ЗАПИСКА О ЖЕСТОКОСТЯХ ВОЕВОДЫ ПАШКОВА,
ПРИЛОЖЕННАЯ К ПЕРВОЙ ЧЕЛОБИТНОЙ
АЛЕКСЕЮ МИХАЙЛОВИЧУ
В 169* Афонасей Пашков* увез из Даур Никанские земли два иноземца, Данилка да Ваську, а те люди вышли на государево имя в даурской земле в полк к казакам.
Да другие два перевотчика, Ивашко Тимофеев Жючерской да Илюшка Тунгусской, жили у тех же даурских казаков многие лета. И Ивашковым да Илюшкиным толмачеством государю сбирали казаки государские ево казны многие лета.
А после розгрому Богдойскова пришли достальные казаки снизу ко Офонасью Пашкову на Иргень озеро. А те четыре человека: Данилко, да Васька, да Ивашко, да Илюшка, пришли с ними же, казаками, служить великому государю. А воевода Афонасей Пашков у казаков их отнял и взял к себе во двор сильно, и оне и по се время плачючи, живут, мучася у него во дворе, пособить себе не могут. А бьют челом великому государю, чтоб их свободил от порабощения и пожаловал в свой чин государев. Да он же, Афонасей, увез из Острошков от Лариона Толбозина троих аманатов: Гаврилка, Алешку, Андрюшку. Да он же увез 19 человек ясырю у казаков: Бакулайко да две ево дочери, имен их не помню, Марьица, Анютка, две Овдотьицы, четыре Маринки, две Палашки, и третьяя Овдотьица ж, три Анютки ж, Офроська с братом с Ывашком. И те все люди у него.
А та землица без аманатов и досталь запустела, государевым людям быть не у чево, лише государеве казне напрасная проторь. Да он же, Офонасей, государевых служилых двух человек взял во двор к себе сильно: Олешку Брацкова да Юшку Иванова. А те все люди, кроме государя, помощника себе не имеют.
Да он же, Афонасей, живучи в даурской земли, служивых государевых людей не отпущаючи на промысл, чем им, бедным, питатися, переморил больши пяти сот человек голодною смертию. А которые, не претерпев гладу
192
ходили промышлять нужные пищи, и он, Афонасей, их пытал, бил кнутьем, и ребра ломал, и огнем жег. Таковых ради вин Ивашко Сватеныш да Климко Шамандрухин с товарыщи, осмь человек, свою казачью лошедь [съели]1, и он их, пытав, в тюрьме и уморил. Ияков Красноярской молыл: «Только бы-де воевода по государеву указу ехал прямою дорогою, и мы бы-де нужи такие не терпели». И он, Афонасей, ево, Иякова, за то, бив кнутом, жжег до смерти. И к моему протопопову зимовью мертваго кинул под окошко, что он, Ияков, на пытке творил Исусову молитву.
Да он же, Афонасей Пашков, двух человек, Галахтиона и Михаила, бил кнутом за то, что один у него попросил есть, а другой молыл: «краше бы сего житья смерть!» И он, бив за то кнутом, послал нагих за реку мухам на снедение и, держав сутки, взял назад. И потом Михайло умер, а Галахтиона Матюшке Заряну велел Пашков в пустой бане прибить палкою. А преж тово ево же, Галахтиона, и Стефана Подхолюгу, и Харпегу, и иных многих бил кнутьем за то, что оне с голоду кобыльи кишки немытые с калом и кровь с снегом хватали и ели от нужи великия.
Березовскаго казака Акишу бил кнутом за то, что он ево, Афонасьевы, три щуки распластал нехорошо, не умеючи. Такова ево милость, Афонасьева, была к государевым служивым людям. Кожи, и ноги, и головы давал есть казакам, а мяса своим дворовым людям. А иных двух человек повесил, ей, безвинно.
Прочих же ево ругательств и муки к государевым служивым людям не достанет ми повествовати лето*. А иные ево, Афонасьевы, ругательства сказать странно и страшно: при смерти их и причащать мне не давал, и пречистыя тайны у меня отнял и держал у себя в коробке. Да приходили в Нерчинской острог из Енисейска служилые люди, пятидесятник Иван Елисеев с товарыщи, с грамотами государевыми,
193
как бог дал государыню царевну и великую княжну Софью Алексеевну*. И он, Афонасей, для вести, чтоб про него на Руси неведомо было, не отпустил их назад и уморил в дощенике двух человек, прикащика самова Ивана да толмача Констянтина.