовых служб, которые были приняты церковью; она состоит из распространенных канонических (но своеобразно расположенных) песнопений, перемежающихся молитвами, составленными, видимо, им самим в чисто народном духе: «Спаси их, свет наш...», «... зрю к тебе, свету», «Поклоняюся тебе, свету» и т. п. Епифаний приводит эту службу

308

кресту полностью потому, что рассматривает ее как свое сочинение, применяемое им для освящения самодельных крестов.

предотеча... Иван. — По евангельской легенде ближайший предшественник Христа, подготавливавший народ к его принятию.

Герман. — Один из основателей Соловецкого монастыря. В 1428 г. он с рыбаками посетил Соловецкий остров, но не остался жить там, а вернулся в часовню в устье р. Выга; в следующем году переселился на Соловки вместе с Савватием. Герман был неграмотен, он велел записать грамотным монахам свои рассказы о Зосиме и Савватии, положенные впоследствии в основу их «Жития». Будучи послан в Новгород, он умер в 1478 г. в монастыре Антония Римлянина. Его «мощи», погребенные сначала в часовне деревни Хавроньиной при р. Свири, были перенесены в Соловецкий монастырь в 1484 г. Герман считался местночтимым святым с 1617 г., что было официально утверждено в 1690 г.

Иринарх. — Игумен Соловецкого монастыря (1614—1626 г.), ум. в 1628 г. Значительно усилил обороноспособность монастыря, руководил постройкой двух башен, части стены, проведением глубоких рвов, укреплением Сумского острога и др. Заключил перемирие со шведскими воеводами Эриком Харе и Христофором. Об Иринархе сложилось много легенд, которые были, несомненно, известны Епифанию, так как он пришел в Соловки в то время, когда там ученик Иринарха Иларион написал (в 1644—1645 гг.) «Житие» своего учителя, украшенное этими легендами (Сол., № 238). Аввакум объяснил значение памяти Иринарха для соловецкого восстания. Во время обороны Соловецкого монастыря от царских войск раскольники-повстанцы решили, очевидно, укрепить свой авторитет обновлением памяти Иринарха (к 40-летию его смерти). Описывая соловецкую осаду («в осаде сидят седмь годов милые, алчни и гладни, наги и боси...», 522—523), Аввакум (в 1675 г.) указывал: «Того ради, утешая их, бог изведе из земли («открытие» мощей. — А. Р.) стараго игумна Иринарха...» (523), «И ныне явился новой святой Илинарх в Соловецком монастыре...: не прах ли был Илинарх-от в земле лежал. Кто ево знал? земля-ино земля! А ныне, яко мирсина («древо райское». — А. Р.) взошел, зело завонял (начал благоухать. — А. Р.) во всю Русскую землю... Тако и Иринарх во всей земли верных возвеселил, а никониян в(з)бесил... и скорбь им наведе явлением» (522). Иринарх был признан местночтимым святым.

делаю аз сего рукоделия дватцать пять лет или... близ и тридесяти лет. — Вторая часть «Жития» Епифания была написана между 1673—1676 гг., следовательно, «рукоделие» свое автор начал в 40-х годах XVII в., т. е. еще в Соловецком монастыре.

К стр. 202

четыри денги. — Денга — редкая в XVII в. серебряная древнерусская монета, равная 0,5 коп.

от «Пчелы-книги». — Широко распространенный в древней Руси рукописный сборник изречений и кратких рассказов главным образом нравственного и бытового характера, восходящий к византийскому оригиналу XI в. и содержащий отрывки из Библии, сочинений «отцов церкви», античных писателей, а впоследствии — и древнерусских авторов; ср. в «Пчеле»: «Мудрый досаду терпит и от всех прекословие таит...» (Щеглова, 38).

От книги «Маргарита»... — Епифаний дает несколько измененное толкование Иоанна Златоуста: «Образ тому дарова на начертание телесно, но властный сан, разсудительну силу, еже добродетельми уподоблятися сотворшему» (Маргарит, М., 1641, л. 469 об.).